ПРОЛОГ
Деревня Подлески. Поздняя осень. Сумерки.
Избы смотрели друг на друга выбитыми глазами окон.
Сырые доски, обвалившиеся заборы, выжженная трава.
На улицах – никого. Ни собак, ни людей. Только ветер, как старик с астмой.
В одном из домов, в самом большом, двухэтажном, обшитом досками, на первом этаже – земля вместо пола, только кое где местами еще имеются доски, серые, грязные, с гнилью. Печь, вымерзшая у одной из стен. Железная кровать с провалившимся матрасом. И мужчина.
Старик. Лет под восемьдесят.
В тёплой, но рваной куртке.
Он сидел у стены, обняв колени. И молчал.
На столе – пусто. Под ногами – мешок с черствым хлебом, крапива в жестяной миске.
Он не знал, как сюда попал.
В памяти – обрывки: разговор, бумага, машина, смех. Потом – тьма.
– Мы вам тут рай сделаем, дедушка. Покой, тишина, здоровье…
– Документы подпишем – и отдыхайте…
Он подписал.
Теперь – ждал смерти.
ГЛАВА I. Одна квартира – минус один человек
Алиса Воронцова листала в компьютере список регистраций сделок с недвижимостью за последние полгода.
Рядом стоял Воробей с чашкой кофе, смотрел через её плечо.
– Вот смотри. Пожилой мужчина, Пётр Алексеевич Яковлев, 1939 года рождения.
До осени числился собственником квартиры в «брежневке» на Октябрьской.
– А в октябре – продал жильё.
– Причём, – Воробей нажал пару клавиш, – через доверенность, оформленную нотариусом в области.
И это – уже четвёртый случай за три месяца, когда старики из этого района якобы добровольно избавляются от квартир.
– Кто покупатели?
– Все разные, но… конечный бенефициар – один: ООО «Новый взгляд».
– И эта фирма… – Воробей прокрутил справку, – зарегистрирована на человека, у которого судимость за мошенничество с жильём.
Алиса выпрямилась.
– Где Пётр Яковлев?
– По прописке – пусто. Соседи говорят, уехал "жить на дачу".
Но адреса никто не знает. Телефон отключён.
– У семьи?
– Нет семьи. Вдова умерла. Детей нет.
Был инвалид по слуху.
– И тут, – добавил он, – самое интересное: вместо него сейчас живёт молодая пара. Ремонт сделан, квартира выставлена на продажу.
Алиса сжала губы.
– Хорошо. Слушай дальше:
я проверяла базу поступлений пожилых в диспансеры, приюты и морги по другим аналогичным «уехавшим».
И знаешь что?
– Что?
– Трое – числятся без вести пропавшими, хотя никто не подавал заявление.
И ещё один – нашёлся мёртвым в деревне под Иванищами.
Без документов, без телефона.
Ни одной отметки в системе.
– Официально – умер от переохлаждения, – тихо проговорил Воробей. —
А неофициально – отчаялся выжить.
Алиса посмотрела на него:
– Насколько ты уверен, что это система?
– На 90 процентов.
Кто-то собирает квартиры через юридически чистую схему:
– обещают лучшую жизнь, убеждают подписать доверенность,
– забирают стариков подальше,
– и… отключают.
– А после – новые владельцы, деньги, сделка через подставных лиц.
– Милиметровая зона закона, но фактически – социальное убийство.
Алиса встала.
– Мы будем искать.
И докажем.
– Потому что если в городе можно просто так вычеркнуть человека, то это – не город.
Это – склад тел.
Глава II. Они улыбаются слишком правильно
Двор был обычный – панельные дома, щебень под ногами, ржавые качели.
На скамейке под подъездом сидела Анна Константиновна, женщина лет семидесяти, в вязаном берете и очках на цепочке.
Смотрела в одну точку. Рядом – термос с чаем.
Алиса присела рядом. Воробей стоял чуть поодаль, прислонившись к дереву.
– Анна Константиновна, вы обращались в соцслужбу?
– Нет, нет, что вы. Я… просто не могла молчать. Соседка Марья уехала «в рай», как она говорила.
Говорила: в дом в деревне, с садом, с баней.
Молодые ребята пришли. Вежливые. В галстуках. С документами.
Представились: агенты по соцпрограмме «Загородная забота».
Показали буклеты, фотографии домов.
– И что?
– Через два дня она подписала доверенность. Сказала: "Они мне всё устроят".
А ещё через три – исчезла. Я звонила. Телефон недоступен.
Через неделю – в её квартире уже ремонт.
Потом заехали какие-то… загорелые. Сказали – купили.
– Вы их видели, этих молодых?
– Конечно. Один высокий, гладкий, в очках. Другой – светлый, улыбается так, что мурашки.
Как будто обнимает, но руками не трогает.
Марья с ними целовалась, будто сыновья.
А в глазах… знаете, будто что-то сказала себе – последнее.
Позже в отделе.
Алиса листала материалы по программе «Загородная забота».
Такой организации не существовало.
Ни лицензий, ни офиса, ни телефонного номера.
– Всё фальшивое. Но сделано чисто, – констатировал Воробей. —
Они не просто отжимают квартиры.
Они создают реальность, в которую старики верят.
Листовки, поддельные документы, визитки с печатью администрации.
– Как ты думаешь – сколько у них уже таких?
– Сотни?
– Не сотни. Десятки. Но этого достаточно, чтобы было тихо.
И страшно.
Позже вечером.
Алиса с Игнатьевым выезжают на адрес, где была квартира Марьи.
Дверь открыл крепкий парень лет тридцати с телефоном в руке.
– Да, купил. Через агентство.
– Предыдущую хозяйку не знал. Бумаги – в порядке.
Игнатьев спросил:
– Вы уверены, что всё по закону?
– Абсолютно.
– Риелтором был такой… эээ… Руслан. Высокий, говорит красиво.
С ним ещё девушка была. Худая такая, с папкой.
– Где их найти?
– Ну… – парень замялся. – У них офис в торговом центре был. Кажется.