Коробка с булавками

От автора

Я хотела посвятить эту книгу всем прекрасным женщинам, которые ищут и находят свои пути к светлому будущему и не менее прекрасному настоящему, всем, кто нашёл в себе силы, чтобы начать всё с нуля, всем, кто только ищет силы, средства и свой путь.

В эту книгу вошли истории близких мне женщин. Они переплелись, соединились, срослись и проникли одна в другую, потому что они похожи и не похожи одновременно, но так хорошо знакомы каждой из нас. Они подарили нашей героине всё лучшее, что в них было. Это не биография ни одной из них, это автобиография каждой из нас. В той или иной мере многим из нас эта история покажется знакомой, а кому-то очень знакомой.

Как подняться, не имея сил, как поверить заново людям, как быть защитой и нерушимой стеной, как быть хрупкой и ранимой, как среди шума толпы и чужих советов расслышать голос своего сердца и как найти свою любовь.

Здесь есть всё. Не сложно, созерцая белый потолок, придумать невероятную историю «Про…»

Сложнее рассказать случившееся с тобой на понятном окружающим языке. Так, чтобы разные люди смогли почувствовать одно. Это «одно», пережитое тобой, так, как чувствовал это ты. Не доказать, не убедить, а взять вместе с собой «туда».

Провести рядом с «ней», держа за руку. Дать почувствовать, как «она» холодеет, дрожит, сжимает «его» руку или пытается вырваться. Привести обратно с чем-то новым, чем-то добрым, чем-то, быть может, непонятным, но прочувствованным, замеченным. И оставить наедине с самой собой и этим новым. Насовсем…

А поскольку я не просто писатель, но и психолог и основатель центра духовного развития «Исток», позволю себе дать вам пару дружеских женских советов, которым следую сама, и которые мне помогают:

Никогда не сдавайся, потому что ты у себя одна.

Никогда не переставай верить, потому что ты любимое дитя Вселенной.

Никогда не говори «рано или поздно», чтобы однажды не сказать всему хорошему: что же ты так поздно. Всегда говори «однажды».

Никогда не трать время понапрасну. Это самый дорогой ресурс во Вселенной.

Научись слушать своё сердце.

Если ты только мечтаешь и ничего не делаешь, значит это или не твоя мечта или ты недостаточно сильно хочешь, чтобы она сбылась.

Вот такие простые правила. Каждую свою идею я проверяю на них.

В каждой моей героине есть часть меня, которая не позволяет ей сдаваться и которая тихо шепчет ей из глубины сердца: ты самая лучшая, умная, талантливая и добрая девочка на свете, я люблю тебя, у тебя всё получится!

В этой книге правдивые истории, в которых лишь немного больше романтики и немного больше сбывшихся желаний, чем было на самом деле. Совсем чуть-чуть. Потому что всем хочется, чтобы был хэппи энд. Потому что каждая этого достойна. Ты, я, она. Все. Да будет так!

Ваш писатель и психолог, основатель центра духовного развития «Исток» Оливия Тишинская

1.

Ни одного клиента за полдня… То ли погода всех распугала, то ли кризис, то ли не по фен-шую звезды сегодня сошлись…

Алька отошла от огромного в пол окна мастерской и вышла в торговый зал. Стася тоже грустила, сидя у кассы, и невидящим взглядом созерцала сканворд.

– Катманду… Это где? – спросила Стася.

– Столица Непала, – отозвалась Алька, глядя в витрину своего магазина.

– Тебе что-то подать?

– Нет, я просто так… Просто скучно и делать ничего не хочется. Хоть бы пришёл, что ли, кто-нибудь за пуговкой какой…

– У нас совсем с деньгами плохо в этом месяце? – поинтересовалась Стася осторожно. «Ну а что? Вдруг зарплаты не будет. Дружба дружбой, а кушать хочется не то чтобы всегда, но довольно регулярно».

– Да нормально у нас. Скучно просто… Что-то я тону в рутине.

– Ой, утонешь тут… А вчера эта тётка безумная? Ну, которая всё никак с юбкой определиться не могла, а пока определялась, нажрала задний бампер на два размера? Вообще скучно не было… Как вспомню, так вздрогну, – Стася повела плечами для пущей демонстрации пережитого ужаса.

Тётка и, правда, выбесила на месяц вперёд. Мало того, что принесла отрез ткани, который пылился где-то в шкафу со «времён очаковских и покоренья Крыма», еле отгладили эту ветошь, так ещё месяца полтора думала, какую бы прямую юбку из него пошить. На другую просто ткани не хватало хронически. А когда, наконец, определилась, что юбка должна быть простая и прямая, как палка, оказалось, что и этого куска уже не хватает, ибо, как справедливо заметила Стася, задний бампер на тётке раздался нещадно. Слава Богу, не раскроили! Ибо тётку практически не удалось убедить, что ветошка эта не усохла неведомым образом, а была таковою принесена. В общем, Алька и Стася по-любому украли кусок ткани, так как признавать, что со 111 до 120 см попа выросла, тётка не согласилась.

– Вот и в этом я тоже тону.

– Сходи в отпуск.

– Одна? Совсем застрелиться…

– А твой..?

Алька грустно посмотрела на подругу. Даже говорить ничего не надо было. Если не клеится, то везде.

– Понятно, – спрашивать Стасе ничего и не надо было.

Последние года полтора Алька про мужа рассказывала редко, как про героя новостей: сухие факты и никакой лирики.

– Вешай технический перерыв, пойдём чай пить, – предложила Алька.

2.

– Ром, поговори со мной… – Алька устроилась в кресле с ногами.

Тепло, уютно, самое время для долгих разговоров – поздний вечер дома с мужем.

– Мы разговариваем, Аль. Что тебе надо, можешь нормально сказать? – муж вышел из ванной, застёгивая чистую рубашку.

– Да ничего не надо, поговорить, построить планы, пообщаться. Как раньше. Помнишь?

– Помню и что? Тебя что-то не устраивает? – муж начинал сердиться.

– Ды нет. Одиноко просто. Вроде как ты есть и нет тебя. Прихожу домой одна и весь вечер одна: и в выходные, и проходные, и всё время. Не ходим никуда, не ездим.

– А может мы вышли из того возраста, когда бегают в кино?

– Да капец, пенсия уже скоро, лет 30 ещё и всё, конец – пенсия! – начинала заводиться Алька. – Есть и другие места. Театр, например.

– Ты же сама говорила, что наш провинциальный театр – это ужас ужасный.

– Бывают же гастроли столичных театров, – не сдавалась Алька. – Концерты ещё.

– Я не люблю слушать одного и того же певца по 2-3 часа. Это утомляет, – Роман между тем завязал галстук, надел пиджак.

Вертелся перед зеркалом. Было совершенно очевидно, что отражение в зеркале ему ну очень нравится.

– Сходи куда-нибудь с подругами, – сказал он наконец.

– Я подруг вижу чаще, чем тебя, – заметила Алька с укоризной.

– Это потому, что ты с ними работаешь. Какие мне туфли надеть? – спросил Роман без перехода с темы на тему.

– Коричневые, – ответила Алька, тяжело вздохнув. – И вообще, фраза: «Какие мне туфли надеть?» – это моё, женское!

– Аль, не беси меня, у меня серьёзные переговоры. Мне надо выглядеть хорошо и ещё немного лучше, – огрызнулся Роман.

Девушка нехотя поднялась с кресла:

– Ну, иди, я с тебя пылинки сдую.

– Не подлизывайся, – сказал он чуть мягче.

Алька демонстративно похлопала руками по пиджаку мужа, осмотрела придирчиво, встряхнула за полы пару раз, как будто пиджак мог сесть лучше по фигуре и ответила:

– Очень надо было…

– Аль, я для нас стараюсь… – попытался наладить общение Роман.

– Очень надо было, – снова ответила Алька и медленно побрела в кухню.

Традиционный обмен ничего не значащими фразами был окончен. Разговор этот стал ежедневным, длился уже почти полтора года и набор вопросов-ответов почти не менялся, как не менялась и ситуация. Альбина и Роман жили в одной квартире, спали в одной постели, вместе готовили и ели, и воспитывали собаку, точнее почти собаку. Пожалуй, на этом общие дела в семье заканчивались.

Роман всё время стремился к каким-то запредельным высотам карьеры, причём каким, он и сам толком не знал. Как думалось Альке, он будет забираться вверх, либо пока не шлёпнется оттуда в полный рост, либо до пенсии.

Алька свои детские амбиции уже давно отпустила, как цветной надувной шарик по ветру. В детстве ей хотелось быть то известным модельером, то космонавтом, то писательницей. Некоторая часть всё-таки была реализована. Алька стала дипломированным дизайнером женской и детской одежды и даже поработала на крупном производственном предприятии по профессии. Но как-то с творчеством там не заладилось, а вот люди были чудесные. Уходила, как прощалась с Родиной. Тяжело было нереально, однако новое руководство холдинга почему-то решило, что проще модели с выкройками покупать у китайцев, чем держать штат модельеров.

Особо расстраиваться у Альки времени не оказалось. Беда одна не ходит. В течение года один за одним умерли Алькины родители. Ещё полгода Алька пыталась оправиться от этого тройного нокаута, вступала в наследство, разбирала родительские вещи в их старой квартире, подолгу рыдала над семейными альбомами.

Где-то в эти полтора года их дороги с Романом стали расходиться. Романтичный, лёгкий, весёлый, быстро решающий всё и вся, столкнувшись с лавиной горя, болезней и проблем, он оказался не таким уж сильным и не таким уж мужиком, как думала Алька. Поначалу он помогал, когда заболела мама, возил к ней врачей, носился по больницам. А когда стало совсем плохо и мама перестала подниматься, он перевёз жену к родителям и чаще звонил, чем приезжал. Тогда же он внезапно купил Альке машину, чтобы она «решала свои проблемы сама». И ей бы тогда понять, что подарок этот не из щедрости, а чтобы не мешала, не досаждала лишний раз своими проблемами. Много позже, оставшись совсем одна, сирота-сиротой, она вдруг начала замечать, что муж сторонится людей с проблемами, как будто это болезни какие заразные и они могут тень бросить на его кристальную репутацию или заразить вирусом беды.

Алька забралась с ногами на подоконник широкого и низкого эркера на кухне. Город уже сиял огнями. Лучами прожекторов пронзал небо модный ночной клуб, двумя алыми полосами в иссиня-чёрном небе обозначал своё громоздкое присутствие не менее навороченный торговый мега-центр. Спускалась ночь, а жизнь в городе, казалось, только набирала обороты. Но шла мимо Альки. Почему-то мимо. Большинство их с Романом друзей отправлялось в эту цветную яркую ночь вместе: туда, к огням танцполов, ресторанов, кафе, позднего шопинга, концертов, да просто посиделок с друзьями. У них почему-то это уже закончилось. Как будто… Как будто… Что «как будто» Алька даже придумать не могла. И когда это случилось? Почему? Неужели она такая старая стала, что Роман стыдится с ней выходить в люди? Да ну! Алька прекрасно знала, что она выглядит хорошо и одевается хорошо. Да и какие её годы? В самом деле. Что и когда перестало их с Романом объединять, ей никак не давалось. Не было одного щелчка, момента, ситуации, поступка, который бы разорвал связь между ними мгновенно. Не было. Видимо, нити этих связей натягивались и натягиваются до сих пор, с того самого момента, как дома у Альки начались неприятности одна за другой. Но ведь правда беда была. Не до мужа, не до романтики, когда то больницы, то похороны. Какая, к черту, романтика?! Это ему бы быть рядом, за руку держать, носовой платок подавать, а не наоборот.

Кофеварка запищала и призывно замигала красным огоньком.

Алька медленно нехотя встала, налила себе кофе, достала из морозилки коробку с мороженым и отправила в огромную кружку кофе изрядную порцию сладкого пломбира. Постояла ещё в нерешительности, вздохнула обречённо и достала из холодильника большой пакет с конфетами.

Жуткая банальщина, что сладкое поднимает настроение. Ну хоть что-то должно сегодня радовать.

Алька вернулась на подоконник с антидепрессантами. Запустила руку в пакет и не глядя достала первую попавшуюся конфету, развернула и запихнула в рот целиком. Сделала глоток кофе. Шоколад медленно тягуче стал таять.

«Счастье есть, – подумала Алька. – Пусть хоть такое».

На подоконник запрыгнула Буся и сунула нос в пакет.

– Тебе нельзя, – сказала Алька и легонько оттолкнула собачонку.

Мелочь сделала шаг назад, села на задние лапки и стала умилительно сучить в воздухе передними, выпрашивая лакомство.

– Уши отвалятся, Буся. Опять лечить придётся.

Собачонка жалобно заскулила, сделала ещё более жалостливую мордку.

Хозяйка покачала головой, достала из пакета ещё одну конфету, развернула, пристально глядя собаке в глаза. Та радостно зачавкала.

– Только, чур, половинку, – строго сказала Алька, раскусила конфету и протянула кусочек собаке.

Буся радостно проглотила свою долю и стала лизать хозяйке руку.

– Ну, хоть ты меня любишь, – сказала она грустно. – Иди сюда, козявка.

Алька взяла Бусю на руки, та быстро свернулась калачиком и засопела.

Девушка ещё долго сидела на подоконнике. Неспешно пила уже холодный кофе. А жизнь шла мимо. Где-то там.

3.

Вечером следующего дня Альку дома ожидал удивительно приятный сюрприз. На обеденном столе в кухне красовались два авиабилета и красочная папка с видами арабского востока.

Она аж подпрыгнула от радости.

– Значит, Ромка не такой сухарь, как я думала! Зайчик мой любимый! Какое счастье!

В это время в квартиру вошёл муж.

Алька стремительно бросилась ему на шею и стала целовать и пищать разные нежности. Муж немного потерпел для приличия, затем отстранил её:

– Ну, всё, всё! Я рад, что ты рада. Тебе давно пора отдохнуть, развеяться, уехать подальше от всего этого. Вот видишь, а ты говоришь, я тебя не люблю.

Он поставил в прихожей дипломат и снял обувь.

– Я переоденусь, вечером важная встреча, а ты приготовь перекусить.

Алька радостно умчалась в кухню, запела и засуетилась между плитой и холодильником.

Вскоре на кухне появился муж.

– А когда едем? И куда? Я ещё посмотреть не успела. Тебе без проблем отпуск дали? – засыпала она вопросами супруга.

– В конце недели. Вот только отпуск мне не дали. Аврал, понимаешь. Так что выбери себе компаньонку из подруг. Будете там сплетничать, загорать и тратить баксы на арабское золото.

Алька так и застыла с лопаточкой и сковородкой в руках, в глазах выступили слёзы.

– А я… Я думала… – попыталась она.

– Ничего, это не последний отпуск. А ты устала, вон плачешь без конца. Тебе и повода особого не надо, чтобы начать рыдать. Это депрессия. Тебе надо развеяться.

Алька поставила сковородку обратно на плиту и побежала рыдать в ванную.

Когда она вышла, Романа дома не было, сковородка так и стояла на плите.

Алька села прямо на пол и снова разрыдалась.

Он вернулся под утро и застал жену спящей на неразобранной кровати, укрытую уголком покрывала. На полу валялось несчётно смятых белых комочков, бывших некогда салфетками. Он покачал головой, накрыл её сверху пледом и ушёл спать в гостиную.

4.

Утром Роман объявил, что уезжает в командировку и проводить её на самолёт не сможет. Алька молча побрела проверять, что из вещей нужно подготовить к отъезду, ей вообще больше не хотелось разговаривать, никогда, ни о чём и ни с кем. Она так наревелась накануне, что в зеркало на неё утром посмотрела какая-то чужая тётя, не очень симпатичная и слегка опухшая.

Когда муж ушёл, Алька сначала позвонила в магазин, сказала девчонкам, что на работу не выйдет, потому что немного простыла. По голосу было похоже, так что она не очень мучилась от своего вранья.

Ещё вчера она решила, что в этот чёртов тур в Эмираты она поедет. И не одна. Поедет потому, что видеть мужа у неё особого желания не было, без конца реветь дома или в офисе нельзя, а вот при чужих людях на экскурсии по каким-нибудь развалинам вообще не полагается биться в истерике, что тебя муж не любит. К тому же он предусмотрительно оплатил место для подруги.

– Ник, я к тебе приеду? – спросила Алька жалобно в трубку.

– Да хоть сейчас. Я тут замутила домашний «Бейлис», так что подруливай, что бы там у тебя не случилось. Ибо я по голосу чую, ревела ты долго и упорно. Так вот не реви, это для кожи вредно. Морщины будут, понимаешь, и всё такое…

– Что за рецепт? – спросила Алька, устраиваясь на диване в кухне.

– Уникальный, – гордо ответила Вероника, вытаскивая из холодильника внушительную бутыль с густоватой жидкостью цвета какао.

– Красиво.

– И вкусно. Сгущёнка, растворимый кофе, какао, вискарик и сметана!

– Сметана-то зачем? Оно ж прокиснет, – удивилась Алька.

– Господи, какая ты тёмная, – сокрушённо покачала головой подруга. – Бухло прокиснуть не может. Не успеет. Держи вот.

Алька сделала пробный махонький глоточек. Вкус оказался удивительно кондитерским, шоколадным, но с очевидным привкусом сметаны, как ни крути.

– Всё равно сметаной отдаёт.

– Коза ты, специально для тебя сливками в следующий раз разведу, – усмехнулась подруга. – Ещё пара рюмок и тебе гарантирую, ты перестанешь чувствовать вкус сметаны и почувствуешь вкус жизни, ну или тягу к приключениям.

– Приключения я тебе обеспечу, – грустно сказала Алька.

– Но-но, не надо мне угрожать! Я пока трезвая! – игриво ответила Вероника.

– Я не угрожаю, а зову с собой в отпуск в Эмираты, – ответила Алька, умоляюще глядя на подругу.

Та расхохоталась. Алька молчала.

Вероника взглянула на подругу и посерьёзнела:

– Да иди ты…

– Серьёзно, у меня оплачены два человека, самолёт, два номера, экскурсии, питание, ну и всё такое… Арабские Эмираты, понимаешь… Две недели…

– Подожди, ничего не поняла, давай сначала.

– Ну, муж мне отпуск купил, на двоих, – еле выдавила из себя Алька.

– С чего вдруг? Он тебя на дачу и то не возил, а тут Эмираты.

– Типа я устала, депрессия у меня, всё такое. Съезди, говорит, развейся.

– А сам с тобой? Типа отношения наладить..?

– Я тоже так думала. Первые две минуты. Пока он не пришёл и сразу не огорошил, бери, говорит, кого хочешь, и езжай.

– Ну ты поплакала и решила взять меня. И даже поменяла ради подруги на два номера, моё ты солнце… – умилительно сказала Вероника.

– Не угадала, он сразу два номера разных оплатил.

– Вот мудак! – Вероника грохнула бокал об стол, едва не расплескав чудодейственный напиток. – То есть, даже не завуалировал никак, тупо сразу решил тебя сослать! Твою мать, кто этих козлов рожает вообще!

– Конченные с…и, а то ты не знаешь…

– Да твою свекровь четвертовать половина Сбербанка хочет, я тебе отвечаю, мне про неё такого нарассказывала сестра, конец света просто. Там все коллективно рыдали от счастья и плясали, когда новый шеф принялся повышать эффективность руководителей и, наслушавшись персонала, выпер её в два дня.

– Что ж, по ней я точно скучать не буду. Во всяком случае, пока я за тысячи километров от дома, она не сможем влезть в наши отношения ещё глубже.

– Можно подумать, бывает глубже. Я уже не знаю, что может быть глубже, – Вероника скептично поджала губы и пододвинула Альке бокал. – Давай больше про них ни слова, иначе у меня сметана скиснет прямо от одного их упоминания. Но твоему оленю я завтра позвоню, может, он передумает. Я же не ты, не принцесса-недотрога. Я с ним по-другому поговорю.

Алька даже протестовать не стала, будучи уверенной, что Роман так же отделается от Вероники, как и от неё: пара ничего не значащих фраз и у подруги сложится впечатление, что она сама дура, а он великий и прекрасный человек, который только и заботится о её, Алькином, благоденствии. Она сама постоянно поддавалась на его умелую гнилую дипломатию. Много, очень много времени ей понадобилось, чтобы заметить: в любом разговоре всегда, что бы она ни делала, чтобы ни планировала, как бы себя не вела, она вечно была виновата. Даже если очевидно её не было на месте проблемы. Даже если она про неё не знала.

Роман ухитрялся извернуться так, что в его проблемах на работе, небольшой аварии на выезде из гаража, сломанном зонтике и в том, что закончились чернила в ручке виновата только она. Это она вечно мешает ему, раздражает, отнимает время и прочее, когда он, величайший из людей, пытается прокладывать дорогу в их светлое будущее. Это она не так на него посмотрела и он, бедный, расстроившись, не вовремя нажал на педаль и въехал в соседа сверху, тоже выезжавшего с подземной парковки их клубного дома, и остановившегося перед, разумеется, закрытым шлагбаумом. Это она исписала всю ручку, видимо, последнюю на планете. И это она опять же испортила ему настроение, поэтому он что-то там упустил из виду на работе.

А она нет, у неё-то и настроения никакого нет, и проблем, и дел никаких. Что она, по сути? Молодая и успешная бизнес-леди в каком-то никому не нужном магазине, даром, что самом крупном в городе. Что у неё, по сути? Прекрасное небольшое ателье, которое не шьёт всё подряд сутками напролёт, заваленное старым тряпьём. Это она отсекла сразу. Никакого ремонта. Только индивидуальный пошив с нуля. Никакой грязной рванины в её пахнущем ванилью и апельсином ателье. Только новая жизнь, только всё самое красивое, чтобы клиентки с первого шага чувствовали себя не как Алька последние годы, а наоборот. Она всё время чувствовала себя виноватой, лишней, нахлебницей и нищенкой. Так изо дня ей прописывали в голову её муж и свекровь. И она, о, ужас, стала в это верить.

Долго верила. Очень долго.

Пока однажды к ней в гости не зашла девушка за сущей мелочью: подобрать новый замок на куртку.

Алька ничего подбирать не стала. Там нужен был один секретный способ для починки несчастного замка. Настолько секретный, что его знали все. Во всяком случае, в любом магазине товаров для творчества, ателье, мастерской взяться менять замок при такой мелочи мог только человек жадный до денег. Девушка явно в этом ничего не понимала, да и, судя по виду, просто могла себе купить новую куртку, но очень любила именно эту. Потому Алька, оценив ярлык, решила не мучить дорогую вещь дешёвым ателье и отнесла брендовую вещь Стасе. Через пару минут вещь вернули, замок работал, как новый.

Хозяйку куртки звали, как и её бабушку – Ольга. И для Альбины это показалось каким-то важным знаком, словно бы ответом на её молитвы. А когда Ольга сказала, что она семейный психолог, Альбина словно бы увидела бабушку, которая пришла, чтобы защитить свою маленькую Лялю, которая уже может не только сшить два лоскутка вместе, но создавать прекрасные и сложные вещи. Вот только жить не умеет, видимо, потому что кроме бизнеса ничего у неё не клеится.

Посетительница магазина так впечатлилась Алькиным участием, что пригласила её на бесплатную сессию.

Алька поначалу отказалась, потому что, с её слов, любая мастерица могла починить замок и не было нужды его менять. Она попыталась оправдать свою помощь, отказалась от денег. Тогда Ольга стала настаивать ещё больше и Алька согласилась. Потому что она очень хотела, но ей было стыдно обратиться за помощью. Ей казалось, что Ольга быстро разглядит в ней какой-нибудь изъян, на который намекать стали её свекровь и муж. Очень она боялась, что её чувствительность, плаксивость и мнительность ничего общего с психологической нормой не имеют.

Ольга оказалась довольно известным практикующим психологом в городе. Алька даже вспомнила, что её реклама часто попадалась в соцсетях. Но тогда она не обратила на неё внимание. Наоборот удивилась, что таргет выдаёт ей то, чего она никогда не искала. Оказалось, это был знак. Иначе бы она не пришла за такой мелочью в магазин, пошла бы сразу в ателье по ремонту. Тем более, что на Алькином окне большими буквами написано: «Только индивидуальный пошив. С нуля до совершенства».

Что-то с Алькой происходило такое, казалось, сами высшие силы вмешиваются настолько прямолинейно в ход её личной истории, что не заметить этого вмешательства попросту нельзя.

«Надо прямо завтра сходить, пока она меня ещё не забыла», – Алька, окунувшись по привычке в самокопание и поиски ответа на вопрос «что же она делает не так», упустила, о чём там болтает Вероника, поэтому покивав для приличия, как будто между делом взяла телефон и быстро написала в Телегу Ольге:

А.: Привет. Это хозяйка «Коробки с булавками», кажется, пришёл и мой час просить о помощи. Когда можно к вам записаться?

О.: Завтра в три подойдёт? Привет. Очень рада буду увидеться. Замок работает лучше, чем новый, бесконечно тебе благодарна, Альбина. Ты спасла мою любовь.

Альку почему-то очень тронули эти простые слова. Она глубоко вдохнула и почувствовала, что на глаза выступили слёзы.

– Что опять, боже! Только не реви, – услышала она слега раздражённый голос Вероники. – Можно подумать, никому, кроме тебя, мудаки не попадались в мужья. У меня вон и мужа нет, зато своё личное стадо есть. На вот…

Алька часто заморгала, стряхивая слёзы, автоматически взяла из руки Ники салфетку.

Минуту помедлив, она написала Ольге:

А.: Буду в три. С меня зефирки к чаю.

О.: Ооо, это так мило)) Уже жду))

Алька отодвинула телефон.

– Да перестань ты ему писать, не порти вечеринку, а то весь вечер рыдать будешь. Что за радость?

Алька внутренне напряглась. Кажется, с подругой она тоже допустила какой-то промах. Вообще расчёт был на помощь и сочувствие, а не на раздражение и скепсис. Видимо, ничего она не умеет, кроме как рисовать красивые платья и мечтать, что однажды в них кто-то пройдётся по подиуму. Игрушечная жизнь. Не настоящая. Мечты. А настоящая жизнь она вот такая, где тебе никто особо не рад. Разве что собачка Буся и психолог, который тебя выслушает и, быть может, поймёт. Но за деньги. А хотелось бы за любовь.

Алька пригубила Вероникино изобретение. Так себе напиточек, конечно, на настоящий у Ники денег нет. Надо было самой купить бутылку хорошего белого вина. Хоть попбовал бы, что такое настоящее вино, а не вот это вот.

Алька так расстроилась, что никто не хочет её выслушать из тех людей, которым она доверяла, из тех, кто сейчас назывался её семьёй и ближним кругом, что весь вечер только и могла поддакивать Веронике, односложно комментируя её очередной десяток романов только за последний месяц. Половину, Алька больше чем была уверена, Вероника придумывала на ходу. Странный способ произвести впечатление, что ни говори. Но ей сейчас было всё равно. Она в миллион первый раз перебирала в голове их с Романом жизнь и никак не могла понять, где она оступилась, почему не разглядела ничего раньше, где упустила, что и почему и как теперь всё исправить, как перестать вызывать у всех раздражение? Как изменить себя, чтобы всем было хорошо, чтобы её все любили? Ведь она же любит их, прощает им вообще всё, так старается понять, помочь словом, делом, заботой, участием. Так почему же когда ей они нужны, она вызывает лишь раздражение своими просьбами о тепле и любви? Что же она делает не так? Что, о господи?

5.

– Итак? – коротко спросила Ольга.

– Я думаю, Роман меня не любит, – тихо сказала Алька и почти сразу заплакала.

Ольга некоторое время молчала, ожидая, что клиентка продолжит рассказ сама.

Та наконец перестала всхлипывать и подняла на психолога красные, растёртые платочком глаза.

– Почему ты так думаешь? – спросила та.

– Он всё время на меня злится, сердится, раздражается. Мы вообще не проводим время вместе. Нас ничего больше не объединяет.

– Вообще ничего?

– Ничего-ничего. Мы просто живём в одной квартире и иногда вместе едим дома еду, которую готовила я. Это всё.

– Давно?

– Полтора года совсем. И лет пять, как медленно падаем в это.

– Очень долго, – наконец в отстранённом голосе психолога мелькнула нотка удивления и живого человеческого интереса. – Уверена, ты неоднократно пыталась с ним об этом поговорить.

– Каждый день.

– Каков итог?

– Ещё большее раздражения.

– Только словесные перебранки? – уточнила Ольга.

Алька даже испугалась. Видимо, Ольга такого наслушалась, что для неё батальные сцены при выяснении отношений – не новинка. Иначе, почему она так спокойно об этом спрашивает?

– Я поняла, – тут же ответила сама Ольга. – Вижу твоё искреннее удивление. Что ж, это хорошо.

– Это ещё можно исправить, если без драки пока? – с надеждой спросила Алька.

Психолог чуть приподняла бровь, выражая лёгкое недоумение. Алька смутилась.

– Ты хочешь вернуть былую любовь? Я правильно понимаю?

По лицу Альки пробежали лёгкие тени слабо читаемых эмоций.

Ольга с интересом наблюдала, уже понимая, что клиентка и сама не знает, что она хочет от этих отношений, зато очень хорошо понимала, чего девушка хочет в принципе. Молодая, красивая, великолепно сложённая, умница, талант. Чего она может хотеть? Да того же, что и любая другая, которая будет выглядеть с точностью до наоборот. Любая. Молодая и старая, красивая и дурнушка, грациозная, как лань, или с фигуркой пышной булочки – все хотят одного и того же: любви, понимания, заботы и живого человеческого тепла. Как в «Аватаре»: тебя я вижу не глазами, а душой. Я вижу твою душу. Вижу её движения, её суть, её боль и любовь. Все хотят одного и того же. И мужчины тоже.

Но Алька пока этого не знала, хотя и думала примерно так же, вот только пока что не понимала, что из этого простого линейного уравнения нужно удалить всего одно слагаемое. Точнее, произвести замену.

– Вы знаете, Ольга, мы раньше проводили много времени вместе, до свадьбы. Гуляли, ходили в кино, на каток. Наговориться не могли. Просто как будто я всю жизнь ждала такого человека, с которым можно говорить вообще обо всём, ну просто обо всём, обо всём. Всё остальное было не так важно. Лишь бы понимать другу друга и также и смотреть в одну сторону.

– Я вас поминаю.

– Расскажите, что тогда вас больше всего привлекало и по каким вопросам вы не нашли понимания.

Алька на минуту задумалась:

– Я, наверное, вас удивлю, но в Романе меня привлекла его внешность. А потом его разносторонность… Не сошлись мы по поводу количеств детей, разных требований к поведению мужчины и женщины, отношению к родителям. Да, ничего не говорите. Пожалуйста. Я итак сгораю от стыда, что пришла рассказывать о своей семейной жизни чужому человеку, – нервно заёрзала Алька и даже замахала руками.

Но Ольга даже не думала шевелиться в своём кресле, лишь чуть-чуть кивнула в знак согласия.

Алька отвела глаза, стала разглядывать предметы и книги на многочисленных полках. Вообще было ощущение, что они беседуют не в кабинете психолога, а в домашней библиотеке какого-то очень умного и начитанного человека, который собрал эту коллекцию книг всю жизнь. К своему удивлению, Алька обнаружила на полках не только профессиональную литературу, но и много художки и энциклопедий.

– Вот как у вас книги. Он такой же. Он знает всё обо всём, а я обожаю читать. Мне кажется, если бы я не работала, я бы путешествовала, читала книги и ела, – Алька даже улыбнулась.

– Отличный план, – тоже улыбнулась Ольга. – Но ты сказала сначала, что тебя привлекла в супруге его внешность.

– Да, это было на финале регионального конкурса молодых дизайнеров. Я заканчивала вуз и была в зале просто зрителем. Я тогда только мечтала, но так и не рискнула представить свою коллекцию, хотя она уже была готова. Просто струсила, боялась, что не пройду вообще никуда и меня засмеют. Будет больно, обидно и стыдно. Город у нас не такой чтобы уж. Маленький. Мне казалось, все будут ходить и пальцем тыкать, что это я проиграла.

– Понятно, – в голосе Ольги мелькнули нотки сочувствия. – А Роман?

– Он просто сидел в своём ряду с мамой. Его мать была зам управляющей одного из секторов Сбербанка. Ей два билета достались по работе, а я прямо копила на них. Поэтому сидела там, где лучше всего было видно и в окружении людей, которые в этом не то чтобы ни черта не понимали, просто…

– …пафосное и статусное мероприятие, на котором надо быть, чтобы прослыть кем-то, – закончила Ольга. – Я Вас очень хорошо понимаю.

Алька с уважением смотрела на психолога:

– Я знаю, я не должна комментировать. Но мне кажется, Вам тяжеловато даются такие описания. Вы склонны видеть во всём и всех хорошее. Кроме себя. Вам страшно даже за глаза сказать что-то плохое о человеке.

Алька почувствовала, как медленно откуда-то из живота поднимается вверх какой-то странный спазм, словно бы её сейчас стукнут за то, то она только подумать плохо хотела о людях, которых даже не знает. Как она могла? И этот страх сковывает её изнутри. Она уже сжимается только от мысли, что подумает плохое. А вот Ольга легко и свободно охарактеризовала тех, кто сидел с ней рядом и попал в тот же список, что и её чудесный Роман и его змееподобная мать. Но как же так? Разве так можно.

Ольга видела смятение девушки и прекрасно понимала, что не вчера она стала такой пугливой, такой неуверенной в себе. Даже удивительно было, как при этом она умудрялась держать такой большой магазин в самом центре города, вести дела, заниматься персоналом, бухгалтерией, поставками и всеми этими невыносимыми делами с надзорными органами и прочим трешем. Ольга сама ненавидела все эти дела от души и искренне сочувствовала всем до одной женщинам-предпринимательницам в городе. Да и в стране в целом. Более тупого и беспощадного бизнеса, чем в России и придумать было нельзя. Куда не сунься, всё против человека.

– Альбина, вы там познакомились?

– Да. В общем, я Вас удивлю, но я как дизайнер и художник очень люблю разглядывать людей. Мне очень трудно ездить в транспорте я всё время на людей залипаю. Просто могу сидеть и разглядывать, как нос приклеен, как уши держаться. Шучу, шучу. Просто в идеальных лицах хочется найти какую-то гармонию линий, что ли. Понять, что если вот так, то точно будет красиво.

– И что, нашли?

– Неа, – улыбнулась сквозь слёзы Алька. – Как раз всё наоборот. Если рассматривать детально, то нет никакой гармонии и симметрии или ещё чего-то такого. Сложно сказать. Мне кажется, это расстройство какое-то, – грустно закончила Алька.

– Вовсе нет. С Вами всё нормально, – уверенно сказала Ольга.

– Точно? – недоверчиво спросила Алька.

– Почему Вы думаете иначе? – Ольга уже знала ответ, но озвучить его должна была сама клиентка.

Именно этот момент и называется терапией. Если сказать клиенту, что с ним, он ни в жизни не поверит. Будет море отрицания, вероятны истерика, агрессия, полное и тотальное обесценивание психолога и даже обвинение в непрофессионализме, что угодно, только не признание.

Только человек, готовый на 100 процентов к принятию любой правды о себе и настоящему исцелению своей души, примет и будет осознавать. Это не значит, что он не пройдёт таких же стадий отрицания, гнева и принятия. Просто они у него совершенно другого качества. Более глубинного исследования себя, более тщательного, но и более участливого к себе. Готового простить и принять правду о себе, готового простить себя просто так. Не почему-то. А просто потому, что всё уже прошло и смотреть надо в будущее и любить себя за то, что ты есть в принципе, а не за то, что ты чем-то хорош другим людям. Не за то, что им с тобой удобно. Но Альке до этого было ещё ох как далеко. Она начала сессию с запроса о нём. А не о себе. До исцеления ещё, как до луны.

– Потому что у меня ничего не получается, – Алька едва сдержалась, чтобы не заплакать, но голос предательски дрожал.

– Расскажите, что у Вас не получается.

– Например, семейная жизнь. Вообще ничего не вышло. Ни детей, ни любви, ни тепла, ни взаимопонимания. Не могу наладить отношения с мамой мужа. Мягко говоря, она меня ненавидит. А я честно думала, что она станет мне второй мамой, что у меня после смерти родителей будет старшая женщина в роду, к которой можно прийти поплакать или обратиться за советом. Да я даже дружить не могу. Вчера собралась с подругой в Эмираты в отпуск. И вдруг я понимаю, что она не хочет меня слушать, ей до моих проблем, как до звезды, – чуть начала раздражаться Алька, – она мне запретила плакать, ныть и рассказывать о муже. Но я же за этим к ней и ехала: поплакаться, получить сочувствие, любовь, выговориться, – Алька разрыдалась.

Ольга подала ей платочки, встала и отошла к столику с посудой. Щелканул клапан чайника. Зашуршала упаковка зефира, посыпались в вазу конфеты.

Алька тут же подхватилась, вытирая слёзы на ходу.

– Давайте помогу.

– Вот этого я и боялась, – повернулась к ней Ольга. – Вы даже не можете себе спокойно дать пореветь. Ведь меня не надо было спасать, я прекрасно справлюсь и со своим чайником и с коробкой конфет.

Алька залилась краской и в испуге остановилась.

– Альбина, милая, я знаю, что психологу так нельзя делать, но позволь мне небольшое отступление от протокола.

Алька быстро кивнула, всё так же не понимая, что ей сейчас делать. Ольга сделала пару шагов навстречу, взяла Алькины мокрые от слёз руки в свои.

– Альбина, здесь есть один человек, о котором ты давно и напрочь забыла.

– Кто? – недоуменно спросила Алька.

– Ты!

Алька нахмурилась, не понимая, что хочет сказать психолог.

– Я понимаю, ты пока можешь меня не услышать, но пусть это останется в твоей голове вот таким вопросом. Каждый раз, когда что-то будет случаться в твоей жизни и ты не будешь понимать что, зачем, почему и как же так с тобой происходит, каждый раз, когда тебе захочется бежать кого-то спасать, помогать, делиться и так далее, спаси сначала себя, спроси себя: а где здесь я?

– Что это значит? – тихо спросила Алька, так ничего и не поняв.

– Мы поработаем над этим, пока просто запомни эту фразу.

Алька согласно покивала.

– А теперь иди и сядь, пожалуйста, на своё место, – по-матерински ласково сказала Ольга, чуть пожав Алькины трясущиеся ладошки, медленно произнося слова и глядя в глаза клиентке. – Ты у меня в гостях. Я о тебе позабочусь. Я всё сделаю сама. Просто отдохни.

Девушка покивала, неуверенно высвободила свои руки, испуганно улыбнулась и медленно побрела к своему креслу. Ольга отвернулась к чайнику. Нахмурилась: «Типичная жертва абьюзера. Такая хорошая, правильная девочка, так давно потерявшая себя. Ищет заботы и помощи, участия, а говорю, что всё сделаю сама и позабочусь о ней, а она в панике, не понимает, а ей-то что делать? Вдруг это подвох, провокация, вдруг надо самой себе сахар положить, а то скажут, что села на шею и ноги свесила, пришла бесплатно и давай из себя королеву корчить. Боже, сколько раз я это видела. Бедная. Не умеет даже принять эту заботу малую. Что же надо сделать с человеком, чтобы она забыла, как это, когда о тебе заботятся, пытаются помочь. Просто сама бежит отдавать и этим заслужить внимание и поощрение. Всего кружка кофе, да ещё в гостях. Хорошо выдрессировали. Тщательно. Роман не промах. Нашёл девочку, которая заглядывала ему в рот и сломал. Как куст в саду у затейливого садовника. Ветки красиво заплетены. Листья подстрижены. А чтобы не лезла куда попало – садовое кашпо. Сиди, не рыпайся. Вот твоя зона, услаждай глаз. А если будешь вылезать, есть секатор».

Ольга тяжело вздохнула. Сделала три глубоких вздоха и длинных выдоха, переключая своё раздражение с очередного морального насильника на его жертву, которой она сейчас нужна больше, чем родная мать.

– Сахар сама положи, сколько надо, не стесняйся. Я люблю сладкий, – с лёгкой улыбкой поставила Ольга на стол поднос.

Алька благодарно улыбнулась и снова опустила глаза.

«Какой же сломанный стал мир, – смотрела на её опущенную голову Ольга, – когда мужчина перестаёт защищать женщину и носить её на руках, а заставляет ползать у себя в ногах, бросает под ноги своей матери и зачем? Ради бесплатной, но красивой прислуги. Причём прислуги ещё и со своим бизнесом и наследством. Ради чего вообще? Ради тренировки своего явного психиатрического расстройства. Это всегда расстройство. Это никогда не норма. Давить, порабощать и унижать другого человека – это всегда не норма, это искажение психики, расстройство, болезнь. Уничтожать морально человека, которого ты называешь любимым или называл, человека, который безумно тебя любит – это очень серьёзное расстройство».

Глядя на это каждый день, Ольга иногда начинала уставать и ей приходила только одна гениальная мысль каждый раз: перед заключением брака надо всем проходить независимую психиатрическую и психологическую экспертизу. Прямо принудительно и по-настоящему.

Судя по количеству клиенток, она была уверена, это спасёт каждую вторую от чудовищного брака. А иногда и мужчину тоже от барышни с большими завихрениями мозга.

Но сами психи на приём к психологу не ходят. Разве что очень редко, но как только понимаю, что их вскрыли…

А вот их жертвы, уверенные в том, что это с ними что-то не так, каждый день и не по одной.

Но это мечта психолога о принудительном тестировании. Тогда можно будет переключиться на второй этап похода к себе – предназначение, талант, свой путь. Вот тут страданий и метаний не меньше, но они не так трагичные. Во всяком случае, они не зависят от психических расстройств других людей. Они в глубине принятия себя. Они в глубине детской мечты, которая светит взрослому через все его годы.

– Итак, красавчик сидел рядом с Вами? – отпила Ольга глоток горячего кофе.

– Нет. Между нами был подиум. В перерыве был фуршет перед объявлением итогов. Вот там. Он ходил сначала под руку с мамой, но потом она зацепилась за кого-то и он оказался рядом.

– Ясно. И как быстро вы стали встречаться?

– Через месяц.

– А мама когда появилась между вами?

– На Пасху. Он пригласил меня в гости. Оказалось, что она не отмечает и дома нет ничего. Ни украшений, ни еды, ни мамы. Знаете, когда к празднику готовятся буквально всю неделю: покупают продукты, что-то готовят, запасают подарочки, сувенирчики, мелочи всякие, украшения в дом. У меня родители были верующие, у нас это просто… Ну как новый год…

– Очень хорошо понимаю, моя мама такая же. А ваши родители? Что они думают сейчас о вашей ситуации?

– Они умерли 5 лет назад.

– О, простите… И с этого момента, насколько я поняла, Вы говорили уже про пять лет…

– Да. Именно так.

– Но пока вернёмся в начало.

– На Пасху мама уезжала к сестре и мы приехали в пустую квартиру.

– Он жил с мамой?

– Нет, она всегда жила одна. Выпроводила сначала мужа, а когда Роман поступил в университет финансовый и его в общагу.

– Подождите, но финансовый у нас же в городе, я правильно понимаю?

– Да, у нас. Знаю, мало кто верит, что можно, живя в городе, по доброй воле согласиться не жить с мамой, а жить в общаге, где нечего есть, бардак и грязи по уши.

– Я о том же хотела спросить. Мы с вами не сильно по возрасту отличаемся. Лет на пять всего. Я помню те общаги.

– Вы не местная?

– Нет, как раз местная. Просто ходили к однокурсницам в гости. Один раз сходила и больше ни ногой.

– Я вас понимаю. Не была ни разу, у нас на факультет набор был очень маленький. Все были городские. Слишком дорого для тех, кто не мог учиться при университете в школьной студии… ну и … В общем, по словам Романа, хуже ада быть и не могло. А у них очень дорогая и пафосная квартира.

– Тем более. Да уж… Извините, продолжайте.

– Да… Ну в общем мама его приехала и устроила истерику, что без её ведома он привела в дом неизвестно кого. Мне бы тогда руки в ноги и бежать, но я так растерялась, испугалась, я даже сама не знаю. Хуже того, она стала скатывать дорожки в коридоре, словно мы там натоптали. Но там так чисто всегда, как будто клининговая компания ещё едет в лифте вниз. Понимаете?

Ольга кивнула.

– В общем, мне стало его жалко. Он тоже был шокирован поведением мамы. Правда, на самом деле. Такое не сыграешь. Я прямо-таки хотела его защитить и забрать к себе, чтобы он никогда больше не испытывал такой боли и унижения. Заботиться о нём, чтобы у него был дом, где он мог бы быть собой, чтобы был человек, который будет любить его любым… – глаза Альки внезапно поползли из орбит.

Ольга чуть улыбнулась.

– Боже. Я сейчас так говорю, как будто котёнка с помойки забрала.

Ольга улыбнулась чуть шире, довольная автораспаковкой своей клиентки.

– Боже, – Алька откинулась на кресле.

– Или как говорят в рекламе: шок – это по-нашему.

– Боже. Так же нельзя…

– Стоп, Альбина. Не то. Стоп. Произнесите полностью, что хотели сказать.

– Я хотела сказать, что так нельзя о человеке, что он действительно в тот момент был пострадавшей стороной и нереально хотелось закрыть для него этот мир, где его никто не ценит.

– Вспомните, что я вам говорила сейчас там, – Ольга кивнула в сторону окна.

Алька перевела взгляд на столик с чайником.

– Вы сказали: а где тут ты?

– Теперь в первом лице.

– А где тут я?

– Да. Альбина, а где в этой истории ты?

– Я на защите. Я забочусь, укрываю, я защищаю.

– Кого от кого?

– Его от его матери.

– А его нужно защищать от его матери? Сколько ему лет? А разве она не к Вам агрессию проявила? Разве это не о Вас там шла речь? – спросила Ольга.

Алька удивлённо смотрела на психолога.

– Дааа, – протянула она.

– Опишите ещё раз историю, упомянув, что Вы чувствовали лично. Не в переживаниях за вашего парня, а в своих переживаниях.

Алька на минуту задумалась, пристально глядя на Ольгу. Та смотрела спокойно, излучая понимание и уверенность. Ни единой подсказки в её взгляде, позе, движении Алька не уловила.

«Я должна сама, должна. О боже, как трудно».

– Я растерялась, – снова повторила она. – Я испугалась очень. Она так шмотовала несчастные половики, как будто будь на их месте я, она бы убила меня и разорвала в клочья. Мне было очень страшно, что я одна с ними в этой квартире и мне никто не поможет. Я хотела уйти, но боялась.

– Почему? – без эмоций спросила Ольга и голос её прозвучал как будто очень издалека.

– Потому что я боялась удара в спину, боялась обидеть мужа. Не знала, как вести себя в этой ситуации. Со мной никогда ничего подобного не было. Я не готова была к такой агрессии. Я ехала знакомиться с мамой своего парня, ужасно переживала, купила подарок. Мне очень хотелось понравиться, быть милой и доброй, отметить этот чудесный святой праздник. Но нет. Я как будто попала на его другую сторону, где правит сатана.

– Итак, где в этом вы?

– Я всё там же, где я не знаю, что делать и меня никто не защитил, – вдруг сообразила Алька. – Он не стал меня защищать, никак не оправдал нашего присутствия, ничего ей не перечил, вообще ничего не говорил. Он просто молчал. Хуже того, он ушёл куда-то в квартире, а я не могла никуда деться, потому что стояла в дверях гостиной, а она в коридоре передо мной размахивала половиками и орала.

– А Вы боялись пройти через неё, обуться и просто выйти в дверь, – резюмировала Ольга.

– Да. Именно так, – холодея от ужаса подтвердила Алька. – Я просто должна была уйти и забыть про этих людей, как про страшный сон. А я ринулась спасать мужика, который меня кинул на растерзание ненормальной бабе.

Ольга чуть заметно кивала.

История приобретала хорошо знакомые очертания. Девочка, которую учили быть доброй, отзывчивой и помогать всем, девочка, которую учили: подставь другую щеку, девочка, которую учили: помоги, вдруг у человека трудные жизненные обстоятельства и всё прочее. Хорошая девочка не умеет себя защищать, она умеет отдавать всё, до последней нитки. Хорошая девочка не перечит, она ищет недостатки в себе. Хорошая девочка отдаст всё за свою семью. Хорошая девочка не выносит сор из избы. Как вообще отважилась на визит к психологу и придёт ли ещё раз? Или он убедит её в том, что она к психологу пошла потому, что ненормальная? Убедит, что нормальные люди к психологам не ходят.

Точно убедит. Придёт ли ещё?

Страшную правду о себе не всем удаётся вынести.

Но хорошую девочку проще всего расколдовать обратно в норму, потому что она хорошая, она будет выполнить указания, она будет стараться, она будет делать. Она привыкла делать домашку на пятёрку и без помарок.

Главное, поймать хорошую девочку на краю пропасти, пока она не сделала последний шаг. Ведь хорошими девочками так просто управлять. Они такие послушные и такие ранимые. В них столько чужого, что сразу и не поймёшь. А там, в глубине души, где-то под тонной запретов, стереотипов и норм поведения до сих пор сидит малышка, которая ждёт, что за хорошее поведение ей подарят большую куклу в красивом платье с миллионом оборок и длинными золотыми локонами. Или хотя бы мишку. Или зайку. Но обязательно подарят. Ведь она так старалась всем без исключения угодить. Вообще всем, но только не себе.

Сейчас она даже не знает, кто такая. Сейчас ей так трудно увидеть девочку, которой нужна кукла. Сейчас ей так трудно понять что она имеет право принимать любовь и заботу и не надо испытывать за это стыд, не надо тут же бежать что-то отдавать взамен. Настоящие подарки делают от чистого сердца. Они не требуют ничего взамен. Подарки человек делает потому, что так хочет, а не потому, что ему от тебя что-то надо. В таком случае это не подарки, а торг. Вот это надо хорошо отличать. Иначе есть риск.

6.

Алька забрала Веронику около из офиса и они поехали за покупками в самый дорогой торговый центр, который только и был в городе. Алька хотел заглушить свою боль и у неё был один миллион раз проверенный и рабочий способ. Тот самый, который и у всех: шопинг.

Алька знала, что за всё надо платить. И в данном случае дважды. Один раз деньгами, причём своими, потому что бюджет с Романом у них уже давно был раздельный. Но об этом никто не знал. А вторая плата – его скепсис, придирки и вечная критика от него и его змееподобной мамаши.

Ладно бы Алька выглядела, как чучело и с фигурой нефтеналивного танкера, тогда ещё можно было бы понять, что далеко не всё на ней смотрится, как на Императрице "Шанель". Так нет же. Просто эта пропасть продолжала увеличиваться в размерах и приобретала всё больше и больше странных, страшных и отвратительных спусков в ад.

Алька думала об этом каждый день, весь день и всю ночь зачастую. Никак не могла она понять, почему, за что и зачем они с ней так. Ведь она хорошая, умная, талантливая, успешная. Она всегда всем помогает, никому не делает зла, сама решает все свои проблемы. Разве этого мало хотя бы для того, чтобы к ней уважительно относились? На сегодня, она точно это знала, она зарабатывала намного больше Романа. А если бы ещё рискнула доделать коллекцию и поучаствовать в том самом конкурсе, о котором рассказывала Ольге. А почему бы и нет? Она ещё попадает по возрасту. Ведь он для молодых дизайнеров, а это как раз про неё. Надо успеть. Ещё три года и конкурс станет для неё недоступным. Других рабочих способов забраться на подиум Алька придумать не смогла. Да и не особо хотелось, потому что это была её мечта.

Ольга сказала, что надо во всём искать себя. Алька пыталась и пока эти попытки равнялись всего двум дням. Они проговорили несколько часов, что, конечно, намного больше, чем она рассчитывала. Намного больше, чем рассчитывала Ольга. Но Алька понимала, что та хочет ей помочь, очень хочет, поэтому намеренно не отпускает её, закормила буквально чаем и конфетами, дала нареветься, даже пообнимала напоследок. Это вызвало ещё больше слёз. Алька вообще забыла, когда её обнимал другой взрослый человек с теплом и участием. От души. Это было невыносимо трогательно и странно. Алька до сих пор не могла отделаться от мысли, что эти годы словно бы лежала мёртвая в гробу, а Ольга два дня назад побрызгала её живой водой и она, Алька начала что-то видеть, понимать, оживать. Словно бы перед глазами висел морок. А тут брызнули прямо в глаза и краска потекла, и за красивой картинкой стали различимы две отвратительные рожи, которые с интересом рассматривали её, словно она подключена к чудовищным аппаратам из фильмов про инопланетян и из её тела торчат огромные иглы, провода и ещё что-то. Она резко нажала на педаль.

– Ты чё, с ума сошла?! – взвизгнула рядом Ника.

Алька посмотрела на неё отсутствующим взглядом и перевела глаза на дорогу. Да нет, она всё сделала правильно, вовремя затормозила перед "зеброй". Красный же. Просто очень резко, нервно. Но подсознание сработало чётко, вовремя и незамедлительно. А вот она тормозила долго и отчаянно. По жизни. По своей жизни, которая у неё одна единственная.

Она хотела потратиться безбожно. Но какой-то червячок сомнения неутомимо грыз и подсказывал, что в состоянии на пороге развода шиковать не стоит. Причина до одури гнилая. Брачный договор. На нём настояла его матушка, типа она в деньгах сильно понимает. Сбербанком почти руководила. Правда не всем, а заместителем начальника провинциального офиса была. Но это ж кто знает?

Алька тогда почувствовала болезненный укол в сердце, но ничего не стала говорить Роману. Делить ей особо было нечего с ним. Тогда он был богаче, как она думала. Но и разводиться она не собиралась совсем. Ей казалось, что их любви не помешает его гарпия. Но сейчас она никак не могла понять: а была ли любовь? Ну, вот никак. После встречи с психологом она каждый раз возвращалась к причинам их отношений и брака. Она и сама передумала всё миллиард миллионов раз. И её сомнения оказались правдой. Не было там никакой любви. Вот с самого начала не было.

Да, им было очень хорошо вместе. С её точки зрения.

Да, они любили одно и то же. Как ей казалось.

Да, у них были схожие проблемы в отношениях и в отношениях с родителями, кстати, тоже. Вот только у Альки не было такой агрессии дома. Просто были строгие правила, но она никогда, ни на секунду не могла подумать, что родители хотят ей чего-то плохого. Она и сейчас так не думает. Она точно знает, что они-то как раз желали ей счастья. Просто они строили своё счастье из других кубиков. Да и что греха таить. Вот они-то как раз друг друга любили. Быть может, иногда больше, чем нужно было. Точнее, их вектор был друг на друге. А дочери они давали то, что должны были, по максимуму. Немного не хватало душевного тепла и доверительных разговоров с мамой и папой. Вот их не было. Да. Отчасти поэтому она и искала их вовне.

Да нет, что там. Она именно поэтому их и искала. Дома всё было хорошо, правильно, безопасно, надёжно и навсегда. Стабильность уровня бог. Не было слияния душ.

До вчерашнего дня Альке казалось, что она фантазёрка и что такого проникновения, которое буквально на уровне души объединяет людей, не бывает, это она придумала. Романтик, фантазёрка.

Но у Ольги было иное мнение. Она с уверенностью заявила, что так бывает. У неё, например, так, и она была бы счастлива вообще бросить профессию, когда люди поймут, что именно так и должно быть. Не должно быть никакой иной причины для брака, кроме этого. Кроме настоящей любви. Как только в это вмешивается расчёт или перекладывание ответственности с одного на другого, всё, пиши пропало. Здесь никогда не будет всё так, как она придумала. Оказалось, не придумала. Ольга, её муж и их компания – это люди другой планеты. Алька хотела на эту планету. Быть может, там есть инопланетянин и для неё.

Ника всё время болтала, лезла к ней с нарядами, создавала хаос, поучала продавцов в магазинах. В общем, вела себя так, как будто деньги были у неё, а не у Альки. Вот только Алька никогда бы так не сделала. Потому что знала, как эти деньги даются, и безошибочно понимала, кто из продавцов нанятый работник, а кто сама хозяйка, которой не по карману ещё один работник, или которая сама ради этого и открыла магазин, чтобы красиво одевать или обувать людей. Она сама такая. Этот зов крови она чувствует буквально на уровне инстинкта.

Наконец Алька поняла, что ничего ей не нужно. Купленного достаточно, выше меры и надо пообедать.

Ника и в ресторане долго делала недовольное лицо и выбирала. В ресторане Алька сказала, что платить не будет за подругу, потому что денег мало взяла наличных и всё потратила. Ника разозлилась, но сделала вид, что это её официантка взбесила. Алька было хотела сказать, что поедет одна, потому что она теперь и на Нику смотрела с той же стороны, что и на Романа.

– Ты знаешь, дорогая, – внезапно начала Ника, – я позвонила твоему мужу. Он очень рад, что я поеду с тобой. Прямо захвалил меня. Так что я даже немного денег с него стрясла. Типа что это ты на свои, что ли, отдыхать должна, что за подарок такой.

– Невероятно, – напряглась Алька. – Роман дал денег?

– Да, представь, уже перевёл мне. И сказал, звонить ему, если ты вдруг захочешь купить домик в Эмиратах и тебе не хватит, – натужно смеялась Ника.

Алька вытаращила глаза. Это надо было ещё переварить. С какого перепуга он дал ей денег, а не жене? Что за бред?

– И как он объяснил, что даёт деньги тебе, а не мне?

Ника часто заморгала, пряча глаза:

– Ну сказал, что типа ты можешь потратить мимо, потому что ты нервная и плаксивая стала, можешь спустить на ерунду, чтобы только что-то купить. Типа ты шопоголик.

– Что?! – недоумевала Алька. – Я?! Откуда ему знать, если я живу на свои деньги? Что за бред?

– Ну не знаю, – побледнела Ника. – Ну, дал и дал, тебе что, плохо?

– Это ложь, враньё, полная чушь и хрень. Немедленно верни деньги!

– Тебе или ему?

– Ему. Мне его деньги не нужны.

– Хорошо.

Ника взяла телефон.

– Готово, – сказала она минуту спустя.

– Не смей брать у него деньги.

– Хорошо не буду. Я же не знала, что для тебя это так принципиально.

– Да, принципиально. Ты моя подруга или его?

– Твоя, конечно, ты что думаешь, что у нас что-то есть?

– Очень вряд ли. Ты не в его вкусе. Вот тут я полностью уверена.

Ника густо покраснела.

Алька была в ярости, щадить никого не собиралась. Она впервые обнаружила в себе это непримиримое чувство, этот шторм обиды, отчаяния и ненависти. Ненависти. В ней? В Альке? В хорошей девочке. Да сколько можно ноги вытирать об неё? Сколько можно у неё за спиной крутить какие-то странные интриги? Как это он вообще кому-то денег дал? Ладно бы вечером сказал, что звонила подруга и ныла. На вот ещё тебе денег. Мы же семья. А он дал ей. Почему? Бред какой-то. Алька была уверена, что он бы Нику послал. Отшил и забыл бы сто раз про неё.

Какая мерзость.

Чем ближе подходило время отъезда, тем больше странных и непонятных вещей творилось в её реальности. Как будто пакетик порвался и посыпалось всё, что только можно. Никогда с ней ничего такого не происходило. А теперь что-то новое и необычное происходит. Новые люди приносят совершенно невероятные осознания. Старые распаковываются так, как будто под красивой обложкой совершенно отвратительный роман о маньяках. Сама себя в зеркале едва узнаёт. А что внутри творится и вообще никак не описать. Новые чувства сносят под фундамент все знания о себе. Смотришь в зеркало и не понимаешь: кто это, почему ты такая, почему ты принимаешь или не принимаешь те или иные решения? Почему старое теперь такое не твоё, почему настоящее такое болезненное и такое заполненное одиночеством среди людей, почему будущего нет вообще? Почему никак не удаётся хоть на минуту ощутить, что мир стабилен, он не летит к черту, он предсказуем и что в следующую минуту тебя не накроет новая волна понимания своей никчёмности, запутанности твоей жизни, не накроет новая волна предательств, отчаяния, обесценивания. Не накроет новая волна чего-то такого, что ты даже понять не можешь.

Алька всегда умела принимать верные решения, если это касалось её бизнеса. Но в жизни, видимо, этот пакет готовых решений, которые она вынесла из своей семьи, годился только для её родителей. Это был их личный персональный опыт, который распространить на всех людей было совершенно невозможно. Потому что, как верно заметила Ольга: они не ты. Никто не ты. Все разные. Одинаковые, но разные. Мы все хотим примерно одного и то же: счастья, любви и стабильной жизни, где нет тяжести, а есть свой путь. А приходится играть с другими людьми. Иногда играть в их игры. И вот правил этой игры она не понимала.

Ольга заронила в неё зерно сомнений относительно её семьи – мужа и свекрови. Что-то в них было не так. Алька ещё не поняла. А Ольга, похоже, поняла, но без встречи с ними, не рисковала выносить какие-то вердикты. Но к семейному психологу Роман ни за что не пойдёт, а уж его Змея Ивановна и подавно. Даже говорить об Ольге не стоит. Точно скажут, что я пошла к ней, потому что сумасшедшая. И Нике не буду говорить. Она смотрела на подругу с подозрением. Алька на 100% была уверена, что она деньги Роману не перевела. Кто угодно, только не она. Теперь Альке даже стало интересно, как она деньги её мужа будет тратить на арабское золото. Вряд ли на него хватит, Роман бы столько не дал. Но он тоже не лыком шит, дал столько, чтобы она не отказалась ехать.

– Алечка, ну не сердись на меня, – начала подлизываться Ника, – я не хотела тебя обидеть. Я знаю, что ты сама хорошо зарабатываешь и не будешь сорить деньгами. Просто с учётом того, что ты говорила, я думаю, что он мог бы и побольше дать. За невнимание надо платить, знаешь ли, – набирала обороты её болтовня.

Дальше Алька снова перестала слушать. Она снова упала в свои мысли. Нехорошие мысли о том, как она ни в ком не разобралась, окружила себя людьми, которые не то чтобы хорошего мнения о ней. Она им всем зачем-то нужна.

А она? Боже, откуда столько наивности? Откуда столько веры, что все люди в целом хорошие и что если она к ним хорошо, то и они к ней хорошо, что все с чистыми помыслами к ней приходят. Даже в голову никогда не приходило, что можно из корысти или иных побуждений жениться, завести нелюбимую жену, чтобы что? Чтобы что? А она думала, что проблема в ней.

Да в ней, конечно, это же она слепая, как крот.

Дома Альку ждал ещё один сюрприз, которого не было лет… Никогда не было…

На кухне что-то готовилось и по дому плыли манящие ароматы. В гостиной играла какая-то романтичная лабуда на английском. Она неуверенно заглянула в комнату. На журнальном столике стояли цветы, посуда, высокие бокалы. Многочисленные подушки были разбросаны по полу, за столом сидел перевязанный огромный красным бантом кофейного цвета медведь.

Вкусно пахло чем-то незнакомым. Она поискала глазами и увидела новый предмет. Подставку для аромапалочек. В неё были воткнуты и тлели сразу три. Такого девайса раньше у них не было. Она больше любила свечи. Боялась, что палочки упадут не туда и устроят пожар.

Сердце Альки сжалось, почему-то стало больно и обидно, а вовсе не радостно. Она столько раз так делала. И столько же раз Роман придумывал какие-то дела, отговорки, семинары-совещания или просто ругался с ней по дороге домой, точно зная, что она останется одна у моря свечей, с холодными закусками, тёплым шампанским реветь под красивую музыку от того, что она никому ненужная со своей любовью и своими сюрпризами. И снова, и снова всё повторится.

– О, а вот и моя королева булавок и герцогиня ленточек, мать клубков, – обнял её внезапно Роман и поцеловал в шею. – Я сегодня сам всё приготовил. Всё, да не всё, – он развернул её к себе лицом. – Поскольку я не такая всего на свете фея, как ты, я кое-что заказал из ресторана, чтобы мы всё-таки поели. Вдруг моя стряпня не зайдёт.

Алька смотрела на него с ужасом и непониманием.

– Устала? – как ни в чём не бывало спросил Роман.

– Нет, – почему-то ответила она, хотя моральные искания и перепады настроения буквально убивали её и сейчас она хотела только полежать в ванной часок и пойти умереть или забыться мертвецким сном.

– Это странно, но я знаю, как утомить тебя, – он привлёк её к себе и снова поцеловал. – Пойдём, – он взял её за руку и повёл в спальню.

7.

– Ром, я снова хочу спросить, но ты почему-то мне не даёшь, – всё-таки попыталась завести Алька разговор о вчерашнем.

– Алька, зайка, я безбожно опаздываю, ты же знаешь. Я не могу опаздывать. Я иду на повышение. Я должен быть безупречен, подтянут, хорош и ещё лучше. Мне нельзя быть рассеянным, взвинченным и уставшим с утра. Я знаю, что ты хочешь опять поругаться, это твоё любимое занятие с утра. А мне нельзя, – бегал Роман туда-сюда по гостиной в поиске то часов, то запонок, то телефона.

Алька только удивлённо вскинула брови. Она до сих пор пыталась переварить вчерашний вечер дома. Как-то не было похоже всё это на Романа, как будто его подменили. Вроде и пытался произвести на неё впечатление. Но ощущение было, что играет роль в кино. У неё до сих пор было неловкое и неприятное ощущение во всём теле, словно бы с ней вчера был совершенно чужой ей человек. От этого она всё время ёжилась и было как-то особенно противно. Хотя чего ещё ждать. Её любовь разбилась, испарилась, улетучилась. Каждый день, каждое слово убеждали её в том, что это не любовь, это какая-то странная непонятная игра, в которой она ему нужна. Да вот хотя бы для этого, чтобы дома была своя женщина, жена, любовница, домохозяйка, но не друг, не любовь всей жизни, не близкая по духу. Просто какая-то непонятная жена. Что за слово такое? И кстати, он так ни разу не сказал ни вчера, ни сегодня, что любит её. Нет. Основной посыл был яснее ясного: вот видишь, как я умею, чего же тебе ещё надо? Для тебя стараюсь.

А ей казалось, что она не оценила, ну вот вообще. Ей вчера ничего этого не нужно было. И сегодня. Она хотела только знать, почему он всё это сказал Нике, если сказал, и зачем ей дал денег. Она и произнесла наконец это вслух, перебив какой-то монолог Романа.

Он застыл в недоумении посреди комнаты. Губы побледнели, что в его случае означало: его поймали с поличным.

Он медленно выпрямился, несколько мгновений, видимо, соображал, что ответить:

– Она твоя подруга, тут нет ничего такого.

– Но почему не мне?

– Не знаю, не сообразил, – такими же бледными губами произнёс Роман.

– Не верю тебе, – внезапно тихо вообще без эмоций сказала она.

– Вот я же говорил, – тут же пересел на свою лошадку Роман, – ты ни во что меня не ставишь, я у тебя вечно во всём виноват. Что ни делай, ты ничего не оценишь. Неблагодарная. Где бы ты была, если бы не я!

– Что? – Алька вскочила с дивана просто в ярости. – Где я бы была? Как ты смеешь! Я зарабатываю больше тебя, я это всё подстроила, купила, сделала!

– Вот именно, а когда я тебя взял, ты была никем, студенточкой, у которой едва хватило на билет. Никто. И если бы не я, у тебя бы не было ничего! На что ты бы всё это построила?

– Что за бред! Я продала две квартиры родителей и бабушки, чтобы купить это и открыть магазин. Я у тебя ни копейки не взяла.

– А кто кормил и одевал тебя, кто тебя возил везде, кто тебе машину купил?

– Да твоя машина ничего не стоила по сравнению с моим вкладом. Я это всё строила, потому что думала, что мы семья. Я бы всё это сделала и без тебя! И ещё больше получилось бы, потому что не надо было бы тебе покупать костюмы по цене самолёта и запонки с натуральными камнями. Перед кем ты там выделываешься в своём офисе? – возмутилась Алька.

Ее штормило так, как никогда в жизни. Голова раскалывалась буквально от нелепых обвинений. Всё до последнего слова было ложью. Да она никогда и не просила у него денег и не спрашивала, сколько он там получает. Это итак было понятно. У него всегда были типа свои расходы: машины, корпоративы, одежда для офиса, маме на подарок, маме надо помочь, у мамы кран сломался, парикмахер, стоматолог, съездить в командировку, подарок боссу. Всем всё. А ей, Альке? А ей позволялось его любить и заботиться о нём, чтобы потом выйти разок в театр, покрасоваться, типа вот, видите, какой мужчина мой. А он её представлял, как ту, которую едва ли не из грязи достал. Вот только всё было с точностью до наоборот. Это он жил на одну зарплату, пока его мама шиковала в роскошной квартире в центре. Это Алька помогала деньгами, советом, выручала миллион раз из таких ситуаций, что волосы дыбом. Пару-тройку раз корпоративы заканчивались в ресторанах, а финальный аккорд игрался на решётке в участке, куда за драку пьяных топ-менеджеров привозили не на самых роскошных машинах.

Даже мама его не знала. И никто из её подруг, потому что ей было стыдно сказать, что у её мужа есть такая планочка, за которую он может упасть низко. Очень низко. Она не могла. Не хотела и никогда бы не сказала. Тогда бы все поняли, что она принесла домой весьма проблемного котёнка. До сих пор она о нём так не думала. Но в кабинете у Ольги к ней в голову пришёл именно этот образ и заякорился. Ей надо перестать оправдываться и посмотреть на ситуацию трезвыми глазами: это она сама во всём виновата. Не в его отношении к ней, не в том, что у него в голове непорядочек, а у его мамы полный караул, а в том, что она всё время посыпает проблемы розовыми лепестками, как будто за ними не будет видно грязи. А вот он, первый же порыв ветра, ещё не буря, лишь её предвестие, и лепестки унесло. Осталось по углам, как эти чуть увядшие розы и фантики от конфет, даже большой плюшевый мишка лежит на боку на полу. Большой плюшевый мишка – символ большой и чистой, словно бы детской любви. Лежит убитый. И она убита. Она буквально чувствует, как ноги подкашиваются от ужаса и несправедливости, сердце словно вырывается наружу, удушающая боль стоит в горле. Он её сделал, он её с помойки достал. Да кто ты такой?!

Алька даже не слушала уже, что он там орёт. Но, судя по багровому теперь лицу Романа и то и дело мелькающим перед лицом рукам, ничего хорошего. Мгновенно пронзила мысль, что он хочет её ударить, просто ищет повод, а она не отвечает. Поэтому он провоцирует, но не решается пока.

Алька в ужасе взглянула ему в лицо.

Её испуганный взгляд недоумения, разочарования и боли словно бы вырвал его на секунду из потока лжи и обвинений.

– Не надо эти щенячьи глаза делать больше, Альбина! – внезапно услышал она. – Я больше не буду тебя прощать! Если ты в отпуске не разберёшься со своими проблемами в голове и не начнёшь вести себя как положено, я с тобой разведусь!

Алька захлебнулась от негодования и несправедливости. Она только открыла рот, но не нашлась, что сказать. Замахала руками, словно бы тонула и не могла понять, где она.

– Ненормальная, – рыкнул Роман и стремительно вышел из комнаты.

Алька в ужасе закричала наконец, зарыдала и села прямо на пол.

– Что за бред это сейчас был? Как вести себя? Что значит, так вести себя? Как положено? Что за отвратительный шантаж? Почему опять?

Они уже столько раз это обсуждали. Но сегодня всё иначе. Сегодня она уже понимает, что к чему. Сегодня она дала первый раз отпор. Не лебезила, не плакала, не умоляла, не пыталась никого понять, простить и принять только потому, что они семья. Сегодня она открыла рот и получила тот ответ, который заслужила. Честный. Точнее, в этом ответе не было ни слова правды. Честным он был потому, что Роман именно так о ней и думает. Он думает о ней, как о никчёмной, никому не нужной девчонке, которая всем и хороша, что вывеской и деньгами. Она ни для чего ему больше не нужна. Она просто удобная.

Была, пока не открыла рот.

Только сейчас через тяжесть разочарования, обиду и боль она начала осознавать, что он ей наговорил. Просто это было так нелепо и так несправедливо, так лживо, что она до сих не могла уложить это в своей голове. Оно просто звучало где-то в пустоте этой комнаты, а она в шоке от того, что слышит, проваливалась в свою боль и отчаяние, понимая, что любое её слово против вызывает ещё больший поток лжи, обвинений, грязи и всего прочего. Она сидела на полу, раскачиваясь в такт своим мыслям, запустив руки в волосы. Изломанные напряжённые пальцы отражали сейчас все перипетии её жизни, все непонятные кривые дороги, которые привели сюда, в эту точку, где пакетик порвался и высыпались из него вся скрытая в Романе гниль.

«Надо же. Боже, как чудовищно страшно, несправедливо и нелепо. Это нелепо. Так не может быть. Не может быть, чтобы человек, который живёт рядом с тобой столько лет, на самом деле думал о тебе такое. Да как же ему самому не противно жить-то с такой мной, если я нахлебница, дура, психически больная и тяну его назад?

Так не удивительно. Другую такую он нигде с фонарями не найдёт, которая будет терпеть такого напыщенного павлина, как он и спонсировать все его прихоти. Нет такой другой дуры, которая бросит свою жизнь ему под ноги, потому что её мечты его не устраивают. А почему не устраивают? Да потому что она заберётся на Эверест, если ей дать крылья, и не факт, что он до неё дотянется тогда. Да нет, точно не дотянется, не выйдет ни за что на свете. Быть маленьким боссом в провинциальном городе – это максимум, на который он может претендовать. Но Алька достаточно хорошо знала мужа, чтобы понимать: его не повысят. Это не его уровень. Как раз из-за характера. В нём нет твёрдости в принятии решений. Он будет искать исполнителя, на которого свалить сначала работу, а потом ответственность, никогда не поведёт за собой армию. Это её скил. Это она умеет вставать, снова идти и бороться. Но они это в ней давили много лет, разбирали по кирпичикам, обесценивая все её проекты, все решения, все дела. Всегда только насмешки, придирки и так далее. Но по его словам, это была здоровая критика, которая должна была помочь ей найти слабые стороны её проектов и по итогу отказаться от них. Но она не оказывалась. Точнее отказалась не ото всех. Самые крылатые она из-за этого как раз и отложила. Из-за этого и пострадала. Он наступил ей на горло и стоял. А она вопреки всему продолжала ползти в сторону мечты и делать великие дела. Не настолько большой город, не так много женщин–предпринимательниц её уровня чтобы она их не знала.

Боже, как больно и странно, как нелепо и не справедливо!»

Она упала на бок на пол, протянула руку к бедному забытому всеми мишке, прижала его к себе и, зарывшись в него, буквально застонала от боли. Вот так всё рухнуло, вот так. Вот как это бывает. Когда лицемерие зашкаливает настолько, что взрывается изнутри. Словно супервулкан.

«Но боже, как чудовищно больно!»

8.

– Привет. Поможете?

Алька подняла глаза от нового номера «Индустрии моды», где она в сотый раз пыталась прочитать хоть что-то. Рассеянный взгляд попытался сосредоточиться на покупательнице. Перед ней стояла среднего роста чуть полноватая девушка с совершенно прямыми волосами цвета скандинавский блонд. В руках она держала несколько бобинок пряжи разного цвета.