Фэнтези на любой вкус. Часть 1

[26.06, 11:57] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Начало)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[26.06, 11:58] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[26.06, 11:59] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[26.06, 12:00] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[26.06, 12:01] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[26.06, 12:02] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[Строфа 6]

Мой друг, он видел, как река

Свой путь торила меж камней,

Как опускались облака

На пики гор, что всех древней.

Его не мучила тоска,

Но с каждым днём он был вольней.

И пусть была рука крепка,

Он становился всё мудрей.

Он пил из лесного родника,

Не ждал изысканных вестей.

И вера в нём была крепка,

Что он идёт стезёй своей, где блики

росы, как чистые улики

того, что мир был обновлён.

Он видел в капле многоликой

всю суть и всех людей имён.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый артефакт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь бесспорный факт,

который, словно у провидицы,

пронзает время, словно тракт,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный контракт.

Она – мой крест, моя обитель,

и мой решающий антракт.

Она одна мой избавитель,

что заключает с болью пакт.

[26.06, 12:03] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[Строфа 6]

Мой друг, он видел, как река

Свой путь торила меж камней,

Как опускались облака

На пики гор, что всех древней.

Его не мучила тоска,

Но с каждым днём он был вольней.

И пусть была рука крепка,

Он становился всё мудрей.

Он пил из лесного родника,

Не ждал изысканных вестей.

И вера в нём была крепка,

Что он идёт стезёй своей, где блики

росы, как чистые улики

того, что мир был обновлён.

Он видел в капле многоликой

всю суть и всех людей имён.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый артефакт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь бесспорный факт,

который, словно у провидицы,

пронзает время, словно тракт,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный контракт.

Она – мой крест, моя обитель,

и мой решающий антракт.

Она одна мой избавитель,

что заключает с болью пакт.

[Строфа 7]

Мой друг, но вот тропа пропала

В ущелье, где царила мгла,

Где буря песню завывала

И скалы пламенем секла.

Судьба героя испытала,

На край обрыва привела.

И бездна голодно зияла,

И в ней надежда умерла.

Но в нём отвага не пропала,

Хоть ночь была черней, чем мгла.

Душа отчаянья не знала,

Она вперёд его вела, где блики

зарниц, как гневные улики

богов, что правят миром сим,

пронзали тьму, и слышны крики

стихий, что спор великий с ним

вели. Беру перо, что на столике

лежит, как верный мой кинжал,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тот, кто не дрожал

пред бурей, кто, подобно пленнице,

из клетки духа убежал.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный кинжал.

Она – мой бой, моя поспешница,

и мой последний идеал.

Она одна моя мучительница,

которой сердце я отдал.

[26.06, 12:04] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[Строфа 6]

Мой друг, он видел, как река

Свой путь торила меж камней,

Как опускались облака

На пики гор, что всех древней.

Его не мучила тоска,

Но с каждым днём он был вольней.

И пусть была рука крепка,

Он становился всё мудрей.

Он пил из лесного родника,

Не ждал изысканных вестей.

И вера в нём была крепка,

Что он идёт стезёй своей, где блики

росы, как чистые улики

того, что мир был обновлён.

Он видел в капле многоликой

всю суть и всех людей имён.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый артефакт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь бесспорный факт,

который, словно у провидицы,

пронзает время, словно тракт,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный контракт.

Она – мой крест, моя обитель,

и мой решающий антракт.

Она одна мой избавитель,

что заключает с болью пакт.

[Строфа 7]

Мой друг, но вот тропа пропала

В ущелье, где царила мгла,

Где буря песню завывала

И скалы пламенем секла.

Судьба героя испытала,

На край обрыва привела.

И бездна голодно зияла,

И в ней надежда умерла.

Но в нём отвага не пропала,

Хоть ночь была черней, чем мгла.

Душа отчаянья не знала,

Она вперёд его вела, где блики

зарниц, как гневные улики

богов, что правят миром сим,

пронзали тьму, и слышны крики

стихий, что спор великий с ним

вели. Беру перо, что на столике

лежит, как верный мой кинжал,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тот, кто не дрожал

пред бурей, кто, подобно пленнице,

из клетки духа убежал.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный кинжал.

Она – мой бой, моя поспешница,

и мой последний идеал.

Она одна моя мучительница,

которой сердце я отдал.

[Строфа 8]

Мой друг, он не искал подмоги,

Но огляделся он вокруг:

У края каменной дороги

Стоял могучий древний дуб.

Его ветра сгибали в роги,

Но корень был его упруг.

И понял юноша в итоге,

Что это верный, старый друг.

Он поклонился кроне строгой,

Прервав мучительный досуг,

И попросил помочь в дороге,

Чтоб разорвать порочный круг, где блики

луны, как древние вериги,

блестят на сморщенной коре.

Он знал, что в этой вечной книге

природы, скрытой в полумгле,

ответ. Беру перо, что на столике

лежит, как старый манускрипт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает то, что не убит

в душе порыв, что у отшельницы,

в молитве праведной не спит.

И рифма, вечная заступница, —

есть то, что Бог в душе хранит.

Она – мой посох, моя лестница,

и мой незыблемый гранит.

Она одна моя советчица,

что мне о вечном говорит.

[26.06, 12:05] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[Строфа 6]

Мой друг, он видел, как река

Свой путь торила меж камней,

Как опускались облака

На пики гор, что всех древней.

Его не мучила тоска,

Но с каждым днём он был вольней.

И пусть была рука крепка,

Он становился всё мудрей.

Он пил из лесного родника,

Не ждал изысканных вестей.

И вера в нём была крепка,

Что он идёт стезёй своей, где блики

росы, как чистые улики

того, что мир был обновлён.

Он видел в капле многоликой

всю суть и всех людей имён.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый артефакт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь бесспорный факт,

который, словно у провидицы,

пронзает время, словно тракт,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный контракт.

Она – мой крест, моя обитель,

и мой решающий антракт.

Она одна мой избавитель,

что заключает с болью пакт.

[Строфа 7]

Мой друг, но вот тропа пропала

В ущелье, где царила мгла,

Где буря песню завывала

И скалы пламенем секла.

Судьба героя испытала,

На край обрыва привела.

И бездна голодно зияла,

И в ней надежда умерла.

Но в нём отвага не пропала,

Хоть ночь была черней, чем мгла.

Душа отчаянья не знала,

Она вперёд его вела, где блики

зарниц, как гневные улики

богов, что правят миром сим,

пронзали тьму, и слышны крики

стихий, что спор великий с ним

вели. Беру перо, что на столике

лежит, как верный мой кинжал,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тот, кто не дрожал

пред бурей, кто, подобно пленнице,

из клетки духа убежал.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный кинжал.

Она – мой бой, моя поспешница,

и мой последний идеал.

Она одна моя мучительница,

которой сердце я отдал.

[Строфа 8]

Мой друг, он не искал подмоги,

Но огляделся он вокруг:

У края каменной дороги

Стоял могучий древний дуб.

Его ветра сгибали в роги,

Но корень был его упруг.

И понял юноша в итоге,

Что это верный, старый друг.

Он поклонился кроне строгой,

Прервав мучительный досуг,

И попросил помочь в дороге,

Чтоб разорвать порочный круг, где блики

луны, как древние вериги,

блестят на сморщенной коре.

Он знал, что в этой вечной книге

природы, скрытой в полумгле,

ответ. Беру перо, что на столике

лежит, как старый манускрипт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает то, что не убит

в душе порыв, что у отшельницы,

в молитве праведной не спит.

И рифма, вечная заступница, —

есть то, что Бог в душе хранит.

Она – мой посох, моя лестница,

и мой незыблемый гранит.

Она одна моя советчица,

что мне о вечном говорит.

[Строфа 9]

Мой друг, он сделал шаг над бездной,

По ветви двинулся вперёд.

Путь был опасный, неизвестный,

Но вера в сердце гимн поёт.

Он шёл, сжимая посох честный,

Смотря на тёмный небосвод.

И ветер, странник повсеместный,

Ему указывал проход.

Он был один в той мгле отвесной,

Но знал, что кто-то его ждёт.

И этот зов, такой чудесный,

Его от гибели спасёт, где блики

звёзд, как верные владыки,

глядят с небесной вышины.

Он знал, что их святые лики

ему в награду вручены.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный оберег,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его ковчег —

поэзия, что у наставницы,

дарует мыслям быстрый бег.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный ковчег.

Она – мой путь, моя попутчица,

и мой спасительный побег.

Она одна моя заступница,

что мне дарована навек.

[26.06, 12:06] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь первая: Зов]

[Строфа 1]

Мой друг, в том царстве, где туманы

Скрывают тропы от людей,

И где лесные истуканы

Хранят покой былых князей,

Рождались древние преданья

Про тяжесть сломанных мечей.

И в час ночного увяданья,

Когда не слышно и речей,

Явилось странное заданье

Для самых смелых из мужей:

Найти средь мира и страданья

Ключи от тысячи дверей, где блики

луны, как призрачные лики,

скользят по лезвию клинка,

и где судьбы немые крики

не слышит праздная рука.

Беру перо, что на столике

лежит, как страж былых времён,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь волшебный сон,

чья власть, как у степной владычицы,

сильна, как колокольный звон,

но рифма, вечная заступница, —

есть самый праведный закон.

Она – и плеть, и колесница,

и для героя царский трон.

Она одна моя граница,

что отделяет явь и сон.

[Строфа 2]

Мой друг, тот царь, что правил краем,

Был стар, и взор его потух,

И слух, молвою подстрекаем,

Ловил любой неясный слух.

Он жил, тоской своей терзаем,

Что дух отечества протух,

И что забыт, оставлен раем

Его народ, и мир вокруг.

И вот, гонцом оповещаем,

Был брошен клич, что резал слух:

«Кто к Зеркальной Горе ступает

И в ней найдёт бессмертья дух, где блики

зари, как огненные пики,

пронзят кристальные поля,

тот станет славою великой

и первым после короля!»

Беру перо, что на столике

хранит следы былых чернил,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тот, кто был

героем, чья душа, как школьница,

боялась собственных чернил,

но рифма, вечная заступница, —

дарует сотни новых сил.

Она – и воля, и темница,

и свет, что тьму я попросил.

Она одна моя сообщница,

когда я мрачен и один.

[Строфа 3]

Мой друг, из сотен отозвавшихся

На этот зов, сулящий честь,

Бояр и витязей зазнавшихся,

Которых всех не перечесть,

Один стоял, не убоявшийся

Ни гор, ни ледяную взвесь.

Юнец, с толпою не смешавшийся,

Принявший всё, как оно есть.

Он был отшельник, не знававшийся

С дворцовой знатью, чья вся лесть

Была пуста. Он, в путь собравшийся,

Принёс одну благую весть, где блики

воды, как звёзд далёких блики,

дрожат в простом его ковше.

Он знал, что истины великой

не сыщешь в золотом ковше.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный адъютант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его талант,

который, словно у проказницы,

блеснёт, как редкий бриллиант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный талант.

Она – мой щит, моя союзница,

и мой бесценный фолиант.

Она одна моя избранница,

и в этом весь мой вариант.

[Строфа 4]

Мой друг, его звала дорога,

А не награда короля.

Он не просил у бога много,

Лишь чтоб его несла земля.

Он вышел молча от порога,

Ничем в пути не шевеля

Сердец вельмож, что слишком строго

Смотрели, гордость шевеля.

Его душа была убога

В их понимании, но для

Него она была подмогой

В пути, где ждали конопля

и травы, где ночные крики

зверей пугают смельчака,

но он не видел в этом крике

ни зла, ни тени тупика.

Беру перо, что на столике

лежит, как символ ремесла,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тяжесть ремесла,

которое, как у наездницы,

ведёт, куда б ни занесла

судьба, и рифма-заступница —

есть суть простого ремесла.

Она – мой парус, моя конница,

что сквозь века меня несла.

Она одна моя бессонница,

что свет надежды принесла.

[Строфа 5]

Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,

Где свет не проникал дневной,

Где эхо долгого раздора

Витало мёртвой тишиной.

Он не искал нигде опоры,

Был сам себе своей стеной.

И слушал леса разговоры,

Что пахли хвоей и весной.

Ему не нужны были своры

Собак и свиты за спиной,

Чтоб покорять седые горы

И спорить с собственной судьбой, где блики

костра, как рыжие гвоздики,

цветут на бархате ночном.

Он знал, что мира многоликий

уют сокрыт в огне простом.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный секундант,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только музыкант,

чья песнь, как голос у певицы,

звучит, как клятвы вариант,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой надёжный музыкант.

Она – мой ангел, моя птица,

и мой бесценный амулет.

Она одна моя страница,

что я пишу так много лет.

[Строфа 6]

Мой друг, он видел, как река

Свой путь торила меж камней,

Как опускались облака

На пики гор, что всех древней.

Его не мучила тоска,

Но с каждым днём он был вольней.

И пусть была рука крепка,

Он становился всё мудрей.

Он пил из лесного родника,

Не ждал изысканных вестей.

И вера в нём была крепка,

Что он идёт стезёй своей, где блики

росы, как чистые улики

того, что мир был обновлён.

Он видел в капле многоликой

всю суть и всех людей имён.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый артефакт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь бесспорный факт,

который, словно у провидицы,

пронзает время, словно тракт,

и рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный контракт.

Она – мой крест, моя обитель,

и мой решающий антракт.

Она одна мой избавитель,

что заключает с болью пакт.

[Строфа 7]

Мой друг, но вот тропа пропала

В ущелье, где царила мгла,

Где буря песню завывала

И скалы пламенем секла.

Судьба героя испытала,

На край обрыва привела.

И бездна голодно зияла,

И в ней надежда умерла.

Но в нём отвага не пропала,

Хоть ночь была черней, чем мгла.

Душа отчаянья не знала,

Она вперёд его вела, где блики

зарниц, как гневные улики

богов, что правят миром сим,

пронзали тьму, и слышны крики

стихий, что спор великий с ним

вели. Беру перо, что на столике

лежит, как верный мой кинжал,

ведь в этом мире меланхолика

спасает тот, кто не дрожал

пред бурей, кто, подобно пленнице,

из клетки духа убежал.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный кинжал.

Она – мой бой, моя поспешница,

и мой последний идеал.

Она одна моя мучительница,

которой сердце я отдал.

[Строфа 8]

Мой друг, он не искал подмоги,

Но огляделся он вокруг:

У края каменной дороги

Стоял могучий древний дуб.

Его ветра сгибали в роги,

Но корень был его упруг.

И понял юноша в итоге,

Что это верный, старый друг.

Он поклонился кроне строгой,

Прервав мучительный досуг,

И попросил помочь в дороге,

Чтоб разорвать порочный круг, где блики

луны, как древние вериги,

блестят на сморщенной коре.

Он знал, что в этой вечной книге

природы, скрытой в полумгле,

ответ. Беру перо, что на столике

лежит, как старый манускрипт,

ведь в этом мире меланхолика

спасает то, что не убит

в душе порыв, что у отшельницы,

в молитве праведной не спит.

И рифма, вечная заступница, —

есть то, что Бог в душе хранит.

Она – мой посох, моя лестница,

и мой незыблемый гранит.

Она одна моя советчица,

что мне о вечном говорит.

[Строфа 9]

Мой друг, он сделал шаг над бездной,

По ветви двинулся вперёд.

Путь был опасный, неизвестный,

Но вера в сердце гимн поёт.

Он шёл, сжимая посох честный,

Смотря на тёмный небосвод.

И ветер, странник повсеместный,

Ему указывал проход.

Он был один в той мгле отвесной,

Но знал, что кто-то его ждёт.

И этот зов, такой чудесный,

Его от гибели спасёт, где блики

звёзд, как верные владыки,

глядят с небесной вышины.

Он знал, что их святые лики

ему в награду вручены.

Беру перо, что на столике

лежит, как верный оберег,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его ковчег —

поэзия, что у наставницы,

дарует мыслям быстрый бег.

И рифма, вечная заступница, —

есть мой единственный ковчег.

Она – мой путь, моя попутчица,

и мой спасительный побег.

Она одна моя заступница,

что мне дарована навек.

[Строфа 10]

Мой друг, он на земле обетованной

Стоял, уняв в груди пожар.

И видел край, туманом тканный,

Приняв его как божий дар.

Здесь воздух был какой-то странный,

Густой, как травяной отвар.

И тишиной обереганный,

Дремал таинственный нектар

в цветах. И вот, тропой песчаной,

он вышел к цели, млад и стар

одновременно, где багряный

закат пылал, как божий дар, где блики

зари, как алые гвоздики,

лежали на седых камнях.

И он забыл про боль и крики,

про человеческий свой страх.

Беру перо, что на столике

лежит, как ключ от всех дверей,

ведь в этом мире меланхолика

спасает свет души своей,

что, как у праведной отшельницы,

горит всё ярче и сильней.

И рифма, вечная заступница, —

есть свет, что всех огней сильней.

Она – мой храм, моя покровительница,

и нет на свете мне родней.

Она одна моя утешительница

в печали одиноких дней.

[26.06, 12:07] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь вторая: Отражения]

[Строфа 1]

Мой друг, гора была как чудо,

Из цельного кристалла вся,

И отражала отовсюду

И небеса, и лес, и вся

окрестность в ней жила, покуда

не гасла алая стезя

заката. Словно изумруда

осколок, что забыть нельзя,

она манила. И оттуда

струился свет, по льду скользя,

и юноша не знал, откуда

в нём столько сил, чтоб, не скользя,

начать свой путь, где блики-лики

его врагов, друзей, родных

мелькали, словно в быстрой книге

картинок, ярких и цветных.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый, верный друг,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь надежды круг,

что, как в руках у рукодельницы,

сплетает нити всех разлук.

И рифма, вечная заступница, —

есть самый преданный мой друг.

Она – мой пастырь, моя мельница,

что мелет зёрна горьких мук.

Она одна моя свидетельница,

когда смолкает каждый звук.

[Строфа 2]

Мой друг, он сделал шаг, и тотчас

Увидел в зеркале себя —

Не тем, кем был, но тем, кто тотчас

Мог стать, корону возлюбя.

Он видел власть, что, не заботясь

О правде, тешила себя

Богатством, золотом, и, метясь

На трон, губила, не скорбя.

Виденье лгало, с ним не споря,

Сулило славу без труда.

Но он, прошедший через горе,

Сказал той лести: «Никогда!»

И отраженье растворилось,

Как дым, как призрак, как туман.

И сердце путника забилось

сильней, поняв, что тот обман —

лишь первая из многих пыток,

что приготовил истукан

горы. Беру перо, напиток

чернил готовя, как дурман,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его душа,

что, как душа у трудоголика,

всё ищет, медленно спеша,

ответ. И рифма-покровительница,

как муза, что едва дыша,

подскажет стих. Моя мучительница,

ты дьявольски как хороша!

Ты – мой недуг, моя целительница,

и в этом суть карандаша.

[26.06, 12:08] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь вторая: Отражения]

[Строфа 1]

Мой друг, гора была как чудо,

Из цельного кристалла вся,

И отражала отовсюду

И небеса, и лес, и вся

окрестность в ней жила, покуда

не гасла алая стезя

заката. Словно изумруда

осколок, что забыть нельзя,

она манила. И оттуда

струился свет, по льду скользя,

и юноша не знал, откуда

в нём столько сил, чтоб, не скользя,

начать свой путь, где блики-лики

его врагов, друзей, родных

мелькали, словно в быстрой книге

картинок, ярких и цветных.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый, верный друг,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь надежды круг,

что, как в руках у рукодельницы,

сплетает нити всех разлук.

И рифма, вечная заступница, —

есть самый преданный мой друг.

Она – мой пастырь, моя мельница,

что мелет зёрна горьких мук.

Она одна моя свидетельница,

когда смолкает каждый звук.

[Строфа 2]

Мой друг, он сделал шаг, и тотчас

Увидел в зеркале себя —

Не тем, кем был, но тем, кто тотчас

Мог стать, корону возлюбя.

Он видел власть, что, не заботясь

О правде, тешила себя

Богатством, золотом, и, метясь

На трон, губила, не скорбя.

Виденье лгало, с ним не споря,

Сулило славу без труда.

Но он, прошедший через горе,

Сказал той лести: «Никогда!»

И отраженье растворилось,

Как дым, как призрак, как туман.

И сердце путника забилось

сильней, поняв, что тот обман —

лишь первая из многих пыток,

что приготовил истукан

горы. Беру перо, напиток

чернил готовя, как дурман,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его душа,

что, как душа у трудоголика,

всё ищет, медленно спеша,

ответ. И рифма-покровительница,

как муза, что едва дыша,

подскажет стих. Моя мучительница,

ты дьявольски как хороша!

Ты – мой недуг, моя целительница,

и в этом суть карандаша.

[Строфа 3]

Мой друг, он выше стал взбираться,

И новый образ перед ним

Возник, заставив содрогаться

И вспомнить то, что так любим

И так давно ушло. Смеяться

Он видел мать и отчий дым,

Тех, с кем пришлось ему расстаться,

Кто стал преданием седым.

Гора шептала: «Можешь сдаться,

Вернуться в прошлое, где с дым

ковром смешается реальность,

и будешь вечно молодым

ты с ними». Но герой, чья жалость

могла бы погубить его,

ответил: «Память – это малость,

что греет. Больше ничего

не нужно мне». И он шагнул,

оставив позади тот зов,

и сладкий яд воспоминаний

исчез, как тень от облаков.

Беру перо, что обманул

уже не раз покой основ,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его любовь,

что, как любовь у католика

к святыне, очищает кровь.

И рифма, вечная заступница, —

есть та единственная новь,

что, как весенняя распутица,

смывает старую любовь,

даруя новую. И вновь, и вновь

я пью чернила, как отшельница,

что пьёт святую воду. Вновь

я верю в рифму, как в кудесницу.

[26.06, 12:09] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Продолжение)

[Песнь вторая: Отражения]

[Строфа 1]

Мой друг, гора была как чудо,

Из цельного кристалла вся,

И отражала отовсюду

И небеса, и лес, и вся

окрестность в ней жила, покуда

не гасла алая стезя

заката. Словно изумруда

осколок, что забыть нельзя,

она манила. И оттуда

струился свет, по льду скользя,

и юноша не знал, откуда

в нём столько сил, чтоб, не скользя,

начать свой путь, где блики-лики

его врагов, друзей, родных

мелькали, словно в быстрой книге

картинок, ярких и цветных.

Беру перо, что на столике

лежит, как старый, верный друг,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь надежды круг,

что, как в руках у рукодельницы,

сплетает нити всех разлук.

И рифма, вечная заступница, —

есть самый преданный мой друг.

Она – мой пастырь, моя мельница,

что мелет зёрна горьких мук.

Она одна моя свидетельница,

когда смолкает каждый звук.

[Строфа 2]

Мой друг, он сделал шаг, и тотчас

Увидел в зеркале себя —

Не тем, кем был, но тем, кто тотчас

Мог стать, корону возлюбя.

Он видел власть, что, не заботясь

О правде, тешила себя

Богатством, золотом, и, метясь

На трон, губила, не скорбя.

Виденье лгало, с ним не споря,

Сулило славу без труда.

Но он, прошедший через горе,

Сказал той лести: «Никогда!»

И отраженье растворилось,

Как дым, как призрак, как туман.

И сердце путника забилось

сильней, поняв, что тот обман —

лишь первая из многих пыток,

что приготовил истукан

горы. Беру перо, напиток

чернил готовя, как дурман,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его душа,

что, как душа у трудоголика,

всё ищет, медленно спеша,

ответ. И рифма-покровительница,

как муза, что едва дыша,

подскажет стих. Моя мучительница,

ты дьявольски как хороша!

Ты – мой недуг, моя целительница,

и в этом суть карандаша.

[Строфа 3]

Мой друг, он выше стал взбираться,

И новый образ перед ним

Возник, заставив содрогаться

И вспомнить то, что так любим

И так давно ушло. Смеяться

Он видел мать и отчий дым,

Тех, с кем пришлось ему расстаться,

Кто стал преданием седым.

Гора шептала: «Можешь сдаться,

Вернуться в прошлое, где с дым

ковром смешается реальность,

и будешь вечно молодым

ты с ними». Но герой, чья жалость

могла бы погубить его,

ответил: «Память – это малость,

что греет. Больше ничего

не нужно мне». И он шагнул,

оставив позади тот зов,

и сладкий яд воспоминаний

исчез, как тень от облаков.

Беру перо, что обманул

уже не раз покой основ,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь его любовь,

что, как любовь у католика

к святыне, очищает кровь.

И рифма, вечная заступница, —

есть та единственная новь,

что, как весенняя распутица,

смывает старую любовь,

даруя новую. И вновь, и вновь

я пью чернила, как отшельница,

что пьёт святую воду. Вновь

я верю в рифму, как в кудесницу.

[Строфа 4]

Мой друг, он шёл, почти не видя

Ступеней, высеченных в льдах.

И вдруг, в кристалле он увидел

Не славу, не родной очаг,

А свой конец. Себя, в обиде

На мир, поверженного в прах.

Забытого, в позорном виде,

С печатью смерти на устах.

Гора шептала: «Вот что выйдет

Из дерзости! Вернись! Твой страх

Тебя спасёт!» Но он, предвидя

И этот ход, развеял в прах

сомненья. «Если так случится,

Тому и быть. Я не сверну!»

И страха мёртвая криница

Вдруг испарилась, дав ему

пройти. И он полез всё выше,

туда, где ветры бьют в струну

утёсов. Беру перо, что пишет

само, пронзая тишину,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только вера в путь,

что, как молитва у стоика,

поможет горы повернуть.

И рифма, вечная заступница, —

есть та единственная суть,

что, как последняя заступница,

не даст с дороги повернуть.

Она – мой компас, моя спутница,

что освещает жизни путь.

[26.06, 12:09] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Завершение)

[Песнь третья: Вершина]

[Строфа 1]

Мой друг, он на вершину вышел,

Где воздух был разрежен, чист.

И ничего вокруг не слышал,

Лишь ветра оглушённый свист.

Он был один. И даже выше

Тех туч, что падали бы вниз.

И вот, пред ним, как будто вышит

Из света, лёг последний лист

испытаний. Он в кристалле

увидел не обман, не ложь,

а лишь себя. Черты из стали,

глаза, в которых видна дрожь

усталости, но не сомненья.

Он видел путь, что был так вхож

в его судьбу. И отраженье

вдруг улыбнулось: «Как ты схож

с тем, кем ты стал». Беру перо, что

уже исписано почти,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь одно «прости»,

сказанное себе. Как странница,

душа находит свой приют.

И рифма, вечная заступница, —

есть тот единственный уют.

Она – мой дом, моя кормилица,

и мой последний абсолют.

Она одна моя избранница,

другие рифмы не спасут.

[Строфа 2]

Мой друг, он не обрёл бессмертья

В привычном смысле бренных тел.

Он не унёс с горы соцветья

Волшебных трав. Он не хотел

Ни злата, ни камней. Столетья

Пройдут, но тот, кто был так смел,

Познал иное. Круговертью

Мирских забот он овладел.

Бессмертье духа – вот награда!

Не прятать от себя свой взгляд.

Ему другой цены не надо,

И он не повернул назад.

Он стал легендой, стал преданьем,

Невидимым для жадных глаз.

И главным в мире испытаньем

Считал он каждый день и час.

Он понял суть простого чуда,

что скрыто в яви, не во сне.

И Зеркальная Гора оттуда,

с тех пор, сияет в тишине,

храня покой. Беру перо, что

свой долг исполнило сполна,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тишина,

в которой, словно у провидицы,

рождается стиха волна.

И рифма, вечная заступница, —

есть та святая тишина.

Она – мой бог, моя обитель,

и в ней вся истина видна.

Она одна мой победитель,

и в этом мире я одна…

[26.06, 12:10] brainxd555: Сказание о Зеркальной Горе (Завершение)

[Песнь третья: Вершина]

[Строфа 1]

Мой друг, он на вершину вышел,

Где воздух был разрежен, чист.

И ничего вокруг не слышал,

Лишь ветра оглушённый свист.

Он был один. И даже выше

Тех туч, что падали бы вниз.

И вот, пред ним, как будто вышит

Из света, лёг последний лист

испытаний. Он в кристалле

увидел не обман, не ложь,

а лишь себя. Черты из стали,

глаза, в которых видна дрожь

усталости, но не сомненья.

Он видел путь, что был так вхож

в его судьбу. И отраженье

вдруг улыбнулось: «Как ты схож

с тем, кем ты стал». Беру перо, что

уже исписано почти,

ведь в этом мире меланхолика

спасает лишь одно «прости»,

сказанное себе. Как странница,

душа находит свой приют.

И рифма, вечная заступница, —

есть тот единственный уют.

Она – мой дом, моя кормилица,

и мой последний абсолют.

Она одна моя избранница,

другие рифмы не спасут.

[Строфа 2]

Мой друг, он не обрёл бессмертья

В привычном смысле бренных тел.

Он не унёс с горы соцветья

Волшебных трав. Он не хотел

Ни злата, ни камней. Столетья

Пройдут, но тот, кто был так смел,

Познал иное. Круговертью

Мирских забот он овладел.

Бессмертье духа – вот награда!

Не прятать от себя свой взгляд.

Ему другой цены не надо,

И он не повернул назад.

Он стал легендой, стал преданьем,

Невидимым для жадных глаз.

И главным в мире испытаньем

Считал он каждый день и час.

Он понял суть простого чуда,

что скрыто в яви, не во сне.

И Зеркальная Гора оттуда,

с тех пор, сияет в тишине,

храня покой. Беру перо, что

свой долг исполнило сполна,

ведь в этом мире меланхолика

спасает только тишина,

в которой, словно у провидицы,

рождается стиха волна.

И рифма, вечная заступница, —

есть та святая тишина.

Она – мой бог, моя обитель,

и в ней вся истина видна.

Она одна мой победитель,

и в этом мире я одна…

[30.06, 09:41] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

[1]

В конторе серой, где царит покой,

Где пыль лежит на папках вековой,

Живёт особый, избранный народ,

Что фазу от ноля легко берёт.

Они не слесари, не доктора,

Им не нужна пустая мишура.

Их знание – священный, тайный свет,

Важнее всех наук и всех планет.

Они себя считают солью всей земли,

Ведь им подвластны кабели.

Они – элита, гении труда,

А все другие – просто ерунда.

Их божество – великий Алюминь,

Им не нужна небесная синь.

[2]

Простой мужик, с душою нараспах,

Пришёл к ним, позабыв про всякий страх.

Сломался свет в его квартире вдруг,

И мир померк, и всё ушло из рук.

Он думал, мастер быстро всё решит,

Починит, включит и домой спешит.

Но встретил он не мастера, а жреца,

С печатью гения на пол-лица.

Тот глянул так, как будто он – пророк,

А мой герой – заблудший мотылёк.

«Ну что у вас, о смертный человек?

Зачем прервали мой блестящий век?»

Сказал электрик, гордо вскинув бровь,

В его глазах презрение, не любовь.

[3]

«Да свет погас», – ответил тот с тоской,

«И в доме сумрак, а не свет дневной».

Электрик хмыкнул, губы поджимая:

«Проблема ваша, вижу, не простая.

Тут нужен ум, тут нужен высший дар,

Не то что ваш гуманитарный пар.

Вы думаете, просто – провод взять?

Но нет! Тут надо думать, понимать!

Что значит штроб? А кабель-канала суть?

Вам, неучам, такое не смекнуть.

А прозвонить? А выявить обрыв?

Тут нужен гений, а не ваш порыв».

Он говорил, как будто вёл урок,

А на лбу его сиял электро-бог.

[30.06, 09:47] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ВТОРАЯ. ХРАМ СВЯТОГО АЛЮМИНЯ

[Строфа 1]

Электрик вёл героя за собой

В святилище, где пахло канифолью.

Там вместо фресок – план распределительный, большой,

И каждый автомат отмечен был с любовью.

Там вместо ангелов – катушки индуктивности,

В углах стояли медные столбы.

Всё говорило о великой примитивности

Любых других, не их, мирских судьбы.

«Вот, – молвил жрец, – наш храм, обитель света!

Здесь дышит мощь, здесь обитает ток.

На все вопросы здесь найдёшь ответы,

Коль разумом постичь ты это смог.

Но где тебе! Твой ум – как провод хилый,

Не выдержит такого напряженья.

Ты просто гость в обители всесильной,

Достойный лишь простого снисхожденья».

[Строфа 2]

Герой смотрел на всё с открытым ртом,

Не понимая этой странной веры.

Он думал лишь о доме о своём,

Где тьма царила за закрытой дверью.

А жрец вещал, глаза его горели,

Как будто в них разряд зажёгся вдруг:

«Мы – стражи знаний! Мы на самом деле

Вершим судьбу всего, что есть вокруг.

Инженеры со своей схемотехникой?

Ха! Детский лепет, горстка чертежей!

А слесари с их жалкою механикой?

Лишь груда мышц для ковыряния щелей.

Мы видим суть! Мы чувствуем потоки!

Мы – дирижёры молний и огня!

А остальные – лишь пустые строки

В великой книге завтрашнего дня».

[Строфа 3]

Он подвёл гостя к главному алтарю,

Где трансформатор старый возвышался.

«Я тайну главную сейчас тебе дарю,

Чтоб ты величьем нашим восхищался».

Он взял кадило, странное на вид,

Не ладан в нём, а лампочка горела.

«Смотри, оно нам веру освятит!» —

Сказал электрик гордо, но умело

Тряхнул кадилом, и маятник внутри

Завёлся, порождая свет и трепет.

«Ты это чудо, смертный, рассмотри!

В нём нашей веры животворный лепет.

Не дым пустой, а чистый, ясный свет!

Вот истина, вот догма без изъяна!

Другой такой религии и нет!» —

Вещал он с видом пьяного тирана.

[Строфа 4]

Потом достал он банку из-под полки,

Сказал: «Прими божественный нектар!»

Внутри плескался, едкий и неловкий,

Энергетика бодрящего угар.

Они испили, и пошла беседа

О том, как мир устроен криво, косо.

Что лишь электрик – высшая победа

Над глупостью вселенского хаоса.

«Заточить железку? – жрец смеялся громко, —

Да это может каждая мартышка!

А вот найти обрыв в стене потёмках,

Где ноль пропал – вот это, брат, интрижка!

Тут нужен нюх, тут интуиция нужна,

Тут дар небес, а не тупое знанье!

Вся ваша жизнь пред нашею – смешна,

Бессмысленное, жалкое мельканье».

[Строфа 5]

И после третьей банки «эликсира»,

Когда туман застлал его глаза,

Электрик взял маркёр, как для кумира,

И молвил: «Будет над тобой гроза!»

Он начертал на лбу героя ловко

Знак молнии – священную печать.

«Теперь ты посвящён! – сказал он громко, —

Теперь ты можешь истину познать!»

Герой сидел, качаясь, как былинка,

И думал: «Что за странный маскарад?

Мне б починить в квартире проводку,

А я попал в какой-то электро-ад.

Он говорит про фазу и про ноль,

Про высший разум, скрытый в проводах,

А мне бы в дом, играть другую роль —

Не мученика в праведных трудах».

[Строфа 6]

«Ты думаешь, всё просто? Вкрутишь лампу?» —

Электрик вдруг прочёл его тоску.

«Ты оскорбляешь нашу веру, хам ты!

Ты сводишь чудо к мелкому витку!

Да вкручивание лампы – ритуал!

Священнодействие, почти что таинство!

Я сотни книг об этом прочитал,

Чтоб не нарушить хрупкое пространство

Энергии! А ты – „вкрутить“! О, боги!

Простите вы невежество его!»

И жрец упал в молитве на пороге,

Прося прощенья для раба сего.

Герой смотрел на это представленье,

И в голове его рождался план:

Как убежать из этого селенья

Электриков, где правит самообман.

[Строфа 7]

«А перемычку ставить – ты умеешь?» —

Не унимался праведник сетей.

«Ты от вопроса этого немеешь,

Не зная сути правильных вещей!

А чистить контакты? Это ж алхимия!

Снимаешь окись – слой мирской тщеты!

И сразу возникает гармония,

И ток бежит, не зная суеты.

А ты, профан, всё видишь слишком просто,

Как будто мир – конструктор для детей.

Но мир – сложнейший механизм, и ростом

Ты не дорос до замысла сетей!»

Он так вещал, что пена выступала

В углах его самовлюблённых губ.

И гордость в нём всё больше расцветала,

А к остальным он был безмерно груб.

[Строфа 8]

«Послушай, друг, – герой сказал несмело, —

Ты, видно, прав, я в этом ни бум-бум.

Но сделай же своё святое дело,

Избавь мой дом от этих мрачных дум.

Почисти контакты, ставь перемычки,

Прозвони землю, сделай что-нибудь.

Я заплачу тебе, сниму кавычки

С цены, лишь дай мне света хоть чуть-чуть».

Электрик встал, отряхивая пыль:

«„Заплачу“! Слышишь, боже Алюминий?

Он думает, что это водевиль!

Он ценит дар деньгами, раб гордыни!

Мой труд бесценен! Это не работа!

А снисхождение до ваших низких нужд!

Но так и быть, сегодня есть охота

Мне снизойти до мира лжи и нужд».

[Строфа 9]

Он взял свой чемоданчик, как святыню,

Где каждый инструмент лежал в чехле.

«Я изгоню из дома твоего уныние,

Но знай, ты будешь должен это мне

Не деньгами, а вечным почитаньем

Великих таинств медного шнура!

Ты будешь жить с одним лишь осознаньем,

Что гений посетил тебя вчера».

И с этим словом, полным гордой спеси,

Он двинулся к герою за порог,

Как будто шёл спасать не мир от плесени,

А целый мир от всех его тревог.

Герой поплёлся следом, как побитый,

С печатью молнии на собственном челе,

Мечтая лишь о лампочке забытой,

Чтоб свет зажёгся на его столе.

[Строфа 10]

И вот они пришли в квартиру эту,

Где мрак стоял, как в склепе вековом.

Электрик огляделся, и по свету

Скучавший дом наполнился гудком

Его презренья. «Боже, как убого!

Какие провода, какой позор!

Здесь нужно всё менять, и менять много!

Здесь нужен мой божественный надзор!

Я вижу сразу – здесь обрыв нуля!

Банальная, но мерзкая причина.

Но как страдала без меня земля

В лице тебя, о жалкий ты мужчина!»

Он распахнул свой чемоданчик снова,

И комната наполнилась сияньем

Его ума, что было так не ново

Для нашего героя и его страданья.

[30.06, 10:17] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ. ЯВЛЕНИЕ ПАТРИАРХА НИКЕЛИЯ

[Строфа 1]

Но только жрец достал индикатор свой,

Как дверь открылась с шумом, и нагой

Почти что свет ворвался в коридор,

Слепя глаза, как будто метеор.

И в этом свете, в рамке дверной,

Возникла личность, важная собой.

Высокий, тощий, с бородой седой,

Но взгляд его был дерзкий, молодой.

На нём была не ряса, а халат

Из чистого, блестящего нейлона.

Он был безмерно этой встрече рад,

Как будто ждал её у своего амвона.

Наш жрец-электрик тут же пал на грудь,

Сказав: «Учитель! Освети нам путь!»

Герой не понял, что за господин

Пришёл сюда, но понял – он один.

[Строфа 2]

То был Никеля, по отцу Нидворяевич,

Верховный патриарх и главный бич

Всех неучей, кто в схемах ни гу-гу,

Кто не молился медному шнуру.

Он был глава, он был верховный жрец,

Всех электриков – и бог, и царь, и отец.

Его адепты, встретив на пути,

Спешили в пояс до земли ползти.

Кто кланялся слегка, кивая головой,

Кто падал ниц пред этой головой.

И каждый лишь о милости молил —

Чтоб патриарх его благословил.

Он был суров, но (якобы) был прав,

Такой уж у него был гордый нрав.

Он был не просто гений – полубог,

Сплетающий контакты всех дорог.

[Строфа 3]

«Встань, сын мой, – молвил строго патриарх, —

Не унижай себя в моих глазах.

Я вижу, ты привёл сюда профана,

Чья аура темна и слишком рвана».

Он подошёл к герою не спеша,

И в нём застыла робкая душа.

Никеля глянул, словно рентгеном,

На молнию, что красовалась на нём.

«Ты сам его крестил? Какая честь!

Но сколько в нём ещё гордыни, лесть!

Он думает, что мир ему всё должен,

А путь к познанию так труден, так сложен!»

Герой хотел сказать: «Да мне бы свет…»,

Но жрец ему шепнул: «Молчи, поэт!

Перед тобой – сам Патриарх! Молчи!

И мудрости его себя учи!».

[Строфа 4]

Один из свиты, молодой адепт,

Что за спиной Никелия сопел,

Решился вдруг, отбросив всякий страх,

Припасть к его божественным рукам.

Он на коленях робко подползал,

Мечтая перстень поцеловать.

Но Патриарх брезгливо так сказал,

Чтоб даже воздух перестал дрожать:

«Куда ты лезешь, глупая душа?

Тебе не руки мне, а сапоги

Лобзать пристало, медленно, шурша!

Иди отсюда, ноги береги!»

Он голову бедняге оттолкнул,

Подбородком гордо в потолок взглянул,

И бросил через плечо, как будто кость:

«Пошёл ты…», изгоняя свою злость.

[Строфа 5]

Адепт отполз, слезами обливаясь,

Но не от горя – счастье в нём текло!

Он был замечен! Пусть и спотыкаясь,

Он получил божественное «зло»!

Ведь быть отвергнутым самим Никелием —

То знак особый, высшая печать!

Не каждому дано таким похмельем

Духовным душу трепетать!

«Он видит грязь мою! – шептал послушник, —

Он зрит насквозь! Он праведен и строг!»

И целовал свой грязный накомарник,

Которым вытер след его сапог.

Герой смотрел на это с изумленьем:

«Вот это цирк! Вот это балаган!

Я думал, я один с таким везеньем,

Но тут, похоже, целый караван».

[Строфа 6]

Никеля вновь к герою обратился,

И взгляд его был холоден, как лёд.

«Так это ты тут света захотел?

Решил, что гений на поклон придёт?

Что мы, как слуги, кинемся чинить

Твои огрехи, твой ничтожный быт?

Ты должен был сперва благодарить,

Что ток вообще тобою не забыт!

Что он течёт по проводам к тебе,

Даруя милость высшего огня!

А ты роптал в своей слепой судьбе,

За пустяки великих нас кляня!»

Он говорил, и борода тряслась

От праведного гнева и от злости.

И в воздухе такая мощь неслась,

Что у героя затрещали кости.

[Строфа 7]

«Я вижу всё! – вещал Нидворяевич, —

Твои контакты мыслей так грязны!

Твоя душа – как старый, дряхлый вводный щит,

Где все предохранители сожжены!

В тебе сидит короткое замыкание

Гордыни, лени, тупости и лжи!

Тебе не свет чинить, а покаяние

Вершить в ногах у нас! Лежи, дрожи!»

Он поднял палец, словно молнию,

Готовый, видно, кару совершить.

Герой подумал: «Всё, сейчас уронит

Меня на пол и будет током бить».

Но патриарх был тонок, как политик,

Он не карал, он миловал пока.

«Ты – интересный, в общем, аналитик

Падения простого мужика».

[Строфа 8]

«Оставь его, мой сын, – сказал он жрецу, —

Я забираю этот экземпляр

К себе в обитель, к нашему дворцу,

Где он познает веры нашей жар.

Мы выбьем из него всю эту дурь,

Прочистим фазы мозга от помех.

Он нам ещё послужит, уж поверь,

Как образец для всех мирских утех».

И он схватил героя за плечо

Своей рукой, что пахла, как изолента.

И стало парню очень горячо,

Как будто он – герой эксперимента.

«Пойдём, больной, тебя я исцелю

От самого себя, от тьмы незнанья.

Я новую проводку проложу

В твоём убогом, сером мирозданьи».

[Строфа 9]

Наш первый жрец остался у порога,

Склонив главу в почтительном поклоне.

Он был так рад, что видел Патриарха-бога,

Что позабыл о собственном прогоне.

Пускай клиент ушёл, пускай работа

Осталась где-то там, в пустой квартире.

Зато была духовная икота

От счастья в этом электрическом мире.

Он знал: учитель сделает всё верно,

Он выправит заблудшую овцу.

И станет тот мужик рабом примерным

И будет вечно кланяться дворцу.

А свет в квартире? Что за суета!

Когда решаются судьбы вселенной,

Такая мелочь – просто пустота,

Ошибка в схеме жизни бренной.

[Строфа 10]

И вот ведут героя под конвоем

Двух дюжих электриков-послушников.

Он сам не свой, он мыслями не волен,

Как будто он – один из их наручников.

А впереди идёт Никеля гордо,

Неся свой сан, как знамя боевое.

И наш герой вдруг понял очень твёрдо,

Что влип в историю, и дело-то какое!

Из простого вызова электрика

Родилась драма, фарс и трагедия.

И он, простой мужик, теперь полемика

В руках безумцев, чья наука – ересь дикая.

Он шёл и думал: «Лучше б я при свечке

Сидел всю жизнь, чем видеть этот бред».

Но поздно было думать о той встрече,

Назад дороги для него уж нет.

[30.06, 10:20] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ОБИТЕЛЬ СТРАХА И ПРОВОДОВ

[Строфа 1]

Героя привели в большой ангар,

Что был переоборудован под кельи.

Там пахло медью, шёл священный пар

От паяльников, что на столах потели.

Повсюду адепты в синих робах

Сидели, низко головы склоня, —

Кто схему изучал в научных пробах,

Кто клеммы зачищал, судьбу кляня.

Но не свою, а тех, кто жил снаружи,

Кто не познал величие сетей,

Кто в этой жизни просто неуклюже

Не отличает фазу от чертей.

Здесь атмосфера страха и почтенья

Висела в воздухе, как дым густой.

И каждый ждал момента просветленья,

Или пинка от паствы непростой.

[Строфа 2]

Никелию боялись все до дрожи,

Как божество, что может покарать.

И дело было не в его вельможной

Осанке, что умела подавлять.

Он часто, глядя на своих послушников,

Любил с усмешкой тихо говорить:

«Не злите вы меня, моих наручников

На всех вас хватит, чтоб угомонить.

Но есть и довод проще, без металла,

Чтоб вправить мозг, коль он пошёл вразнос».

И вся толпа мгновенно замирала,

Боясь услышать следующий прогноз.

«Мой правый хук, – вещал он безмятежно, —

Сто двадцать килограммов весит, друг.

Так что ведите вы себя прилежно,

Не то познаете всю тяжесть рук».

[Строфа 3]

И это не было пустой угрозой,

Не выдумкой для красного словца.

Тот самый жрец, что встретился с «грозою»

В квартире тёмной нашего жильца,

Ходил с повязкой, глаз скрывая левый,

И всем твердил, что это от сварки свет.

Но знали все: то был удар царь-гнева

За нераскрытый вовремя секрет

Какой-то схемы. Патриарх вспылил,

И вес его удара в тот же миг

На бедолаге-жреце опочил,

И тот навеки головой поник.

С тех пор он стал смиренней и послушней,

И даже в мыслях спорить не решался.

Ведь лучше быть с повязкой, но в раюшной

Обители, чем чтоб совсем скончался.

[Строфа 4]

Героя бросили в пустую клетку,

Собранную из старых стеллажей.

«Сиди и думай, – бросил жрец ему заметку, —

О суетности всех своих затей».

Никеля встал пред клеткой, как пред сценой,

И обратился к пастве со словами:

«Смотрите все на этот лик презренный,

Заросший предрассудками, как мхами!

Он думал, что электрик – это служба,

Простая функция, как „подай-принеси“.

Он не ценил священный подвиг дружбы

С энергией! О, Господи, спаси

Его от мрака! Но сперва – страданье!

Пусть он пройдёт чистилище у нас!

Пусть осознает наше мирозданье

Через лишенья, а не через фарс!»

[Строфа 5]

И началось для парня испытанье,

Которое и в страшном сне не снилось.

Ему давали странные заданья,

Чтоб эго в нём навеки растворилось.

То приносили спутанный клубок

Проволоки, сто метров, не иначе.

«Распутаешь – познаешь суть дорог!» —

Твердил надсмотрщик, чуть от смеха не плача.

Герой часами жилы разделял,

Пока не затекали руки, спину.

А распутав, слышал: «Ты всё смял!

Ты не познал священную рутину!

Смотай обратно! Но теперь – с любовью,

Чтоб каждый виток к виточку лежал!»

И снова парень, обливаясь кровью

Из пальцев, эту медь в клубок мотал.

[Строфа 6]

Потом ему давали автомат

Защиты, старый, выбитый, сожжённый.

«Вдохни в него энергию, мой брат!

Почувствуй ток, в нём заключённый!»

Герой его и тряс, и продувал,

И щёлкал им, не зная, что тут делать.

«Я чувствую лишь пыль и злой металл,

И больше ничего не в силах ведать».

«Ты слаб! – кричал наставник. – В тебе нет

Ни капли веры, ни искры таланта!

Ты видишь вещь, а должен видеть свет,

Энергию святого гиганта!

Молись ему! Проси, чтоб он воскрес!

Чтоб биметаллическая пластина

В нём обрела свой истинный процесс!» —

Такая вот была у них доктрина.

[Строфа 7]

Его кормили хлебом и водой,

Но воду называли «электролитом».

А хлеб – «стабилизатором», едой

Для тела, что энергией налито.

По вечерам его водили в зал,

Где патриарх Никеля вёл ученья.

Он на трибуне стоя, разъяснял,

В чём кроются вселенной подключенья.

«Любой слесарь, – гремел его глас, —

Лишь винтик в механизме мирозданья.

А мы – те, кто даёт на винтик пас!

Мы – суть и смысл любого созиданья!

Любая уборщица, твержу я вновь,

Способна выучить сопромат и термех!

Но лишь избранник, в ком течёт любовь

К нулю и фазе, побеждает в схеме!»

[Строфа 8]

Герой сидел и слушал этот бред,

И в нём росло не смирение, а злоба.

Он видел, как дрожит от страха свет

В глазах адептов, загнанных до гроба

Бессмысленной работой и враньём.

Он видел, как Никеля упивался

Своей харизмой, властью и битьём,

Которым он так искренне кидался.

Он понял: это не религия, не вера,

А просто власть одного наглеца,

Который создал культ из вольт-ампера,

Чтоб до конца тиранить молодца,

И старика, и всех, кто слаб душою,

Кто ищет в жизни лёгкого ответа.

И он решил покончить с сей игрою,

И вывести безумцев всех на свет.

[Строфа 9]

Однажды ночью, когда все уснули

Тревожным сном адептов-бедолаг,

Когда лишь лампы тусклые тянули

Свой свет по стенам, сея полумрак,

Герой нашёл кусок простого медного

Провода, что валялся под столом.

Он не был ни священным, ни победным,

Он был обычным, с маленьким изломом.

Он взял его, и в голове созрела

Простая мысль, как выключатель щёлкнул.

Душа его от унижений пела

Предчувствием, и план в уме возникнул.

Он не хотел ни бить, ни убивать.

Он был мужик простой, не кровожадный.

Он лишь хотел им всем одно сказать,

Используя их метод ненаглядный.

[Строфа 10]

Он знал, что в главном зале, у алтаря,

Стоит великий щит распределенья.

И завтра утром, когда встанет заря,

Начнётся снова служба-представленье.

Никеля будет снова там вещать

О святости контактов и сечений.

И вот тогда он сможет доказать,

Что он не раб, а очень даже гений.

Не гений схем, не бог паяльной лампы,

А гений здравой мысли и смекалки.

Он выйдет из своей унылой ямы

И превратит их догмы в просто свалку.

Он спрятал провод под своей рубахой,

И лёг на нары, глядя в потолок.

И в первый раз за дни, что полны страха,

Он улыбнулся. Близился итог.

[30.06, 10:31] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ПЯТАЯ. ПРОПОВЕДЬ О РАСКОЛЕ И СВЯТОМ АЛЮМИНИИ

[Строфа 1]

Наутро всех согнали в главный зал,

Где пахло озоном и канифолью.

Герой наш в клетке молча наблюдал

За этой сценой, переполненной неволей.

Никеля вышел к пастве на амвон —

Огромную катушку Тесла, право.

Но в этот раз не громом брызгал он,

А был исполнен горечи, отравы.

Он долго молча на толпу взирал,

И в этой тишине звенело горе.

Потом вздохнул и голосом сказал,

Что был подобен шторму в Белом море:

«Сыны мои! Пришла к нам в дом беда!

Измена, ересь, подлое предательство!

Такого не случалось никогда

За всю историю сего аббатства!»

[Строфа 2]

«Дошли до меня слухи, братья, вести,

Что кровь мою наполнили свинцом.

Что где-то рядом, в этом самом месте,

Змея растёт с предательским лицом!

Что появились секты, нововеры,

Что сеют смуту в праведных умах!

Они отвергли столп священной веры,

И сеют в душах только боль и страх!

Они, безумцы, в дерзости своей

Решили, что им истина открылась!

Что можно быть нас, электриков, умней,

Чтоб им на голову подстанция свалилась!

Они в молитвах, – голос задрожал, —

Смеют другое имя называть!»

И патриарх от гнева кулак сжал,

Готовый рвать, крушить и проклинать.

[Строфа 3]

«Они твердят не „Алюминь“, а „Медь“!» —

Прошипел он, и по залу стон пронёсся.

«Как можно было до того дойти, посметь?

Чтоб разум их так низко превознёсся?

Они не знают, неучи, глупцы,

Что в слове „Алюминий“ скрыта сила!

Ведь „Люмос“ – свет! Так верили отцы!

Так нам сама энергия твердила!

А медь? Что медь? Простое баловство!

Металл для тех, кто ищет лёгких тропок!

В нём нет души, в нём только вещество!

Он для буржуев и для девок робких!

Алюминий – выбор аскета, воина!

Он лёгок, строг и требует уменья!

Лишь им душа достойна быть упоена,

Лишь в нём сокрыто наше откровенье!»

[Строфа 4]

«Они ногтя не стоят моего!

Да что там моего – любого в этом зале!

Их знание – пустое колдовство,

Они лишь пыль на праведной скрижали!

Энергосекта – вот где наша мощь!

И наша сила – в толстых наших жилах!

Мы разгоняем вековую ночь!

Мы – ток в промышленных, огромных силах!

Мы – энергия огня, мы – чистый свет!

Мы – мысль, что напряжением согрета!

И лучше нашей веры в мире нет!

И в алюминии вся суть завета!»

Он так кричал, что лампочки мигали

В такт голосу, от перегрузки воя.

Адепты в страхе головы вжимали,

Боясь попасть под праведную хвою

Его речей, колючих, как иголки.

[Строфа 5]

Никеля вдруг умолк, переводя дыханье,

И взгляд его наполнился теплом.

«Во имя Ноля, – начал заклинанье, —

Чтоб зло навеки обратилось в лом!

Во имя Фазы, что дарует движенье,

И вечный цикл работы и борьбы!

Во имя всей Святой Подстанции, что бденье

Несёт во имя праведной судьбы!

Алюминь!» – закончил проповедь Никеля.

И это слово, как удар хлыста,

Ударило по залу, и доселе

Не виданная пала немота.

А после – грохот! Все, как по команде,

Упали на колени, в ритуал

Повергнув тело, в праведной лампаде

Своей души, чтоб каждый лбом достал

До грязного бетонного помоста.

[Строга 6]

Герой смотрел на это из-за прутьев,

И в голове его звенел вопрос:

«Алюминий, медь… Какое захолустье

Умов, какой чудовищный курьёз.

Они готовы лбы разбить друг другу

За разный металл в обычном проводу.

И ходят, как ослы, по тому же кругу

Гордыни, страха, веря в ерунду».

Он видел, как Никеля наслаждался

Моментом власти, абсолютной, полной.

Как он над этой массой издевался,

Считая их своей игрушкой вольной.

И план его, что ночью в нём созрел,

Окреп и стал отточенным, как жало.

Он знал, что час его почти пропел,

И времени осталось очень мало.

[Строфа 7]

Никеля поднял руку, как мессия,

И произнёс слова благословенья:

«Да прибудет с вами Электра, сила

И мощь, и наше вечное свеченье!

Мир нашей силовой энергосекте!

Идите, братья, и несите свет!

И помните о праведном проспекте

Алюминиевых, истинных побед!»

Толпа зашевелилась, поднимаясь,

И в их глазах горел фанатичный жар.

Они готовы были, не стесняясь,

Идти и предавать огню и стар,

И млад любого, кто посмеет медью

Осквернить слух их праведного братства.

Герой понял: пора кончать с комедией,

Пока не началось святотатство.

[Строфа 8]

Когда адепты стали расходиться

К своим столам, паяльникам, тискам,

Герой решил, что время пробудиться

И дать урок этим святым войскам.

Он крикнул громко, чтобы слышал каждый,

Кто был в ангаре: «Патриарх, постой!

Твоя теория полна ужасной лажи!

Ты сам не знаешь, где у вас ноль, где фаза!»

Все замерли. Никеля обернулся,

И на лице его застыл вопрос.

Он на героя глянул и запнулся,

Как будто в горле у него возрос

Комок из меди, злобы, удивленья.

Кто смел? Откуда? Этот жалкий раб?

Прервать его в момент богослуженья?

Он был и зол, и мыслями так слаб.

[Строфа 9]

«Что ты сказал, ничтожество, в своей

Железной клетке, ржавой и убогой?» —

Прошипел Никеля. «Я сказал, что змей

Не в нововерах, а в тебе, убогом

Тиране, что запудрил всем мозги!» —

Ответил парень, крепко сжав свой провод.

«Ты говоришь про свет, а сам в тени

Своей гордыни прячешь главный довод!

Ты требуешь от них слепого знанья,

А сам не видишь дальше своего носа!

Давай, проверим на простом заданьи

Тебя, великий гуру энергоса!»

Толпа не шевелилась, в страхе глядя

То на героя, то на патриарха.

Такой крамолы, даже бога ради,

Не слыхивала эта иерархия.

[Строфа 10]

Никеля рассмеялся громко, злобно:

«Ты? Мне? Заданье? Жалкий дилетант?

Да я любую схему так подробно

Разъясню, как не сможет и гигант

Научной мысли! Что ж, давай, валяй!

Потешь толпу своим последним словом.

Но знай, потом не будет слова „ай“,

Когда мой хук окажется свинцовым

И праведным ответом на твой бред!»

«Идёт, – сказал герой. – Но если прав я,

Ты отпускаешь всех, и гасишь свет

В своей обители, от злобы здравия

Лишённой. А коль нет – я твой навеки раб».

«Согласен!» – крикнул Патриарх, ликуя.

Он знал, что этот бой он не проиграет.

И он шагнул вперёд, судьбу смакуя.

[30.06, 11:00] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ. ПОЕДИНОК У ВЕЛИКОГО ЩИТА

[Строфа 1]

«Откройте клетку!» – приказал Никеля,

И два адепта, бросившись вперёд,

Замок открыли. «Пусть его неделя

Страданий кончится. Народ

Увидит правосудие моё!

Пусть этот выскочка покажет нам своё

Ничтожество!» Герой шагнул на волю,

Потёр затёкшие запястья и, доколе

Не поздно, оглядел толпу рабов.

В их взглядах был и страх, и интерес.

Он был для них последней из основ

Надежды, что избавит от чудес

Их патриарха, властного тирана.

Он шёл к щиту, не чувствуя дурмана

Ни страха, ни сомнения. Он знал,

Что этот бой – его финал.

[Строфа 2]

«Вот он, наш алтарь! – Никеля указал

На щит огромный, старый, вводно-силовой. —

Здесь бьётся сердце веры! Я сказал,

Что ты, профан, заплатишь головой

За дерзость! Так в чём твой вопрос, червяк?

Что ты посмел поставить под сомненье?

Спрашивай! И увидишь, как иссяк

Твой ум в одно короткое мгновенье!»

Герой спокойно на него взглянул:

«Вопросов нет. Есть дело, а не слово.

Ты говорил, что каждый тут уснул

И пробудился с истиной готовой.

Так докажи не мне – а им, себе, —

Что ты не просто болтун горделивый.

Вот автомат. Простой, в своей судьбе

Он служит людям. Ты же, справедливый,

Скажи мне, где здесь ноль, а где здесь фаза?»

[Строфа 3]

Никеля фыркнул: «Что за детский сад?

Какой дурак не знает той заразы,

Что в автомате нет таких преград?

Он ставится на фазу! Разрывает

Цепь под нагрузкой! Ноль идёт напрямую!

Любой послушник это понимает!

Ты тратишь только силушку мою!»

«Ты прав, – герой кивнул. – Любой послушник.

Но это слишком просто для тебя.

Ты ж не какой-то там дешёвый вкрутник,

А бог сетей, всё сущее любя.

Тогда задачка будет посложнее.

Вот два конца простого провода.

Один из них сейчас я к фазе подсоединю,

А ты найди его, не сделав вреда

Ни мне, ни залу. Покажи нам чудо,

Великий гуру, мастер всех сетей!

Найди мне фазу! Я смотреть не буду,

Чтоб не сказали – обманул людей».

[Строфа 4]

Никеля гордо выпрямил свой стан:

«Ты думаешь, меня смутит твой фокус?

Да я нутром почую твой обман!

Я – высшей касты, я – священный крокус

Энергетических полей! Давай!

Цепляй свой провод, жалкий искуситель!

И знай, что это будет ад, не рай,

Когда тебя накажет твой учитель!»

Герой взял провод, что в ночи припас,

И повернулся к щитку спиною.

Он сделал вид, что лезет в грозный лаз

Контактов, рискуя головою.

Но он не стал цеплять его к сетям.

Он просто подержал его в ладони,

И, повернувшись к этим всем чертям,

Сказал: «Готово. Жду на этом фоне

Твоих великих, праведных чудес.

Вот два конца. Где тот, что бьётся током?»

[Строфа 5]

Никеля подошёл, в глазах был бес

Самоуверенности. Он глубоким

Вздохом наполнил грудь, закрыл глаза,

Простёр ладони над концами медными.

«Я слышу гул… Святая бирюза

Энергии… Потоками победными

Она течёт…» – бормотал он, как в бреду.

Толпа застыла, затаив дыханье.

«Я вижу… вижу эту череду

Электронов… их святое колыханье…

Вот здесь! – он ткнул уверенно перстом

В один из двух концов. – Здесь сила фазы!

Я чувствую её своим нутром!

Она поёт мне, избежав заразы

Сомнения!» Он был собой доволен,

Как будто мир и вправду сотворил.

«Ну что, щенок? Теперь ты обезволен?

Я победил! Я правду говорил!»

[Строга 6]

«Ты так уверен?» – парень усмехнулся.

«Абсолютно!» – крикнул патриарх.

«Тогда возьмись за этот провод смело».

Никеля на мгновенье стих, и страх

Мелькнул в его глазах. «Зачем? Я знаю!

Мне вера заменяет грубый тест!»

«Ах, вот как! – крикнул парень. – Понимаю!

Ты просто трус, что ищет тёплых мест!

Ты знаешь, что там нет ни капли тока!

Ты просто угадал, пятьдесят на пятьдесят!

Твоя харизма – выдумка, морока!

Глаза твои от страха лишь блестят!»

«Я не боюсь!» – взревел Никеля в гневе.

«Тогда берись!» – настаивал герой.

«Я – патриарх! Негоже в этом хлеве

Мне руки пачкать проклятой игрой!»

[Строфа 7]

«Тогда я докажу, что ты – обманщик!» —

Сказал герой и, не моргнув и глазом,

Взял тот конец, что указал «провидчик»,

И крепко сжал. И тут же, разом,

Он взялся и за кончик номер два.

И ничего. Стоит себе, не дёрнется.

«Ну что? – спросил он. – Где твои слова?

Где ток, что в жилах, как змея, проворно

Течёт и бьётся? Нет его! Пусто!

Я не цеплял его! Я просто спас

Тебя от глупой смерти! Лет на сто

Тебе хватило б этого сейчас!»

Толпа ахнула. Все увидели обман.

Никеля побледнел, потом стал красным.

Его священный, выдуманный сан

Вдруг треснул и рассыпался ужасно.

[Строфа 8]

«Ты… ты схитрил! – забормотал он в страхе. —

Ты обманул меня! Ты колдовал!»

«Нет, – молвил парень. – Я, в своей рубахе

Простой, лишь здравый смысл использовал.

Я знал, что ты не станешь проверять.

Я знал, что ты боишься так же, как и все.

Ты можешь только верить и орать,

Но в деле ты – как заяц на шоссе.

Ты требуешь от них слепой покорности,

А сам не знаешь элементарных правил.

Ты – ноль без палочки, король притворности!»

Герой свой приговор ему доставил.

И он шагнул к толпе, что расступалась,

И крикнул: «Люди! Вас годами лжец

Кормил помоями! Вам показалось,

Что он – пророк, а он – простой хитрец!

Нет магии ни в меди, ни в металле

Другом! Есть знание, есть ум и труд!

А вы тут лбы себе поразбивали,

Пока над вами потешался плут!»

[Строфа 9]

Никеля, видя, что теряет паству,

Что рушится его хрустальный трон,

Решил прибегнуть к главному лекарству,

Что выручало в жизни часто он.

Он ринулся на парня, зарычав,

И страшный хук его, сто двадцать кило,

Нацелился герою прямо в челюсть.

Но парень был готов. Он увернулся,

Подставил ногу, и великий жрец,

Промазав, потерял баланс и с силой

Всем телом рухнул на стальной ларец

Распредщита, что был его могилой.

Раздался треск, сноп искр, и дикий крик

Пронзил ангар. Никеля затрясся,

Припав к открытым клеммам в тот же миг,

И свет померк. И мир переменялся.

[Строфа 10]

Настала тишина. И темнота.

Лишь запах палёного и озона.

И в этой темноте вдруг простота

Открылась всем. Не стало больше трона,

Ни патриарха, ни его угроз.

Остались люди в тёмном помещеньи.

И кто-то робко задал свой вопрос,

Что был важнее всякого ученья:

«Мужик… а свет-то будет или нет?»

Герой в потьмах нащупал чей-то локоть.

«Будет, – сказал он. – Дайте только мне

Фонарик. Нужно просто рубильник щёлкнуть.

Но сперва вытащим отсюда это тело.

Негоже человеку так лежать».

И люди, позабыв про веру, смело

Шагнули, чтоб друг другу помогать.

[30.06, 11:02] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ. ПОЕДИНОК У ВЕЛИКОГО ЩИТА

[Строфа 1]

«Откройте клетку!» – приказал Никеля,

И два адепта, бросившись вперёд,

Замок открыли. «Пусть его неделя

Страданий кончится. Народ

Увидит правосудие моё!

Пусть этот выскочка покажет нам своё

Ничтожество!» Герой шагнул на волю,

Потёр затёкшие запястья и, доколе

Не поздно, оглядел толпу рабов.

В их взглядах был и страх, и интерес.

Он был для них последней из основ

Надежды, что избавит от чудес

Их патриарха, властного тирана.

Он шёл к щиту, не чувствуя дурмана

Ни страха, ни сомнения. Он знал,

Что этот бой – его финал.

[Строфа 2]

«Вот он, наш алтарь! – Никеля указал

На щит огромный, старый, вводно-силовой. —

Здесь бьётся сердце веры! Я сказал,

Что ты, профан, заплатишь головой

За дерзость! Так в чём твой вопрос, червяк?

Что ты посмел поставить под сомненье?

Спрашивай! И увидишь, как иссяк

Твой ум в одно короткое мгновенье!»

Герой спокойно на него взглянул:

«Вопросов нет. Есть дело, а не слово.

Ты говорил, что каждый тут уснул

И пробудился с истиной готовой.

Так докажи не мне – а им, себе, —

Что ты не просто болтун горделивый.

Вот автомат. Простой, в своей судьбе

Он служит людям. Ты же, справедливый,

Скажи мне, где здесь ноль, а где здесь фаза?»

[Строфа 3]

Никеля фыркнул: «Что за детский сад?

Какой дурак не знает той заразы,

Что в автомате нет таких преград?

Он ставится на фазу! Разрывает

Цепь под нагрузкой! Ноль идёт напрямую!

Любой послушник это понимает!

Ты тратишь только силушку мою!»

«Ты прав, – герой кивнул. – Любой послушник.

Но это слишком просто для тебя.

Ты ж не какой-то там дешёвый вкрутник,

А бог сетей, всё сущее любя.

Тогда задачка будет посложнее.

Вот два конца простого провода.

Один из них сейчас я к фазе подсоединю,

А ты найди его, не сделав вреда

Ни мне, ни залу. Покажи нам чудо,

Великий гуру, мастер всех сетей!

Найди мне фазу! Я смотреть не буду,

Чтоб не сказали – обманул людей».

[Строфа 4]

Никеля гордо выпрямил свой стан:

«Ты думаешь, меня смутит твой фокус?

Да я нутром почую твой обман!

Я – высшей касты, я – священный крокус

Энергетических полей! Давай!

Цепляй свой провод, жалкий искуситель!

И знай, что это будет ад, не рай,

Когда тебя накажет твой учитель!»

Герой взял провод, что в ночи припас,

И повернулся к щитку спиною.

Он сделал вид, что лезет в грозный лаз

Контактов, рискуя головою.

Но он не стал цеплять его к сетям.

Он просто подержал его в ладони,

И, повернувшись к этим всем чертям,

Сказал: «Готово. Жду на этом фоне

Твоих великих, праведных чудес.

Вот два конца. Где тот, что бьётся током?»

[Строфа 5]

Никеля подошёл, в глазах был бес

Самоуверенности. Он глубоким

Вздохом наполнил грудь, закрыл глаза,

Простёр ладони над концами медными.

«Я слышу гул… Святая бирюза

Энергии… Потоками победными

Она течёт…» – бормотал он, как в бреду.

Толпа застыла, затаив дыханье.

«Я вижу… вижу эту череду

Электронов… их святое колыханье…

Вот здесь! – он ткнул уверенно перстом

В один из двух концов. – Здесь сила фазы!

Я чувствую её своим нутром!

Она поёт мне, избежав заразы

Сомнения!» Он был собой доволен,

Как будто мир и вправду сотворил.

«Ну что, щенок? Теперь ты обезволен?

Я победил! Я правду говорил!»

[Строга 6]

«Ты так уверен?» – парень усмехнулся.

«Абсолютно!» – крикнул патриарх.

«Тогда возьмись за этот провод смело».

Никеля на мгновенье стих, и страх

Мелькнул в его глазах. «Зачем? Я знаю!

Мне вера заменяет грубый тест!»

«Ах, вот как! – крикнул парень. – Понимаю!

Ты просто трус, что ищет тёплых мест!

Ты знаешь, что там нет ни капли тока!

Ты просто угадал, пятьдесят на пятьдесят!

Твоя харизма – выдумка, морока!

Глаза твои от страха лишь блестят!»

«Я не боюсь!» – взревел Никеля в гневе.

«Тогда берись!» – настаивал герой.

«Я – патриарх! Негоже в этом хлеве

Мне руки пачкать проклятой игрой!»

[Строфа 7]

«Тогда я докажу, что ты – обманщик!» —

Сказал герой и, не моргнув и глазом,

Взял тот конец, что указал «провидчик»,

И крепко сжал. И тут же, разом,

Он взялся и за кончик номер два.

И ничего. Стоит себе, не дёрнется.

«Ну что? – спросил он. – Где твои слова?

Где ток, что в жилах, как змея, проворно

Течёт и бьётся? Нет его! Пусто!

Я не цеплял его! Я просто спас

Тебя от глупой смерти! Лет на сто

Тебе хватило б этого сейчас!»

Толпа ахнула. Все увидели обман.

Никеля побледнел, потом стал красным.

Его священный, выдуманный сан

Вдруг треснул и рассыпался ужасно.

[Строфа 8]

«Ты… ты схитрил! – забормотал он в страхе. —

Ты обманул меня! Ты колдовал!»

«Нет, – молвил парень. – Я, в своей рубахе

Простой, лишь здравый смысл использовал.

Я знал, что ты не станешь проверять.

Я знал, что ты боишься так же, как и все.

Ты можешь только верить и орать,

Но в деле ты – как заяц на шоссе.

Ты требуешь от них слепой покорности,

А сам не знаешь элементарных правил.

Ты – ноль без палочки, король притворности!»

Герой свой приговор ему доставил.

И он шагнул к толпе, что расступалась,

И крикнул: «Люди! Вас годами лжец

Кормил помоями! Вам показалось,

Что он – пророк, а он – простой хитрец!

Нет магии ни в меди, ни в металле

Другом! Есть знание, есть ум и труд!

А вы тут лбы себе поразбивали,

Пока над вами потешался плут!»

[Строфа 9]

Никеля, видя, что теряет паству,

Что рушится его хрустальный трон,

Решил прибегнуть к главному лекарству,

Что выручало в жизни часто он.

Он ринулся на парня, зарычав,

И страшный хук его, сто двадцать кило,

Нацелился герою прямо в челюсть.

Но парень был готов. Он увернулся,

Подставил ногу, и великий жрец,

Промазав, потерял баланс и с силой

Всем телом рухнул на стальной ларец

Распредщита, что был его могилой.

Раздался треск, сноп искр, и дикий крик

Пронзил ангар. Никеля затрясся,

Припав к открытым клеммам в тот же миг,

И свет померк. И мир переменялся.

[Строфа 10]

Настала тишина. И темнота.

Лишь запах палёного и озона.

И в этой темноте вдруг простота

Открылась всем. Не стало больше трона,

Ни патриарха, ни его угроз.

Остались люди в тёмном помещеньи.

И кто-то робко задал свой вопрос,

Что был важнее всякого ученья:

«Мужик… а свет-то будет или нет?»

Герой в потьмах нащупал чей-то локоть.

«Будет, – сказал он. – Дайте только мне

Фонарик. Нужно просто рубильник щёлкнуть.

Но сперва вытащим отсюда это тело.

Негоже человеку так лежать».

И люди, позабыв про веру, смело

Шагнули, чтоб друг другу помогать.

[30.06, 11:08] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ВТОРАЯ. МАСКА

[Пролог]

Он шёл по городу, вдыхая пыль дорог,

И думал думу, горькую, как дым.

Он победил, но что в итоге смог?

Лишь на мгновенье мир предстал иным.

Он видел, как спустя всего два дня

Адепты снова кучками сбивались,

И, проклиная втихаря меня,

Всё так же истово Никеле поклонялись.

Пусть тело их вождя и предано земле,

Но дух его, как вирус, жил и множился.

И в этой серой, выжженной золе

Порядок старый вновь установился.

Они твердили, что их вождь воскреснет,

Что это было лишь предначертание.

И что карающий огонь небесный

Падёт на всех, кто сеет отрицание.

Герой наш понял: силой их не взять.

Их вера – как броня, как щит от фактов.

И чтобы эту крепость поломать,

Нужно войти в неё не с парадного тракта,

А с чёрного хода, в маске, под чужим лицом.

[Строфа 1]

Прошло полгода. В секте всё по-старому.

Никеля стал для них святым мучеником.

Его портрет висел над их алтарем,

И каждый был его прилежным учеником.

Они твердили: «Он вернётся к нам!»,

И ждали чуда, затянув потуже

Свои ремни, назло своим врагам,

И становясь сплочённей, злей и хуже.

И вот однажды на пороге их

Обители, где пахло канифолью,

Возник невзрачный, тихий человек.

Он был наполнен скорбью, а не волей.

«Я к вам, – сказал он голосом глухим. —

Я долго шёл. Я из другого города.

Я слышал, свет у вас неугасим.

А у меня в душе лишь холод, вороны…»

[Строфа 2]

Его зрачки, как два сгоревших уголька,

Смотрели в пол. Он был одет так просто.

«Зовут меня… Егор, – сказал он, и рука

Его дрожала. – Я простого роста,

Простого ума. Работал на заводе.

Но там всё тлен, там нет святого света.

Я слышал о Никеле, о вашем воеводе…

Я шёл сюда, чтоб получить ответы».

Адепты хмуро на него смотрели.

Проверок стало больше во сто крат.

Они в каждом прохожем разглядели

Того, кто их святыне был не рад.

«Откуда ты? Где жил? Кто твои предки?» —

Допрос устроил старший из адептов.

Егор ответил всё, без запинки, метко,

Назвал и адрес, и коллег-аскетов.

[Строфа 3]

Их служба безопасности, два дюжих лба,

Проверила всё то, что он сказал.

И правда: есть Егор. Его судьба —

Работать на заводе, где металл

Он гнул и правил. Есть квартира, дом.

Соседи подтвердили: «Тихий, скромный.

Всё время что-то чертит над столом,

Читает книги… парень очень тёмный».

Легенда, что герой наш создавал

Все эти месяцы, была безукоризненна.

Он жил той жизнью, он тем воздухом дышал,

Чтоб стать другим, чтоб правда стала жизненной.

Он вжился в роль, он стал Егором-слесарем,

Угрюмым, тихим, ищущим ответ.

И секта приняла его, завесою

Своих сомнений скрыв на много лет.

[Строфа 4]

Его не сразу допустили к тайнам.

Он мыл полы, таскал катушки, медь.

Он был прилежен, тих и неслучаен

В своём желании всё претерпеть.

Он слушал проповеди о Никеле,

О том, как он вернётся в славе, в силе.

И головой кивал, и слёзы капали

Из глаз его на каменные плиты.

Он выучил их гимны и молитвы,

Он знал все схемы их священных плат.

Он стал своим. И в этой долгой битве

Он сделал первый шаг, и нет пути назад.

Он ждал. Он знал, что где-то в подземельях,

В секретных бункерах, вдали от глаз,

Никеля жив. Зализывает раны,

Готовя свой кровавый реверанс.

И чтобы подобраться к этой твари,

Нужно стать лучшим из её солдат.

И он им станет. В огненном угаре

Фанатизма. Преданный адепт. И брат.

[30.06, 11:13] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ВТОРАЯ. МАСКА (продолжение)

[Строфа 5]

Он был в толпе. Простой рабочий, рядовой.

Ему велели стену проштробить.

Он взял зубило с верной киянкой,

Чтоб для проводки паз себе пробить.

Но тут же подскочил адепт безусый,

Что в секте был всего неполный год.

«Ты что творишь, убогий? Чьи укусы

Тебя учили? Так штробит лишь скот!

Священную лопаточку бери!

Она одна достойна резать стены!»

Егор вздохнул, молчанье затворив

В своей душе, как узника в застенье.

Он взял лопатку. Стал работать ей.

[Строфа 6]

Но не успел пройти и полуметра,

Как подошёл другой, постарше, злей.

«Ты что, оглох от попутного ветра?

Сказали же – штробить! Не ковырять!

Для этого есть бур благословенный!

Ты хочешь нашу веру осквернять

Своей работой низкой и презренной?»

Егор оставил и лопатку. Взял

Тяжёлый перфоратор. Снова молча.

Он знал, что каждый здесь – и стар, и мал —

Хотел унизить, укусить по-волчьи.

[Строфа 7]

«Да что ты делаешь, дебил, поломойка!» —

Над ухом крикнул третий, брызжа слюной. —

«Твой главный инструмент – ведро и швабра!

Не лезь в науку с грязной головой!

Ты думаешь, мы просто так долбим?

Здесь каждый поворот и каждый угол

Наполнен смыслом, он неповторим!

А ты – безмозглая, тупая кукла!»

«Я даже объяснять тебе не буду, —

Добавил первый, – в чём тут высший смысл.

Таким, как ты, имбецилам, повсюду

Лишь место в луже из прокисших числ!»

[Строфа 8]

И тут Егор, не выдержав, поднял

Свои глаза, в которых тлела буря.

«Да в чём же разница?» – он тихо им сказал. —

«Какая разница, – он брови хмурил, —

Как будет сделан в каменной стене

Простой пазик для медного провода?»

На миг повисла тишина. Вполне

Могли его казнить за ту свободу,

Что он позволил. Но, взглянув в его

Глаза, пустые, словно дно колодца,

Они лишь рассмеялись. «Оттого

Ты и дебил! – сказал один. – Смеётся

Над нами он! Он ставит под сомненье

Великий труд! Пошёл отсюда прочь!

Иди молись о светлом вразумленьи!

Никто не в силах неучу помочь!»

[Строфа 9]

И он ушёл. Под их презрительный хохот.

Он шёл в свой угол, в полутёмный закуток.

И слышал за спиной их громкий ропот,

Что он – лишь сор, бессмысленный виток

На их пути к сияющему раю.

Он сел на ящик, сжал до боли кулаки.

«Я вытерплю, – шептал он, замирая. —

Я всё стерплю. Мы с вами не близки.

Чем больше вы меня сейчас пинаете,

Чем глубже топчете в грязи моё лицо,

Тем слаще будет миг, когда узнаете,

Кто был всё это время подлецом».

И в полумраке, в тишине ангара,

Он снова стал Егором – тихим, никаким.

Лишь тень от скул на миг легла так яро,

Напомнив, что он был когда-то им… другим.

[30.06, 11:19] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ТРЕТЬЯ. ШЁПОТ В ТЕМНОТЕ

[Строфа 1]

Прошли года. Егор, согбенный и безликий,

Стал тенью в этом царстве медных жил.

Он больше не роптал, смиряя крики

Души своей, и молча дальше жил.

Он выучил устав их до последней точки,

Он знал, какой длины виток сакральный,

Где ставить клеммы, скобы и замочки,

В какой момент включать режим авральный.

Он стал своим. Он был настолько серым,

Настолько тихим, правильным и кротким,

Что перестал казаться лицемером

И стал для них примером, хоть и робким.

Они ему доверили ключи

От склада, где хранились реагенты.

«Смотри, Егор, и день и ночь молчи»,

Сказал ему глава под аплодисменты.

[Строфа 2]

И в этом тихом, сумрачном служенье

Он начал замечать другие тени.

Он видел страх, он видел униженье

Не только на своей, но и на их арене.

Он видел, как адепты соревнуются

В усердии, в доносах и в поклонах,

Как за спиной друг друга хмурятся, сутулятся,

Мечтая о наградах и погонах.

Великая идея о Никеле

Давно померкла, стала ширмой, маской,

За ней же души корчились и никли

В болоте зависти, под рабской лаской

Вождей помельче. Каждый строил фракцию,

Плёл интриги, собирая слухи,

И превращал священную абстракцию

В оружье против брата по разрухе.

[Строфа 3]

Однажды ночью, проверяя склад,

Егор услышал тихий разговор.

Два голоса, как ядовитый сад,

Вели неспешный, жуткий приговор.

Один принадлежал тому адепту,

Что старшим был и вечно хмур и строг.

Второй был новый, чуждый их концепту,

Холодный, будто ледяной клинок.

«Запасы на исходе, – молвил старший. —

Народ роптать начнёт, ослабнет вера».

«Народ – лишь стадо, – был ответ бесстрашный. —

Ему нужна суровая химера.

Мы скажем им, что враг украл запасы,

Тот самый, что убил вождя когда-то.

И гнев слепой направим в эти массы,

Чтоб жаждали они найти виноватого».

[Строфа 4]

Егор застыл, не смея шелохнуться,

За штабелем катушек и реле.

Он понял: это шанс, чтоб прикоснуться

К той правде, что гниёт в подвальной мгле.

Пришедший незнакомец был не прост,

Он говорил как власть имевший воин.

Его слова – как мост, железный мост

Туда, где настоящий враг устроен.

«Никеля ждёт, – продолжил голос хрипло. —

Его терпенье скоро подойдёт к концу.

Он хочет видеть, как восстанет глыба

Фанатиков, чтоб отомстить лжецу.

Устройте провокацию. Найдите

Козла отпущенья. Лучше из своих.

Того, кто тих. Кого вы обвините

Во всех грехах – и смертных, и мирских».

[Строфа 5]

«Есть у меня один, – ответил старший. —

Зовут Егор. Приблуда, поломойка.

Он слишком тих, какой-то он уставший,

Но предан делу, как цепная болонка.

Его никто не любит. Он – чужой.

Идеальная мишень для нашей цели.

Мы скажем, что он связан с сатаной,

Что это он опустошил доселе

Священные амбары. И толпа,

Что так его всегда пренебрегала,

С восторгом эту жертву примет, как крупа

Вбирает воду. Им так не хватало

Объекта ненависти. Он сгорит

На жертвенном костре под гимны наши».

[Строфа 6]

Герой наш слушал. Сердце не стучит,

Оно застыло ледяною чашей.

Так вот она, цена его смиренья,

Вот плата за года под маской рабской.

Он должен стать последним подношеньем

Для веры их, уродливой и тряской.

Он должен умереть не как герой,

А как предатель, жалкий и презренный,

Чтоб укрепить своей же головой

Тот самый строй, проклятый и растленный.

Какая ирония судьбы! Какая

Насмешка рока! Он, пришедший мстить,

Теперь стоял, от ужаса икая,

Готовый сам же в жертву угодить.

Но страх прошёл. И гнев пришёл на смену,

Холодный, острый, как хирурга нож.

Он не позволит им устроить сцену,

Где правда превращается во ложь.

[Строфа 7]

Он дождался, пока они уйдут,

И выскользнул из склада тенью быстрой.

Теперь он знал: минуты счётом идут,

И нужно действовать с отвагой тигра.

Он должен был найти того, второго,

Чей голос был как сталь и как приказ.

Он понял – это вестник от живого

Никели, что скрывался где-то от глаз.

Проследовать за ним, узнать, где бункер,

Где логово, где прячется паук.

И там, в конце пути, в последнем пункте,

Замкнуть порочный, гибельный круг.

Он побежал к воротам, прячась в мраке,

Сливаясь с хламом, с мусором ночным.

Он видел силуэт в потёртой фраке,

Что удалялся, будто лёгкий дым.

[Строфа 8]

Погоня началась. Беззвучный бег

По переулкам спящего района.

Герой наш был уже не человек —

Он был как гончая, что рвётся из загона.

Он перепрыгивал через заборы,

Скользил по крышам, по карнизам шёл.

Он забывал про споры, разговоры,

Он просто к цели своей шёл и шёл.

А впереди маячила фигура,

Спокойная, уверенная в шаге.

Она не знала, что её натура

Раскрыта в этом сумрачном овраге

Людских страстей. Что за спиной крадётся

Тот самый «тихий», тот «Егор-дебил»,

В ком пламя мести огненное вьётся,

Которого он сам же и сгубил.

[Строфа 9]

Они пришли к заброшенной котельной,

Где трубы ржавые тянулись к небесам.

Фигура постучала в люк поддельный

Три раза, подчиняясь злым часам.

И люк открылся. Изнутри пахнуло

Озоном, сыростью и чем-то злым.

Героя нашего вперёд толкнуло

Желание покончить с этим злом.

Он подождал, пока закроют люк,

И подобрался ближе, чуть дыша.

Он знал: теперь не будет больше мук,

Теперь решится всё, и не спеша

Он должен вскрыть этот стальной засов,

Проникнуть внутрь, в самое нутро

Змеиного гнезда, что без оков

Держало в страхе целое нутро.

[Строха 10]

Он вынул из кармана инструмент —

Нехитрый воровской набор отмычек.

Он научился этому в момент,

Когда отбросил груз своих привычек.

Замок поддался. Лязгнул тихо, глухо.

Он приоткрыл тяжёлый люк из стали.

И вниз шагнул, собрав остатки духа,

Туда, где демоны его так ждали.

Внизу горел тусклейший, жёлтый свет,

И лестница вела куда-то в бездну.

Он начал спуск. Назад дороги нет.

Он шёл на бой, на битву бесполезную

Иль на победу. Он не знал пока.

Но мрак сгущался, воздух стал плотнее.

И чья-то твёрдая, стальная рука

Внезапно схватила его за шею.

[30.06, 11:23] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ТРЕТЬЯ. ШЁПОТ В ТЕМНОТЕ

[Строфа 1]

Прошли года. Егор, согбенный и безликий,

Стал тенью в этом царстве медных жил.

Он больше не роптал, смиряя крики

Души своей, и молча дальше жил.

Он выучил устав их до последней точки,

Он знал, какой длины виток сакральный,

Где ставить клеммы, скобы и замочки,

В какой момент включать режим авральный.

Он стал своим. Он был настолько серым,

Настолько тихим, правильным и кротким,

Что перестал казаться лицемером

И стал для них примером, хоть и робким.

Они ему доверили ключи

От склада, где хранились реагенты.

«Смотри, Егор, и день и ночь молчи»,

Сказал ему глава под аплодисменты.

[Строфа 2]

И в этом тихом, сумрачном служенье

Он начал замечать другие тени.

Он видел страх, он видел униженье

Не только на своей, но и на их арене.

Он видел, как адепты соревнуются

В усердии, в доносах и в поклонах,

Как за спиной друг друга хмурятся, сутулятся,

Мечтая о наградах и погонах.

Великая идея о Никеле

Давно померкла, стала ширмой, маской,

За ней же души корчились и никли

В болоте зависти, под рабской лаской

Вождей помельче. Каждый строил фракцию,

Плёл интриги, собирая слухи,

И превращал священную абстракцию

В оружье против брата по разрухе.

[Строфа 3]

Однажды ночью, проверяя склад,

Егор услышал тихий разговор.

Два голоса, как ядовитый сад,

Вели неспешный, жуткий приговор.

Один принадлежал тому адепту,

Что старшим был и вечно хмур и строг.

Второй был новый, чуждый их концепту,

Холодный, будто ледяной клинок.

«Запасы на исходе, – молвил старший. —

Народ роптать начнёт, ослабнет вера».

«Народ – лишь стадо, – был ответ бесстрашный. —

Ему нужна суровая химера.

Мы скажем им, что враг украл запасы,

Тот самый, что убил вождя когда-то.

И гнев слепой направим в эти массы,

Чтоб жаждали они найти виноватого».

[Строфа 4]

Егор застыл, не смея шелохнуться,

За штабелем катушек и реле.

Он понял: это шанс, чтоб прикоснуться

К той правде, что гниёт в подвальной мгле.

Пришедший незнакомец был не прост,

Он говорил как власть имевший воин.

Его слова – как мост, железный мост

Туда, где настоящий враг устроен.

«Никеля ждёт, – продолжил голос хрипло. —

Его терпенье скоро подойдёт к концу.

Он хочет видеть, как восстанет глыба

Фанатиков, чтоб отомстить лжецу.

Устройте провокацию. Найдите

Козла отпущенья. Лучше из своих.

Того, кто тих. Кого вы обвините

Во всех грехах – и смертных, и мирских».

[Строфа 5]

«Есть у меня один, – ответил старший. —

Зовут Егор. Приблуда, поломойка.

Он слишком тих, какой-то он уставший,

Но предан делу, как цепная болонка.

Его никто не любит. Он – чужой.

Идеальная мишень для нашей цели.

Мы скажем, что он связан с сатаной,

Что это он опустошил доселе

Священные амбары. И толпа,

Что так его всегда пренебрегала,

С восторгом эту жертву примет, как крупа

Вбирает воду. Им так не хватало

Объекта ненависти. Он сгорит

На жертвенном костре под гимны наши».

[Строфа 6]

Герой наш слушал. Сердце не стучит,

Оно застыло ледяною чашей.

Так вот она, цена его смиренья,

Вот плата за года под маской рабской.

Он должен стать последним подношеньем

Для веры их, уродливой и тряской.

Он должен умереть не как герой,

А как предатель, жалкий и презренный,

Чтоб укрепить своей же головой

Тот самый строй, проклятый и растленный.

Какая ирония судьбы! Какая

Насмешка рока! Он, пришедший мстить,

Теперь стоял, от ужаса икая,

Готовый сам же в жертву угодить.

Но страх прошёл. И гнев пришёл на смену,

Холодный, острый, как хирурга нож.

Он не позволит им устроить сцену,

Где правда превращается во ложь.

[Строфа 7]

Он дождался, пока они уйдут,

И выскользнул из склада тенью быстрой.

Теперь он знал: минуты счётом идут,

И нужно действовать с отвагой тигра.

Он должен был найти того, второго,

Чей голос был как сталь и как приказ.

Он понял – это вестник от живого

Никели, что скрывался где-то от глаз.

Проследовать за ним, узнать, где бункер,

Где логово, где прячется паук.

И там, в конце пути, в последнем пункте,

Замкнуть порочный, гибельный круг.

Он побежал к воротам, прячась в мраке,

Сливаясь с хламом, с мусором ночным.

Он видел силуэт в потёртой фраке,

Что удалялся, будто лёгкий дым.

[Строфа 8]

Погоня началась. Беззвучный бег

По переулкам спящего района.

Герой наш был уже не человек —

Он был как гончая, что рвётся из загона.

Он перепрыгивал через заборы,

Скользил по крышам, по карнизам шёл.

Он забывал про споры, разговоры,

Он просто к цели своей шёл и шёл.

А впереди маячила фигура,

Спокойная, уверенная в шаге.

Она не знала, что её натура

Раскрыта в этом сумрачном овраге

Людских страстей. Что за спиной крадётся

Тот самый «тихий», тот «Егор-дебил»,

В ком пламя мести огненное вьётся,

Которого он сам же и сгубил.

[Строфа 9]

Они пришли к заброшенной котельной,

Где трубы ржавые тянулись к небесам.

Фигура постучала в люк поддельный

Три раза, подчиняясь злым часам.

И люк открылся. Изнутри пахнуло

Озоном, сыростью и чем-то злым.

Героя нашего вперёд толкнуло

Желание покончить с этим злом.

Он подождал, пока закроют люк,

И подобрался ближе, чуть дыша.

Он знал: теперь не будет больше мук,

Теперь решится всё, и не спеша

Он должен вскрыть этот стальной засов,

Проникнуть внутрь, в самое нутро

Змеиного гнезда, что без оков

Держало в страхе целое нутро.

[Строха 10]

Он вынул из кармана инструмент —

Нехитрый воровской набор отмычек.

Он научился этому в момент,

Когда отбросил груз своих привычек.

Замок поддался. Лязгнул тихо, глухо.

Он приоткрыл тяжёлый люк из стали.

И вниз шагнул, собрав остатки духа,

Туда, где демоны его так ждали.

Внизу горел тусклейший, жёлтый свет,

И лестница вела куда-то в бездну.

Он начал спуск. Назад дороги нет.

Он шёл на бой, на битву бесполезную

Иль на победу. Он не знал пока.

Но мрак сгущался, воздух стал плотнее.

И чья-то твёрдая, стальная рука

Внезапно схватила его за шею.

[30.06, 11:24] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ. ИСКРА ГНЕВА

[Строфа 1]

Но то была лишь ночь, лишь тень обмана.

Наутро он был снова раб Егор.

И новая волна из злого океана

Уже неслась на этот тихий двор.

Ему велели ставить распредкоробку

На стену, где сплетались провода.

И он, свою печаль запрятав в скобку,

Принялся за работу, как всегда.

Но каждый шаг его, движенье каждое

Следило сразу десять пар очей.

Им было нестерпимо это, жаждою

Наполнена душа была ничьей.

Они шептались, тыкали перстами:

«Смотрите, как он держит дюбеля!

Он оскверняет их своими руками!

Под ним горит священная земля!»

[Строфа 2]

«Не той стороной! – выкрикнул новичок. —

Ты должен повернуть её на север!

Так сказано в писании! Дурачок,

Ты внёс в работу дьявольский посев!»

«А уровень где? – вторил ему другой. —

Ты ставишь на глаз, словно ты язычник!

Лишь лазерный отвес, наш дорогой,

Достоин быть здесь главный пограничник!»

Они толкались, лезли под руку,

Давали сотни глупых указаний,

Вгоняя дух его в тоску и муку

Бессмысленных и злых повелеваний.

Егор молчал. Он делал всё, как скажут.

Переставлял, сверлил и снова мерил.

Он знал: они ему сейчас покажут

Всю глубину той веры, что измерил

Он ночью, в логове у их вождя.

[Строфа 3]

Закончив с коробом, он взялся за контакты.

Один из проводов был стар и тёмен,

Окислился, нарушив все контракты

С потоком тока, был почти бездомен

В цепи священной. И Егор, по знанью,

Что получил в той, прошлой, честной жизни,

Достал свой нож и лёгким прилежаньем

Стал счищать окисел, чтоб не было в нём слизи,

Чтоб медь блеснула снова, как живая,

Готовая принять заряд священный.

Он делал то, что нужно, понимая,

Что так контакт становится нетленный.

Но этот жест, простой и очевидный

Для всякого, кто знал законы Ома,

Для секты стал причиной самой видной

Для ярости, для гнева и погрома.

[Строфа 4]

«Что делаешь ты, еретик проклятый?!» —

раздался крик, подобный вою зверя.

Тот самый старший, злобою объятый,

Поднял свой палец, никому не веря.

«Ты оскверняешь провод! Ты ножом

Срезаешь слой священной благодати!

Налёт веков, что дан нам был вождём,

Ты рушишь! Мы тебя утопим в каде!»

Толпа взревела. Этот тёмный налёт

Считался ими знаком высшей силы,

Печатью времени, что ток влечёт

К себе, в глубины медленной могилы.

Они считали: чем провод темней,

Тем он духовней, опытней и старше.

А он очистил! Сделал светлей!

И нет поступка вероломней, гаже!

[Строфа 5]

«Он – враг! Он – тот, о ком предупреждали!» —

кричал адепт, что ночью слушал шёпот.

«Он хочет нашу веру ввергнуть в дали

Безверия! Мы слышим смерти топот!

Он чистит медь, чтоб ослабить сигнал,

Чтоб Никеля не слышал нас отныне!

Он продался врагу! Он совершил аврал

В святая святых! Смерть ему, гордыне!»

И эта ложь, что родилась в ночи

Как хитрый план, теперь нашла свой повод.

Толпа, как стая дикой саранчи,

Увидела в Егоре страшный довод

Своим же страхам. Ненависть, что тлела

К нему годами, вспыхнула огнём.

Их вера, что на глупости сидела,

Нашла опору в безумстве своём.

[Строфа 6]

Его схватили. Десять сильных рук

Вцепились в плоть, ломая и калеча.

Тащили прочь, смыкая мёртвый круг,

Его судьбу навеки обеспечив.

Он не сопротивлялся. Он смотрел

На их глаза, горящие безумством.

Он видел в них свой собственный расстрел,

Свершённый с первобытным, диким чувством.

Он видел страх. Они боялись света,

Который он принёс на кончике ножа.

Боялись правды, истины, ответа,

От этой мысли бешено дрожа.

Их тёмный мир, построенный на лжи

И на обрядах, смысла лишённых,

Не вынес блеска меди. Виражи

Судьбы его были предрешены.

[Строфа 7]

«В подвал его! В темницу! До суда!» —

командовал предатель, старший мастер.

«Пусть там сидит! Не выйдет никогда!

Он – демон, он – источник всех напастей!»

Его швырнули вниз по лестнице крутой,

В сырой и тёмный погреб, полный крыс.

И заперли за дверью за стальной,

Исполнив свой безумнейший каприз.

Егор лежал на каменном полу,

Разбитый, в синяках, но не сломлённый.

Он проиграл. Он проиграл игру,

Толпою дикой к смерти присуждённый.

Но странно, в этой тьме, в этой тиши,

Где пахло плесенью и безысходностью,

Он не почувствовал упадка души.

Он ощутил себя вдруг с новой годностью.

[Строфа 8]

Он понял: он их всколыхнул. Он смог

Одним движением, правильным и честным,

Сломать их ритуал, нарушить слог

Их веры, в этом мире слишком тесном.

Он показал им свет, а то, что свет

Их ослепил и превратил в зверей, —

Не в нём вина. Назад дороги нет.

Он стал опасней, стал ещё мудрей.

Теперь он не был тенью. Он был враг.

Враг явный, названный, определённый.

И это был его победный флаг,

В темнице этой кровью окроплённый.

Он знал, что скоро за ним придут.

Что будет суд. Что будет казнь, возможно.

Но это будет их последний труд.

Он улыбнулся в темноте тревожно.

[Строфа 9]

Он вспомнил руку, что в ночной тиши

Схватила его за горло в подземелье.

Тогда его спасли. «Не соверши

Ошибки», – прошептали, как в похмелье.

То был охранник Никели. Егор

Тогда прикинулся испуганным до смерти.

И тот, поверив в этот жалкий вздор,

Отправил прочь его из круговерти.

«Ты видел то, что не положено. Сиди

И молчи, если жизнь тебе дороже».

Егор молчал. Но где-то впереди

Он знал, что встретит эту злую рожу.

Теперь он в клетке. Но и враг раскрыт.

Вся секта знает имя «преступника».

И этот фарс, что скоро предстоит,

Станет началом их конца, их крика.

[Строфа 10]

Он сел, прижавшись к влажной стене.

И стал готовиться. Не к смерти, нет. К сраженью.

Он будет говорить наедине

С их страхом, с их великим заблужденьем.

Пусть у него лишь слово. Но порой

Одно лишь слово, брошенное в души,

Способно сокрушить весь этот строй,

Как будто взрывом изнутри разрушив.

Он будет их последним испытаньем.

Он станет зеркалом для их уродства.

И пусть его последним будет знаньем

Прозрение их жалкого сиротства.

Он ждал. И в темноте его глаза

Привыкли к мраку и горели ярко.

Над сектой собиралася гроза.

И было душно. И смертельно жарко.

[30.06, 11:33] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ПЯТАЯ. СЕМЬ КРУГОВ ПОСВЯЩЕНИЯ

[Строфа 1]

Суд не свершился. Ночью к нему снова

Пришёл тот старший, что кричал «Распни!».

«Ты осквернил наш провод. Это слово

Вождя. Но он даёт тебе огни

Надежды. Докажи, что ты не враг.

Что твой поступок – лишь ошибка, глупость.

Пройди семь испытаний. Сделай шаг

Навстречу нам, отбросив злую тупость.

Коль сможешь ты, как мы, вершить дела,

Тогда простим». Егор кивнул устало.

Душа его от ярости была

Чернее стен сырого подвала.

Он должен был играть. Играть в раба,

В ученика, в раскаявшегось вора.

Такая вот насмешница-судьба

Назначила ему роль суфлёра

В театре абсурда, где каждый жест – обман.

[Строфа 2]

И первое – «Священное Штробленье».

Ему вручили ржавое зубило.

«Ты должен выбить, – молвили в моленьи, —

Канал для света, чтоб добро ожило.

Но не по линии, что чертит разум твой,

А по наитию, как скажет сердце.

Пусть поведёт тебя поток живой,

Открой души своей потайную дверцу».

Егор вздохнул. И начал бить по стене,

Ведя штробу не прямо, а зигзагом,

Как будто бы в горячечном огне,

Под их довольным, похотливым взглядом.

Он делал паз кривым, неглубоким, косым,

Бессмысленным для всякого монтажника.

«Он чувствует! – шептали. – Он ведом!

Он больше не приспешник сатанинского багажника!»

[Строфа 3]

Второе – «Таинство Коробки». На стене

Он должен был её установить.

Но не по уровню, а в тишине

Прислушаться, как станет говорить

Стена с тобою. «Где она гудит,

Где точка силы, там и ставь обитель

Для будущих контактов», – говорит

Наставник, их верховный предводитель.

Егор прижал ухо к холодной штукатурке,

Закрыл глаза, изображая транс.

И ткнул перстом в то место в закоулке,

Где был бы худший для монтажа баланс.

Там, где потом тянуть сложнее провод,

Где крепежа не хватит и на треть.

«Он зрит! – кричали. – Вот вам веский довод!

Он видит то, что нам не рассмотреть!»

[Строфа 4]

И третье – «Чистка». Но не меди блеск

Им нужен был, а ритуал иной.

Ему вручили пук сухой древесной трески

И приказали: «Этой сединой

Ты должен не счищать, а натирать

Священный окисел, чтоб стал он гуще.

Чтоб мог он больше благости вбирать,

Для душ заблудших и для душ имущих».

И он, скрипя зубами, гнев тая,

Сухой щепой возил по проводам.

Не очищал, а грязь ещё слоя,

Шептал бессмысленные «трам-тарам»,

Что выдавал за древнюю молитву.

«Он кается! – рыдал один адепт. —

Он понял суть! Он выиграл битву

С гордыней знанья!» И смешной концепт

Их веры принял нового пророка.

[Строфа 5]

Четвёртое – «Прозвон». Но не прибором,

Не тестером, где цифры и огни.

«Ты должен языком, – сказали хором, —

Коснуться клемм. И если есть они —

Разрывы в цепи – ты познаешь горечь.

А если цепь едина и чиста,

Почувствуешь ты сладость, наша сволочь,

Как будто прикоснулся до Христа».

Егор был инженер. Он знал прекрасно,

Что нет на клеммах этих напряженья.

И он, изобразив, что жизнь ужасна,

Лизнул контакт. И сделал выраженье

Блаженства на лице. «О, сладость! Ток

Священный цел! Я чувствую единство!»

И рухнул на колени у их ног.

Они узрели в этом акт крестинства.

[Строха 6]

И пятое – «Лампады Возжиганье».

Вкрутить простую лампочку. Но нет!

Не правой, а лишь левою рукою,

Чтоб тёмный победить в себе завет.

И делать три шага назад, вперёд четыре,

И дунуть на неё, изгнав печаль.

И лишь потом, в их сумасшедшем мире,

Вкрутить её в патрона злую даль.

Он всё исполнил. Прыгал, дул, крутил,

Как будто был он клоун на арене.

И каждый жест его им говорил,

Что он готов к чудовищной измене —

Измене разуму, измене ремеслу.

Он предавал всё то, чем раньше жил.

И эту жертву, эту злую мглу

Он на алтарь их веры положил.

[Строфа 7]

Шестое – «Острота Святого Духа».

Ему вручили сломанный резец.

«Ты должен заточить его без слуха,

Без зрения, как истинный творец.

Направь свой дух на кончик инструмента,

И станет он острее, чем булат».

Егор ушёл в ангар. И в два момента

Достал из сапога припрятанный наждак.

Он быстро заточил резец до блеска,

Потом убрал свой камень под верстак.

И вышел к ним. И резал сталь так дерзко,

Как будто впрямь помог ему пустяк —

Слепая вера. Секта ликовала.

«Он смог! Он силой мысли правит сталь!»

Их вера в чудо снова пировала,

Глядя в туманную, безумную даль.

[Строха 8]

Последнее – «Найти Разрыв». Но снова

Не тестером, а рамкой из лозы.

«Иди, ищи, где оборвалось слово

Электричества, где козни сатаны».

Егор взял рамку. Он-то точно знал,

Где сам вчера устроил обрыв цепи.

Он шёл по цеху, будто бы искал,

И падал в транс, и бормотал нелепо.

И точно вышел к нужному щитку,

Где рамка в пальцах трепетно забилась.

«Здесь! – крикнул он. – Я чую за версту

Ту боль, что в проводе остановилась!»

Он указал на клемму. И когда

Её вскрыли, там был обрыв ноля.

Толпа застыла. «Чудо! Господа!

Пред нами тот, кого ждала земля!»

[Строфа 9]

Он выдержал. Он вытерпел. Прошёл

Все семь кругов унижения и бреда.

Он в их глазах величие обрёл,

И в нём узрели знак, что близко победа

Над всеми их врагами. Старший мастер

К нему приблизился и руку положил

На плечо. «Прости нас, о, фломастер

Судьбы! Ты доказал, что честно жил

И лишь ошибся. Мы тебя прощаем.

Ты – брат наш. Ты теперь один из нас.

Мы тайну главную тебе вверяем.

Готовься. Скоро прозвучит приказ».

Егор стоял, опустив глаза,

Чтоб скрыть в них пламя ледяного гнева.

Над этим сборищем уже висит гроза.

И он – её посев. И он дождётся сева.

[30.06, 11:47] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ШЕСТАЯ. ВОЙНА СХИЗМАТИКОВ

[Строфа 1]

Он думал, что прошёл. Но нет, почёт

Был лишь туман, лишь дымка над болотом.

Его хвалили, но вели учёт

Всем его вздохам, всем его работам.

К собраниям святым не допускали.

«Ты новообращённый, – молвил старший. —

Твой дух ещё не крепче хрупкой стали.

Ты должен доказать, что ты не ставший

На путь наш от отчаянья и страха,

А по велению души. Ты должен

Служить мечом для нашего Аллаха,

Твой старый мир тобою быть низложен».

Ему давали чёрную работу:

Чинить проводку в самых грязных норах,

Носить катушки, проявлять заботу

О старых генераторах в подвалах-коридорах.

[Строфа 2]

И он трудился, злобу затаив,

Искал момент, искал свою лазейку.

И случай, будто козырь предъявив,

Подбросил ему новую затейку.

Он услыхал в курилке разговор

О «схизматиках», о «ереси проклятой»,

Что где-то рядом свой ведёт дозор,

Их вере угрожая лютой платой.

То были «староверы» из другого

Района, где стояла АЭС.

Они служили не Никелю, а слову

Иному, что послал им с неба бес.

Они считали ток от АЭС священным,

А ток подстанций – грязным, сатанинским.

Их спор был вечным, долгим и растленным,

Наполненным презрением звериным.

[Строфа 3]

«Они опять вредят! – кричал адепт. —

Минувшей ночью на столбе высоком

Повесили свой мерзкий амулет —

Оплавленный кусок урана! Роком

Грозят они! Хотят обесточить

Наш сектор, чтоб свою заразу впрыснуть!»

Егор стоял и слушал, что есть мочи,

И понял: вот он, шанс, чтоб ввысь присвиснуть.

Он выступил вперёд. В его глазах

Плескалась ярость (впрочем, настоящая).

«Доколе?! – крикнул он, забыв про страх. —

Доколе эта нечисть говорящая

Нас будет оскорблять? Позвольте мне,

Как новому, но яростному брату,

Ответить им! Сгореть в святом огне,

Но защитить священную ограду!»

[Строфа 4]

Наставники нахмурились. «Ты слаб,

Ты новобранец, пылкий и зелёный».

«В том сила! – не сдавался дерзкий раб. —

Они меня не знают! Ослеплённый

Их ересью, я к ним приду как свой,

Как будто бы разочарован в вас.

Я разузнаю их пароль и вой,

И в самый тёмный и позорный час

Нанесу удар! Я знаю их приборы,

Их схемотехнику, их слабые места.

Я инженер! Мои слова – не вздоры!

Моя им месть будет проста и зла!»

Он говорил так страстно, так умело,

Что в их глазах зажёгся интерес.

Использовать его для злого дела,

Чтоб он понёс их веры тяжкий крест.

[Строфа 5]

«Что ж, – молвил старший после долгих дум. —

Иди. Но знай, коль ты обманешь нас,

Тебя найдёт наш самый страшный суд,

И не спасёт тебя твой лживый глас.

Но если сможешь ты разрушить их

Святилище, их главный терминал,

Тогда войдёшь ты в круг избранников моих,

И ждёт тебя невиданный финал».

Ему дали карт-бланш. И он пошёл,

Один, без помощи, в логово врага.

Он чувствовал, как будто бы нашёл

Свою тропу, где не видны берега.

Он шёл не мстить за веру их смешную,

А сеять хаос, стравливать пауков.

Он шёл вести свою войну, иную,

Освобождаясь от своих оков.

[Строфа 6]

Он прибыл в их район. Там пахло гарью

И озоном, но иным, чужим.

Их символы висели странной тварью

На проводах. Он шёл, как пилигрим,

К их базе – старому НИИ у АЭС.

Он знал, что просто так его не примут.

Он должен был устроить им процесс,

Который все сомнения отнимет.

Он нашёл их магистральный кабель,

Что питал их главный серверный алтарь.

И, применив все знанья, что имел,

Он поступил как встарь, как самый дикарь.

Он не порвал его. О, нет, то грубо.

Он лишь немного повредил экран,

Чтоб вызвать фон, помехи, очень глухо,

Чтоб в их цепях завёлся злой дурман.

[Строфа 7]

Потом он постучал в их дверь. «Я к вам

От тех, кто служит грязной подстанции.

Я больше не могу служить богам,

Что строят веру на одной лишь акции

Презрения к другим. Я видел свет

Ваш, атомный, великий и могучий.

Хочу служить ему. Вот мой обет».

Его встретили хмуро, словно тучи.

Но в этот миг в их зале загудело,

Завыли сирены, замигал экран.

«Помехи! Фон! Нечистое дело!

Враги наводят порчу и обман!»

И тут Егор, как будто бы случайно,

Сказал: «Похоже на пробой экрана.

Наводка от соседнего трамвая.

Проверьте кабель. В этом вся отрава».

[Строфа 8]

Они презрительно взглянули на него.

«Что может знать приспешник медной веры?»

Но всё ж послали техника. И тот, о-го,

Нашёл пробой! И рухнули барьеры.

Как он узнал? Откуда это знанье?

«Нас так учили, – скромно врал Егор. —

Мы изучали ваши заклинанья,

Чтоб победить вас в споре с давних пор».

Он показал им слабость, но при этом

Он показал и знание, и мощь.

Он стал для них загадочным билетом

В мир их врага, в ту непроглядную ночь.

Его пустили. Начался допрос.

И он им врал. Про Никеля, обряды.

И на любой каверзнейший вопрос

Давал ответы, полные отравы.

[Строха 9]

Он так смешал в словах и ложь, и правду,

Так описал порядки их врагов,

Что «староверы» видели награду

В его речах, в конце-то всех концов.

Он стал для них ценнейшим информатором,

Ключом к победе в их священной битве.

Они ему доверились, и матом

Кропили тех, кто жил в другой молитве.

Егор ходил по их священным залам,

Изучал схемы, планы, пульты, коды.

И сердце его злобно ликовало:

Он получил доступ к силам природы!

Он был внутри. Он стал двойным агентом.

И те, и эти верили ему.

Он мог одним движением, моментом

И тех, и этих ввергнуть в злую тьму.

[Строфа 10]

Он выбрал ночь. Когда луна, как череп,

Светила тускло с чёрных облаков.

Он подошёл к центральному их серверу,

Где билось сердце атомных богов.

Он знал, как вызвать перегрузку в сети,

Но не простую, а цепную, злую.

Чтоб ток пошёл гулять по белу свету,

Вернувшись на подстанцию чужую.

Он стравит их. Он их столкнёт лбами.

Удар отсюда вызовет пожар

На базе «Никеля». И их рядами

Пройдёт смертельный, огненный угар.

Он улыбнулся. Он – не раб, не воин

Ни тех, ни этих. Он – судья и рок.

И этой чести он один достоин.

Он повернул последний рычажок.

[30.06, 11:49] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА СЕДЬМАЯ. МАСКА ИЗ ПЕПЛА

[Строфа 1]

Но прежде чем идти в стан «староверов»,

Он знал: лицо его – его же приговор.

Ведь мир электриков – не мир парфюмеров,

Здесь помнят всех, кто вёл хоть раз с ним спор.

Он не был больше тем Егором, нет.

Он сжёг мосты и документы сжёг.

Он выковал себе иной билет

В тот мир, где каждый шаг был одинок.

Он стал «Андреем». Имя – как гранит,

Простое, твёрдое, не вызывало дрожи.

Легенда, что в душе его хранит

Обиду на весь свет, на злые рожи.

Но имя – звук. Легенда – лишь слова.

Нужна была последняя деталь:

Чтоб не узнала бывшая братва,

Чтоб скрыть лица предательскую сталь.

[Строфа 2]

Он отыскал в трущобах хирурга-самоучку,

Что практиковал в грязном подвале.

Тот брал за труд не деньги, а закрутку

Из медных жил, что в дефиците стали.

«Мне нужно стать другим, – сказал Андрей. —

Чтоб даже мать родная не узнала».

Хирург кивнул: «Нет ничего мудрей,

Чем сбросить лик, когда судьба достала».

Под тусклой лампой, скальпелем простым

Он правил скулы, нос, менял разрез

Усталых глаз. И под наркозом злым

Андрей увидел, как его навес

Привычных черт сползает, исчезает,

Как будто маска из сырого воска.

И новая гримаса проступает,

Жестокая, холодная и жёсткая.

[Строфа 3]

Прошли недели в боли и в бинтах.

Он жил в подвале, слушая, как крысы

Скребутся, отражаясь в его снах

Как тени прошлого, как злые актрисы.

Когда же он снял бинт в последний раз,

Из зеркала, покрытого разводами,

Смотрел чужой. Холодный, мёртвый глаз,

И шрамы, ставшие его народами,

Его историей, его гербом.

Он был теперь суровый, битый жизнью

Мужчина с переломанным хребтом

Судьбы, готовый к будущей отчизне.

Легенда обрела свою печать.

Теперь он был не просто беглый раб.

Он был боец, умеющий молчать,

Которого сломать пытался штаб

Врага, но не сумел. Он стал сильней.

[Строфа 4]

И с этим новым ликом он пошёл

К «атомщикам», к служителям урана.

И свой спектакль уверенно завёл,

Как было в нашем предыдущем плане.

Его схватили. Начали допрос.

С пристрастием, с угрозами, с давленьем.

И первый их логический вопрос

Был о лице, что стало откровеньем

Страданий. «Кто ты? Кто тебя пытал?»

– спросил их главный, глядя на рубцы.

«Те, от кого я к вам сейчас сбежал, —

Ответил он. – Подстанции жрецы».

И он поведал им свою легенду,

Что много раз проверил и заучил.

Про то, как он посмел в их пропаганду

Не верить, и за то ответ получил.

[Строфа 5]

«Я был у них инженером простым,

Пока не понял суть их тёмной веры.

Я говорил, что ток ваш не сравним

С их грязным, что достоин он пещеры.

За эту правду был я схвачен, бит.

Они пытались выжечь мою память.

Но дух мой не был до конца убит,

И я сбежал, чтоб к вашему знамени

Примкнуть. Чтоб отомстить за униженье,

За боль, за шрамы, за моё лицо.

Я знаю их проводку, их движенье.

Я стану вашим праведным косцом».

Он говорил, и шрамы говорили

Красноречивей всяких громких слов.

Они в его рассказ почти поверили,

Но всё же ум их был ещё суров.

[Строфа 6]

Проверка началась. Десятки раз

Его таскали на допросы снова.

Меняли тактику, просили рассказать

Детали быта, каждого былого

События. Они сверяли факты,

Искали в них малейший разнобой.

Пытались заключить с ним пакты,

Потом опять грозили кочергой.

Они пускали слухи, что поймали

Его друзей, и слушали ответ.

Они ему других людей являли,

Крича: «Вот он! Он твой подельник, нет?»

Но он держался. Легенда была прочной,

Как сталь брони. В ней не было имён,

Лишь общие детали, но заточной

Была обида, что горела в нём.

[Строфа 7]

Последний тест. Его привели в зал,

Где на экране – лица их врагов.

«Смотри, – сказал начальник. – Я достал

Архив подстанции. Найди своих богов,

Тех, кто пытал тебя». И сотни лиц

Мелькали перед ним. И он узнал

Их всех: и старшего, и молодых девиц,

Что подавали гвозди. Он стоял,

И сердце билось бешено и гулко.

Один неверный взгляд, один кивок —

И вся его безумная прогулка

Закончится. Он должен быть жесток.

Он ткнул в экран, но не в лицо наставника,

А в морду рядового охранника.

«Вот этот. И ещё вон тот, у лавочника».

Он выбрал тех, кто был внизу иерархии.

[Строфа 8]

«А старший? Мастер? Главный их пророк?»

– спросил начальник, щуря хитрый глаз.

«Не видел, – покачал главой Андрей. – Был мрак.

Меня пытали те, кто ждёт приказ.

Большие шишки рук не марают. Им

Достаточно отдать команду „фас“.

Я помню лишь исполнителей. Таким

Как я, вождей не кажут напоказ».

И это был финальный, верный ход.

Он показал, что был лишь мелкой сошкой,

Что подтверждало весь его рассказ.

И лёд растаял. Тоненькой дорожкой

К нему поплыло хрупкое доверье.

Начальник хлопнул по плечу его.

«Что ж, парень. Мы тебе, пожалуй, верим.

Ты видел ада самого нутро».

[Строха 9]

И вот теперь он был допущен в цех,

Где он «случайно» знанием блеснул

Про кабель и наводки от помех,

Чем в их глазах свой статус раздул.

Теперь он был не просто перебежчик,

А мученик, герой и ценный кадр.

Он был ходячий, раненый разведчик,

Что знает вражеский гнилой театр.

Он получил доступ к пультам, схемам,

К святая святых атомной души.

И начал подготовку к тем проблемам,

Что он им принесёт в ночной тиши.

Он был теперь Андрей. Суровый, в шрамах.

Егор остался в прошлом, будто в снах.

И месть его, что зрела в этих драмах,

Была остра, как ледяной монах.

[30.06, 11:50] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ВОСЬМАЯ. ЧУЖОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

[Строфа 1]

Он шёл по их гудящим коридорам,

Где пахло озоном и тревогой.

И был для них неясным, смутным вздором,

Пришельцем с проклятой дороги.

Они не знали имени «Егор»,

Им это имя было – звук пустой.

Они не видели его в упор

В той, прошлой жизни, за стеной густой

Вражды, что разделяла их миры.

Две секты, две змеи в одной корзине,

Не знали лиц друг друга до поры,

Лишь ненавидели по злой причине.

Они сражались с символом, с идеей,

С понятием «нечистого» тока.

Андрей же был для них живой трофеей,

Что сам пришёл из вражьего потока.

[Строфа 2]

Его лицо, изрезанное шрамом,

Служило лучшим из удостоверений.

Оно кричало о жестоких драмах,

Не требуя иных заверений.

Они смотрели на него и видели

Лишь то, что сами жаждали узреть:

Печать своих врагов, что в нём сидели,

Как будто в клетке пойманная смерть.

Им и не нужно было знать, кем был

Он раньше. Был ли он вообще когда-то.

Он из небытия для них приплыл,

Солдат, обиженный своим комбатом.

И эта безымянность, эта мгла

Вокруг его фигуры до «побега»

Лишь укрепляла веру. Ложь могла

Расти свободно под покровом снега

Забвения, что он принёс с собой.

[Строфа 3]

Он был актёр на сцене мировой,

Где каждый зритель видел то, что хочет.

Для «Никеля» он был слуга хромой,

Что кается и милости пророчит.

Для «Атома» – измученный герой,

Что вырвался из лап исчадий ада.

А сам с собой он был самим собой —

Судьёй, что ждёт заслуженной награды.

Он стравливал их, дёргая за нити

Их страхов, их невежества и веры.

Он говорил: «Я знаю, как найти их

Слабейший узел в их гнилой пещере».

И те, и эти жадно слушали его,

Не видя в нём ни капли лжи и фальши.

Ведь он давал им то, что естество

Их требовало: двигаться лишь дальше

По лестнице вражды, по спирали зла.

[Строфа 4]

Он плёл свою искусную интригу,

Как будто бы писал роман в стихах.

Одним он тайно составлял веригу

Из их же проводов, вселяя страх.

Другим шептал про слабости защиты,

Про коды доступа, про время смен.

И все его слова были прошиты

Той правдой, что он знал как инженер.

Он не придумывал. Он лишь подсвечивал

Реальные огрехи их систем.

И этим самым он увековечивал

Свой статус гения, что чужд дилемм.

Он стал для них необходим, как воздух,

Как главный козырь в будущей войне.

И в этих двух враждующих колхозах

Он был единственным, кто был в цене.

[Строфа 5]

И вот настал тот час. Та ночь расплаты,

Когда должны столкнуться два титана.

Когда по плану, им же и начатому,

Польётся кровь из вражеского крана.

Он был у пульта «староверов». Рядом

Стоял их вождь, предчувствуя триумф.

«Давай, Андрей! Убей их своим ядом!

Пусть взвоет их электриковый гунн!»

Андрей кивнул. Его лицо – гранит.

Он ввёл пароль, что выкрал так умело.

И главный терминал теперь хранит

В себе заряд для праведного дела.

Он запустил программу. Ток пошёл

Невиданной, чудовищной волною

По кабелям. И он свой путь нашёл

К подстанции, что скрыта за стеною.

Но в коде был ещё один секрет…

[Строха 6]

Удар по «Никелю» был лишь началом.

Лишь отвлечением для глупых глаз.

Программа, став безжалостным кагалом,

Вернула ток ответный в тот же час.

Но не простой, а с кодом искаженья,

Что бил по самым главным их щитам.

Он вызвал цепное перенапряженье

Не там, а здесь, по атомным цехам!

Пока «староверы» смотрели на экраны,

Где полыхала вражеская база,

Их собственная система рвала раны

В себе самой, как смертная проказа.

Завыли их сирены. Свет погас.

И в темноте раздался треск и грохот.

Их вождь взглянул на профиль в анфас

Андрея. И услышал смерти хохот.

[Строфа 7]

«Что сделал ты?!» – в безумии кричал

Вождь «атомщиков», видя крах системы.

Андрей смотрел, как догорал причал

Его двуличной, огненной поэмы.

«Я? – он ответил тихо. – Я воздал

Всем по заслугам. Каждому – своё.

Вы оба строили свой мир на скалах

Из глупости. Вот ваше бытиё».

Он развернулся и пошёл во мрак,

Оставив за спиной два адских круга.

Он был никем. Он был простой маньяк

По справедливости. И лучшим другом

Ему был хаос, что он сотворил.

Он не был ни Егором, ни Андреем.

Он был лишь тем, кто свет похоронил

Под пеплом их безумных батарей.

[30.06, 11:52] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ДЕВЯТАЯ. ЦЕРКОВЬ ОПЛАВЛЕННЫХ РОГОВ

[Строфа 1]

Прошли года. На выжженной земле,

Где некогда сражались две химеры,

Возник уродливый нарост во мгле,

Последний оплот искажённой веры.

Из тех, кто выжил в пламени двойном,

Собралась горстка самых одержимых.

Они в безумии своём больном

Нашли виновных, как всегда, невинных.

Они решили, что великий бог,

Их Никель, покарал и тех, и этих

За недостаток веры, за порок

Сомнений в догмах, в истинах отпетых.

А он, Андрей, был ими же прославлен,

Как вестник гнева, как святой палач.

Их разум был окончательно отравлен,

Их мир был слеп, их горизонт был зряч.

[Строфа 2]

Они отстроили свою святыню

На месте старой, взорванной подстанции.

И принесли в неё, как образину,

Остатки главной трансформаторной акции.

То был огромный, медный изолятор,

Оплавленный, сгоревший, почерневший.

Два вывода, как рога, торчали. Автор

Сего творенья, в хаосе узревший

Свой страшный лик, смотрел на это молча.

Они назвали идола «Святой Никóла».

И выли перед ним по-волчьи,

Моля о ниспослании укола

Энергии в их мёртвые кварталы,

Что погрузились в темноту и холод.

Их ритуалы стали как кабалы,

Их вера – вечный, неуёмный голод.

[Строфа 3]

Андрей, их «праведник», их «меч господний»,

Стал жить средь них. Но не царём, не братом.

Они боялись силы преисподней,

Что он носил в себе, как запертый атом.

«Ты свят, – сказал им новый их пророк, —

Но свят для битвы, а не для молитвы.

Твоё касанье – огненный клинок,

Твои слова острее острой бритвы.

Ты не посмеешь к алтарю ступать,

Ты будешь жить как самый низший послушник.

Твоя задача – прах с него сметать

И охранять наш главный подстаканник».

Так он, герой их огненной легенды,

Стал призраком, уборщиком, рабом.

Ему бросали жалкие презенты

Из чёрствого пайка перед столбом.

[Строфа 4]

Он принял эту роль. А что иначе?

Бежать? Куда? Весь мир теперь – руины.

Он был усталым, старым, неходячим

По духу, средь уродливой картины,

Что сам же с упоением писал.

Он видел в этом высшую насмешку

Судьбы. Он – бог, что сам себя вписал

В рабы к себе, в последнюю пешку.

Он жил в каморке, где гуляли ветры,

И каждый день ходил в холодный храм.

И подметал священные метры

Вокруг того, что было просто хлам.

Он видел, как они ведут детей

К оплавленной железке, как к иконе,

И учат их бессмыслице своей

В последнем на земле безумном схроне.

[Строфа 5]

Ему доверили одну лишь «честь»,

Как самому презренному созданью,

Чья святость – это огненная месть,

А не любовь к святому мирозданью.

Раз в сутки, на закате, он входил

В пустой и гулкий зал, где пахло медью.

И на колени молча падал. Был

Один наедине с последней снедью

Своей гордыни. Он подполз к столбу,

Где возвышался идол двухголовый.

И должен был свою явить мольбу,

Свершая ритуал для них не новый.

Он должен был, как знак повиновенья

И признак самой низшей касты слуг,

Лобзать рога, прося у них прощенья

За то, что свят и замыкает круг.

[Строфа 6]

И он, творец всего, Андрей, Егор,

Строитель хаоса, судья и мститель,

Чей разум был отточен и остёр,

Как скальпель, как небесный истребитель,\nСклонялся ниц. И в ледяной тиши,

Чтоб видели дозорные в проёме,

Касался лбом и краешком души

Холодной меди в этом содоме.

Он целовал оплавленные роги

Того, что было лишь его работой,

Его ошибкой, суммой всех тревог.

И чувствовал себя последней рвотой

Эпохи, что погибла безвозвратно.

Он целовал свой собственный позор.

И это было страшно и понятно,

Как самый справедливый приговор.

[Строфа 7]

Он не был больше ни судьёй, ни богом.

Он стал живым памятником себе.

Ходячим, серым, скорбным эпилогом

К своей безумной, яростной борьбе.

Он видел в лицах новых прихожан

Не страх, не уважение, а жалость

К юродивому, что судьбою рван,

Чья сила – это и его же слабость.

Они давали милостыню «святому»,

Чтоб он за них молился у рогов.

И он кивал устало, по-простому,

И принимал еду из рук врагов,

Которых сам же и создал из праха

Своих былых, поверженных врагов.

И не было в нём ни огня, ни страха,

Лишь пустота у вечности порогов.

[Строфа 8]

Порой ночами он сидел в каморке

И чертежи на стенах выводил

Куском простого угля. Те задворки

Хранили память, что он не забыл.

Он строил схемы новых генераторов,

Что могли б дать тепло и яркий свет.

Он был последним из реставраторов

Того, чего на свете больше нет.

Но утром он стирал всё серой тряпкой,

Чтоб не увидел кто-то невзначай.

Чтоб не сочли за ересь, за охапку

Дров для костра. И пил холодный чай.

Он понял: знание теперь – проклятье.

Оно опасней всякого ножа.

И лучше быть в убогом, рваном платье

Святым рабом, чем умным госпожа.

[Строфа 9]

Так он и жил. И целовал металл.

И слушал бредни нового пророка.

И молча ждал, когда придёт финал

Его пути, безжалостного рока.

Он знал, что эта вера, как и та,

Что он разрушил, тоже обречена.

Она сгниёт, как плод с того куста,

Чьи корни – ложь, чья суть – отрава, тьма.

Но он не будет больше ничего

Менять. Он слишком стар и слишком мудр.

Он видел крах всего и вся. Его

Душа была как выцветший перламутр.

Он просто ждал. Когда последний винтик

В их механизме веры заржавеет.

Когда последний маленький фанатик

Увидеть правду наконец посмеет.

[Строфа 10]

А может, и не ждал он ничего.

Лишь доживал свой век в тумане сером.

И целовал рога, как божество,

Уже и сам став капельку примером

Того, во что не верил никогда.

Он был последним носителем света,

Что сам себя обрёк на жизнь раба

И ждал конца без всякого ответа.

Он – страж у идола, что сам создал.

Он – раб у веры, что родил из мести.

Он – человек, что всё про всех узнал

И выбрал путь бесславия и чести

Не быть никем. И в этом был его

Последний акт, последний жест усталый.

Принять итог. Не ждать ничтожество.

И целовать холодные металлы.

[30.06, 12:21] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ДЕСЯТАЯ. ЛИТУРГИЯ КОРОТКОГО ЗАМЫКАНИЯ

[Строфа 1]

Шли месяцы. Андрей, целуя роги,

Изучал быт и нравы новой паствы.

Он видел их безумные дороги,

Их страхи, их обряды и мытарства.

Он понял: сила здесь – не меч, не власть,

А знание священных механизмов.

Кто может дать божеству не упасть,

Тот и спасает их от катаклизмов.

Их идол, их оплавленный Никóла,

Был не единственным святым предметом.

Вся их религия была расколота

На сотни амулетов и секретов.

И каждый амулет был хрупким, старым,

И каждый требовал ухода и починки.

И в этом видел он свой путь, недаром

Он помнил все винтики и пружинки.

[Строфа 2]

Их главной службой был «молебен света»,

Что проходил в двенадцатом часу.

Тогда пророк, в лохмотья разодетый,

Являл пастве всю веры их красу.

Пророка звали Никандр. Он был фанатик,

Что выжил в самом центре адской вспышки.

Седой, безумный, старый математик,

Он видел в схемах божьи передышки.

Он выходил, держа в руке «кадило» —

Фонарь на длинной, медной цепи.

Внутри него не ладан тлел уныло —

Там маятник скрипел в своей тоскливой слепоте.

То был простейший генератор тока,

Что от качания давал заряд.

И в этом был исток их злого рока,

Их веры самый главный маскарад.

[Строфа 3]

Никандр шёл медленно по залу храма,

Раскачивая свой фонарь рукой.

И маятник внутри, стуча упрямо,

Давал заряд на светодиод скупой.

Фонарь то вспыхивал, то снова гас,

Как будто сердце бога в нём стучало.

И каждый прихожанин в этот час

Смотрел, как вера их свечой мерцала.

Они стояли на коленях в ряд,

Простые люди, бывшие рабочие.

И каждый ждал, когда же божий взгляд

Падёт на них средь этой тёмной ночи.

Они тянули лбы свои вперёд,

Как будто бы под меч гильотины.

И ждали свой священный, важный ход —

Удар божественной электро-дубины.

[Строфа 4]

Пророк шёл, нараспев читая «символ веры»:

«Во имя меди, вольтов и ампер,

Во имя плюса, минуса и серы,

И всех святых резисторов, авер!

Да не коснётся нас уран-отец,

Да не придёт к нам атом-искуситель!

Да будет с нами Никеля венец,

Наш генератор и наш утешитель!»

Он подходил к молящемуся. Свет

В кадиле вспыхивал от мощного качания.

И в этот миг, как будто дан обет,

Свершалось таинство «электро-причащения».

Фонарь со стуком бил беднягу в лоб.

Удар! И вспышка прямо перед глазом!

И человек валился, как холоп,

«Благословлённый» высшим светлым разом.

[Строфа 5]

Так он «крестил» их светом и металлом,

Даруя им мгновение огня.

И каждый верил в это, и немало

Желающих тут было день от дня.

Но в этот раз случилось непредвиденное.

Пророк занёс кадило над одним

Из старцев. Но оно, как бы обиженное,

Не вспыхнуло. Лишь тень легла за ним.

Никандр тряс его, качал сильнее,

Но маятник молчал, и диод был мёртв.

Толпа застыла, страхом холодея.

«Бог отвернулся! Бог сегодня горд!» —

Прошёл по залу шёпот леденящий.

Пророк был в гневе. Он не знал, что делать.

И в этот миг Андрей, в тени стоящий,

Решил, что хватит ему в рабах коснеть.

[Строфа 6]

Он вышел из толпы. «Позволь, отец»,

– сказал он тихо, но услышал каждый.

«Я самый низший, я простой червец,

Но знаю я причину этой жажды,

Что не находит утоленья в свете».

Никандр смерил взглядом наглеца.

«Молчи, юродивый! Ты не в ответе

За волю нашего святого образца!»

«Я не о воле, – молвил раб Андрей. —

Я о контактах. Пыль попала в клеммы.

Позволь прочистить. Будет он светлей,

Чем прежде, и уйдут твои проблемы».

Толпа ахнула. Дерзость! Кощунство!

Но что-то в голосе его звучало

Так властно, так спокойно, что искусство

Пророка перед этим замолчало.

[Строфа 7]

Ему с презрением отдали фонарь.

Андрей взял в руки хрупкий артефакт.

Он был не бог, он был простой слесарь,

Что знал устройство, чувствовал контакт.

Он вынул из кармана медный волос,

Что припасал давно для этих дел.

И, наклонившись, так, чтоб слышал голос

Пророка, он тихонько прошипел:

«Там щётка стёрлась, та, что ток снимает.

Я лишь поправлю. Но скажи потом,

Что дух святой тебе напоминает,

Как нужно обращаться с божеством».

Он вставил волос в щель, замкнул цепь прямо.

И, отдавая, прошептал: «Качай».

[Строфа 8]

Никандр взял кадило. Взмах упрямый!

И вспыхнул свет, как будто невзначай,

Таким потоком яростным и белым,

Какого не видали сотню лет!

Толпа упала на пол ошалело,

Увидев этот неземной ответ.

Пророк и сам был в шоке. Он смотрел

То на фонарь, то на раба в лохмотьях.

Андрей стоял и в сторону глядел,

Как будто не причастен к тем высотам,

Что только что явил им медный бог.

«Свершилось чудо!» – закричал Никандр.

«Святой Андрей нам всем сейчас помог!

Он слышит то, что нам не слышно, мантр

Священных!» Он поднял Андрея руку.

«Он будет главным ключником отныне!»

[Строфа 9]

Так началось его движенье к власти.

Не через силу, а через уменье.

Он стал «целителем» для каждой части

Их веры, мастером по «возрожденью».

То амулет починит, то проводку

Наладит у священного столба.

То даст совет по правильной разводке,

Чтоб не гневилась высшая судьба.

Он говорил туманно, бормотал

Про «сопротивление греха» в цепях,

Про «утечку божьей благодати». Стал

Он незаметно главным в их умах.

Пророк с ним советовался всё чаще.

Ведь он один мог говорить с «душой»

Машин, и голос его, леденящий

Прежде, теперь казался всем родной.

[Строфа 10]

Он больше не был жалким прихожанином,

Что только роги идолу лобзал.

Он стал почти что вторым господином,

Что тайны веры их до дна познал.

Он получил доступ к мастерским,

К запасам меди, к старым верстакам.

И начал втайне, по ночам глухим,

Свой новый план, наперекор векам

Безумия, что правили вокруг.

Он не хотел их свергнуть. Нет, он строил

Нечто иное. Замыкая круг,

Он тихо-тихо новый мир готовил.

Он стал их жрецом, их инженером-богом.

И ждал момента, чтоб одним щелчком

Покончить с этим сумрачным итогом,

Став для них спасителем и палачом.

[30.06, 12:23] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИНЖЕНЕРА

[Строфа 1]

Андрей обрёл свою святую келью —

Не комнатушку, где сквозила мгла,

А мастерскую, ставшую купелью

Для нового, большого ремесла.

Здесь пахло канифолью и озоном,

Здесь на столах лежал забытый клад:

Моторы, реле, что казались стоном

Эпохи той, что не вернуть назад.

Он получил официальный статус

«Хранителя Божественных Цепей».

И этот, вроде бы, негромкий глас

Давал ему быть прочих всех умней.

Никто не смел входить к нему без спроса,

Никто не смел оспаривать приказ.

Он стал решеньем вечного вопроса:

«Как сделать, чтоб наш бог не бросил нас?»

[Строфа 2]

Пророк Никандр теперь ходил за ним,

Как ученик за мудрым господином.

«Скажи, Хранитель, мы вот тут грешим,

Что провод к алтарю ведём единым

Путём, а не тройным, как учит медь?»

Андрей кивал, нахмурив важно брови:

«Грешите, да. И можете сгореть.

Тройной – залог отсутствия злословия

В контактах. Плюс, и минус, и земля —

Вот Троица, что держит мирозданье».

И он чертил им схемы, не щадя

Своё былое, тайное познанье.

Он говорил им притчами из ГОСТа,

Он цитировал правила монтажа,

И каждое его простое слово просто

Ложилось в их умы, как лезвие ножа,

Что режет тьму невежества и страха.

[Строфа 3]

Ночами, заперев засов покрепче,

Он занимался главною работой.

Он не пытался сделать мир свой легче,

Он одержим был новою заботой.

Из старых генераторов, из хлама,

Что он свозил со всех концов руин,

Он строил сердце будущего храма,

Огромный, ветряной энерго-джинн.

Он собирал гигантские лопасти

Из кровельной жести, из старых врат.

Он знал, что если вырвется из пропасти

Их мир, то лишь вернув себя назад,

К простым законам физики, где ветер

Даёт энергию, а не удар по лбу.

Он был один за всё теперь в ответе

На этой выжженной, больной голгофе.

[Строфа 4]

Он строил ветряк. Но для всех вокруг

То было таинство, священнодейство.

«Что это, о, Хранитель, верный друг?»

– пытал его Никандр. «Это семейство

Святых пропеллеров, что будут петь

Молитву ветру, голосом турбины.

И ветер, видя эту благолепь,

Пошлёт нам дух божественной лавины».

«Но как? – не унимался тот пророк. —

Ведь ветер – это хаос, это демон!»

«Ты прав, – кивал Андрей. – Но вышел срок

Ему быть злым. Теперь он будет съеден

Смирением лопастей. И станет он

Служить Никóле, как и мы с тобою.

И будет слышен колокольный звон

Вращающихся крыльев над землёю».

[Строфа 5]

Он плёл для них метафоры и мифы,

Окутывая физику в псалмы.

Он говорил про «вечные тарифы»

На благодать, что мы берём взаймы

У неба. Говорил про «фазы веры»,

Про «заземление от всяких зол».

И эти сказки, принятые слепо,

Садились в их сознание, как кол

Осиновый в нечистую гордыню.

Они смотрели, как растёт гора

Из шестерёнок, и свою святыню

Уже готовили для нового костра

Восторгов. Они видели не ветряк,

А новый лик их бога, что вращеньем

Дарует свет, развеивая мрак,

И будет им последним утешеньем.

[Строфа 6]

И вот настал тот день. Андрей собрал

Всю общину у своего творенья.

Огромный ветряк в тишине стоял,

Как истукан, что ждёт одушевленья.

«Сегодня, братья, – он возвысил глас, —

Мы не попросим, а заставим небо

Служить нам. Ветер, что терзает нас,

Отныне будет нам источником хлеба

Энергии. Никóла так велел!

Он дал мне знание, как подчинить

Стихию, что есть воздуха удел,

И в нашу общую проводку вживить!»

Он подошёл к столбу и дёрнул тормоз.

И лопасти, скрипя, освободились.

И ветер, их поймав в свой вечный космос,

Толкнул. И крылья в пляске закрутились.

[Строфа 7]

Сначала медленно, потом быстрей, быстрей,

Ветряк ожил, загудел, запел.

И сотни глаз смотрели, как Андрей

К рубильнику подходит. Он вспотел

Не от труда, а от волненья. Миг —

И всё решится. Или крах, позор,

Или победа. Он услышал крик

Никандра: «С богом!» – и завёл мотор

Судьбы. Рубильник с треском встал на место.

И в тот же миг по всей большой деревне,

Где было сыро, холодно и тесно,

Зажглись огни. Не тусклые, не древние

Диоды от кадила, а простой,

Надёжный, тёплый, яркий жёлтый свет

От лампочек, что он хранил с тоской

В своих запасах много-много лет.

[Строфа 8]

Толпа застыла. А потом взревела.

То был не страх, а первобытный шок.

Их мир, что вечно тьма одолевала,

Был светел, как полуденный денёк.

Светились окна в каждом доме, в храме,

Светилась площадь, мастерская, склад.

Они стояли, хлопая глазами,

И видели свой собственный Эдем и Ад,

Что кончился. Старухи слёзы лили,

Мужчины на колени пали ниц.

Они не ветряк – они его молили,

Андрея, пав к ногам его, без лиц

От изумления. Он дал им чудо.

Не вспышку в лоб, а ровный, щедрый свет.

Он стал для них важнее пересудов,

Важнее веры их и всех примет.

[Строфа 9]

Никандр подошёл, и в нём боролись

Восторг и зависть, ревность и почёт.

«Ты… ты пророк, – он выдохнул. – Ты повесть

Нам новую принёс. И твой черёд

Настал вести нас». Он снял с себя кадило,

Свой символ власти, свой фонарь-ударник,

И протянул Андрею. «Мне хватило

Быть главным. Ты – наш истинный пожарник,

Что тушит тьму». Андрей кадило не взял.

Он покачал устало головою.

«Оставь себе, – он тихо так сказал. —

Пусть будет он священной головою

Дракона веры. А я буду хвостом —

Простым рабочим, что следит за светом».

Он знал: реальная власть не в том,

Кто держит скипетр, а в ком с ответом

Приходят за советом и теплом.

[Строфа 10]

Он отказался от регалий власти,

Но стал для них важнее, чем пророк.

Он стал основой, клеем, что все части

Их жизни склеил в правильный моток.

Он стал Хранителем не просто веры —

Хранителем огня, тепла, надежды.

Он дал им свет не для слепой химеры,

А для простой, нехитрой их одежды,

Для ужина, для чтения, для дел.

И в этом был его финальный гений:

Он не разрушил старый их удел,

А подменил его без сожалений.

Он стал их богом, оставаясь техником.

Он стал их царём, оставшись инженером.

И вёл их к будущему, став учебником

Для новой эры, праведным примером.

[30.06, 16:04] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ. РАСКОЛ

[Строфа 1]

Минула зима. С ровным светом ветряка

Жизнь общины стала проще и теплее.

Но в душах зрела новая тоска,

И старый страх цеплялся лишь сильнее.

Свет перестал быть чудом. Стал он бытом.

Привычной вещью, как вода в ручье.

И таинство, что было позабыто —

Удар кадилом – стало вдруг ничье.

Молебен света потерял свой смысл.

Зачем просить о вспышке на мгновенье,

Когда твой дом отныне коромыслом

Несёт часы сплошного освещенья?

И люди разделились. Как всегда,

На тех, кто принял новое с восторгом,

И тех, в ком поселилась навсегда

Обида, ставшая последним торгом.

[Строфа 2]

Андрей учил их. Не псалмам, не вехам

Священных книг, а ремеслу простому.

«Вот так чинить мотор. С умом, со смехом.

Вот так вести проводку к дому».

Он организовал артель, бригады.

Одни чинили ветряк, другие – сеть.

И люди видели свои награды

Не в небесах, а в том, что можно впредь

Не мёрзнуть, не бояться темноты.

Он показал им: знание – вот сила.

Что их мозоли, их труды, мечты

Важнее, чем священное кадило.

Он стал для многих просто «Мастер». Не пророк,

Не божество, а тот, кто знает дело.

И этот самый главный свой урок

Он в их сознание высаживал смело.

[Строфа 3]

Но был Никандр. И горстка верных слуг,

Что не могли принять паденья власти.

Их мир, где страх описывал свой круг,

Распался на враждующие части.

Никандр ходил по храму, где теперь

Горели лампы ровным, скучным светом.

Он видел в этом главную из потерь,

Предательство божественным заветом.

«Свет должен быть заслужен! Выстрадан!

– кричал он тем, кто слушал. – Через боль!

А этот свет, что всем задаром дан, —

Он оскверняет нашу веру, соль

Земли смывает! Это свет соблазна,

А не божественного озаренья!»

И эта проповедь была заразна

Для тех, кто жил в тени своих сомнений.

[Строфа 4]

Они назвали себя «Истинными».

Или «Детьми Кадила». Их был час

На старой службе, с лицами невинными,

Где Никандр всё так же, как и враз

Бывало прежде, бил по лбам фонариком,

Что заряжал от собственной руки.

И этот свет, что вспыхивал комариком,

Казался им дороже вопреки

Тому, что лился с потолка повсюду.

«Наш свет – живой! – шептали меж собой. —

А ихний – мёртвый. Он подобен блуду.

Он дан без подвига, без нас самих с тобой».

Они гордились синяками на лбах,

Как знаками особого избранства.

И видели в Андреевых рабах

Лишь еретиков, предавших убранство

Священной тьмы и праведной нужды.

[Строфа 5]

Андрей всё видел. Он не запрещал

Их странных служб. Он понимал природу

Людскую. Он не спорил, не стращал.

Он просто дал им выбор и свободу.

«Хотите бить друг друга по башкам?

– сказал он как-то кротко делегатам. —

Пожалуйста. Но только по ночам

Не подключайтесь к общим агрегатам.

Живите вашим светом, если он

Вам так дороже. Только не мешайте

Работать тем, чей главный есть закон —

Чинить и строить. Сами всё решайте».

И этот ход был гениально прост.

Он не боролся с ними. Он их отделил.

Он сам построил этот шаткий мост

Между мирами и благословил

Их путь во тьму, оставив им кадило.

[Строфа 6]

И вот однажды, бурной, тёмной ночью,

Случилось то, что должно наступить.

Ураганный ветер рвал в клочья

Всё на пути. И стал он колотить

По лопастям ветряка с дикой силой.

Редуктор взвыл, не выдержал металл.

И с треском, что казался всей могилой

Надежд, ветряк беспомощно застрял.

И свет погас. Везде. Во всех домах.

И снова тьма, холодная, сырая,

Вернулась, сея первобытный страх

В сердцах людей, от рая до сарая.

И в этой тьме, как светлячок в ночи,

Затеплился один огонь в деревне —

То в храме «Истинных» горел в тиши

Фонарь Никандра, как и в сказке древней.

[Строфа 7]

«Мы говорили! – голос их пророка

Гремел во тьме, усиленный восторгом. —

Ваш мёртвый свет погиб от воли рока!

Ваш идол пал! И мы теперь с итогом!

Бог покарал вас за гордыню, за обман!

Лишь истинный, живой огонь остался!

Идите к нам! Покайтесь! Ваш туман

Рассеется, кто с верою остался!»

И люди, что всего лишь час назад

Смеялись над безумцами с кадилом,

Теперь во тьме, не видя тех преград,

Что строили, пошли к ним, как к светилам.

Они бежали к храму, в этот свет,

Где их ждал Никандр с фонарём наизготовке,

Готовый дать им праведный ответ

Ударом по озябшей черепушке.

[Строфа 8]

Андрей стоял у сломанной машины.

Он слышал крики, видел огонёк.

Он знал, что проиграл. Его седины

Трепал тот ветер, что его подвёл.

К нему пришли его рабочие, бригада.

«Что делать, Мастер? Мы теряем их.

Они сейчас уйдут в объятья ада,

В безумье этих праведных святых».

Андрей смотрел наверх, на лопасть, что

Застряла намертво. «Мне нужен трос.

И десять смелых. И ещё пальто

Покрепче. Это не конец, не кросс

Поставит ветер на моих трудах.

Мы всё починим. Но не здесь, не в поле.

А в их умах, в их рабских головах.

Идите за мной. Хватит жить в неволе».

[Строфа 9]

Он шёл к храму. Не один – за ним

Шли те, кто верил не в кадило – в знанья.

Они несли верёвки, и над ним

Не дух святой витал, а пониманье

Того, что нужно делать. Он вошёл

В толпу, что жалась у дверей святыни,

И прямо сквозь неё к крыльцу прошёл.

Никандр стоял там, как паук в паутине

Из света и теней. «Пришёл каяться,

Лже-мастер? – он прошипел. – Падай на колени!»

«Я не каяться пришёл, а драться,

– ответил тот. – За разум поколений».

Он повернулся к людям. «Свет погас?

Да. Потому что вещь ломаться может.

Но мы её починим! В этот час

Нам вера в руки, а не в страх поможет!

Кто хочет света – лезь со мной наверх!

Чинить наш ветряк! Кто хочет тьмы – молитесь!»

[Строфа 10]

И он полез. По обледенелой стали,

Наверх, во тьму, под вой слепого ветра.

Его рабочие за ним восстали

Из страха, видя в нём основу метра

Надежды. Люди замерли внизу.

Они смотрели на две сцены сразу:

Вверху, под небом, люди сквозь грозу

Чинили мир. Внизу – дарили сразу

И свет, и боль ударом по челу.

И этот выбор, явный и жестокий,

Впервые встал пред ними. Во мглу

Уйти с пророком или в мир высокий

За мастером? И кто-то из толпы,

Простой мужик, шагнул от храма к башне.

«Я помогу!» – раздался крик скупой.

И этот крик был всех молитв страшнее

Для старой веры, что в руках держал

Никандр, видя, как его паства

Медленно, но верно, шла туда, где ждал

Их трудный свет, а не слепое рабство.

[30.06, 16:06] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ТРИНАДЦАТАЯ. ВОСХОЖДЕНИЕ

[Строфа 1]

Никандр смотрел, как тает его паства.

Как люди, что мгновение назад

Искали в нём спасенья и лекарства,

Теперь на башню обратили взгляд.

Его кадило, символ веры строгой,

В руке казалось тягостным и лишним.

Он проиграл не Мастеру – дороге,

Что тот открыл им к небесам всевышним

Не через боль, а через труд и риск.

Он видел, как его покинул первый,

Второй и третий… Слышал ветра свист,

Что уносил остатки веры стервы.

Он оставался на крыльце один,

Как памятник ушедшему порядку.

Последний жрец, последний господин

Религии, что потерпела схватку.

[Строфа 2]

А наверху, на ледяной арене,

Шла битва молчаливая, без слов.

Андрей и те, кто не предал забвенью

Надежду, средь ревущих облаков

Чинили мир. Их пальцы леденели,

Хватая скользкий, обмерзавший трос.

Они висели, будто на расстреле

У ветра, что их намертво пронёс

Сквозь пелену отчаянья и мрака.

Андрей руководил. Он не кричал.

Его команда, чёткая, как атака,

Звучала в каждом жесте. Он стучал

По валу, проверяя поврежденье.

«Сюда! Тащи! Теперь давай рычаг!»

И это было их богослуженье,

Их главная молитва в их руках.

[Строфа 3]

Внизу толпа, задравши головы,

Смотрела вверх, не смея шелохнуться.

Они забыли про свои мольбы,

Про страх, про шанс к кадилу прикоснуться.

Они смотрели на людей-крупиц,

Что там, вверху, сражались за их свет.

И не было у них покорных лиц,

В них зрел иной, невиданный ответ.

Они не ждали чуда. Они стали

Соучастниками этого труда.

Они внизу верёвки натягали,

Кричали вверх: «Левее! Да, сюда!»

Они из паствы, из рабов безвольных,

Внезапно превратились в коллектив,

В команду тех, кто средь ветров окольных

Свой собственный выковывал мотив.

[Строфа 4]

Никандр видел это. Видел, как

Последний шанс его уходит в небо.

Как этот ненавистный всем ветряк

Стал новым храмом, источником хлеба

Духовного. И в нём взыграла злость.

Не на людей – на этого наглеца,

Что бросил вызов, как в горлянку кость.

Что отнял веру в мёртвого отца

Никóлу. Он схватил с крыльца топор,

Что плотники оставили случайно.

«Я сам разрушу этот ваш позор!»

– он закричал отчаянно и тайно

Надеясь, что его услышат, что

Остановятся, бросятся к нему.

Но все смотрели вверх, в своё пальто

Кутаясь, и были по уму

Уже не здесь, а там, на высоте.

[Строфа 5]

И он полез. Один. По той же башне.

Но не чинить, а рушить. Не спасать,

А мстить. Его лицо казалось страшным

В порывах ветра. Он хотел доказать,

Что его бог сильнее. Что удар

Топора по механизму – вот

Последний довод, веры божий дар.

Он лез, скрипя зубами, и народ

Внизу заметил тёмную фигуру,

Что карабкалась следом за другой.

«Смотрите! Он полез! Какую дуру

Задумал он?!» – раздался крик сухой.

Но было поздно. Он уже нагнал

Рабочих, что висели на канатах.

Он был как демон, что пришёл на бал

Смертельный, в своих яростных латах.

[Строфа 6]

«Назад! – кричал Андрей, его заметив. —

Прочь с башни, безумец! Убьёшь всех нас!»

Но тот, в своём безумии отметив

Лишь Мастера, издал звериный глас:

«Ты – еретик! Ты отнял нашу душу!

Я уничтожу твоего кумира!»

И он занёс топор, чтоб им обрушить

Удар на ось, на сердце всего мира,

Что строил Мастер. Он не рассчитал

Движенья на проклятом сквозняке.

Порыв шатнул его. И он упал

На миг, но удержался на руке,

Вцепившись в трос. Топор же полетел

Из ослабевших пальцев камнем вниз.

И страшный крик над полем прозвенел —

То был его последний, злой каприз.

[Строфа 7]

Он не сорвался. Нет. Судьба смеялась.

Он просто повис, беспомощный, как тень,

На том же тросе, где душа держалась

Того, что он хотел разрушить в этот день.

Он болтался под ними, жалкий, слабый,

Уже не враг, а просто человек,

Что проиграл. И Мастер, как прорабу

Положено, закончил свой набег

На поломку. Он дёрнул за канат.

«Тяните!» – крикнул он своим рабочим.

И те, забыв про страх и про разлад,

Спасали жизнь врага средь бурной ночи.

Они втащили мокрого пророка

На площадку. Тот лежал и выл

Не от обиды – от судьбы, от рока,

Что обезоружил и пленил.

[Строфа 8]

И в этот миг, когда добро без злобы

Спасло своего злейшего врага,

Раздался щелчок. И лопасть из утробы

Застоя вышла. И пошла дуга

Вращения. Сначала чуть, потом

Уверенней. И ветер-разрушитель

Стал снова ветром-созидателем. И дом

Внизу, и храм, и каждая обитель

Вновь озарились светом. Ярче, чем

Когда-либо. Толпа взревела в лад.

И этот крик был гимном сразу всем —

И Мастеру, и тем, кто был не рад,

Но выжил. Это был салют победы

Не над врагом, а над самой бедой.

[Строфа 9]

Андрей спустился вниз. Усталый, мокрый.

К нему неслись со всех сторон, крича.

Но он искал глазами силуэт тот кроткий,

Что у подножья плакал, бормоча.

Никандр сидел на ледяной земле.

Сломавшийся пророк. Андрей присел

С ним рядом, в этой полуночной мгле.

«Ну что, отец? – он тихо произнёс. – Уцелел?»

Тот поднял взгляд, в котором нету злости,

Лишь пустота. «Зачем ты спас меня?»

«Затем, что свет не выбирает, в гости

К кому прийти. Он светит для тебя,

И для меня, и для любого, кто

Не хочет жить во тьме. Иди погрейся».

Он встал и протянул ему пальто

Своё. «И больше так, отец, не бейся

С ветряными мельницами. Они

Сильнее нас. И в этом их природа».

[Строфа 10]

И это был конец. Конец раскола.

Никандр не стал никем. Простым рабочим,

Что молча подметал у ветрокола

Опавший лист. И днём, и даже ночью

Он думал о своей былой гордыне.

А Мастер строил. Новые ветряки,

Школу для тех, кто хочет жить отныне

Не верой, а умом. И старики

Смотрели, как их дети и их внуки

Читали схемы, а не письмена

Святые. И в науке, а не в муке

Искали правду. Новая весна

Пришла в их мир. Не быстрая, не сразу.

Но свет горел. И это был ответ

На все вопросы. Главную заразу —

Тьму в головах – рассеял этот свет.

[30.06, 16:07] brainxd555: Сказание об Избранных Электриках и Святой Подстанции

КНИГА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ЭПИЛОГ. СВЕТ В ОКНЕ

[Строфа 1]

Прошли года. Посёлок изменился.

Он разрастался, строился, гудел.

Тот мир, что раньше в темноте молился,

Теперь имел сто тысяч важных дел.

Стояли в ряд уже четыре башни,

Четыре ветряка ловили бриз.

И быт, когда-то тягостный и страшный,

Теперь был прост, как грамотный эскиз.

Появилась школа, где детей

Учили физике, а не псалмам.

И главным из божественных властей

Считался тот, кто дело знает сам,

А не бормочет древние молитвы.

Андрей, которого все звали Мастер,

Стал стар. И поле его главной битвы

Теперь лежало в плоскости династий.

[Строфа 2]

Он не был вождём. Он отказался править.

Он учредил совет из мастеров.

«Лишь тот, кто может что-то сам исправить,

Достоин быть у рулевых постов».

Он стал учителем, наставником, легендой.

Живым примером, как один простой

Рабочий может стать первопроходцем, вехой,

И повести других своей стезёй.

Он обучал подростков ремеслу,

Показывал, как ток бежит по жилам

Проводовым. И ставил он в углу

Не за проказы, а за то, что было

Лень думать. «Голова – ваш главный мускул,

– твердил он им. – А руки – инструмент».

И этот, в общем-то, нехитрый допуск

Стал главным в их умах на много лет.

[Строфа 3]

А что Никандр? Бывший их пророк?

Он стал смотрителем. Негласным, тихим.

Он подметал у башен, и свой срок

Доживал в думах, от людей укрытым.

Он был не сломлен, нет. Он был спокоен.

Он принял новый мир. И даже в нём

Нашёл свою особую, из стропил

И шестерёнок, веру. Перед сном

Он не молился больше истукану.

Он шёл к подножью первой из турбин,

Кладл руку на гудящую мембрану

И слушал. Как поёт энерго-джинн.

Он видел бога не в ударе, не во вспышке,

А в ровной, мощной, непрерывной силе.

И находил покой в этой привычке,

Что все его метания гасила.

[Строфа 4]

Однажды к Мастеру пришла толпа.

«Андрей, – сказали старшие в совете, —

Ты – наш отец. И просит вся гурьба,

Чтоб мы поставили тебе, при вечном свете,

Большой памятник. В центре площади.

Из меди. Ты стоишь, в руке – вольтметр.

Чтоб знали все грядущие сыны и дочери,

Кто дал им этот негасимый ветр

Надежды». Мастер долго так молчал,

Смотрел в окно на бегающих деток.

Потом вздохнул и тихо отвечал,

Оставив в их умах простой заметок

След.

[Строфа 5]

«Не нужно мне из меди истуканов.

Я с идолами воевал всю жизнь,

Чтоб стать одним из них? Средь ваших планов

Есть лучший способ сохранить ту мысль,

С которой я когда-то начинал.

Не ставьте статуй. Лучше протяните

Ещё одну ЛЭП дальше, за перевал,

Туда, где в темноте сидят в обители

Такие же, как вы когда-то. Дайте

Им тоже свет. Не как подарок, нет.

Вы их технологиям обучайте,

Чтоб сами свой построили рассвет.

Вот лучший памятник – не медь, что застывает,

А знание, что дальше в мир идёт.

Вот то, что никогда не умирает.

Вот то, что сеет и плоды даёт».

[Строфа 6]

И люди поняли. И спорить с ним не стали.

И вместо статуи они собрали в путь

Экспедицию. И в дальние дали

Пошли нести не веру, а саму суть

Того, чему их Мастер научил.

Они несли мотки проводов, схемы,

И каждый в сердце искорку хранил

Того огня, что разрешил проблемы

Их собственного прошлого. Они

Шли дальше, расширяя круг тепла.

И это были лучшие огни,

Что зажигала их земля.

[Строфа 7]

Андрей стоял у своего окна.

Он видел, как уходит караван.

И на душе его была одна

Лишь мысль, простая, как воды стакан.

Что он не зря свой век на свете прожил.

Что цепь не разомкнулась на руке.

Что он не просто свет для всех умножил —

Он научил их зажигать его вдалеке.

Он видел в окнах свет. Не тот, казённый,

Что он когда-то дал им всем как чудо.

А сотни разных, личных, озарённых

Своей судьбой. И он понял, что отсюда,

Из этой точки, мир уже пойдёт

Другой дорогой. И закрыл глаза.

Его работа кончилась. И вот

На землю тихо падала роса.

[Строфа 8]

Он умер тихо, во сне, под утро.

Никто не видел. Просто не проснулся.

И не было ни траура, ни смуты.

Весь мир, что он построил, улыбнулся

Тому, что он оставил после.

Не было паники, что свет погаснет.

Ведь каждый знал, отныне и до кости,

Как сделать так, чтоб день не стал ненастней.

Его не хоронили в мавзолее.

Простой погост, холмик среди травы.

Но каждый вечер в маленькой аллее,

Что к ветрякам вела, средь синевы

Закатной, кто-то оставлял на камне

Простую лампочку, что от батарейки

Горела до утра. И в этой давней

Традиции, простой и незлодейской,

Был весь итог. Не памятник, не прах —

А просто свет. Горящий в темноте.

Как символ знаний, победивших страх.

Как вечный гимн простой человеческой мечте.

[07.07, 22:34] brainxd555: Псы правосудия

Антон спешил домой, мысленно перебирая список дел: купить молока, заплатить за интернет, не забыть позвонить маме. Обычный вечер обычного человека в обычном городе. Он срезал путь через старый, заброшенный сквер, где фонари горели через один, создавая причудливую игру света и тени. Именно в этой тени он и услышал то, чего слышать был не должен.

– По данным нашей разведки, операция «Когтеточка» вступает в финальную фазу, – раздался низкий, рокочущий голос, от которого, казалось, вибрировала земля. – Они планируют активировать «Мур-Маяк» на крыше центрального телеграфа. Это устройство погрузит всех людей в радиусе десяти километров в состояние апатии и безграничного обожания кошек. Мы должны помешать им.

Антон замер за толстым стволом старого дуба, сердце ухнуло куда-то в пятки. Он ожидал увидеть кого угодно: шпионов, бандитов, сумасшедших… но увидел собак.

В центре поляны, в круге тусклого света, сидели трое. Один был огромен, как молодой бык, – могучий мастиф с глазами, что светились в полумраке, словно два медных блюдца. Его звали **Бронзовый Страж**. Сила его была такова, что он мог одним ударом лапы пробить кирпичную стену или остановить на ходу автомобиль. Он был живым тараном их отряда.

Рядом с ним, деловито почёсывая за ухом задней лапой, сидел дог размером с мельничное колесо. Его гладкая серебристая шерсть, казалось, поглощала свет. Это был **Серебряный Ветер**. Его дар – невероятная скорость. Он мог двигаться так быстро, что становился невидимым для человеческого глаза, превращаясь в размытую серебряную молнию, способную обезоружить врага, прежде чем тот успеет моргнуть.

Третий пёс был самым невероятным. Золотистый ретривер, чьи глаза сияли, как два слитка чистого золота, сидел спокойно, но от него исходила аура неоспоримой власти. Его звали **Золотой Разум**. Его суперсила была ментальной: он был мощнейшим телепатом, способным читать мысли на расстоянии, создавать в умах противников иллюзии и координировать действия своего отряда без единого звука. Именно он сейчас и вёл совет.

– Бронзовый, твоя задача – пробить брешь в обороне, убрать их «Тяжёлых Мурлык» с главного входа, – говорил Золотой Разум, и его слова звучали не лаем, а отчётливыми мыслями в голове Антона. – Ветер, ты должен молниеносно проникнуть на крышу и вывести из строя передатчик. Я буду прикрывать вас обоих, создавая ментальный щит и отвлекая их главного агента, Сиамского Тесака.

Антон неверяще моргнул. Кошки-захватчики? Собаки-супергерои? Он, должно быть, переутомился. Он сделал крошечный шажок назад, хрустнула ветка. В тот же миг все три головы повернулись в его сторону. Медные, серебряные и золотые глаза уставились прямо на него.

– Человек, – мысленно произнёс Золотой Разум, и в его голосе не было угрозы, лишь бесконечное удивление. – Он нас видит. И слышит. Протокол «Свидетель» активирован. Подойди, двуногий. Похоже, война перестала быть тайной.

[07.07, 22:36] brainxd555: Сага о Псах Правосудия

[КНИГА ПЕРВАЯ. ПРОТОКОЛ «СВИДЕТЕЛЬ»]

[Строфа 1]

Антон шёл сквером, мыслями витая

В проблемах дня, что душу теребят:

Квартплата, встреча, пробка пребольшая,

И мамин юбилей – сто дел подряд.

Он был обычным клерком, незаметным,

Чья жизнь текла, как сонная река.

Он срезал путь маршрутом неприметным,

Где тень от старых лип была горька.

И вдруг услышал голос, низкий, властный,

Что, казалось, землю сотрясал.

Он был глубокий, рокочущий, ясный,

Как будто древний бог с небес вещал.

Антон застыл за дубом вековечным,

И сердце рухнуло в пучину страха.

Он думал – бред, психоз сиюминутный, вечный,

Но видел их – трёх псов из пыли, из сумрака.

[Строфа 2]

Один был мастиф, словно бык огромный,

В его глазах – два медных блюдца-дна.

Он был как памятник, суровый, тёмный,

В нём первобытной мощи глубина.

То Бронзовый был Страж, живой и грозный,

Чей рёв мог стены в крошку превратить.

Второй – как будто сотканный из звёздной

Пыли, серебряной сверкала нить

Его шерсти. То был дог, как изваянье,

Чей бег был быстр, как мысль, как ураган.

Серебряный Ветер, само невнимание,

Он был как молния, как призрачный туман.

А третий пёс, ретривер золотистый,

Сидел спокойно, власти не тая.

В его глазах сиял огонь лучистый —

То Золотой был Разум, судия.

[Строфа 3]

«Агент “Мурлыка” доложил мне лично, —

Сказал Разум, и голос был в уме, —

Что их “Когтеточка” идёт отлично,

И скоро мир утонет в сладкой тьме.

Они готовят “Мур-Маяк” к активации,

На крыше главной башни, в самый срок.

Чтоб погрузить людей в экстаз прострации,

И каждый станет их рабом, у ног

Хозяев новых будет унижаться.

Мы не должны позволить им свершить

Свой чёрный план. Нам нужно срочно драться!

Пора кошачью эту спесь сломить!»

Антон не верил. Псы-супергерои?

Война с котами? Это ж просто фарс!

Он сделал шаг назад, хрустнув корой,

И в тот же миг был обнаружен. Ас!

[Строфа 4]

Шесть глаз – два медных, два как серебро,

И два, что ярче золота сияли, —

Пронзили тень, где пряталось добро

В лице Антона. Псы не зала́яли.

Лишь в голове его раздался глас,

Спокойный, как глубины океана:

«Не бойся, человек. Настал твой час.

Судьба порой выходит из тумана

Совсем не так, как мы того хотим.

Ты видел то, что скрыто от людей.

Ты слышал то, о чём мы все молчим.

И стал ты частью этих грозных дней».

Антон стоял, не в силах шевельнуться,

Забыв про маму, интернет и быт.

Ему хотелось просто развернуться,

Но он был тайной намертво прибит.

[07.07, 22:37] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь первая: Протокол «Свидетель»

[Verse 1]

Антон шёл сквером, мыслями витая

В проблемах дня, что душу теребят:

Квартплата, встреча, пробка пребольшая,

И мамин юбилей – сто дел подряд.

Он был обычным клерком, незаметным,

Чья жизнь текла, как сонная река.

Он срезал путь маршрутом неприметным,

Где тень от старых лип была горька.

И вдруг услышал голос, низкий, властный,

Что, казалось, землю сотрясал.

Он был глубокий, рокочущий, ясный,

Как будто древний бог с небес вещал.

Антон застыл за дубом вековечным,

И сердце рухнуло в пучину страха.

Он думал – бред, психоз сиюминутный, вечный,

Но видел их – трёх псов из пыли, из сумрака.

[Verse 2]

Один был мастиф, словно бык огромный,

В его глазах – два медных блюдца-дна.

Он был как памятник, суровый, тёмный,

В нём первобытной мощи глубина.

То Бронзовый был Страж, живой и грозный,

Чей рёв мог стены в крошку превратить.

Второй – как будто сотканный из звёздной

Пыли, серебряной сверкала нить

Его шерсти. То был дог, как изваянье,

Чей бег был быстр, как мысль, как ураган.

Серебряный Ветер, само невнимание,

Он был как молния, как призрачный туман.

А третий пёс, ретривер золотистый,

Сидел спокойно, власти не тая.

В его глазах сиял огонь лучистый —

То Золотой был Разум, судия.

[Verse 3]

«Агент “Мурлыка” доложил мне лично, —

Сказал Разум, и голос был в уме, —

Что их “Когтеточка” идёт отлично,

И скоро мир утонет в сладкой тьме.

Они готовят “Мур-Маяк” к активации,

На крыше главной башни, в самый срок.

Чтоб погрузить людей в экстаз прострации,

И каждый станет их рабом, у ног

Хозяев новых будет унижаться.

Мы не должны позволить им свершить

Свой чёрный план. Нам нужно срочно драться!

Пора кошачью эту спесь сломить!»

Антон не верил. Псы-супергерои?

Война с котами? Это ж просто фарс!

Он сделал шаг назад, хрустнув корой,

И в тот же миг был обнаружен. Ас!

[Verse 4]

Шесть глаз – два медных, два как серебро,

И два, что ярче золота сияли, —

Пронзили тень, где пряталось добро

В лице Антона. Псы не зала́яли.

Лишь в голове его раздался глас,

Спокойный, как глубины океана:

«Не бойся, человек. Настал твой час.

Судьба порой выходит из тумана

Совсем не так, как мы того хотим.

Ты видел то, что скрыто от людей.

Ты слышал то, о чём мы все молчим.

И стал ты частью этих грозных дней».

Антон стоял, не в силах шевельнуться,

Забыв про маму, интернет и быт.

Ему хотелось просто развернуться,

Но он был тайной намертво прибит.

[Verse 5]

«Кто вы такие?» – прошептал Антон,

Слова застряли в пересохшем горле.

«Мы – Братство Псов, извечный бастион,

Что человечество от рабства тёрло

С тех пор, как первый кот решил, что он —

Не просто зверь, а божество живое.

Мы – тайный щит, неписаный закон,

Мы – стражи вашего земного покоя.

Нас создала сама людская верность,

Та преданность, что вы дарили нам.

Она дала нам силу, а не бренность,

И развела по разным сторонам

Нас с теми, кто в душе таит лишь спесь,

Кто видит в вас лишь слуг и опахала.

Война идёт за всё, что ценно здесь.

И вот, похоже, время нас догнало».

[Verse 6]

Сказал так Разум. Бронзовый Страж встал,

Размял могучей шеи позвонки.

Металл мускулатуры заиграл

Под кожей, напряглись его клыки.

Серебряный же Ветер не подвинулся,

Но воздух рядом с ним пошёл волной,

Как будто мир вокруг него прогнулся,

Готовый ринуться в последний бой.

Антон смотрел на них, и пониманье,

Холодное, как сталь, пронзило мозг:

Все мифы, сказки, древние преданья

Про верных псов, прошедших через лоск

Веков, – всё было правдой сокровенной.

Про пса, что спас хозяина в огне,

Про тех, кто ждал на грани во вселенной, —

Всё было отголосками в войне.

[Verse 7]

«Но почему коты? – спросил он глупо, —

Они же милые, пушистые клубки».

Три пары глаз взглянули совокупно

С такой тоской, что стали далеки

Все страхи. В этом взгляде была мудрость

Столетий, горечь пройденных дорог.

«Ты видишь только внешнюю их скудность, —

Ответил Разум, – видишь их порок,

Запрятанный под маской безразличья.

Их цель – не власть, не золото, не трон.

Их цель – энергия людского безволичья,

Чтоб каждый человек был погружён

В нирвану лени, в сладкое забвенье,

Где нет ни цели, ни мечты, ни слёз.

Лишь тёплый плед и вечное служенье

Тому, кто эту апатию принёс».

[Verse 8]

«Их предводитель, – Ветер прошелестел,

И голос был как шорох листопада, —

Зовётся Бастет-Неф, он дух, что сел

На трон из мрака и ментального яда.

Он не из плоти. Он – идея, сущность,

Древнейший эгрегор кошачьей гордыни.

Он пьёт людское равнодушие, скучность,

И с каждым днём становится всё си́льней.

“Мур-Маяк” – его творенье, артефакт,

Что превратит весь город в батарейку

Для тёмного владыки. Это факт.

И нам нужна любая здесь лазейка,

Чтоб помешать. Но их агентов – тьма.

Сиамский Тесак, Мейн-кун Молот, Сфинкс-Провидец…

Они повсюду, сводят нас с ума.

А ты, похоже, наш случайный очевидец».

[Verse 9]

Антон обвёл растерянным зрачком

Привычный сквер: качели, урны, лавки.

Всё было здесь пропитано тайком,

Всё стало полем для последней ставки.

Вот старый кот, что дремлет на скамейке, —

Быть может, это вражеский дозор?

А стайка кошек в тёмной батарейке —

Не штурмовой ли это их отряд, позор

Всему живому? Мир перевернулся,

Стал с ног на голову, утратил цвет.

Привычный город будто бы проснулся

От долгой спячки в тысячу лет.

Он посмотрел на псов. На их отвагу,

На мощь, что скрыта в преданных сердцах.

И сделал шаг, нарушив клятву страху.

«Чем я могу помочь вам, о бойцах?»

[Verse 10]

Три пса переглянулись. В ум ворвался

Оттенок удивления и тепла.

Казалось, мир на миг заколебался,

И треснула гранитная скала

Отчаянья. «Ты – человек. В том сила, —

Сказал Разум, и голос стал теплей. —

Тебя их чары обошли, светило

Надежды нашей в сумраке полей

Грядущей битвы. Ты пройдёшь, где мы

Не сможем. Там, где нужен не клык, а ум.

Ты станешь нашим глазом среди тьмы.

Ты – наш союзник средь житейских сумм.

Готов ли ты, Антон, забыть покой,

Оставить жизнь, что вёл ты до сих пор,

И ринуться за нас в смертельный бой,

Подписав с Братством вечный договор?»

[07.07, 22:39] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь вторая: Договор на крови

[Verse 1]

Антон стоял, обхваченный молчаньем,

Что было громче громовых раскат.

Пред ним лежало поле для отчаянья

Или для славы. Пути нет назад.

Забыть покой? А был ли он, тот самый

Покой, в котором он тонул вчера?

Лишь суета, как в муравейной яме,

Бессмысленная, скучная игра.

Работа, дом, счета и снова пробки —

Не жизнь, а медленное умиранье.

И вдруг судьба даёт из-под коробки

Такое вот святое испытанье.

Он посмотрел на Бронзового Стража,

На мощь, что дремлет в мускулах стальных.

И понял – эта битва, эта стража

Важнее всех его забот земных.

[Verse 2]

«Я согласен», – выдохнул он твёрдо,

И эхо слов не дрогнуло в ночи.

«Я буду с вами. Пусть звучит и гордо,

Но лучше биться, чем сидеть в печи

Своей рутины, медленно сгорая.

Скажите, что мне делать, как мне быть?

Я не герой, я с самого начала края

Не видел этой битвы. Как мне жить

Теперь, когда я знаю эту тайну?»

Три пса смотрели с уваженьем строгим.

«Ты сделал выбор свой неслучайно,

Поверив нам, а не своим тревогам, —

Ответил Разум. – Это есть отвага.

Теперь скрепим союз наш, человек.

Во имя долга, чести и во благо

Всех тех, кто жил и будет жить вовек».

[Verse 3]

Серебряный Ветер шагнул бесшумно,

Коснулся лапой серой мостовой.

И треснул асфальт, будто бы безумно

Ударил молот скрытый, неземной.

Из трещины поднялся камень плоский,

Как древний жертвенник, покрытый мхом.

На нём виднелись руны и полоски,

Что были старше, чем кирпичный дом,

Стоявший рядом. «Это Камень Веры, —

Промолвил Бронзовый, и голос-гул

Наполнил сквер. – Здесь наши офицеры

Давали клятву». Он слегка вздохнул.

«Ты должен дать нам каплю своей крови.

Не для обряда, нет. Для связи с нами.

Чтоб мы могли на любом слове

Общаться мысленно, на зло врагам».

[Verse 4]

Антон не медлил. Вынул из кармана

Ключи от дома, острым краем враз

Проткнул подушку пальца. Без обмана

Алела капля, как живой алмаз.

Он протянул ладонь над камнем древним.

И капля, сорвавшись, упала вниз.

И в тот же миг по рунам заповедным

Прошёл огонь, как будто лёгкий бриз

Раздул невидимые угли в камне.

Свет был неярким, синим, неземным.

Антон почувствовал, как стало явно

В его сознанье то, что было сном

Минуту до. Он слышал их не ухом —

Он чувствовал их мысли, их настрой.

Он стал един с их братским, сильным духом,

Готовый ринуться в неравный бой.

[Verse 5]

«Теперь ты слышишь нас, как мы – тебя, —

Сказал Разум, и мысль была кристальной. —

Теперь ты часть звена, наш друг, судьбя

Твоя отныне стала не банальной.

Запомни первый и святой закон:

Никто не должен знать о нашей битве.

Для всех людей ты – это просто он,

Антон, что занят в жизненной палитре

Своими красками. Не выдай нас

Ни словом, ни поступком, ни намёком.

Иначе рухнет всё в единый час,

И мир падет под вражеским налётом.

Ты – наши уши, наши ты глаза

В людском мирке, куда нам нет дороги.

Твоя задача – видеть и сказать,

Где зреют козни, где плетут предлоги».

[Verse 6]

«А ваша цель?» – спросил Антон несмело,

Пытаясь свыкнуться с потоком мыслей.

«Наш главный враг, что управляет телом

Кошачьей армии, что тучей виснет

Над городом, – ответил Бронзовый Страж, —

Зовётся Бастет-Неф. Он – сущность, призрак.

Он пьёт людскую волю, входит в раж

От апатии. И главный признак

Его присутствия – тоска и лень.

“Мур-Маяк” на башне – ключ к его победе.

Он превратит и ночь, и ясный день

В сплошное рабство. Мы, как на торпеде,

Летим к той башне. Нужно помешать.

Но вход в неё усеян их постами.

Их лучший воин будет охранять

Подходы, упиваясь голосами».

[Verse 7]

«Сиамский Тесак, – Ветер прошелестел, —

Он быстр, как я, но в нём нет капли чести.

Он мастер ближнего боя, преуспел

В искусстве когтя, подлости и лести.

Его удары режут сталь и плоть.

Он – личный страж кошачьего проекта.

И нам его придётся побороть,

Чтоб получить хоть искорку проспекта

Надежды. Бронзовый пробьёт заслон

Из их “тяжёлых”, тех, кто глуп, но силен.

Я отвлеку Тесака, бросив сонм

Атак на крыше. Путь мой будет пылен

И быстр. А Разум всех прикроет нас

Ментальным куполом от их шпионов.

Но есть проблема, что гнетёт сейчас

Сильнее всех кошачьих бастионов».

[Verse 8]

«Какая?» – мысль Антона прозвучала

Тревожным колоколом в их умах.

«Источник питания, – Разум отвечал, —

“Маяка” скрыт от нас впотьмах.

Он где-то в здании, но мы не знаем, где.

Он защищён людскими технологиями.

Мы чуем магию, но в бытовой среде

Мы слепы, связаны мы аналогиями

С природой. А у вас – пароли, ток,

Компьютеры, защита, шифры, схемы.

Лишь человек найдёт тот проводок,

Что разорвёт все эти диадемы

Кошачьей власти. Ты пойдёшь туда

Под видом техника, ремонтной службы.

И должен будешь ты найти, когда

Начнётся бой, источник их “дружбы”».

[Verse 9]

Антон кивнул. План был безумен, дик,

Но в то же время строен и логичен.

Он больше не растерянный старик

В душе, он воин, пусть и не эпичен.

«Я понял. Я найду предлог, чтоб влезть

На телебашню. Скажем, сбой в сети.

Я отыщу их дьявольскую весть,

Их генератор, чтоб его смести

С лица земли. Но как я дам вам знак,

Где он находится, когда найду?»

«Ты лишь подумай, – Разум молвил так, —

“Нашёл”. И мы услышим. Я приду

К тебе на помощь, если будет нужно.

Но помни: ты один в тылу врага.

Держись спокойно, действуй не натужно.

Твоя судьба отныне дорога».

[Verse 10]

Так был скреплён союз. В ночной тиши

Родился новый воин поневоле.

Он шёл домой, не чувствуя души

От потрясений. Но на смену боли

И страху приходила мысль одна,

Что жизнь его наполнилась вдруг смыслом.

Что эта тайная война до дна

Его встряхнула коромыслом

Судьбы. Он шёл, а в голове звучали

Три голоса – три верных побратима.

И звёзды в небе будто бы молчали,

Храня секрет неуязвимо.

Он лёг в кровать, но не сомкнул очей.

Ведь завтра утром, с первым солнца светом,

Он должен стать героем без мечей,

Спасая мир одним простым ответом.

[07.07, 22:41] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь третья: Башня теней

[Verse 1]

Настало утро. Город пробуждался,

Не зная, что висит на волоске.

Антон поднялся, нервно одевался,

Сжимая план свой в ледяной руке.

Он позвонил в контору провайдера,

Сославшись на помехи, шум и сбой.

И голосом уставшего аутсайдера

Потребовал направить на убой

Проблемы техника. И вот удача —

Ему сказали: «Ждите, выслан спец».

Но он ответил: «Сложная задача!

Я сам работал, знаю, наконец,

Что делать нужно. Дайте допуск, пропуск,

Я сам залезу, всё проверю там».

И после споров, взяв минутный отпуск

За свой же счёт, он двинулся к вратам.

[Verse 2]

Высотка телебашни, как игла,

Пронзала небо, серое от смога.

Она казалась цитаделью зла,

Последним рубежом у злого бога.

Внутри гудели серверы, мигали

Индикаторы, как сотни хитрых глаз.

Охранник сонный сверил все регалии

В его бумагах, выдал свой приказ:

«На крышу – можно. Но в подвал – ни шагу.

Там генераторы, секретный объект».

Антон кивнул, скрывая всю отвагу

И понимая – вот он, тот аспект,

Что ищет. Значит, цель его – в подвале.

Но как туда попасть, минуя пост?

Он шёл по лестнице, и мысли в нём вставали,

Как будто строя к цели хрупкий мост.

[Verse 3]

«Я в здании, – подумал он для Братства, —

Охрана есть. И главный вход в подвал

Закрыт для смертных. Это святотатство,

Но я найду иной себе канал».

«Спокойно, друг, – ответил Разум в мыслях, —

Осмотрись. Ищи вентиляцию, ходы.

В таких гигантах, в каменных их числах,

Всегда есть тайные пути, следы

Строителей, что скрыты от начальства».

Антон поднялся выше, в коридор,

Где пахло пылью, краской и нахальством

Забвения. Он видел грязный сор

В углу, и старый план эвакуации,

Покрытый желтизной минувших лет.

И разглядел на схеме вариации

Технических шахт – вот он, ответ!

[Verse 4]

Он вскрыл решётку, узкую, стальную,

И погрузился в темноту и пыль.

Он лез по шахте, тесную, худую,

Сдирая кожу, превращая в быль

Свой страх высот и замкнутых пространств.

Он слышал гул, что шёл из-под земли,

Вибрацию невидимых убранств,

Где силы зла свой корень обрели.

«Я близко, – он послал сигнал незримый, —

Я чую эту мощь, она растёт».

«И мы на месте, – молвил пёс-хранимый

Золотым даром, – начинаем счёт.

Сиамский Тесак вышел на позицию.

Он чует магию, он ждёт меня.

Готовься, человек. Займи амбицию

Героя. Начинается резня».

[Verse 5]

Антон спустился в сумрачное чрево

Подвальных залов. Здесь стоял густой,

Тяжёлый гул. И справа, и налево

Тянулись кабели, покрытые росой

Конденсата. И в центре зала, в клетке

Из толстых шин, стоял ОН – артефакт.

Не генератор. Нет. На табуретке

Сидел огромный, чёрный, жирный кат,

А точнее, кот. Он спал, мурлыча громко,

И от его мурчания по шинам

Бежал разряд, как будто бы позёмка,

К вершине башни, к дьявольским вершинам.

То был не просто кот. Он был живым

Аккумулятором кошачьей лени,

Средоточием неги, сном хмельным,

Что превращался в ток для новых пленений.

[Verse 6]

Вокруг кота, как жрицы в древнем храме,

Сидели кошки в странных ошейниках.

Они смотрели в одну точку, в раме

Гипноза, и в невидимых затейниках

Этих ошейников мерцали огоньки.

Они качались в такт его мурчанью,

Их апатия, словно ручейки,

Вливалась в общее очарованье.

Антон застыл. Как это отключить?

Не выдернуть тут вилку из розетки.

Здесь нужно было котика убить?

Но он не мог, он не злодей из клетки.

«Я вижу цель, – он передал в эфир, —

Но это не машина. Это кот!

Огромный, чёрный, он – кумир

Для свиты. Он энергию даёт».

[Verse 7]

«Живой источник! – Разум был встревожен, —

Хитрее, чем мы думали. Убить

Его нельзя. Он магией ухожен.

Его убийство может пробудить

Такую силу, что снесёт полгорода.

Не трогай зверя! Нужно оборвать

Поток! Смотри на кошек, что у входа

Сидят в трансе. Их нужно разорвать

С источником. Ошейники на них —

Вот ключ к разгадке, вот где слабость их!»

В тот самый миг снаружи гром затих

И начался. Удар! И крик двоих

Сплелись в один. То Бронзовый Страж начал

Свою работу, проломив заслон.

И мир для всех окрестных псов и клячу

Переменился, выйдя из заслон.

[Verse 8]

Снаружи, у подножия гиганта,

Мастиф, как танк, ворвался в строй врагов.

Он рвал и метал, не зная бриллианта

Ценней, чем верность. Десятки котов

Породы мейн-кун, «Тяжёлые Мурлыки»,

Что были стражей, разлетались в прах.

Их мышцы, их звериные улики

Не помогали им. Лишь боль и страх

Царили там, где Бронзовый прошёлся.

А выше, на стальной площадке крыши,

Серебряный Ветер вихрем пронёсся,

И враг его уже почти не дышит.

Сиамский Тесак, быстрый, как комета,

Встречал удар ударом. Когти-шпаги

Свистели в воздухе, лишая света

Пространство. Два бойца, две капли влаги.

[Verse 9]

Антон смотрел на кошек-зомби. Нужно

Сорвать ошейник хоть с одной из них.

Он выбрал ту, что с краю, равнодушно

Смотрела в стену. В мыслях он затих,

Сосредоточился. И сделал шаг.

Но только он приблизился к бедняге,

Как та вскочила, показав оскал,

И все коты, как будто по присяге,

Проснулись разом. Их глаза горели

Недобрым, фиолетовым огнём.

Они шипели, мышцы их твердели,

Готовые покончить с ним живьём.

Они не вышли из гипноза, нет.

Но их инстинкт, усиленный стократ,

Почуял чужака, врага, чей след

Нарушил их священный маскарад.

[Verse 10]

Десятки тел, послушных общей воле,

Что шла от спящего в центре кота,

Рванулись на него. На ратном поле

Он был один. И эта теснота

Подвала стала для него ареной.

Он отскочил, схватив кусок трубы.

«Меня раскрыли! – крикнул он смятенно, —

Я в окружении! Прошу судьбы

Дать мне минуту!» Он махал трубой,

Сбивая первых, самых наглых тварей.

Но их всё больше. И последний бой

Казался близок. Средь ночных пожарищ

Он был один, простой, случайный клерк,

Зажатый в тихом логове врага.

И только мысль, как фейерверк,

Стучала в мозг: «Бежать! Бежать! Бега!»

[07.07, 22:44] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь третья: Башня теней

[Verse 1]

Настало утро. Город пробуждался,

Не зная, что висит на волоске.

Антон поднялся, нервно одевался,

Сжимая план свой в ледяной руке.

Он позвонил в контору провайдера,

Сославшись на помехи, шум и сбой.

И голосом уставшего аутсайдера

Потребовал направить на убой

Проблемы техника. И вот удача —

Ему сказали: «Ждите, выслан спец».

Но он ответил: «Сложная задача!

Я сам работал, знаю, наконец,

Что делать нужно. Дайте допуск, пропуск,

Я сам залезу, всё проверю там».

И после споров, взяв минутный отпуск

За свой же счёт, он двинулся к вратам.

[Verse 2]

Высотка телебашни, как игла,

Пронзала небо, серое от смога.

Она казалась цитаделью зла,

Последним рубежом у злого бога.

Внутри гудели серверы, мигали

Индикаторы, как сотни хитрых глаз.

Охранник сонный сверил все регалии

В его бумагах, выдал свой приказ:

«На крышу – можно. Но в подвал – ни шагу.

Там генераторы, секретный объект».

Антон кивнул, скрывая всю отвагу

И понимая – вот он, тот аспект,

Что ищет. Значит, цель его – в подвале.

Но как туда попасть, минуя пост?

Он шёл по лестнице, и мысли в нём вставали,

Как будто строя к цели хрупкий мост.

[Verse 3]

«Я в здании, – подумал он для Братства, —

Охрана есть. И главный вход в подвал

Закрыт для смертных. Это святотатство,

Но я найду иной себе канал».

«Спокойно, друг, – ответил Разум в мыслях, —

Осмотрись. Ищи вентиляцию, ходы.

В таких гигантах, в каменных их числах,

Всегда есть тайные пути, следы

Строителей, что скрыты от начальства».

Антон поднялся выше, в коридор,

Где пахло пылью, краской и нахальством

Забвения. Он видел грязный сор

В углу, и старый план эвакуации,

Покрытый желтизной минувших лет.

И разглядел на схеме вариации

Технических шахт – вот он, ответ!

[Verse 4]

Он вскрыл решётку, узкую, стальную,

И погрузился в темноту и пыль.

Он лез по шахте, тесную, худую,

Сдирая кожу, превращая в быль

Свой страх высот и замкнутых пространств.

Он слышал гул, что шёл из-под земли,

Вибрацию невидимых убранств,

Где силы зла свой корень обрели.

«Я близко, – он послал сигнал незримый, —

Я чую эту мощь, она растёт».

«И мы на месте, – молвил пёс-хранимый

Золотым даром, – начинаем счёт.

Сиамский Тесак вышел на позицию.

Он чует магию, он ждёт меня.

Готовься, человек. Займи амбицию

Героя. Начинается резня».

[Verse 5]

Антон спустился в сумрачное чрево

Подвальных залов. Здесь стоял густой,

Тяжёлый гул. И справа, и налево

Тянулись кабели, покрытые росой

Конденсата. И в центре зала, в клетке

Из толстых шин, стоял ОН – артефакт.

Не генератор. Нет. На табуретке

Сидел огромный, чёрный, жирный кат,

А точнее, кот. Он спал, мурлыча громко,

И от его мурчания по шинам

Бежал разряд, как будто бы позёмка,

К вершине башни, к дьявольским вершинам.

То был не просто кот. Он был живым

Аккумулятором кошачьей лени,

Средоточием неги, сном хмельным,

Что превращался в ток для новых пленений.

[Verse 6]

Вокруг кота, как жрицы в древнем храме,

Сидели кошки в странных ошейниках.

Они смотрели в одну точку, в раме

Гипноза, и в невидимых затейниках

Этих ошейников мерцали огоньки.

Они качались в такт его мурчанью,

Их апатия, словно ручейки,

Вливалась в общее очарованье.

Антон застыл. Как это отключить?

Не выдернуть тут вилку из розетки.

Здесь нужно было котика убить?

Но он не мог, он не злодей из клетки.

«Я вижу цель, – он передал в эфир, —

Но это не машина. Это кот!

Огромный, чёрный, он – кумир

Для свиты. Он энергию даёт».

[Verse 7]

«Живой источник! – Разум был встревожен, —

Хитрее, чем мы думали. Убить

Его нельзя. Он магией ухожен.

Его убийство может пробудить

Такую силу, что снесёт полгорода.

Не трогай зверя! Нужно оборвать

Поток! Смотри на кошек, что у входа

Сидят в трансе. Их нужно разорвать

С источником. Ошейники на них —

Вот ключ к разгадке, вот где слабость их!»

В тот самый миг снаружи гром затих

И начался. Удар! И крик двоих

Сплелись в один. То Бронзовый Страж начал

Свою работу, проломив заслон.

И мир для всех окрестных псов и кляч

Переменился, выйдя из заслон.

[Verse 8]

Снаружи, у подножия гиганта,

Мастиф, как танк, ворвался в строй врагов.

Он рвал и метал, не зная бриллианта

Ценней, чем верность. Десятки котов

Породы мейн-кун, «Тяжёлые Мурлыки»,

Что были стражей, разлетались в прах.

Их мышцы, их звериные улики

Не помогали им. Лишь боль и страх

Царили там, где Бронзовый прошёлся.

А выше, на стальной площадке крыши,

Серебряный Ветер вихрем пронёсся,

И враг его уже почти не дышит.

Сиамский Тесак, быстрый, как комета,

Встречал удар ударом. Когти-шпаги

Свистели в воздухе, лишая света

Пространство. Два бойца, две капли влаги.

[Verse 9]

Антон смотрел на кошек-зомби. Нужно

Сорвать ошейник хоть с одной из них.

Он выбрал ту, что с краю, равнодушно

Смотрела в стену. В мыслях он затих,

Сосредоточился. И сделал шаг.

Но только он приблизился к бедняге,

Как та вскочила, показав оскал,

И все коты, как будто по присяге,

Проснулись разом. Их глаза горели

Недобрым, фиолетовым огнём.

Они шипели, мышцы их твердели,

Готовые покончить с ним живьём.

Они не вышли из гипноза, нет.

Но их инстинкт, усиленный стократ,

Почуял чужака, врага, чей след

Нарушил их священный маскарад.

[Verse 10]

Десятки тел, послушных общей воле,

Что шла от спящего в центре кота,

Рванулись на него. На ратном поле

Он был один. И эта теснота

Подвала стала для него ареной.

Он отскочил, схватив кусок трубы.

«Меня раскрыли! – крикнул он смятенно, —

Я в окружении! Прошу судьбы

Дать мне минуту!» Он махал трубой,

Сбивая первых, самых наглых тварей.

Но их всё больше. И последний бой

Казался близок. Средь ночных пожарищ

Он был один, простой, случайный клерк,

Зажатый в тихом логове врага.

И только мысль, как фейерверк,

Стучала в мозг: «Бежать! Бежать! Бега!»

[07.07, 22:46] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь третья: Башня теней

[Verse 1]

Настало утро. Город пробуждался,

Не зная, что висит на волоске.

Антон поднялся, нервно одевался,

Сжимая план свой в ледяной руке.

Он позвонил в контору провайдера,

Сославшись на помехи, шум и сбой.

И голосом уставшего аутсайдера

Потребовал направить на убой

Проблемы техника. И вот удача —

Ему сказали: «Ждите, выслан спец».

Но он ответил: «Сложная задача!

Я сам работал, знаю, наконец,

Что делать нужно. Дайте допуск, пропуск,

Я сам залезу, всё проверю там».

И после споров, взяв минутный отпуск

За свой же счёт, он двинулся к вратам.

[Verse 2]

Высотка телебашни, как игла,

Пронзала небо, серое от смога.

Она казалась цитаделью зла,

Последним рубежом у злого бога.

Внутри гудели серверы, мигали

Индикаторы, как сотни хитрых глаз.

Охранник сонный сверил все регалии

В его бумагах, выдал свой приказ:

«На крышу – можно. Но в подвал – ни шагу.

Там генераторы, секретный объект».

Антон кивнул, скрывая всю отвагу

И понимая – вот он, тот аспект,

Что ищет. Значит, цель его – в подвале.

Но как туда попасть, минуя пост?

Он шёл по лестнице, и мысли в нём вставали,

Как будто строя к цели хрупкий мост.

[Verse 3]

«Я в здании, – подумал он для Братства, —

Охрана есть. И главный вход в подвал

Закрыт для смертных. Это святотатство,

Но я найду иной себе канал».

«Спокойно, друг, – ответил Разум в мыслях, —

Осмотрись. Ищи вентиляцию, ходы.

В таких гигантах, в каменных их числах,

Всегда есть тайные пути, следы

Строителей, что скрыты от начальства».

Антон поднялся выше, в коридор,

Где пахло пылью, краской и нахальством

Забвения. Он видел грязный сор

В углу, и старый план эвакуации,

Покрытый желтизной минувших лет.

И разглядел на схеме вариации

Технических шахт – вот он, ответ!

[Verse 4]

Он вскрыл решётку, узкую, стальную,

И погрузился в темноту и пыль.

Он лез по шахте, тесную, худую,

Сдирая кожу, превращая в быль

Свой страх высот и замкнутых пространств.

Он слышал гул, что шёл из-под земли,

Вибрацию невидимых убранств,

Где силы зла свой корень обрели.

«Я близко, – он послал сигнал незримый, —

Я чую эту мощь, она растёт».

«И мы на месте, – молвил пёс-хранимый

Золотым даром, – начинаем счёт.

Сиамский Тесак вышел на позицию.

Он чует магию, он ждёт меня.

Готовься, человек. Займи амбицию

Героя. Начинается резня».

[Verse 5]

Антон спустился в сумрачное чрево

Подвальных залов. Здесь стоял густой,

Тяжёлый гул. И справа, и налево

Тянулись кабели, покрытые росой

Конденсата. И в центре зала, в клетке

Из толстых шин, стоял ОН – артефакт.

Не генератор. Нет. На табуретке

Сидел огромный, чёрный, жирный кат,

А точнее, кот. Он спал, мурлыча громко,

И от его мурчания по шинам

Бежал разряд, как будто бы позёмка,

К вершине башни, к дьявольским вершинам.

То был не просто кот. Он был живым

Аккумулятором кошачьей лени,

Средоточием неги, сном хмельным,

Что превращался в ток для новых пленений.

[Verse 6]

Вокруг кота, как жрицы в древнем храме,

Сидели кошки в странных ошейниках.

Они смотрели в одну точку, в раме

Гипноза, и в невидимых затейниках

Этих ошейников мерцали огоньки.

Они качались в такт его мурчанью,

Их апатия, словно ручейки,

Вливалась в общее очарованье.

Антон застыл. Как это отключить?

Не выдернуть тут вилку из розетки.

Здесь нужно было котика убить?

Но он не мог, он не злодей из клетки.

«Я вижу цель, – он передал в эфир, —

Но это не машина. Это кот!

Огромный, чёрный, он – кумир

Для свиты. Он энергию даёт».

[Verse 7]

«Живой источник! – Разум был встревожен, —

Хитрее, чем мы думали. Убить

Его нельзя. Он магией ухожен.

Его убийство может пробудить

Такую силу, что снесёт полгорода.

Не трогай зверя! Нужно оборвать

Поток! Смотри на кошек, что у входа

Сидят в трансе. Их нужно разорвать

С источником. Ошейники на них —

Вот ключ к разгадке, вот где слабость их!»

В тот самый миг снаружи гром затих

И начался. Удар! И крик двоих

Сплелись в один. То Бронзовый Страж начал

Свою работу, проломив заслон.

И мир для всех окрестных псов и кляч

Переменился, выйдя из заслон.

[Verse 8]

Снаружи, у подножия гиганта,

Мастиф, как танк, ворвался в строй врагов.

Он рвал и метал, не зная бриллианта

Ценней, чем верность. Десятки котов

Породы мейн-кун, «Тяжёлые Мурлыки»,

Что были стражей, разлетались в прах.

Их мышцы, их звериные улики

Не помогали им. Лишь боль и страх

Царили там, где Бронзовый прошёлся.

А выше, на стальной площадке крыши,

Серебряный Ветер вихрем пронёсся,

И враг его уже почти не дышит.

Сиамский Тесак, быстрый, как комета,

Встречал удар ударом. Когти-шпаги

Свистели в воздухе, лишая света

Пространство. Два бойца, две капли влаги.

[Verse 9]

Антон смотрел на кошек-зомби. Нужно

Сорвать ошейник хоть с одной из них.

Он выбрал ту, что с краю, равнодушно

Смотрела в стену. В мыслях он затих,

Сосредоточился. И сделал шаг.

Но только он приблизился к бедняге,

Как та вскочила, показав оскал,

И все коты, как будто по присяге,

Проснулись разом. Их глаза горели

Недобрым, фиолетовым огнём.

Они шипели, мышцы их твердели,

Готовые покончить с ним живьём.

Они не вышли из гипноза, нет.

Но их инстинкт, усиленный стократ,

Почуял чужака, врага, чей след

Нарушил их священный маскарад.

[Verse 10]

Десятки тел, послушных общей воле,

Что шла от спящего в центре кота,

Рванулись на него. На ратном поле

Он был один. И эта теснота

Подвала стала для него ареной.

Он отскочил, схватив кусок трубы.

«Меня раскрыли! – крикнул он смятенно, —

Я в окружении! Прошу судьбы

Дать мне минуту!» Он махал трубой,

Сбивая первых, самых наглых тварей.

Но их всё больше. И последний бой

Казался близок. Средь ночных пожарищ

Он был один, простой, случайный клерк,

Зажатый в тихом логове врага.

И только мысль, как фейерверк,

Стучала в мозг: «Бежать! Бежать! Бега!»

[07.07, 22:50] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь третья: Башня теней

[Verse 1]

Настало утро. Город пробуждался,

Не зная, что висит на волоске.

Антон поднялся, нервно одевался,

Сжимая план свой в ледяной руке.

Он позвонил в контору провайдера,

Сославшись на помехи, шум и сбой.

И голосом уставшего аутсайдера

Потребовал направить на убой

Проблемы техника. И вот удача —

Ему сказали: «Ждите, выслан спец».

Но он ответил: «Сложная задача!

Я сам работал, знаю, наконец,

Что делать нужно. Дайте допуск, пропуск,

Я сам залезу, всё проверю там».

И после споров, взяв минутный отпуск

За свой же счёт, он двинулся к вратам.

[Verse 2]

Высотка телебашни, как игла,

Пронзала небо, серое от смога.

Она казалась цитаделью зла,

Последним рубежом у злого бога.

Внутри гудели серверы, мигали

Индикаторы, как сотни хитрых глаз.

Охранник сонный сверил все регалии

В его бумагах, выдал свой приказ:

«На крышу – можно. Но в подвал – ни шагу.

Там генераторы, секретный объект».

Антон кивнул, скрывая всю отвагу

И понимая – вот он, тот аспект,

Что ищет. Значит, цель его – в подвале.

Но как туда попасть, минуя пост?

Он шёл по лестнице, и мысли в нём вставали,

Как будто строя к цели хрупкий мост.

[Verse 3]

«Я в здании, – подумал он для Братства, —

Охрана есть. И главный вход в подвал

Закрыт для смертных. Это святотатство,

Но я найду иной себе канал».

«Спокойно, друг, – ответил Разум в мыслях, —

Осмотрись. Ищи вентиляцию, ходы.

В таких гигантах, в каменных их числах,

Всегда есть тайные пути, следы

Строителей, что скрыты от начальства».

Антон поднялся выше, в коридор,

Где пахло пылью, краской и нахальством

Забвения. Он видел грязный сор

В углу, и старый план эвакуации,

Покрытый желтизной минувших лет.

И разглядел на схеме вариации

Технических шахт – вот он, ответ!

[Verse 4]

Он вскрыл решётку, узкую, стальную,

И погрузился в темноту и пыль.

Он лез по шахте, тесную, худую,

Сдирая кожу, превращая в быль

Свой страх высот и замкнутых пространств.

Он слышал гул, что шёл из-под земли,

Вибрацию невидимых убранств,

Где силы зла свой корень обрели.

«Я близко, – он послал сигнал незримый, —

Я чую эту мощь, она растёт».

«И мы на месте, – молвил пёс-хранимый

Золотым даром, – начинаем счёт.

Сиамский Тесак вышел на позицию.

Он чует магию, он ждёт меня.

Готовься, человек. Займи амбицию

Героя. Начинается резня».

[Verse 5]

Антон спустился в сумрачное чрево

Подвальных залов. Здесь стоял густой,

Тяжёлый гул. И справа, и налево

Тянулись кабели, покрытые росой

Конденсата. И в центре зала, в клетке

Из толстых шин, стоял ОН – артефакт.

Не генератор. Нет. На табуретке

Сидел огромный, чёрный, жирный кат,

А точнее, кот. Он спал, мурлыча громко,

И от его мурчания по шинам

Бежал разряд, как будто бы позёмка,

К вершине башни, к дьявольским вершинам.

То был не просто кот. Он был живым

Аккумулятором кошачьей лени,

Средоточием неги, сном хмельным,

Что превращался в ток для новых пленений.

[Verse 6]

Вокруг кота, как жрицы в древнем храме,

Сидели кошки в странных ошейниках.

Они смотрели в одну точку, в раме

Гипноза, и в невидимых затейниках

Этих ошейников мерцали огоньки.

Они качались в такт его мурчанью,

Их апатия, словно ручейки,

Вливалась в общее очарованье.

Антон застыл. Как это отключить?

Не выдернуть тут вилку из розетки.

Здесь нужно было котика убить?

Но он не мог, он не злодей из клетки.

«Я вижу цель, – он передал в эфир, —

Но это не машина. Это кот!

Огромный, чёрный, он – кумир

Для свиты. Он энергию даёт».

[Verse 7]

«Живой источник! – Разум был встревожен, —

Хитрее, чем мы думали. Убить

Его нельзя. Он магией ухожен.

Его убийство может пробудить

Такую силу, что снесёт полгорода.

Не трогай зверя! Нужно оборвать

Поток! Смотри на кошек, что у входа

Сидят в трансе. Их нужно разорвать

С источником. Ошейники на них —

Вот ключ к разгадке, вот где слабость их!»

В тот самый миг снаружи гром затих

И начался. Удар! И крик двоих

Сплелись в один. То Бронзовый Страж начал

Свою работу, проломив заслон.

И мир для всех окрестных псов и кляч

Переменился, выйдя из заслон.

[Verse 8]

Снаружи, у подножия гиганта,

Мастиф, как танк, ворвался в строй врагов.

Он рвал и метал, не зная бриллианта

Ценней, чем верность. Десятки котов

Породы мейн-кун, «Тяжёлые Мурлыки»,

Что были стражей, разлетались в прах.

Их мышцы, их звериные улики

Не помогали им. Лишь боль и страх

Царили там, где Бронзовый прошёлся.

А выше, на стальной площадке крыши,

Серебряный Ветер вихрем пронёсся,

И враг его уже почти не дышит.

Сиамский Тесак, быстрый, как комета,

Встречал удар ударом. Когти-шпаги

Свистели в воздухе, лишая света

Пространство. Два бойца, две капли влаги.

[Verse 9]

Антон смотрел на кошек-зомби. Нужно

Сорвать ошейник хоть с одной из них.

Он выбрал ту, что с краю, равнодушно

Смотрела в стену. В мыслях он затих,

Сосредоточился. И сделал шаг.

Но только он приблизился к бедняге,

Как та вскочила, показав оскал,

И все коты, как будто по присяге,

Проснулись разом. Их глаза горели

Недобрым, фиолетовым огнём.

Они шипели, мышцы их твердели,

Готовые покончить с ним живьём.

Они не вышли из гипноза, нет.

Но их инстинкт, усиленный стократ,

Почуял чужака, врага, чей след

Нарушил их священный маскарад.

[Verse 10]

Десятки тел, послушных общей воле,

Что шла от спящего в центре кота,

Рванулись на него. На ратном поле

Он был один. И эта теснота

Подвала стала для него ареной.

Он отскочил, схватив кусок трубы.

«Меня раскрыли! – крикнул он смятенно, —

Я в окружении! Прошу судьбы

Дать мне минуту!» Он махал трубой,

Сбивая первых, самых наглых тварей.

Но их всё больше. И последний бой

Казался близок. Средь ночных пожарищ

Он был один, простой, случайный клерк,

Зажатый в тихом логове врага.

И только мысль, как фейерверк,

Стучала в мозг: «Бежать! Бежать! Бега!»

[07.07, 22:50] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь четвёртая: Сердце Братства

[Verse 1]

Антон отбивался. Труба в руках

Казалась жалкой веткой на ветру.

Он видел смерть в горящих злых зрачках,

И ужас леденил его нутро.

Коты, как ртуть, текли со всех сторон,

Единый, безголовый, жуткий рой.

Он был почти что взят в живой полон,

Когда раздался грохот за спиной.

Решётка шахты, сорвана с петель,

Ударилась о каменный помост.

И в тёмный зев, в последнюю метель,

Вошёл, как призрак, Золотистый Пёс.

[Verse 2]

Он не рычал. Он просто встал, как скала,

И внёс с собой молчание и свет.

И стая зомби, что к нему текла,

Застыла, будто услыхав ответ

На свой немой, гипнотический зов.

Их фиолетовый огонь в глазах

На миг померк от золотых основ

Спокойной силы. Первобытный страх

Проснулся в них. Не страх перед врагом,

А трепет перед чем-то изначальным.

Перед законом, что стоит столпом,

И светом мудрости первоначальной.

[Verse 3]

«Я здесь, Антон», – раздался в мыслях глас, —

«Прости, что задержался. Бой был крут».

«Ты вовремя! Ещё один бы час…

Или минута… и настал бы суд».

«Теперь держись. Их много, я один.

Но наша сила не в клыках и лапах.

А в том, что ты – мой друг, мой побратим.

И в том, что правда в наших с тобой лапах».

И Разум сделал шаг. И первый кот,

Что был к нему поближе, зашипел

И бросился. Но золотой оплот

Стоял недвижим. Пёс в глаза смотрел.

[Verse 4]

И кот застыл в прыжке, застыл и рухнул,

Как будто нити кукловода рвали.

Ошейник вспыхнул и мгновенно тухнул.

И так один за одного – в подвале

Они посыпались. Не бой, не драка —

А воли поединок, духа спор.

Пёс просто шёл сквозь легионы мрака,

Неся в себе свой светлый приговор.

Он шёл к Коту, что спал на пьедестале,

К источнику всей этой слепоты.

И кошки-зомби падали, не знали,

Что вырваны из плена темноты.

[Verse 5]

Антон смотрел, не веря в эту сцену.

Он видел, как срываются оковы.

Он видел настоящую ту цену,

Что платят за свободу. И основы

Вселенной будто обнажились вдруг.

Не сила мышц, а чистота души

Решала всё. И верный, добрый друг

Стоил дороже армий. «Не дыши!» —

Сказал он сам себе, боясь спугнуть

Видение. Но вот, последний кот

Упал без сил. И Разум кончил путь

Перед гигантом, что давал им ток.

[Verse 6]

Большой Кот спал. Его мурчанье было

Как гул турбин. И Разум положил

На чёрный мех свою златую силу —

Свою ладонь, точнее, лапу. Жил

В том жесте не удар, а состраданье.

И кот открыл глаза. Не фиолет —

А два зелёных, полных увяданья

И мудрости вселенской, грустных лет.

«Я так устал», – прошелестело в мозге

У пса с Антоном. Голос был глухим. —

«Они нашли меня на перекрёстке

Миров. И сделали рабом своим».

[Verse 7]

«Я знаю», – Разум отвечал без слов, —

«Твой дар покоя сделали оружьем».

«Я спал сто лет. И видел сотни снов.

И каждый сон был рабством, был недужьем.

Они кормили мою лень и сон,

Чтоб выкачать энергию до капли.

Спасибо, пёс. Мой долгий марафон

Окончен. Мы теперь свободны, так ли?»

«Да», – молвил Разум. – «Спи. Но спи спокойно.

Твой сон теперь принадлежит лишь снам».

И кот зевнул, так сладко, недостойно

Всех тех страданий. И по всем углам

Подвала разлилась такая нега,

Такой покой, что захотелось лечь

И позабыть про всё. Как после бега

Найти приют. И больше не беречь

Ни сил, ни воли. Просто раствориться.

[Verse 8]

«Антон, не спи!» – встревожился пёс-брат, —

«Его покой – ловушка! Он не зол,

Но он таков! Беги от этих врат!»

И в тот же миг по башне гул прошёл.

Энергия пропала. Свет погас.

И наступила тишина и мгла.

«Мы победили», – прошептал спецназ

Кошачий в мыслях. Но игла

Уже не слала в город свой дурман.

«Мы победили!» – Бронзовый Страж взвыл,

Стряхнув с себя последний злой туман.

«Мы победили!» – Ветер подтвердил,

Сорвав с Тесака сломанный клинок.

[Verse 9]

Антон бежал по лестнице наверх,

А следом пёс. Они покинули

Подвал, где спал тот, кто был выше всех

Интриг и битв. Они вдохнули

Свободный воздух. Город жил своей

Обычной жизнью. Люди и не знали,

Что в этот час, у самых их дверей,

Три пса и клерк их души отстояли.

Антон смотрел на пса. А пёс – в ответ.

И слов не нужно. В этом общем взгляде

Была и боль, и мудрость, и рассвет,

И дружба, что ценней любой награды.

[Verse 10]

«Теперь домой», – сказал Антон устало.

«Домой», – согласно Разум вильнул хвостом.

Их было четверо. И пусть их мало,

Но этот мир стоял на братстве том.

На доброте простого человека,

На верности трёх псов, что рвали тьму.

И начинался новый день для века,

Что был спасён, не зная, почему.

[07.07, 22:52] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь пятая: Утренний свет

[Verse 1]

Они вернулись в старую квартиру,

Где пахло пылью, кофе и мечтой.

И этому усталому их миру

Дарили небывалый свой покой.

Антон налил три миски свежей влаги

И высыпал остатки корма в них.

И псы, герои яростной атаки,

Лакали воду, позабыв о злых

Котах, о битвах, о вселенском плане.

Они устали. Бронзовый Мастиф

Уснул у ног, как будто в океане

Спокойных снов, свой гнев угомонив.

[Verse 2]

Серебряный, изящный дог, потёрся

О руку человека, как щенок.

Он был поцарапан, немного стёрся

Его серебряный, блестящий бок.

Но в умных, чуть печальных пса глазах

Читалась благодарность, а не боль.

Он знал, что человеческий размах

Души – вот главная на свете роль.

И Разум, золотистый пёс-мудрец,

Лежал, положив голову на лапы.

Он думал: «Это разве что конец

Одной главы. Но ждут ещё этапы».

[Verse 3]

Антон включил свой старенький планшет,

Открыл тот форум, что его позвал

На эту битву. И увидел свет

Зелёных букв. «Сигнал пропал».

«Источник тёмной воли обезврежен».

«Потери есть, но дух наш не сломить».

«Спасибо всем, кто был отважен, нежен

К союзникам и мог врага разбить».

И сотни ников, сотни аватарок

Мерцали в чате, празднуя успех.

И каждый был по-своему так ярок,

Один герой, но скрытый ото всех.

[Verse 4]

Он написал всего одно лишь слово:

«Всегда на страже». И закрыл планшет.

Ему не нужно было зваться снова

Героем дня. Он знал простой секрет:

Что подвиг – это не медаль и слава,

А просто делать то, что должен ты.

Чтоб в мире этом правила не лава

И злоба, а законы доброты.

Он посмотрел в окно. А там, над крышей,

Вставал рассвет, окрасив небосвод.

И город жил, и он спокойно дышал,

Не зная про ночной переворот.

[Verse 5]

«Ну что, друзья?» – он тихо псам промолвил, —

«Нам нужно отдохнуть. Набраться сил».

Он этот день навеки бы запомнил,

Тот день, что мир для многих сохранил.

Он лёг на старый скрипнувший диван,

Не раздеваясь, просто рухнул в сон.

И псы легли вокруг, как талисман,

Оберегая этот бастион

Простой квартиры, дружбы и тепла,

Где человек и пёс – одна семья.

И ночь ушла. И новая метла

Рассвета подметала бытия

Осколки тьмы, что были так сильны,

Но пали ниц пред светом доброты.

И впереди их ждали только сны.

Спокойные. Без страха. Без вражды.

[07.07, 22:54] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь шестая: Шёпот в сети

[Verse 1]

Прошла неделя. Город жил, как прежде,

Забыв о странном сбое в телесети.

Антон ходил на службу, и в одежде

Простого клерка растворялся в свете

Обычных дней. Но что-то изменилось.

Тревога, как невидимый паук,

В его душе тихонько поселилась,

И каждый звук рождал в нём злой испуг.

Он замечал: всё больше объявлений

«Пропала кошка» на столбах висит.

И в новостях – волна ограблений

Музеев, антикварных лавок. Вид

У воров был особый – брали только

Предметы с кошачьей атрибутикой.

Статуэтки, броши. Но вот сколько

Их было – сбивало с толку критиков.

[Verse 2]

И псы его вели себя всё страньше.

Мастиф рычал во сне, как будто в битве.

Серебряный, что был спокоен раньше,

Теперь скулил, как в горестной молитве.

И только Разум, золотой мудрец,

Ходил по комнатам, как будто тень.

Он чуял – это вовсе не конец.

Он знал, что враг готовит новый день

Для мести. «Антон, – молвил он однажды, —

Открой планшет. Зайди на форум наш».

И человек, томимый тихой жаждой

Понять, что происходит, взял блиндаж

Свой цифровой. И сразу же увидел

Десятки сообщений, криков, слёз.

«Пропал наш агент!» «Кто-то нас предвидел!»

«Они ведут охоту! Всё всерьёз!»

[Verse 3]

Агенты Братства, псы со всей страны,

Что были на связи, стали пропадать.

Один за одним. Без шума, без войны.

Их просто не могли нигде сыскать.

«Они сменили тактику, – сказал

Пёс-Разум, глядя в тёмный монитор. —

Не общая атака на вокзал

Сознания. А тихий приговор

Для каждого из нас. Они нас ищут

Поодиночке, бьют по одному».

«Но как? – Антон был бледен. – Как они ищут?

Ведь мы анонимны, не пойму!»

[Verse 4]

«Сеть, – молвил Разум. – Интернет. Мы в нём

Оставили свой след, свой разговор.

Они, как хакеры, и ночью, и днём

Просеивают этот грязный сор

Из данных, ищут наши голоса,

Стиль речи, фразы, цифровой наш дух.

Их главный враг теперь не полчаса

Гипноза, а тот, кто не слеп и глух.

Они не просто мстят. Они готовят

Второй удар. И для него нужны

Артефакты, что по крохам ловят

По всей стране. И мы им не нужны».

[Verse 5]

И в этот миг экран планшета вспыхнул,

И всё исчезло. Чёрный фон возник.

И белый череп с ушками возникнул —

Кошачий «Весёлый Роджер», их язык.

И буквы побежали, ядовиты,

Как будто набраны самой змеёй:

«Мы знаем, кто вы, псы-сибариты.

И ты, двуногий, тоже наш герой.

Вы думали, что победили? Глупо.

Вы потушили лишь один костёр.

А мы – пожар. И скоро ваши трупы

Украсят наш безжалостный шатёр.

Мы знаем адрес. Ждите. Скоро будем».

[Verse 6]

Экран погас. И тишина в квартире

Стала густой, как смоль, и ледяной.

«Они нас вычислили в этом мире,

– Антон промямлил. – Всё, пришли за мной…

И за вами…» Он сел на пол, раздавлен.

«Бежать? Но куда? Скрыться? Но где, как?»

Весь мир казался сетью, что расставлена

Лишь для него. И каждый новый шаг

Ведёт в ловушку. Страх сковал движенья.

Но Бронзовый Мастиф к нему подошёл

И ткнулся в руку, требуя решенья,

И в верных пса глазах он вновь нашёл

Не страх, а ярость. Праведную злобу.

[Verse 7]

«Нет, – Разум встряхнул головой златистой, —

Они играют. Это часть их плана.

Напугать, заставить нас бежать порывисто,

Покинуть дом, уйти из-под охраны

Привычных стен. Они хотят загнать

Нас на свою территорию, где ждут

Засады. Мы не будем убегать.

Мы примем бой. Но примем его тут.

Наш дом – теперь последняя твердыня.

Антон, ты – наш стратег. А мы – бойцы.

Пусть их коварство – едкая гордыня.

Но мы – не жертвы, мы – войны творцы».

[Verse 8]

И страх Антона стал менять свой цвет.

Он превращался в холод, в сталь, в расчёт.

«Ты прав, – он встал. – Бежать – вот мой ответ?

Нет. Хватит. Пусть приходят. Их черёд

Познать, что значит лезть в чужую стаю».

Он подошёл к окну и задёрнул шторы.

«Готовимся, друзья. Я точно знаю,

Что ночь сегодня сбросит все затворы.

Они придут. И это будет бой

Не за весь мир. А за вот этот дом.

За наше право быть самим собой.

И мы останемся навеки в нём».

[07.07, 22:55] brainxd555: Сага о Псах Правосудия. Песнь седьмая: Осаждённая крепость

[Verse 1]

Настала ночь. Не та, что дарит сны,

А ночь, что стала бархатным укрытием

Для сотен лап. И с каждой стороны

К их дому подбиралось злое бытие.

Антон не спал. Он двигал мебель, строил

Баррикады из стульев и стола.

Он каждый мускул в теле приготоил

К последней битве. Тишина была

Густой и вязкой. Псы лежали молча,

Как три пружины, сжатые до боли.

Их слух ловил движение по-волчьи

За тонкой гранью их домашней воли.

[Verse 2]

«Они снаружи, – Разум молвил в мыслях, —

Я чую их. Десятки. Может, сотни.

Они не лезут в дверь, в их подлых числах

Есть хитрый план. Они – как преисподняя,

Что ищет щели, лезет в каждый паз».

И в тот же миг раздался скрежет тихий

В вентиляции. «Началось у нас!» —

Сказал Антон, и псы, забыв про всхлипы

Тревоги, встали, как единый строй.

Их шерсть дыбилась, а в глазах горела

Решимость биться за очаг родной,

За эту крепость их души и тела.

[Verse 3]

Из шахты вентиляции посыпались

Фигуры в чёрном. Не коты, а люди!

В обтягивающих, тёмных комбинезонах.