Союз пяти королевств. Лабиринты Роуз

ПРОЛОГ

– Петрик! Петрик! Подожди меня!

– Не называй меня Петриком. Я – Петр. Сколько раз тебе говорить? – пятнадцатилетний граф резко обернулся, остановив свой бег по лестнице, ведущей к самой вершине Башни Молчания.

Он ждал, пока запыхавшаяся Роуз, которой едва исполнилось двенадцать, догонит их с братом.

Генрих, родной сын наследного принца, не был кровным братом Петру, но годы, проведенные в королевском дворце Эрии, сроднили их. Все портила лишь малявка Роуз, которая неотступно следовала за мальчиками с тех самых пор, как научилась ходить. Правда, и она иногда была полезна. Например, в играх, где требовался третий участник: в подушечных боях, в погонях по извилистым коридорам дворцов и крепостей, куда королевская семья выезжала на отдых, в прятках в садовых дебрях или зеленых лабиринтах, мода на которые пришла откуда–то с юга.

Свон, крестная мать Петра, не делила детей на родных и приемных, воспитывала их в строгости, и в течение учебного года им редко удавалось побездельничать. Летом же, когда они перебирались в Северную Лорию, где правила их прабабушка – королева Беатрис Шестая, все трое переставали сдерживаться и, словно разбойники, с криком и шумом носились по тихим анфиладам дворца.

Свон со своей бабушкой находились в прохладных отношениях, поэтому не часто появлялась во дворце, а старуха–королева души не чаяла в детях и позволяла им творить что угодно.

Но прошли годы, братья выросли, им стало не до игр, поскольку четырнадцать–пятнадцать лет – этот тот возраст, когда уже можно считать себя взрослыми, но Роуз не желала замечать произошедших с ними перемен и пыталась вернуть мальчиков в детство, в котором сама еще благополучно пребывала.

Вот и сегодня с самого утра они прятались от Роуз в библиотеке и морщились, слыша, как она протяжно выкрикивает их имена. Крадучись пробираясь между высокими стеллажами, забитыми книгами, братья нечаянно качнули один из шкафов, и на пол обрушилась лавина из томов и фолиантов.

Книгу в черном переплете с золотым тиснением Петру показал Генрих. Она, упав с высоты, раскрылась на красочной гравюре, где в бою сошлись, оседланные людьми драконы.

Страница, другая и друзья поняли, что к ним в руки попала весьма редкая книга, поскольку они никогда не слышали о войне с бахриманами.

Друзья настолько увлеклись чтением, что не заметили, как к ним подкралась Роуз. Они вздрогнули от ее победного крика, но головы так и не подняли.

– Кто такие бахриманы? – заглянув через плечо Генриха, спросила Роуз.

– Жрецы, умевшие передвигаться по миру с помощью порталов. Колдуны из Сулейха, – брат перевернул страницу.

– Но Сулейх – это страна, где правит наместник Роквэлл Блэк, старый друг родителей, и там нет никаких колдунов, – уверенно сказала Роуз. Ей нравилось блистать знаниями перед Петром. Они хоть и воспитывались вместе, граф Пигеон часто сбегал с уроков и порой не знал элементарных вещей. В глазах Роуз он выглядел бунтарем, и примерную девочку волновал его вольный нрав.

Роуз часами могла наблюдать, как Петр упражняется с мечом или фехтует с Генрихом. Занятия по укреплению тела граф предпочитал сидению над учебниками. Генрих тоже любил физические упражнения, но уступал в мастерстве старшему товарищу, что в последний год особенно стало заметно: длинный, нескладный принц двигался не так уверенно и действовал не так ловко, как мускулистый и подтянутый граф. Если бы Роуз была старше, она поняла бы, что нескладность Генриха временная – он обещал стать высоким и красивым юношей.

Несмотря на свой юный возраст, Роуз верила, что никогда не встретит человека лучше и красивее, чем Петр. Она любила его, пусть по–детски, но искренне, и ее сердце изнывало от тоски, поскольку граф Пигеон не обращал на нее никакого внимания.

С недавних пор братья начали хранить свои взрослые секреты. Они замолкали, стоило Роуз появиться в поле видимости, что делало ее несчастной. Она чувствовала себя брошенной, одинокой.

Однажды Роуз проревела всю ночь после того, как случайно увидела фрейлину матери, крадущуюся из комнаты Петра. Позже, с пристрастием наблюдая за весело щебечущей дамой, принцесса разглядела на ее шее тщательно замазанные следы поцелуев. Поняв, чем ночью занимался Петр и эта ужасная женщина, Роуз со слезами на глазах выбежала из залы, чем вызвала каскад вопросов от родителей. Но как признаться им, что она ревнует?

И теперь, стоя в библиотеке, она замерла, испытывая невероятное счастье. Ее Петр находился рядом и можно было без стеснения на него смотреть, пока Генрих увлеченно рассказывал о давних событиях.

– Шла война против бахриманов, и всех колдунов уничтожили. Тут написано, что предводителем пяти королевств выступал наш отец – Эдуард Эрийский.

Петр рассматривал картинку, на которой белые драконы дрались с черными, а на Башне Молчания стояла одинокая женская фигура. Ее волосы развевались на ветру. Художник точно передал, что нарисованная девушка готовится прыгнуть.

– Но почему нам не рассказывали о войне со жрецами, когда мы изучали историю? – Роуз мысленно сопоставила даты, указанные на странице. – Получается, наши родители еще не поженились.

– Смотри, тут написано, что бахриманы могли открывать порталы одним взмахом руки!

– Вы что здесь делаете, озорники? – скрипучий голос старого библиотекаря заставил всех троих подпрыгнуть от неожиданности. – Вы раскидали книги! Что скажет на это Ее Величество?

Петр и Генрих резво поднялись и со смехом бросились вон из библиотеки. Роуз же задержалась. Она подхватила оставленную ими книгу, на обложке которой светилось золотое тиснение «История о коварных бахриманах и победе над ними Союза пяти королевств», и побежала следом. Книга оказалась тяжелой, но принцесса не хотела ее бросать. Неразлучные друзья наверняка спрячутся, и ей не придется бесцельно бродить по коридорам, и выискивать их. У нее теперь есть чем заняться. Она хочет все знать об истории войны с бахриманами.

Роуз интуитивно угадала в нарисованной фигурке на Башне Молчания свою маму.

Будто нарочно Петр и Генрих побежали в ту самую башню. Лестница серпантином вилась вверх, и из–за тяжести книги Роуз все больше отставала от братьев.

– Петр, ты бы помог мне нести книгу? – крикнула она в гулкий проём лестницы. В ответ раздался протяжный стон графа, но звук шагов не прекратился – друзья продолжали подъем.

Тогда девочка решила их подкупить:

– А давайте я сама прочту вам историю войны с бахриманами. Будет весело, – добавила она, сама удивляясь, почему сказала, что читать о войне весело.

– Никуда от тебя не деться, – зло кинул ей остановившийся Петр. Генрих, идущий впереди, обернулся и замер на лестничной площадке, с нетерпением ожидая, когда его друг отвяжется от сестры–зануды. – Вот бы, как бахриманы, взмахнуть рукой, и перенестись от тебя подальше. Надоела.

Глаза Роуз стали влажными. Она еле сдерживалась, чтобы не разреветься прямо здесь, перед ним. Но тогда она получит еще большую порцию насмешек. Чувство протеста заставило принцессу гордо вскинуть голову.

– Ты, Петрик, как ребенок. Веришь во всякую ерунду. Никакого бахримановского колдовства нет. Взмахом руки невозможно открыть дверь в пространстве. И никакие слова без специальных амулетов не позволят творить волшебство. Даже дуракам это понятно.

– А вдруг получится? Что тогда? – Петр шагнул навстречу к Роуз, малявка разозлила его. – Будешь чувствовать себя дурой?

Роуз чуть не упала, попятившись от нависшего над ней Петра, но он вошел в раж.

– Что там нужно произнести? – обратился он к Генриху, стоящему выше него на несколько ступенек.

Тот тут же откликнулся:

– Дорогу идущему бахриману. Кажется, так…

– Дорогу… идущему… бахриману, – разделяя слова, с нажимом произнес Петр. Он ни на секунду не отвел глаза от пигалицы, которая от возмущения покраснела.

Граф сделал нарочито витиеватый жест рукой, который тоже показался Роуз издевательским.

Так они и стояли, уставившись друг на друга – Петр, с застывшей на лице злой усмешкой, и Роуз, в глазах которой светилось отчаяние и упрямство, пока не услышали удивленный возглас Генриха.

Они медленно повернули головы и беззвучно уставились на стену. Рядом с ними мерцал проход, за которым клубилась тьма. И Петр, и Роуз, не сговариваясь, шагнули к порталу: граф исчез в нем, окутанный черной дымкой, а девочка, отстав всего лишь на шаг, стукнулась об вернувшуюся на место каменную кладку башни, и от удара об нее упала на ступени лестницы.

Графа Петра Пигеон искали по всем королевствам, но так и не нашли: он не вернулся ни через год, ни через два.

Лишь юная принцесса Роуз, изучив книги по истории войны с бахриманами от корки до корки, верила, что последний Верховный жрец когда–нибудь объявится.

ГЛАВА 1

За окном бушевала весна, цвели яблоневые сады. Ветер, влетая в комнату, теребил легкий занавес, играл золоченой бахромой на парчовом пологе девичьего ложа и холодил красные от смущения щеки принцессы, которую вот уже третий час готовили к свадебной церемонии. Невесту мыли в ванне с розовыми лепестками, которые доставили рано утром из самого Сулейха, умащивали тело бальзамами, изготовленными желтолицыми кудесниками загадочного востока, завивали волосы цвета спелой пшеницы в локоны, одевали на сияющую красотой девушку тончайшее белье, сотканное и расшитое мастерицами Корпы.

Перед тем, как протиснуть руки в узкие рукава и застегнуть сто пуговиц верхнего платья, принцесса попросила о передышке:

– Пожалуйста, я хочу хоть на мгновение остаться одна.

– Но Ваше Высочество, жених вот–вот прибудет во дворец, – возразила Первая фрейлина ее матери. – Негоже задерживать церемонию, расписанную до мелочей.

– Мама, – взмолилась Роуз, обернувшись на входящую в комнату женщину, походившую на дочь только цветом волос. – Неужели солнце откажется светить, или Руфф развернется и уедет, если я немного полежу?

– Нет, милая. Ничего такого не случится, – Свон опустила руки на плечи сидящей в центре комнаты полураздетой дочери, встав за ее спиной. – Я вижу, ты нервничаешь и устала от гомона людей.

– Да, устала, – Роуз качнула головой с мудрено заколотыми волосами и тяжелой короной. – Еще чуть–чуть – и я закричу.

Свон взмахом руки приказала слугам покинуть опочивальню. Швеи, парикмахеры, фрейлины поспешили за дверь.

– Что случилось, родная?

Роуз поднялась из кресла и шагнула к кровати. Прохладные простыни обещали неземное блаженство, принцесса застонала от удовольствия, когда опустилась на них. Вот так бы и лежала весь день. Зачем куда–то идти? Не такую свадьбу она хотела.

Роуз просто наслаждалась наступившей тишиной после того, как комнату покинули все женщины, помогающие ей одеться.

– Ты сомнешь прическу, малышка, – Свон ласково посмотрела на Роуз, невольно залюбовавшись ею, такой нежной в этом красивом белье, расшитом шелковыми розами и украшенном узкими атласными лентами. Ее нижняя юбка задралась, оголив острое колено. «Дочь навсегда останется для матери ребенком, даже если на ней свадебный венец», – подумала Свон.

Она вспомнила, как увидела ее в первый раз. Роды оказались сложными, мучительными, и вконец обессиленная мать потеряла сознание, как только услышала первый крик ребенка. Она даже не знала, кто родился: девочка или мальчик. Только через сутки ей принесли малышку, завернутую в ворох батистовых пеленок с каймой, расшитой белыми розами и атласными лентами.

– Роуз, познакомься с мамой, – произнес Эдуард, пристроившись тут же на кровати.

Свон бережно взяла из рук кормилицы свою дочь и долго ее рассматривала, никак не решаясь вернуть ждущей прислуге.

– Она красавица. Такая же, как и ты, – Эдуард поцеловал Свон в голову. – Я назвал ее Роуз. Ты не против?

Как она могла быть против? Выросшая сиротой, только в восемнадцать лет она узнала, как звали ее родителей. Роуз – имя ее трагически погибшей матери.

Свон заплакала. Ребенок, словно почувствовал ее слезы, тоже завозился, скривил лицо.

– Ну, что ты, родная? – Эдуард жестом показал, чтобы унесли дочь. Как только дверь за кормилицей закрылась, он поднял Свон на руки и сидел, укачивая ее, как малое дитя, пока она не уснула, вслушиваясь в мерный стук сердца мужа. Она была счастлива: у нее есть прелестная малышка Роуз.

С тех пор любую вещь, принадлежащую принцессе, украшали розами: белыми, розовыми, желтыми, красными. Роза стала своеобразным символом.

– Эту башню ты называешь прической? Я ненавижу ее. Почему я не могу одеться так, как хочу? К чему эта показная роскошь?

– Твой дед жаждет утереть нос бреужцам, которые оценивают прежде всего богатство.

– Руфф Бреужский полюбил меня вовсе не за золото в казне.

– Я знаю, милая, но его родители…

– Мам, я будущая правительница Северной Лории, а Руфф второй сын короля, который, став моим мужем, поднимется на ступень выше, чем мог бы рассчитывать в своем королевстве. Неужели мы не можем хотя бы отстоять право одеться так, как мне хочется?

– Родная, не так все просто, мы выполняем требования того двора, куда ты войдешь, став женой Руффа. Здесь, помимо дружественных отношений с восточным соседом, замешена политика: Бреуж входит в «Союз Пяти», организованный во время войны с бахриманами. Цель твоего деда – не только создать общую границу для пяти королевств, но и скрепить королевские семьи родственными узами.

– О, мама, не надо повторять то, о чем мне твердят последние годы. Я помню, что из пяти, лишь два королевства не имеют с нами общей крови, и не забываю об истинной цели свадьбы с Руффом Бреужским. После нас останется только Лунное царство, где подрастает будущая невеста брата. Бедный Генрих, ему ждать долгие шесть лет, прежде чем он сможет жениться на крошке Стелле!

– Как видишь, он не ропщет, – Свон села на постель и погладила плечо, лежащей на животе дочери. – Тебе повезло, что ты влюбилась в Руффа, а он влюбился в тебя. Надо ценить то, что тебе досталось, а не капризничать по пустякам.

– Я мечтаю, что бы у нас с Руффом была такая же глубокая любовь, как у тебя с папой, чтобы он смотрел с нежностью в глазах, и даже спустя много лет не утратил ко мне интерес, чтобы я чувствовала себя за ним, как за каменной стеной …

– Все будет, милая. Жизнь только начинается.

– Мам, – Роуз села на кровати, обхватив руками колени. – Знаешь, как я хотела бы выйти замуж? Чтобы мои волосы были распущены и стелились волной по спине, заменяя прозрачную кисею, а на голове, вместо тяжелой короны, красовался венок из ромашек…

– Простых ромашек? Откуда такая фантазия?

Роуз не ответила, прикусив язычок. Ни к чему матери знать, что она с Евой – дочерью Сары и Бертрана – тайно бегала к предсказателю Рейвену, который показал ей в магическом зеркале, какой она будет невестой: простоволосой, босой, в легком белом платье и с венком из полевых цветов на голове.

А теперь получается, что магические зеркала врут. На ее голове высокая башня из переплетенных локонов, золотой венец с драгоценными каменьями вместо ромашек, а платье из–за обилия шелка и бархата, весит столько, что в нем Роуз сможет двигаться со скоростью той улитки, за которой она как–то наблюдала во дворцовом саду.

Ни к чему матери знать и о том, что беспокоит юную принцессу больше всего: станет ли она счастлива с Руффом? Он вроде бы и добр с ней, и нравится ей так, что сердце щемит, но уж слишком часто в последнее время в его глазах разгорается гнев.

Роуз списывала вспышки злой обиды Руффа на его нетерпеливое желание обладать ею так, как мужчина обладает женщиной. Принцессу уязвляло, что в их долгих беседах иногда прорывалось пренебрежение жениха к противоположному полу, он считал женщин существами глупыми и предназначенными лишь для плотских утех. Они не раз ссорились из–за того, что Роуз берегла девственность, хотя договору об их браке было более двух лет…

– Все равно ты станешь моей, к чему такое упрямство? Ты же позволяешь себя целовать?

Роуз позволяла не только целовать. Под настойчивым напором Руффа она однажды позволила себя раздеть. Стыдясь наготы, цепляясь за остатки одежды, краснея чуть ли не всем телом, она терялась в словах, стараясь объяснить, почему ей важно прийти к свадебной ночи непорочной. Роуз пыталась увернуться от более откровенных ласк, впервые видя нагого мужчину, и страшась того, что может произойти, если они потеряют голову от его поцелуев.

Как рассказать маме, что встреча с будущей свекровью Эстер Бреужской закончилась обещанием Роуз выполнить условие первой брачной ночи. Правящей чете важно убедиться в непорочности невесты. Королева намекнула, что брат Роуз, принц Генрих, родился слишком быстро после свадьбы родителей, и она не хотела бы слышать, как моют кости ее сыну и невестке во всех пяти королевствах.

– Я надеюсь, что ты устоишь под давлением моего любвеобильного чада? Я говорю с тобой, надеясь на женское благоразумие в таких щекотливых вопросах.

Ее твердое «нет» в постели вызвало такую ярость жениха, что Роуз решила: их помолвке конец. Руфф выскочил из комнаты, едва одевшись, а она корила себя, что не подобрала правильные слова и допустила начало любовной игры. Со страхом она ожидала посла Бреужа со страшной вестью о разрыве, а потом долго плакала на плече Руффа, когда после недельного молчания он появился в ее комнате с цветами и извинениями.

Нежные поцелуи, осушившие слезы, закончились примирением, но все равно Руфф не мог сладить со своей натурой и умудрился распустить корсет Роуз и залезть руками туда, где учащенно билось ее сердце.

– Я только поцелую, – шептал он, играя языком с соском груди Роуз, вызывая в ней желание и стыд. Каких сил стоило одернуть юбку, оказавшуюся задранной почти до талии!

– Нет, Руфф, нет!

Сегодняшняя брачная ночь позволит устранить преграды, и Роуз надеялась, что у них с Руффом не останется повода для ссор.

– Пора, девочка моя, – Свон встала с постели. – Слышишь музыку? Жених прибыл.

– Мама, осталось надеть лишь платье. Позволь мне собраться с мыслями и побыть немного одной?

Свон поцеловала Роуз в висок, но нечаянно поранила щеку об острый край свадебного венца дочери. Капля крови рубином засверкала на золоте короны.

Оставшись одна, принцесса подошла к зеркалу и прижалась к холодной поверхности лбом, чиркнув тяжелой короной по посеребренному стеклу. Сеть трещин моментально расползалась, исказив и раздробив отражение.

– Не к добру бьется зеркало, – успела подумать Роуз, прежде чем потеряла сознание.

Оседая на пол, она не видела, что из разверзшейся стены из клубящегося мрака вышел мужчина, пересек в несколько шагов комнату и подхватил Роуз на руки. Бережно уложив ее на постель, он вернулся к двери и повернул в замке тяжелый ключ, отрезая невесту от служанок и фрейлин, вслух считающих до тысячи, как велели им Ее Высочество – мать принцессы Роуз, чтобы, наконец, одеть невесту и вывести ее к жениху, ждущему в тронной зале.

Мужчина, склонившись над кроватью, жадно рассматривал побледневшую Роуз, провел кончиками пальцев по ее лицу, закончив движение на накрашенных розовым блеском губах.

– Прости, малявка.

На пол полетело разорванное нижнее белье чужой невесты, не чувствующей, как мужчина совершает с ней то, в чем она так долго отказывала Руффу.

Когда фрейлины королевы попытались открыть дверь, она не поддалась. Прибывшая королевская чета не смогла уговорить дочь впустить их. Сколько Свон не увещевала свою малышку, та отмалчивалась.

Плотник, взломавший замок, пропустил вперед рассерженного Эдуарда. Плач Свон и шепот фрейлин подтвердили страшное подозрение: Роуз сбежала.

Прибывший по велению наследника королевский сыщик Штрау определил, что принцесса могла покинуть комнату только через главную дверь. Решетки на окнах оказались целыми, какой–либо потайной ход из комнаты не обнаружен. Штрау шепнул Его Высочеству, чтобы тот велел дворцовому люду покинуть комнату принцессы, дабы не затоптали возможные следы.

Разбитое зеркало навело на мысль, что принцесса не покинула комнату добровольно и сопротивлялась похитителю. В том, что произошло преступление, не оставалось никакого сомнения, когда нашли капли крови, ярко окрашивающие смятые простыни.

Свон едва не потеряла сознание, заметив на полу с другой стороны кровати разорванное белье, сшитое специально для первой брачной ночи дочери. Мать поняла, что с ее девочкой случилась страшная беда, которую нужно скрыть от посторонних глаз. Она незаметно подняла с пола клочки кружева и спрятала руки в складках платья.

Всем, кто заметил кровь на постели и начал активно строить предположения, быстро разъяснили ее происхождение царапиной на щеке Свон: окровавленный золотой венец – причина ранения, валялся у зеркала. Многие поверили, а те, кто усомнился, предпочел молчать, зная, что за длинный язык палач может укоротить шею.

Руфф и его родители, так и не дождавшись выхода невесты, начали беспокоиться. Вскоре пришло известие, что принцесса сильно занемогла, и свадьбу придется отложить на неопределенный срок. Болезнь оказалась настолько заразной, что к Роуз никого не пускали, даже Руффа, порывающегося успокоить принцессу и заверить ее, что его намерения жениться на ней незыблемы.

Так Эдуард хотел выиграть время, чтобы разобраться, как и куда могла исчезнуть его любимая дочь.

Роуз пришла в себя от того, что ее насильно поили. Горькая жидкость обжигала горло, лишала возможности дышать, лилась по шее. Кубок, прижатый к ее губам, грозил сломать зубы, а рука, державшая ее за затылок, не позволяла увернуться и перестать глотать дурно пахнущее варево.

– Давай, давай, малявка, – шептал мужчина, лица которого она не могла разглядеть из–за слез, обильно льющихся из глаз, и слабого источника света. – Ты ведь не хочешь забеременеть?

Убедившись, что в кубке не осталось ни капли, Роуз отпустили. Скрип двери, поворот ключа, удаляющиеся шаги и наступившая давящая тишина.

«Я хотела тишины», – подумала принцесса, еще не понимая, как она оказалась в темной комнате. Вместе с закрывшейся дверью исчез и тот малый отблеск света, что мог помочь оглядеться.

Не вставая, Роуз пошарила рукой вдоль тела. Грубые на ощупь простыни позволили определить, что она находится не в своей опочивальне.

Где же она?

Страх острым жалом кольнул в сердце.

Силясь вспомнить, что предшествовало горькому напитку, Роуз с трудом восстанавливала цепь событий: как и в комнате, в ее голове властвовала темнота. Перед глазами сохранилась лишь последняя картинка: множащиеся трещины на любимом зеркале, а за спиной, на стене – быстро расползающееся черное пятно, отражение которого она успела уловить перед тем, как к горлу подступила тошнота, и ноги отказались держать тело.

Тело? Роуз застонала от ужаса – сейчас тело ее не слушалось, она могла шевелить только руками. Ни сесть, ни перевернуться. Стало страшно, что мерзкая жидкость, которой её только что поили, может быть отвергнута желудком, а Роуз даже не в состоянии повернуть голову, чтобы не захлебнуться.

Подавив нарастающую панику, принцесса постаралась сосредоточиться на том, что ей доступно, а именно, изучить себя.

Деревянные пальцы прошлись по мокрому от слез лицу. Лизнула губы. Кроме горечи почувствовала вкус помады и небольшую припухлость на нижней губе. Просунула пальцы в спутанные волосы: венца нет, «башня» из локонов хоть растрепалась, но оставалась на месте.

Медленное движение руки вниз. Роуз затаила дыхание, боясь обнаружить, что ее раздели. Нащупав тонкую ткань, девушка вздохнула с облегчением. На ней надета ее нижняя рубашка: вот ряд атласных лент по вырезу, под пальцами распускаются вышитые бутоны. Принцесса припомнила, что не успела залезть в корсет и верхнее платье, поэтому не удивилась почти открытой груди.

Спустив ладонь вниз, к животу, Роуз попыталась разобрать, цела ли ткань.

Затуманенное сознание подсказывало, что с ней произошло что–то нехорошее, откуда–то девушка знала, что ее одежда пострадала, но руки не подтверждали ее страхи.

Почти успокоившись, что никаких разрезов и рваных краев на рубашке не оказалось, и нет видимых повреждений на теле, не считая странной обездвиженности, Роуз вдруг вспомнила слова мужчины:

«Ты ведь не хочешь забеременеть?»

Стон вырвался из ее горла. Какая беременность? Откуда?

Пальцы принялись лихорадочно поднимать подол, но принцесса вовремя себя остановила. Дотянуться до внутренней стороны бедер не позволит скованное тело, а лежать с задранной юбкой в незнакомом месте опасно.

ГЛАВА 2

Опять полились слезы, и заложило нос. Роуз старалась часто дышать через рот, но накативший страх умереть от удушья не проходил. Мысли подогревали панику.

Кто тот мужчина, что поил ее горьким отваром? Что он сделал с ней? Почему она мало что помнит? Как он вынес ее из дворца, где собрались тысячи гостей?

Роуз закрыла глаза. От этого ничего не изменилось, но видеть темноту и сознательно отгородиться от нее – разные вещи. Постепенно девушка успокоилась и вернулась к тому моменту, когда по зеркалу в ее опочивальне пошли трещины.

Еще и еще раз она прокручивала цветную картинку. Последнее воспоминание – ключ ко всему.

Она видела себя в белой, просвечивающей на солнце, рубашке, руку, прижатую к прохладному серебру зеркала. Мысленно она проследила, как одна из трещин, множась, доползла до ее пальца.

Стоп!

Что за черное пятно расплылось на противоположной стене? Слабым отголоском в памяти мелькнуло, что однажды она видела похожую клубящуюся тьму. Стены в ее комнате обшиты восточным шелком с нарисованными по зеленому полю белыми розами, а то пятно, о котором она только что вспомнила, расходилось по каменной кладке.

Открытие заставило Роуз вскрикнуть: она видела такое пятно в Башне Молчания во дворце старой королевы Беатрис Шестой! В день, когда шагнул в клубящуюся тьму и исчез ее друг детства!

Роуз заплакала в голос. Сомнений не было, она знала, кто её похитил.

Только граф Пигеон называл ее малявкой!

– Петрик! – всхлипнула она и ударила кулаком по кровати.

Рядом раздался спокойный голос:

– Я просил не называть меня Петриком.

Принцесса открыла глаза и различила фигуру мужчины, стоявшего над ней. Его силуэт освещал слабый свет, падающий из открытой двери. Занятая своими мыслями, она не заметила, как похититель вернулся.

Петр, между тем, тронул висящую над изголовьем кровати лампу, и магический кристалл озарил достаточно просторную комнату. Но Роуз не стала ее рассматривать, ее взгляд впился в лицо взрослого мужчины, каким стал ее Петрик.

Она узнавала его и не узнавала одновременно. Трудно судить о росте, лежа на кровати, но он показался ей очень высоким и с невероятным размахом плеч. Петр темной глыбой нависал над ней. И эта глыба грозилась обрушиться и погрести ее под собой. Так, наверное, себя чувствуют путники в горной пещере, когда ее свод вот–вот упадет на них. Роуз даже услышала треск камней, но откуда ему взяться? Игра затуманенного воображения.

Она вглядывалась в его лицо, стараясь найти знакомые черты. Где юношеская округлость лица, где озорной блеск глаз?

Глубокие складки, пролегшие по щекам, и жесткий контур решительного лица делали его гораздо взрослее. Сколько сейчас графу? Двадцать один? Игра тени и света или непростые годы жизни на чужбине так сильно изменили его внешность?

Чтобы избавиться от страха, от тревожного чувства неопределенности, Роуз заговорила:

– Где я?

– В Тонг–Зитте. Что, малявка, не можешь вспомнить, что это за страна? – рот Петра скривился в усмешке, а глаза остались холодными.

Роуз слышала о загадочной стране, откуда исходила угроза начала новой войны. Отец не раз упоминал Тонг–Зитт с горечью в голосе – оттуда не вернулся ни один королевский шпион. Пытались проникнуть в недружелюбную страну и по морю, и по суше через торговые пути Форша, обрывающиеся у стен лабиринта, и по воздуху на драконах, но ни людей, ни драконов больше никто не видел.

Территории соседних государств, пострадавшие от набегов тонг–зитцев, сжигающих селения и угоняющих здоровые население в рабство, неуклонно ширились. Роуз видела карту в кабинете деда, на которой красными флажками отмечались павшие селения, и она невольно сравнила картину захвата с болезненной опухолью, растущей и съедающей здоровое прежде тело.

Главам «Союза пяти» важно было остановить хищное государство, активно увеличивающее свои владения на восток и север. С запада его ограничивало Огненное море, а на юге простирались безжизненные пески, поэтому правители Тонг–Зитт нацелились на Вольные земли. После них падение угрожало торговому городу Форш, Сулейху, где наместником правил Роки Блэк и острову Пигеон, принадлежащему королевству Эрия.

С границ «Союза пяти» поступали сведения об увеличивающемся потоке беженцев. Люди рассказывали о непобедимых воинах, появляющихся на красной заре и уходящих в багровый закат, и не оставляющих после себя ни единой живой души. Что было правдой в рассказах, бегущих от смерти людей, а что ложью, выяснить королевским дознавателям никак не удавалось. Боевые отряды «Пятерки» находили пепелища с обгоревшими трупами и обезумевшую от страха скотину, неизвестно как сумевшую выжить в огненном смерче.

– Страна–лабиринт?

В памяти Роуз всплыло, что Тонг–Зитт надежно защищала растущая вширь стена лабиринта, служащая ему границей. Запутанные ходы не пропускали через себя ни пешего, ни конного. И не выпускали назад.

– Смотри–ка. Я всегда знал, что ты заучка.

– Зачем я здесь? – Роуз пропустила едкое замечание.

– Сам не знаю, – Петр в задумчивости стучал пальцем по своим губам, рассматривая лежащую девушку. Его взгляд скользнул по ее лицу, спустился вниз, задержался на вырезе рубашки. Роуз покраснела, вспомнив, что ткань тонкая и через нее просвечивают соски.

– Наверное, пожалел, – Петр, словно не замечая смущения принцессы, быстро скрестившей на груди руки, продолжал ее рассматривать. – Скоро к тебе вернется подвижность. Советую в дверь не стучать и не кричать. Я вернусь, как только смогу.

Странный ответ графа, что он ее пожалел, требовал уточнения, но сейчас Роуз волновало другое.

– Кто ты, Петр? – спросила она, не понимая, чего ожидать от того, кто прежде был ей другом, и кого оплакивала столько лет, считая погибшим.

– Я – бахриман, – его откровенный взгляд достиг низа живота. На лице Петра появилась знакомая с детства полуулыбка, от которой когда–то замирало ее сердце. Почувствовав неладное, Роуз поспешила переместить одну руку вниз.

О, Боже!

Как она могла не заметить, что на ней нет белья, сшитого для первой брачной ночи?

Петр с интересом наблюдал, как к его пленнице приходит понимание, кто снял с нее белье.

Когда речь к ней вернулась, Роуз крикнула в спину удаляющегося мужчины:

– Что ты сделал со мной?

Не оборачиваясь, он произнес:

– Провел дорогой бахриманов.

Как и предупреждал Петр, вскоре Роуз смогла двигаться. Тело плохо слушалось, кружилась голова, и принцесса не рискнула встать. Усевшись, она облокотилась на спинку кровати, подложив под спину подушку, и принялась рассматривать висящий на противоположной стене ковер. На него она обратила внимание сразу, как только бывший друг закрыл за собой дверь.

Сначала Роуз показалось, что на ворсистой ткани повторяется геометрический узор, но присмотревшись, обнаружила, что перед ней тщательно вытканный лабиринт, в центре которого стоит красивый замок. Вокруг замка раскинулось пространство, свободное от строений, но украшенное полями, озерами, лесами, обозначенными на полотне соответствующими цветами: желтым, голубым, зеленым. Все великолепие центральной части окружал массив густо–зеленого цвета – сам лабиринт. Его концентрические круги сходились и расходились, плавные линии завивались и обрывались, дорожки то сплетались, то убегали в разные стороны путаной лентой.

Загадочный лабиринт немного отвлек Роуз от размышлений о своей судьбе и бесконечного поиска ответов на вопросы, которые не давали покоя. Зачем Петр похитил ее? Как он попал в Тонг–Зитт? Почему не вернулся в Эрию? Что он сотворил с ней, чтобы пронести через портал?

Как ни странно, но больше всего Роуз боялась получить ответ на последний вопрос.

Шесть лет назад, когда пропал крестник ее родителей, воспитываемый ими с младенчества и считающийся таким же родным, как и Генрих с Роуз, принцесса задалась целью узнать о бахриманах если не всё, то, как можно больше.

Открывшаяся история жрецов поразила и возмутила своей женоненавистнической направленностью, хищным отношением к матерям их детей, нещадному истреблению рожденных дочерей. Отец – Эдуард Эрийский в ее глазах стал истинным героем, поднявшим королевства на войну с бахриманами и уничтожившим государство колдунов.

У Роуз в голове не укладывалось, что их Петрик, мальчик, которого она любила всем сердцем – потомок бахриманов, а если судить по царившей в Сулейхе иерархии, то и вовсе последний Верховный жрец.

Она какое–то время даже винила родителей, скрывших тайну его рождения. Ей казалось, расскажи они правду, Петр не стал бы рисковать и произносить слова, унесшие его в неведомую даль.

Роуз до мельчайших подробностей помнила тот злополучный день.

Беатрис Шестая слегла с сердечным приступом, услышав вопли испуганных правнуков и поняв, что произошло нечто страшное, связанное с запрещенной магией. Она не подозревала, что в ее библиотеке хранится книга о бахриманах с подробным описанием обряда перемещения.

Королева хоть и находилась в тяжелом состоянии, и рядом с ней неотлучно дежурил лекарь, быстро сообразила, что Петр, если попробует вернуться, может попасть под действие магических ловушек, распыляющих жрецов на мелкие частицы.

По ее приказу королевская охрана начала срочный сбор смертельных пирамидок. Роуз и Генрих помогали находить ловушки, сверяясь с картой их расположения. Все артефакты складывались в специальный железный ящик, который снесли в дальнее подземелье и замуровали в толще горы.

Вскоре ловушки принялись уничтожать по всему миру, не смотря на опасность появления скрывающихся жрецов. Сбор пирамидок проводился секретно, и правители пяти государств молились, чтобы оставшиеся бахриманы не пронюхали о том, что предметов, сдерживающих их магию, больше нет.

Беатрис Шестая устроила дознание, но ни старый библиотекарь, ни его помощники не могли внятно объяснить, откуда взялась запретная книга.

Прибывшие на следующий день после исчезновения Петра, наследный принц Эрии с супругой тоже пытались выяснить происхождение книги. Как вскоре стало известно, она значилась в описи и должна была храниться в труднодоступном тайнике.

– Я думаю, ее похитили и подложили в лорийскую королевскую библиотеку. Не знаю, кто это сделал, но враг действовал наверняка. С трудом верится в совпадение: из тысячи книг на головы детей падает самая опасная, хранящая запретные тайны бахриманов. Без колдовства не обошлось. Похоже, заговоренная книга только ждала момента, когда рядом появится граф Пигеон – внук Верховного жреца.

Позже догадки Эдуарда подтвердились. На книге нашли следы магии.

Когда–то Эдуард и Уильям тоже принимали участие в изъятии книг и документов, подробно повествующих о ритуалах жрецов, дабы у спасенных из Сулейха детей не было возможности вернуть к жизни магию отцов. По решению правителей «Союза пяти» все запретные бумаги снесли в магическое хранилище, куда могло войти ограниченное число людей.

– Проверить каждого, кто обладает правом доступа, – распорядился Эдуард, так как хранилище находилось на территории королевского дворца Эрии. – Не обращать внимания на чины и заслуги. Среди нас завелся предатель.

Эдуард намеревался в день совершеннолетия Петра рассказать ему о настоящих родителях, и надеялся, что воспитанник правильно поймет, почему от него прятались знания и опасные книги. Но мальчишка Петр узнал тайну намного раньше, и случилось то, чего так боялась Свон: бахриманы, в лице неизвестного врага, опять вмешались в судьбу мальчика.

Роуз находилась рядом с матерью, когда та билась в истерике, считая, что Петр погиб на месте, но Эдуард ее успокоил, показав карту ловушек. В Башне Молчания никогда ни одна ловушка не стояла, кроме той маленькой, которую туда принесла с собой Свон, убегая от преследователей. Но эту пирамидку давно уничтожили сами жрецы.

Дни проходили за днями, но Петр не возвращался. Успели ли убрать ловушки там, где он мог выйти из портала? Что, если портал открылся в воде? Или в жерле вулкана на далеких Иберских островах? Застывшее лицо матери, шепчущей молитвы, выбеленная сединой прядь волос на голове отца, замкнувшийся брат, считающий себя виноватым в исчезновении друга – такой была семья Роуз в то страшное время. Никто не препятствовал ее жажде изучения истории бахриманов. Любая ниточка могла помочь вернуть Петрика домой.

В королевский дворец свозились книги со всего света, где хотя бы вскользь упоминался Сулейх. И в одной из них, купленной за баснословные деньги в Форше, Роуз вычитала невероятное: жрецы могли перемещаться через порталы не только сами, но и уносили с собой сыновей, отнятых у обреченных на смерть матерей.

До этой книги ей встречались лишь те показания, где описывалось, что жрецы открывали дорогу бахриманов только для себя. Воспоминания старожилов замка Пигеон и воинов Союза были тому подтверждением – жрецы исчезали по одному: в порталы, как бы того не желали, не могли пройти ни наемники, ни верные им слуги.

Но если бахриманы могли провести с собой детей, то почему ее, двенадцатилетнего ребенка, не пустил портал, открывшийся в Башне Молчания? Почему тьма оттолкнула ее, ведь она шагнула в нее одновременно с графом Пигеон? Или ей тоже нужно было выкрикнуть: «Дорогу идущему бахриману!»?

Но тогда появляется новый вопрос: как жрецы прыгали из портала в портал, путешествуя по свету со своими малолетними сыновьями, которые еще не могли говорить?

Неужели дело в том, что она женщина?

Читая хроники освобождения замка матери Петра графини Леоль Пигеон, Роуз обратила внимание, что мужчины–наемники не уходили через портал вместе с бахриманами. Они или сдавались в плен, или погибали, ругая сбежавших жрецов.

Значит ли это, что через портал проходят только те, в ком течет кровь бахриманов?

Много позже, когда Роуз уже отчаялась, ей принесли книгу, где описывалась история несчастной Асилии, жившей когда–то в Андауте. Именно из нее Роуз узнала, что жрецы проводили через портал не только сыновей. В книге описывался случай, когда женщина исчезла в разверзнувшейся тьме вместе с колдуном на глазах у десятка слуг.

История начиналась с того, что Асилия – дочь знатного и богатого вельможи, очень быстро стала сиротой. Сначала затонул в Огненном море корабль, на котором ее брат Лантер отправился на Иберские острова с тайным поручением от короля Андаута. Потом, один за другим в течение трех лет, умерли наследники по мужской линии, и, наконец, на ее руках от тоски скончалась мать. В горе сироту поддерживал друг ее брата. Это Фарух принес в семью страшную весть о гибели наследника.

Забота и внимание мужчины привели к ожидаемому результату. Асилия влюбилась. Вскоре Фарух сделал девушке предложение, которое она приняла, но прежде оговорила, что свадьба состоится только после окончания траура по матери.

Их любовь была столь велика, что богатая наследница отдалась красивому черноглазому мужчине еще до свадьбы.

Но однажды, у порога родового замка появился путник, в котором слуги признали старшего брата Асилии. С криком «Милорд вернулся!», они побежали сообщить добрую весть хозяйке, чем переполошили весь замок. Фарух наотрез отказался встречаться со старым другом под предлогом того, что тот не одобрит их брак, и предложил Асилии бежать, чтобы тайно пожениться. Сестра разрывалась между братом, которого не видела много лет, и любимым.

Услышав от слуг, что незамужняя Асилия делит постель с мужчиной, разгневанный Лантер поспешил в ее комнату, но увидел, как клубящаяся тьма поглотила и лже–друга, и глупую сестру. В Фарухе он признал торговца, которому принадлежал затонувший корабль. Чудом спасшийся с горящего судна Лантер попал в новую передрягу: нашедшие его люди оказались пиратами и продали пленника в рабство. Наследнику знатного семейства повезло еще раз, он сбежал из Форша, но путь домой занял слишком много времени.

Безуспешно Лантер искал последнюю родную душу, желая спасти ее из рук Фаруха, который, увы, тоже оказался бахриманом. Асилия словно сквозь землю провалилась.

Однажды, возвращаясь из столицы в родовой замок, наследник держал путь через лес, где его конь, чего–то испугавшись, сбросил седока. Да так неудачно, что Лантер погиб, ударившись головой о камень.

Собравшиеся на похороны люди стали свидетелями магического события: из клубящейся тьмы появилась Асилия, а с ней Фарух, которого она тут же объявила законным супругом.

Через год Асилия родила, но истекла кровью, оставив безутешного вдовца с новорожденным на руках. После победы над бахриманами ни Фруха, ни его сына обнаружить не удалось. Казна древнего рода оказалась пуста, а замок и богатые угодья заложены ростовщикам.

ГЛАВА 3

Какой вывод сделала повзрослевшая Роуз из этой истории? Чтобы пройти через портал, не обязательно быть с бахриманами одной крови.

Догадку неожиданно подтвердила Свон, рассказавшая историю своего спасения во время бегства бахриманов с острова Пигеон: любая женщина становится «своей», если жрец хоть раз разделит с ней ложе.

От такого воспоминания Роуз подпрыгнула: теперь она точно знала, как действует портал, и как ее перенес Петр. Магический переход требует родную кровь или семя. «Ты ведь не хочешь забеременеть?» – раздался в голове шепот наследника Верховного жреца.

«Меня обесчестили?!»

Роуз моментально забыла о том, где она, и сможет ли когда–нибудь выбраться из страны лабиринтов. Все беды отступили перед страхом, что она навсегда потеряла Руффа. Он и его семья не простят! Не поймут, что нет ее вины в потере непорочности. В их глазах она станет предательницей и падшей женщиной!

Новая порция слез и нежелание жить подкосили самообладание. Роуз скрутилась на кровати калачиком, утратив всякий смысл в борьбе за свободу.

Внезапно проснувшись, Роуз почувствовала, что находится в комнате не одна. Лампа над изголовьем кровати продолжала гореть, но яркость света кто–то убавил.

Поднявшись на локте, принцесса увидела, что в кресле, стоящем в темном углу комнаты, спал Петр. Ему было неудобно, и он крутился туда–сюда, ловя маленькую подушку, которая так и норовила упасть на пол, покинув место под его щекой.

Кресло скрипело, мужчина вздыхал.

Словно почувствовав напряженный взгляд Роуз, Петр резко открыл глаза.

– Что ты здесь делаешь? – с вызовом спросила Роуз.

– Тот же вопрос я хочу задать себе: что в моей комнате делает малявка, и почему я не могу поспать как человек на своей постели?

– Странный разговор, – Роуз храбрилась. – Ну, если на то пошло, почему бы тебе, Петрик, не отнести меня назад? Может быть, я еще успею на собственную свадьбу?

– А вот этому не бывать никогда. Лучше я стоя посплю. И перестань называть меня Петриком, – устало ответил Петр и устроился на кресле так, чтобы не видеть лицо Роуз.

Принцесса замолчала, размышляя над его последними словами. Что Петр имел в виду? Она никогда не вернется или никогда не выйдет замуж? Впрочем, и тот и другой вариант ее не устраивали.

Роуз выспалась, и вместе со слезами и сном ушли мысли о смерти. Вернуться домой – вот ее главная цель, с остальными переживаниями она разберется позже.

Мерное дыхание Петра подсказало, что он, наконец, уснул. Роуз осторожно сползла с высокой кровати, полагая, что ей пора размяться, а заодно и осмотреться, обойдя достаточно просторную комнату по часовой стрелке. Эта привычка осталась у нее с детства. Если она что–либо искала, то не металась по комнате словно безумная муха, а педантично осматривала помещение и всегда находила потерянное. Не в пример Петру, который где стоял, там все и переворачивал, внося еще больший хаос.

Когда они были детьми, покои, отведенные графу Пигеон в королевском дворце Эрии, слугам приходилось убирать чуть ли не дважды в день. Его легко увлекающаяся натура заставляла браться за все и сразу. Только что он лепил из глины макет крепости в Дохо, но, увидев, что Генрих принес вырезанный из дерева фрегат, тут же бросал прежнее занятие и принимался строгать полено. Он мог вырезать паруса из занавесок, висящих в игровой комнате, а потом прикатить туда бочку из–под вина и натаскать из садового пруда воды, чтобы устроить с Генрихом морской бой. К вечеру ковры покрывал слой раскисшей глины, щепок и всяческого инструмента, которым он пользовался, мастеря поделки.

Сейчас, находясь в чистом помещении, где каждая вещь лежала на своем месте, Роуз не могла поверить, что оно принадлежит Петру. Неужели он стал настолько аккуратным? Или у графа оказались более строгие учителя, чем ее родители? Но мама с детьми обходилась достаточно строго, и однажды после очередного погрома заставила Петра убирать свою комнату, не позволив слугам даже войти в нее.

Ночью, переживая за друга, маленькая принцесса прокралась к нему, собираясь помочь с уборкой, но застала Петра уснувшим со шпагой в руке среди хаоса, к которому добавились еще и перья. Он изрубил пуховое одеяло, сделав из него большую куклу.

Идя вдоль стены своей тюрьмы, Роуз с интересом разглядывала предметы, стоящие на длинных полках. Заглянула в платяной шкаф и обнаружила преимущественно темную, но чистую и приятно пахнущую весенними травами одежду.

Следующий стеллаж не без гордости демонстрировал плотные ряды книг. Возле них она замерла, не веря своим глазам. Петр редко интересовался книгами, а тут, какую ни возьми, везде торчали закладки. Открыв страницу с одной из них, Роуз была поражена не меньше: поля были исписаны мелким почерком Петра.

«Магическое искусство, тайны перемещения в пространстве, колдовские заговоры и яды, врачевание, механика и градостроение… Кто сотворил с Петром такое чудо?»

Осторожно обойдя кресло, в котором спал граф, Роуз подошла к огромному рабочему столу, где, наконец, обнаружила беспорядок, что было ожидаемо и более в характере Петра. Но внимательно присмотревшись, Роуз поняла, что каждая вещь находится на своем месте. Видимо, хозяина оторвали какие–то срочные дела, и он оставил работу над чертежами и документами. Боясь дотронуться до чего–либо, она кружила вокруг стола, рассматривая один листочек за другим. На одних были начерчены фрагменты прямоугольных лабиринтов, на других кольцевидные формы, на третьих какие–то непонятные механизмы и странные сооружения. Среди множества чертежей выделялся один, на котором вся верхняя часть была выполнена в красках.

Поднеся листочек ближе к свету, Роуз с удивлением разглядела на нем рисунок спящей девушки. Пшеничные волосы, на тон темнее ресницы и брови, приоткрытые во сне губы, плавная линия плеча, с которого сползла ночная сорочка с красными лентами, открыв упругую грудь.

– О, Боже! – прошептала Роуз, узнав в спящей девушке себя. Дотронувшись до кристалла в лампе, она усилила свет и убедилась, что рисунок сделан давно. Еще год назад ее любимую сорочку испортила прачка, замочив ее в кипятке, отчего на белой ткани появились красные разводы.

Значит, уже тогда Петр наблюдал за ней? Получается, он не один раз появлялся во дворце?

Как же так? Она до последнего откладывала свадьбу, ожидая его возвращения, боясь признаться даже себе, что так и не изгнала из сердца любимый образ Петра, а он? Все это время находился рядом и ни разу не показался, хотя видел, что в ее жизни появился другой?

Да, Руфф тоже ей нравился, даже очень, но воспоминания о той детской любви оказались так сильны, что она невольно избегала близости с женихом, прикрываясь требованиями его матери. Роуз мучило это греховное раздвоение. Разве можно любить двух мужчин одновременно?

Вспомнив, что Петр находится рядом, Роуз запретила себе даже мысленно произносить слова о «любимом образе».

Она лихорадочно искала оправдания своим неправильным чувствам, зародившимся еще в детстве. И… не находила.

Рисунок, на котором была изображена она, дрожал в ее руках.

«Он приходил и не дал о себе знать! А ты, глупая курица, ждала, ждала и ждала…»

Разозлившись на себя, Роуз решила сменить тактику, напомнив себе страшные события последних дней. «Смотри, о ком ты думаешь! Граф обесчестил тебя. Да, пришло время назвать случившееся своим именем: он похитил тебя и теперь держит в заточении!»

– Ты животное, Петрик! – не удержавшись, воскликнула Роуз и тут же пожалела.

Он налетел на нее, словно вихрь, резким движением бросив на кровать. Забравшись сверху, придавил одной рукой за горло, другой вырвал акварельный рисунок и отбросил в сторону.

– Я просил не называть меня Петриком? – прошипел он, наклоняясь к лицу пленницы.

Роуз закрыла глаза, чтобы не видеть страшный немигающий взгляд. Еще в детстве Петр переигрывал их в «гляделки», но сдавались они с братом не потому, что хотелось моргнуть, а от того, что черный взгляд графа завораживал и от него шел холодок по спине.

Она могла бы сказать, что больше не станет называть его Петриком, но интуитивно поняв, что наказания не последует, решила приберечь обещание для другого, более опасного случая. Пусть ее молчание станет своеобразным протестом.

Зашуршала ткань, и тяжесть мужского тела исчезла.

Роуз опрометчиво предположила, что Петр вернулся в кресло, но прозвучавшее: «Какого демона я не могу спать на своей кровати?» – отмело ее надежды. Совсем чуть–чуть приоткрыв глаза, девушка обнаружила, что граф вытянулся в полный рост рядом с ней и даже накрылся ее покрывалом.

Лежать с ним в одной постели Роуз боялась, поэтому соскользнула с нее и демонстративно перебралась на его насиженное место – в кресло.

Принцесса сильно уступала в росте Петру, но и ей трудно было устроиться на не предназначенном для сна сиденье. Теперь она крутилась и вздыхала, ловила маленькую подушечку, выскальзывающую из–под щеки. Намучившись, девушка сползла на пол, где лежал шерстяной ковер, но сквозняк и отсутствие покрывала, заставили ее отказаться и от этой затеи. Вконец озябнув, сломленная неодолимым желанием спать, Роуз рассудила, что ничего страшного не случится, если она расположится с другой стороны кровати и отгородится от графа одеялом. Если бы Петр захотел причинить ей зло, она бы уже рыдала, а не металась по комнате.

Осторожно забравшись на кровать, она подцепила край стеганого покрывала и завернулась в него, словно гусеница–листовертка. Даже не успев попереживать на тему «а вдруг», Роуз уснула.

Ее не разбудил внезапный шум, она не слышала ни голоса, ни шаги, она открыла глаза от сознания, что выспалась. Несколько мгновений блаженного забвения сокрушили воспоминания о похищении и Петре. Роуз резко повернула голову, но к ее радости на постели никого не оказалось.

Роуз попыталась подняться, но поняла, что запуталась в покрывале. Пришлось потрудиться, чтобы выбраться из мягких оков. Опустив ноги на ковер, она заметила, что ей принесли мягкие туфли без задника, а на кресле висел мужской шелковый халат. И туфли, и халат оказались настолько велики, что Роуз почувствовала себя ребенком.

Безвылазно находясь в темной комнате, пленница потеряла счет времени. Часы или дни она находится в заточении? Хотелось пить и есть, но ни крошки хлеба, ни кувшина с водой она не нашла, хотя проверила все многочисленные полки.

Ночью (принцесса полагала, что время, которое Петр провел рядом с ней в постели, было ночью) ее исследования закончились на рабочем столе, рядом с которым висел ковер с вытканным лабиринтом, поэтому Роуз решила осмотреть шкафы, стоящие с другой стороны кровати.

Дернув резные дверки, принцесса обнаружила, что это своеобразные ставни, закрывающие проход на просторный балкон. Ей пришлось зажмуриться от слепящих лучей солнца. А она–то думала, что живет в подземелье!

Ее поразило и другое открытие: балкон находился на невероятной высоте. Перед глазами предстал потрясающий вид, в точности повторяющий узор, вытканный на ковре.

Вон там поля, на которых пробились весенние ростки травы, с высоты они напоминали бархатную ткань. Дальше лес, верхушки деревьев которого задевал вольный ветер, создавая иллюзию волнующегося зеленого моря, а вон стена лабиринта, казавшаяся сплошной, но она наверняка испещрена проходами и тайниками, если верить рисунку на ковре. Правда, на нем еще изображено озеро, но Роуз рассудила, что, скорее всего, оно находится с другой стороны замка. Нужно запомнить: водоем может стать ориентиром.

Грандиозность раскинувшегося перед ней лабиринта поражала, его дальний конец уходил за горизонт и пропадал в сизой дымке.

Как ни крутилась Роуз, из–за высокого каменного барьера она не смогла узнать, что находится под балконом. Сверившись с рисунком на ковре, она предположила, что покои Петра расположены в одной из башен того самого дворца, что выткан в центре лабиринта.

«Чуть позже нужно обстоятельно получше изучить ковер».

Она никогда не откажется от идеи побега и найдет способ вернуться домой. Поежившись от холодного ветра, раздувающего полы ее халата, Роуз поняла, что она хочет сильнее, чем пить и есть.

«Где же здесь туалетная комната?»

Вернувшись в опочивальню, Роуз заглянула в каждый угол, но ни потайных дверей, ни ниш не обнаружила. Ничего подходящего, кроме ночной вазы под кроватью, в комнате не нашлось.

Ваза понравилась – красивая, расписанная золотом. Роуз воспользовалась ею, ругая Петра на все лады.

«Стыдно оставлять ее здесь», – Роуз метнулась с горшком на балкон, но высота отгораживающей стены не позволила вылить содержимое наружу.

«Я скорее сама обольюсь».

Ваза осталась на балконе в углу.

Теперь только осталось утолить голод и жажду, и Роуз подошла к двери, в которую запретил стучать граф.

Приникнув к замочной скважине, для чего пришлось встать на колени, Роуз была разочарована. Ничего рассмотреть не удалось, поскольку с другой стороны двери торчал ключ.

Гадая, стоит начать стучать или лучше покричать в замочную скважину, чтобы напомнить похитителю о своем существовании, Роуз невольно надавила на дверь. Еще мгновение и принцесса кубарем ввалилась в соседнюю комнату. Дверь оказалась не заперта.

Поднимаясь с пола и в очередной раз ругая Петра, Роуз обнаружила, что стоит на пороге просторного помещения, обставленного изысканной белой мебелью. Мягкие диваны вместе с креслами и пуфами составляли уютную композицию у камина, в котором потрескивали дрова. От него веяло приятным теплом. На полу лежал ковер с таким высоким ворсом, что ноги утопли в нем по щиколотку.

Слева, у витражного окна, стоял сервированный стол с двумя креслами. Запах свежеприготовленной еды вызвал у Роуз неприличное урчание в животе.

Но не желанная пища сейчас занимала ее ум. Роуз злилась.

На каждом из двух диванов, украшенных горой подушек, могли спокойно разместиться несколько взрослых людей. Чтобы хорошо выспаться, им не пришлось бы даже поджимать ноги.

– Зачем же ты, Петрик, мучился сам, а потом и меня заставил полночи крутиться на неудобном кресле? – Роуз задала вопрос несуществующему собеседнику, но на всякий случай оглянулась. Вдруг Петр появится откуда–нибудь из потайной двери и примется ее душить? И чего он так ненавидит свое детское имя? Она ведь не прыгает на него всякий раз, как он называет ее малявкой?

Голодный спазм напомнил, что на полный желудок думается лучше, и Роуз принялась за нехитрую еду: хлеб, молоко, козий сыр, кусок отварного мяса.

Насытившись, пленница подергала створки витражного окна. Оно не открывалось, поэтому принцессе не удалось рассмотреть сквозь окрашенное во все цвета радуги стекло панораму противоположной стороны лабиринта. Осталось только догадываться по застывшим теням строений, что окно выходит во внутренний двор огромного замка.

В белой комнате не оказалось шкафов и полок, кроме еще одной двери, похожей на ту, первую. Подергав ручку, надавив на нее плечом, лбом, коленом, Роуз убедилась, что она закрыта. Замочная скважина показала лишь часть лестницы с деревянными перилами и ни единой живой души на ней.

Не привыкшая сидеть без дела, Роуз вспомнила о замечательном ковре. Вернувшись в первую комнату, принцесса осторожно забралась на рабочий стол и принялась рассматривать рисунок. Неизвестные мастера выткали его с такой тщательностью, что Роуз легко нашла башни, венчающиеся балконами. Каждая башня, словно часовой, замерла в одном из четырех углов крепостной стены. Грандиозное строение в центральной части ковра собственно и было дворцом.

ГЛАВА 4

«Выходит, я нахожусь в одной из башен, но пока не понятно в какой именно. Но… точно не в той, из которой видно озеро».

Роуз, рассматривая крепостные стены, заметила, что их рисунок повторяет вторая линия. В отличие от коричневых стен, она была выткана голубым цветом. Скорее всего, так обозначался ров, заполненный водой. Но обычно, насколько помнила принцесса, через ров прокладывался мост, и, как правило, он был подъемным. На ковре же она насчитала аж восемь мостов. В чем смысл? Большое количество мостов представляют явную угрозу для обороны замка. Неужели люди, живущие во дворце, уверенны, что огромный лабиринт их защитит?

Роуз слышала от отца о непроходимости загадочного строения, но у него не было под рукой плана лабиринта! Если она сумеет незамеченной выскользнуть из дворца и минует ров по одному из восьми мостов, то зная, как выбраться из лабиринта, наверняка сумеет убежать.

Осталось только надеется, что мосты не охраняются, иначе ей придется пересечь ров вплавь. Спасибо дорогой маме, она настояла, чтобы ее дети научились плавать.

Думать о том, что во рве может быть не только вода, но и содержимое ночных горшков, принцессе не хотелось.

Роуз пришла в невероятное возбуждение. Она может, нет, должна справиться с загадкой лабиринта!

Роуз с азартом первооткрывателя водила пальцем по вытканным ходам, но все время упиралась в тупик. Однажды ей даже удалось «пройти» до внешней части лабиринта, и она едва не закричала от восторга, но, увы, не смогла вспомнить с какого прохода начинала.

«Значит, есть выход, есть! Нужно лишь найти его и запомнить!»

Роуз почесала нос карандашом, заменившим палец, заболевшим от того, что она сотни раз водила им по жесткому ворсу, и тут ее осенила идея: она может срисовать этот участок лабиринта и проложить путь на бумаге. И это будет здорово! Ведь решившись на побег, она точно будет знать, куда сворачивать, сверяясь со своим планом.

Порывшись на столе Петра, принцесса нашла чистый лист бумаги. Но нарисовать лабиринт оказалось не просто. Роуз путалась, перескакивала с витка на виток, а дорисовав фрагмент, выясняла, что закончила его не тем куском хитросплетения.

Испорченные листы принцесса рвала на части, вкладывая в это действо столько ненависти, словно бумага была виновата в отсрочке побега. Следы своих художеств Роуз сжигала в камине. Нельзя, чтобы Петр понял, что она готовится к побегу.

Вымотавшись, но так и не сумев сносно нарисовать ближайшую к замку часть лабиринта, Роуз задержалась у огня. Кочергой поправляя горящие листы с неудачными набросками, она задумалась.

– Если так пойдет дальше, мне придется до старости рисовать этот проклятый лабиринт, – проворчала она. – Должен же быть какой–нибудь выход! Было бы здорово вернуться домой той же дорогой – порталом. Махнул ручкой и здравствуй, милая мама.

Роуз замолчала, ошарашенная простой мыслью: если она один раз прошла через портал, то и второй раз вполне может получиться. Она скажет нужные слова, и дорога бахриманов распознает ее как «свою»!

В течении следующего получаса Роуз на все лады кричала «Дорогу идущему бахриману!» и творила десятки пасов рукой, но портал так и не открылся.

Идея оказалась бессмысленной.

Услышав шаги на лестнице, Роуз заметалась. Остаться здесь или бежать в спальню? Исписанная бумага сожжена, но она не успеет вернуть карандаш на стол. Нельзя, чтобы граф узнал о попытках перерисовать лабиринт. Приподняв край ковра у стены, она сунула под него карандаш и быстро села в одно из кресел.

Дверь открылась настежь, и в комнату ворвался Петр. По его взъерошенным черным волосам, завившимся на потном лбу в тугие спирали, по прерывистому дыханию, вздымающему широкую грудь, по небрежно расстегнутому вороту белоснежной рубахи Роуз догадалась, что весь путь до покоев Петр бежал.

Ее поразила мужская красота лица, которую она смогла оценить при дневном свете. Разлет густых бровей, крупный, но такой правильной формы прямой нос, четко очерченные губы, имеющие привычку складываться в ироническую улыбку, хорошо знакомую ей с детства.

Появившийся от быстрого бега, темный румянец окрашивал его тщательно выбритые щеки, а в глазах светилось то нетерпеливое ожидание, что свойственное человеку, спешащему увидеть некую диковинку.

«Диковинка» сидела в одном из кресел и пытливо рассматривала лицо похитителя. Петр замер, едва сделав несколько шагов, словно споткнулся о невидимую преграду.

Встретившись с Роуз глазами, граф постарался взять себя в руки и скрыть следы возбуждения. Губы скривились в усмешке, которая когда–то бесила маленькую принцессу. Роуз точно знала, что сейчас последует издевка. И неожиданно для себя сделала одно поразительное открытие: Петр скрывал за ехидной улыбкой и обидными словами свой к ней интерес.

– Для разнообразия ты не пыталась посмотреть на себя в зеркало? – он с удовольствием проследил, как Роуз меняется в лице. Застывшую в равнодушии маску, которую она нацепила на себя, как только Петр появился в комнате, сменила растерянность.

Граф многозначительно поднял бровь, а Роуз, стараясь не терять достоинства, медленно поднялась с кресла и отправилась в спальню, где в одной из створок шкафа находилось зеркало.

Пока принцесса шла, волоча за собой, на подобии шлейфа, полы длинного халата, она успела отметить сразу несколько смутивших ее вещей.

Первое: Петр оказался весьма высокого роста, почти такого же, как и ее брат Генрих. Проходя мимо графа, Роуз испытала ряд противоречивых чувств, сродни тем, которые переживает путник, вдруг оказавшийся у подножия нависающей над ним скалы: ощущения могущества дикой природы и ничтожности мелкой букашки.

Второе, и самое ужасное, чего она, занятая делами, не замечала: в комнатах царил устроенный ею беспорядок, указывающий на то, что их тщательно обыскивали. Сдвинутые бумаги на столе, на которых она еще и потопталась, разглядывая ковер, плохо прикрытые дверцы шкафов, лежащие на полу подушки, скинутые ею впопыхах, когда она увеличивала яркость света в лампе, распахнутые двери на балкон, где в самом видном углу светила золотым боком ночная ваза со всем ее содержимым, прикрытым (хоть здесь не опозорилась) крышкой.

Чтобы спрятать смущение, Роуз еще больше задрала нос и королевской поступью приблизилась к зеркалу.

На принцессу из гладкой поверхности глянула та самая диковинка, с которой она себя недавно сравнила. Роуз в первое мгновение даже отшатнулась, не узнав свое отражение. Она увидела девицу с покосившейся на бок башней из спутанных волос, с лицом, измазанным сажей и карандашным грифелем. Картину довершал надетый наизнанку халат.

Роуз в растерянности взглянула на руки и все поняла: на них красовались те же пятна. Видимо, смахивая выбившиеся из прически волосы, в задумчивости потирая лоб, хватаясь в азарте рисования то за рот, то за шею, она разукрасила себя на манер дикарей, живущих на Иберских островах. Одного такого привозил цирк, куда она с братом и Петром, будучи подростками, тайно пробирались, переодеваясь в одежды простолюдинов.

Встретившись в зеркале взглядом со стоявшим за ее спиной графом, Роуз прибавила к черным пятнам пунцовый цвет стыда.

– Ты бросил меня здесь, с этим чертовым горшком, – Роуз сердито ткнула пальцем в сторону ночной вазы, – а теперь удивляешься, что я не умылась? Где, по–твоему, я могла бы это сделать? Плескаться в тарелке, поливая себе на руки водой из графина?

– Ах, Ваше Высочество! – театрально покачал головой граф. – Прыгать как белка по кроватям и столам у вас хватило сноровки, а раскинуть мозгами и найти то, что находится под носом, вы не смогли? Берите горшок и следуйте за мной.

Петр дождался, когда его пленница поднимает горшок, закрыл балконные двери, и только тут Роуз заметила прячущуюся за ними небольшую арку, которая вела в еще одно помещение. Граф молча указал на столик со стеклянной чашей и кувшин с водой. На стене висело круглое зеркало, по кайме которого стелился такой же золотой узор, что украшал ночную вазу.

Каждая вещь в купальне была выполнена в едином стиле: узор повторялся и на кувшине, и на чаше, и на огромной лохани, что стояла чуть дальше, и на ширме, отделяющей специальное кресло, делающее ненужным ночную вазу.

– Горшок я использовал только для того, чтобы не тащить тебя сюда, пока ты находилась под воздействием обездвиживающей магии.

Услышав, что ей пришлось пережить, пока она была без чувств, Роуз с грохотом поставила ночную вазу на пол и топнула ногой.

– Я не привыкла обходиться без служанок. Будь добр, пришли кого–нибудь, чтобы меня искупали и расчесали.

Глаз Петра потемнели.

– Скажи спасибо, что ты до сих пор жива. Если не хочешь резко сократить срок своей жизни, учись обходиться без посторонней помощи.

Уже направляясь к порогу, он ткнул пальцем в небольшой плоский шкаф:

– Поройся еще и здесь.

Дверь за ним закрылась. Роуз осталась стоять в полной растерянности. Как она справится без служанок, которые с детства окружали ее?

– Ну, и хорошо! – громко произнесла она, чтобы тот, кто ушел, ее услышал. – Ну, и ладно!

Она решительно направилась к двери, намереваясь закрыть ее на ключ, но пыл моментально остыл, когда она не нашла ни замочной скважины, ни щеколды.

Подпереть дверь оказалось нечем, поэтому принцесса бросила эту затею и направилась посмотреть, что хранит в себе плоский шкафчик. Открыв его, она обнаружила идеальный порядок. Баночки, бутылочки и горшочки с жидким мылом и пахучими маслами соседствовали с корзинками, заполненными цветными брусочками и камешками, о назначении которых принцесса не догадывалась. В красивых коробках лежали резные гребни, щетки и прочая мелочь, предназначенная для ухода за волосами. Ряд ловко скрученных в рулоны пушистых полотенец различного размера плотно заполнял верхнюю полку, но стоило принцессе вытянуть одно из них, остальные тут же обрушились вниз. Мгновение, и принцесса стояла в ворохе цветных тряпок.

Не веря своим глазам, что и тут сумела сотворить хаос, Роуз принялась запихивать полотенца на место, но невысокий рост не позволил ей справиться с простой задачей, и шкаф уже не выглядел таким ухоженным, каким был до этого.

– Ну, и пусть! Ну, и ладно! – шептала она, направляясь к лохани, наполненной водой.

Скинув халат и рубашку, принцесса, ступив на скамеечку, шагнула в лохань и вскрикнула от неожиданности – вода оказалась ледяной.

Когда на ее крик в комнату влетел Петр, девушка, поняв, что стоит совершенно голая, быстро села, да так неловко, что поскользнулась и опрокинулась в воду с головой.

Сильные руки не позволили ей захлебнуться и одним рывком, ухватив за подмышки, вытащили ее из лохани и поставили на ворсистый ковер, который тут же намок.

– Ты что творишь? Кто купается в ледяной воде?

Но остановив взгляд на девушке, Петр не смог сдержать улыбку, очень скоро сменившуюся раскатистым смехом. Было из–за чего смеяться.

Роуз только представила, в каком виде она оказалась перед графом. Ненавистная башня волос намокла и повисла, закрывая половину чумазого лица.

Единственный открытый глаз Роуз полыхал ненавистью. Большего унижения она никогда не испытывала.

Роуз обхватила себя руками. Крупная дрожь сотрясала ее тело.

Продолжая посмеиваться, Петр направился к шкафу, вытащил один из цветных камней и бросил его в воду. Та, судя по пару, поднявшемуся над поверхностью, быстро стала горячей.

Открыв несколько стеклянных бутылочек, Петр вылил их содержимое в лохань и взболтал рукой воду, создавая высокую пену. По комнате поплыл нежный розовый аромат. Развернувшись к Роуз, граф выдернул из ее рук полотенце, которым она успела прикрыться, подхватил на руки согнувшуюся пополам принцессу и опустил ее в воду.

– Роуз, ты, оказывается, такая неумеха, – вздохнул он, снимая с себя рубашку, которая намокла во время спасения утопающей. Бросив рубашку на пол, он принялся вытаскивать многочисленные шпильки из прически неудавшейся невесты, потом плеснул из глиняного кувшина жидкое мыло себе на ладонь и начал втирать его в голову притихшей пленницы.

Горячая вода приятно ласкала тело, оказавшиеся нежными руки Петра осторожно массировали голову, а густая пена на время избавила от стыдливости, скрыв грудь и прочие места, которыми Роуз не желала красоваться перед графом. Ей было так приятно, что не хотелось, чтобы купание когда–нибудь закончилось.

«Он похититель, насильник, враг», – напоминала себе Роуз, пытаясь отвлечься от такой неожиданно приятной возни с ее волосами. Хотя глаза она закрыла сразу же, как увидела обнаженного по пояс Петра, избавиться от возбуждающих мыслей ей не удавалось.

«Он похититель, насильник, враг».

Но какие у него руки!

– Дальше сама, – отвлек ее голос Петра. – Надеюсь, с лицом и прочим ты справишься лучше.

Он поднял лежащее на полу полотенце, вытер руки, подхватил свою рубашку и вышел за дверь.

Только сейчас Роуз позволила себе расслабиться. Она все время ждала подвоха, но ни во время совместного сна, ни теперь Петр и жестом не показал, что она интересная ему как женщина.

Когда Роуз пришла в себя в незнакомой комнате и поняла, что ее обесчестили, она боялась, что на этом Петр не остановится. Но он еще раз удивил ее, возясь с ней, будто она капризный, ничего не умеющий ребенок.

Чтобы оставаться честной с самой собой, Роуз признала, что понятия не имела, откуда бралась горячая вода в ее родном замке в Эрии. Греют ли ее на кухне и носят ведрами, или бросают похожие камешки, моментально делающие воду горячей?

Роуз вспомнила, как мама рассказывала, что видела магические горячие камни на корабле работорговцев. Были ли они такими же или те только лишь поддерживали огонь в очаге?

Закончив купание, Роуз не нашла своей одежды, поэтому завернулась в одну из простыней, лежащих в шкафу, переступила через гору полотенец и направилась в комнату.

Петр сидел за столом. На нем была застегнутая на все пуговицы свежая рубашка, что порадовало и несколько успокоило Роуз.

На кровати лежал приготовленный для нее новый мужской халат, в который она быстро облачилась и туго завязала пояс.

Пока она вытирала волосы, невольно обратила внимание на то, чем так был занят Петр, совершенно не замечающий ее появления в комнате. Приглядевшись, Роуз охнула и села на кровать: граф держал в руках сделанный ею рисунок фрагмента лабиринта. Видимо, клочок бумаги соскользнул под стол, и Роуз его не заметила.

Она замерла в ожидании наказания и втянула голову в плечи, когда Петр развернулся к ней. Тот, помахав в воздухе бумагой, произнес:

– Никудышная из тебя художница.

Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, ведь судя по добродушному тону Петра, гроза прошла мимо, Роуз в очередной раз задрала нос. Она решила схитрить.

– Я всегда получала на рисовании только отличные оценки. Вот если бы ковер лежал на полу, мне было бы легче повторить на бумаге его необычный узор.

– Я рад, что ты нашла себе занятие, – Петр поднялся и легко запрыгнул на стол. Несколько движений руки и ковер тяжелой складкой сложился у стены, а граф раздвигал мебель, чтобы расправить его на полу во всю длину.

Пока Роуз топталась по ворсистой поверхности, рассматривая выбранный участок узора, Петр принес из соседней комнаты шкатулку, в которой обнаружились цветные нитки и игла.

– Отмечай стежками проходы лабиринта. Так будет легче перенести найденный путь на бумагу.

– Почему ты помогаешь мне? Ведь ты точно знаешь, для чего мне это нужно, – Роуз прищурила глаза, пытаясь прочесть правду на лице графа.

– Побег? – улыбнулся тот в ответ. И уже без улыбки добавил: – Он невозможен. Ты просто погибнешь.

ГЛАВА 5

Его забавляла наивность принцессы. Когда Петр шесть лет назад попал сюда, тоже занялся поиском выхода. Воспользоваться магией портала еще раз он не смог, сколько бы ни махал руками и ни произносил на разные лады волшебную фразу. Но принцессе не обязательно было знать, какие трудности кроме ближайшего лабиринта встретятся на ее пути. Отвлекаясь на рисование, пытаясь найти выход, она даст ему время решить, что с ней делать дальше.

Если бы только Роуз догадывалась, какой опасности она подвергается здесь, в замке! Но и перенести ее назад к родителям он не может. Это выше его сил. Еще один переход и ему придется убить ее. Или умереть самому.

Роуз не стала спорить. В ее голове созрел план, и она собиралась следовать ему, чего бы ни говорил похититель. Она выберется на свободу. Пусть ей придется продвигаться к заветной цели мелкими шажками, но сама идея, что она станет ближе к своим спасителям, вдохновляла.

Чтобы не упасть в пропасть отчаяния, она отмела все сомнения, что ее могут не найти. За ее спиной стояли пять королевств, отец, брат и жених. Неужели они не перетрясут весь мир, чтобы вернуть ее? Холодок от мысли, что когда–то Петра так и не нашли, она старалась не замечать.

Последовала череда однообразных дней. Петр уходил рано утром, оставляя на столе нехитрый завтрак, а появлялся, как правило, поздним вечером, неся с собой корзинку с едой. Иногда он возвращался неожиданно. И, войдя в комнату, застывал над Роуз, ползающей по ковру. Он рассматривал проложенные ею стежки, ведущие к выходам из лабиринта. Да, их оказалось несколько. Принцесса не знала, с какой стороны замка она окажется, поэтому пыталась найти как можно больше путей, ведущих на свободу.

Они почти не разговаривали. Словоохотливая Роуз не оставляла попытки узнать о своем будущем и о месте, где она находится. Но Петр или делал вид, что не слышит ее, или отвечал односложно. Настойчивость принцессы вывести графа на откровенный разговор приводила к тому, что он останавливал ее ледяным взглядом или предлагал зашить ей рот. Роуз верила, что он может это сделать, поэтому прикусывала язычок и дулась весь остаток вечера.

При всем кажущемся спокойствии Петра, Роуз замечала, как он с каждым днем становился все мрачнее. Она списывала его замкнутость на свои успехи в прохождении лабиринта, но не могла понять, почему он не отберет у нее ковер и те рисунки, что она успела сделать.

И еще одна странность в поведении графа была отмечена Роуз: если он находился в комнате, то не отходил от нее ни на шаг, стараясь сократить расстояние между ними до вытянутой руки. Она по–прежнему делила с ним постель. Конечно, с ее стороны были попытки перебраться на диван, но утром она обнаруживала, что спит в его объятиях. Словно неведомая сила притягивала Петра к ней. С большой неохотой он уходил из башни и всегда бегом возвращался. Роуз видела боль в первом случае и облегчение на его лице во втором.

Сначала она рисовала себе, что Петр безумно в нее влюблен, но с его стороны почему–то отсутствовали всякие попытки сблизиться. Даже его объятия во время сна трудно было назвать любовными. Он просто оборачивался вокруг нее, словно старался сделать своей частью. А выпускал из объятий так и вовсе с таким зубовным скрежетом, как будто ему в этот момент вырывали сердце.

Страсть? Да. Но какая–то болезненная, необъяснимая.

Однажды вечером, когда они поужинали, и каждый занялся своим делом (Петр сидел у камина и читал одну из книг, а Роуз при свете жаркого огня рассматривала фрагмент лабиринта, который только что нарисовала), в дверь, ведущую на лестницу, постучали. По быстрым действиям графа Роуз поняла, что он скрывает ее существование от обитателей замка. Петр бесшумно метнулся к ней и зажал рот ладонью. Почти задыхающуюся, он перетащил ее в соседнюю комнату, где кинул на кровать.

– Ни слова. Иначе умрешь, – прошептал он и закрыл дверь на замок.

Замочная скважина, к которой она тут же приникла, к счастью оказалась без ключа. Через нее Роуз смогла разглядеть только спину Петра. Голоса заглушал неистовый стук ее сердца, который не позволил разобрать не только речь, но и пол собеседника. Ладони у Роуз вспотели. Она почти решилась закричать, чтобы привлечь внимание гостя, но за ним уже закрылась дверь.

Выпроводив посетителя, Петр коротко обернулся на ее дверь. Мгновения оказалось достаточно, чтобы она увидела гамму чувств, отразившуюся на его лице: злость, смятение, брезгливость, боль. Увиденное заставило Роуз отшатнуться. Чем вызван такой всполох чувств?

Когда она опять прижалась к замочной скважине, то увидела, как Петр коротко выдохнул, как будто собирался нырнуть, распахнул дверь на лестницу и вышел.

Уже более суток Роуз сидела взаперти, а Петр все не возвращался. Чтобы отвлечься, принцесса то перерисовывала лабиринт, то листала книги с заметками графа. В одной из них она нашла страницу с цветным рисунком лабиринта. Как Роуз ни выискивала, какой из участков лабиринта, вытканного на ковре, там изображен, сходства не находила.

Это был другой лабиринт!

Встревоженная открытием, измученная долгим ожиданием Петра и накатывающими приступами голода, принцесса разрыдалась. Она жалела себя, ругала Петра, наконец, понимая, почему он позволил ей рисовать лабиринт.

– Боже, он не один! Лабиринтов два!

Поплакав в голос и немного успокоившись, Роуз подошла к столу. Окинула взглядом бумаги, вздохнула.

Какая же она глупая! Как она не догадалась сравнить рисунки, что нашла здесь в самый первый раз?

Пелена спала с ее глаз, когда она поняла, что на всех бумагах Петра нарисована, по крайней мере, дюжина разных лабиринтов!

А она увлеклась тем, что ей милостиво разрешили рассмотреть!

Какой из рисунков графа отображает лабиринт, раскинувшийся вокруг замка? Не перестраиваются ли лабиринты время от времени? К чему так много изображений вращающихся деталей, поворотных механизмов, потайных дверей? Значит, они применяются?

Роуз от досады хлопнула ладонью по столу.

Все ее детские попытки найти дорогу в лабиринте на ковре смешны! О, как она ненавидела Петра!

Слезы душили, обида на коварного графа росла. Хотелось умереть.

Но есть хотелось больше.

Ее разбудил запах еды. Дверь оказалась открытой, а из купальни слышался плеск воды. Соскочив с кровати, Роуз кинулась туда. Злость на Петра заставила забыть о приличиях, и она ворвалась в комнату, в которой застала графа сидящим в лохани с водой.

Он поднял глаза на шум. Слова упрека, готовые слететь с языка Роуз, пропали, когда она увидела, в каком состоянии находится Петр.

Смуглая кожа казалась серой, на лице залегли глубокие морщины, словно неведомый зверь высосал из Петра всю жизненную силу. Роуз больше всего поразили его глаза. Не было в них ни огня, ни злости, ни усталости. Только пустота.

Слабая улыбка, скривившая губы Петра, больше походила на оскал, и Роуз попятилась к двери, так и не произнеся ни слова.

– Я сейчас, – бесцветным голосом произнес Петр.

Покинув купальню, Роуз так и не могла избавиться от странного ощущения большой беды, в которую попал граф. Сейчас она не видела молодого человека, это была тень Петра, пышущего еще накануне силой и здоровьем.

Нехотя поковырявшись в корзинке, которую граф оставил на столе, Роуз вытащила кусок хлеба и кувшин с молоком. Она ела лишь бы насытиться и не замечала вкуса еды, настолько ее ошеломил увиденный образ Петра.

Что с ним случилось?

Скрипнула кровать, и Роуз отложила недоеденный кусок хлеба. Прислушалась. Тихий стон раненного человека.

Роуз тут же забыла о своих обидах, о пленении. Ее сердце разрывалось от жалости к бывшему другу. Нахлынули воспоминания, как Петр, презрев опасность, спустился в расщелину в горах Северной Лории. Там застрял олень, испуганный камнепадом. Животное, обезумевшее в попытках выбраться, ударило Петра копытом в своем последнем прыжке на свободу. И сломало ему несколько ребер. Роуз забыла, насколько сильное наказание получили слуги и охрана за безрассудный поступок Петра, но прекрасно помнила его стоны сквозь стиснутые зубы. Тогда, много лет назад, когда ей было не больше десяти, она легла к нему в постель и обняла за плечи. То ли ему действительно стало лучше от ее нежности, то ли он не хотел казаться ей слабым, но стоны прекратились, а вскоре раненный мальчик и вовсе уснул.

Вернувшись в комнату, Роуз нашла Петра лежащим на боку на их постели. Он не вытерся, и капли воды, скатываясь с его курчавых волос, оставляли след на лице.

Или это были слезы?

Намокший халат рельефно обтягивал его тело, но его мужское начало не будило в ней отклика. Сейчас она была ему сестрой, которой отказывалась стать в пору ее влюбленности в Петрика.

Роуз осторожно легла за его спиной и обняла, как когда–то, за плечи. Петр вздрогнул, и опять Роуз не смогла бы объяснить, что вызвало дрожь: ее близость или телесная боль.

Она собиралась лежать с ним до тех пор, пока он не уснет, надеясь, что ее дружеское участие облегчит его страдания. Но вдруг услышала тихое и твердое «Уходи».

– Тише, тише, родной! – она не могла поверить, что он ее гонит. Роуз думала, что его резкость объясняется боязнью выглядеть в ее глазах слабым.

Она погладила его напрягшееся плечо и произнесла успокаивающее «Т–ш–ш–ш».

– Уходи. Или я убью тебя.

Нет, не Петр лежал сейчас рядом с ней. Раненный хищник, затаивший дыхание.

Роуз осторожно сняла руку с его плеча, ощутив под ней закаменевшие мышцы. Поднялась, стараясь больше не дотрагиваться. И побежала. Только плотно закрыв за собой двери, она позволила выплеснуться слезам.

Роуз не могла усидеть на месте. Бурлящие чувства гнали ее по комнате. Она то садилась на диван, то опять вскакивала и устремлялась к окну. Забывая, что оно не открывается, она дергала его, словно распахнув створки, могла глотнуть живительного воздуха.

Зря она расслабилась и поверила, что сможет находиться рядом с Петром сколько угодно долго, пока не подоспеют отец с братом или Руфф. Казавшееся добрым отношение вовсе не являлось таковым. Теперь она поняла. Он ее еле терпел, но вынужден был соседствовать из–за каких–то своих целей.

Она пленница. Его пленница. А может, и заложница. Он так и не объяснил ей, почему прячет от жителей замка. Он вообще ничего не объяснил. Чего она ждала? Почему не требовала?

До слуха Роуз донесся смех.

Петр? Она испуганно оглянулась на двери, ведущие в спальню. Нет. Смеялась женщина.

Подойдя к наружной двери, Роуз наклонилась к замочной скважине, надеясь увидеть того, кто так громко смеется.

На лестнице стояла темнота.

Поднимаясь с колен, Роуз схватилась за ручку и чуть не упала. Дверь поддалась вперед и открылась настежь.

Петр забыл ее закрыть!

Ни на минуту не задумываясь, Роуз шагнула в темноту.

– Я только посмотрю, кто там, – прошептала она и спустилась на одну ступеньку, держась рукой за холодную стену.

Сквозняк распахнул полы ее халата.

Когда за ее спиной хлопнула дверь, Роуз вскрикнула от испуга. Отрезанная от источника света, задыхающаяся от страха, ничего не слышащая от грохота сердца, она замерла на лестнице, ожидая явления разъяренного Петра или проявления любопытства тех, кто только что находился внизу.

Вслушиваясь в тишину, Роуз начала успокаиваться. Голоса стихли, Петр так и не появился в проеме двери.

– Я только посмотрю, что там, – дала себе обещание Роуз и нащупала кончиками пальцев стену.

Ступая в темноте на дрожащих ногах, принцесса рисковала скатиться с лестницы кубарем, но любопытство толкало ее вперед.

Редкие стрельчатые окна разбавляли темноту лунным светом, и Роуз казалось, что за каждым поворотом ее ожидает неведомое чудище. Несколько раз она порывалась вернуться, но пересиливала себя.

Простор открылся внезапно. Забыв, что ветер, гуляющий вдоль крепостных строений, может быть таким сильным, Роуз зажмурилась и не знала, за что хвататься: за разъезжающиеся полы длинного халата или за не заплетенные в косу волосы, больно хлещущие по лицу.

Как много скрывали от нее стены башни!

Высокие деревья, шумящие густой листвой, запах ночных цветов и свежескошенной травы, яркость лунного света, соперничающего с яркостью звезд…

Музыка. Она слышала музыку и, словно мотылек, летящий на огонь, пошла на ее звуки. Чья–то рука умело трогала струны, вызывая в душе Роуз восторг и боль. Она забыла о том, что была насильно перенесена в этот замок. Она тянулась к звукам, напоминающим ее родной дом.

Запел мужчина. Мягкий голос тянул слова на незнакомом языке, но Роуз не нужен был перевод. Она знала – звучит песня о любви. А разве поющий о любви может быть злым?

Роуз не глядела под ноги. Не замечала, что одета только в халат, волочащийся сзади по мягкой траве, не думала об опасности незнакомого места. Она шла на чарующий голос.

Открывшийся среди деревьев шатер из белых полотен, светившийся изнутри словно фонарик, заставил Роуз остановиться.

Певец между тем закончил петь и заворковал с женщиной, которая отвечала ему игривым смехом. Тем самым, что Роуз слышала наверху.

Опомнившись, она оглянулась на башню, нависающую над ней темной глыбой. Роуз разглядела, что прошла через открытую галерею, скорее всего, опоясывающую внутреннюю часть замка по периметру. Принцесса подняла голову и увидела свет, пробивающийся через цветное стекло. Никакого движения за окном. Петр спит.

Мужчина в шатре опять запел.

Песня звучала на родном языке Роуз!

Принцесса, забыв о Петре, шагнула к колыхающимся от ветра полотнам и ухватилась за край одного из них. В открывшуюся щель она смогла разглядеть внутреннее убранство шатра и людей, увлеченных друг другом.

В центре, на возвышении, утопая в подушках, сидела женщина. У ее ног пристроился певец и с обожанием смотрел на нее. Она в ответ загадочно улыбалась и перебирала пальцами его непослушные темные волосы.

Экзотическая красота женщины заставила Роуз остановить взгляд на ее лице. Смуглая ровная кожа, миндалевидные глаза, украшенные длинными ресницами, соболиные дуги бровей, влажные губы сливового цвета. Длинные волосы струились по ее плечам, черной вуалью пряча под собой тело, почти не прикрытое одеждой.

Роуз пропустила момент, когда певец отбросил в сторону музыкальный инструмент и приник губами к колену красавицы, задрав легкую ткань. Женщина откинулась назад, призывно засмеявшись. Любовник осмелел и рванул полы ее одеяния, обнажив гибкое тело: плоский живот, украшенный драгоценным камнем, утопающем в ямке пупка, подрагивающую от желания грудь, к которой потянулись длинные пальцы музыканта.

Вскоре обнаженный торс мужчины загородил тело любовницы, чьи длинные ноги обхватили его бедра, начавшие ритмичные движения.

Подняв взгляд выше, Роуз чуть не вскрикнула. Спину мужчины густо пересекали шрамы. Некоторые уже побелели от времени, некоторые вились розовой лентой, но вид их оставался ужасным. Сколько боли пришлось вынести бедняге!

Такой след могла оставить только безжалостная плеть.

Перед глазами предстало другое видение: напряженная спина Петра, которую он не стал вытирать от воды. Ее промокнул халат из темной ткани. Отчего–то Роуз знала, что будь ткань светлой, она увидела бы полоски крови, исчертившие спину графа.

Забыв о любовниках, Роуз пыталась сдержать рвавшееся рыдание, запечатав ладонью рот. Открытие, что ее Петра хлестали по спине, ужаснуло.

Короткий окрик вернул Роуз к действительности. На нее смотрели две пары глаз. Мужские глаза с удивлением, женские с ненавистью. Куда исчезла пленительная красота? Брови сошлись в изломанной линии, губы скривились в судороге. Через мгновение из них вырвался приказ:

– Взять!

ГЛАВА 6

Команда прозвучала, как удар хлыстом. Роуз даже почувствовала боль. Она умом понимала, что следует немедленно скрыться, но одеревеневшие ноги отказались слушаться. Она стояла и, не отрываясь, смотрела на свет, пробивающийся через полотнище шатра, не веря, что бездействует, хотя разум кричал: «БЕГИ!»

Тени внутри шатра разделились, и тот же властный голос еще раз ударил ее криком–хлыстом:

– Стража!

Роуз вздрогнула, развернулась и побежала, не видя куда, потеряв ориентиры, не имея времени оглядеться.

Галерея!

Она добежала до галереи. Заметалась, не находя спасительный вход в свою башню. Но в свою ли?

За спиной раздавались короткие команды, подхлестнувшие принцессу.

Она кинулась прочь от голосов и нырнула в первый же проем в стене, где сразу же уткнулась в густо разросшийся куст чего–то колючего с маленькими холодными листочками. Задрала голову, но не увидела его вершины. Вообще ничего не увидела: ни огней башни, ни света луны.

– Она побежала к лабиринту! – крикнул мужчина совсем рядом.

Лабиринт? Не может быть! Так близко?

Ноги понесли ее в темноту.

Опять врезавшись со всего маха в жесткую, колючую преграду, Роуз вскрикнула от испуга и упала на четвереньки.

– Здесь! – раздалось где–то над головой.

Путаясь в полах халата, Роуз попыталась подняться, но натянутый ворот удавкой врезался в шею. Она рванула его рукой, и халат прохладным шелком соскользнул с плеч. Поднявшись, Роуз не стала задерживать падение ткани вниз, стряхнула ее с рук и развязала пояс. Халат волной упал к ее ногам, и Роуз переступила через него. Оставшаяся на ней короткая нижняя рубашка не мешала бегу, иначе принцесса, не задумываясь, скинула бы и ее.

Освободившись от пут, Роуз, словно загнанный зверь, начала петлять из стороны в сторону. Принцесса не понимала, куда мчится. Страх толкал ее в спину.

Встретившись в очередной раз с колючим кустом, Роуз вспомнила правило лабиринта – придерживаться одной из его стен рукой. Шелест потревоженной ладонью листвы слился в единый звук, так быстро бежала принцесса, следуя изгибам лабиринта.

Зев пещеры, освещенный факелами, открылся внезапно, стоило свернуть за угол. Шаги беглянки грохотом отразились от каменных стен. Порыв сильного ветра, хлестнувший лицо, заставил остановиться. Роуз нутром почувствовала, что навстречу ей несется кто–то огромный, поэтому кинулась вон из пещеры.

Вдавливаясь всем телом в первый же куст, кромсая о колючие ветви рубашку, кожу, сдерживая стон боли, Роуз с ужасом ждала появления кого–то огромного.

Отполированный свод просторной пещеры, плавно уходящей вниз под землю, наполнился нарастающим гулом. Этот «кто–то» приближался.

От страха Роуз закрыла глаза.

Дрогнула листва, взметнулись пряди волос, еще больше запутавшись в зарослях, мелкие камешки больно ударили по обнаженным ногам и заставили открыть глаза.

Она увидела только хвост. Огненно–красный, с крупными чешуйками, больше напоминающими плоские камни, с острыми шипами, идущими по центру и пропадающими на мощной спине. Взмах огромных крыльев взметнул вверх сбитую листву и землю, по которой только что чиркнули острые когти.

Роуз забыла обо всем на свете. Задрав голову вверх, она заворожено смотрела, как на фоне лунного диска кувыркнулось сильное тело и понеслось вниз.

Навстречу к ней летел дракон.

Мгновение спустя беглянка даже рассмотрела хищный прищур желтых с вертикальными зрачками глаз. Она могла бы поклясться, что увидела торжествующую ухмылку на вытянутой морде.

Дракон был ужасен и прекрасен.

Врут, что за минуту до смерти человек может увидеть всю свою жизнь. В голове Роуз не возникло ни одной мысли. Зрелище, захватывающее дух от вида несущейся на нее красной махины, полностью парализовало.

И только дикая боль от того, что кто–то сзади выдирает ее из колючих кустов, заставила отвести взгляд от ящера. Увлекаемая сильными руками, Роуз провалилась в клубящуюся тьму. Похожую черноту она видела в замке бабушки в Северной Лории, когда в каменной стене на призыв юного графа «Дорогу идущему бахриману!» вдруг открылся портал.

Головокружение, помрачение сознания, тошнота тут же отступили, как только принцесса поняла, что стоит посередине спальни в их башне, а в спину ей тяжело дышит Петр. Это точно был он, Роуз не сомневалась ни минуты. Она знала, что так прижиматься к ней может только он. Привычно. До узнавания каждого изгиба. Его крепкие руки плотно обхватывали ее тело, и Роуз кожей чувствовала, как сильно бьется его сердце.

– Я хотела только посмотреть, – пролепетала она, пытаясь обернуться, но тесные объятия, напоминающие капкан, не позволили этого сделать.

Петр молчал. Мелкая дрожь прошлась по его телу и хватка ослабла.

Звук падающего тела заставил Роуз обернуться. Петр лежал у ее ног без сознания.

Она не знала, что делать, поэтому опустилась перед ним на колени, зашипев от боли. Роуз только сейчас почувствовала, что с них содрана кожа. В пылу бега, она этого не заметила.

– Петр, что с тобой? – зашептала она, убирая спиральки волос с родного лица. Смахнула запутавшийся в кудрях листик.

Она впервые дотрагивалась до него свободно, не считая того порыва, когда он лежал, скорчившись от боли.

Но даже тогда он выглядел живее!

Роуз развязала узел на халате Петра и раскрыла его, чтобы приложиться ухом к груди. Ритмичный стук сердца успокоил, но его кожа горела огнем!

– У тебя жар! – воскликнула Роуз, обеспокоенно вглядываясь в лицо Петра. Она мало болела в детстве, но запомнила, как расстроенная мама прикладывала мокрое полотенце ко лбу брата, когда его мучила лихорадка.

Роуз побежала в купальню, выхватила первое попавшееся полотенце из стопки. Когда остальные грудой посыпались на пол, в голове мелькнуло, что Петр опять будет смеяться над ней.

Наливая воду в чашу, она твердила: «Пусть хоть кричит, лишь бы жил!».

Роуз многое отдала бы, чтобы все оставалось, как прежде: тихие вечера рядом с Петром; сон, когда она чувствовала его дыхание на своем плече; немой укор глаз, когда она проявляла свою неумелость или капризничала.

Она все испортила.

Что ждет впереди? Сможет ли Петр защитить ее от той страшной женщины? Интуитивно Роуз поняла, что ее жизнь и жизнь Петра зависит от той, что отдала команду «Взять!».

Смачивая полотенце в холодной воде, Роуз подняла глаза и невольно отшатнулась от изображения в зеркале на открывшейся дверки шкафа.

На нее смотрело бледное лицо с пятнами грязи. Царапины, оставленные острыми ветвями кустов, кровоточили не только на лице, но и густо покрывали плечи. Роуз повернулась спиной. То, что она смогла разглядеть, ее не утешило.

Наверное, останутся шрамы, как на спине того мужчины, отведавшего хлыст.

Петр! Она, рассматривая себя, совсем забыла о графе!

Он лежал в той же позе: раскинутые руки, одна из ног подвернута.

Роуз с трудом поправила положение тела. Принцесса и не подозревала, что человек, находящийся без памяти, такой тяжелый!

Нет, ей не перетащить Петра на кровать.

Принцесса скинула на пол подушки, подложила одну из них под голову Петра, скрутила жгутом полотенце и прижала его к горящему лбу. Немного посидела над мужчиной, невольно блуждая взглядом по его лицу, отмечая отросшую щетину, тени под глазами, приоткрытые губы, которые ей так нравились своим четким рисунком.

Не удержавшись, провела пальцем по губам. Петр не шелохнулся. Чувствуя свою безнаказанность, погладила жесткую бровь, тронула горбинку носа. Не сумев преодолеть желание, наклонилась и поцеловала Петра. Ей всегда хотелось узнать вкус его губ.

Поцелуй вышел коротким. Роуз не смогла понять, нравится он ей или нет, потому что чувство стыда, неправильности происходящего, заставило ее прервать ворованный поцелуй – горячие, сухие губы не ответили.

Принцессу злили ее беспомощность, неумелость, растерянность, а неизвестное будущее и возможная кара за побег страшили.

Не зная, что делать, забыв о собственных ранах и неприглядном виде, Роуз легла рядом с Петром, привычно уложив голову на его руке. На всякий случай обняла, тесно прижавшись. И уснула.

Ослепительный свет весеннего солнца тонкими лучами пробивается сквозь прорехи плохо задвинутой занавеси. Когда ветер тревожит ее, лучи превращаются в снопы света, что заставляет щурить глаза. Зеркало, отражая солнце, тоже слепит.

Роуз, как ни старается, никак не может рассмотреть в череде яркого солнца и тени, что же делают с ее волосами? Слышится нестройный гул голосов фрейлин матери, швей, перешивающих ее платье.

«Невеста опять похудела!»

Служанки снуют туда–сюда с напитками и сладостями, горничные заходят с букетами, что продолжает присылать Руфф.

В каждом из букетов прячется очередной драгоценный подарок жениха и записка со словами любви.

Кто–то догадывается закрыть жалюзи, и Роуз может видеть свое отражение.

Нет, башня из ее белокурых волос ей не нравится. Но в ответ на попытку протеста, следует долгая и убедительная речь Шеннон – старшей фрейлины, что венец из драгоценных камней требует именно такой высоты и пышности. Мысль о невозможности переспорить и изменить что–либо раздражает еще больше, поэтому Роуз сдается.

«Делайте, что хотите».

Загар на лице, полученный во время утренних прогулок к реке, тщательно запудривается. Следуют заверения Шеннон, что невеста должна быть бледна.

Глаза, и без того отличающиеся четкими линиями длинных ресниц, густо подкрасили. Непрестанное восхищение необычным оттенком глаз невесты, ставшим будто бы еще более выразительным после темной подводки, смущает. У Роуз глаза отца – орехового цвета. Ни она, ни ее брат не унаследовали голубой, кристально чистый цвет глаз матери. От Свон ей достались лишь светлые волосы и похожее сложение тела.

Роуз рассмеялась, не обращая внимания на вопросительный взгляд Шеннон. Ей не хотелось бы иметь тело отца, увитое, словно виноградной лозой, мышцами, натренированными в боях и походах. Отец с Генрихом очень похожи. Оба имеют поджарые фигуры, высокий рост, темный вьющийся волос. Оба красивы.

Отец – молодец, никогда не дает маме повода к ревности. Хотя Роуз видит, как та же самая Шеннон растекается патокой в присутствии наследника Эрии. А вот брат, как когда–то Петр, утром выпроваживает из своих комнат женщин. Слава Богу, он не путается с прислугой!

Мелькнула мысль о Руффе. Интересно, он тоже заводит интрижки? Ведь она столько раз отказывала ему в близости и научилась понимать, когда мужчина возбужден. Какую жизнь он ведет без нее? Нет, не может быть, чтобы он ей изменял. Он любит невесту и не позволит разрушить их свадьбу грязными связями. Она же держит себя в руках и не допускает даже мысли, что до нее дотронется не тот, кому она предназначена. Роуз подарит свою девственность любимому Руффу сегодня ночью.

Роуз всматривается в зеркало. Стараниями хлопочущих вокруг нее женщин, она из девушки превращается во взрослую даму.

Принцесса морщит лоб. Она выглядит значительно старше с этим ярким цветом губ.

Не говоря ни слова, она берет салфетку и стирает губную помаду.

– Но… – начинает фрейлина.

– Помада лишняя, – уверенно заявляет Роуз. – У меня пухлые губы, достаточно будет розового блеска.

Тут же идут заверения, что она права.

«Так действительно лучше», – всплескивает руками Шеннон, и пудра сыплется с ее праздничного парика на пол. Ни для кого во дворце не секрет, что Шеннон в погоне за модой, применяя чудодейственные краски, облысела. Теперь она тщательно пудрит парик, уверенная, что седина ей к лицу, и густо красит щеки. И у нее такие же черные ресницы и подводка, что сейчас красуются на лице Роуз.

Это наталкивает на мысль, а не пойти ли умыться? Пусть невеста останется загорелой, пусть на ее носу проступят веснушки, пусть глаза красит блеск счастья, а не искусственные тени, делающие взгляд рассеянным. Руфф любит ее, и не важно, как она выглядит.

Зачем делать талию тоньше, если дышать она сможет через раз? Зачем ворох юбок, расшитых шелком, украшенных кружевом, драгоценными камнями, если наряд становится неподъемным и каждый шаг, даже при примерке, дается с трудом?

Ах, да. Того хочет будущая свекровь. Холодный взгляд правительницы Бреужа заставляет ежиться и втягивать голову в плечи. Но Роуз не часто будет встречаться с ней, став королевой Северной Лории, поэтому она отдает дань желаниям матери Руффа. Невеста будет блистать тысячами драгоценных камней, показывая всему свету богатство Эрии и теша тщеславие родителей жениха.

Роуз самой ничего этого не надо. Помня давнее предсказание, она свыклась с мыслью, что наденет венок из полевых цветов и босая пойдет к алтарю. Так некстати она забыла, что нельзя верить всяким глупостям. Какой венок у принцессы? Только венец из чистого золота, украшенный цветами из драгоценных камней.

Роуз опять смотрит в зеркало. Вокруг никого. Портнихи оставили на кресле тяжелое свадебное платье. Туфельки, уложенные в сундучок, обшитый белым атласом, блестят алмазной пылью и ждут, когда их наденет невеста.

Роуз опять не узнает себя. На зеркале множатся трещины, расползаясь паутиной. На выбеленном лице появляются пятна грязи, ссадины, капли крови.

– Что же ты наделала, Роуз? – не упрек, вздох сожаления. До боли знакомый голос.

Порыв ветра, голоса…

Ненавистное, пугающее «Взять!» и ее отрывают от того, с кем ей удобно, надежно…

Открыв глаза, понимая, что происходящее уже не сон, Роуз увидела ступени, по которым ее волокли. Ногам было больно, и Роуз попыталась встать и идти сама, но никак не поспевала за стремительными шагами мужчин, чьи сапоги мелькали у самого лица.

Ее безжалостно тащили вниз. Она закричала. От боли в спине, где подсохшие царапины горели огнем, от обиды, что уснула и не знает, жив ли Петр, от стыда, что так и не переоделась, и теперь все обитатели замка видят ее грязное, израненное тело, просвечивающее через разодранную ткань тонкой рубашки.

– Петр! – закричала Роуз, но ничего не услышала, кроме шаркающих по ступеням шагов своих мучителей.

Когда Роуз выволокли во двор, яркий свет заставил ее зажмурится. Ее бросили недалеко от галереи, на траву, по которой она шла ночью. Но теперь на принцессе не было халата, только нижняя рубашка невесты, которую выстирал Петр, а Роуз нашла и надела.

Как хорошо, что хоть она осталась на ней! Правда, разодранная ткань не сильно прятало тело.

Сев и обхватив колени, Роуз утешила себя тем, что теперь ее нагота скрыта от глаз надсмотрщиков. Те стояли рядом, тихо переговариваясь на незнакомом языке, и чего–то ждали.

Роуз огляделась. За деревьями, буквально в нескольких шагах от нее, находился тот самый шатер, где развлекались ночные любовники. Как можно было заблудиться на небольшом пятачке? Темнота и страх погнали ее совсем в другую сторону от башни.

Сейчас она жалела, что покинула ее. Ох, как жалела!

Разве ей было там плохо?

Приближающиеся голоса заставили повернуть голову в сторону галереи. Двое крепких мужчин тащили по–прежнему бесчувственное тело Петра. Его голова свисала между вывернутыми руками, ноги оставляли широкий след на траве.

Глаза Роуз защипало от слез.

– Его в подземелье, ее ко мне, – властный голос отвлек от угрызений совести.

Из тени вышла женщина, одетая в черное. Длинное платье наглухо застегивалось на сотню мелких пуговиц, рукава открывали только кончики пальцев, а на голове, пряча волосы, скручивался жгутами причудливый тюрбан. Единственное украшение – тяжелый кулон с красным камнем, – смотрелся на груди кровавой раной.

ГЛАВА 7

Незнакомка лишь мазнула взглядом по пленнице, а Роуз почувствовала, как между лопаток медленно скатилась капля холодного пота.

Женщина прошла мимо, распространяя за собой шлейф аромата терпких духов.

Роуз сглотнула, потому что ее затошнило от страха.

Надсмотрщик больно схватился за плечо, и принцесса поторопилась подняться.

– Я сама, – она дернулась, чтобы освободиться из цепких пальцев, но получив крепкий толчок в спину, едва удержалась на ногах, и уже не сопротивлялась тому, что ее держат с двух сторон.

Следуя за женщиной в черном по галерее, Роуз поняла, что не ошиблась: та простиралась вдоль крепостной стены, связывая угловые башни.

Время от времени в стене открывались узкие проемы, ведущие наружу и заканчивающиеся арками из плотно растущих кустов, украшенных листвой нежно–голубого цвета. Не там ли она плутала ночью?

Мысленно представив рисунок на ковре, Роуз догадалась, что вовсе не ров окружает замок, а эти самые высокие кусты.

Выходит, замок охраняется с помощью колючего лабиринта? А Петр и словом о нем не обмолвился!

Неведомая рука больно сжала сердце. Где он? Очнулся ли?

Ее завели в следующую башню. Вопреки ожиданиям Роуз, лестница не закончилась помещением, похожим на то, в котором она жила с Петром. На площадке находились несколько одинаковых дверей. Женщина так быстро исчезла за одной из них, что Роуз не успела понять за какой. Ступив за порог, она чуть не упала: начался пологий спуск, переходящий в узкий коридор, в котором едва могли разойтись два человека.

Руки надсмотрщиков отпустили Роуз. Теперь она видела спину идущего впереди стражника, сзади топал второй. Коридор резко свернул направо и разделился на три рукава. Через какое–то время стражник повернул налево, и они, поднявшись на два пролета, вновь начали спуск.

У Роуз закружилась голова. Они находились в самом настоящем каменном лабиринте!

И привел он их в сердце крепости – дворец, построенный из светло–серого камня. Роуз задохнулась от такой красоты. Широкое у основания строение плавно сужалось и стремилось ввысь. Колонны, стрельчатые арки, остроконечные крыши – все тянулось к небу! Даже подняв голову, принцесса не могла рассмотреть, где проходит граница: шпили пропарывали небо и тонули в облаках.

Новый толчок в спину заставил прибавить шагу. Роуз гадала, как стражники могут отличить нужную дверь среди дюжины одинаковых, украшающих фасадную часть дворца.

Когда ее в очередной Роуз подтолкнули, она влетела в просторную комнату, в которой уже находилась та самая женщина в черном. Шла она тем же путем, что вели принцессу или воспользовалась более коротким, осталось тайной, но незнакомка совсем не запыхалась, в отличие от Роуз, лоб которой покрылся испариной. Двери за спиной закрылись, и пленница осталась один на один с той, кого боялась до дрожи в коленках.

Принцесса догадывалась, что вели ее путанной дорогой не для того, чтобы сейчас же убить, но ее страх был сродни тому, что испытывает человек, нечаянно наступивший на змею. Трудно предугадать, что гадина сделает в следующее мгновение.

Змея скинула шкурку – никак иначе нельзя было назвать то, что проделала женщина. Она расстегнула верхние пуговицы и выползла из тесного платья.

– Ненавижу эту одежду.

Роуз удивилась, не услышав шипения. Голос, когда в нем не звучали властные нотки, казался мягким и певучим.

Тюрбан женщина кинула куда–то в угол и с явным удовольствием тряхнула головой, освобождая связанные в тугой узел косы. Запустив пальцы в волосы у корней, она застонала от наслаждения.

– Ты вернулась!

В комнату вбежал черноволосый мужчина и упал женщине в ноги, обхватив ее за колени, прикрытые лишь тонким нижним платьем. В отличие от верхней одежды, оно оказалось ослепительно белого цвета.

– Анвер, не путайся под ногами, – произнесла женщина и потрепала его по голове, прежде чем легко оттолкнуть.

Так отец Роуз обычно приветствовал охотничьих собак, ластившихся к нему после долгой разлуки.

Интимная сцена между женщиной и льнущим к ней мужчиной смутила принцессу и заставила отступить к двери. Женщина заметила ее желание выйти.

– Ох, уж эти влюбленные, – закатила она глаза, делая Роуз союзницей.

Анвер нисколько не обиделся, продолжая смотреть на женщину с обожанием.

– Поприветствуй нашу гостью, – ровно, без интонации произнесла незнакомка. – Перед тобой Ее Высочество принцесса Роуз Эрийская, будущая королева Северной Лории.

Анвер поднялся и галантно поклонился, но тут же опять перевел взгляд на возлюбленную.

Без сомнения, это была та самая пара из шатра.

– Я не знаю, кто вы, – начала Роуз, – но прошу объяснить, что здесь происходит?

– Хорошо, что вы просите, принцесса, – откликнулась женщина, и Роуз опять показалось, что она наступила на змею. – Перед вами королева Тонг–Зитта Лолибон Идрис. И это я желаю знать, что здесь происходит? Как давно вы гостите в моем дворце? Что вас связывает с Петром?

Произнесенное имя странно подействовало на Анвера. Услышав его, он резко повернулся к Роуз, и глаза его засветились едва сдерживаемым бешенством. Почувствовав перемену в настроении любовника, Лолибон запустила свои тонкие пальцы в шевелюру мужчины, и он опять воззрился на нее.

«Разве что хвостом не помахивает», – на ум Роуз опять пришло сравнение с охотничьими собаками отца.

– Я думаю, разговор будет долгим, поэтому прошу вас, Ваше Высочество, – королева Тонг–Зитта повела рукой в сторону пухлого дивана с множеством подушек. – Только чистый случай (я видела ваш семейный портрет) помог мне опознать в вас принцессу, дочь Эдуарда Эрийского.

Роуз обрадовалась возможности сесть. Подушки приняли ее в свои объятия, и Роуз поспешила придвинуть к себе одну из них, интуитивно создавая барьер между собой и странной парой. Королева опустилась на другой конец просторного дивана, а Анвер устроился у нее в ногах и ласково провел ладонью по открывшейся ступне. Женщина поморщилась и села на восточный манер, подложив ногу под себя. Анвер поджал губы. Но его плечо будто невзначай прикоснулось к колену Лолибон.

– Итак, – произнесла королева и выжидающе посмотрела на Роуз.

– Ваше Величество, я знаю Петра с детства, он рос в нашей семье. Но шесть лет назад, играя со мной и моим братом, он нечаянно открыл портал и исчез. Мы его долго искали, но, оказывается, он все это время жил в вашей стране. Более месяца назад он вернулся и похитил меня с собственной свадьбы. О причинах своего поступка он так и не рассказал. Это все.

– Кратко, – заметила королева и прищурила глаза. – И вы ему простили то, что он сделал с вами? Я о насилии.

– Откуда вы знаете… – Роуз задохнулась, не ожидая настолько личного вопроса. Но собралась и ответила. – Нет, не простила. Но он больше не пытался завладеть мной, что не заставляло меня возненавидеть его.

Немного помявшись, она добавила:

– Простите, но мне неловко говорить об этом с малознакомыми людьми. Я не знаю, какие отношения вас связывают с Петром, Ваше Величество, но не могли бы вы мне помочь вернуться домой?

– Петр до такой степени безразличен вам, что вы даже не поинтересуетесь, что его ждет?

– И что его ждет? – как можно спокойнее спросила Роуз, хотя тут же прикусила язык: ей не удалось показаться равнодушной. Она сделала много ошибок, и сейчас, как никогда, боялась навредить себе. Лишнее слово могло стать последним для нее. Или для Петра. Она видела отражение зла в глазах Лолибон, как бы та не старалась казаться дружелюбной.

– Его ждет смерть.

Королева ждала от принцессы слез или иного проявления чувств, поэтому была разочарована, когда Роуз, пряча истинное отношение к Петру, сумела без запинки произнести:

– Что ж, он видимо ее заслужил.

– И убьете его вы, Ваше Высочество, – злорадно добавила Лолибон.

– Как?! – воскликнула Роуз, не владея собой.

Королева криво улыбнулась.

– Вы уже убиваете его. А начали вчера ночью, когда заставили спасти вас, перетащив через портал.

– Я ничего не понимаю…

– Анвер, выйди!

– Но моя госпожа! – с неподдельной мольбой в его глазах начал Анвер.

– Ты хочешь, чтобы тебя увели и закрыли?

Мужчина поднялся, помедлил, но, не дождавшись отмены приказа, нехотя пошел к двери, из которой недавно появился.

Роуз стало так неприятно, что она вжалась в мягкие подушки, жалея, что не может утонуть в них. Анвер – молодой и красивый мужчина, но его безропотность, покладистость, какая–то особая униженность коробили ее душу. Лолибон, конечно, властная женщина, но что она сделала с Анвером, чтобы так подчинить его себе? Не плетка ли стала причиной того, что мужчина сломался. Вот верное слово! Анвер казался сломленным!

– Стоит мне дня три не подпустить его к себе, и он умрет от тоски.

– Он вас так любит?

– Любит? Любил, а теперь, скорее всего, ненавидит, но ничего сделать не может. Я – его страсть. Пусть болезненная, уродливая, но без меня ему не жить. Понимаешь?

– Нет. Вы его сломили или околдовали?

– Околдовала? Нет. Сломила? Возможно. Но не каждого дано сломить.

– Как не получилось с Петром?

– Умная девочка. Увидела похожие шрамы на его спине? Да, пыталась все шесть лет. Жаль, что я даже не догадывалась, что он уже сломлен.

– Сломлен?

– Тобой. И я уверена, что он сейчас задыхается от крика и воет от тоски. И все из–за тебя.

– Боже, но что же я такого сделала? – Роуз не обратила внимания, что королева перестала к ней обращаться на «вы».

– Появилась на свет.

Одним прыжком королева оказалась рядом и схватила Роуз за горло. Принцесса даже не успела испугаться, но Лолибон, взяв себя в руки, уже расцепила пальцы. Королеву трясло.

– Проводите Ее Высочество в соседние покои, – срывающимся голосом приказала она, и глубоко вдохнув, добавила: – Подумайте, когда останетесь наедине с собой, Ваше Высочество, что объединяет Анвера и Петра кроме шрамов на спине?

Открылись двери, и двое стражников застыли в ожидании, когда Роуз покинет комнату.

Она находилась в смятении. Вопросы хороводом кружились в ее голове, а нападение королевы зародило мысль, что и она, и ее любовник не в себе. Самым нормальным в этом странном замке казался Петр, но где он теперь? И правда ли то, о чем наговорила королева? Роуз точно не ломала Петра и не собирается его убивать.

«Видимо жизнь в лабиринтах плохо влияет на умы людей», – с горечью признала принцесса, заходя в дверь комнаты, расположенную напротив покоев королевы.

У Роуз появились личные покои и служанка. Как только принцесса вошла в открытую стражником дверь, невысокая девушка, одетая в коричневую тунику, из–под которой виднелись шальвары, завязанные на щиколотке тесемками, склонила перед ней голову, придерживая наброшенный на голову палантин.

– Называйте меня Салимой, госпожа, – она распрямилась, но так и не подняла глаза.

Представшее перед Роуз просторное помещение делилось на гостиную и спальную комнаты с помощью ширмы, обтянутой шелковой материей, красочно расписанной экзотическими птицами и цветами.

Следуя за Салимой, Роуз разглядывала убранство покоев. Здесь отсутствовали привычная для нее мебель на длинных ножках: пуфы, диваны, даже столы – и те стелились по полу. Такая же невысокая, но просторная кровать, скорее напоминающая возвышение, закрывалась легким пологом, свисающим из розетки в потолке.

– Госпожа желает привести себя в порядок? – Салима склонила голову и приложила руку к груди.

Роуз, оглушенная событиями, круговертью лестниц и дверей, совершенно выпустила из вида, что расхаживает в одной рубашке. Вопрос служанки застал ее врасплох. Принцесса густо покраснела, вспомнив, что стояла полураздетой перед Лолибон и Анвером.

– Да, я хотела бы умыться. И у меня нет никакой одежды, я потеряла свой халат.

– Лолибон Великая распорядилась, чтобы вам подготовили собственный гардероб. Пока вы купаетесь, одежду принесут.

Роуз беспокоила щедрость королевы: личные покои, служанка, одежда. За то время, что принцесса жила у Петра, она отвыкла от роскоши, поэтому задумалась, не решила ли Лолибон воздать ей должное, как положено лицу королевской крови? Или, может быть, здесь скрыт какой–то личный интерес?

«Интересно, почему служанка назвала королеву Великой?» – Роуз хотела было спросить, но Салима пригласила ее следовать за собой, достав мягкое полотно из резного сундука, являющегося украшением комнаты наряду с такими же пузатыми собратьями.

Купальня представляла собой помещение без окон с несколькими водоемами, вокруг которых располагались низкие каменные скамьи. Неяркий свет струился откуда–то сверху и вместе с паром, стелющимся над водой, создавал иллюзию загадочности. Звонкое эхо, живущее под сводчатым потолком, охотно откликалось на любой звук.

Принцесса потянула край рубашки, чтобы снять ее, но Салима перехватила подол.

– Я помогу вам, госпожа.

Роуз почувствовала себя дикаркой. Прошло чуть больше месяца, а она уже отвыкла от помощи служанок.

– Пожалуйста, выстирайте и заштопайте эту вещь, – попросила Роуз, видя, как небрежно Салима отбросила рубашку в сторону. – Она дорога мне как память о доме.

Как приятно, когда тебе моют голову, натирают тело мыльной пеной или пахучими маслами, а потом дают вволю поплавать в теплой воде!

Выйдя из водоема, Роуз облачилась в тунику и шальвары, только кроем похожие на одежду служанки. Ткань смотрелась дорогой и приятно прилегала к телу.

– Госпожа, накиньте палантин. Во дворце не принято, чтобы женщины вне личных покоев ходили с непокрытой головой.

Роуз подчинилась. Остаток дня она провела в своих комнатах, ожидая визита Лолибон, но кроме служанки к ней никто так и не зашел. Салима показала Роуз, а потом разложила по сундукам одежду, присланную королевой, еще раз обработала раны, нанесенные колючими кустами, терпеливо вынося стоны и упреки принцессы. Чуть позже принесла несколько подносов с яствами и напитками, сильно отличающихся от той простой еды, которой Роуз кормил Петр.

Роуз пыталась разузнать о нем, о его положении и жизни в замке, но служанка отмалчивалась. Видя, как на глазах принцессы навернулись слезы, Салима смягчилась и шепотом призналась, что сама попала во дворец недавно: ее принесли сюда красные драконы.

Принцесса заволновалась, вспомнив встречу с ящером, но видя мольбу и страх в глазах рабыни, побоялась расспрашивать дальше.

– Спокойной ночи, госпожа, – Салима расправила постель и, поклонившись, удалилась.

Забравшись на кровать, принцесса не стала закрывать полог, потому что лунный свет, проникающий в забранные решеткой окна, немного успокаивал.

Новые впечатления, тревога за графа, страх перед будущим не позволяли уснуть. Не верилось, что прошел лишь день, как она покинула башню Петра. Роуз поймала себя на мысли, что часто думает о нем. Оказывается, жизнь рядом с ним давала чувство защищенности, а сейчас принцесса остро ощущала одиночество.

Чтобы занять себя, не давать подобраться страхам, Роуз перебирала в уме полученные знания. Она думала о королеве. От той зависела судьба принцессы и графа. Народ часто дает своим правителям имена, отражающие суть, но почему Лолибон прозвали Великой? Спрашивать у Салимы бесполезно, стражник за дверью говорит на непонятном языке, а Анвер так привязан к королеве, что не отходит от нее ни на шаг. Остается только поинтересоваться у самой Лолибон.

Роуз хмыкнула. Она поинтересуется у кого угодно, но только не у странной, если не сказать, ужасной, королевы.

Еще одна волнующая новость последних суток – на свете существуют красные драконы. «Интересно, они умеют разговаривать, как белые, или больше похожи на черных драконов, во всем послушных людям и исполняющих их команды? Познакомиться бы с ними поближе! Может, среди красных ящеров встретится такой же разговорчивый и милый, как Гри?»

ГЛАВА 8

Роуз задумалась, отчего Петр ничего не рассказывал? Почему тянул, чего ждал?

Не мог же он надеется на то, что о пленнице никто не узнает?

Вечность в башне?

Нет, Петр преследовал какую–то иную цель.

Как жаль, что он оказался таким скрытным!

Мысли Роуз опять вернулись к королеве.

Как Лолибон догадалась, что Петр изнасиловал ее? Выходит, она знала, что жрецы могут перенести через портал только «свою» женщину?

И кто мог рассказать о втором ее проходе по дороге бахриманов? Петр? Нет, он, как только вернулся с ней в спальню, так и не приходил в себя.

Неужели дракон? Значит ли это, что ящер так же умеет говорить, как и Гри?

И почему королева решила, что Роуз медленно убивает Петра? Неужели, его плачевное состояние связано с тем, что графу пришлось еще раз провести ее дорогой бахриманов?

Вспомнив, как Петр потерял сознание, Роуз вздохнула. Вот еще один вопрос: кто его избил? Лолибон? Ведь она призналась, что ломала его все шесть лет. Или руку приложил Анвер, который явно ненавидит Петра? За что ненавидит? Ревнует к королеве?

«Подумайте, когда останетесь наедине с собой, Ваше Высочество, что объединяет Анвера и Петра кроме шрамов на спине?» – Роуз дословно помнила брошенную королевой фразу, подтверждающую, что оба подвергались насилию.

Но что может быть общего у совершенно разных мужчин?

Оба темноволосые, с черными глазами, но на этом их схожесть заканчивалась. Петр выше, мускулистее. Анвер выглядит изнеженным, как будто ему никогда не приходилось держать в руках оружие. Его длинные музыкальные пальцы в противовес мозолистым рукам Петра служили тому доказательством.

Если королева намекала, что и Анвер, и Петр – бахриманы, то они оба какие–то неправильные. Ненависть жрецов к женщинам известна, однако, Анвер испытывает страсть к королеве. В его поведении нет ничего общего с тем, как описывали жрецов в книгах.

В памяти всплыли слова Лолибон: «Он, скорее, ненавидит, чем любит».

Но разве так выражается ненависть?

Нет, здесь иное: потребность быть рядом, дотрагиваться, нежелание покидать даже на короткое время.

О, Боже!

Петр! Вечером он бежал в башню так, будто испытывал боль, долго не видя свою пленницу, старался находиться рядом, обнимать во время сна. А как он уходил утром? С трудом, заставляя себя, словно бросался в море с обрыва.

Роуз от волнения соскочила с кровати и закружила по комнате.

Она нашла то общее, что связывает Анвера и Петра!

Если они оба бахриманы, становится ясно, почему жрецы ненавидели женщин! Проводя своих избранниц через портал, мужчины Сулейха, в конце концов, становились зависимыми от них. Сколько нужно переходов, чтобы стать рабом женщины? Два? А если больше, что ждет бахримана? Смерть?

Роуз вспомнила о невзрачной на вид траве–бессет, что растет на Иберских островах.

Однажды во время тайного посещения цирка, она стала свидетельницей, как забился в судорогах татуированный ибериец, но глотнув остро пахнущий отвар, тут же пришел в себя. Петр объяснил, что островитяне, все как один, зависят от бессет, хотя трава постепенно убивает их. Они не могут противиться тяге, поэтому жуют траву, добавляют в еду, напитки.

Неужели жрецы убивали матерей своих сыновей, боясь попасть в зависимость? А дочери? Девочки тоже делали отцов рабами?

Вдруг огонь в одном из светильников, что оставались зажженными на ночь, мигнул и погас. Роуз, удивившись, замерла. Странно. В комнате не чувствовалось никакого движения воздуха, занавески на открытых окнах не шевелились.

Когда погасла вторая лампа, принцесса съежилась от страха и отступила за полог.

Между тем, лунный свет становился ярче, и вскоре уже слепил Роуз.

– Боже, что это? – только успела произнести она, когда через разрастающееся серебряное кольцо в комнату шагнул человек.

– Дитя, не бойся меня, – произнес он голосом, выдающим в нем старика. – Я пришел поговорить о Петре.

– Кто вы? – еле смогла выговорить Роуз. Ее горло мгновенно пересохло от страха.

– Друг.

– Вы прошли сюда дорогой бахриманов, – догадалась Роуз, сглатывая комок. – Значит, вы тоже жрец.

– Поверь мне, и среди бахриманов могут быть друзья.

– Не верю. Петр казался другом, но в один прекрасный день выкрал меня и держал в заточении, – запальчиво парировала Роуз, вытирая вспотевшую ладонь о рубашку. – Так поступают друзья?

– Друзья так поступают, когда у них нет другого выхода.

Старик шагнул в сторону Роуз, но она отступила за полог.

– Остановитесь, иначе я закричу, – дрожащий голос выдал сильное волнение.

Жрец умиротворяющие поднял руки:

– Я уйду так же, как пришел, но ты, милое дитя, останешься в неведении о том, что стала пешкой в чужой игре.

– В чьей игре? Петра?

– Нет, Лолибон. Она наш враг, – старик, кряхтя и не сходя с лунной дорожки, сел на пол, застеленный толстым ковром. Роуз осталась стоять за пологом, придерживая его рукой, чтобы видеть лицо жреца. На его признание принцесса скептически приподняла бровь.

– Не удивительно, что вы королеву называете врагом. У жрецов в крови ненависть к женщинам. Я читала.

– Дитя, успокойся и выслушай старика. После того, как я закончу рассказ, ты сама решишь, кто здесь друг, а кто враг.

По мере того, как незнакомец вел свое повествование, Роуз забыла о страхе и решении и не верить бахриману на слово. Она вышла из тени, нащупала брошенный перед сном халат, плотно завернулась в него и села на краешек кровати, все же оставаясь на значительном расстоянии от старика, хотя тот больше не делал попыток приблизиться.

– Меня зовут Фарух, – начал он. – Я один из старейших жителей Сулейха, который теперь не принадлежит нам. Но я не виню королевства, ополчившиеся против бахриманов. Мы заслужили изгнание. Многие из нас погибли из–за бесчеловечного оружия, примененного твоим отцом. Да, не удивляйся. Я знаю кто ты, Роуз Эрийская.

– Бесчеловечного оружия? – гневно переспросила принцесса. – Но были ли вы человечны?

– Да, ловушки распыляли магов, – кивнул жрец, – но никто из Союза пяти королевств не задумался, что вместе с нами погибали наши сыновья – младенцы, не совершившие ничего предосудительного. Вот и я, оставшись с новорожденным на руках, боясь попасть под действие уничтожающей магии, переместился в ту страну, которая не дружила с Союзом.

Прошло двадцать лет, но я до сих пор помню объявший меня ужас. Только что после родов истекла кровью жена, мой сын даже не узнал вкус материнского молока, а я вынужден был покинуть родной дом, не отдав последние почести любимой женщине.

– Не вы ли сами тому виной? – не выдержала Роуз. – Сколько женщин погибло по милости жрецов? Моя мама стала свидетелем тому, как умирала Леоль – мать Петра, брошенная Халидом истекать кровью.

– Да, мы все жертвы традиций Сулейха. И мы, и наши женщины. Нам с детства внушали, что они зло, их нельзя любить, нужно относиться, как к сосуду, дающему жизнь сыновьям.

– А за что вы убивали своих дочерей? – Роуз пересела ближе, чтобы лучше слышать ответ старика. – Какое зло могли принести маленькие девочки?

– Ты не понимаешь, – старик в досаде хлопнул себя по коленям. – Если бахриман еще может сопротивляться любви к женщине, то с дочерью он оказался бы бессилен.

– Что плохого в любви?! – почти закричала Роуз.

– Она несет рабство и боль, – спокойно ответил Фарух. – Какая разница, ты раб жены или дочери? Ты раб, и этим все сказано. Ты видела моего сына? Анвер – раб королевы. Сначала он влюбился в Лолибон, хотя я предупреждал его не показываться ей на глаза. А когда глупый влюбленный мальчик провел ее через портал, я понял – сын обречен. Лолибон не выпустит его из своих рук. Я пытался спрятать его, закрыть, но Анвер сбежал. Я вхож во дворец еще со времен Могучего Орраха, мне не составило труда отыскать сына в хитросплетениях дворцового лабиринта. Он опять был с Лолибон.

Дитя, ты, наверное, не знаешь, но мы можем скрывать своего присутствие. Как бы тебе объяснить? Представь, что дорога бахриманов имеет начало и конец. Образно мы входим в одну дверь и выходим через другую. Так вот, войдя в одну дверь, мы можем остановиться у второй, не открывая ее.

Оставшись за «дверью», я хотел узнать, о чем мой сын беседует с королевой, как сильно он привязан к ней.

Услышанное убило меня. Она уговаривала его сделать вместе с ней второй переход, объясняя этот трудный для каждого бахримана поступок интересами государства. Лолибон собиралась уничтожить Союз пяти королевств. И Анвер согласился. Я вцепился зубами в собственный кулак, чтобы не закричать: сын после единственного перехода не мог противиться ее чарам, что будет с ним после нескольких? Я верил, что королева не остановится, пока не высосет всю его магическую силу.

Хотя я сам ненавидел Союз, но боязнь за Анвера толкала меня на убийство королевы. Я едва сдержался, чтобы не выйти и не задушить Лолибон. Меня остановил вопрос: чего я добьюсь? Бежать некуда, а смерть королевы ополчит против нас драконов. Как ни крути, сын пропадал у меня на глазах. И тогда я вспомнил о Петре.

– Вы хотели, чтобы он совершил переход с королевой?

– Нет… Да… Мне трудно говорить, ведь Петр является для меня таким же сыном, как Анвер. Когда он попал в Тонг–Зитт, я взялся за воспитание волчонка, выращенного твоим отцом. Я сделал из него настоящего бахримана.

– Вы отравили Петра мыслью, что мои родители для него враги.

– А разве не так?

– Мы любили его.

– Для бахримана истинной является одна любовь – родного отца.

– То–то вы сейчас пожинаете плоды сыновней любви, – Роуз не удержалась от язвительности. – И та самая «любовь» толкнула вас заменить Петром слабого Анвера.

– У нас не было времени на раздумья. Я явился к Петру и стал умолять выполнить важную миссию вместе с королевой. Отдать дань людям, королевству, приютившим нас. Для эрийского волчонка это был бы первый переход с женщиной. Петр сильнее моего сына, он наследник Верховного жреца, он не стал бы и после третьего раза ее рабом.

Роуз не обратила внимания на слова о третьем переходе, ее больше волновал другой вопрос:

– Но для дороги бахримана Петр должен был стать ее любовником? Не так ли?

– Он был ее любовником и давно. Она совратила Петра еще пятнадцатилетним. Растерянный, лишенный опоры, он искал в ней замену матери, а нашел опытную любовницу.

Старик прекратил рассказ, видя, что Роуз сложилась пополам. Слова жреца оглушили ее: Петр – любовник Лолибон! Принцессе стало больно от осознания, что у ее Петра есть другая женщина. А кто Роуз для него? Пленница, заложница?

Пусть старик говорит, что страсть жрецов к женщине, с которой они идут дорогой бахриманов, вызывает у них полную зависимость, но Роуз ни за что не поверит, что она всего лишь трава–бессет для Петра. Она старалась спрятать свои чувства, не замечать проявления ответных у Петра, но пришло время признаться: Роуз видела, с какой нежностью он смотрел на нее, думая, что она занята рисованием. Да, она сомневалась. Стоило поднять глаза, как он тут же делал каменное лицо. Но теперь она уверена, что ей не приснился этот шепот–вздох: «Роуз, моя Роуз!». Она сама себе стеснялась признаться, что каждую ночь желала и ждала его тесных объятий, и прояви он чуточку больше рвения, она не устояла бы!

– Дитя, я могу тебе помочь? Может подать воды? – старик начал подниматься.

– Нет, – глухо ответила Роуз. Она не могла вздохнуть, горло перехватило обручем.

Жрец терпеливо ждал, когда девушка начнет глубоко дышать и попытается остановить слезы разочарования.

Когда она смогла говорить, первое, что спросила, было:

– Петр согласился заменить Анвера?

– Да.

– И когда случился их переход?

– Перехода не было. Вернее, переход произошел, но не с королевой. Он притащил тебя.

– В этом состояла задумка королевы?! Притащить меня?

– Петр нарушил ее намерения. Та, узнав, что свадьба не состоится, выместила злость на Анвере, избив его до полусмерти. А он ползал у нее в ногах и целовал их. Королева не могла понять, что произошло в Эрии. Твои родители распустили слух, что невеста заболела. Я оказался глуп, доверившись Петру. Мой бедный сын все равно пострадал. Лолибон заставила его совершить переход, чтобы самой убедиться, что свадьба не состоялась.

– Хватит ходить вокруг да около, – Роуз сама удивилась, услышав в своем голосе сталь, свойственную отцу, но не остановилась. – Рассказывайте, что произошло. Какие намерения были у Лолибон против Союза пяти королевств?

– Рассорить их. Удобный случай представился в день твоей свадьбы, дитя…

– Не называйте меня «дитя». Обращайтесь ко мне Ваше Высочество. Хотите вы или нет, но я сейчас представляю Союз пяти. И если вы пришли, значит, я вам нужна. Я больше не позволю использовать себя вслепую.

– Вы правы, Ваше Высочество. Вы мне нужны. Я вытащу вас из плена, а вы замолвите словечко перед вашим отцом, чтобы он взял трех бахриманов под свое крыло. Вы мой последний шанс спасти сыновей. Анвер станет свободен только после смерти Лолибон. Справиться с ней сможет только Союз пяти королевств.

– Почему Петр выкрал меня и скрывал от всех в замке? Чего он ждал?

– Я не могу сказать, чего он ждал. Я узнал о том, что вы находитесь в замке только вчера вечером, когда Лолибон отправила на вашу поимку драконов. Я могу рассказать первоначальный замысел.

– Рассказывайте.

– В первый же раз, когда королева отправилась дорогой бахриманов с Анвером, они посетили ваш дворец в Эрии. Оттуда она вернулась воодушевленной. Лолибон поняла, как рассорить два из пяти королевств, что повлечет распад Союза. По ее задумке, она тайно появится в покоях новобрачных, а утром Руфф Бреужский проснется убийцей молодой жены и никогда не сможет оправдаться. На вашем теле несчастная мать насчитала бы тридцать ножевых ран.

– Почему тридцать? – прошептала Роуз. У нее стучало в висках, и кружилась голова. Она поняла, какой страшной смерти избежала. Никто не поверил бы Руффу. Возле королевских покоев всегда дежурят стражники, которые подтвердили бы, что посторонние люди туда проникнуть не могли.

– Почему тридцать? – эхом повторил жрец. – Не знаю. Но Лолибон говорила, что это послужит для кого–то знаком.

– Получается, Петр, спас мне жизнь?

– Выкрав невесту, он сплотил Союз Пяти, заставив их действовать сообща. Я уверен, на поиски принцессы брошены отборные силы.

– Но почему Петр спас меня таким варварским способом? Почему не рассказал о готовящемся покушении родителям? Они не допустили бы кровавой драмы. Папа защитил бы меня.

– Об этом вам, Ваше Высочество, лучше спросить у самого Петра. Я думаю, Лолибон даст вам увидеться. Она захочет помучить Петра, потому что он отверг ее любовь.

– А как же ваш сын?

– Мой мальчик стал орудием мести Петру. Королева сделала их врагами. Анвер ради развлечения Лолибон сутки избивал плетью привязанного к столбу Петра. Такого наследник Верховного жреца простить не сможет. Петр при случае убьет Анвера. А я этого не хочу допустить.

– Как вы поможете оказаться мне на свободе?

– Я провожу вас через все девять лабиринтов.

– Девять?!

– Первый лабиринт – сам дворец, второй – колючий выход из него, третий, Ваше Высочество, могли видеть из окна башни. Остальные шесть – это лабиринты–города. В них живут люди. Последний, девятый, только строится. Города кольцами окружают столицу, и ни один житель своего лабиринта не знает, как пройти к следующему. Они, в лучшем случае, ориентируются только на тех улицах, что примыкают к их дому. В этом могущество Тонг–Зитт. Народ разобщен. Только избранные, доказавшие преданность Лолибон Великой, могут переместиться в соседний город. Чем ближе город–лабиринт к столице, тем лучше в нем жизнь. Во дворце собраны сливки тонг–зиттцев.

–Уже светает, – старик оглянулся на окно, где слышались одиночные трели утренней птицы. – Мы с вами еще не раз увидимся, и я подробно расскажу об устройстве Тонг–Зитта. А пока, вам нужно поспать. Лолибон ждет встречи с вами. Будьте осторожны, не показывайте ей свои истинные чувства.

– Истинные чувства?

– Я видел, какую боль принес словами о том, что Петр – любовник Лолибон. Вы к нему неравнодушны. Этого не должна увидеть ревнивая королева. Я надеюсь на ваше благоразумие.

Старик поднялся, поклонился Роуз, взмахнул рукой и прошептал: «Дорогу идущему бахриману». Сияние, за которым клубилась тьма, поглотило сгорбленную фигуру.

ГЛАВА 9

Роуз так вымотал разговор с Фарухом, что она заснула, даже не сняв халат.

– Госпожа, Лолибон Великая пригласила вас в полдень посетить ее Райский сад, – служанка пришла с подносом, на котором стоял кувшин с молоком, лежали круглый хлеб и сыр. Все то же самое, что оставлял ей на завтрак Петр.

Пока Роуз умывалась и ела, Селима достала из сундуков новую одежду, скрутила длинный шарф в замысловатый тюрбан и скрепила его складки несколькими золотыми булавками.

– Я похожа на фазана, – оглядела себя Роуз, но не смея капризничать, послушно пошла за Салимой.

Череда путаных переходов вывела Роуз и ее служанку в сад. Пение птиц, благоухание цветов не смогли погасить тревогу, в которой пребывала принцесса.

Тенистые деревья стояли плотной стеной, и Роуз не сразу рассмотрела, где находится Лолибон. Она подалась на женский смех и застыла в изумлении. На широкой скамье сидел Петр, а на его коленях в приступе смеха трясла ножками, с которых упали остроносые туфли, королева. Ее золотой палантин сполз с головы и лежал на плечах. Черные волосы, заплетенные в косу, украшал узкий царственный венец.

– А! А вот и наша малышка! – поднимаясь, весело произнесла она. – Присоединяйся! Доставь Петру удовольствие.

Роуз сжала похолодевшие пальцы в кулак. Первая растерянность прошла, и принцесса старалась спрятать бушующие чувства под маской равнодушия. Сосредоточив взгляд на каменьях венца Лолибон, грани которых вспыхивали искрами под солнечными лучами, она подошла ближе и присела в приветственном поклоне.

– Ваше Величество.

Боковым зрением Роуз видела размытый образ Петра: тот сидел не шелохнувшись.

– Ну, же, – королева поднялась и подошла ближе. – Не стесняйся. Я осмотрела ваше гнездышко – вы спали в одной кровати. Отчего вдруг такая робость?

– Мы не были любовниками, Ваше Величество. Только брат и сестра, как в детстве.

– Тем более. Разве ты не соскучилась по брату? – Лолибон больно схватила Роуз за предплечье и силой усадила на колени Петра. Он застонал.

Роуз замерла.

Его горячее дыхание шевелило ее прядь волос, выбившуюся из–под тюрбана. Что–то тяжелой каплей упало на открытый участок шеи. Роуз оглянулась на Петра и увидела тонкую струйку крови, что вытекала из прокушенной губы.

– Ему плохо! – не удержав возглас, Роуз соскочила с колен. Петр вдруг наклонился вперед и уперся потным лбом ей в руку. Только сейчас принцесса заметила, что он прикован к скамейке.

Забыв о наставлениях Фаруха, она присела у ног Петра, обхватила ладонями его лицо и заглянула в глаза. В них отражалась тоска.

– Что с тобой, Петрик?

– Уберите ее, – сквозь зубы проговорил граф.

Роуз отшатнулась и, не удержав равновесие, села на траву. Она не ожидала проявления такой жгучей ненависти.

– Может, лучше ее убить? – Лолибон наслаждалась. – Твои мучения сразу прекратятся.

– Нет. Сейчас смерть принцессы не принесет выгоды Тонг–Зитту, – превозмогая боль, произнес Петр.

Роуз не могла отвести взгляд от искусанных губ и видела, как от напряжения мелко трясется его щека.

– Говори, – хищная улыбка слетела с губ королевы.

– Я должен был выкрасть Роуз, пока она не вышла за дверь своей комнаты.

– Но у нас были совсем другие намерения… – начала Лолибон.

– Похищением Роуз я спас тебе жизнь, Лоли, – звякнули цепи, и Петр с усилием выпрямился. – Вы не смогли бы свалить вину на Руффа. Вы ошибались.

– Почему? Все знают о вспыльчивости жениха. В Бреуже ценится чистота. А невеста развлекалась до свадьбы. Тому есть свидетели. Правда, милая?

– Я… – Роуз вовремя осеклась. Ни к чему оправдываться, что ее могли видеть только с Руффом. Ее лицо загорелось, когда она встретилась с внимательным взглядом Петра.

– Нет. Ты недостаточно подготовилась, Лоли, – он поднял глаза на королеву. – Ты не смогла бы застать жениха с невестой наедине во время брачной ночи. По законам Бреужа консуммация происходит на глазах у королевской семьи и избранных дворян: они должны убедиться в непорочности невесты. Никто не расходится до самого утра, пока над дворцом не поднимут простыню с кровавым пятном.

Роуз чувствовала, как у нее пылают уши. Она быстро отогнала от себя мысль, зачем Руфф пытался соблазнить ее до свадьбы. Сейчас ее занимали другие вопросы.

– Вас схватили бы, как только открылся портал, – в голосе Петра слышалась усталость. – Все помнят и ненавидят жрецов.

Последние слова он произнес, опять глядя на Роуз.

– М–м–м, оказывается ты нас спас? – нараспев произнесла Лолибон. – Отчего же тогда, любимый, ты не предупредил меня? И почему прятал бреужскую невесту?

Слово «любимый» больно резануло слух. Роуз поморщилась, но не отвела глаз от Петра.

«Господи, что он сейчас ответит? Неужели все правда, и он не спасал меня от убийц, пусть даже таким отвратительным способом, а заботился лишь о королеве?»

– Лоли, ты умная женщина. Мне пришлось думать и действовать быстро. Я боялся упустить момент. И потом, не я ли сообщил тебе, что свадьба в Эрии сорвалась? И ты не поверила, пока не убедилась сама.

– Но почему укрывал ее от меня?

– Не от тебя, Лоли. Я не раз докладывал, что во дворце есть предатель. Как ты думаешь, сколько времени понадобиться Союзу пяти, чтобы стянуть войска к девятому лабиринту? Месяц? Как только ты выволокла Роуз на середину двора, всем показав ту, что недолжна была оказаться в Тонг–Зитте, отсчет пошел, Лоли.

Королева стиснула зубы. Куда делась ее саркастическая усмешка? Роуз готова была поклясться, что в глазах Лолибон мелькнул страх.

– У нас неприступная оборона и …

– Лоли, не при ней, – Петр указал глазами на Роуз. – Прикажи ее увести. И предупреди, чтобы с принцессой хорошо обращались. Не дай Бог, волос с ее головы упадет. Эдуард Эрийский сотрет Тонг–Зитт с лица земли.

Лицо Лолибон скривилось. Она подняла руку, чтобы позвать стражников, но отвлеклась на спешащего к ней Анвера.

В этот момент Петр наклонился к сидящей на траве Роуз и шепнул:

– Малявка, найди в четвертом лабиринте солнце.

Роуз смотрела на него во все глаза.

– И закрой рот.

Роуз закрыла рот.

– Кто–нибудь уберет ее от меня? – громко и раздраженно произнес Петр.

Возле них неслышно появился стражник.

– Верните его в подземелье, – приказала королева. Роуз видела, как засветилось удовольствием лицо Анвера.

Когда графа уводили, он даже не взглянул на Роуз, хотя она ждала хоть какого–нибудь знака. Она не знала, как относиться к его словам. Шутил ли он над ней?

«Найди в четвертом лабиринте солнце».

Какое солнце? Понятно, не то, что светит над всеми девятью лабиринтами. Может быть, у четвертого есть какое–то особое солнце, например, в виде изображения? На ковре или в виде эмблемы на чьем–нибудь доме.

«Что за ребус загадал Петр?»

Принцессу отвлек голос королевы.

– Наш разговор еще не окончен. Следуйте за мной.

Углубляясь в сад, они вышли к озерцу с плавающими на зеркальной поверхности водяными цветами. В открытой беседке стоял низкий стол с вазами, наполненными фруктами и сладостями. Королева удобно расположилась среди подушек, скрестив на восточный манер ноги. Анвер услужливо подложил ей под локоть еще одну, а сам устроился за спиной Лолибон.

Роуз поняла, почему в замке женщины носят шальвары – им привычнее жизнь на полу, и они могут не беспокоиться о задравшемся платье. Она сомневалась, что сумеет сложить ноги, как королева, и ей будет удобно, поэтому не решилась лезть вглубь беседки, а села с краю. Салима тут же подсунула под спину подушку–валик и застыла, ожидая приказаний.

– Роуз, ты хочешь замуж?

Принцессу уже не смущало, что королева обращается к ней то на «ты», то на «вы», ее озадачил вопрос.

– За кого?

– Я еще не решила. Но свадьбе быть.

Лолибон лениво оторвала ягоду от грозди винограда и раздавила ее зубами. Сок брызнул в разные стороны, и она, досадуя, вытерла кончики пальцев о поданную Салимой салфетку, недовольно зыркнув в сторону своих слуг. Их лица враз побелели.

– Сначала я рассердилась на Петра, но теперь понимаю, что он правильно поступил, выкрав тебя. Если твоя смерть после свадьбы могла рассорить Бреуж с Эрией, то твоя жизнь позволит отхватить лакомый кусок в виде Северной Лории. Я разрушу Союз пяти, находясь внутри него.

– Почему вы ненавидите Союз? Насколько я знаю, не устраивай вы набеги на соседние государства, у Союза не было причины заинтересоваться Тонг–Зиттом.

– Нельзя давать застаиваться армии. Она воюет с тобой или против тебя, но воюет. На сколько за последние двадцать лет расширились границы моего королевства? На одно кольцо нового девятого лабиринта? С твоей помощью я увеличу состояние на одну горную страну.

– Ваше Величество, вы не боитесь сломать шею? Один из бахриманов попробовал, и где он сейчас?

Хлесткий удар по щеке заставил Роуз замолчать. Над ней стоял Анвер. Его глаза полыхали гневом. Королева громко рассмеялась, как тогда, когда сидела на коленях у Петра. Разве что не дрыгала ножками.

– Анвер, ты мой защитник! – воскликнула она. – Хочешь, я сделаю тебе подарок? Северная Лория станет твоей, и ты сможешь учить уму–разуму молодую жену.

Кровь отлила от лица и без того бледного бахримана, и он затравленно обернулся на Лолибон.

– Ну, ну. Я пошутила. Хотя очень неплохой вариант. Ты беспрекословно подчиняешься мне и сможешь держать в узде бойкую кобылку.

– Не рано ли вы отдаете Северную Лорию замуж? – Роуз держалась рукой за горящую от удара щеку. – Моя прабабушка жива и здорова…

Принцесса замолчала, встретив ироничный взгляд королевы.

– Беатрис Шестая не вынесла исчезновения наследницы. Уже сорок дней как Северная Лория скорбит по умершей королеве. Петр лихо решил и эту проблему.

Королева внимательно наблюдала за Роуз и наслаждалась сменой чувств, которые так легко читались на ее лице.

– А может тебя отдать за Петра? За того, кто ускорил смерть Беатрис Шестой и ненавидит твоих родителей? Но, боюсь молодая жена очень быстро отправится следом за старой королевой. Так всегда случается, если свяжешь свою жизнь с бахриманом. Он вечно рвется обрести свободу.

– Вы не боитесь Анвера? Он тоже бахриман.

– Поверь, я справлюсь.

Роуз поверила. С Анвером королева справится. Но она не стала задавать вопрос, как она справится с Петром, боясь вызвать у той приступ гнева.

Зря королева тешилась тем, что выставила Петра убийцей и вызвала к нему ненависть Роуз. Его последние слова, пусть и звучали загадочно, но вселили надежду. На пути к свободе нужно лишь отыскать солнце.

Роуз не находила себе места, пока ждала Фаруха.

После встречи с Лолибон она долго плакала, вспоминая прабабушку, родителей и прежнюю беспечную жизнь.

Какие еще несчастья постигли ее родных? Наверняка, Фарух что–то знает, а она, увлеченная рассказами жреца, совершенно забыла расспросить о том, что происходит в Эрии.

Вскоре сон сморил Роуз, и она не заметила, как Салима сняла с нее туфли и укрыла, а потом долго вглядывалась в лицо принцессы, казавшейся ей обиженным ребенком, на ресницах которого дрожали слезы.

Фарух появился, когда луна заглянула в окно. Он вновь вышел из серебристого сияния, увидев Роуз, поклонился ей и сел на вчерашнее место.

– Скажите, Фарух, что сейчас происходит у меня дома?

Старик вздохнул:

– Я сожалею, Ваше Высочество, но мне не ведомо.

– Разве вы не можете пройти дорогой бахриманов и посмотреть? Или послушать, не открывая вторую дверь. Помните, вы рассказывали о такой способности?

Старик молчал.

– Мы заключили договор: вы помогаете мне, я помогаю вам. И я ожидаю, что вы будете со мной откровенны, – настаивала Роуз. – Может быть, вы щадите мои чувства? Прошу вас, не скрывайте от меня ничего. Я уже знаю, что Беатрис Шестая умерла.

– Я скорблю вместе с вами. – Старик помялся: – Я не знаю, сколько бахриманов осталось на свете, и вправе ли открывать наши тайны…

– Если вы хотите покровительства Союза пяти, вам придется рассказать все начистоту. Я обещаю, что не использую полученные от вас знания во вред вам, как и вы должны поклясться, что не станете применять магию против моего народа.

– Теперь я понимаю, почему вам прочили трон Северной Лории. Вы истинная правительница.

Фарух немного помолчал. Роуз не стала его подталкивать: старик собирался открыть тайны, о которых, наверняка, не написано в книгах.

– Каждый бахриман рождается магом, – начал он. – Но магия просыпается не сразу, многим навыкам приходится учиться. Но в первую очередь ребенку внушают, что женщина – зло, высасывающее магию. Мы тщательно скрываем от окружающего мира, что не всесильны, что запас магии не безграничен. Каждый из нас награжден небесами своим резервом и расходовать его нужно с умом. Иначе можно остаться и вовсе без магии и скатиться на самую низшую ступень пирамиды Сулейха.

О, если бы мы могли обходиться без женщин!

Но мир, увы, не знает иного способа продления рода, а без детей вымирает всякий народ, в том числе маги. Поэтому бахриманы придумали, как заводить сыновей и сохранять магический запас. Пусть наш способ кажется вам странным, но если им пользуются веками, он воспринимается как единственно верный.

Мы, во всяком случае, старались, чтобы время, отведенное нашей избраннице, было самым счастливым в ее жизни. Каждый жрец превращался в любящего мужа, оберегал и лелеял свою женщину, а она приносила ему в подарок здорового и сильного ребенка. Но как только она выполняла свое предназначение, ее умерщвляли.

– Зачем? Даже если вам нужен был лишь сын, могли бы забрать его, но зачем убивать мать? Пусть бы жила. Страдала без дитя, но жила!

– Вы не понимаете, Ваше Высочество. Представьте, перед вами бочка с вином, – жрец взглянул на возбужденное лицо Роуз и поправился: – Нет, не с вином. С молоком. И вы со своим мужем каждый день черпаете из бочки по стакану. В конце концов, молоко заканчивается, но если бы вы не пили его, вашему мужу хватило бы его надолго. Так и с нашей магией. Женщина, родив ребенка, начинает тянуть ее у бахримана, а если родилась дочь, то запас истощается вдвое быстрее. Несколько лет, и жрец превращается в простого смертного. Только сыновья не высасывают магию, они уже обладают ей.

– Вы боялись стать просто людьми, поэтому убивали женщин и дочерей? Магия так много значит для вас?

– Я объяснил на простом примере. Но прибавьте сюда сильнейшую привязанность к беременной женщине, когда кожей чувствуешь каждый ее вдох, движение души, боль. Появившаяся на свет дочь воспринимается, как трагедия, потому что привязанность удваивается. Единственный способ перестать чувствовать, как из тебя вытекает магия – избавиться от источника беспокойства.

– Вы безумцы. Зачем магия, если вы боитесь чувствовать, любить?

– Если бы не умерла моя Асилия, сейчас я бы был обыкновенным стариком и влачил жалкое существование где–нибудь в девятом лабиринте, а не служил придворным магом у Лолибон Великой.

– Асилия? Мне знакомо это имя. О, Боже! Фарух и Асилия! У вашей жены был старший брат?

– Лантер из Андаута, выживший после пожара на мое корабле и попавший к пиратам…

– Я читала о вас книгу! Вы дважды провели Асилию дорогой бахриманов!

– Нет, не дважды. Я не могу назвать точное число. Мы скрывались от преследования до тех пор, пока не погиб ее брат. О нас написали книгу? Не знал.

– Вы стали рабом Асилии, поэтому вы убили ее?

– Нет, я не убивал. Просто не смог бы. Я ее любил.

Старик замолчал, опустил голову. Роуз даже показалось, что заснул, но он вздохнул и заговорил вновь.

– Жрец может двумя путями лишиться магии. Быстрый путь – провести женщину дорогой бахриманов несколько раз. Число переходов до полного опустошения у всех разное. Кто–то наделен огромным запасом – это Верховный жрец и его потомки. Кто–то меньшим – он находится на более низких ступенях иерархии бахриманов. Человек, лишившийся магии, никто, низшее сословие, слуга. Я был готов стать никем. Я привязался к Асилии настолько, что не смог бы поднять на нее руку. Это второй – длинный путь опустошения: жить с любимой женщиной, с каждым ее вздохом, движением души, болью. Я не хотел иного. Я любил. Но за мной присматривали. Верховный жрец никогда не выпустил бы из рук наследство жены бахримана, и всегда находился тот, кто делал за тебя черную работу. Мне повезло, Асилия умерла сама, и на мне нет ее крови.

ГЛАВА 10

Фарух встал и подошел к окну. Луна безразлично смотрела ему в лицо.

– Простите, я слишком долго говорил, хотя мог сразу ответить на ваш вопрос.

Роуз встала рядом с ним.

– У меня просто не хватит магических сил, чтобы переместиться в Эрию. Да что там! Мой предел – замок. Слишком много я отдал Асилии. Поэтому я не знаю, что происходит вне этих стен. Анвер иногда делится со мной новостями.

– Когда бахриман переходит портал в одиночестве, запас магии не уменьшается? Я правильно поняла?

– Нет, ее вытягивают только женщины. Если я не оторву своего сына от Лолибон, она опустошит его.

– Но Анвер останется жив?

– Он будет похож на птицу, которой оторвали крылья…

– А его болезненная страсть к королеве прекратится?

– С последней каплей магии. И королева выбросит его, как выпитый коксовый орех.

– Неужели Лолибон не понимает, что владеет источником, который нужно беречь?

– У нее есть запасной.

– Петр?

– Да. Поэтому она взбесилась, узнав, что кто–то пил из ее источника.

– Два перехода – два глотка? Я правильно поняла.

– Да. Пока не понесли дитя.

Роуз тут же вспомнила дурно–пахнущее варево и шепот Петра: «Давай, малявка! Ты ведь не хочешь забеременеть?»

И опять ее сердце прошила боль. Он не о ней заботился, он боялся за свою магию!

Как доверять Петру, если магия – самое важное для него. Он и Лолибон не поддается только потому, что бережет свои силы!

– Скажите, а почему Петр терпит Лолибон, почему не покинет Тонг–Зитт? Я понимаю вас, вы здесь из–за Анвера, понимаю Анвера – он привязан к Лолибон, но что держит Петра?

– Я думаю, что он не уходит из–за нас. За шесть лет мы стали ему семьей. Он любит Анвера, как брата, хотя тот сейчас плохо относится к нему из–за ревности к королеве. Но Петр понимает, сам болен той же болезнью.

– Я видела его.

– Знаю. Я был в Райском саду. Незримый.

– Стояли за второй дверью? – Роуз улыбнулась.

– Вы понимаете, что Петр исказил правду. Ему пришлось.

– Мне сейчас трудно разобраться, где ложь, а где истина. Все перемешалось. Вы слышали, что он сказал мне на прощание?

– Нет. Я почувствовал его боль. Он сильный мальчик, на его месте я давно бы сорвал голос от крика. А он молчит. Не хочет королеве доставлять удовольствие. Так что он сказал?

– «Найди в четвертом лабиринте солнце».

– Это все меняет, – старик пошатнулся, но успел схватиться за оконную решетку. – Это все меняет.

– Что? – Роуз испугалась, что Фарух упадет замертво. – Что это значит?

– Он здесь не из–за нас. Он не уходит из–за Солнца.

– Я не понимаю! – Роуз не могла без содрогания смотреть, как у только что спокойного и рассудительного старика сбилось дыхание. Он цеплялся за решетку так, словно комната наполнялась водой, и его единственный шанс уцелеть – прорваться через ажурное плетение. – О каком солнце вы говорите?

Волнение старика передалось и принцессе. Совсем недавно она пребывала в уверенности, что жрец, ради спасения сыновей, поможет ей выбраться из лабиринтов, но стоило прозвучать всего лишь одному слову, и свобода оказалась призрачной! И виной всему какое–то солнце!

– Что меняют слова Петра? Ну же! Почему вы молчите?

– Тише, Ваше Высочество, тише! – старик схватил Роуз за руку, как будто бы это могло заставить ее замолчать. – Окно открыто, и нас могут услышать.

Сухая ладонь Фаруха обожгла кожу даже через шелк одежды. Жрец потянул принцессу вглубь комнаты, и, когда она шагнула за ним, отдернул руку, поняв, что сделал недопустимое.

– Прошу извинить меня, Ваше Высочество, – он раболепно склонил голову. – Но ваше сообщение настолько ошеломляюще, что у меня помутился разум.

– Объясните толком, что происходит? – громко зашептала Роуз. О, как она ненавидела, когда вместо важных слов люди начинали произносить десятки ненужных фраз, следуя дворцовому этикету.