Немного ярости

Нет ничего лучше летних каникул. Вот только у тех, кто учится в техникуме летние каникулы не три месяца, а два с половиной. Зато взрослая жизнь наступает быстрее, чем у тех, кто решил идти длинным скучным путём школа – университет. Игнат тоже собирался в универ, но только заочно. К счастью, до этого было ещё далеко, а лето – вот оно, текло за окном автобуса, как широкая светлая река с зелёными берегами.

За три часа пути можно было подумать обо всём, но Игнат просто сидел, смотрел в окно и слушал музыку. Он выбрал место в конце салона, подальше от людей, хотя автобус был полупустым. Люк над головой был открыт, и ветер дул прямо в лицо. Когда-нибудь он купит себе кабриолет и поедет на море. Родители предлагали Игнату ехать на море уже этим летом, но он сознательно решил ехать в деревню, где дед обещал устроить его на лето помощником энергетика на ферму. Самостоятельный, сказала мама, а отец ничего не сказал, но в его глазах появилось выражение, которое Игнат раньше не замечал, что-то похожее на грусть, смешанную с лёгкой завистью. Ну и дурак, сказала сестра, как можно променять море на вонючую ферму? Смотри, какой купальник мне подарила мама. Купальник был красивый, но Игнат едва сдержал себя, чтобы не сказать, а зачем тебе лифчик, туда всё равно пока нечего прятать. Сестра была ещё маленькая, а он был уже взрослый. Ну, может ещё не был совсем взрослым, но уже ощущал себя таким.

По телефону дед предложил его встретить, но Игнат возмущённо отказался, точно так же, как отказал отцу, когда тот сказал, что может отвезти сына на машине. Мама сказала, у тебя же будет много вещей, и Игнат показал ей плотно набитый рюкзак. Это всё, спросила мама. Мне больше ничего не нужно, ответил Игнат, и отец снова посмотрел тем самым взглядом.

Игнат повернул голову. За окном мелькали знакомые места, как музыка, звучащая в наушниках. Franz Ferdinand сменил Linkin Park, и автобус въехал на центральную улицу деревни. Игнат встал, закинул на плечо рюкзак и пошёл к выходу, хватаясь за поручни. Здесь выходил он один. Автобус остановился и открыл переднюю дверь. Игнат сказал водителю спасибо и ступил на твёрдую землю. Автобус закрыл двери, двигатель рявкнул, и крышка на выхлопной трубе начала лязгать. На улице было прохладнее, чем в салоне. Автобус исчез в облаке пыли, и Игнат остался наедине с собакой, спящей в тени остановки, простого навеса с тремя стенками и жёлтой вывеской. Собака был пыльная, как и дорога. Наверное, она кого-то ждала. Собака открыла один глаз, а потом снова закрыла, когда Игнат прошёл мимо.

Он выключил музыку и спрятал наушники. К дому деда нужно было идти в обратную сторону через половину деревни. На улице было пусто, даже возле магазина и почты никого не было. Игнат, как местный, пошёл не по тротуару, а прямо по дороге. Её недавно ремонтировали, по асфальту змеились залитые битумной эмульсией трещины, похожие на иероглифы, как будто дорога хотела донести до людей что-то важное. Зацокали копыта, и навстречу проехал старик в телеге, запряжённой серой лошадью. Игнат кивнул головой. Старик ничего не сделал, а лошадь махнула хвостом.

***

Бабушка была дома. Она услышала скрип калитки и вышла на крыльцо, как капитан корабля выходит на мостик. Дом был не деревенской рубленой хатой, а обычным одноэтажным домом из силикатного кирпича, который дед, колхозный ветеринар, получил ещё лет двадцать назад. Радостного лая больше не было, потому что Полкан издох ещё два года назад, и нового пса дед не завёл.

– Как ты вырос, – сказала бабушка.

Игнат обрадовался, но виду не показал. Он мечтал в будущем году попасть в сборную техникума по баскетболу, но ему казалось, что не хватает роста. Теперь же притолока оказалась ниже, чем он запомнил в прошлый приезд. Бабуля обняла его, и в который раз Игнат поразился, что от неё пахнет не так, как обычно пахнет от пожилых деревенских женщин. Бабуля всю жизнь проработала учителем, и Игнат ни разу не видел её ни в валенках, ни в резиновых сапогах. Она до сих пор пользовалась духами.

Он скинул рюкзак в прихожей и пошёл мыть руки. Дом был полон предметов и запахов, которые он видел и обонял раньше, но за год успел забыть. Сильнее всего пахло жареной картошкой с салом, едой, которую мама готовила редко. Весь дом был изнутри обшит вагонкой, как будто дизайном занимался сошедший с ума лесоруб. Из часов закуковала кукушка, и этот звук сделал всё происходящее ещё роднее и знакомее.

За едой он не успевал отвечать на бабушкины вопросы. Когда Игнат пил компот, явился дед. Он не обнимался, а просто пожал руку.

– Ты бороду отрастил, – сказал Игнат.

У него в рюкзаке лежала бритва, которой он раз в неделю скрёб щетину на щеках и подбородке. Борода у деда была седой и делала его похожим на актёра из чёрно-белого кино. Дед долго мыл руки, а потом так же долго тёр полотенцем.

– Нашли? – спросила бабушка.

– Нет, – сказал дед, садясь к столу.

– Кого? – спросил Игнат, и кукушка высунулась из часов и прокуковала три часа.

– Корова удрала с фермы, – сказал дед.

Люди здесь жили совсем не так, как в городе. Там, в столице, Игнат совсем забыл, что всё это действительно существует – деревня, поле, лес, речка, коровы, рыбалка. Даже дед с бабулей превратились просто в голоса в телефоне. У деда до сих пор тот же телефон, с которым Игнат ходил в пятом классе школы. Сестра не очень любила ездить в деревню, она не любила запах навоза с полей, боялась пауков, собак и свиней, сыто хрюкающих в сарае.

После обеда Игнат вышел в сад. На стволах яблонь ещё сохранилась побелка. Хотелось закурить, но он старался бросить и даже не взял с собой сигареты. Всё было на месте, всё было, как раньше: сад, огород с ровными, как будто причёсанными, грядками, теплицы, сарай, гараж и хлев, но что-то изменилось. Кажется, это уже он сам не совсем тот, что был раньше. В гараже он осмотрел старый мопед, на котором научился кататься три года назад. Видно, что его недавно протирали от пыли, смазанная цепь блестела.

Игнат пошёл посмотреть на свиней в хлеву, но они сделали вид, что не узнали его. За хлевом начиналось бескрайнее жёлтое поле цветущего рапса. Жёлтое море, подумал Игнат.

***

Уже ложась спать в своей комнате, Игнат вспомнил, как много лет назад дед перед сном рассказывал сказку. Интересно, он это помнит? Сказка была странная, непохоже, что дед где-то её прочитал, скорее всего, выдумал сам. Заснуть мешала непривычная обстановка и огромная, туго набитая подушка размером примерно метр на метр. Игнату хотелось курить, и, чтобы отвлечься, начал вспоминать.

Жили-были, начинал дед, семь братьев. Давно, спрашивал маленький Игнат. Не очень. Не перебивай. Седьмому, самому младшему, было семь лет. Звали его Илья. Как тебя, спрашивал маленький Игнат. Как меня, отвечал дед, не перебивай. Дед их был колдун, вернее, его так называли в деревне. Жил этот старик на хуторе в лесу. В деревне его побаивались, а маленький Илья очень его любил. Все свои силы старик должен был передать Илье, потому что тот был седьмым сыном седьмого сына. Старик учил внука всем премудростям – как собирать травы, как заговаривать болезни, как общаться со зверями и птицами, как вызывать дождь и засуху. У деда была безрукавка из шкуры волка, когда он надевал её, то мог превращаться в волка. Илья просил научить и его. Мал ещё, говорил дед, и безрукавка тебе велика, вот станет впору, тогда и научу тебя. Но маленькому Илье очень хотелось превратиться в волка, и однажды, когда дед ушёл куда-то по делам, он накинул безрукавку на себя и сказал нужные слова, которые когда-то подслушал у деда.

И что было дальше, спросил маленький Игнат. Вместо того чтобы погрузить в сон, история захватила его и не давала сомкнуть глаз. Он превратился в волка, продолжал дед. Маленького волчонка. Сначала было весело, а потом он испугался. Безрукавка намертво приросла, а он не знал, как её снять. И пальцев уже не было, только волчьи лапы. Дом был заперт, а то волчонок убежал бы в лес от страха, и остался бы в волчьем образе навсегда. Потом пришёл дед и сразу всё понял. Он снял свой тяжёлый пояс и отхлестал волчонка, а потом, когда тот мог только скулить, сказал волшебные слова и снял с Ильи безрукавку. Больше не делай так, пока я не разрешу, сказал дед. Ты мог бы остаться волком навсегда, и постепенно утратить разум, и, даже если бы мне удалось освободить тебя, ты остался бы безумным. Если мать спросит, откуда синяки, скажешь, что с яблони упал.