Бурый. Истинная для медведя.

Глава 1

Частный самолёт мягко покачивается в воздушных потоках, становясь ареной для напряжённой работы. Я погружён в изучение досье, анализируя разрозненные отчёты, протоколы допросов и медицинские заключения. Эти документы напоминают фрагменты сложной головоломки, требующие тщательного анализа и систематизации. Моя цель – восстановить полную картину происходящего, выявить скрытые мотивы и связи, определяющие действия различных субъектов.

Особое внимание привлекают группировки, нарушающие закон. Среди них выделяются те, кто, осознавая свою противоправность, считает себя выше правосудия. Их стратегия основана на страхе и влиянии, но они забывают, что их противник не просто судебная система, а я, человек с глубокими знаниями и опытом.

В салоне самолёта тишина, нарушаемая только гулом двигателей и шелестом страниц. Стюардесса давно поняла, что ни кофе, ни вежливость не отвлекут меня от работы. Здесь я не судья и не устрашающая фигура – я профессионал, чья деятельность требует не только выносливости, но и психологической устойчивости.

Москва ждёт моего прибытия, и я готов к новым испытаниям на пути к справедливости и порядку.

На экране – последние строки отчёта:

«Установлено, что вещество провоцирует у оборотней неконтролируемые приступы агрессии. Подопытные впадают в состояние психоза. Итог: 12 погибших, 23 раненых, 5 пропавших без вести».

В груди скапливается тяжесть. Жалость? Нет. Я оставил её там, в другой жизни. Осталась работа. Закон. Ответственность.

Нажимаю кнопку вызова. Через секунду дверь в салон открывается. Дорохов. Мой помощник. Волк. Безупречный костюм, чисто выбрит, взгляд – острый, внимательный. За фасадом – хищник.

– Доложи.

– Пятеро задержаны, – отвечает он. – Ещё трое на свободе. Мы знаем, где искать. Осталось только дождаться команды.

Пальцы сжимаются на корпусе планшета.

– Никто не уйдёт, – говорю спокойно.

Он кивает и уходит.

А я снова смотрю в иллюминатор. Москва – далеко внизу. Я не был здесь пять, шесть лет.

Именно с этого мегаполиса началась моя профессиональная деятельность. В памяти всплывают запахи того дня: горелый металл, жженая резина, запёкшаяся кровь. Происшествие представляло собой хаотичную сцену: сирены, крики, мигающие огни аварийных служб. В центре этой драмы находились два автомобиля, подвергшиеся катастрофическому столкновению. Внедорожник, принадлежащий клану оборотней, на высокой скорости врезался в седан, превратив его в искорёженную груду металла. Даже опытные криминалисты не сразу смогли определить количество жертв.

Водитель погиб мгновенно. Супругу и сына вытаскивали из машины по частям.

Среди них выжила только дочь. Ей четырнадцать лет. Ее зовут Мираслава.

В отчётах сухо: «Политравмы. Внутреннее кровотечение. Прогноз – неблагоприятный».

Удар разорвал водителя джипа, оборотня. В салоне были три подростка – наследники влиятельных фамилий. Один из них – сын главы стаи пум, другие – дети влиятельных кланов. Все выжили, что сделало дело громким.

Когда я приехал, следователь шагнул ко мне с напряжением:

– Все пассажиры легковушки погибли, – коротко. – Девочка в реанимации, держится.

– Кто виноват?

– Водитель джипа. Гнали по трассе, как в охоте. Скорость – за пределами допустимого. Они думали, что бессмертны.

Я взглянул на выживших. Подростки. Стояли чуть поодаль. Растерянные, но не испуганные. Для них это была игра. Соревнование. И если бы не человеческие жертвы, они бы отделались штрафами.

– Один из них – сын главы стаи пум, – добавил следователь. – Его отец уже в ярости. Требует закрыть дело.

Я медленно поднял взгляд.

Закрыть? Нет. Не в этот раз.

– Будет суд, – сказал я.

С этого всё началось.

Я не думал о девочке, лежавшей в больнице. Не представлял её страданий, боли, переломов, ужаса. Думал только об одном: наказание неизбежно. Даже если для этого придётся разрушить чью-то жизнь.

Пресса подняла шум. Громкие заголовки заполнили экраны телевизоров, страницы газет и соцсети:

«Смертельные гонки: оборотни убивают людей!»

«Сын главы стаи пум – убийца? Судья Буров против элиты»

«Справедливость или снова прогиб закона?»

Я знал, на что иду. Понимал, что будут угрозы. И не ошибся.

На второй день после обвинения мне прислали конверт с окровавленным когтем внутри.

На третий день меня попытались сбить. Чёрный внедорожник вылетел на перекрёсток, я успел увернуться, но удар приняла машина сопровождения. Водитель выжил, но всё стало ясно: меня предупредили, чтобы я остановился.

Кто-то явно не хотел, чтобы я продолжал своё дело. Но если они думали, что я отступлю, то сильно ошибались.

Оправдания, враньё, попытки выкрутиться. Они верили, что статус защитит их. Что фамилии сильнее закона.

Алексей Яровой, сын главы стаи, известный своей доминирующей позицией в иерархии оборотней, предстал передо мной с выражением, граничащим между расслабленностью и дерзостью. Его взгляд, направленный сверху вниз, излучал уверенность и высокомерие.

– Это было всего лишь развлечение, – произнёс он, словно оправдываясь. – Мы не предполагали, что наши действия могут привести к трагическим последствиям.

В глазах Ярового читалась смесь наглости и самоуверенности, что контрастировало с нервозностью Глеба Морозова, другого члена стаи.

– Виноват водитель! Он нас подставил! Мы всего лишь находились в автомобиле!

Поведение Морозова, проявляющееся в стремлении переложить ответственность на третьих лиц, свидетельствовало о его слабости и неспособности принять ответственность за свои действия.

Савелий Летунов, в отличие от своих товарищей, сохранял молчание, осознавая серьёзность сложившейся ситуации. Он единственный из присутствующих понимал, что этот судебный процесс выходит за рамки их личных интересов.

Однако никто из них не осознавал главного: данный судебный процесс имел более широкое значение. Он был не только о них, но и о законе, о пределах власти даже для таких могущественных существ, как оборотни, и о неизбежной цене ошибок.

Я знал, что моё дело не останется незамеченным. Пресса активно освещала события, а город был охвачен слухами и домыслами. Но самым неприятным аспектом были телефонные звонки, в которых мне угрожали.

– Ты разрушаешь жизни, Буров.

– Стая это не простит.

– Думаешь, ты сильнее нас?

Эти угрозы и давление подчёркивали деликатность моего положения и необходимость принятия тщательно взвешенных решений в условиях, когда даже наиболее влиятельные акторы не могут быть полностью защищены от последствий своих действий.

Однако, несмотря на внешние факторы, я сохранял хладнокровие. Они играли в игру, где победитель определяется количеством располагаемой власти.

Я же являлся их неизбежным следствием.

Наказанием.

Двое из них были отправлены в места лишения свободы.

Судьба третьего осталась неизвестной.

Согласно циркулирующим слухам, отец Ярового принял меры по устранению своего сына, чтобы избежать репутационных потерь.

А что касается девочки… Я знал, что она выжила, но никогда не имел возможности её увидеть.

И даже не предполагал, что когда-либо это случится.

Глава 2

Мы возвращались домой после отпуска.

Миша капризничал в автокресле, требуя у папы телефон. Как обычно, он делал это, когда уставал или скучал. Папа отмахивался, а мама с улыбкой листала турбуклеты, уже мечтая о следующей поездке.

А что я?

Мне просто хотелось домой.

Голоса девочек из чата звенели в голове: «Скорее приезжай!», «Сегодня гуляем до ночи!»

Я представляла, как выбегаю из подъезда, обнимаю их, смеюсь, делясь впечатлениями. Как ночной воздух обнимет меня после долгой дороги.

Сумерки сгущались за окном. Машины на трассе включали фары, и свет тянулся длинными полосами по мокрому асфальту. Дорога блестела от недавнего дождя, отражая свет фонарей.

В салоне пахло морем.

Солоноватый воздух смешивался с ванилью – вата с заправки всё ещё хранила аромат. Мы с Мишаней ели её вместе, смеялись, облизывая липкие пальцы. Сахар прилипал к одежде и щекам, и это казалось таким обыденным, таким настоящим…

Тогда я думал, что это просто день. Один из многих. А потом… Резкий сигнал. Долгий, пронзительный. Толчок. Машину бросает в сторону. Ремень впивается в грудь.

Глухой удар. Металл рвётся. Визг тормозов, шипение шин. Стекло разбивается. Я не успеваю закричать. Мир рушится. Грохот, крики, чья-то рука – или крик? Мама теряется в шуме.

Кто-то кричит. Я? Кто-то другой? Не знаю. Боль приходит не сразу, но когда накрывает – словно цунами. Тьма обрушивается, и мир исчезает. Я прихожу в себя в тишине.

Как будто выныриваю из пустоты, но тело чужое. Оно не слушается. Каждый вдох – через усилие.

Открываю глаза – с трудом.

Потолок – белый. Слепящий. Стерильный. Свет режет глаза, словно нож.

В воздухе ощущается резкий запах медикаментов, медицинского спирта и химических реагентов.

Попытка вдохнуть заканчивается кашлем – горло пересохло, как будто я глотнула песка. Боль вспыхивает, пронизывает изнутри. Хочется застонать, но даже этого не выходит.

Чей-то голос рядом. Женский. Медсестра?

Она говорит что-то, но слова – как сквозь воду. Размытые, далёкие. Мир плывёт.

– Вы меня слышите? – интонация голоса становится более четкой и различимой.

Чьи-то пальцы осторожно касаются моего запястья, ищут пульс.

– Всё хорошо. Вы в больнице.

В больнице…

Попытка восстановить хронологию событий затруднена из-за интенсивной боли.

Что-то случилось. Что-то непоправимое.

Фрагментарные образы воспоминаний всплывают в сознании: свет автомобильных фар, Мишаня, обращающийся к отцу с просьбой о телефоне, смех матери, просматривающей туристические буклеты в предвкушении следующего отпуска, дорожное движение, внезапно переходящее в темноту, звуковой сигнал, сопровождающийся ощутимым толчком.

Крик. Мой?

Страх накрывает мгновенно – острый, давящий, вырывающий воздух из груди.

Открываю рот, пытаюсь сказать хоть что-то, но вместо слов – лишь хриплый сдавленный звук.

Медсестра замечает. Подходит быстро, но спокойно.

– Тише. Не напрягайтесь. Вам пока нельзя говорить. Я сейчас позову врача.

Она исчезает. Дверь мягко хлопает, оставляя меня в одиночестве.

И тут вспоминаю. Удар. Как машину подбросило. Как ремень врезался в тело, будто хотел разорвать меня пополам. Как скрежетал металл, как трещали кости.

А потом – тишина. Глухая, безмолвная, как могила. Она окутывает меня со всех сторон, проникает в каждую клеточку тела. Попыталась пошевелиться, но каждый мускул отзывается резкой болью, словно внутри меня натянуты тысячи невидимых струн, которые рвутся при малейшем движении.

Любое прикосновение – это пытка. Я с трудом поворачиваю голову, и шея отзывается мучительной болью.

Боковым зрением замечаю капельницу, мигающие приборы и экран, на котором мелькают какие-то цифры. Что со мной произошло? Где мои родители? Где Мишаня?

Мелкая дрожь начинает сотрясать тело. Нет, это просто сон. Сейчас я проснусь. Наступит утро. Мама будет ворчать из-за разбросанных вещей. Мишаня хлопнет дверцей холодильника. Папа сварит свой фирменный кофе, который пахнет так, что у меня сразу улучшается настроение.

Но свет слишком яркий. Боль слишком настоящая. Тишина слишком невыносимая. Я понимаю, что это не сон. Это реальность. И она гораздо страшнее любого кошмара.

В абсолютной тишине, нарушаемой лишь жужжанием аппаратуры, осознаю: я одна. Меня знобит, но не от холода. В груди разрастается тугой, обжигающий комок. Что-то внутри сжимается, пытаясь вытеснить мысль, которая не хочет облекаться в слова.

Нет, этого не может быть. Я хочу снова погрузиться в забытье, спрятаться, исчезнуть в темноте. Лишь бы не чувствовать этот липкий, удушающий страх.

Но шаги за дверью заставляют меня вздрогнуть. Щелчок замка, скрип, тихий. Я поворачиваю голову и вижу её.

Тётя Арина стоит на пороге. Её лицо кажется чужим, постаревшим. В глазах краснота, под ними – темные круги, волосы собраны небрежно, как будто она не спала несколько дней.

Она стоит, смотрит на меня, и я понимаю: она не знает, с чего начать. Не знает, как подобрать слова.

Но мне не нужны слова. Я знала это с первого мгновения, как открыла глаза здесь, в этой палате. Но увидеть её в таком состоянии – это окончательное подтверждение.

– Мира… – её голос срывается. Она делает шаг вперёд, но я отворачиваюсь. Если она дотронется до меня, я не выдержу.

– Мне жаль… – шепчет она почти неслышно.

.

Я закрываю глаза, и мир рассыпается на тысячи осколков.

Мама больше не будет ругать меня за разбросанные вещи. Папа не спросит с усмешкой: «Ну что, шкода, опять дурачишься?» Мишаня не попросит телефон, не уткнётся в папино плечо, не закричит от восторга, увидев машину с мороженым. Их больше нет. Боль разрывает меня изнутри, но я не плачу. Смотрю в потолок – белый, стерильный, пустой. В голове звучит лишь одно: что теперь?

Тётя Арина садится рядом, но я избегаю её взгляда. Не могу. Если встречусь с ним – придётся признать реальность, а я ещё не готова. Но тишина не длится вечно.

– Почему? – голос звучит сипло, почти безжизненно, но она слышит.

– Мираслава… – её тяжёлый вздох, как удар в сердце. Она садится рядом, её лицо – усталое, осунувшееся, глаза красные от слёз. Она плакала. Много. – Почему я жива, а они нет?

Тётя закрывает глаза, её плечи дрожат.

– Это была авария. Гонки. Оборотни неслись по трассе, как безумные. Ваша машина оказалась у них на пути.

Меня охватывает трепет, будто ледяные руки касаются моего сердца. Я не могу поверить в это. Не могу смириться с реальностью. Но истина обрушивается на меня, как удар молота. Они больше не придут. Никогда.

– Они выжили? – Мой голос звучит чуждо. Он дрожит, но в нём нет слёз – только холодная, беспросветная ярость.

Тётя молчит, и это молчание страшнее любых слов. Я вижу, как её пальцы нервно сплетаются, как она смотрит куда-то вдаль, избегая моего взгляда.

– Да, – наконец выдавливает она, и её голос звучит так, словно она говорит через силу.

Мир вокруг меня рушится. Я цепляюсь за простыню, словно это может удержать меня от падения в бездну. Пальцы сжимаются так сильно, что костяшки белеют, а ногти впиваются в кожу.

– Суд… – Она сглатывает, и её горло судорожно дёргается. – Суд ещё идёт.

Моргаю, пытаясь осознать её слова. В голове словно туман, но я всё равно смотрю на неё, не веря своим ушам.

– Как это «идёт»? – мой голос звучит хрипло, почти шёпотом, но в нём всё равно слышна сталь.

Она отводит глаза, и в её взгляде я вижу боль, смешанную с отчаянием.

– Они из сильных семей. Наследники. Их защищают.

Взгляд цепляется за экран телевизора, который стоит в углу комнаты. Я даже не помню, когда он появился здесь, но сейчас я вижу его отчётливо. На экране мелькает бегущая строка, и я читаю:

«Скандальное дело о смертельных гонках: виновные до сих пор на свободе.»

«Сын главы стаи пум требует прекратить процесс.»

«Оборотни против закона: удастся ли наказать виновных?»

Холод сковывает меня изнутри. Я чувствую, как кровь стынет в жилах, а сердце начинает колотиться с бешеной скоростью.

– Они даже не в тюрьме? – выдавливаю я, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

– Под стражей, – отвечает тётя, но её голос звучит так, будто она сама не верит в то, что говорит. – Домашней. Их семьи делают всё, чтобы вытащить их, Мира.

Вытащить. Оправдать. Эти слова эхом отдаются в моей голове, словно молот, бьющий по наковальне.

Меня трясёт. Я чувствую, как внутри меня поднимается волна гнева, которая грозит захлестнуть всё вокруг. Я потеряла всё – свою семью, свою жизнь, свою веру в справедливость. А они… они просто сидят в своих домах и ждут, когда всё уляжется.

– Они не должны уйти от наказания, – голос звучит неожиданно ровно, спокойно, но в нём чувствуется угроза. – Они не должны уйти просто так.

Тётя смотрит на меня с болью, но я вижу, что она понимает: я не отступлю. Закон для них не существует. Для меня он тоже не существует, пока они остаются безнаказанными.

– Закон разберётся… – тихо произносит она, но я уже знаю, что это ложь. Закон – это лишь инструмент в их руках, и он никогда не будет работать против них.

Глава 3

Шум, гам, суета. Люди движутся по терминалу слаженно, как шестерёнки в механизме. Тележки грохочут по плитке, ленивый голос диспетчера растекается по динамикам, обволакивая бесконечную череду рейсов.

Обычно я уезжаю сразу – приземлился, вышел, сел в машину. Но не сегодня.

Сегодня я жду.

Наводчик должен быть среди прибывших. Тот, кто знает, где прячутся трое оставшихся из группировки.

Толпа рассеивается. Лица сливаются в серую массу. Я быстро сканирую пространство – взгляд, жест, несоответствие.

Выходят пассажиры рейса из Стамбула.

Он среди них.

– Задерживается, – негромко говорит Дорохов. Стоит чуть в стороне, внешне спокоен, но я чувствую его напряжение.

Пожимаю плечами. Через минуту замечаю нужную фигуру.

Худой, невысокий, в мятом плаще. Озирается, будто растерян, но я вижу – он ищет меня.

Наши взгляды пересекаются. Короткий кивок – и контакт установлен.

Мы молча сближаемся.

– Судья Буров, – шепчет он, его голос дрожит, но он старается скрыть тревогу за вежливой маской. – Давайте без лишнего внимания.

Его глаза быстро скользят по мне, оценивая.

– Говори, – коротко бросаю я.

Он облизывает губы, его лицо напряжено.

– Их кто-то прикрывает, – начинает он, но вдруг замолкает.

– Но? – выдавливаю я, чувствуя, как внутри меня поднимается что-то тёмное.

Он шумно выдыхает, его взгляд становится пустым.

– Их уже нет. Кто-то их убрал, – наконец, выдавливает он.

Интересно. Я бросаю взгляд на Дорохова, его лицо непроницаемо, но я вижу, как он сжимает кулаки.

– Выясни, кто это сделал, – тихо говорю я, и Волк кивает, его движение резкое, но без слов.

Возвращаюсь к наводчику, он нервно оглядывается, его глаза бегают.

– Где последний? – спрашиваю я.

Он сглатывает, его голос дрожит.

– В городе. Говорят, он ищет защиты, – шепчет он.

Защиты? В Москве? Я усмехаюсь, но внутри меня что-то сжимается. Глупо.

И вдруг – запах. Резкий, тёплый, он бьёт в нос, проникает под кожу, расползается по венам, будит что-то древнее и тёмное.

Зверь внутри меня поднимает голову. Он не просто насторожен. Он требует.

Моя.

Глухой рык вырывается из моей груди, он вибрирует в костях, заставляя меня содрогнуться.

– Нет, – хриплю, пытаясь сбросить наваждение. Тело напряжено, кулаки сжаты, но я чувствую, как зверь внутри меня не отступает.

Найди. Возьми. Забери.

– Я здесь не за этим, – шепчу, но медведь внутри меня не унимается.

Ты чувствуешь её. Она рядом. Почему ты стоишь?

Я закрываю глаза, пытаясь удержать контроль. Выдыхаю, пытаясь успокоить бурю внутри себя. Но зверь не отступает. Он требует.

Запах. Он здесь. Он вернулся. Он манит, зовёт, дразнит. Этот запах – как удар под дых. Он заставляет сердце биться быстрее, а кровь – кипеть. Я чувствую, как внутри всё сжимается, как натягиваются мышцы, готовые к прыжку.

«Это не имеет значения», – шепчу в ответ.

Костяшки хрустят, когда я сжимаю кулаки. Это просто запах.

«Мы ничего не будем делать», —говорю зверю внутри меня.

Запах исчезает. Он растворяется в ночном воздухе, оставляя лишь лёгкий след. Но внутри меня остаётся пустота.

Я едва удержал медведя. Он был в шаге от прорыва. От того, чтобы вырваться наружу, найти её, прижать к себе. Но теперь всё исчезло. И зверь внутри меня беснуется. Он не может успокоиться. Он не может забыть.

Сжимаю в кармане телефон. Так сильно, что ноют костяшки. Хочется что-то сломать. Хочется разорвать всё вокруг. Но я сдерживаюсь. Я должен. Должен остаться человеком.

Дорохов замечает. Он видит, как я сжимаю кулаки, как мои глаза горят.

– Демид? – его бровь чуть поднимается, взгляд становится пристальным.

Он не понял, что произошло, но почувствовал. Точнее – почувствовал меня. Сбившееся дыхание. Натянутость в голосе. Неуверенность.

– Что-то не так? – мягко, с лёгким наклоном головы.

Пауза. Один лишний вдох. Один выдох.

– Всё в порядке, – отвечаю.

– Уверен? – не отступает бета.

Я не отвечаю. Просто бросаю последний взгляд в сторону терминала. Пусто. Запах исчез.

Чёрный внедорожник катит по ночной Москве. Свет фонарей выхватывает из темноты силуэты зданий, отражается в мокром асфальте.

Охранник за рулём молчит. Сосредоточен. Дорохов рядом, вытянулся в кресле. Наблюдает за дорогой, но я чувствую: часть его внимания на мне. Он заметил. Не понял – но заметил. Я откидываюсь на спинку, сжимаю челюсти. Внутри – глухой рык.

Ты упустил. Потерял.

– Не начинай.

Рывок внутри. Не физический – будто меня ударили изнутри. В грудь. В живот.

Зверь не просто злится. Он в ярости. Ты позволил ей уйти. Сжимаю пальцы. Игнорирую.

– Демид, – снова Дорохов.

Поднимаю взгляд резко, на грани.

– Что?

Он не моргает. Изучает. Голова чуть наклонена – вглядывается.

– Ты не здесь.

Щёлкаю зажигалкой, делаю глубокую затяжку.

– Просто устал.

Он не дурак. Но молчит. Москва впереди. Центр власти. Город, где правит Король.

Станислав Король. Лев. Человек, который превратил столицу в крепость. Теперь это не просто город. Это контроль. При нём оборотни подчинились единой системе. Каждый регион – часть механизма. Каждая стая – шестерёнка. Раньше была война. Теперь – порядок. Мы подъезжаем к отелю. Закрытые этажи. Усиленная охрана.

Охранник выходит первым. Дорохов – следом. Пара шагов, взгляд по сторонам.

Я задерживаюсь в машине. Запах мёда и корицы исчез. Но зверь внутри не успокаивается.

Надо найти её. Выдыхаю. Медленно. Но внутри всё ещё тлеет.

Завтра – встреча с Королём. Сегодня – я дышу. Открываю дверь. Вдыхаю холодный московский воздух. Медведь внутри ворчит. Сильнее. Рвётся. Мышцы напрягаются. Всё тело требует – движения. Погони.

– Не сейчас.

"Всегда не сейчас!" – рычит зверь внутри меня. "А когда?!"

Он пытается вырваться, но я удерживаю его.

Я ощущаю его присутствие: горячий, живой, мой.

Острые когти царапают изнутри, словно пытаясь прорвать оболочку моего сознания.

В зеркале я вижу не себя, а зверя. Его зрачки – расплавленное золото, челюсти сжаты, плечи напряжены, как туго натянутые струны. Моя внешность, мягко говоря, выглядит агрессивно. Неудивительно, что Дорохов с подозрением косится на меня, пытаясь уловить признаки нарастающего напряжения.

Косолапый на грани. Дай выйти. Дай волю.

Я моргаю слишком часто, как будто смогу так сбросить наваждение. Очистить сознание.

Чувствую себя подростком на излёте терпения – взвинченным, наэлектризованным, не умеющим сдерживать себя. Всё внутри – сырой, злой инстинкт.

Гребаный ад.

Глава 4

Москва. Аэропорт. Пять лет спустя.

Воздух столицы – холодный, обжигающе плотный. В нём смешались выхлопы, дорогие духи, тревожная суета. Толпы людей текут, как речные потоки, между терминалами: кто-то спешит к выходу, кто-то только что прилетел, кто-то ищет, кто-то теряет.

А я стою. Просто стою у огромного панорамного окна и смотрю на Москву. Я вернулась.

Пять лет назад меня выносили отсюда на носилках – истощённую, сломанную, без остатка разбитую. Сегодня я на ногах. Но внутри всё ещё звенит отголоском того, что было.

С той ночи я училась дышать заново – буквально. Переучивалась жить. Физически. Психологически.

Спасибо тёте. Она держала меня на плаву, когда я уже камнем тонула. Выносила мои истерики, молчание, срывы. Слушала ночные крики, когда боль резала не только тело, но и душу.

Была пустота. Я просыпалась – и не понимала, зачем.

Зачем жить в мире, где нет мамы. Где нет папы. Где нет Мишани.

Зачем дышать, если каждый вдох – как ошибка.

Этот момент врезался в память – остро, до дрожи. Больничная палата. Я стою у окна. Серый асфальт внизу. Десятый этаж. Один шаг – и тишина. Один шаг – и я с ними.

Я бы сделала это. Если бы не тётя.

Она не уговаривала. Не произносила пафосных речей. Не разменивалась на «ты нужна этому миру». Просто сказала правду.

– Ты думаешь, они этого хотят? Чтобы ты бросила жизнь, за которую они отдали свою?

Я сорвалась. Кричала. Орала, что ненавижу всё: этот мир, себя, их убийц.

Но злость удержала от последнего шага. А потом заполнила пустоту. И стала топливом.

В шестнадцать я уже знала, кем стану. Уехала в Петербург. Поступила на лучший курс, к лучшим преподавателям.

Юриспруденция. Защита. Справедливость.

Это была не просто учёба. Это была война. Я вгрызалась в теорию, как зверь. Штудировала кодексы. Заучивала статьи, пока они не отпечатывались в памяти, как тот самый асфальт за больничным стеклом.

Читала всё. До последней строчки. Историю оборотней. Их повадки, слабости, иерархию. Как они живут. Как думают. Как охотятся. Как убивают.

Когда от слов гудела голова – била по груше. Загоняла боль в мышцы.

Бегала до изнеможения. Повторяла удары. Снова и снова. Пока тело не стало крепким, как броня. Пока разум не стал холодным, как сталь.

Теперь я – охотница.

Через несколько дней – защита диплома. Финальная точка. Бумага, подписи, поздравления. Но для меня это не просто формальность. Это пропуск. В жизнь, где я – не жертва, не выжившая, не чья-то племянница. Где я – хозяйка своей судьбы. Где я пишу правила.

Я иду к выходу, сливаясь с людским потоком. Кто-то спешит, кто-то переговаривается, кто-то ловит такси, распахивает воротник, вдыхая мороз вперемешку с запахами дороги.

И вдруг – стоп.

Что-то не так. Сцена, которая не вписывается в общую картину. Глаз зацепился – и не отпускает.

Широкоплечий мужчина в тёмном пальто. Спокойный. Слишком. Движется неторопливо, почти лениво, но в этой расслабленности – стальная пружина. Рядом – худой, нервный тип. Озирается, будто ждет, что его схватят. Дрожит всем телом, хоть снаружи ещё не зима.

Они не пара. Они – антагонизм. Один контролирует. Другой – под каблуком. Свидетель? Должник? Жертва?

Я наблюдаю. Мужчина что-то говорит. Тот кивает, как на автомате. Губы побелели. Выдох – и я понимаю: хищник ведёт свою добычу.

Но не мой цирк, не мои обезьяны. Пока.

Смотрю на часы. Ласточка – через пятнадцать минут. Завтра – новый день. Новая сцена. Новая роль.

Лекции, задания. Гости. Сама шишка города и его лучший друг. Мастер-класс и лекция в одном флаконе. Птицы высокого полёта спустятся к нам – и покажут, как летать.

А если я хочу быть лучшей охотницей – я должна быть там.

Утро. Квартира. Тишина, как ком в горле – ни вдохнуть, ни сказать. Дом из прошлого стал другим. Стены прежние – всё остальное чужое. Тётя сделала ремонт: новые стены, новая мебель, новая жизнь. Чтобы мне было легче. Но легче не стало.

Я провожу ладонью по кухонному столу. Когда-то тут сидел папа – смеялся над мамиными попытками сварить идеальный кофе. Теперь – только я.

Наливаю себе чёрный, крепкий, как ночь перед боем. Завтрак – мюсли. Не по любви. По привычке.

Я больше не ребёнок. Я – та, кто возвращается в прошлое, чтобы изменить будущее.

Отставляю кружку, смотрю на часы. Время ехать.

Москва. Университет.

Толпа студентов. Незнакомые лица мелькают в потоке, но я ищу её.

София. Мы сдружились в Питере. Вместе прошли и учёбу, и тренировки, и бессонные ночи перед зачётами. Она уже год в Москве. А я – только сейчас.

Захожу в аудиторию, ловлю её взгляд.

– Ну, привет, охотница, – усмехается София, наклоняя голову. – Привет, профессионал, – улыбаюсь в ответ.

Мы снова вместе.

Через пятнадцать минут зал затихает. Шум голосов стихает сам собой – будто всех накрыло невидимой волной ожидания. Кто-то спешно закрывает ноутбук, кто-то замирает с ручкой в руке. Даже дыхание становится тише.

Все знают – это не просто лекция.

Это не очередной профессор. Не чиновник, читающий по бумажке. Сегодня перед нами – Станислав Король. Глава города. Лев. Двери распахиваются – и он входит.

Высокий. Спокойный. Сдержанный. Каждый шаг – выверен, каждое движение – точно в цель. Ему не нужно повышать голос, чтобы его услышали. Не нужно демонстрировать силу, чтобы её чувствовали.

От него веет звериным спокойствием. Не угрозой – властью. Неоспоримой. Без прикрас. Без слов.

Покой хищника. Того, что лежит, прислушивается… и знает: в нужный момент встанет – и вырвет глотку.

Он идёт вперёд, скользит взглядом по залу. Лёгкий, едва ощутимый взгляд – но не спрячешься. Мы для него – молодые, неопытные, только поднимающиеся на охоту.

Но я не отвожу глаз.

Сегодня я слушаю. Завтра – стою рядом.

для Демида всё будет не так просто.

Его зверь уже выбрал. Она – его пара

А значит, никакой охоты, никаких рисков, никакой погони за оборотнями.

Что победит – закон или инстинкт.

Глава 5

Утро. Просыпаюсь в тишине – вязкой, почти осязаемой. Шторы плотно закрыты, не пропускают свет. Воздух в комнате прохладный, настороженно чистый. Мебель расставлена идеально – ничто не выбивается, всё на своих местах. Так, как я привык. Так, как должно быть.

Медведь молчит. Он не беснуется, не ломится наружу. Но и не спит. Он ждёт.

Провожу ладонями по лицу, задерживаю дыхание и выдыхаю медленно, будто сбрасываю остатки сна вместе с напряжением. Переключаюсь на рутину.

Завтрак – чёткий, выверенный, рациональный. Чёрный кофе. Стейк. Поджаренный тост. Никаких лишних углеводов. Только то, что нужно, чтобы держать тело в тонусе, а разум – на грани.

Я подношу чашку ко рту, готовясь сделать первый глоток, как вдруг в тишине раздаётся стук. Чёткий, не громкий – но сдержанно властный. Через секунду дверь открывается.

Входит Илья. Спокойный, собранный, без лишних движений. Он никогда не приходит просто так. – Босс, к вам Станислав.

Я ставлю чашку на стол. Король не появляется без причины.

– Пусть заходит.

Станислав входит – и пространство меняется. Он не делает ничего особенного: не повышает голоса, не бросает резких взглядов. Он просто входит. Но с его появлением меняется всё – темп, ритм, даже воздух становится другим. Он не занимает пространство – он им становится.

– Доброе утро. – Смотря для кого, – киваю на кресло напротив.

Он садится, откидывается, скрестив ноги. Глядит прямо – цепко, спокойно, внимательно. – В городе неспокойно. – Я в курсе.

Немая пауза. Москва – его город. Его звериный круг. И если здесь происходит что-то без его ведома – значит, кто-то рискнул сыграть в чужую игру.

Я ловлю его взгляд. – Ты не просто так пришёл.

Он слегка усмехается, легко. – Хочу, чтобы ты поехал со мной в университет.

Я поднимаю бровь. Без слов. Он понимает.

Университет? Не в его стиле. Не его территория. Не его методы. Он замечает реакцию и продолжает: – Сегодня у меня лекция. Перед студентами. Но суть не в лекции. Там будут те, кто может нам пригодиться.

Я медленно откидываюсь в кресле, скрещивая руки. – Например? – Охотники.

Интересно. Теперь – действительно.

– Кто именно? – Сам увидишь.

Я щурюсь. Он что-то скрывает. Но Станислав не тратит время зря. Я вдыхаю, встаю.

– Поехали.

Москва. Утро. Внедорожник мягко скользит по улицам, ещё не заполнившимся шумом пробок. Город в полусне, но напряжение уже ощущается – в ритме машин, в стуке каблуков по плитке тротуаров.

Станислав рядом – спокойный, замкнутый, сосредоточенный. Я смотрю в окно, но мои мысли не о городе.

Охотники. Я знаю их лучше, чем они – себя. Они не служат закону. Они – его тень. Моя охрана – лучшие из них. Проверенные, закалённые, выдрессированные.

Если ты нарушил правила, ты становишься дичью. А у дичи два выхода: Сдаться. Исчезнуть. Чаще выбирают второе.

– Что ты хочешь от них? – бросаю взгляд на Станислава.

Он долго молчит, как будто собирается с мыслями. Взвешивает. – Помощи. В нашем деле они могут быть полезны.

Я не отвечаю. Потому что знаю – это только начало.

Дальше можно продолжить с выравниванием следующего куска – с лекцией, запахом, реакцией медведя и внутренним конфликтом. Если хочешь, сделаю это следующим шагом. Охотники знают всё об оборотнях. Их повадки, слабости, инстинкты. Они мыслят как хищники, но действуют как люди – быстро, хладнокровно, без лишних слов и колебаний. Они не спрашивают. Они стреляют.

И вот я еду туда, где их создают – в самое сердце системы, где готовят тех, кто однажды может выйти на таких, как я. Может выйти на меня.

Я усмехаюсь про себя. Что ж… посмотрим, кого они выпустили в этот раз.

Аудитория погружена в сосредоточенное молчание. Молодые лица, свежие, амбициозные, полные энергии. Они сидят, слушают – открытые, внимательные. Но я почти не слышу слов. Вместо этого чувствую.

Запах. Сначала еле уловимый, он проникает в сознание, тянется тонкой нитью, словно невидимый след. Мёд и корица – тепло, пряность, жар. Воздух становится плотнее, как будто накалён от изнутри.

Медведь поднимает голову. Он тянет носом, как зверь, выследивший дичь. Но это не дичь. Это нечто другое. Это – она.

Моя пара. Где-то здесь. В этой комнате. Среди будущих палачей.

Пульс начинает глухо стучать в висках. Я не поворачиваюсь, хотя инстинкт требует этого. Вместо этого – выдыхаю. Медленно. Глубоко. Остановить себя. Удержать зверя внутри.

Медведь рычит. Он не спит. Он ждёт. Его зов услышан, и он не уйдёт просто так.

Я нахожусь в комнате, полной охотников. Людей, которых учили выслеживать, ловить, устранять таких, как я. И среди них – она. Моя пара.

Это не ошибка. Запах не может лгать.

И хуже всего даже не то, что она здесь. Хуже то, кем она стала. Охотница. Та, что по долгу службы должна меня преследовать, ставить на прицел, нажимать на курок.

Медведь внутри взбешён. Для него всё просто: она должна быть дома – рядом с очагом, в безопасности. Варить суп. Растить медвежат. Быть моей. А теперь она стоит на арене. Вооружённая. Обученная. И, если потребуется, она не дрогнет.

Я едва не усмехаюсь. Это одновременно глупо и… чертовски опасно. И – привлекательнее всего, что я когда-либо видел. Между нами уже вспыхнул конфликт. Он не утихнет. Он будет только нарастать.

Один из нас сломается. Либо я сломаю её. Либо она – меня.

Лекция продолжается уже сорок минут. Теория, законы, сухие формулировки власти. Молодёжь внимательно слушает, но по их позам, жестам, взглядам видно: им хочется движения. Им хочется действия.

Станислав бросает короткий взгляд Илье – молчаливый, как команда. Волк выходит вперёд, расправляя плечи. Его движения расслабленные, но в каждом – сила, готовая взорваться.

– Ну что, – говорит он с хищной усмешкой, скрестив руки на груди. – Давайте немного развлечёмся. Кто хочет попробовать свои силы?

Зал сразу оживляется. Смех, перешёптывания, азарт в глазах. Это не тренировка. Это испытание.

Илья – волк высшего порядка. В бою он не просто силён – он точен, быстр, беспощаден. С ним не играют – у него учатся.

Из зала выходят пятеро. Два парня. Три девушки. Первый парень – самоуверенный до глупости. Он уже воображает, как одерживает победу. Второй – более сдержанный, но глаза сверкают, он явно жаждет проверить себя.

Девушки – каждая своя. Одна – резкая, уже в стойке, словно не терпится сразиться. Вторая – внешне расслабленная, но движения выдают: всё в ней – результат точной, продуманной подготовки.

И тогда появляется она. Невысокая. Лёгкая. Слишком спокойная.

Медведь замирает. Внутри, на уровне рефлекса, я знаю: она.

Избранница моего зверя. Стоит передо мной. Готова к бою. Охотница.

Глава 6

Нельзя! Это пара!

Медведь внутри меня вскипает, напрягается, рвётся наружу, словно дикая сила, толкается в грудную клетку, требует выхода. Его голос грохочет, как гром, разрывая тишину. Остановить бой. Прекратить. Не позволить.

– Спокойнее, – бросаю ему, сдерживая дыхание.

Это же Илья. Он не причинит ей вреда.

Но я не могу не следить за ней. Она двигается иначе. Не так, как другие. Без лишней нервозности, без суетливых движений. Спокойно, уверенно, с холодной расчётливостью.

Она не просто выходит на бой. Она словно хищник, выслеживающий добычу. Анализирует, изучает, оценивает. Лисица против волка. Против самца, – ворчит медведь, недовольный её решимостью.

Медленно выдыхаю, позволяя зверю внутри меня внимательно следить за каждым её шагом. Её стойка безупречна, она не торопится, словно знает, что время на её стороне.

Илья усмехнулся, давая ей время на размышления. Секунда тянулась за секундой, но она не двигалась, не спешила с ответом. Выбрала момент, и её фигура вдруг метнулась вперёд. Рывок в сторону, резкий выпад – она проверяла его защиту, охотник, изучающий поведение добычи.

Илья ушёл от удара, но она уже захватила инициативу. Её движения стали почти невесомыми, она скользила по татами, подстраиваясь под ритм его атак. Не бросалась в безрассудные атаки, а читала каждое его движение.

Волк внутри Ильи напрягся, насторожился. Его инстинкты требовали ярости, но он сдерживал себя. Этот зверь внутри больше не рвался в бой, но не утихал, словно готовился к решающему удару.

Илья начал давить. Его движения стали быстрее, резче, он смещал вес, резал углы, вынуждая её реагировать. Она уклонялась, снова и снова, но это было лишь временное укрытие.

Он сделал ложный выпад, и она повелась на это. Илья поймал её движение, захватил её тело в свои тиски.

«Останови её!» – взревел медведь внутри него, ударяя инстинктом по его сознанию. Я сжал кулаки, подавляя порыв броситься на помощь.

Она была поймана, но в последний момент перевернула всё с ног на голову. Вместо того чтобы сопротивляться, она использовала его захват в свою пользу. Рывок вниз, перекрут, подножка – и Илья потерял равновесие. Гулкая тишина повисла в воздухе.

Все увидели это. Охотница уложила волка на татами. Но бой ещё не был окончен. Волк никогда не оставался на земле дольше, чем это было необходимо.

Его тело опережает разум, действуя прежде, чем сознание успевает осознать поражение. В этот миг он вновь атакует, и я не успеваю среагировать.

Рывок – и захват. Она ещё не успела подняться, как Илья нависает над ней, словно тень. Его движения безупречны, словно отточены до совершенства.

Её попытка уклониться обрывается жёстким броском, и глухой удар разносится по комнате. Она падает, а её тело содрогается от боли.

Всхлип. Внутри меня просыпается зверь. Он рвётся наружу, требуя защиты, мести и разрушения.

Я едва удерживаю его на грани. Кулаки сжаты, а ярость бушует в крови, заставляя сердце глухо и мощно колотиться в груди.

Я вижу, что Илья не собирается останавливаться. Его взгляд полон решимости, и он готов нанести новый удар. Но я не позволю этому случиться.

– Илья, остановись! – мой голос превращается в грозное рычание, разрывающее тишину.

Илья замер, словно время остановилось. Наши взгляды пересеклись. Волк начал понимать, что происходит, и его глаза вспыхнули осознанием. В следующее мгновение он отпустил её.

Выдохнул, но медведь не успокаивался. Его присутствие нависло над нами, как темная туча.

Мира пыталась казаться сильной, но её дыхание было прерывистым и болезненным. Она пыталась справиться с болью, но силы покидали её. Я видел, как она слабеет, и в этот момент понял: нужно забрать её, унести, укрыть, сохранить для себя.

Я приближаюсь, протягиваю руку.

– Тебе надо отдохнуть.

Она поднимает на меня взгляд, в котором злость и упрямство борются с усталостью.

– Я в порядке, – отвечает она ровно, но дыхание выдаёт её.

Ложь. Откровенная. Она явно не в себе. Я смотрю на неё сверху вниз.

Она слишком ранима. Слишком юна для таких испытаний. Слишком упряма, чтобы это осознать.

Она слишком ранима. Моя. Ей не место в таких сражениях.

– Давай сядем, – предлагаю я.

Она моргает, словно не сразу понимает слова. Встретившись со мной взглядом, осторожно садится на скамейку.

Присаживаюсь рядом. Она всё ещё напряжена. Я накрываю её плечи руками, чувствуя, как в ней борются противоречивые эмоции.

– Расслабься, – говорю я.

Хочется зарычать, как дикий зверь, и спрятать её в своих объятиях, защитить от всех бед и невзгод этого мира. Я осторожно касаюсь её напряжённых мышц, словно глажу дикого зверя, пытаясь снять невидимую броню, сковывающую её тело. Она шипит от боли, но терпит, её губы плотно сжаты, а взгляд устремлён в пустоту.

Гордая и упрямая, она всё же моя. Я чувствую, как её напряжение постепенно сменяется мягкой податливостью, словно глина под руками мастера.

– Ты хорошо сражаешься, – говорю я спокойно.

Она замирает, её дыхание сбивается.

– Я охотница, – отвечает она с гордостью, будто убеждая саму себя.

Я сдерживаю усмешку, но она всё же прорывается.

– Нет, – говорю я, глядя ей прямо в глаза.

Она вскидывает голову, её взгляд становится острым, как лезвие ножа.

– Я тренируюсь, – говорит она с дрожью в голосе. – Я умею выслеживать оборотней, знаю, как…

Я сжимаю её плечи чуть крепче, и она замирает, как пойманная в ловушку птица.

– Думаешь, ты готова к охоте? – спрашиваю я спокойно, но в моём голосе звучит сталь.

Её глаза вспыхивают яростью.

– Вы не имеете права решать за меня! – кричит она дрожащим от гнева голосом.

Я медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться.

– Права? – усмехаюсь я без веселья. – Ты понимаешь, что это значит?

Она поджимает губы, её взгляд становится холодным и отстранённым.

Я наклоняюсь ближе, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

– Ты ещё так молода, – говорю я тихо, но твёрдо. – Ты неопытна, горяча и слаба.

– Охота – это не просто погони и схватки. Это кровь, смерть и предательство. Это когда напарник падает, а ты не можешь его спасти. Это ночь, когда не знаешь, доживёшь ли до рассвета.

Молчу, давая ей осознать сказанное. Её взгляд мечется, словно ищет выход из ловушки, но правда уже вцепилась в её разум, как удав в жертву. Я вижу, как внутри неё идёт борьба: желание отвергнуть мои слова и страх перед неизбежным.

– Я не маленькая, – наконец выдавливает, стараясь придать голосу уверенность.

Я усмехаюсь, но без злобы. Мой голос звучит спокойно, но в нём чувствуется вес прожитых лет и увиденного.

– Для меня – да.

Она сжимает кулаки, но я вижу, как её решимость тает.

Глава 7

Проиграла.

Спина болит, мышцы гудят от усталости. Я сижу на краю татами, пытаюсь восстановить дыхание, но это не помогает. В голове пульсирует одна мысль – я упала.

Рядом кто-то идёт. Поднимаю взгляд и вижу его – того самого незнакомца. Того, кто пришёл с мэром. Высокий, сильный, опасный. В его глазах холодный расчёт, движения уверенные. Он протягивает мне руку.

Смотрю на него настороженно. Кто он такой? Почему он ведёт себя так, будто имеет право указывать мне, что делать? Но мои пальцы всё равно ложатся в его ладонь.

Тепло. Меня будто током бьёт.

Я резко отдёргиваю руку, но он уже садится рядом и кивает на лавочку:

– Сядь.

В его голосе нет приказа, но что-то заставляет меня подчиниться. Я колеблюсь, чувствуя, как всё тело ломит от усталости, и в итоге уступаю.

Он молча кладёт руки мне на плечи.

Наш диалог кажется странным. Он ведёт себя как мой отец: контролирует, раздаёт указания, словно принимает решения за меня. Это раздражает.

Как он может говорить о работе охотника, если сам никогда этим не занимался? И кто он, чтобы учить меня?

Я хочу возразить, но он уже отворачивается.

– Дамы и господа, вы стали свидетелями возможного будущего, – голос Станислава твёрд. Он смотрит на меня, и я ощущаю, как его слова проникают в самое сердце.

– Даже самые сильные могут быть уязвимы, – добавляет, и его слова повисают в воздухе.

Звонок звенит, как удар молота, и шепот волной накрывает аудиторию. Голоса сливаются в гул, но я слышу только его слова, словно они отпечатались на моей коже.

Я ощущаю его прикосновения, как горячие угли, оставшиеся после костра. Сильные руки, твёрдые, как сталь, и горячие, как огонь. Они обжигают меня изнутри, оставляя след, который я не могу стереть.

Его прикосновения не были грубыми, но они были слишком уверенными, слишком интимными. Это вызывает во мне бурю эмоций, которую я не могу контролировать. Я сжимаю кулаки, пытаясь скрыть своё раздражение.

– Я могу идти? – мой голос звучит резче, чем я хотела.

Он смотрит на меня, как хищник на добычу. Его взгляд тяжёлый, пристальный, словно он видит меня насквозь. Он не делает ни шага, ни слова не произносит, но я чувствую, как его присутствие заполняет всё пространство вокруг меня.

Софи появляется рядом, как спасительный островок в бушующем море. Она передаёт мне рюкзак и книги, её движения быстрые, но уверенные.

– Ты знаешь, кто это? – её голос тихий, но в нём слышится напряжение.

Я хмурюсь, пытаясь понять, о ком она говорит.

– Нет. А должна?

Она оглядывается через плечо, словно проверяя, не следит ли кто-то за нами. Её взгляд полон тревоги, но она молчит.

Я разворачиваюсь и выхожу из аудитории, чувствуя, как его присутствие всё ещё висит в воздухе, как тень на стене.

– Демид Бурый. Судья, – произнёс она.

Я замерла. Несколько секунд я не могла найти слов. Затем меня словно током прошибло.

Судья! Теперь ясно, почему он ведёт себя так уверенно и раздаёт указания. Человек, перед которым трепещут преступники. Оборотень, которого уважают даже самые влиятельные стаи. Мужчина, который вершит судьбы. Теперь понятно, почему в аудитории повисла напряжённая тишина. И почему внутри меня поднимается странное чувство?

Не страх, не уважение – что-то другое, противоречивое.

– Что он здесь делает? – спросила, будто это что-то меняло.

Софи пожала плечами.

– Станислав Король привёл его сюда для лекции, – сказала она. – И, кажется, не только для неё.

Я замолчала. В голове царил хаос.

Меня всё ещё раздражало, как он говорил со мной: снисходительно, как с ребёнком, будто я ничего не понимаю.

После лекции Демида Бурого я его больше не видела.

Остальные занятия прошли спокойно. На меня никто не смотрел, никто не уделял мне особого внимания. Но только теперь, в конце дня, я осознала, как сильно его появление меня потрясло. Последняя пара – спарринг. Здесь я точно не проиграю.

Мой партнёр, Владимир, сильный, выносливый, быстрый. Я хорошо знаю его стиль. Мы тренировались вместе, его тактика для меня знакома.

Перед выходом на татами быстро переодеваюсь в удобный костюм.

В раздевалке слышатся разговоры. Кто-то обсуждает прошедшие занятия, кто-то смеётся, создавая лёгкую атмосферу перед боем.

Пара движений, чтобы размять плечи.

На татами Владимир усмехается, не сводя с меня глаз.

– Слышал, ты сегодня уложила на лопатки главу охраны Бурого, – говорит он, легко перемещаясь по кругу.

Я не отвлекаюсь. Делаю первый шаг, внимательно следя за его движениями.

– Много всего говорят, – отвечаю спокойно.

Он смеётся.

– Но редко охотники могут похвастаться таким успехом.

– Значит, мне повезло, – парирую, не отводя взгляда.

Он резко переносит вес, проверяя мою защиту. Я ухожу в сторону.

Наступает тишина. И бой начинается. Владимир сразу атакует.

Шаг вперёд, ложный выпад, чтобы отвлечь меня. Но я вижу его приём.

Не на того напал. Сдвигаюсь в сторону, избегая удара, но он быстро меняет направление.

Опытный. Сильнее меня. Но не быстрее. И не осторожнее.

Я использую его движение, делаю подножку, и он теряет равновесие.

Но Владимир не падает.

Только ухмыляется.

– Быстро, но этого мало.

– Проверим?

Он снова идёт в атаку, но теперь я не жду.

Резко сокращаю дистанцию, ухожу под его удар, выворачиваюсь, наношу свой.

Он блокирует, но не полностью.

Моя ладонь касается его рёбер, не сильно, но достаточно, чтобы он почувствовал.

Он прищуривается.

– Вот это уже совсем другое дело.

Не отвечаю. Он снова делает движение, снова наносит удар.

Снова пытается поставить меня на место.

Но я не намерена проигрывать.

Мы двигаемся по кругу, ищем слабые места друг друга.

Владимир давит физически, старается загнать меня в угол, но я не поддаюсь.

Читаю его движения, предугадываю следующую атаку.

В очередной раз он делает резкий выпад, пытаясь поймать меня на ошибке.

Ловлю момент, уверенно ухожу в сторону, подныриваю под его руку и резким рывком выталкиваю его из равновесия.

Владимир теряет опору, пятится назад, но удерживается на ногах.

Он щурится, оценивающе смотрит на меня.

– Я начинаю верить слухам, – с усмешкой говорит он, потирая бок.

Я лишь пожимаю плечами в ответ.

Готовлюсь к очередной атаке.

Но вдруг бой останавливается. Атмосфера в зале меняется.

Чувствую, как спины ребят слегка напрягаются, а аудитория затихает.

Как будто что-то тяжёлое опустилось на нас. Не сразу понимаю, что произошло.

Но когда вижу его, всё встаёт на свои места.

Демид Бурый стоит у входа.

Прямой, уверенный, с тем же холодным, оценивающим взглядом.

И смотрит на меня.

Глава 8

Я не свожу глаз с неё, пока она уходит. Каждое её движение, каждый шаг отзываются в висках, будто раздражающий звук, который не заглушить.

Пара исчезла.

Медведь внутри меня рычит, ворочается, недовольный. Его нетерпение давит на нервы, толкает изнутри, словно заставляя сорваться и вернуть её обратно.

Но я не двигаюсь. Держу себя в руках.

– Босс? – раздаётся голос Ильи.

Я моргаю, медленно поворачиваюсь. Передо мной напряжённый Илья, в глазах – непонимание. Он чувствует напряжение в воздухе. Ему не нужно быть гением, чтобы понять: что-то не так.

Он нервно трёт шею, подбирая слова.

– Я… эм… не знал.

Голос осторожный, он избегает моего взгляда. Значит, он всё-таки что-то почувствовал. Я смотрю на него дольше, чем нужно.

Илья выдерживает мой взгляд. Волки не отступают первыми.

– Всё нормально, – говорю я, стараясь сохранить спокойствие, хотя это даётся мне с трудом.

Илья кивает, не веря, но молчит. Я не хочу сейчас разговаривать. Не хочу обсуждать её.

Я делаю шаг в сторону.

– Босс, что-то не так? – тихо спрашивает Илья.

Я не сразу отвечаю.

– Мне нужна вся информация об этой девушке. Собери всё, что сможешь.

Илья замирает, прищуривается, но не задаёт лишних вопросов. Кивает и уходит. Я медленно выдыхаю, сдерживая зверя внутри.

– Ого, друг, да ты не просто так завелся, – раздаётся насмешливый голос за спиной.

Я не оборачиваюсь. Станислав всегда всё замечает. И, судя по тону, он уже предвкушает, как припомнит мне этот момент.

– Похоже, ты нашёл пару.

Он смеётся, словно уже знает, чем всё закончится. Я медленно поворачиваю голову и смотрю на него спокойно, без слов.

Но внутри меня бушует огонь. Ярость. Желание.

– Помолчи.

Станислав ухмыляется, но молчит. Он помнит, как срывался два года назад. Тогда он думал, что сможет сдерживаться, но понял: с парой это невозможно. Правила больше не действуют.

– Пойдём, – сухо говорю я и разворачиваюсь. – Дел ещё много.

Не оглядываюсь назад. Пора забыть её. Но медведь внутри не согласен.

Мы сидим у окна. В зале играет тихая музыка, создавая спокойную атмосферу. Идеальное место для важного разговора без спешки и суеты.

Смотрю на Станислава. Он выглядит расслабленным – редкое для него состояние. В его лице что-то изменилось. Не мягкость, а скорее внутренняя гармония. Он получил то, что хотел.

– Как Сабина? – спрашиваю, поднося бокал к губам.

Станислав улыбается, и в его глазах вспыхивает тёплый свет.

– Отлично. Близнецы не дают ей покоя ни на минуту.

Он смеётся искренне, легко, без всякой фальши. Год назад он стал отцом. Медведь внутри затихает. Семья. Потомство.

Делаю вид, что не замечаю его реакцию, но наблюдать за ним становится всё интереснее.

Станислав всегда был жёстким, расчётливым и без сантиментов. Но сейчас, когда он говорит о семье, его голос звучит тепло, чего раньше не было.

– Как долго ты её добивался? – удивлённо спрашиваю я.

Он ставит бокал на стол и слегка усмехается.

– Почти год.

Я приподнимаю бровь. Год? Да даже для оборотней это срок. Но в его глазах нет ни тени сомнения. Он не жалеет ни об одном дне.

– Но это того стоило, – говорит спокойно, без пафоса. Просто констатация факта.

Я откидываюсь на спинку стула.

– Она ведь сначала не признавала тебя?

Станислав ухмыляется шире.

– Помню, как она посмотрела на меня, когда я сказал, что мы пара, – говорит он.

– И как?

– Как будто я сошел с ума.

Я усмехаюсь. Сабина – не из тех, кто сдается без боя. Настоящая львица.

– Они ненавидят, когда им ставят условия. Что ты сделал?

Станислав спокойно режет мясо.

– Все, что нужно, чтобы она поняла, – отвечает он коротко. Бросает на меня взгляд. – Теперь мы семья.

Это все, что он говорит. Медведь внутри доволен. Так и должно быть.

– У тебя все просто, – хмыкаю , сжимая вилку сильнее, чем нужно. – Вы ведь одного вида. А моя – человек. Охотница.

Станислав приподнимает бровь, откидывается и ухмыляется.

– Хуже, – спокойно говорит он. – Она лучшая на курсе. Уже в списке элитного пополнения.

Моя челюсть сжимается. Медведь внутри рычит – и я вместе с ним. Она не просто справилась. Она превзошла все ожидания.

И сейчас она на грани. Вилка гнется в моих пальцах. Станислав молчит, наблюдает, ждет. Я не спешу отвечать. Просто перевариваю информацию. Злюсь.

– Можешь повлиять? – спрашиваю наконец. Голос ровный.

Он прищуривается, задумывается.

– Могу. Но тебе не жалко девчонку?

Медведь внутри поднимается. Мне – нет. Она не должна быть на линии огня. Не рядом с ними. Я смотрю на Станислава без тени сомнения.

– Нет. Ты знаешь, что они делают. И что делаем мы.

Он кивает в знак согласия. Как никто понимает. Это не вопрос, а твёрдое решение. Медведь внутри меня затихает, но не от умиротворения, а от предвкушения. Он, как и я, знает, что она должна быть рядом, живая, со мной.

– И как ты это сделаешь? – Станислав смотрит внимательно, его голос спокоен, почти ленив. Он изучает меня, оценивает, проверяет, насколько серьезны мои намерения.

Усмехаюсь. Не отвечаю. Пусть сам догадается, на что я способен.

– Я найду способ, – говорю наконец, глядя ему прямо в глаза. В голосе ни капли сомнения.

Я не гадаю и не ищу лазейки. В моей жизни ещё не было ситуации, из которой я бы не вышел победителем.

– Я всегда нахожу, – добавляю тише. Станислав качает головой.

Его усмешка больше не насмешливая – теперь в ней понимание и лёгкий скепсис.

– Ты правда думаешь, что сможешь просто вырвать её из этой жизни? – спрашивает он. В голосе нет упрёка, только предупреждение.

– Она моя, – отвечаю спокойно.

Без угроз и пафоса. Просто факт. Станислав усмехается.

– Сабина тоже была моей, но это не сделало её покорнее. Если она настоящая охотница, то просто так не сдастся.

Молчу. Пусть его слова повиснут в воздухе.

– Я не собираюсь ждать год, как ты, – его голос спокоен, но твёрд. Чужих сценариев не будет.

Станислав прищуривается, но не спорит. Лишь коротко качает головой.

– Посмотрим, – бросает он.

Но нет, не посмотрим. Я не позволю обстоятельствам решать за меня.

Буду действовать по-своему. В тишине раздаётся тихий скрип двери. Входит Илья. Спокойный, сосредоточенный. В руках у него папка – тонкая, закрытая, но тяжёлая. Он подходит, кладёт её на стол и слегка двигает ближе.

– Всё, что смог найти, босс, – говорит он ровно.

Не спешу брать папку. Просто смотрю на её закрытую обложку. Внутри – несколько листов бумаги. Но за ними – её жизнь. То, что она скрывает. И теперь всё это знаю я.

Глава 9

Бурый вошёл в зал так, будто это его личное пространство. Его тяжёлый, ощутимый взгляд, казалось, проникал в самую душу, даже если я старалась не смотреть в его сторону. Остальные замерли, как будто ждали чего-то неминуемого, а я пыталась сделать вид, что всё в порядке.

Но раздражение уже нарастало, словно невидимая волна, заставляя мои кулаки сжиматься.

– Добрый день, Демид Викторович, – тренер подошёл к нему с явным почтением, приглашая в кабинет.

– Продолжайте, – ответил он равнодушно, даже не взглянув на нас.

После этого всё пошло наперекосяк. Тренировка потеряла свою привычную динамику. Никто не хотел сталкиваться с его взглядом, движения стали осторожными, а глаза то и дело устремлялись к тренерской комнате. Даже Владимир, с которым мне предстояло провести спарринг, выглядел напряжённым, словно ожидал, что судья сейчас выйдет и всех разгонит. Я пыталась сосредоточиться, но в голове всё ещё звучали слова, сказанные им на лекции.

Дверь тренерской комнаты открылась.

– Мирослава, иди на татами, – спокойно произнёс тренер.

Меня охватило тревожное предчувствие.

– С кем? – спросила я, поправляя перчатки.

Тренер не успел ответить.

– Со мной, – раздался голос Демида, и моё сердце пропустило удар.

Он стоял передо мной, высокий, невозмутимый, с хищной грацией в своей расслабленности.

– Это нечестно, – усмехнулась я, скрестив руки на груди.

– Я буду сдерживаться, – пожал он плечами, будто это не имело значения.

Люди вокруг притихли. Понимаю, что это больше похоже на показательную порку, чем на честный бой. Но он ошибается, если думает, что я отступлю.

Пусть он крупнее и сильнее, лёгкой победы не будет.

– Мираслава, готова? – тренер говорит ровно, замечаю в его голосе напряжение.

Он волнуется. Это мне не нравится. Втягиваю воздух, выпрямляюсь. Стараюсь не выдать эмоций.

– Да, – отвечаю твёрдо, хотя внутри что-то сжимается.

Готовлюсь к спаррингу, но тревога не уходит. Мой противник – не студент. Он другой. Бурый, мощный, внушительный, словно высеченный временем камень – несокрушимый, неуязвимый.

Каждое его движение – как у хищника, который уверен, что он здесь главный. Он сильнее и не видит во мне соперника. Я чувствую себя добычей, а он – судьёй, который соблюдает закон и работает с документами.

Думала, он будет просто наблюдать. Спокойно, с оценивающим взглядом. Но когда началось движение, всё пошло не так. Он не должен был так двигаться.

И через пару секунд я понимаю: это не просто спарринг.

Это вызов.

– Покажи, насколько ты готова, Мира, – голос Демида низкий, глухой, в нём чувствуется предупреждение.

Он не торопится. Двигается медленно, будто прогуливается по татами. Но это обман. Каждый мускул напряжён, тело под контролем до миллиметра.

Не делает первый шаг – выжидает. Стоит напротив, как будто предлагая начать, дать повод. Его поза расслабленная, но я вижу – это маска. Внутри он собран, как натянутая тетива. Следит за каждым моим движением. Глаза прищурены, дыхание ровное. Это спокойствие пугает больше, чем агрессия.

Держит дистанцию. Не суетится, не делает лишнего движения – будто знает, чем всё закончится. Специально? Или просто развлекается? Как будто я – охотница, а он – беззащитная жертва. Но всё наоборот. Он уверен, что я не опасна. Это бесит.

Гнев раздувается в груди.

Просто делает шаг в сторону, ускользая от удара. Не блокирует, не отбивает – как будто это ему не нужно. Он играет. Даёт мне поверить в мой шанс.

Рывок. Атакую первая – быстро, резко, с яростью. А он… даже не напрягается.

И это бесит ещё больше. Следующий удар – ниже, быстрее. Но он снова уходит. Будто знает, куда я направлю силу. Сжимаю зубы, стараясь не показать злость. Он не должен её видеть. Бью ещё – резко, упрямо.

На этот раз он не отступает. Просто перехватывает мой кулак. Плавно, без усилия. Как будто ловит мяч, а не удар. И в эту же секунду – движение. Он делает шаг в сторону, разворачивая меня, и одним рывком тянет вперёд. Мир переворачивается. Мгновение – и я оказываюсь спиной к его груди. Он держит меня крепко, одной рукой за запястье, второй – фиксирует плечо.

Я в ловушке. Холодной. Точной. Необратимой. Тело в напряжении, мышцы горят от злости. А он дышит ровно, спокойно – прямо у моего уха. Даже не сбился. Просто держит меня так, как ему удобно. Резко дёргаюсь, пытаясь вырваться – но его хватка не сдвигается ни на миллиметр.

Как будто я и не сопротивляюсь вовсе.

– Спокойно, Мира, – голос ровный. Без насмешки, но с такой уверенностью, от которой подгибаются колени.

– Ты не соперник.

Слова бьют сильнее, чем удары. Я вздрагиваю. Гнев снова вспыхивает – жарко, ярко.

– Отпустите, – рычу, всё ещё пытаясь вырваться. Но он даже не напрягается. Просто удерживает меня с пугающей лёгкостью.

– Давай заключим пари, – вдруг произносит он. Голос – лениво-насмешливый. Словно вся эта сцена его забавляет.

Я замираю, прислушиваясь. Но ярость перекрывает смысл.

– О чём вы? – бросаю раздражённо, вырываясь уже не из тела, а из слов.

Демид отпускает руку – внезапно, без предупреждения. Резко оборачиваюсь – и ловлю его взгляд. Он смотрит прямо на меня, слегка склонив голову.

– Всё просто, – говорит медленно, будто смакуя каждое слово. – Положишь меня на лопатки – больше меня не увидишь. Проиграешь – пойдёшь со мной.

Я моргаю, сбитая с толку.

– И всё? – изумлённо приподнимаю бровь, как будто он только что предложил продать душу за плитку шоколада.

– Идёт? – спрашивает с той же самоуверенной ухмылкой.

Я уже собираюсь кивнуть – но он опережает меня. Голос становится ниже, твёрже:

– Подумай. Обратного пути не будет.

Его глаза не мигают. Он не блефует. Что-то внутри дрожит – но азарт уже бурлит в крови. Я прикусываю губу. Смотрю на него.

– Идёт, – шепчу.

Я принимаю вызов.

Глава 10

Медленно открываю папку. Первая страница, фотография. Взгляд мгновенно цепляется – будто сам решает, на чем мне сейчас остановиться.

Замираю. Легкий спазм сжимает легкие. Глубоко вдыхаю, но воздух обжигает горло, как раскаленный металл. Шок.

Это не просто удивление или гнев. Эмоция холодная, пронизывающая до костей. Она скручивает нутро в болезненный ком. Это она. Девочка, которая выжила. Мираслава. Имя глухо звучит в голове, застревает на языке.

Смотрю на фотографию, но вижу не только то, кем она стала. Перед глазами другое.

Четырнадцать лет. Тело на носилках. Сломанное, хрупкое. Вся в синяках, ссадинах, крови.

Запах горелой резины и металлический привкус страха в памяти.

Гул сирен, нарастающий, глухой. Паника вокруг. Люди мечутся, кричат, но я вижу только её. Моргнуть – перед глазами вспышка. Автокатастрофа. Сломанные металлоконструкции, искореженные корпуса машин.

Я помню отчет наизусть. Тогда это были просто факты. Прочитал, принял, перелистнул страницу.

Её семья погибла, она выжила. Тогда я ничего не чувствовал. А сейчас понимаю: если бы в тот день все пошло иначе, я бы потерял её. Навсегда.

Медведь внутри замолкает. Мы осознаем это вместе. Второго шанса не было бы. Нас не было бы никогда.

Пульс глухо стучит в висках. Я опоздал на пять лет.

Медведь внутри рычит. Смотрю на папку. Пальцы сжимаются крепче, будто хваткой можно изменить то, что уже написано. Но реальность не перепишешь. Факты врезались в сознание, зацепились за каждый угол.

Это она. Та самая девочка. О чьём деле я знал больше, чем о своих людях. Чьи рапорты перечитывал снова и снова. Которую никогда не видел вживую.

Выжившая. Потерявшая все.

– Что-то узнал? – голос Станислава возвращает меня из глубины мыслей.

Медленно поднимаю на него взгляд.

– Она – та девочка.

На секунду он замирает. Не моргает, не дышит – но я вижу, как внутри срабатывает память.

Щелчок. В голове Станислава промелькивает всё: год, протоколы, шум. Он помнит.

Пять лет назад он только принял власть. Москва ещё не подмяла остальные города, но уже диктовала правила.

Это дело было тогда слишком громким, чтобы замять. Политическим. Опасным.

Он знает. Не хуже меня.

– Чёрт… – Станислав откидывается на спинку стула, ладонью проводит по лицу. – Тебе досталась не просто охотница. Это она.

Я киваю. Молча. Он выдыхает, качает головой, будто не верит. Но уже понимает, с чем мы столкнулись.

– Значит, ты для неё – тот самый судья.

Я знаю, о чём он говорит.Для неё я – просто новый человек. Преподаватель. Возможно, мужчина, который смотрит слишком внимательно. Но на деле – я куда больше.

Не просто оборотень. Не просто тот, кто заявил права. Я – тот, кто подписал приговор тем, кто уничтожил её семью. Последняя инстанция. Судья.

Она об этом не знает. Пока. И пусть не знает.

Что она увидит во мне, когда правда всплывёт? Того, кто восстановил справедливость? Или того, кто отнял у неё месть?

Но прежде, чем она получит ответы, я скажу главное: она – моя. Её жизнь больше не принадлежит ей одной. Это будет не просто. Но я не привык отступать. Медведь уже всё решил.

Она – наша. И в этом я не сомневаюсь ни на секунду

– Забрать её нужно как можно скорее, – коротко бросаю Станиславу, пожимая руку.

Он ухмыляется, но не спорит.

Я направляюсь в университет. Параллельно решаю вопросы по её обучению. Если она всё ещё думает, что у неё есть выбор – скоро поймёт: его нет. Медведь недоволен. Её запах уже здесь – доносится из зала. Значит, снова на татами.

После того, как уже получила удар?

Я едва сдерживаю усмешку.Решила доказать, что сильная? Вхожу в зал. Направляюсь к тренеру.

Он смотрит на меня с интересом.

– Демид Викторович, – кивает.

– Есть разговор.

Пара коротких фраз – и вот уже звучит предложение: провести показательный бой с лучшим из студентов. Не нужно спрашивать, кто это будет. Среди шума слышу её имя.

– Мираслава.

Она выходит вперёд. Сконцентрированная и напряжённая. Бой начинается внезапно. Она двигается быстро, старается держать дистанцию. Но эмоции берут верх. Она злится. Раздражена.

И это правильно. Потому что злость – враг разума.

Она ошибается снова и снова – даже не замечает, как я загоняю её в ловушку. Если бы была опытнее, не повелась бы на такой очевидный манёвр. Но ей не хватает хладнокровия.

Молодость. Упрямство. Эмоции вместо расчёта. Я вижу всё. Она – нет.

Мне остаётся только ждать, пока она сама не подставится.

Шаг вперёд – и бой ломается. Она не успевает перестроиться.

Я перехватываю движение, блокирую руку, тяну – и в следующую секунду она уже в моём захвате. Спиной к моей груди. Запястье в моей руке. Запах. Тёплый, пряный. До боли знакомый.

Медведь внутри вздрагивает. Замирает – и тут же рвётся вперёд.

Проклятье. Годы контроля. Подавленных инстинктов. И одного прикосновения достаточно, Чтобы зверь оскалился. Глубокий вдох. Сжимаю хватку крепче. Пусть чувствует. Пусть понимает – она уже проиграла, даже если ещё этого не осознала.

Смотрю сверху вниз. Вижу, как в ней всё кипит: злость, упрямство, пульсирующее «не сдамся».

Но она не думает. И в этом её слабость. Она уже вырыла себе яму. Осталось только дождаться, когда шагнёт внутрь.

– Давай заключим пари, – бросаю, лениво, спокойно. Ослабляю хватку, но не отпускаю.

Её дыхание сбивается. Настороженность во взгляде.

– О чём вы?

Она хочет вырваться – и одновременно понять, чего я добиваюсь.

– Всё просто, – отвечаю. – Положишь меня на лопатки – больше меня не увидишь. Проиграешь – пойдёшь со мной.

Молчание. Я вижу, как мысль проносится в её взгляде. Секунда – и она кивает.

Без раздумий. Импульсивная. Опять. Но мне и не нужно, чтобы она думала.

Я выиграл в тот момент, когда она не спросила: а что будет потом?

Потому что потом – уже моя игра. И её выбор – теперь в моих руках.

Глава 11

Я не слушаю. Я не хочу слышать. Этот голос – холодный, как лёд, уверенный в своей правоте, словно высечен из гранита, режет слух, как лезвие ножа.

Он смотрит холодно, словно видит во мне лишь пустоту. Ни раздражения, ни сочувствия. Только отстранённое наблюдение, как за неудачным экспериментом.

– Ты слишком торопишься, – говорит он ровным, почти безразличным голосом.

Сжимаю зубы до боли и, не раздумывая, бросаюсь вперёд. Механически, как раненный зверь, который уже не чувствует ни боли, ни страха.

Но его там нет. Он уходит с траектории с пугающей лёгкостью, будто заранее знал, где я окажусь. Это не бой. Это демонстрация нашей разницы.

– Напор – это хорошо, – произносит он с ленивой насмешкой. – Но без расчёта ты становишься мишенью.

– Замолчите! – кричу, теряя самообладание. Снова бросаюсь вперёд, подавляя сомнения.

Удары в пустоту. Шаги глухие, как по воде. И только его голос звучит ясно, словно прорезая тишину.

– Слишком широкий шаг.

Лёгкое прикосновение – и он ловит меня за запястье. Холодное, как лёд. Центр тяжести смещается, я теряю равновесие и падаю. Но он удерживает меня.

– Не спеши, – говорит мягко, но с лёгкой насмешкой. – Думай.

Пытаюсь вырваться, но его хватка крепка. Он не причиняет боли, но не отпускает. Он не ломает – контролирует.

– Думай, – повторяет тихо, как приговор.

Рывок – и он отпускает меня. Я отступаю, едва удерживая равновесие. Тяжело дышу, но стою.

Я не сломлюсь. Не позволю себе.

Он снова не атакует, просто уклоняется от удара, будто не хочет играть всерьёз.

– Не повторяй одно и то же, – говорит он. – В реальном бою тебя бы уже не было.

– Если я бесполезна, зачем всё это? – срываюсь.

Я тренировалась. Я заслужила быть здесь. Я не игрушка. Он усмехается, но не вслух, а глазами.

– Чтобы ты поняла.

Сжимаю кулаки. В груди поднимается ярость. Рывок – и я бью со всей силы. Вкладываю в удар злость и отчаяние. Но его уже нет на месте. Удар пропадает впустую. Снова и снова. Быстрее, быстрее. Я бью воздух, а он уходит. Даже не сопротивляется.

Словно знает все мои движения заранее. Я злюсь. Вскрикиваю и бросаюсь вперёд.

Он встречает меня. Его ладонь ловит мою кисть. Лёгкий поворот – и я уже лечу.

Татами ударяет меня в спину. Груди не хватает воздуха. Перед глазами белый шум.

Я снова проиграла. Поднимаю голову. Он стоит надо мной, его тёмные глаза спокойны.

– Упрямая, – говорит он тихо. – Но упрямство без понимания – безумие.

Пытаюсь встать. Он кладёт ладонь мне на плечо.

– Безумие – это смерть, – произносит он, как приговор.

Хочется кричать, броситься на него, но я не двигаюсь. Сегодня я не выиграю. Он поднимается первым. Я остаюсь лежать, смотрю в потолок.

– Вставай. Урок окончен, —говорит он.

Протягивает руку. Я принимаю её – и сразу жалею об этом. Поднимаюсь. Спина ноет, зубы сжаты, чтобы не выдать слабость. Но его взгляд уже не на моей боли. Он смотрит на меня как на добычу.

– Теперь ты идёшь со мной, – говорит он спокойно, но в его голосе чувствуется хищник.

Я отшатываюсь, но поздно. Он двигается легко и уверенно. И я уже в его руках. Подхват. Лёгкий, непринуждённый.

– Отпусти! – бью его по плечу, но он не реагирует.

Мне не хватает воздуха – от ярости или оттого, как легко он меня удерживает.

– У меня пара! – кричу я, пытаясь вырваться. – Ты не имеешь права!

Он молчит. Просто несёт меня. Воздух в зале будто застыл.

Каждый шорох и движение теперь гулким эхом разносятся в тишине. Чувствую на себе взгляды. Люди переглядываются. Кто-то что-то шепчет, но никто не осмеливается вмешаться. Даже тренер молчит. Он знает, кто перед ним.

Демид Бурый – не просто судья. Он закон. Но не для меня.

– Ты пока не в том положении, чтобы принимать решения, – его голос ровный, ленивый, словно происходящее его совсем не волнует.

Я на мгновение замираю. Потом снова пытаюсь вырваться, но всё бесполезно. Он даже не напрягается.

– Ты не имеешь права! – крикнула , пытаясь вырваться из его рук.

– Ты проиграла пари, – ответил он спокойно. – Значит, идёшь со мной.

Я тяжело дышала, сердце колотилось. Как же глупо было соглашаться на этот вызов! Эмоции захлестнули меня, и вот я здесь, в плену его безразличия.

Я знала, что он сильнее меня. Знала, что у меня не было шансов. Но всё равно приняла этот вызов. И теперь он имеет полное право на свой приз.

Демид усмехнулся.

– Я всегда напоминаю тем, кто торопится, что за свои слова нужно отвечать, – его голос оставался ровным, но в нём слышалась сталь.

Я злилась. Дёргалась, пыталась вырваться, но его хватка была железной. Он нёс меня, как будто я была бездушной вещью.

– Я могу идти сама, – процедила я сквозь зубы. – Отпусти.

Он остановился, но только на мгновение.

– Уверена? – спросил он, глядя на меня сверху вниз.

Я стиснула зубы.

– Да! – выкрикнула я.

Он поставил меня на ноги резко, но без грубости. Я едва удержалась на ногах, спина была напряжена, дыхание сбилось. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. В его взгляде, горячем и уверенном, не было ни капли сомнения. Он знал, что я не отступлю. Что не сбегу. Что этот выбор – тоже часть проигранного мной пари.

– Тогда иди, – тихо сказал он, но в его голосе звучала сталь.

Глава 12

Она стояла неподвижно. Глаза горели, губы сжаты в упрямую линию, плечи напряжены. Казалось, она готова броситься в бой снова, несмотря на поражение.

Маленькая лисица – упрямая, дикая, без границ.

Она понимала, что проиграла, но не признавала этого.

Я видел, как в ней борются эмоции: злость, обида, гордость, желание бросить мне вызов, даже понимая, что результат будет прежним.

Интересно, что она предпримет?

– Ну? – тихо спросил я, изучая её, словно редкое животное.

Она молчала. Только сжимала кулаки, словно надеялась, что сила поможет ей взять себя в руки.

Я медленно шагнул вперёд.

На миг она замерла, но не отступила.

Хорошо. Проверим, сколько в ней истинного огня.

– Ты говорила, что можешь идти сама, – напомнил , наклоняя голову и сокращая дистанцию.

Она резко выдохнула, но всё ещё молчала.Я ждал. Она сделала шаг. Не назад. Вперёд.

Напряжённая, злая, но идущая сама. Хороший выбор. Я улыбнулся краешком губ.

Теперь игра перешла на новый уровень.

– Это был нечестный бой! – крикнула, стоя передо мной, сжав кулаки и дрожа от гнева. Её грудь вздымалась от сбившегося дыхания, а глаза пылали.

О, хорошая девочка.

Она кипит, сопротивляется, ищет выход из безвыходной ситуации. Верит, что может что-то изменить.

– Тогда учись быть честной, – говорю я, не оставляя места для спора. – Хочешь быть охотницей? Веди себя, как охотница. А не как избалованный ребёнок, который устраивает истерику из-за того, что у него отобрали игрушку.

Её запах меняется. Он становится резким, колючим, как первые заморозки. Зверь внутри меня делает глубокий вдох, наслаждаясь её раздражением.

Она злится, но не знает, куда выплеснуть эмоции.

– Я не ребёнок! – рычит, делая шаг вперёд, словно пытаясь оказать давление.

Как забавно.

Я медленно выдыхаю, позволяя лёгкой усмешке скользнуть по моему лицу.

– Докажи.

Она замирает, её взгляд встречается с моим. Я вижу, как внутри неё идёт борьба. Она ищет выход, но его нет.

Её упрямство почти забавно. Но толку от него – никакого.

Она может злиться, бросать на меня взгляды, полные ярости и отчаяния. Но решение уже принято. Она не выйдет на охоту за теми, кто способен свернуть ей шею одним движением. Пара будет в безопасности.

– Вот и замечательно, – киваю, пропуская её к выходу. Мира хочет возмутиться, но пока не знает как. Пока что. Но я чувствую, что она найдёт способ. Попытается сбежать. Попытается доказать, что я не имею права её контролировать.

Ах, малышка… Я жду этого момента. Жду, чтобы снова показать ей, что её упрямство – это не оружие, а нож без рукояти. Если ты хочешь играть – играй. Но правила в этой игре устанавливаю я.

Её документы уже у меня. Диплом? В моих руках. Она может злиться сколько угодно, но теперь она – моя. Я не позволю ей сделать шаг туда, где она не выживет.

Станислав понял, зачем это нужно. Благодаря ему я избежал лишних вопросов. Теперь девочка будет учиться у моих парней.

У лучших охотников. Тех, кто знает границы. Тех, кто покажет ей, что бой – это не изящная дуэль с равными шансами, а жестокая, грязная схватка за выживание.

Если она хочет драться – пожалуйста. Но по моим правилам. По тем, которые её не убьют. Если попытается сбежать?

Я знаю, где её искать. Знаю, как её остановить. И когда этот момент настанет…

Она поймёт, что выбора у неё не было.

Помогаю ей сесть в машину. Приглушённый свет приборной панели, тихий гул мотора, дыхание города за стеклом. Мираслава сидит на заднем сиденье, но внутри неё напряжение, ощутимое, как натянутая струна. Зверь в груди лениво приоткрывает глаза, словно пробуждаясь от долгого сна.

Её злость, обида и негодование ощутимы каждой клеткой моего тела. Она не привыкла к контролю, не привыкла, что кто-то может просто взять и решить за неё. Добро пожаловать в мою реальность, малышка.

Илья за рулём. Он молчит. Не задаёт вопросов. Слишком хорошо знает, когда лучше не лезть.

– В номер, – коротко бросаю я.

Илья молча кивает, и машина плавно трогается с места. В салоне тишина. Она хочет заговорить, её дыхание становится чаще, грудь вздымается быстрее. Но сдерживается. Умница. Дай себе время осознать, в каком положении ты теперь находишься. Потому что назад пути нет.

– Куда мы едем? – её голос звучит резко, почти требовательно. Я не сразу отвечаю. Солнце бросает блики на стёкла машины, снаружи – оживлённый город: спешащие люди, шум машин, короткие сигналы.

– В отель, – отвечаю ровно, не глядя на неё. Она моргает, осмысливая слова.

– А мои вещи?.. – голос её дрожит, но в нём всё ещё слышится сталь.

Я киваю Илье, коротко, но уверенно.

– Заберут, – мой ответ звучит как приговор.

Её лицо искажается от гнева, губы сжимаются в тонкую, напряжённую линию.

– Документы? Учёба? – она выдавливает из себя, словно каждое слово стоит ей огромных усилий.

– Закончила, – отвечаю я, не дрогнув ни на мгновение.

– Я сама решу, когда… – начинает, но я перебиваю её, поворачивая голову и встречая её взгляд.

– Уже решено, – мой голос холоден, как лёд.

Она тяжело дышит, словно пытается найти силы для новой атаки. Взгляд её метнулся к окну, будто она ищет там спасение или выход.

– То есть вы просто… забрали меня? – в её голосе слышится смесь недоумения и ярости.

Я чуть наклоняюсь вперёд, опираясь локтем о подлокотник, и моя улыбка, холодная и кривая, напоминает лезвие ножа.

– Ты сама согласилась, – говорю, и в этих словах – вся правда.

Её щёки вспыхивают, но она быстро берёт себя в руки, словно гася огонь внутри. Малышка ещё не понимает, что спор с нами – это как пытаться погасить бурю в океане голыми руками. Пока что.

– И долго я там должна сидеть? – её голос дрожит, но в нём уже нет прежней ярости.

Я улыбаюсь, но эта улыбка – не для неё. Это улыбка хищника, который уже получил свою добычу.

– Столько, сколько потребуется, – отвечаю я.

– Вы нарушаете статью 3, пункт 7 Кодекса безопасности оборотней! – её голос звучит резко, поворачиваю голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

Её слова – это карта, брошенная на стол, но я уже знаю, что она не козырь.

Она что, всерьёз думает, что закон, который я сам же и написал, сможет меня остановить?

– Забавно, – усмехаюсь, приподнимая бровь. – Веришь, что это сработает?

Она вскидывает голову, подбородок вздёрнут, спина прямая.

– Закон для всех один.

Я коротко смеюсь. Смело. Безумно, но смело.

– Мой же кодекс мне цитировать? – голос ленивый, но с металлом. – Интересный подход.

Она молчит, но я вижу, как внутри неё бушует буря. Гордая. Упорная. Верит, что законы на её стороне. Наивная.

– Хорошо. Раз ты такая умная, скажи, что в статье 2, пункте 4?

Она хмурится, молчит. Но вот её глаза расширяются. Поняла. Теперь мы на одной волне.

– Оборотни, нашедшие истинную пару, имеют исключительное право на её защиту, контроль и опеку… – задыхается на последних словах, будто они застревают в горле.

Резко замолкает, сжимает кулаки, пытаясь удержать себя. Но я вижу, как в ней всё кипит.

Довольно киваю, глядя, как осознание накрывает её.

– Умница.

Она глубоко дышит, срывается на резкие вдохи, как зверь, попавший в капкан.

– Ты не можешь мной командовать, – хрипло произносит она.

Я усмехаюсь и наклоняюсь ближе, позволяя ей почувствовать тепло моего дыхания на коже.

– У меня есть право делать всё, что нужно, чтобы ты не навредила себе.

Глава 13

Машина плавно останавливается у входа в один из самых роскошных отелей Москвы.

Закрытый внутренний двор окутан мягким светом фонарей. Здесь царит идеальная тишина, которую изредка нарушают приглушённые голоса охранников. Чужих здесь не бывает.

Кажется, что это место создано для покоя. Но под этой кажущейся безмятежностью скрывается абсолютный контроль.

Демид сидит неподвижно, как и всю дорогу. Но я знаю – это иллюзия. Его спокойствие лишь маска.

Когда открывается дверь с моей стороны, сжимаю кулаки. На пороге стоит Илья – тот самый, кто уложил меня на лопатки в спортзале.

Его лицо невозмутимо, но в движениях чувствуется напряжение. Это игра по правилам Демида.

– Илья, отведи её в мой номер, – спокойно говорит Демид, словно всё уже решено.

Гнев вспыхивает внутри. Выдыхаю, пытаясь сдержать его, но безуспешно.

– Не нужно меня никуда «отводить». У меня есть свой дом, – слова вырываются быстрее, чем успеваю подумать.

Илья молчит, просто ждёт. Он знает, что я не решаю.

Смотрю на Демида.

– Это смешно. Вы действительно думаете, что можете держать меня взаперти?

Демид медленно поворачивает голову, смотрит на меня с видом снисходительного учителя.

– Нет, – говорит он спокойно. – Я не думаю. Я знаю.

Его голос тихий, но от этого только страшнее.

– Вы бредите, – выдыхаю, раздражённая до предела. – Это безумие!

– Безумие? – его усмешка резкая, но глаза холодны, как лёд. – Ты, очевидно, знаешь другие варианты.

Вопрос риторический. Его спокойствие обманчиво. Выхода нет.

– Илья, – повторяет Демид, не отрывая от меня взгляда, в котором слишком много власти. – В номер.

Илья кивает и жестом указывает на дверь.

Гостиница поражает роскошью, но я не обращаю на это внимания. Вместо этого замечаю детали, выработанные годами. Всё, чему нас учили, всплывает само собой.

Охрана стоит на каждом повороте. Камеры. Персонал движется по идеально выстроенным маршрутам, чтобы ни один человек не задерживался без необходимости.

Сбежать отсюда будет сложно. Илья ведёт меня к лифту. Он не торопится, но и не даёт времени задуматься. Попытка сбежать сейчас – ошибка. У него гораздо больше опыта.

Поэтому я молчу и жду. Двенадцатый этаж. Двери лифта бесшумно раздвигаются, открывая просторный холл с мягким освещением. Коридор тихий, без суеты.

Мы подходим к двери. Илья прикладывает карту-ключ, и дверь открывается с тихим щелчком.

– Проходи, – говорит он, чуть отступая.

Я захожу внутрь и сразу оглядываюсь. Всё здесь соответствует своему владельцу.

Просторно, но без излишеств. Лаконично, строго. Дорогая мебель, но без показной роскоши. Чистая функциональность. Место, где всё под контролем.

– Сколько мне здесь быть? – спрашиваю, оборачиваясь к Илье.

Он смотрит спокойно, слегка склонив голову. Волк. Я уже поняла, кто его зверь.

– Как получится, – отвечает он лёгким тоном, но взгляд внимательный. – Но не советую проверять свои навыки здесь.

Лёгкая усмешка. Самодовольная.

– А если захочу? – бросаю вызов, намеренно дерзко.

Он качает головой, усмешка становится шире.

– Я был мягок в аудитории. Если понадобится… – он делает шаг ближе, наклоняясь вперёд, – ты узнаешь, что такое схватка в полную силу.

В голосе нет угрозы, но я верю каждому его слову. Стук в дверь.

Я молчу, надеясь, что меня здесь нет. Но дверь открывается, и на пороге появляется незнакомец.

Молодой человек, около двадцати лет, высокий, поджарый, двигается плавно и уверенно. В нём есть что-то хищное – неторопливость, вежливая настороженность, контроль.

Волк. Ещё один. Как Илья. Они все здесь такие.

Хищники, оценивающие пространство, чужие границы, чужие страхи.

– Здравствуй, Мираслава, – говорит ровным, спокойным голосом, но в нём проскальзывает изучающий интерес.

Не показываю раздражения.

– Здравствуй, – отвечаю также ровно, но внутри что-то напрягается.

Он не выглядит угрожающе.

Но я уже научилась видеть глубже, чем кажется.

– Глеб, – представляется он, делая пару шагов внутрь комнаты, словно проверяя, насколько близко я позволю ему подойти.

– Теперь ты моя подопечная, – продолжает, не меняя тона, но взгляд становится твёрже.

Скрещиваю руки на груди.

– И зачем мне охрана?

– Потому что ты больше не просто охотница, – его голос остаётся ровным, но в нём звучит что-то, чего я пока не понимаю.

Воздух в комнате становится тяжёлым, как перед грозой.

Знаю, как волки используют молчание, чтобы заставить собеседника реагировать. Но я не волчица и не собираюсь подчиняться их правилам.

– Допустим, – наконец говорю, скрестив руки на груди. Глеб чуть наклоняет голову, внимательно наблюдая за мной, слишком спокойно, слишком уверенно.

– А куда делся Илья? – решаю сменить тему, чтобы проверить, насколько мой новый охранник разговорчив.

– Он работает только с Демидом Викторовичем, – отвечает Глеб коротко, без эмоций.

Конечно, всё крутится вокруг Бурого.

– Понятно, – фыркаю, не отводя взгляда, – и что теперь?

Глеб лениво пожимает плечами:

– Может, ты голодна?

Я удивлённо моргаю.

Из всех возможных тем этот вопрос был последним, который я ожидала услышать.

– Ты шутишь?

– Нет, – Глеб смотрит серьёзно и прямо, как будто разговор – это чистая логика, ничего личного. – Ты сегодня выложилась на полную, так что логично предположить, что ты голодна.

Хмыкаю и скрещиваю руки на груди, но ответить не успеваю. Чувствую движение. Кто-то другой, не Глеб, появляется на границе моего восприятия. Он двигается иначе – не так прямо и жёстко. На расстоянии, но полностью контролирует ситуацию. Лениво, плавно, словно эта комната принадлежит ему, но он просто разрешает нам здесь находиться.

Слегка поворачиваю голову, и мой взгляд останавливается на незнакомце. Другой зверь. Но какой? Он улыбается. Не так, как Глеб или Демид. Его усмешка лёгкая, словно ему безразлично, что я вижу его игру.

– Анализируешь? – спрашивает он, наблюдая за мной с насмешливым интересом.

Я замираю.

– Меня зовут Артём, – представляет он себя, делая пару неторопливых шагов ближе.

– Много ли охранников для хрупкой девушки? – ворчу, скрещивая руки на груди.

Артём усмехается, лениво опираясь о дверной косяк:

– Демид Викторович считает, что за вами нужно следить внимательнее, чем за обычным человеком.

Я прищуриваюсь, уловив в его голосе скрытое веселье.

– Почему же?

– Во-первых, – вступает Глеб, его тон более нейтральный, – вы лучшая охотница на курсе.

– А во-вторых? – холодно уточняю.

Артём усмехается и переглядывается с Глебом.

– Вы не из тех, кто сидит на месте, – замечает он, выпрямляясь.

– А в-третьих, – Глеб чуть качает головой, но в голосе звучит одобрение, – Демид Викторович разрешил нам тренировать вас.

– Тренировать?Я напрягаюсь:

– Он не хочет, чтобы вы теряли навыки, – продолжает Глеб. – Теперь у вас другая подготовка, и вам нужно привыкнуть к новому уровню.

– Разве это не противоречит его словам? – приподнимаю бровь.

– Он не хочет, чтобы вы охотились, – уточняет Глеб. – Но если вам нужна борьба, вы получите её, но на его условиях.

– Медведь, – думаю.

– Посмотрим, – отвечаю, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Глеб выглядит невозмутимым и спокойным, как камень. Он не показывает эмоций, но его уверенность чувствуется в каждом движении.

Артём, напротив, улыбается с лёгкой самоуверенностью. Кажется, он уверен, что я приму их вызов.

Они молча наблюдают за мной, ожидая моего решения.

Я знаю, что смогу справиться с этим быстрее, чем они предполагают.

Глава 14

Она встаёт. Неторопливо, будто обдумывает что-то, но всё же следует за Ильёй.

Хорошая девочка, но я вижу – не сдалась, лишь выжидает подходящего момента.

Лисица, притворяющаяся покорной, но с огоньком в глазах.

Я не смотрю ей вслед. Выхожу из машины. Уверен, что следующее противостояние будет ещё интереснее. Шаг за шагом иду к входу, где уже ждёт Дорохов.

Его руки скрещены на груди, взгляд холодный, оценивающий.

Охрана на месте. Ни вопросов, ни лишних движений – только ждут приказов.

– Мираслава остаётся здесь. – Голос твёрдый, без лишних эмоций. – Личная охрана будет её охранять.

Дорохов кивает, не уточняя ничего.

– Кто-то из наших будет рядом постоянно. Незаметно.

Эта девочка слишком умна, чтобы просто сдаться.

Она будет искать выход.

– Все перемещения только по моему разрешению. Без исключений.

– Кто с ней? – короткий, деловой вопрос.

Осматриваю людей перед собой и отвечаю:

– Глеб и Артём.

Они молча кивают.

Глеб – волк. Хладнокровный, терпеливый, но если вцепится – не отпустит.

Артём – барс. Быстрый, резкий, с хорошей интуицией.

Если она попытается сбежать – перехватят.

– Ключевой момент, – говорю, делая паузу, чтобы слова осели. – Если она решит что-то предпринять глупое, сразу доложи мне.

– Опекаем? – интересуется Дорохов, в его голосе нет сомнений, но в глазах мелькнуло понимание.

Я усмехаюсь.

– Не опекаем, а контролируем.

Дорохов кивает и раздаёт инструкции.

Глеб и Артем принимают приказ без возражений, но я вижу – они всё поняли. Она – моя ответственность. И если она решит бунтовать… Я подавлю этот бунт.

Подзываю их ближе, взгляд твёрдый, взгляд требовательный. Они достаточно меня знают, чтобы понимать – любая ошибка будет дорого стоить.

– Парни, ваша новая задача – ответственность за неё. Голову за неё отвечаете.

Глеб кивает, глаза холодные, сосредоточенные. Он не спорит, не задаёт вопросов. Просто принимает приказ.

Артём чуть ухмыляется, но через мгновение его лицо становится серьёзным.

– Будет непросто, – лениво замечает он, словно размышляя вслух.

Я прищуриваюсь.

– Не для вас двоих.

Глеб молчит, но в его взгляде читается согласие. Он привык работать с трудными задачами. Артём наклоняет голову, пристально смотрит на меня.

– Значит, нам можно её обучать?

Я делаю паузу. Не просто охранять, а тренировать. Дать ей возможность привыкнуть к моим правилам. Если она хочет драться – пусть. Но на моих условиях.

– Разрешаю, – спокойно бросаю я. – Но никаких поблажек. Пусть знает, на что подписалась.

– Выдержит ли? – тихо спрашивает Глеб.

– Эта девица вас на лопатки уложит, – усмехаюсь я, глядя на Илью.

– Посмотрим, как быстро, – хмыкает Артём.

Я скрещиваю руки на груди.

– Она попытается сбежать.

Глеб кивает.

– Мы учтём это.

Артём усмехается, но в его глазах нет веселья.

– Пусть попробует. Мне нравятся азартные ученики.

Я задерживаю на нём взгляд, оцениваю, но не вмешиваюсь.

– Без фанатизма, но жёстко.

Я не повторяю дважды. Они оба это знают. Моя охота началась, и теперь Мирслава должна осознать, куда она попала.

Медведь внутри меня рычит, недовольно ворочается, требуя, чтобы я остался рядом. Его инстинкты вопят: «Охраняй её! Контролируй!» Она моя. Но я не могу позволить себе это. Я – судья, и у меня есть работа, которую никто другой не выполнит.