Интуит

Глава 1

Летом на юге жарко, а на севере очень холодно, так полагают многие, поэтому избегают на севере отдыхать. Денис Аксенов считал сложившееся суждение устойчивым предрассудком. Он с детства мечтал поплавать в тяжелых зеленых водах, насладиться величием и мощью Ледовитого океана.

А как вынул из шляпы профессора сложенную записку с коротким словом «Таймыр», поверил: мечты сбываются. И что особенно радует, сбываются на халяву. Да, это самая дальняя точка, куда экстравагантная дама отправляла своих студентов. Да, за полярным кругом. Где, по сведениям очевидцев, температура июня в этом году не опускалась ниже тридцати градусов, а июль обещает быть еще более душным и жарким. Аномалия, чем надо пользоваться. За две недели практики, загореть Аксенов успеет.

Избавившись от лотереи, профессор ловко пристроила на макушке шляпу-горшок, красную, самосвязанною, и сразу стала похожа на стареющую артистку из двадцать второго столетия.

– Направление ясно каждому? – Лолита надула губки, повела по передним рядам прищуренным томным взглядом. Дальних она не видела. Выражение ее лица, как обычно, не совпадало с тематикой разговора, а деловой настрой зрелой ученой дамы – с жеманными жестами пустоголовой кокетки.

– Разберите свои тетради, на обложках я написала, какие книги получите, библиотекарь ждет. Ниже список животных, чье мнение нас особенно интересует. Не пытайтесь халтурить! Ответы типа «во всех бедах были, есть и будут виноваты маяки», вряд ли покажутся мне убедительными. Выявляйте не зафиксированные, не очевидные факторы, приводящие к вымиранию первородных. В ближайшие пять дней, Московский филиал Института восстановления естественных природных параметров рассылает тарелки по всем направлениям. Постарайтесь на них успеть. Кто опоздает, будет добираться на перекладных, используя собственные сбережения, смекалку и предприимчивость. Удачных каникул, господа студенты!

Тридцать парней и девушек, третий курс кафедры биоэнергий, встали, с шумом двигая стулья. Денис подошел к столу. Ему досталась тетрадь, где Лолита старательным почерком девочки первоклассницы написала крупно «Таймыр». А напротив: «ОСОБО ОПАСНО!», крупнее, с жирным подчеркиванием.

Это значит, не будь ротозеем, бери на складе костюм для защиты от радиации. Парень кривенько усмехнулся: а где особо приятно? Но невольно повел долгим взглядом по тетрадкам в руках друзей – не на многих стояла та же отличительная отметка. Очищение от маяков проводится полным ходом, Планета может вздохнуть, выходя из клинической смерти. Но слабо Планете дышится, судя по первородным…

Библиотека студенческого городка занимала самую светлую, самую сухую квартиру на втором этаже уцелевшей трехэтажной хрущевки, филиала ИВЕПП в Пересвете. Крошечный островок легендарного Подмосковья чудом остался цел, чудом не испытал кошмаров бомбардировок. На мелкие города у пришельцев с Теото-Тима не хватило боезарядов. Здесь жили когда-то люди, но кто-то пропал в проклятых губительных лагерях, кто-то успел сбежать в спасительные чащобы. Здания сами рушились, без ремонта, без отопления, протекали чахлыми крышами, покрывались опасной плесенью.

После двухсот лет войн, после освобождения, Пересвету присвоили гордое перспективное звание «студенческого». Из всех уголков России сюда приехали юные. Первородные – только парни. Золотые девчонки, матери Нового Человечества, навсегда остались в чистейших (не знающих радиации) закупоренных муравейниках. Но мутанты – юноши с девушками, кто был способен ходить, соображать и действовать. Кому указом Правительства было запрещено производить на свет опасных, себе подобных.

Молодежь занимала квартиры, кому какая понравится, чистили, ремонтировали, в кухнях сооружали маленькие печурки. А зимой топили разросшимися сквозь асфальт деревами-мутантами. Беззаконный спил первородного чахлого деревца приравнивался к убийству человека или животного.

И каждый знал: может взять в опустевших квартирах, что вздумает, сохранившуюся посуду или гнилую мебель. Может полюбоваться на ставшие бесполезными телевизоры и компьютеры, отнести в пункт сдачи цветмета, обменять на пару тетрадей по двенадцать желтых листов. Но основное – книги. Источники вековой, стертой, печальной памяти. Где на ломких листочках прадеды разговаривали с потомками, делились крепкими знаниями. Или радовали сограждан теплым изящным юмором, окрыляли новой мечтой. Каждый, нашедший книгу, обязан скорей нести в ближайшую библиотеку, где специалисты выявят ее ценность… Или, увы, полную бесполезность.

Раньше много было деревьев, из них делали много бумаги, на множестве предприятий, приносящих вред всей округе. На ней можно было писать что угодно, любую ненужность, ее можно было сминать, разрезать, небрежно выбрасывать.

Сегодня бумагу делают мало, почти вручную, из мутированных растений, из набранного в развалинах развалившегося тряпья. И используют экономно, для обучения молоди, для издания тонкой газеты с приказами от Правительства, с отчетами от ИВЕПП.

Сегодня крупицы знаний, нужные человечеству, переписчики-волонтеры копируют от руки, мелким почерком, набирая связный толковый текст из десятков рваных изданий.

И пришедшим биоэнергикам мутантка Ирена Львовна указала на стол с неполными учебниками биологии из школы или из ВУЗов, с выцветшими журналами, скукоженными, но чистыми, с тонкими распечатками довоенных отчетов по практике, диссертаций и даже докторских. Здесь Лолита вчера работала, каждому осторожно подбирала литературу, чтоб студенты шустрыми пальцами не прикасались к лишнему, в ближайших десятилетиях, вряд ли восстановимому.

Каждый поднял поднос со своими «страницами из веков». Зоркие разместились за столами у дальней стенки, уступая места у окон друзьям, кто похуже видит. Драгоценное изобретение – поломанные очки – не всегда находилось в сокровищницах полуразвалившихся ящиков, редкий раз франтово поблескивало на носах у юных счастливчиков.

Но Дениса не подводили ни глаза, ни руки, ни ноги. Никогда чернявый мальчишка, кареглазый и большеротый, не цеплял опасные вирусы, которые переводят золоченого первородного в печальный список скопцов.

«Белый медведь, северный олень+, горный баран (чубук), песец, волк+, горностай, заяц-беляк+, нарвал+, белуха, морж, тюлень, белая сова, белая тундровая куропатка, утки+, гуси+, гагары, чайки+, кайра, прочие птицы и животные моря и морских побережий, рыба рек и озер», – написала на корке тетради оптимистичная женщина. Только-то и всего?

Практикантам предписывалось войти в энергополе каждого вида животных, выведать об опасностях, которые угрожают. Составить ловцам инструкции, где следует изымать драгоценнейших первородных, из опасного ареала переводить в надежные благоприятные зоны.

Наивно рассчитывать на встречу хоть с кем-то из довоенных реликвий, кроме одомашненного северного оленя. Никто не гарантирует существование прочих. Меньшую часть из списка Лолита отметила крестиками. Это значит, похожих зверей (первородных или мутантов?), за четыре десятка лет Эры Нового Человечества, встречали хотя бы раз.

На удачу надежды мало. Нахмуренные биологи (а четыре девушки плакали) аккуратно перерисовывали простыми карандашами мохнатеньких и пернатых на пустых страницах тетрадей. Ниже чертили полосы – здесь будут писать отчет.

И тетрадь превратится в Дневник биоинтуита на практиканте, будет бережно сохраняться в библиотеке ИВЕПП. Последние, наисвежайшие, наивернейшие сведения лучше многих старых учебников. С дневниками будут работать ученые института, искатели маяков, волонтеры из заповедников. С ними станут годами сверяться потоки новых студентов.

А пока биологам требовалось по возможности просмотреть довоенные материалы, чтоб сравнить, чтобы хоть на глазок оценить масштабы потерянного. Аксенов листал страницы выцветшего журнала, с трудом различая строчки среди несмываемых пятен. Вот ты какой, Таймыр… Вечная мерзлота – и северное сияние. Десять месяцев вьюги, морозов – и короткое лето, когда тундра пестрит роскошными меленькими цветочками. Золото и алмазы, не тронутые добытчиками, миллиарды тонн нефти, никель… Тысячные стада северного оленя и мохнатых овцебыков! Рыси, лоси и росомахи смотрят прищурым взглядом в удлиненные объективы! А вальяжные бары медведи! А белухи у берегов! А лежанки моржей и тюленей!

Если б Денис мог так же – изучать и фотографировать!

Парни, девушки повздыхали, представляя себя с фотокамерами, и тут же о них забыли, как о пустых фантазиях. Но об утраченном мире, прекрасном и безопасном, перелистывая страницы, горько жалели все.

Студенты не понимали, как могли просвещенные предки, столь подробно, красочно, въедливо описавшие кучу подробностей всех морей и материков, «устройство» каждого зверя, его привычки и хитрости, недоусвоить главного:

Каждое из растений, каждое из животных – незаменимая клеточка в иммунитете Жизни. Чем разнообразнее виды, чем больше птиц и зверей, насекомых, рыб, пресмыкающихся – тем для Планеты лучше, а главное – безопаснее. Энергополя живущих, очень разные, но родные, от гигантского кашалота до крошечного клопа, перетрут в порошок любого пришельца с другой планеты. Не допустят в тесную кладку своих «тяжелых кирпичиков» чужеродное существо с враждующей энергетикой.

Земляне сами разрушили драгоценный иммунитет охраняющей Биосферы, когда беспощадно, массово взялись убивать друг друга.

Тогда заражались тысячи гектаров земель и вод повышенной радиацией. Тогда умирала Жизнь, миллиарды лет сотворяемая, миллиардами малых жизней. Тогда несчастные матери пернатых, мохнатых, разумных стали рожать мутантов.

А мутанты фонили новыми, разрушающими энергиями. Мутанты флоры и фауны изнутри взрывали «кирпичики».

Теото-тяне спустились к разрушенному, подготовленному. Не зеленые победили ослабевших, бледных землян – земляне предали сами и себя, и своих детей, и крепкий, надежный дом – обитаемую Планету.

Зеленые разбросали по поверхности континентов фонящие маяки. Они добивали Жизнь, не нужную им, чужую. Они мечтали под Солнцем возвести свою цитадель и уже копали фундамент под свои надежные стены…

Почему наши умные предки не могли обуздать своей жадности, своей рвущей из горла агрессии? Почему не хотели предвидеть, что только так и получится? Что никто не станет плясать на мешках, набитых деньгами, на спасительных островах? Что их дети будут кормить разжиревших мутантов крыс на ядерном дне воронок…

Что наступит время, когда уцелевшее человечество проклянет зачинщиков бойни!.. И в секунде от вымирания, догадается: не оружие – лишь спасение первородных всех спасет от новой агрессии.

Разумеется, это задание можно выполнить даже дома. Лежать в гамаке в саду, поедать горячие коржики и спокойно себе медитировать, просматривать информационное поле белого медведя или кита белухи. Если б Денис был гением, он так бы и поступил, а в отчете отобразил «край земли» во всяких подробностях, видимых и невидимых. Схлопотал бы отличный балл. Чем значительней результат, тем меньше претензий к способу его получения. Увы, Аксенов не гений, ехать ему придется.

Прощаясь (если бы парень осмелел, зашел попрощаться), Марьяна вскинула бы печальные глаза, сморгнула б слезинку длинными, устремленными вверх ресницами. Она из тех, кто остается дома. Всегда. Паралич обеих ног. С тех пор, когда попала в полынью. Когда Денис, тринадцатилетним мальчишкой, нес заледенелую девочку по декабрьскому морозу, а она тихо плакала, уткнувшись ему в щеку. Бывшая одноклассница, первая любовь. Гуляли они звездным вечером, от любопытных взглядов скрывались. Он вырос и уехал учиться, а она осталась сидеть, маленькая и бледная.

Ее любить невозможно, можно только бояться. Потому что бездонные фиалковые глаза до сих пор говорят о любви и патологическом всепрощении, сходным со всепрощением христианских мучеников.

А могучий дар ясновидицы, делающий ее сходной с легендарной Вангой, пресекает любые личные отношения.

Это Денис давно уяснил, когда из затасканной куртки, оставленной в гардеробе, стянул самодельный ножичек, за что его била совесть. Забежал, как обычно, к Марьяне, принес ей на дом задание. По уходящему в сторону взгляду догадался: девочке стыдно, и она всеми силами пытается это скрыть. Вот только скрывать Марьяна никогда ничего не умела.

Очень парень тогда рассердился. Какое имеет право так, исподволь, упрекать его? Зачем сует длинный нос? Господь знал, что делал, отделяя людей друг от друга стенами непонимания! И она – не его совесть!

Мальчик вернулся в школу, сунул ножик в чужой карман. На душе сразу стало спокойнее. А к Марьяне с тех пор почему-то стал заходить все реже, задание оставлял у калитки в почтовом ящике. Много лет миновало с тех пор, так и уехал не попрощавшись.

Теперь к знаменитой целительнице приезжают со всей России, за калиткой на травке, на лавочках каждый день собирается очередь. Приезжая домой на каникулы, Денис эти «толпы народные» всегда обходил стороной. Боялся в синих глазах разглядеть отражение прошлого. И пытался забыть о ней.

Глава 2

В Заполярье Аксенов летел на трофейной тарелке, сверкающей тремя высокими ярусами, голубыми иллюминаторами, полированной, словно новенькой. Бронированные бока как будто не знали встреч с тяжелыми метеоритами, а наивная надпись на русском, выпуклая, светящаяся, и смешила, и удивляла:

ЗВЕЗДОЛЕТ ПРОНЗАЕТ ПРОСТРАНСТВА

БЛАГОДАРЯ РАДЕНИЮ И МОЛИТВАМ

ОЛЕГА ОЛАДУШКИНА,

ДА ПОСТИГНЕТ ЕГО БЛАЖЕНСТВО,

ДА ПРОЛЬЮТСЯ ЖЕЛАННЫЕ РАДОСТИ

НА ЭКИПАЖ ЕГО СВЕТЛОСТИ!

– Ничего не могу поделать, – объяснил командир корабля, белобрысый мутант Оладушкин. – Эти буквы сами выскакивают. их нельзя ни стереть, ни закрасить. А когда экипаж меняется, выплывает новое имя. «Светлость» я, потому что у мамы волосы белые. А брюнеты все были «мрачностью», а рыжие –«солнцегривыми».

Что там буквы! Никто не знает, как трофейные звездолеты поднимаются в небо, работают, пилоты и инженеры могут только предполагать. Тарелки достались людям после повальной гибели космических оккупантов и добровольно, сами подчинились бывшим рабам. Написали на мониторах лаконичные сообщения, как ими можно воспользоваться, на языке тех стран, где остались стоять бесхозными.

И с тех пор добросовестно служат. Все маневры, все операции выполняет автопилот. Изучает карту, которую человек подставляет к «глазу» – округлому монитору, и летит по маршруту – по красному прочерченному пунктиру.

В принципе, не обученным, не образованным летчикам первых десятилетий, управление «как полагается» было бы недоступно. Но и более-менее знающим, пришедшим отцам на смену, сообщения на экранах подсказывают немногое.

Например, на важный вопрос: «Чем и как тарелку заправить?» – всплывает краткая фраза: «Заправка и ремонт осуществляются в автоматическом режиме, в условиях флуктуирующего вакуума». Все!

Это значит, тарелка взлетает и два дня скользит по орбите. Что творится в ее системах? Ни один экран не показывает. А отважные испытатели, что пытаются разобраться, невольно и крепко спят.

Космолеты назад возвращаются, безошибочно в свой ангар, обновленные и сияющие. Но однажды, могут вдруг скопом встрепенуться и не вернуться? И влияние на человека, на наш мозг, легко усыпляемый, удручает и настораживает.

Основные свойства тарелок дети проходят в школе, и отличник Денис их знал. И проверял не раз, бегая по салону, летая с отцом и мачехой. Но хотел разведать опять, вдруг выяснит что-то новое? С разрешения Олега Оладушкина, обследовал все три яруса.

Наверху кабина пилотов за стеклянной перегородкой, светится огоньками и невнятными показателями. На открытой двери табличка: «Посторонним вход запрещен!» Не очень-то и хотелось. Парень окинул взглядом по кругу двери кают, где когда-то жили зеленые, а сейчас пассажиры земляне, разговаривают, любуются на равнину под облаками. Докучать цивильным не стал, спустился по легкой лестнице.

На втором этаже свои, экспедиция на Таймыр. Могучие парни в креслах рядом с иллюминаторами, ремонтируют довоенные приборы и инструменты. Двери в кухню, в санузел, в кладовки.

Под недоуменными взглядами (а командир Давыдов выразительно сдвинул брови), Денис проскользнул в подвал. Здесь сокрыто самое главное, в помещении без люков, без окон. Проходов или отверстий не было никогда – цельнолитая чаща закрывает собой последнюю, засекреченную прослойку. Там расположен двигатель, или нечто невообразимое, что пробрасывает махину от галактики до галактики… Но однажды мы разберемся, человечество быстрыми темпами приобщается к технологиям.

Парень скользнул меж грузами и приник к холодной броне. Закрыл глаза… Постигая… Впитывая… Улавливая…

Между толстых стенок тарелки проявлялась непостижимая, флуктуирующая ионами, электронами, катионами, Вселенская пустота… Ни стуков, ни очертаний таинственных механизмов… Но вибрации… Голоса… Там кто-то летает, топает… Говорит невнятными гласными… Интуиту Аксенову виделось (и не ему одному), что в запаянной тесной камере обитают рои мельчайших… полумикробов-роботов? Покрупнее, с головку спички… Со спичечный коробок… И властный большой начальник – величиной с котяру. Вечно мечутся, ремонтируют, осуществляют взлет, безопасный полет, посадку…

Зачем они служат нам?

На этот счет, технари выдвигают свою гипотезу: тарелки изготовляет сверхмощная цивилизация, а потом продает соседям, гуманоидам разных миров. С этой целью, запрограммировано восприятие разных наречий. И по этой причине запаяно сверхсекретное оборудование. Откроешь – получишь взрыв – а загадку не разгадаешь.

А биологи добавляют: возможно, мелкие роботы лишь отчасти механические. Похоже, в какой-то мере разумные «существа».

В них заложен главный инстинкт – стремление к выживанию. Вот и трудятся добросовестно, не хотят, чтоб их заменили. Вероятно, им объяснили, что такое процесс переплавки.

На этом печальном знании, информация обрывалась. Школяром Денис засыпал, но со временем научился выходить из подвалов не падая. Шатаясь, нащупал лестницу… Ступенька… Две… И попал в железный захват Давыдова.

Командир довел ослабевшего, бледноватого парня до кресла, похвалил:

– Силен, практикант, продержался десять минут. Другие две не выдерживают.

Какой там силен, Денис не мог кивнуть в благодарность. В сравнении с первопроходцами, несгибаемыми дубами, он похож на зеленую веточку. А Игнат Давыдов – задумчивый, неулыбчивый, худощавый – на высохшую сосну. Но мускулатура каменная. Сразу видно – признанный лидер, обстоятельный и внимательный.

Воздействие скрытых роботов (или более сложных созданий?) проходит довольно быстро. Практикант улыбнулся, скрывая подступившую тошноту и чинно перезнакомился с тройкой метеорологов, встревоженных патологическим потеплением на Крайнем Севере, с супружеской парой нанайцев, лежавших в московской клинике, но наотрез отказавшихся отречься от древней традиции кочевать за хвостами оленей, с бригадой ассенизаторов, которым дали задание очистить весь полуостров – четыреста тысяч гектар! – от сброшенных маяков.

Разговоры первопроходцев метались от дела к шутке, но основное парень все-таки уловил. Почти полвека назад, тарелка с Теото-Тима взорвалась высоко над Таймыром. Маяки разлетелись в воздухе, превратив полуостров в источник смерти, до которого до сих пор не доходили руки Нового Человечества.

Оказалось – очень напрасно. Похоже, по этой причине погода в этом году катастрофически жаркая, угрожает таянием льдов, затоплением прибрежной зоны. Наводнение нанесет новый удар по экологии полярного края. Для многих растений и животных – удар смертельный.

Денис понял: загорать не придется, да и купаться в прогретых радиоактивных водах никто ему не позволит. Эти воды кишат мутантами, от варианта пираньи до аналога ихтиозавра.

Парень высказался на тему и встретил вежливые, плохо скрываемые улыбки бывалых первопроходцев. Ветеран службы ассенизаторов Семен Лазуба проворковал сквозь седые усы:

– Ближе ста метров к воде не суйся. Есть такие мутанты – гигантские жабы, со стороны кажется – нагромождение пупырчатых плесневых валунов. Сидят эти жабы тихо, а как заметят добычу – резко стреляют липким раздвоенным языком! Мигом спутают, дернут, причавкнут – и «камень» уйдет под воду. На моей памяти случай был, два человека погибли, один чудом в живых остался. Он-то нас тогда надоумил расстреливать прибрежных жаб с воздуха.

Мужчины озабоченно закивали, скрывая ухмылку. Аксенову показалось, многие тихо кумекают: тонка у студента кишка? Кудреватые ли извилины? Особой доверчивости не показал, но намотал на ус – нет дыма без огня.

В новоявленных формах жизни парень был не очень силен – классическая биология начала первого века не занималась изучением мутантов. Не потому, что наивно считала их скоропреходящими или нежизнеспособными – не было у людей на мутантов ни сил, ни времени. Биологи видели свое предназначение в пересчете мизерного остатка первородных, в создании лучших условий для их сохранения.

Новые века, рассуждали ученые, призовут к действию новых естествоиспытателей, которые опишут новые растения и новый животный мир родимой Планеты. Разумеется, если все мы сохраним человеческий облик, если сможем все вместе выжить.

Подумав, Денис раздал весельчакам листочки. (Заранее озаботился, собирал в общаге по комнатам упаковки сыпучих продуктов, распрямлял, сидел рисовал.) На опросниках слева зверюги, довоенные, в профиль и в фас. Правая, расчерченная сторона, надеялась на записи очевидцев.

Если бы наш студент был чуток поехиднее, он бы скоро сообразил, что взял реванш. Бывалые путешественники, нанайцы и метеорологи не смогли распознать никого, кроме северного оленя. Белого медведя дружно принимали за мутанта бурого, горного барана – за домашнего, и каждый стремился исправить «ошибки» художника. Песец в их понимании являлся грязным мохнатым существом, пятнадцати сантиметров в длину и семи в высоту. И было никак не понятно, речь идет о миниатюрном мутанте песца или о лохматом мутанте крысы.

Все согласились, что в старые времена горностай и заяц баловали людей вкусным мясом и ценным мехом, но никто не смог отличить зайца от горностая. Волка признали многие, но серый густой окрас сочли блеклым и неестественным. Летчик утверждал, что недавно наблюдал сверху семью китов нарвалов из трех особей, гиганты вздымали волны раздвоенными хвостами. Что такое белуха, рыба или животное, не ведал никто. Морж и тюлень слились в понимании очевидцев в единое целое, а прибрежные и лесные птицы – в одну семью.

На всякий случай (возможно, эти сведения пригодятся) Денис попросил мужчин нарисовать под картинками известные варианты мутаций, подписать дату и место встречи. Листы собирать не стал, понадеялся, что Таймыр сохранил на спине, исполосованной реками и озерами, хребтами, лесами, тундрой, кого-то из первородных. Хотя уже понимал всю ничтожность надежд.

Ассенизаторы и метеорологи посмеялись, но отнеслись к заданию серьезно. В качестве встречной нагрузки, они подарили парню макет маяка и свинцовый короб для сбора. Мол, встретишь – не пасуй, тащи на корабль! Под общий хохот, студент включил дурака: нацепил коробку на шею и ходил, забавно согнувшись. Зверей умолял не трогать, на тарелку не приносить – деликатным делом займутся другие специалисты.

К вечеру, после заходов в населенные городки и на стоянки маякоискателей, прибыли на Таймыр. К вечеру – по московским меркам. Ослепительный полярный день, сжигающий изнуренную северную землю, станет чередоваться белыми ночами с двадцатых чисел июля, когда солнце будет садится, но не спрячется за горизонт. Потом придут ночи сумрака, со второй половины августа, с малиновыми закатами вплоть до утреннего восхода. И, как ни странно, сентябрь, октябрь и ноябрь порадуют сильных духом, упрямых, морозоустойчивых сменой нормальных суток. А с декабря – зловещее царство полярной ночи, с потрясной иллюминацией в магнитных слоях термосферы, до новых «серых» ночей. Но затрещат морозы и завоют злые метели в самом начале осени.

В-общем, все познается в сравнении, наш умеренный климат прекрасен по сравнению с суровым арктическим. Впечатлительный парень мерз в удобном теплом салоне, от леденящих душу ненецких баек и россказней.

Выбирая подходящее место для стоянки и опасаясь крупных мутантов, командир экспедиции попросил пилотов сделать разведку над полуостровом на малой высоте.

Денис схватил контурную карту, прильнул к иллюминатору. Играющие алмазы морей завораживали, суша удручала. Ни малорослый тундровый кустарник, ни высыхающие русла больших и малых рек, ни заболоченные пруды некогда великолепного озера Таймыр, ни параллельные цепи гор Бырранга более не являлись пристанищем для жизни. За пару часов разведки, тарелка не подняла на крыло ни одну птицу, не спугнула ни одного зверя.

На скалистых берегах Карского моря и моря Лаптевых не было даже намека на крикливые птичьи базары. Похоже, птицы покинули эти края многие годы назад, пух и перья на каменных выступах, заменяющих гнезда поморникам, крачкам, гусям и гагам, смыты волнами и дождями.

Бывшие лежбища моржей и тюленей выделялись на черной гальке блестящими белыми косточками. Выброшенный на берег морской мутант сгнивали под палящим солнцем. На манящий запах тухлятинки не прилетела ни одна птица, не прибежал ни один зверь.

Денис смотрел и смотрел, отворачиваясь от товарищей, скрывая за профессиональной деловитостью подступающие к глазам слезы. Арктическая пустыня оправдала свое название, ее низкорослая растительность желтела и засыхала, не напитав собою ни одного травоядного. Контакт с разумными биополями отсутствующих животных, для него, середнячка-недоучки, маловероятен. Выслушав грустный отчет, въедливая Лолита будет вынуждена смириться.

Место для первой стоянки выбрали неподалеку от разбитой тарелки пришельцев. Здесь она взорвалась на значительной высоте, здесь маяки разлетелись на десятки километров по округе. Освободив основной квадрат от радиоактивных источников, экспедиция по спирали очистит весь полуостров.

Командир замерил уровень радиации за бортом и категорически запретил обнажать ту часть тела, которая бесконечно дорога каждому мужчине, если он имеет намерение таковым оставаться. Тарелка не улетит. Она станет для экспедиции и спальным корпусом, и кухней, и биотуалетом.

Распределили каюты на третьем ярусе. Денис выпросил крошечный закуток в глухом закоулке под лестницей, протер пыль, раскидал в надлежащем беспорядке вещи. Может, следует подсуетиться, пойти и помочь товарищам? Откровенно говоря, не хотелось. У каждого своя работа, пусть каждый ее выполняет.

Растянулся на раскладушке, полистал грустные картинки с грустными мордами навеки почившего зверья, аккуратно убрал за ненадобностью. Наверняка можно ожидать контакта лишь с видовым полем одомашненного северного оленя, но на Таймыре нет и его. Кто есть? Ау! Отзовитесь!

Тело привычно кружилось, проваливаясь в яму глубокого расслабления. Намерение обнаружить хоть единственное животное, обитающее в округе, становилось отправной точкой этой медитации, ее стержнем, идеей-фикс. Сознание уплывало, уступая место вселенскому непостижимому знанию… Таймыр, обиженный людьми и теото-тянами остров, скажи, чем я могу тебе помочь?

И вдруг – почувствовал страх. Вокруг темнота. Но он в темноте четко видит, отлично ориентируется в многоярусных переходах, проложенных под землей. Не тьмы он боится – воды, холодной, всепроникающей. Вода убивает сородичей, вода гонит из-под земли. Почва раскисла, затоплены норы, перепорчены все запасы… Лишь побег избавит от смерти…

Парень вынырнул из чужого мироощущения, открыл глаза. Обитатели подземных нор, лемминги. Маленькие зверьки, кругленькие и пестрые, с желтоватыми, карими пятнами, похожие на хомячков… Наитие затягивало.

Теперь дух студента парил над поверхностью полуострова, призывал наземных животных. Все бессмысленно. Радиация погубила птиц и зверей, мутанты, и те не выжили. Только мутанты леммингов сохранились в толще земли, скрытые от облучения.

Теперь они выходили на размоченную поверхность, собирались в грязные стаи. (Не в стомиллиардоголовые стаи, поедающие все на своем пути, перекрывающие великие реки в победном шествии с востока на запад, как мигрировали азартные «простые» серые крысы во времена Мамая.) В группы из десятков зверьков, сливающихся по мере приближения к большой земле, в испуганную капитулирующую армию.

Парень хотел проснуться, предостеречь товарищей, но кто-то давил на плечи, удерживал дух в пространстве, тело – скованным, непослушным.

Не только умные лемминги… Уж все зверье заполярья бежит, стремится на юг, подхваченное инстинктами всеобъемлющей истерии. Бегут неуклюжие белые медведи, изнемогая, падая от жары, бегут рогатые мутанты песцов, горбатые росомахи, красные волки, полосатые рыси, крылатые белки… Мутанты, мутанты, мутанты… В воздухе, на земле… Бежит тундра, бежит тайга, и живых нагоняет грохот Ледовитого океана…

Парень дернулся, в ужасе вынырнул в узенькую коморку, сердце бешено колотилось. Дело – дрянь… Но пушистые лемминги глубоко в мерзлотах не водятся. Немножко не совпадает… с сегодняшним днем. А если катастрофа случится в будущем? В другом, не в этом году?

Излучение убранных маяков не развеется десятилетиями, аномально теплый климат сохранится. Если холода станет меньше, а теплых месяцев больше, если вечная мерзлота с мамонтами подтает… Вездесущие грызуны тоже не растеряются, сразу пророют норы.

Парень не напрягался, не думал, информация легкой струей сама проникала в голову. Катастрофа произойдет… вероятно… В этом столетии… Через полсотни лет! Великий потоп, великое таяние снегов… Быть может… Поворот оси Земли?! Разве это невероятно? Довоенная наука утверждала, что ось Земли поворачивается на сорок градусов через каждые двести тысяч лет. До нового поворота оставались сто пятьдесят тысяч лет. Так все полагали. Можно было спокойно сидеть и поплевывать в потолок.

Вряд ли ученые просчитались, что-то изменилось в законах вращения шарика. Если информационные поля зверей правы… Если тайга и тундра предчувствуют катастрофу… Тогда очередной конец света нагрянет при нашей жизни! При жизни наших детей!

Денис уже не хотел ни видеть, ни понимать. Сидел, дрожал в темноте, от неотвратимого, скорого…

Глава 3

Оставаться наедине с пугающими видениями парень уже не мог. Утер покрытый испариной, похолодевший лоб, изобразил рассеянную улыбку, неспешно вышел в салон. Метеорологи и ассенизаторы закрепили по центру стол, ремонтировали приборы, откопанные в развалинах, с тревогой время от времени смотрели в иллюминатор. Трое в мешковатых костюмах, защищающих от радиации, медленно двигались за стеклом. Собирали рассыпанные маяки с помощью простого захвата, укладывали в короб на тележке, тележку двигали за собой. Картина напоминала выход первого человека на Луну. «Клуб самоубийц», – подумал Денис, и ему стало горько.

– Что студент, киборги выглядели бы эффектнее? Фантасты прошлых веков нам технический рай пророчили, вкалывают роботы, счастлив человек.

– А политики этот рай протрахали. Могу я быть чем-то полезен?

– Можешь. Иди на кухню, вари кашу.

– А чтобы подвиг совершить, Землю спасти?

– Землю зэки спасают. Один за убийство, другой за торговлю наркотиками, третий за разбой с насилием геройствуют.

Парень в недоумении уставился на тяжелые фигуры. За шестнадцать часов перелета, он не заметил разницы между членами экспедиции.

– А… преступники не опасны?

– Не опасней, чем наша жизнь. Вездеход здесь не пустишь, слишком много маяков на небольшой площади, раздавит, в землю вотрет.

Аксенов пошел на кухню. Неохотно. Он повара видел, мутанта годов пятидесяти. До сих пор мурашки по коже.

И неприятный стыд. Первородным с детства внушают: не хорошо смотреть на мутанта открыто, в упор. Бестактно лишний раз взглядом человеку напоминать, как неправильно он сформирован, как ты ему сочувствуешь. Расспрашивать про болезни, выяснять, как он дышит без носа, смотрит третьим глазом во лбу или ходит на плоских стопах, прикрепленных сразу к коленям – тем более неприемлемо. Молча радуйся, если тебе с внешностью повезло. Нас слишком мало, каждый должен по мере сил беречь, поддерживать каждого.

Этим людям выпала тяжкая, несправедливая участь. Но они ее усложнили, не засиделись дома. Со спокойным лицом, с упрямо стиснутыми зубами, идут в строю с первородными. Это – лучшие. Самые крепкие, кто способен передвигаться, обучаться, хотеть и действовать.

И еще, мальчишка знал сызмальства: все работают круглосуточно, оздоравливают Планету не ради себя любимых – ради детей и внуков. Мутанты вносят посильный вклад в общие достижениями, но им некому передать результаты своих трудов. Они остаются в старости, если изредка доживают, неприкаянными, одинокими.

Обессиленные, возвращаются в закрытые городки (первородным вход запрещен!), где их ждут подобные немощные.

Да, помощь, да, медицина… Но лучшие из лекарств, но большинство лекарств получат дети и женщины, сберегаемые в муравейниках.

Повар Гардон был исключением, сожалений не вызывал. Когда плечистый атлет с заостренной светлой бородкой, с зачесанными назад волнистыми волосами, с тележкой вышел из камбуза, парень забыл про вежливость, уставился на красавца, даром что старика. Под черепной коробкой замелькали изображения древнеримских кудрявых богов из «бесполезных» книжек, которые Вероника спасала от переработки, приносила домой Денёчку.

– Пора убить первородного.

Командир согласно кивнул.

А биолог подпрыгнул:

– Что?!

Они нарушают законы? Или здесь, в опасной глуши, пропитанной радиацией, допустимы любые средства для здоровья первопроходцев?

Повар кинул насмешливый взгляд, развернулся к тележке – парень отшатнулся и поперхнулся! – на него смотрело с затылка озлобленное лицо! Красавец брюнет гнул губы, гневный взгляд буравил мальчишку. «Янус, двуликий бог!»

– Медведя или оленя, – прорычал кашевар изумленному трепетному биологу. – Вас надо чем-то кормить.

И подал мутантам овощи с бифштексами из мутанта, а здоровым – вегетарианское, с котлетой из ржавой сладкой морковки.

Когда дверь в кухню захлопнулась, Денис отшвырнул тарелку:

– Не буду! – «Он всех перетравит!» Жевать совсем расхотелось.

– А ты не глазей, наворачивай, – проворковал Лазуба. Но долго не уговаривал, вздохнул, подвинул отвергнутое и с аппетитом скушал.

Кашевар приветливо принял смущенного практиканта, к кастрюлям не допустил. Посадил за стол, угостил зразами из картофеля. Ни разу не повернулся, меняя лик добродушного насмешливого блондина на рассерженного брюнета, и вроде бы не обиделся.

– Знакомы будем, Ким Гардон, – уселся напротив с чаем из медового зверобоя. – Физик по призванию, по совести – повар.

– Не понял, – парень с сомнением поковырял котлету. Но голод не тетка, вилка сама угодила в рот.

– Сейчас поймешь. Всемирный потоп видел?

– Еще и телепат?

– Есть такой грех. Так вот. Картинки ты видел, но сути не уяснил, нуждаешься в консультации специалиста.

– Положим.

– Я и есть подходящий подсказчик. Кушай-кушай, чайком запивай, растолкую сейчас доходчиво. Вот ты рассуждал в недоумении, что новый потоп наука через десятки тысяч лет тебе обещала, а он, оказывается, назревает уже. Видовые информационные поля северного зверья, которое первое в его водах захлебнется, наполнены этим знанием. Но сигналы тревоги не достигают ментальных полей четвероногих, рано еще. Собираться в стаи и драпать не этим волкам и медведям придется, а их далеким, по звериным меркам, потомкам. В этом году катастрофы не будет.

От источников радиации избавляться, конечно, следует. Это они испортили здешнюю стратосферу, что и стало причиной опасной, аномально жаркой погоды. Казалось бы – убери маяки, вычисти грязную зону, насади первородных растений. Не так-то просто, полумеры положение не спасут.

Повар так и сказал, с ударением: «полУмеры». Парень даже жевать перестал – а что еще можно сделать?

– В ближайшие годы, испорченная стратосфера над Таймыром станет причиной нарушения стратосферы над всем бассейном Северного Ледовитого океана, – гнул свое Гардон. – Скоро цепная реакция разрушения достигнет ионосферы и мезосферы. Катастрофический излишек солнечного тепла окутает Землю, растопит льды и снега. В результате, если сегодня не принимать полных мер, – опять с ударением – пОлных, лет через пятьдесят все растает, вплоть до Аляски, все пойдем на корм рыбам.

Злорадная ухмылка застыла на лице кашевара, студент икнул, поперхнулся. Еще один убийца-ассенизатор? Душегуб особой масштабности?

– Успокойся, – скривился Гардон. Он уже мешал поварешкой густое жаркое варево и смотрел на Дениса брюнетом с рассеянной сединой, с как будто свернутой шеей. – Не все умеют изображать на физиономии фигуры, которые другим наблюдать желательно, у меня постоянно не то получается. И у Лолиты Славовны, мы с ней в детстве в одной клетке сидели. У них это называлось «научная лаборатория». Опыты на нас проводили по ускоренному развитию детей, чтобы потом утрясенные и утвержденные программы внедрять в сознание собственных выродков. По щекам нас частенько хлестали, когда им выражения наших лиц не нравилось. Мы, знаешь ли, друг, с младенчества думали, какую мину создать, чтоб лишний раз по ней не получить. Отсюда несовпадение истинных настроений с их отражением в мимике.

Но выучили нас многому. – Это уже блондин, улыбается, словно от теплых, приятных воспоминаний, ставит хлеба в духовку. – Позже Лолита Славовна всю довоенную биологию восстановила вместе со смежными науками, вычеркнула из них толпы дурацких теорий. А меня сделали физиком. Я все про физику довоенного периода знаю. Знаю и большее, что пришельцы отдавать мне не собирались, но я уже сам с их ментальных полей вытянул и на ус намотал.

– И что же вы намотали? – пробормотал пацан.

– Что ученость их подвела. Когда гуманоид средней руки начинает в устройстве этого мира чуток понимать, он себя уже мнит венцом Вселенной. А это ошибка, смертельная. Поэтому я предпочитаю варить кашу и чистить сковородки, но никогда не открою человечеству те знания и навыки, которые оно утратило.

– Почему же?

– Простой пример.

Беспокойный повар уселся напротив стекла духовки, и Денис как будто в прострации наблюдал два слаженных профиля. Голова крутилась, менялись две остренькие бородки, два пронзительных взгляда: серый – на цыганский обманчивый черный, мягкий голос – на хриплый, рычащий, и парень не мог понять: этот Гордон над ним нарочно насмехается-издевается? Или две гортани не могут разговаривать постоянно, вынуждены меняться?

– С конца двадцать первого до середины двадцать второго веков, в разных странах проводились опыты с использованием микрочастиц времени. МИКРО-ЧАСТИЦ ВРЕМЕНИ, понимаешь?

Не сразу, но парень понял.

– Время, студент, оно только кажется выдуманным, бесплотным. А на самом деле, имеет конкретную доматериальную структуру, которую ученые Земли научились разбивать на элементарные составляющие. Сейчас это знание утеряно, и слава Богу!

Для того, чтобы провести эксперимент с частицей времени, ее надо откуда-то взять. В точности так же, как взять кусочек любого вещества, желая провести опыт с ним. С золотом – от золотого слитка, с серной кислотой – из пробирки. И ничего плохого не случится, ни с лабораторией, ни с окружающим миром.

С протоматерией времени – куда сложнее. Ее кусочек не возьмешь из настоящего – станешь убийцей и разрушителем. Не выдернешь из прошлого – нарушишь ход истории. До космических временных потоков, слава Господи!, не дотянулись. Остается будущее Земли. Решили извлекать частицы времени из столь отдаленного будущего нашей Планеты, что и дожить не надеялись. Из предпотопного периода, который просчитали на сто пятьдесят тысяч лет вперед.

Не буду объяснять подробности эксперимента, хотя их знаю. Поверь на слово, такое возможно. Крошечную дыру в монолите далеких времен проковыряли, образец времени доставили. Извращались над полученным материалом, как могли. И вдруг – беда за бедой. Все основные исполнители паскудного действа во всех страна стали вдруг пропадать, и все по разным причинам. Дело дошло до вынужденного сворачивания проекта.

И никто не вспомнил, что дырка перед потопом осталась. Ничего ж не случилось, значит, плевать и забыть.

Тем более, других дел у физиков было полно. Абсолютное оружие изобретали, протоматерию ковыряли, неизведанная Вселенная мерещилась ждущей своего покорения золотоносной Аляской. Шагай левой, навались грудью, мозги и совесть исключай из употребления.

Теперь я скажу, Денис, а ты уж поверь мне на слово, что протоматерия времени в структурах своих похожа на рыбацкую сеть. Видел невод, которым рыбаки ловят рыбу? И Земля наша катится «в неводе» огромным тяжелым шаром. Но сеть сплетена на совесть, давление шарика держит.

Миг настоящего – одна ячейка – скользящая точка нуля. Секунда назад – ячейка уже позади – уже прошлое. Секунда вперед – ячейка пока впереди – пока будущее.

Представляй, студент, дальше. Катится шар Земли, само собою, давление на протоматерию времени оказывает. Рассчитанное давление, соответствующее возможностям ее структуры. И, что самое главное, не нами рассчитанное, а Абсолютным Разумом, который всему положил начало, Структуры и Силы вселенские организовал, запрограммировал, в нужную сторону направил, подключил к вечному, неисчерпаемому источнику энергии.

Не надо бы человеку в столь сложный механизм соваться, ничего в нем не следовало нарушать. А мы нарушили – дырочку проковыряли.

Знаешь, почему рыбаки свои сети чинят, а не ковыряют? Потому что из-за маленькой дырочки большие потери понести можно – не только улов упустить, но и невод. Большая рыба его растреплет или косяк мелкой – где тонко, там и порвется.

Представляешь, что будет, если тяжелый шар покатится в сторону дырки? В нашем случае – в сторону будущего? Правильно, сообразил, натяжение образуется. А дырочка эта – слабое место в системе – рваться начнет. И прореха, само собой, потянется в сторону шарика.

Парень будто из космоса видел, как тянется, подбирается к голубой планете провал… Как крутятся континенты, вот-вот осыплются в пропасть… С усилием шевельнулся, вернулся в реал на кухню. Чернявая голова двуликого бога Януса замерев смотрела на парня, как голодный удав на зайчатину. Секунда… Вторая… Гардон усмехнулся, вздохнул, продолжал:

– Не просто, Денис, конечно, такие дела творятся, речь идет не о спущенной петельке. Речь о драке за нашу Планету сил Созидания и сил разрушения. На Земле эти силы воюют через людей, через наши с тобой поступки. К чему мы склоняемся, те тенденции и преобладают.

Проследи ход событий:

Удар сил разрушения – человека создает дыру во времени.

Отбит Силами Созидания – человек отказался от дальнейших экспериментов.

Результат: время рвется, и рваная полоса подходит к нам ближе и ближе.

Удар сил разрушения – человечество вступает в полосу двухсотлетних войн, утрачивает архивы институтов, высокоточные знания и технические возможности исправления своей ошибки.

Отбит Силами Созидания – человечество выживает. Процессы, связанные с разрушением монолита времени, не молниеносны, но растянуты на века, в течение которых происходит вынужденный пересмотр землянами своих приоритетов. Теперь мы вынуждены отказаться от милитаристических повадок и вредоносных опытов, теперь все наши помыслы направлены на сохранение Жизни. Это и создает кармические предпосылки для спасения у края пропасти.

Новый удар – силы разрушения устраивают катастрофу, тарелка пришельцев разбивается над Таймыром!

Казалось, брюнет ликует. «У него раздвоение личности?» Денису хотелось выскочить, но эстафету принял, заговорил блондин:

– Я, сынок, толкую наглядно, говорю о разорванном времени. На самом деле, Природа заполняет свои пустоты. Время только условно можно считать разорванным, оно постоянно стягивается. Видел, как плохая хозяйка зашивает дырку на пятке? Стягивает края. Дыра опять рвется, а неумеха опять стягивает. Носок становится скореженным, надевать его уже невозможно.

Так и отпущенное нам Творцом время долго зашивалось через край и рвалось, зашивалось и опять рвалось, потому что была нарушена его первоначальная целостность. Теперь оно скорежено, притянуто к дальнему краю. Ранее, нам предстояло до этого края сто пятьдесят тысяч лет. Осталось лет пятьдесят, от силы. Помнишь, что по ту сторону от зашитой дыры? Очередной всемирный потоп. Официальный потоп, неотвратимый. Вот мы и поспели к пропасти, переметнулись через пучину тысячелетий. За этой точкой, будущее Земли в том виде, к которому мы привыкли, обрывается. И начнется новый виток органической Эволюции.

Понял теперь, студент? Мы балансируем на грани бытия и небытия.

Атомные излучатели стали всего лишь предлогом, материальным обоснованием будущей трагедии. Направлять все усилия на устранение предлога – бессмысленно. Пока штопаем атмосферу, прилетит метеорит. Пока воюем с метеоритом, сместится ось Земли.

Первопричина была заложена в двадцать первом веке. Она стала выстрелом киллера, сокращающим отпущенное человечеству сроки. Выстрел следует аннулировать, это будет решающим действием Сил Созидания в борьбе за Жизнь. Вот так, студент.

Парень не знал, как реагировать. Верить странному повару с циничной усмешкой маньяка совсем не хотелось. Солнце играло радостное, льды растекались в меру, сознание цеплялось за видимое благополучие.

– Вы уверены? Имеются научные доказательства?

– Как раз научных доказательств нам и не нужно. Если физики заново начнут жонглировать протоматериями, человечество убедиться ни в чем не успеет – мигом раствориться в хаосе до Сотворения. Придется тебе, Денис, поверить мне на слово.

– Предположим, вы меня убедили. Но как повлиять на первопричину, от которой нас отделяют столетия? Если верить вашим словам, вы – единственный на Земле физик, который хранит тайну манипуляций со временем. Вам и карты в руки, создайте лабораторию, исправьте прошлое.

– Ничего ты не понял, сынок, – как ни странно, это брюнет. Напрягается, хочет выявить ласковое лицо. Лучше бы не старался, перекошено получается. – Если б я мог сам сделать что-то хорошее, разве стал бы трепаться перед тобой? Взял бы и сделал, никого не спросив.

Раздавить Землю легко, грязными руками, тщеславными помыслами, дергаясь, словно марионетка, на ниточках сил разрушения.

Исправить ошибки сложно. Руки должны быть чистыми, а душа лучезарной, чтобы ее порывы звенели колоколами в Высоких Сферах, Господа умоляли о великой милости спасения человечества.

Грешен я, Денис, кармически грешен, нельзя мне к этому делу близко подходить. Начинаю о прошлом думать – и такая ненависть к сердцу подкатывает! Хочу в двадцать первый век назад возвратиться и всех основоположников тех вредоносных теорий перестрелять. Ходил бы как маньяк и палил – вот единственное, до чего я додумался. Вероятно, единственное, на что способен.

Потому и в ученые не полез. Через таких, как я, не благо на человечество изливается, а прямое вредительство. Даже если о благе думаем, все равно навредим. Или другие навредят, с нашей подачи.

Да и надо ли возвращаться в прошлое, эксперименты останавливать? – вот вопрос. Не простой, как сразу покажется.

Впервые Ким замолчал после трудного откровения, и оба лица задумались. А может, две головы? Быть может, под крупным черепом скрыт парный могучий мозг?

И Денис наморщил извилины, и решил, напрасно Правительство запрещает всем поголовно мутантам иметь детей. Как раз такие лобастые, такие атлеты Янусы могли бы стать сильной ветвью возрожденного Человечества.

Телепат опять без стеснения просканировал пацана.

– У меня есть дочь, – похвалился, и два лица засветились отцовской доброй улыбкой. – Умница, родилась за два часа до указа.

Парень представил девушку, стройную, высоченную, с двумя лицами… И спохватился: он что себе позволяет? Как грубо и как бестактно! Но телепат опять улыбнулся и не обиделся.

Вынул горячий хлеб, отрезал горбушку, сдобрил сверху самнастоящим дефицитным коровьим маслом. Подал другу:

– Кушай с чайком. Замечательный свежий продукт, только для первородных. Слушай дальше, я так рассуждаю.

К середине двадцать второго века, на работы с протоматерией времени наложили запрет, потому что все убедились в их непредсказуемой, необъяснимой опасности. Уничтожь я, или кто другой, эксперименты со временем в сороковых годах – и они непременно перейдут в семидесятые, на более высоком уровне научной мысли и технических возможностей. И станут первопричиной другой катастрофы, неотвратимой и быстротечной.

Нет! Переиначивать события прошлого недопустимо. Наш взгляд из будущего ограничен, не может учесть множество факторов, которые приведут к множеству осложнений. Надежды на улучшение после такого вмешательства умозрительны, эфемерны.

Все, что имеет место быть на Земле, проходит через основополагающие Программы времен и событий, перепрограммирование опасно.

Пытаться подслеповато и скоро эти времена-события переиначивать – все равно, что извлекать дерьмо из отхожего места, пропускать через химзавод, возвращать молекулы в «съедобное состояние», мазать на хлеб и есть. Смерть обеспечена.

То же дерьмо – на поле, в колос, в лабораторию Природы – обеспечена жизнь.

Вот и смекай, студент, ты у нас биоэнергетик. Ваша наука постигает полевые основы Жизни, но не проводит над биополями эксперименты, не пытается их усовершенствовать. Это и правильно, Лолита знает, что делает. Что Господь положил, то человеку усовершенствовать не дано, можно только испортить.

Природа показала тебе свое возможное будущее, надеется на тебя. Значит, имеет шанс это будущее через тебя изменить. Ты этот шанс найти должен.

Молись, думай, медитируй, вокруг поглядывай, знаки Свыше различай. Не забывай моих слов, мы с тобой тоже неспроста в одной лодке встретились. И от таких, как я, польза бывает, если далеко не суемся.

Денис совсем растерялся:

– Вы это серьезно? Вы полагаете, что я, как это?, избранный? Надежда Природы и человечества? Что целый штат адептов и контактеров при Президенте еще не допер, а мы с вами уже и проблему нащупали, и решение скоро выдадим? Смешно, извините. Неправдоподобно.

– Не ерничай. Быть может, вопрос уже обсуждается на уровне Президента. Но и мы с тобой неспроста поставлены Природой в известность, свою лепту внести обязаны. Что обязан ты предпринять, как поступить, покажет будущее. Думаю, в экспедиции говорить ничего не стоит.

Будешь писать отчет – мои аргументы вставляй, но на меня не ссылайся. Обо мне расскажешь единой Лолите. Передавай ей привет, она поймет все.

Через неделю сюда залетит дежурная тарелка, запасы пищи пополнить, маяки забрать. Вот ты на этой тарелочке и отправляйся назад. Здесь тебе делать нечего, твоя основная работа будет на Большой земле. Помни – выполнять ее следует чистыми руками, с наивной душой, с очищенной совестью. Об этом думай.

Денис икнул. Не потому, что переел вегетарианских котлеток. Последние слова повара о чем-то напомнили. Или кто-то его вспомнил. Запил чайком, икота прошла вместе с неясными ассоциациями.