Дом на полпути

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Литературно-художественное издание

Переводчик: Анна Рахманько

Редактор: Александра Горбачева

Издатель: Лана Богомаз

Главный редактор: Анастасия Дьяченко

Заместитель главного редактора: Анастасия Маркелова

Арт-директор: Дарья Щемелинина

Руководитель проекта: Александра Горбачева

Дизайн обложки и макета: Дарья Щемелинина

Верстка: Анна Тарасова

Корректоры: Диана Коденко, Наталия Шевченко

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Fine Gråbøl, 2021

Иллюстрация на обложке © Даша Щемелинина, 2025

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2025

Посвящается Виктору

Есть место, где свету тебя не найти,

Рука в руке, пока рушится мир.

Everybody Wants to Rule the World, Tears for Fears

сладкий закон коридора

Из всех часов в сутках я больше всего люблю раннее утро. Время, когда еще не день, но уже и не ночь. В пять часов я могу спокойно выдохнуть и представить грядущий день, могу выстроить мысли в ряд и таким образом присматривать за ними, ночью они кружатся, как чайки над черствой краюшкой хлеба в засаленном городе. До меня доносятся взмахи их крыльев, но угадать, куда они направляются, невозможно. По ночам Вахид включает 50 Cent на всю катушку, может быть, так он пытается направить свои мысли в другое русло. Зачастую настолько громко, что от басов трясется пол в моей комнате. Он спит весь день, просыпается около десяти вечера и делает погромче. Здесь такая слышимость, что кажется, будто мы живем в одной комнате, будто мы спим в одной палате. И хотя у меня появились беруши, я отправляюсь жаловаться вечерней смене, и если он попадается мне днем, то ему достается. Он проносится мимо, ласково смотрит на меня и здоровается. Я отвечаю на приветствие, устремив взгляд в одну точку над его головой. Я стараюсь идти как можно прямее. Мне не нравятся покачивания из стороны в сторону, как не нравятся и резкие скачки эмоций, подобные переваливаниям автомобиля, переезжающего футбольный мяч на дороге. Мой распорядок дня жизненно важен для меня. Сердце в сердце, куда мы идем.

Нас поселили в этом доме, высоко над землей, в комнатах, набитых разными предметами. Мне лучше слышно то, что делает Вахид этажом ниже, чем то, что Сара – за стенкой. И совсем не слышно Лассе, Гектора и Мари, но они живут дальше по коридору. Нам выделили жилье по § 107 – программе предоставления временного жилья молодым совершеннолетним людям в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Этажи со второго по пятый распределены по § 108 – постоянное жилье. У меня нет растений, я принципиально не обзавожусь тем, что может погибнуть, и это непросто: я не знаю, что живет вечно. У Сары же много вещей, работникам центра часто приходится ей помогать с ними, наводить порядок, раскладывать их по правильным местам. Ее обувь выстроена в ряд у двери, бежевое покрывало с узором накинуто на кровать. Понятия не имею, как выглядит комната Вахида. Представляю диван, ковер с плотным ворсом, точно знаю лишь, что у него есть колонка, возможно, даже две. Этажи в центре для проживания похожи друг на друга: на каждом от пяти до десяти комнат, офис персонала, общая гостиная, балконы для курящих, блестящие линолеумные полы. По всему дому развешаны доски объявлений. Коридор молодежного отделения украшают постер «Властелина колец», кресло и несколько горшков с пальмами. В целом мебели немного, что в гостиной, что на кухне. Мебель только отвлекает, поэтому нас избавляют от нее.

А поскольку я никогда не сплю по ночам и уж тем более не сплю днем, я часто наведываюсь к ночным дежурным на первом этаже. Здесь можно выпить чая или покурить вместе с другими полуночниками, собравшимися со всех этажей. Большинство ночных дежурных прошли краткий курс NADA[1] – разновидности акупунктуры, когда около десяти иголок втыкаются в уши, затылок, иногда и в мизинец в качестве альтернативы, например, бензодиазепинам, успокоительным. Кроме того, дежурные могут отпереть тренажерный зал, где помимо спортивного оборудования есть массажное кресло. Ночью в доме редко что-либо происходит: большинство жильцов спят, а те, кто нуждается в дополнительной поддержке в виде лекарств или другой физической помощи, уже учтены в рабочем графике. Обычно на смене четверо дежурных, они носят на поясе тревожные кнопки и сильно отличаются от сотрудников, которые работают днем. Твердость в их взглядах не перепутать с хладнокровием или отстраненностью, это часть рутинного ухода. Хотя я всегда могу спуститься к персоналу на первый этаж, он не предназначен для приюта полуночников; ночь – для сна, и мне приходится максимально подстраивать свой суточный ритм под это. Если мы нуждаемся в акупунктуре NADA, можно просто позвонить, и дежурные придут в комнату. Мне больше всего нравится Марк: красивый и сильный, с нежными голубыми глазами, бывший боксер из Калуннборга, лысый, с длинной бородой, вечно в одежде для активного отдыха. Если у Марка выходной, то мне не хочется, чтобы ко мне кто-либо приходил. Иногда я засыпаю с иглами, но Марк прокрадывается ночью и вынимает их одну за другой, пока я сплю. Даже если я просыпаюсь, то не подаю вида и продолжаю наслаждаться тем, как он бесшумно приподнимает мой затылок, осторожно вынимает иглы, кладет маленькие кусочки ваты возле ушей на случай кровотечения, – всей этой заботой, которая может быть оказана только спящему, и его бережной ответственностью.

Когда у Марка смена, мы пьем кофе из автомата или занимаемся боксом в тренажерном зале. В моем теле много злости и шума, поэтому мне не нравится общая гостиная на первом этаже, заставленная разными бесполезными вещами, растениями, играми, книгами. Больничные палаты мне нравились больше: там почти не бывает предметов, зато хуже пахнет, а запах очень важен. В нашем доме он не так страшен. Гостиная стилизована под кафе. Звук промышленной посудомоечной машины почти не смолкает. Этот жилой центр, как постоянное жилье, так и временное в молодежном отделении, – своего рода исследование дома. Так, гостиная напоминает сцену перед началом спектакля, набросок декораций. Марк с удовольствием отпирает для меня кухню по ночам, если мне это нужно. Но такое случается редко. В моей комнате есть почти вся необходимая мне еда: пряные булочки, фруктовый йогурт с красными ягодами, мед, а если мне и приходится воспользоваться кухней, то только для того, чтобы сварить тортеллини.

Я ложусь на пол. Надо мной нависает потолок, как переполненная мембрана, его тяжесть давит на меня, и я переворачиваюсь на живот, ползу по полу, добираюсь до ванной, нажимаю на тревожную кнопку. Я не помню, как говорить, я забыла, как это делать, словно меня полностью отключили от голоса именно тогда, когда он мне нужен. Персонал стягивает с меня рубашку, мокрую от пота, я дрожу и трепещу при виде потолка ванной, приезжает скорая помощь. Они поднимают одну мою руку, затем другую и видят, что мои руки больше не принадлежат остальному телу, хотя так не должно быть, руки безвольно падают, «Ну же, шевелись, ты знаешь, что я стою прямо здесь», – говорят они. Свет маленького фонарика режет глаза, приносят носилки, но это добровольно, утверждают они, мой собственный выбор; мое лицо сливается с линолеумом. Только когда они уйдут, только когда они все уйдут, я обрету покой здесь, в доме, где я живу.

При выходе из лифта в длинный коридор не сразу замечаешь, что с левой стороны находятся пять отдельных комнат. По комнате на каждого: на Лассе, Сару, Гектора, Мари и меня. Линолеум на полу отражает резкий свет люминесцентных ламп. Не слышно ни голосов, ни электрических диалогов из телевизора, ни уверенных шагов в коридоре, ни зажженных сигарет на балконе. У меня нет секретов, а значит, нет истории. Коридорные лампы оснащены датчиками, реагирующими на движение. По свету и механическому гудению я узнаю, что кто-то идет, еще до того, как слышу шаги. Сегодня мой ментор пришел пораньше.

Томас печатает на продолговатой клавиатуре перед экраном компьютера в своем кабинете. Его офис находится в конце коридора, рядом с пожарной лестницей, наискосок от моей комнаты. Через небольшое окно, выходящее во внутренний двор, я вижу, как кто-то выбивает ковер, рядом цветет фиолетовая сирень. «Все нужно задокументировать, так положено, – объясняет он, вскинув руки и прижав плечи к ушам. – К сожалению». Тыльной стороной ладони он вытирает подтекающий нос, продолжает печатать, смотрит на меня, оборачивается. «Нам стоит поработать над твоим планом действий. Запиши несколько вещей, которые могли бы облегчить твою повседневную жизнь». Томас с темно-синими глазами и слегка выцветшим черным шерстяным свитером. Томас с сильными руками и кроссовками New Balance, часами на кожаном ремешке цвета какао на правом запястье, темным пятном под влажным веком, светло-каштановыми кудрями. Он заведует отделением на шестом этаже и является моим ментором. Когда я переехала, сотрудников не хватало, и ему пришлось взять на себя часть обязанностей. Он и сам предпочитает работать на этаже, а не в администрации, я однажды подслушала через дверь офиса, как он рассказывал об этом Ларсу. Если вас переводят из больницы в жилой центр, от женского персонала к мужскому, от медработников к педагогам, от централизованной прачечной и ночников к крепким телам и совместным занятиям, вы быстро адаптируетесь. «Я хочу научиться спать», – говорю я. «Хорошо, – отвечает Томас, – в этом, пожалуй, я не смогу тебе помочь, но ты можешь обратиться к Хелле, когда она придет в четверг». Он закидывает левую ногу на правую, упираясь коленом в подлокотник офисного кресла. Над его головой висит плакат с альбомом Боба Дилана Oh Mercy, Томас делает глоток кофе. «Но я могу помочь придумать, чем заняться, когда ты бодрствуешь». Он кладет левую руку на черный ежедневник в кожаном переплете, как бы обдумывая что-то, затем убирает ее и обхватывает чашку кончиками пальцев обеих рук.

Ночью весь дом как будто сплачивается, а днем каждый из нас – изолированная маленькая единица. Вчера днем дуэт Strejkedrengene выступал в кафе с небольшим концертом, о котором нам даже не сообщили. Возможно, они считают, что это не для нас; что излишнее хождение по этажам приведет к загрязнению, распространению инфекции и усталым лицам. Здание, в котором мы живем, изначально служило домом престарелых. В середине нулевых годов его перестроили, чтобы предоставить уход самым тяжелым психически больным, нуждающимся в доме – постоянном месте жительства с круглосуточным присмотром. Жильцов дома престарелых переселили, общий зал на первом этаже заново покрасили, на старых коричневых полках расставили разные книги, пригласили художника, чтобы разрисовать белые стены у входа абстрактными разноцветными мотивами. В кафе на первом этаже назначили нового управляющего, который должен ежедневно обеспечивать постояльцев вкусной и здоровой едой. В целом здание получило возможность перестроиться под другой образ жизни, ориентированный примерно на сотню взрослых людей разного возраста с совершенно разными, но одинаково взыскательными потребностями. Комнаты на втором – пятом этажах распределяются в соответствии со статьей § 108 Закона о социальном обслуживании: коммуны[2] обязаны предлагать пригодное для длительного проживания жилье людям, которые из-за снижения физических или умственных способностей нуждаются в значительной помощи в выполнении обычных повседневных функций или в уходе и лечении и которые не могут удовлетворить эти потребности каким-либо другим способом. Обычно об эффективности учреждения судят по его размеру: чем больше, тем лучше. Супербольница, супермаркет, суперцентр. Это учреждение не стало исключением. Многим обитателям по § 108 нелегко справляться с социализацией этого места: каждый раз, покидая свою комнату, они сталкиваются с другими жильцами или обслуживающим персоналом. Но, с другой стороны, изоляция может иметь очень серьезные последствия, а жилые центры строятся на социальной основе. Такая амбивалентность чувствуется в повседневной жизни жильцов со второго по пятый этаж, но для нас, живущих на шестом, она менее заметна. И все из-за простого различия в социальной политике: нам выделяют жилье согласно § 107, для временного проживания. Мы не намереваемся оставаться. Нам нужно освоить навыки, которые пригодятся в дальнейшей жизни. Встает вопрос: почему молодежное отделение вообще разместили в бывшем доме престарелых, а не в собственном здании, отдельном от § 108, если разграничение было настолько важным? Задумайтесь, почему всех больных людей нужно было собрать под одной и той же ненадежной крышей, и не удивляйтесь ответу.