Серая дева

Глава 1. Дом

Она по привычке, в полудреме, подтянула на замерзшее оголившееся плечо тяжелое комковатое одеяло, пахнущее псиной и человеческим потом. Иногда ей казалось, что она уже сама превратилась в бездомную собаку. В ней не осталось желаний, только животная необходимость пить, есть и долго, очень долго, и глубоко спать. Но все же, у нее был Хозяин.

Девушка открыла свои глаза карего цвета и тут же тело ответило желанием потянуться. Икру на ноге неприятно свело и она поморщилась, натягивая ступню на себя, чтобы снять спазм. Голова болела, во рту витал неприятный привкус от вчерашнего вина, её подташнивало. Хозяина не было, но пахло его потом, кислым вином и горячим воском. Тусклый свет от двух из двенадцати свечей кованной потолочной люстры освещал спальню, в разные стороны вытягивая серын тени от разномастных статуэток, что собирал Хозяин. Статуэтки стояли на столике возле кровати, на Каминной полке, ломились из открытого дубового сундука. Единственное, что их объединяло, это то, что они изображали голых женщин (или безголовые женские тела) разных форм и поз. Одна из них, с неестественно выгнутой спиной, валялась на засаленной тахте.

Девушка перевернулась на спину, натянув до подбородка одеяло и покрывало из потертых волчьих шкур, что давным-давно добыл Хозяин. В комнате было холодно, камин еще не разожгли. Девушка скользнула взглядом по орнаментам дубового навеса, изготовленного еще для деда Хозяина. Шесть темно-коричневых младенческих лиц ангелочков смотрели на нее сверху, обрамленные цветами, кудряшками и ветками растений. Девушке казалось, что выражения их лиц со временем менялись. Раньше их личики зло улыбались в её присутствии, сейчас же они улыбались совершенно равнодушно. Она тихо дышала и прислушивалась. Одна из свечей в люстре трещала, снаружи доносился монотонный шум. Дождь или ветер? Девушка прислушивалась и ждала, скоро Мария должна принести еду. Она старалась не пропустить звук легких шаркающих шагов. Ширк-ширк, Что-то внутри её екнуло, сжалось. Ширк-ширк. Девушка затаила дыхание. Ширк-ширк. Лязгнула ручка двери. Ширк-ширк, ширк-ширк. Тяжелая дубовая дверь подалась и приоткрылась. Ширк-ширк. В проем, спиной вперед, держа двумя потрескавшийся руками тусклый металлический поднос, протиснулась грузная Мария в мягких кожаных тапочках. Ширк-ширк, ширк-ширк. Она все так же бормотала себе под нос. Девушка почувствовала, как оцепенение спало и привстала на локте. Ее едва позабавило это старое бормотание. Хозяин запретил Марии разговаривать с девушкой, но та нашла для себя способ доносить свои мысли.

– Снова дрыхла весь день, – бормотала женщина, не смотря в сторону девушки и продвигаясь к креслу возле камина, – хоть бы раз отнесла посуду до мойки или сходила за дровами. Ленивая задница, только и знает, что целый день лежать, – под её ногой звякнула бутылка из-под вина, – грязная свинья. Снова убирать за ними, – она поставила поднос на мягкую обивку стула с высокой спинкой, – пили всю ночь, смрад в зале невозможный. Мария вытерла руки о свой серый, в пятнах, фартук, наклонилась, крякнула, подцепила пальцами за вытянутое горлышко пустую зеленую бутылку и, опершись одной рукой на стул, выпрямилась. Лицо её покраснело. Девушка размышляла кашлянуть ей или нет, но решила не раззадоривать Марию. Та бросила взгляд на поленницу возле камина, выругалась, развернулась и пошаркала обратно к двери, переваливаясь как серая гусыня. Девушка проводила её взглядом, уголки губ чуть приподнялись. Ширк-ширк, ширк-ширк. Скоро она вернется с дровами и в спальне станет тепло.

На подносе стояла деревянная глубокая тарелка, наполненная до краев жирной бараньей похлебкой из картофеля, моркови, сельдерея и кругов лука, лежали два полукруглых серых куска хлеба и стояла кружка, в которую наложили немного яблочного варенья с крупными кусками яблока. Есть девушке не хотелось, но нужно. Пока Мария ходит еда остынет, да и ей попадает, если девушка заболеет. Девушка села на кровати, холодный воздух обжег кожу, она судорожно поежилась, по спине проползти мурашки. В голове на миг прояснилось. Жирный запах переваренной баранины все больше заполнял комнату. Она вдохнула поглубже, чтобы подавить тошноту и опустила босые ноги на шершавый, обитый зеленым бархатом подиум. Девушка присела на корточки, приподняла портьеру и уснула руку в темноту. Пальцы нащупали знакомую шершавость. Один, два. Губы сами растянулись в едва заметной ухмылке. В руке оказалась пара толстых колючих вязаных носок. Её секрет. Она снова запустила руку под кровать, в темноту, почти по плечо, пока пальцы не нащупали холодный комок струистой ткани. Как тогда…Смотрины. Хозяин называл это смотрины. Помнилось смутно: новая девушка в борделе, роскошный ужин в замке в ее честь, роскошное кресло, в котором она утопала… Ради потехи гости её одаривали «дарами», спаивали, а потом… шум, чужие руки, боль. Ценные дары оседали у Хозяина и его друга Эрнста, остальное растаскивала челядь. Девушке, в честь которой устраивали смотрины, никогда ничего не доставалось. Именно на таких смотринах она давным-давно и смогла стащить из «даров» грубые носки и шелковую камизу, пока пьяная толпа предавалась веселью.

Девушка натянула носки, шерсть хоть как-то защищала от холода камня. Затем надела камизу. Старая ткань натянулась в районе груди и бедер. Нужно быть аккуратнее, чтобы швы не лопнули. Каждый вдох давался с трудом.

Она подошла к подносу, переставила его на пол, взяла миску, влезла с ногами на кресло и принялась ужинать. Теплые куски еды проваливались в желудок, а пальцы, сжимающие серебряную ложку, немели от холода. Девушку передернуло, она поставила миску с половиной похлебки на поднос и принялась за липкое варенье. В голове витала мысль рискнуть вернуться в кровать и поесть там, но, если Мария увидит, она доложит об этом Хозяину, а доставлять ей это удовольствие не хотелось.

Ширк-ширк. Ширк-ширк. Девушка вскочила на ноги, бросила кружку на поднос и метнулась к кровати. На ходу она стягивала с себя камизу, предательски застрявшую в районе груди. Ширк-ширк, ширк-ширк. Большой палец ударился об подиум, девушка не обратила внимание, запрыгнула на кровать. Ткань камизы больно дернула кожу спины и камиза снялась. Девушка сунула её под подушку, а сама нырнула под одеяло. Мария возвращалась с корзиной, наполненной сухой щепой и несколькими поленьями. Сердце девушки стучало, она снова натянула на себя одеяло и стягивала под ним с ног носки. Мария открыла дверь и вошла. Девушка замерла. Вес корзины не давал ей разговаривать пока она шла от двери к камину, было слышно лишь её наружное сопение. Но как только корзина опустилась на пол, раздалось:

– Неблагодарная сучка, – Мария наклонилась и стала перекладывать поленья в камин, бормоча себе под нос, но девушка уже не старалась их разобрать. Рука стягивала с ноги колючую шерсть носок.

Женщина повозилась еще немного, покряхтела, звякнуло огниво и яркие отсветы заплясали по комнате.

– Совсем отсырели, поганцы, – бросила Мария, взяла корзинку в руки – в полутьме ничерта не видно, – она направилась к кровати.

Девушка присела, прикрываясь одеялом. Тошнота подкатила горлу с новой силой, смешалась с дымом от камина. Мария на нее не посмотрела, подошла к столику со статуэтками.

– Срамные какие, – взгляд скользнул по поверхности столика, она брезгливо, тыльной стороной ладони, сдвинула их чуть в сторону, освободив место, пошарила в корзинке, достала бутыль с вином. Стекло глухо стукнуло об дерево. Мария развернулась, переваливаясь, прошаркала до подноса.

– Как собака жрет все с пола , – проговорила она, наклонилась, взяла поднос в руки, поправила корзинку и направилась к выходу, – Живет как свинья в хлеву и света белого не нужно, – на мгновение она остановилась, у самой двери, покачала головой, обернулась: – негоже в потемках ждать, коли господин пожалует.

Дверь ней закрылась. Ширк-ширк, ширк-ширк.

Шаги таяли. Девушка выдохнула, вылезла из-под одеяла, сжимая теплые носки. Она вытащила из-под подушки камизу и одним движением сунула сверток одежды поглубже в сырую темноту портьеры. Камин разгорался, теплые тонкие волны воздуха стал пробираться к кровати. Не сводя взгляда с двух еще не погасших свечей, она протащила тяжелый стул под нависающую люстру. Влезла на стул, вытянулась, приподнялась на носочках, поморщилась от боли в спине ниже лопатки. Она выдернула одну из толстых свечей из подсвечника, расправила фитиль и сунула его конец в огонек одной из свечей. Шипение, едкий дымок и вот задрожал веселый язычок желто-оранжевого пламени. Девушка принялась одну за одной снимать, зажигать и ставить обратно высокие, толстые бело-серые свечи. В комнате становилось все светлей и ей казалось, что статуэтки женских тел, всплывающие все четче из темноты, двигают бедрами, поворачиваются и обступают её все плотнее. Убедившись, что свечи стоят ровно, она слезла со стула, отодвинула его обратно с глухим скрежетом по полу. Рука сама потянулась к тяжелой холодной бутылке. Пробка подалась, влажно хлюпнула, в нос ударил знакомый кислый запах. Во рту пересохло и девушка, придерживая дно бутылки второй рукой, прильнула к горлышку. Кислятина ободрала язык, горло, хлынула в желудок. Девушка кашлянула, поморщилась, воткнула пробку в бутылку и водрузила её на столик. Нужно лечь, подождать пока в комнате станет суше, теплее , тогда вино поможет заглушить неприятный страх под сердцем.

Девушка уронила голову на подушку следя, как дрожат огоньки на люстре. Камин потрескивал. Гигантские, пульсирующие тени статуэток качались, сливаясь с сердцем в такт. Сознание сползало в теплую, вязкую темноту. Вокруг ходили люди, но не обращали на девушку никакого внимания. Невнятный гул голосов, преимущественно мужских, звон… бормотание…разбитое стекло…. стук. Глухой, тяжелый. Стук каблуков по коридору. Стук его сапог.

Будто ледяные клещи за горло выдернули девушку из сна. Кровь шумела в ушах, сердце колотило о ребра. Девушка замерла, не дышала, отчаянно желая, чтобы это был плохой сон, вслушиваясь. Тяжелая поступь. Она втянула воздух уже не в силах не дышать. Он шел спотыкаясь, пьяный до безумия. Шаги замерли у двери, лязг перстней о дверную ручку и она распахнулась резко, с грохотом, ударившись о стену. Посыпалась штукатурка. В комнату ворвался холодный мокрый воздух и волна запахов: сладкие духи, кислый перегар, пот, земля, медь. Хозяин не вошел, ввалился в спальню. Одной рукой оперся на косяк, вторую прятал под мокрым, в странных темных пятнах, плащом, прижимая к себе какой-то бугор. Камзол из бархата расстегнут, с черных, прилипших ко лбу волос на лицо стекали струйки воды. Плащ шлепнул по полу, оставляя маслянистые ржавые следы. Он развернулся, глухо закрыл дверь, пошарил в кармане, вставил узкий, похожий на черный палец, ключ в замочную скважину и повернул. Замок послушно щелкнул. Хозяин стоял, тяжело дыша, оставляя на полу мокрые пятна и комья грязи с сапог. Запах меди висел в воздухе как туман. Девушка, не в силах сдерживать волнение, открыла глаза. Ей мучительно необходимо было увидеть его. Хозяин крякнул, словно стараясь прочистить горло, повернул голову. Его взгляд, плавающий, мутный скользнул мимо камина, свечей, картин, кровати и уперся в статуэтки на столе. Губы скривились в оскале. Он шагнул к ним, покачиваясь едва заметно. Лицо, обычно надменное, холодное сейчас было красным, одутловатым. Запах – алкоголя, пота, сладких духов, земли – сгущался, заполняя все вокруг. Она закрыла глаза. Слушала его шумное, прерывистое дыхание.

Он остановился у самого изголовья. Навис. Капли с плаща капали на пол в такт треска поленьев в камине. Девушка старалась не дернутся, не выдать себя дрожью, ногти впились в ладонь. Игра в сон. Он протянул руку, бутылка грохнула об пол, девушка вздрогнула, распахнула глаза. Фигурки женских тел со столика посыпались на пол, некоторые разбились, но он не обратил внимание. Гипс и стекло захрустели под его тяжелыми сапогами, он волок столик к камину. Пробка от винной бутылки соскочила и вино булькало, выливаясь на пол. Девушка во все глаза наблюдала за ним. Хозяин поставил столик напротив камина, проверил, что он не шатается, рванулся за креслом, притащил, скрежеща по полу, поставил напротив камина и расстегнул пряжку плаща. Сырая ткань шлепнулась на пол, как шкура. Он бережно сжимал в руках сверток. Девушка тихо села на кровать, завернулась в одеяло и, вытянув шею выглядывала из-за спинки. Пальцы в перстнях, перепачканные темной жижей, аккуратно разворачивали сверток. Из грязной тряпицы появилась фигура женщины, высотой не больше локтя, в тунике и мафории. Статуэтка преклонила голову, а правую руку приложила к сердцу. Дерево или камень с темными подтеками. Хозяин бережно поставил её на столик, а сам рухнул в кресло.

Девушка ждала минуту. Другую. Камин трещал, выкидывая всполох искр. Хозяин недвижно сидел в кресле, его дыхание стало ровнее, тяжелее. Мокрый плащ на полу у камина парил, запах меди смешивался с запахом кислого вина, что растекалось по полу. Запах крови. Вот что за пятна были на его плаще. Подойти, проверить уснул или нет? Напряжение в её теле выдохлось. Веки наливались тяжестью. Где-то капала вода. Тени плясали под потолком. Спинка кресла у камина расплывалась. Голова девушки безвольно упала на подушку. Не сон, капитуляция плоти. Темнота поглотила без сновидений.

Дверь трясли. Девушка резко села на кровати. Несколько свечей на люстре погасли, в камине еще горели поленья. Гулкий стук сотряс дверь.

– Кто… черт! Убирайся! – рявкнул Хозяин, хрипло низко, – Не до тебя! – пальцы белые от напряжения впились в ручки кресла, приковав к созерцанию кутающейся в мафорий статуэтки.

– Вальтер! – пробил дверь голос Эрнста, наглый, пропитанный хмелем, – отпирай, старый хрыч! Прячешься от призраков своих шлюх?

Хозяин взметнулся, опрокинул кресло. Оно грохнуло в осколки фигурок, подняв облако сухой пыли. Он пошатнулся, откинул сапогом в сторону плащ и заковылял к двери. Щелкнул замком, дернул ручку. Дверь взвыла, отворяясь.

– Чего пришел? Говори и вали, – голос Вольтера был холоден и пуст.

Эрнс толкнул дверь, втолкнулся в комнату, маленький, плотный, пышущий жизнью и любовью поесть. Глаза метнулись к груде осколков, скользнули по девушке и замерли на столике.

– Ага! Красотка! Вот она, чистенькая, – на его губах скользила ухмылка, – не то, что твои…Святая! Говорил же, у тех бродяг-богомольцев. Ты их облагодетельствовал? … По-царски? – он шагнул к столику, рука тянулась к статуэтке.

Из горла Вольтера вырвался не рев, булькающий захлебывающийся вопль, он бросился между Эрнстом и столиком. Руки как клешни вцепились в бархат камзола Эрнста :

– Не смей! Не тронь! Моя!… чистая…она такая же… Как эта тварь! – трясущийся палец ткнул в девушку на кровати, – святая, говоришь! Нет! Насмешливая сучка! Моя!

Они сцепились. Вольтер – яростный, неистовый, мечущийся как слепой зверь, Эрнст- приземистый, мощный как бык. Они закружились, сплетенные в мерзком танце, засопели. Хлюпали удары кулаков по телу, скрежетали сапоги по осколкам. Вольтер, захлебываясь, пытался укусить. Эрнст хрипел от усилий. Он сильно рванул, отшвырнув Вольтера к стене:

– Сумасшедший ублюдок! Она-золото! Раритет! – он пытался отдышаться, лицо побагровело, искаженное злобой – отдай ее мне. Я поставлю её туда, где ей самое место – над кроватью самой дорогой шлюхи…пусть мужики на нее спускаю за дополнительные…, – он шагнул к столику.

Вольтер поднялся, в глазах плясали безумие и отчаяние. Не видя, не думая ни о чем, кроме серого силуэта на столике, он ринулся не на Эрнста, а на статуэтку, чтобы закрыть её собой, спасти от осквернения. Его пальцы едва коснулись мафория, скользнули по каменной щеке, металл перстней шаркнул по камню.

– Не получишь! – Эрнст в бешенстве, не успев схватит статуэтку, толкнул столик.

Ножка скрипнула, хрустнула как кость. Столик накренился. Статуэтка закачалась. Медленно, невесомо, танцуя. В комнате водворилась тишина. Девушке показалось, что фигурка взглянула на нее – печально, понимающе и начала падать.

– Нееет! – вопль, ужас смешанный с отчаянием вырвался из горла Вольтера.

Статуэтка падала в зев камина. Вольтер ринулся за ней. Девушка тряхнула головой. Камин перестал быть камином. На его месте зияла большая черная бездонная воронка, в которую и падала статуэтка. Эрнст замер у стены, глаза выпучились от ужаса. Вальтер, не раздумывая шагнул в темноту, почти касаясь пальцами статуэтки. Его тело исчезло бесшумно как в болоте. На широком лице Эрнста отразилась маска ужаса. Он видел падение. Видел прыжок Вальтера. Но не видел как дверь позади него растворилась в таком де черном, пульсирующем зеве. Девушке казалось, что стены, потолок, пол закипают. Не водой, чистейше мглой. Пузыри вздувались и лопались,оставляя после себя дыры-провали, зияющие ледяной мглой. Эрнст дернулся, рванул к месту, где была дверь. Его нога ступила в пустоту. Он замер, начал оседать в дыре, как в смоле. Его руки судорожно хватали пустоту, он взглянул на Леру полными ужаса глазами, а потом тьма поглотила его.

В комнате стояла гробовая тишина. Перегородки между пузырями, мутнели, твердели, иногда осыпаясь песчаной пылью и сливаясь в неровные, могучие своды. Кое-где в дырах появился тусклый свет, похожий на свечение свечей. Воздух стал сухим, теплым, пахнущим каменной пылью и древностью.. Девушка обнаружила, что сидит на шероховатом камне. Тело окутала грубая белая ткань, а на плечи наброшена волчья шкура. Она дернула накидку, но та не подалась, будто прикипела к коже. Девушка вскочила на ноги, огляделась. Пустота. Только своды пещер, дыхание камня и множество проходов, уходящих в неизвестность. В пустотах, куда упали Вольтер и Эрнст свет становился чуть ярче. Девушка обошла пещеру, робко заглядывая в тесные жерла. Шагнуть за пределы её не решилась. В пещере было страшно, но в тоннелях еще страшнее.

Глава 2. Шепот

Целый мирок надвинутый на глаза, созданный, чтобы скрыть правду. Какую? Что ты раб.(Морфиус, Матрица)

Казалось, пещера дышала. Внутри тоннелей мерцали бледные отблески, пробивались и снова исчезали косые лучи света. До девушки доносились приглушенные шорохи, капель, шелест песка на камне, она ощущала движения воздуха. Иногда ветер приносил влажный плесневелый запах, иногда сухой запах раскаленного камня. Сначала она ждала. Ждала чего-то. Кого-то. Спина леденела от ожидания. Она ждала, что вернется мгла и к ней и из тоннеля покажется болезненно знакомая тень Хозяина. Но блики на стенах упорно разрывали серую темноту тоннеля. Ждала, что за ней придет кто-то, как за ними, но пещера оставалась безмолвной. Оставалась спокойной.

Постепенно липкий страх откатывал, оставляя внутри странную пустоту. Ветерок, прилетевший то из одного, то из другого тоннеля, иногда ворошил волосы, играл в складках туники, растекался по блестящей шерсти волчьей шкуры. Ей нравилось гладить ее ладонью. Эта шкура не была похожа на те, что лежали на кровати Хозяина… Вольтера. В своих мыслях она упорно стала называть его по-имени. И, в какой-то момент, ей стало скучно. Это странное, непривычное, щекочущее чувство, заставило её пошевелиться. Она встала, прошлась, рассматривая уже знакомый свод пещеры и, выбрав самый безопасный, по её мнению, тоннель, шагнула в него.

Она шла вперед, раз обернулось, но решила дойти до другой стороны тоннеля. На полу кое-где собирались лужи. Девушка шла осторожно,прислушиваясь, прикасаясь пальцами к каменной глади стены, не чувствуя холода. Шкура на плечах давала ощущение защиты, туника едва прикрывала бедра. Камни, на вид острые, не впивались в кожу ступней. Она остановилась, подняла ногу, чтобы посмотреть на ступню. Никаких отпечатков каменных неровностей и краев. Она провела еще раз по стене, на пол посыпался мелкий сор. Не холодно. Сколько времени она уже находится тут? Девушка посмотрела на ртутную гладь лужи на полу, разбежалась и прыгнула. Всплеск, ступни обняла вода. Ни холода, ни сырости. Она стояла, глядя на постепенно затихающую поверхность. Шагнула вперед. Ноги встали на камень, оказались совершенно сухими. Она наморщила лоб, вспоминая, как вода вела себя раньше. Мокрые волосы при мытье. Мокрая, прилипшая к телу одежда. Красно-бордовое кислое вино, капающее с волос на грудь, платье…сердце провалилось в низ живота. Девушка задышала прерывисто, свистяще. Посмотрела на руки. Она здесь. Она все еще здесь. Свет в тоннеле потускнел. Руки задрожали мелкой дрожью, казалось, суставы на них вздулись. Кто-то из девочек говорил, что нужно дышать. Всегда нужно дышать. Тогда они не смогут до тебя добраться. Она попыталась втянуть воздух, боялась закрыть глаза. Горло сдавило, вместо него осталась маленькая щель, в ушах появился звон бокалов… Или монет… или… колокольчиков. Глаза распахнулась шире. Колокольчиков! Это был звон колокольчиков. Девушка бросилась вперед, к бликам света в конце тоннеля, не разбирая дороги. Колокольчики. С маленькими язычками, поблескивающими в свете огня. Она бежала. Воздух становился суше, шум крови в ушах сливался со звоном. Запахло пылью. Тоннель постепенно расширился, превратившись в пещеру формы яйца, заваленного на бок, пять или шесть ответвлений уходили в разные стороны. Пол покрывал слой песка. С десяток песочных пирамидок топорщились над его поверхностью. Девушка остановилась, зарывшись ступнями в шелковый песок. Сверху зашуршало, тонкая струйка посыпалась с потолка на верхушку одной из пирамидок. Девушка старалась отдышаться, сухой воздух резал горло. Свободное горло. Колокольчики затихли. Она подняла голову, тут же в глаз прилетела песчинка. Острая боль кольнула, пришлось отчаянно тереть его кулаком. Еще с десяток струек песка зашипели сверху. Оставляя в мягком песке неглубокие следы, девушка кинула еще один взгляд на пирамидки, выбрала тоннель напротив и скрылась в немой темноте.

Она бродила по тоннелям. Время в пещере текло как вода – незаметно. Где-то стены, к которым она прикасались были похожи на папиросную бумагу, тонкие, песчаные. Они вибрировали, из-за них доносились призрачные звуки: шум косого дождя, свист ветра, глухие грозовые раскаты. Девушка замирала, вслушивалась, пальцы сжимались. В других местах камень нависал, не давая свету пробиться в тьму. Воздух становился затхлым, тяжелым, пахнущий сырой глиной и гнилью. Тишина давила на виски. Девушка торопливо пятилась, возвращалась, нащупывая путь вдоль шершавой стены. Кое-где из полумрака вырастали огромные вытянутые мокрые камни. Они тянулись друг к другу от пола до потолка, иногда срастаясь, отполированные слезами пещеры. Капли сочились по бокам, капали вниз тягучим, одиноким «плюх». Девушка обходила их стороной или наблюдала за ними издалека, они вызывали отвращение, склизкие, мокрые, напоминали ей что-то древнее и не совсем мертвое.

Однажды тоннель вывел её в пещеру с большим гладким озером стыдливого розового отлива. Девушка подошла к самой кромке, заглянула в воду. Отражение было размытым, неясным, будто вода состояла из мелких блестяшек, сваленных в одну кучу. Тишина тут была особенной, гулкой, нарушаемой только редкой каплей воды, от которой по поверхности озера расходились круги. Воздух пах сыростью и камнем. Она присела, хотела прикоснуться к поверхности, но задержала руку, слишком совершенным была поверхность озера. Спокойствие озера было похоже на хрупкий сон.

В другой пещере вода неспешно текла из одного тоннеля в другой. Не река, ленивый ручей, давно проложивший себе путь меж камней. Вода была темной, но кристально прозрачный. Дно отполировано и усеяно мелкой галькой. Девушка шла вдоль ручья, слушая его всплески. В пещере пахло свежестью, озоном. Она остановилась, оглянулась на тоннели, из которых вышла. Куда идти дальше? Выбор был только её. И времени, чтобы решить было бесконечно много.

Ветер принёс в тоннели новый, до боли знакомый запах. Тонкий, медный запах крови. Девушка встревожилась. В пещере что-то изменилось, камни неуловимо вибрировали, будто что-то предвещая. В полумраке она пошла по тоннелю, ведущему в пещеру, где иногда сидела возле полупрозрачных стен и слушала бормотание дождя. Воздух тут поменялся, стал тяжелее, плотнее. Запах пота резанул ноздри, она остановилась, прислушалась. Еще одни человек. В пещере. Сердце забилось сильнее. Кто это? Мужчина, женщина? Что ему нужно? Он один? Она присела на корточки, прислушалась. Человек не издавал звуков, а камни под её ногами вибрировали сильнее. Она встала, осторожно пошла ко входу.

Она увидела его сразу, он сидел, прислонившись спиной к стене, грязное пятно на фоне песчаных стен. Мужчина. Кожаная шапочка с двумя длинными висюльками вдоль впалых щек и седеющей бороды. Одна его рука висела вдоль туловища, другая прижимала к боку окровавленную тряпку. Пальцы, длинная рубаха, штаны были перепачканы кровью. Он откинул голову, уперся затылком в камень, тяжело дышал, глаза полуприкрыты. Губы его двигались, он что-то говорил. На полу, рядом с ним были капли крови. Девушка подождала с минуту, мужчина не обращал на нее никакого внимания. Она подошла ближе, готовая в любой момент рвануть в спасительную темноту тоннелей. Шепот его был монотонный, прерывистый, ресницы дрожали. Она подошла ближе. Возможно, он что-то почувствовал, губы мужчины замерли. Он открыл глаза, поднял голову, посмотрел в сторону и настороженно прислушался. Кадык скользнул сверху вниз. Обвел мутными глазами пещеру, взгляд скользнул сквозь девушку, замер на входе в черный тоннель. Глаза расширились, будто он что-то увидел, девушка с испуге обернулась. Никого. Он зашептал, настойчивее, девушка прислушалась. Речь сливалась для нее в белиберду. Голова его начала болтаться, он снова оперся на стену, веки закрылись. Он вдруг замолчал. Рука, зажимающая ткань, ослабла и упала на пол. Девушка запаниковала, неужели умер? Сердце колотилось, в висках стучало. Нет, она не потерпит тут мертвецов! Страж перед холодным телом превысил страх перед живым. Она рванула к нему, присела, не касаясь его одежды. Дрожащие пальцы тычком нашли шею под бородой. Липка кожа. Под ней – слабые удары на крови. В голове лихорадочно бились мысли. Что нужно делать? Промыть рану? приложить чистую ткань? Прижечь? Ближе всех был зал с розовым озером, она метнулась, пролетела туда. Безмолвное озеро чуть светилось. Девушка рухнула на колени возле вода, сунула руки в зеркальную гладь. Вода собралась в ладонях как густой сироп. Она зачерпнула пригоршню, немного, вода почти не стекала между пальцев.

Обратно она бежала, стараясь не расплескать тяжесть в ладонях. Мужчина оставался на месте, лицо приобрело землистый цвет. Девушка снова присела, замерла. Нужно снять его одежду? Тогда куда деть воду? Рваные края раны зияли как открытым темным, кривым ртом. Тошнота подкатил к горлу. Она медленно вылила воду в рану. Мужчина не шевельнулся. Она попробовала оторвать край подола от туники, но он не подавался. В нос ударил запах жареной крови, девушка отпрянула. Кровь на краях раны пузырилась, тлела. Рана не затягивалась, но перестала сочиться. Запах крови сменился сладко-медовым, тошнотворным ароматом. Пещера мелко дрогнула, камни перестали вибрировать. Свод на мгновение осветился. Он умер? Нет. Стало слышно его дыхание, глубокое, ровное. Она смотрела на кровяную коросту, что теперь закрывала рану и продолжала слабо пузыриться. Что произошло? Что происходит? Пусть проснется и уйдет! Только бы ушел! Девушка попятилась и кинулась в тоннели, подальше от запаха жареного мяса.

Она не знала, когда он ушел. На земле остались только багровые пятна крови, которые девушка засыпала, втерла в землю песком. Снова стало спокойно, тихо. Первое время она старалась не ходить в пещеру. Тонкие стены манили тихими звуками природы, но перед глазами каждый раз всплывал образ мужчины у стены. Она на него за это злилась. Она появилась в зале, когда рокот от грозы раскатился по своду пещеры. Слушать грозу она любила. Казалось, что пещера вторит раскатам грома, её охватывало необъяснимое возбуждение. Потом пришел ропот. Лера, расположившаяся на полу, недовольно нахмурилась. Ропот, переходящий в шепот, доносился снаружи, похожий на шелест сыплющегося песка. Девушка встала, прикоснулась подушечками пальцев рук к шершавой поверхности. Стенка едва вибрировала. Шепот, как назойливая муха клубился вокруг. Девушка убрала руку, стало легче. Это все мужчина! Оставил свой шепот здесь! Она метнула взгляд на место, где он сидел. Шепот раздвоился. Девушка замерла. Может, ей показалось? Два голоса. Оба мужские, вразнобой сплетались в один поток. Ей показалось, что шкура стала чуть тяжелей. Два голоса что-то хотели от нее, настойчиво, требовательно. Хозяин и Эрнест? Она отпрянула он стены как от огня. Нет, лучше не рисковать. Она снова скрылась в тоннеле.

Сухой шепот все чаще появлялся в пещере. Девушка его почти не слышала, если не подходила близко к стенам. Два раза она видела в зале людей. Призраков. Первый раз была женщина в длинной одежде, с покрытой платком головой. Она выглядела встревоженной и напуганной, по ноге струилась кровь от свежего пореза. Она Воровато огляделась, что-то сунула в камни, развернулась и растаяла в воздухе. Девушка с любопытством вытянула из камней тонкую деревянную табличку. Табличка пахла свежим деревом. На одной стороне её жидким углем были нарисованы неизвестные символы. Девушка повертела ее в руках. Не понятно. Положила обратно. Второй призрак был мужчиной. Девушка слушала ветер, гуляющий за стенами, когда раздался шорох, бег камней и в пещере, лежа на боку появился мужчина. Казалось, он будто скатился с горы, одежда была вся в грязи. Тюрбан его, показался девушке забавным. Она видела такой один раз, когда-то давно. Выглядел он испуганным и пораженным, оглянулся, так резко, что полы его одежды взметнулись в стороны. Он поднял голову, посмотрел на свод пещеры, кинулся на колени и стал неистово шептать. Горло девушки неприятно сдавило. Она кашлянула, чтобы снять это ощущение. Мужчина вздрогнул, вскочил на ноги, побежал и растворился в воздухе. Девушка улыбнулась.

«Они» появились вместе. Пещера отозвалась сразу, по камням бежали пульсирующие вибрации, настойчивые, гулкие как удары молотка, забивающего на гвоздь. Вибрации привели девушку. Она увидела двоих, один – худой сгорбленный мужчина, сидел на коленях, качался в трансе. Он бормотал, упорно, монотонно, прикладывал ладони к лицу, шептал в них и опускал слова в землю. Именно они пробегали по земле от него к ногам девушки. Второй была женщина. Она тоже сидела на голом полу, неподвижная, сутулая, покачивалась.Рядом стоял баул. Они пришли издалека? Или пришли на долго? Девушка озабоченно подошла ближе. Голова женщины покрыты платком. На плечах накидка. Руки обнимали ребенка. Маленького мальчика. Короткие волосы его торчали мокрыми пиками над головкой, маленькие голые пятки едва касались пола пещеры пока мать его медленно качала. Ребенок молчал. Девушка, ощущая как каменеет сердце, подошла к ним ближе. Мужчина и женщина были не молоды. На его лице отражалась маниакальное отчаяние, на её – твердая уверенность. Мальчик или спал, или был в лихорадке. Он дышал отрывисто, но ровно, прильнув в материнской руке. Красная кожа, мокрые волосики. Женщина перестала качать, высвободила руку, что придерживалась ноги мальчика, вопросительно посмотрела на мужчину. Мальчик всхлипнул, она снова начала качать, похлопывая его ладонью по руке. Мужчина продолжал остервенело шептать. Девушка сжала кулаки. Зачем они притащили его сюда умирать? Его место дома, в кровати, не в сырой пещере! Женщина порылась в сумке, достала какой-то мешочек, закупоренный крышкой,откупорила её и поднесла к губам ребенка. Тот сделал один маленький глоток, смочивший губы, завозился, недовольно застонал. Женщина поспешно закупорила мешочек и принялась шикать и убаюкивать ребенка. Вид у них был изможденный. Бубнеж мужчины раздражал девушку. Она развернулась, пошла в сторону. Что она может сделать? Спасти его? Почему они решили, что она сможет? Она наступила на камень и в голове вспыхнул обрывок памяти. Её наказали. За что? Она не беременела. Никто из его девочек так и не принёс потомства. Её загнали в клетку, вместе с еще двумя провинившимся. Запах псины. Ее сердце каменело, тяжелея под грудью. Смерть придет ко всем. Иногда слишком рано. Пульсация под ногами стала настойчивее, она не дала провалиться в воспоминание, дергало как ребенок за подол платья. Нужно попробовать. Они уйдут, как только ребенку станет легче.

Девушка снова подошла к краю розового озера. Обмакнула палец, вытащила, наблюдая за тяжелой, склизкой каплей. Возможно, вода ему поможет, как помогла мужчине. Если же нет, то она точно облегчит его страдания. Она капнула воду на ладонь, та послушно собралась в аккуратную плотную каплю. Девушка вернулась в залу. Живот свело судорогой страха. Она посмотрела на мальчика, во рту появился привкус кислого вина. Отец вскрикнул что-то хриплое, ударил себя ладонью по лбу. Мать вздрогнула, прижала ребенка. Мальчик слабо застонал. Женщина забормотала, потянулась к мешку с водой. Сейчас. Девушка метнулась к ним. Казалось, что женщина на секунду замерла, что-то почувствовала. Ребенок протяжно застонал, она засуетилась, откупорила мешок, преподнесла к губам ребенка. Девушка подхватила каплю, тряхнула. Жирная капля сорвалась с пальца и шлепнулась в глоток воды, что вылился в рот мальчику. Мальчик глотнул, потом еще, еще. Ручки вцепились в мешок, он сделал еще два глубоких глотка и отлынул от мешка. Откинулся на руку женщины, закрыл глаза, и задышал ровнее, спокойнее. Женщина смотрела на ребенка, потом аккуратно закупорила мешок, медленно положила на пол. Она отстранила ребенка чуть-чуть, вглядываясь в его лицо. Краснота не спала, но оттенок кожи смягчился. Пальцы матери шершавые, осторожные коснулись лба. Мальчик открыл глаза. Посмотрел на нее устало. Девушка стояла неподалеку, ощущая немое покалывание в пальцах. Волчья шкура на плечах вдруг стала тяжелой, будто набралась сырости озера. Женщина, тихо, беззвучно зарыдала от облегчения, прижала ребенка к себе. Мужчина оборвал бормотание, уставился на ребенка. Испуг пронесся по его лицу, женщина покачала головой, он сунул дрожащую руку к ребенку, коснулся лба. Больше ни слова благодарности, но молитвы не вырвалось из его рта. Только тихий, изможденный стон облегчения. Они молча собрали вещи. Мужчина закинул на плечи баул, женщина взяла на руки полусонного ребенка и, не оглядываясь, они поплелись к папиросным стенам, чтобы слиться с темнотой.

Девушка стояла, ощущая пульсацию камня под ногами – теперь тихую, мягкую, похожую на равномерный механический гул. Кислый привкус вина во рту сменился меловой горечью. Она посмотрела на пальцы руки, что побывали в озере, их онемение уже прошло, кожа немного розовела. Она медленно сжала и разжала кулак. В носу витал запах старой пыли и страха. Ушли. Но камень по грудью не растаял, лишь сдвинулся, глубже, затягиваясь в паутину страха.

У розового озера громко булькнуло, девушка вздрогнула. Вода вздыбилась мелкой рябью, будто камень рассек ртутную гладь. И что-то вынырнуло. Звук был живой, поглощающий тишину. На дальней стене, где вода соприкасалось с камнем появился красно-коричневый, с вспененными и затвердевшими блестящими вкраплениями нарост.

Тьма не была пустой. Издалека донесся приглушенный лязг железа о камень. Скребки. Тупые, ритмичные. Где-то над главным залом тихо осыпался мелкий гравий. Они шли. Несли с собой запах сладковатого дыма, свежей пыли. Несли свой гул – сплав песен, молитв, стонов и смеха. Несли свои радости, боли, печали и проблемы. И тьма не была пустой, она была полна теней грядущего.