Вслед за мечтой

Было время…

Было время – дружили домами.

Заходили порой без звонка.

По простому, с пустыми руками,

Выпить чаю,  сыграть в "дурака".

Заходили, в осенние среды,

Оставляя в прихожей зонты.

В зимний вечер, с работы к обеду.

Или звали к себе на манты.

Пили чай с шоколадной конфетой.

И играли до ночи в лото.

Заходили из тёплого лета.

Или в белом от снега  пальто.

А теперь, слыша шорох за дверью,

С облегченьем вздыхаем – не к нам.

Превращая реальность в поверье,

Отправляем ненужное в спам.

Селфи слив в отфильтрованной гамме,

 И прямой открывая эфир,

 Предлагаем дружить в Инстаграме,

К чаю выложив в сторис зефир.

Перезагрузка

Грозовую тучу крепко обниму

Чтоб разрядом молний расцветила тьму.

Пусть в душе растает леденящий ком,

И мои печали выльются дождём.

Оседлаю ветер, полечу стрелой,

Догоню удачу, ставшую мечтой.

Загляну с надеждой в предстоящий год,

И каким, узнаю, дням грядёт черёд.

Батарейки в сердце замигали сбой.

Мне бы для зарядки временный покой.

Но покой лишь снится, заряжусь в пути

Поцелуем солнца и глотком любви.

Заберу из лета в чашке "Take away"

Пряную настойку августовский дней,

Свежесть мятной ночи, и восходов мёд,

Чтоб набраться силы двигаться вперёд.

Благостного зелья сделаю глоток.

Завяжу терпенье в крепкий узелок.

Не возложит Боже больше чем смогу.

Расправляю плечи. Всё. Иду. В строю…

Изоляция плюс Бродский

Странствуй в формате комнаты,

Бродский предрёк – так нужно.

Видишь, проёмы сомкнуты,

Затворены наружно.

Солнце зажги включателем.

Дождь если хочешь – в душе.

Можешь с зонтом мечтательно

Там побродить по лужам.

И на балкон, коль надобно,

Выйди, и ты в эфире.

Что, застеснялся? Ладно уж,

Петь можно и в сортире.

Из центрифуги времени

Выброшены за грани.

И не выносим бремени

Съёжившихся желаний.

Рот перевязан масками,

Руки по локоть в мыле.

Мозг переполнен сказками

Инфо-токсичной пыли.

Может отключим новости,

Кофе заварим свежий.

К чёрту пошлём условности.

Узел гордыни срежем.

Снова сольёмся душами,

Загнанными рутиной.

Хватит метаться, пущенным

Плетью в бока и в спины.

И обозначим ценное,

Не доводя до комы.

Всё, что снаружи – бренное.

Мир внутри нас – искомый!.

Двадцать первый век

Город уставший бетоном вцепился в асфальт.

Окна глядят из орбит металлических рам.

Небо суровое туч  извергает базальт,

А на земле ритм движения сложных программ.

Мечемся,  словно молекулы в жидкой среде,

Заданным ходом ударов различных проблем.

Тонем порой в сумасшедшей земной суете.

Выходы ищем из сети запутанных схем.

Так стартовал двадцать первый технический век.

Время искусственных душ, электронных мозгов.

Кто из нас робот, а кто все еще человек,

Втянутых в пиксельный мир виртуальных постов?

Но… ведь все так же красив акварельный рассвет!

И, как и прежде, поют на заре соловьи.

И несмотря на аллюр убегающих лет,

Каждому выдан аванс до заветной черты:

Чтобы постичь смысл склоненных пред Богом колен.

Горсть доброты пересыпать в чужую ладонь.

И среди груды холодных безжизненных стен

Раскочегарить любви первозданный огонь.

Памяти журналистов

Ночь взмахнула крылом, уступая дорогу рассвету.

С плеч земли тонкой шалью скользнув, сходит сизая мгла.

Распускается утро бутоном в медовое лето.

Но его чистоту запятнали свидетельством зла.

Так красива природа! Страшны так людские пороки!

Безмятежность утра’ Валтасаров напомнило пир.

Терпеливое солнце вставая все также с востока,

Пробуждает уставший, истерзанный распрями мир.

Весть пронзает клинком – расстреляли в упор журналистов,

Что по зову души на чужую попали войну.

Присягая перу, и путем пробиваясь тернистым,

Они в поиске правды поставили жизнь на кону.

Объектив направляя не раз прямо смерти в глазницы,

Обнажали реалии жуткой кровавой игры,

Той, где рушатся судьбы, жестокость не знает границы.

Они ведали нам, что в сторонке мы лишь до поры,

Нет ни края земли, ни чужой не касаемой боли,

Когда гибнут невинные люди в объятьях огня.

Когда слышно, как чрево земли вновь снарядом вспороли.

Когда волны с укором выносят на берег дитя.

…Расступается ночь, в темноту нить рассвета вплетая,

В церкви колокол звонит, поёт с минарета азан.

И встают на молитву, и ставят свечу, поминая

Уносящий вас в вечность зыбучих времён   караван.

Лишь бы мир под небесами

Царство осени настало

На дворе похолодало.

Ветер воет что есть мочи,

Рвет с ветвей одежды в клочья.

Солнце спряталось за тучи.

Барабанит дождь колючий.

День заметно стал короче,

Уступив минуты ночи.

Затворили мы окошки,

В шкаф сложили босоножки.

Отопление включили.

Чай имбирный заварили.

И поспорили с подругой.

Ей зима милее с вьюгой.

Ну а я любитель лета,

Пенья птиц, тепла да света.

Коротали время в споре,

Да в одном сошлись с ней вскоре.

Пусть жара, пусть снег с дождями,

Лишь бы мир под небесами.

Нет у спектра ни черных, ни белых полос

Говорят, жизнь бежит полосатой тропинкой.

Черно-белыми нитями ткет паутинки.

Будто нам не прорваться сквозь сети судьбы.

Чередуя контрастные две половинки.

Так за светом и ждем темноту мы с опаской,

Забывая открыть разноцветные краски.

Оставляя шкатулки с мечтами в шкафах,

Лишь меняя свои многоликие маски.

А ведь в душах давно залежалось  на полке

Беззаботное детство с оранжевой челкой,

Васильковый букет самой первой любви,

И надежды рулон бирюзового шелка.

Так давайте стряхнем с них седые пылинки.

Пусть дорогу украсят цветные картинки.

Нет у спектра ни черных, ни белых полос.

Просто в радуге пестрой смешались дождинки.

Или все это снится мне

Темно. Ночного фонаря

Пролился свет блестящей лужей.

И пес, некормленый с утра,

И сам еще не трогал ужин.

Сижу за письменным столом,

Ломая рифм ретивых струны.

И все не то, и не о том…

Идей клочки и мыслей дюны…

Трещит по швам распухший мозг.

Бумага терпит, ей беспечной

Достанутся следы от розг

Чернильных. И тоски сердечной…

И весь свой гнев за фальшь строки

На ней нещадно вымещаю.

Но новому листу стихи

Опять, с надеждой, доверяю.

Пропал над временем контроль,

Пространство вывернув наружу,

Мой бедный дом, привыкший столь

К  ночному бденью, в эту стужу,

Теряя очертанья стен,

С фундамента стереотипов

Сойдя, попал в иллюзий плен,

Углами выгнувшись до скрипа.

Или все это снится мне,

И стих рождается во сне?

Лавандовые сны

Жду я в жизни выпавшего шанса,

Оказаться в сказочной стране,

Вольной птицей над землей Прованса,

Пронестись в небесной синеве.

Приземлиться на ковер искристый

В россыпь аметистовых камней,

И вдохнуть пронзительно душистый

Аромат лавандовых полей.

Расчесать сиреневые косы,

Что с любовью кто-то заплетал,

И увидеть, как хмельные росы

В родников стекаются фиал.

А пока мечта осуществится,

Я возьму лавандовый эфир.

Капну на подушку, пусть мне снится,

Тот волшебный и лиловый мир.

_____________

фиал* – сосуд.

ГолубкИ

Это было давно, шли тревожные дни девяностых.

Кто застал, не забудет те полные смуты года.

Против всех передряг устоять было очень непросто.

Но мы жили и верили в то, что наступит весна.

И однажды увидела я на балконных перилах,

Голубок с голубицей, прижавшись друг к другу, сидят.

А под старым столом на полу на картонных настилах,

Средь скорлупок яичных в гнезде  четверых голубят.

Стало вдруг так легко, и тепло, и спокойно на сердце.

Будто весточку кто-то благую внезапно послал.

Я детьми занималась, голубка – своими за дверцей.

А ее голубок, как и муж мой, еду добывал.

Время мчится, и годы прошли, сыновья повзрослели,

Отпустив их из дома, мне муж, обнимая, сказал:

"Помнишь, как те птенцы, оперившись, тогда улетели?

И как голубь, воркуя, голубку свою утешал!"

Пчела

(сыновьям)

Полосатая жизнь ты моя,

Пролетаешь мохнатой пчелой,

Объясняешь мне что-то, снуя.

А вокруг мир чудной и цветной.

То свой желтый подставишь бочок,

И пригреешь до хмели и сна,

То поймаешь внезапно в сачок,

И по-черному всыплешь со зла.

А потом пожалеешь опять,

И намажешь мне губы медком.

И отпустишь беспечно порхать,

Чтобы снова ужалить потом.

Но взрослея, однажды пойму

Для чего ты мне крылья дала,

И так долго учила уму -

Чтоб душою окрепнуть сполна.

Я с тобою с цветка на цветок.

Собираю душистый нектар.

То не праздник, а сложный урок.

В сотах мед – это труд, а не дар.

Летаю во сне…

Дождусь темноты я, и млечной дорогой

На пристань бездонного неба взойду.

Там ждет меня месяц гондолой двурогой,

На нем в бесконечную даль поплыву.

Чужие галактики тускло мерцают,

Мирами туманными манят к себе.

Созвездия в сказочный мир приглашают,

Но я лишь к одной устремляюсь звезде.

Той самой, что в детстве в окошко светила,

Когда я боялась одна засыпать.

С которой о тайнах своих говорила,

К которой на крышу ходила мечтать.

Ее я возьму осторожно в ладони,

И буду, как в юности, снова просить

У ночи, сидящей на царственном троне,

Позволить мгновения встречи продлить.

Жизнь прекрасна…

На скамейке в старом парке

Среди роз хмельно-душистых

Среди красок летних ярких

В солнечных лучах искристых

Женщина , в чаршабе черном

С головы до пят укрывшись,

Будто занавесь задернув,

И от мира отдалившись,

С виду древняя старушка,

Под акацией сидела.

Взглядом грустным и потухшим

Безучастно вдаль глядела.

Отдохнуть я села рядом,

Тут вдруг слышу с удивленьем:

"Жизнь цветет прекрасным садом

Но промчит в одно мгновенье.

Не успеешь оглянуться,

Старость к горлу подступает

От нее не увернуться,

Цепко к телу прилипает.

Но душа ведь, словно птица,

От мечты к мечте порхает.

Ей неймется, не сидится,

Жить по прежнему желает".

Посмотрела, шепчут губы,

Взгляд такой же – вдаль с тоскою.

Молвит тихо ртом беззубым,

Будто бы сама с собою.

А потом вдруг обернулась,

На меня тепло взглянула,

Лишь глазами улыбнулась

И слезу платком смахнула.

Говорит мне: "Жизнь прекрасна!

Бог хранит тебя пусть, детка.

Мы живем тут не напрасно.

Каждой птахе – своя ветка".