По инструкции не проходит

Глава 1

– Всё, фельдшерка, приехали, – сказал водитель, заглушая мотор.

Алина оглядела салон автобуса – оказывается она задремала, не заметив, как осталась единственным пассажиром. Она выглянула в окно. Перед ней раскинулась грязная обочина, табличка «Зел…» с облупившейся краской и густой лес, такой густой, что даже GPS отказался загружаться. Вокруг – ни души, ни домов. Только дорога, лужи и нервный собачий лай где-то вдали.

– Это разве посёлок? – спросила она, прижимая к себе чемодан и сумку с аптечкой.

– А я чё, картограф? Я туда не заезжаю, здесь крайняя остановка – дальше не поеду, – водитель скривился, сунул в зубы сигарету и чиркнул зажигалкой, затягиваясь. – Там тропинка в лес идёт. По ней и шуруй. Минут сорок, если ноги живые.

– А почему не заезжаете?

– Потому что у меня машина, а не жертва ритуала, – он посмотрел на неё, как на умалишенную. – Ты у тамошнего фельдшера Иваныча спроси. Он однажды свернул на дорогу, что ведёт в посёлок, на УАЗике. Потом его лошадь три дня домой тащила. Вместе с машиной.

Алина молча взяла вещи. Водитель развернулся, включил «Радио Шансон» и уехал в никуда, оставив за собой клубы пыли и след из ржавого масла.

На мгновение стало совсем тихо. Даже ветер стих. Лес смотрел на молодую девушку. Знакомился.

Алина вздохнула и пошла по тропе.

– По распределению, блин… – буркнула она, пиная попавшийся под ногу камешек. – Да лучше бы уж в тюрьму! Оттуда обратно хоть будет на чём уехать…

Тропинка, по которой шла девушка вела в посёлок. Кажется. Но с ней явно было что-то не так…

Она змеилась между соснами, как будто сама выбирала маршрут. Алина брела, ловя себя на том, что всё тише становится её внутренний голос и интуиция. Городская тревожность – как шумный сосед – отступала, и оставалась только тягучая пустота.

Солнце почти не пробивалось сквозь кроны. Под ногами – мох, гнилушки, кое-где грибы – одни наверное были съедобны, другие подозрительно фосфоресцировали. И чем дольше она шла, тем чаще ей казалось, что за спиной кто-то идёт в ногу. Но стоило обернуться – только лес. И коряга, подозрительно похожая на фигуру в капюшоне.

Она не поддалась панике. Ну почти.

– Ага, хорошая идея. Фельдшерская практика в Мордоре, – пробормотала Алина и ускорила шаг.

Минут через тридцать лес начал редеть. Впереди показалась первая изба – старая, перекошенная, с крышей из ржавого железа и пугалом, которое явно было переодето в чей-то спортивный костюм.

Именно тогда фельдшер впервые увидела Его.

Он сидел на корточках у забора и ковырялся в земле. Мальчишка лет двенадцати, худой, с копной белых, почти бесцветных волос, в футболке с надписью «Я – свидетель». Поднял глаза – пронзительно голубые, внимательные, как у гончей.

– Ты новенькая, да? – сказал он так спокойно, будто ждал её.

– Да… А ты кто? – Алина опешила от его прямолинейности.

– Егорка. Я тут… местный, – он задумался, ковыряя палкой землю. – Ты осторожней с болотом. Оно нынче дышит.

– Что? Что дышит? – она в удивлении округлила свои зелёные глаза.

– Ну как тебе сказать… иногда оно зовёт. Не сразу, конечно. Сначала теряешь что-то. Телефон, например. – сказал Егор, не отрываясь от своего занятия.

Алина тут же сунула руку в карман куртки. Пусто. Дёрнула молнию на рюкзаке. Тоже пусто.

– Ты издеваешься?

– Нисколько, – пожал плечами он. – Болотное дело серьёзное. Телефон потом найдёшь. Или не найдёшь. Может, тебе его кто-то вернёт. Смотря, понравишься ты или нет.

– Кому я должна понравится?

– А это уже вопросы, на которые лучше не знать ответов.

Он встал, отряхнулся и пошёл прочь, даже не попрощавшись. Исчез за поворотом между покосившимися заборами.

Девушка осталась стоять посреди пыльной деревенской улицы без телефона, с пульсирующей височной веной и ощущением, что кто-то откуда-то снова наблюдает за ней.

×××

Здание фельдшерско-акушерского пункта выглядело так, будто его поставили посреди посёлка в спешке, а доделать забыли. Краска облупилась, входная дверь держалась на одной петле, а из-под крыльца кто-то дышал – в прямом смысле. С тяжёлым, хриплым присвистом. Алина постояла-постояла, поприслушивалась, а потом решила: меньше знаешь – крепче спишь.

На табличке значилось:

ФАП Зелёный Луг

«Здоровье – не шутка»

(буква «ш» была выцарапана, теперь там читалось «утка»).

Она толкнула дверь – та скрипнула, будто жалуясь на потревоженный сон – и вошла внутрь.

Первое, что ударило – запах. Смесь йода, пыльного линолеума и… варёной моркови. Второе – тишина, гулкая, вязкая. Где-то за перегородкой кашлянуло. Потом послышалось:

– Если ты налоговая, то у нас ничего нет. Даже спирта. Его особенно нет. Даже обидно как-то.

Алина прошла в приёмную. За столом сидела женщина лет сорока с небольшим, с аккуратным пучком, в медицинском халате и с выражением лица, как у начальницы пионерлагеря после окончания смены. Перед ней – кипа бумаг, распятие на подставке и чётки. Она не улыбалась.

– Ага. Значит, приехала всё-таки, – сухо произнесла женщина. – Морозова?

– Да. Алина Николаевна. Фельдшер. – представилась девушка.

– Надежда Аркадьевна Соколова. ЗавФАПом. Бумаги с собой?

Алина вручила папку. Надежда Аркадьевна пролистала, фыркнула.

– Ну, всё вроде по форме… Только я до сих пор не понимаю, каким ветром тебя сюда задуло, отличницу такую.

Из коридора донёсся стук, как будто кто-то ногой вышиб дверь. Следом – хриплый голос:

– Соколова, опять ты тут всех отпугиваешь?

В приёмную вошёл Василий Иваныч – фельдшер старой школы. Лет шестьдесят, не меньше. Волосы седые, но глаза острые. В руках – фляжка, под мышкой – свёрток, пахнущий чем-то между камфорой и кабаньим салом.

– Вот наша новая? – спросил он и без разрешения пожал Алине руку. – Суровая. Гляжу, не сбежала. Уже плюс.

– Пока не сбежала, – буркнула Алина, выдирая руку. – Телефон украли. Или утащило что-то болотное. Мальчишка сказал, «оно дышит».

Василий Иванович и Надежда Аркадьевна переглянулись.

– А-а, значит, с Егоркой уже познакомилась, – кивнул Иваныч. – Ну, это хорошо. Он как бы… официальный экскурсовод по местным аномалиям.

– Василий Иваныч, – строго вставила Надежда Аркадьевна, – у нас официальная медицина. Аномалии оставьте себе.

– Официальная, говоришь? – хмыкнул он. – Тогда объясни, как у нас мужик неделю кашлял гвоздями. И где теперь его куры, раз уж на то пошло?

Наступила неловкая пауза.

– Значит так, – сказала Надежда Аркадьевна, повернувшись к Алине. – Работаем по графику. Приёмы по будням, вызовы – если живы. Таблетки у нас в подполе, а подпол открываем по понедельникам. В остальное время – молимся, чтобы никто не умер. Проживёшь месяц – заведу тебе карточку.

– Это была шутка?

– Да. Но только отчасти.

Соколова достала из стола потрёпанную папку, сунула в руки Алине ключ от кладовки и велела:

– Осваивайся. Тряпки – там, кипятильник – там, документы – вот здесь. Спирт… – она осеклась, – спирт когда-нибудь появится. Или нет. Это по ситуации.

Алина кивнула, не совсем понимая, за что хвататься. Она стояла посреди приёмной, обведя взглядом стены с облезшими плакатами «Будь здоров!» и «Давление – не повод паниковать». Потом увидела, что один шкаф в углу слегка приоткрыт.

– Мне туда тоже можно?

– Можешь, только осторожно. Он живёт своей жизнью.

– Кто? Шкаф?

– Документооборот, – без тени улыбки пояснила Соколова. – Иногда он кусается.

Алина подошла к шкафу. Скрипнули старые петли. На верхней полке, под слоем пыли и между пожелтевшими брошюрами о кори и доисторической форме №7, лежала папка. Простая, картонная, с потёртым корешком и надписью от руки: «ДОСЬЕ. Зелёный Луг». Кто-то пририсовал к букве «О» глаз. Подмигивающий.

– Это что?

– Не читай, если хочешь спокойно спать, – буркнул Иваныч, проходя мимо.

Алина открыла папку.

На первой странице был заголовок:

Не подлежит публичному обсуждению, но всё равно обсуждается.

Она провела пальцем по строкам. Кто-то явно писал это с иронией. А кто-то потом исправлял – с сарказмом. И, похоже, чернила были свежими.

Алина присела, положила папку на колени и начала читать.

И в этот момент дверь фельдшерского пункта сама собой медленно закрылась за её спиной.

Досье. Страницы с 1 по 4.

Личные дела жителей Зелёного Луга. Объект: ФАП «Зелёный Луг»

Краткий состав сотрудников на 19… уч. год.

🔸 Соколова Надежда Аркадьевна

Должность: Заведующая ФАПом

Возраст: ∞

Опыт: 22 года непрерывной боевой готовности

Краткое досье:

Держит весь пункт в ежовых рукавицах и в обложке молитвенника. Любит порядок, санитарные нормы и когда никто не умирает в обеденный перерыв.

Особенности:

– Общается с Богом и участковым одинаково строго

– Чётки перебирает чаще, чем клавиатуру

Пометка от руки: «Никогда не спорить. Даже мысленно.»

🔸 Иванов Василий Иваныч

Должность: Фельдшер (почти вечный)

Возраст: 63 года, из них 40 – в состоянии легкой аномалии

Краткое досье:

Классика медицинского фольклора. Говорит с лесом. Иногда лес отвечает. Лечит старым способом: бинтом, водкой и прикосновением страха.

Особенности:

– Знает, кто в посёлке ведьма, а кто просто пьёт

– Любит варенье из шишек и спорить с заведующей

Пометка от руки: «Если зовёт “на обход” – берите соль, святую воду и не оборачивайтесь.»

🔸 Петухова Мария Константиновна

Должность: Санитарка (официально), «народный следопыт» (по факту)

Возраст: 58

Краткое досье:

Ходит с косынкой, в резиновых сапогах и с лицом, будто только что нашла пятую печать Апокалипсиса. Любит порядок, сплетни, сны и огурцы по-армейски.

Особенности:

– Утверждает, что у неё «чуйка с детства»

– Говорит, что в ФАПе «что-то завелось», но не уточняет

– Всегда знает, где кто находится, даже без телефона

Пометка от руки: «Никогда не ешь у неё пирожки “с мясом”, если не уверена в происхождении мяса.»

🔸 ЕГОРКА (фамилия не указана)

Должность: Официально – никто. Неофициально – всё.

Возраст: ~12 (но есть ощущения, что жил в Зелёном Луге ещё при царе)

Краткое досье:

Появляется тогда, когда его никто не зовёт. Иногда помогает. Иногда молчит, глядя в глаза особенно долго.

Особенности:

– Говорит загадками

– С друзьями не водится. С болотом – возможно.

Пометка от руки: «Если он говорит “не ходи” – не ходи. Даже если срочный вызов.»

Глава 2

Алина осторожно закрыла папку с надписью «ДОСЬЕ. Зелёный Луг» и огляделась. Её преследовало ощущение того, что стены фельдшерского пункта слегка подались вперёд, будто тоже подслушивали.

Тишину нарушил скрип половиц – в приёмную вошла женщина в резиновых сапогах и пёстрой косынке. Лицо у неё было такое, словно она уже лет двадцать ждёт конца света и слегка разочарована, что он до сих пор не наступил.

– Ну что, красавица, доехала, значит, – сказала она с невыразимой тоской. – Я Петухова Мария Константиновна. Санитарка и народный следопыт по совместительству. Если что – зови. Но учти: я не люблю болтать душам, а только по делу.

Алина поднялась.

– Алина Николаевна. Фельдшер.

– Вижу, – Петухова смерила её тяжёлым взглядом с головы до ног, задержавшись на чемодане. – Ну-с, так и быть, с вещами помогу. Только сразу скажу: тут не санаторий. Крыша течёт, шкаф живёт своей жизнью, отопление по вдохновению. Но зато сосны кругом – воздух чистый.

Она взяла чемодан, словно он ничего и не весил, и, кивнув Алине, прошла вглубь помещения ФАПа.

– Идём, покажу, где ночевать будешь.

Комнатка, которую ей выделили, наверное, была когда-то кладовкой. Стены обиты фанерой, одинокая лампочка, висящая на проводе под потолком, тускло мигает. В углу стоит узкая раскладушка с тонким матрасом. Рядом – старый скрипучий шкаф, на котором кто-то мелом написал «Не трогать без крайней нужды».

– Сюда вещи ставь, – сказала Петухова, – но не удивляйся, если завтра их найдёшь на полу. Шкаф капризный. Вон тот ящик не открывай. Там… – она замялась. – В общем, не открывай.

Алина поставила сумку, осмотрелась. Под кроватью валялась бумажка. Носком кроссовка она подтянула её к себе и прочла размашистый почерк:

«Если слышишь голос – не отвечай. Даже если он твой.»

– Это… что? – спросила она, показывая листок.

– Памятка от предыдущей фельдшерки. А может, шутка. Сама уж разберёшься что к чему, – отмахнулась Петухова. – Ладно. Я к себе. Если что – стучи. Или ори.

– Спасибо.

– Не за что. – Санитарка посмотрела на девушку ещё раз, с каким-то странным сочувствием, и ушла, оставив её наедине с пыльным налётом на мебели и мыслями.

Ночь выдалась беспокойной.

Сначала казалось, что кто-то ходит по коридору. Потом послышался стук в окно, будто ветка ударилась, но ветра не было. Едва она начинала засыпать, в темноте что-то тихо шуршало – может, мыши, а может, тот самый ящик.

Под утро Алина наконец задремала.

Во сне она шла по лесу.

Воздух был плотный, сырой, пах болотом и чем-то гниющим. Мох под ногами пружинил, как тесто. Впереди шла фигура в длинном плаще с капюшоном.

Она не знала, зачем идёт за ней. Просто не могла остановиться.

Когда фигура обернулась, сердце сжалось.

Это была она сама. Постаревшая, с белыми, выгоревшими волосами и взглядом, в котором не осталось ничего, кроме усталости.

– Не оставайся здесь дольше положенного, – сказала взрослая версия Алины, а её голос прозвучал так, будто его заглушал болотный хрип.

Вокруг завихрился туман. За спиной послышались шаги – чужие, медленные. Она обернулась, и в серой мгле едва угадывался силуэт.

Щёлк.

Этот кто-то сделал фотографию.

Алина резко села на раскладушке. Сердце колотилось.

Комната была пуста. Но, проморгавшись, Алина увидела, что на стуле у кровати лежал её телефон. Экран треснул, а когда она разблокировала его, в галерее была одна новая фотография.

Болото. Туман. И тот самый силуэт в капюшоне.

– Проснулась? – раздался стук в дверь. Она приоткрылась, и в небольшую щель просунулась голова Петуховой. – Я там чаю налила. Иди пить пока горячий.

– Спасибо, – хрипло ответила Алина, но не встала. Ей хотелось убедиться, что это реальность, а не новый сон.

Она уже почти допила чай, когда раздался стук – уверенный, но негромкий. Дверь приоткрылась, и на пороге ФАПа появился высокий молодой мужчина в форме.

– Доброе утро, – сказал он. Алина сразу обратила внимание на его глаза: внимательные, тёплые. – Я Данила Сергеевич Ковалёв, местный участковый. Пришёл заодно и познакомиться, и документы оформить. Вы ведь Алина Николаевна?

Она кивнула, чувствуя, что голос застрял где-то в горле.

– Слышал, как вы сюда добирались, – он слегка улыбнулся. – По правде сказать, здесь не самое гостеприимное место для новичков. Но со временем можно привыкнуть.

– А если не привыкну? – спросила она.

Он посмотрел на неё серьёзно.

– Тогда нужно уезжать, – тихо сказал Ковалёв. – Пока можно.

Он положил на стол тонкую папку и протянул ей руку ладонью вверх.

– В любом случае, я рядом. Если что – звоните. Хотя… – Данила кивнул на треснутый телефон, – если снова пропадёт, у меня есть рация. Держите канал открытым.

Алина положила свою ладонь поверх его. Только сейчас она поняла, что замёрзла, как будто сон не был сном, а она и правда стояла на болоте. Рука Данилы, в противовес её холодной, была тёплой и казалась надёжной. Алина впервые за последние двое суток почувствовала, что ей стало чуть легче дышать.

После того как они заполнили все необходимые бумаги и Данила ушёл, Алина прошла в свою новую комнату и долго сидела на раскладушке, чувствуя под рёбрами тяжесть сна. Она ощущала, что комната всё ещё хранит его запах – сырого моха и болотного смрада.

Она провела пальцами по треснувшему экрану телефона. Из-за двери доносились громкие шаги и шорохи – может, Петухова, может, кто-то ещё.

Чтобы не думать, она машинально потянулась к папке, оставленной на небольшом комоде с двумя ящиками. Картон был прохладным, будто её только что вынули из погреба.

Алина пролистнула первые страницы, где уже читала о Соколовой, Иваныче, Марии Константиновне и Егорке. Потом перевернула несколько страниц и увидела другие записи.

ДОСЬЕ. Страницы 5–7

Личные дела жителей Зелёного Луга.

🔸 Ковалёв Данила Сергеевич

Должность: Участковый уполномоченный

Возраст: 29

Краткое досье:

Самый молодой в местной полиции за последние двадцать лет. Приехал по распределению три года назад, но так и остался. Официально отвечает за порядок и учёт пропавших. Неофициально – «дежурный здравый смысл», который без спросу помогает тем, кто решился тут жить.

Особенности:

– Никогда не повышает голос, даже когда очень надо.

– Знает больше, чем говорит.

– Всегда отвечает на вызов, даже если этот вызов – шёпот посреди ночи.

Пометка от руки:

“Если он говорит, что пора уходить – не спорь.”

🔸 Петухова Мария Константиновна

(см. Страницу 3, уточнение сведений)

Дополнение:

В свободное время коллекционирует сны. Говорит, что каждый, кто сюда приезжает, сначала снится ей, а потом появляется на пороге.

Особенности (обновлённые):

– Часто говорит загадками, но потом выясняется, что это были инструкции.

– Утверждает, что однажды разговаривала с самим Зелёным Лугом.

Пометка от руки:

“Она знает, когда ты врёшь.”

🔸 Неустановленный объект «Тот, кто в капюшоне»

Статус: Наблюдение, без контакта

Краткое досье:

Описан как силуэт в плаще или капюшоне. Проявляется в снах и на границе болот. Личность не установлена.

Особенности:

– Появляется только один раз – но все утверждают, что видели его раньше.

– Лица не видно.

Пометка от руки:

“Если он начнёт говорить твоим голосом – не отвечай.”

Алина закрыла папку и с минуту просто сидела, слушая, как под раскладушкой что-то медленно шуршит.

На секунду показалось, что в дверной щели мелькнуло движение.

Она глубоко вздохнула.

– Всё только начинается, – сказала она сама себе вслух.

На улице громко закричали.

Глава 3

Алина ещё не успела понять, почему крик кажется ей знакомым, как в коридоре послышались шаги и тихий мужской голос:

– Есть тут кто живой?..

Она вышла в приёмную. На стуле сидел мужчина лет сорока пяти. Щёки впали, глаза мутные. На рубашке не первой свежести была повязка из старой марли.

– Вы по записи? – спросила Алина, уже понимая, что вопрос глупый.

– По нужде, – отозвался он глухо. – Цапнуло меня что-то. А теперь оно… как будто живое.

Он осторожно развязал повязку. Под ней была рана – узкий рваный разрез, странно чистый, без крови. Края пульсировали.

– Сейчас обработаю, – Алина натянула перчатки.

Она едва коснулась кожи, как рана закричала.

Не мужчина – рана; это был тот самый хриплый голос из её сна.

Он отпрянул, зажал уши. Звук стих. Алина замерла, чувствуя, как по спине скатилась капля холодного пота.

– Ну вот, – раздался за спиной голос Петуховой. – Я же говорила, что такое, ни трогать, ни лечить нельзя.

Она стояла в дверях, держа в руке чайник.

– Если орёт, – лучше оставить Валеру в покое. Или вырезать вместе с куском мяса. Как в прошлый раз.

Мужчина тихо застонал.

– Оно шевелится…

И правда: край раны медленно пополз по плечу, оставляя сухой след.

– Так, – раздался тяжёлый голос. – Отойдите-ка.

В дверях стоял Иваныч. В одной руке – пузатая бутылка водки, в другой – икона формата А4.

– Полечим изнутри, – сказал он так буднично, будто речь шла о простуде.

– Дед, ты с ума сошёл? – Алина подняла глаза.

– Не учи учёного, – он плеснул водку в стакан, поднёс мужчине. – Пей.

– Я пробовал… – прохрипел Пахомов. – Она только громче орёт.

– Значит, правильный подход, – философски заключил Иваныч.

Рана снова содрогнулась. На секунду показалось, что в её чёрной глубине шевельнулось что-то вроде язычка.

– Я… – Алина проглотила подступившую тошноту. – Я всё равно вызову скорую.

– Вызывай, – сказал Иваныч. – Только не забудь, что сеть у нас ловит у берёз, которые растут у тропинки при входе в лес. С другого конца.

В этот момент входная дверь распахнулась, жалобно скрипя не смазанными петлями. Соколова ворвалась в приёмную, глазами испепеляя сразу всех.

– Что вы тут устроили?! – заорала она. – Комедия какая-то!

– Это не комедия, – устало сказал Валерий, не поднимая головы. – Это трагедия. Второй акт.

Он зажмурился. Рана снова двинулась, скользнула ниже, к локтю.

Все замолчали.

– Ладно, – выдохнул участковый, появляясь в дверях. – Оставляете его здесь. До вечера точно.

– Ты в своём уме? – Соколова всплеснула руками.

– Я видел, чем это заканчивается, когда вы их домой отпускаете.

Он повернулся к Алине.

– Если будет хуже, зовите.

Она кивнула.

Мужчину определили в единственную двухместную палату. Петухова заправила кровать, помогла Валерию лечь и натянула на него одеяло. Алине показалось, что она бормочет какие-то заговоры себе под нос.

Когда дверь закрылась, Данила обернулся к девушке.

– Может… пройдёмся немного?

– Куда?

– Посёлок покажу. – Он едва заметно улыбнулся. – Тут не всё так плохо, как кажется на первый взгляд.

Она хотела возразить, но увидела уверенность в его глазах, и сопротивляться расхотелось.

– Давайте.

Алина шла рядом с участковым, иногда чуть отставая. Воздух пах мхом и чем-то ещё – вязким, болотным.

– Вон там – магазин, – сказал он, показывая на обшарпанное серое здание с вывеской «Продукты». – Работает, когда хозяйка в настроении. А там фельдшер жил… до вас.

Он кивнул на маленький дом с облупленными стенами. На крыше сидела ворона и лениво поворачивала голову.

– Давно? – спросила Алина.

– Года два назад уехал. Или… – он чуть замялся, – его увезли. Тут по-разному говорят.

Они свернули на узкую тропинку. Ветки цеплялись за рукава.

– Хочу кое-что показать, – сказал Ковалёв.

В конце улицы стоял дом. Потемневшие доски, вместо окон – наглухо заколоченные щиты. Ни номера, ни вывески.

– Здесь когда-то жил Николай Петрович, – тихо сказал он.

– И что с ним стало?

– Говорят, дом сам перестраивался по ночам. Снаружи старый, а внутри – всё новое. Как будто стены росли сами.

– Это… сказки?

– Тут многие события начинаются как в сказках.

Она почувствовала, как по коже ползут мурашки.

– Ладно, – Ковалёв повернулся обратно, – пойдём дальше.

Они подошли к старому колодцу с покосившейся крышей. Тут дорожка расходилась в две стороны.

И в этот момент Алина заметила – за плетнём на них смотрел Егорка. В той же футболке с надписью «Я – свидетель».

– Привет, – тихо сказала Алина.

Мальчик не ответил. Он смотрел прямо на неё, не мигая.

– Егор? Что-то случилось?

– Вы знали, что он уже мёртвый? – спросил он вдруг.

– Кто? – Алина в замешательстве подняла на него глаза.

– Мужик у вас.

И молча скрылся за забором.

Ковалёв провёл ладонью по лицу.

– Не обращай внимания. У него… Иногда бывает.

Дальше они шли молча.

На окраине посёлка стояла ржавая доска, прибитая к сосне. На ней выцарапаны имена.

– Что это? – спросила Алина.

– Список тех, кто ушёл в болото.

– Эм… Пропавшие?

– Не совсем. Некоторые возвращались, или их находили спустя время. Но… лучше б уж не возвращались.

Она наклонилась ближе. Среди имён выцвели буквы. Но одну надпись она смогла разобрать:

«Пахомов В. А.»

– Это… он?

Ковалёв кивнул.

– Когда он пропал?

– Ровно пятнадцать лет назад.

Алина почувствовала, как внутри всё холодеет.

– Пошли. Хватит на сегодня, – сказал он тихо.

Они вернулись к крыльцу ФАПа. Ковалёв достал из кармана пожелтевший конверт.

– Держи. Нашёл в архиве.

Алина приняла его из рук Данилы. Внутри конверта была фотография. На ней был мужчина – тот же, что сидел в приёмной с раной. Только моложе, с тем же пустым взглядом и забинтованной рукой.

– Такого… – голос у неё сорвался. – Такого не может быть.

– Здесь многого не может быть. Но есть. – мужчина развёл руками.

Они двинулись в обратный путь до ФАПа.

Когда молодые люди уже распрощались, Ковалёв задержался ещё на секунду, словно хотел что-то добавить.

– Если ночью… – начал он, но потом лишь коротко махнул рукой и пошёл к калитке.

Алина стояла с фотографией в руке, глядя ему вслед.

Она понимала только одно. Здесь всё не так. И никто это даже не скрывает.

Она поднялась по скрипучим ступеням и тихо закрыла дверь. В коридоре было пусто. Из палаты, где оставили Пахомова, не доносилось ни звука.

Алина сняла куртку, положила фотографию на стол и села на край раскладушки. В груди что-то гулко отзывалось – смесь усталости, страха и холодного, тяжёлого понимания, что её прежняя жизнь осталась очень далеко.

Она посмотрела на треснувший экран телефона.

Никакой сети.

Никаких новостей.

Только она, этот ФАП, и место, где люди пропадают и возвращаются… не совсем людьми.

За стеной что-то тихо скрипнуло. Она прислушалась, но звуки затихли. Может, Петухова. Может, Пахомов. Может, кто-то другой.

Алина снова взяла в руки фотографию.

Вгляделась в лицо Пахомова – на ней он был гораздо моложе, чем сегодня, но уже тогда уставший и опустошённый.

На обороте кто-то шариковой ручкой написал:

«Если вернулся – не радуйтесь».

Она убрала снимок обратно в конверт. Села, уткнувшись лицом в ладони. Так она просидела несколько минут.

А потом вдруг услышала.

Тот же крик. Только не с улицы, а из палаты.

Он был хриплым, нечеловеческим и слишком похожим на тот, что из раны. Алина поднялась и медленно пошла по коридору. Нужно было посмотреть в глаза этой странной ране.

ДОСЬЕ. Зелёный Луг. Страница 8

Личные дела жителей Зелёного Луга.

🔸 Пахомов Валерий Андреевич

Статус: проживает на территории.

Возраст: ~43 (данные уточняются).

Краткое досье:

Впервые зарегистрирован в 2008 году после появления травмы неизвестного происхождения.

Рана имеет свойство перемещаться по телу, сопровождается акустическими феноменами.

Особенности:

– При контакте рана может издавать звуки.

– В стрессовых ситуациях пациент утверждает, что «она думает».

– Периодически исчезает из посёлка на срок до нескольких месяцев.

Пометка от руки:

«Не спрашивай, что случилось в первый раз. Он всё равно не скажет.»

Глава 4

Коридор был тёмным. Лампочка над входом едва тлела, будто сама не хотела видеть, что здесь происходит. Алина шла медленно, стараясь ступать так, чтобы под неё ногами не скрипели старые, с облупленной коричневой краской, половицы. Но каждый её шаг отдавался в стенах вязким эхом. Казалось, воздух в ФАПе сгустился, стал плотным, почти осязаемым. Как будто само здание затаило дыхание.

Она остановилась у двери палаты.

Тишина.

Всё так же, как перед криком. Но теперь, когда она стояла здесь, под самым косяком, ей стало казаться, что изнутри слышится… радиопомеха.

Словно кто-то включил старую рацию и поймал не тот канал: щёлканье, треск, отрывки фраз – неразборчивые, искажённые.

Алина медленно нажала на ручку. Дверь не скрипнула. Она приоткрылась беззвучно, почти добровольно.

Внутри было темно. Только мерцал прибор на тумбочке – старый пульсометр, который почему-то мигал не частотой биения сердца, а словно по коду азбуки Морзе.

Пахомов лежал неподвижно. Лицо в полумраке – восковое, будто мёртвое. Но грудь поднималась. Он дышал. Едва слышно, хрипло.

Алина сделала шаг внутрь.

И тут рана зашевелилась.

Как будто услышала её.

Тело мужчины вздрогнуло, а из-под повязки вырвался еле различимый звук – не стон, не шёпот, не сигнал. Что-то промежуточное. Что-то, чему не должно быть места внутри человека.

Она подошла ближе, наклонилась. Рана пульсировала в такт… нет, не сердцу. В такт… частоте? Она слышала: внутри звучит радио. Кто-то или что-то говорил – чужим голосом, сквозь шум, сквозь шипение.

«…не твоё лицо… не отвечай…»

Алина отпрянула. Грудь сдавило.

– Что это?.. – прошептала она и потянула руку в желании прикоснуться кончиками пальцев к странному явлению, которое не поддавалось никаким объяснениям.

– Не трогай, – раздалось из-за её спины.

Она вздрогнула, развернулась. В дверях стоял Данила.

– Я… – Алина сглотнула. – Оно что-то говорит.

– Я знаю. Но оно не всегда говорит именно тебе.

Он вошёл, закрыв за собой дверь.

– Я так и подумал, что ты сюда пойдёшь. После той фотографии.

Алина кивнула, не находя слов. Он подошёл ближе. Тихо и уверенно. Как будто всё происходящее не выходило за пределы допустимого. Как будто он уже проживал это.

– Как ты думаешь, что это вообще такое? – она тоже перешла на неформальное «ты». – Это же не… болезнь.

– Нет. Это сигнал.

Он замолчал. Потом добавил:

– Когда-то, в семидесятых, здесь строили наблюдательную станцию. Говорят – радиотехническую. Потом всё закрыли. Люди разъехались, но не все. Остались те, кто слышал «голоса» . Сначала им ставили диагнозы. Потом – ставили их на учёт. А потом – просто забыли.

Он посмотрел ей в глаза.

– Думаешь, почему я остался здесь, Алина?

Она не знала, что сказать. Он впервые назвал её по имени. Это прозвучало почти как прикосновение.

– Потому что ты тоже слышал это?

Он улыбнулся. С грустью и одобрением в глазах.

– И слышу до сих пор.

Они стояли в полумраке палаты. Тишина снова сгустилась. Но теперь она была другой – не давящей, а общей. Между ними повисла нить, невидимая, но ощутимая, как после обмена секретом, который делает чужих – близкими.

– Я не знаю, кому верить, – прошептала Алина. – Тут всё… неправильно. Всё как будто во сне.

– Главное – не пытайся бороться со сном, пока не узнаешь, кто его тебе навязал, – сказал он. – А до тех пор… держись за реальное. За себя. За тех, кому можешь верить.

Он поднял руку. Осторожно, не касаясь, провёл пальцами вдоль её щеки, как будто проверяя, действительно ли она здесь.

Алина не отстранилась.

– Мы найдём источник. Обещаю, – тихо сказал он. – Но только при условии, что ты будешь максимально осторожна. Если «оно» поймёт, что ты сомневаешься в себе и своих силах – то сможет отобрать больше, чем просто голос.

Рана снова слабо треснула, будто в подтверждение.

Алина вздрогнула. Данила отвёл взгляд и молча подошёл к Пахомову. Его лицо стало профессионально-отрешённым. Но руки дрожали, когда он поправлял повязку, словно внутри него тоже шевелился страх, такой же живой, как и эта… штука под кожей пациента.

– Сколько у нас времени? – тихо спросила Алина, не отводя глаз от раны.

– Не знаю. Иногда это тянется днями. А иногда – неделями. В прошлый раз человек просто ушёл в лес, словно кто-то позвал его. И больше этого человека никто никогда не видел.

– И ты думаешь, это не галлюцинация?

– Думаю, галлюцинации не оставляют следы на земле и не двигают стрелки на приборах, – он посмотрел на мигающий пульсометр. – Смотри. Он снова передаёт код. Тот же цикл, что и вчера. А я сверял – это не ЧСС. Это передача, повторяющаяся каждые 42 минуты.

– Код?

– Да. И я почти расшифровал его. Это не на русском. И даже не на английском. Это язык протоколов старых советских военных установок. R-239, СБ-2 и прочих таких. Я вырос в семье военных радистов. Узнаю их по звуку.

Алина прижала пальцы к виску. Её начинало тошнить – не от ужаса, а от странной ясности. Словно всё сложилось, только мозг ещё отказывался принимать новую картину.

– Это всё было экспериментом?

– Возможно. Может, и остаётся им до сих пор.

Он вдруг сел на край койки. Рядом с Алининым коленом. Близко. Но не угрожающе. Он просто устал. Так, как устают те, кто слишком долго молчал.

– Понимаешь, – заговорил Данила медленно, – я не из тех, кто верит в "проклятия". Но если кто-то много лет подряд передаёт на частоте, которую никто не должен слышать – рано или поздно кто-то услышит. А если этот кто-то – не один, то начинается волна. Как эхосигнал в замкнутой комнате. Он становится всё громче. Пока не сотрёт тебе лицо.

Он вдруг повернулся к ней, и в глазах была искренность, от которой щемит.

– Но ты не одна. Поняла? – он взял её ладонь. – Если будешь падать, я рядом.

Его пальцы были тёплыми. Уверенными. И в этом касании было больше, чем защита. Там был выбор. Намёк. Запрос.

Алина кивнула. Медленно. И впервые – по-настоящему – сжала его ладонь в ответ.

За стеной снова прошёл треск – но теперь он был другой. Чище. Как будто кто-то где-то… настроился на нужную волну.

Стук в дверь.

Алина вздрогнула.

– Кто в такую ночь… – прошептала она.

Данила встал. Подошёл. Распахнул.

Никого.

Только тёплый воздух и еле заметный запах металла.

Но на полу – аккуратно сложенный пожелтевший клочок бумаги. На нём размашистым почерком было написано:

"Сигнал нестабилен. Центр в болоте. Вас слышат."

И под подписью – старая грифированная аббревиатура: ВЧ-07/ГЛ-239.

(Воинская часть. Зелёный Луг. Объект 239.)

Алина посмотрела на Данилу.

– Значит, мы идём туда?

Он не ответил сразу. Только смотрел в сторону болота – туда, где в темноте продолжал мерцать тусклый свет. Как зов. Как проверка.

– Нет, – наконец сказал он. Тихо, но твёрдо. – Не сейчас.

Она сжала записку. Пальцы побелели.

– Но это же подтверждение! Кто-то… или что-то знает, что мы здесь. Что мы уже близко.

– Именно. И если мы пойдём туда с тем, что знаем сейчас, – мы не вернёмся. Или вернёмся другими. Как Пахомов. Как те, чьи имена выцарапаны на той доске.

Алина отступила на шаг, как будто почувствовала, как холод болота добрался до её пяток.

– Тогда что делать? – спросила она. – Сидеть и ждать, пока это… начнёт говорить чьим-то ещё голосом?

– Нет, – он посмотрел ей в глаза. – Мы расшифруем сигнал. Найдём, откуда он идёт. Найдём, кто его передаёт. Это язык, и у каждого языка есть правила. Пока мы не поймём их, мы просто марионетки. Или пациенты.

Он сделал паузу, а потом добавил:

– И ты не одна. Я с тобой. До конца.

Она снова почувствовала его ладонь – уверенную, живую, будто единственное настоящее в этом зыбком месте.

Снаружи снова хрустнула ветка. Но никто не вошёл. Только ветер. Только радиоэфир. Только ощущение, что что-то уже смотрит на них из глубины частот.

Алина глубоко вздохнула и шагнула в коридор.

– Значит, сначала – сигнал, – сказала она, будто принимая условия. – А потом – болото.

– По рукам, – кивнул Данила. – Но знай: пока мы будем искать ответы, оно будет пытаться забрать внимание. Оно не любит, когда его пытаются прочитать.

Он подошёл к двери и оглянулся через плечо:

– Завтра с утра – в архив. А потом – ко мне в УПП, там нам никто не помешает. Начнём настоящее расследование.

Он вышел, оставив её в тишине, которая на мгновение показалась даже уютной.

Алина взглянула на рану Пахомова. Она снова была тиха, но только на поверхности.

Алина сидела на кухне ФАПа, а на старом деревянном столе, расставила чашки с травяным чаем, который любит собирать Петухова. В тишине слышался только тихий треск электрической плиты и поскрипывание стульев. В комнате было тепло, только холодные звуки за окном продолжали напоминать, что они не в обычном доме.

Данила подлил в её чашку чаю, а потом сам присел напротив, осторожно облокотившись на стол.

– Тебе уже рассказали истории про этих стариков? – спросил он, откидываясь на стуле.

– Какие истории? – Алина пыталась расслабиться, но внутри всё равно продолжала крутиться мысль о том, что они до конца не понимают, что происходит. Этот радиосигнал, передающийся через неведомые частоты, знал слишком много, и их будет нелегко вычистить.

– Ну, о тех, кто раньше жил здесь. Когда ещё не было военной базы. Говорят, местные легенды всякие есть, но я тебе на ночь не буду всё рассказывать. Может, позже, когда время будет… для таких рассказов. – Он замолчал, его взгляд устремился в окно, в котором только свет от ламп освещал бескрайние темные просторы.

Алина медленно отпила чай, наблюдая за ним. Её мысли вернулись к моменту, когда они с ним стояли в палате Пахомова. Всё было неправдой, но правда была скрыта за ложью, и теперь, если не разгадать её до конца, они сами станут частью этой лжи.

В дверь тихо постучали. Алина вздрогнула, но Данила лишь поджал губы и встал.

– Соколова, наверное, – сказал он, открывая дверь. – Она любит допоздна ковыряться на грядках.

В дверях стояла Надежда Аркадьевна Соколова в резиновых сапогах и с корзиной для ягод. Она казалась усталой, но её взгляд был по-прежнему строгим.

– Почему ты не спишь? – спросила она, вытирая руки о полотенце и оставляя грязные резиновые сапоги на пороге кухни.

– Не до сна, – ответила Алина, принимая от неё взгляд, который проникал сквозь неё.

Соколова села за стол. Она положила корзину с ягодами на стол и на секунду задумалась.

– Ты всё правильно сделала, – наконец сказала она. – Это не то, с чем мы можем разобраться за пару дней. Это не один случай. Сигнал уже выдал столько сбойных элементов, что я даже сомневаюсь, что это дело обычной работы психиатра. Но ты не одна, – она посмотрела на Данилу. – Я бы с вами не сидела, если бы не была уверена, что эта история не о том, что я думаю.

Данила и Алина обменялись взглядами. Соколова кивнула.

– Всё, что здесь происходит, – оно не просто про людей. Эти звуки, эти сигналы… Они существуют вне времени. Где-то они начинают действовать по-настоящему. Это не просто аномалии. Но вам лучше больше понять о том, как с этим обращаться, прежде чем вляпываться в болото, – она замолчала, усмехнувшись. – Я всё равно буду здесь, если что. И буду делать, что могу.

Она поднесла чашку с чаем к губам, а потом тихо добавила:

– Всё это… оно так или иначе связано с тем, что скрывается под болотом.

Алина сжала чашку, чувствуя, как её пальцы начинают дрожать.

– Так что происходит с людьми здесь? – спросила она, на этот раз пытаясь понять Солову.

– Разные вещи. У кого-то волосы начинают шевелиться. У кого-то появляются опухоли, которые начинают странствовать по всему телу. У кого-то начинается восприятие времени, как будто оно разделяется – один день как несколько часов, другой как вечность. Это не болезнь. И не аномалия. Это… состояние, вызванное тем, что здесь происходит.

Тихий звук за окном снова привлёк внимание. Но на этот раз он не был таким зловещим.

– Мы точно не понимаем, что именно из этого вирус, а что может быть результатом чего-то ещё, – продолжила Соколова, – но одна вещь здесь чётко прослеживается. Как только ты начинаешь поддаваться этой внутренней давящей реальности, она берёт своё. Она не отпустит.

Загадочная пауза в разговоре растянулась. Алина чувствовала, как этот разговор всё больше и больше вовлекает её в мир, который она ещё не совсем понимает.

– Я понимаю, – тихо сказала она, опуская взгляд.

– Ты ещё поймёшь, – отозвалась Соколова, – и тогда будет поздно не делать выводы.

Свет в кухне замигал, когда часовая стрелка медленно приблизилась к полночи.