Доля ангела

Размер шрифта: 13

This edition published by arrangement with Black Inc., an imprint of SCHWARTZ BOOKS PTY LTD and Synopsis Literary Agency.

* * *

Посвящается Фи, которую так любили!

Для чего мы уезжаем? Для того, чтобы потом вернуться. Чтобы место, из которого уезжал, предстало в новом свете и заиграло новыми красками. И чтобы здешние люди тоже взглянули на тебя по-новому. Вернуться туда, откуда начал, это совсем не то же самое, что не уезжать оттуда вовсе.
Терри Пратчетт. «Шляпа, полная неба»

Глава 1

Матильда Кэмерон всматривалась в ветровое стекло, с которого дворники отбрасывали воду, потоком хлещущую с небес. В сумрачном предрассветном свете была едва различима длинная череда домов Ридженси-террас справа. С фасадом, украшенным белой вычурной лепниной, прямоугольными окнами и черными коваными балкончиками, Ридженси-террас напоминал сейчас раскисший под дождем свадебный торт. Слева лежал галечный пляж и расстилалась серая гладь – в этой части света она вполне сходила за океан.

Матильда очутилась здесь в такой безлюдный час – в час, когда при обычных обстоятельствах лежала бы в теплой постельке, – потому что сегодня снимали рекламу для новой кампании DeVere & Soames, одной из известнейших ювелирных марок Британии. Джейми Соумс назначался поставщиком королевского двора не менее четырех раз, был прапраправнуком одного из основателей компании, и, когда Матильда явилась к нему на встречу в офис на Албемарл-стрит несколько недель назад, проводил инструктаж.

– Вы, я уверен, понимаете, насколько важно сделать все идеально, – проговорил Соумс с натянутой улыбкой, не сходящей с аристократического лица.

– Конечно, все будет сделано идеально, – заверила она, удерживаясь от соблазна передразнить его чопорные интонации. – Вы в надежных руках, самых надежных во всей стране. Я убеждена, что вы будете в восторге от нашей работы.

Бизнес Соумса от результатов съемки мог приобрести или потерять. А для карьеры Матильды это был вопрос жизни и смерти.

Вот только погода сотрудничать пока отказывалась.

Мэтти заметила фургон Кары, стилиста, припаркованный всего в нескольких метрах, – в кузове громоздились сумки с костюмами, обувные коробки и шляпы, а рядом стояла машина Пола, любимейшего чародея Мэтти в области волос и мейка. «Нет, серьезно, этот парень и ржавую мочалку для оттирания сковородок причешет красиво!» – сказала Бьянка, начальница Мэтти в «Трех пчелах», когда впервые рекомендовала ей Пола. Двух юных моделей, Кассандры и Джемимы, которых Мэтти отобрала на прошлой неделе, видно не было, как и гримвагена – передвижной грим-уборной.

Матильда бросила взгляд на Орацио, который сидел в пассажирском кресле рядом с ней, барабанил пальцами по приборной панели и выглядел точь-в-точь как и положено вспыльчивому и сексуальному итальянскому фотографу. Его называли новым Демаршелье[1], и спрос на него в Лондоне и Нью-Йорке был так высок, что Мэтти просто неописуемо повезло заполучить его на необходимые даты. Удалось ей это только благодаря неутомимой настойчивости и жесткому подлизыванию к агенту фотографа. Машину Орацио не водил, поэтому она заехала за ним в его собственный дом в Пекхэме в убийственно ранний час – в половине шестого утра, – погрузила фотооборудование на заднее сиденье, и последние тридцать минут они сидели вдвоем в машине и лицезрели дождь на набережной Брайтона. Мэтти порылась в сумке в поисках таблеток, от волнения разболелся желудок. Перед выездом она успела только проглотить кофе, а все кафешки были еще закрыты. Да и все равно она не стала бы выходить из машины под таким ливнем. Разжевав похожую на мел таблетку, Мэтти решила занять себя хоть чем-то еще помимо тревог относительно погоды и принялась в очередной раз изучать план съемки. Пробежалась по сегодняшнему графику, прочитала техзадание для фотографа, просмотрела портретные снимки моделей, разрешения на проведение съемок и контакты всех участников, включая отсутствующую фирму, предоставляющую передвижную гримерку. Ну а еще на месте съемок по-прежнему не наблюдалось охранной службы DeVere & Soames с бриллиантами, рубинами и изумрудами общей стоимостью в миллиарды фунтов. Ради чего они, собственно, все здесь и собрались. Успех сегодняшних съемок, да и вообще всей рекламной кампании, зависел лично от Мэтти. Как не преминула напомнить ей Бьянка, случись что – крайней будет именно она. Все строилось на ее творческом решении, на ее стратегии, и Мэтти просто не могла себе позволить все запороть, если, конечно, ей дорого это рабочее место – не говоря уже о возможности уехать вовремя в долгожданный отпуск.

Десять дней. Швейцария. С Джонни. Снежные шапки горных вершин, домики-шале, как на открытках, и романтический огонь в камине. Она уже почти ощущала вкус взбитых сливок в сочетании с горячим шоколадом. Со вздохом Мэтти достала телефон и вбила в него один из номеров в списке. День будет длинный.

Пока она набирала номер, из-за угла с грохотом выехал грузовик с вычурно выведенным в стиле пятидесятых словом «Блеск».

– Ну что ж, одной головной болью меньше: гримваген на месте. По крайней мере, теперь девочкам будет где переодеться. Так, ну а с погодой что делать? – спросила она у Орацио, позаботившись, чтобы вопрос прозвучал бодро. Съемка была организована так, что времени на внимательное исследование локации не было, как не было и альтернативной даты для ее проведения, принимая во внимание супернасыщенный график Орацио. Не дожидаясь ответа, Мэтти набрала сообщение Каре: «Есть идеи, где Кассандра и Джемима?»

Ответ от Кары звякнул почти тут же: «У мамы Мими сдохла машина. Едут поездом в 8:30».

Мэтти нахмурилась. Зимой дневного света и без того было в обрез, а теперь они к тому же выбились из графика, еще даже не приступив. На одни только волосы и мейк уйдет не меньше часа. На каждую.

На сообщение терпения уже не осталось, и Мэтти набрала номер Кары. Та ответила раньше, чем раздался гудок.

– Я потом поеду их встречу, – сказала Мэтти. – Давай перетащим вещи из машины в фургон? Попрошу Пола все подготовить, и мы с Орацио пойдем осмотримся – может, найдем в этом богом забытом краю какое-нибудь сухое место, чтобы не под дождем снимать.

– Не волнуйся, Мэтс, у меня все под контролем.

Кара, как и Мэтти, принадлежала к австралийской рекламной мафии, понаехавшей с той стороны земли, они держали в заложниках все лондонские средства массовой информации благодаря своей стойкости, умению много работать и, главное, рисковать. Надо ли говорить, что более неторопливые и самокритичные британские коллеги их вообще не в состоянии были понять.

Кара в первую же их встречу вызвала у Мэтти одновременно восторг и священный ужас. Когда Мэтти в тот день вошла в офис «Трех пчел», из шкафа торчала миниатюрная задница стилиста, круглая как персик и обтянутая сияющими джинсами цвета меди.

– Твою ж мать, где новые образцы «Маноло»? – раздалось из шкафа. – Вот я кому-то влупоню, если взяли без спроса!

Когда Кара выпрямилась, Мэтти увидела перед собой платиновую блондинку с длинными идеально ровными волосами и чертами лица фарфоровой куклы. При такой стройной фигуре с тонким скелетом прима-балерины Кара, казалось, должна улететь при первом же сильном порыве ветра, но выяснилось, что она способна построить кого угодно, да еще и приложить крепким словечком на зависть грузчикам в порту. Это, да еще тот факт, что одевалась она по большей части так, будто направляется на показ к Стелле Маккартни, в совокупности приводило к тому, что Кара внушала страх и трепет не только всем сотрудникам фирмы, но также и их клиентам. Она выглядела, как выглядят все главные принцессы мира высокой моды, до которых Мэтти было как до луны (да и времени на это у нее все равно не нашлось бы). Но акцент у нее был такой родной, что у Мэтти отлегло от сердца.

– Кажется, я видела их у Жасмин, – предположила она.

– Ах, вон оно что, – сказала Кара, отступая от шкафа. – Спасибо, подруга. А то я чуть было не наехала тут на одну. Прямо зла не хватает!

На первый взгляд в них не было ровным счетом ничего общего: Мэтти носила короткую всклокоченную стрижку, а из одежды предпочитала джинсы с футболкой. Но после совместного ночного похода по барам девушки обнаружили, что обе питают необъяснимую страсть к мюзиклу «Отверженные», обе по уши влюблены в Эдди Редмэйна – «О, эти скулы…» – «Нет, а эти его припухшие сексуальные глаза… Боже, я бы ему дала не задумываясь!» – и к тому же обе любят коктейль «Скользкий сосок». После этого они стали лучшими подругами. И пусть Кара была до мозга костей городской и утверждала, будто у нее кружится голова, стоит оказаться на открытом пространстве, и если она когда и ночевала под звездами, то только в пятизвездочном отеле, а Мэтти, хоть и не рассказывала об этом, в глубине души больше всего на свете любила спать под миллионом звезд, – несмотря на все это они подружились и были неразлучны не только на работе, но и в свободное время.

Кара исповедовала сдержанную левоцентристскую эстетику, которая должна была идеально вписаться в то, что Мэтти придумала для съемок DeVere, поэтому она знала, что может полностью положиться на подругу, особенно если возникнут трудности. А судя по всему, именно к тому и шло. Они уже перетряхнули всю одежду, которую Кара подобрала под драгоценности – «произведения», как почтительно назвал их Джейми Соумс в беседе с Мэтти, – и теперь ей оставалось всего лишь отыскать с полдесятка локаций в Брайтоне и поблизости. Вполне посильная задача для любого нормального дня в любой нормальной стране, но Мэтти имела дело с Англией, и из-за сегодняшнего ливня ее работа становилась практически невозможна. Впрочем, она не собиралась пасовать ни перед чем – и уж точно не перед погодой! – и начала придумывать альтернативные локации, в которых можно укрыться от дождя.

– Яростно. Но свежо. Вот что нам нужно.

Орацио наставлял двух нескладных, невозможно худых и смертельно бледных девочек-подростков, которые сидели с огромными бигудями на голове, пока им делали мейк. Они, слава богу, все-таки приехали, и Мэтти тут же спровадила их на набережную – в гримваген, где Пол ждал во всеоружии, с кистями и щипцами наизготове. Мэтти напряглась, обнаружив, что с прошлой недели, когда проходил кастинг, Кассандра отстригла волосы не меньше чем на шесть дюймов.

– Чувак, сколько ты с собой захватил удлинителей волос? – спросила она Пола, чувствуя, как сводит желудок от волнения. – Потому что нам, похоже, понадобятся все, что есть.

Дождь чудесным образом вдруг начал утихать, и Мэтти разглядела слабый намек на просветление на горизонте, там, где водянистое солнце пыталось пробиться сквозь тучи. Сотрудник службы безопасности DeVere тоже приехал. Мэтти заметила, как Кара скользнула по нему глазами, разом оценив широкую грудь и крепкие бедра регбиста. Еще она заметила, что подруга косится на наручники, которыми пухлый чемоданчик прикреплен к его запястью, и с трудом сдержала улыбку. Она сразу поняла, о чем подумала Кара, и предупреждающе на нее зыркнула.

– Да какое там! – запротестовала Кара, с ходу разгадав смысл строгого взгляда.

Мэтти расхохоталась и тут же увидела, что дождь полностью прекратился. Хвала небесам за их нехитрые милости.

Когда достали первое ожерелье, Кара ахнула.

– Твою ж мать, зашибенная красота! – сказала она, склонившись над украшением, чтобы рассмотреть поближе.

Мэтти уже видела эти драгоценности в шоу-руме DeVere, когда разрабатывали план съемки. Украшения действительно были потрясающие, но лично она никогда не смогла бы надеть что-нибудь настолько драгоценное. Ее бюджет всегда был ниже уровня драгоценностей. Даже при выборе часов она ориентировалась не на внешний вид, а на прочность и надежность. И вообще, если бы кто-нибудь спросил у Мэтти о самом дорогостоящем предмете, которым она владеет, она, видимо, назвала бы две пары ботинок марки RM[2].

– Отлично, супер, прекрасно, si, вот так, да… Сделай опять так глазами, Джемима! – Орацио бешено щелкал фотоаппаратом, пока девушки неловко вышагивали на высоченных каблуках по галечному пляжу. – Забудь про холод, представь, что сейчас весеннее утро, тебе в лицо светит солнце, ты сама – весенний цветок, да, запрокинь голову вот так… Bellissimo.

Мэтти присмотрелась к девушкам, к их трепещущим на ветру шелковым платьям, худым рукам, посиневшим от холода, и драгоценностям, в меркнущем свете сверкающим точно лед. Ей вдруг пришла в голову одна мысль.

– А что, если вам забраться вот на эту штуковину? – Она посмотрела на Орацио, тот пожал плечами.

«Эта штуковина» была каменным парапетом высотой под два метра. Обе девушки взглянули на парапет с ужасом.

– Нет, серьезно, получится классный кадр, – уверяла их Мэтти. – Сейчас покажу, как я это вижу. Орацио, подсади, пожалуйста.

С помощью фотографа Мэтти вскарабкалась наверх, отыскивая мысками ботинок точки опоры, и наконец, подтянувшись, взгромоздилась на каменный выступ. Тот оказался уже, чем она думала, и к тому же скользкий после недавнего дождя, но Мэтти выпрямилась, раскинула руки в стороны и выставила одну ногу вперед.

– Видите? Вот так!

В детстве она обожала гимнастику и с тех пор ничуть не растеряла гибкости и ловкости, необходимых для этого вида спорта.

Здесь, наверху, у нее возникло ощущение, что стоит ей взмахнуть руками, будто крыльями, и она сорвется с узкого каменного выступа и поплывет над крышами, над морем и пирсом, вытянутым в море, точно палец, указывающий на Францию. Балансируя на одной ноге и глядя не вниз на землю, а вперед, Мэтти улыбнулась, припомнив вдруг давно забытое прозвище… Бесстрашная. Так однажды, давным-давно, назвал ее Чарли Драммонд. Удивительно, она уже сто лет о нем не вспоминала. А сейчас в памяти вдруг как живое возникло улыбающееся веснушчатое лицо, из-за которого ее девичье сердце трепетало и вздрагивало, как прозрачная волшебная рыбка, угадывающая настроение, – такие выпадают из рождественских хлопушек. Мэтти помотала головой, прогоняя воспоминание. Это было в другой жизни. В той, в которую она уже не вернется.

– На тебя посмотреть – так это как будто легко, – сказала Кассандра, обхватив себя руками и вытаращив глаза от ужаса.

– Да все получится, – сказала Мэтти, неохотно спрыгивая с парапета и приземляясь прямо перед Кассандрой. – Давай подсажу.

Несколько минут спустя Мэтти уже сидела, склонившись над укрытым от дождя ноутбуком, где по мере того, как Орацио щелкал затвором, появлялись изображения. Она наконец выдохнула – и только сейчас осознала, как давно, оказывается, не могла этого сделать. Мэтти обожала эту часть работы: все складывается точь-в-точь так, как ты видел у себя в голове, когда воображал снимки увеличенными до сверхчеловеческого размера на билбордах или красующимися на страницах глянцевых журналов. «Похоже, все получилось», – сказала она себе. Свет был идеальный: размытый и бледный. Драгоценности, на контрасте, светились едва сдерживаемым огнем. Мэтти испытала восторг от собственного достижения, восторг где-то глубоко внутри: она просто инстинктивно понимала, что сделала нечто особенное. Она не ошиблась, когда настояла, что снимать должен именно Орацио. И теперь все тревоги из-за погоды и моделей, горячие обсуждения и планирования до глубокой ночи, предшествующие дню съемки, можно было забыть, и на их место пришло осознание: все сделано идеально. Мэтти повернулась к Орацио и показала ему два больших пальца.

– Мы сделали это, чувак.

Он пожал плечами:

– Prego[3].

– Ты представляешь, завтра уже вот-вот настанет! – сказала Мэтти Каре, с которой они вместе собирали вещи.

Кара и Ник (друг Джонни) тоже ехали с ними кататься на лыжах.

Кара подмигнула.

– Еще только разок тут поспать, подруга. – Она порылась в своей огромной сумке. – Пулю?

– Малиновую? Еще бы! Ты же знаешь, что это мои любимые – черт возьми, где ты их берешь?[4]

– Специальная поставка от мамы. Знает, чего мне тут больше всего не хватает. И надеется, что я соблазнюсь и вернусь домой, – рассмеялась она.

– Ни за что! – ответила Мэтти.

Она разжевала малиновую конфету, покрытую белым шоколадом, и в ту же секунду перенеслась туда, в прошлое. Гул цикад. Бескрайние синие небеса. Мухи, которые сводят с ума. Задняя веранда, где можно сидеть и любоваться пышными рядами виноградных кустов, убегающих так далеко, насколько хватит взгляда, и призрачно темнеющими вдали холмами Шингл-Хиллз. Брат Марк сидит рядом и нехотя выдает конфеты из белого бумажного пакета, который держит у сестры над головой, чтобы та не увидела, сколько еще осталось. Он выше как минимум на метр и на десять лет старше, и все детство Мэтти проклинала свой маленький рост – особенно в моменты вроде этого. Она вспомнила испепеляюще жаркие дни, когда они охотились за тенью высоких речных эвкалиптов и пытались удержаться в седле, скользком от пота. Как заезжали на лошадях прямо в реку – всегда холодную как лед и темную как чернила, как бы сильно ни прогрелся воздух, – чтобы смыть с себя пыль после долгой прогулки верхом. Приложив немного усилий, Мэтти даже почти ощущала крепкий лошадиный запах обожаемой Шакиры, названной так в честь затянувшегося, хотя и опрометчивого, девичьего увлечения певицей колумбийского происхождения, и чувствовала под собой успокаивающе-твердую лошадиную холку. Мэтти до сих пор с удивлением обнаруживала щемящую боль в сердце каждый раз, когда вспоминала свою старую лошадь. Пожалуй, если она и скучала по дому, то именно из-за Шакиры.

Мэтти ответила Каре с высокомерной уверенностью, но ее вдруг накрыла тоска по беспощадной жаре и бескрайним горизонтам, по свету, настолько яркому, что приходилось все время щуриться. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как она села на самолет в аэропорту Сиднея, имея при себе лишь тоненькое портфолио, место в художественном колледже Святого Мартина и жгучее стремление порвать с сельским прошлым. Она намеренно превратила себя в совершенно другого человека. Женщина, с легкостью руководящая рекламными съемками стоимостью в миллион фунтов, и близко не напоминала Тилли Кэмерон, сердитую девочку-подростка, которая удирала из долины Шингл с такой скоростью, что за ней дымилась земля.

Глава 2

За полмира от Брайтона Роуз Беннетт никак не могла уснуть. Она посматривала на Марка, который спал рядом мертвецким сном и громко храпел, так что одеяла дрожали при каждом его выдохе. Накануне он проработал на винодельне почти пятнадцать часов. В долгие недели винтажа[5] он часто вкалывал буквально сутками и позволял себе лишь час-другой вздремнуть между сменами, предварительно убедившись, что сборщики хорошо понимают задачу, качество винограда, прибывающего на давильню, безупречно, брожение происходит при необходимой температуре, процесс не прекращается и сахар в винограде беспрепятственно превращается в алкоголь… – список жизненно важных работ в это время был почти бесконечный. А ко всему прочему теперь прибавился еще и новый повод для беспокойства: прошел слух, что к долине присматривается горнодобывающая компания.

В это время года Роуз почитала за счастье, если получала хоть немного больше, чем короткий разговор с Марком за торопливо проглоченной тарелкой макарон или чашкой чая. Но теперь сбор урожая был почти окончен, и через два дня они отправлялись с детьми на побережье. Она сгорала от нетерпения ничуть не меньше, чем Лео с Луизой, которые в последние две недели тоже почти не виделись с отцом.

До отъезда еще столько всего предстояло сделать.

Мысли кружили у Роуз в голове: Лео, которому исполнилось одиннадцать и в школе не все шло гладко, Луиза, очаровательная и в свои почти пять ужасно непослушная, встреча Марка с бухгалтером, назначенная на конец недели, незавершенные дела в ее ресторане, «Кладовая Тревелин», и чемодан, который Роуз еще даже не начинала собирать…

Когда примерно четыре часа спустя прозвенел будильник, Роуз проснулась разбитая и невыспавшаяся. Марк обхватил ее сзади, она ощутила спиной его тепло, такое родное и уютное, их тела соединились, как два подходящих друг другу элемента искусно сделанного пазла.

– Еще так рано, тебе точно уже пора? – прошептала она, настойчиво поерзав в его объятиях, несмотря на усталость.

Он простонал.

– Солнышко, еще четыре дня, и я весь твой.

Через мгновенье Роуз неохотно выпуталась из его рук и ног и выскользнула из постели.

– Ладно. Кофе?

– Ты лучшая.

Роуз прошлепала по широким ступенькам дома Калкари и вошла в солнечную кухню. В большом старом доме это была ее любимая комната. Она обожала бледно-желтую эмалированную плиту, встроенную в огромную нишу камина, и дубовый стол, который в это утро был почти сплошь завален бумагой, картонными коробками, клеем, скотчем и фломастерами. Лео и Луиза создавали проекты своих домов на дереве. Лео уже давно уговаривал Марка построить ему логово на ветвях одного из огромных ликвидамбаров[6], стоящих караульными в начале дороги, ведущей к дому, но Марк был слишком занят винтажем, чтобы всерьез задуматься о строительстве. Возможно, следует взять дело в свои руки и нанять кого-нибудь из местных, – подумала Роуз. – Вряд ли выйдет дорого – ну, если, конечно, они не станут воплощать в жизнь все грандиозные планы Лео, – мысленно добавила она, глядя на последний вариант конструкции, крайне причудливый и со множеством деталей.

Времени вечно ни на что не хватало. Роуз постоянно пыталась удержать в воздухе все мячики сразу: управляла еще неоперившимся собственным бизнесом, поддерживала Марка в его работе и изо всех сил старалась быть хорошей мачехой. Сил едва хватало, но Роуз и не думала жаловаться, ведь она все это страстно любила, каждую составляющую своей безумной жизни. Ну, пожалуй, за исключением беспорядка. Она бы предпочла, чтобы его было поменьше.

Роуз сгребла макеты домов на один край стола и стала дожидаться, пока закипит чайник. Снаружи доносились крики утреннего птичьего хора, и на его фоне отчетливо слышалось «кукареку» Наггета, здешнего петуха. Поднималось солнце, и, судя по всему, наступал еще один чудесный день. Чудесный и жаркий, если верить прогнозам. Школьников распустили на каникулы, и Лео нравилось проводить время в винодельне, хотя изнурительный процесс сбора винограда его не слишком привлекал, а ведь именно там Марку больше всего пригодилась бы помощь сына. Роуз прекрасно знала, что Луиза предпочла бы поиграть с ней и Астрид в кухне, где Роуз приходилось не только готовить обеды для сборщиков и бригады, работающей в винодельне, но и проводить предварительную подготовку продуктов для своего ресторана, расположенного в паре километров от дома. Раньше в здании ресторана располагался дом местных поставщиков винограда – Веры и Вайолет Тревелин, пока два года назад у них не случился пожар. Брат Роуз, Генри, купил поместье Тревелинс, Роуз провела в доме ремонт и проследила, чтобы ему вернули прежний славный вид, но при этом установила в доме профессиональную кухню, снесла некоторые перегородки на первом этаже и устроила там обеденную зону для ресторана. В ресторане подавали только обед и ужин с пятницы по воскресенье, но и в другие дни забот вечно было так много, что Роуз не терпелось переделать как можно больше до начала безумных выходных.

Она подумала, что, возможно, удастся выкроить время на небольшую пробежку, пока не стало слишком жарко и ее не завалило делами. С кружкой в руке Роуз вернулась наверх к Марку, стараясь пройти мимо детской на цыпочках, чтобы не разбудить детей.

Марк был уже в душе, так что она поставила его кофе на тумбочку у кровати, а сама надела майку, шорты и кроссовки, поспешила вниз – и через заднюю дверь выбежала на улицу.

Дом Калкари производил все такое же грандиозное впечатление, как и в тот день, когда она увидела его впервые: ранние лучи подсвечивали каменные стены медового цвета и отражались в стеклах больших квадратных окон. Роуз не уставала восхищаться видами здешних мест, которые теперь звала своим домом, и всякий раз, остановившись, чтобы окинуть взглядом бескрайнюю равнину, влюблялась во все это заново. Она упивалась красотой предутренней зелени виноградников, разбегающихся по долине и укрытых надежными склонами далеких холмов Шингл-Хиллз.

Воздух уже прогрелся, в нем пахло жимолостью, которая росла вдоль боковой стены дома. Роуз сделала вдох, смакуя свежий сладкий аромат. Она заметила одинокую сороку, скачущую по гравию перед домом, и судорожно поискала глазами ее подружку. Нет, сегодня без добра[7]. Роуз постаралась выкинуть из головы глупый стишок – «одна – на беду», собрала длинные темные волосы в хвост, нацепила беговой козырек и побежала по любимому круговому маршруту: вниз по подъездной дороге и дальше вверх по Шингл-роуд. Вскоре она разогналась до привычной скорости, побежала в ровном темпе – и когда взобралась на крутой холм за виноградником, все заботы на время позабылись.

Вернувшись домой минут сорок спустя, она увидела, что машина Астрид припаркована как-то поперек дороги, как будто ее бросили впопыхах. Задняя пассажирская дверь была распахнута, за ней виднелось детское сиденье. Роуз закрыла дверь и поспешила в дом. Австрийскую няню она нашла на кухне, любующуюся тем, как ее белобрысый пухлый сынок за обе щеки уплетает хлопья с молоком.

– Привет, Астрид, как ты? Здравствуй, Макси! – Роуз нежно потрепала его по светлым кудряшкам.

Астрид улыбнулась, влюбленно глядя на малыша.

– У нас все отлично, да, Макс?

Макс подхватил своими толстыми пальчиками кусок печенья из тарелки и швырнул его на пол.

– У тебя дверь в машине была не закрыта, ты знала? – спросила Роуз.

– О боже, извини. Макс так раскричался, требовал завтрака, и я очень торопилась. Он, когда голодный, просто ужасен. Прямо как его отец.

Астрид работала няней Лео и Луизы уже больше трех лет. Когда она обнаружила, что случайно забеременела от местного винодела Томмо Драммонда, Марк с радостью предложил ей вернуться к работе, как только она сможет это сделать, и привозить ребенка с собой. К счастью для всех, и особенно для молодой матери, Макс оказался очень веселым и общительным малышом – ну, за исключением тех моментов, когда был голоден, – и все, в особенности Луиза, его обожали. Роуз впервые приехала в Калкари на несколько месяцев позже, чем Астрид: изначально она собиралась работать помощницей с проживанием и кухаркой, и девушки сдружились, сплоченные общей неприязнью к Изабелле, бывшей жене Марка, которая теперь, по счастью, больше его женой не являлась.

– Пойду посмотрю, где двое остальных, – сказала Роуз. – Приведу их завтракать. Я тут подумала, может, сегодня после обеда нам всем сходить на речку искупаться? Похоже, денек будет жаркий. Правда, сначала у меня куча готовки для «Кладовой», и срочно нужно прополоть овощную грядку у ресторана, ну и еще приготовить обед для бригады сборщиков.

– Звучит неплохо, – ответила Астрид. – Я сегодня везу детей в Юмераллу, Изабелла хочет, чтобы я их сводила в парикмахерскую. В прошлый раз, когда я их подстригла сама, она сказала, что они выглядят хуже беженцев и что я, видимо, резала им волосы садовыми ножницами. Пфф! А если и садовыми – что тут такого?

С тех пор как несколько лет назад Изабелла бросила Марка, она все время перемещалась между долиной Шингл и своей родной Испанией. Она страшно усложняла жизнь Роуз (хотя и Астрид тоже было ненамного легче!), и той до сих пор было не по себе от высокомерия и резких замечаний бывшей хозяйки. Изабелла же, в свою очередь, смотрела на Роуз как на комок мусора, случайно занесенный в дом. Для нее Роуз была самозванкой, которая долго здесь не продержится. Если, конечно, кто-нибудь спросит мнения Изабеллы. Из-за этого Роуз в ее присутствии путалась в словах и чувствовала себя не взрослой женщиной, а неотесанным подростком. Впрочем, теперь она испытывала нечто вроде удовлетворения: ведь, получается, она доказала, что Изабелла была не права, раз Роуз до сих пор – почти три года спустя – остается с Марком. Тот из кожи вон лез, чтобы сохранять мир, а Роуз, со своей стороны, старалась по возможности не попадаться на глаза своенравной испанке, хотя иногда это бывало нелегко. Она напомнила себе, что сегодня ей придется поговорить с Изабеллой – узнать, привезет ли она купальные костюмы детей и плавательные очки: она перевернула их комнаты вверх дном и только потом вспомнила, что на прошлой неделе они оставили купальные принадлежности у матери. Звонить ужасно не хотелось.

Глава 3

Мэтти потянула молнию на чемодане и остановилась, услышав за окном узнаваемый рокот и гудок черного кеба. Она оглядела бардак, воцарившийся в комнате. Одежда лезла из ящиков, журналы и книги балансировали на прикроватной тумбочке, из грязных кружек из-под кофе и тарелок была проложена дорожка к двери. Да и вся квартира выглядела не лучше. Кара поддразнивала ее, говорила, что на работе Мэтти умеет быть аккуратной и организованной до тошноты, а вот дом ее даже под свинарник не сгодился бы. Она побежала ко входной двери, обещая себе, что наведет порядок, когда вернется.

А сейчас ее ждали гораздо более увлекательные дела.

Они с Джонни, Карой и Ником должны были встретиться в аэропорту через час. Мэтти чуть ли не подпрыгивала от предвкушения: она никогда еще не была в Швейцарии и ее покорили увиденные на туристических сайтах картинки – точь-в-точь как в книжке со сказками: казалось, там на самом деле живет Хайди![8] Мэтти работала в «Трех пчелах» уже почти год и за все это время ни разу толком не отдыхала, так что ей не терпелось поскорее сбежать из мрачного лондонского сумрака. Работа в одном из самых динамичных рекламных агентств Лондона с его реестром модных первоклассных клиентов была не вполне той карьерой художницы, которую Мэтти себе когда-то придумала, но зато это место с лихвой оплачивало счета, скопившиеся за годы учебы, и к тому же ей нравилось, что работа у нее творческая, и нравилась энергия людей, с которыми доводилось сотрудничать. А еще ей нравилось жить в большом городе, нравилось ощущать себя частью этого вибрирующего пространства, и в мечтах она позволяла себе разгуляться – представляла, что, возможно, когда-нибудь возглавит собственное агентство, а может, вдохнет жизнь в какой-нибудь старый заброшенный бренд. Мэтти хотела доказать, что не ошиблась, – доказать себе самой, а также всему тому, от чего когда-то убежала. А то, что она жует желудочные таблетки так, будто это мятные леденцы, и не может вспомнить, когда в последний раз просыпалась без головной боли, Мэтти считала неотъемлемой частью этой работы.

Такси посигналило снова, и она в последний раз огляделась по сторонам, убедилась, что не забыла чего-нибудь жизненно важного. Сбежала по лестнице, загрузила чемодан в багажник кеба и забралась в салон. Наконец-то у них с Джонни будет возможность побыть вместе, ни на что не отвлекаясь. И с лучшей подругой она наконец-то вдоволь наобщается. Идеально, просто идеально.

С Джонни Мэтти познакомилась чуть больше года назад. Она договорилась с парой приятелей, с которыми давно не виделась, встретиться воскресным вечером в пабе в Ковент-Гардене. Заведение было темное и шумное, наводненное экспатами и бэкпекерами[9], и их когда-то такой родной австралийский акцент теперь казался Мэтти иностранным. Голые доски пола были липкими от пролитого пива, из колонки над головой бухали басы. Ощущение тут возникало такое, будто попал в преисподнюю, но, когда днем Мэтти пришло сообщение от приятелей, она была на совещании и не успела предложить какого-нибудь места получше. Наконец она отыскала в толпе тех двоих, ради которых сюда пришла, но сквозь рев голосов и музыки не слышно было и половины того, что они рассказывали, так что Мэтти решила, что долго задерживаться тут не станет. После следующего бокала она начала прощаться. Пообещав, что скоро снова с ними увидится, Мэтти стала пробираться сквозь массу людей к двери. Когда она потянула на себя тяжелую железную ручку, ее едва не снесла высоченная фигура, которая, наоборот, входила.

– О боже, прошу прощения, я вас не заметил. Все нормально? Не ушиб я вас? Поспешишь – людей насмешишь, да?

Мэтти запрокинула голову и увидела над собой широкие плечи в полосатом изумрудно-белом свитере для регби, коротко остриженные волосы песочного цвета и излучающий тревогу взгляд таких ясных голубых глаз, каких она никогда в жизни не видела. Говорил мужчина четко, не растягивая по-простецки слова, но ей пришлось встать на цыпочки, чтобы расслышать его вопросы в гвалте паба. Проведя более внимательный осмотр, Мэтти заметила у него на переносице россыпь мелких веснушек. Широкие плечи и веснушки. Убийственная комбинация. Интересно, что могло понадобиться чистокровному британцу, весьма вероятно выпускнику частной школы, в «Рванине»? Это было традиционное место встреч выходцев из британских колоний.

Она ответила, стараясь перекричать шум, отчего голос прозвучал немного хрипло:

– Не беспокойтесь, я в порядке. Честное слово, все нормально.

– Послушайте, поверить не могу, что наскочил на кого-то настолько ослепительно прекрасного. Но, может, в этом-то все и дело? – продолжал он с надеждой в голосе. – Может, я просто потерял сознание при виде такой красоты?

От кого угодно другого эта фраза прозвучала бы ужасно пошло, но Мэтти посмотрела на незнакомца снизу вверх и почувствовала, что помимо собственной воли немножечко им очарована. Впрочем, она не очень-то поверила в искренность его слов. Хоть она и унаследовала от матери светлую кожу и тонкую кость, а от отца – глаза бутылочно-зеленого цвета и темно-каштановые волосы, Мэтти знала, что ее внешность далека от канонов женской красоты: неровные губы (нижняя более полная и слегка выпирает), кривоватый нос, волосы торчком. К тому же на ней были любимые выцветшие джинсы, ботинки RM и старая футболка, которая давным-давно потеряла форму, – в общем, прикид не самый гламурный. Кара пришла бы в ужас.

Мэтти потянулась поближе к его уху и прокричала:

– Честное слово, все в порядке, я как раз уходила.

– Может, вы позволите мне вас угостить? Я должен был тут кое с кем встретиться, но довольно сильно опоздал, и честно говоря, – он вгляделся в сумрак паба, – обстановка не самая уютная. Неудивительно, что вы собрались уходить. – Он замолчал, во взгляде его читалась мольба. – Я знаю неподалеку одно место, можно выпить там. Пожалуйста… Я буду вечно проклинать себя за грубость, если вы не позволите мне загладить вину.

Мэтти повертела эту мысль в голове, внимательно оглядев мужчину. Приходилось признать: он был чертовски очарователен. И так сильно старался. С другой стороны, она ведь его знать не знала.

– Клянусь, я не маньяк. И не сумасшедший.

Он что, прочитал ее мысли? Сама того не желая, Мэтти улыбнулась. Почувствовав слабину, незнакомец взял ее под руку.

– Ну же, всего один бокал, прекрасная фея-антипод. А потом я позабочусь, чтобы вы очутились там, куда так спешите. Обещаю. Провалиться мне на этом месте.

И Мэтти позволила вывести себя из паба и повести вниз по улице.

Он отвел ее в тихий винный бар. Бар находился буквально за углом от «Рванины», но в смысле стиля отстоял от паба на миллионы миль. Они сидели друг напротив друга за отдельным столиком, отгороженным от других диванчиками, на столе горела свеча, и казалось, будто кроме них в этом мире вообще никого нет.

– И часто вы вот так цепляете незнакомых девушек в барах? – спросила Мэтти с улыбкой.

– О да, – серьезно ответил он. – Обязательно именно незнакомых.

Один бокал обернулся несколькими, они непринужденно болтали – так, как болтают старые друзья, которые не виделись много лет и теперь должны обсудить кучу всего, а вовсе не так, как разговаривают люди, едва друг с другом познакомившиеся. Он мягко над ней подтрунивал – точно так же, как делал это когда-то ее брат, Мэтти и забыла, какие чувства это у нее всегда вызывало: будто кто-то любит тебя столь сильно, что готов тебе все простить. Она слишком привыкла строить из себя на работе жесткого руководителя, который все держит под контролем, и было приятно, что кто-то сейчас видит ее совсем другой, для разнообразия оценивая по одному лишь внешнему виду.

Только когда официанты принялись щелкать выключателями, Мэтти огляделась по сторонам и осознала, что кроме них в баре уже никого не осталось. Пора было делать ноги, пока она не выкинула чего-то такого, о чем потом пожалеет.

– Простите, но мне действительно пора. Надо рано вставать – ну, понимаете, работа и все такое… Но спасибо, что спасли этот вечер.

Мэтти встала с дивана, слегка покачиваясь от красного, которое оба пили. Определенно пора домой. Он настоял на том, чтобы поймать ей кеб, и она смотрела из отъезжающей машины, как постепенно уменьшается и исчезает вдали его силуэт. Губы ее сами собой растянулись в улыбке.

Он произвел на нее еще большее впечатление, когда на следующий день позвонил ровно в восемь, пока она шла по Уордор-стрит на работу, – чтобы пожелать ей доброго утра.

Сначала Мэтти волновалась, что отношения невозможно будет сочетать с работой, которая требовала от нее очень много внимания и присутствия до поздней ночи. Но их роман развивался очень медленно, и Джонни оказался старомодным романтиком.

– Я думала, они вымерли в последний ледниковый период, – сказала Кара, когда подруги в очередной раз обсуждали Джонни.

Ему нравилась клубная жизнь (на вкус Мэтти, пожалуй, даже чересчур), и он таскал ее по самым жарким ночным клубам Лондона, пока у нее не закружится голова. Нет сомнения, Джонни фонтанировал энергией и с ним было нескучно, к тому же она, похоже, ему всерьез понравилась, и это ей очень льстило. Она попалась на крючок – шепотом признавалась Мэтти Каре, – и земля ушла из-под ее ног тридцать восьмого размера.

Когда Джонни упомянул катание на лыжах, она пришла в восторг. Они никогда еще никуда не ездили вместе дольше чем на выходные, так что перспектива провести с ним десять дней в Швейцарских Альпах выглядела просто восхитительно. Вообще-то, думала Мэтти, она была бы счастлива провести отпуск с ним даже в палатке где-нибудь в полях, ну а в укрытых снегами горах, с часами с кукушкой и с таким количеством шоколада, что за всю жизнь не съешь… Да, пожалуй, она не против. Когда Джонни спросил, не позвать ли им с собой Кару и его друга Ника, Мэтти восприняла эту идею с восторгом. Лучшей компании для отпуска она и представить не могла, да и отдыхать вчетвером наверняка очень весело. К тому же кто знает? Что, если Кара и Ник друг другу понравятся?

Мэтти умоляла Бьянку дать ей отпуск.

– Сара справится и одна, я уверена, – говорила она, не сомневаясь, что заместительница с радостью ухватится за такую возможность, и в то же время втайне уповая, что та не примется за работу уж слишком старательно.

Бьянка согласилась, хоть и без большой охоты.

– Что-то я не замечала, чтобы ты, с тех пор как начала работать с нами, как-то уж очень сильно рвала задницу, – сказала она. – Но до отъезда сдай съемку DeVere. И смотри ничего себе там в горах не сломай.

Глава 4

От морозного альпийского воздуха у всех перехватило дыхание. Когда поезд прибыл в Церматт, Мэтти в немом восхищении вертела головой и запрокидывала ее назад, пытаясь охватить взглядом снежные вершины возвышающихся вокруг гор. Смеркалось, и пока друзья выгружали из багажного отделения сумки, их приветствовали мигающие огни деревни. Курорт оказался точь-в-точь таким, как она себе представляла: усеянным традиционными домиками-шале с покатыми крышами, чьи освещенные окна сияли золотом на фоне темного неба. Мэтти снова запрокинула голову: небо было глубокого синего цвета, а на нем – миллионы звезд. В последний раз она видела столько звезд много лет назад, в середине лета, в виноградных полях. Лондонское небо никогда не становилось достаточно темным для того, чтобы можно было любоваться звездами.

– Полнолуние, – сказала Мэтти, в восторге от вида сверкающего диска рядом с проступающей из темноты треугольной вершиной Маттерхорна.

– Оу-у-у-у! – завыл Ник. – Раньше я был оборотнем, но потом это прошло-о-о-о!

Джонни застонал:

– Чувак, только не это! Только не шутки про оборотня, ну сколько можно.

На мгновенье Ник приуныл, но потом посмотрел на Кару, и Мэтти заметила, как он оживился. На ее подруге были черные брюки стретч, облегающие, будто вторая кожа, а сверху – куртка цвета металлик с подбитым мехом капюшоном. На копну платиновых волос Кара нацепила вязаную шапочку, а макияж выглядел так же безупречно, как и за несколько часов до этого, когда они только выходили из аэропорта. Ну а глаза сияли тем же нетерпением, что и у Мэтти.

Отель привел обеих в еще больший восторг – если такое вообще возможно. Вдоль фасада большого квадратного здания тянулись широкие балконы резного дерева, а крышу покрывал толстый слой сахарной снежной глазури – настоящий пряничный домик, испеченный под Рождество. Внутри отель оказался ничуть не менее очаровательным: стены обшиты деревянными панелями, из кухни доносятся восхитительные запахи, а в общей гостиной пылает огонь и стоят огромные диваны, в которые, кажется, можно провалиться, как в глубокий сугроб.

– Похоже, отпуск будет не просто восхитительный, а восхитительный умножить на сто! – проговорила Мэтти, откидываясь на спинку одного из кресел. Она уже очень давно не чувствовала себя так хорошо и наслаждалась мыслью о том, что стресс от работы остался где-то далеко позади.

– Точно, подруга, – согласилась Кара. – Посмотрим, что ты скажешь завтра, когда доберемся до склонов!

Едва они вошли в номер, Мэтти прыгнула на пружинящую и застеленную лоскутным одеялом кровать.

– Мадам все устраивает? – с наигранной серьезностью поинтересовался Джонни.

– О да. Только вот одно плохо…

На лице Джонни отразилась искренняя тревога.

– Что такое, Мэтс?

– Что-что! – засмеялась Мэтти. – Плохо, что ты до сих пор стоишь там!

Она похлопала по кровати и широко раскинула руки, чтобы его обнять.

На следующее утро они проснулись рано и пошли на завтрак. Кара и Ник уже поглощали мюсли и мягкие булочки, густо намазанные маслом и малиновым джемом. На сервировочном столе стояли чашки кофе с молочной пеной, присыпанной стружкой горького шоколада, а в углу накрахмаленный повар в белоснежном колпаке ловко переворачивал в воздухе омлеты по заказу постояльцев.

– Доброе утро, братцы, – сказал Ник, оторвавшись от айпада. – Похоже, день будет абсолютно восхитительный!

Мэтти переглянулась с Карой и ответила, пытаясь сохранять серьезное выражение лица:

– Да, супер.

Ник был образцовым англичанином, даже более типичным, чем Джонни, и Мэтти не переставала умиляться его произношению.

– Джонни, ты будешь яйца? – спросила она.

– Конечно. Надо как следует подзаправиться, чтобы на склонах от тебя не отставать, – сказал тот.

– Да конечно! Что-то мне подсказывает, это мне сегодня придется вас всех догонять.

Мэтти училась катанию на горных лыжах во время школьных поездок в Австралии, но склоны Перишера и Тредбо были детскими горками в сравнении с крутыми откосами, которые она увидела сегодня утром с балкона.

– Я думал, в Австралии вообще снега не бывает, – изумленно воскликнул Джонни, когда они впервые заговорили, не поехать ли кататься на лыжах.

– Еще как бывает! – заверила его Мэтти.

Джонни, который якобы поехал на лыжах в ту же секунду, как научился стоять, развлекал ее историями о том, как каждую зиму родители возили его на европейские курорты и что он даже занимался хели-ски[10] в Скалистых горах. Мэтти утешала себя тем, что, по крайней мере, снег выглядит ласковым и пушистым. Если она навернется, приземление будет мягким.

– Кара, ты как?

Кара кивнула, и помпоны на ее шарфе весело встряхнулись. Она была с ног до головы одета в лыжную форму из последней коллекции «Шанель», и на рукаве черного комбинезона было вышито золотом лого из двух переплетенных букв «C».

– Вид у тебя, конечно, на все сто, – сказала Мэтти, ничуть не смущаясь, что сама она выглядела гораздо более приземленно в своих синих лыжных штанах и куртке цвета кетчупа.

– Спасибо, подружка, – подмигнула ей Кара. – Надо быть на стиле, скажи?

Когда все четверо получили ботинки, лыжи и доски, они протопали несколько шагов до подъемника, вдыхая чистый и свежий горный воздух и взволнованно оглядываясь на других лыжников и сноубордистов, которые роились вокруг. Сердце Мэтти забилось быстрее, но она понимала, что дело не только в высоте. Она улыбнулась Джонни.

– У тебя вид как у лисы, которая забралась в курятник, – сказал тот, улыбнувшись в ответ.

– Поверить не могу, что впереди целых десять дней вот этого всего. И девять ночей, – игриво добавила она.

Новое шелковое белье (единственный вид одежды, на который Мэтти тратила деньги не скупясь) прошлой ночью пришлось как нельзя более кстати.

– Просто идеально! – завершила Мэтти.

– Ну тогда вперед, покажи, из какого ты теста! – бросил ей вызов Джонни.

– Из крутого, ты будто не знаешь! – храбро ответила она.

– Серьезно? Покажешь насколько? – спросил он, притягивая к себе ее лицо для поцелуя. Она ощутила на губах тепло его губ, такое сладостное на контрасте с морозным воздухом.

– Да ну, какое там крутое, – сказал он, отпуская ее. – Сплошная пастила.

Утро они провели вместе на Маттерхорн-Гласье-Парадайз, и Мэтти в самом деле казалось, будто она в раю: она скатывалась по широким трассам, визжала от восторга и веселилась от души. Какое же это было блаженство – напрочь забыть про дедлайны и дотошных клиентов, про серый, дождливый и грязный Лондон. Ноги очень быстро вспомнили, каково это – стоять на лыжах, но по мастерству и стилю катания до Джонни ей было, конечно, далеко.

– Ты знала, что отсюда видно Швейцарию, Францию и Италию? Это одна из самых высоких точек на континенте, – сказал он, когда они остановились полюбоваться видом, открывающимся с вершины.

От разреженного воздуха у Мэтти немного кружилась голова, но она старалась не обращать на это внимания и концентрироваться на восхитительном ощущении мягкого скольжения по снегу, которое испытывала, съезжая вслед за друзьями.

– Три страны, – выдохнула она. – Потрясающе.

Джонни не соврал, когда назвался мастером в катании: он слетал со склонов на головокружительной скорости, Ник, Кара и Мэтти едва за ним поспевали. Скатившись, он каждый раз милостиво дожидался их внизу.

– Не знаю, как вы, а я бы не отказался от перекуса, – сказал он примерно в полдень, когда они стояли в очереди на подъемник.

Кара и Мэтти с энтузиазмом закивали.

– Я знаю подходящее место, – сказала Кара, которая перед отъездом из Лондона подробно изучила курорт. – Говорят, там круто.

– Круто – это мне подходит. Показывай дорогу! – сказал Джонни.

Они ввалились в крошечное деревянное шале, до отказа набитое лыжниками в мембранных костюмах.

– Похоже, эта блестящая мысль пришла в голову не только нам, – заметил Ник, оглядывая помещение.

Друзья нашли местечко у огня, втиснулись в кресла и принялись снимать слои одежды.

– Ох, одно в лыжах неприятно: волосы после шапки! – проныла Кара, стягивая шлем и встряхивая платиновой гривой.

Мэтти провела пятерней по короткой всклокоченной стрижке. Ей было слишком весело, чтобы беспокоиться о внешности.

В горном ресторане было от души натоплено, дровяная печь потрескивала прямо рядом с ними, испуская тепло, и вскоре, когда они подняли огромные кружки ледяного пива, чтобы поздравить друг друга с первым утром прекрасных приключений, щеки у всех четверых так и сияли.

– Как насчет того, чтобы после обеда покататься без трассы? – предложил Джонни.

– Отличная мысль, – поддержал его Ник.

Мэтти засомневалась.

– А это точно безопасно?

– Да все будет отлично, – заверил ее Джонни. – Это самое крутое, что тут есть! Столько нетронутой сахарной пудры!

Официантка принесла обед, и Мэтти забыла о тревогах.

– Раклет, – торжественно объявила девушка, разгружая поднос.

В центр стола она поставила огромную миску расплавленного сыра, а рядом – корзинку хлеба, блюдо с вареной картошкой, маринованными огурцами и луковицами. Мэтти удовлетворенно вздохнула: катание на лыжах пробуждало зверский аппетит.

Они за считаные минуты уничтожили всю еду и наслаждались остатками напитков, пока Джонни не схватил свои перчатки и шлем.

– Ну ладно, ребят. Нас ждет целая гора снега!

Сытая и немного сонная от плотного обеда с большим количеством сыра, Мэтти, тяжело шагая, вышла из ресторана, Кара и Ник – за ней.

– Ну что, все готовы? – спросил Джонни, когда они пристегнули ботинки к креплениям, защелкнули застежки шлемов, надели очки и накинули на запястья петли палок. Кара и Ник кивнули.

Холодный горный воздух взбодрил Мэтти.

– Еще как! – отозвалась она.

– Тогда поехали!

Мэтти покатилась по лыжне вслед за Джонни. Он вел их на самую высокую точку курорта, на ледник. Обводя глазами отвесный обрыв, Мэтти чувствовала, как сердце проваливается прямо в лыжные ботинки: сквозь снег здесь временами проглядывала то скала, то каменистая осыпь. Они что, правда отсюда покатятся? Она слегка задохнулась – то ли от волнения, то ли из-за большой высоты. У них у всех дыхание было немного затрудненным.

– Ты как там, не испугалась? – спросил Джонни.

Мэтти сглотнула, но мотнула головой. Если он считает, что все в порядке, она ему доверяет.

– Я уверен, у тебя получится. Я бы не потащил тебя сюда, если бы сомневался в твоем уровне катания.

Мэтти не была трусихой – совершенно, и сейчас ей бы хотелось скрыть от Джонни, что она в ужасе от того, насколько крутой этот склон. Бесстрашная. Ведь называли же ее так когда-то. Неужели она больше не заслуживает этого прозвища? Мэтти перевела взгляд с Кары на Ника – похоже, ни тот, ни другая не разделяли ее беспокойства.

– Да нет, я в порядке, – сказала она.

– Точно? – спросила Кара, заметив выражение ее лица. – Нам совсем необязательно скатываться отсюда, если ты не хочешь.

– Если вы, ребята, можете, то и я смогу, – сказала Мэтти, и голос ее прозвучал куда увереннее, чем она себя чувствовала.

Ник стартовал первым, поднырнув под лентой, означающей границу зоны катания, за ним поехала Кара, потом Мэтти, и Джонни – замыкающим. Через несколько секунд они обогнали всех других катающихся на склоне, и перед ними раскинулось огромное открытое пространство нетронутого рыхлого снега без лыжни. Стояла зловещая тишина, только низкий свист ветра звучал в ушах.

После нескольких поворотов Мэтти остановилась и окинула взглядом восхитительную картину.

– Просто невероятно.

Она забыла недавние сомнения, и теперь, когда они спускались все ниже, сердце ее постепенно возвращалось на место.

– Скажи? – воскликнул Джонни, между очками и шарфом расплылась широкая улыбка. – Я знал, что тебе понравится!

Каждый поехал вниз по своей линии, улюлюкая и визжа от восторга. Лыжи прорезали мягкий пушистый снег, и, добравшись до самого низа, Мэтти обнаружила, что ноги дрожат и она совершенно выдохлась. Все-таки форму она за последние годы подрастеряла. Много лет назад Мэтти была очень сильной, потому что целыми днями каталась на лошадях, теперь же она часами сидела в офисе и на спортзал времени никогда не хватало, – и вот результат.

– Супер-де-дупер! – воскликнул Ник, останавливаясь рядом с ней и оглядываясь на их S-образные следы на снегу.

Мэтти расхохоталась – и над смешным словом, которое получилось у Ника, и из-за того, что ей удалось съехать с такого крутого склона.

– Полный восторг! – объявила она. – Дома с нами никогда ничего такого не происходит, правда, Кара?

Подруга помотала головой.

– Просто очуметь, до чего круто! – сказала она с горящими глазами. – Может, еще разок?

– Ну а как же! – воскликнул Джонни.

Теперь на гору взобрались уже безо всяких сомнений.

На третий раз они выбрали немного другое направление и поехали поперек склона, чтобы добраться до новой полосы нетронутого снега. Первым ехал Джонни, за ним Мэтти. Ник и Кара задержались на вершине, Каре понадобилось поправить крепления.

Все произошло за долю секунды.

Вдруг откуда ни возьмись налетел рывок ледяного ветра, раздался громкий треск, а за ним – будто громовой раскат. Мэтти остановилась и оглянулась. Моргнула. Не поверила своим глазам. Огромный снежный обломок съезжал по горе прямо на нее. Она едва успела осознать опасность, как ком уже накрыл ее, захлестнул с головой. Ее сбило с ног, она упала, одну из палок вырвало из руки, и Мэтти кубарем покатилась по крутому склону. Она будто попала в гигантскую стиральную машину. Лыжи отстегнулись, и ее швыряло по горе как тряпичную куклу. Мозг зарегистрировал слово «лавина». Мэтти попыталась закричать, но рот мгновенно забило снегом. Уши наполнились ревом. Все происходило так быстро, но ощущения были как в замедленном воспроизведении. Она вертелась на поверхности движущейся снежной массы и загребала руками, пытаясь удержаться наверху. Мэтти знала, что если ее закопает слишком глубоко, ее никогда не найдут. Много лет назад в обвал попал брат ее одноклассницы, катавшийся на лыжах в Снежных горах. Его нашли слишком поздно. Мэтти вспомнила об этом и громко всхлипнула. В голове закружились картинки из детства. Вот мама вешает белье в ветреный день, вот солнце ярко светит ей на веки, а она лежит в траве и прислушивается к стуку собственного сердца, вот они играют в прятки на винодельне, брат выскакивает из-за бочки, и она с визгом убегает во двор, вот она несется по хребту Шингл-Хиллз и Чарли Драммонд ее сейчас догонит…

Внезапно Мэтти врезалась во что-то и остановилась – и яростно закашлялась: и нос, и горло забило снегом. На мгновенье она испытала блаженное облегчение, потому что неконтролируемое верчение прекратилось. Но потом поняла, что полностью погребена под снегом. И понятия не имеет, в какой стороне верх.

Она падала с выставленными вперед руками, поэтому прямо перед лицом у нее осталось небольшое пространство, воздушный карман. Одна из палок по-прежнему была прикреплена к руке, Мэтти чувствовала, что палка под странным углом давит на запястье. Палка указывает вверх? Или вниз? Она не имела ни малейшего представления. Слава богу, она перестала кашлять и теперь изо всех сил старалась замедлить дыхание. Мэтти знала, что ни в коем случае нельзя впадать в панику. Надо сделать все возможное, чтобы как можно дольше сохранять тот крошечный запас воздуха, который у нее есть, поэтому заставила себя делать маленькие, неглубокие вдохи. Она попыталась подвигаться, но удавалось только пошевелить пальцами на руках и ногах. Как бы Мэтти ни старалась, тело не удавалось сдвинуть ни на дюйм. Когда она катилась вниз и болталась, будто в барабане, снег был легкий и воздушный, но теперь он облепил ее как цемент. В отчаянии Мэтти согнула пальцы словно когти и попыталась поскрести снежную твердь, чтобы хоть чуть-чуть расширить свою воздушную нору, но все старания были напрасны. Убедившись, что у нее ничего не выходит и что она только зря расходует драгоценный кислород, Мэтти прекратила попытки. Кровь стучала в висках. Во рту появился металлический привкус. К своему изумлению, она не чувствовала боли и сознание было на удивление ясное, хотя, судя по тому, как была согнута ее рука, не оставалось сомнений: с ней что-то не так. Еще Мэтти ощутила теплую влагу, расползающуюся по внутренней поверхности лыжных брюк. Надо было сделать хоть что-нибудь. Но что?

Понадобилось напрячь все оставшиеся мизерные силы, чтобы не впасть в панику.

Джонни? – спросила она себя вместо того, чтобы начать истерить. За несколько секунд до того, как начался обвал, она видела его перед собой и слегка левее. Она понятия не имела, попал ли и он под лавину, но в то же время не представляла, как он мог этого избежать.

Стояла ужасная тишина. Мэтти казалось, будто она торчит здесь уже несколько часов, но, скорее всего, прошли какие-то минуты. Вдруг ей как будто послышался шум, приглушаемый давящим со всех сторон снегом. Или мерещится? На них не было лавинных датчиков. Мэтти знать не знала, сможет ли кто-нибудь ее найти. Ясно было лишь одно – у нее очень мало времени. За неимением лучшего, она стала делать единственное, что пришло в голову, – начала молиться.

И тут настала полная темнота.

Глава 5

Мэтти открыла глаза. Ее обожгло ослепительно-белым светом, она поморщилась и снова зажмурилась. Попыталась пошевелить руками и ногами, но они, похоже, не действовали. Где она, черт возьми? Мэтти изо всех сил постаралась сосредоточиться и попыталась поднять голову. Плохая мысль, – подумала она, потому что тело тут же пронзила острая боль.

Она услышала, как незнакомый голос сказал что-то на непонятном ей языке. По твердому полу простучали, отдаваясь эхом, чьи-то шаги. Мэтти снова открыла глаза. Свет был такой яркий, что смотреть было больно и держать глаза долго открытыми невыносимо.

– Господи, Мэтти, как же ты нас напугала! Ты в порядке?

Кара. Этот голос она узнала. Мэтти попыталась пошевелить губами, но изо рта вырвался лишь сухой стон.

– Все нормально, не говори, не надо. Спешить некуда, выздоравливай!

Почему выздоравливать? Она что, заболела? Чем? И вдруг на Мэтти волной накатили воспоминания. Снежная гора, бешеные кульбиты, падение вниз, вниз, а потом внезапная остановка и вокруг – темнота. Невозможность пошевелиться. Может, она до сих пор погребена под снегом. Но ведь вроде не холодно.

– Ш-ш-ш… – выдохнула она.

– Все нормально, солнышко. Ты упала. Мы катались на лыжах. В Швейцарии. Помнишь? Моргни, если да.

Мэтти заставила веки дрогнуть.

– Мы с Ником стояли выше и видели, как это случилось. Мы ничего не могли поделать, все произошло так быстро. Слава богу, лыжный патруль был прямо за нами. Твоя лыжная палка торчала из снега, но сама ты была полностью зарыта. Они тебя несколько минут откапывали. Еще бы немного, и… – она сглотнула. – О, Мэтс, я так перепугалась. Если бы не палка… Но теперь все будет хорошо, ты жива.

Мэтти слышала в голосе подруги, всегда таком невозмутимом, с трудом сдерживаемые эмоции. Теперь она вспомнила. Она так там перепугалась. Но теперь-то она где?

Кара будто бы поняла, о чем Мэтти думает, и сказала:

– Ты в больнице, в долине рядом с Церматтом. Тут о тебе здорово заботятся. – Ее голос дрогнул, и Мэтти догадалась, что Каре пришлось собраться с духом, чтобы продолжить: – Тебя продержат здесь еще несколько дней, а потом перевезут в Лондон.

Джонни. Мэтти хотела спросить о Джонни. Где он? Почему не тут? Она снова попыталась заговорить, но едва смогла пошевелить губами. Она так устала. Надо поспать еще немножко… Опустился серый туман, и Мэтти снова провалилась в забытье.

Когда Мэтти проснулась в следующий раз, голова была чуть яснее. Свет немного потускнел, и ей удалось открыть глаза. Комната оказалась маленькой и квадратной, с тошнотворно желтыми стенами. Мэтти разглядела занавески в цветочек, висящие на окнах, а за окнами – затянутое тучами свинцовое небо. Вдали виднелись острые белые вершины гор. Она опять попыталась хоть немного сдвинуться с места, и кровать под ней скрипнула. Ай. Казалось, она продержалась пять раундов на ринге с Тайсоном Фьюри. Мэтти мысленно проинспектировала тело. Ребра болели, даже если она сдвигалась хоть на миллиметр, а правая рука была пристегнута к груди. Поднять ее Мэтти не могла. Левой ногой она тоже не могла пошевелить и теперь увидела, что та от бедра до лодыжки заключена в гипс и подвешена над кроватью под углом в сорок пять градусов. Наверное, с таким же успехом по ней мог проехаться грузовик с прицепом.

– Добрый день, как самочувствие? – с сильным немецким акцентом спросила медсестра, склонившаяся над ней, чтобы немного ослабить плотно подвернутое под матрас одеяло. – Мне нужно измерить вам температуру, сейчас поставим термометр в ухо. Хм, замечательно. Может, попробуете немного поесть?

Мэтти кивнула и поморщилась: даже такое крошечное движение отозвалось болью в черепе.

Медсестра нажала на кнопку, и изголовье кровати немного приподнялось. У Мэтти закружилась голова, и она энергично заморгала, стараясь противостоять ощущению слабости. Медсестра подкатила к кровати столик и взяла в руки мисочку.

– Я буду вам помогать, пока не сможете есть самостоятельно. Куриный бульон с клецками. Откройте рот, – сказала она и поднесла к губам Мэтти ложку.

Та чувствовала себя птенцом, который открывает клюв, чтобы его накормили, – такая же слабая и беспомощная. Даже есть было больно, но голод пересиливал боль. Когда они закончили, Мэтти попыталась заговорить.

– Джонни? – проскрипела она.

Но медсестра уже покинула палату и не услышала вопрос.

Усилия, потраченные на еду, так утомили Мэтти, что не было сил думать, поэтому она лишь безучастно смотрела, как медленно перемещаются по комнате тени, пока наконец не задремала. Она проспала несколько часов – до самого прихода Кары, которая вернулась уже вечером, когда за окном стало совсем темно. На этот раз с ней был Ник.

– Ну привет, подружка! – Кара влетела в комнату с огромной плиткой шоколада и стопкой глянцевых журналов. – Я ограбила больничный ларек. Нашлось даже несколько на английском.

Она положила журналы на тумбочку рядом с Мэтти и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Джонни? – снова проскрежетала Мэтти.

Она напряглась, приготовившись к плохим новостям. Валяясь без дела на больничной койке, Мэтти располагала уймой времени, чтобы вообразить худшее.

– Он в палате на другом конце коридора, – сказал Ник. – Слегка помят и весь в синяках, а еще у него подозревают сотрясение мозга, но в остальном все в порядке.

Мэтти выдохнула и почувствовала, как по всему телу прокатилась волна облегчения. С Джонни все в порядке. Ее худшие опасения не оправдались.

Приходил безжалостно-деловитый врач.

– У вас серьезный перелом большой и малой берцовых костей. Пришлось оперировать и устанавливать штифты, – объяснил он.

С профессиональной беспристрастностью он принялся описывать, как будет проходить период реабилитации, сказал, что Мэтти придется несколько недель, а то и месяцев провести в инвалидной коляске – до тех пор, пока не восстановится плечо, смещенное во время падения, когда порвались удерживающие его связки. Лишь после этого она сможет начать пользоваться костылями. Потом можно будет перейти на ортез для стопы и ходить в нем – «не недели, а точно месяцы» – таков был мрачный прогноз.

Похоже, не скоро я буду снова вскакивать на высокие парапеты набережных, – безрадостно пошутила Мэтти про себя. Неужели та дождливая фотосъемка действительно происходила всего несколько дней назад? Поверить в это было невозможно – впрочем, ни во что из произошедшего невозможно было поверить. Ведь по плану у нее был сейчас счастливейший отпуск, каникулы с любимым мужчиной и друзьями, нелепо-огромные бокалы пива, обильные альпийские ужины и романтические объятия у камина… Никто не предупреждал, что вместо этого она будет лежать в больничной палате вдали от дома, не в состоянии встать на ноги.

В швейцарской больнице Мэтти провела еще три дня, толком их не заметив, потому что обезболивающие надолго погружали ее в беспамятство. Пожалуй, такая доза и лошадь вырубила бы, – подумала она, в очередной раз проваливаясь в сон. С каждым пробуждением лежать становилось все неудобнее. Нога под гипсом нестерпимо чесалась – казалось, по ней бегает стая муравьев, и каждый раз, когда Мэтти пыталась пошевелиться, ребра протестовали и кричали от боли. Кара и Ник навещали ее каждый день, Кара сидела у кровати подруги часами: красила ей ногти в кислотный зеленый, кормила шоколадом и приносила разные сплетни в надежде немного приободрить. Джонни сначала видно не было, но ближе к вечеру второго дня, когда Мэтти стало особенно тоскливо, он наконец пришел. Ее мужчина, которого она уж и не чаяла увидеть, одетый в соблазнительно наброшенный больничный халат, медленно двигался в ее сторону.

– Матильда! – воскликнул он. – Наконец-то! Я тебя везде искал. Чертовы медсестры ничего не говорят, а если и говорят, то на немецком, так что я понятия не имею, о чем они.

Мэтти такое оправдание показалось не очень достоверным: все ее медсестры прекрасно говорили на английском. Но она прогнала эту мысль. Неважно. Вот ведь он, здесь.

– О боже, Мэтти, – сказал Джонни, добравшись наконец до кровати. – Я смотрю, тебя здорово помяло.

Она заметила ужас в его глазах, но попыталась состроить в ответ смешную рожу. Ай! Даже это было больно.

– Д-д-д… не очень, – пробормотала она.

Джонни стоял, как-то странно отклонившись, будто ему нестерпимо было подойти ближе, и взгляд, который он отвел в сторону, снова метнулся на лицо Мэтти.

Он пробыл недолго, промямлил неудачную шутку, что пора возвращаться в палату, пока медсестры-эсэсовки его не хватились. Только когда Джонни ушел, Мэтти осознала, что он ее даже не поцеловал. Ее это больно ранило, хоть и не удивило. В то утро медсестра вручила ей зеркало и расческу.

– Возможно, пора вам на себя взглянуть, – сказала она. – Только не волнуйтесь, сейчас выглядит хуже, чем дело обстоит на самом деле, и к тому же это скоро пройдет. Пластический хирург вам все объяснит.

Слова «пластический хирург» напугали Мэтти, она поднесла свободную руку к щеке и нащупала пальцами что-то припухлое и незнакомое. Чуть выше, прямо под глазом, обнаружилась покрытая коркой раздувшаяся шишка и нити наложенных на рану швов. Что эта чертова лавина сделала с ее лицом? Мэтти вспомнила привкус крови после падения. Она боялась на себя посмотреть, но и не посмотреть было невозможно, поэтому она поднесла зеркало к лицу. Один глаз обведен фиолетово-черным синяком, губа раздулась так, что лицо стало неузнаваемым, но страшнее всего выглядел порез под глазом – страшная рваная рана, красная и черная, схваченная безжалостными швами, на которые даже смотреть было больно. Она никогда не относилась к той категории девушек, которые часами вертятся перед зеркалом, но сейчас была потрясена до глубины души своим уродством. Так что ничего удивительного, что Джонни ее едва узнал, – она сама себя с трудом узнавала.

Похоже, Кару и Ника ее внешность шокировала не так сильно, как Джонни.

– Не парься, подруга, – сказала Кара, когда на следующий день Мэтти рассказала ей, что увидела в зеркале. – Порез неглубокий. Скоро к тебе вернется твое старое страшное лицо, будешь как новенькая.

– По-моему, Джонни в этом не так уверен, – с горечью заметила Мэтти.

Ник связался со страховой компанией Мэтти (слава богу, Бьянка настояла, чтобы перед поездкой она купила медицинскую страховку) и организовал ее транспортировку обратно в Лондон. Доктор Тевтон, как прозвала его Мэтти, сказал, это станет возможно через день или два, при условии, что процесс реабилитации будет протекать как следует. Когда Ник сообщил Мэтти эту новость, ребята стали с ней прощаться. Они бы и рады были задержаться, чтобы убедиться в том, что с Мэтти все в порядке, но обоих ждали дела и работа.

– Я к тебе приеду, как только ты вернешься в Лондон, – пообещала Кара, осторожно обнимая изувеченное тело подруги.

Джонни приковылял через несколько часов после того, как они уехали. Сказал, что завтра прилетает его мать – забрать его домой. Мэтти удивилась. Ей и в голову не пришло позвонить родителям: даже если бы те были где-то неподалеку, она бы не стала просить их о помощи.

– А как же я? – спросила она.

– Ну, эм-м… Ты ведь пока все равно не в состоянии лететь, правда? – проговорил он, и на секунду его прекрасные черты омрачило виноватое выражение. – И потом, Ник сказал, что у тебя все уже организовано.

– Да, но… – Мэтти откинулась на подушку; она слишком устала, чтобы объяснять ему: она надеялась, он сделает для нее хоть что-нибудь и хотя бы побудет с ней рядом, пока врачи не подтвердят, что ей уже тоже можно лететь домой.

– Слушай, Мэтс, увидимся в Лондоне, когда вернешься, ладно? Боюсь, в ближайшее время тебе все равно будет не до веселья.

О да, – с горечью подумала Мэтти, – тут ты совершенно прав, приятель.

Перед уходом он сжал ей руку, но Мэтти видела – он изо всех сил старается не смотреть на ее фингал и распухшее лицо. Она опять обратила внимание, что он ее не поцеловал ни при встрече, ни на прощание.

Когда дверь за Джонни закрылась, она почувствовала себя безнадежно одинокой – безнадежнее, чем за всю свою жизнь длиной в тридцать один год. Даже более одинокой, чем в тот день, когда впервые приземлилась в Лондоне, никого в этом городе не зная. И более одинокой, чем в восемь лет, когда умер их золотистый ретривер Уофл. Ей захотелось завыть, как тогда, в детстве, но слезы не приходили. Мэтти понимала, что надо, видимо, позвонить брату, но стоило ей представить себе их разговор, как у нее сжималось горло и она снова откладывала звонок. Кара обещала в общих чертах сообщить ему о несчастном случае, и Мэтти не знала, как будет рассказывать подробности. У нее не осталось на это никаких сил.

Еще Кара позвонила Бьянке, и через несколько часов после их разговора в палате Мэтти уже стоял огромный букет тигровых лилий. Мэтти понимала, что вернуться к работе сможет очень нескоро. Доктор говорил, что на восстановление уйдут не недели, а месяцы. Усугубляло положение то, что она жила на четвертом этаже в доме без лифта. Будем решать проблемы по мере поступления, – говорила себе Мэтти, стараясь не поддаваться всепоглощающей панике. Первым делом нужно добраться до Лондона. А с остальным разберемся потом.

Глава 6

Роуз плюхнулась на полотенце, которое сама аккуратно расстелила. Солнечное тепло нежно проникало в смазанные маслом руки и ноги, Роуз сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, расслабляясь. Восхитительная дуга золотого песка всякий раз вызывала у нее одновременно восторг и умиротворение. А тот факт, что прошло уже больше года с тех пор, как она в последний раз ощущала между пальцами ног песок, лишь усиливал удовольствие.

– Кто купаться? – спросил Марк у двоих уже раздевшихся до купальников детей, которые бешено скакали рядом с Роуз, предвкушая длинный день на пляже. – Но сначала крем от солнца.

Лео и Луиза наперегонки бросились обмазываться густым белым лосьоном.

Роуз открыла один глаз:

– Лео, шею сзади не забудь, – сказала она. – Идите втроем, я хочу сначала как следует прогреться.

– Роуз, ну пойдем, мы хотим, чтобы ты с нами! – умоляюще протянул Лео. – Пожалуйста!

– Да, Роузи, пойдем купаться! – потребовала Луиза.

– Роуз, давай, – присоединился к ним Марк. – Вода, похоже, просто отличная, грех такое пропускать.

Она, прищурившись, посмотрела на волны, накатывающие и разбивающиеся в пену у самого берега. Океан и в самом деле выглядел заманчиво: его сверкающая синяя прозрачность тянулась далеко-далеко, насколько хватало взгляда. Роуз улыбнулась, потому что на память пришел тот день, когда Марк признался ей в любви – вот прямо здесь, на этом пляже. Тот день, когда сердце ее подскочило от радости при звуке слов, которых, она считала, ей уже никогда не услышать. Тот день, когда он уговорил ее вернуться в долину и отныне жить с ним.

– Ох, ну ладно, раз вы все так настаиваете, – притворно заворчала Роуз.

Встав, она почувствовала на себе взгляд Марка, блуждающий по куцему нефритово-зеленому бикини, облепившему попу и грудь. Марк рассматривал ее неспешно, в свое удовольствие. В магазинах Юмераллы выбор купальников был невелик, поэтому Роуз заказала этот через интернет, надеясь, что он подойдет. Покупку доставили за несколько дней до их отъезда, но, к счастью, купальник не только оказался впору, но еще и идеально подчеркнул ее длинные темные волосы и кожу, которая уже начала подрумяниваться на солнце. Целое лето пробежек по виноградникам помогало поддерживать форму, а в «Кладовой Тревелин» работы было столько, что на обед Роуз чаще всего только и успевала схватить кусок багета и положить на него немного овощного террина или ломтик ветчины. Когда-то она была толстая и рыхлая. И несчастная. Роуз вспоминала об этом с содроганием. Больше она никогда не вернется в то время.

Марк потянулся к ней и небрежно провел ладонью по спине и ниже – по бедру, а потом игриво оттянул и щелкнул резинкой трусов бикини.

– М-м-м… замечательно, просто замечательно, – одобрительно произнес он.

– Эй, руки! – с наигранным гневом рявкнула она, но тут же не удержалась и рассмеялась, довольная, что он оценил ее покупку. За долгие дни винтажа Роуз часто начинало казаться, что он совсем забыл о ней, что ему нет дела до того, есть ли она рядом или давно сбежала с мясником; он был полностью сосредоточен на сборе винограда и переправке его в давильню в идеальный момент созревания. Как хорошо, что теперь у него наконец-то нашлось время на нее и на Лео с Луизой. Все утро дети соревновались, на кого Марк обратит больше внимания, но теперь внимание всех четверых гипнотически притягивал к себе океан.

– Помочь тебе? – спросил он, выдавливая лужицу лосьона ей на спину.

– О, прекрасно, – протянула Роуз, закрыв глаза и отдавшись ощущению его рук – таких надежных и сильных – на своей коже.

– Перевернись, спереди тоже помажу, – скомандовал он.

Она послушно развернулась, встретилась с ним глазами – и увидела, что взгляд его затуманился от желания. Дети – Роуз заметила – уже побежали вперед, им не терпелось искупаться. Марк убрал бутылочку.

– Пошли, красавица, надо их догонять, а то не найдем, – сказал он, сжал ее ладонь и потащил к воде.

Потом Роуз лежала и впитывала телом безжалостные солнечные лучи, глядя, как Марк и Лео лепят из мокрого песка у самого края воды корабль и две их такие похожие темноволосые головы почти сливаются в одну. Луиза скакала вокруг них, играя с веревкой водорослей, которую вытащила из воды, и океанский бриз подбрасывал вверх облако ее кудрявых волос. Роуз хотелось себя ущипнуть. Три года назад она была совершенно одна, ее занесло на другой конец земли с рюкзаком за плечами и разбитым сердцем. И вот теперь у нее есть любимый дом, собственный ресторан и семья как в «Инстаграме»[11]. Невероятно. Роуз надеялась, что картинка, которую она видит сейчас перед собой, в скором времени дополнится пухлым зеленоглазым малышом со смуглой кожей, который или которая будет загребать песок маленькими кулачками, сидя рядом со старшими братом и сестрой…

В тот вечер, разморенные солнцем и морским воздухом, они отправились в «Рустику», бистро во французском стиле, где Роуз когда-то работала.

– Alors! – Роуз едва не упала, когда ее радостно стиснули до хруста костей.

– Филипп! – закричала она, обняв его с ничуть не меньшим энтузиазмом.

Филипп был одним из ее первых друзей в Сиднее, и из скромного бариста он вырос в повара и ресторатора с собственной мини-империей заведений общепита. Он умело сыграл на успехе своего первого ресторана – «Рустики», прославившейся атмосферой рыбачьей деревни где-то на юге Франции, и вскоре открыл на прибрежной окраине Сиднея «Нуво Рустик», а за ним – «Рустика-сите», который, как и следует из названия, располагался в самом центре города.

Филипп отпустил ее и поприветствовал Марка в традиционной французской манере – поцеловал в обе щеки, после чего нагнулся и поприветствовал Лео и Луизу.

– Ну ничего себе, как вы оба выросли! Супер-р! Такие высокие! А Роуз – vraiment très belle, toujours[12]. Марк, ты очень счастливый человек, у тебя такая красивая семья!

Марк расплылся в улыбке.

– Да, мне с ними крупно повезло.

– Ну так что, вы за едой пришли? Конечно, за едой!

Филипп торжественно провел их к столику в передней части комнаты, обитой белеными досками и с видом на океан.

Роуз вдыхала доносящиеся из кухни восхитительные ароматы запекающегося мяса, чеснока и трав.

– Филипп, прошу тебя, накорми нас! Мы умираем от голода, правда, ребята? – спросила она, посмотрев на Лео и Луизу, которые согласно закивали. – Так накупались сегодня, что теперь готовы съесть все что угодно. Хоть целого слона, правда, Луиза?

Малышка захихикала в ответ и вдруг посмотрела на Роуз с сомнением.

– Роузи, нам же не принесут с кухни слона, правда?

– Я шучу, солнышко. К тому же слоны, я думаю, очень плохо жуются, ты так не считаешь? У них такая жесткая кожа. Фу! – фыркнула она и театрально поежилась.

Заглядывать в меню Роуз не понадобилось, она знала: Филипп сейчас пришлет им на пробу вереницу разнообразных блюд с щедрыми порциями картофельной соломки, чтобы дети были при деле и счастливы.

Марк вручил Филиппу пару бутылок шираза «Тайная встреча», главной гордости винодельни Калкари.

– Откупори одну нам, пожалуйста, а вторую забери себе.

– Absolument, – ответил Филипп и поспешил обратно в кухню.

Когда они до отвала наелись наваристым, приправленным чесноком буйабесом, шатобрианом, целой горой frites[13] и пирожными-суфле с шоколадом и карамелью, приготовленными в миниатюрных медных сковородочках, стол превратился в разгромленное поле боя из пустых тарелок и смятых салфеток. Роуз поднесла бокал к губам, смакуя последние капли густого и сладковатого бордово-красного вина.

– Ну что, как думаешь, новый урожай сможет тягаться с этим? – спросила она, указывая на бокал. – Может, будет еще одна премия Джимми Уотсона?

– Не-ет, – отозвался Марк. – Такая премия достается только раз в жизни, но, возможно, в этом году мы будем к ней близки. Винограда вызрело меньше, но зато условия для вызревания были практически идеальные, и Джейк проделал просто невероятную работу по поддержанию виноградников, особенно в Тревелинс. Там виноград вырос такой, какого я еще ни разу не видел за все годы в долине.

– Генри будет доволен, – заметила Роуз.

Ее брат Генри владел виноградниками вокруг ресторана Роуз.

– Кстати, хорошо, что ты напомнила, я должен ему позвонить – сообщить новости. – Марк сверился с часами. – Наверное, в Англии сейчас как раз подходящее время. В любом случае пора идти, сонные головушки, – сказал он, обращаясь к детям. Луиза свернулась калачиком на диване и положила голову Роуз на колени, а Лео остекленевшими глазами таращился в айпад. Ранний отъезд, солнце, море и долгий день их совершенно изнурили.

– В этом возрасте с ними настолько проще, правда? – спросил он, влюбленно глядя на детей. – Как вспомню, какой был кошмар в их первые годы… По-моему, Лео до двух лет толком не спал по ночам… – Марк помотал головой, прогоняя страшное воспоминание. – И все же нам действительно пора идти.

Попрощавшись с Филиппом и другими членами команды «Рустики», Марк взял Луизу на руки, и они с Роуз пообещали до конца отпуска заглянуть еще.

Пока Марк укладывал детей в постель, Роуз сидела на балконе их квартиры с видом на океан и любовалась отражением полной луны на темной поверхности воды. Она с наслаждением вздохнула: идеальный день, вкусная еда и наконец-то свобода от призрака Изабеллы. Казалось, ей вообще не о чем тревожиться. Интересно, куда подевался Марк. Что-то он там закопался. Что он делает? Не может же быть, чтобы дети до сих пор не угомонились? Их пришлось буквально волочь на себе от «Рустики» до самого дома, оба свалились как подкошенные. Роуз уже собиралась пойти его искать, как тут Марк показался на пороге.

– Извини, что я так долго, – сказал он, мягко задвинул за собой балконную дверь и сел рядом с Роуз.

– Все нормально. Что-то случилось? – спросила она, заметив нехорошую тревожную морщину на лбу Марка.

Тот тяжело вздохнул.

– Говорил по телефону…

Было уже начало одиннадцатого вечера, но ему звонили в любое время дня и ночи, особенно когда начинали просыпаться его дистрибьюторы в Англии.

– Кто звонил? Неужели опять «Ченнингс»?..

«Ченнингс» был одной из крупнейших в Великобритании сетей супермаркетов и одним из главных покупателей вин Калкари: в большой степени именно они отвечали за прибыль, которую винодельня заработала в прошлом году. Ну и конечно же, из всех клиентов Марка эти были одними из самых требовательных.

– Нет, это насчет Тилли.

– Тилли?

– Да. Насчет нашей Матильды. Похоже, она каталась на лыжах в Швейцарии и попала под снежную лавину.

Роуз закрыла лицо руками.

– О боже, с ней все в порядке?

– Она жива, но дела не очень хорошо. Вывихнуто плечо, сломана нога и в придачу несколько ребер. Не говоря уже о подбитом глазе, – так говорит ее подруга, которая мне позвонила. А еще она говорит, что Тилли очень просит ничего не рассказывать маме и папе.

– О нет, что же она будет делать? Как жаль, что мы так далеко. Где она сейчас?

Роуз никогда не встречалась с сестрой Марка, но он часто и с большой нежностью о ней говорил и показывал Роуз альбомы фотографий, сделанных в те годы, когда они вместе росли на Лилибеллс, самой большой винодельне долины Шингл. Роуз видела размытые снимки маленькой бандитки с черными всклокоченными волосами и бутылочно-зелеными глазами точно такого же оттенка, как у Марка.

– Эта ее подруга, эм-м, кажется, она назвалась Карой, говорит, что Тилли по-прежнему в Швейцарии. Мне надо бы к ней слетать. Правда, еще эта поездка в Штаты, по поводу продаж. Отменять никак нельзя, мы несколько месяцев это планировали…

– Но ведь ты полетишь? Я имею в виду, к ней? После поездки в Штаты?

Марк запустил обе руки в волосы, глубоко задумавшись.

– Не поехать нельзя. Ну и потом, можно будет заодно сгонять повидаться с «Ченнингс», пока я там. Порадую их хоть этим.

– Порадуешь Алисию, ты хотел сказать, – поправила его Роуз.

Алисия отвечала за покупку вин для «Ченнингса», была по уши влюблена в Марка и вечно находила повод ему позвонить.

– Ну и это тоже, – ответил он.

Роуз посмотрела на него мрачно. Она знала о запланированной поездке Марка в США, но если он поедет еще и в Англию, они опять не скоро увидятся. Во время сбора урожая ей так его не хватало, а теперь он опять уедет, и бог знает на какой срок. С самого их знакомства Роуз знала, что Марк много путешествует, но это знание не мешало ей страшно скучать по нему, когда он уезжал.

Глава 7

Открыв глаза, Мэтти увидела знакомое лицо медбрата, который сопровождал ее во время перелета. Ее вырубили каким-то очень хорошим снотворным, и большую часть пути до Лондона она проспала – видимо, этому полагалось порадоваться, но Мэтти не испытывала практически никаких ощущений.

– Эй, соня, просыпайтесь, – сказал он. – Путешествие окончено. Вы в госпитале Святого Варфоломея и в надежных руках. Хотите чего-нибудь?

Взгляд Мэтти остановился на огромном букете цветов в вазе у кровати. Герберы. Ее самые нелюбимые. Чересчур идеальные – конкретных цветов и симметричной формы. Медбрат заметил, куда она смотрит, и подошел, чтобы прочесть подпись на карточке.

– От Джонни, – сказал он. – Ваш парень?

Мэтти закрыла глаза. Медбрат какое-то время шуршал пакетом, а потом все стихло. Она слегка приподняла ресницы.

– Может, телевизор? – предложил он. – Не уверен, что там сейчас много чего есть, но, может, что-нибудь найдете. Мне нравится этот тип, Филлип Шофилд, из «Сегодня утром», хотя он, конечно, теперь совсем седой. И Холли – она тоже классная.

Мэтти это было совершенно неинтересно, но она позволила ему включить телевизор, и ее тут же накрыло потоком бессмысленной болтовни.

– Вот и хорошо, так-то вам повеселее будет.

Мэтти в этом сильно сомневалась.

Прошло совсем немного времени, и в палату влетел ее новый врач в окружении отряда студентов-медиков в белых халатах.

– Ну, мисс Кэмерон, что тут у нас? Нехороший перелом малой берцовой и большой берцовой, а также передний вывих плеча. Кроме того, несколько сломанных ребер на левой стороне. Лавина, насколько мне известно? Вам крупно повезло, моя милая, – запросто могли погибнуть или, того хуже, повредить позвоночник.

Мэтти понимала, что ей крупно повезло, хотя в данный момент осознать это было непросто.

– Сколько я здесь пробуду? – спросила она.

– Ну, вообще-то это зависит от вас. А еще после больницы вам понадобится уход, кто-нибудь, кто бы приглядывал за вами несколько недель или, возможно, месяцев – кто-то такой, кто круглые сутки дома. По крайней мере, до тех пор, пока вы не начнете перемещаться на костылях. Как насчет родителей? Можете поехать к ним?

– Это вряд ли. Они в Австралии, – сказала она, внутренне поежившись от осознания, в каком безвыходном положении оказалась.

А просить маму приехать сюда и заботиться обо мне – ни за что, – подумала она. – Я даже говорить про несчастный случай им с папой не буду.

– Может, есть кто-нибудь поближе?

Мэтти подумала о Каре. Подруга настаивала, чтобы после больницы Мэтти пока переехала к ней.

– Даже не думай отказываться, – говорила она. – Я уже привела в порядок гостевую комнату. Мы отлично устроимся. Наконец-то у меня будет соседка по квартире!

Но Каре надо было работать, не говоря уже про ее бурную социальную жизнь, и как бы сильно Мэтти ни хотелось пожить у подруги, она догадывалась, что это не самое удачное решение, ведь у Кары ей придется часами оставаться одной, и неизвестно даже, сможет ли она без помощи допрыгать до туалета. А если упадет и некому будет помочь ей встать?

– Даже не знаю, – сказала она наконец. – Видимо, придется мне что-то изобретать.

– Ну, в любом случае здесь вы пробудете еще недели две. Нам нужно убедиться, что берцовая кость срастается нормально и что операция, проведенная в Швейцарии, прошла безупречно. Впрочем, – он приложил рентгеновский снимок к светящемуся экрану на стене, – похоже, они классно поработали. Скрепили вас каким-то очень впечатляющим металлом.

Студенты обступили врача, и он ткнул в какое-то место на снимке. А потом снова повернулся к Мэтти.

– Конечно, на вашей стороне возраст и хорошая физическая форма, но все равно я должен предупредить, что путешествие вам предстоит непростое.

На следующий вечер, часов в шесть, Мэтти смогла, по настоянию медсестер, впервые самостоятельно поесть. Вкус пищи она толком не ощущала, но, по крайней мере, хоть какое-то занятие. Она в очередной раз опустила ложку в суп, когда в коридоре за дверью вдруг послышался шум. Громкие шаги, цоканье нескольких пар каблуков, приглушенное хихиканье и чей-то визгливый голос, эхом отскакивающий от голых стен. Голос, который она бы узнала из миллиона. Именно этот голос назначал совещания и распекал неудачливого стажера, который принес неправильный кофе или не тот зеленый смузи.

– Вот она! – В дверь заглянуло сразу несколько голов. – Привет, дорогая!

Увидев Мэтти, все на мгновенье замолчали, потом потрясенно ахнули, и через секунду они уже заговорили одновременно, перебивая друг друга:

– О, Мэтти, дорогая…

– О, бедняжка…

– О боже, как тебя угораздило?

Последний вопрос принадлежал Бьянке, которая славилась своей бестактностью. В палату ввалилась целая толпа: Бекка и Брук – две соосновательницы «Трех пчел», начальница Мэтти – Бьянка, помощница Мэтти – Арабелла, ее заместительница по художественной части Сара и, наконец, Кара. Девушки еле втиснулись в небольшую комнату. Судя по внешнему виду, явились они прямиком с работы: все были одеты в рамках офисного дресс-кода и в стерильной больничной обстановке выглядели жутко неуместно, будто разноцветные бабочки в банке у ученого. Мэтти видела, как они последовательно рассматривают гипс у нее на ноге, перевязь на плече, порез на щеке и затем главное – синяк вокруг глаза, который в последнее время приобрел какой-то потрясающий желто-зеленый оттенок. Ну хотя бы опухоль вокруг губ почти сошла.

– Привет, – произнесла Мэтти и постаралась выдавить улыбку. – Не ожидала вас всех тут увидеть.

Бьянка села на кровать, и Мэтти поморщилась: начальница задела ее ногу.

– Ну, Матильда, у тебя и фингал! Но у меня есть кое-что как раз для таких случаев! – сказала она и, порывшись в оранжевой кожаной сумке, с торжественным видом извлекла оттуда какую-то баночку. – Я знала, что она где-то здесь. Идеальное средство при нарушении пигментации, и с синяком наверняка тоже справится.

– Как раз то, что нужно, когда попал в снежную лавину, – с иронией проговорила Мэтти, но вежливо приняла баночку.

– Мэтти, слушай, а красавцы-доктора тут есть? – спросила Сара. – Вроде тех, которые в «Анатомии страсти»? Ну-ка, ну-ка, давай рассказывай!

Мэтти покачала головой.

– Не хочу тебя разочаровывать, но красавцев-докторов тут примерно ноль.

– А, ну ладно, ничего, держи, – сказала Сара и положила рядом с недоеденным ужином Мэтти стопку прессы. – Мы взяли по одному выпуску буквально каждого журнала!

Она смущенно рассмеялась, и Мэтти нашла в себе силы поблагодарить:

– Спасибо, дорогие, спасибо, что зашли проведать. Мне ужасно приятно, честное слово.

– Ну вот еще! – воскликнула Бьянка. – Не могли же мы допустить, чтобы наш лучший креативный директор томилась одна в лазарете! Конечно, мы должны были прийти и тебя приободрить. Тебе что-нибудь еще нужно? Может, что-то надо купить, привезти?

– Нет, спасибо, вы все ужасно добры. Врач говорит, я молодая и здоровая и мне нужно только время, чтобы поправиться. Насчет пореза на лице они не уверены – говорят, возможно, понадобится пластическая операция, а еще я, может, буду хромать, но с учетом произошедшего это не самый плохой вариант. Перелом ноги довольно серьезный, так что меня тут продержат еще несколько недель, но все равно – хватит обо мне! Что у вас творилось, пока меня не было?

Девушки будто только того и ждали. Сара стала с воодушевлением говорить о результатах съемки в Брайтоне: какие из снимков в итоге отобрали для рекламной кампании, и какие классные там стиль и освещение, и вот честно, даже не догадаешься, что день был такой дождливый. Джейми Соумс, судя по всему, просто в экстазе. Мэтти слушала вполуха, ухватывая обрывки сразу нескольких разговоров. Сейчас она не могла вспомнить, что такого уж важного находила в безумном ритме работы в агентстве. Она вдруг почувствовала, что страшно устала и шум в палате ее просто убивает. Она встретилась глазами с Карой.

– Эй, народ, по-моему, с Мэтти на сегодня хватит, – перекрикивая гул разговоров, объявила ее подруга. – Давайте расходиться, ей надо отдыхать.

– Конечно! Ладно, дорогая, если что понадобится, обязательно звони, – сказала Бьянка и нагнулась поцеловать ее в здоровую щеку – при этом, увидев так близко еще не до конца затянувшуюся рану у Мэтти на лице, она невольно скорчила гримасу. – И не забудь мне сказать, помогает крем или нет.

Если бы крем мог решить все мои проблемы, – мрачно подумала Мэтти, глядя, как за коллегами закрывается дверь.

Глава 8

– Кушать надо обязательно. Силы восстанавливать, – сказала медсестра, наблюдая, как Мэтти без воодушевления гоняет левой рукой по тарелке комок сероватого мяса в загустевшей подливке. Глядя неделю за неделей на одну и ту же заплатку на стене, она все отчетливее понимала, что больница ей осточертела, не говоря уже о тошнотворной безвкусной еде, которую подавали непременно остывшей и каждый раз – в самое неподходящее время. Поэтому Мэтти испытала огромное облегчение, когда на следующий день врач согласился отпустить ее домой.

– Слава богу, – сказала она по телефону Каре. – Я уже думала, они меня никогда не отпустят. Надо учиться ездить на инвалидном кресле, представляю, как это будет весело, особенно если учесть, что у меня работает только одна рука. Я тут попробовала – так сразу же опрокинула вазу с цветами и едва не сшибла медсестру-практикантку. С другой стороны, может, как раз поэтому им так резко захотелось от меня избавиться. Привезешь мне табличку с буквой «У»?

Мысль о приближающейся свободе прибавила Мэтти оптимизма – у нее уже давно не было такого приподнятого настроения, хотя она по-прежнему не представляла, как будет справляться дома без регулярного питания и заботливых медсестер. Сможет ли Кара (прекрасная, веселая, но полностью сосредоточенная на себе самой) обеспечить Мэтти больничный уход? Она в этом сильно сомневалась, и к тому же ей была нестерпима мысль о том, чтобы стать для кого-то обузой. Мэтти жила сама по себе с тех пор, как ей исполнилось девятнадцать, и, если не считать помощи брата, который частично оплатил ее учебу и помог устроиться на неполный рабочий день к знакомому торговцу вином, когда она только приехала в Лондон, никогда ни от кого не зависела. Она и вообразить не могла, что однажды окажется в таком чудовищном положении.

На следующий день больничный фургон высадил Мэтти у дома Кары. Подруга вышла к ней навстречу и склонилась осторожно обнять.

– Поверить не могу, что ты дома. Наконец-то. Теперь все будет хорошо, вот увидишь. Я сходила в «Маркс-энд-Спенсер», затарилась готовыми обедами, будешь просто подогревать их в микроволновке. А еще у меня полно книг и журналов, и ноутбуком можешь пользоваться, он в гостиной.

Мэтти улыбнулась, прочитав надпись у Кары на футболке: «Я встречаюсь только с ковбоями». Какое это было облегчение – наконец-то оказаться под одной крышей с родным человеком.

Вот только возникла одна маленькая проблема.

Коляска не пролезала в дверь.

Кара и тянула, и толкала, и дергала, и пинала ногой, стараясь при этом не вытряхнуть из коляски Мэтти.

– Может, если чуть-чуть потрясти… О боже, этого просто не может быть. Мне даже в голову не пришло, что она может не пролезть, – бормотала Кара, и Мэтти видела, что подруга в полном ужасе, хоть и пытается это скрыть. – Ну и дерьмище!

Мэтти почувствовала, как внутри у нее забулькал смешок, и через секунду уже хохотала в голос. Веселье оказалось заразным, и скоро обе сгибались от смеха.

– Ой мамочки, а-а, перестань, у меня же ребра, ай! – подвывала Мэтти в промежутках между приступами хохота.

Смеяться было больно, но все равно как же это было здорово – смеяться!

Кара шмыгнула и утерла слезы.

– Ох, подруга, ну что за тупость! – Она достала телефон. – Так, не волнуйся. У меня есть план. – Она подмигнула Мэтти и набрала номер. – Ник, привет, это я. Мне нужна подмога. Мэтти у меня, мы стоим у входа в квартиру. Да, я знаю. Но прикол, что она в инвалидном кресле, а эта чертова хрень не пролезает ко мне в дверь! И мы тут постепенно околеваем. Я подумала, может, ты нам поможешь? – Она немного помолчала. – Спасибо большое, было бы здорово.

Мэтти сидела в кресле, дрожала и чуть не плакала. Она была словно кошка, которую выгнали на улицу в дождь, когда на самом-то деле ей хотелось бы свернуться где-нибудь в тепле и укрыться от всего мира.

Кара вошла в квартиру и вернулась с одеялом.

– Не хватало еще тебя заморозить, – сказала она, аккуратно укутывая Мэтти ноги.

Кара стала пытаться развлечь Мэтти рассказами о поп-звезде, с которой она недавно работала на съемках для журнала, но Мэтти было трудно сосредоточиться на ее рассказе. Через несколько минут послышался звук клаксона, они обернулись и увидели, как из-за поворота на улицу въезжает Ник.

Ник и Кара дружно подхватили Мэтти на скрепленные руки, занесли через входную дверь в гостиную и осторожно усадили на диван.

– Спасибо, Ник, – нежно произнесла Кара. – Ты нас просто спас.

– Да, спасибо, – подхватила Мэтти. – Так быстро приехал, спасибо тебе.

– Ерунда. Я был недалеко. Я рад, что тебя наконец выписали, Мэтс.

– А я-то как рада, – сказала Мэтти.

– Пойду принесу кресло – оно ведь складное, правда?

Мэтти кивнула.

– Думаю, да.

– Джонни что-то не видно? – спросил Ник, вернувшись.

– Какого Джонни? – спросила Мэтти, не сумев скрыть горечь.

– А, понятно, – сказал Ник, смутившись. – Ладно. – Он замялся. – Да он наверняка скоро заглянет, – попытался он сгладить неловкий момент.

Как это по-английски, – подумала Мэтти.

– Да не очень-то и хотелось, – сказала она.

С тех пор как Мэтти вернулась в Лондон, от Джонни не было вестей, за исключением цветов, а те несколько сообщений, которые она ему отправила, остались без ответа. Даже если он восстанавливался после травмы дома у родителей, мог бы по крайней мере позвонить и спросить, как у нее дела.

Кара накинула на Мэтти еще одно одеяло и скрылась в кухне. Через несколько минут она вернулась с грелкой леопардовой расцветки.

– Сейчас станет тепло, – сказала Кара и аккуратно уложила грелку Мэтти на колени.

Мэтти с благодарностью улыбнулась. Какое счастье снова оказаться в уютном доме.

– Вот только не знаю, как я буду тебя одна отсюда снимать, – проговорила Кара, с сомнением глядя на диван, где лежала подруга.

Мэтти этого тоже не знала.

Она жила у Кары уже почти две недели, когда Джонни наконец удостоил ее звонка и сказал, что мог бы вечерком заглянуть.

Кара открыла ему дверь и тактично оставила их в комнате одних. Мэтти, лежа на диване, подняла голову и посмотрела на него с опаской.

– Привет, незнакомец, – сказала она.

– Привет, Мэтти, – напряженным голосом отозвался гость.

Она не узнавала в нем того Джонни, которого считала родным человеком. Он нагнулся ее поцеловать, но поцелуй пришелся куда-то между губами и здоровой щекой – будто Джонни не смог решить, куда лучше прицелиться.

– Лицо выглядит получше, – заметил он.

Синяк вокруг глаза почти сошел, и распухшие губы тоже приобрели прежнюю форму, хотя во время приемов пищи Мэтти по-прежнему страдала. И щека была все так же рассечена.

– Наверное, – согласилась она, и в эту самую секунду ее осенило, зачем он пришел.

Хочешь определить, мальчик перед тобой или мужчина, – попади в катастрофу, – мрачно подумала она и внутренне вся собралась, готовясь к тому, что он скажет. Еще недавно она была так счастлива, когда узнала, что Джонни цел и невредим, но теперь ее чувства свернулись, как молоко, которое слишком долго простояло в тепле.

– Как у тебя дела? – спросила Мэтти, оттягивая неизбежное.

– У меня? – удивленно переспросил он. – Да все в порядке, спасибо. Отдохнул несколько дней – и пришел в норму.

Он погремел мелочью в кармане – вид у него был сконфуженный. Примостился на дальнем конце дивана – видимо, сразу решил, что надолго не задержится.

– Мэтти, мне правда ужасно жаль, что с тобой такое случилось. Понимаю, в этом есть и моя вина тоже.

Мэтти вдруг взорвалась:

– И твоя вина тоже?!

Она смотрела на него – и ей казалось, что так отчетливо она его еще никогда не видела.

– Да мы бы никогда не выехали за пределы трассы, если бы ты на этом не настоял!

– Ой, да ладно! Я всего лишь предложил. И вы все с радостью поддержали мою идею!

– Джонни, – произнесла Мэтти ледяным голосом. – Из нас четверых опытным лыжником был только ты. И мы все рассчитывали, что уж ты-то осознаёшь, что делаешь.

– То есть ты во всем винишь меня!

– Вообще-то, если хочешь знать, – да! – в сердцах бросила Мэтти, осознавая, что заявлять такое неразумно и даже несправедливо, но не сумела сдержаться.

– Я тебя вообще-то за руку туда не тянул!

– Ты не понимаешь, да? – усмехнулась она, судорожно пытаясь вспомнить, что же такое когда-то в нем нашла. – Ведь ты мог быть со мной рядом – потом, когда это уже произошло.

Джонни неловко поерзал на диване.

– Послушай, Мэтс, – проговорил он. – Все ведь уже не так, ты согласна? Пока мы были в Швейцарии, что-то сломалось…

– О да! – воскликнула она с горечью. – Например, вся моя жизнь! Я даже не знаю, смогу ли я снова работать, когда восстановлюсь. И от тебя как-то маловато поддержки. Ну, знаешь, все эти истории о том, что когда у девушки есть парень, он ее поддерживает. А я тебя после несчастного случая практически не видела.

– Можно я договорю? – выкрикнул он.

Мэтти уставилась на него во все глаза, но промолчала.

– Я очень старался! Пытался почувствовать то, что было между нами раньше, но этого просто больше нет.

– Интересно, почему? – спросила она, желая его уязвить.

– Просто я больше тебя не узнаю.

– Вот из-за этого? – Мэтти ткнула в шрам на щеке.

Джонни хватило совести покраснеть.

– Прости, Мэтти, но я не могу делать вид, будто все осталось как прежде. Это было бы несправедливо прежде всего по отношению к тебе. Ты заслуживаешь большего. – Он еще немного поелозил на стуле. – Послушай, ты потрясающая девушка. Я понимаю, что сейчас для этого не самый подходящий момент, но мне просто кажется, что лучше уж сказать сразу и не ходить вокруг да около. Думаю, между нами все кончено.

– Это все? – спросила она ровным голосом. – Все сказал, что собирался?

Джонни был явно потрясен ее реакцией. Интересно, а чего он ожидал? Слез и истерики? Вот уж нет, не дождется.

– Ну, значит, нам больше не о чем говорить, – произнесла она и сурово сжала губы. – Извини, что не провожаю до двери.

– Береги себя, Мэтти, – было последнее, что она от него услышала.

Именно этим Мэтти и планировала отныне заниматься.

Глава 9

Откуда-то издалека до Мэтти доносился звон, но она барахталась, придавленная к земле, не в состоянии сдвинуться с места, тонула под тяжестью воды. Она не могла сообразить, что это за звон, но звук был очень настойчив… Открыв глаза, она постепенно сфокусировала взгляд. Звон раздался снова, и Мэтти увидела загоревшийся поблизости экран телефона. Она потянулась к нему здоровой рукой.

– Ум-м… – произнесла она, наконец ответив на звонок.

– Привет, сестричка. Разбудил? Извини!

– Марк! – воскликнула Мэтти, сердце в груди подскочило при звуке родного голоса. – Нет-нет, все нормально, сейчас, наверное, уже не так уж и рано.

В Швейцарию брат позвонил, как только услышал о случившемся, и Мэтти пришлось приложить все усилия, чтобы он поверил: все о ней заботятся и никакой помощи больше не нужно, а иначе Марк немедленно запрыгнул бы на первый же самолет.

– Как ты? – спросила она.

– Какие планы на сегодня? – спросил он в ответ.

Мэтти задумалась над вопросом, мучительно силясь включить мозг.

– Думаю потаращиться в стену квартиры Кары, как, в общем-то, и всю последнюю неделю. Лучше ты сам расскажи, какие у тебя планы и как дела – думаю, это намного интереснее, чем все, что происходит сейчас со мной.

– Ну, знаешь, в общем-то все как обычно. Лео учит Барнси новым трюкам, на днях почти научил его сидеть и просить. Луиза не слушается, а еще мы вот установили новую линию розлива… В общем, все по-старому.

– Как Роуз?

– Отлично. Очень много дел в ресторане, сама знаешь, как оно бывает. Кстати, о еде: как ты смотришь на то, чтобы сегодня пообедать вместе?

– О, ха-ха, класс, Марк. Предлагаешь созвониться по скайпу, пока я буду есть подогретый в микроволновке обед из «Теско»?

– Ну, не совсем. Я представлял себе скорее обед в «Лондон Хаус». Роуз говорит, это сейчас самое популярное место в городе, и от тебя совсем недалеко.

– А, понятно. Очень смешно. Нарочно издеваешься, да? Мне сейчас вообще-то не до шуток, если честно. Видимо, все мое чувство юмора осталось там, под снегом.

– Ничего я не издеваюсь, – отозвался Марк, и Мэтти показалось, она услышала в его голосе нотки удовольствия. – Я приземлился полчаса назад. Дай мне только заселиться в отель, выпить кофе, побриться – и я у тебя.

– Что-о-о? – От волнения Мэтти едва не выронила телефон. – Да ладно! Слушай, не шути так!

– Богом клянусь. Диктуй адрес.

Мэтти дрожащей рукой положила телефон на место. Она села в постели и с трудом спустила обе ноги с кровати на пол.

– Кара! – позвала она через раскрытую дверь, затем повторила погромче: – Кара! Ты представляешь?!

Подруга вышла из ванной, оборачивая волосы полотенцем.

– Что?

– Марк. Мой брат. Он здесь, в Лондоне. Сегодня приедет и отвезет меня пообедать.

– Ого, вот это новости. Какой классный сюрприз!

– Скажи?!

Мэтти так и распирало от радости. Как же здорово будет наконец-то увидеться с братом. Она и не осознавала, как сильно ей не хватает родных, особенно сейчас, когда с ней случилось такое.

– Кара, слушай, выручай, что мне сделать, чтобы хоть немного стать похожей на человека? Наверное, надо хотя бы фингал чем-нибудь замазать.

Синяк был уже бледнее, теперь его цвет изменился на желтовато-коричневый, из-за чего Мэтти выглядела просто усталой. Порез на щеке скрыть было сложно: швы уже сняли, но шрам все равно по-прежнему был бесформенный и багряно-красный.

– Слушай, ну замазать фингал – этого мало. Давай я тебе хотя бы голову помою.

– Что, очень грязная? – Мэтти поднесла ладонь к голове и пощупала жирные пряди, прилипшие ко лбу.

– Не решалась тебе сказать, но вообще да, очень.

В полдень коляску Мэтти закатывали в ресторан. В воздухе ощущались восхитительные ароматы, доносящиеся из кухни, пахло свежевыпеченным хлебом и карамелизованным луком. Окна запотели от жаркой духоты, но после холодной улицы это было даже приятно. Мэтти впервые покинула квартиру с тех пор, как приехала из больницы, и теперь суета и шум города показались ей просто запредельными. Всего было как-то чересчур. К счастью, в ресторане было тихо, и официанты в крахмальных рубашках даже бровью не повели при виде коляски, синяков и тренировочных штанов – единственной вещи, которую Мэтти смогла натянуть на загипсованную ногу. Кара одолжила ей мягкий кашемировый свитер и намотала на шею яркий оранжевый шарф, чтобы хоть чуть-чуть освежить бледное лицо. Волосы, которые в нормальной жизни Мэтти стригла очень коротко и взбивала торчащими прядями, теперь больше напоминали лохматую швабру, но Кара, как сумела, расчесала их и заправила за уши, мол, так и задумано. Сколько бы консилера подруги ни накладывали на синяк и шрам, полностью замазать ни то ни другое не удалось, но сейчас Мэтти выглядела все-таки уже не так устрашающе, как несколько недель назад.

Официанты без лишней суеты проводили Мэтти и Марка за столик в углу, чтобы их не беспокоили другие посетители, пробирающиеся на свои места.

– Так что говорят врачи? – спросил Марк, когда официант принял заказ.

– Эту штуку, – Мэтти постучала здоровой рукой по тяжелому гипсу на ноге, – нужно носить еще примерно полтора месяца. И потом меня еще ждет долгое восстановление, физиотерапия и все такое. По поводу этого, – она указала на щеку, – пока нужно ждать и уже потом принимать решение, понадобится ли пластическая операция. Они считают, что это ребром лыжи меня так порезало, когда та отстегнулась. И болит все до сих пор просто жутко.

– Ох, бедная моя Тилли, угораздило же тебя… – проговорил Марк, всем своим видом демонстрируя беспокойство за сестру.

– Я теперь не Тилли, а Мэтти, помнишь? – сказала она, наморщив нос. – Не так по-детски звучит.

– Ну, боюсь, для меня ты всегда будешь Тилли, – сказал Марк, откидываясь на спинку стула, чтобы официант расстелил у него на коленях салфетку. – Надеюсь, они тебе хотя бы выдали хорошего болеутоляющего?

– Честно говоря, у меня от этих таблеток такой туман в голове и до того клонит в сон, что я стараюсь с них потихоньку слезать, – призналась Мэтти.

– Ты крутая девчонка, – улыбнулся Марк. – Помнишь, как ты разбила коленку на цементном полу в винодельне, когда каталась там между бочками на роликах? Сразу же поднялась и продолжила кататься, хотя кровь лилась по ноге и стекала в носок. Тебе тогда было лет шесть.

– Сейчас, похоже, ситуация посерьезнее.

– Что правда, то правда, – согласился он.

– И еще у меня теперь есть одна очень большая проблема.

– Какая?

– Я еще не сказала начальнице, но не представляю, как я буду обходиться на работе одной рукой.

– В смысле?

– Ну, мне вообще-то нужны обе руки – практически для всего. Печатать на компьютере, водить машину…

– Ну да, понимаю. Это действительно проблема. А они не могли бы сохранить за тобой место, пока ты не поправишься?

Мэтти благополучно избежала ответа, потому что как раз в этот момент им принесли первое. При виде тарелки с крабовыми тортеллини, плавающими в прозрачном бульоне, она невольно застонала, но потом собралась и сделала глоток из бокала «Пюлиньи-Монраше», которое Марк выбрал специально к этому блюду.

– Да-а, Роуз знает толк в хороших ресторанах. Выглядит просто потрясающе. Я как будто перескочила несколько уровней сразу, если сравнить с моими готовыми обедами из коробочки, – воскликнула Мэтти, вдруг осознав, что смертельно голодна.

Марк перегнулся через стол и ободряюще ее приобнял.

– Рад, что с аппетитом у тебя все в порядке. С этим у тебя никогда проблем не было – готова была съесть все, что найдешь в доме. – Он взял вилку и подцепил немного макарон. – А что там Джонни? Расскажи, как у него дела. Твоя подруга – ее зовут Кара, да? – сказала, что он тоже получил травму.

Мэтти помедлила. Ей было стыдно рассказывать брату, что Джонни после несчастного случая повел себя, мягко говоря, не слишком благородно.

– Я, эм-м… Он сейчас у родителей… в Хэмпшире.

– А. Серьезная травма? – спросил Марк.

– Да вообще-то не очень, – созналась она.

– Так он приезжал к тебе?

– В Лондоне только один раз, – тихо сказала Мэтти. – Приходил, чтобы сказать, что мы должны расстаться. Думаю, он не знал, что делать с девушкой, в которой есть какой-то изъян. – Она указала на шрам и спокойным голосом подытожила: – Ну и ладно, на нет и суда нет.

– Что? – Марк вытаращил глаза от изумления и возмущения. – Да ладно? Вот ушлепок!

Мэтти хихикнула над словом, которое употребил брат. Приятно было услышать такое от кого-то еще и убедиться в справедливости своих чувств.

– Знаешь, думаю, ты очень точно выразил в одном слове всю его суть, – сказала она, удивившись, что способна смеяться над собственной бедой.

Она и не представляла, что ей будет так хорошо с братом.

– Итак, – сказал Марк. – Какие у тебя теперь планы? Что будешь делать, раз на работу пока вернуться не можешь?

А это был вопрос, которого Мэтти избегала уже несколько недель. Что она будет делать? У нее было отложено только несколько тысяч фунтов: зарплата по большей части уходила на оплату студенческого займа и просто на повседневные расходы: хоть получала Мэтти и немало, Лондон – город дорогой. Пока что Бьянка ее поддерживала, но Мэтти знала, что та рассчитывает на ее возвращение в офис через неделю-другую. Все положенные отгулы по болезни она уже израсходовала и теперь жила в неоплачиваемом отпуске – а долго оставаться в такой ситуации не могла ни она, ни «Три пчелы».

– Ты же знаешь, что можешь в любой момент вернуться домой, в Калкари, – сказал Марк, так и не дождавшись ответа. – Конечно, ты давно там не была… Много воды утекло. Но в доме полно места, и я уверен, что вы с Роуз поладите. Луизу мы сюда привозили совсем крохой, и Лео с тех пор тоже очень вырос. Но мы твоя семья, не забывай. Можешь всегда рассчитывать на мою помощь, особенно в такие времена. Я знаю, как сильно ты ценишь свою независимость, но почему бы не приехать – пусть даже на несколько месяцев, пока снова крепко не встанешь на ноги? Мэтти, прошло уже десять лет, может, пора, как считаешь?

– Я понимаю, да.

– И совсем необязательно оставаться там навечно.

Мэтти повертела в голове мысль о возвращении домой, но тут же ее прогнала. Один только многочасовой перелет в теперешнем состоянии станет сущим адом, даже на болеутоляющих, – убеждала она себя, стараясь не думать над реальной причиной отказа.

– Спасибо, но мне совсем не хочется становиться для тебя обузой. К тому же вся моя жизнь теперь здесь.

Она говорила, а сама думала: а что, если и в самом деле вернуться? Ей вдруг стало очевидно, что для этого придется в первую очередь простить себя саму и уж только во вторую – родителей.

– Никакой ты не будешь обузой. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты приехала.

Мэтти посмотрела на брата с недоверием.

– Там столько административных дел накопилось, а у меня вечно ни на что не хватает времени, – объяснял он. – И мне бы очень пригодился хороший личный ассистент. Уверен, для этого тебе хватило бы и одной руки. Конечно, звучит не так гламурно, как креативный директор по рекламе, но я буду счастлив, если ты приедешь. Там у нас сейчас такая красота. Солнце сияет, небо синее… – Для усиления эффекта Марк взмахнул ножом куда-то в ресторанное окно.

Мысль о теплых солнечных днях и свежем воздухе была ужасно соблазнительна. Но Мэтти помотала головой.

– Слушай, не смеши меня. Из меня вышел бы ужасный помощник, к тому же я дома не была уже сто лет. Я там, наверное, умру со скуки после всего вот этого.

Она со значением обвела взглядом зал, который заполнился мужчинами в темных костюмах и женщинами с дорогими украшениями и идеально уложенными волосами.

– Это-то понятно, – проговорил Марк, не желая сдаваться. – Но я уверен, что под маской столичной фифы по-прежнему скрывается деревенская девчонка.

Она состроила гримасу.

– Столичной фифы? Ты мои треники видел?

– Разве это не последний тренд? – спросил он, вскинув бровь. – В общем, мое предложение в силе. Лишь свистни – и ты дома.

Мэтти с благодарностью улыбнулась.

– Ладно, – сказала она. – Я хорошенько над этим подумаю. – И, поспешив сменить тему на более безопасную, спросила: – Так, а что мне подарить Луизе на день рождения?

Когда брат привез ее домой, Мэтти уселась на кухне, выходящей высокими французскими окнами на крошечный голый садик. Она заметила пару зарянок, которые носились туда-сюда над гнездом и кормили двух разинувших клювик лысых птенцов. Мэтти не переставала удивляться их упорному и изнурительному труду, они устояли, даже когда в грозу гнездышко едва не унесло ветром. Она наблюдала за птицами, а сама вертела в голове идею вернуться в долину и взвешивала все за и против. А что, если это шанс все исправить?

Окончательно Мэтти убедил разговор с Карой. С той самой Карой, которая безропотно сносила все ее капризы и смены настроения; с той Карой, которая изменила собственной привычке до ночи пропадать на вечеринках и теперь исправно возвращалась домой пораньше, чтобы приготовить ужин себе и подруге; с той Карой, которая приносила Мэтти книги и фильмы, подобранные под ее вкус; с той, что развлекала ее историями из внешнего мира. Мэтти была бесконечно благодарна подруге за все, что та для нее сделала.

– По-моему, ты сошла с ума, если не хочешь поехать домой хотя бы на несколько месяцев. Ведь там столько солнца и вина…

Пока Кара говорила, у Мэтти перед глазами возникло воспоминание: она сидит на веранде родительского дома, виноградники сияют под жарким солнцем. Вся семья собралась за круглым столом во дворе, уставленным мисками салата. Пахнет барбекю из баранины. Бутылки вина покрываются капельками конденсата, слышен смех, который отзывается эхом. Мэтти вдруг нестерпимо захотелось туда.

– Ты что, хочешь от меня избавиться? – полушутя спросила она.

– Конечно нет! – возмутилась Кара. – Но судя по тому, что ты рассказала, план превосходный. Что тебя останавливает? Назови это продолжительным отпуском. Ну или как-нибудь еще. Необязательно ехать навсегда. Садись на самолет, проведай семью, господи боже. Мама твоя небось с ума сходит, хочет узнать, как ты тут. Моя бы уже точно сошла.

Мэтти не стала рассказывать Каре, что мать до сих пор про несчастный случай и слыхом не слыхивала.

Глава 10

Роуз аккуратно пристроила последнюю снежинку на покрытый глазурью торт и поправила нос-морковку. Луиза попросила – нет, потребовала! – вечеринку на тему «Холодного сердца», и Роуз, конечно же, подчинилась. Она ни в чем не могла отказать этому сладкому темноволосому пупсу. Луиза пробралась к ней в сердце чуть ли не в первый же день знакомства.

Роуз отступила на шаг, окинула взглядом огромный белый торт в виде снеговика Олафа и удовлетворенно кивнула: Луиза будет в восторге. Она отерла руки о фартук и убрала торт в кладовку, чтобы любопытная именинница не обнаружила сюрприз раньше времени. Астрид с утра увезла малышку в город на поиски платья Эльзы и получила строгие инструкции не возвращаться до обеда. Интересно, почему всегда Эльза, а не Анна, – думала Роуз. Почему снежная блондинка-королева, а не задиристая младшая сестра?

В три часа дня в Калкари должны были прибыть два десятка четырех– и пятилетних девочек. Роуз еще предстояло наполнить пустяковыми подарочками и сладостями мешочки для гостей, а потом – надуть примерно миллион воздушных шаров. Если повезет, она успеет переодеться в чистое платье. Изабелла тоже планировала приехать. Ну конечно, ведь это она мать Луизы, хоть она и пальцем не пошевелила, чтобы помочь с приготовлениями. Даже не предлагала. Наверное, сочла, что одного ее присутствия на празднике уже достаточно, – мрачно думала Роуз.

В присутствии Изабеллы Роуз вечно чувствовала себя неуверенно и была недовольна своей внешностью, поэтому в этот день встала пораньше, вымыла голову и нанесла на волосы краситель бургундского оттенка, чтобы выглядеть поярче. Пока что волосы были убраны под пластиковую шапочку для душа, краску можно смыть попозже, когда с праздничными приготовлениями будет покончено.

Этот день был важен для Калкари еще и по другой причине: к ним ехала погостить Матильда – правда, Роуз не знала, надолго ли. Марк ответил на этот вопрос уклончиво, но сказал, что сестра еще по крайней мере несколько месяцев будет проходить реабилитацию и ей потребуется щедрая доза любви и заботы. Прошлым вечером он выехал из дома, ночь провел в Сиднее и планировал утром поехать в аэропорт за Матильдой. Роуз с волнением ждала знакомства с младшей сестрой Марка и надеялась, что им удастся оказать ей хороший прием. Да и ей, честно говоря, не помешает обзавестись еще одной подругой.

Роуз прибралась в кухне и поспешила в амбар – убедиться, что там все готово. Вдруг в голову пришла мысль: хорошо бы в качестве радушного приветствия поставить в вазу свежие цветы. Проскользнув в виноградник по левую сторону от длинной подъездной дороги, Роуз кухонными ножницами срезала несколько цветущих роз. Она уже успела заметить, что розы и виноградники всегда растут рядом, и розы играют роль лакмусовой бумажки, предупреждая виноделов о признаках заболевания прежде, чем оно начнет проявляться на виноградных кустах. Роуз нравилось думать о том, что, раз ее имя означает «Роза», значит, ей тоже на роду написано жить в окружении виноградников. Идея фантасмагорическая, но она неизменно доставляла ей радость.

– Эй, что ты там делаешь?

Роуз испуганно оглянулась, но тут же с облегчением выдохнула.

– А, это ты. Я уж решила, что попалась, – засмеялась она. – Джейк мне бы не простил, если бы застал за расхищением его цветов.

– Ага, скажи спасибо, что это я, – сказал Дэн, правая рука Марка и его заместитель в винодельне. – По мне, так бери сколько хочешь. Тут их полно. Он и не заметит.

Дэн был прав. В начале каждого убегающего вдаль ряда винограда пышно цвели красные розы с бархатными лепестками.

– Вы ведь придете на праздник? – спросила она. – Лулу просила меня лично проследить за тем, чтобы вы были.

– Я твой торт ни за что не пропущу. Готов смириться даже с целой комнатой хорошеньких мамочек, – проговорил Дэн с ухмылкой.

Вернувшись в амбар, Роуз с удовольствием огляделась по сторонам. Когда она только приехала в Калкари, в амбаре было пыльно и повсюду обитали пауки, теперь же помещение преобразилось до неузнаваемости. Марк нанял местного строителя провести здесь косметический ремонт, и теперь гипсовые стены были покрыты свежей белоснежной краской, на месте прогнивших оконных рам, которые зимой впускали в комнаты завывающий сквозняк, а летом – комаров, или, по-австралийски, «моззи», появились новые. Роуз заказала для обеих спален новое постельное белье и толстые лоскутные одеяла и по обе стороны от дровяной печи установила по огромному дивану со множеством ярких подушечек. Серый плиточный пол застелили тряпичными ковриками приглушенных тонов. Слишком сильно в глаза они не бросались, но создавали уют и гостеприимную атмосферу. Роуз поставила стеклянную вазу с розами на грубый деревянный столик, открыла пару окон – немного проветрить – и поспешила обратно в главный дом.

– Черт!

Роуз стояла перед зеркалом в ванной и с ужасом смотрела на свое отражение. Она взглянула на упаковку из-под краски, которой воспользовалась какое-то время назад.

Ну, довольно приличное время назад.

«Рассвет на Таити».

Чтоб вам провалиться с вашим гребаным рассветом, – прорычала она про себя, прищурилась и снова вчиталась в инструкцию. Обещание «придать волосам бургундский оттенок» краска, мягко говоря, перевыполнила. Волосы были фиолетовые. Фиолетовые, как у Кэти Перри. Как у Келли Осборн. Роуз ждала от краски совсем не этого! Она еще раз перечитала инструкцию и обнаружила, что состав полагалось подержать на волосах тридцать минут, а не три с половиной часа, которые прошли с тех пор, как она его нанесла.

После четырех яростных намыливаний шампунем цвет если и потускнел, то совсем незаметно. Класс. Именно то, что нужно, чтобы предстать в глазах Изабеллы окончательной идиоткой, не говоря уже о том, что неизвестно, как отреагирует Марк. Роуз мысленно издала отчаянный стон. Порылась в шкафу и нашла старый бирюзовый шарф. Варианта всего два: доморощенная поп-звезда или раковая пациентка. Она остановилась на втором: туго обхватила платком лоб и завязала сзади, аккуратно спрятав под ткань все волосы. Теперь фиолетового было не видно, а шарф по крайней мере соответствовал теме праздника.

1 Патрик Демаршелье – французский фотограф, один из важнейших мастеров модной фотографии.

2 Известная австралийская марка обуви, R.M. Williams. – Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.

3 Пожалуйста (итал.).

4 Bullets – австралийские конфеты в виде пуль с разными начинками.

5 Винтаж в виноделии – не только вино из винограда, собранного в определенный год, но и процесс сбора урожая.

6 Ликвидамбар, или амбровое дерево – крупное дерево с кроной пирамидальной формы и листьями, похожими на листья клена. – Прим. ред.

7 В английской традиции есть такая примета: гадать на сороках. И соответствующая гадальная песенка: «Одна – на беду, / Две – к добру…» и т. д.

8 Хайди – героиня повести швейцарской писательницы Иоханны Спири «Хайди: годы странствий и учебы», маленькая девочка, живущая со своим дедом в Швейцарских Альпах. Книга была неоднократно экранизирована.

9 Бэкпекер (от англ. backpack – рюкзак) – человек, который не пользуется услугами турфирм и путешествует самостоятельно, за небольшие деньги и обязательно с большим рюкзаком вместо чемодана. – Прим. ред.

10 Хели-ски (helicopter + ski) – катание на горных лыжах по нетронутому снежному покрову, без лыжных трасс, когда к точке старта тебя поднимают на вертолете.

11 Социальная сеть, принадлежащая компании «Мета», признанной экстремистской организацией и запрещенной на территории Российской Федерации. – Прим. ред.

12 Просто красавица, как всегда (фр.).

13 Картошка фри (фр.).

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры