Дело Уоллеса

Глава 1

Холодный, влажный вечер окутал Ливерпуль. Темнота наступила рано, типично для середины января. Улицы, особенно в районе Кальдер-стрит, где располагался Городской Шахматный Клуб (City Chess Club), были слабо освещены, сыры от мороси. Экономическая Депрессия висела над городом; безработица была высокой. Внутри клуба, на втором этаже здания по адресу 89 Кальдер-стрит, шли шахматные игры.

Помещение клуба было функциональным. Несколько столов для игры, стулья, шкаф для инвентаря, печь, телефон в маленькой прихожей-тамбуре у входа. Воздух пах табачным дымом, деревом мебели, влажной шерстью пальто. Главным звуком был стук шахматных фигур, перемежаемый редкими репликами игроков, вздохами, скрипом стульев. За небольшим столиком у входа дежурил секретарь клуба, Сэмюэл Бид.

Вечером 19 января в клубе присутствовали завсегдатаи. К семи часам вечера находилось около десяти человек. За одним столом играли Джозеф Катоуна и Джон Мур. За другим – Ричард Каллендер против Фредерика Уильяма Севелла. У столика у входа сидел Сэмюэл Бид, записывавший что-то в журнал. Рядом стоял Джеймс Кэмпбелл, разговаривая с Бидом. Томас Дьюхерст наблюдал за игрой Катоуны и Мура. Джозеф Данн сидел в стороне, ожидая партнера. Уильям Герберт Уоллес, 52-летний страховой агент компании "Пруденшиал", еще не пришел. Он обычно приходил чуть позже семи вечера.

Примерно в семь часов пять минут раздался телефонный звонок. Звонок был резким, нарушил тишину клуба. Телефон находился в маленьком тамбуре у входа. Бид встал и пошел отвечать.

Бид взял трубку. «Городской Шахматный Клуб. Слушаю».

В трубке прозвучал мужской голос, четкий. «Я хотел бы оставить сообщение для мистера Уоллеса. Для мистера Уильяма Уоллеса. Он член вашего клуба?»

Бид ответил: «Да, он член клуба. Но он еще не пришел. Я могу принять сообщение?»

«Хорошо», – сказал голос. – «Передайте ему, пожалуйста. Меня зовут Р. М. Квалл. Я представляю фирму «Мэсси и Квалл», дилеров по фарфору и хрусталю. Наш офис находится по адресу Мэннерхайм-Стрит, 25. Вы знаете этот район?»

Бид переспросил адрес: «Мэннерхайм-Стрит, 25? Запишу. Повторите, пожалуйста».

Голос повторил: «Мэннерхайм-Стрит, 25. Угол Мэннерхайм-Корт. Рядом с парком Принсес. Он знает?»

Бид записывал карандашом на клочке бумаги. «Рядом с Принсес-Парк? Записал. Что передать мистеру Уоллесу?»

«Передайте ему, что мы хотели бы обсудить с ним возможность назначения его нашим постоянным представителем в Ливерпуле. Мы слышали о нем как о надежном человеке. Завтра вечером у нас состоится важная встреча с потенциальными дистрибьюторами. Мы хотели бы встретиться с ним лично перед этим, чтобы обсудить детали. Сможет ли он зайти завтра вечером? Скажем, около семи тридцати?»

Бид записывал. «Завтра вечером. Семь тридцать. Мэннерхайм-Стрит, 25. Представительство. Верно?»

«Совершенно верно», – подтвердил голос. – «Передайте, пожалуйста. Это важно. До свидания».

«Хорошо, передам», – сказал Бид. – «До свидания». Он положил трубку. Бид вышел из тамбура с запиской в руке. Он подошел к своему столику.

«Что-то важное, Бид?» – спросил Джеймс Кэмпбелл.

«Звонили для Уоллеса», – сказал Бид, кладя записку на видное место на столике. – «Какой-то мистер Квалл. Фирма «Мэсси и Квалл». Предлагают ему стать представителем. Просят прийти завтра в семь тридцать на Мэннерхайм-Стрит, 25. Адрес возле Принсес-Парка».

«Мэннерхайм-Стрит?» – переспросил Кэмпбелл. – «Там вроде жилые дома. Не офисы. Странно».

«Да», – согласился Бид. – «Но записал, как есть. Передам, когда придет».

Игры возобновились. Около семи часов пятнадцати минут дверь открылась. Вошел Уильям Уоллес. Он был в своем обычном темном пальто и костюме, с зонтом. Лицо было спокойным. Он поздоровался с Бидом и Кэмпбеллом у столика.

«Добрый вечер, Бид. Добрый вечер, Кэмпбелл».

«Добрый вечер, Уоллес», – ответили они.

Уоллес снял пальто, повесил его на вешалку.

«Вам звонили, Уоллес», – сразу сказал Бид, беря со столика записку. – «Минут десять назад. Какой-то мистер Квалл. Оставил сообщение». Он протянул Уоллесу клочок бумаги.

Уоллес взял записку. «Квалл? Не знаю такого». Он прочитал записку. Его лицо выразило легкое удивление. Он перечитал текст. «Мэннерхайм-Стрит, 25? Завтра в семь тридцать? Представительство по фарфору?» – он посмотрел на Бида. – «Больше ничего?»

«Только то, что записано», – ответил Бид. – «Говорил четко. Сказал, фирма «Мэсси и Квалл», дилеры. Слышали о вас. Хотят встретиться перед встречей с дистрибьюторами завтра. Адрес – Мэннерхайм-Стрит, 25, угол Мэннерхайм-Корт, возле Принсес-Парка. Вы знаете эту улицу?»

Уоллес покачал головой, глядя на записку. «Нет, не уверен. Довольно далеко, за Смитдаун-Роуд. Странно. Почему не в центре? И почему так поздно?»

«Мы тоже удивились», – сказал Кэмпбелл. – «Бид записал, что сказали».

Уоллес сложил записку и положил ее в карман жилета. «Хм. Ладно. Спасибо, Бид. Посмотрю завтра на карте». Он подошел к столу, где играли Катоуна и Мур, понаблюдал за партией несколько минут. Затем перешел к столу Каллендера и Севелла. Партия была в разгаре. Уоллес не сел, стоял рядом, но казался слегка рассеянным.

Примерно в семь двадцать пять Уоллес обратился к Биду: «Бид, не будете ли вы так любезны вымыть мои очки? Они запотели».

Бид взял очки. «Конечно». Он прошел в подсобку, вымыл очки теплой водой с мылом, вытер. Вернулся и протянул Уоллесу. «Вот».

«Благодарю», – сказал Уоллес, надевая очки.

Время приближалось к семи сорока. Уоллес подошел к столу, где Джозеф Катоуна и Джон Мур только что закончили партию. Фигуры были убраны в коробку. Уоллес спросил Катоуну: «Не сыграете ли партию, мистер Катоуна?»

Катоуна, сидевший за столом, кивнул. «Хорошо, Уоллес». Они достали фигуры из коробки и начали расставлять их на доске. Уоллес играл белыми. Он сделал первый ход: пешка на королевское четвертое (e2-e4). Катоуна ответил симметрично: пешка на королевское четвертое черных (e7-e5). Партия началась.

Первые десять ходов прошли быстро и уверенно. Уоллес развил коня на f3, слона на c4. Катоуна сыграл коня на f6, слона на c5. Уоллес рокировал в короткую сторону (O-O). Позиция была сбалансированной, типичной для итальянской партии. Уоллес играл твердо, его ходы были точны и логичны. Он контролировал центр, угрожал пешке f7 черных. Катоуна отвечал аккуратно, защищаясь и развивая фигуры.

На двенадцатом ходу Уоллес сделал сильный ход, пешкой на d4 (d2-d4), вскрывая центр и атакуя пешку e5 черных. Катоуна задумался на минуту, затем взял пешку на d4 конем (Кf6xd4). Уоллес немедленно ответил взятием коня слоном (Сc4xd4), восстанавливая материальное равновесие и сохраняя давление. Позиция Уоллеса выглядела предпочтительнее, у него была небольшая инициатива.

Однако после этого Уоллес начал поглядывать на часы на стене. Он сделал следующий ход – ладьей на e1 (Лf1-e1) – чуть медленнее. Катоуна ответил выводом слона на b6 (Сc5-b6), уводя его из-под возможного удара и угрожая по диагонали. Уоллес должен был либо защитить пешку e4, либо развить фигуру. Он задумался. Его взгляд снова скользнул к часам, затем опустился на доску. Он передвинул коня на g5 (Кf3-g5), атакуя пешку f7, но это был менее точный ход, чем защита центральной пешки или вывод ферзя. Катоуна, не задумываясь, сыграл пешкой на h6 (h7-h6), атакуя коня.

Уоллес отступил конем на f3 (Кg5-f3). Это был потерянный темп. Катоуна немедленно воспользовался моментом и сыграл ферзем на f6 (Фd8-f6), создавая угрозы по диагонали f6-a1 и атакуя незащищенную пешку f2. Уоллес поморщился. Он защитил пешку f2, сыграв ферзем на e2 (Фd1-e2). Но его позиция стала пассивной. Инициатива перешла к Катоуне.

«Что-то беспокоит, Уоллес?» – спросил Катоуна после того, как Уоллес снова посмотрел на часы перед своим ходом.

Уоллес взглянул на него. «Да, тот звонок. Странное предложение. Непонятный адрес на окраине. Вечером». Он коротко пересказал суть записки, не отрывая взгляда от доски, но его концентрация явно ослабла.

«Заманчиво звучит, если правда», – заметил Катоуна, делая ход ладьей на e8 (Лf8-e8), усиливая давление по линии «e». – «Но адрес действительно сомнительный. Будете ехать?»

«Не знаю», – сказал Уоллес, машинально передвигая пешку на a3 (a2-a3). Ход был бесцельным и ослаблял ферзевый фланг. – «Наверное, да. Посмотрю завтра, где это. Если это возможность подработать…» Он не закончил фразу, снова посмотрев на часы. Было около восьми часов десяти минут.

Катоуна, сосредоточенный на игре, не стал продолжать разговор. Он увидел слабость в позиции белых. Он сыграл ферзем на g6 (Фf6-g6), создавая двойную угрозу: мат на g2 и взятие незащищенной пешки g2. Уоллес, явно не оценивший угрозу в полной мере из-за рассеянности, попытался защититься слоном на e3 (Сc1-e3?). Катоуна немедленно взял пешку g2 ферзем (Фg6xg2#). Угроза мата на g2 стала реальностью: ферзь черных, защищенный слоном на b6, поставил мат королю белых на g1. Ладья на e1 и слон на e3 не могли перекрыть диагональ или забрать ферзя.

На доске установилась тишина. Уоллес несколько секунд смотрел на позицию, осознавая допущенную грубую ошибку. Он протянул руку через доску. «Хорошо сыграно, Катоуна», – сказал он, его голос был ровным, но без обычной теплоты. – «Сегодня вы были сильнее. Мат в один ход… Редко у меня такое случается».

Катоуна пожал протянутую руку. «Бывает, Уоллес. Спасибо за партию.»

Уоллес встал. Он посмотрел на часы. Было восемь часов двадцать минут. «Мне пора. Холодно, да и завтра… Этот визит.» Он подошел к вешалке, стал надевать пальто.

«Вы уходите рано, Уоллес», – заметил Бид.

«Да», – сказал Уоллес, застегивая пальто. – «После того сообщения как-то не по себе. Нужно подготовиться к завтра.» Он попрощался: «Доброй ночи, господа.»

«Доброй ночи, Уоллес», – ответили несколько голосов.

Уоллес взял зонт и вышел. Он спустился на улицу Кальдер-стрит, повернул направо, в направлении трамвайной остановки на Ричмонд-Парк. Он дождался трамвая №7, заплатил, сел. Трамвай поехал в сторону Энфилда. Уоллес смотрел в окно. Записка с адресом Мэннерхайм-Стрит, 25 лежала в его кармане.

Трамвай ехал около двадцати минут. Уоллес вышел на своей остановке недалеко от Вулвертон-Стрит. Он прошел по темным, тихим улицам Энфилда к своему дому, номер 29. В окнах горел свет. Он открыл входную дверь ключом, вошел в прихожую.

«Джулия, это я», – позвал он, снимая пальто, шарф и галоши. Он аккуратно повесил пальто на вешалку, поставил зонт в углу.

Джулия Уоллес, его жена, появилась из гостиной. Она была в домашнем платье, выглядела уставшей, но улыбнулась. «Добрый вечер, Герберт. Как клуб?»

«Добрый вечер, дорогая», – ответил Уоллес. – «Как обычно. Играл с Катоуной, проиграл.» Он достал из кармана пальто бутылку молока. «Принес молоко. Вчерашнее, думаю, уже на исходе.»

«Спасибо», – сказала Джулия, беря бутылку. – «Да, как раз заканчивается. Иди погрейся, ужин почти готов.» Она направилась на кухню.

Уоллес прошел в гостиную. Комната была небольшая, аккуратная. Небольшой диван, два кресла, книжная полка, стол с настольной лампой. На столе лежала раскрытая книга Джулии – сборник стихов. Уоллес подошел к печке, протянул к ней руки. «Сырость сегодня ужасная. В клубе тоже едва топят.»

«Да, я весь день зябла», – отозвалась Джулия с кухни. – «Хорошо, что ты принес молоко. Суп уже горячий.»

Через несколько минут Джулия поставила на кухонный стол две тарелки с горячим овощным супом и хлеб. Уоллес пришел на кухню. Они сели ужинать.

«Как ты себя чувствуешь сегодня?» – спросил Уоллес, пробуя суп. – «Боль в боку прошла?»

«Немного лучше», – ответила Джулия. – «Но все равно слабость. Весь день читала, дремала. В магазин не ходила, холодно.»

«Правильно», – сказал Уоллес. – «Отдыхай. Завтра, если надо, я схожу.»

Во время ужина Уоллес рассказал о звонке в клуб. «Странная вещь случилась, Джулия. Пока меня не было, в клуб звонил какой-то человек. Оставил сообщение для меня». Он достал из жилетного кармана записку и протянул жене.

Джулия прочитала записку. «Р. М. Квалл? Фирма «Мэсси и Квалл»? Фарфор? Никогда не слышала. И адрес… Мэннерхайм-Стрит, 25? Где это?»

«Где-то возле Принсес-Парка, за Смитдаун-Роуд», – пояснил Уоллес. – «Бид сказал, что звонивший говорил четко. Предлагают стать представителем. Просят прийти завтра вечером, в семь тридцать. Обсудить детали перед их встречей с дистрибьюторами».

Джулия нахмурилась, перечитав записку. «Вечером? На окраине? И фирма неизвестная… Это кажется… странным, Герберт. Почему не днем? Почему не в центре?»

«Я тоже так подумал», – согласился Уоллес, доедая суп. – «Но Бид записал точно. Возможно, это шанс подзаработать. Депрессия… Лишние деньги не помешают. Я посмотрю завтра на карте, где эта улица. Если найду – схожу».

«Будь осторожен», – сказала Джулия. – «Незнакомый район, темнеет рано…»

«Я поеду на трамвае», – ответил Уоллес. – «До Смитдаун-Роуд, а там пешком. Посмотрю».

Они закончили ужин. Джулия начала убирать со стола и мыть посуду. Уоллес встал. «Я помогу?»

«Нет, спасибо», – сказала Джулия. – «Иди отдохни. Я сама».

Уоллес вернулся в гостиную. Он подошел к книжной полке, снял толстый атлас Ливерпуля и окрестностей. Принес его к столу, зажег настольную лампу. Он открыл атлас на карте города и начал искать Мэннерхайм-Стрит. Его пальцы скользили по мелким улочкам района Эвертон и Принсес-Парк.

«Нашел?» – спросила Джулия, заходя в гостиную и вытирая руки о фартук.

«Кажется, да», – указал Уоллес на карту. – «Вот, здесь. Довольно далеко. От Смитдаун-Роуд нужно будет идти минут десять, наверное. Не самый лучший район, но не худший».

Джулия взглянула на карту. «Далековато. И вечером… Ты уверен, что хочешь ехать?»

«Думаю, да», – сказал Уоллес, изучая маршрут. – «Если это реальное предложение… Проверю. Вернусь, как смогу».

Джулия вздохнула. «Как знаешь. Я пойду почитаю немного в кровати. У меня голова болит».

«Хорошо, дорогая», – сказал Уоллес, не отрываясь от карты. – «Я скоро».

Джулия ушла в спальню. Уоллес остался в гостиной за столом. Перед ним лежал раскрытый атлас Ливерпуля и окрестностей, изданный в 1928 году. Он склонился над картой района Принсес-Парк. Его указательный палец медленно двигался по линиям улиц. Он нашел Смитдаун-Роуд, крупную артерию. Затем отыскал ответвление – Мэннерхайм-Стрит. Он проследил ее путь, отмечая пересечения. Номер 25, согласно записи в атласе, находился на углу с Мэннерхайм-Корт, ближе к восточному концу улицы. Уоллес мысленно представил маршрут: трамвай №7 или №11 до остановки на Смитдаун-Роуд, затем пешком на север, в сторону парка. Поворот на Мэннерхайм-Стрит. Пройти примерно 300-400 ярдов до углового дома. Он оценил время: 10-15 минут ходьбы от трамвая.

Он закрыл атлас, поднялся и аккуратно поставил его на место на книжной полке между справочником по страховому делу и томом Диккенса.

Уоллес прошел на кухню. Он подошел к окну над раковиной. Форточка была закрыта, защелка задвинута. Он дернул ручку – форточка не подалась. Он выключил свет на кухне, щелкнув выключателем у двери. Комната погрузилась в темноту.

Затем он подошел к входной двери в прихожей. Он проверил верхнюю задвижку – металлический штырь плотно сидел в петле на дверной коробке. Нижняя задвижка также была заперта. Он дернул на себя дверную цепочку – звенья натянулись, крючок прочно держался в скобе. Он провернул ручку замка «Йель» – язычок вышел и убрался плавно. Дверь была надежно заперта.

Уоллес зашел в спальню. Джулия лежала на своей стороне кровати, спиной к дверям. Она была укрыта одеялом до плеч. В руках у нее была раскрытая книга – сборник стихов Кристины Россетти. Свет настольной лампы-ночника с абажуром из зеленого стекла падал на страницы. На дубовой тумбочке рядом с ней стоял стакан с водой, заполненный на три четверти.

Уоллес подошел к своему стулу у туалетного столика. Он снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. Затем снял жилет. Его рука нащупала в правом кармане жилета записку от Бида. Он вынул смятый клочок бумаги, разгладил его пальцами, еще раз бегло прочитал: "Р.М. Квалл. Мэсси и Квалл. Мэннерхайм-Стрит, 25. Завтра 19:30. Представительство." Он положил записку обратно в карман жилета и повесил жилет поверх пиджака на спинку стула.

Он снял туфли, поставил их аккуратно рядом со стулом. Переоделся в пижаму. Потушил основной свет в спальне, оставив только ночник. Подошел к кровати, приподнял одеяло и лег на свою сторону. Он повернулся на спину, глядя в потолок. Тиканье будильника на каминной полке было отчетливо слышно в тишине. Джулия перевернула страницу книги. Уоллес закрыл глаза, мысленно повторяя повороты улиц возле Принсес-Парка. Записка с адресом Мэннерхайм-Стрит, 25 лежала в кармане жилета на спинке стула.

«Нашел дорогу?» – спросила она, отложив книгу.

«В общих чертах», – ответил Уоллес, снимая жилет. – «До Смитдаун-Роуд на трамвае. Потом пешком. Дом на углу, как писали.» Он стал готовиться ко сну.

«Надеюсь, оно того стоит», – тихо сказала Джулия.

«Посмотрим», – ответил Уоллес. Он потушил ночник. «Спокойной ночи, дорогая.»

«Спокойной ночи, Герберт.»

В доме воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем часов в гостиной и редким шумом ветра за окном. Уильям Уоллес лежал, думая о завтрашней поездке на Мэннерхайм-Стрит и о странном звонке мистера Квалла. Джулия Уоллес, уставшая, скоро уснула. Записка с адресом лежала в кармане жилета Уоллеса, висевшего на спинке стула в спальне. Это был обычный вечер в их доме на Вулвертон-Стрит.

Глава 2

Будильник на каминной полке в спальне прозвенел ровно в семь часов утра. Уильям Уоллес открыл глаза. Он потушил звонок, встал с кровати. Джулия спала, повернувшись к стене. Уоллес надел халат и тапочки. Он вышел из спальни, спустился в прихожую первого этажа.

Первым делом он подошел к задней двери, ведущей в крошечный двор. Он проверил верхнюю задвижку – штырь плотно сидел в петле. Нижняя задвижка также была заперта. Замок «Йель» щелкнул при проверке ручки. Дверь была надежно заперта изнутри. Уоллес прошел на кухню.

На кухне он открыл дверцу угольной плиты. Зола от вчерашнего огня была холодной. Он совком достал несколько кусков угля из ведра у плиты, положил их в топку. Сверху положил смятые газеты и щепки из коробки рядом. Он чиркнул спичкой, поджег бумагу. Когда щепки занялись, он прикрыл дверцу, оставив заслонку поддувала открытой. Пламя разгоралось.

Он наполнил чайник водой из крана над раковиной, поставил его на плиту рядом с разгорающимися углями. Достал из шкафа металлическую кастрюльку, насыпал в нее полчашки овсяных хлопьев из бумажного пакета. Залил хлопья двумя чашками воды из-под крана. Поставил кастрюльку на плиту, на край, где было менее жарко. Достал из хлебницы половину буханки черного хлеба. Отрезал два ломтя. Положил их на решетку над углями, чтобы подсушить.

Пока плита разогревалась, Уоллес вернулся в прихожую, поднялся на второй этаж. Он прошел в ванную комнату. Умылся холодной водой из крана. Побрился безопасной бритвой, используя кисточкой кусок мыла из мыльницы. Вытер лицо и руки полотенцем, висевшим на крючке. Причесал волосы гребнем. Оделся в чистую рубашку, жилет, брюки, носки и туфли. Пижаму и халат сложил на стул в спальне. Джулия проснулась, пока он одевался. Она села в кровати, опираясь на подушки, и закашлялась.

Уоллес спустился на кухню. Вода в чайнике закипала. Овсянка на плите булькала. Он помешал ее деревянной ложкой. Ломти хлеба подрумянились. Он снял их с решетки щипцами, положил на тарелку. Намазал тонким слоем маргарина из жестяной банки. Выключил плиту под овсянкой. Разлил кипяток из чайника в заварной чайник, где уже лежала ложка сухого чая. Накрыл чайник грелкой. Налил овсянку в миску. Положил ломоть хлеба рядом. Поставил миску, тарелку с хлебом и пустую чашку на поднос. Налил в чашку крепкого чаю. Добавил в чай одну ложку сахара из сахарницы. Своего завтрака он не стал подслащивать.

Уоллес кивнул. «Хорошо. Постарайся поесть хоть немного». Он не поцеловал ее, не обнял. Развернулся и вышел из спальни.Он поднялся в спальню с подносом. Поставил его на тумбочку рядом с Джулией. «Доброе утро», – сказал он. Джулия кашлянула еще раз. «Доброе утро». Ее голос был хриплым. Она посмотрела на поднос. «Чай с сахаром. Овсянка. Хлеб», – перечислил Уоллес. – «Как спалось?» «Плохо, Уильям», – ответила Джулия. – «Кашель не давал уснуть до самого утра. Спина болит». Она взяла чашку двумя руками, сделала осторожный глоток чая. К еде не притронулась. «Я только чай попью. Спасибо». «Тебе нужно принять лекарство», – сказал Уоллес, указывая на два пузырька и коробочку с пилюлями на тумбочке рядом со стаканом воды. – «Я оставлю тебе обед на кухне. Вареная картошка и говядина. И лекарства здесь. Я уезжаю в офис, потом по делам к клиентам, потом… к этому Кваллу. Вернусь поздно. Ты уверена, что справишься?» Джулия кивнула, отпивая чай. «Да, да. Я буду отдыхать. Миссис Грин заглянет днем, спросит, не нужно ли чего. Она обещала вчера. Не беспокойся».

Он спустился на кухню. Достал из шкафа глубокую тарелку. Положил в нее три очищенные, сваренные накануне картофелины и кусок вареной говядины. Накрыл тарелку другой, чуть меньшего размера, чтобы еда не заветривалась. Поставил тарелку на кухонный стол. Убрал со стола свою миску из-под овсянки, вымыл ее. Вымыл ложку и кастрюльку. Протер стол тряпкой. Потушил огонь в плите, прикрыв заслонку поддувала. Выпил свой чай, стоя у окна. Погода была пасмурной, моросил дождь. Он поставил чашку в раковину.

Прошел в прихожую. Надел коричневое пальто, шляпу. Взял свой черный портфель, в котором лежали страховые бланки, квитанционная книжка, ручка, записная книжка. Проверил карман жилета – кошелек с несколькими монетами и банкнотами на месте. Взял зонтик, стоявший в углу. Перед выходом он подошел к задней двери и снова проверил задвижки и замок. Все было заперто. Затем подошел к парадной двери. Отодвинул верхнюю и нижнюю задвижки. Повернул ключ в замке «Йель», открыл дверь. Вышел на улицу, закрыл дверь за собой. Повернул ключ два раза, запер замок снаружи. Спустился с двух ступенек крыльца на тротуар Вулвертон-стрит. Направился в сторону трамвайной остановки на Энфилд-роуд. Было около восьми часов утра.

Джулия Уоллес осталась в доме одна. Она допила чай. Отодвинула поднос. Попыталась съесть ложку овсянки, но снова закашлялась. Отложила ложку. Приняла две пилюли из коробочки, запила водой. Выпила ложку микстуры из одного из пузырьков. Откинулась на подушки. Закрыла глаза. Она чувствовала слабость и боль в груди при каждом вдохе. Встать с кровати и подойти к окну, чтобы посмотреть на мужа, у нее не было сил. Она слышала, как шаги Уильяма затихли за дверью, как он удалялся по улице. Затем наступила тишина, нарушаемая только тиканьем часов на каминной полке в гостиной внизу и ее собственным прерывистым дыханием.

Дом в Отсутствие Уоллеса: 8:00 – 12:00

Дом опустел. На кухне стояла тарелка с холодной вареной картошкой и куском вареной говядины, накрытая другой тарелкой. Рядом лежала чистая вилка. На плите остывал чайник. В раковине стояла чашка из-под чая Уоллеса. Мыло в мыльнице было влажным. Полотенце на вешалке висело немного неровно. Ведро с углем стояло у плиты, совок воткнут в уголь. Коробка со щепками была наполовину пуста. В хлебнице лежала оставшаяся половина буханки хлеба, нож лежал рядом. Маргарин в жестяной банке был закрыт. Сахарница стояла на столе, ложка внутри нее.

В гостиной на столе у окна лежала раскрытая книга Джулии – сборник стихов Кристины Россетти. Рядом с ней лежал сложенный вечерний выпуск газеты «Ливерпуль Эко» от 19 января. На другом конце стола, рядом с настольной лампой, лежал клочок бумаги – записка от мистера Квалла, которую Уоллес вынул из кармана жилета вечером и, видимо, забыл убрать. Над камином тикали часы. На полу у дивана стояла корзинка для рукоделия Джулии с неоконченной вышивкой. Печка в углу была холодной.

В прихожей на вешалке висело только легкое пальто Джулии. Зонт Уоллеса стоял в углу. Галоши стояли на подставке у двери. На полу у порога лежала небольшая влажная дорожка от капель дождя.

На втором этаже в спальне Джулия дремала. Поднос с почти нетронутым завтраком стоял на тумбочке. Стакан воды был наполовину пуст. Пузырьки с лекарствами стояли рядом. На спинке стула висел жилет Уоллеса, поверх него – пиджак. На стуле аккуратно лежали пижама и халат. В ванной комнате раковина была влажной, полотенце смято. Гребень лежал на краю раковины.

В маленькой комнате, служившей Уоллесу кабинетом и лабораторией, царил порядок. На столе стоял микроскоп, накрытый чехлом. Рядом лежали несколько чистых предметных стекол. На полке стояли ряды пробирок в держателе, все чистые и сухие. Склянки с химикатами (помеченные этикетками: «Сульфат меди», «Нитрат серебра», «Хлорид натрия») стояли плотно закрытыми на другой полке. На столе лежала стопка страховых бланков компании «Пруденшиал», несколько конвертов с письмами, чернильница с перьевой ручкой. На отдельном столике в углу стоял футляр со скрипкой, закрытый. Смычок висел на крючке рядом. Стул был аккуратно задвинут под стол. На полу не было пыли.

Крошечные суммы денег были спрятаны в разных местах дома, как это было их привычкой. В кухонном шкафу, за банкой с чаем, лежал запасной кошелек с несколькими шиллингами. В книге на полке в гостиной (том III собрания сочинений Диккенса) между страницами 210 и 211 лежала сложенная банкнота в один фунт. В выдвижном ящике туалетного столика в спальне, под стопкой носовых платков, лежала маленькая кожаная сумочка с медяками – около пяти шиллингов. Основные сбережения хранились в банке.

Около десяти часов утра Джулия ненадолго проснулась. Она допила воду из стакана. Приняла еще одну дозу микстуры от кашля. Попыталась встать, чтобы сходить в туалет, но почувствовала головокружение и слабость. Она снова легла. Снова задремала. Кашель периодически будил ее. Она больше не пыталась встать.

Джулия вздохнула. Она снова закрыла глаза. Больше никто не беспокоил дом до возвращения Уоллеса. Дом снова погрузился в тишину, нарушаемую только тиканьем часов, редким кашлем Джулии и завыванием ветра в печной трубе на кухне.Около половины двенадцатого раздался стук в парадную дверь. Джулия проснулась. Стук повторился, негромкий. Затем послышался голос: «Миссис Уоллес? Это я, Амелия Грин. Вы дома?» Джулия слабо крикнула: «Да… Войдите! Дверь открыта!» Она имела в виду, что замок снаружи открывается ключом, но задвижки внутри были задвинуты. Миссис Грин попробовала открыть дверь. Ручка повернулась, но дверь не поддалась. «Миссис Уоллес? Дверь заперта изнутри!» – крикнула она. Джулия поняла свою ошибку. «Извините… Я не могу встать… Задвижки…» – крикнула она, но голос был слаб, и миссис Грин вряд ли расслышала. «Миссис Уоллес?» – миссис Грин постучала еще раз. Помолчала. «Ладно, дорогая, я зайду позже, когда вам будет лучше! Отдыхайте!» – крикнула она в щель двери. Шаги удалились по тротуару.

Утро Уильяма Уоллеса: 8:15 – 12:30

Уоллес дошел до трамвайной остановки на углу Энфилд-роуд и Вулвертон-стрит. Он подождал около пяти минут. Подошел трамвай №7, идущий в центр Ливерпуля. Уоллес поднялся в салон, заплатил кондуктору два пенса за билет до центра. Сел у окна. Трамвай тронулся, громыхая по рельсам.

За окном проплывали очереди. У пекарни на углу стояла молчаливая толпа – в основном женщины в поношенных пальто, с пустыми сумками. У ворот церкви Св. Луки – другая очередь, к благотворительной кухне; запах дешевого супа доносился даже сквозь закрытые окна трамвая. На дверях каждого третьего магазина – таблички "Продается" или "Сдается". Окна некоторых домов были заколочены фанерой. На перекрестке девочка лет восьми, босая, несмотря на холод, продавала с лотка жалкие тряпичные куклы. Пассажиры трамвая молчали, уставившись в пол или в окна с пустым выражением. Обрывки разговоров: "…на бирже сказали, вакансий нет…", "…мясо опять на пенс дороже…", "…Мерфи выселили вчера, вещи на тротуар…".

Он проехал мимо парка Стэнли, повернул на Принсес-роуд, затем на Парк-роуд. Было около половины девятого утра. Пассажиров было немного: несколько рабочих с усталыми лицами, служанки с пухлыми сумками (вероятно, с покупками для тех, кому еще везло), клерки в потертых костюмах. Уоллес смотрел в окно на проплывающие мокрые улицы, фабричные корпуса с потухшими трубами, доки, где у причалов стояли пустые или полуразгруженные суда.

Он прошел к своему столу в углу. Открыл портфель. Достал квитанционную книжку, записную книжку с адресами клиентов, папку с документами. Сверился со списком визитов на день.Он вышел на остановке у Ливерпуль-Лайм-стрит. Прошел пешком по Лайм-стрит мимо вокзала. У входа в вокзал толпились люди с узелками – те, кто искал работу в других городах или просто ночлег. Полицейский равнодушно наблюдал за ними. Свернул на Лорд-стрит, главную торговую улицу города. Даже здесь витрины многих магазинов выглядели полупустыми, а покупателей было мало. Дошел до здания офиса компании «Пруденшиал» на Дейл-стрит. Вошел в здание, поднялся на второй этаж. В офисе было несколько клерков за столами. Уоллес поздоровался с дежурным менеджером, мистером Парри. «Доброе утро, Уоллес». «Доброе утро, мистер Парри».

Миссис Бэйнс, дрожащими руками, подписала бумагу, которую он ей терпеливо объяснил. «Спасибо, мистер Уоллес, вы добры, что пошли навстречу…». Уоллес кивнул, убрал бланк в портфель. «Заявление отправлю в офис. Вам пришлют подтверждение. До свидания». Он видел таких клиентов много. Визит занял около двадцати минут.Клиентка №1 (Токстет, ок. 10:30): Миссис Элис Бэйнс Уоллес вышел из офиса. Шел мелкий дождь. Он раскрыл зонт. Се на трамвай до Токстета. Район был убогим, дома обшарпанные. Нашел нужный дом – ветхий, с облупившейся краской. Поднялся по темной лестнице на третий этаж, постучал в дверь. Дверь открыла миссис Элис Бэйнс, худая пожилая женщина в заплатанном платье. Маленькая квартирка за ней пахла капустой, сыростью и керосином. «Миссис Бэйнс? Доброе утро. Уильям Уоллес, «Пруденшиал». По поводу просроченного платежа по вашему полису». Женщина встретила его со слезами на глазах. «Мистер Уоллес, войдите, войдите… Я просто не могу заплатить на этой неделе. Совсем не могу. Артур… сын мой… его опять сократили на верфи на прошлой неделе. Чем кормить его детей, не знаю…». Она безнадежно развела руками. Уоллес вошел в крошечную, бедно обставленную комнату. Выслушал вежливо, но без особой эмоции. «Миссис Бэйнс, я понимаю трудности. Но если платеж не будет внесен, полис может быть аннулирован. Вы потеряете все вложенные средства. Может, оформить официальную отсрочку? Нужно заполнить заявление». Он достал из портфеля бланки.

«Да? Это хорошо», – отозвался Уоллес, думая о своем маршруте к следующему клиенту и о вечерней встрече. Он отказался от предложенного чая. «Извините, время поджимает. Следующий клиент ждет». Визит занял около десяти минут.Клиент №2 (Эдж-Хилл, ок. 11:45): Мистер Гарольд Дженнингс Уоллес доехал на трамвае до Эдж-Хилла. Дом мистера Дженнингса, слесаря, был в лучшем состоянии, хотя район тоже небогатый. Постучал. Дверь открыл сам Дженнингс, мужчина лет сорока, в рабочей робе, но выглядящий бодрее большинства. «Уоллес! Заходи, заходи! – Дженнингс был в приподнятом настроении. – Недавно вернулся на завод, после чертовых полутора лет! Получил первый аванс – могу заплатить!». Он широко улыбнулся. Уоллес вошел в небольшую, но опрятную гостиную. Достал квитанционную книжку. Мистер Дженнингс отсчитал несколько монет – полную сумму. Уоллес аккуратно выписал квитанцию, вручил ее. Завязался короткий разговор. «Как дела на заводе?» – спросил Уоллес формально. «Пока держимся. Заказов мало, но хоть что-то. Говорят, на верфи «Кэммелл Лэрд» опять набирают, партия малая…», – сказал Дженнингс.

Уоллес внимательно выслушал. Принял небольшой взнос, выписал квитанцию. Новость об ограблении так близко к его собственному дому вызвала у него легкую, но отчетливую тревогу. Он вспомнил о Джулии, одной дома на Вулвертон-стрит. «Будьте осторожны, миссис Фаррелл, – сказал он, его голос звучал чуть суше обычного. – Не открывайте дверь незнакомцам. И запирайте двери на засовы». Его слова звучали как профессиональная рекомендация страхового агента, но за ними стояло личное беспокойство. Визит занял около пятнадцати минут. Было около четверти второго.Клиентка №3 (Эдж-Хилл, ок. 13:00): Миссис Эдит Фаррелл Последний визит в Эдж-Хилле был к миссис Эдит Фаррелл, пожилой женщине, живущей одной в небольшом домике на тихой улочке. Она открыла дверь, выглядев взволнованной. «Мистер Уоллес! Слава Богу, это вы! Входите, входите скорее!» Уоллес вошел. «Добрый день, миссис Фаррелл. По поводу взноса?» «Взнос? Ах да, взнос… – Она махнула рукой, как о чем-то неважном. – Но вы не поверите, что вчера случилось! В нашем переулке! Дом старика Томаса, через три дома отсюда… Ограбили! Средь бела дня!» Уоллес насторожился. «Ограбили?» «Да! Вломились, пока он в сарае был! Вынесли его сбережения, что копил на похороны, говорят. Да и его самого… – Женщина понизила голос. – Нашли без сознания. Говорят, в больнице, в шоке. Страшно, мистер Уоллес! Рядом! В нашем тихом переулке!». Она нервно оглянулась.

Уоллес вернулся в офис «Пруденшиал» на Дейл-стрит около половины второго. Он сдал вырученные деньги (взнос Дженнингса и частичный взнос миссис Фаррелл) кассиру. Сдал заполненные квитанции и отчет по визиту к миссис Бэйнс (отсрочка) секретарю. Записал в журнале агентов время и результаты визитов. Положил портфель в ящик своего стола.Возвращение в офис и обед

Уоллес надел пальто, шляпу, взял зонт. Вышел из офиса.«Уходите, Уоллес?» – спросил мистер Парри. «Да. Пойду обедать. Потом у меня еще одно деловое назначение вечером», – ответил Уоллес. Мысли о грабителях в Эдж-Хилле и больной жене дома не давали покоя, но его лицо оставалось непроницаемым. «Удачи», – кивнул Парри.

Он направился в недорогую столовую на Кэстл-стрит. По пути миновал угол, где оратор-коммунист, стоя на ящике, что-то кричал о "капиталистических кровопийцах" перед небольшой, апатично слушавшей его группой безработных. Полицейские стояли неподалеку, наблюдая. Возле столовой подросток пытался продать газету "The Daily Worker". Уоллес прошел мимо.

В столовой он заказал мясной пирог с картофельным пюре и чашку чая. Заплатил девять пенсов. Обедал молча, читая вечерний выпуск «Ливерпуль Пост», купленный по дороге. В газете не было ничего особо примечательного: сухие новости о росте безработицы на национальном уровне, краткий отчет о заседании городского совета о сокращении расходов на помощь бедным, спортивные сводки. Он дочитал газету, допил чай. Посмотрел на часы на стене столовой. Было без двадцати час. До назначенной встречи с мистером Кваллом оставалось больше шести часов. У него было время. Он решил зайти домой проведать Джулию, прежде чем ехать на Мэннерхайм-стрит. Новость о дневном ограблении в соседнем районе усиливала это желание. Он вышел из столовой и направился к трамвайной остановке на Лайм-стрит, чтобы сесть на трамвай №7 обратно в Энфилд. Мысли его были заняты предстоящей поездкой, странным предложением о представительстве и неясным чувством тревоги за Джулию. Гнетущая атмосфера города, его очереди, закрытые магазины и разговоры о преступлениях висели тяжелым фоном.

Около часа дня Уильям Уоллес вышел из трамвая №7 на своей обычной остановке у Энфилд-роуд. Дождь усилился. Он раскрыл зонт и быстрым шагом пошел по Вулвертон-стрит к дому номер 29. Подойдя к крыльцу, он достал из кармана брюк связку ключей, нашел ключ от парадной двери. Вставил его в замок «Йель», повернул два раза. Открыл дверь. Внутри он отодвинул верхнюю и нижнюю задвижки, вошел, закрыл дверь за собой, но не стал снова задвигать засовы.

Из гостиной донеслись голоса. Уоллес повесил пальто и шляпу на вешалку, поставил мокрый зонт в угол прихожей. Прошел в гостиную.

Джулия сидела в своем кресле у печки, которая теперь слабо топилась. Она была одета в домашнее платье поверх халата, волосы причесаны. Рядом, на диване, сидела миссис Амелия Грин, соседка с дома номер 33. На столе стояли две пустые чайные чашки и блюдце с крошками.

«Посмотрим», – ответил Уоллес. – «Извините, мне нужно поесть». Он направился на кухню.«А, Герберт, ты вернулся», – сказала Джулия, повернувшись. Ее голос звучал менее хрипло, чем утром, хотя лицо все еще было бледным. «Добрый день», – сказал Уоллес, кивнув жене и соседке. – «Миссис Грин». «Добрый день, мистер Уоллес», – ответила миссис Грин. – «Заглянула проведать Джулию. Принесла ей немного свежего хлеба от булочника». Она указала на буханку, завернутую в бумагу, лежащую на краю стола. «Очень любезно с вашей стороны», – сказал Уоллес. «Я разогревала чайник, мы попили чаю», – добавила Джулия. – «Миссис Грин помогла мне спуститься. Я чувствую себя немного бодрее». «Рад это слышать», – сказал Уоллес. Его взгляд скользнул по комнате, остановился на записке от мистера Квалла, все еще лежавшей на столе. Он подошел к ней, взял в руки, снова прочитал. «Я зашел пообедать перед вечерней поездкой», – пояснил он, кладя записку обратно. «О, да, тот странный звонок», – вспомнила миссис Грин. – «Джулия мне рассказывала. Надеюсь, это стоящее предложение».

На кухне он подошел к плите. Заслонка поддувала была прикрыта, но угли еще тлели. Он открыл заслонку, подбросил два куска угля из ведра. Достал спички, разжег газету, сунул ее под угли, подул. Огонь разгорелся. Он поставил чайник на плиту. Затем снял тарелку, которой была накрыта его порция обеда – холодная вареная картошка и говядина. Поставил сковороду на плиту, капнул немного маргарина. Когда маргарин растопился, выложил в сковороду картошку и мясо, нарезанное на куски. Стал помешивать, разогревая обед. Пока еда грелась, он достал тарелку, нож и вилку. Поставил их на кухонный стол. Достал из хлебницы ломоть хлеба, отрезанный миссис Грин. Налил в заварник чай из жестяной банки, залил кипятком из чайника. Накрыл заварник грелкой.

Через несколько минут обед был горячим. Уоллес переложил его на тарелку, поставил на стол. Налил себе чаю. Сел и начал есть. Из гостиной доносились негромкие голоса Джулии и миссис Грин, обсуждавших, вероятно, соседские новости или здоровье. Уоллес ел быстро, без спешки, но и не задерживаясь. Доел картошку, мясо и хлеб. Выпил чай. Встал, вымыл тарелку, вилку, нож, чашку и сковороду в раковине. Вытер посуду полотенцем, убрал на место. Потушил огонь в плите, прикрыв заслонку. Протер стол.

«Доброго дня», – ответила она и вышла на улицу. Уоллес закрыл дверь, задвинул нижнюю задвижку на всякий случай.Он вернулся в гостиную. Миссис Грин собиралась уходить, надевая пальто, которое она сняла, видимо, повесив на спинку стула. «Ну, я пойду, Джулия, – сказала соседка. – Отдыхайте. А вы, мистер Уоллес, удачи с вашей встречей». «Спасибо, миссис Грин», – ответил Уоллес. – «Спасибо, что заглянули». «Да, спасибо, Амелия», – добавила Джулия из кресла. Миссис Грин вышла в прихожую. Уоллес открыл ей дверь. «Доброго дня».

«Постараюсь», – сказал Уоллес. Он наблюдал, как она осторожно поднимается по ступеням, опираясь на палку и перила. Когда она скрылась наверху, он вздохнул.Он подошел к Джулии. «Как самочувствие сейчас?» «Лучше, чем утром. Чай и разговор подбодрили. И лекарство помогло. Я, наверное, поднимусь наверх, полежу». «Хорошо», – сказал Уоллес. – «Я помогу тебе подняться?» «Нет, спасибо, я справлюсь сама», – ответила Джулия, с усилием поднимаясь из кресла. Она взяла палку, стоявшую рядом. – «Ты скоро уезжаешь?» «Да. Сейчас переоденусь, проверю дорогу еще раз и поеду. Вернусь, как смогу». Джулия медленно пошла к лестнице. «Будь осторожен. И… постарайся не задерживаться слишком поздно».

Сборы на встречу: Приблизительно 13:45 – 18:45

Уоллес подошел к столу, снова взял записку от мистера Квалла. Достал из кармана брюк записную книжку и карандаш. Переписал адрес: «Мэннерхайм-Стрит, 25. Угол Мэннерхайм-Корт». Закрыл книжку, положил ее и карандаш обратно в карман. Записку снова положил на стол.

Уоллес прошел к своему туалетному столику. Открыл ящик, достал чистый носовой платок. Положил его в карман брюк. Достал кошелек, проверил содержимое: несколько монет, банкнота в десять шиллингов. Положил кошелек в карман жилета. Снял с вешалки в шкафу свой лучший костюм – темно-синий, почти черный, в тонкую серую полоску. Снял пиджак и жилет, которые был на нем (серый рабочий костюм), повесил их в шкаф. Надел чистую белую сорочку. Затем надел брюки и пиджак лучшего костюма. Жилет надел поверх сорочки. Поправил галстук. Подошел к зеркалу, поправил волосы.Он поднялся в спальню. Джулия уже лежала в кровати, накрывшись одеялом. Ее глаза были закрыты.

Спустился вниз. Прошел в прихожую. Достал из шкафчика под лестницей коробку с ваксой и щетки для обуви. Снял туфли, которые были на нем (они были слегка влажными и грязными от утренних поездок). Достал из коробки в шкафчике свои лучшие черные ботинки. Се на стул в прихожей. Нанес ваксу на ботинки, тщательно начистил их щеткой до блеска. Надел начищенные ботинки. Зашнуровал их. Убрал коробку с ваксой и щетки обратно в шкафчик. Поставил утренние туфли на полку внутри.

Проверил часы в гостиной. Было около половины третьего. До встречи еще больше четырех часов. У него было время. Он снова подошел к книжной полке, снял атлас Ливерпуля. Открыл его на карте города. Нашел Смитдаун-Роуд. Внимательно изучил сетку улиц к северу от нее, в районе Принсес-Парка. Нашел Мэннерхайм-Стрит. Проследил ее путь. Нашел обозначение Мэннерхайм-Корт – маленький тупичок, отходящий от Мэннерхайм-Стрит. Дом 25 должен был быть на углу. Он запомнил ближайшие ориентиры: церковь Святого Колумбана на углу Смитдаун-Роуд и Принсес-роуд, вход в Принсес-Парк. Закрыл атлас, убрал его на место.

Прошел на кухню. Проверил, плотно ли закрыта форточка над раковиной. Она была закрыта. Заглянул в гостиную. Джулия не спускалась. Он подошел к задней двери. Проверил верхнюю и нижнюю задвижки. Они были заперты. Замок «Йель» был заперт. Он дернул ручку – дверь не поддалась. Все было в порядке.

«Хорошо», – сказал Уоллес. Он снова взял газету, но не читал, а смотрел на записку, лежащую на столе.Он сел в гостиной в свое кресло. Достал из кармана вечерний выпуск «Ливерпуль Пост», который купил в обед, но не дочитал. Стал читать статью о дебатах в парламенте по поводу мер по борьбе с безработицей. Читал медленно, поглядывая на часы. Время тянулось. Около четырех часов он услышал, как Джулия спускается с лестницы. Она прошла в кухню, налила себе стакан воды, вернулась в гостиную. «Ты еще здесь?» – спросила она. «Да. Время еще есть», – ответил Уоллес, откладывая газету. – «Как ты?» «Нормально. Голова не болит. Кашель почти прошел. Я думаю, сварю себе яйцо на ужин».

Около пяти часов он встал. «Пойду, пожалуй, приведу себя в порядок перед выходом». Он поднялся наверх в ванную. Умылся холодной водой. Поправил галстук. Причесался. Спустился вниз. Подошел к вешалке. Снял свое лучшее темное пальто. Надел его. Надел шляпу. Взял зонтик. Достал из кармана жилета кошелек, проверил еще раз – деньги на месте. Достал из кармана брюк записную книжку, проверил записанный адрес. Положил обратно. Подошел к столу, взял записку от мистера Квалла, сложил ее и положил во внутренний карман пальтона.

Уоллес кивнул. Открыл парадную дверь. Вышел на улицу. Закрыл дверь за собой. Повернул ключ в замке «Йель» два раза, запер дверь. Положил ключ в карман. Поправил шляпу. Раскрыл зонт. Повернул направо и зашагал по направлению к трамвайной остановке на Энфилд-роуд. Было без пятнадцати шесть вечера. Он направлялся на встречу с мистером Р. М. Кваллом на Мэннерхайм-Стрит, 25. Дома, на кухне дома номер 29 по Вулвертон-стрит, Джулия Уоллес ставила на плиту кастрюльку с водой, чтобы сварить яйцо на ужин.«Я ухожу, Джулия», – сказал он, заглядывая на кухню, где она ставила кастрюльку с водой на плиту. Она вышла на порог кухни. «Удачи. Будь осторожен». «Спасибо. Не зажигай свет на лестнице, когда пойдешь наверх. Я возьму ключ», – сказал он. Он подошел к вешалке в прихожей, снял с крючка ключ от парадной двери. Положил его в карман пальто. «Хорошо. Спокойной дороги», – сказала Джулия.