Голос облаков

Глава 1. Остров дождей.

Сумрак цеплялся за ветви криптомерий, и запах мокрых листьев въедался в одежду так, что казалось – иначе и не бывает. Сора шагал по тропинке, забитой глиной, задерживая дыхание, чтобы не услышать собственных шагов. На мосту через ручей его догнал порыв ветра, крутанул воротник, хлопнул по уху дробным дождём. Он прислонился к прохладным перилам, глядя, как капли собираются в тонкую серебряную нить и падают в воду. Мимо пробежала Рин, оставив за собой горсть смеха и пару мокрых следов.

– Опять утонешь в небе, – крикнула она через плечо.

Сора пожал плечами, но не обернулся. Всё, что было важно, сейчас растворялось в шуме воды и стуке капель по дереву. Тучи затягивали вершины гор, и Сора всматривался в их причудливые очертания, позволяя мыслям рассеиваться так же свободно, как плавают листья после ливня.

Остров жил своим размеренным ритмом – каждый камень, каждая лужа на дорожке помнили сотни дождей, и в этом постоянстве была особая красота, которую мальчик впитывал всем существом. Деревья казались древними стражами, хранящими тайны природы. Их стволы, покрытые мхом, блестели от влаги, а кроны переплетались так плотно, что даже в самый ясный день солнце едва пробивалось к земле. Сора рос среди этих великанов, и они стали частью его души.

Дорожка извивалась между валунами, отполированными веками непогоды. Каждый шаг отдавался эхом в тишине, нарушаемой только журчанием воды и далёким криком морской птицы. Воздух был пропитан солью и влагой, создавая особую атмосферу, в которой время словно замедлялось. Сора часто останавливался, чтобы послушать эту мелодию острова – она была единственной музыкой, которую он по-настоящему любил.

Рин появилась снова, на этот раз с веточкой камелии в руках. Её щёки пылали от бега, а волосы прилипли к лицу от тумана.

– Смотри, какая красивая! – она протянула цветок брату. – Можно сделать из неё украшение для мамы.

Сора взял веточку и внимательно рассмотрел нежные лепестки, ещё хранившие капли росы. В детстве он не обращал внимания на такие мелочи, но теперь каждая деталь природы казалась ему важной, значимой.

– Где нашла? – спросил он.

– У старого храма, там целый куст растёт. Хочешь, покажу?

Они свернули с главной тропы и углубились в чащу, где воздух был ещё плотнее и прохладнее. Здесь росли папоротники в человеческий рост, их листья образовывали зелёный полумрак, в котором скрывались удивительные создания. Сора видел, как между стеблями мелькают яркие бабочки, а в тени прячутся ящерицы с переливающейся чешуёй.

Старый храм стоял на небольшой поляне, окружённой бамбуковой рощей. Его крыша поросла мхом, а деревянные стены потемнели от времени. Рядом с входом действительно цвёл куст камелии, усыпанный белыми и розовыми цветами. Сора подошёл к нему ближе и почувствовал тонкий аромат, который смешивался с запахом старого дерева и благовоний.

– Здесь такое место, – прошептала Рин. – Говорят, что тут живут духи предков.

Сора не верил в духов, но чувствовал особую энергию этого места. Воздух здесь был неподвижен, звуки приглушены, а время словно остановилось. Он сел на ступеньки храма и закрыл глаза, слушая тишину, которая была полна жизни.

Внезапно небо потемнело, и первые тяжёлые капли упали на листья. Дождь начался без предупреждения, как это часто бывает на острове. Сора и Рин укрылись под навесом храма, наблюдая, как потоки воды обрушиваются на землю.

– Как красиво, – сказала Рин, протягивая ладонь под струи. – Будто небо плачет от счастья.

Сора смотрел на серые завесы дождя и чувствовал странное единение с этой стихией. Каждая капля была частью огромного целого, и он сам был частью этого мира, где дождь был не препятствием, а благословением. Влага питала землю, наполняла реки, давала жизнь всему живому.

Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Вода бурлила в канавах, собиралась в лужи, стекала с крыш водопадами. Сора и Рин сидели под навесом, завороженные мощью стихии. Воздух наполнился звуками – барабанящим ритмом капель, шумом потоков, всплесками в лужах.

– Нам пора домой, – сказал Сора, когда дождь немного утих. – Мама будет беспокоиться.

Они побежали по тропинке, перепрыгивая через ручьи, смеясь от радости. Дождь лил им в лицо, промачивал одежду, но это не портило настроения. Наоборот, Сора чувствовал прилив энергии, будто влага заряжала его жизненными силами.

По дороге домой они встретили рыбака дядю Хироши, который возвращался с утреннего улова. Его широкополая шляпа защищала от дождя, а на плече висела увесистая сумка с рыбой.

– Хороший дождичек, – сказал он, кивая детям. – Рыба в такую погоду лучше клюёт.

Сора поздоровался и хотел пройти мимо, но дядя Хироши остановил его.

– Слышал, ты хорошо разбираешься в погоде, – сказал он с улыбкой. – Скажи, долго ли ещё будет лить?

Сора поднял глаза к небу, где тучи медленно дрейфовали над островом. Он не мог объяснить, откуда берётся это знание, но чувствовал, что дождь скоро кончится.

– Ещё полчаса, – сказал он уверенно. – Потом прояснится.

Дядя Хироши удивлённо поднял брови.

– Откуда знаешь?

– Просто чувствую.

Рыбак покачал головой и пошёл дальше. Рин с восхищением посмотрела на брата.

– Ты правда умеешь предсказывать погоду?

– Не знаю, – честно ответил Сора. – Просто иногда кажется, что понимаю, что хочет сказать небо.

Они продолжили путь домой, а дождь действительно начал стихать. Тучи расходились, показывая клочки голубого неба, а солнце пробивалось сквозь разрывы, создавая удивительную игру света и тени.

Их дом стоял на небольшом холме, окружённый садом, где росли овощи и фруктовые деревья. Мать выращивала помидоры, огурцы, зелень для стола. Отец работал в порту, помогая рыбакам ремонтировать сети и лодки. Жизнь семьи была простой и размеренной, подчинённой ритмам природы.

Мать встретила их на пороге с полотенцами.

– Совсем промокли, – сказала она, обтирая детей. – Переодевайтесь быстрее, а то простудитесь.

Сора переоделся в сухую одежду и сел у окна, наблюдая, как дождь окончательно прекращается. Капли ещё стекали с крыш, но небо уже светлело, а где-то вдали показалась радуга. Он следил за её яркими полосами, пока она не растворилась в воздухе.

– Иди есть, – позвала мать. – Приготовила твоё любимое.

За обеденным столом собралась вся семья. Отец рассказывал о работе, мать – о домашних делах, Рин – о своих открытиях в саду. Сора молчал, но не от скуки, а от переполнявшего его внутреннего покоя. Он был счастлив просто быть здесь, среди родных людей, в доме, который пах дождём и теплом.

После обеда он вышел в сад, где всё сверкало от влаги. Листья блестели, как покрытые лаком, трава была сочной и яркой, а воздух наполнен свежестью. Сора медленно обошёл все дорожки, рассматривая, как дождь преобразил привычный пейзаж. Каждое растение казалось обновлённым, омытым, готовым к новому росту.

Вечером вся семья собралась в гостиной. Отец читал газету, мать вышивала, Рин играла с куклами. Сора сидел у окна и слушал, как за стеклом капают последние капли. Остров засыпал под мерный шум воды, и в этом звуке была вся его жизнь – древняя, неторопливая, мудрая.

Шёпот доносящихся из кухни голосов стал частью фона, привычной музыкой конца дня. Воздух в доме носил на себе тяжесть прошедших дождём часов, а стены будто впитывали сырость, нависавшую почти постоянно над Якусимой. Тонкие окна с запотевшими рамами отсекали от комнаты остатки сумерек, и лампа дрожала светлым овалом над низким столом, где Сора склонился над потрёпанной книжкой о редких насекомых острова. Занозистые страницы цепляли пальцы – запах бумаги, в которой сберегли не только чужие знания, но и отпечатки дождливых вечеров ушедших поколений.

На циновке у стены растянулась Рин. Она пыталась разглядеть, можно ли различить по узорам капель на стекле, какой завтра будет день. Щёки у девочки горели; она то щурилась, то прижимала ладони к щекам, шепча:

– Если сейчас сказать желание, то утром выйдет солнце.

Сора перевернул страницу, пробежал глазами по знакомым словам о жуках, которые застывают на листьях, словно настоящие изумруды при первых лучах солнца. Окончив чтение, он встал и прислушался. Отец мерил шагами прихожую, ритмично похрустывая доски. Мама раскладывала на полке у входа письма от родных с Хонсю, в её движениях была усталость, но и особая плавность, свойственная тем, кто привык к постоянному ожиданию перемен.

– Еда остынет, – мягко заметила она и сняла крышку с супа, облако пара тут же затуманило стекло у лампы.

За столом все расселись на свои привычные места. У отца руки были шершавыми от работы в саду, ногти – в тонкой полоске земли, несмотря на тщательную мойку. Он не любил рассказывать о делах – предпочитал делиться молчанием, где главным был не разговор, а присутствие. Суп густо пах морскими водорослями, и даже Рин не стала канючить, что хочет жареного риса с яйцом, а не привычного супа. Самый простой ужин на острове собирал людей теснее, чем любые семейные истории.

– Ты опять весь день мокрый, – сказал отец, не отрываясь от чаши.

Сора скользнул взглядом по окну, где дождь уже переходил в сплошной туман.

– Мы с Рин смотрели, как поток меняет берег, – ответил он.

– Пустите вы реку, она сама знает, куда течь, – отец на мгновение улыбнулся краем губ и положил палочки на край чаши.

Мама поставила перед Рин плошку с солёными огурчиками.

– Если после дождя тучи идут к морю, значит утром будет ясно. Сегодня они кружат над лесом.

Рин склонила голову – ей хотелось верить, что именно она решает судьбу завтрашних облаков.

Тишину нарушил хлопок двери. На пороге появился соседский мальчик, Така, всё ещё в мокрой рубахе, босиком и с охапкой старых тетрадей, которые сунул прямо маме в руки.

– Это для тебя от тёти Маки из школы – новые задания.

Мать поблагодарила его, провела рукой по голове, от чего с неё сползла капля, скатившаяся на пол.

– Не запачкай коврик, – заметил отец.

Така совестливо улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, присел рядом с Рин, тут же начав рассказывать о том, как после ливня на огороде поселились сотни улиток и целая армия лягушек захватила самый высокий камень у забора.

Ужин прошёл под рассказы про островные приметы. Изредка кто-то из взрослых улыбался – чаще всего мама, когда слушала, как Рин отражает в своих словах услышанные однажды легенды.

После еды Така побежал домой, а мать заботливо вытерла пол, собирая мокрые следы босых ног.

– Завтра узнаем, кто из нас угадал, – шепнула она Соре перед тем, как погасить свет на кухне.

Отец достал из сундука старую, изъеденную временем бамбуковую свирель и задумчиво провёл пальцами по резьбе.

– Это твой дед делал сам, когда ждал конца сезона штормов, – медленно проговорил он.

Сора слушал тембр голоса, в котором за каждой фразой звучал дом и покой. Отец начал тихо наигрывать простенькую мелодию, похожую на ветер, который перемежается порывами дождя – казалось, будто стены дома начали дышать в такт этим звукам.

Рин, не раздеваясь, забралась на неубранную постель и долго ворочалась в темноте.

– Ты всегда такой молчаливый, Сора. Почему? – спросила она, когда все остальные уже почти уснули.

– Я слышу много разного, когда молчу.

– Мама говорит, когда тихо, можно услышать, как город просыпается. А бабушка – что в тишине слышно, кто о тебе скучает.

– А что слышишь ты?

– Я слышу, как дождь стучит разными голосами.

Мальчик долго не мог уснуть; в темноте потолок над ним превращался в сложную карту чёрных и серебристых бликов, которые двигались от теней за окном. Дождь становился сильнее, и небольшое окно пропускало внутрь тонкие полосы лунного света, смешивающегося с отражением лампы в гостиной. Было странно тепло для конца сезона – даже татами под ногами сохраняло мягкую, живую упругость.

Сгустилась ночь, и дом словно замедлил ритм своей жизни. По коридору вышла мама, села на корточки возле двери, чтобы не скрипнуть половицей, и слушала, как Сора ворочается на своей циновке.

– Не можешь уснуть?

– Нет. Просто хочется слушать, как дождь перестаёт и начинается снова.

Она тихонько засмеялась, повела рукой по его волосам и присела рядом, облокотившись на стену.

– Когда твой дед был маленьким, он говорил, что дождь хранит секреты тех, кто его слушает.

– Можно попросить у дождя что-то особенное?

– Мне кажется, можно, только очень тихо. Он не любит громких просьб.

Они сидели так, почти не двигаясь, и казалось, что только им двоим ведом этот тихий ночной ритуал. Внутри было особое спокойствие, будто вместе с каждой каплей испарялись дневные тревоги; сон спустя время пришёл сам по себе.

На следующее утро из тумана выплыл стук в дверь. Курьер с островной станции принёс корзинку с фруктами и конверт с заметками от местного учителя.

Мать прочла письма, лицо её от этого стало более сосредоточенным, но она не спешила делиться содержимым с детьми. Ради ранних домашних хлопот отец вышел расчищать канавки вдоль сада – после ливня вода стремилась попасть даже туда, где обычно её не было. Сора помогал вытягивать ветку, застрявшую в арыке, удивляясь, с какой лёгкостью отец работает в сырости. Влажный воздух не мешал ему петь тихонько под нос старую песню, в которой смешивались морские гудки, звон бубенцов и зов весенних птиц.

– Посмотри, какие цветы остались сухими, хотя весь огород был под ливнём, – удивлялся отец.

Сора вгляделся в крошечные жёлтые соцветия, аккуратно спрятанные под крупными каплями росы.

– Наверное, им повезло.

– Или они научились прятаться лучше других, – засмеялся отец и слегка толкнул сына в плечо.

Вернувшись в дом, Сора услышал, как Рин спорит с мамой:

– Если разбудить дождя хорошим словом, он перестанет лить зря.

– Ты умеешь говорить с дождём?

– Конечно! – девочка рассмеялась и выбежала на крыльцо босиком. Она кружилась на месте, ловя руками капли, а потом запела тонким голосом что-то похожее на колыбельную.

Сора наблюдал за ней через дверь и поймал в этот момент себя на том, что и самому захотелось повторить её движения. Он вышел следом, вдыхая сырость и терпкий запах мокрого дерева.

Где-то рядом пропела сорока, и оглушительно взрезал воздух крик журавля, пролетевшего так низко, что крылья бросили широкую тень через двор.

– Пошли, покажу тебе что-то, – сказал он Рин.

Они обошли дом сзади, туда, где старый бамбуковый навес прятал деревянный чан для сбора дождевой воды. Вода в нём всегда была холодной и почти прозрачной, но сейчас её поверхность покрывали круги от всё ещё моросящего дождя.

– Здесь вода тише, чем в реке.

– Можно смотреть, как отражается небо, – радостно объявила Рин.

Долго стояли, вглядываясь в отражения, пока мама не позвала их обратно – ароматы готовящейся рисовой каши пронеслись по саду, смешиваясь с запахами влажных стен.

Вечером в доме опять собралось несколько соседей. Они принесли засоленную рыбу и рассказали свежие слухи о том, что в центре острова во время вчерашней грозы дерево раскололось пополам, хотя ещё неделю назад оно казалось незыблемым. Взрослые делились тщательно вымеренными, временем проверенными историями о встречах с лесными духами, которыми пугают детей по вечерам, чтобы те не уходили далеко за ручей.

Взрослые тихо переговаривались, подливая друг другу зелёный чай и задавая вопросы о здоровье, урожае и погоде. В углу комнаты девочки играли в камушки, мальчишки пытались затеять игру в прятки на циновках, а Сора прислушивался к обрывкам разговоров и стуку деревянной ложки по чаше.

Позже, когда гости ушли и дом вновь притих, Рин подошла к брату.

– Нарисуй мне облака такими, какими ты их сегодня видел.

Он взял листок бумаги и коротким карандашом вывел кривую линию, затем ещё одну, тонким штрихом наметил края – в итоге получилось скопище причудливых фигур, будто случайно сцепленных между собой.

– А где тут солнце?

– Оно прячется за самым большим облаком, – улыбнулся Сора.

Рин села рядом и стала дорисовывать звёзды, а между ними – крошечного журавля.

В течение ночи на остров вновь пришёл дождь. Его звук был уже не таким отчаянным, как накануне; теперь он уверенно захватывал пространство между стенами, крышей и сном. Сора смотрел на потолок, слышал, как Рин во сне ворочается на своей циновке, а где-то за дверью глухо отзывается волной море, привыкшее жить рядом, почти не вмешиваясь в человеческие дела.

В этот раз ему не понадобилось считать овец или считать удары сердца, чтобы заснуть под узор дождя. Тёмные пятна на потолке от света фонаря за окнами напоминали ему размытые горы на горизонте, которые утром снова встретят его первыми лучами.

Ночью в открытое окно ворвался тёплый свежий воздух, только на секунду принеся с собой детские голоса со двора и запахи мокрого мха. Всё было так, как должно быть, и не требовалось объяснений.

Глава 2. Сестра и солнце.

Утро начиналось с едва заметного света, который пробивался сквозь плотные занавески, окрашивая комнату в мягкие оттенки персика и золота. Рин уже была на ногах, её маленькие пальцы ловко перебирали страницы книги с картинками, а глаза светились ожиданием чего-то необычного. Она повернулась к Соре и тихо спросила:

– Ты сегодня увидишь солнце?

Сора молчал, наблюдая за игрой света на стенах. Ветер за окном шевелил ветви, и где-то вдали слышался звон колокольчиков, которые носил торговец с фруктами. Рин встала и подошла к окну, прижимая ладони к холодному стеклу.

– Помнишь, как мама говорила, что солнце приходит после дождя? Сегодня я хочу, чтобы оно задержалось подольше.

Сора кивнул, не отрывая взгляда от неба, где серые облака медленно расходились, открывая светлое пятно. Он почувствовал, как внутри что-то тихо зашевелилось, словно маленький огонёк надежды.

– Давай попробуем вместе, – предложил он.

Они вышли на улицу, где земля ещё была влажной от ночного дождя. Рин подняла лицо к небу, а Сора протянул руки, словно пытаясь поймать лучи, которые только начинали пробиваться сквозь тучи. Ветер играл с её волосами, и на мгновение казалось, что весь мир замер в ожидании.

– Смотри, – сказала Рин, указывая на радугу, которая появилась на горизонте.

Сора улыбнулся, и в этот момент всё вокруг наполнилось светом и теплом, которых так не хватало в их дождливом мире.

Деревня просыпалась медленно, окутанная остатками утреннего тумана. Дядя Хироши уже расправлял сети у причала, его движения были плавными и уверенными, отточенными годами работы. Из трубы его дома поднимался тонкий дымок, и воздух наполнялся запахом горящего дерева и свежесваренного кофе. Рин махнула ему рукой, и старый рыбак улыбнулся в ответ, показывая большой палец вверх – знак того, что день обещает быть хорошим.

– Дядя Хироши всегда первый встаёт, – заметила Рин.

– Рыба лучше клюёт на рассвете, – ответил Сора.

Они неспешно шли по узкой тропинке между домами, где каждый камень был отполирован дождями до блеска. Соседские кошки лениво потягивались на крыльцах, а из открытых окон доносились звуки пробуждающейся жизни – кто-то готовил завтрак, кто-то настраивал радио, кто-то негромко напевал старую песню.

У небольшой лавки тёти Мики уже выстроилась короткая очередь. Она продавала свежий хлеб, овощи с собственного огорода и те мелочи, без которых трудно обойтись в повседневной жизни. Рин потянула брата за рукав:

– Пойдём посмотрим, что интересного привезли сегодня.

Тётя Мики приветливо кивнула детям и протянула Рин маленькое зелёное яблоко.

– Это тебе, милая. Сладкое-сладкое, прямо с дерева.

Рин поблагодарила и тут же откусила кусочек. Сок потёк по подбородку, и она засмеялась.

– Действительно сладкое!

– А для тебя, Сора, у меня есть новая книга о морских птицах, – сказала тётя Мики, доставая из-под прилавка тонкую книжечку с яркими иллюстрациями.

Сора взял книгу и полистал несколько страниц. На картинках были изображены различные виды птиц, обитающих в их краях.

– Спасибо, тётя Мики. Это очень интересно.

– Читай с удовольствием. Знания никогда не лишние.

Покинув лавку, они направились к школе. Здание было небольшим, одноэтажным, с традиционной черепичной крышей. Во дворе росли старые сосны, их иглы создавали приятную тень даже в самые жаркие дни. Харука-сенсей уже была в классе, расставляя учебники на столе.

– Доброе утро, дети, – поприветствовала она их. – Сегодня у нас будет необычный урок.

Рин и Сора заняли свои места и с любопытством ждали объяснений.

– Мы будем изучать облака, – продолжила Харука. – И не только их виды, но и то, как они влияют на погоду.

Она подошла к доске и нарисовала мелом несколько разных форм облаков.

– Кто может рассказать, какие облака приносят дождь?

Сора поднял руку.

– Тёмные, тяжёлые облака обычно означают дождь. А лёгкие, белые – хорошую погоду.

– Правильно! – похвалила учительница. – А как ты это определил?

– Я часто наблюдаю за небом, – просто ответил Сора.

Харука внимательно посмотрела на него, в её глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

– Очень хорошо. Наблюдательность – важное качество.

Урок продолжался, и Сора с интересом слушал рассказы о различных типах облаков, их формировании и влиянии на климат. Рин рисовала в тетради облака разных форм, подписывая под каждым свои собственные названия: "облако-кролик", "облако-корабль", "облако-цветок".

– Посмотри, какие красивые, – шепнула она брату.

Сора улыбнулся, глядя на её рисунки. В них была детская непосредственность, которая делала обычные вещи волшебными.

После урока они вышли во двор. Солнце уже поднялось выше, и его лучи пробивались сквозь листву деревьев, создавая игру света и тени на земле. Рин сразу же побежала к качелям, а Сора остался стоять, подняв лицо к небу.

Облака действительно были разными – одни плыли быстро и легко, другие медленно дрейфовали, меняя свои очертания. Сора следил за их движением, и постепенно в его сознании начали складываться какие-то закономерности, связи между формой облаков, направлением ветра и вероятностью дождя.

К ним подошли несколько одноклассников. Юки, девочка с длинными косичками, спросила:

– Сора, а правда, что ты можешь предсказывать погоду?

– Не знаю, – честно ответил он. – Просто иногда чувствую, что будет дальше.

– Можешь сказать, будет ли дождь сегодня вечером? – спросил Кенджи, мальчик с веснушками на носу.

Сора снова поднял взгляд к небу. Облака двигались с запада, они были не очень плотными, но в воздухе чувствовалась влажность.

– Возможно, будет небольшой дождь ближе к закату, – сказал он неуверенно.

– Интересно, – протянул Кенджи. – А откуда знаешь?

– Просто чувствую по воздуху, по тому, как движутся облака.

Дети переглянулись между собой. Для них способность Соры была чем-то удивительным, почти магическим.

Рин соскочила с качелей и подбежала к ним.

– Мой брат самый умный! – с гордостью заявила она. – Он всегда знает, когда будет солнце.

Сора смутился от такого внимания.

– Я не всегда знаю, – возразил он. – Просто иногда угадываю.

– Но ты почти не ошибаешься, – настаивала Рин.

Харука, которая наблюдала за их разговором издалека, подошла ближе.

– Способность чувствовать изменения в природе – это дар, – сказала она. – Важно развивать его и использовать во благо.

Сора кивнул, не до конца понимая, что она имела в виду.

Вскоре прозвенел звонок, и дети вернулись в класс. Остальную часть дня они изучали математику и японский язык, но мысли Соры постоянно возвращались к утреннему разговору об облаках. Он украдкой поглядывал в окно, следя за тем, как небо медленно меняется.

После уроков дети разошлись по домам. Рин всю дорогу болтала о том, как весело было на качелях, а Сора молчал, размышляя о словах учительницы.

– Ты что-то грустный, – заметила сестра.

– Не грустный, просто думаю.

– О чём?

– О том, что сказала Харука-сенсей. Про дар.

– А что в этом плохого? – удивилась Рин. – Это же здорово, что у тебя есть такая способность!

– Но я не знаю, что с ней делать, – признался Сора.

– Просто продолжай наблюдать за небом, – посоветовала Рин. – А там видно будет.

Они дошли до дома, где их уже ждала мама с горячим обедом. За столом она расспрашивала детей о школе, и Рин с воодушевлением рассказывала об уроке про облака и о том, как одноклассники восхищались способностью Соры.

– Наш Сора особенный, – сказала мама, ласково поглядывая на сына. – Но важно помнить, что любой дар нужно использовать с умом.

Отец, который обычно был немногословен, тоже высказался:

– В нашей семье всегда умели чувствовать природу. Твой дед тоже мог предсказывать шторма.

Эти слова удивили Сору. Он никогда не слышал таких историй о деде.

– Расскажи больше, – попросил он.

– Когда-нибудь потом, – пообещал отец. – Сейчас главное – учиться и расти.

После обеда дети отправились гулять по деревне. Воздух был свежим и чистым, хотя на горизонте уже собирались тучи. Они дошли до небольшого пруда, где плавали утки и где любили посидеть в тишине.

– Давай посидим здесь, – предложила Рин.

Они устроились на старой скамейке у воды. Утки мирно плавали, изредка ныряя за кормом. Рин кормила их крошками хлеба, которые принесла из дома.

– Смотри, как они радуются, – сказала она, наблюдая за птицами.

Сора тоже смотрел на уток, но его внимание привлекало не столько их поведение, сколько изменения в небе. Облака становились плотнее, а ветер усиливался.

– Скоро будет дождь, – сказал он.

– Откуда знаешь?

– Воздух стал другим. И утки ведут себя беспокойно.

Рин посмотрела на птиц и действительно заметила, что они стали чаще хлопать крыльями и громче крякать.

– Ты прав, – согласилась она. – Пойдём домой.

Они поспешили обратно, и уже на пороге дома начался дождь. Мама встретила их с полотенцами.

– Вовремя вернулись, – сказала она.

– Сора сказал, что будет дождь, – похвасталась Рин.

– Молодец, – улыбнулась мама. – Хорошо, что умеешь предчувствовать погоду.

Сора переоделся в сухую одежду и сел у окна, наблюдая за дождём. Капли стучали по стеклу, а небо приобрело тёмно-серый оттенок.

Запахи сада уже менялись, тёплое марево смягчало очертания стволов и прятало сорванные цветы в густом травяном ковре. Тени растягивались по земле, и солнечный свет казался чище, чем всегда. Сора и Рин шли нескорыми шагами, каждым движением втягивая эту необыкновенную лёгкость, которая обнимала деревню накануне вечера. Пчёлы лениво кружились над клевером, рыжая кошка прыгала, пытаясь поймать собственную тень, а где-то у калитки отец забивал крюк, чтобы ворота не хлопали от ветра. Слышался смех соседей – тётя Юко громко спорила с дедом о том, чей чай вкуснее, а пару ребят из окрестных домов играли у ручья в войну на палках.

Рин носилась босиком по тропинке, собирая в ладони сочные листья, которыми хотела украсить свои куклы, и, время от времени, восклицала:

– Смотри, тут на листе солнце! Видишь отсвет? Он мой, не отдавай его ветру!

Сора смотрел, как сестра ловит лучи, и просто радовался, что может быть рядом. Возле плетёного забора он остановился, чтобы рассмотреть паутину, где в прозрачной капле отражалось почти всё небо с маленьким кусочком дома. Мимо пробежала собака Паку, махнув хвостом и подняв в воздух немного пыли, напугав спрятавшегося кузнечика.

У крыльца мать раскладывала бельё: ткань мягко трепетала, вбирая солнечное тепло, которое так важно сохранить хотя бы до наступления сумерек. Она бросила короткий взгляд на детей и, слегка улыбнувшись, сказала:

– До вечера не бегайте далеко, ужин почти готов.

Рин махнула в сторону дома:

– Можно ещё чуть-чуть, я хочу подарить солнце нашей кошке!

Мать не спорила, только кивнула, поправляя корзину с зелёными побегами.

Скоро вся компания (Така, Рин, Сора и маленькая Мию из соседнего двора) устроили у заброшенного сарая целое представление. Они решили построить «замок вечера» – замок, в котором никто не боится темноты, ведь рядом всегда есть тепло дневного света. Каждый отвечал за что-то своё: Рин притащила жестяной бочонок, Така разложил палки по кругу, а Мию нашла несколько камешков, отдающих золотистым блеском в солнечных пятнах. Сора собрал листья для крыши, устроив их так, чтобы они шуршали при каждом малейшем дуновении ветерка.

– Вот тут вход для гостя-солнца, – объяснила Рин, поднимая сухой прутик, – если оно захочет зайти, мы не пустим дождь.

Така примиряюще сказал:

– Но если вдруг туча всё-таки придёт, наш замок всё равно не развалится – мы будем смеяться громче, чем гремит гром!

Смех детей сливался с вечерним шелестом травы, а игрушечный замок наполнился их голосами и сюрпризами.

Мию принесла миску с водой:

– Пусть это будет наше маленькое море. Если солнце устанет, оно может поплавать вместе с рыбами.

Рин посадила внутрь несколько цветов, и вода от этого стала пахнуть необыкновенно – свежо и радостно.

В какой-то момент в руках Рин появился старый фонарик, ещё из тех, что отец чинил прошлым летом. Она подняла его к лицу брата:

– Когда будет темно, я включу фонарь и расскажу сказку об этом дне. Хочешь слушать?

В ответ он только мягко улыбнулся и кивнул.

Лес затихал, словно задерживая дыхание. Каждый предмет, каждая капля воды имела здесь свою историю и голос; просто иногда их невозможно услышать в суете дня. Постепенно небо рдеет. Облака, сбившись в плотную гряду, начинают расступаться – небо готовит для острова редкие полоски света.

Он внимательно следил за этим переливом, словно выискивая в движении облаков тайный знак.

Послышался смех с дорожки, кто-то из соседских ребят выглянул из-за поворота, отряхивая с себя капли. Сора махнул рукой – не то приглашая присоединиться, не то прощаясь, – каждый здесь знает, что после дождя все пути сходятся у большой поляны, где обычно дети строят шалаши и играют, пока взрослые заняты под навесом сушкой риса.

Сейчас же он не пошёл к ним. Он остался на мосту, чтобы ещё раз посмотреть, как разлетаются тучи.

Рин, впервые за весь вечер, промолчала. Она села рядом и стала листать пальцами по воде, рисуя на её поверхности причудливые круги.

Далеко над горами снова загромыхал гром. Воздух на мгновение напитался особой энергией, и Сора, зажмурившись, почти услышал в этом звуке обещание новых открытий.

Но в тот момент всё, что было важно, – это звук воды, запах мокрых листьев и живая, неразгаданная связь между ним и миром, спрятанным за облаками.

Так проходило то странное, наполовину детское, наполовину взрослое время ожидания. Всё кажется хрупким и прозрачным, но только стоит сделать шаг, как тропинка под ногами становится твёрдой и надёжной.

Рин возвращается и по-серьёзному смотрит на брата:

– Возьми меня завтра с собой. К реке, туда, где много камней. Ты же знаешь, я сама не приду – страшно одной.

В ответ он только мягко улыбается и кивает.

Мимо садовых дорожек громко проходит Кен с футбольным мячом, но вместо шума спорта сегодня слышится только невидимая музыка, для которой подходит только одно настроение – внимательно смотреть вверх. Сора подходит ближе к опушке, где небо особенно открытое. Там облака тянутся вытянутыми лентами, и если приглядеться, в них появляется ритм, будто кто-то дирижирует маршем водяных теней.

Он поднимает руки, едва касается воздуха ладонью и чувствует: невидимая волна прокатывается по пространству. Облако на мгновение изгибается, теряет свой прежний вид и становится похожим на гигантскую перышко. Рин замечает:

– Ты видел? Оно поменялось, когда ты поднял руку!

В этот момент несколько одноклассников поворачиваются, кто-то тихо шепчет:

– Это он сделал или просто ветер?

У Харука в глазах отражается одновременно настороженность и улыбка. Она делает шаг ближе к Соре:

– Иногда кажется, что у кого-то с облаками особая дружба.

Он опускает глаза, потом снова смотрит вверх, чувствуя тяжесть чужого внимания, но и радость, тонкую и почти хрупкую.

Пока остальные спорят, кто лучше нарисует увиденные образы, Сора вдруг ловит взгляд одного из мальчиков.

– Можешь сделать так, чтобы облако стало кругом?

Он улыбается сдержанно и, чуть повернув запястье в воздухе, медленно приводит к тому, что белый клочок в самом центре действительно начинает напоминать окружность. Друзья издают негромкий возглас, кто-то начинает просить:

– А мне придумай облако-кролика!

Рин смеётся, бросает в воздух травинку, заключая:

– Теперь все хотят, чтобы ты стал с небе художником!

Жара начинает отступать, но небо всё так же полно жизни. Тени движутся по траве, солнце отражается мельчайшими бликами на чёлках детей. У Харука звонит телефон, она коротко разговаривает с кем-то о делах во дворе – потом возвращается к наблюдениям, ещё внимательнее прислушивается к коротким диалогам ребят.

– Каждый может видеть по-своему, – внезапно произносит она почти шёпотом, словно узнавая что-то только сейчас.

В саду больше нет взволнованной суеты. Недалеко кто-то из детей заводит песню про летний день, и остальные подхватывают слова, ведь они знают её уже давно. Мелодия смешивается с шелестом травы, а где-то высоко ласточки пересекают небо прямо через прозрачные потоки света, которым остается только след на памяти.

Сора замирает возле куста жасмина, где прячется стрекоза – она мелькает синим и зелёным, будто тоже пытается стать частью великого танца облаков. Он смотрит на её движение, потом снова вверх – небо уже постепенно переливается вечерними оттенками, а облака становятся мятными, лёгкими, будто растворяются в прозрачности дня.

Харука предлагает детям сделать по одному рисунку. Они рассаживаются на траве, находят подходящие листы и берут цветные мелки. Каждый старается воспроизвести свою фигуру: кто-то выводит зигзаг, другой рисует только круги, одна из девочек выводит облако в виде кота с огромными ушами.

– Смотри, – подзывает Рин брата, – я нарисовала облачный мост между нашим домом и садом, теперь по нему можно переходить в любую погоду.

Сора чуть улыбается и аккуратно прокручивает мелок между пальцами, раздумывая, какую форму выберет для своего рисунка.

По мере того, как работа слишком углубляет учеников в детали, Харука обходит круг, заглядывает через плечо к каждому – никто не чувствует давления, только любопытство и лёгкую гордость за свой вклад.

– Мне всегда нравилось смотреть на небо, когда немного грустно, – вдруг тихо замечает Мию, которая обычно молчит. – Тогда тучи опускаются ниже, а по ночам становятся похожи на сладкую вату.

Когда расчерченные облака начинают исчезать из книжек и листов, класс собирается на ступеньках у школы. Здесь тени деревьев переплетаются с тенями детских рук, и глаза каждого ещё долго держат в себе отражение мягких кос и башен, нарисованных небом.

– Мне кажется, сегодня даже взрослые захотят посмотреть вверх, – задумчиво говорит кто-то из старших.

По окончании прогулки Харука снова меняет тему урока. Сегодня можно позволить себе не возвращаться сразу к обычным задачам – коротко рассказывает о воздухе, ветрах, как древние японские поэты искали в небе ответы на свои вопросы. Она не смотрит на Сору напрямую, но однажды делает маленький жест – поднимает палец к губам, будто просит сохранить секрет.

Вечером Сора идёт домой чуть медленнее обычного, старается жить в этом ощущении – не спеша, впуская в себя запах дождя, влажной коры и тёплого хлеба, который ждёт его на кухне. Облака сопровождают его до самого горизонта: где-то в одном из них он замечает знакомые черты, а может быть, просто хочет видеть там отражение сегодняшнего дня.

Через несколько минут он стоял у моста, где вода снова была прозрачной и быстрой. Здесь он задержался надолго, глядя в её гладкую прохладу – теперь не было ни испуга, ни обиды, только терпкое ожидание нового дня.

Глава 3. Обретая странность.

Толчком для напряжённого утра стал звонок, объявивший начало занятий: дети потянулись толпой по коридору, задевая друг друга плечами, кто-то несся слишком быстро, кто-то оглядывался на учителя, чтобы не быть замеченным. Сора занял место у последнего окна, где легкая тень от подоконника ложилась на парту, а луч солнца медленно пробирался по доске, едва освещая рассыпанную пыль. Первое занятие было по литературе, сосед по парте старательно что-то рисовал на полях тетради, но Сора смотрел сквозь отражение в стекле на сизое утро, где небо казалось особенно глухим и тяжёлым. Он иногда соприкасался локтем с партой, чтобы убедиться, что сидит здесь, а не витает где-то за пределами привычного рукопожатия школьного быта.

Учитель протянул ему сборник стихотворений, но даже строки, которые когда-то казались важными, сегодня звучали чуждо. Его голос дрожал, когда он вслух читал задание, а тем временем класс поглощал пустое пространство жужжанием, как улей, где он оказался лишней пчелой. Одноклассники переговаривались полуфразами, в которых проскальзывали слова «странный» и «погода», будто его имя стало синонимом для чего-то непредсказуемого. Перед глазами плавали образы облаков, вытянутых линиями за школьной оградой, и чувствовалось, что весь день будет окрашен этим ощущением внелётной тяжести.

Первую большую перемену он встретил склонившись над задачником, словно стараясь исчезнуть в цифрах. За спиной стая мальчишек обсуждала чей-то нелепый промах на физкультуре, кто-то делился рассказами о прошлых выходных, но их разговоры пролетали мимо, не оставляя следа. Как только он встал, чтобы выбросить обрывок бумаги, у самых дверей его окликнула Мию – девочка отличница, которая редко улыбалась.

– Если хочешь, я покажу тебе рисунок облаков, которые вчера видела на берегу, – тихо обронила она.

Он кивнул, улавливая в её голосе осторожный интерес, не способный пробить настороженную стену школьного общества. В руке она держала тетрадь с наспех нарисованными фазами луны и пятнами разного оттенка серого. Мию, не выждав ответа, ушла дальше по коридору, оставив ощущение незавершённости.

Новая перемена принесла с собой группу ребят, которые обступили Сору у лестницы, словно разделяя между собой право делить чужое одиночество.

– А если ты всё знаешь про дождь, скажи, когда закончится эта слякоть, – спросил один из старших мальчиков.

– Или ты умеешь только смотреть на небо?

Вопросы были скорее для того, чтобы задать тон остальным: те, кто стоял позади, уже ждали подходящего момента для короткого смешка.

Сора ответил коротко:

– Дождь кончится к вечеру.

Они разошлись, не дождавшись дождя, оставив после себя только недоумение и растянутое эхо шепота.

В столовой тарелки звенели глухо, но здесь шум не мешал ему сосредоточиться: запах парного риса и солёных огурцов притягивал даже самых равнодушных к завтракам. Он устроился за крайним столом, сжав палочки в руке, почти не притрагиваясь к еде. На другом конце зала громко спорили две девушки, решая, что именно написать в объявлении на доске: там уже висело несколько листков с картинками, чьи краски потекли от влажности воздуха. После обеда Сора выбрался во двор, где кучка малышей строила из мокрого песка что-то похожее на лодку. Камешки собирались в цепочки, мальчик долго следил за их руками, не вмешиваясь – лишь прислушивался к хрусту гравия под босыми ногами.

В этот день небо затянуло особенно плотно. Воздух становился всё гуще, и казалось, будто сама школа начинает тонуть в этом молчаливом облачении. На уроке рисования учительница предложила изобразить весенний дождь, большинство детей вывели тёмные разводы гуашью, а Сора набрал на кисть светло-голубую и зелёную краску, как будто видел там надежду на просвет. Соседка внимательно рассматривала его рисунок, потом обернулась и проговорила:

– Ты рисуешь не так, как все.

Он молча пожал плечами, не зная, что именно ответить.

Во время перемены дети собрались в коридоре, где пахло мокрыми куртками и сушёными финиками, которые вынула из сумки уборщица, чтобы угостить малышей. Кто-то рассказывал истории про летучих мышей, которые начали по-новому летать над рекой после недавних дождей, а Рин дерзко перебивала старшего мальчика спором о том, что вся вода из арыка за ночь ушла в канаву.

– Сегодня она шумела иначе, – заявила она, едва не подпрыгивая на месте, – я проснулась ночью и слышала: шум другой, прям глухой, как будто кто-то по нём ходит босиком.

Старшая медсестра прошла мимо школы, её чёрный зонт стучал о брусчатку, и даже от его удара по плитам казалось, будто в почве просыпается эхо. Вокруг рассыпались воробьи, срываясь с кустов, а вдалеке слышались голоса рыбаков – они кричали коротко, по обычаю, чтобы не затягивать тишину слишком длинной фразой.

Внутри школы стало прохладнее, Харука несколько раз подходила к окну и приоткрывала его ровно настолько, чтобы впустить в класс больше ветерка.

После уроков Сору позвала сторожиха, попросила помочь вынести ведро с сорванными листьями за калитку. Он вышел во двор, где на кустах ещё держался белёсый налёт, а между кустами змеились дорожки, будто нарочно вытоптанные чьи-то осторожными шагами. Вдоль одной из дорожек стояли две соседки, переминаясь с ноги на ногу. Одна произнесла:

– Уже чувствуется – скоро переменится всё, что нам знакомо.

Вторая ответила:

– Я сегодня нашла царапину на двери, которой не было раньше. Может, ветер, а может….

– А может, хозяин себя по-другому ведёт при такой погоде.

Этот разговор впитался Соре в память так же, как и холодный дым костра на дворе.

Когда солнце появилось ближе к полудню, стало ясно, что день тянется необычно – время шло волнообразно, минуты растягивались между какими-то внутренними процессами, которые угадывались только по догадкам. Рин принесла со двора маленькую ветку клёна, на которой держалась одна едва покрасневшая капля – выглядела она, как знак, что осень не за горами, хотя по календарю оставалось ещё много жарких дней.

В классе обсуждали притчи: Харука рассказывала про то, как на острове был год, когда все птицы исчезли и внезапно вернулись, а потом жители деревни долго находили их гнёзда в самых причудливых местах.

– Природа всегда уходит только для того, чтобы снова появиться, – сказала она, проводя пальцем по цветной карте на стене.

Сора слушал, но видел лишь, как солнечный луч склонился во дворе на горшок с базиликом, и это казалось ему куда более важным явлением, чем любые слова. За окном кто-то из учеников пробежал по дорожке – в его башмаках застрял клочок синей травы. Чуть позже прозвенел звонок, который по странной случайности напоминал отдалённый хриплый крик моряка.

Дети с нетерпением ждали, когда придёт учитель истории: о нём долго ходили слухи, будто он умеет читать облака на небе, словно страницы старых летописей. В этот день вместо ворчливых моралей он вышел к двери с куском мела в зубах и спросил, кто видел новую тропу за скотом. Несколько человек подняли руки, рассказывали, что в канаве на рассвете слышали свистящий звук – подумали сначала, что это разгулялся шакал.

Старик расспрашивал, не изменилось ли движение воды, не потерялся ли кто-то из домашних животных, не нашли ли камешки странной формы у моста. Дети вспоминали детали, которых обычно не замечали: сломанная ветка кизила, стая гусей, что кружит ниже обычного, и даже то, что деревья позади школы переместились на шаг – так утверждали двое младших, добавляя, что каждое утро ворота теперь скрипят иначе.

После занятий Рин принесла домой пакетик сушёных груш, заявила:

– Сушить надо всегда заранее, если чувствуешь перемену – так бабушка говорила.

Мать перекладывала на столе яблоки и в промежутках между движениями бросала взгляд на календарь, где чёрным было отмечено только начало следующей недели.

Отец осторожно разбирался с починкой калитки, отбивая ритм молотком, который разносился по всему двору, словно метки времени. Бабушка заваривала траву и, прихлёбывая чай из маленькой чашки, без слов угощала всех, кто заходил к ней на тёплое слово.

Вечером семья собралась в комнате с низкой лампочкой, свеча дрожала, доставляя свой свет на потолок в хаотичных пятнах. Дед сел у входа, рассказывал истории про то, как двадцать лет назад было похожее лето, только тогда туман держался дольше и даже кошки зарывали молоко в землю.

– Остров перед каждым переменами ведёт себя, как человек, – мягко заключил он. – Сначала молчит, потом медлит, а потом вдруг решает, что пора сдвинуться с места.

Рядом с очагом Рин разложила свои бумажные фигурки, в её руках летала бумажная лиса:

– Сегодня мой журавль танцевал под дождём во дворе, и его крылья совсем не промокли.

Сора опустился рядом, разглядывая её игру на фоне играющего пламени. Окно чуть дрожало от случайного сквозняка, вблизи слышно было, как собака скреблась за калиткой, и за занавеской мерцали редкие огни.

Когда пришло время укрываться в постелях, тишина держалась дольше обычного. Рин спросила, не слышал ли брат ночью странный гул ветра.

– Он как будто ищет кого-то, – сказала она, пряча лицо в подушку.

Сора долго не отвечал. Закрыв глаза, он вслушивался в ритм их дома: дыхание матери, скрип старого сундука, шёпот бабушки, которая прощалась с ушедшим днём. В эту ночь даже дождь не тревожил никого шумом – только редкие капли скользили по крыше и исчезали в глубине сада без следа.

Перед рассветом по всему поселку прошёл лёгкий треск, как будто тонкая льдинка сломалась под тяжестью чьей-то ноги. Наутро солнце светило немного ярче, чем обычно, а воздух казался невероятно лёгким – в нём витала новая энергия, непонятная, но наполненная обещаниями.

Тайное послевкусие праздника висело в воздухе, когда дети стали возвращаться группами по садам, а за школьной оградой оставались только перешёптывания и следы от ног в мягкой траве. Вдох наполнен свежестью: влажные листья почти не шуршат под ногами, но отдалённая музыка ветра всё ещё напоминает о недавнем танце облаков. Рин несла за спиной букетик полевых цветов, который разобрала по собственному вкусу; тонкие стебли запутались в её волосах, и она весело перекидывалась репликами с Така и Мию, обсуждая, кто первым нашёл на небе таинственное облако-рыбу. В стороне от суеты Сора старался идти медленно, чувствуя, что этот день был наполнен до краёв звучанием необычного – словно каждая деталь стала чуть ярче, и голоса уже не просто слова, а живой отклик мира.

Остановились у калитки, где всегда скапливались листья, и стало ясно, что уходить домой никто не спешит. Солнечный свет переливался в каплях росы, и Рин вдруг запела детскую песню о птице, которая ищет тёплый дом, – её голос был звонким и чистым, и даже Мию тихонько подхватила знакомые слова, улыбаясь так, как умеют только в самые беззаботные дни. Сора отошёл чуть в сторону, но едва Рин догадалась, она сразу позвала его к себе, протянув ладонь и кивнув на чистое небо:

– Давай ещё один танец облаков устроим прямо сейчас!

Он поднял руки, развёл пальцы, и тут же лёгкий сквозняк подхватил высохший лист, закружив его по воздуху – дети вскрикнули восторженно, каждый желая угадать, что за особая сила скрывается в этом движении.

Ближе к вечеру сад опустел, но на скамеечке возле сирени осталась Харука, задумчиво покачивая ногой и делая быстрые пометки в старом блокноте. Она жестом окликнула Сору и, когда тот подошёл, спросила:

– Ты ощущал, как легко облака меняют очертания, когда к ним обращаются с улыбкой или с просьбой?

Сора не сразу ответил, и тогда учительница уточнила:

– Иногда самые важные перемены случаются только тогда, когда к ним подходят без страха.

Незаметно для себя он кивнул, и в этот момент почувствовал внутреннюю лёгкость, но где-то глубоко жила тревога – что если кто-то увидит то, чего не должен был видеть?

Вечер поглотил все царапины и шумы школьного двора. Рин вместе с друзьями ушла собирать камушки для будущей мозаики, а Сора бродил вдоль зелёной изгороди, выискивал глазами облачные полосы, на мгновение застывшие в изгибах вечернего света. Неожиданно мимо пронёсся ветер, и маленькая веточка ударила его по щеке, будто напомнила: здесь всё живое и требует внимания. Он прижался лбом к прохладной коре – в этот момент было жарко не от солнца, а от какого-то внутреннего огня.

Час спустя, когда солнце окончательно спряталось за дальними склонами, семья Соры собиралась за столом на ужин. В комнате царил уют: шелест одеял, приглушённый смех отца, басистый голос бабушки, которая никак не могла вспомнить, куда положила корзину с чесноком. Рин рассказывала, как облака почти подчинились ей и что завтра они обязательно посмотрят, кто находится в выигрышной позиции в их небе.

– Может, ты и ураган придумать сможешь? – подразнил её Taка, но Сора только устало улыбнулся.

Когда все были заняты, Харука подошла к Соре у ворот школы – она задержалась чуть дольше обычного, бросая на него необычно внимательный взгляд.

– Иногда желания могут наполнить пространство такой энергией, что даже взрослые начинают верить в чудеса, – произнесла она негромко.

Он не стал спорить, только спросил:

– А что делать с той силой, которая приходит вместе с такой верой?

– Находить слова для других, чтобы им хотелось идти за тобой, – ответила Харука, задумчиво глядя в сторону речки.

С урока возвращались малыши, болтая с восторгом о том, что облака сегодня плыли по их сценарию.

Тем временем вечер разрастался оттенками: в саду воздух становился плотнее, запах травы с каждой минутой напоминал о приближении росистых сумерек. Сора вынес на крыльцо старый табурет и долго сидел на нём, рассматривая, как облака гаснут и проявляются снова. Иногда сквозь тонкие просветы он видел, как в глубине полигона неба скрываются новые лица – своеобразные фигуры, которых раньше не замечал. Они менялись с каждым порывом воздуха, и никто, кроме него, не мог задержать это мгновение.

Перед ужином Рин показала брату свой рисунок: на бумаге в центре был огромный круглый кот, над которым возвышалась арка из облаков, и всё это поддерживали тонкие лапки журавля.

– Я нарисовала наш сегодняшний день! – гордо заявила она.

Сора рассматривал лист, удивляясь, как сестра научилась передавать в простых линиях то, что долго не удавалось выразить словами.

За ужином обсуждали новости. Отец сетовал, что после сегодняшней жары наверняка пойдут грозы – Сора мельком взглянул в окно: небо ещё чистое, но где-то на западе уже собирались новые клубы облаков. Мать рассказала, что встретила по дороге в магазин старого друга, который теперь продаёт зелёный чай с травами и уверяет, что правильно заваренный настой увлажняет душу – в этот момент бабушка загадочно кивнула, будто соглашаясь с главным жизненным правилом.

Поздно вечером Рин заснула быстрее обычного. Она лежала, обняв куклу, и во сне тихо улыбалась. Сора подошёл к окну, откуда был виден темнеющий холм, и долго смотрел, как лунный свет отражается в каплях на листьях камелии. Беззвучно стучал по стеклу ночной дождь, и всё вокруг казалось одновременно близким и непонятно далёким.

За стеной кто-то шептал стихотворение о путешествиях облаков, голос был усталым, но в нём слышался свет радости. Сора прилёг на татами и мысленно возвращался к всему, что случилось за день: он перебирал слова учительницы, смех Рин, исполненные удивления глаза друзей. Привычные предметы комнаты напоминали о доме, но теперь каждый из них казался вписан в мир, где облака стали чем-то большим, чем часть пейзажа.

Утренняя заря едва проклюнулась, когда за окном первой рассмеялась воробьиха. Сора всё ещё не спал, разглядывал в полутьме свой рисунок, на котором облака переплетались с городскими крышами. Слышался тихий звук воды в арыке, мать уже ставила на плиту чайник – новый день начинался так же, как и все, но внутри будто стояла новая музыка, приготовленная только для него.

Завтрак прошёл за неспешными разговорами: Рин спорила с отцом, утверждая, что Сора умеет не только предсказывать дождь, но и тайно договариваться с облаками. Мать улыбалась, слушая их чуть притворный спор, а бабушка разливала по пиалам свежий чай, вдыхая аромат, который всегда словно смягчал острые углы дня.

– Если вдруг тучи решат вернуться, мы их позовём играть снова, – подытожила Рин, и в этот момент в комнате стало ещё светлее, хотя за окном солнце ещё не полностью раскрылось.

День разошёлся по своим делам: отец ушёл на поля, мать занялась стиркой, а Сора после короткой прогулки задержался у моста, где вода снова отражала небо, густо населённое пушистыми облаками. Здесь, в уединении, он позволил себе вновь поднять руку, будто пробовал изменить ход ветра. Густой запах сырой травы, слабый скрип потёртых досок, далекий собачий лай – всё это собралось в большую картину, которую он не спешил раскладывать на отдельные детали.

В самый разгар дня вернулись друзья. Мию принесла два новых камешка, Така предложил построить у ручья лодку из коры. Все вместе они мастерили её, запускали по воде, а потом, засмотревшись на небо, снова начали спорить о том, кто увидит в облаках необычные формы первым.

– Я вижу слонов! – громко заявила Мию, указывая в сторону быстро двигающейся тени.

– А здесь будто лисица притаилась, – заметил Така.

Рин обвела глазами небо, надеясь на особый знак – и через минуту облако медленно вытянулось, принимая очертания маленькой танцовщицы.

Детство становилось теплее с каждым прожитым днем, и даже самые обыденные вещи теперь казались частью большого спектакля, где каждый участник – невольный герой танца облаков. Сора чувствовал, что прошлый страх растворяется, а на место сомнений приходит лёгкость, которой хочется делиться без остатка: в простых жестах, в тёплых словах, в блеске глаз, когда кто-то впервые замечает на небе что-то своё.

Когда наступил вечер, сад вновь наполнился стихией тихих звуков. Ветер утихомирился, тени качались на ограде, и казалось, что даже воздух хранит благодарность прошедшему дню. На горизонте вновь появились новые облака – отдалённые, слегка подсвеченные угасающим светом, и Сора знал: завтра они принесут другие новости, но этот день останется с ним навсегда в прозрачности заката и в возможности удивляться, сколько всего хранится на границе неба и земли.

Глава 4. Танец облаков.

Ранним утром тишина в школе будто держит дыхание: педагоги заходят чуть медленнее, рюкзаки мерно хлопают по стенам, и все звуки оказываются обтянуты тонкой паутиной свежести, как будто воздух только что создали заново. Холодок промелькивает по кафелю, когда Харука Исогай открывает окно, впуская лёгкий влажный ветер. Она сегодня никуда не спешит и вместо обычных размытых формул на доске расставляет книги, завёрнутые в ветхую бумагу, и простенькие карандаши, будто всё должно иметь прикосновение неторопливости. Каждый ученик выбирает себе место, не потому что так надо, а для уюта, и ловит себя на том, что на эти минуты можно не торопиться жить.

Учительница сегодня одета чуть ярче, чем обычно, или это просто свет окончательно решил прорезать привычную серость класса. Она улаживает строку тетрадей, шарит ладонью по столу и вдруг смотрит каждому прямо в глаза.

– После урока я приглашу вас в сад, чтобы посмотреть на небо, – говорит Харука, её голос мягко плавает между партами и спотыкается о детские ожидания. – Иногда облака говорят с теми, кто готов слушать.

Некоторые ученики переглядываются: такие слова в начале учебного дня звучат как странный заговор или новая игра, о которой ещё не все в курсе. Но они готовы: выучили, что мечтать – не значит терять время.

Время у доски тянется медленнее обычного. За стеклом блеклое солнце не решается выйти из-за тучи, но его тёплый свет бросает на пол лимонные блики. Во дворе пока никого – только воробьи ползут к крошкам, отброшенным дворником ещё на рассвете. В классе каждый открыт для случайного чуда, хотя никто не скажет этого прямо. Сора смотрит на свой блокнот, где не напечатан ни один дождь – только закорючки, похожие на летящие семена.

Когда учитель объявляет перемену и зовёт всех с собой, ученики не сдерживают любопытства. Они с шумом высыпаются в коридор, кто-то тянется за Рин – за ней всегда приятно идти, потому что она носит на шее ленточку, которую однажды подарили вместе с морской галькой. На лестнице Сора задерживается рядом с Харукой.

– Ты видишь цвета по-другому, – вдруг говорит она, не совсем как взрослый. Он не отвечает, но весь внимает её тихий голос без слов, он нужен именно в тот момент.

После двери в коридоре пахнет меловой пылью и влажной бумагой, но в саду тепло ловко разворачивает своё одеяло. Здесь каждый шаг на траве сминает росу, ботинки оставляют тонкие мостики – будто невидимые строители пускают по острову капли для будущих озёр. Ученики собираются в круг, будто давно умеют соглашаться друг с другом без споров, только короткими взглядами. Харука ведёт их туда, где простор перед школой распахивается под небо с особым гостеприимством.

Сора выбирает место чуть ближе к Рин, рядом с невысокой яблоней, где сидеть удобно, а падающий свет создаёт пятнистые дорожки на рукавах. Лёгкий ветер постукивает листьями, жужжат пчёлы, но настоящую музыку этого утра создают облака – они двигаются почти неразличимо, но от их медленного скольжения кажется, будто небо сейчас станет мягче и откроется только самым верящим.

Харука берёт ручку и маленький блокнот, кивает детям, призывая быть внимательными.

– Любое облако может быть кем угодно: птицей, островом, кораблём или даже лицом друга. Не думайте о правильном ответе – смотрите, как сердце подскажет.

Шум разговоров стихает постепенно. Рин кивает брату:

– Посмотри, это совсем как в прошлый раз, когда облако стало пингвином.

Сора прищуривается и видит, как одна белёсая тень превращается в зверя, потом в лодку с парусами.

Все начинают угадывать фигуры: здесь собака гонится за мячом, там лягушка прыгает между кочек. Кто-то спорит, что в одном облаке спрятаны все главные герои их утренних рассказов. Дети смеются, поднимают руки, будто хотят потрогать пушистые гребешки или поймать перекати-поле неба. Даже те, кто обычно держится в стороне, сегодня втянуты в эту лёгкую коллективную игру.

Харука пересекает поляну, улавливает взгляды и у каждого спрашивает:

– Что ты видишь сейчас?

Няо, самый тихий ученик класса, впервые отвечает вслух:

– Мне кажется, это был летучий дракон, пока он не растянулся ветром.

Рин предлагает:

– А это гигантский бутерброд для облачной мыши!

Учительница не смеётся, только отмечает в блокноте, и вдруг говорит:

– Природа любит играть со всеми, кто ей доверяет.

Мимо садовых дорожек громко проходит Кен с футбольным мячом, но вместо шума спорта сегодня слышится только невидимая музыка, для которой подходит только одно настроение – внимательно смотреть вверх. Сора подходит ближе к опушке, где небо особенно открытое. Там облака тянутся вытянутыми лентами, и если приглядеться, в них появляется ритм, будто кто-то дирижирует маршем водяных теней.

Он поднимает руки, едва касается воздуха ладонью и чувствует: невидимая волна прокатывается по пространству. Облако на мгновение изгибается, теряет свой прежний вид и становится похожим на гигантское перо. Рин замечает:

– Ты видел? Оно поменялось, когда ты поднял руку!

В этот момент несколько одноклассников поворачиваются, кто-то тихо шепчет:

– Это он сделал или просто ветер?

У Харуки в глазах отражается одновременно настороженность и улыбка. Она делает шаг ближе к Соре:

– Иногда кажется, что у кого-то с облаками особая дружба.

Он опускает глаза, потом снова смотрит вверх, чувствуя тяжесть чужого внимания, но и радость, тонкую и почти хрупкую.

Пока остальные спорят, кто лучше нарисует увиденные образы, Сора вдруг ловит взгляд одного из мальчиков.

– Можешь сделать так, чтобы облако стало кругом?

Он улыбается сдержанно и, чуть повернув запястье в воздухе, медленно приводит к тому, что белый клочок в самом центре действительно начинает напоминать окружность. Друзья издают негромкий возглас, кто-то начинает просить:

– А мне придумай облако-кролика!

Рин смеётся, бросает в воздух травинку, заключая:

– Теперь все хотят, чтобы ты стал небесным художником!

Жара начинает отступать, но небо всё так же полно жизни. Тени движутся по траве, солнце отражается мельчайшими бликами на чёлках детей. У Харуки звонит телефон, она коротко разговаривает с кем-то о делах во дворе – потом возвращается к наблюдениям, ещё внимательнее прислушивается к коротким диалогам ребят.

– Каждый может видеть по-своему, – внезапно произносит она почти шёпотом, словно узнавая что-то только сейчас.

В саду больше нет взволнованной суеты. Недалеко кто-то из детей заводит песню про летний день, и остальные подхватывают слова, ведь они знают её уже давно. Мелодия смешивается с шелестом травы, а где-то высоко ласточки пересекают небо прямо через прозрачные потоки света, которым остается только след на памяти.

Сора замирает возле куста жасмина, где прячется стрекоза – она мелькает синим и зелёным, будто тоже пытается стать частью великого танца облаков. Он смотрит на её движение, потом снова вверх – небо уже постепенно переливается вечерними оттенками, а облака становятся мятными, лёгкими, будто растворяются в прозрачности дня.

Харука предлагает детям сделать по одному рисунку. Они рассаживаются на траве, находят подходящие листы и берут цветные мелки. Каждый старается воспроизвести свою фигуру: кто-то выводит зигзаг, другой рисует только круги, одна из девочек выводит облако в виде кота с огромными ушами.

– Смотри, – подзывает Рин брата, – я нарисовала облачный мост между нашим домом и садом, теперь по нему можно переходить в любую погоду.

Сора чуть улыбается и аккуратно прокручивает мелок между пальцами, раздумывая, какую форму выберет для своего рисунка.

По мере того, как работа слишком углубляет учеников в детали, Харука обходит круг, заглядывает через плечо к каждому – никто не чувствует давления, только любопытство и лёгкую гордость за свой вклад.

– Мне всегда нравилось смотреть на небо, когда немного грустно, – вдруг тихо замечает Мию, которая обычно молчит. – Тогда тучи опускаются ниже, а по ночам становятся похожи на сладкую вату.

Когда расчерченные облака начинают исчезать из книжек и листов, класс собирается на ступеньках у школы. Здесь тени деревьев переплетаются с тенями детских рук, и глаза каждого ещё долго держат в себе отражение мягких линий и башен, нарисованных небом.

– Мне кажется, сегодня даже взрослые захотят посмотреть вверх, – задумчиво говорит кто-то из старших.

По окончании прогулки Харука снова меняет тему урока. Сегодня можно позволить себе не возвращаться сразу к обычным задачам – коротко рассказывает о воздухе, ветрах, как древние японские поэты искали в небе ответы на свои вопросы. Она не смотрит на Сору напрямую, но однажды делает маленький жест – поднимает палец к губам, будто просит сохранить секрет.

Вечером Сора идёт домой чуть медленнее обычного, старается жить в этом ощущении – не спеша, впуская в себя запах дождя, влажной коры и тёплого хлеба, который ждёт его на кухне. Облака сопровождают его до самого горизонта: где-то в одном из них он замечает знакомые черты, а может быть, просто хочет видеть там отражение сегодняшнего дня.

Тайное послевкусие праздника висело в воздухе, когда дети стали возвращаться группами по садам, а за школьной оградой оставались только перешёптывания и следы от ног в мягкой траве. Вдох наполнен свежестью: влажные листья почти не шуршат под ногами, но отдалённая музыка ветра всё ещё напоминает о недавнем танце облаков. Рин несла за спиной букетик полевых цветов, который разобрала по собственному вкусу; тонкие стебли запутались в её волосах, и она весело перекидывалась репликами с Така и Мию, обсуждая, кто первым нашёл на небе таинственное облако-рыбу. В стороне от суеты Сора старался идти медленно, чувствуя, что этот день был наполнен до краёв звучанием необычного – словно каждая деталь стала чуть ярче, и голоса уже не просто слова, а живой отклик мира.

Остановились у калитки, где всегда скапливались листья, и стало ясно, что уходить домой никто не спешит. Солнечный свет переливался в каплях росы, и Рин вдруг запела детскую песню о птице, которая ищет тёплый дом, – её голос был звонким и чистым, и даже Мию тихонько подхватила знакомые слова, улыбаясь так, как умеют только в самые беззаботные дни. Сора отошёл чуть в сторону, но едва Рин догадалась, она сразу позвала его к себе, протянув ладонь и кивнув на чистое небо:

– Давай ещё один танец облаков устроим прямо сейчас!

Он поднял руки, развёл пальцы, и тут же лёгкий сквозняк подхватил высохший лист, закружив его по воздуху – дети вскрикнули восторженно, каждый желая угадать, что за особая сила скрывается в этом движении.

Ближе к вечеру сад опустел, но на скамеечке возле сирени осталась Харука, задумчиво покачивая ногой и делая быстрые пометки в старом блокноте. Она жестом окликнула Сору и, когда тот подошёл, спросила:

– Ты ощущал, как легко облака меняют очертания, когда к ним обращаются с улыбкой или с просьбой?

Сора не сразу ответил, и тогда учительница уточнила:

– Иногда самые важные перемены случаются только тогда, когда к ним подходят без страха.

Незаметно для себя он кивнул, и в этот момент почувствовал внутреннюю лёгкость, но где-то глубоко жила тревога – что если кто-то увидит то, чего не должен был видеть?

В дальнем углу зала у столика с акварелями раздавались спорные вскрики: двое пытались разобраться, чей эскиз должен появиться на афише, а кто будет держать корзину с билетами. Юто подошёл к ним, пока взрослые вяло наблюдали за ситуацией, и коротко спросил:

– По очереди! Первый нарисует фон, второй подпишет города. Справедливо?

Они пусть и слишком быстро, но согласились. Группа старших засмеялась, кто-то со второго ряда бросил:

– Сказывается рука хозяина, будто здесь всё стало чише и спокойнее.

Оркестранты укладывали инструменты, обсуждая домашние задания и завтрашние планы. Один из них подошёл к Соре, вручил забытый плейлист:

– Не забудь, вы теперь рулевые, вам доверяют расписание.

Он встряхнул папку, как будто взвешивая ответственность между пальцами.

В коридоре на мгновение стало суматошно: одна из девочек испугалась, что потеряла браслет, украшенный голубыми бусинами, а потом сама же нашла его на спинке стула, вызывая у друзей новый всплеск облегчения и дружеских подколов. Юто улыбнулся и взмахнул рукой:

– Проверьте ещё раз костюмы, пока мы не закрыли склад – потом будет поздно.

Постепенно все расходились, только несколько человек задержались, чтобы убрать мусор и свернуть плакаты. Сора протирал столешницу и слышал гул голосов, ещё не разошедшихся в переулки: ученики обменивались телефонами, обсуждали, где завтра встретиться для завтрака и кто принесёт ключи от спортзала. В такие вечера даже взрослые не кичились своим положением: завуч сидела боком на стуле, глядя на Юто и Сору с таким выражением, будто видела в них не только помощников, но и настоящих соратников.

Когда дождь закончился, всё изменилось только внешне: городской шум вернулся, лавки опять засверкали, а дети выбежали на асфальт, шлёпая по лужам без всякого восторга, будто так и надо. Сора вышел на улицу и медленно прошёл до конца квартала, останавливаясь у каждой афиши – их яркие краски чем-то напоминали рыбную ловлю с дедом на острове. В пекарне на углу женщина с загорелой кожей продавала булочки, и он робко протянул мелочь за маленький круглый хлеб. Она взглянула на него с сочувствием и добавила к покупке пару сахара в пакетике. Этот жест стал первым настоящим знаком доброжелательности, который за целую неделю встретился ему на новом месте.

Вечер принёс усталость, и когда семья снова собралась за столом, между мисками с рисом и овощами, зазвенел телефон – бабушка звонила с острова. Её голос был тихим, шуршащим, как песок на пляже, но каждый её «как дела, родные?» будто зашивал чуть больше уверенности в самом воздухе. Рин кричала в трубку про дождь, мама благодарила за присланные травы, отец шутил, что теперь готов бодаться и с городским ветром. После разговора в квартире стало легче дышать, словно снова на минуту открыли окно, ведущее на попутный берег.

Ночные часы здесь особенно длинные. Лунный свет скользил в комнату, вырезая квадрат на полу у кровати, где спал Сора. Во сне ему снился толстый дождевой туман, накрывавший весь город, и на мгновение лица прохожих будто становились знакомыми – сосед мальчик, девушка с пекарни, рыжий кот, потерявший половину хвоста. Он просыпался среди ночи, прислушиваясь к шуму лифта, к проезжающим машинам и к дыханию сестры, которая даже во сне улыбалась, если слышала, как капает вода.

Постепенно появлялись новые привычки: утром Сора шёл за хлебом к той же женщине – она узнаёт его с первого взгляда, кивает едва заметно. На переменах он начал отвечать чуть увереннее, однажды даже поддержал разговор с мальчиком, который показывал ему фото своей собаки. Выяснилось, что в их классе почти никто не любит дождь и почти все боятся грозы – на острове так не бывало, но теперь он тоже называл гром «назойливым раздражением», чтобы не выделяться. Через несколько дней сосед пригласил Сору к себе посмотреть коллекцию марок, и он согласился, не испытывая ни радости, ни страха – просто принял новое приглушённое правило жизни среди других.

В субботу, когда родители не спешили вставать, Рин притащила Сору на балкон. Там она устроила из пледа некое подобие шатра, из которого предстояло смотреть на двор. Под ними прокатилась крохотная собачья стая, заскользили коляски и смех, но Рин держала брата за руку и шептала своим игрушкам на ухо какие-то рецепты счастья. Они болтали до полудня, принимая эту тишину и свет так, будто могут накапливать уют про запас – с каждым днём это получалось всё лучше.

В начале новой недели учительница вызвала Сору отвечать у доски. Задача показалась трудной, голос дрожал, но когда он взглянул в окно, увидел быстро тянущиеся облака, и усталость вдруг отступила. В этот момент кто-то из учеников отметил, что стало тихо – даже часы казались ленивыми. После приветствия мальчика быстрый шёпот змейкой закружился по классу: для кого-то он был всё ещё чужаком, для других становился частью повседневности, с которой приходилось мириться.

Домой он возвращался немного увереннее, хоть путь через рынок всё такой же длинный. По дороге он заметил, что соседская старушка выставляет на крыльцо поднос с сушёными фруктами; взгляд её – живой, чуть смеющийся. Сора кивнул в ответ, чувствуя, как в каждом обыденном жесте, в каждом запахе набирается новая история. Он знал, что город больше не станет прежним, что остров внутри него сохранится даже тогда, когда исчезнут все облака за окном. Ужинали молча, но теперь иногда за столом звучал смех, а мама уже распускала шторы на ночь, не опасаясь прохлады.

Раньше о таких вечерах можно было лишь мечтать – чтобы у всех хватило сил доносить домой маленькие крохи добра, чтобы дождь снова становился не только напоминанием, но и знаком, что в новом доме уже растёт свой уют. Ночные разговоры с Рин становились длиннее, и её голос шептал брату то, что нельзя было бы сказать никому на острове.

Иногда среди города чувствовалось присутствие чего-то другого: сквозняк приносил пряный запах моря, или за стеклом проливался такой короткий и густой ливень, что всё вокруг на секунду превращалось в отражение его прежней жизни. В эти дни Сора замирал и, не открывая окна, улыбался – в таких моментах он слышал уверенное унисон голосов памяти и надежды, накапливая в себе силу пройти дальше и принять каждое новое утро как шаг к собственному небу.

Глава 5. Тяжесть вины.

Скрип половиц на веранде разбудил Сору раньше обычного – отец с кем-то тихо разговаривал, и в голосе его слышались нотки, которые мальчик не мог распознать. Он прислушался, не поднимаясь с циновки, и понял, что собеседником отца был дядя Хироши, рыбак, который обычно приходил только по самым важным делам. Их голоса звучали приглушенно, словно они старались не разбудить спящий дом, но каждое слово весило больше, чем привычные утренние приветствия. Сора тихо подполз к окну и увидел, как двое мужчин стоят у перил, попивая чай из глиняных чашек и время от времени бросая взгляды в сторону школы.

Дядя Хироши покачал головой и произнес что-то о «необычных временах», а отец кивнул, проводя рукой по волосам – жест, который Сора знал как признак глубокой задумчивости. Мужчины говорили о погоде, но не так, как обычно обсуждают дождь или солнце, а с какой-то особой серьезностью, будто речь шла о чем-то более важном. Дядя Хироши поставил чашку на перила и, понизив голос, сказал:

– Харука-сенсей спрашивала про мальчика. Говорит, что он чувствует изменения в небе лучше, чем метеорологи.

Отец помолчал, потом ответил:

– Дети часто видят то, что мы, взрослые, забываем замечать.

– Но это другое, – настаивал дядя Хироши. – Я сам видел, как он предсказал шторм за три дня. А вчера старая Мицуко рассказывала, что он остановил град просто взглядом.

Сора почувствовал, как сердце забилось быстрее. Он не помнил, чтобы останавливал град, но вспомнил, как накануне, увидев темные тучи над огородом соседки, мысленно попросил их обойти грядки с помидорами. Тогда ему показалось, что это просто игра воображения, но теперь слова дяди Хироши заставляли его усомниться в случайности произошедшего.

Разговор продолжался, но голоса стали еще тише. Отец что-то объяснял, жестикулируя в сторону гор, а дядя Хироши кивал и периодически вздыхал. Сора уловил только обрывки: «традиции острова», «особые способности», «ответственность». Эти слова вертелись в его голове, не складываясь в понятную картину, но создавая ощущение, что его жизнь незаметно меняется.

Когда мужчины закончили беседу и дядя Хироши ушел, Сора быстро улегся обратно на циновку, притворившись спящим. Отец тихо вошел в дом, постоял у двери детской комнаты, а затем прошел на кухню, где уже хлопотала мать. Их негромкий разговор доносился сквозь тонкие стены, и Сора напряженно вслушивался в каждое слово.

– Хироши встревожен, – говорил отец. – Говорит, что в деревне начинают замечать особенности Соры.

– Что именно замечают? – спросила мать, и в ее голосе слышалось беспокойство.

– То, что он может влиять на погоду. Или, по крайней мере, предчувствовать ее изменения с необычной точностью.

Мать помолчала, потом произнесла:

– Я всегда знала, что он особенный. Еще когда был маленьким, он мог часами смотреть на небо, словно разговаривал с облаками.

– Дело не в том, особенный он или нет, – отец понизил голос. – Дело в том, что люди начинают говорить. А знаешь, как быстро разговоры превращаются в слухи, а слухи – в проблемы.

Сора сжал кулаки, чувствуя, как внутри поднимается волна страха и возмущения. Он никогда не просил о своих способностях, никогда не хотел выделяться среди других детей. Все, что он делал, происходило само собой, естественно, как дыхание. Но теперь оказалось, что его естественность кого-то беспокоит.

Рин зашевелилась на своей циновке, но не проснулась. Сора завидовал ее спокойному сну, ее способности жить в мире, где проблемы взрослых еще не касались детских забот. Он тихо встал и подошел к окну, выходящему в сад. Утреннее солнце только начинало прогревать землю, и в воздухе витала свежесть, которая обычно успокаивала его. Но сегодня даже привычная красота острова не могла прогнать тревогу.

За завтраком все вели себя как обычно, но Сора чувствовал напряжение, которое родители старались скрыть. Отец читал газету, изредка бросая взгляды на сына, а мать слишком суетливо накладывала рис в миски. Рин, как всегда, болтала о своих планах на день, не замечая изменившейся атмосферы.

– Сегодня я хочу научить облака танцевать, – объявила она, размахивая палочками для еды. – Сора, поможешь мне?

– Возможно, – неопределенно ответил он, не поднимая глаз от миски.

Отец сложил газету и посмотрел на детей:

– Сора, не стоит слишком увлекаться наблюдениями за небом. Люди могут неправильно понять.

– Что значит «неправильно понять»? – спросил Сора.

– Просто будь осторожнее. Не всем нравится то, что отличается от обычного.

Эти слова прозвучали как предупреждение, и Сора почувствовал, как детство незаметно отдаляется от него. Раньше его способности казались игрой, чем-то волшебным и безобидным. Теперь же они превращались в источник беспокойства для взрослых, в нечто, что нужно скрывать.

По дороге в школу Рин пыталась поднять ему настроение, рассказывая забавные истории о своих игрушках, но Сора был погружен в мысли. Он заметил, как некоторые соседи, встречавшиеся им по пути, смотрели на него с особым вниманием, словно видели что-то, чего он сам не понимал. Старая тетя Эми даже остановилась, чтобы поговорить с ним.

– Сора-кун, – сказала она, наклонившись к нему, – говорят, ты умеешь предсказывать дождь. Это правда?

– Не знаю, – честно ответил он. – Просто иногда чувствую, что будет дождь.

– Удивительно, – покачала головой тетя Эми. – В твоем возрасте я тоже чувствовала особенные вещи. Но потом это прошло.

Она погладила его по голове и отошла, оставив Сору с еще большим количеством вопросов.

В школе атмосфера тоже изменилась. Одноклассники смотрели на него с любопытством, смешанным с осторожностью. Кто-то из старших учеников даже подошел к нему на перемене.

– Эй, Сора, – сказал мальчик по имени Кейта, – покажи нам, как ты управляешь облаками.

– Я не управляю облаками, – возразил Сора.

– Да ладно, все знают, что ты можешь это делать. Мой отец рассказывал, что видел, как ты разогнал тучи над рисовым полем.

Сора почувствовал, как щеки горят от смущения. Он действительно помнил тот день, когда мысленно попросил тучи не портить урожай, но не думал, что кто-то это заметил.

– Это было совпадение, – пробормотал он.

– Совпадение? – засмеялся Кейта. – Три раза подряд? Да ты просто не хочешь показывать свои фокусы.

Вокруг них собрались другие дети, и Сора почувствовал себя зверем в клетке. Все ждали от него чего-то невозможного, чего-то, что он не был уверен, что может контролировать.

– Давайте, попробуй вызвать дождь, – предложил кто-то из толпы.

– Или сделай так, чтобы солнце стало ярче, – добавил другой.

Сора посмотрел на небо, где медленно плыли белые облака. Он чувствовал их движение, ощущал влажность воздуха, предугадывал изменения в атмосфере. Но делать это при всех, превращая в представление, казалось неправильным.

– Я не могу это контролировать, – сказал он. – Это происходит само собой.

– Значит, ты боишься, – заявил Кейта. – Наверное, это все выдумки.

В этот момент появилась Харука-сенсей. Она быстро оценила ситуацию и мягко, но решительно разогнала толпу.

– Хватит приставать к Соре, – сказала она. – Займитесь лучше своими делами.

Дети неохотно разошлись, но Сора чувствовал, как их взгляды следуют за ним. Харука подошла к нему и тихо сказала:

– Не обращай внимания на них. Люди всегда боятся того, чего не понимают.

– Харука-сенсей, – спросил Сора, – а что, если я действительно могу влиять на погоду? Это плохо?

Учительница задумалась, потом ответила:

– Любая способность может быть и хорошей, и плохой. Все зависит от того, как ее использовать. Главное – не навредить себе и другим.

После уроков Сора шел домой в одиночестве. Рин ушла играть с подругами, и он был рад этому – ему нужно было время, чтобы обдумать все происходящее. Слова отца, разговоры соседей, любопытство одноклассников – все это складывалось в картину, которая его пугала. Он не хотел быть особенным, не хотел, чтобы на него смотрели как на что-то странное.

Дома его ждала неожиданная встреча. В гостиной сидел незнакомый мужчина в темном костюме, разговаривая с родителями. Когда Сора вошел, все трое повернулись к нему, и в их взглядах он прочитал смесь беспокойства и решимости.

– Сора, – сказал отец, – это господин Танака из префектуры. Он хотел бы поговорить с тобой.

Мужчина улыбнулся, но улыбка была официальной, не достигающей глаз.

– Здравствуй, Сора. Я слышал, что ты очень наблюдательный мальчик. Особенно когда дело касается погоды.

Сора посмотрел на родителей, ища поддержки, но увидел только напряжение.

– Я просто люблю смотреть на небо, – тихо сказал он.

– Конечно, – кивнул господин Танака. – А не замечал ли ты, что иногда погода как бы отвечает на твои мысли?

Вопрос прозвучал так, словно мужчина уже знал ответ. Сора почувствовал, как сердце забилось быстрее.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, это просто совпадения.

– Совпадения, – повторил господин Танака, доставая из портфеля небольшую записную книжку. – Очень интересные совпадения. Например, три недели назад ты предсказал шторм за пять дней до того, как его зафиксировали метеослужбы. А на прошлой неделе град, который должен был уничтожить урожай в восточной части острова, внезапно изменил направление. Местные жители говорят, что видели тебя в то время на холме.

Сора понял, что отрицать бесполезно. Этот человек знал гораздо больше, чем показывал.

– Я не хотел никому навредить, – сказал он. – Просто не хотел, чтобы пострадали растения.

– Никто не говорит о вреде, – успокоил его господин Танака. – Наоборот, твои способности могут быть очень полезными. Но их нужно изучить, понять, развить правильно.

Мать встала со стула и подошла к сыну, положив руку ему на плечо.

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

– Существуют специальные программы для детей с необычными способностями, – объяснил мужчина. – Сора мог бы получить лучшее образование, научиться контролировать свой дар, возможно, даже помогать людям в будущем.

– Это означает, что его нужно забрать с острова? – спросил отец.

– Не обязательно сразу. Но в перспективе да. Здесь нет условий для развития таких способностей.

Комната наполнилась тяжелым молчанием. Сора чувствовал, как его мир рушится. Он не хотел никуда уезжать, не хотел быть «особенным», не хотел, чтобы его способности изучали и развивали. Все, что он хотел, – это жить обычной жизнью на своем острове, с семьей, с друзьями.

– Можно я подумаю? – спросил он.

– Конечно, – кивнул господин Танака, убирая записную книжку. – Но не слишком долго. Такие способности нужно развивать в определенном возрасте.

Он встал, попрощался с родителями и направился к двери. На пороге он обернулся:

– Сора, помни – твой дар может принести много пользы людям. Но для этого нужно научиться им правильно пользоваться.

Когда мужчина ушел, семья долго сидела в молчании. Наконец отец сказал:

– Решение принимать тебе, Сора. Мы поддержим любой твой выбор.

– Но что бы ты ни выбрал, – добавила мать, – помни, что мы тебя любим.

Сора кивнул, но внутри все кипело от противоречивых чувств. Он вышел в сад, где вечерний воздух был напоен ароматом жасмина и морской солью. Небо окрашивалось в оттенки заката, и облака медленно дрейфовали к горизонту.

Он поднял руку, и легкий ветерок тут же откликнулся на его жест. Одно из облаков чуть изменило форму, превратившись в что-то похожее на птицу. Сора почувствовал привычное тепло внутри, связь с миром, которую не мог объяснить словами.

Неужели все это действительно нужно изучать и контролировать? Неужели его естественная связь с природой должна превратиться в научный эксперимент? Вопросы кружились в голове, не находя ответов.

Заблудившийся луч солнца прорезал затуманенное стекло и, скользнув по полу, остановился на мозаике теней, сложенной из кружевных занавесок, но света оказалось слишком мало, чтобы рассеять вязкий запах вчерашней грозы, застрявший в трещинах дерева, одежде и даже вымытых чашках. В школе с самого утра стоял шум, будто кто-то чуть повернул ручку старого радиоприёмника и позволил беспорядочным волнám ворваться прямо в коридор: щёлкали мокрые зонты, под каблуками скрипели доски, а влажные куртки собирали в углах лужицы, похожие на крошечные зеркала. Сора шёл вдоль шкафчиков, чувствуя спиной, как взгляды одноклассников гуляют за его плечами, но никто не решался вслух спросить, что он решил насчёт приглашения незнакомого чиновника, хотя многие знали о вчерашнем визите и теперь примеряли на себя странное слово «особенный», словно это новая повязка для школьных соревнований. Рин по дороге успела нашептать ему несколько ободряющих фраз о том, что в классе готовят «свободную минутку» для маленького спектакля, где она хочет изобразить ручей, «который не может расплескаться даже под громом», и он кивнул, стараясь ответить улыбкой, но улыбка вышла деревянной, как мокрая щепка у печи. На литературе Харука задала сочинение «Самый тихий вечер», и чернила у Соры вдруг стали вязкими, как будто в стержень попало сгущённое молчание; он вывел всего пару строк, затем заглянул в окно, где облака тянулись тонкими лентами, словно не знали, в какую сторону им позволено двигаться, и заметил, как учительница задержала на нём взгляд дольше, чем обычно, но так и не подошла ближе. На перемене Кейта подождал, когда коридор опустеет, и без привычного вызова прошептал, что мама велела передать Соре спасибо: их рисовое поле уцелело после вчерашнего шквала, потоки проскочили стороной. Мальчик хотел добавить что-то ещё, но замолчал, потому что по коридору как раз прошёл господин Танака в строгом костюме, сопровождаемый директором; возле двери он бросил короткий взгляд на Сору, будто сверяясь с иллюстрацией к слову «дожидаться». После уроков школьный двор тонул в липких запахах мокрых сосен и свежего мела, и дети разбредались по углам: одни толпились у киоска с жареными пирожками, другие прятались за сараем, тренируя баскетбольные броски, которые неизбежно летели в лужи. Рин подбежала к брату:

– Пойдём к магазину, я хочу показать тебе новую открытку с радугой.

Сора пожал плечами, но шагнул рядом; они пересекли площадку, где старший класс распевал песню для будущего школьного праздника, – голоса липли к облакам, будто пробовали раствориться и исчезнуть в них. У прилавка тёти Мики пахло сдобой и горячим имбирём; продавщица, заметив детей, вынесла корзинку с маленькими хрустящими булочками, украшенными кусочками засахаренного имбиря. Рин радостно приняла угощение, а Сора казался занятым подсчётом мокрых отпечатков на деревянной ступени, и тётя Мики без вопросов положила в его ладонь ещё один тёплый хлебец, вытерла руки о фартук и тихо сказала:

– Небо иногда требует платы за внимание, но оно не ворует детство.

Он не сразу понял, что значили эти слова, однако от запаха еды в животе закрутило лёгким голодным узлом, и булочка показалась островком привычности между влиянием чиновников и полусонами о молниях. Они вернулись к школе, где уже собиралась небольшая толпа: господин Танака принес портативный прибор, похожий на серебристую тумбочку с мигающим глазом. Рядом стояла Харука, держала тонкую папку и что-то обсуждала с директором. Танака объявил, что сегодня проведёт «короткую демонстрацию возможностей современной науки», и все, кто хочет, могут посмотреть. Учителя вытолкали учеников на безопасное расстояние, будто вокруг невидимого круга, и Сора оказался на самой границе. Сердце забилось чаще, потому что вдруг стало ясно: эксперимент затеян ради него. Танака вывел прибор на середину двора и попросил всех соблюдать тишину. Он включил устройство, и из тонкой трубки поднялся прозрачный столбик пара, который поначалу просто исчезал в влажном воздухе; затем мужчина поднял руку и громко сказал:

– Мы исследуем микропото́ки, способные вызвать локальное изменение влажности.

Несколько учеников недовольно зашептались, а Рин схватила брата за рукав. Харука подошла ближе к Соре:

– Если почувствуешь себя плохо, сразу скажи мне.

Он кивнул, но в груди словно открылась пустота: прибор гудел, и в этот гул вплетался едва различимый свист, который, казалось, откликался в висках. Облака над школой были неподвижны, но вдруг самый маленький их клочок подёрнулся едва заметным рябью, точно кто-то задул невидимой флейтой. Сора почувствовал резкий сквозняк внутри лёгких, словно воздух стал гуще, и на секунду закружилась голова. Он шагнул назад, споткнулся о камень, но удержался. Рин вцепилась крепче:

– Всё в порядке?

Он глубоко вдохнул: тёплый хлебный запах смешался с холодным озоном, и в этом контрасте вернулось равновесие. Танака тем временем щёлкнул кнопкой, и паровой столбик исчез, будто втянутый невидимой воронкой; мужчина улыбнулся журналистке из городского радио, стоявшей рядом с микрофоном, и та записала пару быстрых заметок. Директор объявил, что демонстрация окончена, и дети могут разойтись. Сора подождал, пока толпа рассосётся, потом пошёл к прибору, который теперь уже заносили в фургон. Он увидел, как невольно дёргается на ветру сорванный с дерева лист, но не придал этому значения. Харука догнала его:

– Это была проверка, больше для взрослых, не для тебя. Не позволяй им заставить себя бояться.

От этих слов стало легче, но только на миг. Он пошёл к берегу, где висели тяжёлые сосновые ветви; там можно было спрятаться от людских глаз. На тропинке встретил деда Мицуо, который нёс на спине связку веток. Старик остановился:

– Сегодняшний воздух пахнет незрелой грозой. Это не к добру, если начинают играть с детьми ради науки.

Сора прошёл мимо, не зная, что ответить. Дойдя до полузаросшей поляны, он сел на мокрый камень. Руки дрожали не от холода, а от внутреннего толчка, который прибор вырвал будто горсть нитей из его невидимой связи с небом. Он закрыл глаза и попробовал представить себе безоблачное небо – ровное, как озеро в безветрие; но в голове возникло чёрное сплетение ветвей и вспышка молнии. Вдруг где-то поблизости щёлкнула сухая ветка. Он поднял глаза: на поляне стояла Мию, прижимая к груди коробку с цветными мелками.

– Я рисовала там, где не видно со двора, – прошептала она. – Хотела подарить тебе мелок, который вызывает солнце. Но думаю, тебе нужнее цвет дождя.

Она протянула брусочек нежно-серого оттенка. Он взял его, и пальцы наполнились странным теплом. Мию посмотрела на его ладонь, потом тихо сказала, будто читая мысли:

– Если ты чувствуешь небо, оно не обязано подчиняться приборам.

С этими словами девочка ушла, оставив в воздухе еле уловимый запах лавандового мела. Сора положил брусочек в карман, встал и медленно зашагал домой. Дорога петляла между старых хижин; дымы очагов поднимались, как тонкие перья, и исчезали в низких тучах. Люди зазывали друг друга к ужину, а он слышал только мерное постукивание крови в висках. Возле дома его встретил отец. Тот стоял на крыльце, будто охраняя вход, и руки его были опущены по швам.

– Мы поговорили с Танака-саном, – тихо произнёс он, – он вернётся через неделю, хочет, чтобы ты съездил в центр погоды.

Сора шагнул ближе.

– А ты чего хочешь?

– Я хочу, чтобы ты остался целым. Остальное можно пережить.

Мать вышла, держала одеяло, и в её глазах плавал неспокойный блеск – она словно старалась спрятать собственное решение за хлопотами ужина. Рин стояла чуть позади, вцепившись в деревянный столбик: она поняла больше, чем ей объяснили. За вечерним столом Сора почти не ел; ложка звякала, как отмеряющее часы маятник. Дед принёс старую книгу о легендах острова. Листая страницы, он рассказал, что в древности на их земле жили люди, способные «переубеждать небо», но каждый из них платил за дар высокой ценой – одиночеством, долгими странствиями, иногда потерей голоса. Бабушка подлила Соре травяного отвара; он отпил, и горечь скользящего запаха полыни мягко обожгла язык. После ужина он вышел во двор. Тучи разошлись, в щелях мелькнули звёзды. Он поднял руку, и ладонь дрожала в лучах далёких огней. На горизонте мерцал одинокий отблеск молнии, но грохот до острова не дошёл. Он представил, что эта вспышка – его собственный страх, который можно разорвать надвое, как мокрую бумагу. Внезапно шаги Рин приблизились.

– Я нарисовала на стекле крылья, – прошептала она. – Если хочешь, можешь забрать их себе.

Он кивнул, потому что слова не вставали в горло. Она обняла его так крепко, что мелкий дождь из верхних ветвей не смог пробиться между их плечами. В этот миг Сора почувствовал, как шар тяжести внутри слегка потёк – не исчез, но уступил место первому глотку воздуха, который не пах страхом. Отец позвал их с крыльца, и дети пошли в дом, чувствуя, как за спинами светлячками рассыпаются тихие искры звёзд.

Глава 6. Предчувствие перемен.

Солнце било в глаза неожиданно резко, когда Сора проснулся от стука в дверь – обычно никто не приходил так рано, но сегодня на пороге стояла Харука с корзинкой в руках и улыбкой, которая обещала необычный день. Она была одета не в строгое учительское платье, а в лёгкую блузку с цветочным узором, и волосы её развевались на ветру, делая её похожей на девушку, которая только что сорвала цветы в поле. В корзинке лежали семена, маленькие горшочки с землёй и несколько саженцев, завёрнутых во влажную ткань.

– Доброе утро, – сказала она, когда дверь открылась. – Я хотела показать тебе кое-что особенное.

Мать выглянула из кухни, удивлённо подняв брови, но Харука быстро объяснила:

– Сегодня идеальный день для посадки. Не хотели бы вы присоединиться к нашему маленькому проекту?

Рин тут же выскочила из-за стола, не дожидаясь разрешения:

– Мы будем сажать деревья?

– Не только деревья, – загадочно ответила Харука. – Мы будем создавать сад, который поможет деревне.

Завтрак прошёл в необычной атмосфере: Харука рассказывала о своём плане создать небольшой сад возле школы, где дети могли бы изучать растения и наблюдать за их ростом. Она объяснила, что некоторые растения помогают очищать воздух, другие привлекают полезных насекомых, а третьи могут предсказывать изменения погоды. Отец слушал внимательно, время от времени задавая практические вопросы о почве и поливе. Мать одобрительно кивала, предлагая помочь с организацией.

– Растения живут по своим законам, – говорила Харука, осторожно доставая из корзинки маленький саженец. – Они чувствуют всё: настроение земли, приближение дождя, даже эмоции людей рядом с ними.

Сора внимательно смотрел на тонкие корешки, проглядывающие сквозь влажную ткань. Что-то в словах учительницы отозвалось глубоко внутри, будто она говорила на языке, который он всегда знал, но никогда не слышал вслух.

После завтрака вся семья отправилась к школе. Харука шла впереди, неся корзинку и объясняя, какие растения лучше всего подходят для их климата. Рин подпрыгивала рядом, задавая бесконечные вопросы о цветах и листьях. Сора шёл молча, но его внимание привлекали мелкие детали: как трава наклоняется под ветром, как капли росы скатываются с листьев, как птицы реагируют на их приближение.

– Смотри, – сказала Харука, остановившись у старого дуба. – Это дерево помнит всё, что происходило в деревне за последние сто лет.

Она приложила ладонь к коре и закрыла глаза на несколько секунд.

– Чувствуешь? Оно живое, дышит, общается с другими деревьями через корни.

Сора неуверенно протянул руку и коснулся ствола. Кора была шершавой и тёплой от солнца, но под ладонью он почувствовал что-то большее – медленное, глубокое дыхание, которое соединяло дерево с землёй и небом.

Возле школы уже собралась небольшая группа детей и взрослых. Харука быстро организовала всех, раздав инструменты и объяснив, что нужно делать. Участок земли был небольшим, но тщательно подготовленным – почва была взрыхлена, а по краям уже росли кусты, которые должны были защищать молодые растения от ветра. Сора получил задание помочь с посадкой цветов, которые, по словам Харуки, могли предсказывать погоду.

– Эти цветы закрывают лепестки перед дождём, – объяснила она, показывая маленькие белые бутоны. – А эти меняют цвет в зависимости от влажности воздуха.

Работа была неторопливой и медитативной. Каждое растение требовало особого внимания – нужно было выкопать ямку правильного размера, осторожно расправить корни, засыпать землёй и полить. Харука ходила между работающими, давая советы и рассказывая интересные факты о каждом виде.

Когда Сора сажал особенно капризное растение, которое никак не хотело принимать новое место, Харука подошла к нему и тихо сказала:

– Попробуй поговорить с ним. Не словами, а чувствами.

Он смущённо посмотрел на неё, но она серьёзно кивнула:

– Растения понимают гораздо больше, чем мы думаем. Особенно те, кто умеет слушать природу.

Сора закрыл глаза и попытался почувствовать, чего хочет маленький росток. Постепенно он начал понимать – растению нужно было чуть больше тени, немного другая почва. Когда он пересадил его в подходящее место, листочки сразу выпрямились, будто росток вздохнул с облегчением.

Рин работала рядом с группой малышей, которые больше играли в земле, чем сажали. Она терпеливо показывала им, как правильно держать саженец, как поливать, не заливая корни. Её смех звенел над участком, создавая атмосферу праздника. Даже взрослые улыбались, наблюдая за её энтузиазмом.

– Мне кажется, растения любят смех, – сказала она Харуке. – Когда я смеюсь, они как будто тянутся ко мне.

– Ты права, – согласилась учительница. – Радость – это особая энергия, которая помогает всему живому расти.

К полудню работа была почти закончена. Маленький сад уже выглядел как настоящий – аккуратные ряды растений, извилистые дорожки, небольшой пруд для полива. Харука предложила всем сесть в тень и отдохнуть. Она достала из корзинки термос с холодным чаем и печенье, которое испекла специально для этого дня.

– Теперь самое главное, – сказала она, когда все устроились на траве. – Сад нужно не просто поливать и пропалывать. За ним нужно ухаживать с любовью.

Один из взрослых спросил:

– А как мы узнаем, что растения чувствуют?

Харука улыбнулась и указала на Сору:

– Есть люди, которые умеют понимать язык природы. Они чувствуют, когда растению нужна помощь, когда оно болеет или радуется.

Сора покраснел от внимания, но Харука продолжила:

– Это не магия, это особый дар. Такие люди становятся мостом между человеческим миром и миром природы.

Дети смотрели на него с любопытством, но не с насмешкой, как раньше. В их глазах было уважение и интерес. Рин гордо приобняла брата:

– Он умеет разговаривать с облаками и теперь с растениями!

Харука кивнула:

– Всё в природе связано. Тот, кто понимает небо, может понять и землю.

После отдыха работа продолжилась. Нужно было установить таблички с названиями растений, проложить дорожки из камней и создать небольшие грядки для овощей. Сора заметил, что растения реагируют на его присутствие – листья поворачиваются к нему, стебли выпрямляются. Когда он поливал цветы, им требовалось меньше воды, чем другим.

– Ты даришь им что-то особенное, – сказала Харука, наблюдая за его работой. – Твоя энергия помогает им расти.

Он не понимал, как это происходит, но чувствовал глубокую связь с каждым растением. Было похоже на то, что он испытывал с облаками, только эта связь была более земной, более осязаемой.

К вечеру сад был готов. Все участники проекта собрались, чтобы полюбоваться результатом. Маленький участок превратился в настоящий оазис – зелёные листья блестели в лучах заходящего солнца, цветы источали нежный аромат, а в воздухе кружились бабочки и пчёлы. Харука стояла в центре, гордо оглядывая работу.

– Это только начало, – сказала она. – Сад будет расти вместе с нами. Каждый сезон мы будем добавлять что-то новое, учиться понимать растения лучше.

Она подошла к Соре и тихо добавила:

– Я хочу, чтобы ты стал хранителем этого сада. Ты единственный, кто может по-настоящему понимать, что нужно растениям.

Дорога домой была полна разговоров о проведённом дне. Рин не переставая рассказывала о том, как она помогала малышам, как правильно сажать цветы, как поливать рассаду. Родители обсуждали с Харукой планы развития сада, возможность создания школьного клуба садоводов. Сора шёл молча, но его руки всё ещё помнили прикосновение к земле, к корням, к живым стеблям.

– Харука-сенсей необычная, – сказала мать. – Она видит в детях то, что другие не замечают.

– Она понимает природу, – добавил отец. – Редко встречаются такие люди в наше время.

Дома, за ужином, вся семья делилась впечатлениями. Рин нарисовала план сада по памяти, отмечая каждое растение и рассказывая его историю. Сора показал родителям семена, которые дала ему Харука – они должны были прорасти дома, в горшочках на подоконнике. Мать обещала помочь с уходом за ними, а отец предложил сделать специальную полочку для горшков.

– Мне кажется, у нас дома скоро будет маленький сад, – засмеялась мать.

– А Сора станет настоящим садовником, – добавил отец с гордостью.

Вечером, когда все уже готовились ко сну, Сора вышел во двор и сел на скамейку под старой сливой. Воздух был мягким и тёплым, полным ароматов цветов и трав. Он закрыл глаза и попытался почувствовать, о чём шепчет дерево над его головой. Постепенно он начал различать тихие звуки – шелест листьев, движение соков в стволе, медленное дыхание корней в земле. Это было похоже на музыку, древнюю и мудрую, которую он только начинал понимать.

Харука права, подумал он, всё в природе связано. Небо и земля, дождь и растения, ветер и деревья – всё это части одного большого целого. И он каким-то образом был частью этого целого, мостом между различными мирами природы. Эта мысль не пугала его, а наоборот, наполняла спокойствием и уверенностью.

Звёзды медленно появлялись на небе, и Сора почувствовал, как день плавно перетекает в ночь. Где-то в доме зазвенел голос Рин, которая пела колыбельную своей кукле. Родители негромко разговаривали на кухне, обсуждая завтрашние дела. Всё было мирно и спокойно, и Сора впервые за долгое время почувствовал, что он точно знает, где его место в этом мире.

Время текло иначе, когда чемоданы уже стояли у двери, а в воздухе висело ощущение неотвратимости, от которого хотелось спрятаться в самый дальний уголок дома. Сора обходил комнаты, касаясь стен, мебели, подоконников – каждое прикосновение было попыткой запечатлеть текстуру родного пространства в памяти навсегда. Рин сидела на полу, окружённая своими вещами, и методично перебирала каждую игрушку, решая, кого взять с собой, а кого оставить бабушке на хранение. Её движения были медленными, будто она пыталась растянуть время, сделать эти последние часы бесконечными. В кухне мать упаковывала последние продукты, которые не успели съесть, а отец проверял документы в третий раз за утро, хотя они лежали в одном и том же месте уже несколько дней.

Во дворе соседи собирались небольшими группами, переговариваясь вполголоса и бросая сочувствующие взгляды на дом семьи Соры. Тётя Мики принесла корзинку с домашними сладостями, дядя Хироши молча курил у забора, а дети из соседних домов играли чуть тише обычного, словно понимая, что сегодня не день для громких игр. Воздух был наполнен запахами моря, влажной земли и цветущих деревьев – всем тем, что завтра станет лишь воспоминанием. Каждый звук казался особенно отчётливым: скрип калитки, шелест листьев, далёкий крик чаек над заливом. Сора ловил эти звуки, пытаясь сохранить их в памяти как последние ноты симфонии детства.

Харука пришла попрощаться ближе к полудню. Она держала в руках небольшой свёрток, завёрнутый в красивую бумагу, и её обычная строгость сменилась мягкой грустью.

– Это тебе на дорогу, – сказала она, протягивая подарок Соре. – Там книга о погоде в разных частях света. Может быть, поможет тебе понять, что способности не привязаны к месту.

Сора развернул свёрток и увидел толстую книгу с цветными иллюстрациями облаков, карт ветров и схем атмосферных явлений. На первой странице была надпись: "Соре – пусть небо всегда будет твоим другом. Харука-сенсей".

– Спасибо, – тихо сказал он, прижимая книгу к груди.

– Помни, что особенность – это не бремя, а дар, – добавила учительница. – Важно только научиться им правильно пользоваться.

Бабушка вышла из дома с большой сумкой, набитой домашними заготовками. Её движения были неторопливыми, но в каждом жесте читалась глубокая печаль. Она села на крыльцо рядом с Рин и начала заплетать ей косичку, как делала каждое утро вот уже много лет.

– Моя маленькая, – прошептала она, – далеко полетишь от бабушки. Но помни: корни у тебя здесь, на этой земле.

Рин прижалась к бабушке, пытаясь сдержать слёзы.

– Я буду писать тебе каждый день, – пообещала девочка.

– И я буду ждать каждое письмо, – улыбнулась бабушка, хотя её глаза были влажными.

Около двух часов дня к дому подъехал микроавтобус, который должен был отвезти их в порт. Водитель – пожилой мужчина с добрыми глазами – вышел и молча начал загружать чемоданы. Его движения были профессиональными, но деликатными, словно он понимал, что каждая сумка содержит не просто вещи, а кусочек чьей-то жизни. Сора смотрел, как их багаж исчезает в багажном отделении, и чувствовал, как с каждой загруженной сумкой что-то внутри него тяжелеет. Это было физическое ощущение – будто в груди появился камень, который с каждой минутой становился всё больше.

Последние прощания были самыми трудными. Дядя Хироши подошёл к Соре и положил руку ему на плечо.

– Береги себя, парень, – сказал он хрипловатым голосом. – И помни: море всегда найдёт дорогу к тому, кто его любит.

Тётя Мики обняла Рин так крепко, будто хотела передать ей всё своё тепло.

– Будь хорошей девочкой, – шептала она. – И не забывай нас.

Дети из соседних домов стояли поодаль, не решаясь подойти ближе. Их лица выражали ту особую детскую грусть, которая возникает, когда понимаешь, что детство кончается не только для тебя, но и для твоих друзей.

Мать вышла из дома последней, заперла дверь и долго стояла, не поворачиваясь. Её плечи дрожали от сдерживаемых слёз. Отец подошёл к ней и обнял, не говоря ни слова. В этом объятии было всё: и боль расставания, и надежда на лучшее будущее, и страх перед неизвестностью. Бабушка не пошла провожать их до автобуса – она осталась на крыльце, махая платком, пока машина не скрылась за поворотом дороги.

Дорога до порта заняла около часа. Сора сидел у окна и смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Каждый поворот открывал новый вид на остров: то показывались рисовые поля, где работали фермеры, то мелькали рыбацкие деревушки с лодками, вытащенными на берег. Горы окутывала лёгкая дымка, а над морем парили чайки. Всё это было таким знакомым, таким родным, что сердце сжималось от боли. Рин тихо плакала, прижавшись к матери, а отец молчал, глядя в окно с другой стороны. Водитель изредка поглядывал в зеркало заднего вида, но не пытался завести разговор, понимая, что семья переживает трудный момент.

Порт встретил их шумом и суетой. Большие корабли стояли у причалов, грузчики таскали ящики, пассажиры с чемоданами спешили к пирсам. Воздух пах дизельным топливом, солью и рыбой. Звуки города – гудки судов, крики чаек, голоса людей – создавали какофонию, которая резко контрастировала с тишиной их родной деревни. Сора почувствовал себя маленьким и потерянным в этом большом мире, где каждый спешил по своим делам, не обращая внимания на чужие проблемы.

Их корабль был средних размеров, белый, с синей полосой вдоль борта. На палубе уже собирались пассажиры, большинство из которых были туристы с фотоаппаратами и яркими сумками. Семья Соры выглядела среди них особенно грустно – их лица были серьёзными, движения медленными, а багаж состоял не из туристических чемоданов, а из старых сумок и коробок. Они поднялись на палубу и нашли места у борта, откуда был виден остров. Сора прижался к поручню и смотрел на родную землю, пытаясь запомнить каждую деталь.

Корабль медленно отошёл от причала, и остров начал удаляться. Сначала исчезли детали – дома, деревья, люди на берегу. Потом пропали очертания улиц и полей. Наконец, остров превратился в тёмную полоску на горизонте, а затем и вовсе исчез в морской дымке. Рин плакала открыто, не стесняясь слёз. Мать гладила её по голове, сама едва сдерживая эмоции. Отец стоял рядом, положив руку на плечо сына, и его лицо было каменным от напряжения.

Море было спокойным, корабль шёл ровно, но внутри у Соры всё переворачивалось. Он впервые в жизни покидал родные места, и это ощущение было похоже на физическую боль. Каждая миля, отделяющая их от острова, казалась невосполнимой потерей. Он смотрел на воду и видел в ней отражение облаков, но даже они казались чужими, не такими, как дома. Ветер дул в лицо, принося запахи открытого моря, но в нём не было той мягкости и тепла, которые он помнил с детства.

Другие пассажиры постепенно разошлись по каютам или устроились в кафе, но семья Соры осталась на палубе. Им нужно было время, чтобы проститься с прошлым и принять будущее. Солнце медленно склонялось к горизонту, окрашивая небо в оранжевые и розовые тона. Обычно такой закат приводил Сору в восторг, но сегодня даже красота природы не могла утешить его. Он чувствовал себя оторванным от корней, как дерево, которое пересадили в чужую почву.

Мать первой нарушила молчание.

– Мы начинаем новую жизнь, – сказала она, пытаясь вложить в голос уверенность. – Возможно, это будет к лучшему.

Отец кивнул, но его глаза оставались печальными.

– Главное, что мы вместе, – добавил он.

Рин подняла заплаканное лицо.

– А мы сможем вернуться? – спросила она.

– Конечно, – ответила мать. – Остров никуда не денется. Мы будем приезжать к бабушке.

Но все понимали, что это уже не будет тем же самым. Детство Соры и Рин осталось там, на острове, среди знакомых улиц и лиц. Впереди их ждал большой город с его проблемами и возможностями, но пока что будущее казалось туманным и неопределённым. Сора закрыл глаза и попытался вызвать в памяти образ родного дома, но уже через несколько часов разлуки воспоминания начали блекнуть, как старые фотографии.

Ночь опустилась на море, и корабль продолжал свой путь во тьме. Огни других судов мерцали вдали, а над головой раскинулось звёздное небо. Сора никогда не видел так много звёзд – на острове их скрывала дымка, а здесь, в открытом море, небо было кристально чистым. Он подумал о том, что эти же звёзды светят и над их родной деревней, и это немного утешило его. Где бы они ни оказались, небо останется общим для всех.

Рин уснула, прислонившись к матери. Её лицо было спокойным, но даже во сне она иногда всхлипывала. Родители тихо разговаривали о предстоящей жизни – о работе, которую нужно найти отцу, о школе для детей, о квартире, которую они снимут. Их голоса звучали устало, но в них проскальзывала решимость. Они были готовы бороться за будущее своих детей, даже если это означало жертвовать собственным комфортом.

Сора слушал их разговор и чувствовал, как внутри него что-то меняется. Детская беззаботность уходила, уступая место более взрослому пониманию жизни. Он начинал осознавать, что родители – тоже люди, со своими страхами и сомнениями, и что семья – это не просто данность, а то, что нужно беречь и защищать. Возможно, в новом месте ему придётся стать более самостоятельным, более ответственным.

Корабль шёл всю ночь, и к утру показались огни большого города. Сора проснулся от изменившегося звука двигателей – корабль замедлял ход, приближаясь к порту назначения. Он посмотрел на приближающийся берег и увидел совсем другой мир: высокие здания, краны порта, множество огней. Всё это было так непохоже на их тихую деревню, что захватывало дух. Рин тоже проснулась и с широко раскрытыми глазами смотрела на городской пейзаж.

– Мама, а там есть море? – спросила она.

– Есть, – улыбнулась мать. – Только другое.

– А бабушка сможет нас найти в таком большом городе?

– Бабушка знает, где мы будем жить. Мы дадим ей наш адрес.

Корабль причалил к пирсу, и началась суета высадки. Пассажиры собирали багаж, прощались с теми, кто продолжал путешествие дальше. Семья Соры стояла среди толпы, держась друг за друга, чтобы не потеряться. Отец взял самые тяжёлые сумки, мать – Рин за руку, а Сора нёс свой рюкзак и подарок от Харуки. Они медленно двигались к выходу, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, куда идти дальше.