Мальчишки из разделенного города

НА КАНИКУЛЫ К БАБУШКЕ

1.

Отца Дима увидел сразу, как только покинул территорию корпуса Оренбургского президентского кадетского училища. Высокий, стройный, с двумя рядами государственных наград на груди, Олег Скоробогатов приехал встречал сына словно равного себе по статусу.

– Товарищ подполковник, – вытянувшись в струну и приложив ладонь к козырьку, доложил Дима, – кадет Скоробогатов отпущен на очередные летние каникулы и готов отбыть в составе семьи на выбранное место отдыха!

– Вольно, кадет, – отдав честь, улыбнулся отец. – План такой: едем на дачу и всё обсудим там.

– На дачу так на дачу! – воскликнул, просияв, Дима. – Я уже год там не был. Пап, а кто ещё, кроме нас, будет?

– Там ждут мама и твои сестрички, – усмехнулся отец, усаживаясь за руль новенького «УАЗ Патриота». – Мы решили сегодня больше никого не приглашать, сынок.

***

Дачный участок, расположенный на берегу Урала, дарил Скоробогатовым мир и покой вдали от суеты и забот шумного города. Отец Веры, дед Димы, был состоятельным бизнесменом и влиятельным человеком. Именно он передал дачу любимой дочери и зятю, так сказать, во временное пользование.

В детстве Вере не раз приходилось трудиться на загородном участке. Да и Олегу дом и пятнадцать соток земли пришлись по душе.

Уже несколько лет, по выходным и на праздники, Скоробогатовы ездили всей семьёй на дачу. Вера приходила в восторг от того, как преображался здесь Олег после командировок в горячие точки. С банданой на голове, в шортах и резиновых калошах он походил не на боевого офицера Росгвардии, а на простого фермера.

В дачном доме Скоробогатовых повсюду была расставлена старинная громоздкая мебель, завезённая ещё отцом Веры. По общему мнению супругов, это придавало дому уют и умиротворение.

– Знаешь, – говорила Вера мужу, – когда я была девочкой, поездки на дачу казались наказанием, а этот милый домик – преисподней. Тоска, скукотище… Родители отдыхали, а я только и ждала того момента, когда снова вернусь в город, встречусь с друзьями и окунусь в водоворот повседневной, как мне казалось, «нормальной» жизни.

– Вижу, мнение о дачном отдыхе с возрастом поменялось? – улыбался Олег.

– В корне, – вздыхала Вера. – Сейчас не могу даже представить, как можно было жить в таком бешеном ритме, в каковом я жила. Невероятно, как я могла не замечать тогда всей этой умиротворяющей прелести?

– Так же, как её не замечают сейчас наши девочки, – усмехался Олег. – Посмотри вон на Надю и Любу. Им тоже веселье и развлечения подавай. У юных вечно жар в крови. Им нужны острые ощущения, постоянное возбуждение и всё то, что присуще современной молодёжи.

– Нет, ну, и я не совсем превратилась в осёдлую клушу, – пыталась оправдаться Вера. – И иногда мне хочется чего-то необычного и интересного…

Сегодня, в ожидании мужа и сына, Вера и близняшки с утра были заняты приготовлением блюд и сервировкой стола на веранде.

– Вот это да! – в восхищении прижала руки к груди женщина и посмотрела на довольные, смеющиеся лица дочерей. – Сегодня мы встретим нашего Димочку круче, чем в ресторане!

– Мама, ты сказала «круче»? – вспрыснули дочери. – Да ты никогда так не говорила.

– С вами поживёшь, и не такому научишься, – улыбнулась Вера. – А вы не цепляйтесь к словам матери, сороки: вылетело и улетело.

У ворот остановилась машина.

– Ну вот, и наши мужчины приехали! – радостно всплеснула руками Вера. – А у нас уже всё готово! Ура, доченьки!

Они приветливо помахали Олегу и Диме, когда те вошли во двор и поспешили к ним навстречу. Глава семейства старался казаться весёлым и даже улыбался. А вот Дима был счастлив по-настоящему. В парадной форме он походил на отца – такой же стройный, подтянутый. Лицо мальчика светилось радостью, и он был полон энергии и жизненных сил.

– Привет, мама! Привет, сестрёнки! – бросился в их объятия Дима, не обратив внимания на укоризненный взгляд отца, который говорил, что настоящему мужчине не следует поддаваться эмоциям.

– А теперь всем мыть руки, и за праздничный стол! – расцеловав и прижав к груди сына, всхлипнула растроганно Вера. – Мы уже сегодня успели переделать уйму дел, и… – она посмотрела на дочерей: – Пришла пора отпраздновать встречу с Димочкой!

***

Обеденный стол украшали жареный гусь, фаршированный гречкой и яблоками, пирог с рисом и рыбой, овощные салаты, горячее рагу. На десерт были выставлены взбитые сливки и лимонный сок с сахаром.

Вера с умилением наблюдала за уплетающим за обе щеки сыном. Надя сидела по левую руку от Димы, а Люба – справа. Обе щебетали, не умолкая, восхищаясь внешним видом брата и не обращая внимания на замечания отца и матери. Когда обед подходил к концу, Вера поставила посреди стола огромный торт и объявила:

– А теперь давайте сообща обсудим предстоящие каникулы Димы и наших девочек, согласны?

– Как это обсудим? – удивился Дима. – Вы же обещали выезд всей семьёй на побережье Крыма, родители?

– Нет, отдых на море в этом году придётся отменить, сынок, – виновато вздохнув, посмотрел на него отец. – Через два дня я уезжаю в длительную командировку.

Дима едва не разревелся от досады.

– А куда ты едешь? Снова на Кавказ, папа? – не притронувшись к торту, спросил он дрожащим голосом.

– Нет, на этот раз дальше, – вздохнул отец.

– В Сирию папа едет на полгода, – будто договорившись, сказали одновременно Надя и Люба.

– Цыц, сороки! – прикрикнула Вера. – Куда едет папа, никто знать не должен, ясно вам?

– Ничего, сыну знать можно, – печально усмехнулся отец. – Только не вини меня, Димок, что я не могу сдержать данное тебе обещание. Сам понимаешь, что я человек военный и приказ командования для меня не пустой звук.

– Ну а ты, мама? – посмотрел Дима на мать.

Под его вопросительным взглядом Вера покраснела до корней волос и, уводя в сторону глаза, ответила:

– К сожалению, сынок, и я вынуждена скоро ехать в Москву на курсы повышения квалификации. Прости, я очень хотела побыть со всеми вами, но… Если я откажусь и не поеду, меня уволят с работы. Здесь уж выбирать не приходится.

– А как же я? – с трудом удержавшись от рыданий, пролепетал Дима. – Я весь год мечтал провести вместе с вами и сёстрами свои летние каникулы?!

– С нами ты их как раз и проведёшь, братишка, – обняли его с обеих сторон сёстры. – А поедем мы, угадай куда?

– Точно не на море, – вздохнул, выходя из-за стола, Дима.

– Вы поедете к бабушке в Чертково, – сказал отец с улыбкой, – давненько у неё не гостили.

2.

Стать сильным и красивым, как отец, Дима мечтал еще до поступления в «кадетку». Мальчик был уверен, что отец – самый мужественный и несокрушимый офицер во всей Российской гвардии. Со службы Олег Скоробогатов всегда возвращался весёлым и довольным, а когда копал землю в огороде, легко, словно играючи, ворочал лопатой пласты земли. И Диме казалось, что он никогда не устаёт.

Сегодня отец занимался ремонтом рыболовных снастей, а Дима, помогая, крутился рядом. Солнце перевалило за полдень, и он изнемогал от голода, наблюдая за работой отца и томясь от ожидания, когда мама позовёт всех к столу.

– Ты ещё сердишься на меня, сынок? – неожиданно поинтересовался отец, подвязывая крючок на леску.

– Нет, – пожимая плечами, ответил Дима. – Я что, маленький и не понимаю, что приказ есть приказ.

– Да, ты всё правильно понимаешь, сынок, – привязав крючок, посмотрел на него отец. – Для военного человека приказ – это всё: выполнить его необходимо даже ценой своей жизни, если потребуется.

Они с минуту помолчали, после чего Дима спросил:

– А в Сирии война всё ещё продолжается?

– К сожалению, да, – вздохнул отец. – Гремят взрывы, гибнут солдаты и мирные люди. А мы будем их защищать. Так решило руководство нашей страны.

– Полгода – срок немалый, – вздохнул Дима. – А как же твой отпуск? Как ты иногда говоришь, «накрылся медным тазом»?

– На этот раз да, – пожимая плечами, согласился отец. – Но на следующий год… Нет, сейчас я ничего обещать тебе не буду. Время покажет, как всё будет, и нечего загадывать.

– Да-а-а, загад не бывает богат, – блеснул остроумием Дима. – А мы с тобой…

– Мужчины, к столу? – послышался с веранды голос мамы. – Только не мешкайте, поспешите, если хотите не остывшее есть, а всё с пылу, с жару!

***

Вечер выдался на славу. После неожиданной послеобеденной атаки короткой грозы выглянуло солнце.

Скоробогатовы вышли за ворота и направились к затону Урала на рыбалку. Олег легко нёс за плечами набитый до отказа рюкзак. Он всегда ходил на рыбалку вечером, рыбачил всю ночь и возвращался домой только на следующий день с богатым уловом.

– Папа, а почему ты всегда берёшь с собой столько вещей и снастей? – как-то спросил Дима. – Взял бы две-три удочки, прикормку для рыбы, ну и пару бутербродов, чтобы перекусить? А у тебя в рюкзаке…

– Я беру всё самое необходимое, – рассмеялся отец, – доставай и пользуйся, как приспичит.

Тропинка через лесную поляну вскоре свернула в густые заросли цветущей чилиги, и отец с сыном ускорили шаг. Уже скоро они вышли к речному затону.

– Выбирай место, где расположишься для рыбалки, – сказал Олег, сбрасывая с плеч рюкзак и оглядывая водную гладь. – Нам сегодня повезло: все места, на которых я обычно рыбачу, свободны.

– Ты поэтому предпочитаешь ловить рыбу ночью? – поинтересовался Дима.

– Твой дедушка любил рыбачить ночью, – ответил отец. – Вот и меня приучил к этому.

– А чем ночная рыбалка лучше дневной? – разматывая удочку, полюбопытствовал Дима. – Днём хорошо видны поплавки, и когда рыба клюёт по ним, видно.

– Может быть, – доставая из рюкзака вещи, усмехнулся отец. – А вот для меня вся прелесть рыбной ловли не в созерцании поплавков. Ещё с вечера, когда светло, я рыбачу с помощью поплавков. Но это так, баловство одно. Мелочь донимает, и крупная рыба редко подходит. А вот ночью я ужу рыбу без поплавков, «на дно». Ночью мелочь не клюёт, а вот крупная рыба… Для неё наступает самое время для жора.

Определившись с местами лова, отец и сын забросили удочки в воду затона и притихли в ожидании поклёвок. Некоторое время они сидели в напряжённом «рыбацком» молчании. И над затоном висела тишина. Ни ветерка, ни щебета птиц, не всплесков резвящихся рыб.

Вдруг поплавок одной из удочек Скоробогатова-старшего сначала шевельнулся, затем лёг на бок и заскользил по водной глади к островку камыша, росшему слева.

Олег быстро снял удилище с рогатки, но подсекать клюнувшую рыбу почему-то не спешил.

Весь напрягшись и затаив дыхание, Дима смотрел то на плывущий к камышам поплавок удочки отца, то на него самого, не обращая внимания на дремлющие в воде затона свои снасти.

– Папа, упустишь?! – не выдержав, выкрикнул он. – Сейчас рыба сойдёт с крючка.

Но отец выждал момент, когда поплавок пойдёт ко дну, и резким движением подсёк рыбу. Затем он подтянул улов к берегу и вытянул из воды на сушу большого, отчаянно прыгающего голавля.

– Спешка нужна только при ловле блох, – подмигнул он сыну, снял рыбину с крючка и бросил в садок.

Затем, при помощи другой удочки, отец быстро наловил еще с десяток мелких рыбёшек и, на так называемых живцов, расставил вдоль берега закидушки.

– А вот теперь будем ждать поклёвки какого-нибудь речного гиганта, – сказал он, цепляя к донкам колокольчики. – На крючок зацепится и нам позвонит, на уху попросится.

Уже скоро поплавок на удочке отца ожил и пришёл в движение. Замолкнув на полуслове, Олег схватился за удочку и, сделав подсечку, начал осторожно выуживать рыбину.

– Сынок, подсак хватай! – скомандовал он. – Как подтяну ближе, так сразу подхватывай её и на берег выбрасывай!

Рыбина на крючке отчаянно сопротивлялась. Кругами, со свистом, леска резала воду. То отпуская, то вновь подтягивая попавшегося на крючок гиганта, отец измотал его и подтянул к берегу.

Изнемогая от желания ввязаться в борьбу отца с упорно сопротивляющейся «добычей», Дима пританцовывал в нетерпении, размахивая, как веслом, подсаком. Когда отец подвёл так и не соскочившую с крючка рыбину к берегу, он дрожащими руками подхватил ее и выбросил на берег.

Крупночешуйчатый, с маленькими глазками «медный» сазан бушевал в траве. Когда он затих, отец покачал головой:

– Куда же поместить этого «вепря»? Килограммов на пять потянет, если не больше. Наш садок немаленький, но сазан в него не влезет.

Выход из ситуации нашелся быстро. Из недр бездонного рюкзака отец вытащил пустой мешок. Уложив в него сазана, крепко завязал горловину и бросил рядом с садком в воду. Оказавшийся в надёжном «плену» богатырь заплескался и забушевал.

– Ну вот, на этом наш улов можно посчитать удачным и вернуться домой, – с улыбкой посмотрел отец на Диму. – Так что делать будем, сынок?

Мальчик взглянул на неподвижные поплавки своих удочек и с завистью подумал: «Тебе можно и возвращаться, папа. Вон какую рыбину выудил, загляденье. А я…»

Увидев, что поплавок удочки отца снова скрылся из виду, он, позабыв обо всём на свете, крикнул:

– Папа, тяни!

На этот раз отец вытянул из воды крупного леща, затем сомёнка, которого тут же отпустил обратно в затон. А когда он вытянул крупного язя, Дима с пасмурным видом присел у кромки воды, закрыв лицо ладонями.

– Эй, сынок, а ты на что ловишь? – спросил отец, забросив удочку в воду.

– На одной удочке горох, на второй – червяк, – глухо ответил мальчик. – А ты на что?

– Я на личинок жука-короеда, – ответил отец, вытягивая из воды очередную рыбину. – Возьми, попробуй, смени наживку.

– А червяк? Он что, хуже личинок короеда? – удивился Дима. – Ты же говорил…

– Говорил, говорю и говорить буду, что рыба клюёт в летнюю пору на что угодно, – не дал ему договорить отец. – Рыба клюёт на всё, на любую приманку, но бывает, что и привередничает. И потому я беру с собой на рыбалку всякую приманку. Иногда предпочтение отдаётся червям и опарышам, частенько клюёт на тесто из манки, на горох, пшеницу или перловку. А сегодня я попробовал ловить на личинок короеда. Это «меню» пришлось по вкусу обитателям этого водоёма.

Дрожащими пальцами Дима сорвал насадку с крючков и заменил наживку. Забросив удочки, он замер в ожидании, и… Сначала одной, затем другой удочкой он выудил из воды крупных окуней-«горбачей» и с повеселевшим лицом опустил их в садок, сопровождаемый одобрительной улыбкой отца. У Димы отлегло от сердца.

– Знаешь, папа, а давай останемся на рыбалке до утра? Ты же донки расставил на крупную рыбу.

И вдруг, будто по волшебству, зазвенел колокольчик, прикреплённый к леске одной из «донок», а сама закидушка натянулась как струна.

3.

Скорый поезд «Барнаул – Адлер» мчался, останавливясь лишь на больших станциях. Дима Скоробогатов лежал на верхней полке купе. Он то часами смотрел в окно, то спал, то в сотый раз принимался за чтение книги Валентина Пикуля «Мальчики с бантиками» – о своих сверстниках, обучающихся во время войны в школе юнг Северного флота.

Под его полкой, прикрывшись простыней, спала мама. Сёстры тоже спали, одна на нижней полке, другая на верхней напротив Диминой. Эта поездка на непривычно дальнее расстояние вызывала в мальчике смертельную тоску и скуку.

«Сколько же ещё придётся тащиться до Ростова в этой душегубке? – подумал он, переваливаясь со спины на правый бок и глядя в проход вагона через открытую дверь. – А как хорошо было на рыбалке с папой! Сколько мы с ним рыбы поймали, не счесть. Сазан потянул при взвешивании дома на семь килограммов. Сом, попавшийся к утру на «донку», – на шестнадцать! Я поймал спиннингом утром щуку на целых три кило. Конечно, улов мой был поскромнее папиного, но он похвалил меня, а щуку, за её размеры, назвал крокодилом!»

Вдруг, из прохода, послышался женский голос, полный скорби и слёз. Его обладательницу Дима не видел, но то, что она говорила, заинтересовало мальчика. Речь шла о бушующей на Донбассе гражданской войне.

– У нас была большая семья, – говорила женщина дрожащим голосом. – Я, сестра и семь братьев… Я самая младшая. Все с семьями жили в одном селе. По праздникам собирались в родительском доме. Больше двадцати человек садились за стол. В селе завидовали нашей дружной семье. А уж детишек сколько народилось в семьях наших – не счесть! А что сейчас осталось? Сестра с мужем и детьми погибли в первый же обстрел нашего села. Шестеро братьев, один за другим, полегли, встав в ряды защитников Донбасса. О седьмом брате никаких известий нет. Кто-то сказал, будто в плену он у украинцев. Там и замучают его до смерти. Вот я собрала детей своих и всех в живых оставшихся племянников и всяческими правдами и неправдами вывезла в Россию.

– А сейчас куда едешь? – спросил какой-то мужчина.

– Да вот, в Меловое, к тётке Дарье еду, – вздохнув, ответила женщина. – Оттуда как-нибудь на Луганщину, в село родное доберусь. Там у меня ещё три снохи остались. Хочу в Россию их сманить. Всё одно держаться там больше не за что. Все хаты порушены обстрелами, а люди живут в погребах да сараюшках, горемыки несчастные.

– А родители? Живы ли ещё родители твои? – полюбопытствовал собеседник.

– Да какой там, – вздохнула, отвечая, женщина. – Отца с мамой снарядом в огороде на куски разорвало, хоронить нечего было. Четыре снохи тоже на кладбище переехали.

– И как в России вам живётся? – спросил мужчина. – Не жалуетесь?

– А чего нам жаловаться, – вздохнула женщина. – Слава богу, все сыты, обуты, одеты. В село нас небольшое поселили, работу подыскали, детей в сад и школу устроили. Живём потихонечку. Главное, не бомбит нас никто и смерть на каждом шагу не подстерегает.

Как только женщина замолчала, Дима вдруг остро почувствовал жалость к ней и ком горечи подступил к горлу. Родители не раз рассказывали ему и сёстрам, как хорошо жилось в союзных республиках, когда они были маленькими.

– А у меня две дочери было, – заговорил после длительной паузы мужчина в коридоре. – Их сейчас уже нет. Я до переворота в Донецке на шахте работал. Дочки выросли, вышли замуж, по двое пацанов у каждой. Счастливо жили, не на что жаловаться, – он тяжело вздохнул и продолжил: – А вот теперь я один остался. В тот день, когда супруга моя, Степанида, померла, царство ей небесное, дочки в агентство пошли о похоронах матери похлопотать. А в это время бандеровские выродки по городу из фосфорных снарядов вдарили… Пожгли дочек моих и всех, кто на улице рядом с ними оказался. Теперь я один остался с четырьмя внуками на руках. Вот и решил переехать в Ростов к сестре жить, от войны проклятущей подальше. Уже два года прошло, а внучек младшенький всё ещё кричит во сне: «Мама! Мама! Вон бомба летит! Мама! Мама! Беги! Прячься!».

Перед глазами Димы возник перекошенный от ужаса образ малыша, и из глаз мальчика брызнули слёзы жалости. Зарывшись лицом в подушку, он проплакал несколько минут. «Какими же должны быть люди, убивающие других? Как же они чувствуют себя, как спят, едят, дышат, живут? Да разве можно называться человеком, когда…»

Услышав всхлип, донесшийся снизу, Дима свесился с полки. Вера лежала в постели, уткнувшись лицом в подушку, и по тому, как вздрагивали её плечи, сын догадался, что мама горько плачет. Проворно спустившись вниз, он обнял её:

– Что с тобой?

– Да так, ничего, – ответила женщина, не оборачиваясь.

– Нет, ты плакала, – сказал Дима, и внезапная догадка озарила его: – Ты плачешь от того, что услышала сейчас?

Мама резко обернулась, обняла его, прижала к груди и, уже не скрывая слёз, прошептала:

– Да, я не спала и слышала, о чём говорят в проходе люди. И… и… я очень хочу, чтобы вы жили хорошо и счастливо, детки мои любимые! И я просто с ума схожу от того, как живут и выживают в страшном аду Донбасса несчастные люди!..

***

Поезд прибыл в Ростов-на-Дону в четырнадцать тридцать местного времени, а электропоезд до станции Чертково отправлялся в пятнадцать пятьдесят.

Вера с детьми расположились в углу зала ожидания вокзала. Места напротив заняла семья: муж, жена и трое детей. Глава семьи лет сорока был одет в футболку с гербом Украины, потёртые джинсы и старенькие кроссовки. Одежда на детях и жене выглядела застиранной и жалкой. Высокая, стройная, красивая женщина с пасмурным лицом выложила на чемодан продукты.

– Мама, ты только посмотри, чем эти люди детей кормят? – встревожились Надя и Люба, с ужасом наблюдая, как девочки одиннадцати и шести лет хватали грязными руками бутерброды и с жадностью отправляли их в рот.

Мальчик, ровесник Димы, не жадничал и выбирал кусочки получше.

– Что они едят, мама? – косясь на голодных детей, беспокоились Надя и Люба. – Да это же…

– Это ливер, а не навоз, – перебив девочек, возмущённо отреагировала женщина. – Да, хлеб засох и заплесневел. Но у нас с собой нет холодильника, в котором можно было бы хранить продукты, ясно вам?

Получив неожиданный отпор, сестры переглянулись и прижались к матери. Вера побледнела от возмущения, но промолчала, не желая выяснять отношения со странной семьёй в людном месте.

Наблюдая за происходящим, Дима сначала удивился, затем разозлился, но усилием воли подавил рвущиеся наружу эмоции.

– Папа, наверное, поступил бы так же, – раскрыл он сумку и достал пакет с купленными в дорогу продуктами. Под одобрительный взгляд матери и недоумевающие взгляды сестёр он протянул его голодным детям со словами: – Лучше вот это покушайте, а то, что едите, выбросьте в помойку.

Глава семейства с усмешкой выхватил из руки Димы пакет.

– А ну-ка я гляну, чего ты предлагаешь моим детям, паршивец, – сказал он. – Хочу проверить, не отравить ли ты их собрался.

– Что? – опешил мальчик.

– А вот чего, – папаша достал из пакета жареную курицу и батон. Оставшиеся внутри варёные яйца он протянул детям. – Вот, пожрите… Вам сегодня повезло: нам до Чертково на вашу кормёжку тратиться не придётся.

– Но эта пища не вам, а детям? – возмущённо воскликнул Дима, сжимая кулаки. – Это… это…

– Что упало, то пропало, малыш, – осклабился негодяй. – Учти, я у тебя ничего не просил, ты сам отдал нам пакет. За это я говорю тебе спасибо. А теперь мы сами решим, что и кому съесть, понял? И в чужую семью лезть со своими вопросами и советами я не рекомендую.

– Иди сюда, сынок! – схватив Диму за руку, притянула его к себе мама. – Это хорошо, что ты проявляешь мужские качества, но умоляю, не здесь и не сейчас.

– Слушай маму, сопляк, – подмигнул мальчику насмешливо негодяй, ломая пополам курицу. – Родители плохого не посоветуют. Они всегда делают для своих чад как можно лучше.

– А если я покормлю ваших детей, вы мне позволите? – неожиданно вмешался в разговор полноватый мужчина в светлом костюме. – Вот мне жена положила в дорогу немного копчёного сала, беляши и пирожки с капустой.

– Сало? – задумался «заботливый» папаша и посмотрел на жареную курицу, которую всё ещё держал в руках. Но, видимо, решив, что мясо гораздо притягательнее для его желудка, милостиво согласился: – Хорошо, премного благодарен. Отдай жене.

С жадностью набросившись на предложенную еду, дети уплетали за обе щеки. Женщина ела с жадностью, но изо всех сил старалась скрыть свой голод. Она не спеша откусывала кусочки от пирожков, отворачиваясь, спешно их пережёвывала и с жадностью глотала. А вот отец семейства, достав фляжку, откупорил крышку, и запах алкоголя распространился вокруг.

Сделав несколько глотков и закусив куриным крылышком, он заговорил с присевшим рядом мужчиной как с давнишним приятелем.

– Из Донбасса я, беженец. Зовут меня Тарас, жинку – Жанна. Вот сейчас, поколесив по России, решили вернуться домой.

– Обратно на Донбасс? – скромно улыбнувшись, поинтересовался мужчина.

– Ещё чего, – осклабился, приложившись к фляжке, Тарас. – На Донбассе сейчас ловить нечего, дядя, кроме как пули в лоб или снарядный осколок в зад. Сначала к себе на родину заеду, в Черновцы, а затем… В Польшу или подальше, в Европу, подамся.

– А чего так? – удивился мужчина. – Чем тебе Россия не понравилась?

– Понравилась не понравилась, не в этом дело, – жуя куриную ножку, отозвался Тарас. – В России чуток лучше, чем на Украине. Заработки мизерные, условий никаких. В городах работы не найти с достойной зарплатой, а в сёлах… Да там точно такая же житуха, как и у нас, в Украине.

– Ну-у-у… я живу в России, и меня всё устраивает, – пожал плечами мужчина. – Шельмовать свою страну не собираюсь, и сравнивать с Украиной не берусь.

– Не берёшься, не надо, – ухмыльнулся Тарас. – Я и без тебя знаю, что почём. Проехал полРоссии и не в восторге от этой страны. Вот Европа, это да! Там кипит самая настоящая жизнь. Приеду сегодня в Меловое, а там…

Разговор мужчин прервал голос диктора, объявившего посадку на электропоезд «Ростов – Чертково».

– Слава богу, – вставая, сказала мама, – ещё немного, и я бы не удержалась, и… – она посмотрела на детей и вздохнула. – Уже скоро мы будем в Чертково!

4.

– Внимание, уважаемые пассажиры! – прозвучал голос из динамиков вагона. – Электропоезд до станции Чертково будет следовать со всеми остановками шесть часов четырнадцать минут. Туалеты находятся в первом, среднем и последнем вагонах, они будут открыты после проезда санитарной зоны. Для обеспечения безопасности пассажиров во время поездки электропоезд сопровождает наряд сотрудников полиции. Желаем вам счастливого пути!

– Надо же, как всё серьёзно, – ухмыльнулся мужчина, отдавший продукты в зале ожидания голодным детям. – Кстати, разрешите представиться. Меня зовут Кирилл Матвеевич Безбородько. Я краевед и еду в посёлок Чертково.

– Вера Скоробогатова, – скупо улыбнулась мама попутчику, – а это мои дети.

– Дети – цветы жизни! – улыбнулся Кирилл Матвеевич и тут же погрустнел. – Мои уже выросли и живут отдельно.

– Вам нехорошо? – заметив происшедшую с попутчиком перемену, забеспокоилась Вера.

– Всё в порядке, – подмигнул он с интересом разглядывающему его Диме. – Ваш поступок меня порадовал, молодой человек, – сказал он, улыбнувшись. – Признаться, я даже устыдился своей недогадливости, когда увидел, как вы отдали голодным детям все запасы еды. И тут же посчитал обязательным последовать вашему благородному примеру.

Дима смутился и покраснел от похвалы взрослого попутчика.

– Я поступил так, как должен был, – сказал он, уводя взгляд в сторону окна. – Только вот курица досталась не детям, а этому… – он замялся, не зная, как назвать бессовестного отца несчастных детей.

– О-о-о, не вспоминайте этого человека, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Он не достоин того, чтобы даже мимолётно упоминать о нём.

– А чем они кормят своих детей… – вздохнула Надя.

– Мы на помойку еду лучше выбрасываем, – поддержала сестру Люба.

– Всё, хватит об этом, девочки, – упрекнула дочек Вера. – Вы лучше в окно смотрите.

– А что там интересного? – переглянулись девочки. – Всё как у нас, всё то же самое.

– То, да не то, – снова вступил в разговор Кирилл Матвеевич. – Сейчас поезд едет по зоне донских степей, ребятушки! Посёлок Чертково, куда мы все сейчас следуем, находится на западной границе Ростовской области в её северной части. Природные условия соответствуют зоне степей с элементами лесостепи. В целом климат является умеренно континентальным.

– И что? – взглянула на него Вера. – Девочки правы: в Оренбургской области точно такие же степи, какие сейчас проплывают за окном.

– Да, я бывал и не раз в вашей области, – хмыкнул разговорчивый попутчик. – И действительно, донские и оренбургские степи весьма схожи, если наблюдать за ними через оконное стекло. А в целом… – он вздохнул, передёрнул плечами, и продолжил: – Природные условия обоих регионов соответствуют зоне степей с элементами лесостепи. Только донской климат, в отличие от вашего резкоконтинентального, умеренно континентальный.

Он что-то ещё говорил о среднегодовой температуре, но Дима больше его не слушал. И вдруг… В вагон вошли две девочки и мальчик.

– Мама, это те самые дети, которым мы отдали свои продукты на вокзале? – вскочили Надя и Люба.

Девочки пошли по вагону с протянутыми руками, подходя к пассажирам и выпрашивая у них подачки. Одни им что-то давали, другие отворачивались к окну, брезгливо морщась. Мальчик с каменным лицом шёл следом за сёстрами, но подачек не выпрашивал.

– Ну вот, продолжение вокзальной трагедии, – вздохнул сокрушённо Кирилл Матвеевич, вынимая из кармана пиджака кожаный бумажник. – А родители этих несчастных детишек ещё большие негодяи, чем я про них думал. Будем надеяться, что они с пользой потратят хотя бы маленькую сумму из той, которую я даю этим обездоленным чадам.

– А может быть, полиции о них сообщить? – прошептал возмущённо Дима.

– Нет, не надо, – доставая кошелёк, возразила мама. – Мы дадим детям немного денег, и… Мы сейчас не дома, сынок, и я не хочу ввязываться ни в какие дурно пахнущие истории…

***

При подъезде к станции Чертково Дима увидел синий забор с колючей проволокой сверху, тянувшийся по краю железнодорожных путей. Так же он увидел большой пешеходный мост через железнодорожные пути, одна часть которого заканчивалась где-то за забором, откуда виднелся сине-жёлтый украинский флаг. Синий забор тянулся вдоль всей станции, и из окна вагона казалось, что ему нет конца.

– А для чего там такой большой забор? – спросил словоохотливого краеведа Дима. – Я вот смотрю, когда он закончится, а он…

– Этот забор, молодой человек, закрывающий почти весь посёлок Меловое, – с охотой стал разъяснять Кирилл Матвеевич, – Государственная граница! За забором – государство Украина, так-то вот, друг мой.

– Когда приезжал сюда раньше, не замечал подобного? – вздохнул Дима.

– Гм-м-м, глядя на вас, молодой человек, – усмехнулся попутчик, – берусь предположить, что вы давно не были в Чертково.

– И я этот забор не помню, – вздохнула Вера, проверяя в сумочке документы. – Я помню, когда Чертково и Меловое считались одним населённым пунктом, а условная граница между ними называлась улицей Мира.

– Это было, вы правильно сказали, – не замедлил согласиться с ней Кирилл Матвеевич. – А сейчас единственная возможность попасть из российского Чертково в украинское Меловое – это перейти через переходной мост или минуя большое КПП, расположенное в трёх километрах от вокзала. И по обеим сторонам моста тоже имеются пункты пограничных пропусков. Российский пункт вы скоро сами увидите, он чем-то напоминает ларёк. В Меловом украинский пункт, кстати, тоже ларёк напоминает. Стоят они напротив друг друга по обе стороны границы и… В одном выдают документы на вход в Украину, в другом – на выход из неё.

– Но-о-о… люди-то между собой как-то общаются? – поморщилась Вера. – Оба посёлка настолько прочно соединены родственными узами, что разорвать их никакими границами невозможно.

– Сложно всё это объяснить, но попробую, пока есть минут десять, – взглянув на часы, хмыкнул неугомонный попутчик. – Действительно, из России люди ходят по мосту в Украину и из Украины в Россию. Переход через мост только для местных, кто прописан в Чертково и работает в Меловом или наоборот. Посёлок-то по большому счёту один, а…

Заскрипев тормозами, электропоезд замедлил ход и, подъезжая к платформе плёлся еле-еле.

– Уважаемые пассажиры! – ожил динамик в вагоне. – Наш поезд прибыл на конечную станцию Чертково! Предупреждаем вас, посёлок является пограничной зоной, и сразу после выхода будет произведена проверка документов патрулями погранслужбы и полиции. Спасибо за внимание.

Поезд остановился, и, встав со своих мест, пассажиры потянулись к выходу.

– Вот это я понимаю, сервис, точно по расписанию как в Германии, – одобрительно высказался Кирилл Матвеевич, взглянув на часы. – А что, не мудрено… Сейчас поезда здесь не опаздывают. А почему спросите вы, отвечу, потому, что они здесь больше не ходят.

Всю дорогу от Ростова до Чертково Кирилл Матвеевич болтал без умолку. К концу поездки попутчик уже действовал Вере на нервы. Сестрички спали, прижавшись к ней с обеих сторон, а Дима некоторое время читал свою книгу, а затем дремал, отвернувшись и делая вид, что смотрит в окно.

– А раньше, как мне помнится, мимо станции Чертково поезда ходили туда-сюда в оба направления, – продолжал разглагольствовать Кирилл Матвеевич, следуя к выходу сразу за Верой и детьми. – До недавнего времени мимо Чертково транзитом и на высокой скорости мчались пассажирские поезда дальнего следования. Многие делали на станции короткие остановки. Здесь же проходили и все идущие по данному направлению грузовые составы. А вот после завершения строительства обходного участка железной дороги, соединяющего населённые пункты Журавку, ту, что в Воронежской области, и Миллерово в Ростовской области, движение пассажирских и грузовых поездов через станцию Чертково прекратилось.

В тамбуре, во время выхода из электрички, между Верой и Кириллом Матвеевичем грубовато протиснулся парень лет двадцати.

– Вот наглец, даже не извинился? – сердито бросила в его спину Вера, сойдя на перрон.

– После одиннадцатого декабря две тысячи семнадцатого года через Чертково не следует ни одного пассажирского и грузового поезда, – продолжал своё повествование Кирилл Матвеевич, не обратив внимания на её недовольство. – Жаль, что нам расставаться пора, я бы ещё много чего мог рассказать из истории Чертково и Мелового.

Уже на перроне, не зная, как избавиться от навязчивого попутчика, Вера закатила глаза, и вдруг…

– Ого-го? – взглянув на часы, вдруг заторопился Кирилл Матвеевич. – Меня, наверное, уже ждут здесь, за вокзалом… – он посмотрел на Веру: – Кстати, могу вас подвезти, куда скажете? Меня должны встречать на машине.

– Нет-нет, – отказалась Вера, – нас тоже должны встречать.

Пожав плечами, Кирилл Матвеевич пошёл к очереди из пассажиров электропоезда, образовавшуюся перед патрулями пограничников и полицейских, проверявших документы.

«Слава богу, отвязался, – с облегчением подумал Дима. – А что это он с бомжующей семейкой контроль проходит?»

– Что ж, пожалуй, и нам пора, дети, – покрутив головой и не увидев никого из родственников, вздохнула Вера. – Видимо, не ждут нас сегодня и до дома бабушки придётся добираться пешком.

Она взяла в руку сумку и, в сопровождении детей, пошла к поджидавшим их пограничникам.

***

– Я жду, гражданочка? – напомнил о себе молоденький лейтенант погранслужбы, внимательно наблюдая, как растерянная и раскрасневшаяся Вера в пятый раз пересматривает содержимое сумочки в поисках документов.

– Да были же здесь они, были, – чуть не плача шептала она. – Перед тем, как выйти из вагона, я лично держала их в руках и снова вернула в сумочку.

– Тогда не тяните время и предъявите их для проверки! – сурово потребовал лейтенант. – Напоминаю, если вы не в курсе, гражданочка, что находиться в посёлке Чертково гражданам России, не проживающим здесь, можно, только имея специальное разрешение.

– Да знаю я, – всхлипнула Вера. – Я к родственникам приехала со всеми документами на себя и детей. Они находились у меня в сумочке, и…

– Хорошо, продолжите поиски у нас на заставе, – усмехнулся лейтенант. – А там будет видно, кто вы есть: нарушившие Государственную границу преступники или попавшие в беду люди.

На микроавтобусе Скоробогатовых повезли на погранзаставу. Как объяснил лейтенант, их задержали до выяснения обстоятельств». Правда ещё добавил, что им вменяется в вину «нарушение пограничного режима в пограничной зоне».

– А что нам за это будет? – сквозь слёзы допытывалась Вера. – Нас посадят?

– Нет, вас оштрафуют и выдворят обратно, – обернувшись, «успокоил» ехавший рядом с водителем лейтенант.

Пограничный «форд» четверть часа вёз Веру и её присмиревших от страха детей по пустынным улицам Чертково. Женщина тихо плакала, прижимая к груди зареванных дочерей. У Димы на душе было тревожно, но он крепился изо всех сил.

Попетляв по поселковым улицам, «форд» остановился на окраине Чертково, у здания бывшего хозяйственно-строительного управления, расположенного в нескольких сотнях метров от границы, коей являлась железная дорога.

Лейтенант завёл Веру и детей внутрь здания.

– Присаживайтесь, – указал он на свободные стулья и взял у дежурного журнал для оформления задержанных.

– Эй, Недотёкин, ты что, офигел? – изумился дежурный. – Нарушителей от попавших в беду людей отличить не можешь? Чему тебя в погранучилище целых пять лет учили, Недотёкин?

– Я всё делаю именно так, как меня учили, товарищ капитан, – с обидой в голосе высказался лейтенант. – У этой женщины с детьми нет при себе документов, а они прибыли неизвестно откуда в особо охраняемую погранзону.

– Э-э-эх, Недотёкин, – ухмыльнулся капитан, выходя из дежурки, – а ты спросил у них, почему они приехали без документов в особо охраняемую погранзону?

– Так точно, – ответил лейтенант. – Женщина назвалась Верой Скоробогатовой и дала устное объяснение, что приехала в Чертково в гости к родственникам.

– А кто у вас здесь родственники? – повернувшись к притихшим на стульях Скоробогатовым, поинтересовался капитан.

Вера назвала несколько фамилий, но её ответ озадачил капитана.

– Да это самые распространённые фамилии как в Чертково, так и там, на другой стороне границы в Меловом, – сказал он. – Когда вы, гражданочка, в последний раз видели свои документы и держали их в руках?

Прежде, чем ответить, Вера провела несколько минут в глубокой задумчивости, вспоминая до мелочей последние минуты своей поездки.

– Я проверила все документы перед выходом из электропоезда, – сказала она. – Они были на месте. Тогда я вложила их в файл и снова убрала в сумочку. Хватилась я их отсутствия уже на перроне, во время проверки пограничниками.

– Понятно, – кивнул дежурный, – у вас документы могли попросту украсть. Но если это дело рук воров-карманников, почему кошелёк с деньгами оставили?

– Ума не приложу, – всхлипнула Вера, проверяя кошелёк. – Вот, посмотрите, все деньги на месте.

Капитан посмотрел на стоявшего в стороне лейтенанта.

– Недотёкин, а ты полицию в известность поставил об утрате гражданкой документов во время следования? – спросил он.

– Хм-м-м… Как-то сразу в голову не пришло, – смутился лейтенант.

– Вот значит как? – укоризненно покачал головой капитан. – Задержать многодетную гражданку и привезти её на заставу у тебя ума хватило, а вот сообщить в полицию об чрезвычайном происшествии ты, извиняюсь за выражение, недокумекал?

Лейтенант густо покраснел и с несчастным видом развёл руками.

– Ты вот что, Недотёкин, садись за пульт, бери в руки телефон и доделывай недоделанное, – распорядился капитан. – А я поговорю с «задержанными» и попытаюсь помочь им вспомнить обстоятельства утраты документов.

Он перевёл взгляд на притихшую Веру:

– А вы больше ничего не вспомнили, уважаемая? Может быть, какой-нибудь подозрительный типчик крутился рядом с вами во время выхода из вагона?

Выслушав его, Вера пожала плечами, горестно вздохнула и промолчала.

– Я помню, – сказал Дима, посмотрев на офицера. – Когда мы выходили из вагона, за мамой следом шёл краевед Кирилл Матвеевич.

– Что ещё за краевед? – с удивлением посмотрел на него капитан. – Может быть, ты и фамилию его знаешь?

– Нет, он фамилию свою не называл, – покосившись на маму, ответил Дима. – Он подсел к нам сначала в зале ожидания, а потом мы с ним вместе ехали в вагоне электрички.

– Правда, так и было! – с благодарностью взглянув на сына, оживилась Вера. – Перед остановкой поезда я достала из сумочки документы и проверила их наличие, всё было на месте. А когда мы выходили из поезда, дети шли впереди меня, а за мной… О, Боже, за мной выходил тот самый попутчик-краевед. Кстати, он видел, как я, проверив документы, убрала их обратно в сумочку.

– Так-так-так, – задумался капитан и снова посмотрел на Диму. – А ты уверен, что этот Кирилл Матвеевич шёл за твоей мамой?

– Я уверен, – ответил твёрдо Дима. – Я несколько раз оборачивался и видел его за спиной мамы.

– Почему-то мне кажется, что тот, о ком вы сейчас говорите, мне известен, – поморщился капитан. – Он действительно краевед, историк, и…

Звонок на пульте заставил его отвлечься от распросов. Быстро сняв трубку, он ответил:

– Дежурный по заставе капитан Бурлаков, слушаю вас…

Некоторое время он держал телефонную трубку у уха, внимательно слушая, что ему говорит позвонивший.

– Да-да, я заместитель начальника заставы, товарищ подполковник, – заговорил он бодрым голосом. – Но сейчас на заставе аврал, кто-то в отпусках, кто-то в командировке, вот и приходится нам, заместителям, иногда брать на себя дежурства по заставе.

Подполковник говорил что-то ещё, а капитан, слушая его, вдруг уставился долгим немигающим взглядом на Веру и лишь изредка переводил его на присевшего на стул лейтенанта.

– Да-да, в полиции вам правильно сказали, товарищ подполковник, – заговорил капитан, снова остановив взгляд на Вере. – Наш патруль действительно задержал женщину с тремя детьми и доставил их на заставу. Вы спрашиваете, по какой причине? У них не оказалось при себе документов.

В ходе разговора лицо дежурного мрачнело на глазах. Положив телефонную трубку на пульт, он провёл по вспотевшему лицу ладонями и, отыскав глазами лейтенанта, с угрюмой ухмылкой сказал:

– Ну что, Паша, спешу первым поздравить тебя с «успешным» началом карьеры. Сегодня ты столько наломал дров, парень, что возить не перевозить до самой зимней стужи.

– А что я сделал не так, товарищ капитан? – побледнел лейтенант. – Я же…

– Ты задержал близких родственников начальника ФСБ нашей «волости», Недотёкин! – указал рукой на притихших Веру и детей дежурный. – Сейчас подполковник Сапожников на всех парах мчится к нам на заставу. А следом, можешь не сомневаться, сам начальник приедет. Они же большие друзья, ты не знал, Паша?

– У-у-ух, – набрав в лёгкие побольше воздуха, резко выдохнул лейтенант. – Но я же… Я же сделал всё так, как и должен был сделать?

– Начальству виднее, что подчинённые делают так, а что не эдак, – вздохнул сочувственно капитан. – Так что… – он покачал головой, развёл руками и с тяжёлым сердцем набрал номер телефона транспортной полиции.

5.

Хата Анастасии Павловны была расположена так, что передняя половина находилась на территории России, а задняя часть – на территории Украины. Так уж получилось, что пограничная разделительная линия пролегла как раз посреди двора женщины, разделив хату и приусадебный участок пополам. Но такие «неудобства» ничуть не смутили девяностолетнюю старушку. Она как жила прошлым, когда российский посёлок Чертково и украинский посёлок Меловое считались одним населённым пунктом, так и продолжала жить.

Вот туда и отправился, сойдя с электропоезда, Кирилл Матвеевич Безбородько.

Войдя во двор, он лёгким поклоном поприветствовал дремлющую под навесом на улице старушку и вошёл в дом.

– Ага, явился не запылился? – поприветствовал его крепкого телосложения мужчина лет сорока, вставая из-за стола. – Я уже заждался твоего прихода.

– Да я прогулялся немного по посёлку, – вздохнул «краевед», проходя от порога к столу и пожимая протянутую руку.

– Ладно, чёрт с ним, со временем, – нетерпеливо усмехнулся мужчина, присаживаясь за стол и вглядываясь в лицо Безбородько. – Как всё прошло, рассказывай? Проколов не было?

– Нет, Карл Брониславович, всё прошло гладко, – успокоил его Безбородько. – Тарас, он же Пузик, и Жанна, она же Джаконда, блестяще справились с заданием. Я вёл их от Ростова-батюшки до Чертково. Другой слежки за ними не заметил.

С глубоким вздохом Карл Брониславович поправил собеседника:

– По имени и отчеству меня больше не называй, даже с глазу на глаз. Не забывай, что мы находимся на территории враждебного государства. Друг друга называем строго по псевдонимам, сечёшь, Тихий?

– Давай будем делать так, – пожимая плечами, согласился «краевед». – Хотя мне даже удобно, что все называют меня Кириллом Матвеевичем. Это мои настоящие имя, отчество и фамилия, и многие в Чертково, да и в Меловом знают меня именно как Кирилла Матвеевича.

– Хорошо, ты хоть кем называйся, – после короткого раздумья согласился Карл Брониславович. – Я же буду именоваться Василием Поликарповичем Кучеренко.

– Так тому и быть, Василий, – улыбнулся Безбородько. – Помнится, во время выполнения нашего первого совместного задания вас называли Тимофей Пантелеевич Жданько?

– Это уже в прошлом, – поморщился Василий. – Тогда мы «благополучно» провалили ответственную операцию, и об этом вспоминать не хочется.

– Нет, мы ничего не провалили, – возразил Кирилл Матвеевич. – Не справились с заданием те, кто руководил нами, направлял и прикрывал нас. Ну, а мы с тобой, Корсак, будем довольствоваться тем, что благополучно выскользнули из тяжелейшей ситуации и теперь снова сотрудничаем вместе. Или я не прав, Вася?

Он пытливо посмотрел на бесстрастное лицо собеседника, ожидая резкого ответа. Однако Корсак был опытным разведчиком и крепким орешком и умел ловко скрывать свои мысли и чувства.

– Скажи, а ты мне по-прежнему доверяешь, Тихий? – поинтересовался Корсак. – Ты втайне ото всех не винишь меня в прошлом провале?

Вопрос был задан в лоб, и Кирилл Матвеевич, после короткого раздумья, решил ответить откровенно.

– Доверяю, но не на все сто, – ответил он. – Уверен, что и ты доверяешь мне так же. А потому, уважаемый Корсак, я всегда и со всеми предельно осторожен.

– Это я заметил, – ухмыльнулся Корсак, прищурив один глаз.

Кирилл Матвеевич подался корпусом вперёд.

– Что случится с нами, если и эта операция по каким-то причинам провалится? – спросил он.

– Не мели чушь, Тихий? – возмутился Корсак. Он хотел ещё что-то добавить, но Кирилл Матвеевич, подняв руку, остановил его.

– Только не повышай голос, Корсак, успокойся? – ухмыльнулся он. – Я ведь не новичок в нашей профессии и то, что в любой момент могут возникнуть форс-мажорные обстоятельства, знаю не понаслышке. – Он достал из кармана пиджака носовой платочек и вытер им сначала глаза, затем губы. – Если вдруг операция провалится на этот раз, то не знаю, как тебя, а меня гарантированно ликвидируют.

Корсак натянуто рассмеялся и покачал головой.

– И почему ты допускаешь мысли о провале?

– В нашей чёртовой профессии ни в чём нельзя быть уверенным до конца. – Кирилл Матвеевич сузил глаза и посмотрел на Василия. – Ты штатный сотрудник СБУ, а я всего лишь завербованный агент. Использовать меня вы будете до тех пор, пока я не перестану представлять интерес для вашей службы, – он сделал паузу и продолжил: – И если вдруг что-то пойдёт не так… – он, не договорив, поднёс к виску указательный палец и сделал движение, как будто спустил курок.

Корсак наблюдал за ним с ироничной улыбкой на губах.

– Ты и правда считаешь, что Пузик и Джаконда успешно справились с заданием? – вдруг спросил он. – В Меловое они прибыли благополучно из сибирских лесов и доложили, что всё сделали, как надо. А ты? Ты не находишь, что они могли засыпаться там, в России, оказаться в лапах спецслужб и согласиться работать на них против нас?

Кирилл Матвеевич посмотрел на сосредоточенное лицо Корсака и неопределённо пожал плечами.

– Я абсолютно не проинформирован, чем занималась в России эта адская семейка. Передо мной была поставлена задача тайно встретить «семью» Пузика и незаметно сопроводить их до Чертково.

– Не прибедняйся, Тихий? – слащаво улыбнулся Корсак. – Ты разведчик старой закваски, времён СССР ещё. Даже если тебя не ввели в курс задания Пузика и Джаконды, я уверен, что ты, поработав мозгами, для себя выяснил всё.

Оказавшись в непростой ситуации, Кирилл Матвеевич поскрёб подбородок и усмехнулся:

– Признаться, я даже не задумывался над этим. Что тебя конкретно интересует, Корсак?

– Ну, хотя бы твоё мнение как профессионала о Тарасе Дыбко и его пассии? – хитровато прищурился Корсак. – Что ты можешь сказать о них?

Кирилл Матвеевич поморщился и пожал плечами.

– Тарас – это… Придурок, он и есть придурок. А может быть, потрясающий актёр, отлично изображающий придурка, я не разобрал.

– Вот-вот! Хорошо! Отлично! – осклабился Корсак. – А Джаконда? Как она тебе показалась?

– Красивая женщина и хорошая актриса, – хмыкнул Кирилл Матвеевич. – Окружающие считали их именно таковыми, каковыми они пытались казаться. Вот только дети… Эти «родители» заставляли детей попрошайничать в электропоезде, а это, с моей точки зрения, перебор.

Корсак поиграл массивной золотой цепью на шее и задумчиво изрёк:

– Так надо было.

– Это часть какого-то плана, или… Я даже предположить не могу, для чего понадобилась такая отвратительная «комедия».

– Так надо было, – повторил Корсак. – Дети сделали своё дело и теперь будут возвращены обратно в детдом. – Он свёл к переносице брови и покачал головой. – А какое тебе дело до них, Тихий?

– Как-то не по нутру мне было наблюдать за этим, – поморщился Кирилл Матвеевич. – Негоже впутывать несчастных детишек в грязные игры взрослых.

– Это была не моя идея, ясно тебе? – вспылил Корсак. – Кто всё это придумал, мне тоже не известно. Дети были прикрытием.

– Как всё просто, надо же, – с горечью усмехнулся Кирилл Матвеевич. – Да, я на старости лет сентиментальным стал. Представь себе, я чувствовал самые настоящие угрызения совести, глядя на несчастных девочек с протянутыми ручками. У меня тоже были дочери, но они обе погибли при крушении самолёта. Они летели из Израиля и были сбиты украинской ракетой. Я хоронил не их, а кусочки тел…

Корсака привели в замешательство слова Кирилла Матвеевича. Он интуитивно почувствовал, что Тихий совершенно искренен. Каким трагическим и печальным сделалось его лицо!

– Хорошо, давай поговорим о деле, – сказал он. – Обсудим детали твоего задания.

– Слушаю тебя, Корсак, – сказал Кирилл Матвеевич.

– Тебе придётся обосноваться в Чертково примерно на месяц, – заговорил Корсак, из-под нависших бровей глядя на него. – Это первое задание.

– Ну-у-у… оно вполне выполнимо, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Официально я являюсь историком-краеведом и могу «задержаться» в Чертково и на более продолжительный срок.

– В СБУ так и подумали, готовя для тебя задание, – усмехнулся Корсак, и едва заметные морщинки на его лице сразу же разгладились. – Но об этом поговорим в другой раз.

Он протянул ему файл с какими-то документами.

– Что это? – спросил удивлённо Кирилл Матвеевич.

– Это документы, «утерянные» твоей попутчицей Верой Скоробогатовой, – удивил его Корсак. – Сейчас она, наверное, испытывает некоторые трудности, находясь с тремя детьми в режимном поселке без этих бумажек.

У Кирилла Матвеевича вытянулось лицо.

– Но-о-о… как они оказались у вас?

– Тебе это знать не обязательно, – ушёл от ответа Корсак. – Придумай что-нибудь и верни документы так, чтобы она испытала к тебе чувство благодарности, – улыбнулся, любуясь его озабоченностью, Корсак. – Ты же опытный разведчик, Тихий?

– Что ж, попробую, – встал, собираясь уходить, Кирилл Матвеевич. – Сделаю всё от меня зависящее.

– Тогда в добрый путь? – указал ему рукой на дверь Корсак. – Дату следующей встречи назначу звонком по мобильному.

– Добре, буду ждать, – сказал Кирилл Матвеевич. – Только не спеши звонить мне дня три. Сейчас я займусь обустройством в посёлке.

***

Входная дверь открылась, и в холл дежурной части погранзаставы вбежал молодцеватого вида мужчина в сером костюме. За ним следом вошёл мужчина в форме. Лица вошедших были сердиты, озабочены и напряжены.

– Виталий? – воскликнула Вера, вскочив с диванчика, на котором сидела в обнимку с дочками.

– Господи, Вера? – воскликнул Сапожников и распахнул объятия. – Ты прости меня, что так получилось, Вера. Ты…

Они обнялись и расцеловались. Затем Виталий обнял девочек и пожал руку Диме.

– Боже, как выросли? – сказал он, любуясь Надей и Любой. – Совсем уже невесты красоты неописуемой.

Для сияющего счастьем Димы дядя нашёл другие, особенные слова.

– А ты, Димок, уже не мальчик, а мужчина, – воскликнул он. – Прямо исполин!

– Так уж и исполин, – смутился тот. – У нас в кадетке я стою в строю чуть ли не последним.

– В кадетке свои мерки, а у нас свои, – рассмеялся дядя Виталий. – Сынок мой, Валерка, братишка твой двоюродный, выглядит так же, как и ты, хотя на год тебя старше.

– Ему надо на турнике больше заниматься, – тут же нашёлся с ответом Дима. – Наш физрук в кадетке говорит, что только занятия на турнике ускоряют рост ребёнка.

Пока подполковник ФСБ Виталий Сапожников радовался встрече с родственниками, начальник погранзаставы Олег Леонидович Снегирёв отчитывал в дежурной части «набедокурившего» лейтенанта. Недотёкин стоял навытяжку и, то краснея, то бледнея, бормотал оправдания.

– Я действовал так, как предписано уставом службы, – говорил он, как только умолкал майор. – Я ничего не нарушил. Я…

– Ты? Не нарушил? Да я могу прямо сейчас, не сходя с места, найти столько нарушений в твоих действиях, что ты устанешь за них отписываться, Недотёкин! – вращая глазами, наседал майор. – Начнём с того, что ты, обнаружив на территории Чертково людей без документов, даже не удосужился поставить об этом ЧП в известность работников полиции! Граждане должны были объяснить полицейским причины отсутствия документов, написать заявление!

– Но-о-о… – лейтенант очередной раз побледнел, сделал судорожное глотательное движение и, решив не возражать взбешённому начальнику, опустил глаза в пол.

– Так что, мне напомнить, чего ты ещё нарушил, Недотёкин? – хмуро глянул на него майор.

– Нет, не надо, – вздохнул лейтенант. – Я забыл, что подполковник Сапожников ваш друг, и я не знал, что задержанная мною женщина его родственница.

В дежурной части зависла гробовая тишина. Такая неслыханная дерзость молоденького офицера ввела начальника заставы и его заместителя капитана Бурлакова в ступор.

– Эй, что ты себе позволяешь, лейтенант? – приходя в себя, воскликнул капитан Бурлаков. – Как ты посмел так разговаривать с начальником заставы?

– Он, наверное, не погранакадемию закончил, а заведение статусом выше, – хмуря лоб, недобро ухмыльнулся майор. – Такое, откуда не лейтенантами выпускаются, а минимум подполковниками. Может, ты моё место займёшь, Недотёкин? С твоим гонором даже должность начальника заставы мелковата, но извини, подходящая для тебя у нас не предусмотрена.

Выслушивая нагоняй, лейтенант сделался пунцовым и вспотел. Он уже мысленно проклинал себя за несдержанность и лихорадочно соображал, как выкарабкаться из тупиковой ситуации.

– Бери лист бумаги, ручку и пиши сочинение, у нас называемое рапортом, на моё имя, Недотёкин, – вздохнул майор. – Пиши, не ленись, подробненько опиши всё случившееся, а я… Я с утра внимательно ознакомлюсь с твоей писаниной и приму решение.

С трагическим видом лейтенант взял лист бумаги, ручку и сел за стол в дежурной части писать рапорт. А майор вышел из дежурной части и, улыбнувшись, обратился к Сапожникову:

– Ну что, Виталий Валентинович, инцендент будем считать исчерпанным?

– Да, но только частично, – вздохнул Сапожников. – Ну-у-у, а ты позволишь мне забрать с собой моих родственников?

– О чём речь? – усмехнулся майор. – Забирай гостей и вези их домой. Вас, поди, заждались уже?

– Это точно, – улыбнулся Сапожников. – Только вот как ты отпустишь моих родственников без документов? Под мою ответственность?

– Просто забирай всех и поезжай, – поморщился майор. – Свои люди, разберёмся.

– Тогда поступим так, – приняв решение, сказал Сапожников. – Мы сейчас с Верой и детьми едем в полицию, пишем заявление о утрате документов и домой. Ну а завтра встретимся и обсудим план действий по розыску или восстановлению бумаг.

– Добре, – кивнул майор. – Заодно обсудим, как наказать лейтенанта Недотёкина. – Он посмотрел на притихшую в стороне Веру: – А вы? Вы случайно не имеете претензий к моему подчинённому?

– Я? – удивилась Вера, не ожидавшая такого вопроса. – Я – нет. Ваш офицер вёл себя вполне корректно. Так на его месте поступил бы, наверное, каждый.

– Товарищ майор, – посчитал правильным вступиться за лейтенанта и Дима. – Ваш офицер поступил достойно, так поступил бы на его месте и я. Он задержал незнакомых людей в погранзоне без документов, и… – он посмотрел на дядю, затем на маму и закончил: – Мы вас очень просим, товарищ майор, не наказывайте этого честного офицера, пожалуйста…

6.

Выйдя из отдела полиции, Виталий Сапожников широко и ободряюще улыбнулся Вере.

– Вот и всё, – сказал он. – Главная бюрократическая процедура закончена, заявление написано, объяснения даны, и… нам пора к столу. Полина Ермолаевна заждалась уже.

– Это всё хорошо, – печально улыбнулась Вера. – Только вот как дальше быть, ума не приложу. Я же в Чертково приехала, чтоб детей бабушке на каникулы отдать. А через неделю мне надо в Москве быть на курсах повышения квалификации. Как я без документов туда поеду? Меня там без них и на порог не пустят.

– Да-а-а, – задумался Сапожников, беря её под руку и направляясь к машине, – эту проблему надо будет как-то решить.

Когда все уселись в машину, он положил руки на руль и, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом Веру.

– Скажи, сноха, а ты уверена, что документы в поезде у тебя похитил именно попутчик-краевед? – спросил он. – Ты вот в заявлении на него указала?

– Не знаю, – вздохнула Вера. – Он сидел рядом, а когда выходили из вагона, он за мной шёл. На вора он не похож, это точно. Но почему кошелёк с деньгами не взяли те, кто в сумку залез? Кому могли понадобиться наши документы и для чего?

– Действительно, кому и для чего? – задумался Сапожников, запуская двигатель. – Я достаточно хорошо знаю краеведа. Ты же назвала его Кириллом Матвеевичем, Вера?

– Да, он так мне представился? – вскинула она брови. – И что он за человек, Виталий?

– Балагур, весельчак и знаток своего дела, – трогая с места машину, сказал Сапожников. – Он может быть ещё кем угодно, но только не вором. Криминал для него явление неприемлемое, вот что я скажу тебе о Кирилле Матвеевиче.

– Я с тобой согласен, дядя Виталий, – влез в разговор с заднего сиденья Дима. – Но кто-то документы из маминой сумки всё-таки спёр?

– Вот пусть полиция и занимается поисками этого негодяя, племяш, – усмехнулся Сапожников, тихонечко увеличивая скорость. – А я тоже, со своей стороны…

Закончить фразу ему помешал звонок сотового телефона. Извинившись, Сапожников вышел из салона. О чём он говорил по телефону и с кем, понять было невозможно. Но спустя пару минут он снова вернулся за руль, стронул машину с места и с задумчивым видом сказал:

– Прошу прощения, родственники дорогие, но служебный долг превыше всего.

– Ты нас высадишь прямо здесь, на улице? – испугалась Вера.

– Довезу до перекрёстка, – вздохнул виновато Сапожников. – Там до хаты Полины Ермолаевны рукой подать, а вы уж меня простите. Так получилось…

***

Дом Скоробогатовых, так хорошо знакомый Вере, она увидела сразу, как только вместе с детьми вышла из машины. Пройдя около сотни метров, они остановились перед воротами. Дима хотел было распахнуть калитку и первым забежать во двор, но Вера придержала его.

– Зайдём вместе, торопыга, – сказала она. – Сейчас мы с девочками приведём себя в порядок и…

Услышав её голос, во дворе залилась звонким лаем маленькая собачка Бабочка, а следом за ней подняли лай все собаки на улице.

– Кто там? – послышался со двора женский голос.

– Мы это, кто же ещё, – вздохнула Вера, впуская вперёд детей. – А вы что, не ждали нас, родственнички дорогие?

Войдя во двор, они остановились, увидев большой стол под навесом, заставленный всевозможными яствами. При свете лампочки, прикреплённой к потолку навеса, Дима рассмотрел бабушку и ещё трех женщин, сидевших с ней рядом. Увидев их, они встрепенулись и живо вскочили на ноги.

«Нет, нас ждали, – подумал Дима, видя, как женщины от стола поспешили к ним навстречу. – Они сейчас сначала зацелуют нас до смерти, а потом…»

– Верочка! Детишки! – приговаривала бабушка, ковыляя и опираясь на клюку. – А мы уже все жданки прождали и не чаяли нынче вас увидеть.

Она обняла внучек, крепко прижимая их к груди, целуя в щёчки и шепча ласковые слова. Обняв Диму, она заплакала, улыбнулась и тоже стала целовать.

После бабушки Дима расцеловался со всеми женщинами, одновременно вспоминая каждую из них. Это были его родные тётки, сёстры отца, которых он давно не видел.

Из дома вышли двое мужчин, мужья тёток. Дима крепко, по-мужски, пожал им руки, но так и не вспомнил, кого как зовут.

Долгожданных гостей за столом рассматривали со всех сторон. Бабушка прижимала к груди руки и качала головой. Она никак не могла налюбоваться своими внуками.

– А Дима? Димочка-то как вырос? – шептала она с умилением, вытирая слёзы. – Девочки красавицы в маму, а внучек вылитый отец! Возмужал-то как? Крепким стал, подтянутым. Весь, весь в отца. Сыночек мой ведь в отца пошёл, мужа моего незабвенного, царство ему небесное.

– А племяшки-то красавицы писаные! – восторгалась Марина Сапожникова. – Не-е-ет, прости, Веруня, но они больше на отца личиками похожие, Олежку нашего! А это же хорошо? Это же замечательно. Дочки внешне должны быть похожими на отцов, а сыновья – на мамочек!

Только после того, как Вера ответила на многие вопросы, которыми её забросали родственники мужа, бабушка Поля велела всем угомониться и покормить гостей.

Но и во время ужина вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия. Вера, как могла, отвечала на них. А бабушка не сводила глаз от внука и внучек. Она никак не могла прийти в себя от радости, любуясь ими.

– А мой разлюбезный что ж, вас не встретил, получается? – вспомнив про мужа, спросила Марина. – Он должен был приехать на вокзал к прибытию электропоезда, встретить вас и привезти сюда?

– Встретил он нас, не беспокойся, – ответила Вера. – Но машина у него что-то разладилась, и он, довезя нас до перекрёстка, тут же куда-то умчался.

– Да-а-а, такой он у меня, непоседа, – вдохнула Марина. – Для него дела служебные превыше всего.

– А мы уж думали всё, не приехали вы нынче и расходиться собрались, – сказала Алла, сестра отца.

– А мой не позвонил даже, что вас встретил, – надула губки Марина. – И на мои звонки не отвечал. Как появится, я ему…

Слушая тёток, Дима покосился на маму. Она ответила ему красноречивым взглядом, и Дима понял, что рассказывать родне о пережитых злоключениях сейчас неуместно. Сидя за столом вместе со взрослыми, он говорил мало, а больше ел. Выставленная на стол еда казалась ему невероятно вкусной.

Запивая её душистым травяным чаем, Дима рассматривал женщин за столом и думал: «Тётки у меня красивые, загляденье одно. И на отца очень похожи. Тётя Марина самая старшая. Сначала она родилась, затем папа, за ним тётя Алла, а вот тётя Рита, самая младшая. Марина и Алла вон за столом сидят и маму вопросами донимают, а Маргарита всё за столом следит, что-то приносит, а посуду пустую уносит…»

– А что, Олег снова в командировку уехал? – спросил у Веры Валентин, муж Аллы, полноватый, среднего роста, красивый на лицо мужчина. – Поглядеть на него хотелось бы. Давно не виделись.

– Не приехал, значит служба не позволила, – вместо Веры ответила бабушка. – Он же человек государственный, служивый, куда начальство укажет, туда он и едет.

– Говорил я ему, не иди работать в милицию, – вздохнул Антон, муж Риты, высокий и худощавый мужчина с вытянутым некрасивым лицом и тонкими губами. – Жил бы сейчас здесь, с нами, а не в степях оренбургских горе мыкал.

Дима снова покосился на маму, пытаясь прочесть на её лице реакцию на неуместное высказывание Антона. Но мама ласковым взглядом поспешила его успокоить. «Сынок, мы не у себя дома и не имеем права конфликтовать с родственниками папы», – прочёл он в её глазах.

Но высказывание Антона подействовало на женщин, и они, горестно вздыхая, стали вспоминать своего брата и сожалеть, что он не смог вместе с семьёй приехать в Чертково.

Бабушка тоже поддалась всеобщему грустному настроению, воцарившемуся за столом. Думая о сыне, она опустила голову и уставилась на свои руки влажными от слёз глазами. Такой уж была она, папина мама… Со стороны казалась стойкой и сильной, а в действительности была мягкой и сентиментальной.

После короткого затишья расспросы возобновились вновь, и Вера отвечала повествованием о муже. И остановилась она лишь тогда, когда бабушка, вытерев передником слёзы, сказала:

– Ну, всё, достаточно на сегодня. Пусть отдохнут с дороги Верочка с ребятишками, а у нас будет ещё время послушать её.

Она встала, вышла из-за стола, взяла внучек за руки и повела их в дом. Простившись с тётками и их мужьями, пожелав всем спокойной ночи, Дима с мамой мечтали только об одном – быстрее улечься в постель и хорошо выспаться. Утром их ожидала «познавательная» прогулка по окрестностям пограничного посёлка Чертково.

***

– И-и-и… как тебя понимать, Кирилл Матвеевич? – задал вопрос Сапожников краеведу, как только тот, выйдя из подворотни, спешно забрался на заднее сиденье его машины.

– Как хочешь, так и понимай, Виталий Валентинович, – ответил Безбородько. – Но ты сам знаешь, что я, просто так, за здорово живёшь, не вызвал бы тебя на встречу.

– Понятно, дело, затеянное нашими «добрыми» соседями из незалежной, принимает крутой поворот? – предположил заинтересованно Сапожников.

– Думаю, что так, но не совсем уверен, – вздохнул за его спиной Кирилл Матвеевич. – Но сегодня у меня состоялся разговор с Корсаком, который весьма меня насторожил и озадачил.

– Ух ты? – хмыкнул заинтригованно Сапожников. – Только приехал и сразу на ковёр к Корсаку? Многообещающее начало. Что ж, начинай сначала и по порядку, Кирилл Матвеевич? Я готов тебя слушать.

Пересказывая свой разговор с Корсаком Сапожникову, Безбородько не упустил ни единой мелочи. Виталий Валентинович слушал его внимательно, барабаня пальцем по рулю.

– Что ж, я тебя выслушал, Кирилл Матвеевич, но не совсем понял, – сказал он, как только замолчал Безбородько. – Давай, выкладывай теперь все свои умозаключения по сему поводу. – Сапожников обернулся и посмотрел на него: – Зная тебя, я не секунды не сомневаюсь, что какие-то соображения у тебя уже есть.

– Я действительно сделал кое-какие выводы, – вздохнув, сказал Безбородько. – СБУ готовит против России грязную провокационную вылазку.

– Ничего удивительного, – пожимая плечами, сказал Виталий Валентинович. – Наши «партнёры» из-за океана не дают им сидеть тихо. Американцам нужна война, или… Или хотя бы крупная провокация, чтобы Россия не чувствовала себя спокойно.

– И я их понимаю, – усмехнулся Безбородько. – Украинское государство существует только за счёт зарубежных подачек, а кинутые кости надо не только обгладывать, но и отрабатывать.

– Хорошо, согласен, пусть будет так, – глядя через лобовое стекло в темноту ночи, сказал Сапожников. – Так что тебя заинтересовало и озадачило во всей этой кутерьме, Кирилл Матвеевич?

Безбородько заговорил только тогда, когда Сапожников нетерпеливо заёрзал на сиденье.

– То, что меня отправили сопровождать Тараса Дыбко и его подружку Жанну из Ростова в Чертково, ещё как-то объяснить можно. Я должен был проследить, не прицепился ли за ними хвост при возвращении из длительной командировки. А всё остальное…

– Нет, не было за ними хвоста, – вздохнул Сапожников. – К глубокому сожалению, нам ничего не было известно о деятельности этой группы на российских просторах.

– И я узнал о Пузике и Джаконде перед их отъездом, – вздохнул Кирилл Матвеевич.

– И каков вывод? – полуобернувшись, поинтересовался Сапожников.

– Вывод прост, – прикрыв глаза, стал отвечать Безбородько. – Мне не доверяют и меня проверяют. Что-то мне подсказывает, что Пузика и Джаконду контролировал кто-то ещё. И этот кто-то не только повсюду следовал за ними всё время их командировки, но и ехал из Ростова в Чертково на электропоезде.

– Так-так-так, – забарабанил пальцами по рулю Сапожников. – Ты вот мимолётно упомянул, что беседовал с Пузиком в зале ожидания в Ростове, а о чем, не уточнил?

– Он мне назвался беженцем из Донбасса и до самой посадки в поезд рассказывал о том, что путешествовал с семьёй по России в поисках лучшей доли. За время разговора с ним я выяснил, что они исколесили Сибирь, юг России, но нигде долго не задерживались. Работать Пузик не любит, и это по нему видно и без очков. А такие люди, как правило, неуживчивые и подолгу на одном месте не задерживаются.

– А может быть, эта, так называемая неуживчивость и есть часть полученного им задания? – предположил Сапожников.

– Очень может быть, – тут же согласился с ним Безбородько. – Я тоже думал об этом, но зацепиться за что-то так и не смог.

– А дети? Почему Пузик и Джаконда таскали за собой детей? – поинтересовался Сапожников. – Для диверсионной группы это обуза, не так ли?

– Это смотря для какой группы, – уныло отозвался с заднего сиденья Кирилл Матвеевич. – Пузик и Джаконда не женаты однозначно. Они напарники на время командировки. А дети – их прикрытие. Семья беженцев не может бежать из Донбасса без детей. Во время нашей встречи Корсак обмолвился, что ребят взяли «напрокат» в одном из детских домов Киева и теперь когда выполнившая задание семья распалась, их вернут обратно.

– А вернут ли? – усомнился Сапожников. – Детки теперь опасными стали. Они не понаслышке знают, чем занимались в России их бедовые «родители».

– Вот и я в том сомневаюсь, – поддакнул Кирилл Матвеевич. – Девочки и мальчик, взятые «напрокат», скорее всего, безродные и бесхозные. От них избавиться проще пареной репы, и искать их никто не будет.

– Господь дал, Господь взял, – вздохнул сокрушённо Сапожников. – Что хуже всего, несчастные детишки на украинской территории, и помочь мы им ничем не сможем.

– Такова подлая жизнь, – дрогнувшим голосом посетовал Кирилл Матвеевич. – Ты бы их видел, Виталий Валентинович. Несчастные, потерянные, ходят, побираются по вагонам поезда.

– Кстати, а почему Пузик и Джаконда заставили их попрошайничать? – вдруг заинтересовался Сапожников. – Ты же мне рассказывал, что какая-то семья отдала им свои съестные запасы, да и ты тоже.

– Зри в корень, как говорил Кузьма Прутков, – хмыкнул Безбородько. – Дети не побирались в полном смысле этого слова, они работали. Они ходили по вагонам и попрошайничали, а тот, неизвестный, который тайно сопровождал Пузика и Джаконду в их дальних странствиях по территории России, весь процесс украдкой фотографировал. И я не удивлюсь, что уже завтра или послезавтра центральные газеты Украины подымут вой, «как в России людям живётся плохо»! А ещё через день в западных газетах появятся более зловещие разгромные статьи с фотографиями побирающихся детей и c заголовками: «В России живётся хуже некуда, особенно детям»!

– Да, скорее всего, так и будет, – усмехнулся Сапожников. – Но-о-о… Ты мне сказал, что СБУ готовит какое-то особое задание для тебя. Хотелось бы услышать на сей счёт твоё мнение.

– Если хочешь, то слушай, – вздохнул Безбородько. – СБУ с помощью заокеанских «друзей» готовит на территории России серьёзную акцию провокационного характера. Корсак сотрудник ЦРУ. И если он уже здесь, в Меловом, собственной персоной, значит акция должна быть громкой.

– А почему он снова тебя взял в дело? – задал вполне резонный вопрос Сапожников. – Ты же предполагаешь, что он тебе не доверяет.

– Нет, я не предполагаю, а утверждаю, что всё обстоит именно так, – сказал Безбородько. – Мне дано задание обосноваться на месячный срок в Чертково, а другую, особенную часть задания, Корсак обещал сообщить при следующей встрече.

– Так, это я понял, но вопрос не в этом, – покачал головой Сапожников. – Я спросил, откуда у тебя такая уверенность, что тебе не доверяют? Тебя же снова привлекли участвовать в каком-то, видимо, очень ответственном деле?

– Опыт и интуиция одновременно мне галдят, что меня готовятся крупно подставить, – высказал своё мнение Кирилл Матвеевич. – Видимо, на этой подставе всё и строится. Но, самое главное, всё должно произойти здесь, в Чертково, и, как я понимаю, уже скоро.

Несколько минут они молчали, сидя в салоне машины и думая каждый о своём.

– Ну что, если у тебя всё, нам пора разбегаться, – взглянув на часы, сказал, обернувшись, Сапожников. – Мне ещё надо…

– Подожди, не спеши, – озадачил его Безбородько. – У меня ещё одно дельце к тебе имеется, Виталий Валентинович. Я не знаю, каким боком оно связано с планируемой СБУ операцией, но… Считаю, что ты в первую очередь должен знать об этом.

– Ого-го, да ты просто удивляешь меня сегодня, Кирилл Матвеевич? – округлил глаза Сапожников.

– Не знаю, как и сказать, – задумался Кирилл Матвеевич. – В зале ожидания в Ростове я познакомился с одной семьёй. Они сидели как раз напротив «семьи» Пузика и Джаконды.

– Ну? И? – ещё больше заинтересовался Сапожников. – Что это за семья? Почему ты только сейчас о ней рассказываешь?

– Сам не знаю, – вздохнул Безбородько. – Семья обыкновенная, порядочная… Молодая красивая мама и трое детей. Они ехали из Оренбурга сюда с пересадкой в Ростове.

– И? Чем заинтересовала тебя эта семья? – почувствовал вдруг волнение в груди Сапожников.

– Да особо ничем, – вздохнул Безбородько. – В электричке мы ехали тоже вместе.

– Давай, давай продолжай? – нетерпеливо заёрзал на сиденье Сапожников.

– Так вот, – продолжил Безбородько, – перед выходом из вагона женщина проверила документы, уложила их обратно в сумочку.

– Почему ты вдруг завёл разговор о женщине с детьми и документах? – занервничал Сапожников.

– Корсак повелел мне найти способ вернуть их ей, – выложил Безбородько на стол файл.

– И что ты собираешься делать? – спросил, едва не закричав от радости, Сапожников.

– Ума не приложу, – ответил уныло Кирилл Матвеевич. – Запечатать в пакет и подкинуть в полицию? А если вдруг кто-то заметит, то не отмоешься. Вот и ломаю голову, как вернуть документы женщине.

– Пожалуй, я тебя выручу, – протянул руку Сапожников. – Я лично вручу ей документы, а ты придумай легенду для Корсака, да такую, чтобы он в неё безоговорочно поверил.

7.

Проснувшись на следующее утро, Дима не сразу понял, где он находится. В комнате тишина, с улицы, через распахнутое окно, тоже не проникали никакие звуки. Мальчик не хотел просыпаться так рано, хотелось понежиться в постели, но сработала привычка, выработанная за время обучения в кадетке. Покрутив головой, он сбросил с себя одеяло, и…

«В этой комнате я спал один, – подумал он. – Мама с сёстрами в соседней. Так где же мне найти туалет и ванную комнату? Все, наверное, ещё спят в… Как это здесь называется? Хате, кажется?»

Дверь открылась, и в комнату заглянула мама. Диме одного взгляда хватило, чтобы понять, что она собирается куда-то идти.

– Сынок, ты уже проснулся? – спросила она. – А мы тут с Мариной прогуляться по посёлку собираемся. Ты с нами пойдёшь?

– Пойду, а что ещё делать? – обрадовался Дима, натягивая майку и шорты. – А Надюха с Любашкой тоже с нами?

– Нет, девочки с бабушкой остаются, – улыбнулась мама. – Они собираются печь блины и пироги.

– Ну, хорошо, – сказал Дима, потягиваясь. – Только умоюсь сначала, и вперед.

***

– Как же вы здесь живёте? – спросила Вера, когда они вышли со двора бабушкиной хаты и дошли до перекрёстка, до которого их довёз минувшим вечером Виталий Сапожников.

– Живём, как и все, – ответила Марина. – Вам, может быть, и в диковинку, а мы уже привыкли.

– К такому можно привыкнуть? – ещё больше удивилась Вера. – Не один десяток лет жили с Меловым одним городом, а сейчас…

– Как ты думаешь сейчас, мы стали думать тогда, когда нас пограничной линией делить стали, – горько усмехнулась Марина. – Когда в девяностых демаркационная полоса прошла по улице Дружбы Народов, никто и подумать не мог, к каким последствиям всё это приведет. Оказалось, что на её чётной стороне – украинские хаты. Это я про посёлок Меловое говорю, а на нечётной уже российские избы, как ты понимаешь, теперь я сказала о Чертково.

Несколько минут шли молча, думая каждая о своём. Но вскоре Марина продолжила:

– Чертково всегда было российским посёлком, а Меловое – украинским. Просто в те годы они как бы сросшимися были, как близнецы сиамские. Соседи и родственники ходили друг к другу и никаких границ не замечали. И так было аккурат до зимы. А с первого марта как гром среди ясного неба грянул. Украинские власти вдруг «разрешили» посещать россиянам незалежную только по загранпаспортам через международные пункты пропуска.

– И что? – не удержавшись, встрял Дима. – Разве нельзя жить и сейчас так, как жили и в гости друг к другу ходить, как ходили?

– А теперь всё по-другому, племянничек, – посмотрев на него, улыбнулась Марина. – Если кто-то из Чертково пройдёт обходными путями в Меловое, тому выпишут штраф пять тысяч рублей. Э-э-эх, как давно это было, когда мы запросто друг к другу ходили, – пессимистично вздохнула женщина. – Сейчас, чтобы пройти из Чертково в Меловое, людям нужно сделать многокилометровый крюк. У нас здесь улица есть «эмпээсовская», так вот, она как островок на украинской территории. Медикам неотложки, чтобы оказать помощь кому-то, на ней живущему, приходится пересекать границу пешком, через железнодорожные пути.

– Но вы как-то живёте и работаете сообща? – поинтересовался сбитый с толку Дима. – Или всё на том закончилось, когда посреди посёлка проложили границу?

Марина ласково посмотрела на любопытного племянника и провела по его вихрастой голове мягкой ладошкой.

– Сейчас, чтобы даже попасть на свою российскую сторону из Мелового, нужно преодолеть сначала железнодорожные пути, а затем пройти через дежурящих у мест пересечения границы пограничников. А они пускают либо тех, у кого в паспорте стоит отметка о месте прописки, либо визитёра-родственника, внесённого в официальный список.

– И как же вы смогли привыкнуть к таким немыслимым неудобствам? – ужаснулась Вера. – Всё, о чём ты мне сейчас рассказываешь, просто невозможно осмыслить?

– Возможно, невозможно, а мы… Мы теперь погранзона и живём в особых условиях, – пожала плечами Марина. – Люди стараются лишний раз не покидать собственных дворов, особенно когда стемнеет. А вот украинцы… Так они ходят к нам беспрепятственно. Мясо, колбасу… Всё несут на продажу к нам. У них-то продукты дешёвые, вот и покупаем у них по-прежнему.

– Значит, всё, не только границу, но и рынок разделила пограничная линия, – вздохнула Вера.

– Можно сказать, что так, – согласилась Марина. – В Украине дешёвые продукты, вот и стараемся брать у них, чем у своих. И не только на рынке, в их магазинах тоже негласно покупаем. Главная задача при этом не попасться украинским закордонникам. Как их увидим, так бежим со всех ног на нашу сторону улицы Дружбы Народов. А как перебежим черту, так делаем вид, что просто прогуливаемся.

– А если поймают, что с вами сделают? – посмотрела на неё Вера.

– Да было со мной разок такое, – вздохнув, призналась Марина. – Нагрянули закардонники, когда я на их, украинской, стороне улицы была. Вот и пришлось забежать в украинский магазин и покупки делать. А они, конечно поняли, что я из Чертково, но не тронули. Они сквозь пальцы смотрят на тех россиян, кто в их магазинах товары покупает.

– Хочу посмотреть на границу между Чертково и Меловое, – сказал Дима. – Слушая тебя, тётя Марина, получется, что граница петляет между дворами по разделённой пополам улице Дружбы Народов. А как всё это выглядит?

– Как выглядит граница, спрашиваешь? – улыбнулась Марина. – Сам чёрт не поймёт, как. Только пограничники различают эту самую границу, так как охраняют её. Вот по улице Дружбы Народов есть парикмахерская, в ней половина зала украинская, а вторая российская. Мы, люди простые, не видим границы, разделяющей зал, а пограничники её видят.

– А мост железнодорожный как же? – спросила Вера. – Когда мы сошли с электропоезда, я сама видела, как по нему люди идут?

– А что мост? – с недоумением посмотрела на неё Марина. – Им в основном пользуется украинская сторона. Жители Мелового ходят по нему к нам в гости или по делам свободно, а вот нам, жителям Чертково, делать это проблематично. Закордонники делают всё, чтобы не пускать россиян на свою территорию. Но мы одно, а вот таким приезжим, как вы, Верочка, для пересечения границы крюк делать надо. А это около трёх километров к пункту пропуска.

Пару минут шли молча. С тяжёлым сердцем Вера переваривала услышанное. И вдруг у Марины в сумочке зазвонил телефон.

– Ну вот, Витальсон, муженёк мой преподобный, соскучился, – усмехнулась она, увидев на экранчике имя мужа. – Ну, чего тебе, ненаглядный мой? – спросила она, поднеся мобильник к уху. – Где мы находимся, спрашиваешь? В Чертково, где же ещё. Не бойся, милый, не заблудимся и в Меловое не забредём.

Ещё около минуты она слушала, что говорил ей муж, затем отключила телефон и убрала его в сумочку.

– Ну, вот и закончилась наша «ознакомительная» прогулка, едва начавшись, – с явным разочарованием высказалась она. – Вы, конечно, можете погулять, а мне домой надо. Мой ненаглядный срочно в Ростов уезжает и меня лицезреть желает во что бы то ни стало.

– Тогда и мы возвращаемся, – вздохнула Вера, положив руку на плечо Димы. – Не дай Бог ещё какой-то казус, а у нас и документов с собой нет.

– Что ж, прогуляемся в другой раз, может, даже сегодня, – улыбнулась Марина, беря её под руку. – Попрощаюсь с дражайшим супругом, пообедаем, и…

***

В комнату, в которую поместили Леся и девочек, дверь закрывалась надёжно, на замок снаружи. Детей покормили завтраком, а вот в находящийся во дворе туалет водили по очереди, с сопровождением.

– Ой, что же с нами теперь будет? – всё утро причитала старшая Оля. – Господи, как я боюсь, боюсь, боюсь…

– Я тоже боюсь, – вторила ей шестилетняя Ксюша. – Ни папа, ни мама к нам не заходят. Они что, бросили нас?

– Уймитесь, плаксы, – ворчал на них сердито Лесь. – Нет у нас ни пап, ни мам, запомните. А эти Тарас и Жанна не родители нам. Да и таких родителей, как они…

– Да? А они нас удочерить обещали, – всхлипнула Ксюша.

– Обещали, чтобы мы послушно делали всё, что они скажут, – поморщился Лесь. – Я несколько раз собирался бежать от этих уродов, да вас, дурёх, стало жалко оставлять на них.

– А мне бы хоть какие родители подошли, даже такие, как Тарас и Жанна, – вздохнула Ольга. – Я не хочу обратно в детский дом возвращаться.

– И я не хочу туда возвращаться, – шмыгнула носиком Ксюша. – Там все меня обижали. Там…

– Всем нам в детдоме несладко жилось, – продолжил за девочек Лесь. – Вас там обеих гнобили, да и мне доставалось по первое число.

– Да, тебя не обижали, это ты всех обижал, – посетовала Ольга. – А меня и Ксюшу…

– Знаю, как над вами изголялись, – вздохнул Лесь. – Чуханили как могли. И мне тогда вы до фени были, а сейчас… Сейчас вы мне как сёстры стали, и я за вас любого урою.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату вошли трое мужчин. Лесь и девочки при их появлении вскочили со своих мест и замерли. Высокий мужчина в вышиванке, с бородкой и пышными усами обвёл детей суровым взглядом. Второй, черноглазый, с гладко выбритой головой, с усмешкой покачал головой и покосился на третьего, словно ожидая, что тот скажет. Худощавый стройный мужчина в светлом костюме беззвучно пошевелил губами и обвёл комнату долгим взглядом. Глаза его оживились при виде мальчика.

– Это ты, неслух? – отрешённо сказал он. – Очень, очень на тебя много жаловались.

– Ну, жаловались, и что? – с вызовом отозвался Лесь. – Я тоже могу пожаловаться на этих обормотов, которых нам велено было называть родителями.

Мужчины в изумлении открыли рты. В это время в комнату вошла полная женщина с хмурым лицом и бросила на кровать узел с одеждой.

– Сейчас всем помыться и переодеться! – объявила она и предупредила: – Иначе оставлю голодными.

Она вышла. Двое мужчин, усатый в вышиванке и лысый, вышли за ней, а худощавый, в светлом костюме, остался.

– Послезавтра вы возвращаетесь в Киев, – сказал он строго. – А пока находитесь здесь, ведите себя хорошо и послушно, иначе будете наказаны.

– А ты кто? – огрызнулся Лесь. – Чего тут раскомандовался?

– Кто я, тебе знать не обязательно, – ухмыльнулся мужчина. – Ты и так слишком много знаешь, щенок.

– Вы, наверное, здесь главный? – трепеща от страха, поинтересовалась Ольга. – Только не надо нас наказывать, мы будем хорошо себя вести.

В эту минуту в комнате снова появилась женщина.

– Первым мыться пойдёт хлопец, а потом обе дивчины, – распорядилась она.

– Сначала девочки, а потом я, – воспротивился Лесь. – У нас в детдоме…

Ничего не говоря, женщина схватила его за руку и потянула к выходу. В её действиях было столько злобы, что мальчик не стал сопротивляться и последовал за ней.

После бани сменивший одежду Лесь был зол и несчастен. Суровый мужчина, с косичкой на затылке, с мощными руками и большим животом так усердно оттирал его мочалкой, что Лесь с трудом сдерживался и не кричал.

Следуя в баню и возвращаясь в хату, мальчик успел изучить расположение подворья. Он отыскал глазами окно своей комнаты и сделал вывод, что хозяева сделали всё, чтобы исключить возможность побега.

Прямо под окном стояла будка, у которой дремала огромная, похожая на волка собака, двор огорожен высоченным забором. «Будь я один, ещё смог бы убежать отсюда, – подумал Лесь, входя в хату. – Но с девчонками… Нет, я не могу бросить их, никак не могу…»

Девочки, ожидая его, сидели, обнявшись на кровати. Когда Лесь вошёл, они сразу же оживились и повеселели.

– Какой ты чистенький, красный весь, – сказала Ольга, свешивая ноги с кровати.

– А чего тебя долго не было? – спросила Ксюша. – Я так боялась, что ты больше не вернёшься.

– Куда я без вас, дурёхи, – вздохнул Лесь. – Вы теперь для меня самые родные люди на свете.

Открылась дверь, и в проёме появилась всё та же полная женщина.

– Эй, замарашки? – позвала она доброжелательно притихших девочек. – А ну в баню бегом марш!

8.

На следующее утро, во время завтрака, в дом бабушки пришли Виталий Сапожников с супругой Мариной и младшим сыном Валеркой.

– Привет, братан! – с широчайшей улыбкой протянул для приветствия руку Валерка. – Я думал, что ты ростом выше и в плечах шире, а ты…

– Извини, что разочаровал тебя, – пожимая протянутую руку, ответил язвительно Дима. – И ты, как я вижу, ростом невелик, хотя на год меня старше.

– Ничего, я ещё вырасту, – ни капли не смутился Валерка. – Мой старший брат Сашок ого-го какой верзила, а кулачища как голова моя. Любого с одного удара вырубит.

– Вот погляжу на него и заценю, – хмыкнул Дима. – Я только глазам своим верю.

Мальчики прервали разговор, когда бабушка погрозила им пальцем:

– Цыц, пострелята, за столом кушать надо, а не языками болтать.

Мальчики переглянулись, улыбнулись и, почувствовав друг к другу взаимную симпатию, приступили к завтраку.

– Надеюсь, мне за столом говорить можно? – посмотрев на тёщу, хмыкнул Сапожников-старший, дуя на чай.

– Ну как тебе запретишь, – пожала плечами Полина Ермолаевна. – Ты же у нас начальник большущий.

– Начальник я на работе, тёщенька, – улыбнулся Сапожников. – А здесь, под твоей крышей, всего лишь зять в гостях.

– Ладно, не умничай, – ткнула его в бок локтем супруга Марина. – Говори, раз начал, мы все тебя внимательно слушаем.

Сапожников посмотрел на сидевшую за столом напротив Веру и спросил:

– Ты когда в Москву ехать планируешь, сноха?

– Собиралась через три дня, – с унылым видом ответила она. – Но, видимо, планы придётся менять. Я уже сомневаюсь, что поездка моя вообще состоится.

– Завтра с утра я еду в Ростов, а через три дня в столицу, – улыбнулся загадочно Сапожников. – Могу подвезти, если ехать со мной не побрезгуешь.

Слушая его, Вера покраснела, а на глазах выступили слёзы.

– Ты издеваешься надо мной? – всхлипнув, спросила она. – Ты специально выбрал для этого подходящее время?

– Да ты что, сноха? – смутился Сапожников. – Я же… Я же немного… – увидев полный укора взгляд тёщи и почувствовав удар в бок локтя жены, он вынул из кармана файл с документами и протянул их Вере: – Вот, возьми.

– Что это? – округлила она глаза.

– Это твои документы, сноха, – вздохнул Сапожников. – А заодно извини за неудавшуюся шутку.

Схватив файл, Вера вынула из него документы и пару минут не сводила с них глаз, перебирая трясущимися руками.

– Все необходимые отметки уже сделаны, – сказал Сапожников, наблюдая за ней. – Так что можно считать, что ты с детьми находишься в погранзоне Чертково на законных основаниях.

Вскочив, Вера оббежала стол и в порыве благодарности расцеловала родственника в обе щёки.

– Эй, братан, – толкнув плечом Диму, прошептал Валерка, – пусть они тут сами между собой общаются, а я предлагаю тебе прогуляться по посёлку.

– Что ж, идём, – согласился Дима радостно. – А ты покажешь мне границу, разделяющую Чертково и Меловое?

– Нет ничего проще, – с важностью заявил Валерка, выбираясь из-за стола. – Ты даже сможешь её руками потрогать.

***

А в это время в хате Анастасии Павловны, в комнате, находящейся на украинской территории, Корсак беседовал с гостями из батальона «Айдар» Игнатом Перебзяком и Богданом Вислогузовым.

– Ну, так что, будем считать вопрос решенным? – посмотрел выжидательно на них Корсак. – Деньги получите сразу, как только я услышу ваше согласие.

– Я видел хлопца и обеих дивчин, – сказал Перебзяк, приглаживая кончиками пальцев бородку и пышные усы. – Что же они могли такое сотворить, что их…

– Дети сделали своё дело, и… – поморщился Корсак. – Возвращать их туда, откуда мы их взяли, уже нецелесообразно. Они слишком много знают, а значит представляют угрозу для нас. А этого допустить нельзя.

– А как-то иначе поступить с ними нельзя? – провел ладонью по чисто выбритой голове Вислогузов. – Я идейный борец за свободу Украины. Я готов воевать за свою страну как угодно и с кем угодно, но убивать детей…

Он помотал головой и развёл руками.

– Ты обязан сделать всё, что я прикажу! – строго взглянул на него Корсак. – Прикажу, и маму свою зарежешь, а отца придушишь, чёрт возьми!

Выслушав его, Вислогузов изменился в лице и резким движением схватился за рукоятку ножа, торчащую из ножен.

– Да я сейчас тебя в капусту нашинкую, морда американская! – взревел он, свирепо вращая налившимися кровью глазами. – Это вы своих родителей в грош не ставите, а мы, славяне…

Схватив его за руку, Перебзяк не позволил Вислогузову выхватить нож и расправиться с Корсаком.

– Уймись, Богдан! – прикрикнул он. – Сейчас этот злыдень наш кошевой, и мы обязаны…

– Да ничего мы не обязаны! – заорал Вислогузов. – Если кто-то и обязан, то только там, в СБУ, или в Раде продажной! Я иначе мыслю, не как они, и не позволю иноземцу мной помыкать и моих родителей непотребно лаять!

– Извини, я погорячился, – решив сгладить взрывоопасную ситуацию, сказал Корсак. – Просто взвинчен я сегодня, и оскорбление само собой вылетело из меня.

Выпустив пар, Вислогузов убрал руку от рукоятки ножа и потёр друг о друга ладонями.

– Ты это, базар контролируй, – вымолвил он угрюмо. – Ты не у себя дома, америкашка, а в гостях в нашей незалежной Украине.

Корсак промолчал в ответ: он уже знал, как наказать его.

– Как бы то ни было, но мальцов придётся нейтрализовать, – сказал он спокойно, посмотрев в окно. – Как вы это сделаете, решайте сами. Только зарубите себе на носу, мы должны обезопасить себя от всяких неожиданностей.

Перебзяк в задумчивости поскрёб пятернёй подбородок.

– А может быть это… их к нам, на «запад» перевезти? – предложил он. – Там у нас такие лагеря, что… Из этих недоносков там настоящих патриотов Украины вылепят.

Смотревший в окно Корсак стремительно обернулся.

– Так не пойдёт! – возразил он. – Я же сказал, что эти дети, в данный момент, представляют для нас реальную опасность. Даже здесь, на территории Украины, они могут наговорить столько «лишнего», что всем нам весело не будет.

– Тогда убей детей сам, а мы их трупы вывезем и похороним, – озлобленно буркнул Вислогузов. – Умертвить их твоя идея, вот и сам её выполняй.

Корсак с сумрачным видом прошёлся по комнате и остановился перед ним.

– В таком случае на кой чёрт вы мне оба сдались? – ухмыльнулся он. – Вас мне рекомендовали как людей ответственных и добросовестных, а вы…

– А мы такие и есть, – огрызнулся Вислогузов. – Я готов любой приказ выполнить, а вот убивать маленьких детей дело не моё.

– Ладно, я их прикончу, – нехотя вызвался Перебзяк. – Раз надо, так надо. Только деньги вперёд давай?

– Ишь ты какой прыткий, – ухмыльнулся Корсак. – Сначала скажи, как действовать собираешься, а потом и об оплате поговорим.

– О чём ты? – глянул на него озадаченно Перебзян. – Я прямо сейчас зайду к ним в комнату, сверну шеи, и… Дальше сделаем, как скажешь, но только после того, как потрогаем деньги, которые ты нам за них заплатишь.

Корсак усмехнулся и покачал головой.

– Всё не так просто, как тебе хотелось бы, – сказал он. – Смерть детей мы должны использовать себе во благо.

– Не понял? – уставился на него Перебзяк.

– Сейчас объясню, – и Корсак положил на стол газету. – Вот, полюбуйтесь, что сегодня на Западе пишут про «российских» детей?

Перебзяк и Вислогузов внимательно прочитали первую полосу.

– Ну? Что скажете, хлопцы? – сузил глаза, наблюдая за их реакцией, Корсак. – Эта статейка вам о чём-нибудь говорит?

«Хлопцы» недоумённо переглянулись.

– А что в этой писульке такого, что может вызвать интерес? – сказал с недоумённой миной Вислогузов. – Здесь написана разгромная статья, как трудно живётся в России людям, а особенно детям, которым приходится просить милостню в поездах. У нас уже давно никто на побирушек в поездах внимания не обращает.

– А тут ещё фотографии есть, как дети ходят с протянутой рукой по вагону? – «сочувственно» морщась, сказал Перебзяк.

– А вы не обратили внимание на лица этих нищенствующих детей? – осклабился Корсак.

Перебзяк пожал плечами и промолчал.

– А не те ли это сорванцы, которых ты ликвидировать велишь? – с сомнением в голосе поинтересовался Вислогузов, вопросительно глянув на Корсака.

– Они самые, – ответил тот. – Их физиономии очень хорошо различимы на снимках.

Перебзяк и Вислогузов снова переглянулись.

– И? В чём фишка? – будто договорившись, спросили они.

– А в том, что дети, даже мёртвые, сыграют на руку вашей Украине, – пояснил Корсак. – Мы их здесь прикончим, вы перенесёте трупы в Чертково и сложите в мусорные контейнеры на базаре. А утром их найдут уборщики, и…

– Что «и»? – судорожно сглотнул заполнившую рот слюну Перебзяк.

– Новый виток скандала, – улыбнувшись, ответил ему Корсак. – Найденные в контейнерах трупы сфотографируют, а через день все западные газеты разразятся сенсацией, что в России…

Он не договорил. Грохот за дверью заставил Корсака и его гостей броситься к двери.

***

Лесь едва успел забежать в свою комнату, закрыть дверь и набросить на петлю крючок, как выбежавшие из противоположной комнаты трое мужчин стали снаружи дёргать за дверную ручку. Облизнув губы, мальчик попятился к кровати, на которой после бани и сытного обеда спали девочки.

– Эй, сопляк, ты здесь? – послышался требовательный голос из-за двери. – Отзовись, пока створку не вышиб.

– Да здесь я, здесь, – отозвался Лесь, с трудом уняв дрожь в голосе. – Сами на замок запираете, так куда же я денусь?

– Открывай, я на тебя посмотреть хочу и на ссыкух твоих тоже! – потребовал мужчина за дверью и дважды ударил по ней кулаком.

Удары были настолько сильными, что дверь задрожала, заскрипела и едва не вылетела из петель. Разбуженные грохотом Ольга и Ксюша подскочили на кровати и громко заплакали от страха.

– Чего в дверь ломитесь? – закричал возмущённо Лесь. – Ключи у вас, вот и открывайте.

– Не бреши, щенок, дверь изнутри заперта, отворяй? – уже громче потребовал мужчина. – Сейчас ты мне объяснишь, почему в коридор выходил, и разговоры наши подслушивал?

– Никуда он не выходил, Корсак! – послышался возмущённый голос толстухи. – Ключи у меня в кармане, а дверь на замке.

– Да? Ну, тогда отворяй? – усмехнулся за дверью мужчина. – А у меня ощущение, что заперто не снаружи, а изнутри.

Сотрясаясь от страха, Лесь метнулся к двери и замер в ожидании. Он весь напрягся, услышав, как ключ вошёл в замочную скважину, повернулся вправо-влево и замер.

– Ничего не понимаю, – проговорила озадаченно женщина. – Что-то замок заклинило.

– Чего ты там возишься, Марыся? А ну-ка отойди, я попробую.

Воспользовавшись паузой, Лесь выдернул крючок из скобы, метнулся к кровати, сел рядом с плачущими девочками и обнял их.

Около минуты мужчина возился с замком, но так и не открыл его.

– А ведь не сбрехнула, бестия, – сказал он. – Замок сменить надо, а потому я его сейчас сломаю.

– Нет, не надо ничего ломать, – вдруг воспротивилась женщина. – Он уже не раз заедал, и ничего.

– Тогда открывай, свинья жирная! – выругавшись, потребовал мужчина. – Хватит комедию ломать!

Женщина ничего не ответила. Едва слышно щёлкнул замок, и дверь открылась. В комнату сразу же вошли Корсак и следом за ним Марыся.

Не говоря ни слова, Корсак осмотрел придирчивым взглядом комнату, прошёл к окну и проверил, надёжно ли оно заперто. Затем он посмотрел на Леся и прижавшихся к нему, едва живых от страха девочек.

– Ты выходил в коридор из комнаты, заморыш? – крикнул он, сведя к переносице брови.

– Нет, – поспешно ответил мальчик.

– А ты не лжёшь?

– Была нужда, – сделав судорожное глотательное движение, ответил Лесь.

– А что мне «кралечки» скажут? – посмотрел на девочек Корсак. – Выходил ваш братец из комнаты или нет?

Вместо ответа девочки громко завизжали и так вцепились в Леся, что у него вытянулось лицо от боли.

– Понятно, – хмыкнул Корсак, расстёгивая ремень. – Сейчас буду с вами разговаривать по-другому, паршивцы. Я поговорю с вами так, как разговаривал со мной мой отец, когда я говорил ему неправду.

– Не трогай девочек, меня бей! – тут же вступился за «сестрёнок» Лесь. – Когда ты ломился в дверь, они спали. А я… – он метнул быстрый взгляд на замершую с испуганным лицом Марысю. – А я никуда не выходил из этой комнаты, хоть убей меня, падла…

9.

Диму разбудил непонятный стук, прозвучавший как выстрел. Отодвинув штору, он увидел Валерку Сапожникова, который, держа в руке камушек, замахнулся для очередного броска.

Быстро одевшись, Дима на цыпочках вышел из комнаты. Но оказалось, что в доме уже все встали. Бабушка хлопотала на кухне, готовя завтрак, а мама в другой спальне застилала постель.

– Привет, засоня! – поприветствовал брата на улице Валерка. – Тоже мне кадет называешься. Уже солнце высоко, а ты всё дрыхнешь.

– Я сейчас не в училище, а на каникулах у бабушки, – протирая кулаками глаза, сказал Дима. – И сейчас я могу себе позволить некоторое время пожить не в рамках дисциплины.

– Да ладно, не сердись, это я так, поприкалывался, – добродушно ухмыльнулся Валерка. – А у меня сегодня дома никого, вот я и решил пораньше вытряхнуть тебя из постели.

– Ты так сейчас сказал, будто вдруг осиротел? – улыбнулся Дима.

– Нет-нет, не дай Бог! – взглянув на небо, перекрестился Валерка. – Я как-то привык уже к своим родокам и не хочу их лишаться.

Дима быстро привёл себя в порядок и вернулся к столу под навесом, за которым его терпеливо дожидался Валерка. Мальчик уселся напротив брата, сложил перед собой руки и вопросительно посмотрел на него.

– Знаешь, что-то скучновато здесь у вас, – сказал он. – Ты, наверное, уже привык так жить, а я… Я как-то по-другому представлял отдых на каникулах у бабушки в деревне.

– У нас не деревня, а посёлок, – хмуря лоб, поправил его Валерка. – И ещё, «братан»… У нас в Чертково всё не так, потому что здесь погранзона.

– Это я уже понял, – вздохнул Дима. – Как только наступает вечер, жизнь затихает в вашем селенье. Да и днём сходить некуда.

– Да-а-а, у нас так, – неожиданно согласился Валерка. – Ни театров, ни кино здесь нет. И после десяти часов комендантский час. Молодёжи некуда податься, вот все и мечтают уехать куда-нибудь подальше.

– Я бы, наверное, об этом же мечтал, если бы жил здесь, – вздохнул Дима, и подавшись вперёд, посмотрел на брата. – Но-о-о… Какое-то занятие вы себе находите? Не изнываете же от безделья и скуки.

– Да так, занимаемся кое-чем, – покосившись на дверь летней кухни, загадочно произнес Валерка. – Если будешь держать язык за зубами, то скажу.

– Я не болтлив, – заверил его Дима. – А что ты собираешься мне рассказать? Какую-то шпионскую историю?

– Расскажу, но позже, – пообещал Валерка, увидев выходящих из кухни женщин. – Как поклюём, отведу тебя в одно секретное местечко. Вот там и расскажу тебе, как мы здесь живём, чем дышим и как время проводим…

***

Этим же утром, когда Лесь и девочки открыли глаза, в комнату с полным подносом вошла толстуха Марыся. Удивленные щедростью хозяев, дети с жадностью набросились на еду. Пока девочки ели, Лесь обратил внимание, что Марыся сидит в стороне на стуле и не сводит с него глаз.

– А ты смелый хлопец, – сказала, наконец, толстуха и протянула руку, желая его коснуться. – Почему ты не выдал меня Корсаку? И как же я дверь на замок не закрыла, сама не пойму? Будто помутнение какое-то нашло на меня, когда я из комнаты вашей вышла.

Лесь пожал плечами.

– Не в моих правилах людей выдавать, – сказал он, опуская голову. – Тот, которого ты Корсаком называешь, не простил бы тебе твою оплошность. А мне не привыкать битым быть. В детдоме день не проходил, чтоб я не схлопотал зуботычин.

– Ладно, обошлось всё, – вздохнула Марыся и покосилась на дверь. – Когда этот изверг Корсак ремень из штанов вытянул, я обмерла вся. Подумала, что он места живого на вас не оставит, и всё… – она всхлипнула: – И всё по моей вине.

– А кто он, Корсак этот, твой муж? – посмотрел на неё заинтересованно Лесь. – Он так на тебя смотрел, как будто убить собирался.

Марыся вздохнула и с унылым видом покачала головой:

– Если бы мыслил меня убить, то убил бы, не побрезговал. И не муж он мне, как вы думаете, а квартирант, хату мою облюбовавший.

Лесь и девочки недоумённо переглянулись.

– А чего вы терпите его, квартиранта такого? – спросил Лесь. – Мы думали, что он в хате вашей хозяин.

– То и держим, что платит хорошо, – вздохнула горестно Марыся. – У нас, хоть в Чертково, хоть в Меловом, работу сейчас не найти, вот и живём на то, что он нам платит. – Она вытерла платочком навернувшиеся на глаза слёзы и продолжила: – Да разве такого упыря за дверь выставишь? Скорее он меня с матушкой и сыном со двора прогонит.

Женщина с минуту помолчала, глядя на детей, и шмыгнула, поднеся платочек к носу.

– А вас завтра утром куда-то увезут, – сказала она. – Я случайно разговор с его гостями слышала.

– Сначала убьют ночью, а потом вывезут тела наши, – покосившись на девочек, сказал Лесь. – Мы слишком много знаем, а это им ни к чему.

– Чего-о-о? – всполошилась Марыся. – Да чего же вы, обездоленные детишки, можете знать такое, за что убить можно? Да и у кого рука поднимется на детоубийство сирот несчастных?

– Корсак сам нас трогать не собирается, я сам слышал, – хмуро уточнил Лесь. – Он своим холуям нас порешить поручил.

– О Господи, как же это? – обомлела Марыся, прикрывая рот ладошкой. – Да когда ты слышать мог такое, миленький?

Прежде чем ответить, Лесь сначала покосился на притихших девочек, затем на дверь.

– Когда ты ушла и дверь на замок не закрыла, я вышел в коридор, – морщась и досадуя на свою несдержанность, стал рассказывать он. – Дверь большой комнаты была приоткрыта, и я подслушал, о чём говорит Корсак со своими гостями. А говорили они о нас. Корсак велел убить нас, я сам слышал.

Девочки громко зарыдали и зарылись с головой под одеяло. Марыся тоже залилась слезами, но плакала она тихо, с трудом сдерживая в себе рвущиеся наружу рыдания.

– Когда я услышал, о чём они говорят, поспешил обратно в комнату, – вздохнув и шмыгнув носом, продолжил Лесь. – Вот и зацепил ногой пустое ведро.

– Надо что-то делать, что-то делать, – зашептала бледная как простыня толстуха. – Сейчас, подождите, я чего-нибудь придумаю.

– А чего тут думать, – вздохнул Лесь. – Бежать нам надо, чтобы живыми остаться. Иначе…

Дверь открылась, и в комнату заглянула хозяйка хаты, выжившая из ума старуха Анастасия Павловна. В правой руке старуха держала клюку, а в левой – замызганную алюминиевую кружку.

– Марыська, здесь ты? – скрипуче прошамкала она и тут же умолкла, увидев, что за ней наблюдают несколько пар глаз.

– Да здесь, здесь я, мама, – вздохнула женщина, вставая с табуретки. – Давай, давай ступай на кухню. Сейчас я приду и тебя накормлю.

Выпроводив старуху за дверь, Марыся обернулась и участливо посмотрела на вжавшего в плечи голову несчастного мальчика.

– Я скоро вернусь, – сказала она. – Может быть, за это время и придёт в голову мысль, как спасти вас.

– Лучше бежать помоги и продуктов на дорогу дай, – ухмыльнулся Лесь. – Да и дорогу нам укажи, бежать куда. Мы в Меловом и Чертково никогда не были, и… Быстро нас поймают, умертвят и в мусорный бак у базара выбросят. Так говорили они, я сам слышал.

***

Попетляв по безлюдным улочкам посёлка Меловое, Корсак приблизился к забору бывшего чертковского мясокомбината и осмотрелся. Не увидев никого, он свернул вправо и присел на корточки у растущего у забора раскидистого клёна. Встав на колени, он просунул под забор голову и сразу же увидел скучающего в стороне от прохода паренька.

– Мирон? – позвал его Корсак.

Тот встрепенулся и поспешил к проходу, но Корсак быстро втянул голову обратно.

– Слава Украине, Мирон! – сказал он, разворачиваясь и прижимаясь спиной к забору.

– Героям слава, – послышался голос паренька, и его веснушчатая физиономия показалась из-под забора.

– Вернись обратно и не высовывайся, – одёрнул его Корсак.

– Ты один? – спросил Корсак, закуривая. – Хвостов за собой не притащил?

– Как можно? – ответил из-за забора паренёк с бравадой. – Я что, первый день в разведке?

– Верно, не первый, – с усмешкой согласился Корсак. – Но и ветераном тебя называть ещё рано.

– Домой когда вернуться можно? – поинтересовался Мирон. – Я уже устал бомжевать на развалинах мясокомбината.

– Когда время придёт, тогда вернёшься, – ответил Корсак. – Сейчас твою комнату от временных квартирантов освободим, тогда милости просим в родную хату.

– Что, это мелкота детдомовская всё ещё нежится на моей кровати? – язвительно поинтересовался паренёк за забором. – А я вот думаю и никак не догоняю, почему ты решил сделать так, чтобы мы не видели друг друга, кошевой?

– А это потому, мой друг, чтобы не светить тебя ни перед кем, даже перед будущими покойниками, – пояснил Корсак. – Ты разведчик, заруби себе на носу, хлопец, и ты всегда должен находиться в тени.

– Это я понимаю, не маленький, – огрызнулся Мирон. – Но эти карапузы мелкие, которые живут в моей комнате, ну… – он запнулся и тут же продолжил: – Вы же всё равно их убьёте.

Корсак некоторое время молчал, подыскивая вариант правильного ответа на столь щекотливый вопрос и, быстро найдя его, заговорил вкрадчиво и проникновенно:

– Мирон, я слышу нотки сомнения в твоём голосе. А это значит, что ты не до конца усвоил строгие правила, по которым живут разведчики во всём мире.

– Да нет, я всё помню, – оживился за забором паренёк. – Для разведчика не существуют ни взрослые, ни дети, ни старики, ни инвалиды. Для разведчика существует лишь противоборствующая сторона без пола и возраста, которой необходимо противостоять и выйти из этого противостояния победителем!

– Теорию ты усвоил хорошо, – одобрил Корсак. – А вот практическая сторона хромает на оба копыта. Ты подвержен эмоциям, Мирон, а это непростительно. Разведчик, не умеющий подавлять в себе чувства, никогда не станет настоящим профессионалом.

– Я учту твои замечания, кошевой, – вздохнул пристыжённый паренёк за забором.

– Твои обязанности как разведчика-практиканта остаются прежними, – напомнил Корсак. – Вести тайную подрывную деятельность среди подростков посёлка Чертково – на вражеской территории, каковой является Россия.

– Я только этим и занимаюсь, – буркнул Мирон. – Сбоев в моей работе ещё не было.

– Верно, не было, – согласился Корсак. – Доклады о твоей деятельности тщательно проанализированы и с оценкой «удовлетворительно» вложены в твоё личное дело.

– Фу-у-у, я рад, что это так, – с облегчением вздохнул Мирон. – Я сегодня… – он сделал паузу и поинтересовался: – Почему ты вызвал меня на встречу, кошевой?

– Чтобы сказать тебе кое-что без посторонних ушей и глаз, – ответил загадочно Корсак. – Нужно активизировать поселковую молодёжь на противостояние с молодёжью Мелового. Возникла срочная необходимость обострить обстановку на границе.

– Хорошо, будет исполнено, только что делать? – задал полный недоумения вопроса паренёк из-за забора.

– А вот теперь слушай и не перебивай, – предупредил его Корсак. – Каждое моё слово на ус наматывай, чтобы не было после между нами никаких недоразумений…

10.

Валерий Сапожников и Дима Скоробогатов гуляли по улицам Чертково, пока не вышли на улицу Дружбы Народов.

– Ну вот, пришли! – объявил Валерка, останавливаясь. – Это и есть наша пограничная улица Дружба Народов, разделяющая посёлки Чертково и Меловое на российскую и украинскую территории.

– Наконец-то, – усмехнулся Дима, глядя то вправо, то влево, – первый раз я шёл сюда с моей и твоей мамами, но не дошли. Затем с тобой пошли и тоже не дошли.

– Не получилось, сам видел, – ухмыльнулся Валерка. – У нас здесь частенько улицу Дружбы Народов перекрывают, то погранцы, то полицейские. Здесь погранзона, и ничего не попишешь.

– А для чего перекрывают? – полюбопытствовал Дима, продолжая с интересом разглядывать улицу. – Шпионов и диверсантов ловят или ещё по каким причинам?

– Существует много причин, по которым перекрывают границу, но о них нам не докладывают, – пожимая плечами, сказал Валерка. – А мы привыкли и сами не интересуемся, зачем и почему. Вот когда нас с тобой погранцы в прошлый раз остановили и назад завернули, я задавал им какие-то вопросы, вспомни?

– Нет, не задавал, – задумался Дима и указал рукой на улицу перед собой. – А как обозначена здесь граница? Я никаких разметок на асфальте не вижу.

– А для чего они тебе? – рассмеялся Валерка. – Вот смотри, чётная сторона – Россия, нечётная – Украина. Все мы, живущие по обе стороны, хорошо знаем, что пересекать середину улицы запрещено.

Продолжая разговаривать, мальчики не спеша двинулись в сторону железнодорожного вокзала. Валерка оживлённо что-то рассказывал, но Дима слушал его вполуха. Он с любопытством рассматривал улицу, разделяющую два государства, и читал предупреждающие о границе таблички. Надписи на украинском языке «Увага!» обращены к нечётной стороне улицы, надписи на русском «Внимание!» – к чётной. Прохожие на обеих сторонах улицы ответственно соблюдали закон – никто не пересекал невидимой черты посредине. Лишь автомобилисты изредка выезжали на встречку, совершая обгон, и то, совершив манёвр, быстро возвращались на «свою территорию».

Затылком почувствовав чей-то пристальный взгляд, Дима остановился и обернулся. На другой стороне улицы, у входа в магазин, стоял украинский пограничник. Весь подтянутый, в камуфляже, он пристально смотрел на мальчиков.

– Ну? Чего замер? – услышал он вопрос Валерки и встрепенулся.

– Чувство странное, – ответил Дима. – Смотрю через границу, на чужое государство, а внутри нет такого чувства, будто это так.

– Да и у нас его нет, – улыбнулся, подталкивая его в спину Валерка. – А разделительная граница – есть.

Возле вокзала, у базарчика Дима увидел российских пограничников. Два сержанта и офицер были облачены в камуфляжную форму и вооружены автоматами.

– Ну что, брательник, налюбовался улицей Дружбы Народов? – ухмыльнулся Валерка, когда они остановились на привокзальной площади. – Как она тебе?

– Я ожидал большего, – вздохнул Дима. – Никогда бы не подумал, что вон те опоры контактной сети, с обрезанными проводами, уже другая страна. Не видна, но чувствуется между двумя сторонами одной улицы незримая пропасть, которая образовалась в общей судьбе двух братских народов.

Мальчики пошли по улице Дружбы Народов в обратном направлении.

– Я вот всё спросить у тебя хочу, Валерка, про тёток своих? – задал вопрос Дима, окончательно теряя интерес к улице, по которой они шли. – Когда мы приехали, все собрались. А сейчас даже не заглядывают, кроме, конечно, твоей мамы.

– До выходных и не надейся их увидеть, – ответил Валерка. – Некогда им, все в делах-заботах утопают. Мама вот в больнице врачом работает, и дежурить часто сутками приходится.

– А тётка Алла? – покосился на него Дима.

– Конечно, – кивнул Валерка. – У неё здесь, в Чертково, две аптеки и одна в Меловом. Вот и приходится крутиться, как белке в колесе.

– Не понял? – округлил глаза Дима. – А как она в Меловом аптеку держит? Ей что, позволяют это украинские власти?

– А что? – усмехнулся Валерка. – Ничего тут сложного нет. В Меловом её аптечный киоск на сестру мужа зарегистрирован, а фактически тётке Алле принадлежит. Она туда лекарства поставляет и всякие там расчёты ведёт.

– Разве такое возможно? – нахмурил лоб Дима. – А как же власти украинские? Они что, никак не препятствуют тёткиному бизнесу или не знают о нём?

– Как же, не знают, – язвительно отозвался Валерка. – Всё они знают и в тёткины дела не суются. Если она свой бизнес закроет, то им всем хана придёт. Меловое – это такая дырень, что передать трудно. Там люди живут очень бедно, хуже, чем во всей Украине, наверное. Вот потому, если тётка закроет в Меловом свою аптеку, то все там без лекарств останутся и передохнут, как мамонты, от всяческих недугов.

– А муж ей помогает? – поинтересовался Дима. – Или он в каком-то другом месте работает?

– Не работает он, козёл, – с неприязнью отозвался о родственнике Валерка. – Пока железную дорогу не закрыли, он там работал, путевым мастером. А теперь всё, кирдык. Железку «заморозили», и он работы лишился. Мой отец дважды устраивал его куда-то, так ведь нет. Этот Валёк хитрющий уже на шее тёткиной восседать приспособился, и где-то работать ему стало не в жилу.

– А тётка Рита безработная, я точно знаю, – вздохнул Дима, следом за Валеркой ускоряя шаг. – Я слышал, как бабушка моей маме про неё говорила.

– Она заведующей лабораторией на элеваторе работала, – сказал Валерка. – А как элеватор закрыли, так и она не у дел осталась. Работы в нашем посёлке сейчас днём с огнём не найти, даже папка мой ей помочь ничем не может.

Помолчав с минуту, он продолжил:

– А вот её муж, дядя Антон, мужик дельный, с хваткой. На железке начальником мастерских работал. А как железку закрыли, он умудрился эти самые мастерские арендовать. Собрал толковых ребят и теперь занимается там всеми видами ремонта. Всё, что ездит, ползает и летает, чинит и восстанавливает.

– А дети? – задал вопрос Дима. – Кроме тебя, я своих двоюродных братьев и сестёр не помню и не знаю.

– Придёт время, всех увидишь и узнаешь, – пообещал Валерка, останавливаясь и касаясь рукой высокого забора. – А сейчас мы уже пришли, братишка.

Занятый разговором Дима не заметил, как закончилась улица Дружбы Народов, и они упёрлись в стену чертковского мясокомбината.

– А куда мы пришли? – удивлённо спросил он.

– Туда, куда в прошлый раз не дошли, когда нас погранцы завернули, – растолковал с улыбкой Валерка, видя замешательство на его лице. – Здесь располагается штаб чертковских пацанов. Мясокомбинат сейчас закрыт. Только пустые здания без оборудования остались.

– И в них вы обустроили себе штаб? – предположил Дима.

– В одном из них, – уточнил Валерка, отходя в сторону и открывая замаскированный лаз в заборе. – Идём за мной, сейчас сам всё увидишь.

– Мы что, на украинскую территорию сейчас влезем? – забеспокоился Дима.

– Идём за мной, не боись, – хмыкнул Валерка. – Граница дальше пошла, в сторону. Синий забор мясокомбината и есть пограничная полоса. А этот забор другой, «мясокомбинатский». Он целиком на нашей, российской, территории.

Проникнув следом за братом через лаз в заборе на заброшенную территорию, Дима, осмотревшись, сначала растерялся, а затем пришёл в восторг. На обширном участке, заросшем буйной растительностью, возвышались несколько кирпичных строений.

– Эй, чего озираешься, ботаник? – кивком головы поманил его Валерка. – Шагай за мной, а то заблудишься в этих зарослях.

– Как в непроходимой тайге! – последовав за ним, сказал Дима. – Правда, я никогда там не был, но, наверное, она именно такая.

– Раньше здесь и травинки не было, – пробираясь по едва различимой тропе сквозь густые заросли, говорил, не оглядываясь, Валерка. – Всё чистенько было, а сейчас…

Взяв направление в сторону стоявшего у пограничного забора здания, Валерка уверенно повёл к нему Диму. Когда мальчики продвинулись вперёд, он неожиданно остановился и резко присел. Дима, ничего не поняв, сделал то же самое.

– Тс-с-с, – приложив к губам указательный палец, прошептал Валерка, – кажется в этих зарослях мы не одни.

– Не одни? Ну и что? – удивлённо прошептал Дима. – Друзья твои здесь, наверное.

– Может быть, а может и не быть, – помотал головой Валерка. – Когда в штабе кто-то есть, мы флажок российский в окне на чердаке выставляем. А сейчас я его не вижу и у пограничного забора в кустах кто-то есть, я разговор слышал.

– А кто там может быть? – напрягся Дима.

– Я же сказал, что забор пограничный, значит за ним Украина, понял? – вытянув шею и покрутив головой, напомнил Валерка. – И проход в нем есть. Им раньше контрабандисты пользовались.

– Кто? – прошептал ошеломлённо Дима. – Ты так шутишь, или…

– Как границу наглухо перекрыли между Россией и Украиной, люди, работы лишившиеся, стали контрабандой промышлять, – вглядываясь в сторону забора, стал шёпотом объяснять Валерка. – Толкают туда-сюда товары запрещённые, на том и зарабатывают.

– Ври больше? – не поверил ему Дима. – Граница должна быть хорошо охраняемой, и…

– Ты сам видел, как охраняется граница, – огрызнулся Валерка. – Охраняется улица Дружбы Народов и то через пень-колоду, а вот в других местах по посёлку проход почти свободный. Людей не останавливают ни возведённые заборы, ни колючая проволока.

– Так кто там разговаривает? – недоумевал Дима. – Я в кино видел…

– Чего? – Валерка не выдержал и рассмеялся, но быстро прикрыл рот рукой. – То, что в кино показывают, забудь, – зашептал он, справившись с приступом веселья. – В Чертково всё иначе. А теперь помолчи, давай к забору поближе подберёмся и посмотрим, кто там у прохода языки чешет.

Стараясь не издавать лишних звуков, мальчики осторожно двинулись вперёд, и вдруг, Валерка, выпрямившись во весь рост, звонко крикнул:

– Эй, Мирон, ты ли это?

– Да, я! – отпрянув от забора, отозвался паренёк лет шестнадцати. Застигнутый врасплох, он сначала побледнел, затем покраснел.

– А чего ты к «норе» прилип? – нахмурился, глядя на него, Валерка. – Ты с кем-то разговаривал, я не ослышался?

– Да с кем тут разговаривать, – ухмыльнулся, приходя в себя, Мирон. – Я вот… – он продемонстрировал зажатый в руке смартфон, – по «трубе» с мамой разговаривал.

– Во? – округлил глаза Валерка. – Ты что, с ней дома поговорить не мог?

– Нет, не мог, – глянув исподлобья на Диму, буркнул Мирон. – Я с маманей поцапался и уже два дня здесь ошиваюсь.

– Ни фига себе, – удивился Валерка. – Что ж, идём в штаб, там и поговорим. – Он кивнул на притихшего рядом Диму: – А заодно я тебя с братишкой своим двоюродным познакомлю. Отличный пацан, только-только погостить к бабушке из Оренбурга приехал…

11.

Прежде, чем взойти на железнодорожный мост, соединяющий в районе вокзала Чертково и Меловое, Кирилл Матвеевич Безбородько, он же Тихий, достал из кармана сотовый телефон и, тыча пальцем в кнопки, набрал нужный номер.

Выждав несколько секунд, он услышал мужской голос и встрепенулся:

– Алло, Лука Григорьевич? – сказал он. – Узнаёшь или напомнить?

– Тебя сложно не узнать, Кирилл Матвеевич, – ответил собеседник. – Откуда звонишь, из Ростова или Чертково?

– Из Чертково, – ответил Кирилл Матвеевич. – Вот, перед мостом стою, и к вам в Меловое идти собираюсь.

– Неужели? – обрадованно воскликнул Лука Григорьевич. – Ну-ну, давай, очень рад тебя видеть буду!

Кирилл Матвеевич подошёл к ступенькам моста и, столкнувшись с суровым взглядом прапорщика, остановился.

– Здравствуйте, госпогранслужба России, – представился пограничник. – Можно взглянуть на ваши документы?

– Ах, да, – улыбнулся Кирилл Матвеевич, – никак не могу привыкнуть, что между посёлками Чертково и Меловое пролегла охраняемая граница. Я краевед и всегда раньше…

– А чего вы полдня по привокзальной площади ходите? – недослушав его, поинтересовался прапорщик. – Никак не можете решиться перейти на сопредельную территорию?

– Не в этом дело, – вздохнул Кирилл Матвеевич, убирая документы. – Просто я уже давно не был в Чертково, а в Меловом ещё дольше. Вот и ходил, осматривая площадь, вокзал, и… и вспоминал былое.

– Было бы чего вспоминать, – усмехнулся прапорщик. – Здесь всё как было, так и осталось. А сейчас вообще глухомань. Как железку в объезд сделали, так скоро Чертково вообще зачахнет.

Когда Безбородько перешел через мост, его остановили украинские военнослужащие.

– Представьте документы, пожалуйста.

– Вот, – протянул требуемое Кирилл Матвеевич. – Они в порядке, можете не сомневаться.

– Паспорт российский, – бормотал под нос пограничник, изучая документ, – въездной штамп… – он вопросительно посмотрел на Безбородько.

– Въездного штампа нет, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Ну, ничего, вы же мне его поставите?

– Ты в этом уверен? – сузил глаза пограничник. – А я вот нет. Через мост дозволительно свободно переходить только жителям Меловое. А жителям Чертково только по особому контролю. Ну а всем остальным… Возвращайся обратно, кацап, и шагай к погранпереходу для всех посторонних. Он в километре отсюда. Там тебе и поставят штампик в паспорт.

– Нет, я так далеко идти не могу, стар уже, – вздохнул Кирилл Матвеевич, убирая паспорт и доставая телефон. – Подождите минуточку, пожалуйста, господин закордонник, я попрошусь на вашу территорию у тех, кто позволит мне перейти мост и ступить на землю благодатной Украины.

Он набрал номер Корсака и некоторое время ждал, когда тот ответит. А когда в наушнике прозвучал знакомый голос, он сказал:

– Алло, Василий Поликарпович, я вот остановлен пограничниками на мосту, и они меня не пускают на украинскую территорию. Вы не поможете разрешить возникшее между нами недоразумение?

– А чего ты попёрся в Меловое через мост, Тихий? – с недовольством поинтересовался Корсак. – Какая в этом была необходимость?

– Когда мы при встрече разговаривали с вами, не было, а теперь есть, – вежливо ответил Кирилл Матвеевич. – Так что, мне прямо сейчас, по телефону, в присутствии закордонников объяснить эту самую необходимость или позже, при личной встрече?

– Хорошо, дай телефон погранцу, – буркнул недовольно Корсак. – Только учти, Тихий, твой легальный переход на территорию Украины должен быть обоснованным.

– Вот, уважаемый, – протянул телефон угрюмо наблюдавшему за ним пограничнику Кирилл Матвеевич. – С вами хотят поговорить, не соизволите послушать?

Приложив телефон к уху, пограничник открыл было рот, чтобы представиться, но так и остался стоять, не закрыв его. Слова, которые обрушил на него Корсак, видимо, заставили закордонника позабыть обо всём.

– Ну что, всё в порядке? – спросил Кирилл Матвеевич, забирая телефон. – Я могу пересечь границу?

– Д-да, – мотнул головой мужчина, – следуйте за мной на КПП, п-пожалуйста…

– Что, и штамп в паспорт поставите? – съязвил Кирилл Матвеевич, последовав за обескураженным военнослужащим.

– О-обязательно, – ответил тот, открывая дверь будки. – Добро пожаловать на Украину, уважаемый, гм-м-м… Уважаемый краевед, к-кажется?..

***

Здание, в которое вошли мальчики, оказалось довольно просторным внутри, хотя и изрядно захламлённым.

– Это здание бывшей администрации мясокомбината, – пояснил Валерка. – А это помещение называлось красным уголком.

– Зал для собраний? – осматривая обшарпанные стены, поинтересовался Дима. – Я вижу плакаты и доски с объявлениями.

– Красными уголками и назывались в не столь давние времена залы для собраний на предприятиях, – усаживаясь на старенький скрипучий диванчик, пояснил Мирон.

– А теперь бывший красный уголок наш штаб, – дополнил Валерка. – Здесь мы собираемся и решаем свои проблемы.

– А какие проблемы у вас могут быть? – заинтересовался Дима.

– Да мало ли какие, всякие, – ответил Мирон. – Например, мы обсуждаем планы противостояния украинским хлопцам из Мелового и противодействия украинским контрабандистам.

– Чего-о-о? – обомлел Дима. – Да разве это возможно?

– А ты что, думал, мы здесь мирно живём? – осклабился Мирон и вопросительно посмотрел на Валерку. Увидев утверждающий кивок, он продолжил: – У нас здесь самая настоящая война с «укропами» с той стороны, непримиримая и беспощадная.

– И как вы воюете? – округлил глаза Дима. – Они же за границей живут.

– Ты сам видел, какая у нас граница, – ухмыльнулся Валерка. – Она, конечно, охраняется, но и возможностей её перейти больше чем достаточно.

– Получается, вы можете спокойно перейти в Меловое, чтобы подраться с хлопцами? – с сомнением высказался Дима.

– Не только мы, но и они к нам иногда заглядывают, – вздохнул, отвечая, Мирон. – Вот поэтому мы и строим планы, как наказать зарвавшихся «укропов» и не попасться в руки ни нашим, ни украинским полицейским или пограничникам.

– И что, получается? – всё ещё «недоумевал» Дима.

– Получается, – улыбнулся Валерка и тут же уточнил: – Не всегда, конечно, но в большинстве случаев.

– То мы им наваляем, то они нам, – усмехнулся Мирон. – Хуже всего, если мы на сопредельной территории в лапы полицаев или погранцов украинских попадём. Тогда не избежать всяких разных межгосударственных разбирательств.

Слушая мальчиков, Дима задумчиво почесал подбородок.

– И когда в ближайшее время намечается драка?

Валерка и Мирон переглянулись.

– Сейчас у нас временное перемирие с «укропами», – ответил Валерка. – Большинство пацанов разъехались на каникулы.

– Но эту тишину придётся нарушить, – неожиданно заявил Мирон. – Вот подумываю собрать тех, кто остался в Чертково, и предложить срочную акцию.

– Эй, ты чего? – посмотрел на него Валерка. – Мы же никогда не нарушали перемирие. Так поступать, как ты предлагаешь, не по-пацански.

– Понимаю, но надо, – упёрся Мирон. – Но завтра, когда мы все соберёмся здесь, я собираюсь сказать, что «укропы» из Мелового считают себя вправе нарушать перемирие. И меня поддержат пацаны с МПСовской улицы.

– А что там? – насторожился Валерка. – Опять всё сначала?

– Вот завтра соберёмся, и всё узнаешь, – сердито огрызнулся Мирон. – Там нашим пацанам «укры» прохода не дают. Как наши из домов выходят, их хохлы камнями забрасывают и плюют на существующее перемирие.

– Постойте, пацаны, о чём вы? – не понимая, о чём речь, поинтересовался Дима. – Что такое МПСовская улица?

– Да есть тут у нас в Чертково улица такая, – с едва скрываемым раздражением ответил Валерка. – Эта часть посёлка, относящаяся к Украине, узенькая такая полоска. И находится она за железной дорогой.

– Всё, я, кажется, понял, о чём речь, – вспомнил Дима. – Твоя мама рассказывала моей, что территория там украинская, а дома российские. Туда даже неотложка проехать не может, надо через украинскую территорию проезжать.

– Да, наверное, – пожимая плечами, ответил Валерка и продолжил: – Люди, которые живут на той стороне железной дороги, могут попасть в основную часть Чертково или через железнодорожные пути, что запрещено, или топать по украинской территории, чтобы пройти через пограничные пункты пропуска.

– Ого? И как живут там российские люди? – в очередной раз удивился Дима.

– А вот так, – хмыкнул Мирон. – Неотложка к ним проехать не может, хоть помирать будут, и полицейские не придут, хоть убивать станут. Старикан там один скопытился, так хоронили его, четыре раза через границу туда-сюда переходя.

– Наши люди, там живущие, каждый день границу нарушают, переходя железку в Чертково и обратно, – хмуро подтвердил слова приятеля Валерка. – А что, им больше ничего не остаётся, как так поступать. Выходя из дома, эти люди сразу попадают на территорию Украины!

– Вот пацанов наших, чертковских, там живущих, «укропы» и забрасывают камнями, когда они выходят из дома, – вздохнул и сжал кулаки Мирон. – А с этим беспределом мириться нельзя, не жить же им безвылазно в своих квартирах, верно?

– Да-а-а, что-то делать надо, – согласился Валерка. – Завтра, на «совещании», я поддержу твоё предложение на акцию.

– И что делать собираетесь? – спросил Дима, которого глубоко тронуло бедственное положение пацанов с МПСовской улицы. – В обратную камнями отбиваться или…

– Я придумал кое-что, – сообщил в ответ Мирон. – Но скажу это всем завтра.

– Хорошо, пусть будет так, – согласился Валерка. – А теперь скажи, чего ты с матерью разлаялся и в штаб переехал?

Его вопрос застал Мирона врасплох. Не дожидаясь ответа, Валерка обратился с пояснениями к Диме:

– Хату Мирона пополам пересекает линия российско-украинской границы, – сказал он. – Но он считает себя россиянином и в своей хате живёт в комнате на российской стороне.

– А с чего мне себя украинцем считать? – скривив рот, ухмыльнулся Мирон язвительно. – Я даже в школу в Чертково ходил и все друзья у меня в Чертково.

– Тогда чего с матерью поругался? – не унимался Валерка.

– Квартирант наш новый достал меня, – заговорил Мирон. – Он так себя ведёт в нашей хате, будто не мы там хозяева, а он единолично.

– Тогда чего вы его взашей не выставите? – поморщился Дима. – Не нравится квартирант, значит, укажите ему на дверь?

– Сказать легко, а на что мы жить будем? – сузил глаза Мирон. – Если в Чертково работы не найти, то про Меловое и говорить нечего. А этот квартирант хорошо платит, вот мать с бабкой за него обеими руками и держатся.

– А кто он, квартирант ваш? – поинтересовался Валерка. – Откуда он появился в Меловом и почему попросился на квартиру именно к вам?

– Да кто его знает? – пожимая плечами, ответил Мирон. – Сам он ничего о себе не рассказывает, да и нам спрашивать как-то не в жилу. Живёт себе и живёт, гроши платит, вот и ладно.

Валерка как профессиональный следователь расспрашивал парня, пока тот не выдержал и запротестовал.

– Эй, чего ты до меня докопался? – спросил Мирон, начиная сердиться. – И не темни, а выражайся яснее, если конкретный ответ услышать хочешь.

– Не видел я тебя давно, вот вопросов и накопилось по самый верх, – смутился Валерка.

– Хорошо, – натянуто улыбнулся Мирон. – Теперь ответь на мои вопросы, а потом я снова на твои, идёт? Вот тогда наш мутный базар будем считать на равных. Или я не прав, пацаны?

12.

Кирилл Матвеевич Безбородько и Лука Григорьевич Борзенко встретились у моста как старые добрые приятели.

– Эгей, сколько же мы не виделись, Матвеевич? А ты всё такой же казак, будто время и не коснулось тебя.

– Да и ты не слишком-то состарился, хохол чубатый! – расплылся в широчайшей улыбке Кирилл Матвеевич. – Кажется, так называли мы тебя в Афгане?

– Именно так, Матвеевич! – хохотнул Борзенко. – Будто вчера это было.

– Тогда я капитаном был, а ты старлеем, – вспомнил Кирилл Матвеевич. – Но служили в одном, особом, отделе Советской армии!

– У-у-ух, как вспомню, так тоска берёт, – вздохнул Лука Григорьевич. – В одной большой и сильной стране жили не тужили. Скажи мне кто тогда, что Украина разойдётся с Россией, не только бы не поверил, но и морду бы тому расколошматил.

– Не думали, не гадали, а оно вон как получилось, – вздохнул и Кирилл Матвеевич. – За нас подумали, за нас решили, выпили в Беловежской пуще три старикана по соточке, а может быть, и не по одной и всё, российский и украинский народы перед фактом поставили, что не братья мы теперь, а всего лишь соседи.

– Э-э-эх, ладно соседями бы остались, но добрыми, – посетовал Лука Григорьевич. – А ведь чего из нас лепят, Матвеевич? Из кровных братьев смертельных врагов? Слушать тошно, чего по радио брешут дорвавшиеся до власти бандеровские выродки? А мы… Сидим, вздыхаем, но сделать ничего не можем. Будто всё, выдохлись настоящие сыны Украины, остались только пошлые продажные ублюдки.

– Ладно, ладно, ты потише, – беря его под руку, сказал Кирилл Матвеевич. – Ты только погляди вокруг, как на нас прохожие пялятся.

– Что ж, пойдём, прогуляемся, – ухмыльнулся Лука Григорьевич. – Нам, старым друзьям и сослуживцам-разведчикам, есть о чём поговорить.

Шагая плечом к плечу, они отошли от моста и снова остановились.

– А что, может быть, в кафе заглянем, дёрнем по соточке? – предложил Лука Григорьевич, указывая рукой на «забегаловку» у автостанции. – От выпитой рюмки и воспоминания другие, более яркие краски обретут?

– Нет, не спиртное распивать в кафешке я сюда пожаловал, а посёлком полюбоваться, – отказался Кирилл Матвеевич. – Я когда здесь был последний раз? Лет пять назад, если не больше. Последнее время посёлком вашим только издали, из-за железной дороги, любовался. Вот автостанция, например…

– А что автостанция? – не понял Лука Григорьевич. – Она как стояла тут у моста, так и стоит, никуда не делась.

– Автостанция вижу, стоит, только автобусов на ней я не вижу, – беря боевого друга за руку, продолжил движение Кирилл Матвеевич. – Да и базарчик с ней рядом уменьшился. Сидят торговки с унылыми лицами, а товар у них никто покупать не спешит.

– Сейчас покупатели у нас на вес золота, – вздохнул Лука Григорьевич. – А торговки… Они приходят сюда не продать что-то, а по привычке. Раньше из Чертково много покупателей приходили, и торговля шла бойко, а теперь россиян к нам не пускают, вот и… – он замолчал и выразительно развёл руками.

Несколько минут они шли молча, но пройдя пару десятков шагов, Борзенко повернул голову в сторону Безбородько и, прищурившись, спросил:

– Скажи, Матвеевич, а как ты меня нашёл? Как узнал, что я здесь, в Меловом?

– Нет ничего проще, Григорьевич, – глядя вперёд, ответил Кирилл Матвеевич. – Я всегда помнил, что в горах Афгана ты меня в гости к себе зазывал. Вот и решил узнать, действует ли сейчас твоё приглашение?

– Действует, не сомневайся, – кивнул Лука Григорьевич. – Давно это было, но своей актуальности моё предложение не утеряло.

– Да-а-а, это было давно, – посмотрел на него Кирилл Матвеевич, – но для меня будто вчера. С каждым годом время бежит всё быстрее и быстрее, старость приближается стремительно, но бывают ещё такие моменты, когда…

– Стоп, не гони! – остановился Борзенко и остановил Безбородько, развернув его лицом к себе. – Давай договоримся так, Матвеевич: ты не темни и выкладывай начистоту, с чем пожаловал. Только предупреждаю сразу, хоть я и ненавижу всей душой режим, воцарившийся в Украине, но против своей страны шпионить не буду!

Нахмурив лоб, Кирилл Матвеевич посмотрел в широко раскрытые, полные вопроса глаза старого друга.

– А почему ты решил, что я вербовать тебя явился, а не просто повидаться с сослуживцем? – спросил он. – Я пенсионер, ты тоже, и наша работа уже осталась в далёком прошлом.

– Да, я пенсионер и давно отошёл от служебных дел, но из ума ещё не выжил, – хмуря лоб, сказал Лука Григорьевич. – Разведчиков, как нам обоим известно, бывших не бывает. Если бы мы сейчас жили в одном государстве, то я бы поверил, что ты заглянул в Меловое, чтобы просто повидаться со мной. Но сейчас, когда мы проживаем в разных государствах, тем более враждующих друг с другом…

– Лука, я теперь не разведчик, а краевед, – улыбнувшись, поспешил развеять сомнения друга Кирилл Матвеевич. – А просьба у меня к тебе есть. Проведи меня по улицам посёлка и расскажи о них, сравнивая настоящее с прошлым.

– Ну, хорошо, если так, – немного смягчился Борзенко. – Только и ты ответь мне, откуда ты узнал, что я сейчас в Меловом, и номер моего телефона?

– Я, конечно, предполагал, что ты находишься не где-нибудь, а в Меловом, – хмыкнул Кирилл Матвеевич. – Вот и попросил хорошего знакомого уточнить, здесь ли ты, и установить номер телефона. И, как видишь, всё у меня получилось.

– Из всего следует, что твой знакомый – сотрудник российских спецслужб? – поморщился Лука Григорьевич.

– Да, это так, – не стал отпираться Кирилл Матвеевич. – Но он не просил подвергать тебя вербовке. Да и для чего ему нужен отставник, ушедший в отставку принудительно?!

– Та-а-ак, значит тебе и это известно? – сник Лука Григорьевич. – Получается, российские спецслужбы, в отличие от украинских, ещё не сбросили меня со счетов.

– Тебя сбросят со счетов, когда заколотят гвоздями крышку на твоём гробу, – «пошутил» Кирилл Матвеевич. – Украинские спецслужбы только создают видимость, что утеряли интерес к отставному пенсионеру, но сразу же заявят о себе, если вдруг возникнет такая необходимость.

– Ага, держи карман шире, – махнул рукой Борзенко. – Сейчас в СБУ американцы заправляют и насаждают свои методы работы. Ветераны советской разведки, вроде нас с тобой, ими откровенно игнорируются.

– Нет-нет, ты ошибаешься, – возразил Кирилл Матвеевич. – Американцы внимательно изучили методы советской разведки, подкорректировали их и теперь выдают за свои.

Постояв с минуту, друзья медленно двинулись вверх по улице.

– А меня вытурили с треском из СБУ за то, что я откровенно критиковал происшедшие в Украине перемены, – глядя себе под ноги, вдруг заговорил Лука Григорьевич. – Ко мне сначала прислушивались, затем, по чьей-то команде, все отвернулись. В конце концов, моя служба закончилась в городе Харькове, где мне выразительно указали на дверь.

– А пенсию? Пенсию тебе платят? – покосился на него Кирилл Матвеевич.

– Да так, слёзы одни, – вздохнул Лука Григорьевич. – Потому я оставил свою квартиру в Харькове сыну, а сам, вместе с женой, переехал сюда, в Меловое, в хату родителей. Сначала в ней, после смерти родителей сестра моя, Вероника проживала, а когда она умерла, я выкупил хату у её детей и поселился в ней теперь уже до конца своей жизни.

– Раз так, то в гости к тебе я сегодня напрошусь, – улыбнулся Кирилл Матвеевич. – Но сначала ты меня по улицам посёлка с ознакомительной экскурсией поводи…

***

Вернувшись в хату как всегда через окно, Корсак увидел в своей комнате Марысю и замер в изумлении. Мгновение спустя он встряхнулся от изумления, и его лицо сделалось пунцовым от охватившего его гнева.

– Эй, свинья жирная, как ты осмелилась войти в мою комнату без разрешения? – прохрипел он срывающимся голосом.

– Так я только прибраться зашла, Василий Поликарпович? – попятилась к двери, трясясь от страха, женщина.

– Как ты сюда вошла, жаба?! – с исказившимся от злобы лицом взревел Корсак. – Уходя, я закрыл дверь и окно на замки, а ключи с собой взял.

– Так у меня от двери запасные ключи есть, – сделав судорожное глотательное движение, прошептала Марыся. – Ещё вчера, с вечера, когда я приносила вам ужин, то обратила внимание, что в комнате уборка требуется. А сегодня, в ваше отсутствие, я решила немного прибраться, и…

– Я тебе сейчас приберусь, свинья! – дико вращая глазами, шагнул в её сторону Корсак. – Я сейчас из тебя котлету по-киевски вылеплю!

Ожидая ударов, женщина зажмурилась, сделала шаг назад, но, уперевшись спиной в закрытую дверь, остановилась.

Корсак в одно мгновение оказался перед ней, замахнулся для удара, и… Он резко опустил руку и вернулся к окну.

Едва живая от страха Марыся попыталась тихо открыть дверь и выскользнуть из комнаты, но была остановлена резким окриком Корсака.

– А ну, стоять, жаба! – рявкнул он, не оборачиваясь. – Наш разговор ещё не окончен!

Женщина задрожала, как осиновый лист, и вся сжалась. Корсак медленно обернулся и, не сводя с Марыси полного лютой злобы взгляда, присел на стул.

– Слушаю твои объяснения, тварь, – сказал он, складывая перед собой на столе руки. – Ты не должна заходить в мою комнату без разрешения, даже если я превратил её в сарай. Если у тебя отшибло память, я сам провожу здесь уборку!

Несчастная женщина кивнула, развела руками и виновато опустила голову.

– Скажи, ты рылась в моих вещах? – повысил голос Корсак.

– Н-нет, я только пыль вытирала, – поникла Марыся. – Я даже пальцем не касалась ваших вещей, Василий Поликарпович.

Корсак долго и пристально смотрел на изнемогающую под его тяжёлым взглядом женщину. Наконец, приняв какое-то решение, он скупо улыбнулся:

– Ладно, не сердись, Марыся. Я терпеть не могу, когда кто-то в моих вещах копается.

– Так я… – женщина снова судорожно глотнула и проглотила остаток фразы.

– На этот раз я тебя прощаю, и недоразумение между нами будем считать урегулированным, – скрепя сердце, процедил сквозь зубы Корсак. – Но если ещё раз войдёшь в мою комнату без разрешения, наказание будет суровым.

Марыся кивнула и взялась за ручку двери.

– Тогда я пойду? – пролепетала она неуверенно.

– Нет, подожди ещё, – остановил её Корсак. – Сначала скажи, как щенки себя ведут. Хлопот не доставляют?

– Никак нет, – насторожилась женщина. – Всё в комнате сидят, а нужду справлять под моим присмотром выходят.

– Так-так-так, это хорошо, – задумавшись, побарабанил пальцами по поверхности стола Корсак. – Бежать не пробовали?

– Чего? – удивилась Марыся. – Они заперты на замок в комнате сына, окно тоже заперто. На улице, прямо под окном, собака огромная. Так что…

– Завтра утром за ними машина приедет, – опуская руку в карман ветровки, сообщил Корсак. – Увезут с глаз долой, и забот у тебя поубавится.

Слушая его, женщина изменилась в лице и забеспокоилась.

– Да и не мешают они мне, – сказала она. – Сиротки обездоленные… А может, не надо их никуда везти? Я и дальше о них заботиться буду.

Корсак поднял на неё удивлённый взгляд.

– Эй-эй, чего ты, спятила? – сказал он, недовольно морщась. – Тебе что, своего обормота не хватает? Для чего ты себе ещё три рта привязать хочешь?

– Сердцем я к ним прикипела, к несчастным, – вздохнула Марыся. – Гляжу на них, а самой реветь хочется.

– Ну и дура, – ухмыльнулся Корсак. – Детей завтра увезём в киевский детдом, и это не обсуждается. А тебе я доплачу за заботу о них. И вот ещё, – он протянул ей баночку, которую извлёк из кармана ветровки. – Это снотворные капсулы. Вечером, когда ужином кормить щенят будешь, раствори их в компоте и дай им.

Женщина взяла у него баночку и повертела её в пальцах.

– А для чего им снотворное? – спросила она. – Детки и так хорошо спят, они же ещё маленькие.

– Пусть эту ночь спят ещё лучше! – сузил глаза Корсак. – Делай, что говорю, и не задавай лишних вопросов.

– Так это… – занервничала Марыся и неуклюже затопталась на месте.

– Ступай и делай, что говорю, – недобро глянул на неё Корсак. – Машина приедет, щенков спящих в неё уложат и тихо увезут. Если что-то не так к утру будет, ты об этом горько пожалеешь, так вот…

Как только, размазывая по щекам слёзы, женщина выбежала за дверь, у Корсака зазвонил телефон.

– Слушаю тебя?

Внимательно выслушав говорившего, он поморщился и спросил:

– А чего ты попёрся на Украину, Тихий? У тебя что, есть в этом необходимость?

Выслушав ответ, он снова поморщился и сказал:

– Хорошо, дай телефон погранцу. Только учти, твой легальный переход на территорию Украины должен быть обоснованным, а не каким-то пустым капризом.

Дождавшись, когда в наушнике прозвучал незнакомый голос, Корсак сказал:

– С тобой говорит полковник Корсун, Главное управление СБУ Украины. Тот человек, чей телефон ты держишь в руках, должен беспрепятственно перейти через мост из Чертково в Меловое. Заводи его на КПП, оформляй документы, и… Зовут его Безбородько Кирилл Матвеевич. Пока ты с ним копаешься, тебе позвонит Остап Панасович Копытко и подтвердит мои полномочия.

Закончив говорить, Корсак отключил телефон и тут же набрал другой номер. Дождавшись ответа, он сказал:

– Я тебя приветствую, Остап Панасович…

Выслушав взаимное приветствие, он продолжил:

– Сейчас, через мост из Чертково в Меловое переходит мой агент. И у него проблемы с твоими подчинёнными. «Сделай милость», Остап Панасович, лично позвони на КПП у железнодорожного моста и распорядись, чтобы Кирилла Матвеевича Безбородько пропустили беспрепятственно. – Он закрыл на мгновение глаза в раздумье и добавил: – Ещё приставь к моему человеку «ноги». Их обладатель должен быть опытным сотрудником. Пусть он издали понаблюдает за ним, а потом отчитается передо мной лично, в письменной форме.

13.

Вечером, после ужина, бабушка вместе с Валеркой ушли в дом, а Вера с детьми осталась во дворе.

– Сынок, а Валера что, у бабушки ночевать собирается? – поинтересовалась мама.

– Да, – ответил, зевая, Дима, – его папа в Ростов по служебным делам уехал, мама на ночное дежурство ушла, вот он и решил у бабушки переночевать. Ему одному дома скучно.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, почему вы ушли после завтрака и вернулись только к вечеру? – спросила мама, пытливо глядя Диме в глаза.

– Так мы с Валеркой гуляли по посёлку и не заметили, как время пролетело, – смутился и покраснел Дима.

– За то время, которое вы отсутствовали, посёлок Чертково можно было раз десять обойти, если не больше, – с упрёком высказалась мама и перевела взгляд на дочерей. – Ну? А вы чего уши развесили, сестрички-лисички? Собирайте со стола посуду и переносите её на кухню.

Она снова посмотрела на Диму.

– Расскажи мне маршрут вашей прогулки? – явно сердясь, сказала мама. – Бабушка мне сказала, что весь посёлок Чертково за один час не спеша обойти можно.

Дима стушевался. В голове сразу же всплыло обещание, данное Валерке «никому ни о чём не рассказывать», но и лгать маме он не мог.

– Да так, ходили туда-сюда по улицам посёлка, – нехотя заговорил Дима. – С некоторыми друзьями Валерка меня познакомил. А ещё он показал мне улицу Дружбы Народов.

– Мне твоя сегодняшняя прогулся не по душе, – хмуря брови, сказала мама. – Я могу понять Валеру, мальчик чересчур импульсивный и с трудом поддаётся воспитанию. Ну, а ты, сынок? Ты же курсант кадетского корпуса! Почему ты не убедил брата вернуться домой к обеденному столу, и… Я очень волновалась, сынок, очень…

Выслушав маму, Дима обиделся.

– Зачем ты мне всё это говоришь, мама? – поджав губы, спросил он. – Ты же прекрасно знаешь, что через два дня уедешь в Москву и будешь там учиться на курсах целый месяц. А я и сестрички останемся здесь, в Чертково.

– Да, так и будет, – нахмурилась мама, пытаясь понять, к чему клонит её сын. – Мы об этом говорили и не раз.

– Валерка хороший пацан, – продолжил Дима, – порядочный и честный. И мне интересно с ним общаться, если хочешь знать.

Слушая сына, Вера округлила глаза.

– Да? – сказала она. – А мне он таковым не показался. Да и бабушка говорила, что Валера сорви-голова.

– Да, он такой и не трус, – уважительно отозвался о двоюродном брате Дима. – Его все пацаны в посёлке уважают, даже те, кто возрастом старше.

– Ох-хо-хо-хо-хо, ты меня ещё больше пугаешь, Дима? – ужаснулась мама. – Я даже оставлять тебя боюсь в Чертково без присмотра на целый месяц.

– А нам скучно здесь, – посетовали подошедшие к столу сестрички. – Ничего нельзя, ничего не можно… Вечером носа со двора не высуни.

– А вы помолчите, девочки, – строго посмотрела на них Вера. – Скоро дочки тёти Аллы в Чертково приедут, и вам скучно не будет.

Она снова перевела взгляд на Диму:

– Ты должен пообещать мне, сынок, что за месяц, пока я буду находиться в Москве, ты будешь вести себя разумно.

– Разумно? Это как? – не понял Дима.

– Помогать бабушке по хозяйству, не гулять допоздна и… – она покосилась на дом и, понизив голос, закончила: – Главное, не попади под влияние сорванца Валеры и не ходи с ним туда, куда он тебя звать будет.

– Это как, мама? – удивился Дима. – Ты предлагаешь мне не отходить от бабушки и провести месяц, держась за её халат.

– Не смей так со мной разговаривать! – рассердилась мама. – Ты становишься невыносим. Вспомни, где учишься и где сейчас находишься. Или мне тебе напомнить? Ты этот месяц проведёшь в пограничной зоне! В Чертково ты можешь попасть в такую ситуацию, совершить такой поступок, за который тебя исключат из училища и тебе будет стыдно всю оставшуюся жизнь!

– Нет, такого недостойного поступка я не совершу, обещаю, – глядя маме в глаза, твёрдо пообещал Дима. – Я не сделаю ничего такого, за что ты и папа могли бы стыдиться меня, мама. И ещё…

На крыльцо выбежал Валерка, и он замолчал, чтобы их с мамой разговор не сделался «всеобщим» достоянием.

– Спим здесь, под навесом! – сказал мальчик, посмотрев на Диму. – Сейчас мы с тобой отставим стол в сторону, принесём из сарая большую железную кровать и… И всем спокойной ночи!

***

Кирилл Матвеевич Безбородько шёл в гости к Луке Григорьевичу Борзенко в превосходном настроении. Ни один страж порядка не попался им на глаза во время прогулки по поселковым улицам. Боевые товарищи обсуждали «дела минувшие», и эти воспоминания дарили не только радость, но навевали и лёгкую грусть.

Вечер наступил незаметно, и однополчане, довольные прогулкой, продолжая разговоры, добрались, наконец, до тихой окраинной улочки посёлка, на которой дома утопали в садах. Одна из хат, самая ухоженная, принадлежала Луке Григорьевичу.

– Ну вот, мы и пришли, – сказал Лука Григорьевич, пропуская во двор Безбородько. – Сейчас ты посмотришь, как я живу, может быть, и позавидуешь…

– Что-то в окнах света не видно? – сказал Кирилл Матвеевич, посмотрев на Борзенко.

– Фу, чёрт! – негодующе воскликнул Лука Григорьевич, ударив себя ладонью по лбу. – Заболтался с тобой, и начисто из головы вылетело, что электричество на нашей улочке уже третий день отсутствует.

– Да? А куда оно делось? – искренне удивился Кирилл Матвеевич.

– Провода со столбов срезали, – ответила ему вышедшая на крыльцо опрятная симпатичная женщина лет шестидесяти. Она посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой. – Чем ты думал, Лука, приглашая гостя домой, да ещё в вечернее время?

– Да вот, как увидел Матвеевича, этот прискорбный факт из моей головы внезапно выветрился, – вздохнул, пожимая плечами, Лука Григорьевич и тут же представил другу супругу: – Знакомься, Кирилл, это моя жена, Надежда Павловна, самая для меня красивая и преданная женщина на всём свете!

– А я именно такой вас и представлял, – приветственно улыбнувшись, протянул к женщине обе руки Кирилл Матвеевич. – Сегодня Лука особенно много мне о вас рассказывал, что я…

– Он как всегда приукрасил, – улыбнулась явно польщенная женщина. – А вот как и чем вас кормить, я даже и не знаю. Холодильник пуст из-за отсутствия электричества, да и горилки в хате нет, уж не взыщите, мужчины.

– Да это не беда! – хохотнул Лука Григорьевич. – Я сейчас в кафе сгоняю, оно тут рядышком. И без электросвета мы вполне обойдёмся. Как когда-то в Афгане, в палатке, при свечах посидим.

– Что ж пойдём, сходим в кафе, – засобирался Кирилл Матвеевич. – Мы долго гуляли с тобой по поселковым улицам, дружище и ни в одно питейное заведение так и не зашли.

– А что, идём, – улыбнулся Лука Григорьевич. – Только «заведения» в Меловом так себе, товар скудный. И ещё…

– Идите и возвращайтесь скорей, – поторопила его жена. – А то… Я недавно в ларёк за хлебом ходила, а когда вернулась, мне показалось, что в моё отсутствие в хате кто-то побывал.

– Чего-о-о? – уставился на неё Лука Григорьевич. – Как ты определила, что в наш дом было совершено проникновение чужих? Может быть, украли что?

– Вот я как раз и пыталась это понять, – вздохнула Надежда Павловна. – А тут вы явились…

– Ладно, продолжай начатое, а мы пошли, – коснувшись локтем руки Безбородько, сказал Лука Григорьевич. – Минут через тридцать вернёмся. – Он посмотрел на небо и добавил: – Ещё засветло.

Миновав перекрёсток, они свернули на соседнюю улицу и, пройдя по ней около ста метров, остановились у новенького шлагбаума, служащего проходом на территорию, обнесенную колючей проволокой. Шлагбаум был открыт, а за ним, на территории, виднелись несколько больших грузовых машин с затянутыми брезентными покрывалами кузовами.

– Это что, какая-то автобаза? – вкрадчиво поинтересовался Кирилл Матвеевич. – Видно, принадлежит она не бедным людям?

– Понятия не имею, что это за «база» такая, – нахмурился Лука Григорьевич. – Этот участок всегда был пустынной окраиной посёлка, а вот недавно его обнесли колючей проволокой и установили шлагбаум. До сегодняшнего дня я здесь никаких машин не видел, а сейчас вижу и не верю своим глазам. Они будто из воздуха материализовались.

– Верь не верь, а машины вот они, не призрачные, я их отлично вижу, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Так что, долго мы ещё будем на них таращиться? Может, пойдём? Мы обещали твоей супруге вернуться быстро.

– Сейчас, обожди, – изучая взглядом «базу», сказал Лука Григорьевич. – Тебе не интересно, а меня любопытство гложет. Может быть, как-то удастся узнать, что это за таинственное «предприятие»?

Не успели они отойти в сторону от шлагбаума и встать за кустами, как с территории вышли двое мужчин в камуфляжной форме с шевронами националистического батальона «Айдар». Оказавшись за шлагбаумом на улице, «айдаровцы» обернулись и, вскинув в националистическом приветствии руки, попрощались с оставшимся на территории базы мужчиной:

– Слава Украине!

– Героям Слава!

– Чёрт бы их побрал, этих нациков, – презрительно высказался Лука Григорьевич и потянул Безбородько за руку за собой.

– Что с тобой, дружище? – спросил Кирилл Матвеевич, ступая за ним. – Ты идёшь так быстро, что я едва успеваю за тобой.

– Чем дальше мы отойдём отсюда, тем целее будем, – огрызнулся Лука Григорьевич, ускоряя шаг. – Если нацики увидят нас вблизи своей «базы» и, не дай бог, в чём-то заподозрят, наше будущее закончится сегодня, в нашем «нежном» пожилом возрасте.

Они прошли ещё метров двести, перешли на другую сторону улицы и остановились у неприметного одноэтажного строения, над входом в которое висела большая вывеска с надписью «Кафе».

– Надо же, на украинской территории да на русском языке, да ещё крупными буквами! – усмехнулся Кирилл Матвеевич. – Когда мы гуляли с тобой, Лука, по посёлку, я обратил внимание, что надписи на магазинах, магазинчиках и прочих заведениях все на русском языке.

– А чего тут удивляться, Матвеевич? – вздохнул Борзенко. – Здесь, в Меловом, все говорят на русском и живут по русскому укладу и украинскую мову услышишь редко.

– Действительно, я даже не чувствую, что нахожусь на территории Украины, – согласился с ним Кирилл Матвеевич. – Даже в уме не укладывается, что я сейчас в «сопредельном» государстве, а не на российской стороне. Я не удивлюсь, что памятник Ленину здесь где-нибудь остался.

– Нет, памятника вождю пролетариата ты сейчас в Меловом не увидишь, – покачал головой Лука Григорьевич. – Пресловутый закон о декоммунизации плохо ли, хорошо ли, но и у нас исполняют.

– Ленина убрали, а на его месте что-то соорудили? – не удержался от едкого вопроса Кирилл Матвеевич. – Памятник «небесной сотне», например?

– И такого памятника пока в Меловом нет, – уловив в его словах лёгкую иронию, вовсе не обиделся Лука Григорьевич. – Наши люди всё больше к России тянутся и не воспринимают того, что на Майдане произошло. Но ветеранам АТО мемориал всё-таки будет. Где именно его установят, не знаю, но то, что он появится – факт неоспоримый.

– Что ж, я тебя услышал, – вздохнул Кирилл Матвеевич и указал рукой на вход в кафе. – Идём?

– Идём, – кивнул Лука Григорьевич и взглянул на часы. – В это время мы должны быть уже дома…

Помещение, в котором расположилось кафе, выглядело неуютным. Дверь обшарпанная и покосившаяся, как в сыром тёмном подвале. Из-под облупившейся на стенах штукатурки выглядывали почерневшие, скользкие от плесени балки. Пыльные окна закрывали застиранные мятые занавески. Три пустующих столика застелены грязными, засаленными скатертями.

– Полная антисанитария, – осматривая помещение, содрогнулся от омерзения Кирилл Матвеевич. – После всего, чего я сейчас здесь вижу, у меня кусок в рот не полезет.

– А мы это давно видим, и кусок в рот лезет, представь себе, – печально улыбнулся Лука Григорьевич. – Торговля в Меловом, так сказать, на мели. У людей мало денег, покупают только всё самое необходимое для выживания. Страдают все. У предпринимателей мизерные доходы. Налоги и прочие поборы позволяют им только сводить концы с концами, а не думать о ремонте своих торговых точек. Пройдись по всему посёлку и везде одно и то же.

Он подошёл к прилавку и купил у неопрятного вида барменши еду и выпивку. Хлеб, сало, сыр и колбасу он сложил в один большой пакет, а в другой, точно такой же, несколько бутылок горилки.

– Ну, всё, я упакован, – сказал он, посмотрев на пасмурное лицо Безбородько. – Мы можем возвращаться, Матвеевич?

– Пожалуй, пора, – брезгливо поморщился Кирилл Матвеевич, направляясь к выходу. – Ох, и трудно мне будет заставить себя есть купленную тобой пищу, но я постараюсь себя заставить, чтобы угодить тебе.

Не успели друзья выйти из кафе, как в дверь втиснулся могучего телосложения «нацик», который, освобождая себе проход к барной стойке, небрежным жестом отодвинул их в стороны огромными ручищами. Следом за ним вошли ещё несколько человек, которые тут же заняли все три столика и потребовали к себе официанта.

В это время из-за прилавка, покачиваясь на ногах, вышел пьяный мужчина, со всклоченными волосами и опухшим лицом.

– Ого-го, да тут «нациков» полна хата?! – едва ворочая языком, промычал он и оглянулся, ища глазами «барменшу». – Зи-и-ин? – позвал он её. – Гони прочь этих долбаных бандерлогов. В твоей тошниловке и без того грязи хватает!

Айдаровцы недоумённо переглянулись. Гигант, первым вошедший в кафе, встал из-за столика и дал такого пинка пьянчуге, что тот кубарем отлетел к двери.

– Так ему, Петро! – загоготали «нацики» и дружно зааплодировали. – Ещё вякнет, сломай ему хребет и вышвырни подыхать на улицу!

– Всё, уходим, – подтолкнув Кирилла Матвеевича к двери, прошептал Лука Григорьевич. – Эти уроды сейчас подопьют и могут на нас перекинуться. Если вовремя не унесём ноги, то обещаю, нам мало не покажется…

***

День прошёл незаметно. Лесь и девочки не разговаривали, плохое предчувствие терзало детей.

Открылась дверь, и в комнату с подносом в руках вошла Марыся. Поставив поднос на стол, женщина села на табурет и бессильно опустила на колени руки.

«И с ней что-то не так, – подумал, глядя на Марысю, Лесь. – Она что-то знает, но не может нам сказать, и это мучает её…»

Проголодавшиеся девочки встали с кровати, и подошли к подносу. Не удержавшись, они стали уплетать за обе щёки картофельное пюре и котлеты.

– Кушайте, кушайте, миленькие, – вздохнула Марыся, с умилением глядя на них. – А то не знай, когда поесть ещё придётся.

Уловив в обронённой женщиной фразе непонятную двусмысленность, Лесь подошёл к ней. Марыся тут же в неожиданном порыве обняла его и прижала к себе.

– Сегодня ночью уходить вам надо, – сказала она, шмыгнув носом. – Никак нельзя дожидаться утра, никак нельзя…

Девочки перестали есть и удивлённо посмотрели на Марысю, чутко уловив в её голосе тревогу.

– Вы нас прогоняете? – всхлипнула маленькая Ксюша.

– Ох, не думайте так плохо про меня, кралечки? – закрыла лицо ладонями женщина. – Не гоню я вас, упаси Господи, и в мыслях не держу такого. Я хочу жизни ваши спасти, деточки.

Лесь помрачнел. Он и мысли не допускал, что Марыся лжёт им.

– И всё же нас хотят убить? – спросил он дрогнувшим голосом. – Нас хотят…

Его голос сорвался, и он не смог продолжить фразу, словно цепкая, сильная рука схватила его за глотку.

– Ты что-то сказал? – встрепенулась женщина. – Повтори, я не расслышала.

– Мы готовы бежать хоть сейчас, но куда, не знаем, – строго, по-взрослому, сказал Лесь. – Мы никогда раньше не были в этом посёлке. И, попав сюда, мы безвылазно сидим запертыми в вашей хате.

– Я помогу вам уйти в Россию, – встрепенулась Марыся, поспешно вытирая слёзы. – А что будет с вами дальше, боюсь даже представить.

– С нами всё хорошо будет, – поморщился Лесь и решительно добавил. – Только укажите направление, куда идти, и выведите нас из хаты.

– Я выведу вас в Чертково, – женщина взволнованно приложила руки к груди, и в её слезящихся глазах обозначилась тревога. – Вот только куда же вы там пойдёте? Разве что к пограничникам?

– Мы сами решим, – ответил Лесь, и капельки пота выступили у него на лбу. – Только что с вами будет, когда утром Корсак узнает, что мы убежали?

– Ничего… Ничего он мне не сделает, – содрогнувшись от ужаса при упоминании о квартиранте, простонала Марыся. – И вас ловить в Чертково он не решится.

– К пограничникам нам нельзя, – категорически возразил Лесь. – Нас сразу в детдом упекут или, что хуже всего, обратно, на Украину вернут. А вот тогда Корсак доберётся до нас.

На лбу женщины собрались тонкие морщинки. Она напряжённо думала.

– Вам в Чертково тоже задерживаться нельзя, – сказала она после короткого раздумья. – У квартиранта моего всюду свои люди. Лучше бегите подальше от посёлка.

Женщина встала и показалась Лесю ещё толще и выше.

– Я вам денег немного дам и еды в узелочке, – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Больше ничем помочь не могу, а очень хочется…

Смахивая платочком с раскрасневшихся глаз слёзы, Марыся вышла из комнаты и заперла снаружи дверь на замок.

– О чём вы с ней говорили, Лесь? – поинтересовалась Ольга. – Я слушала, слушала и ничего не поняла.

– Вам ничего понимать не надо, – угрюмо огрызнулся Лесь. – Вы лучше доедайте, что принесла тётка Марыся, а ночью мы уходим из этого дома.

– Уходим? А зачем? – забеспокоилась девочки.

– Потом расскажу, – грозно, как рассерженный отец, посмотрел на них Лесь. – Раз говорю надо, значит надо. Ночью разбужу и… Если со мной идти не захотите, здесь оставлю, а сам уйду.

Отказавшись доедать ужин, расстроенные и напуганные девочки провели в слезах остаток вечера. Обнявшись, они зарылись с головой под одеяло и лежали под ним, будто отгородившись от всего враждебного мира.

В отличие от девочек, Лесь не терял время даром. С пасмурным видом он тщательно обдумывал все способы побега и возможности затеряться на время в Чертково.

«Как ни крути, а недельку надо где-то перекантоваться, – думал Лесь, наблюдая, как быстро темнеет за окном. – Переходя через мост в Меловое, я видел заброшенное предприятие за высоким забором. А ещё я видел элеватор. Кажется, он тоже уже не работает давно. И ещё, надо раздобыть где-то денег. Того, что нам сможет дать тётка Марыся, наверняка, будет очень мало и нам на них не прожить…»

Марыся пришла в комнату ровно в полночь с узелком в руках. Она вошла тихо, закрыла за собой дверь, и, включив свет, присела на табурет.

– Ну как, вы готовы? – спросила она, выговаривая слова бледными, трясущимися губами.

– Готовы, – ответил Лесь, глядя на её бледное лицо. – Говори, что и как. Я хочу точно знать, как будем действовать.

– У-у-ух, всё просто, – сказала Марыся, тяжело вздохнув и проведя по покрывшемуся испариной лицу ладонями. – Мы сейчас выходим из хаты во двор, и всё, вы уже на российской территории. А там выходите за ворота, и… Пошли вам Бог удачу, деточки.

– Что, это всё? – удивился Лесь.

– Это всё, – кивнула утвердительно женщина.

– А как же граница? – ещё больше удивился Лесь. – В каком месте нам переходить российскую границу?

– А зачем её переходить, здесь она, посреди хаты проходит, – натянуто улыбнулась Марыся. – Передняя часть моей хаты в России, а задняя в Украине.

– Вот это да? – изумился Лесь. – Это значит, что комната, в которой мы сейчас находимся, в России, а та комната, в которой проживает квартирант, в Украине?

– Да, так и есть, – кивнула женщина. – Сейчас я выведу вас за ворота, и вы в Чертково, деточки. А там…

– А если нас при выходе Корсак перехватит? – засомневался Лесь. – Внутри хаты ему ничего не стоит перейти российско-украинскую границу.

– Он сейчас спит, – тихо сказала Марыся. – Корсак дал мне несколько снотворных таблеток, чтобы я ими напоила вас. А я его ими же и накормила…

Выслушав её, мальчик на минуту задумался, а затем сказал:

– Зря ты так поступила. Лучше бы ты усыпила пса под нашим окном, а мы бы через него выбрались.

– Ох, правда, так и надо было поступить, – закусив губу, сникла женщина. – А я как-то об этом сразу не подумала, а теперь…

– Зато я подумал, как дальше тебе быть, – вздохнул Лесь. – Сейчас найди какой-нибудь железный острый штырь и принеси. Я им разворочу замок изнутри, чтобы можно было подумать, что не ты открыла нам дверь, а я взломал её. На том и стой, даже если Корсак бить тебя будет.

– Да где же его взять, штырь этот? – растерялась Марыся. – На улице ночь, а я…

– Лучше сходи и поищи, пока я девочек будить буду, – сказал строго Лесь. – Времени для бегства у нас ещё достаточно.

Когда женщина вышла из комнаты, он быстро разбудил девочек, велел им одеваться и ждать его. А сам, одержимый внезапно пришедшей ему в голову мыслью, выскользнул за дверь.

Лесь увидел Корсака сидящим в полумраке за столом. Едва дыша от охватившего страха, мальчик с трудом заставил себя приблизиться к столу и осмотреть уткнувшегося лицом в стопку бумаги мужчину.

Внимательно осмотрев стол, мальчик увидел тарелки с недоеденной пищей, стопку чистых листов бумаги, в которую уткнулся лицом спящий Корсак, и ноутбук с воткнутой в него сбоку флешкой. Крышка ноутбука была закрыта, а на ней лежал сотовый телефон.

«Всё это можно будет продать, если очень понадобятся деньги, – смекнул Лесь, глядя на технику. – А заодно я круто насолю этому бандюге, который собирался убить меня и девочек. А может быть, мне угрохать его самого? Момент самый подходящий… Если он подохнет, то и нас преследовать никто не будет?»

Мысль об убийстве, впервые пришедшая в голову мальчика, прочно, как острая заноза, засела в его сознании. Лесь даже растерялся от неутолимого желания немедленно убить негодяя.

Ещё раз осмотрев стол, он увидел за кусками нарезанного хлеба нож и взял его в руки. Наборная удобная рукоятка, обоюдоострое лезвие с канавками кровостока, усики… Видимо, умелец, изготовивший этот кинжал, знал толк в холодном оружии.

Лесь покосился на спящего Корсака, и его взгляд остановился на обнажённой шее, на том месте, в которое нужно нанести смертельный удар.

– Если взять чуть левее и вонзить нож, клинок беспрепятственно войдёт в тело, – прошептал он, вспомнив урок, который получил от одного паренька ещё в киевском приёмнике-распределителе, куда был водворён полицейскими после очередного побега из детдома. – Нож войдёт как по маслу, если точно ударить. Ещё чуток влево или вправо, сразу облом, а если сюда…

Взяв нож обеими руками, Лесь занёс его над головой и замер. В его голове не было ни сомнений, ни сожаления.

И в тот момент, когда он, набрав в лёгкие побольше воздуха готовился вонзить нож в Корсака, дверь открылась и в комнату заглянула Марыся. Увидев его, женщина вскрикнула и, вытаращив глаза, зажала рот ладонями.

Лесь опустил руки.

– Ты что, с ума сошёл? – сцепив в отчаянии пальцы, прошептала Марыся. – Ты только что чуть человека не убил?

– Не человека, а животное, – огрызнулся в сердцах Лесь. – Он готовился убить меня и девочек, так почему я его пощадить должен?

– Хотя бы потому, что ты не зверь, как он, а мальчик, – всхлипнула Марыся. – Его пусть Бог накажет, а ты… Ты не должен начинать свою жизнь с убийства. Ты же ещё ребёнок!

– Нет, я не ребёнок и давно уже, – вздохнул мальчик, засовывая за брючной пояс нож и беря стоявшую в углу большую сумку. – У меня не было детства. Я сразу взрослым стал, как родился.

– Ну-ну, выходи давай, – справившись со слезами, сказала Марыся. – Девочки уже собрались, и вам уходить пора.

– Сейчас, только кое-что сделаю, – поморщился Лесь, укладывая в сумку ноутбук и стопку исписанной бумаги.

– Господи, а это тебе зачем? – удивилась Марыся. – Разве тебя не учили, что брать чужое нехорошо?

– Учили, но недоучили, – буркнул Лесь, ощупывая карманы спящего Корсака. – А ещё я хорошо усвоил, что если сам о себе не позаботишься, то подохнешь с голода.

– Но-о-о… я дам вам денег? – занервничала женщина, с ужасом наблюдая, как мальчик освобождает карманы её квартиранта.

– Те деньги, которые ты собираешься нам дать, себе оставь, – сказал Лесь, бросая туго набитый бумажник в сумку. – Я уже знаю, как вы бедно живёте. – Нащупав под мышкой Корсака подплечную кобуру с пистолетом, он усмехнулся: – А теперь уходим, тётя Марыся. Давай выводи девочек, а я следом.

– А его ты не тронешь? – недоверчиво посмотрела на него женщина.

– Нет, пусть радуется, что ты спасла его от смерти, – расстегивая кобуру, сказал Лесь. – И не тронул я его потому, что о тебе подумал. Убей я его, и тебе тогда не жить, тётя Марыся. А теперь, когда нас проводишь, выпей снотворное и усни. Пусть те, кто приедет за нами утром, про твою помощь в нашем бегстве даже не подумают.

Женщина сокрушённо вздохнула, пожала плечами и вышла из комнаты.

Лесь тут же выхватил из кобуры Корсака пистолет, бросил его в сумку, открыл настежь окно и, набросив сумку на плечо, поспешил к выходу.

14.

Дима проснулся ещё до рассвета. Открыл глаза и в редеющем сумраке рассвета увидел плотный туман, заполнивший двор. Ворочаясь с боку на бок, мальчик не мог избавиться от чувства тревоги. Валерка крепко спал, разбросав руки и ноги по кровати.

Крик петуха в сарае отвлёк от мрачных мыслей Диму и лишил остатков сна. Затем загремела вёдрами бабушка, принимаясь за обычные утренние дела, и… Мальчик закрыл глаза и стал обдумывать планы на предстоящий день. Валерка собирался познакомить его с местными «чертковскими» пацанами.

…Второй раз Дима проснулся уже не сам. Его разбудил брат.

– Вставай, скоро завтрак, – сказал он. – Я сейчас домой сгоняю, сделаю кое-какие дела и приду после обеда.

– А чего, с нами завтракать не останешься? – спросил Дима, зевая.

– Давай, давай поднимайся, нам ещё кровать обратно в сарай перетащить надо и стол на место установить, – поморщился Валерка, и разговор был закончен.

После завтрака бабушка велела Диме и его сёстрам полоть в огороде грядки.

– Подсобите старушке, внучики? – сказала она просящее, и сладко улыбаясь. – Огород у меня вон какой большущий, а я старенькая и едва с ним управляюсь.

«Ага, осчастливила бабуся, – подумал Дима. – Себя старенькой считает, а такой огородище засаживает. Размерами как три наши дачи будет, если не больше…»

Сёстры тоже выглядели недовольными. Они перешёптывались, елозя на коленях у грядок помидоров, а их раскрасневшиеся личики казались мрачными и угрюмыми.

Выдёргивая траву из грядки лука, Дима укладывал её в ведро и ужасался, глядя на то, что предстояло сделать. Ему казалось, что пропалываемая грядка не уменьшается.

– Ничего-ничего, привыкайте к труду, деточки, – «злорадствовала», глядя на них, мама. – Это на дачу в Оренбурге вы отдыхать приезжали, а здесь… В посёлках и сёлах люди садами и огородами живут, вот и трудятся не покладая рук. У них даже пословица такая мудрая есть – зима спросит, чем летом занимались, трудились или бездельничали.

Сама мама тоже работала в огороде, ловко окучивая тяпкой кусты картофеля.

Дима молча полол «безразмерную» грядку и думал о ночном разговоре с Валеркой. Он сказал брату, что ему не понравился Мирон, а тот даже вспылил от возмущения.

– Нет, он не такой, каковым тебе кажется! – горячо шептал возмущённый Валерка. – Ты просто не знаешь Мирона, вот и треплешься. Да он мировой парень и вдохновитель всего нашего пацановского движения!

– Ого-го, как ты за него впрягаешься, – удивился Дима. – А мне он показался двуликим и фальшивым. Когда ты спросил у него, с кем он у забора разговаривал, так Мирон стушевался весь, покраснел, а глаза забегали, как у кота блудливого.

– Да он всегда такой! – с жаром повторился Валерка. – А ты бы видел его в драках с хлопцами меловскими? Так супротив него не устоит никто!

Он перевернулся с бока на спину и вздохнул:

– Сегодня вечером, когда я тебя с нашими пацанами знакомить буду, смотри за метлой, братан. Про Мирона при пацанах своего мнения не высказывай. Они тебя сразу на клочки раздербанят и не посмотрят, что ты брат мой.

– Хорошо, про Мирона я и словом не обмолвлюсь, – пообещал Дима. – Но своё мнение о нём я при себе оставлю.

«Инструктаж» брата, как правильно себя вести с «чертковскими пацанами», продолжался полчаса. Когда он замолчал, Дима спросил:

– Скажи, а вы всегда так враждовали?

– Да нет, не всегда, – вздохнул, отвечая, Валерка. – Мы же тогда одним скопом жили. Чертково и Меловое одним городом считались. Были и драчки, конечно, но не такие, как сейчас. Рассоримся, помахаемся, а потом и помиримся. У нас же как было: кто-то из Чертково в Меловом работал, кто-то наоборот. И учились мы так же: кто-то из Чертково в меловской школе и наоборот. Ну, а всё началось, когда страны наши разошлись и разделились. Теперь меловские для нас смертельные враги, да и мы для них тоже.

– И что, так и дальше жить собираетесь? – вздохнул Дима. – Нас в кадетке учили, что русские, украинцы, белорусы, несмотря на все разногласия, есть и остаются братьями-славянами. А здесь я вижу, что близким родством славянских народов даже и не пахнет?

– Так это не мы, а хохлы всю бодягу с «разводом» замутили, – прозвучал уныло голос брата. – Донбасс громят, Россию помоями полощат. Не знаю, как вы там у себя в Оренбурге, но мы здесь хлопцев-бандеровцев больше братьями не считаем.

Выслушав Валерку, Дима задумался над его словами. Подкравшийся сон быстро сморил его, но мальчик хорошо запомнил, что говорил ему брат.

Дополов грядку, Дима отвлёкся от размышлений, перешёл на другую. И в это время бабушка позвала всех к столу, от которого лёгкий ветерок подхватывал вкуснейшие ароматы, разнося их по двору…

***

Корсак открыл глаза лишь после третьей пощёчины, которую безжалостно нанёс ему мужчина в камуфлированной форме.

– Эй, «команданте», ты чего это дрыхнешь, сидя за столом? – спросил мужчина, левой рукой приглаживая пышные усы.

– Что?.. Это ты, Игнат? – бестолково уставился на него Корсак и перевёл взгляд на ухмыляющегося в дверном проёме другого мужчину с лысой головой: – И ты, Богдан, тоже здесь?

– Здесь мы оба, – сделавшись серьёзным, сказал усатый. – И Перебзяк Игнат, то бишь я, и Вислогузов Богдан, то есть он, – Перебзяк кивнул на лысого. – Мы вот прибыли ровно в восемь, как тобой было велено, а ты дрыхнешь и в ус не дуешь. Может, мы зря прикатили в такую рань, и ты поменял свою «стратегию»?

– С-стратегию? Какую? – медленно приходя в себя, поморщился Корсак. – О чём вы тут трепетесь?

– Как это о чём? – приближаясь к столу, язвительно осклабился Вислогузов. – А не ты ли приказал нам забрать в это время детей, вывезти их подальше от посёлка, свернуть им шеи и закопать?

– Мы ещё вчера вечером им одну большую и глубокую могилу вырыли, – присел на табуретку Перебзяк. – И что же получается? Мы зря всё это сделали? Приехали сегодня в назначенное тобой время, а детей в хате нет, и сам дрыхнешь без задних ног. Как всё это понимать прикажешь, кошевой?

– Ты, нажрался что ли вчерась горилки, Корсак? – противно улыбаясь, полюбопытствовал Вислогузов. – У тебя вид, будто ты уже в недельном запое?

– Э-э-эй, о чём ты мелешь, яйцеголовый? – рассердился Корсак и протёр кулаками глаза. – Я вообще не пью, если у тебя не отшибло память. – Он с задумчивым видом осмотрел стол и тут же вскочил, дико вращая глазами: – А ноутбук где? Куда вы дели мой компьютор, собаки?

Айдаровцы недоумённо переглянулись.

– Здесь всё как было, так и есть, – сказал Перебзяк, пожимая плечами.

– А вошли мы минут десять назад, – добавил Вислогузов.

– Чего вы мне лжёте?! – закричал окончательно вышедший из себя Корсак. С перекошенным от ярости лицом он потянулся рукой к кобуре, но, не обнаружив в ней пистолета, на мгновение растерялся.

Выдвинув ящик стола, он пошарил в нём рукой, но безуспешно. Корсак метнулся к стоявшему в углу сейфу, но тот оказался закрытым.

– Тащите ко мне сюда детей и эту жирную свинью Марыську! – процедил он сквозь зубы, исподлобья глядя на айдаровцев. – Вам не придётся сворачивать им шеи, я лично сам, в этой комнате, собственноручно удавлю их!

Айдаровцы снова переглянулись.

– Боюсь, что задавать вопросов в этой хате некому, – пожимая плечами, сообщил Перебзяк. – Марыська вместе со своей чокнутой старухой мамашей валяются в кухне на полу в полной отключке. Обе так храпят, что стёкла сотрясаются в рамах.

– Мальцов в комнате тоже нет, – как только замолчал Перебзяк, продолжил Вислогузов, вытирая платочком вспотевшую лысину. – Замок изнутри разворочен штырём, дверь распахнута настежь и в комнате никого. Можешь лично удостовериться, если нам не веришь.

Громко и смачно выругавшись, Корсак осмотрел всю хату, попутно переворачивая в бешеной злобе всё, что попадалось на глаза, вверх дном. В конце концов, он вернулся в свою комнату, сел за стол и в отчаянии обхватил голову руками.

– Я не знаю, как удалось сбежать этим детдомовским выродкам, но они прихватили с собой мой ноутбук и флешку с забитыми в них секретными документами, – сказал он глухо, не обращаясь к внимательно наблюдающим за ним айдаровцам. – Мало того, они сгребли со стола все черновики с моими секретными записями, умыкнули мой бумажник, набитый деньгами, унесли с собой мой пистолет, нож со стола, и… Мы должны срочно найти их и вернуть похищенное. Ну а их самих… Их всех троих к чёртовой матери живыми закопать в могилу, а землю над ней утрамбовать!

– А где же искать их? – поинтересовался Перебзяк. – На российской или на нашей территории?

Корсак обернулся и посмотрел на распахнутое настежь окно.

– Если это не хитроумная уловка с целью заставить меня думать, что щенки, похозяйничав у меня в комнате ушли из хаты через окно, значит их следует искать где-то здесь, – нервно облизав языком пересохшие губы, предположил он задумчиво. – А если они всё-таки ушли через дверь – в Чертково…

В течение минуты он ходил по комнате в глубоком раздумье. Затем, вернувшись за стол, хмуро посмотрел на озабоченные лица айдаровцев.

– Поступим так, – сказал он, массируя кончиками пальцев виски и страдая от головной боли: – Вы оба подключайте весь наш ресурс в Меловом и начинайте усиленные поиски сбежавших щенков. Я подключу к их поискам в Чертково своих «подопечных». А сейчас… Сейчас разбудите эту корову Марысю и волоките её ко мне. Я займусь ею, а вы сразу же принимайтесь за дело.

***

Валерка, как и обещал, пришёл за Димой после обеда.

– Ну, что, ты готов? – заговорческим шёпотом поинтересовался он.

– Я-то готов, но, думаю, мама с бабушкой меня сегодня не отпустят, – с грустным видом ответил ему брат. – Там огород как футбольное поле и много огромных грядок на нём. Мы пололи их полдня, и…

– Вы их за всё лето не прополете, – с кривой усмешкой заверил его Валерка. – После поливки трава прорастает снова, и это длится до бесконечности.

– И? Что делать? – приуныл Дима.

– Надо что-нибудь придумать, – озадачился Валерка и поскрёб пальцами затылок. – А ты отпросись у бабушки погулять, – предложил он. – Она добрая, она отпустит.

– Бабушка, может быть, и отпустит, а мама нет, – вздохнул Дима. – Если она скажет нет, то никакие уговоры не помогут.

– Тогда остаётся только тихонько уйти и всё, – внёс ещё одно неприемлемое предложение Валерка. – Тебе деваться некуда, как ни верти.

– Нет, в нашей семье так не принято, – наотрез отказался Дима. – У нас существует внутренний порядок, основанный на взаимном доверии.

У Валерки округлились глаза, и он покрутил у виска указательным пальцем.

– Теперь я понимаю, почему ты в кадетку ушёл учиться, – сказал он. – Чтобы не жить под одной крышей с родителями?

– Нет-нет, ты не так понял, – поспешил его разуверить Дима. – Просто я захотел вырасти настоящим мужчиной.

– Ладно, поговорим об этом позже, – поморщился Валерка. – Сейчас надо придумать повод, чтобы тебя освободили от огородных работ. Я вот что думаю…

Из огорода вышла Димина мама, и ребята замолчали.

– Чего опять замышляете, негодники? – спросила она строгим тоном. – Учти, сынок, участвовать в каких-то сомнительных приключениях я тебе не разрешаю.

– Да нет, что вы, тётя Вера? – тут же обратился к ней находчивый Валерка. – Я хочу Димка на конюшню сводить. Она здесь, недалеко, в посёлке. Мы немного покатаемся и вернёмся домой.

– Ты мне правду говоришь, Валера? – усомнилась мама.

– Конечно, тётя Вера! – тут же, не моргнув глазом, солгал Валерка. – А кони у деда Маркела закачаешься! А жеребята…

Мама посмотрела на грустное лицо Димы и сжалилась.

– Ладно, на конюшню я тебя отпускаю, – сказала она. – Но только не допоздна. Надеюсь, вы вернётесь засветло, мальчики?

– Обещаем, – то ли солгал, то ли сказал правду Валерка.

– Обещаю, – вынужденно поддержал его Дима.

Когда мальчики вышли со двора, он остановился и схватил двоюродного брата за руку.

– Ты вынудил меня солгать маме, – с упрёком сказал Дима. – А ты можешь себе представить, как я буду выглядеть перед ней, когда вернусь домой поздно?

– Не парься, идём, – ухмыльнулся Валерка. – И конюшня существует, и дед Маркел в ней верховодит. Но на конях кататься и жеребят смотреть мы в другой раз с тобой отправимся.

– А сейчас мы идём на мясокомбинат? – хмуря лоб, поинтересовался Дима.

– А куда же ещё, братан? – озорно подмигнул ему Валерка. – Сейчас с самый раз там наши пацаны собираются.

На этот раз Валерка повёл Диму на мясокомбинат другим путём. Они вошли на территорию через большие «центральные» железные ворота», и вдруг…

– Тихо! – насторожился Валерка и присел, прислушиваясь.

Дима присел рядом. От здания, в котором располагался штаб чертковских пацанов, доносились какие-то неясные звуки. Если Дима не понял причины их возникновения, то Валерка быстро догадался, в чём дело.

– Чёрт возьми, кажется, облава, – прошептал он. – Сегодня встреча с пацанами, похоже, отменяется, Димок. Сейчас берём ноги в руки и валим отсюда побыстрее и подальше.

Валерка ловко юркнул в густые заросли, и Диме ничего не оставалось, как последовать за ним.

***

Допив горилку, Кирилл Матвеевич перевернул рюмку донышком и поставил на стол.

– Всё, будя, – сказал он решительно. – Мы очень хорошо посидели ночью при свечах, Лука, и этого с избытком теперь хватит мне на целый год.

– Чего хватит, – усмехнулся Лука Григорьевич, ставя на стол опустошённую рюмку, – выпитого или воспоминаний, которыми мы с избытком делились с тобой всю ночь напролёт?

– И того, и другого, – вздохнул Кирилл Матвеевич, отправляя кусочек сала в рот. – Мы с тобой наговорились, как воды напились, Лука. А мне ещё возвращаться обратно предстоит, на российскую территорию.

– Ничего, я тебя легко через границу переведу, – заверил его Лука Григорьевич, снова потянувшись рукой к бутылке. – Здесь столько незримых троп, что не стоит утруждать себя для легального перехода границы.

– И ты гарантируешь мне полную безопасность? – сделал вид, что усомнился, Кирилл Матвеевич. – И почему я должен возвращаться в Россию нелегально, когда могу это сделать легально?

– Потому, что я не собираюсь тебя отпускать именно сейчас, не выспавшимся и не опохмелённым, – сказал Лука Григорьевич. – Разрешение в твоём кармане действительно до вечера, так что у нас ещё полно времени для «двусторонних межгосударственных переговоров».

– Нет, я пойду, – заупрямился Кирилл Матвеевич и помотал головой. – Ты прав, я очень хочу спать и совсем не хочу опохмеляться. Годы уже не те, Лука. Если раньше, когда мы были молоды, могли не спать сутками и пить горькую литрами. А сейчас…

– Нет-нет и нет, я не отпущу тебя, – в свою очередь заупрямился Лука Григорьевич. – Ты много лет шёл ко мне в гости и теперь так просто не отделаешься от моего гостеприимства!

Не обращая внимания на протесты гостя, он всё же наполнил рюмки горилкой и вдруг неожиданно поинтересовался:

– Скажи, а о чём мы с тобой говорили всю ночь напролёт, Кирюха? Если честно, я мало чего помню из нашего разговора.

– Да так, о пустяках, Лука, – поспешил успокоить друга Кирилл Матвеевич. – Всё больше воспоминаниями тешились.

– Только то? – не поверил ему Лука Григорьевич. – А «всё меньше»? Говорили же мы что-то, сегодняшнего дня касаемое, чёрт возьми?

– Да так, – вздохнул Кирилл Матвеевич, – обсуждали мимолётно, что ждёт наши «царства-государства» впереди.

– И какое своё мнение я тебе высказывал? – так и не выпив, поставил на стол рюмку Лука Григорьевич. – Хаял или расхваливал Украину свою ненаглядную?

– Нет, страну свою ты не хаял, а вот правительство костерил и в хвост и в гриву, – усмехнулся Кирилл Матвеевич и, подавшись вперёд, заговорческим тоном добавил: – Не заморачивайся, никаких военных тайн ты мне не выдал и никаких государственных секретов не раскрыл.

– А чего я сейчас могу выдать или раскрыть? – ухмыльнулся Лука Григорьевич. – В спецслужбе давно не работаю, да и не было там таких тайн, о которых бы российская разведка не ведала. А сейчас америкашки заправляют в СБУ безраздельно. Они, конечно, профессионалы, но… Жалкие пацанята супротив российских гигантов. Это я о ФСБ и разведке говорю.

– Ну-у-у… Давай не будем недооценивать, как говорит наш президент, «наших партнёров», – улыбнулся Кирилл Матвеевич. – Главного они добились, это я о расколе между нашими братскими народами. И образовавшаяся расщелина между нами всё растёт и ширится.

– Э-э-эх, – с явным сожалением рубанул рукой воздух Лука Григорьевич и схватился за рюмку.

– Нет, не отпущу я тебя сегодня, не взыщи, – сказал он, жуя кусочек хлеба. – О чём мы ночью с тобой говорили, я не помню, значит, есть смысл обговорить всё заново. Ты же не откажешь в моей просьбе ещё у меня погостить, Матвеевич?

– Не хочу отказать, но придётся, – вздохнул с полным сострадания лицом Кирилл Матвеевич. – Сейчас мы перепохмелимся «на другой бок», и завтра ты снова ничего не вспомнишь.

– Да я… – ударил себя кулаком в грудь и пьяно ухмыльнулся Лука Григорьевич. – Да я…

В кухню вошла его супруга. Увидев состояние мужа, она укоризненно покачала головой.

– Всё, вам хватит, – сказала она, забирая со стола бутылку. – Лучше ложитесь спать, а то…

В кармане у Кирилла Матвеевича зазвонил телефон, и женщина замолчала, глядя на совершенно трезвого после ночной попойки гостя.

– Кто это тебя вызванивает, Матвеевич? – вскинув брови, пробубнил Лука Григорьевич. – Кому это ты сейчас понадобился, дружище?

– Сейчас поглядим, – глянув на телефон и поднося его к уху, ответил Кирилл Матвеевич. – Алло, я слушаю?

– Ты сейчас где? – прозвучал в наушнике голос Корсака. – На украинской или на российской территории?

– Пока ещё в гостях у боевого товарища, – покосившись на сосредоточенное лицо Борзенко, ответил Кирилл Матвеевич.

– Мы должны срочно увидеться, – прозвучал требовательно голос Корсака. – Давай выходи, за тобой уже приехали.

– За мной? Приехали? Кто? – поспешил к окну Кирилл Матвеевич и сразу же увидел стоявший у ворот армейский уазик.

– Всё объясню при встрече, – поторопил его Корсак. – А сейчас живо прощайся с «однополчанином» и на выход. Только живее шевели копытами, Тихий, ты мне сейчас как воздух нужен.

15.

Открыв глаза, Лесь тут же вскочил с грязной лежанки и вспомнил всё.

Марыся вывела его и девочек за ворота и тут же закрыла калитку.

– Пошли скорее! – сказал он девочкам, набросил на плечо сумку с вещами Корсака и быстро пошагал по ночной улице.

– Ой, куда мы? – едва поспевая за ним, спросила Оля, крепко держа за руку бежавшую за ней Ксюшу.

– Подальше от этой хаты, вот куда, – огрызнулся недовольно Лесь. – Сейчас нам предстоит найти местечко для ночлега.

– Ты что, не знаешь, куда нам идти? – ужаснулась Ольга.

– Не знаю, – признался Лесь, сбавляя шаг и оборачиваясь. – Но ничего, сейчас лето, на улице тепло, можно переночевать где угодно.

– Не хочу где угодно, в хате хочу! – закапризничала Ксюша. – Я боюсь собак, лис и волков. Они…

– Мне тоже хочется поспать в постели, под одеялом, – буркнул Лесь. – Но у нас нет ни хаты, ни постели, ни одеяла. И надеяться нам не на кого. Мы должны теперь сами заботиться о себе, ясно?

– Ой, кто-то стоит впереди? – увидев стоявшие на перекрёстке улиц силуэты, испугалась Ольга. – Это грабители, Лесь?

Мальчик остановился. Девочки встали рядом с ним. Лампочки на столбах светили тускло, но то, что стоявшие впереди мужчины в военной форме, определить было возможно.

– Чёрт, вот вляпались! – в сердцах высказался Лесь. – И что теперь делать? Попробовать сойти с улицы и затаиться у какого-нибудь забора?

Кое-как подавив в себе страх и волнение, он решил идти вперёд, больше им ничего не оставалось. Обойти стоявших на перекрёстке военных было невозможно: они наверняка их заметили. Бежать тоже было бы неразумно, их быстро догонят.

– Не бойтесь, – обратился Лесь к едва живым от страха девочкам. – Разговаривать буду я, а вы молчите. Если будут задавать вам вопросы, начинайте громко реветь и прятаться за мою спину.

– Ого-го, кого я вижу? – воскликнул крупного телосложения военный с автоматом на груди. – Да это же детишки. Время уже за полночь, а они по улицам разгуливают?

Восклицание военного нагнало на Леся и девочек ещё больше страха. Мальчик даже почувствовал, как бешено заколотилось в груди сердце, а ноги сделались ватными.

– Мы идём к бабушке, – стал сбивчиво объяснять мальчик, тыкая пальцем за спины военных. – Маму «неотложка» увезла, а сестрёнки боятся оставаться одни в хате.

– В хате они оставаться боятся, а идти по ночным улицам нет? – удивился второй военный, приглаживая ладонью автомат, висевший у него на груди.

– Так мы это… – стушевался Лесь, но тут же нашёлся: – Так это, бабушка недалеко здесь живёт. Рукой подать, честное слово?

– Недалеко, это где? – задал вопрос третий военный с пистолетом на поясе.

– Да здесь, у железной дороги.

– Это на МПСовской? – уточнил «крупный» военный.

– Да, там, – тут же солгал Лесь.

– Ну, это не так уж и близко, – усмехнулся офицер. – Почти в Украине. Чтобы до МПСовской дойти, железную дорогу переходить надо.

– А что, нам не впервой, – начиная смелеть, хмыкнул Лесь. – Мы к бабушке часто в гости ходим.

– А под поезд попасть не боитесь? – спросил второй военный и тут же поправился: – Хотя… Хотя поезда мимо Чертково уже не ходят.

«Значит мы всё ещё в России, а не в Украине, – подумал и сразу же приободрился Лесь. – Надо что-то срочняком придумать, чтобы от погранцов отвязаться…»

– Сейчас подъедет машина, и увезём детей на заставу, – сказал офицер и потянулся к висевшей на груди рации. – Побудут до утра у нас, а завтра решим, что с ними делать…

– Нет, не надо нас на заставу, дяденьки? – воскликнул обескураженно Лесь. – Нас уже бабушка ждёт, мы позвонили ей, выходя из дома?

Его восклицание девочки восприняли как команду «реветь» и тут же пронзительно завизжали, размазывая по щекам слёзы.

– Офигеть, не встать! – громко выкрикнул пограничник крупного телосложения, зажал ладонями уши и, перекрикивая визг девочек, обратился к офицеру: – Павел Сергеевич, да пусть себе идут? Пока машина приедет, мы здесь трёкнемся и оглохнем!

– Шут с вами, идите к своей бабушке, – поморщился офицер и обратил внимание на сумку, висевшую на плече Леся. – Эй, а в сумке у тебя чего, парень? Вы случаем никого в посёлке не обокрали?

– Да нет, это моя сумка, – взволнованно возразил мальчик, едва слыша свой голос. – В ней мой ноутбук, сменная одежда для девочек и немного еды.

– А зачем вам еда, если к бабушке идёте? – насторожился офицер. – А ну-ка давай, показывай содержимое сумки, или я вас…

Девочки снова заревели так громко, что у пограничников заложило уши.

И в это время ожила рация, прикреплённая к груди офицера. Он отвлёкся, нажал кнопку, но из-за истеричного визга девочек не смог разобрать слов, прозвучавших из динамика.

– Я вас не понял, «Степняк», – сказал он, нажав на кнопку. – Тут у меня нештатная ситуация, и я…

– Тебе минута, чтобы справиться с ситуацией, и немедленно выдвигайтесь на исходную! – прозвучал из динамика искажённый мужской голос. – Там срочно требуется ваше вмешательство, так что поспешайте!

Офицер-пограничник сурово посмотрел на склонившегося над сумкой Леся и перевёл взгляд на всхлипывающих девочек.

– Ладно, шагайте к своей бабушке, сорванцы, – вздохнул он. – Но предупреждаю, если ещё раз нам ночью попадётесь, отвезём на заставу.

Лесь подхватил сумку, набросил её на плечо и, кивнув девочкам, поспешил по ночной улице в сторону железной дороги. Он пошёл наугад, ориентируясь на гудки маневрового тепловоза, работающего на железнодорожных путях.

Как только пограничники исчезли из виду, у детей будто путы свалились с ног.

– Бежим быстрее! – сказал он девочкам. – Если ещё кому-то на глаза попадёмся, нам больше не повезёт, как сейчас.

Они пошли по улице в сторону железной дороги, внимательно глядя по сторонам и запоминая, куда ещё можно свернуть, если придётся возвращаться обратно.

На железнодорожных путях прозвучал гудок маневрового тепловоза, и мальчик моментально отвлёкся от своих мыслей и метнулся к крохотному оконцу будки, в которой они нашли временный приют.

Через грязное, давно не мытое оконное стекло Лесь разглядел нескольких рабочих-путейцев. Они вяло брели между рельсов.

– Кто там, Лесь? – обеспокоенно поинтересовались девочки.

– Не бойтесь¸ мы в безопасности, – ответил он, оборачиваясь. – Сюда никто не придёт, это я точно знаю.

Он солгал, чтобы успокоить девочек, хотя сердце изнывало от плохого предчувствия.

– Давайте разворачивайте узелок, – сказал Лесь, отходя от оконца. – Перекусим тем, что нам Марыся положила, и будем думать, что делать дальше. А нам есть над чем подумать, однозначно…

***

Валерка исчез из виду так быстро, как будто растворился. Оставшись один, Дима вышел из зарослей, затем, минуя железный забор, вышел на улицу и пошагал по ней в сторону центра посёлка. Пройдя несколько шагов, он остановился.

«Нет, надо подождать Валерку, – подумал он. – Может быть, он сейчас объявится? Домой возвращаться без него не по пацански. Брат может подумать, что я бросил его в трудную минуту?»

Неожиданные события, происшедшие только что, казались Диме нереальными. «А если бы меня сейчас поймали пограничники или полицейские и отвели бы на заставу или в участок? – подумал он с содроганием. – Написали бы бумагу о моём «ненадлежащем поведении» в кадетку, а там…»

Он даже зажмурился, боясь представить, что с ним было бы в первый же день после каникул, когда его вывели бы из строя на всеобщем построении, и… Не исключено, что на том его учёба и закончилась бы.

Мимо прошёл полицейский с резиновой дубинкой в руке. «Страж порядка» смотрел в сторону забора мясокомбината и не заметил успевшего присесть в траву Диму. А сердце мальчика сначала сжалось от страха, а затем так заколотилось, будто он только что пробежал десятикилометровую дистанцию.

«Неужели эта облава была случайной? – подумал он, уткнувшись лицом в землю. – Трудно в это поверить. Может быть, её устроили не для того, чтобы переловить пацанов? Они же ничего плохого, насколько мне известно, пока ещё не сделали? И про то, что они собираются в своём штабе, наверное, известно уже давно не только полицейским и пограничникам, но и всему посёлку Чертково?»

Дима приподнял голову, полицейского с дубинкой уже рядом не было. Тогда он встал и пошёл по улице, подальше от забора мясокомбината и вскоре, сам не зная как, вышел на пограничную улицу Дружбы Народов.

Строго придерживаясь российской территории, он пошёл вниз, в сторону вокзала. Диме не хотелось рано возвращаться домой. Там мама начнёт задавать вопросы про конюшню и лошадей, а ему придётся лгать и изворачиваться, придумывая на ходу правдоподобные ответы.

Не зная, куда идти, он остановился напротив рынка, расположившегося у автостанции посёлка Меловое на украинской территории. Товара на стеллажах разложено было много, но торговки явно скучали, покупателей не было. На рынке не было видно ни полицейских, ни пограничников и слышались обрывки разговоров на русском языке.

К невидимой «разделительной линии» с российской стороны улицы подошла старушка и остановилась.

– Макеевна? – крикнула она, обращаясь к одной из торговок. – Подойди, Макеевна, я тебе заказ сделаю?

Хрупкая на вид, сгорбленная старушка мгновенно вскочила с ящика, на котором сидела, и шустро подбежала к «границе». Остановившись напротив, она всплеснула руками и улыбнулась беззубым ртом.

– Здравствуй, здравствуй, Маланья, – прошепелявила она. – Ты чего это здесь? Купить чего-то собралась?

– Иначе бы не пришла, – ответила Маланья. – Послезавтра юбилей у меня, восемьдесят лет. Гостей много будет, все сродственники съедутся. Вот и пришла я заказ тебе сделать, не откажешь?

– Да упаси Бог! – снова всплеснула руками Макеевна. – Всё продам, чего только пожелаешь! – Она махнула рукой в сторону рынка. – Ты только глянь, всего на прилавках хоть завались, а покупателей нема! Как вам, россиянам, к нам, в Меловой, путь закрыли, так всей торговле хана пришла!

– Жалко, жалко, и нам всем жаль, – вздохнула Маланья. – У вас ведь всё намного дешевле, чем у нас, и продукты все домашние. А ты вот слушай, чего мне надобно, и запоминай или записывай. А мне нынче много надо, Макеевна?

Дима с интересом наблюдал за старушками и удивлялся. Вот они стоят друг перед другом, оживлённо разговаривают, торгуются, но «разделительную полосу» между ними как будто видят и не пересекают.

– Принесёшь всё туда, сама знаешь куда, – сделав заказ, сказала Маланья.

– Это туда, к забору что ль? – на всякий случай переспросила Макеевна.

– Туда, куда же ещё, – кивнула Маланья. – Там, через прореху, ты мне сумку с продуктами отдашь, а я тебе деньги. И ещё…

Старушки продолжили свой разговор «через границу», а Дима… Он вздрогнул, неожиданно почувствовав чью-то руку на своём плече, и резко обернулся.

Увидев Мирона, он облегчённо вздохнул.

– Эй, а ты чего здесь околачиваешься? – поинтересовался тот доверительно.

– Да так, – пожимая плечами, ответил неопределённо Дима. – Делать нечего, вот и гуляю.

– А Валерка где? – покрутив головой, спросил Мирон. – Что-то я его не вижу? Он где-то рядом?

– Нет, сегодня я без брата, – морща лоб, ответил Дима.

– А чего так? – ухмыльнулся Мирон. – Вы вроде бы сегодня в штаб прийти собирались?

– Собирались, – вздохнул Дима, – да вот не получилось.

Мирон широко улыбнулся и покачал головой.

– Вот и хорошо, что не получилось, – сказал он. – Там погранцы сегодня облаву на контрабандистов провели. Заодно и наши пацаны под раздачу попали. Не все, правда, большинство ушли.

Дима слушал паренька, и ему казалось, что Мирон скорее злорадствует, чем сочувствует тем, кто попался.

– А ты где был? – с трудом скрывая неприязнь, спросил Дима. – Вижу, сам не попался погранцам в лапы?

– Был я там, но вовремя свинтил, – самодовольно высказался Мирон. – Я же житель двух государств, тебе Валерка об этом не рассказывал?

– Рассказывал при тебе, когда мы встречались в «штабе», – ответил Дима. – Твоя хата одной половиной стоит в России, а другой – в Украине.

– Именно так, – осклабился Мирон. – И погранцы, как российские, так и украинские, «статус» мой знают. А когда облава на комбинате началась, все пацаны кто куда сквозанули. У каждого из нас имеется в запасе путь к отступлению.

– А твой какой? – невольно заинтересовался Дима.

– А мой «путь» – это успеть нырнуть в прореху под забором, и я в Украине! – рассмеялся довольный собой Мирон. – А затем я прогулялся по Меловому, спокойно перешёл через мост и вот – снова в России!

– Да-а-а, ловко у тебя выкручиваться получается, – с кислой миной сказал Дима. – А что будет с теми, кому «не повезло?

– Ничего особенного, дело привычное, – хмыкнул Мирон. – Отвезут в полицейский участок или на заставу, там прочистят мозги и вечером, часиков в девять, отпустят на все четыре стороны. – Он покрутил головой и добавил: – Те, кто «уцелел», сейчас все сюда прикондыляют. Правило у нас такое: после облавы все, кто смылся от правоохранителей, здесь собираются. Отойдём в сторону, причину «прокола» обсудим, назначим новую встречу и разойдёмся по домам и хатам.

Он оказался прав. Две-три минуты спустя на площадь, где начиналась улица Дружбы Народов, стали стекаться чертковские мальчишки.

– Ну? Что я тебе говорил? – самодовольно усмехнулся Мирон, расправляя грудь и косясь на Диму. – А вон и Валерка, брателло твой, чешет. Сейчас обниметесь и расцелуетесь, как англичане с русскими когда-то давно при встрече на Эльбе!

Увидев Диму, Валерка тут же подбежал к нему и едва не набросился с кулаками.

– Ну? Чего отстал? – выкрикнул он упрёк. – Я тебя там обыскался, все заросли облазил и едва к погранцам не попал.

– Ты слишком быстро слинял, братишка, – хмуря лоб, отреагировал Дима на незаслуженный упрёк брата. – Я не успел и глазом моргнуть, как ты будто в воздухе растаял.

– А ты… – сжал кулаки Валерка. – А ты…

– Всё, ша, меня слушайте! – остановил назревающую стычку между братьями Мирон и обвёл присутствующих долгим взглядом. – Это касается всех! Сейчас делаем перекличку, выявляем отсутствующих, и…

Он посмотрел в сторону, и его лицо вдруг изменилось до неузнаваемости. Глаза Мирона сузились, кулаки сжались, а рот искривила злобная гримаса.

– Ни фига себе?! – прорычал он, глядя на другую, украинскую, сторону улицы. – Нет, вы только поглядите, пацаны? Сам Петро Батейко на «Бродвее» международном объявился?

– Ну вот, сейчас начнётся, – позабыв про обиду, прошептал Валерка, становясь с Димой рядом. – Мирон и «кошевой» меловских на дух друг друга не переносят. Во всех драках, которые случаются между нами, они всегда только между собой дерутся.

– Но как они здесь драться будут? – спросил Дима, во все глаза глядя, как противники идут навстречу друг другу. – Здесь же граница. И их могут ожидать крупные неприятности.

– Они как увидят друг друга, так сразу обо всём забывают, – ответил Валерка. – Если только перебранкой дело обойдётся, то будет хорошо. Но я сомневаюсь, что всё так просто обойдётся…

Петро и Мирон остановились друг перед другом у невидимой «разделительной полосы» и замерли в бойцовских позах.

– Эй ты, крендель, специально выперся именно сейчас, чтобы разозлить меня? – выкрикнул Мирон, меряя противника презрительным взглядом.

– Хавальник закрой, осёл комнатный? – огрызнулся Петро. – Не суй свой нос в чужой понос. А сюда я пришёл не на тебя таращиться, а прогуляться по своей, родной, украинской улице…

Дело принимало крутой оборот. Фразы, выкрикиваемые противниками, становились всё острее, и зашептавшиеся пацаны сделали единодушный вывод, что драки не избежать. Противники пепелили друг друга взглядами, а выкрикиваемые ими фразы всё более утяжелялись отборнейшим матом и тирадами угроз.

«Да они похожи как братья? – подумал Дима в ожидании схватки, разглядывая противников. – Одинаковый рост, одинаковая стрижка на голове, и… Даже их разгневанные лица сейчас выглядят одинаково?»

Он не заметил, кто первым нанёс удар, но драка завязалась нешуточная. Противники сначала колошматили друг друга кулаками, затем в ход пошли ноги. Парни лупили друг друга ловко и умело, как заправские мастера боёв без правил, встретившиеся на ринге. Равные по силе, они не уступали друг другу. Рубашки без пуговиц, волосы взъерошены, носы и губы разбиты, но… Даже в драке они не переступали пограничной линии.

– Эй, пацаны, давайте их растащим? – предложил Дима, видя, что к месту схватки с обеих сторон улицы стекаются зеваки, пограничники и полицейские. – Растащим в стороны и уйдём, или…

– Цыц, прикуси язык, – не дав ему договорить, ткнул локтем в бок Валерка. – Мы разнимаем только своих, а с «хохликами» бьёмся до последнего.

– Но их ведь сейчас заберут и арестуют? – воскликнул обескураженно Дима. – Да они…

– Всё, умолкни, – снова ткнул его локтем в бок Валерка. – Стой и не вмешивайся, понял? Драки уже не остановить, будем смотреть, чем всё закончится.

Но дерущиеся, видимо, и не мыслили заканчивать свой бой без победы. Они уже валялись посреди улицы на «разделительной полосе», продолжая наносить друг другу удары. При этом каждый из них пытался затащить другого на свою территорию, что, наверное, могло означать полную и безоговорочную победу.

Дима снова не заметил, как это получилось, но Петро, изловчившись, перекинул Мирона через себя, и они оба оказались в руках украинских полицейских, которые тут же скрутили обоих, надев на руки «браслеты».

Мальчишки, наблюдавшие за дракой, мгновенно возмутились. В адрес украинских полицейских полетели резкие фразы, но они, как бы подзадоривая возмущённых подростков, на глазах множества людей с обеих сторон улицы, демонстративно сняли наручники с рук Петра и стали пожимать ему руку.

– Вот козлы! – возмущённо бубнил Валерка. – Мирон победил бы вчистую этого доходягу! А хохлы пожимают ему руки, будто бы победителю…

Запал, пробудившийся в нём во время схватки, пошёл на убыль, и Дима с сожалением наблюдал за Мироном, которого вели куда-то украинские полицейские, но… На этом всё не закончилось.

Уже у обочины улицы парень неожиданно вырвался из рук стражей порядка, проделал великолепный кувырок, перевернувшись назад в воздухе и оказавшись на ногах, стремглав бросился бежать в обратном направлении, через улицу. Не успели зеваки с обеих сторон опомниться, как он пересёк пограничную линию и оказался на российской территории.

– Всё, кайла, умылись «укропы»! – восхищённо воскликнул Валерка и бросился к окружённому пацанами герою, но… На этот раз уже российские полицейские сняли с его запястий наручники и стали пожимать руки счастливо улыбающемуся разбитыми, окровавленными губами триумфатору.

– Ну, всё, потеха закончилась, – потянул Диму за руку Валерка. – Валим домой скорее, а Мирона с победой позже поздравим. Ты лицо его видел? Как сковорода плоское, и ему сейчас не до нас.

– Да, идём, – поспешил за братом Дима. – Только чего я буду дома маме рассказывать, если она вдруг спросит про конюшню и лошадей?

– Что будешь говорить маме, я научу тебя по дороге, – успокоил его находчивый Валерка. – Ты только хорошо запоминай, что я говорить тебе буду…

16.

Подполковник ФСБ Виталий Валентинович Сапожников выглядел утомленным. Он сидел за столом и слушал Кирилла Матвеевича, задумчиво рисуя на листе бумаги карикатуры. Когда Безбородько замолчал, он посмотрел на него исподлобья:

– Это всё?

– А разве этого мало? – удивился Кирилл Матвеевич.

– Нет, не мало, но какого-то толка от твоей бесшабашной «вылазки» в Меловое я не уловил? – вздохнул Сапожников.

– Значит, ты или ослеп, или оглох, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – А я вот не считаю свою «прогулку» в Меловое бестолковой и бесполезной. Я навестил старого сослуживца. Было дело мы с ним и «крым, и рым» прошли, а сейчас… Боевой офицер, отличный оперативник, пребывает в незаслуженном забвении.

– Что ж, давай вдвоём погорюем о твоём несчастном друге, – разведя руки, съязвил Сапожников. – От этого ему станет легче, скажи?

– Можно обойтись и без подковырок, – помрачнел Кирилл Матвеевич. – Надо подумать, как привлечь его к работе, а не отмахиваться от, гм-м-м… От источника, которому цены нет!

– От источника? – улыбнулся Сапожников. – Да ты же только что мне рассказывал, что он, ещё перед попойкой, предупредил тебя, что сотрудничать против интересов своей страны не будет?

– Против страны да, не будет, – кивнул утвердительно Кирилл Матвеевитч. – А вот против власти… Против пришедшей на крови к власти хунты он сотрудничать согласится.

Слушая его, Сапожников округлил глаза.

– А как это может быть? – спросил он. – Как можно умудриться работать против власти, не затрагивая интересов страны, которую эта самая власть представляет?

– А вот над этим, как отделить зёрна от плевел, нам надо подумать, – покачал головой Кирилл Матвеевич. – Во время разговора с Лукой я однозначно понял, что если он согласится помогать нам хоть против кого, хоть против чёрта рогатого, мы от этого только выиграем. Вся твоя агентура в Меловом, Виталий Валентинович, детский сад против его одного.

– Хорошо, убедил, – согласился Сапожников. – Я готов пользоваться его услугами, но… Ты же знаешь, что я должен буду взять от него подписку о сотрудничестве и оформить его официально как агента, как сексота.

– Нет, так не пойдёт, – тут же возразил Кирилл Матвеевич. – С ним нам придётся работать «неофициально», на доверии. Он будет с нами сотрудничать, вот увидишь, но только в порядке помощи в борьбе против засилья во власти олигархов и националистов.

– Тогда поступим так, – поморщился Сапожников. – Ты с ним завязался, вот и работай. Вот только… – он улыбнулся и пожал плечами: – А почему ты свою встречу с Лукой так беспардонно «проафишировал» Корсаку?

– А чтобы привлечь его внимание, – не моргнув глазом, ответил Кирилл Матвеевич. – Как только я позвонил Корсаку и попросил помощь в переходе через мост границы, как он тут же, вместе с «оказанной помощью», приставил за мной «ноги», а хату Луки напичкали подслушивающей и снимающей аппаратурой.

– Вижу, ты пошёл на этот шаг сознательно, но зачем? – удивился Сапожников.

– Долго объяснять, – ответил задумчиво Кирилл Матвеевич. – Начну с того, что я вдруг вспомнил, что в Меловом может проживать мой «фронтовой» товарищ Лука Борзенко.

– И потому ты попросил меня установить, проживает ли он в Меловом или нет и установить номер его телефона, если он там проживает? – вспомнил Сапожников.

– Так и есть, – кивнул утвердительно Кирилл Матвеевич. – А когда было установлено, что в Меловом он проживает, и у меня появился номер его телефона, я решил просто с ним встретиться.

– А когда в голове твоей созрела мысль привлечь Борзенко к сотрудничеству? – заинтересовался Сапожников.

– Когда мы с ним гуляли по улицам посёлка и он горячо бранил украинскую власть, ведущую к разорению страну и обнищанию народа, – вздохнув, сказал Кирилл Матвеевич.

– И тогда ты решил… – Сапожников прервал себя на полуслове и выразительно глянул на собеседника.

– Нет, в тот момент я ещё ничего не решил, – пожимая плечами, сказал Кирилл Матвеевич. – Но такая мыслишка теплилась где-то на задворках сознания.

– И ты вернулся к ней во время попойки в хате Луки? – предположил Сапожников.

– О-о-ох, – вспомнив тот «памятный» вечер, вздохнув, поморщился Кирилл Матвеевич. – Я давно не пил так много, сколько с Лукой выпить пришлось. И всё же он выпил больше и на утро мало что помнил.

– Но-о-о… судя по твоему рассказу, он не сказал тебе ничего интересного? – напрягся Сапожников. – Или ты что-то от меня скрываешь, Матвеевич?

– Истинный Бог, ничего! – трижды перекрестился Безбородько. – Лука Григорьевич разведчик старой закалки. Даже в стельку пьяный, он может держать под контролем свой язык. Так и получилось, он говорил много, буквально не закрывал рот, но ни разу не вякнул того, что мне хотелось бы от него услышать.

– А как ты определил, что в хате Луки установлены спецустройства? – хмуря лоб, поинтересовался Сапожников. – Если вы с Лукой целый день бродили по улицам посёлка, то его супруга всё это время находилась дома?

– Всё, да не всё, – хмуря лоб, ответил Кирилл Матвеевич. – В то время, как ты выразился мы «бродили» по посёлку, дражайшей супруге Луки позвонили из почты и предложили срочно зайти и якобы получить ценную бандероль. Она пришла на почту, но никакой бандероли там не оказалось. Работники почты хоть на Библии готовы были поклясться, что ей никто не звонил. Отсутствовала она дома более получаса, а этого времени для хороших спецов для установки аппаратуры более чем достаточно.

– Этого времени хорошим спецам хватило бы установить в хате не просто прослушку, а целую телестудию со всеми прибамбасами, – уточнил Сапожников.

– Разговаривая с Лукой, я чувствовал себя, как ёрш на сковороде, – продолжил Кирилл Матвеевич. – И я специально отводил хмелеющего Борзенко от обсуждения острых тем. Мы всю ночь довольствовались лишь воспоминаниями «о былом».

– А «острые темы» вы успели обсудить во время прогулки по посёлку? – усмехнулся Сапожников.

– И ещё тогда, когда ходили в местное кафе за горилкой, – уточнил Кирилл Матвеевич. – Вот именно тогда я сделал вывод, что Лука очень недоволен правящей в Украине хунтой.

– Это в тот момент, когда вы проходили мимо «новоявленной» базы «ремонтников дорог», обнесённой колючей проволокой? – насторожился Сапожников.

– Хороши ремонтнички, – с сарказмом буркнул Кирилл Матвеевич. – Это не участок «дорожников», как тебе донесли осведомители, а нечто другое. Обнесённый колючей проволокой значительных размеров участок на окраине посёлка, со шлагбаумом и хорошо охраняемый вооружёнными до зубов айдаровцами, трудно назвать «мирным объектом».

– Гм-м-м… Неужели украинцы готовят нам какую-то масштабную провокацию здесь под боком? – задумался Сапожников.

– Именно масштабную, – сузив глаза, подчеркнул Кирилл Матвеевич. – До боевых действий, смею предположить, дело не дойдёт. Но готовится что-то такое, весомое, что должно всколыхнуть всю мировую общественность.

– Вот почему американский разведчик «сэр» Карл Брониславович, он же Корсун Василий Поликарпович, он же Корсак, плотно засел в Меловом и свил себе «гнёздышко» в хате, через которую проходит государственная граница, – задумался Сапожников.

– А что, отдать должное этому янки, идея потрясающая, – одобрил Кирилл Матвеевич. – Удобная во всех отношениях. Государственная граница делит хату пополам. Передняя часть в России, а задняя в Украине. Так вот, он занимает комнату на «украинской половине» хаты. Даже входит в неё и выходит через окно.

– Резонно, очень мудрое решение, – согласился Сапожников. – Взять мы его не можем, так как он на территории Украины, а он, чтобы заглянуть в Чертково, может всего лишь выйти из хаты во двор. Очень удобно и безопасно.

– Жизнь уже показала, что нам приходится иметь дело не с простофилей из СБУ, а с матёрым заокеанским разведчиком, – поддакнул Кирилл Матвеевич. – И это всегда надо учитывать наперёд, чтобы достойно и плодотворно противостоять ему.

Сапожников вышел из-за стола и в глубокой задумчивости прошёлся по кабинету.

– Кстати, а какие вопросы задавал тебе Корсак, когда «вытащил» из хаты Борзенко? – неожиданно поинтересовался он, останавливаясь перед Безбородько.

Кирилл Матвеевич пожал плечами и сказал:

– У тебя что, с памятью плохо, Виталий Валентинович? Я же только что передал тебе весь наш разговор слово в слово?

– Весь разговор в данный момент меня не интересует, – поморщился Сапожников. – А вот некоторые детали, пожалуй, – он покачал головой и улыбнулся: – А тебе что, слабо пересказать мне вашу «беседу» с Корсаком с самого начала?

– Слушай, не надо ловить меня на «слабо», – поморщился Кирилл Матвеевич. – Ну-у-у, если хочешь выслушать всё сначала, то… Надо так надо.

С минуту подумав, он заговорил, погружаясь в воспоминания:

– За всё время нашей, скажем так, беседы Корсак был недоволен и сердит. Видимо, неудавшийся прострел с прослушкой разочаровал этого заокеанского мерзавца. Вот он и пытался вытянуть из меня цель моего визита к Борзенко уже путём прямого давления. Моё объяснение, что я всего лишь навестил бывшего сослуживца, его не устраивало ни по каким параметрам. Но я стойко стоял на своём, и моё упорство ещё больше «расстраивало» Корсака. Так ничего и не добившись, он пожелал мне всего хорошего и выставил за дверь.

– И что, он не предлагал тебе упрочить связи с Борзенко? – спросил Сапожников, возвращаясь за стол.

– Не поверишь, но нет, – покачал головой Кирилл Матвеевич.

– И не давал никаких других, дополнительных заданий?

– Нет. Я по-прежнему должен осесть надолго в Чертково и быть готовым ко всему.

– О-о-ох, неспроста всё это, – сжав виски ладонями, сказал Сапожников. – Вот ломай теперь голову, какие Корсак предпримет следующие шаги к использованию вашей «дружбы» с Лукой Борзенко?

– Я не совсем уверен, но берусь предположить, что… – Кирилл Матвеевич сделал короткую паузу, чтобы упорядочить кипящий в голове мыслительный процесс, и, сделав усилие, продолжил: – Если Корсак не глупец, а он не глупец, ручаюсь, что он попытается использовать нашу «дружбу» с Лукой в других целях.

– Это в каких же? – тут же заинтересовался Сапожников.

– Он сейчас обложит Луку со всех сторон, придавит покрепче и предложит уже ему поддерживать со мной отношения.

– Логично, говори дальше? – ещё больше заинтересовался Сапожников.

– Если Корсак в планируемой провокации сделать козлом отпущения собирался только меня, то сейчас его цель расширилась, – стал излагать версию Кирилл Матвеевич. – Если в какой-то подставе обвинить одного, то для Запада этого будет достаточно, но не совсем убедительно. А если к одному российскому агенту привязать ещё украинского пособника и предателя, то эффект будет просто колоссальным! Только представь себе, раскрыт целый заговор!

– Хорошо, пусть так, принимается, – поскрёб нервно подбородок Сапожников. – А как он может проделать эдакий трюк, я имею в виду, «закрепить продолжение вашей дружбы»?

– Для этого Корсак найдёт прекрасный способ, не сомневайся, – продолжил задумчиво Кирилл Матвеевич. – Предположительно это будет выглядеть так: он сначала чем-то задавит Луку, перекроет ему кислород и принудит работать на себя. Целью, которую поставит Корсак перед ним, буду я. Он заставит Луку сблизиться со мной, чтобы вытягивать из меня всё, что я знаю, и докладывать ему.

– Ты так считаешь? – вставил вопрос Сапожников в тот момент, когда Безбородько сделал короткую паузу, чтобы налить из графина в стакан воды.

– Пока только предполагаю, – уточнил с блуждающей улыбкой Кирилл Матвеевич. – Но уже скоро, если Лука позвонит и предложит встретиться, моё предположение перерастёт в уверенность.

– И моё тоже, – признался Сапожников, барабаня по столу согнутым указательным пальцем.

– И тогда мне станет понятна ещё одна вещь, – будто его не услышав, продолжил задумчиво Кирилл Матвеевич. – Остался ли мой бывший боевой товарищ прежним, бесстрастным боевым советским офицером или сломался и стал приспешником авантюристов и негодяев.

– И? Как же ты собираешься это выяснить? – округлил глаза Сапожников.

– Очень просто, – улыбнулся лукаво Кирилл Матвеевич. – Если Лука сам мне расскажет о своей вербовке Корсаком, значит, он остался прежним. А если и словом не обмолвится об этом, значит…

Он замолчал, и слегка пригнув голову, выразительно развёл руками.

***

На этот раз железнодорожники мимо не прошли. Ближе к полудню, во время прохождения из одной горловины в другую, два человека отделились от основной бригады и подошли к будке, в которой всё ещё «гостевали» Лесь и девочки.

Мальчик первым заметил приближающуюся опасность и велел девочкам срочно прятаться под лежанку. Сам он угрюмо наблюдал за приближающимися мужчинами через оконце, сжимая ладонью правой руки рукоятку ножа. Лесь был напряжён и весь дрожал, но не от страха, а от охватившей его решимости. Сейчас он был готов на всё, даже убить, защищая себя и девочек, если угроза вдруг сделается реальной.

«Мы не вернёмся в детдом, – думал он, облизывая пересыхающие от волнения губы. – И в Украину тоже не вернёмся никогда. И пусть они…»

– Смотри, Иван? – послушался из-за двери полный удивления глуховатый мужской голос. – А замка гляди-ка, нет. Мы всё ходим по путям туда-сюда мимо, а заглянуть сюда всё как-то не удосуживались.

– Ну, сейчас «удосужились», – отозвался Иван. – И что? Ну, нет на двери замка, и что? Отсюда всё равно давно уже всё повывезли, стены одни только и остались…»

Дверь попытались открыть. Кто-то из мужчин подёргал за ручку, но засов, на который Лесь заперся изнутри, не позволил створке даже шевельнуться в косяке.

– Тьфу, чёрт, да в будке кто-то есть?! – выкрикнул железнодорожник. – Она изнутри заперта.

– Тогда что делать, Васюха? – отозвался озабоченно Иван. – Давай остальных кликнем, ломанём дверь и вытащим тех, кто в будке заперся, на свет божий?

– Нет, так не пойдёт, – вдруг возразил Васюха. – Имущество казённое, и за дверь с нас спросят.

– Тогда что делать? – повторил Иван. – Не караулить же нам здесь тех, кто внутри заперся?

За дверью послышалась какая-то возня. Покрывшись испариной, Лесь прислушался, пытаясь определить, чем заняты на улице железнодорожники. Он покосился на притихших под лежанкой девочек. Они сидели, обнявшись, как делали всегда, когда над ними нависала какая-то опасность. Ольга прижимала голову Ксюши лицом к своей груди и сама едва не кричала от охватившего её страха.

Взгляд мальчика переместился с девочек на оконце, и он содрогнулся, увидев в нём бородатое лицо. Мужчина всматривался внутрь будки, но грязное, заросшее паутиной стекло не позволяло ему рассмотреть хоть что-то.

– Эй, бомжары, живо отворяйте, не то окно вышибу? – пригрозил он. – Мы не будем больше вас уговаривать, слышите?

– Да не надо нас уговаривать, валите, куда шли! – не выдержав, выкрикнул Лесь возмущённо.

– Во чёрт, да там пацанята заперлись? – послышался удивлённый возглас Васюхи. – Эй, обормоты, а ну вылазьте, а то хуже будет.

– Как же, разбежались! – вступил в перебранку Лесь. – Я же сказал, валите, куда шли, а то обед свой профукаете.

– Во чертёнок языкастый? – рассмеялся Иван. – А что ты там делаешь? Места для игр не нашёл, что ли?

– Я здесь не играю, а провожу культурно свой досуг! – огрызнулся Лесь. – Имею я на это право?

На этот раз рассмеялись оба железнодорожника. Их явно позабавили слова сорванца, запершегося в будке.

– Ладно, открывай и проваливай, мы тебе ничего не сделаем, – пообещал Васюха. – Только объясни, зачем замок сломал, обормот?

– Не ломал я замка, он был уже сломан, – привычно легко солгал Лесь. – Когда мы пришли, дверь уже открыта была, настежь распахнута!

– Хорош трепаться, парень, выметайся, – уже строже потребовал Иван. – Мы же сказали, что ничего тебе не сделаем, если добровольно освободишь казённое помещение.

– А если не выйду, что сделаете? – совсем осмелев, выкрикнул Лесь. – Дверь казённую ломать станете? Так она железная, до вечера долбиться в неё будете! Но ничего, я подожду, сами сломаете, сами и ставить будете!

– Эй, парень, хорош чудить, добром просим? – возмутился Васюха. – Если на принцип пойдём, то и полицейских сюда подтянем?

– А что так мелко? – натянуто рассмеялся Лесь. – Вы уж сразу спецназ сюда подтягивайте! А я тут оборону займу и погляжу, как вы будку штурмовать будете, дебилы.

– Вот сорванец отчаянный? – одобрительно отозвался Иван. – Да будь мужиком, выходи? Слово даю, что отпустим и по заднице не нашлёпаем.

– Рад бы, да не могу перед вами светиться, мужики, – крикнул Лесь, которого уже начала забавлять перебранка с железнодорожниками. – Не один я, а с девушкой. А она не хочет, чтобы на неё пялились дядьки бородатые в мазутной одежде!

– Ба-а-а, да он ещё с кралей? – от души расхохотались железнодорожники. – И «светить» её перед нами не хочет! Ха-ха-ха!

Они смеялись весело и, наверное, до слёз. Лесь даже пожалел, что не видит слезящихся глаз хохочущих мужчин.

– Ладно, пострел, давай так поступим, – предложил Иван. – Ты прав, сейчас мы всей бригадой на обед идём. Через час пойдём обратно и снова сюда заглянем. Если ты со своей зазнобой до нашего прихода отсюда не слиняешь, тогда точно пожалеете!

– Всё, замётано, – пообещал Лесь. – Только валите оба и никаких засад нам не устраивайте! Я в окно увижу, один уходит или оба!

Посмеиваясь и перекидываясь плоскими шуточками, железнодорожники поспешили вслед за своей бригадой. А Лесь заглянул под лежанку и скомандовал:

– Всё, угроза миновала, вылезайте.

Девочки послушно выбрались наружу и посмотрели на своего защитника полными страха и тоски глазками.

– Всё слышали, сестрёнки? – дрогнувшим от умиления голосом спросил Лесь. – Уходить нам надо, пока неприятностями не обросли.

– А куда? – дрожащим голоском спросила Ольга. – Нам же некуда идти, Лесь?

– Не смей говорить так, – нагнулся и вытянул из-под лежанки сумку мальчик. – В Сибирь пробираться будем, к тётке Кате, помните такую?

Девочки не ответили, а лишь закивали.

– И я помню, как она от Тараса собой прикрывала, когда он, перепив, покалечить нас черенком от лопаты собирался, – вспомнил Лесь. – Она одна живёт и нас у себя оставит.

– Далеко до неё, не доберёмся, – всхлипнула Ксюша.

– Да, добраться до неё нелегко будет, – вздохнув, согласился Лесь. – Но это не значит, что невозможно.

– Нас поймают и в детдом сдадут, – всхлипнула и Ольга. – А детдома везде одинаковые, как в Украине, так и в России.

– Вот потому мы и вынуждены прятаться, чтобы не угодить туда, – сказал Лесь, доставая из сумки, похищенной у Корсака, бумажник. – Ещё немного здесь, в Чертково, поживём, осмотримся, пообвыкнем, а потом…

– А где мы здесь жить будем? – вздохнула, размазывая по щекам слёзы, Ольга. – Нас никто на порог не пустит?!

– Не пустят, и не надо, – ухмыльнулся Лесь, открывая бумажник. – Мы и сами проситься ни к кому не будем. Сейчас лето, и мы легко найдём, где перекантоваться.

– Ты уже знаешь это место? – с надеждой посмотрела на него Ксюша.

– Знаю, – ответил Лесь. – Со мной не пропадёте, любимые мои сестрички! Мы прямо сейчас туда и отправимся…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИСПЫТАНИЯ НА ПРОЧНОСТЬ

1.

Новенькая «БМВ» с шиком подкатила к воротам дома и резко затормозила, окутавшись облаком пыли. Виталий Сапожников выждал пару минут, пока пыль уляжется, и вышел из машины.

– Эй, что вы там копаетесь, Вера Аркадьевна? – крикнул он, входя во двор.

– Чего горланишь? – выйдя на крыльцо, одёрнула зятя Полина Ермолаевна. – В спальне она, с детишками прощается.

– Как это прощается? – ткнув пальцем в циферблат наручных часов, воскликнул возмущённо Сапожников. – Она уже должна в машине моей сидеть. Я же звонил ей и сказал, что выезжаю?

– Вот приехал и обождёшь! – повысила голос Полина Ермолаевна. – Не мешай матери с детьми прощаться. Она, поди, не на денёк в Москву, в такую даль, уезжает.

– Тьфу, чёрт! – в сердцах выругался Сапожников. – У меня всё по времени рассчитано – и убытие, и прибытие! Я же…