Солдатские рассказы

Бой лейтенанта Пашковца

Ранним утром 12 июля 1941 года вокруг стояла обычная летняя тишина. Легкий туман стелился по округе, но на душе у лейтенанта Пашковца было тяжкое предчувствие: согласно разведданным, к ним шли немецкие части с большим количеством танков. Туман начал рассеиваться, и вдали послышался гул моторов и лязг гусениц.

– Вот и началось, – пробормотал он себе под нос.

На западе в небе появились едва заметные точки, быстро приближающиеся к их позициям. С каждой минутой их становилось всё больше, а очертания крыльев – всё четче.

– Самолёты! – мелькнуло в голове. – Значит, будут бомбить.

Ох, как не любил лейтенант Пашковец бомбёжки. Сталкивался он с ними и в Бресте, и в Минске, а теперь вот под Могилёвом. А страшно-то как! Визг пикирующих «юнкерсов», свист падающих бомб – прячешься в окопе, а спасения нет. Но ничего: «Бог не выдаст, свинья не съест». Где наша не пропадала! Главное – не показывать страх. Вокруг солдаты, а он командир. Нельзя, чтобы видели, что боится. Нельзя…

Тишину утра внезапно разорвал резкий, пронзительный свист. С неба стремительно пикировали бомбардировщики. Всё вокруг заволокло дымом и пылью. Свист бомб, разрывы, крики раненых… Всё длилось несколько минут, но в окопе время словно остановилось.

Наконец «юнкерсы», отбомбившись, ушли на запад. Пашковец осторожно выглянул из окопа. Картина была ужасной: земля, изрытая воронками, повсюду стоны, вонь пороха, кровь… Сколько он уже этого видел? И сколько ещё увидит, если сегодня не убьют?

Мысли путались, но тут его взгляд упал на поле.

– Мать родная!..

Танки. Много танков. Они шли тяжёлой, грозной поступью, а за ними – немцы. В полный рост!

– Пьяные, что ли? – мелькнуло в голове.

Да хоть бы и так! Ничего, всех положим!

И тут он осознал: надо командовать.

– Рота-а-а, к бою-ю-ю!

Окинув взглядом тонкую линию обороны, Пашковец увидел кое-где винтовки, противотанковые ружья…

– Живы! – пронеслось в голове. – Живы, значит, повоюем!

Дальше всё происходило на автомате.

– По пехоте… огонь!

Защёлкали затворы, застучал пулемёт – сухо, отрывисто: «Та-та-та-та-та…»

Лейтенант взглянул на поле, и по его лицу поползла довольная улыбка.

– Падают, голубчики, падают!

А в этот момент первый танк, шедший по центру, вспыхнул. За ним – второй. Ещё один, самый быстрый, с левого фланга, рванул прямо к окопам, но с тыла грянул залп «сорокапяток». Белая вспышка – и башня отлетела в сторону. Танк проехал пару метров и замер.

Бой длился больше сорока минут, но бойцы устояли. Немцы уже не шли, как на параде, – теперь они лежали в белорусской земле. Кто-то отползал назад, кто-то стонал и кричал что-то по-немецки, а кто-то замолчал навсегда.

Остатки атакующих отступили. Наступила тишина – давящая, гнетущая.

– Ну вот, – подумал Пашковец. – Передышка. Надолго ли? И когда полезут снова – неизвестно.

Но ничего. Жив – и хорошо.

Случай

Холодным вечером в ноябре 1942 года – в среду или, может, в четверг – наш дозор продвигался вперёд по заснеженным улицам Сталинграда. Хотя назвать это улицами было сложно: целых домов не осталось, всё вокруг разрушено, сожжено. Повсюду разбитая техника, кое-где – закоченевшие трупы солдат, наших и немецких. Убрать их невозможно: они окоченели, стали словно деревянные. Да и снайпера с обеих сторон охотятся на всё, что шевелится.

– Хоть бы не нарваться… – мелькнула мысль.

Задача у нас была простая: выйти к переднему краю, засечь немецкие огневые точки на нашей улице, запомнить их и уйти – тихо, без шума.

Вдруг Сёма дёрнул меня за рукав и показал направо. Я повернул голову и сквозь развалины увидел: через дорогу, у полуразрушенного дома, стоит подбитый танк. Неподвижный, но из-под днища торчит дуло пулемёта.

– Ага, вот вы где засели, голубчики… – прошептал я. – Тяжело вас будет оттуда выкурить. Ну ничего, подкинем огонька.

За танком, в проёме бывшего окна, мелькнула голова.

– Пехота…

Пометим дом и танк на карту – и пора уходить.

Выполнив задание, мы двинулись назад: ползком, не поднимая головы, тем же путём добрались до подвала универмага и направились к Волге. Пройдя уже половину пути, я нечаянно задел кирпичную кладку. Стена дрогнула и с грохотом рухнула, подняв столб пыли.

Когда пыль осела, мы замерли, сжимая автоматы. Прямо перед нами стояли двое немцев – худые, грязные, почти мальчишки. Они были так же испуганы и удивлены, как и мы. Видно, не ожидали такого поворота.

Никто не стрелял. Все понимали: если поднимется шум, живыми не уйти никому.

Я первым пришёл в себя и медленно махнул рукой в сторону немцев, затем показал на запад.

– Verlassen… – хрипло сказал я и повторил по-русски: – Уходите.

Немцы кивнули и начали пятиться. Мы тоже отступали.

Холодный пот струился по спине. Очнулся я только метров через двести, когда вокруг снова были свои.

– Вот так случай… – сказал Сёма, закуривая свою «моцную» самокрутку и сплёвывая.

Я молча присел и закрыл глаза.

Жизнь и смерть здесь ходят рядом. Сегодня прошли мимо… А что будет завтра – увидим.

      Охота на "Тигра"

Монотонно мелькал пейзаж в щели теплушки – то леса, то поля, то деревеньки. Так продолжалось уже неделю. По вагону ходили слухи, что везут под Курск. "Курск так Курск, – думал Фёдор Никитин. – Разницы, где воевать, особой нет".

Возвращаться в строй после ранения было тяжело. После госпиталя с чистыми простынями, стабильным питанием, тишиной и милыми медсёстрами в белых халатах снова оказаться на фронте… Не то что в том полевом госпитале, куда его доставили сразу после ранения, где операцию делали под спирт, а хирург едва стоял на ногах от усталости. Крови, криков, мольб о помощи – всего этого было вдоволь. Но рана затянулась, и вот Никитин снова едет на фронт.

Ближе к вечеру состав резко дёрнулся и начал тормозить. Через несколько минут поезд остановился. Послышались команды:

– На выгрузку! Строиться!

Солдаты высыпали из теплушек, построились. К ним шёл командир роты – лейтенант Иванов, молоденький, только из училища. Командовал он бойко, тонким, почти девичьим голосом.

Рота двинулась в путь. Шли долго, часов пять, до самого утра. Когда рассвело, увидели деревню – там и остановились на постой. Получили приказ отдыхать, чем все с удовольствием и занялись.

На позиции вышли уже глубокой ночью. Расположились – и снова отдых.

Утро принесло новые заботы: обустройство позиций, маскировка, накаты. Впереди ползали сапёры – минировали поле, будто картошку сажали.

– Пусть минируют, – думал Никитин. – Меньше немцу свободы будет.

В своём окопе он ловко орудовал лопатой. Земля податливая, копалась легко. Разогнувшись передохнуть, Фёдор огляделся. Позади позиций стояла артиллерия.

– О-о, тоже хорошо! – мелькнуло у него. – Прикроют.

К вечеру всё было готово. Можно и отдохнуть, тем более ужин подвезли. Запах каши разливался над окопами.

– Эх, хорошо-то как… – прошептал Никитин.

Сверчки стрекотали, птицы пели. Тишина, красота – будто и нет войны. С такими мыслями он и уснул.

Приснился дом: мать, собака, кошка Маруся…

– Скоро вернусь, – говорил он во сне матери, но та молчала, и по её щеке катилась слеза.

Вдруг что-то грохнуло. Никитин вскочил, не понимая, что происходит. Над головой с рёвом пролетали снаряды. Взглянул на часы – 4:00.

– Артподготовка… Наступление, что ли? – пробормотал он. – А зачем тогда маскировались? Рыли, минировали…

Артиллерия била долго. Потом всё стихло.

Но в шесть утра снова загрохотало – теперь снаряды и бомбы падали на их позиции.

– Ну вот и началось…

Никитин прижался к стенке окопа. Казалось, артподготовка будет длиться вечно. Но она кончилась так же внезапно, как и началась.

Фёдор выглянул. Вокруг – разбитые дзоты, воронки, прямые попадания в окопы. Всё затянуто дымом, видимость плохая. Но вдали уже нарастал гул моторов.

Сквозь дым проступили очертания машин. Никитин всмотрелся – таких танков он ещё не видел: огромные, медленные, будто крадущиеся.

– "Тигры"… – вспомнил он рассказы инструктора. Тот объяснял, куда бить, как подбивать. Но верилось с трудом, что такую махину остановишь гранатой или бутылкой с зажигательной смесью.

– Ничего, попробую. Пусть только подойдут…

Началось.

Сзади заговорили пушки. Одна машина остановилась, потом другая. Непонятно, подбиты или нет.

Вдруг вспышка у орудия "Тигра" – и расчёт позади Никитина взлетел на воздух. Но почти сразу же взорвался и сам танк.

– А-а, подорвался, гад! – злорадно усмехнулся Фёдор.

Но танки шли дальше. За ними перебежками двигалась пехота.

В небе кипел бой – столько самолётов Никитин ещё не видел. Но смотреть было некогда. Он прицелился, высматривая цель.

Мимо позиций рванули "тридцатьчетвёрки", стреляя на ходу.

– Ну, сейчас вам наши покажут!

Но одна Т-34 вспыхнула, за ней другая… Башню одной отбросило взрывом.

– Боекомплект… – понял Никитин. – Экипажу хана…