В тени

Предисловие

Все персонажи и описываемые события являются вымышленными.

Любое совпадение с реальными событиями и людьми является случайностью.

Пролог

Была половина пяти часов утра. Охранник с жалостью взглянул на женщину, спящую на скамейке во дворе полицейского участка. Одета чёрт пойми как – на ногах старые лоферы[1], напоминающие галоши, на теле – растянутые в коленях спортивные штаны и две недели нестиранная футболка. Вчера прошёл дождь, она сидела на той же скамейке в той же одежде. Ходила ли она ещё домой после этого? Вряд ли!

Охранник вздохнул и отошёл от окна.

Нельзя долго смотреть на то, что вызывает жалость. Велик шанс от этой самой жалости расчувствоваться и наделать глупостей, которые выйдут себе же боком! – считал он.

Он сделал себе чашку крепкого чая, сел за кроссворд и вспомнил случай почти тридцатилетней давности. В то время он был молод и служил в более опасном, чем отделение полиции, месте. В тюрьме.

Весёлого на его предыдущем месте работы было мало, а риска предостаточно. Там были те, для кого ничего не стоит всадить человеку пулю в череп, и те, кто заучивал имена охранников и считал дни до освобождения, перед сном придумывая способы мести своим надзирателям.

А ещё там был Антон, с которым охранник учился в одном классе. Даже в школьные годы никто не ожидал от Антона свершений, но никто и не думал, что за десятилетия он превратится в заключённого, отбывающего срок за попытку ограбления. Попытку. В том то и была беда, вызывающая ещё большую жалость.

Да, – подумал охранник, когда одним вечером бывший одноклассник заплакал, прося хотя бы на ночь отпустить его домой, чтобы была хотя бы возможность нормально поспать, – человек – идиот, попытавшийся ограбить банк. Но спать на подушке с клопами, зная, что сосед по камере может в любой момент зарезать тебя за храп… Этого он не заслужил. Да и, одноклассник, как никак, – добавил мысленно аргумент в пользу того, что он поступает правильно, выполняя просьбу старого знакомого.

Взяв обещание, что тот его не обманет и на утро вернётся в тюрьму, охранник отпустил его домой. Он был уверен: Антон вернётся. Ведь из-за трёх кредитных миллионов ему совсем невыгодно оставаться на свободе.

На утро Антон в тюрьму не вернулся.

Приехав к нему домой, охранник обнаружил мёртвое и давно остывшее тело, висящее на петле.

После того случая охранник сделал лишь один вывод: Никогда не стоит помогать тем, кто вызывает жалость. Причина проста: жалкими бывают только слабаки, а слабаки всегда выбирают путь наименьшего сопротивления, который в конце концов неизбежно приведёт их к затоплению. Так стоит ли тонуть вместе с ними? Нет! К тому, что вызывает жалость лучше всего относиться с лёгким презрением.

Вспомнив этот случай и отхлебнув чай, охранник снова взглянул в окно. Женщина, спящая на скамейке, перевернулась на другой бок и скрутилась в позу эмбриона. Видимо, так она боролась с утренним холодом.

– Ну нет! – сказал себе охранник. – На жалость я больше не поведусь. Пусть сами тонут, я с ними тонуть не собираюсь.

После того случая его чуть не уволили с работы.

Унизительными мольбами и бесконечными объяснительными ему удалось сохранить работу, но путь к дальнейшим повышениям по службе был навсегда закрыт. Сочувствие обошлось ему слишком дорого.

Прошло почти три десятилетия, и теперь он в ночную смену охранял здание правоохранительных органов. Он отхлебнул следующий глоток крепкого, терпкого чая и попытался переключить мысли с мёрзнущей на скамейке женщины на кроссворд.

– Три по вертикали. Способ размножения птиц. Четыре буквы. – проговорил задумчиво и в то же время ошарашенно. – Ну и ну! Способ размножения! В моей молодости редактора газеты расстреляли бы за такие вопросы в кроссворде!

Не угадав, он принялся за следующие вопросы. Когда половина кроссворда заполнилась, снова вернулся к третьему вопросу по вертикали.

– Способ размножения птиц. – повторил уже задумчиво. – Второе «и краткий», третье «ц»… Яйца! Это яйца! – воскликнул с радостью, а потом со смехом и облегчением заметил. – Ах, вот оно что… так, значит, имелось в виду способ рождения, а не способ зачатия.

Охранник отложил газету и через две минуты всё же пошёл к скамейке, на которой спала женщина.

«Люди, вызывающие жалость, бывают разными. – размышлял он, шагая к скамейке. – Одни из них идиоты и слабаки. Как Антон, который, поверив в лёгкий куш, влез в кредит и даже не под ноль, а под минус вложился в финансовую пирамиду, затем, чтобы расплатиться с кредитором, попытался ограбить банк, ну и под конец, испугавшись трёх лет в одной камере с крысами и амбалом, в состоянии аффекта зарезавшем друга, закончил с петлёй на шее и кучей дерьма в штанах. Такие сами виноваты в своих бедах. Они ищут лёгких путей и в итоге оказываются в тупике…».

Охранник взглянул на женщину на скамейке. Месяц назад, когда она впервые сюда пришла, её щёки были круглыми и румяными как свежеиспечённая булка. Сейчас лицо осунулось. За исхудавшими щеками чётко различались линии скуловой и челюстной частей черепа, веки и кожа вокруг глаз свалились в глазницы, а уголки губ, ещё недавно указывавшие стрелки наверх, теперь тянулись вниз.

Охранник продолжил размышления:

«Но среди тех, кто вызывает жалость, бывают те, кто оказался в подобной ситуации не по своей вине, глупости или слабости. Таких из колеи выбило самое жестокое, что только могла придумать природа – люди. Другие люди. Вот такие-то и вызывают искреннюю жалость!». – заключил охранник свои мысли и прикоснулся к костлявым плечам женщины.

– Людмила Петровна. – разбудил он женщину.

– А? – та проснулась моментально, вскочила с места и вытаращилась на него потухшими глазами.

Вид у неё был совершенно неважный. И дело не только в сальных волосах и грязной футболке. Дело во взгляде, в который день за днём прокрадывалось безумие.

Нет, – подумал охранник, – к тем, кто вызывает жалость, лучше относится с лёгким презрением. Но раз уж вышел, всё же сказал то что собирался:

– Людмила Петровна, пройдёмте внутрь. Ночью и под утро на улице холодно.

Они прошли внутрь, но лишь до турникета у поста охраны. Сидеть, а тем более лежать было негде, и охранник принёс три стула с мягким сиденьем, из которых соорудовал скамейку.

– Людмила Петровна, когда вы последний раз ели? – Спросил он.

– Я… да… я ела, ела.

Женщина сидела, без конца теребила кулон в виде креста и качалась на месте, будто убаюкивала саму себя. Судя по беспокойно бегающему взгляду, покачивания мало помогали ей успокоиться.

Охранник принёс ей чай и бутерброд с колбасой.

– Поешьте. – сунул ей в руки еду.

– Да благословит вас бог! – сказала вместо спасибо.

До того, как в полицейском участке начался рабочий день, она больше не уснула. Она всё так же сидела и покачивалась на месте, и это всё так же не помогало ей успокоиться.

К девяти начали подходить люди, и Людмила Петровна с надеждой увидеть того, кого она ждёт, не отрывала глаза от двери. Когда он подошёл, она бросилась к нему в ноги.

– Виктор Львович! Ради бога, выслушайте меня! Прошу прислушайтесь ко мне! Это сделал он! Люцифер! Моего сына убил Люцифер!

Виктор усилием воли поднял её на ноги. Посмотрел в безумные и заплаканные глаза, не видевшие нормального сна уже месяц.

– Людмила Петровна, поверьте, мы делаем всё, что в наших силах, чтобы поймать убийцу вашего сына.

– Но это он! Это Люцифер! Поймайте! Помотайте его!

Виктор крепко сжал её за плечи и установил зрительный контакт. Дождался, когда она успокоится и чётко, доходчиво проговорил:

– Людмила Петровна, Люцифер умер почти двадцать лет назад. Поймите, его нет в живых уже два десятилетия. Но я обещаю, мы поймаем убийцу вашего сына. Мы его поймаем!

[1] Лоферы – закрытая обувь без застёжек и шнурков

Глава 1

Виктор вихрем ворвался в актовый зал Санкт-Петербургского государственного университета. Дверь хлопнула. Лектор перестал говорить и удивлённо посмотрел на вошедшего полицейского. Сидящие оглянулись. Виктор удивился не меньше присутствующих. Он и не думал, что будет так много желающих послушать про истинные корни депрессии, неспособность строить крепкие социальные связи, диссоциативное расстройство личности[1]и другие проблемы, творящиеся у человека внутри черепной коробки. Но актовый зал был полным. Или даже переполненным. Не успевшим занять сидячие места приходилось стоять на балконе или вдоль стены.

Что тут сказать, – подумал он, – люди любят психов и научные объяснения разным проблемам с башкой. Может, потому, что сами немножечко того и ищут оправдания в науке?

– Как я и говорил, нормальных людей на планете нет. Ни одного. – лектор спокойно продолжил говорить. – Потому что нет точного определения слову «норма». Это очень растяжимое понятие с широким диапазоном для понимания. Но некоторые люди сильно выбиваются из этого диапазона. Если пытаться представить данную картину в графике, в пример можно привести линейку в тридцать сантиметров. Тех, кто находится в пределах от десяти до двадцати сантиметров, то есть посередине, можно считать нормальными. Один человек из данного диапазона будет совершенно не похож на другого, кто также расположился в этих десяти сантиметрах. Но они оба нормальные. Однако тех, кто расположился в одну или другую сторону от этого широкого диапазона, есть все основания относить к ненормальным. Чем дальше к краю линейки, тем более сильно расстройство. Проблема может заключаться только в том, чтобы распознать в таких людях ненормальность.

Иногда это совершенно нетрудно распознать! – подумал Виктор, нахмурившись.

С теми, а точнее с той, кто располагался в самом краю линейки, он был знаком ещё с рождения. Внутри неё он рос и развивался девять месяцев, а потом она воспитывала его четырнадцать лет… Если вообще можно сказать, что она его воспитывала. Скорее он воспитывался сам по себе. А она… она дала ему жизнь, но отобрала всё остальное – спокойствие, ночной сон и даже немного здоровья. Её ночные крики сводили его с ума. А однажды, когда он возвращался из школы, её «синдром» обострился. Ей стало казаться, что за дверью чудовища, что вся улица кишит чудовищами. Она заперла дверь квартиры изнутри и не узнавала даже собственного сына.

– Мам, открой. Это я! – он долго стучался в дверь.

– Кто вселился в моего сына? Оставь моего мальчика в покое! – кричала она через дверь.

Виктор просидел тогда в парадной[2]до ночи. Потом она его впустила. Но не потому, что её синдром отступил, а потому, что ему удалось убедить её, что «оно» выселилось из его тела, и теперь он не представляет угрозы.

Этот случай и вспомнил Виктор, услышав, что распознать ненормальность бывает трудно. Да нет же! Чаще всего всё очевидно! И часто всё заканчивается плачевно.

– Сессия вопросов и ответов продлится пятнадцать минут. – сообщил лектор.

Орава рук с шорохом взмахнула вверх.

Виктор прислонился к стенке и стал терпеливо ждать. Разговоры про психические расстройства его мало интересовали – на психов он больше нужного насмотрелся на работе. Но, уходя с места преступления час назад, он остро ощущал потребность сообщить о случившемся своему другу – тому самому, кто прямо сейчас вещал со сцены. И он примчался сюда – в Санкт-Петербургский государственный университет, куда его друг, известный всей стране психотерапевт, приехал на недельные лекции. Кто же знал, что Виктор попадёт на его выступление.

– Павел Андреевич, скажите, склонность к депрессии может быть врождённой? – спросил первый человек из зала, которому дали слово. – То есть, я имею в виду… Моя мама всю жизнь страдала от депрессий, и иногда я ощущаю, что эта зараза пытается одолеть и меня. Тогда я думаю, а не мамин ли это подарочек, доставшийся мне в наследство.

Виктор посмотрел на часы, потеряв всякий интерес. Чего же слушать про то, как люди пытаются перекинуть на гены свою слабохарактерность?

Павел Андреевич в ответе говорил что-то про то, что никаких доказательств наследственности психических расстройств нет, но давно замечено, что дети, которые были воспитаны в семьях, где один из родителей страдал от подобного недуга, имеют больше шансов «заболеть». Но Виктор уже не слушал и делал это намеренно. Он любил свою мать, какой бы она ни была. И всё же ему не нравилось сознавать, что он – сын шизофренички, не всегда узнававшей в нём своего ребёнка и в конце концов покончившей с собой, оставив его на волю жестокого отца.

Да уж! – вспомнил Виктор жизнь с отцом, которая была далеко не сахар.

Он так и не узнал, чем занимался его отец, но догадывался: чем-то очень прибыльным судя по тому, что все в семье ходили в джинсах, которых в то время было в дефиците, и не очень законным, судя по тому, что его пришили пулей в голову возле Серафимовского кладбища. Что он там делал в три ночи (время смерти установила экспертиза) – этот вопрос навсегда останется неотвеченным.

Наконец пятнадцать минут сессии вопросов и ответов прошли. Павел Андреевич захотел покинуть сцену, но одна рука из заднего ряда упёрто торчала вверх. Владельцу руки позволили задать завершающий вопрос. Это был, по мнению Виктора, единственный адекватный вопрос из всех заданных по итогам лекции:

– Павел Андреевич, – обратился последний вопрошающий, взяв в руки микрофон, – может ли человек совсем не догадываться, что внутри него живёт вторая личность? То есть, он как бы ведёт двойную жизнь и даже не догадывается о том, что вытворяет вторая личность, пока первая спит?

Виктор хмыкнул. Сильнее, чем психов, люди любят только мистических психов. Но тут хотя бы вопрос построен конструктивно.

– Да, такое вполне возможно. Но чаще бывает так, что одна из личностей всё же догадывается о присутствии «кого-то ещё», – изобразил пальцами кавычки. – Возьмём даже к примеру Билли Миллигана[3]. Кристен[4]первой догадалась, что живёт «в семье», а не одна. Артур[5]учил Кристен читать и вместе с Рейдженом[6]признал Адалану[7]нежелательной личностью. И так далее, и так далее. Даже если личности не имеют возможности встретиться, одновременно заняв тело, они могут знать о существовании друг друга и даже взаимодействовать.

– Но ведь одна из личностей может умело скрываться, а вторая и не догадается о её существовании. – настоял студент.

Павел Андреевич рассмеялся.

– Надеюсь, вы спрашиваете не для того, чтобы вывести на чистую воду вторую личность в своём теле. – сказал добродушно.

Шутка достигла цели – по актовому залу пронёсся смех. Павел Андреевич закончил ответ:

– В теории такое, конечно же, возможно. Однако, очень трудно скрыть от самого себя, что под одной крышей с тобой живёт кто-то ещё. Одна из личностей в конце да концов замечает изменения – в обстановке, во внешности, в чём угодно – и начинает своё расследование. И когда-нибудь вторая личность попадётся.

– Когда-нибудь попадётся. – прошептал Виктор себе под нос, думая о месте преступления, в котором был чуть больше часа назад. Изуродованное тело, крест, выжженный на груди… – Когда-нибудь этот гад попадётся.

После лекции он подошёл к Павлу Андреевичу.

– Витя! Какими судьбами? – спросил Павел и прежде, чем друг успел ответить, добавил. – Только не вздумай говорить, что захотел послушать мою лекцию. В отличие от этих студентов ты терпеть не можешь разговоры про психические расстройства.

– И считаю это правильным. Эти студенты слишком романтизируют всяких психов! – произнёс, уходя от вопроса и оттягивая момент признания в том, что он пришёл сказать.

Павел мягко улыбнулся.

– Им по двадцать, Витя. В этом возрасте нормально всё романтизировать.

– Знали бы они, каких только тварей земля не носит, захотели бы держаться от всего этого подальше! – ответил Виктор эмоционально.

Павел сосредоточился и повернулся к другу всем телом.

– Об этом ты ведь и пришёл поговорить? – спросил, посерьёзнев.

Виктор неуклюже переменился с ноги на ногу.

– Тебя не проведёшь. – пробурчал, нахмурившись.

– Работа такая. – ответил Павел известной фразой. – К тому же, я тебя слишком долго знаю. Ты становишься очень эмоциональным, когда разговор доходит до той части, о которой тебе сложно рассказывать.

Момент настал – Виктор должен сказать то, за чем пришёл. Где бы найти для этого силы?

Он вытащил из кармана телефон и открыл галерею. До этого дня Виктор никогда не нарушал протокол и не делал фотографий на личное устройство на месте преступления. Но это было дело личное, и он знал, что криминалисты могут упустить детали, которые нельзя упускать. Поэтому, когда остальная команда отошла в сторону, он сделал несколько снимков, а вдобавок – видео покойной.

Он положил телефон на стол и запустил видео, чтобы Павел смог взглянуть на работу «давнего друга».

– Женщина была убита в своей квартире. Крепко привязана к стулу. Ногти вырваны – перед смертью её пытали. На груди выжжен крест – криминалисты считают, железным предметом, раскалённым на газовой плите. – прокомментировал Виктор, когда видео закончилось.

– Жестокость этого преступления – это далеко не единственное, что тебя тревожит. – снова догадался Павел.

– Я её знал. – разбито проговорил Виктор. – Плохо, но знал. Полгода назад убили её сына. Она была так сломлена, что буквально спала перед отделением, пока велось расследование. Не хотела упустить момент и увидеть его своими глазами, когда мы его поймаем.

Павел сочувственно положил руку другу на плечо.

– Это его рук дело. Я уверен. Я понял это сразу, как только увидел тело. – договорил Виктор с яростью.

– Крест указывает на это. – подтвердил Павел, тяжело вздохнув. – Что ж, мы оба знали, что он когда-нибудь вернётся. Такие прекращают своё дело только когда ложатся в землю.

– Когда-нибудь этот гад попадётся! – повторил Виктор недавние слова. – Я его поймаю! А потом убью! Вот увидишь, я отомщу за неё.

[1] Психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором идентичность человека не является целой и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей. Идентичность может быть разделена на две и более части. При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение» – одна часть идентичности сменяет другую.

[2] В Питере подъезды жилых домов принято называть парадными.

[3] Уи́льям Стэ́нли Ми́ллиган – американский гражданин, один из самых известных людей с диагнозом «множественная личность». Расщепления личности Миллигана насчитывали 24 полноценных личности, из которых 10 были основными.

[4] Одна из личностей Билли Миллигана. Трёхлетняя англичанка. Одна из первых проявившихся личностей.

[5] Одна из личностей Билли Миллигана. Утончённый англичанин. Эксперт в медицине. Атеист.

[6] Одна из личностей Билли Миллигана. Югослав, в английской речи которого различается славянский акцент. Дальтоник и пишет монохромные картины. Коммунист и эксперт в оружии.

[7] Одна из личностей Билли Миллигана. Лесбиянка. Занималась изнасилованиями, чтобы получить любовь и ласку.

Глава 2

Виктор вышел из душа, остановился в дверном проёме и застыл, заворожённо уставившись на Карину. Она полулежала на кресле, закинув стройные, обнажённые ноги на подлокотник, и читала «Дьявол» Толстого. Она неспешно проплыла глазами до последней буквы на странице и плавным движением кисти перевернулся страницу.

– Долго будешь там стоять или всё же подойдёшь? – спросила игриво, не отрывая глаза от текста.

– Любовался твоей красотой. – Виктор шагнул навстречу.

Карина отложила книгу. В глазах появился блеск.

– Сильно красивая? – улыбнулась горделиво и одновременно застенчиво.

– Сильно! Даже не понимаю, чем я мог привлечь такую, как ты. – восхищённо улыбнулся.

– Ну-ка подумаем! – сделала вид, будто задумалась. – Есть в тебе особенные черты. Например, ты умеешь быть нежным и в то же время страстным…

Карина собиралась продолжить, но Виктор тут же подхватил:

– Значит, тебе нравится, когда я становлюсь страстным?

– Ещё как! – произнесла с мурлыканьем.

Виктор тут же подхватил её, поднял с кресла и бросил на кровать. Недавнюю восторженность, проявляемую с неуверенностью, сменил непоколебимый напор. Он стал целовать её в губы, в шею, за ушком… Да! Целовать её за ушком было самым приятным. Едва его губы касались мочки её уха, она издавала приглушённый стон. Это возбуждало.

Виктор резко оторвался от её кожи, повис над ней и посмотрел прямо в глаза.

– Переезжай ко мне! – предложил не впервые.

Карина рассмеялась.

– Ты же знаешь, я не могу.

– Конечно, можешь! Ты моя невеста, если не забыла. – он указал на бриллиантовое кольцо на её пальце – всё, на что хватило зарплаты младшего в милиции.

Карина рассмеялась сильнее.

– Вить, ты знаешь моих родителей. Они не позволят мне переехать к тебе до свадьбы.

Губы Виктора растянулись в нахальной улыбке.

– А они позволяют тебе заниматься тем, что мы сейчас делаем?

– Для них я сегодня ночую у Дашки.

– Должен признать, что в отсутствии родителей есть свои плюсы. Делаешь себе что хочешь и ни перед кем не отчитываешься. – сказал Виктор после недолгой паузы.

– Ха! – вырвалось у Карины с удивлением. – Не ожидала от тебя таких циничных высказываний.

Взгляд Виктора переменился.

– Просто я давно привык быть сам по себе… На деле, мои родители не следили бы за мной, даже если бы были живы.

Эти слова моментально изменили тон беседы и самого Виктора. Он помрачнел. Возбуждение спало. Он рухнул на кровать рядом с Кариной, растянулся пластом и уставился в потолок. Вспомнились детство и юность.

Мать редко навещала реальность, а в те короткие мгновения, когда пребывала в своём уме, садилась перед иконкой и молилась, чтобы бог её излечил. Отцу всегда было не до него – ни до развода родителей, ни после. Только после того, как мать умерла, и Виктор начал жить с ним, он начал с ним сближаться, но и этот период продлился недолго. Отца тоже не стало, и Виктор остался предоставлен лишь самому себе.

Но теперь в его жизни есть Карина, и он будет бесконечно благодарен Павлу за то, что тот познакомил его со своей младшей сестрой.

– Что-то случилось? – спросила она, посмотрев в его потухшие глаза.

– Прости. – Виктор вздохнул ещё раз. Только на это он и был сейчас способен.

– Ты по ним скучаешь? – голос звучал сочувственно. Сочувственно, а не жалобно, для него это было важно.

– Не по обоим… – ответил Виктор и замолчал на полуслове.

Глава 3

Никита зашёл в мужскую раздевалку и прошёл к своему шкафчику. Двое его коллег, уступая ему дорогу, шагнули в сторону, когда он проходил мимо, но сделали это так, будто отходят в сторону от неприязни. Никита не обратил ни малейшего внимания тому, каким взглядом они его проводили. Он подошёл к своему шкафу и ввёл код на замке.

Один из коллег фыркнул и пробурчал под нос:

– Выскочка!

Второй, заручившись поддержкой, высказал мысли громче:

– Чё, Миронов, снова из себя героя состроил?

Никита повернулся и невозмутимым голосом ответил:

– Не понимаю, о чём ты.

Коллега снова фыркнул, на этот раз открыто.

– Да о твоём последнем деле. Тебя ж там чуть не пришили! Даже сдохнуть готов, лишь бы тебя снова признали лучшим агентом. – замаскировал зависть под насмешку.

Потеряв интерес, Никита развернулся обратно к своему шкафчику.

– Я всего лишь выполнял своё дело. – сказал холодно.

Он снял куртку, повесил на вешалку, вытащил из шкафчика полотенце и новую футболку, закрыл дверцу, заблокировав кодовый замок, и ушёл в душевую. Коллеги проводили его теми же взглядами.

– А чего это он в душ всегда в одежде ходит? Все тут раздеваются, а этот прямиком в футболке и штанах. – сказал один из них, когда Никита закрыл за собой дверь.

– Стесняется, наверно. – посмеялся второй. – Ты разве не слышал, у него всё тело в шрамах.

– Да? А что с ним случилось? – спросил коллега удивлённо.

– Да кто его знает. Опять, наверно, ради своего имени на доске почёта под удар полез. Супергерой хренов! – махнул рукой раздражённо.

Никита тем временем принял душ и в довершение встал под ледяную воду. Первое время телу было некомфортно в холоде, спустя пару минут кожу начало покалывать, а кончики пальцев стали неметь, ещё немного погодя посинели губы, во всём теле началась дрожь, многочисленные шрамы и линейные рубцы[1]покраснели, а самые свежие из них от воды раскрылись и прожгли болью. Никита не реагировал, лишь продолжал стоять под ледяным душем с закрытыми глазами.

Спустя ещё несколько минут, когда тело уже перестало реагировать на холод, а пульс и дыхание начали постепенно замедляться, он выключил воду. Открыл глаза, вытерся полотенцем, оделся прямо в душевой и вышел. Из его шкафчика доносился знакомый рингтон.

Никита ввёл код на замке, отыскал во внутреннем кармане куртки телефон и ответил на звонок:

– Здравствуйте, Виктор Львович.

– Привет, Никита. – голос Виктора Львовича был надломлен. – Ты уже слышал о последнем убийстве?

Оперативно слухи разносятся. – подумал Никита. Не успел он вернуться с задания, и уже даже в полиции прознали о том, что в городе произошло убийство. И всё же он решил не подавать виду – устав организации запрещал разглашать любые сведения об операциях.

– Нет. А что там? – тон его голоса в любой ситуации оставался одинаково безразличным, поэтому и невозможно было догадаться говорит ли он правду, лжёт, а может, насторожен или наоборот радостен.

– Убита женщина. На теле следы истязания, на груди посмертно выжжен крест. – коротко изложил начальник отдела особо тяжких преступлений полиции.

– Люцифер. – также коротко ответил Никита, непроизвольно сжав в кулаке телефон.

– Я подумал так же. И всё же я бы не спешил выдвигать такие смелые предположения на собрании. Любые неверные доводы могут увести полицию по ложному следу.

– Как и не озвученные доводы могут тормозить дело и не привести к верному следу. – настоял Никита.

Виктор Львович, хоть и был старше и половину жизни проработал в правоохранительных органах, никогда не отличался решительностью. И если он не хочет озвучивать самое очевидное предположение, воскресив тем самым давно забытые городом воспоминания о Люцифере, это придётся сделать Никите.

– Сможете прислать мне материалы дела? – спросил он тут же.

– Ты знаешь, это запрещено. Но не могу тебе отказать. – ответил Виктор Львович.

Закончив звонок, Никита тут же отправился в главный офис организации. При входе показал пропуск, проехал в лифте до последнего этажа и уверенно устремился в кабинет начальства. Зашёл без стука и без никаких приветствий выложил на стол телефон, на котором было открыто изображение, отправленное ему Виктором Львовичем.

– Вы обещали, что, когда это случится, делом займусь я. – напомнил давнее обещание, о котором никогда не забывал.

[1] Линейные рубцы образуются после порезов и хирургических разрезов.

Глава 4

Собрав весь штат отдела особо тяжких преступлений, Виктор Львович проводил совещание. Он вывел на доску фотографию жертвы, сделанную общим планом, и начал свою речь:

– Жертва. Людмила Борисовна Журавлёва. Сорок шесть лет. С ней вы все знакомы. Полгода назад убили её сына, и она приходила сюда чаще некоторых из вас.

Решившие, что последнее предложение начальника отдела – это выпад в их адрес, склонили головы. Виктор Львович продолжил говорить:

– Убита в собственной квартире. Следов взлома нет, а значит, убийцу она впустила сама – вполне возможно, что была с ним знакома. – Виктор переключил слайд на фотографию, где зафиксированы руки жертвы с вырванными ногтями. – Перед смертью её пытали.

– У неё взять-то было нечего. Кто и зачем мог её пытать?! – донеслось с конца зала.

– Говорил я вам ещё тогда, её сын не был никаким машинистом поезда! Не знаю, какие дела он проворачивал, но за это его и грохнули! А теперь и до матери добрались! – последовал более эмоциональный ответ от другого полицейского.

– Ни то, ни другое! – закричал Юрий из толпы. – Этот сукин сын убил её не из-за сына! И пытал он её не за тем, чтобы что-то у неё взять!

– Так и зачем тогда?!

– Да затем, что он больной ублюдок! Вот зачем!..

Собрание рисковало превратиться в балаган, но начальник отдела вовремя вмешался:

– Пашин, держите себя в руках! Вы не на рынке, а в полицейском участке, мать вашу! – спокойно, но злобно проговорил Виктор Львович.

Все притихли. Юрий даже не собирался успокаиваться. Он вышел на середину, к начальнику отдела, выхватил пульт и переключил слайд на предыдущий. Теперь на экране снова показывалось изображение жертвы в общем плане – женщина сидела, привязанная к стулу, а на обнажённой груди красовался выжженный раскалённым металлом крест.

Виктор Львович бросил косой взгляд на своего подчинённого, никогда не отличавшегося умением держать себя в руках, но не поспешил его перебить и заставить замолчать.

– Юре повезло, что у нас слишком добрый начальник. – шептались в толпе. – Был бы на месте Виктора Львовича кто-то другой, он бы вылетел отсюда в окно.

– Пытали, чтобы что-то получить, значит? – продолжил эмоционально Юрий и, активно размахивая руками, начал водить по выведенной на доску фотографии. – Да вы разуйте глаза и посмотрите на фото! У неё на груди выжжен крест. После смерти! Он выжег крест после её смерти! Зачем этой гниде выжигать на её теле крест уже после смерти, если он пытал её для того, чтобы выведать секреты её сыночка?! А?!

Зал притих и задумался. Юрий, видя, что его слова начинают воспринимать всерьёз, несколько успокоился.

– То-то оно! Потому что не пытался он у неё ничего выведать. Он её пытал, потому что он, мать вашу, гнилой кусок говна! – закончил Юрий свою речь.

– А что тогда всё это значит? – донёсся неуверенный голос из толпы.

– Это значит, что вернулся серийный убийца, которого в нулевых прозвали Люцифером. – спокойно ответил Никита из самого конца зала.

– Да! Эта мразь вернулась и напрашивается на то, чтоб я прикончил его собственными руками. – тут же подхватил Юрий.

По толпе пронёсся шёпот.

Притих даже Виктор. Оказалось, он был далеко не единственным в отделе, кто сразу обо всём догадался. Он внимательно посмотрел на Юрия и внутри признал, что за его импульсивностью всё же скрываются работающие мозги. Или, быть может, дело тут совсем не в наличии ума. Просто те, кто однажды видел настоящее зло, не способны никогда его забыть. Они становятся способными с первого беглого взгляда распознать его почерк. И совсем не удивительно, что Юрий распознал того, с кем однажды ему довелось столкнуться.

Сам Юрий после своего эмоционального ответа тут же уставился на незнакомца и выдал следующую импульсивную реплику:

– Эй, а ты вообще кто?

Никита не улыбнулся, не смутился – не проявил даже долю какой-либо эмоции. Он вынул из кармана свидетельство, какое в отделе раньше никто не видел, развернул на страницу со своей фотографией и протянул недоверчивому сотруднику полиции.

– Никита Геннадьевич Миронов. Комитет внутренних расследований, сокращенно КВР[1].

– Такое вообще существует? – по толпе снова прошёлся шёпот.

Никто в участке его не знал, как и не слышал о комитете внутренних расследований. Никто, на самом деле, и не обратил внимания, что Никита всё это время присутствовал на собрании. И пока Юрий вчитывался в его свидетельство, а толпа гадала, кто к ним пожаловал, он спокойным шагом пробирался к середине зала.

– Вынужден согласиться с Юрием Ивановичем. – говорил он, смотря на фотографию, всё ещё выведенную на большом экране. – Это не убийство ради выгоды или из мести. Вернулся серийный убийца, которого не смогли поймать девятнадцать лет назад. – встал рядом с Виктором Львовичем и повернулся к залу лицом. – В начале нулевых его прозвали Люцифером за то, что он выжигал кресты на телах своих жертв. Неудачное прозвище, на мой взгляд. Люцифер всё же был ангелом, а наш убийца, боюсь, обыкновенный психопат, обиженный на бога.

– Слышал о нём. – проговорил испуганно Камиль. – Не думал, что нам придётся сталкиваться с подобными зверьми.

Ни один из молодых полицейских не готов к тому, что им придётся иметь дело с настоящим психопатом, но, если остальные успешно скрывали свой страх, Камиль высказал мысль за всех, кто ранее не участвовал в поимке опасных серийных убийц.

– На счету Люцифера с две тысяче второго по две тысяче шестой двенадцать жертв. Последнее убийство совершил шестнадцатого сентября две тысяче шестого. – продолжил Никита деловым тоном. – После этого он притаился. Многие считали, что он либо покинул страну, либо умер. Но это дело, – показал на фотографию на доске, – доказывает, что Люцифер вернулся. Сомнений нет, это он. Виктор Львович, вижу, со мной согласен. Как и Юрий Иванович. – посмотрел на каждого поочерёдно.

– Я-то согласен. Но так и не понял, что за комитет, и с какого хрена вы сюда явились. – отозвался Юрий, подозрительно отнесясь к тому, что незнакомец знает его по имени и отчеству.

И почему это Виктор Львович молчит? – подумал он. – Судя по всему, для начальника отдела появление Миронова не явилось чем-то непредвиденным. Да и в целом из того, в какой близи они к друг другу встали, можно сделать вывод, что они знакомы.

Такой же вывод сделали остальные. Если бы Виктор Львович не знал его, он бы задавал вопросы. Но КВР-щик отчитывается не перед начальником отдела, а перед тем, кто на него нападает – перед Юрием. Выходит, всё уже решено: Миронов будет работать над делом, начальство не нужно оповещать, надо только подавить бунт, утихомирив недовольных.

В ответ на вопрос Юрия Никита открыл свой кожаный рюкзак, совершенно не сочетающийся с его должностью сотрудника таинственного Комитета, зато прекрасно гармонирующий с его внешним видом – чёрная футболка и чёрные брюки – вытащил лист бумаги и протянул Юрию.

– Приказ о моём назначении для работы над делом Люцифера. – пока Юрий снова вчитывался в документ, он повернулся к остальным. – Не беспокойтесь. Дело у вас не отбирают и в ход расследования вмешиваться не будут. Я тут не для надзора, а скорее в качестве консультанта.

Юрий дочитал приказ и, не желая угоманиваться, ухмыльнулся нарочито громко:

– Всё понятно. Там сверху почуяли громкое дело и, чтобы забрать себе все лавры, послали сопляка, который ни черта не знает о том, на кого мы вообще охотимся.

– Юрий Иванович! Заткнитесь или вылетите к чертям собачьим!.. – закричал начальник отдела, не выдержав.

– Всё нормально, Виктор Львович. – успокоил его Никита, развернулся к Юрию всем корпусом и посмотрел прямо в глаза, но вид его остался сдержанным. – Об этом можете не беспокоиться. – проговорил он медленно. – Я достаточно хорошо осведомлён о Люцифере и прочитал каждое дело о каждом его убийстве от корки до корки.

Юрий, лишь сильнее разозлился:

– Прочитал он! – процедил злобно. – Не-е-ет, тут прочитать недостаточно. И, поверьте мне, вы абсолютно нихера не знаете о Люцифере.

Поняв, что собрание окончено, вслед за Юрием начали расходиться и остальные. Никита с Виктором Львовичем неподвижно смотрели, как они вяло плетутся к выходу. Лица у всех были кислые – никого не радовала новость о возвращении серийного убийцы. Это означало, что покой теперь пропадёт, а работы прибавится. Сверху начнут давить, но дело это никак не подвигнет. Словом, не суметь выйти на след дьявола станет страшно, а встретиться с ним лицом к лицу – совершенно устрашающе.

Один за другим полицейские покинули отдел. Виктор Львович с Никитой остались вдвоём.

– Вы были правы. Юрий Иванович совершенно неуправляем. – заметил Никита.

– Да. – согласился начальник отдела и многозначительно посмотрел на агента. – Подобные события ни для кого не проходят бесследно. У каждого они оставляют свой отпечаток.

– И всё же я считаю, вы слишком мягки. – сказал Никита и, не став развивать тему, перешёл к делу:

– Где тут находятся архив и камера хранения вещественных доказательств? Хочу ещё раз изучить все дела Люцифера.

Зная Никиту, Виктор Львович спросил:

– Не собираешься же ты забрать эти дела домой?

– Об этом я и хотел вас попросить. Дома мне работается лучше.

Виктор Львович обречённо вздохнул:

– Пожалуй, ты прав. Я слишком мягок. Но никому больше я не доверяю так, как тебе.

[1] Такой организации на самом деле не существует. КВР выдуман в рамках сюжета книги.

Глава 5

Мальчик сидел на согнутых ногах и рыдал.

Молча. Тихо. Но взахлёб.

Слёзы жгли и застилали туманом глаза. От слов и криков, не способных вылиться в звук, резало горло. Неужели застревающий в горле плач может так кромсать глотку?!

Мужчина, стоящий перед ним, улыбался.

Мальчик не видел его лица, хотя тот и стоял от него в паре метрах. То ли слёзы размывали лицо убийцы, то ли мозг не хотел его видеть, но сколько мальчик в него не всматривался, лица он не видел. Зато чётко различал, что его губы изогнуты в мерзкой улыбке.

Мужчина медленно опустил руку с ножом и неторопливо провёл по коже отца мальчика.

Который это по счёту порез?

Мальчик сбился со счёту.

При первых семи отец кричал от боли, а теперь лишь еле заметно содрогался, когда ещё тёплая от его крови сталь ножа касалась его груди. Ещё живой. Но уже почти не дышит.

Мальчик снова издал всхлип. Слишком тихий, чтобы его кто-то услышал.

Сколько бы он ни пытался закричать, слова не выходили. Но всё так же продолжали разрубать горло изнутри. Каждая попытка высвободить голос и крик оборачивалась для него мучительной болью.

Мужчина улыбнулся шире.

Ему нравилось смотреть, как мальчик плачет. Нет! Ему нравилось смотреть, как он мучается от невозможности позвать на помощь.

Чуть отойдя от своей жертвы, неспешными действиями убийца стал что-то делать. Мальчик не понимал, что тот делает, но был рад тому, что он оставил отца в покое.

Внезапно появился огонь. Убийца поднёс к нему нож, неторопливыми движениями раскаляя сталь лезвия. Мальчик прикованным взглядом стал смотреть на танец пламени на острие и не мог взять в толк: Что хочет сделать незнакомец?!

Что-то очень плохое.

Предчувствие ужасного парализовало мальчика так сильно, что теперь он потерял способность не только говорить, но и двигаться.

Убийца оторвал от огня красную как раскалённый уголь острую сталь. Подошёл к своей жертве, бессильно лежащей на земле. Сердце мальчика сжалось болью. Он понимал – надо закрыть глаза. Отец велел бы ему не смотреть, если был бы способен говорить. Но глаза не закрывались. Руки не двигались. Голос не вырывался.

Убийца склонился над его отцом. Ещё одно медленное, неспешное касание ножа к груди. Расплавившаяся кожа зашипела, выпустив неприятный запах. Горячая сталь рассекала кожу вдоль и поперёк, выжжав на теле крест, но отец почти не содрогался. Убийца наклонился, чтобы взглянуть своей жертве в лицо.

– Эй! Не умирай. Ещё рано. Не видишь, какого твоему сыну? Неужели ты собираешься подыхать у него на глазах? – прошептал умирающему.

– Беги. Сын, беги. – прохрипел отец из последних сил.

Мальчик не побежал. В нём проснулась надежда – отец ещё жив. Он выживет. Мальчик подполз к отцу, а заодно и к убийце, оказавшись у его ног.

– Папа? – просипел он. Горло всё ещё жгло, но он уже способен был говорить. – Папа? – повторил в надежде на ответ.

Отец лишь дрогнул. Было видно, что на последнем издыхании.

Мальчик начал что-то шептать. Это продолжалось всего несколько минут, но убийца им не мешал. Он отошёл чуть назад – за спину мальчика – и дал ему попрощаться с отцом прежде, чем тот сам уйдёт из жизни.

Наконец убийца решил, что пришло время убить и мальчика.

Он склонился над ним, чтобы вонзить в шею нож, а мальчик продолжал шептать. Теперь убийца слышал слова. Он застыл.

Когда мальчик обернулся, убийцы уже не было.

Они с отцом остались одни… Уже нет. Он остался один. Отца больше с ним не было.

Глава 6

– Нет, ну что за говнюк! – возмутился Юрий, вдарив кулаком по своему захламлённому столу.

Некоторые вещи от его удара упали. Он собрал с пола покатившиеся под стол ручки и бросил их обратно в стакан для канцелярии. Потом поднял фоторамку, на которой изображены улыбающиеся родители с двумя детьми – мальчиком восьми лет и девочкой почти вдвое старше, рукавом протёр пыль со стекла и аккуратно поставил фотографию на своё место. Вспомнил, как всё было раньше. Его семья была далеко не образцовой, и родители не всегда улыбались так радостно, как на этой фотографии. Но тогда у него хотя бы была семья, и Юрий знал – какие бы не поднимались скандалы, его любят.

Оторвав руки от фоторамки, а мысли от воспоминаний, Юрий продолжил гневно размахивать руками и возмущаться:

– Пришёл сюда один бог знает откуда и начал наводить свои порядки. Видите ли, имеет он право давать нам советы как наше расследование вести. Без его грёбанных советов как будто разобраться не сможем!

– Да тише ты! – шикнул Камиль, искоса поглядывая на дверь кабинета Виктора Львовича за спиной Юрия, куда Никита с начальником отдела ушли обсудить детали сотрудничества полиции и Комитета внутренних расследований. – Тебя на весь отдел слышно! А вдруг и этот услышит.

– И что мне с того?! – закричал Юрий громче прежнего. – Пускай слышит. Надо будет, в лицо ему скажу, что не буду слушать советов такого молокососа. Сколько ему там? Восемнадцать хотя бы есть?

– Юра…

– По виду ему пятнадцать. А ещё говорит, что из важного комитета! Да какой сотрудник важного комитета придёт на работу в футболке и с рюкзаком?! А? – Юрий смотрел на Камиля, а Камиль – за его спину. – Да чего ты молчишь? И на что ты там смотришь?

Обернувшись, Юрий увидел над собой Никиту. Тот был выше на голову.

– Восемнадцать мне исполнилось давно. Восемь лет назад, если быть точным. К моему внешнему виду начальство строгих требований не предъявляет. Таковы мои условия работы на них. У вас ещё остались вопросы, Юрий Иванович? – Проговорил он невозмутимым голосом.

Камиль внутри молился, чтобы Юрий смолчал, но тот соскочил со своего места и всё же заговорил:

– Да, есть. Какого хрена вас сюда послали?!

– Вас беспокоит моё присутствие? – тот же спокойный тон.

– Меня? Беспокоит ваше присутствие? – Юрий хмыкнул. – Да меня вообще не колышет ваше присутствие, но мне не нравится, что кто-то будет вмешиваться в расследование. Люцифер мой! Я ждал возвращения этого подонка двадцать лет. Да и вообще я вступил в полицию только чтобы прикончить этого гада. Так что я никому не позволю взять его раньше меня.

– Прикончить этого гада. – повторил Никита задумчиво. – Так, значит, вы собираетесь его убить. Смелое заявление в отделении полиции.

– Да мне начхать, в каком мы отделении! Я с восьми лет только и живу ради того, чтобы схоронить ублюдка, лишившего меня семьи.

Никита посмотрел на Юрия изучающим взглядом.

– И вас нисколько не беспокоит, что после этого вы сядете в тюрьму и погубите свою жизнь?

– Моя жизнь погублена в две тысяче пятом! Так что нет, меня нисколько не беспокоит, даже если после этого мне всадят пулю в башку. – прорычал, смотря полным уверенности злобным взглядом.

Никита в ответ лишь кивнул. И пошёл дальше.

–Если что, я с Юрой не согласен! – спохватился Камиль. – Я рад вашему присутствию здесь!

Никита остановился перед ним всего на секунду.

– Благодарю, Камиль Аркадьевич.

Благодарности в голосе Никиты Камиль не услышал. Всё же Юрию удалось настроить сотрудника Комитета внутренних расследований против них. Чёрт! – подумал он. – Не в том месте и не в то время оказался.

– Ты что, совсем краёв не видишь? – наехал он на Юрия, когда Никита ушёл. – Он же из Комитета внутренних расследований! – проговорил важно название организации, о которой узнал лишь сегодня.

– И чё, теперь расстилаться перед ним? – пробурчал Юрий.

– Ты сам слышал, начальство к его внешнему виду строгих требований не предъявляет, потому что таковы его условия работы на них. Раз может начальству свои условия диктовать, сто процентов важная птица! Нам бы лучше подружиться с ним.

– Вот сам и дружи, раз так этого комитета боишься! – Юрий всё ещё не мог успокоиться.

С восьми лет он только и жил мечтами о том, что однажды собственными руками убьёт Люцифера. Но стоило убийце, двадцать лет блуждавшему в тени, объявиться, как пришёл совсем зелёный юнец, чтобы взять всё под контроль. Такого Юрий стерпеть не мог.

Гл