Дышать малиной. Дар

Глава 1 Гостю – почет…

Капитан Филимонов глубоко затянулся и, обнажив желтоватый контур зубов, тяжело выдохнул едкий сигаретный дым через ноздри. Следующую затяжку он не спеша выпустил на разбитые костяшки правой кисти, сжатой в кулак, после чего затушил сигарету о кирпичную стену и, поправив фуражку, направился к входной двери в отделение.

– Может еще подождем? – его напарник постукивал указательными пальцами по бедрам, не доставая ладоней из растянутых карманов.

– Да один хрен, по голове не погладят!

– Да лишь бы премии не лишили.

– Премии? Дубу дал? Тут как в старом анекдоте: обмываем новую звезду, пока снимаем старые. Понял?

– Да не тупой.

– Ща узнаем, – Филимонов потянул дверь и молниеносно отскочил в сторону, пропуская выходящих.

– Этот? – грубо уточнил окинувший его взглядом невысокий сгорбленный старик с тростью в руке у сопровождающего его раскрасневшегося подполковника с отчетливой испариной на изрезанном глубокими морщинами лбу.

– Да, Петр Михайлович, но ты пойми, кто ж знал, что это Ваш?

– Ваш, не Ваш. Избивать до полусмерти зачем? – перебил его Стародубов.

– Сопротивлялся аресту, значит, – подполковник шел вслед за стариком, склонив голову и заметно поджав плечи.

– Чего? – возмутился Петр Михайлович. – Ты еще скажи, что паспортный режим нарушил!

– Ну так общественное место, а там это… Ваше чудо!

– Как были ментами, так и остались! – почти неслышно произнес старик.

– Обижаете, Петр Михайлович, – полковник открыл дверь автомобиля и, придерживая за локоть, помог старику забраться на заднее сиденье. – Проведу беседу.

– Беседу? – пренебрежительно прошипел Стародубов и захлопнул за собой дверь.

– Петр Михайлович, выговор объявлю, в патруль на месяц, премии лишу, все сделаю! – кричал начальник отделения полиции вслед уезжающему черному паркетнику.

Стародубов поправил шелковый фуляр на шее и, загадочно улыбнувшись, осмотрел множественные ссадины, разбросанные по всему туловищу мужчины, спокойно спящего на сиденье рядом, его разбитую переносицу и длинные спутанные русые волосы.

– Константин Викторович, что скажете о пациенте? – добравшись взглядом до босых истертых ног.

– Множественные гематомы… – послышался мягкий размеренный голос пассажира на переднем сиденье.

– Кроме очевидного, пожалуйста, – перебил доктора старик. – Я сегодня и так уже орал. Кажется, за всю жизнь, так не орал. Аж плохо мне – в горле першит.

– Петр Михайлович, без анализов сложно что-то конкретное сказать. Но, – Константин задумался, – предварительно переломов нет. По пальпации – органы в норме. Во всяком случае на своих местах. Странно, что пульс очень низкий. Парень крепкий, конечно, но не спортсмен и тем более далеко еще не старик. У них такое бывает и даже в норме.

Саркастическая ухмылка проскочила по отекшему лицу Стародубова.

– Что-то смешное сказал? – Константин развернулся вполоборотаи насторожившись всмотрелся в желтоватые глаза старика.

– Нет, Константин Викторович, извините, о своем подумал. Так от чего он без сознания?

– В версию товарищей полицейских, что набрал номер и упал, я не верю при всей моей лояльности к представителям… Но на сотрясение проверить его в таких условиях, сами понимаете, никак. Хотя, знаете, зрачки у него в норме – это хороший знак. Возможно, отделается легким испугом, как говорится. Позволите вопрос, скажем так, личный? – доктор дождался одобрительного кивка нанимателя и повернулся обратно к лобовому стеклу. – Кто это?

– Боюсь, Вы мне не поверите, – Петр Михайлович засмеялся сквозь свой сухой кашель. – Нет, не так сказал. Вы не поверите!

– Я так понимаю, уточнять не стоит?

– Зовут Миша. Родин. Больше ничего не скажу.

Болезненно выглядящие мутные глаза старика резко реагировали на бьющий свет фар встречных автомобилей. Он повернул голову к стеклу и всю дорогу домой рассматривал мелькающие за окном силуэты и желтоватые пирамиды света фонарей сквозь чуть приоткрытые веки. По прибытию на место он распорядился перенести избитого мужчину в гостиную и, расположившись в кресле у себя в кабинете и непрерывно протирая серебряную рукоять своей трости, поглядывал в приоткрытую дверь, ожидая, когда же Константин окончит осмотр.

– Петр Михайлович?

– Заходите, открыто, как видите, – старик оперся руками на стол. – Садитесь. Заблудились, что ли?

– В столь поздний час я у Вас впервые. Свет не везде включен. Старался не задеть что-нибудь ценное.

– Я вас умаляю. У меня и ценное?

– Я, конечно, не очень разбираюсь, но советскую мебель от иностранного антиквариата, пожалуй, отличу. Не хотелось бы случайно налететь на кресло стоимостью в мою жизнь.

– Не знал, что вы шутник, Константин Викторович.

– Скорее вы шутите насчет ценного. Весь дом в картинах, вазах каких-то.

– Здесь вы действительно плохо разбираетесь. Я, собственно, тоже, но вот Людмила, царство ей небесное, была большим любителем. Большая часть, тех картин, что Вы приняли за что-то стоящее, привезено из Брянска. У нас там очень хорошая школа и соответственно художники. За относительно небольшие деньги можно приобрести если и не шедевр, то добротное произведение.

– Не знал.

– Не переживайте, я тоже раньше не знал. Ну так что с Родиным?

– Кровь взял – анализы что-то покажут, но это не раньше обеда завтра. Пока завезем, пока оформим. Без документов это несколько сложнее.

– Я думал, что достаточно Вам плачу.

– Бесспорно, но в любом случае время на анализы потребуется.

– Это понятно. Сейчас что нового скажете? – хозяин дома начал говорить громче из-за застучавшего по окнам дождя.

– Сейчас… только ссадины обработал. Нового, пожалуй, ничего не скажу, – Константин поправил очки на переносице и протер гладковыбритый узкий подбородок, – кроме того, что не нищий это. Я, знаете, в приемном отделении много чего насмотрелся, еще в интернатуре, особенно в ночную смену. И Ваш интерес к… пациенту сам за себя говорит.

Стародубов громко втянул воздух ноздрями, наработанным годами движением скинул фуляр на стол, открыто ухмыльнулся и отвел взгляд в сторону от собеседника:

– Мир гораздо больше, чем мы знаем. Боюсь, что Вы, как человек науки, это прекрасно понимаете и не понимаете одновременно.

– Когда-то и молния с дождем считались гневом Господнем, – заучено заговорил доктор, рассматривая капли дождя, собирающиеся в тонкие струйки на стеклах окна, но прервался из-за громкого стука во входную дверь.

Старик приподнялся в кресле и задумчиво вскинул бровь.

– Что-то не так, Петр Михайлович?

– Охрана в дом не входит, тем более в дверь не стучит. И, как Вы, наверное, догадываетесь, встреч я на вечер не назначал.

– Может…

– Не может! – грубо осадил доктора Стародубов, медленным шагом прошел к двери через просторную прихожую, перехватив трость в руке и направив ее рукоять к полу.

Он провернул ручку и, подождав пару секунд, оттолкнул дверь от себя. За порогом стоял высокий атлетичного сложения мужчина в черном лощеном костюме, который сильно контрастировал с его золотистыми собранными в тугой хвост волосами и бородой почти огненного цвета.

– Где он? – незнакомец едва размыкал тонкие губ, но громкий бас его голоса волнами прокатился по всему дому и отозвался легким дребезжанием стеклянной столешницы журнального столика в глубине комнаты.

– А Вы…

– Родственник! – пояснение прозвучало так резко, что старик пригнул голову к плечу. – Так где?

– В гостиной! Вторая дверь, – Петр Михайлович продолжал пояснять куда идти уже вошедшему мужчине. – Да-да, все верно. Я могу поприсутствовать?

Незнакомец не ответил и, толчком отперев нужную дверь, быстро осмотрелся по сторонам в неосвещенном помещении. Вслед за частыми вспышками молнии за окном накатили пронизывающие и сбивающие дыхание волны грома. Мужчина сделал два резких шага к белому кожаному дивану и, схватив лежавшего на нем избитого за предплечье, рывком поднял его на ноги.

Родин широко распахнул веки, втянул едва заметно пахнущий дождем воздух и начал заваливаться на бок от бессилия. Гость придержал его за плечо:

– Отдыхаешь?

– Рад тебя видеть!

– Рад он, а я не очень, не время еще: не звал я тебя, дядь! Не по правилам играешь!

– Ну так и я не сам, – избитый поправил положение стоп на полу и похлопал ладонью по крепкой держащей его руке, – Теперь стою, спасибо.

– Не сам? – незваный гость отпустил Родина, напряженно сдвинул брови и с отчетливой горечью в голосе добавил: – Про семь дней не забыл?

– Не забыл. Сегодня первый. Говорю же, не сам.

Незнакомец в черном костюме захлопнул дверь в комнату и несколько секунд напряженно смотрел в блестящие от вспышек молний за окнами глаза Миши, после чего еще раз положил руку ему на плечо сочувствующе покачал головой:

– Держись. Если не сам, то только кровь, сам знаешь, больше ничто не позовет.

– Поможешь?

– Нет, – они встретились отражающими молнии взглядами.– Уговор дороже.

– Но, если что, подсветишь, а? Братыч?

– На ногах не стоишь, – племянник уклонился от ответа и, осмотрев в очередной вспышке молнии ссадины на руках и припухшие глазницы Родина, спросил: – Кто ж тебя так?

– Сам.

– Сам… – гость опустил голову и растянул губы в беззвучной улыбке и, вновь подняв взгляд на Мишу, добавил: – Попросишь – подсвечу.

Так же быстро, как и вошел, незнакомец покинул дом, не обращая внимания ни на тщедушного доктора, стоявшего по стойке смирно в одном из дверных проемов в своем сером растянутом свитере и въедливо рассматривающего его бегающими карими глазами из под криво сидящих округлых очков в тонкой золотистой оправе, ни на склонившегося в поклоне седовласого хозяина дома.

– Петр Михайлович, – выдержав долгую паузу после закрывшейся за незнакомцем двери заговорил Константин. – У Вас всегда так? Раньше не замечал.

– Я же говорил, что Вы мне не поверите. Думаю, пора везти кровь на анализы. Вы как считаете?

– Понял, – доктор забрал свой старомодный коричневый саквояж и, накинув на плечи легкую куртку, встал у входной двери. – Пообещайте, что все мне расскажете. Чертовски интересно!

– Когда-нибудь возможно. До завтра! Зонтом не угощу, извините, – старик почти вытолкнул Константина из дома.

Тот встал под козырьком и, поправив очки, смотрел, как дождь лил сплошной стеной и собирался в большие лужи на брусчатке и ярко-зеленых полосках газона. Он сделал шаг вперед и сразу же вернулся обратно под навес, начал поправлять ворот куртки и замер без движения, поняв, что неизвестный в черном костюме вошел в дом абсолютно сухим. От этой мысли по коже пробежали мурашки.

Вернувшись в гостиную Стародубов застал Родина у окна. Он опирался на подоконник руками и прищурившись рассматривал слабо освещенный уличными фонарями вырезанный по всему периметру деревянной оконной рамы орнамент.

– Не думал, что еще раз встретимся, – начал старик.

– Ты зачем тюрьму сделал?

– Что? – Петр Михайлович подошел поближе и всмотрелся в привычный для себя узор.

– Вот смотри, – Миша провел пальцем по участку орнамента и резко переместил его на другой край окна. – Здесьобереги у тебя, здесь – во славу Рода, это вообще ничего не значит или дети баловались, и вот здесь – кольцо. Ни войти, ни выйти. Кого-то прячешь?

Хозяин дома достал из нагрудного кармана очки и водрузив их на нос внимательно просмотрел вслед за указаниями гостя.

– Знаете, а я ведь и не задумывался об этом. Позвольте я свет включу. – Стародубов прошел к двери и щелкнув выключателем уточнил: – Тюрьма значит?

– Если не на всех окнах поначертил, то не тюрьма.

– Боюсь, что на всех, – с легкой извиняющейся улыбкой по-ребячески проронил старик.

– Беда с вами, с учеными: все лезете не туда куда надо.

– Могу в свое оправдание сказать, что мне помогал один весьма известный фольклорист и дипломированный историк, – он всмотрелся в безразличное лицо Родина. – Простите, человек весьма образованный и сведущий помогал. Грамоте обученный, если просто говорить.

– Это правильно. Чем проще, тем крепче.

– Я правильно понял, что Вас Перун навещал?

– Братыч, да! По дожду понял?

– И дождь, и гроза, и голос, знаете, такой…

– Воды дай!

– Да, конечно. Извините. Могу пригласить Вас поужинать?

Миша прикладывал усилия, чтоб не уронить голову на стакан перед собой, и расслабленно смотрел за нечеткими движениями старика, который раскладывал еду по тарелкам и суетно перебирал приборы в кухонном ящике.

– Надеюсь, каша устроит, – Стародубов поймал кивок гостя и, расставив тарелки по местам, присел напротив. – Знаете, Миш, жизнь очень коварная штука, даже озлобленная. Я никогда не нуждался, спасибо Вам, но вот к моим годам, когда есть возможности, когда все стало доступно и по одному звонку у меня на столе может лежать и даже ходить камчатский краб – мне его нельзя. Полный винный погреб, и тоже нельзя. Коллекционное простаивает. Вот, видите, кашками перебиваюсь.

– Давно?

– Кашами перебиваюсь?

– Хворь, – Родин прищурился и всмотрелся в болезненные водянистые веки старика.

– Лет десять, пожалуй. В нашу прошлую встречу хотел…

– Я понял, чего ты хотел, – перебил его Миша. – Многое дано, но не это.

Стародубов понимающе кивнул, опустив уголки рта, несколько секунд разминая пальцы рук, смотрел на пар, валящий из тарелки, и, вскинув голову повыше, продолжил:

– Вы ешьте, пожалуйста. Правда, без соли – ее мне тоже нельзя.

Родин неспешно прожевал кашу и сказал, слегка покачивая головой:

– Хороша полба! Давно такой не ел. Хлеб есть?

– Да, конечно, черный пойдет? У меня где-то должен быть, – Петр Михайлович удалился от стола и начал заглядывать в разные шкафы.

– Кто готовил?

– Хлеб редко кто сам делает, а если про полбу, то есть у меня специально обученные люди.

– Заметно, но эти получше, чем худог тот, что окна расчертил, – пережевывая проговорил гость, – Молоко есть?

– Найдется. Миш, позвольте вопрос. Я стал случайным свидетелем вашего разговора с а… Перуном – Стародубов не верил тому, что говорит и искренне улыбался. – То есть придания не врут? Вы действительно поспорили и… – он замялся, подбирая слово.

– И проиграл, – Родин закончил с кашей и, отодвинув чашку с молоком, разместил на ней кусок ржаного хлеба. – Сядь, ешь спокойно. Проиграл и теперь каждый век кому-то помогаю на его выбор.

– Пронина Дарья – это…

– Да, – сухо прервал вопрос гость. – И да: в этот раз он меня не звал.

– Интересно, о таком я не читал. И что значит семь дней?

– За седьмицу разобраться надо, – голос гостя прозвучал сонно и устало.

– Хм, а если…

– Тогда все!

– Миш, извините, но вы редкий собеседник: точно знаете, что я хочу спросить. Даже как-то неловко. Я настолько предсказуем?

– Да! – без стеснений ответил Родин. – И что будет после семи дней, я не знаю. Или обратно в лес, навсегда, или уже скоро встретимся с тобой в Нави. Там и поговорим, там времени хватит – его там нет.

– Там и жена моя?

– Надеюсь, что нет. Неблагодарное это дело – ждать, – мужчина достал яблоко из блюда с фруктами в центре стола и, надкусив его, отвел руку в сторону, рассматривая бурые следы крови в месте укуса.

– Все нормально?

– Нет. Хворь у меня непонятная. Надо спать! Ты, Петь, поел? Я там же лягу.

– К молоку не притронулись, – встающий из-за стола Стародубов, заострил внимание на отложенном в сторону яблоке.

– Это не мне, – бросил Родин и, захватив с собой кружку с молоком, направился в гостиную, где, еще раз бегло осмотрев комнату, поставил ее в самый слабоосвещенный угол и медленно разместился на диване.

Пронина, рыжая, навки, Матильда, случайные прохожие и даже образ бариста из кофейни на рынке мелькали в мыслях Миши. Где он успел наследить? Что могло вытащить его из привычной шкуры так рано? Еще и этот разбитый нос, который только и может, что дышать и теперь едва различает запахи. Только насыщенная железом кровь, пыль и этот отвратительный человеческий пот. Так далеко не уедешь. К утру, конечно, заживет. Всегда заживает. Но на вопросы это не ответит. Всего лишь одень день потерян. И все же кто вытащил? Или это злая шутка Перуна? Сам бы тогда не примчал с вопросами. Рыжая с ее обидами? Вряд ли, хотя… Обидел Стародубова? Или кто-то запертый в этом странном доме. Или может дар, который погибнет вместе с его носителем. Старый Петруха, думает, что борется со смертью и не понимает, что уже давно не живет. Тень, почти как навка, разве что дышит и ест свою полбу. Хороша полба. Первый день почти прошел, ноги так и не держат. И от чего так жжет в легких? Может утро вечера все-таки мудренее? Может.

Ни отходивший ни на шаг от Родина хозяин дома достал из шкафа легкий бежевый плед и несколько промешкался возле дивана, пока не услышал тяжелое сопение заснувшего Миши, улыбнулся и аккуратно накрыл гостя. После выключил свет и, добравшись до кабинета, уселся в свое кресло. Он привычно поглаживал рукоять трости, осматривал орнаменты, вырезанные на оконной раме, и пытался вспомнить, когда именно закончился дождь.

Размышления прервала вибрация телефона во внутреннем кармане пиджака. Петр Михайлович посмотрел на дисплей и медленно провел по нему пальцем.

– Что-то пропал, – послышался сдержанный голос младшего брата.

– Федь, – Стародубов выдержал крепкую паузу, – Велес вернулся.

– Шутишь?

– Да какие шутки? На диване у меня отдыхает. Говорит, ненадолго. Поможешь?

– Петь, зачем мне это? Ты, и так, уже все на меня отписал.

– По-братски, Федь, по-братски.

Положив телефон на стол, Петр Михайлович нажал кнопку сброса и пододвинул к себе стоявшую на столе черно-белую фотографию супруги.

– Видишь. Люда, говорят, не надо меня ждать. А я все думал, ждешь, и не торопился. Теперь думаю, пора. Закончу с богами и к тебе. Недолго осталось…

Глава 2 Мал золотник…

Надоедливый капюшон спадал вниз, и маленькой Веронике пришлось какое-то время вскидывать голову, ища взглядом знакомые привычно отглаженные серые брюки. Нашла. Съехавшие по косичкам массивные розовые банты неуклюже заметались из стороны в сторону и бились друг о друга на груди, когда она бежала от калитки детского сада в сторону папы.

– Па, па, а мы сегодня, знаешь, что делали? – девочка захватила в неплотное кольцо из рук и прижалась к ногам мужчины, стоявшего возле желтой машины мамы, и прервалась, обернувшись на ее встревоженный голос.

– Ника, это не папа! Ты глаза то разуй!

– Кашу молочную ели, – чуть слышно прозвучал мягкий низкий мужской голос.

Девочка, не прекращая обнимать ногу, подняла взгляд вверх и, приоткрыв рот, начала с интересом рассматривать слегка улыбающееся лицо незнакомца с аккуратно подстриженной бородой с нечастой проседью.

– Это так мы с посторонними не общаемся? – подоспевшая мамаша оттащила ребенка в сторону. – Извините, пожалуйста.

– Ничего, я тоже выдохнул! Кажется, мы не знакомы, – Родин коротко кивнул в ответ на последующую стыдливую улыбку мамы девочки и сделал пару шагов в сторону, не обращая внимания на то, как она продолжила отчитывать Нику.

Он заметно прищурился и продолжил всматривался в лица каждой выходившей пары взрослого и ребенка до тех пор, пока уже начавший приедаться устойчивый аромат малины не насытился новой вызывающей покалывание в ноздрях смесью сладкой ягоды и терпкой горечью листвы. Вместе с ней почувствовались резкое учащение сердцебиения, отдававшее острой болью в висках, и неожиданный приступ подкатывавшей рвоты. Родин напряженно выдохнул и, тяжело втянув воздух несколькими глотками, направился к калитке, возле которой остановился и почти незаметно приподнял бровь от удивления.

Поглощенная рассказом своей дочери о сегодняшнем дне в садике Дарья Пронина на ходу поправила вязаную шапку на голове девочки и, не смотря по сторонам, машинально нажала на кнопку открывания электрического замка металлической калитки, после чего притянула на себя створку и, выпуская ребенка вперед, замерла на месте, встретившись взглядом с Мишей.

– Здравствуй, Даш, – безэмоционально проговорил он.

– Дарина, дай руку! – строго приказала Пронина.

Она крепко сжала ладонь дочери и, грубо потянув ее за собой, приблизилась к Родину.

– Ма! – запротестовала девочка, – больно!

Миша чуть пошатнулся от резкого жжения в груди. Ноги обмякли, сердце застучало еще чаще, и ему пришлось прилагать усилия, чтоб не согнуться и не упереться руками в колени. Обжигающее кожу тепло шло от маленькой, как капля воды похожей на маму, бледной девочки с отчетливыми покраснениями на щеках. Боковым зрением Родин заметил, как Даша заносит ладонь за спину, как раздуваются ее ноздри и опускаются брови, но не стал ничего говорить и тем более отворачиваться от последующего удара.

Курносая Дарина открыла рот и округлила глаза, впервые увидев, как мама дала кому-то крепкую пощечину.

– Никогда так не делай! – сказала Даша дочке, выпрямилась, подтянула пояс на своем строгом бежевом плаще и, не говоря больше ни слова, потащила ее за собой к своему припаркованному неподалеку автомобилю.-Ой! – поджав плечи и искривив лицо в сочувствующую мину, произнесла девочка сразу после раскатистого щелчка.

Девочка подтягивала спадающий с плеч рюкзачок и, вполоборота развернув голову, рассматривала провожающего их взглядом незнакомца в сером костюме. Когда мама усадила ее в детское кресло, она еще раз обернулась в сторону бородатого мужчины и робко распрямила мягкие пальцы, немного помахав ему ладошкой из-за тонированного стекла.

Высокий красный автомобиль Прониной исчез из виду, и Миша громко выдохнул. Ему показалось, что вместе с воздухом тело покинули и последние силы. Он опустил плечи, расслабил начавшую ныть от напряжения спину и повалился на правую ногу, опершись руками на свободное колено. Частое дыхание не насыщало кислородом, кровь по-прежнему болезненно пульсировала в висках, но все это затмевало непреодолимое желание скинуть одежду и погрузить в холодную воду обожженную кожу.

– Извините, помогу, – приставленный Стародубовым водитель поднял Родина с колена и помог добраться до машины. – Все нормально? Я чет не понял, что случилось.

– Воды дай, – сухо проговорил Миша.

– Да, конечно, сейчас, – он открыл бутылку и протянул ее пассажиру. – Мне шеф сказал сообщать обо всем непонятном. Это же непонятное?

– Да, Леш, непонятное. Звони, – опустошив полулитровую бутылку в три глотка, ответил Родин. – Так чтоб я слышал!

После второго гудка послышался хрипловатый голос Стародубова:

–Слушаю.

– Петр Михайлович, извините, Вы говорили, сообщать если…

– Без вот этого всего, пожалуйста, – перебил водителя старик.

– Юлию Сергеевну нужно найти, – устало прозвучал голос отдышавшегося Родина.

– Хорошо, Миша. Сейчас сброшу Алексею адрес. Простите за вольность, но после Вашего прошлого появления мы два года информацию собирали по всем, кто с Вами контактировал. Вплоть до бариста в кофейне, где вы драку устроили.

– Зачем?

– Как видите, пригодилось. Позвольте уточнить, Юлия Сергеевна, которая Метелкина?

– Наверное, она. Рыжая.

– Неожиданно, – Стародубов выдержал небольшую паузу, – И для чего она понадобилась!

– С Прониной поговорить. С младшей.

– Много вопросов. Надеюсь, будет возможность обсудить. Точно помню, что вам на левый берег. Точный адрес, секунду, – какое-то время слышались шуршание бумаг, дыхание и стук пальцев по дисплею, – Сбросил. Что-то еще?

– Нет.

– Петр Михайлович, он упал, – протараторил водитель, наклонившись к телефону.

– Поехали, – спокойно приказал Родин, откинулся на сиденье и принялся медленно расстегивать пуговицы жилета.

– На левый берег? – уточнил Алексей.

– Сначала за водой. Спасибо, Петь.

– До связи, – коротко прозвучало прощание Стародубова.

Водитель бегло прочитал входящее сообщение, положил телефон в нагрудный карман пиджака, вывернул на дорогу и, несколько раз взглянув на пассажира в зеркало заднего вида, решился спросить:

– Извините, Миш, – он неуверенно покрутил правой рукой в воздухе, подбирая слова, – У меня в голове не укладывается. Петр Михайлович человек непростой. Гостей у него не бывает, кроме врача. Сам он почти никуда не выезжает, а тут… из ментовки забрали, домой привезли, врач что-то там колдует, охрана на шухере, утром Вас к барберу, потом за костюмом, опять же сорочек на пол багажника, глаженных. Да там четыре моих зарплаты, а я не жалуюсь, мягко говоря. Еще и карточку мне выдали на любые расходы, черт его знает сколько там. Наверное, безлимит. Но, самое интересно, что у Вас даже телефона нет. Это, знаете, какая роскошь сегодня?

– Много говоришь, – равнодушно отреагировал Родин. – Что хотел спросить?

– При всем, что я озвучил, просто Миша? – Алексей на несколько секунд остановил взгляд на отражении пассажира в зеркале.

– В этом городе я просто человек, – мимолетная грустная улыбка отразилась на лице Миши.

– Просто человек? – водитель усмехнулся, – В этом городе…

– Много говоришь! – серьезным тоном перебил его Родин. – Благодарю за помощь.

– Обращайтесь, – вполголоса проговорил Леша, и еще раз взглянув в зеркало, добавил: – Нос все время трете – жарко? Может кондиционер включить?

– Холодильник? – уточил пассажир и, дождавшись щедро сдобренного сдавленным смешком кивка водителя, сухо сказал: – Окно приоткрой. Ехать долго?

– Если не нарушать, то минут сорок, – Алексей взглянул на панель с часами и добавил: – Но в это время все равно все пробки соберем. За водой сейчас остановимся или на месте поищем?

– На месте.

Допив последние капли холодной воды, Родин медленно вышел из машины, крепко сжал журнал в руке и, осмотрев окрашенную в розовые закатные цвета кирпичную пятиэтажку, направился во второй подъезд. Терпкий аромат сандалового дерева, заполнявший салон автомобиля, развеивался и уступал место насыщенному букету из запахов земли, пыли, известняковой побелки, подвальной сырости и чего-то лекарственно-травянистого, доносящегося из форточки первого этажа. Миша потянул на себя тяжелую металлическую дверь с облущенной краской и множеством поклеенных друг поверх друга бумажных объявлений и, искривившись от резкого скрежета ржавых петель, шагнул в темноту подъезда. Споткнувшись о ступень после двух шагов, он резко перебрал ногами и уперся свободной рукой в стену. Тяжело выдохнув, он повернул голову на обволакивающий запах гортензии и медленно выпрямился. Слабость давала о себе знать, и каждый новый шаг по истертым по центру бетонным ступеням вызывал болезненную пульсацию в висках, так что подъем на третий этаж занял несколько минут и закончился длительной попыткой отдышаться.

Выровняв дыхание, он подошел к искомой двери и прислушался к шумам за ней. Ноздри уловили доносящиеся устойчивые ноты черного перца, духов из розового масла и желез бобра, какого-то сладковатого едкого дыма с оттенком косточки желтосливника и клубящие пары пашены забродившей с хмелем.

– Человек шесть, не меньше. В бирюльки играют? – Родин просчитал обстановку в квартире по доносящимся голосам и обилию запахов и, постучав в дверь, сделал шаг назад.

В квартире прибавилось звуков: женский смех, короткие восторженные вопли и приближающиеся длинные шоркающие шаги. В распахнувшуюся дверь протянул длинную шею с подвижным кадыком очень высокий молодой человек с бегающими черными глазами, неровно растущей щетиной и приклеенным ко лбу клочком желтой бумаги.

–Звонок же есть, чего стучать? – он осмотрел незнакомца в сером деловом костюме и черной сорочке. – Не пицца?

– Как видишь, – подтвердил Миша. – Юлия Сергеевна нужна.

Молодой человек коротко кивнул и, оставив дверь приоткрытой, прошел вглубь квартиры:

– Юль, к тебе кто-то.

Через пару мгновений из комнаты в коридор выпорхнула Юлия Сергеевна. Она значительно изменилась с последней их встречи: отросшие в объемные волны волосы еще больше отдавали начищенной до блеска медью, по-детски округлые щеки исчезли, подчеркнув строгость скул и четкий контур подбородка, и вместе с тем стройность, казалось, перешла в почти болезненную худобу, так что в бесформенной светлой вязаной крупной сеткой кофте и бежевых растянутых штанах прослеживались острые углы плеч и коленей.

Девушка остановилась за пару шагов до двери, вскинула левую бровь, рассмотрев Родина в подъезде, и с приветливой улыбкой произнесла:

– Какие люди!

– Добрый вечер, белка!

Последнее слово Родин произносил, глядя, как Метелкина захлопывает дверь прямо у него перед носом. По шумам и запахам он понимал, что рыжая никуда не ушла. Постучал еще раз.

Дверь приоткрылась всего на несколько сантиметров.

– Помощь нужна.

– Сам себе помоги!

– Дарине! – успел закинуть во вновь закрывающуюся дверь Родин.

В этот раз ее не захлопнули. Юлия Сергеевна повисла на ручке и, оттолкнув ее от себя, кивком указала Мише, что вход свободен.

– Принарядился, смотрю, – она оценила костюм и блестящие лакированные туфли на мягких резинках, которые бородатый гость поставил рядом с небольшой горкой преимущественно дутой спортивной обуви с яркими нашивками, – У тебя со шнурками проблемы так и остались?

– Туда? – уточнил Родин и на ходу поднял с пола на руки вытянувшуюся в струну и неспешно повиливающую хвостом кошку.

– Да, на кухню, – рыжая остановилась у прохода в комнату и дала комментарий собравшимся приятелям: – У меня еще один гость, непрошенный… Я скоро. Давайте пока без меня. Вадим, кому говорила, убери куртку со стула, у меня там вещи постиранные!

Родин разместился у окна и бегло осмотрел множественные стеклянные сосуды разной формы, расставленные вдоль рабочей поверхности столешницы в только хозяйке понятном порядке. Травы, специи, мутные розовые кристаллы, походившие на соль, и бесконечные записки на желтых клочках бумаги, развешанных на большинстве объемных тисненых фасадов.

– Постарела Матильда, – сказал он прикрывшей за собой дверь рыжей.

– Да. Только вот ты все в той поре. Раскроешь секрет? – Юлия Сергеевна встала в центре маленькой кухни и деловито поставила руки на талию.

– Много сплю, – почти незаметная улыбка проскользнула по его лицу. – Как она к тебе попала?

– Матильда? У мужа Дашки аллергия. Вот я и забрала. Или она ко мне ушла. Ты же не про кошку говорить пришел. Что с Риной?

– Хотел у тебя спросить?

– Так все! Как не умел говорить, так и не научился. На хер отсюда пошел! – Юлька повернулась вполоборота и указала рукой в сторону выхода.

На ее крик в кухню вбежал высокий Вадим и один из гостей. Миша слегка наклонил голову и всмотрелся в лицо второго.

– Здравствуй, байбак, – тихо проговорил Родин.

– Добрый вечер, – медленно ответил второй юноша и аккуратно попятился назад в комнату.

– Точно сутулый, – подумала рыжая, но промолчала.

– Так, че ты орешь тут? – грубо спросил Вадим у Метелкиной. – Это кто такой?

Матильда вскочила на плечо Миши и громко зарычала, повернувшись к высокому молодому человеку.

– Че молчишь? – вошедший не обращал внимания на заметное недовольство на лице Юлии Сергеевны.

Кошка оттолкнулась задними лапами и, в коротком прыжке выпустив когти, вцепилась в щеку и ухо Вадима, после чего вонзила клыки в его переносицу. Он вскинул руки вверх и попытался снять с себя взбесившееся животное. Слегка искривившая лицо Юлька сделала длинный шаг в сторону к Родину и остановилась у стола, не отрывая взгляд от борьбы под люстрой.

– Матильда, – медленно произнес Миша.

Кошка бросила свой выпад и отскочила обратно в руки Родина, медленно взобралась на его плечо и принялась тереться головой о его коротко подстриженные волосы.

– Как ты это делаешь? – удивленно спросила Метелкина у незваного гостя.

– Кошек люблю.

– Да вы охерели тут? – Вадим вытирал тыльной стороной ладони кровь с расцарапанной щеки и с опаской поглядывал то на успокоившуюся Матильду, то на незнакомца, который, казалось, ни разу больше не шевельнулся, то на расслабленную Юльку. – Она мне глаза чуть не вырвала!

– Перекись в ванной за зеркалом, помой и обработай. Я позже объясню, – спокойно отреагировала Метелкина.

– А не пошла бы… – исцарапанный не договорил, отвлекшись на громкое шипение кошки, и длинными шоркающими шагами покинул кухню.

– Твой? – уточнил Миша. Провожая взглядом Вадима.

– С тобой обсуждать не буду! Понял? Дарина тебе зачем?

– Значит, Даша тебе ничего не рассказала, – Родин пригладил бороду, – Помочь надо девочке.

– А ты у нас, значит, вселенский помогатель, да? Второе пришествие?

–В прошлый раз помог же.

– Не мне! – Юлия Сергеевна прикрыла дверь на кухню, села на табурет возле стола и, подняв взгляд на Мишу, начала шепотом: – Да и… Насчет помощи твоей. Дашка, конечно, ничего не сказала, но так и я же не дура. Замуж она в мае вышла, сразу после поста, а Рина родилась в начале октября. Считать, я думаю, умеешь. Она ее еще Ленкой хотела назвать. Смешно было бы – Светлая Родина. Серега настоял, чтобы Дариной назвали. Так что теперь у нас две Даши, дочка и мама. Но так Серега – молодец, ты его видел, наверное, он у Стародубова, который депутат, работал комдиром. Когда магазин переезжал, они и замутили. Я не сразу поняла, почему так все по-быстрому.

– С Риной что не так?

– Болеет, – рыжая слегка сдвинула брови, поджала губы, несколько секунд смотрела на свое отражение в окне и на выдохе добавила: – Что-то аутоиммунное.

– Это что?

– Это не лечится.

– Это мы посмотрим, – бодро возразил Родин.

– Ха… – протяжно и с грустью в голосе произнесла Метелкина, – Думаешь, без тебя не смотрели? Герой херов. Всех врачей прошли, бесплатных, платных. Рина в больницу чаще, чем в детский сад ходит. Анализы, пилюли, капельницы. Не было бы денег – уже бы… закопали, наверное.

– Давно?

– Что давно? – Юлька отвлеклась на топот в коридоре, – Подожди.

Вадим с расклеенными по лицу ватными дисками извинялся и провожал осунувшихся и разочарованных гостей, поочередно пожимая руку мужчинам или приобнимая девушек.

– Всем пока! – выкрикнула в приоткрытую дверь рыжая и вновь ее прикрыла. – Что ты там спрашивал?

– Давно болеет?

– С двух лет примерно пятна на коже появились. Сначала подумали, что мандаринов переела с конфетами на новый год, но нет. Так чем ты помогать собрался, волшебник хренов?

– Подумаю, – Родин опустил кошку на пол, – Утром поговорим.

– Нет, Миш, второй раз у тебя не прокатит. Рада была видеть, хотя, если честно, то не очень. Никакого утра! Мне завтра на работу, да и с Дашкой мы почти не общаемся. Разные миры, как видишь, – она провела рукой вокруг себя, указывая на выцветшие обои, – Так что всего доброго!

Он спустил кошку с плеча на пол, прошелся взглядом по направлению движения хозяйки квартиры, выделяя для себя множественные яркие салфетки, расставленные по углам в резных деревянных подставках, поблескивающие стеклянные пузырьки с непонятной ярко-синей жидкостью, плетеную корзину на шкафу, узором развешанные по дверце холодильника магниты, ровным рядом висящие на магнитной доске ножи и гроздь сушеных белых грибов на тонкой нитке. Улыбнувшись левой стороной рта, он сказал:

– Матильду погулять пусти – надо ей.

– Сама решу, кому что надо!

В коридоре Миша застал последнюю пару выходящих гостей, и Вадим машинально протянул ему руку попрощаться. Мужчина без комментариев обошел ее и аккуратно натянул на ноги свои туфли, после чего переступил через порог и несколько секунд держал дверь открытой, дожидаясь, когда кошка проскочит мимо него в подъезд.

– Родин, мать твою! – послышался окрик Юлии Сергеевны, – Верни Матильду!

Миша медленно, опираясь на окрашенную стену, спустился по ступенькам и вышел на улицу, где тут же вспыхнули холодным белым светом фары автомобиля. Водитель выскочил из салона и, приоткрыв дверь, ждал пассажира:

– Петр Михайлович звонил, сказал, что ждут тебя с доктором. Едем?

– Еще одного возьмем и едем, – тихо ответил Родин и, расположившись на заднем сидень, добавил: – Не закрывай.

Когда на своих коленях он почувствовал мягкие лапы Матильды – кивнул водителю и опустив ладонь на голову кошки, откинулся назад и, закрыв тяжелые веки, моментально заснул.

Алексей разбудил его уже во дворе загородного дома Стародубова:

– Помочь дойти?

– Спасибо, сам, – тяжело дыша, Миша выбрался из автомобиля и размеренными шагами, с остановкой после каждого второго, добрался до открытой двери, в проеме которой его ожидал болезненный старик, который с нескрываемым любопытством и еле заметной улыбкой переводил взгляд то на кошку, останавливающуюся и вытягивающую шею с каждой остановкой Родина, то на уставшего и, казалось, ссутуленного гостя.

– Кажется, Константин понял, что с Вами, Миша.

– Хорошо, кошка со мной.

Родин прошел мимо него и, швырнув пиджак в сторону, развалился в кресле гостиной напротив стоящего в ожидании доктора.

– Добрый вечер, – начал тот, – По походке вижу, голова кружится. Так?

Миша кивнул и, наклонив голову вбок, начал всматриваться в обложку журнала на столике перед собой.

– Анализы крови каких-то откровенных аномалий не показали, есть вопросы по белкам, но это скорее всего от питания, но вот уровень лейкоцитов и тромбоцитов, если можно так выразиться, стремится к нулю. Я бы, конечно, рак крови поставил, не задумываясь, но ваши ногти, – он замолчал, наблюдая, как Миша поднял к лицу кисть правой руки и, распрямив пальцы, начал осматривать их с легким прищуром, – Видите деформацию на ногтях? Вчера, когда давление измерял, обратил внимание. Можно было бы связать с белками, но…

– Много говоришь, лекарь.

– Лучевая болезнь, – сухо подытожил доктор, поправил съехавшие на переносицу очки и, поймав на себе вопросительный взгляд пациента напротив, продолжил: – Опять же кровотечение из десен.

– Что лечить надо? – вновь перебил его Родин.

– Клетки, – слегка удивившись вопросу, ответил Константин.

– Боюсь, что все немного сложнее, чем вы привыкли, – подключился к разговору Стародубов.

– Лечи, – Миша поднял журнал со стола и протянул его Петру Михайловичу, – Петь, сможешь найти, где живет?

Стародубов внимательно осмотрел глянцевую обложку бизнес вестника и, тяжело выдохнув, ответил:

– Задачки у Вас, конечно. Попробую, но адрес вряд ли. Можем по мероприятиям посмотреть, если она в стране. Понравилась?

– Как ее сейчас зовут?

– Веждину? Яна. Тут же написано… – Стародубов вскинул брови от удивления. – Вы знакомы?

– Когда-то были. Лечи, лекарь!

– Я бы Вам для начала бокал вина хорошего красного порекомендовал.

– Где ты его взял? – Родин окинул взглядом старика и вслед за ним доктора и, не дожидаясь ответа, добавил: – Не пью.

Матильда, привыкнувшая к запахам нового места, начала медленно изучать обстановку в доме. Она размеренно переставляла лапы по паркетной доске, терлась боками о дверные косяки и ножки стульев, заглянула в большие глиняные горшки с цветами, поморщилась от стерильно чистой кухни и, навострив уши от высокого незнакомого голоса, прошла в гостиную к людям. Тонкий молочный аромат заставил ее повернуться и направиться к углу, но она резко остановилась, выпустила когти, выгнула спину дугой и, замерев, начала протяжно монотонно шипеть.

По лицу наблюдавшего за ней Родина промелькнула едва различимая улыбка.

Глава 3 Кто старое помянет…

Оранжевая кружка с логотипом последней ярмарки вакансий, банка кофе, диплом о прохождении курса повышения квалификации, маленький кактус с пышными короткими иголками, несколько значков со смешными надписями, ежедневник в твердой обложке, вскрытая пачка влажных салфеток, набор справок для налоговой и разбросанные по дну большой картонной коробки скрепки – все, что пришлось забрать с рабочего места при увольнении.

Юлия Сергеевна с загруженными руками неуклюже прошла через рогатку турникета и, попрощавшись с вечно спящим охранником кивком, вышла на крыльцо офисного здания.

– Не понял, а ты… Все уже? – вечно опаздывающий покрытый легкой очевидной испариной коллега, остановился за две ступеньки до нее. – Быстро. Я думал еще поработаешь, как бы… Нашла куда?

– Эдик, ты опаздываешь? – Метелкина развернула объемный короб в руках. – Вот и опаздывай дальше!

– Не понял.

–Не понял он. Подержи, – она всучила короб Эдику, рывком стянула свою красную кожаную куртку, скроенную по форме пиджака, и закинула ее поверх диплома в рамке. – Спасибо, все доброго!

Не ожидая ответа, Юлия Сергеевна спустилась к тротуару и, завернув за металлический решетчатый забор, оперлась на него спиной и еще раз осмотрела содержимое коробки.

– Твою ж мать, зарядку забыла.

– Давай подержу.

Вовлеченная в свои мысли Юлия Сергеевна, медленно перевела взгляд от забранных вещей в сторону и медленно закрыла глаза, выдыхая воздух через нос.

– Только не говори, что это ты сделал.

– Хорошо, – спокойно отреагировал Родин и забрал коробку у нее из рук.

– Хорошо, в смысле: да, это я, но говорить не буду? – ее брови приподнялись вверх и немного сошлись в усеченную пирамидку. – Так?

– Да.

– Да кто ты такой, чтоб вот так влезать в чужую жизнь? А? – вены на ее шее вздулись, щеки налились румянцем, она чувствовала на себе взгляды прохожих, обернувшихся на ее крик.

– Родин я, – мужчина смотрел ей в глаза, медленно моргая.

– Миша, не до хрена ли ты уверен в себе?

– Нет. Пойдем к машине.

– Никуда я с тобой не пойду. Делать мне что ли больше не чего?

– А есть что?

– Работу искать благодаря некоторым. И как ты это делаешь? Вот с самого утра все пошло не так. Шеф на месте, кадровичка на месте, я бухгалтера за четыре месяца впервые увидела. Оказывается – ты постарался, – рыжая не заметила, как пошла вслед за Родиным. – Куда ты несешь мои вещи?

Миша и не собирался отвечать. Пройдя еще несколько метров, он остановился у черного паркетника, из которого выскочил молодой водитель, одетый в черный строгий костюм и ослепительно белую сорочку. Он бегло осмотрел высокую спутницу Родина, ее вьющиеся ярко-медные волосы, вздернутый нос, и, конечно же, плотное черное платье, которое добавляло объем ее бедрам и выгодно подчеркивало длинные стройные ноги.

– Здравствуете, – Алексей слегка кивнул головой в сторону девушки. – Миша, позвольте я сам в багажник поставлю.

– Отдал сюда! – Юлия Сергеевна выхватила короб из рук Родина. – Я сказала, что никуда с тобой не поеду.

– Сколько?

– Что сколько? – уточнила рыжая.

– Тебе же работа нужна? Сколько?

– Сто! – не думая, бросила Метелкина.

– Двести, – сухо поправил ее Родин. – Пять дней.

– Хорошо, но деньги вперед. А то знаю я тебя: появился из ниоткуда, пропал в никуда. Хорошо хоть без последствий.

– Леш, кошель у тебя, сказал Родин и, открыв дверь, сел в машину.

Водитель забрал вещи из рук Метелкиной и, поставив их в багажник, предал ей куртку со словами:

– Меня зовут Алексей. Про деньги… Надо к банкомату доехать. Вы с нами или… – поймав ее кивок, он оббежал корпус автомобиля и открыл ей дверь. – Прошу!

Сидя рядом с Родиным, рыжая поглядывала на дорогу и изредка переводила взгляд на Мишу, который все время до ближайшего торгового центра не открыл глаз. Медленно пересчитав принесенные водителем купюры, она сложила их под застежку в средний карман сумки и вопросительно посмотрела на нанимателя.

– Самые легкие деньги в моей жизни. В чем подвох?

– Все честно, – не поднимая ресниц и не поворачивая головы, ответил Миша. – Надо посмотреть, как живет Дарина.

– Ну, с твоими-то способностями залезать в чужую жизнь, сам не справился?

– Деньгу можешь вернуть.

– Ладно, – Юлия Сергеевна незаметно для себя обхватила сумку покрепче. – Просто посмотреть, как живет? В смысле, что ест, что ли? Одежда какая? Или что?

– Все что не понравится.

Метелкина опустила уголки рта и, немного поразмыслив, ответила:

– Они, наверное, за городом сейчас, в любом случае позвоню сперва, и в магазин можем заехать?

Электромагнитный замок с характерным писком отпустил дверь калитки, и Юлия Сергеевна вошла на территорию дачного домика Прониной. Даша ждала ее на выкрашенном в белый цвет деревянном крыльце, заставленном кашпо с начинающими цвести растениями. Она щурилась от слепящего солнца и слегка склонила голову, разглядывая быстро перебирающую ногами подругу с большим плюшевым медведем в руках.

– Давно не виделись, – крепко обнимая рыжую проговорила хозяйка дома, спустившаяся на выстланную камнем дорожку.

– Конечно, не виделись. Спряталась у черта на куличках. Не могла места получше найти?

– Юль, уже обсуждали. А ты красотка – шикарно выглядишь, – Даша отошла на шаг назад, не выпуская из объятий Метелкину, и с улыбкой осмотрела ее фигуру. – Похудела что ли?

– Безработным не до жиру.

– Опять? – медленно проговорила Пронина и слегка закатила глаза. – Ну ты даешь. Ладно давай, чего мы во дворе? Только тихо – Даринка спит. И я же говорила, не покупать ей игрушки. Их уже складывать некуда.

– Ну это ты так думаешь, – войдя в дом, Метелкина скинула обувь и отодвинула в сторону от порога. – Куда поставить мишку?

– Да на диван кинь, возле единорога. Или кто там у нее сегодня дежурит. Как на сестринском посту. Уволилась и решила ко мне?

– Не совсем, – Юлия Сергеевна прошла за хозяйкой на кухню и повесила свою куртку на спинку стула. – Чем пахнет?

– Не поверишь – борщем.

– Борщем? Женщина, вы кто? Пронина, которую я знаю, это про макароны, в лучшем случае с сыром, и про вино, но никак не про борщ.

– Я ж мать.

– Ты аккуратнее, звучит, как ругательство, – Метелкина пыталась найти взглядом что-то необычное или неправильное, но все убранство, от начищенных до блеска рабочих поверхностей и до полок с расставленными фотографиями и множеством мелких плошек с цветами, расставленных по периметру комнаты, казалось типичным делом рук Даши – со вкусом, свободным пространством, прямыми линиями и без излишеств. – Я поднимусь, хоть на спящую гляну. Хорошо?

– Конечно.

– Детская там же?

– Да, на втором справа. Вина?

– Нашла, о чем спросить. Только съедобного, а не это твое… Ну ты поняла, – бросила в ответ рыжая, покидая кухню.

Быстро поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, она медленно, стараясь не шуметь, приоткрыла дверь и, обнаружив аккуратно застеленную широкую кровать и прочую характерную для спальни мебель, перешла к следующей. Открыв ее так же бесшумно, она вошла и на ее лице застыла мягкая еле уловимая улыбка. В детской кровати, стоящей почти в середине комнаты, в окружении нескольких игрушек, свернувшись калачиком, спала Дарина. На ее закрытых веках рисовались длинные изогнутые ресницы. Распущенные русые волосы блестели на солнце и свисали над ее лбом. Обыкновенный мирно спящий ребенок, если бы не эти чертовы багровые пятна на коже, которые отвлекали на себя внимание так, что даже пухлые розовые губы девочки уходили на второй план.

Юлия Сергеевна подошла к Дарине поближе, присела на край кровати, плавно поправила прядь свисающих волос. После чего погладила девочку по голове, чуть касаясь ее ладонью.

Ничего необычного и тем более ничего, что могло ей не понравиться, она не встретила, как ни старалась. Светлые обои с персонажами из советских мультфильмов, открытый детский вещевой шкаф, из которого выглядывали девчачьи наряды с ожидаемо преобладавшими розовыми оттенками, рисунки собственного сочинения, яркий стол-развивайка с алфавитом на столешнице, стул к нему и бесконечные полчища хаотично расставленных горок из игрушек. Единственным, что сразу бросалось в глаза, представилась прикрученная к стене белая полка с одним пустым и двумя наполненными разноцветными пилюлями стаканчиками.

Метелкина тяжело вздохнула, взяла ладонь девочки в руку и несколько раз плавно провела по ней пальцем, после медленно покинула детскую и спустилась на кухню.

– Спит? – уточнила Даша.

– Да, я старалась не разбудить.

– И разбудила бы – ничего страшного, скоро обедать. Держи, – она передала бокал в руки подруги. – За нас?

– Ага, – коротко ответила Рыжая и сразу пригубила вино. – Ммм, можешь же, когда хочешь.

Вкуснятина!

– Сыр?

– Вот теперь узнаю свою Пронину. Знаешь кого встретила?

Легкая улыбка спала с лица Даши. Она села за стол и, громко поставив на него бокал, сказала:

– Только не говори, что Родина.

– Его самого. Вчера в дверь постучал. Так… – Юля наклонила голову и, уставившись на хмурое выражение лица подруги, сказала: – Тоже видела?

– Да, – хозяйка опустошила бокал в один прием, резко вскочила и принесла бутылку на стол. – Вчера у детского сада стоял.

– Чего хотел?

– Я не…, – Пронина не договорила и наполнила бокал. – Я не стала говорить. Пошел он!

– Я чего-то не знаю?

– Юль, – Даша потупила взгляд на бокал в своей руку, – Как раз ты и знаешь. Спасибо, что не говоришь.

– Чего не гово… – она отвлеклась на голос, донесшийся из прихожей.

– Всем привет! Даш, кто у нас в гостях?

– Ничего ему не говори, – шепнула Пронина, и поднялась из-за стола. – Привет, Сереж! Ты сегодня прям рано. Помнишь Юльку?

– Такие не забываются, – Сергей с приятной улыбкой на лице вошел на кухню и начал бегло переводить взгляд с супруги на ее подругу и обратно. – Приветствую. Сколько лет, сколько зим. О! У нас тут борщ! Здорово. А у вас – вино, так… Жаль, жаль, жаль, что мне нельзя. Давненько все-таки не захаживала, Юлия Сергеевна. Так, давайте я переоденусь и все мне расскажите. Хорошо?

– Что расскажете? – уточнила гостья.

– Все! – он широко улыбнулся и вышел из комнаты.

– Что-то не помню, чтоб он таким контролером был. Давно с ним такое?

– Ты че, Юль? Как всегда. Профдеформация.

– Ага, только раньше я не замечала, – проговорила Метелкина, и в ее голове пронеслась мысль: – Вон оно! То, что не понравилось! Или показалось?

Юлия Сергеевна отказалась от обеда, и откинувшись на стуле, наблюдала, как старая подруга накрывает на стол: фарфоровая посуда, салфетки, приборы с правильной стороны, перечницы, креманка со сметаной.

– Ты прям хозяюшка стала!

– Мне говорила, что всегда такая была. Да, Даш? – Сергей вернулся.

Классические джинсы, легкий шерстяной пуловер и налаженный воротничок рубашки у Метелкиной никак не ассоциировались с домашней одеждой.

Точно не показалось!

– Ну так, как дела? – спросил он, усаживаясь за стол.

– Ты сказал, что вино нельзя. Серьезно.

– Ну так я же на работе. Правда, давно не видел у нас. Что-то случилось? – Сергей застыл с ложкой, поднесенной ко рту, и всем своим видом показывал, что ждет ответ.

– Времечко появилось, решила сразу к вам заскочить.

– Времечко – это хорошо. Даш, не знаешь, чья машина стоит возле Бочарниковых?

– Нет, не слежу я за ними. Может новую купили?

– Это, наверное, за мной. Спасибо, ребят, я поеду. Не обижайтесь, что так быстро, ладно? Спасибо за вино. Рада была видеть.

– Юль, ты чего?

– Все нормально, Даш. Спасибо и извини, пожалуйста. Я потом наберу. Провожать не надо.

Рыжая схватила свою куртку, вскочила в сбои массивные ботинки и пулей добралась до машины, ожидающей ее за пару домой.

– Быстро поехали! – она бросила водителю, едва успев захлопнуть дверь.

– Миш, едем?

– Едем, – тихо подтвердил он водителю и, повернувшись к Метелкиной так же тихо уточнил: – Что за спешка?

– Вон твоя спешка стоит, – проезжая мимо высокого мужчины, стоявшего перед резными воротами, проговорила Юлия Сергеевна. – Серега. Что-то с ним не так. Маньячелло какой-то стал. Прям неприятно находиться в одном помещении.

– Что-то еще увидела? – Родин медленно опустил ресницы и откинул голову на подлокотник.

– Нет. Все нормально и даже хорошо. Знаешь, даже слишком хорошо. Правильно, аж противно.

– Дарина?

– Спала. Такая, – грустная улыбка застыла на лице рыжей, – маленькая, милая что ли и настоящая. Я все отработала на сегодня?

– Нет, – не отрывая головы ответил Миша. – Еще четыре дня. Леш, едем к Веждиной.

– Принял!

– Это к какой Веждиной?

– К той самой! – расплывшись в улыбке, ответил водитель.

– Она, что у нас в городе? – Метелкина сдвинула брови.

– Нет!

– Много говоришь, Алексей, – прокомментировал Родин и еще раз глубоко втянул принесенный рыжей аромат.