Сказки

Размер шрифта:   13
Сказки

Незнамо что

Пошли незнамо кто незнамо куда искать незнамо что.

И шли не знамо, как, но не нашли ни пути, ни дороги.

И узнали приметы незнамо чего, но не знамо, к чему.

И приметы незнамого были точные: то ли оно хорошее, как мечта, то ли плохое, как враг, то ли не знамо, какое.

По ним и ловили то мечту, то врага, то незнамо что.

Но мечты таяли, враги мешали, а незнамо что утекало.

И так искали незнамо кто да выискивали незнамо что, пока не прошла не знамо, в чем, вся жизнь.

И только тогда сообразили:

– Мечта – всегда далеко, а враг сам найдется!

– А незнамо что, стало быть, не нужно!

Но было поздно: жизнь уже прошла не знамо, как.

Край без общего

В Неизвестном крае люди перестали делиться.

Сначала там не сдавали место: в свое не пускали, в чужое не заходили, а общее стерлось.

И так замерли.

Потому что остались без дороги.

Она-то и была общей!

Затем там не давали добра: своего не отпускали, к чужому не подходили, а общее исчезло.

И так оголодали.

Потому что остались без пищи.

Она-то и была общей!

Потом там не отдавали себя: в себя не впускали, в чужих не входили, а общие не появились.

И так вымерли.

Потому что остались без детей.

Они-то и были общими!

Наконец, там не передавали вестей: своих не выпускали, чужих не находили, а общие не возникли.

И так забылись.

Потому что остались без памяти.

Она-то и была общей!

Так что теперь не известно даже, был ли тот край.

Да и люди ли там жили.

Власть выше тайны

В Безвластном крае страдали из-за тайной силы.

Что бы наверху ни затевали, внизу плакали:

– Опять нам хуже, а отчего – невдомек…

Но и наверху не знали, что к чему и почему хуже.

И вот однажды во Властном совете заспорили.

Одни говорили, что ими кто-то управляет:

– Ничего не ясно: ни что такое мир, ни кто люди, ни что с ними делать. Значит, есть высшая тайная сила!

Другие считали, что силу надо искать и вычислять:

– Смотрите и думайте, а когда найдете, обсудим.

Первые не соглашались с ними:

– Мы уже искали, да не нашли. Она же тайная!

– Покажете тайное, – отвечали вторые, – поверим.

– Да что искать? – спорили первые. – Мы же власть!

– Над тайным нет власти, – щурились вторые.

– Тем легче! – извернулись первые. – Проголосуем!

– Знания и мысли – не под властью, – уклонялись вторые. – Знания надо узнать, а мысли продумать.

– Вот еще! – возразили первые. – У каждого – свои мысли, и только мы, власть, утверждаем общие.

И решили проголосовать.

А когда проголосовали, вышло, что признали:

– Высшая тайная сила, что управляет нами, есть!

Это был самый трудный вопрос, который решил совет, и остальные вопросы одолевали потом легче: голосовали и своей властью решали, что такое мир, кто такие люди и что с ними делать или не делать.

Так в том крае власть победила тайную силу.

– Ежели кому что невдомек, – заключили в совете, – теперь мы сами управляем тем, что управляет нами!

Тайна голода

Бедняк из Мятежного края, чтобы не умереть от голода, мечтал убить правителя.

Или хотя бы поднять мятеж.

Или хотя бы ограбить богача.

Или хотя бы жениться на его дочери.

Или хотя бы наесться досыта.

Или хотя бы сбежать от такой жизни.

Или хотя бы узнать страшную тайну: почему же он все-таки умирает от голода.

И вот как-то однажды отправился бедняк убивать правителя.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ накинулся на охрану и убил правителя.

А бедняка освободили, и он стал поднимать мятеж.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ напал на охрану и поднял мятеж.

А бедняка освободили, и он начал грабить богача.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ разогнал охрану и ограбил богача.

А бедняка освободили, и он принялся любить дочь богача.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ разметал охрану и отлюбил дочь богача.

А бедняка освободили, и он нашел еду.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ затоптал охрану и наелся досыта.

А бедняка освободили, и он пустился бежать.

Но его схватила охрана.

– Люди! – крикнул бедняк. – Не для себя стараюсь!

Народ смял охрану и разбежался.

А бедняка освободили, и он задумался о страшной тайне: почему же он все-таки умирает от голода.

И охрана даже не успела его схватить.

И он даже не крикнул людям.

А народ даже не шевельнулся.

Потому что на этой мысли о своей страшной тайне бедняк умер от голода.

На том и закончились его мечты.

А после его смерти новый богач дал денег новому правителю, и тот поставил бедняку памятник.

А дочь богача принесла к этой статуе цветы.

А охрана выдавила на памятнике разгадку тайны.

А народ прочитал ее.

Разгадка же была простой:

«Не для себя старался!»

И больше в Мятежном крае мятежей не поднимали.

Потому что, глядя на памятник, поняли, что мечты не спасают ни от голода, ни от смерти.

А если и спасают – только от жизни.

А дочь богача вышла замуж за нового правителя, и они жили долго и счастливо.

И народ тоже любил ее.

И умерли они не от голода.

Политика

Недоросль из одного столичного города спросил у прохожего, что такое политика.

– Политика, – ответил прохожий, – слово не наше, а ихнее. По-нашему – долбёж. Но не тот, что по голове, а тот, что ее не трогают, а до мозгов доходит.

Подивился недоросль на политику и решил ее сам попробовать.

Прыгнул он на прохожего и давай его долбить.

Долбит, долбит, но голову не трогает, а спрашивает:

– До мозгов доходит?

А прохожий кричит, как будто дошло:

– Что такое?

А недоросль знай свое долбит:

– Доходит до мозгов?

Прохожий – опять:

– Что такое?

Недоросль не выдержал и ударил по голове:

– А сейчас?

Но прохожий – за старое:

– Что же это такое?

Тут недоросль сдался и объяснил:

– Сначала, – сказал он, – была политика, а теперь – долбёж. Это – политика наша, а не ихняя.

Но прохожий посмеялся над недорослем.

А затем объяснил по-своему:

– Ты меня бил, а ответа не добился. Это – долбёж. А я тебя не трогал, а ответ получил. Это – политика.

С тех пор недоросль из столичного города никого больше не трогал и занимался только политикой.

Управа

Избирательный край без управы разваливался.

Поэтому здесь провели выборы.

Прошло время.

Край продолжал разваливаться.

Встретились как-то двое избранных.

Один был избран править, а другой – быть слева.

– Что же ты не правишь, а правеешь? – спросил тот, что был слева.

– Ты меня не правь, – ответил тот, что не правил. – Мое дело – правое, а твое – левое.

На том и разошлись.

Прошло время.

Край продолжал разваливаться.

Провели новые выборы.

Того, что был слева, избрали править, а того, что не правил, быть справа.

Прошло время.

Край продолжал разваливаться.

Встретились снова двое избранных.

– Что же ты не правишь, а налево? – спросил тот, что был справа.

– Ты меня не правь, – ответил тот, что не правил. – Мое дело – левое, а не правое.

На том и разошлись.

Прошло еще время.

Избирательный край совсем развалился.

Поэтому там провели не выборы, а разборы.

Те, кто раньше избирался, и слева, и справа, стали разбираться налево и направо.

И теперь не избирали, чтобы править, а избивали, чтобы вправить.

Встретились как-то двое избранных.

И без вопросов стали избивать друг друга.

И так на том разошлись, что прошло время, и край, который раньше называли Избирательным, стали называть Избивательным.

И называли его так, пока не стал кто-то править.

Но править стал не тот, кого избирали, и не тот, кого избивали, а тот, кто сам и избирал, и избивал.

Поэтому провели там уже не выборы и не разборы, а разбеги: все те, кого раньше избирали или избивали, не встречались, а избегали друг друга.

И избегали так избегательно, что прошло время, и все разбежались: и те, кто раньше был слева, и те, кто был справа, и сама управа.

И край, который называли Избирательным, а потом Избивательным, стали называть Избегательным.

И какая там управа, спросить стало некого.

Береза

Когда правитель Березового края отполз от общей кормушки, жизнь пошла иным ходом, не как раньше.

По утрам чиновники стали прилетать на старую березу, чирикать, клеваться, топтаться и напрыгивать друг на друга.

И так – целый день.

На ночь они по-прежнему возвращались домой, где щебетали с женами, верещали на прислугу, ворчали, отмахивались от народа и накидывались на ужин.

Но утром опять слетались на березу, освистывали, долбили, пинали и расталкивали друг друга.

И так продолжалось много дней.

И от этой их новой привычки и жизнь того края, и сама береза начали увядать.

И увядали прямо на глазах.

Пока, наконец, не пришел дровосек.

И не срубил березу.

И как только он это сделал, все сразу изменилось.

Выбрали нового правителя края, и жизнь пошла, как и раньше, своим ходом.

Снова чиновники стали чирикать на жен, клевать прислугу, топтать народ, верещать и напрыгивать на общую кормушку.

А дровосека услали обратно в лес: за новой березой.

Черёд

Правитель Чередного края был человеком.

Хотя правил молча.

Зато жизнь края шла своим чередом.

И если кто лез не в черёд, то правитель не терялся.

Наоборот, чуть что – обвивался плющом вокруг своего кресла.

А если – враги, то прикидывался камнем.

А если окружали – уползал тараканом в щель.

Ну, а когда совсем терять было нечего, обращался в какую-то тварь и улетал высоко в небо.

И всё бы ничего, да не всякий тот оборот попадал в свой черёд.

Однажды кто-то наступил на таракана.

И тут же потеряли правителя.

В страхе бросились его искать.

А пока не нашли, отправили таракана в больницу.

И принялись врачевать по высшему разряду.

А в соседнюю палату принесли камень.

А в другую – плющ.

А еще в одну – какую-то тварь с крыльями.

И их тоже лечили, пока не вылечили.

Но правитель так и не объявился.

Тогда запустили всех, кто выздоровел, обратно во дворец.

И стали наблюдать за ними.

И снова натерпелись всякого испуга.

Тварь сразу же улетела в окно.

Таракан чуть погодя уполз в щель.

Плющ через пару дней завял и был похоронен в гробу со всеми почестями на главном кладбище.

Оставался один камень.

Несколько дней ждали от него великих знаков.

Но камень сохранял твердость.

Тогда созвали верховный совет.

И решили, что раз он твердый, то втайне считает их врагами и нужно искупить вину.

И стали служить камню, как живому правителю.

Честной службой норовили угодить и смягчить его крепость.

И так служили долго.

До того, как наняли новую уборщицу.

А она возьми, да и выброси камень!

Конечно же, по ошибке.

Оказалось, не знала, за кем убирала.

И остались было совсем без власти.

Но вдруг в окно влетела какая-то тварь.

Мигом схватили ее, посадили на высочайшее место и стали нести службу.

И служили долго.

Но она все-таки улетела.

Тогда поймали таракана.

Умоляли его, как могли, чтобы остался.

И он остался.

Но потом ненароком забылись, окружили его, и он снова уполз.

Много дней и ночей провели без власти.

Будто жизнь наперёд потеряла черёд.

И уже не верили, а еще ждали.

И уже почти отчаялись, но оно все-таки случилось.

Черёд нашелся!

Плющ пророс-таки сквозь гроб, вылез из-под земли, тихо дотянулся до дворцового окна, забрался внутрь, обвил кресло правителя и ясным человечьим голосом всех обматерил.

Вот когда поняли, зачем правил молча!

И жизнь Чередного края пошла своим чередом.

До нового не всякого оборота.

Песня

В Голосистом крае работали под одну песню.

Но когда там завелись воры, то работа у остальных разладилась.

Тогда стали работать без песни.

Но появилось множество новых воров, и работа у остальных разладилась еще больше.

Тогда наспех придумали другую песню и принялись работать под нее.

Но воров стало еще намного больше, и у остальных разладилась не только работа, но и песня.

Тогда, наконец, чтобы спасти новую песню, воров заставили петь, а остальных – только работать.

И сразу всё встало на свои места.

И хотя воры и пели, и воровали, а остальные совсем не пели, работа у остальных все-таки наладилась.

Худые дары

Бедняк из худой области каждый раз, как приезжал в столицу, приносил правителю свои худые дары: то курицу, то яйца, то овощи с огорода.

Правитель его, конечно, не принимал.

Но всякий раз, как съедал гостинцы, удивлялся.

И не знал, то ли смеяться ему над бедняком, то ли копать глубже.

Наконец, однажды, наевшись, решил копнуть.

Велел схватить бедняка и пытать.

И пытали его долго-долго.

Но бедняк ничем себя не выдал.

Только поминал какого-то бога.

Поэтому установили за ним надзор.

Смотрели и высматривали – день и ночь.

Но бедняк ничем себя не выдал.

Только работал да носил правителю дары.

Стали тогда его подслушивать.

Слушали, выслушивали – ночь и день.

А бедняк – ничего нового.

Только часто поминал бога.

А кто такой бог, в худой области знать не знали.

Уцепился правитель за эту загадку, и опять бедняка схватили.

И пытали его дольше, чем раньше.

И на этот раз бедняк выложил всё, как есть.

И оказалось, что бог – тот, кому дают, чтобы взамен просить, вот и давал бедняк то курицу, то яйца, то овощи с огорода.

А просить не спешил, потому что не знал, с чего начать: нужда была во всем, кроме худа.

А больше всего – в том, чтобы не было еще хуже.

О том и собирался просить.

Да боялся, как бы от просьбы еще хуже не было.

Рассердился правитель на такого попрошайку!

Принял бедняка и сам, лично, объяснил, что в худой области и бог не даст, и хуже быть не может.

И бедняк, похоже, образумился.

Его, конечно, отпустили.

А он – перестал носить правителю дары.

Успокоился и правитель.

Правда, без худых бедняцких гостинцев он вскоре похудел, а потом ему стало худо, и он умер от голода.

Корень счастья

В картофельной деревне природа была богата, а счастья не было.

Председатель не заботился о народе.

И народ не работал и не ел.

И начал чахнуть и сохнуть.

И даже мозгами перестал шевелить.

И только одна красивая девушка соображала.

Чтобы спасти земляков, она отдала себя в жертву.

Закопалась красавица сама, как корень, в землю и превратилась в груду картошки.

Девушка эта была крупная, в теле, и вся деревня ела картошку целую неделю.

И за это время люди окрепли и стали думать.

И догадались посадить остатки картошки в поле.

И не успела вся деревня вымереть, как посевы дали всходы, а затем и урожай.

И выросла оттуда девушка, которую съели.

И была она прекрасна, как корень счастья.

И выбрала деревня ее председателем.

А старого председателя закопала в землю.

После этой казни природа в картофельной деревне разбогатела еще больше.

Новый председатель стал заботиться о народе.

И народ, хотя не стал работать и шевелить мозгами, но уже не чах и не сох, а ел.

Потому что красивая девушка, которую выбрали председателем, соображала за всех.

И когда было надо, раз в неделю, превращалась в груду картошки.

И появилось в деревне счастье.

А из зарытого председателя вырос сорняк.

Сорняк тот хотели изничтожить, но пожалели за его былые заслуги и уроки, вырыли с корнем и отправили в город на выставку.

Чтобы город знал, от какого корня счастья не будет.

Строптивая беглянка

В пугливой деревне одна беда сменяла другую: то грабеж, то разбой, то просто силой брали бессильных.

Народ там жил в страхе.

Виновником считали таинственного невидимку.

Его звали хозяином реки, оврага или всего мира.

Однажды после новой беды народ решил принести хозяину страшную жертву: отдать ему в жены самую красивую девушку.

Одели ее невестой, отвели к реке, связали у оврага и там оставили, одну на весь мир.

А на другой день не нашли.

И беды вдруг прекратились.

Но прошел месяц, и рано утром девушка вернулась.

Хозяин ей, сказала, надоел.

Испугались жители пугливой деревни.

Целый день отговаривали беглянку от развода.

А она – ни в какую.

Тогда вздохнули и на ночь вооружились.

А ночью случилась беда.

Отстреливались кто как мог.

Даже строптивая девушка, зажмурив глаза, палила наугад в воздух.

И она-то, похоже, не промахнулась.

Утром у ее дома нашли тело главного разбойника.

А по всей деревне валялись его мертвые товарищи.

Наконец-то деревня покончила с большой бедой.

С разбоем!

– Вот что значит сообща, да и на силу – силой! – говорили даже самые пугливые.

На радостях устроили пир.

Пили, плясали, веселились.

А девушке, попеняв на строптивый нрав, разрешили не возвращаться к мужу.

И страх в народе пропал.

Даже хозяин не то реки, не то оврага, не то мира так обрадовался, что не пришел за своей женой.

Стало быть, отпустил!

И беду на пугливую деревню больше не насылал.

Жизнь без мозгов

В Счастливом крае у людей не было мозгов.

И жизнь у них протекала – не то, что у других.

Они там не дышали, не ели, не пили, не убивали, не строили и даже не плодились.

Они просто лежали на солнышке и нагревались.

А на морозе – прохлаждались.

А когда их трогали, они не отвечали.

А если их били, они катились.

Или разваливались на куски.

Но не страдали.

И даже не думали об этом.

Ведь мозгов у них не было.

Поэтому они были счастливы.

И вы тоже, если хотите, можете стать счастливыми.

Это же просто!

Главное, понять, как устроены мозги.

А устроены они так, что если вдыхаешь, то потом и выдыхаешь.

А если ешь, выделяешь отходы.

А если тебя бьют, даешь сдачи.

А если слышишь, отзываешься.

А если нет уюта, строишь дом.

А если умираешь, то плодишься и плодишься – и плодишься.

И вообще, если тебе что-нибудь не нравится, ты что-то изменяешь.

А если нравится, хочешь еще.

И когда вы это поймете и откажетесь от всего этого, то обязательно станете счастливыми.

И будете просто лежать на солнышке.

Или хоть под землей.

Пример

В невинной области жили плохо.

И винили в том друг друга.

Но не знали, как быть.

Пока, наконец, одна девушка не показала пример.

Она залезла на крышу дома, взлетела высоко в небо, превратилась в бомбу и упала на свою деревню.

А потом превратилась в пожар.

А потом – в пустыню.

И от плохой жизни в деревне следа не осталось.

Да и виновники были наказаны.

Пример девушки перенял парень из другой деревни.

Он тоже залез на крышу.

И тоже взлетел высоко в небо.

И от плохой жизни там тоже следов не осталось.

Ну, а потом вся область поддержала почин.

И во всех городах и деревнях невинной области от плохой жизни совсем ничего не осталось.

Да и виновники были наказаны.

Правда, главные из них уцелели.

Они спрятались в подвалы своих дворцов.

А потом выбрались наружу и зажили хорошо.

Но сохранилась надежда, что потом, когда они расплодятся и жизнь в невинной или другой области (если они догадаются переехать) снова станет плохой, найдутся новые девушки и парни, которые залезут на крышу и покажут пример.

Высокая гора

На высокой горе росли удивительные цветы.

Сотни лет жители окрестных сел любовались ими, а достать не могли: цветочный луг лежал высоко и в недоступном месте, над крутым обрывом.

Многие девушки мечтали об удивительном цветке.

А влюбленные парни разбивались насмерть, когда пробовали подняться на гору, чтобы сорвать его.

И так бы оно длилось и продолжалось еще сотни лет, а то и дольше, если бы не летные приборы.

Однажды некий парень раздобыл где-то движок с парусом и ясным утром завел его и полетел со своей девушкой на заповедный луг.

Жители окрестных сёл все глаза проглядели, когда смотрели в подзорные трубы, как целый день, пока светило солнце, резвились влюбленные на том лугу, как они там бегали, прыгали и кувыркались.

Но к вечеру стемнело, гора и луг пропали из виду, а влюбленные так и не вернулись домой на движке.

А следующим утром разыгрался буйный ветер, гору накрыли тучи, и пошел дождь.

И лил три дня и три ночи.

Жители окрестных сёл три дня и ночи не шумели и ходили тихо, прислушивались, не трещит ли движок, не зовут ли парень с девушкой на помощь.

Но ничего не услышали.

Когда же в небе просветлело, люди снова стали смотреть в подзорные трубы на высокую гору.

Но никого там не увидели.

Тогда жители окрестных сёл забили тревогу, вмиг вызвали спасателей на вертолетах, и те облетели, а потом и облазили гору вдоль и поперек.

Но никого не нашли.

И решили, что влюбленные упали в обрыв.

Или спрятались там под валуном, где и умерли от холода и голода, обнявшись, как водится, напоследок.

Или, наоборот, отыскали уютную пещеру, разожгли огонь, наловили в пищу летучих мышей, насобирали грибов и ягод и зажили себе припеваючи в цветах.

Или просто, без упреков совести, улетели на движке в город, на заработки, или насовсем, подальше от скучной сельской жизни.

Спасатели, когда вернулись, навезли много цветов.

Но жители окрестных сёл не приняли их в подарок:

– Всему – свое место, и влюбленным, и цветам.

И с той поры об удивительных цветах не мечтали.

Зато нередко посматривали на высокую гору через подзорные трубы и иногда говорили, что кто-то там, на лугу, будто бы резвится: прыгает и кувыркается.

Сердитый на горе

Жители дрянного поселка жили под горой.

И думали, что на той горе живет кто-то сердитый и счастливый.

Сердитый потому, что много лет кидал сверху вниз всякую дрянь.

А счастливый оттого, что сверху вниз на гору никто ничего не кидал.

Жители поселка были все, как один, несчастные мечтатели.

Несчастные потому, что много лет спотыкались о всякую дрянь, которая валялась под ногами.

А мечтатели оттого, что мечтали забраться на гору и стать счастливыми.

Каждый год хоть один из жителей поселка пробовал подняться наверх.

Чтобы, наконец, стать счастливым.

Или умолить сердитого избавить поселок от дряни.

Но никто с горы не возвращался.

И никто не знал, почему.

То ли потому, что находили там счастье.

То ли оттого, что терялись при подъеме на кручу.

Не зря говорят, что к счастью трудно прибиться.

А еще ведь там жил сердитый!

Откуда было знать, чего от него ждать?

Однажды жители поселка достали где-то вертолет и облетели гору в поисках своих счастливцев.

Или хотя бы сердитого.

Но вернулись ни с чем.

И даже не смогли посадить наверху вертолет.

Но и потом по-прежнему каждый год хоть один из жителей поселка пробовал забраться на гору.

Хотя, как и раньше, никто оттуда не возвращался.

Так и продолжали жить несчастные мечтатели внизу, а сердитый счастливец – на вершине.

И только раз кто-то спустился с горы.

Он собрал всю дрянь, которой был завален поселок, продал ее старьевщику, купил себе на выручку новый вертолет и улетел на нем обратно.

Кто это был? Своего в нем не признали!

Возможно, это и был сердитый, но выглядел он таким несчастным, что приняли его за другого.

А за кого, и сами не знали.

Ну, а без дряни под ногами ходить стало легче, и многие несчастные жители даже перестали мечтать.

Как будто стали счастливыми.

Но вскоре опять посыпалась сверху всякая дрянь.

И жизнь под горой вернулась на свое место.

Волшебная лужа

В мокрой деревне сильно огорчались: ни с того да ни с сего там вдруг порастеклась огромная лужа, а волшебников не было.

Однажды в этой луже утонула корова, и хозяин ее сильно огорчился.

Чтобы утешить его, забили всех коров и устроили большой поминальный пир.

Но едва утешились, как в луже утонула свинья, и хозяин ее сильно огорчился.

Чтобы утешить его, забили всех свиней и устроили большой поминальный пир.

Но едва утешились, как в луже утонула кошка, и хозяин ее сильно огорчился.

Чтобы утешить его, забили всех кошек и устроили большой поминальный пир.

Но едва утешились, как стало нечего есть, а в лужу попал деревенский председатель.

Что было делать?

Хотели забить всех жителей да устроить большой поминальный пир, но как ни думали, не смогли придумать, кто же тогда будет утешаться.

И пригласили волшебника.

Волшебник сначала волшебствовал и волшебничал над лужей, но потом споткнулся, чуть не утонул в ней, сильно огорчился, взял у кого-то взаймы лопату и тяжелым отгребным трудом высушил лужу до дна.

И внезапно оказалось, что на дне той лужи остались живы и председатель, и кошка, и свинья, и корова.

Они, конечно, перепугались, но дышали под водой в соломенные трубки, которые высунули на воздух.

Чтобы утешить председателя, забили спасенных животных и устроили большой поминальный пир.

А чтобы утешить волшебника, подарили ему лопату и велели черпать из лужи, когда будет наполняться.

А чтобы, наконец, не умереть с голода, стали ждать, когда народятся новые коровы, свиньи и кошки.

И с той поры до того, как все вымерли, в мокрой деревне больше не огорчались.

Потому что у лужи всегда дежурил волшебник.

Вышка

Однажды, чтобы лучше видеть, поставили вышку.

И стали забираться наверх и разглядывать нижних.

Однако нижние принялись возводить свои вышки.

И тоже лезли выше, чтобы смотреть дальше.

Так что скоро с вышки виднелись только вышки.

Тогда, чтоб лучше видеть, соорудили вышку выше.

И стали с нее озирать нижних.

Однако нижние тоже надстроили вышки.

И тоже полезли глазеть по сторонам.

Так что снова закрыли вид.

Тогда ради вида вознесли вышку выше некуда.

И стали с нее окидывать взорами нижних.

Однако и нижние вытянули вышки до небес.

И тоже устремились наблюдать.

Так что снова заслонили обзор.

А выше забраться было уже не по силам.

И тогда в пыль застройки вступила высшая ясность.

Выяснилось, что все – наверху, а нижних не стало.

И оттуда прозрели: нижних нет, смотреть не за кем.

А раз не за кем, вышка для пригляда и не нужна.

И едва прозрели, как срубили все вышки.

И снова зажили, как раньше.

И сначала все опять стали нижними.

А потом, чтобы лучше видеть, поставили вышку.

Склад

Как-то на складе завелись люди.

Сначала – не везде, да и мелкими кучками.

Так что угрозы от них почти не было.

Но потом они шустро приютились, размножились, расползлись и заполнили свой приют от края до края.

А как заполнили, зашевелились пуще прежнего, ну и давай склад распирать, раскачивать да разламывать.

Так что вышла и угроза.

А как вышла, так и встала.

А как встала, так и нависла.

А как нависла, так бы ей и обрушиться.

И обрушилась бы, да бросилась вдруг снаружи вовнутрь, а изнутри сама себя принялась распирать да раскачивать, разламывать да обрушивать.

А как, наконец, обрушилась, так и извела себя.

А как извела, так и сгинула.

И осталось на складе то же, что и раньше было: воздух, земля, вода, зелень, ну и всякая нечеловечья живность, букашки и зверушки.

И снова стало на складе спокойно.

А если что и было там неспокойное, то приюту оно своему не грозило.

Так и стоял с тех пор склад, пока не развалился.

Но не изнутри, а снаружи.

Подъемник

Зашли как-то в подъемник люди.

Нажали на кнопки и поехали.

Поехали кто куда, но вместе – наверх.

В тряске да болтанке, но думали, так и надо.

Ехали-ехали, да и познакомились.

И научили друг друга всему, что знали.

А потом стали делиться: сильным дали потребное, у слабых забрали лишнее, между своими нарожали детей, а одна на всех выпала любовь.

Но на всех, как ни старались, не хватило, поэтому начали войну и перебили половину попутчиков.

Между трупами поняли смысл жизни, стали растить детей и учить их, на что нажимать.

И дети слушали и продолжали путь родителей.

И тоже ехали и ехали.

А потом и внуки ехали, и правнуки.

А потом вдруг все взяли, да и приехали.

И не куда-нибудь, а туда, где выше не бывает.

Где вообще нет ни верха, ни даже низа.

Там-то и задумались люди о своем подъемнике.

Полетели вверх тормашками и крутились потом, и болтались, пока не догадались, что всё – не так.

Что зря поднимались!

И как догадались, сразу – назад, обратно, книзу.

Узрели низ, опустились, да и вздохнули.

А вздохнули – зажили совсем по-другому.

В чистом поле, на твердой земле.

Без подъемника!

Потому что рассудили: к чему подниматься, если внизу то же самое – учеба, любовь, война, и дети!?

Правда, кнопок не хватало, но их быстро сделали, чтобы нажимать по всякому поводу.

И стало – совсем то же, но – без болтанки!

Так что с тех пор в подъемник заходил только тот, кто не знал, что и любить, и убивать можно и внизу.

А если этот невежа хотел удрать наверх, то оттого, что не знал: там – тоже можно!

Прачечная

Однажды в Денежном крае нечистые руки вдруг перестали отмываться.

Терли их да скоблили так, что сдирали кожу.

А без кожи было неудобно.

Поэтому задумались.

Думали, думали и внезапно сообразили, что руки пачкаются от того, что чаще хватают.

А хватают – деньги.

Тогда возвели посреди края огромную прачечную и ради чистых рук стали собирать и отмывать в ней грязные деньги.

День и ночь замачивали их, мылили, мяли, терли, скребли, колотили, катали, отжимали, полоскали, гладили, проветривали и сушили.

И постепенно руки становились чище.

Но деньги – еще грязнее.

И чем только их ни стирали!

И мылом, и содой, и порошком.

Молотили их вальками, пральниками, кичигами и прочими колотушками.

Возили по ним деревом, камнем, железом.

Скручивали их в самокрутки, вертели на вертелах, мешали в мешалках, чесали в чесалках, оттягивали в тягалках, трепали в трепалках, томили в томилках.

При этом стояли босые по колено в деньгах, и ноги пачкались больше, чем руки.

Но на такие мелочи даже не смотрели.

Ведь ноги денег не хватают!

Весь край работал на прачечную.

Но сначала там больше сушили, чем мочили, потом больше мяли, чем гладили, а в конце больше драли, чем чистили.

И как-то так, само собой, получилось, что грязные деньги становились тонкими.

А тонкие – прозрачными.

А прозрачные – дырявыми.

Пока и вовсе не стерлись в труху.

Этой-то трухой и удалось, наконец, отмыть руки.

Правда, деньги в том Денежном крае перевелись, прачечная закрылась, и люди потеряли работу.

Но они потом нашли себе новое занятие: хватать и отмывать ноги.

Однако это уже другая сказка.

Денежная слюна

У одного бывалого чистоплюя из Обильного края образовалась денежная слюна.

Он плевал, и в воздухе слюна быстро превращалась в деньги.

И слюна эта, как и всякая, не переводилась.

Жил он в доме с садом и хорошо понимал, что если его свойство выйдет наружу, ему не сдобровать.

Поэтому он делал деньги только у себя дома.

Сначала он плевал в руку.

Потом – в карман.

Потом – в мешок.

Потом – на пол.

Потом, когда в доме стало тесно, орошал рассады.

Сначала – под окнами, затем – и дальше.

Потом, когда деньги заполонили сад, он снес дом, вырубил деревья и кустарники, возвел на всей своей земле высотный склад и стал плевать на землю.

Потом, когда внутри склада не осталось свободного места, он вырыл под ним яму и стал плевать туда.

А когда и огромная яма наполнилась доверху, он проложил по краю своей земли железную дорогу, пустил по ней длинный поезд, который преследовал свой близкий хвост, и стал плевать в вагоны.

А когда поезд был перегружен и не мог ехать, он подвесил над складом воздушные шары и дирижабли.

И стал плевать в ящики и мешки, которые на тросах подтягивал наверх, в дирижабли и корзины шаров.

Когда же, наконец, небесные грузовики отяжелели и навалились на склад, он вдруг потерял чувство меры, прекратил свой кропотливый сберегательный труд и положил все деньги в банк.

И, конечно, расплата не задержалась.

Уже на другой день за ним пришли и стали нервно расспрашивать, откуда добро.

Чтобы скрыть тайный дар, он сказал, что ворует, и его лишили денег, а самого посадили за решетку.

Там-то и случилась с ним беда.

Он заболел чахоткой, захаркал кровью, и слюна его стала превращаться не в деньги, а в злых красных муравьев, которые не дали ему умереть от болезни, зато жадно сожрали его целиком, без остатка, когда заполонили всю его темницу, от пола до потолка.

Муравьев потом, ясное дело, сожгли, но чистоплюя к жизни уже не вернули.

Да и вообще не нашли.

Будто не его посадили, а муравьев.

Позже суд громко объявил, что свои темные деньги чистоплюй получил от вырубки сада, обмена дома на склад и от пуска поезда с шарами и дирижаблями.

А его денежные плевки были признаны сказкой.

И больше в Обильном крае никто уже не плевал и не делал деньги, как тот чистоплюй.

Да и деньги там, как известно, позже отменили: вместо них раздали заёмные бумаги.

И новый чистоплюй, который там вскоре объявился, плевался уже ими.

Правда, не в поезд, а сразу в банк, где его держали взаперти, чтобы не тратиться на дорогу, а когда банк сгорел, сдали за решетку, где его высосали пиявки.

А когда отменили заёмные бумаги и платить стали слюной, то случай с денежным чистоплюем и вовсе потерял смысл.

В самом деле, зачем превращать слюну в деньги, если можно плюнуть тому, кому должен, и получить за это всё, что нужно?

Была бы слюна подходящая!

Вера дельца

Делец однажды прогорел.

Чтобы свести концы с концами, он просил взаймы у всех знакомых.

Но ему отказывали.

А один сказал, что бог подаст.

Делец хотел уже повеситься, но вспомнил эти слова и, хотя в бога не верил, пошел у него просить.

Встал делец перед образом бога и громко, чтобы тот расслышал, изложил свое дело.

Но бог ничего не дал.

На другой день делец снова зычно молил бога.

Да так жалобно, что кое-кто из зевак предложил ему какую-то мелочь.

Но бог снова ничего не дал.

На третий день делец упал перед образом на колени и прокричал, что отдаст вдвойне и в краткий срок.

И так слезно вопил, что от зевак еле избавился.

А когда вернулся домой, увидел под дверью пачку денег и бумагу, в которой бог просил написать расписку и оставить ее на ночь в том же месте.

Делец так и сделал.

А утром проснулся – деньги есть, расписка исчезла, а бога нет!

Значит, бог есть, подумал делец, схватил деньги и закрутил свои дела.

И крутил так, что вскоре удвоил заём.

Но тут подошел срок.

И нашел он под дверью записку от бога: положи, мол, сюда должок.

«Как же так? – подумал делец. – Ведь я опять же останусь ни с чем!»

И написал то, что подумал.

А записку сунул на ночь под дверь.

Но не успел доспать до утра, как проснулся.

И не от снов, а от взрыва.

Вскочил, а от двери – одни щепки.

И сверху – стружка.

А на ней – записка от бога: мол, хочешь жить, гони должок.

Вздохнул делец и задумался.

Но решил не сдаваться.

И вызвал охрану.

А заодно и поставил новую дверь.

И спать лег спокойно.

Однако опять не выспался.

Ночью бог перестрелял охрану.

И подбросил записку: мол, черёд за тобой.

Следующий день делец провел перед образом бога.

И даже не перед образом, а в бегах.

Попросит у образа отсрочки и – несется к дому, смотреть, нет ли записки.

А потом – снова к образу, умолять о пощаде.

А затем – опять к дому, проверять, нет ли ответа.

И так крутился до ночи.

И только ночью встретил бродягу, который шепнул ему, что бог велел выйти на улицу с деньгами в руке.

Понял тогда делец, что это и был ответ.

И смирился перед вышней волей: взял свои деньги и отправился на указанную богом улицу.

И гулял по ней, пока деньги не выхватил у него проезжавший мимо лихач.

Делец сначала возмутился, но затем сообразил, что это был не лихач, а божий посланец.

И вернулся домой.

И всю ночь напролет проплакал в подушку.

А утром окончательно поверил в бога.

И написал записку, что, мол, прогорел по божьей воле и вручает себя ему.

А затем свел концы с концами: повесился.

Но бог не принял жертвы.

И не взял дельца к себе.

А устроил такой пожар, что делец прогорел в нем еще раз, да так, что не осталось ни записок, ни других улик этого темного дела.

Долг

Один честный человек взял в долг у богача.

А богач взял в долг у кладовщика.

И вдруг вор украл у кладовщика красавицу-жену.

И хотя закон был на стороне кладовщика, помочь ему не смог.

Кладовщик отдал на поиски жены большие деньги, но понапрасну – и попросил богача вернуть долг.

Богач обратился к честному человеку и тоже попросил о возврате долга.

Честный человек истратил деньги, ему нечего было отдавать, и он обратился к волшебнику.

Волшебник считал себя добрым и решил помочь честному человеку.

Он наколдовал так, что красавица-жена кладовщика исчезла из постели вора и оказалась в постели честного человека.

Честный человек не знал, что с ней делать, долго проверял, умеет ли красавица то, что должна уметь жена, и, наконец, как честный человек, захотел на ней жениться.

Но красавица-жена кладовщика отказала честному человеку и попросила отдать ее богачу в счет долга.

Удивился честный человек, но так и сделал.

А богач не удивился, взял жену кладовщика, долго проверял, умеет ли красавица то, что должна уметь жена, и, наконец, предложил ей выйти за него замуж.

Но красавица-жена кладовщика отказала богачу и попросила отдать ее мужу в счет долга.

Удивился богач, но так и сделал.

А кладовщик не удивился, но обратился к закону и пожаловался на богача.

Богача схватили, но он пожаловался на честного человека, и честного человека тоже схватили.

Честный человек пожаловался на волшебника.

Но о волшебнике закон не знал почти ничего, кроме всяких сказок, а в сказки не верил, поэтому честного человека посадили как вора за решетку, а богача обязали вернуть долг кладовщику еще раз.

Все, как говорится, получили по заслугам.

Даже вор, который сник от волшебной потери краденого, зарекся воровать и стал честным человеком.

Только волшебник ничего не получил за доброту.

Это не понравилось богачу, он подкупил закон, нашел волшебника, схватил его и стал мучить.

Волшебник от страха и боли не раз превращался то в честного человека, то в вора, то в кладовщика, но это ему не помогало.

Тогда волшебник превратился в красавицу-жену кладовщика и предложил богачу жениться на нем.

Богач засомневался, долго проверял, умеет ли волшебник то же, что красавица-жена кладовщика и, наконец, поймал волшебника на обмане и снова стал его мучить.

Волшебник отчаялся и, чтобы богач не отдавал долг, превратил кладовщика в его красавицу-жену, а чтобы не наделать кладовщику зла, превратил его красавицу-жену в кладовщика.

Но богач не поддался на чудо-уловку и продолжал мучить волшебника.

Тогда волшебник пошел на хитрость и превратился в самого богача – в надежде, что тот не будет себя истязать, а если будет, то не больно.

Но богач при виде себя, наоборот, так разозлился, что сделал волшебнику больнее, чем раньше.

Волшебник не стерпел и вышел из себя.

А богач, наоборот, не растерялся и вошел в положение волшебника, а волшебника превратил в богача.

И сразу все наладилось.

Богач, который стал волшебником, превратился еще и в закон, который тоже стал волшебником, а волшебник, который стал богачом, заплатил красавице-жене кладовщика, которая стала кладовщиком, долг богача кладовщику, который стал своей красавицей-женой и ушел жить к вору, который стал честным человеком, которым раньше был вор, которого посадили за решетку.

Позже, правда, пошли слухи, что волшебников нет и быть не может.

И эту сказку рассказывали по-другому.

Подставляли на место волшебника то честного человека, то вора, то закон.

Но ведь если закон – волшебник, то это – совсем другая сказка: он бы сразу вернул кладовщику его красавицу-жену!

Не правда ли?

И даже не стал бы долго проверять, умеет ли красавица то, что должна уметь жена.

Какое дело закону до женских прелестей?

Закон же – не вор и не богач.

Да и не честный человек!

Наивный добряк

Наивный добряк одаривал всех, кого ни встретит.

Он верил: рано или поздно ему подарят больше.

И вот он дарил, дарил, а в ответ – ничего.

Или так: не вещи, а всякие мелочи.

Надоело ему это, и собрался он изменить привычку.

И как собрался, так и изменил.

Но едва перестал дарить, как однажды утром несут ему подарок: большой короб.

Обрадовался добряк!

Весь день носил короб по городу.

Носил, да и показывал:

– Вот что делает добро!

И всех, всех, всех – благодарил.

И только к вечеру пришел домой и развязал короб.

Снял крышку, а под ней – записка с вопросом:

«Ну, и зачем ты нам такой, без подарков, нужен?»

А под запиской – глядь! – взрывное устройство.

И как оно жахнет!

Как взорвется!

Как разнесет добряка на куски!

И стал он сам – как куча подарков.

И кусков его вышло больше, чем он раздал вещей.

Перед смертью наивный добряк только и подумал:

«Лучше бы я и дальше дарил безответно!»

И как подумал, так и собрался изменить привычку.

Но изменить не успел.

Вещь с надписью

В Бесхозном крае вор украл ценную вещь.

А потом прочитал на ней, что украл ее он.

Вор стирал надпись всеми способами.

Но она не исчезала.

Вор предложил вещь ее хозяину за свою цену.

Но тот не согласился.

Да еще ругался.

Вор предложил хозяину купить вещь за полцены.

Но тот снова отказался.

Да еще угрожал.

Вор отчаялся и обещал хозяину цену вещи, если тот даст расписку, что подарил ее вору.

Но хозяин запросил полторы цены.

Да еще едва не поймал вора.

Тогда вор плюнул на эту вещь, да и подарил ее хозяину, и как раз к его свадьбе.

Но подарил не просто так.

Когда хозяин рассматривал вещь, то увидел, что на ней написано, будто украл ее он.

Хозяин и так, и сяк вытравливал надпись – ничего не получалось.

Тогда он плюнул на эту вещь и подарил ее вору за полцены и за расписку об этой сделке.

И только когда вор продал вещь за ее же цену, а от первого хозяина вещи ушла жена, дело прояснилось.

Оказалось, что хозяин вещи женился на сестре вора.

Да еще и взял по просьбе невесты ее семейное имя, имя вора.

И вышло, что надпись на вещи могла указывать и на того, и на другого.

Когда брошенный муж узнал об этой хитрой воровской проделке, он так расстроился, что застрелился.

Но промахнулся.

А когда сестра вора узнала о той стрельбе, она так расстроилась, что снова вышла замуж за брошенного.

Да еще взяла его имя, которое он вернул себе перед этой свадьбой.

А вор так расстроился от этих неурядиц, что выкупил и подарил им на вторую свадьбу ту самую вещь.

А потом застрелился.

Но тоже промахнулся.

И зажили они все вместе счастливо.

А когда позже вор женился на сестре хозяина вещи, тот подарил эту вещь вору обратно.

Правда, после этого вор сбежал вместе с вещью.

Но когда он узнал, что брошенная им жена так расстроилась, что застрелилась, но промахнулась, вор вернулся к ней вместе с вещью.

И снова они зажили счастливо.

И с тех пор в том Бесхозном крае не отличишь, кто у вещи – хозяин, а кто – вор.

Истинная вера

Один язвенник ни во что не верил.

Даже в истинную веру.

И даже еще до язвы.

Ведь именно из-за этого он много спорил, нажил язву и был уволен с работы по болезни.

Однажды явился к нему неизвестный.

Да и говорит:

– Я – бог. Накорми меня, напои и спать уложи. Если поверишь в меня, отдам вдвойне.

Притворился язвенник, что поверил.

Накормил гостя, напоил и спать уложил.

А утром проводил за дверь.

На другой день – тот же гость и те же слова.

Снова язвенник притворился и сделал как просили.

А утром проводил за дверь.

На третий день – то же самое.

А поутру, у двери, неизвестный спрашивает:

– Ну что, веришь, что я – бог?

– Верю, – соврал язвенник.

– А зря! – усмехнулся неизвестный и исчез.

Вернулся язвенник в дом – хвать, а деньги пропали!

«Не бог, а вор, – догадался язвенник. – На что же я буду есть?»

И пошел устраиваться на работу.

Но ему отказали – из-за его болезни.

Вернулся домой, а деньги – на месте.

И записка – на столе:

«А ты не верил! Разве вор вернул бы?»

«Ни за что», – вздохнул язвенник и поверил в бога.

И только поверил – стук в дверь.

Открывает, а там – неизвестный.

Но как будто известный.

– Я, – говорит, – вор. Накорми меня, напои и спать уложи. Если поверишь в меня, я тебя обкраду.

Язвенник притворился, что поверил.

Накормил гостя, напоил и спать уложил.

А утром проснулся – в доме ни гостя, ни денег, ни ценных вещей.

Даже еды не осталось.

«Ну, – думает язвенник, – к вечеру отдаст вдвойне!»

И стал ждать.

Сутки ждал – не дождался.

Вторые ждал – не дождался.

От голода разыгралась у него язва, но боялся он пропустить гостя и даже за едой не вышел из дома.

А на третьи сутки получил записку:

«Вот тебе – вдвойне: две записки, два гостя, две кражи, два раза не поверил, и оба раза – дурак».

Призадумался язвенник.

И решил ждать до конца.

И ждал.

И ждал дольше, чем хотел.

Сначала – без веры, что дождется.

Потом притворился, что верит.

А в конце уже и поверил.

«Иначе, – думает, – дурак буду: не верил, а ждал».

Так и умер от своей язвы.

И только перед смертью понял истинную веру.

Отгадчик

Отгадчик из-за бугра видел невидимое, а девушки там долго были непорчеными.

Но жизнь взяла свое – и отдала чужое.

Отгадчик нуждался в доходах и оттого не чурался любой работы.

Искал в земле горючий газ – и раскопал его там, где и не думали.

Плавал с рыбаками – и даже под толстым льдом углядывал рыбу.

Летал с летчиками в густом тумане – и не разбился.

Но полезная работа прославила его так, что не стало отбоя и от прочей.

Женихи нанимали его проверять невест: хранят ли они под замком девичью ценность.

Убийцы водили его на свои темные дела: стрелять через двери, стены и непроницаемые стекла.

Ну, а грабители взяли его однажды брать банк.

Банк был большой, и ящиков с замками держали там видимо-невидимо.

Но заказан был только один ценный камешек – для того и пригласили отгадчика: чтобы не терять времени попусту на поиски.

Сначала шло, как по маслу.

Отгадчик указал ящик, и камень оттуда вынули.

Но потом грабители совсем ошалели от радости и бросились очищать все ящики подряд.

В суматохе они еще передрались, упустили время и были окружены и схвачены.

Да еще в перестрелке потеряли камень.

Отгадчик изображал вкладчика, и его отпустили, но заподозрили, как подельника, и его трудовая слава сдулась быстро, как дырявый пузырь.

После такого позорного провала его перестали приглашать на работу, а вскоре он и сам объявил, что больше не отгадывает.

Так народ из-за бугра потерял своего отгадчика.

А камень чуть погодя всплыл у перекупщика, но тут же исчез, как подземный газ или подледная рыба.

Отгадчик же отошел от дел и зажил, как ни странно, сытнее прежнего.

Да женился на богатой девице, совсем не тронутой.

Над ним даже стали подшучивать: надоело, мол, отгадывать для других – нашел и себе недотрогу.

Правда, та девица считалась раньше бедной.

И даже попрошайкой.

Что удивляло.

Неужели, судачили, у нее там, в нетронутом месте, под замком камень лежал?

Эти-то слухи и привели к непоправимому.

В короткий срок парни из-за бугра перепортили всех девиц.

И зря!

Ни у одной не нашли там драгоценного камня.

Как родилась старушка

Жили-были муж и жена.

И жили они счастливо.

Только детей у них не было.

Однажды пришла к ним старушка.

И попросила испить водицы.

А за это, сказала, будут у них дети.

Старушку напоили.

И даже накормили.

И даже оставили ночевать.

А утром – проводили с гостинцами.

И стали муж и жена ждать потомков.

Ждут-пождут, а потомков нет.

Зато, пока ждали, обнаружили пропажу.

Из дома исчезли ценные вещи.

Мелькнула страшная догадка!

И сообщили муж и жена куда следует.

И стали ждать, когда же найдутся вещи.

Или хотя бы старушка.

Наконец в положенный срок случились роды.

И исполнилось то, чего ждали муж и жена.

Кроме потомков.

Потому что родилась у жены старушка.

И не какая-нибудь, а та самая.

Ее узнали, когда она попросила испить водицы или чего другого.

Вот было радости!

Испили и водицы, и разного другого.

А старушку, конечно же, сдали куда следует.

Там ее раздели, обыскали, и пропавшие вещи вернули владельцам.

И снова муж и жена зажили счастливо.

Только детей у них по-прежнему не было.

Однажды к ним пришел бегемот.

И попросил испить водицы.

Но это – уже другая сказка.

Девушка-подлодка

Девушка из голодного приморского поселка любила чистоту.

И каждый день мылась в море.

Но однажды она впустила к себе под одеяло зачуханного пьяницу и испачкалась больше обычного.

И так потом долго мылась, что превратилась в подводную лодку и уплыла не известно, куда.

И, главное, не ясно было, как ее спасать.

Была ли, к примеру, у нее внутри служба.

И сколько там было человек.

И был ли у них приемник.

А заодно и передатчик.

И хватало ли на всех воды, еды и горючего.

И не было ли там сильно пьющих.

В общем, лодка ушла неопознанной.

Поэтому искали ее по-разному.

Одни кидали с берега еду.

И отдавали последние куски.

Другие ставили сети.

И самые прочные.

А третьи бросали взрывчатку и пустые бутылки – чтобы лодка всплыла от страха.

Но девушка эта была не из пугливых.

Да и верткая.

Да и к голоду привычная.

И ни одна уловка не принесла успеха.

И только тот, кто решил помочь лодке топливом, оказался прав и добился своего.

Ведь даже волшебная лодка прежде, чем плыть, должна разобраться с горючим.

Тем более, если в ней сидят пьяницы.

А успех получился так.

Когда баржа, залитая под завязку ценным топливом, болталась по волнам туда-сюда в поисках девушки, внезапно подул сильный ветер.

А за ним – другой.

Да еще, откуда ни возьмись, принялись толкаться в бока неопознанные вражеские суда или рыбы.

А потом баржу понесло и разбило о скалу.

И вся ее начинка вытекла наружу.

И вода в море стала такой грязной, что подводная лодка не выдержала и всплыла, чтобы очиститься.

А потом вышла на берег и сразу превратилась обратно в девушку.

Счастья было – больше, чем еды в поселке.

А военных маршей – не меньше, чем иного оружия.

И все патроны расстреляли в одну ночь.

Ведь она вернулась в прежнем виде!

И на этом сказка кончается.

Но встретили все-таки не прежнюю девушку.

Мыться в море она уже не хотела.

На водную гладь – морщилась.

Да и на чистюлю мало походила: с нее свисали водоросли и ракушки, а отскребаться она не спешила.

Да и память у нее поотшибло: о прошлой своей человеческой жизни вспомнить она ничего не могла.

Кроме того, по ночам, под одеялом, у нее в животе слышали странные звуки.

Будто бы там выходили на связь и били тревогу.

И даже стучали по обшивке гаечным ключом.

Оттого и пошел слух, что вовсе не та подлодка превратилась в девушку.

А та девушка, стало быть, не всплыла.

Но эта страшная тайна осталась нераскрытой.

Ведь время было голодное, и новых нахлебников никто не хотел принимать.

Откуда же было знать, сколько у нее там человек на службе парится?

А если они еще и пьяницы?

Да и резать девушку из-за гаечного ключа – совсем, решили, последнее дело.

И так ее и оставили, грязной да неразрезанной.

И только в день свадьбы кое-как отмыли.

Драили сообща всем банно-прачечным взводом.

Истратили недельный мыльно-мочальный запас!

А женился на ней бывший летчик.

Он однажды стал задыхаться от воздуха, превратился в самолет и улетел в небо – не известно, куда.

А потом заплутал, запутался в облаках, и у него там кончилось горючее.

Сердобольные люди кидали ему наверх еду, одеяло, веревку, запалы и бутылки.

А потом отправили к нему заправщика с керосином.

Но это – уже другая сказка.

Между прочим, она от него родила авианосец.

Маленький такой, размером – с гаечный ключ.

Правда, он потом подрос и влился в славный флот.

А не видел его никто, потому что он стоял в засаде.

Не то под водой, не то в небе.

Не то еще где.

Мало ли, что ли, укромных мест?

Да хоть на помойке!

Лишь бы служить своему поселку.

Светильщица

Светильщица горевала от того, что ей не хватало тепла, а людям – света.

Если бы ее обняли, согрели, она была бы счастлива.

Но никто этого не делал.

А если бы кто-то зажег над людьми огонь и они увидели тех, кому нужно тепло, то раньше или позже она все равно была бы счастлива.

Но и этого никто не делал.

Вот почему светильщица решила, наконец, помочь и себе и людям.

Однажды она задумалась и нашла выход.

Взяла, да и превратилась в лампочку.

И повисла над людьми.

И сразу ей стало тепло, а людям – светло.

Но она не стала счастливой.

Ведь счастливы только те, кто думает об этом.

А лампочки не думают: им всё – до лампочки.

И когда лампочка случайно превратилась обратно в светильщицу, то поняла это.

И не стала превращаться обратно в лампочку.

А когда другая светильщица захотела превратиться в лампочку, бывшая лампочка дала ей мудрый совет:

– Если тебе нужно тепло, не думай о счастье, а если хочешь счастья – не думай о тепле.

И тогда другая светильщица не стала превращаться в лампочку.

И вообще с тех пор светильщицы не превращались в лампочки.

А если горько горевали, то вешались по-другому.

Летчица

Летчица страдала от людей.

Они вправляли ей мозги, а она кричала, что хватит ее заправлять.

Однажды она подумала:

«Улететь бы во вселенную! Уж там не заправляют!»

И вдруг превратилась в ракету и улетела в космос.

И летала там долго.

И совсем не страдала.

Пока не кончилось топливо.

И мозги не потекли.

Пришлось ей вернуться к людям.

Для дозаправки.

И снова она улетела во вселенную.

И снова не страдала.

Но опять кончилось топливо.

И опять потекли мозги.

И опять вернулась она к людям для дозаправки.

И в третий раз улетела во вселенную.

И опять почти не страдала.

Но одна мысль не давала ей покоя: как подумает о дозаправке, так ее всю трясет!

И летала она, и думала – и думала, и летала.

И, наконец, решила не возвращаться к людям.

И когда уже в третий раз у нее кончилось топливо, а мозги напрочь вытекли, она взяла, да и превратилась из ракеты в стальную болванку.

Правда, болванку все-таки притянуло к людям.

И она упала на дно какого-то моря.

Но ведь на дне моря нет дозаправки!

Так что своего она добилась.

Хотя, может быть, и зря улетала во вселенную и тратила впустую дорогое горючее.

Лучше бы сразу утопилась.

Домоседка

Одинокая домоседка томилась в маете без перемен.

С утра до вечера она сидела дома, меняла наряды и смотрела в окно на людную площадь, но к ней никто так и не заглядывал.

А ей бы – встречать да встречать людей!

Она изнывала, сохла, вяла и никла.

«Наверно, я – не такая», – подумала она.

И с досады взяла, да и превратилась в площадь.

И стала с утра до вечера встречать людей.

Но вскоре опять истомилась в маете.

Люди делились между собой новостями, шутками и подарками, а ее только топтали.

И она изнывала, сохла, вяла и никла.

«Опять я – не такая», – подумала она.

И с досады превратилась в торговую лавку.

И стала с утра до вечера встречать и делиться.

Но вскоре опять истомилась в маете.

Лавку и грабили, и взрывали, а она в ответ не могла даже пальнуть по врагу.

И изнывала, сохла, вяла и никла.

«Снова я – не такая», – подумала она.

И с досады превратилась в пушку.

И стала с утра и до вечера и встречать людей, и делиться с ними патронами, и отстреливаться от них.

Но вскоре опять истомилась в маете.

Люди менялись, а она оставалась прежней.

И изнывала, сохла, вяла и никла.

«Ведь я – не такая», – подумала она.

И с досады превратилась обратно в девушку.

А потом пошла на площадь, устроилась торговкой в лавку, обзавелась ручной пушкой и стала с утра и до вечера менять наряды, встречать людей, делиться с ними, перестреливаться и превращаться.

И больше не томилась в маете.

И не изнывала, не сохла, не вяла и не никла.

Потому что поняла, наконец, что если ты – не такая, то меняй не только наряды, но и себя, а если ты – не такая с утра до вечера, то превращайся во что надо с утра до вечера.

Сказочная девушка

Сказочная девушка жила – как в сказке.

А докучной жизни старалась не замечать.

Однажды у нее под ногами тряслась земля.

А она этого как бы не заметила.

В другой раз полыхнул пожар.

А она и этого как бы не заметила.

В третий раз грянула война.

А она даже этого как бы не заметила.

А потом еще что-то случалось, но она ничего как бы не замечала.

Так и прожила.

Без докучной жизни.

Правда, и другой жизни она не заметила.

По привычке.

Вот почему она и не плакала, и не смеялась.

И не сажала, не строила, не рожала.

Оттого-то и ее никто не заметил.

Кому такая нужна, которая не замечает?

Никому! Разве что сказочнику.

Да, по правде, только в сказке и может быть такая сказочная девушка.

А та самая, живая, настоящая, которая жила, как в сказке, конечно же, всё замечала.

Просто она решила, что ее жизнь – это настоящая жизнь, а остальное – докучная сказка.

И что она, эта девушка, обойдется без сказок.

А получилось – наоборот.

Получилось, что ее жизнь была только сказкой, а настоящая жизнь прошла мимо.

Часовщик

Однажды часовщик отмечал рождение сына.

И так много выпил, что у него прихватило сердце.

В тяжелом похмелье он забыл, что к чему, вырвал у себя сердце и приладил вместо него хорошие часы.

А когда опохмелился, часы, оказалось, прижились.

Так он их и оставил.

Из-за этого часовщик потом много страдал.

С работы его уволили за то, что тикал громче часов.

Любимая девушка бросила его, когда он зазвонил, как будильник, рано утром и не дал ей отдохнуть после ночи любви, хотя жена его была в отъезде.

Жена от него ушла: по ночам она не могла с ним заснуть, а вечером ворчала, что он тикает ей на мозги.

А когда часовщик пошел на прием к градоначальнику, жаловаться на свою долю, его сначала слушали, но потом закричали: «Бомба!» – заперли его в бетонном ящике и неделю продержали там – пока ждали взрыва и собирали справки о жизни часовщика.

Чиновники не брали у него взяток, грабители отказывались от его кошелька, нищие не принимали его подачек, а остальные даже и по лицу его не били: думали, что он записывает их по часам.

На охоте и на рыбалке всё живое от него удирало.

А на футболе его изнуряли вопросом:

– Сколько минут осталось?

Как будто он был не болельщиком, а судьей!

Зато он пережил всех своих обидчиков.

Ведь сердце его было не мягким, как у них!

Да и стучало ровным ходом, без сбоев.

Он пережил даже своих внуков, которые дотянули до глубокой старости и воспитывали своих внуков по его советам и в его четком ритме.

Сам же он умер только по ошибке.

Когда часовщик отмечал рождение сына у своего праправнука, он так много выпил, что в тяжелом похмелье забыл завести часы.

Ученый-перевозчик

Однажды в дремучей деревне, которую хотел купить под дачу банкир, поселился городской ученый.

В городе тот ученый выращивал уродов, но задолжал банку, забросил науку и подался в перевозчики.

Доставлять он брался из деревни в город и обратно.

Сначала ученый приобрел для езды самоходную повозку, но она часто ломалась и жадно жрала дорогое горючее, да и грабители легко опорожняли ее.

Ученый продал повозку и купил лошадь.

Лошадь ела дешевое сено и не ломалась, но громко ржала и оставляла на дороге пахучие следы, и лихие люди не боялись ее, а она еще надорвалась от натуги.

Ученый продал лошадь и купил осла.

Осел не ржал и ел меньше лошади, но тянул плохо, шел медленно и иногда подолгу стоял и брыкался всем задом, да и разбойники над ним смеялись.

Тогда ученый продал осла и купил ездовую собаку.

Собака исправно везла свою ношу и грозным рыком отпугивала встречных, но вскоре издохла под грузом.

Ученый зарыл собаку и купил кошку.

На взнузданную кошку не нападали, наоборот, в пути ее подкармливали и дети, и прохожие, но она ленилась и под поклажей норовила свернуть в кусты.

Ученый продал кошку и запряг свою жену.

Жена возила охотно и помногу, ела что дают, следы быстро заметала и хищно огрызалась при налетах, но однажды сбежала с налетчиком, да еще и с грузом.

И остался ученый ни с чем.

С горя он поймал крысу и запряг ее.

Крыса щерилась не хуже, чем жена, но доставлять на ней было выгодно разве что золотые камешки.

А золотых камешков у городского ученого не было.

Тогда он снова, в деревне, как раньше в городе, стал тайком выращивать кое-кого, не похожего телом на обычного перевозчика.

А заодно размножал в пробирке золотые камешки.

И вывел крысу размером с лошадь.

А заодно и кучу золотых слитков.

И стал возить их на ней.

Новая крыса бодро натягивала поводья и не просила еды, зато перегрызла всех дорожных разбойников.

Так что вскоре ученый разбогател, вернулся в город и опять стал выращивать уродов.

А новую крысу отпустил, чтобы она гуляла себе по дорогам, как новый хозяин сельской жизни.

И она гуляла себе, гуляла, да и распугивала кошек, собак, ослов и лошадей.

И наводила страх и на жён, и на грабителей, да и на всю дремучую деревню.

И так гуляла, пока не загрызла ее небывалая букашка, размером с самоходную повозку, или даже две.

Откуда взялась та букашка, никто не узнал.

Да и охоты к тому не было.

Дремучая деревня, чтобы ее не сожрали, подалась в город за своим ученым.

И сбежала быстро и в полном составе, и с женами, и с кошками, и с крысами, и с лошадиными следами.

И банкир купил, наконец, деревню за бесценок.

Вот был перевозчик: букашкой деревню перевёз!

Сейчас таких нет.

Наука и жизнь!

Крепкий орешек

Один богач решил избавиться от бедняка.

И подарил ему землю:

– Сколько, – сказал, – за сутки обежишь, столько и получишь.

Думал, бедняк умрет от сердца.

А бедняк был крепкий сердцем и не умер.

Богач не отступил:

– Сколько, – сказал, – денег проглотишь, столько и получишь. И что проглотишь, тоже твое.

Думал, бедняк умрет от живота.

А бедняк был крепкий животом и не умер.

Но богач приготовил новую ловушку:

– Сколько, – сказал, – девок перелюбишь, все твои.

Думал, бедняк умрет от любилки.

А бедняк был крепкий любилкой, да и не умер.

И получил земли, денег и девок видимо-невидимо.

И стал бедняк богачом, а богач – бедняком.

И захотел бывший бедняк избавиться от бывшего богача, чтобы тот не вздумал вернуть свое.

И придумал западню:

– Сколько раз, – сказал ему, – помрешь, столько жизней получишь.

– Да откуда у тебя столько жизней? – не поверил ему бывший богач. – Сам-то хоть раз помрешь?

Полез бывший бедняк в петлю:

– Вот, – сказал, – смотри и считай. Первый раз помираю. Потом будет второй.

А бывший богач его подзадорил:

– Да ты слаб, чтоб второй!

А бывший бедняк разгорячился:

– Ах, так, – сказал, – смотри!

И повесился.

Обрадовался бывший богач и побежал мерять свою землю, глотать свои деньги и любить своих девок.

Да перегнул палку: забыл, что не крепкий, да умер.

А бывший бедняк-то, оказалось, не умер.

Даже и на виселице!

Потому что крепкий был шеей.

Да и девки полюбили его за любилку и вынули из петли как раз вовремя.

И зажил он с ними богачом.

Банкир с хвостом

Однажды в городе пятачков сам по себе объявился человек с хвостом.

Сначала в это чудо никто не поверил.

А жить ему было, похоже, не на что.

Поэтому он прорезал в штанах дырку и принялся показывать хвост за деньги.

А тем, кто не верил, разрешал за него подержаться.

И даже подергать его.

Но это стоило дороже.

А за особую плату этот человек шевелил хвостом.

А за кучу денег окунал хвост в краску и рисовал им.

И картины у него получались не хуже, чем в музеях.

Он торговал ими отдельно, на особой распродаже, куда пускали только обеспеченных людей.

Желающих поглазеть на чудо, подержать да потискать его в руках или даже купить было так много, что вскоре этот человек разбогател.

И открыл счет в банке.

И положил туда немалые деньги.

Больше, чем другие вкладчики.

Поэтому вскоре избрали его председателем банка.

А еще чуть позже решил он, что негоже председателю банка зарабатывать своим трудом.

Да еще и телом.

И взял нитку с иголкой, да и зашил дырку в штанах.

А потом он захотел избавиться от своего прошлого, женился, сменил имя, продал банк, купил два других и обрезал себе нос, чтобы лицо его не могли узнать.

И так он затерялся в толпе банкиров.

Хотя любопытные не угомонились и долго еще бродили гурьбой вокруг банков, подстерегали их председателей, снимали с них штаны и смотрели, нет ли у кого сзади хвоста.

Но хвоста больше ни у кого не обнаружили.

На том и затихли.

И совсем уже успокоились, когда ученые, нанятые председателями банков, убедительно доказали, что при обрезке носа неизбежно отпадает и хвост.

Правда, еще через несколько месяцев люди снова вспомнили об этом случае.

Но – не надолго.

Оказалось, что хвостатый имел успех у женщин, и по всему городу стали рождаться дети с хвостами.

А потом всюду продавали штаны с разрезом сзади.

Но денег на этом уже никто не мог сделать.

Потому что чудо хорошо одно, а когда его много, это – уже не чудо!

И не мудрено, что новое поветрие быстро сошло на нет: штаны зашили, а детям обрезали носы.

Между прочим, именно с той поры жителей того города дразнят коротконосыми.

Или просто пятачками.

Потомок малыша

Одного малыша ненароком давили.

Поэтому он жалел, что не родился большим слоном.

Или хотя бы средним.

Однажды малыш решил воплотить мечту в потомке.

Подобрался он к слонихе, да и отлюбил ее.

И родила слониха малыша размером со слона.

Но отец его не был счастлив.

Он ведь хотел большого, но не малыша.

А сын жалел, что не родился маленьким малышом.

Однажды он решил воплотить мечту в потомке.

Подобрался к малышке и отлюбил ее.

И родила малышка слона размером с малыша.

Но отец его не был счастлив.

Он хотел маленького, но не слона.

А сын жалел, что не родился большим слоном.

Однажды он решил воплотить мечту в потомке.

Подобрался к слонихе и отлюбил ее.

И родила слониха слона, размером не большого, но и не маленького, а так, среднего.

Но отец его не был счастлив.

Он ведь хотел слона, но большого.

Зато прадедушка был счастлив, как никто.

Он ведь мечтал хотя бы о среднем!

И даже когда правнук ненароком раздавил его, он перед смертью успел обрадоваться:

– Вот она, моя мечта, мой потомок!

Убийца и жертва

Однажды убийце приснилась жертва.

– Что ж ты, – говорит, – меня убил?

И всю ночь мешала ему спать.

Но утром он только мотнул головой.

Однако в следующую ночь опять – жертва:

– Ты, – говорит, – от меня не отмотаешься!

И снова всю ночь покоя не давала.

Но утром убийца только сплюнул.

Однако в следующую ночь – по-прежнему:

– Ты, – говорит, – от меня не отплюешься!

И дергала его до утра.

А утром убийца пошел на дело и в первый раз в жизни промахнулся.

Понял он тогда, что надо от жертвы избавляться.

Но как?

Ведь раз уже пристрелил!

Ну, думает, где раз, там и два.

Перед сном положил он под подушку свою пушку.

Едва заснул – жертва тут как тут:

– Ну что, – говорит, – промазал?

Убийца схватил пушку и нажал на курок.

Проснулся – дырявая подушка.

Заснул – жертва за свое:

– Мазила, – говорит, – давай еще!

Он снова – хвать пушку, да и жмет на курок.

И снова – дырявая подушка.

Опять заснул – жертва хохочет:

– Цель в голову! Я – там!

Убийца схватил пушку и приставил к виску.

И вдруг с ужасом подумал:

– Где там? Ведь это моя голова!

Но палец уже нажал на курок.

Так убийца избавился от своей жертвы.

А жертва – от убийцы.

Отпечаток убийцы

Однажды убийце приснилась жертва.

– Что ж ты, – говорит, – меня убил?

И всю ночь мешала ему спать: упрекала, стыдила и просила извиниться.

На другую ночь – опять тот же сон и разговоры еще противнее: о муках, о совести и о расплате.

На третью ночь – та же морока, а под утро и угроза:

– Я, – говорит, – теперь из твоей головы не вылезу!

Проснулся убийца от этой угрозы, да и задумался.

Схватился было за оружие, но тут же осекся: ведь оружие – настоящее, а жертва – мнимая, отпечаток прощлого в мозге, и ничего больше.

Вздохнул убийца: такую тварь вживую не извести!

Но тут же и сообразил: раз она – в мозге, там и надо с ней разбираться.

Коли жертва – отпечаток, а не человек, избавится от нее не человек, а отпечаток!

Поразмышлял об этом убийца и принялся за дело.

Трое суток с утра до вечера кривлялся у зеркала.

И угрожал, и бежал, и стрелял налево и направо.

Так он закладывал в мозг свой отпечаток.

А с вечера до утра, во сне, беседовал с жертвой.

Та ему говорит:

– Ну, что ж ты меня убил?

А он ей отвечает:

– Погоди, придет мой отпечаток!

Жертва – снова:

– Ну, что ж ты меня убил?

А он в ответ – опять:

– Погоди, придет мой отпечаток!

И вот на третью ночь жертва спрашивает:

– Ну, где же твой отпечаток?

А ей вдруг отвечает кто-то другой – вылитый убийца, но не живой, а тот, который сам себе снится:

– Вот он я!

Жертва удивилась:

– И как ты здесь очутился?

А отпечаток убийцы хмыкнул:

– Зря, что ли, я в зеркале рожи строил?

– Выходит, отпечатался в мозге? – смекнула жертва.

– Выходит, – прохрипел отпечаток убийцы.

– Что ж ты, – спрашивает жертва, – меня убил?

– А вот что! – кривится отпечаток убийцы и достает отпечаток оружия.

Тут жертва испугалась и побежала.

А отпечаток убийцы – за ней.

Бежит и стреляет!

Бегали они, бегали, потом устали и присели.

Поговорили о том, о сём: о преступлении и наказании, о стыде, совести, расплате и прочей мудрости.

А потом снова стали бегать.

Потом опять присели и поболтали.

Потом снова бегали, устали и опять беседу вели.

Так и провели ночь напролет: то бегом, то сидя.

А под утро отпечаток убийцы все-таки застрелил отпечаток жертвы.

Проснулся убийца утром и потянулся:

– Мудрый сон я видел! Да и выспался, наконец!

После этого убийце никто не мешал спать.

А если и снилась ему жертва, то тут же испуганно озиралась и куда-то исчезала.

А перед тем, как исчезнуть, вежливо говорила:

– Спокойной вам ночи!

Моложавый старик

Моложавый старик имел отменную память и связи.

Обычно его принимали за мужчину средних лет и приглашали в самые высокие круги.

Хотя рассказам его не верили.

Перед пуском ракеты он предрек, что она взорвется.

Так потом и случилось.

К нему приехали, но он отмолчался.

Затем он угадал, что новый большой высотный дом, куда люди еще не успели заселиться, развалится.

И снова ушел от ответа.

Продолжить чтение