Белый дым

Глава 1. Выгорание

Настоящие битвы происходят у тебя в голове,

поэтому там всё должно быть в порядке.

И. Уэлш, «Клей»,2016 г

– Ты что смурной? Какой-то ты сегодня бледный?

– Мой компьютер… Ты знаком с чувством, когда

не знаешь, проснулся ты или спишь?

– Да, знаком. Это ме***лин, от него полный улёт.

Эй! Кончай глаза ломать! Отдохни от PC-шника.

Тебе надо оттянуться.

Из к/ф «Матрица», 1999 г

2023 год. Тринадцать лет спустя, после событий.

– Это длилось четыре дня, – сказала Мариша. – Это было ужасно! Ты хоть что-нибудь помнишь?

– Обрывками, – ответила Яна, качая головой. – Вспышками… Что-то вспоминается, но смутно совсем. Ничего конкретного.

– Или это табу, запретная тема? – грустно и с обидой в голосе спросила дочь.

– Нет, – ответила Яна тихо. – Я не помню просто ничего из того, что ты рассказываешь. – И, помолчав несколько секунд, добавила уже громче: – Не помню. Понимаешь?

Мариша смутилась.

У неё в институте с коллегами, с учёбой, или в личной жизни, какая-то очередная хрень, непонятная ситуация. Сейчас процесс на стадии поиска виновных. Конечно, в первую очередь виноваты родители: что-то недодали в детстве, плохо обращались, и прочее. Так проще. Весь YouTube пси-олухов в уши льёт об этом. Потом наступит стадия упрёков и высказывания обид.

И только потом, когда надоест копаться в себе и находить соринки в глазах родственников, придёт стадия принятия. Взять ответственность за происходящее в своей жизни в свои руки. И следующая – начать уже действовать. Решать свои проблемы самостоятельно, а не ждать маму с работы…

Перед выпиской, тринадцать лет назад, психолог у меня спросила, среди прочих вопросов, чем планирую заниматься и каким вижу своё будущее.

Я ответила, что у меня маленькая дочь. Я должна позаботиться о ней. Точные слова не помню. Общий смысл их был: забота о ребёнке. Работать. Жить дальше.

Она кивнула. Хороший настрой, позитивный. Я была полна решимости, разгрести накопившиеся дела, углублённо заняться маркетингом в своём небольшом бизнесе, и тем, о чём мечтала, – путешествовать по стране.

– Для чего-то же мне была сохранена жизнь! Тогда… – сказала Яна вслух, обращаясь к самой себе.

Комната была пуста. Дочь уехала в спальный район, где снимала квартиру, поближе к месту учёбы. Младший сын гулял с друзьями на улице.

– Зачем-то дан второй шанс, – продолжала Яна ещё тише. – Жить дальше. Не потерять рассудок окончательно…. Если бы муж тогда поступил иначе!…

В какой-то момент, скорей всего, когда у него закончились деньги на выпивку, он поехал к брату. Поныл за тяготы семейной жизни, как обычно, поклянчил на еду «триста», и рассказал, что «с женой чего-то не того.…» Так всё и было. Это брат порекомендовал меня в больницу. И отвёз потом… Муж бы до такого сам не додумался, а больше некому отвозить, машина только у брата. Отвёз, и этим спас мне жизнь в тот момент.… Или нет?

Мне теперь предстояло во всём разобраться. Проанализировать от начала до конца все события тех месяцев.

Яна сидела на кухне за столом. В чашке остывший кофе. Перед ней лежал смартфон.

– Интересно.… – Шёпотом продолжила Яна мысли вслух. – Если позволять человеку делать с собой всё, что угодно, безнаказанно.… Как быстро он скатится до состояния животного?

Когда-то давно, я что-то похожее смотрела в Интернете.… То ли, эксперименты на людях каких-то зарубежных врачей, то ли, проводили научные исследования в Гарварде…

Внезапно ей захотелось прямо сейчас найти информацию об этом и прочитать снова. Она стала гуглить: «Эксперимент, когда разрешили всё».

То, что открылось по запросам, – «Эксперимент Ритм ноль. Перфоманс», – отправило её в состояние шока. Ледяной душ, с кусками льда! Инсайты начались один за другим. Вся её жизнь стала выстраиваться из событий мозаики. Будто, был добавлен последний паззл в общую картину, – и вот оно, сложилось!

…Мои отношения с мужчинами обрели понятную логику и ясность, как под направленными лучами света! Их было немного, но хватило и этого с избытком, потому что все они развивались по единому сценарию. Замечательные люди из вполне благополучных семей, вдруг начинали вести себя совершенно неподобающим, а порой, очень жестоким образом. Или, не вдруг? Ведь, у каждого из них потом была семья, дети, жена красавица. Прекрасная работа – свой бизнес или высокая должность, – хорошие деньги, карьера.… А я – в каждых отношениях была последней девушкой, до жены. В роли «плацдарма для тренировки», боксёрской грушей, перед вступлением мужчины в брак.…

Почему я ВСЁ ЭТО разрешала по отношению к себе? Зачем? Что мной двигало, каковы были мотивы, желания? В чём незакрытая потребность? А главное, где конкретно заключались выгоды, какие «бонусы» я для себя получала? Странно звучит, «выгоды»… Что может понравиться в том, чтобы держать руку в топке раскалённой печки? Особенно, если подержать там её подольше.… Быть может, получить сочувствие окружающих: смотрите, какая она страдалица! Героиня-спасатель!.. Страшно, что всё это происходило неосознанно.

А может.… Стоит решиться, сделать первый шаг. Заглянуть в глаза своему страху. Перестать уже от него убегать, прятаться за словами «Не помню», и разобраться с ним, решительно и навсегда? Отпустить внутреннего зверя из клетки. Дать ему слово.

Яна представила страх в образе огромного лохматого серого волка. Лесной пожар. Стена огня. Дым повсюду. Паника. Животные ищут спасения. Крики. Треск и грохот взрывающихся от жара стволов деревьев, столбы искр в небо…

– Если бы мой страх умел говорить, что бы он рассказал? – спросила Яна шёпотом тишину квартиры.

Этот вопрос задавала психолог на группе гештальт терапии. Тогда я была первокурсницей, мы на занятиях по психологии тренировались друг на друге. Спустя бороду лет пригодилось.

Яна встала из-за стола, подошла к шкафу. Достала ручку, тетрадь. Вернулась обратно, села, и включила ночник.

– Напиши дочке письмо, – сказала Яна тихо самой себе. – Можно. Расскажи всё, что посчитаешь нужно. Всё, что помнишь. Она уже большая девочка, разберётся…. Чего ты хочешь? – обратилась Яна к своему страху глухим низким голосом. – Пиши… Понимания, милосердия, прощения, чего? Пиши!

Яна подумала немного и написала вверху листа, первое, что пришло в мысли: «29 метров кв. Видимое пространство. Жилая площадь квартиры. Подвал: депрессия, истерика, паника.… Те же 29 метров кв. площади, скрытого от глаз тёмного мира – подсознания…»

Она подперла голову рукой.

Что всё это значит? Минуту назад я боялась, что не выдавлю из себя ни слова, придётся делать усилия, выуживать по капле информацию.

К удивлению, мысли потекли одна за другой. Яна стремительно погружалась в Ниагарский водопад воспоминаний, которые долгие тринадцать лет гнала от себя. Запрещала даже минуту думать об этом! Словно прорвало невидимые шлюзы. Поток сознания устремился на бумагу, чтобы обрести осязаемую форму.

– Можно, – разрешила Яна своему страху. – Пиши.… Всю ответственность за происходящее во время написания этого письма я беру на себя….

«Сложилось бинго. Факторы среды, по совокупности, всё вместе: психотриггер, сработала «бомба» внутри. Лишение сна на период свыше 5-ти суток подряд… Наследственная предрасположенность, генетика. Толерантность к боли, – это из семьи, из детства. Нарушение серотонин-дофамин цикла, базовое. И, как итог, общение в социуме: стимулировала обратный путь к животному состоянию….»

Январь, 2010 год

– А если я на бильярд захочу пойти? Что ты тогда будешь делать? – Макс сверлил взглядом.

Я молчала, смотрела на свои ладони. Пальцы сжимали и разжимали ручки сумки под кожу «чёрный лаковый крокодил», лежавшей у меня на коленях.

Мы сидели на мягких стульях друг напротив друга, в помещении три на три метра возле самого входа центрального гипермаркета. Арендатор держал здесь точку по продаже расходников и оборудования для фото-видео съёмки. Девушка продавец отошла на несколько минут, и Макс, сотрудник магазина на 1-ом этаже в глубине этого ТЦ, остался присмотреть за её клиентами. Синие зимние сумерки заглядывали в окна через щели огромного рекламного баннера. Откуда-то тянуло сквозняком.

Я тебя разве держу? Да иди ты, куда хочешь! Ну почему ты не можешь говорить нормально?! Всё время какими-то загадками, ребусами… Зачем у меня отпрашиваться, чтобы куда-то пойти? Я же не мама твоя, не папа, тебе тридцать восемь. Как ребёнок!..

Я смотрела в точку на полу, на поручни стульев, полки в шкафу с товаром. Улыбалась. Молчала. Вопрос-то риторический. Ответ настолько каждому ИП очевиден, что я искренне не понимала, зачем объяснять дополнительно.

Диалог вспомнился, в тему! «Что ты делаешь в свободное время?» «Какое?» « Ну, в свободное время после работы? У тебя есть увлечения, какое-то хобби?» «Не понял вопроса». Это про меня.

Рабочий день Макса закончился. Мы вместе вышли на улицу. Напряжённая пауза затягивалась. Серый снег скрип-хрустел битым стеклом под подошвами обуви.

– И что, ты меня вот так вот кому-то отдашь? – спросила у него тихо, наконец, нарушив тишину.

– Нет, – глухо отозвался Макс, подумав несколько секунд.

Мы шагали рядом по центральной улице города, не касаясь друг друга рукавами курток. Неотвратимо приближалась остановка автобуса с маршрутом в его район. Я замедляла шаг, чем ближе мы к ней подходили, но расстояние до домика с лавочками быстро сокращалось.

Я каждый раз хотела уйти первой, и каждый раз Макс опережал на долю секунды.

– Мой автобус! Ну, всё, я побежал! – внезапно обрывал он на полуслове разговор.

И резко стартовал с места, где мы стояли, вскакивал в маршрутку и уезжал. Это было невыносимо больно, смотреть ему в спину.

Мне совершенно необходимо было услышать от него: «Пойдём со мной!» Но, этого всё не наступало, и не наступало…

Несколько дней назад.

– Что ты ему сказала, куда пошла? – допытывался Макс.

– Он синий, – ответила я.

Синий, то есть принял уже свою дневную порцию и лёг спать. И до утра я буду предоставлена самой себе.

Я приду домой вечером. Разгружу пакеты с продуктами на кухне. Приготовлю ужин, накормлю дочку. Приму душ, лягу спать с ним рядом на двуспальный диван, но подальше к стене. А утром проснусь в вонючей луже, и от моей одежды будет пахнуть кислой капустой и салом. Я с отвращением сброшу с себя мокрую одежду, суну в стиральную машину. В душ, смыть скорее этот запах. Разбудить дочку в школу. Немного подремать, сидя на кухне за столом, пока она завтракает и собирается. Потом сделать причёску, макияж, собрать сумку и на работу. Там весь день улыбаться клиентам, и делать вид перед коллегами, что я – прекрасная жена, хорошая мать, у нас счастливая семья…

Муж проснётся перед моим уходом. Покряхтит в ванной под струйками воды, пока чистит зубы. Снимет мокрую одежду, оставит её лежащей на полу. Оденет чистое. Съест нехитрый завтрак, – какие-нибудь макароны с горчицей или кетчупом.

– Я влюблённый в тебя, дурочка, – каждый раз говорит он. – Ну, скажи мне, что любишь меня.

– Я с тобой живу, – каждый раз отвечаю ему.

Вечером, когда я вернусь с работы, он уже примет свою дневную дозу и к моему приходу будет синий.

– И они продают ему это пойло!! – возмущалась я на продавщиц из ближайшего магазина.

Внутри меня кипела бессильная злоба. Мысленно я подвергала их самым ужасным мучениям, обзывала самыми бульварными словами, и жгла на костре проклятий!..

С каждым годом муж всё больше и больше напоминал мне забитого пса, загнанного в угол. Смотрел на меня тоскливым взглядом, влажным и просящим: «Дай!..» Как смотрит тяжело больной на доктора. Больной испытывает приступы невыносимой боли, а у доктора есть обезболивающее средство в руках. И в этот момент для больного доктор – Бог, избавитель, отец и мать в одном флаконе, и сама любовь, если только доктор даст это средство.… Немного. Денег.

– Я влюблённый в тебя, дурочка! – тихо говорит больной с улыбкой.

Это уже не тот, прежний, человек, который десять лет назад назвал меня своей женой. Оболочка его, да и то, с искажениями уже. Голос его, интонации, шутки.… И всё же, это другой человек, чужой, озлобленный, и больной зависимостью. От того, прежнего, остались осколки. И он, – этот чужак, – прикладывал усилия, чтобы вспомнить и изобразить маску того, прежнего, мужа…

Сделав хорошие деньги в конце 80-ых, в середине 90-ых он неудачно вложился в ценные бумаги и акции «Хопёр-Инвест». Кризис грянул неожиданно. Поменялся курс валют. Изменился рынок и технологии. Ещё вчера долларовый бизнесмен, сегодня – остался без накопленных денег, без недвижимости на побережье Чёрного моря, с кучей устаревшего оборудования в подвале, больной и разбитый, на попечении стареющих родителей в деревне. Было от чего прийти в уныние… Он быстро поддался влиянию друзей, предлагавших простой способ – залить горе…

Апрель, 2005 год

Мы встретились в самом конце девяностых. Я заканчивала институт. Он к тому времени поднакопил немного денег, и отчасти восстановил здоровье. Отметили скромную свадьбу, через полтора года родилась дочь. Жизнь, казалось, начала налаживаться понемногу. Всей семьёй перебрались в небольшой городок, за 250 километров от родителей.

Через три года, когда дочь подросла, открыли семейное дело, – небольшой бизнес в сфере услуг. Я с головой ушла в работу, которая мне очень нравилась. Дела не заканчивались с окончанием рабочего дня. Муж во всём активно поддерживал. Первый год. После работы заглядывал в ближайший ларёк за баночкой пенного «Медведя», продегустировать новые вкусы. Мне тогда казалось, что так делают все мужчины.…

– Давай, научу, как в новой программе работать? – предлагала я. – Мне нужен помощник. Надёжный человек. Чем, кого-то со стороны брать.… Заменял бы меня на работе, пока в школу к дочке хожу, или по дому.

Эх, меня бы кто научил в своё время! Предложили бы вот так! Мечта…. Самой пришлось, сначала на курсы для молодых предпринимателей, потом, обложиться самоучителями. Вечером учишь теорию, с утра делаешь на практике, уже за деньги.

Муж отвечал шуткой, отказывался:

– У меня не получится так хорошо, как у тебя, ты же знаешь,… – он улыбался, глядя с нежностью в глаза. – Голова не думает так быстро, как раньше. Как десять лет назад. Я уже пробовал, не получилось….

Я его подбадривала. Он упирался. Я жалела, сочувствовала, всё понимала. Делала без него.

Пока однажды, через три года, с удивлением и ужасом не обнаружила, что давно и в одиночку решаю все проблемы на торговой точке. А также, на выезде, на техобслуживании, с налоговой проверкой, и в семье… Старалась совместить личную жизнь и бизнес! Быть опытным руководителем, ответственным бухгалтером, мастером разнорабочим исполнителем, продавцом, правильной матерью ребёнку, и женой для мужа… Хорошей снохой, хорошей сестрой, заботливой дочерью.… При этом всегда быть в добром настроении, и выглядеть как Мэрилин из Голливуда…

– Предприниматели хреновы! – ворчал за праздничным столом старший брат мужа. – Сапожники без сапог.… Тебе налить? – спросил у меня, я молча кивнула.

Потом, повернувшись к младшему брату, добавлял уже строгим голосом, приправляя ругательством:

– Опять накурился! Когда бросишь? Дышать нечем, ять… этих родственников!

Каждый год на Пасху мы собирались на семейном обеде у родителей в деревне. Брат мужа подливал вино в мой бокал, и покрепче напиток – в стакан для младшего брата. Я понимала, что данные высказывания обращены ко мне лично… Не в лицо сказано, в глаза, упрёк саркастическим тоном был в сторону, но посыл ясен. От меня требовалось соответствие ожиданиям, высоким стандартам качества, и я их, по всей видимости, не оправдывала.

– Сколько зарабатываешь? – спрашивала у меня новая молодая жена старшего брата мужа. – Купили, что хотели? – она окинула оценивающим взглядом комнату в квартире, где мы тогда жили. – Вы оба – как пенсионеры! Ничего не хотите! Надо, чтобы, приходишь домой, и глаз радуется. Так надо жить! Нормальное что-то было.

Имелось в виду, в комфорте, и с размахом. Жить не в 2-х комнатной хрущёвке, а купить в рассрочку полдома, в 3-х этажном коттедже за городом. Школа ребёнку – обязательно частный лицей в центре мегаполиса. Плевать, что до неё добираться час на машине и вставать в половине шестого утра всем. Если высшее образование – то, непременно, платное. И по специальности финансы, налоги, юриспруденция, или банковское дело. Если машина, то, как минимум «Седан», и авто – у каждого из супругов. А потом – и детям купить. И всё это – должна я, к тридцати годам предоставить, если назвалась предпринимателем.

– По-разному, – отвечала я. – Это же малый бизнес. Стабильной зарплаты тут нет… На оплату аренды помещения, жилья, и продуктов – нам хватает. Кредиты за оборудование своевременно гасятся. Я в этой нише два года только… Дальше будет лучше. Хочу открыть второй магазин, под розницу, сопутствующие товары…

– Это мышиная возня! – заявлял брат мужа с презрением. – Тебе нужно устроиться на нормальную работу!

– В нашей стране нет малого бизнеса! – с усмешкой говорила жена брата. – Либо бизнес, либо…

Она добавляла слово из пяти букв. Смеялась. У неё отец налоговый инспектор, из руководства. Мать завуч школы.

Я не разделяла мировоззрение родственников: залезать ради такой жизни в миллионные долги, чтобы и внукам хватило расплачиваться… Но, и не осуждала за их выбор. Это были самые первые годы семейной жизни.

– Дорогой, скажи уже своим, пожалуйста, – в который раз говорила я мужу, – чтобы твои многочисленные родственники не приезжали, когда им вздумается! В гости, без приглашения. У меня в семье принято предупреждать о визитах заранее, хотя бы за день. Сестра и мама предупреждают, хоть и ключи есть. А тут.… Вот, бросай всё, и беги!.. Или, к чёрту мои выходные, мы опять в режиме аврала мотанулись к твоим родителям! Потому что, твой брат приехал, и может подвезти!.. Что за отношение? Как в деревне… Проходной двор, а не дом… А потом, меня упрекают, что мы с пустыми руками приехали!

Муж пожимал плечами, закатывал глаза к потолку.

– Да я-то что? Ну, скажу. Ладно, – он тупо улыбался в знак примирения.

Ничего такого не случилось. Ну, приехали. Ну, раскритиковали жену, дом, и одежду ребёнка. Оставили пакет хороших конфет, пару килограммов мяса, рыбину, и денег «немного» – для младшего братишки. Уехали через четверть часа. Всё в порядке, что такого-то?

Я кипятилась, это было больно. Муж оправдывал родню. Затем шёл в ближайший, стресс снять. Ситуация не решалась из года в год. Отношение становилось только хуже.…

Начиналось с малого… Полное игнорирование инициативы, любых моих ответов «нет». С последующими упрёками, что ничего не сделано, а если сделано, то не так, или не достаточно. Я молча слушала. Ходила на свою работу. И улыбалась.… Зато, штамп в паспорте. И у дочери отец есть.

Появление Макса было – вопрос времени. Не он, им стал бы кто-то другой, для отдушины.

11 января, 2010

– Я охрану позову, если ты не уйдёшь! Здесь нельзя находиться посторонним! – вспылил Макс.

Он был рассержен. Я никогда его таким не видела раньше. Нервно достал сигареты из кармана куртки, отодвинул дверной засов, вытащил связку ключей и открыл замок, толкнул плечом тяжёлую металлическую дверь лаборатории – склада с запасным выходом на улицу. Быстро чиркнул зажигалкой на крыльце и затянулся дымом несколько раз подряд. С улицы пахнуло холодом по ногам и в лицо. Макс выдохнул и прикрыл дверь.

– Здесь же нельзя курить, – сказала я с удивлением.

Кивнула на противопожарный датчик на потолке, почти над головой, на жёлтую трубу с красной ёмкостью.

– Мне можно, – отрезал Макс с раздражением.

– Нас засыпет белым порошком. Представляешь, как будет красиво? – я постаралась перевести напряжённый разговор в шутку.

Макс снова затянулся. Его пальцы дрожали, мышцы лица дёргались.

– Мне надо работать. Уходи, Яна. Я позову…

– Не надо! – вскрикнула я с обидой и раздражением. – Я уйду.

Почувствовала боль, как от укуса пчелы, от его слов.

Развернулась, и быстро вышла прочь из магазина, проскочив мимо его начальницы за кассой, склонившейся над журналом и бухгалтерскими документами. Вперёд, по длинному коридору на улицу, через центральный вход. Отдышалась на крыльце. По лицу катились слёзы. Белый пар изо рта клубился на морозе в неоновом свете рекламы. Я старалась задержать дыхание, чтобы не расплакаться навзрыд.

Он уже меня боится? Докатились!

– Трус. «Посторонним»! Это я-то! Посторонняя уже тебе…

3 января, 2010

Пили вечером у него на работе полынный напиток, фотографировались. Начальства не было в это время, и клиентов пришло всего пара человек за день. Я унесла эти фото на флешке. Позже, у себя на работе, распечатала несколько штук на принтере. Отправила Максу смс-ку, спасибо мол, получились классно! Вечером он прислал странный ответ: «Сотри и забудь. Живи настоящим, а не тем, что когда-то случилось».

Мы виделись ещё пару раз с того дня. И каждая короткая встреча заканчивалась для меня новой порцией боли. Иллюзии, что «всё ещё впереди», «ещё будет всё хорошо», «вот-вот, скоро», «надо ещё подождать и немного потерпеть, сгладить острый угол», разбивались одна за другой.… Как капли принца Руперта без хвостика. Только что была форма, слезинка. Дзинь! Стеклянная пыль в руках…

Мы быстро шагали на остановку возле ТЦ. Я задыхалась от бега, морозного воздуха и усталости.

– И как мы теперь будем? – спросила, наконец, чуть отдышавшись.

В его взгляде в сторону был январский холод, ещё больший, чем на улице.

– Никак мы не будем, – бросил Макс на бегу, едва повернув голову в мою сторону.

Он в три шага преодолел последние метры до маршрутки, поднялся по ступенькам в салон. Я остановилась. В глазах были слёзы. Дыхание перехватывало от боли, задыхалась от чувства нехватки воздуха. Хлопнула дверца. Чёрная кожаная куртка на мгновение появилась в окне. Маршрутка тронулась и отъехала.

Он снова меня перехитрил. Сбежал!

А дальше наступил новый день. Новая ночь и новый день.

Я ходила по городу, как сомнамбула, не чувствуя холода, забывая надеть шапку и варежки в минус тридцать… Боль в животе и в горле была теперь непрерывной. Временами добавлялась боль в голове, усиливающаяся под вечер, ближе к ночи. Допоздна мучилась от бессонницы.

На работе я теперь большую часть дня неподвижно сидела за компьютером, сонно кивала, вздрагивала, или смотрела в одну точку часами на мониторе. Плакала. Покупателей в праздничные дни было совсем мало. Через неделю дата внесения арендной платы за помещение, а денег не хватало ещё много. Ещё одна клиентка вернула заказ, – сроки выдачи безнадёжно сорваны. Она была разочарована, попросила предоплату обратно. Я вернула.… Всё равно…

– Ну и пусть. Пусть все уходят! – проговорила с досадой, когда женщина вышла из магазина.

Я тут никому не нужна…

Тишина звенит. Нет, это монитор. Только бы никто не приходил!

Я сидела на офисном стуле в позе креветки-рачка с перебитым хвостом. Обессиленные руки лежали на коленях, кисти свешивались вниз. Слёзы текли по лицу непрерывно. Не было сил их вытирать, наклониться под стол, чтобы достать из сумки платок и высморкаться…

Зачем-то оставляла комментарии к новым фотографиям Макса на его странице в социальной сети. И читала комментарии его коллег. Девушки из ТЦ открыто насмехались над моими словами, деструктивно критиковали внешность, или выражали недоумение.

– Она что, совсем?

– На авочке поза закрытая. Руки некрасиво получились. Что у неё с волосами?

– Это не признак большого ума.

– Задавлю интеллектом, – пообещал с угрозой Макс.

Он выложил в открытый альбом мою фотографию с тонной фильтров, чтобы заценили его старания.

– Как ты её заставил, чтобы она сфотографировалась…?

– (смайлики).

Я прокомментировала его новую аватарку, после чего Макс написал грубый текст и добавил мою страницу в чёрный список. Я разозлилась, и сделала то же самое с его, вслух послав Макса в длинный путь. Без стакана воды и корочки хлеба, вверх по лестнице на башенный кран.

Сегодня, зайдя в мессенджер «Аську», я не увидела больше его номера и знакомое фото. Список номеров был пуст, единственный контакт исчез. Макс заблокировал мне доступ отправлять ему сообщения. Я удалила бесполезный теперь мессенджер с компьютера.

Интернет для меня опустел без его сообщений. Их было много, очень много поначалу, потом поток уменьшился вдвое, потом сообщения отправлялись по великому одолжению, и теперь совсем прекратились. Наступила глухая, безразличная к моим слезам и чувствам, страшная тишина.

А потом полетела Windows.

– «Дрова» слетели, …, – выругалась я, глядя на голубой «экран смерти».

Собрав остатки сил, чертыхаясь и проклиная это железо, я вставила установочный диск и переустановила систему, драйвера и видео кодеки, потратив на это полдня. Но, потом случилось самое страшное: встал принтер. Замигал красным индикатором – необходимо ТО, сброс счётчика через программу. Вместе с принтером встала и работа. Вдобавок, на следующий день вновь слетела пиратская «Винда». Прямо с утра, после включения компьютера в сеть.

– Сисадмин из меня, как из балерины лошадь, на лицензию денег нет. На ключ «Касперского» всем миром собирали… – сердилась я на себя, доставшую рутину, авралы и срывы.

Я смотрела на сломанную технику, стоявшую на столе и под столом. Техника требовала ремонта. Ремонтом и настройкой занимался Макс. С его бегством замерло, стало выходить из строя одно за другим, всё оборудование.

В отчаянии я звонила ему снова, и снова. Он не отвечал на звонки, сбрасывал. Наконец, ответил, но только для того, чтобы, выслушав мою просьбу, сквозь слёзы, помочь с ремонтом, сказать:

– Яна, тебе нужен мастер-наладчик, а не я, – в его голосе звучали упрёк и обида. – Обратись в сервисный центр, где офисную технику ремонтируют, – дал он напоследок непрошенный, ценный совет, и отключил телефон.

«Абонент вне зоны…». Повтор по-английски для тех, кто не понял русский.

Я перестала спать, потеряла счёт времени, какая сегодня дата, время суток… Тело испытывало невыносимую боль. Возможно, боль, похожую на ломку наркомана, когда его лишили дозы. Я не принимала наркотиков, только видела в кино, как эти несчастные люди корчатся и мучаются от приступов. Сравнивать больше не с чем.

Как объяснить терапевту, что именно болит? Ломка прекращается мгновенно от улыбки человека, от его прикосновения, тёплого слова! Зависимость от конкретного человека-наркотика. А человека – НЕТ… Болит всё. Словно умер близкий родственник. Примерно, такую боль я чувствовала, когда умерла бабушка. Но все живы. Руки, ноги, голова, – всё цело.

Тоска…

Потеря смысла ко всему происходящему. Абсолютно ко всему вокруг. Внутри бесконечная серая пустота. Безразличие. Одно и то же время суток – сумерки.… Сколько я уже не сплю? Трое суток, неделю, больше?.. Сплю, но не высыпаюсь… Всё бесит.

День, ночь, день, ночь. День или ночь? За окнами снова тот же непонятный синий цвет неба. То ли вечер, то ли утро.

– Ты три дня не была на работе, – напомнил встревоженным голосом муж. – Звонили с работы, Люда из соседнего киоска. Клиенты у неё спрашивали, когда придёшь.

Я отмахнулась.

– Я имею право приходить, когда захочу! Я – частник, – напомнила я ему. – Пред-при-ниматель. Хоть, совсем никогда. Им лишь бы аренду вносили вовремя. Я хочу спать.… Дай поспать, а…

Им – это арендодатели. Владелец крупной сети супермаркетов в городе, в одном из которых я арендовала торговое место.

День, ночь, утро, вечер…

– Она совсем плохо выглядит! Спит?.. Ты не видишь, что ли, совсем ослеп? Со своей выпивкой!.. Да я вижу, что шары залил!

Голос мамы доносится сквозь стену, откуда-то издалека. Встревожена. Спрашивает у меня, когда проснусь. Откуда мне знать, когда я проснусь… Смешная!

Нет сил, открыть глаза. Улыбаюсь…

– Поешь, – говорит муж. – Я тут принёс из магазина.

На блюдце лежит нарезанная на ломтики копчёная грудинка. Мама отправила его в продуктовый, чтобы еды принёс. Он принёс. Хорошая закуска сало с мясом, на случай если я откажусь. Я смотрю на этот деликатес, как на блюдо от шефа в ресторане.

– До денег далеко, чего шикуем? – спрашиваю удивлённо.

– Тёща дала… – сообщил по секрету муж тихим голосом, и зачем-то обернулся на дверь.

Мамы дома нет, уже уехала.

– Надо поесть, хоть чуть-чуть, – добавил муж после паузы. – Ты ничего не ела за эти три дня.

Я беру малюсенький ломтик с тарелки. Вкус у него странный. Напоминает вкус испражнений, и пахнет так же… солёными зелёными помидорами, протухшими оливками…

– Я не хочу, – устало говорю мужу. – Ты кушай сам, кушай.… Спать хочется.… Дайте поспать, ну, хоть немного! – это уже крик отчаяния, а не просьба. – Завтра! Всё завтра….

Я снова легла, отвернулась к стене и моментально, едва прикрыв глаза, провалилась в серую пустоту….

А на другой вечер пришли ОНИ, и я поняла: это – конец. Не то слово.…

В тот момент я и подумать не могла, на сколько, он большой. Конец. И куда везёт эта машина, без управления и тормозов….

Проснулась. День или ночь?.. Выключен верхний свет. Горит ночник.

В зале дым. Белый. Стелется по полу облачком… Дочка сидит за столом перед тарелкой с макаронами. Ноги в этом облачке по щиколотки. Почему-то в зале, а не на кухне. Уже вечер? Утро? Вечер, да…

– Откуда дым? – громко спрашиваю я, приподнявшись на диване на локтях.

Муж смотрит на меня удивлённо.

– Его тут нет, – говорит он. – Не горит ничего, я не чувствую запаха.

У мужа испуганные глаза. Говорит, я его уже минут десять донимаю этими вопросами про то, что день сейчас или ночь, и откуда дым в квартире. И он уже отвечал. Не помню….

– Да посмотри же! – вскрикиваю я нетерпеливо и с раздражением. – Вся комната в дыму, в белом тумане!.. Мы сгорим! Надо бежать, уходить отсюда. Немедленно!.. Дочка, пойдём!..

Я встала на пол, подошла к ней. Обняла её за плечи. Голос прозвучал встревоженно, истерично со слезами, с отчаянием. Сама удивилась… Приоткрыла дверь на балкон, проветрить комнату. Душно.

Дочь смотрит испуганно. Не знает, то ли это шутка и надо смеяться, то ли встать из-за стола и идти за мамой. Улыбается, продолжает ужинать, есть свои макароны с кетчупом, наматывает их на вилку.

– Всё хорошо, – сказал муж. – Здесь нет никакого дыма. Всё хорошо.

Я чувствую запах кислой капусты.… Нет, я ВИЖУ запах кислой капусты. Он как белая слизь, как дрожащий воздух, он на лице у мужа.

– Ты пил, да? – спрашиваю я у него с вызовом в голосе. – Это пойло, опять!

Пожимает плечами в ответ, будто речь о съеденной конфете.

– Ну, пил. И чё? – спрашивает он у меня с искренним удивлением, даже вызовом.

Я вижу объект преступления на полу, задвинутую в угол под столом полуторалитровую бутылку, уже на две трети пустую.

В этот момент муж каким-то странным высоким голосом произнёс, или скорее пропел, слова детской песенки-считалочки:

На палубе матросы

Курили папиросы…

– Откуда ты её знаешь? – спрашиваю я удивлённо, нежным голосом. – Мы её в детском саду разучивали!.. Вы тоже? – я смотрю ему в глаза и улыбаюсь.

Мне шесть лет, и я хожу в детский сад. Я помню, я её слышала сегодня дома, и выучила! Дядя её всего один раз рассказал, а я – запомнила. Там продолжение ещё есть…

– Чего? – спрашивает муж, уже вполне своим обычным голосом.

– Песенку эту! Считалочку про матросов, – говорю я.

– Каких матросов? – он смотрит на меня с недоумением.

– Ты пел, только что… – напомнила я.

– Я не пел, – сказал муж. – Я не умею петь. Мне в детстве медведь по ушам протоптался, – пошутил он. – По обоим. Меня даже из школьного хора выгнали. Я в заднем ряду стоял, и сбивал весь класс с ритма. Учитель пения сказала, чтобы я больше не приходил на её уроки… Э-э-э-э…

Муж изобразил грубым низким голосом свой вокал.

Дочка весело засмеялась.

Шатаясь от слабости и головокружения, хватаясь за косяки и стены, я медленно пришла на кухню. На двери в ванную комнату висело, сушилось детское одеяло. На белом одеяле были чёрные пятна.

– Не отстиралось, что ли? – проговорила я задумчиво. – Или на пол падало и замаралось? Зачем тогда повесили? Надо было в машинку закинуть…

Я подошла и потрогала эти пятна пальцем.

– Плесень! – догадалась я. – Чёрный гриб мукор, как на хлебе, испорченном плесенью… Или это пятна чёрной краски? Копоть, сажа…

Что-то же горело тут, накидывали одеяло, чтобы потушить огонь! А потом повесили сушиться… Пятна чёрные. Мигают чёрным цветом, пульсируют, как живые.… То появляются, то пропадают, снова появились, но уже другой формы… Растянутая шкура коровы. Точно, Милкина шкура! Ворсинки даже видно… У свекрови корова, Милка… Её на телевизор обменяли. Погоди, её продали же.… Нет, это одеяло, вот строчки прошитые…

– А почему одеяло в пятнах тут висит? – спрашиваю я громко.

Муж приходит из зала. Смотрит на одеяло на двери.

– Где? – спросил он удивлённо.

– Вот, – я тыкаю пальцем в чёрное пятно.

И оно вдруг исчезает! Одеяло вновь белого цвета…

Муж пожимает плечами. Уходит обратно в зал. Потом возвращается на кухню через минуту, проходит мимо меня. Я слышу, он достаёт сигареты и чиркает зажигалкой. Курит, жадно затягиваясь, у открытой форточки…

Я стою на кухне. Смотрю в окно. День. Светит солнце. За мутным стеклом привычный индустриальный пейзаж: заводская труба на горизонте, мусорные контейнеры под окнами, голая тополиная роща с пустыми гнёздами на ветках, дорога, соседний дом и крыша соседнего дома с рыжими трубами и косыми рогатками антенн.

Дым из трубы завода вдруг из светлого становится угольно чёрным, густым, как выхлоп из трубы локомотива!.. Столб дыма стал выше, ветер потянул его в сторону нашего окна. Небо разом потемнело, наступила ночь!

Я со страху отпрянула от окна. Загрохотал маленький стульчик под ногами, опрокинутый на пол.

Мой взгляд упал на кухонную дверь. Вернее, то место, где она раньше была. Муж её снял с петель, и, – я это точно помнила, где она сейчас, – дверь лежала на балконе, на боку, загораживая решётку. И вот эта самая дверь была теперь ЗАКРЫТА! Висела на петлях на своём месте. А в углу на полу копошилась чёрная масса…

Я сильно зажмурилась. Открыла глаза. Укусила себя за палец.

Масса зашевелилась. Чёрная кожаная куртка Макса. Волна душного страха по телу.

– Это ты?! – шёпотом спросила я с удивлением.

– Ну, я, – отозвалось где-то в памяти его голосом эхо.

Или, это я ответила самой себе? Я чувствовала, что шевелю губами, произнося слова.

Куртка задрожала, приподнялась над полом, упала на пол. И исчезла…

И дверь тоже исчезла. Вместо неё был теперь открытый тёмный проход, ведущий в прихожую мимо ванной комнаты. В проходе возник стеной от пола до потолка чёрный дым, – этот выхлоп от двигателя! Я видела, как он клубится, колышется, но в кухню не попадает, а так вот, стоит ровной стеной, как за стеклом…

И за окном он, всё ещё темно. Я чувствую, он там.… И здесь, в квартире теперь…

Только в маленькой кухне его нет, немного воздуха осталось.

А муж в зале!

Там же нечем дышать! Ему нужно бежать!

– Ааааа!..

Я закричала. Крик не получился. Застрял в горле. Вошло немного воздуха – спазм в гортани, – и вышел из груди звук, похожий на хрип. Так кричит человек во сне, когда снится кошмарный сон, и старается вдохнуть.

В кухню вошёл муж. Дым позади него исчез…

Муж поднял с полу стульчик, и сел на него. Выражение лица удивительно спокойное, будто ничего не произошло. Чиркнул зажигалкой, хвостик пламени лизнул кончик сигареты. Затянулся, выдохнул облачко.

– Ты был в зале сейчас? – спросила я.

– Ну, да. Телек смотрел. Приходи, – пригласил он.

– А с кем я тогда сейчас разговаривала? – едва слышно произнесла я, едва шевеля губами от страха.

Он пожал плечами.

– Не знаю.

Я взглянула на окно позади него. Темнота исчезла также внезапно, как и появилась. Светило яркое солнце. Небо было почти белое, ослепительно чистое.

Муж докурил, потушил сигарету в пепельнице. Включил вытяжку. Снова сел. Притянул меня к себе и усадил на колени. Я обняла его за шею.

– У тебя так сердечко колотится! – вдруг сказал он. – Часто-часто!.. Прям, выпрыгнет сейчас!

Он прикладывал ухо к моей груди. Слушал. Я чувствовала запах его волос.

За окнами потемнело, наступил вечер.

Муж завязал пакет с мусором. Обулся, накинул дублёнку и нахлобучил на макушку норковую формовку. Открыл входную дверь.

Я метнулась из кухни к нему, взяла его за руку.

– Я скоро приду, – сказал он. – Я мусор вынесу и вернусь.

– Приходи поскорей! – просила я.

– Я скоро, – ответил он.

Я повернула шарик замка. Приложила ухо к дверной щели, и прислушалась к удаляющимся шагам на лестнице. Потянуло сквозняком.

Я снова повернула шарик замка, открыла дверь и выглянула на площадку.

Никого. Тихо.

Внизу хлопнула входная железная дверь.

Закрыла. Вошла на кухню.

За окном вдоль улицы стелился густой белый туман. Или дым… Полосами по земле вдоль шоссе.… Всё кругом было утоплено в нём.

Фонарь освещал тёплым молочным светом улицу и часть кирпичной стены напротив. Соседний дом стоял тёмным пятном с жёлтыми и голубыми квадратами окон.

Прошла целая вечность времени…

Я принесла картошку из холодильника, раскрыла пакет, достала холодные клубни и положила на стол.

Какой странный рисунок на кожуре… Муравьи… Мелкие такие, рыженькие! Выглядывают из прогрызенных дырочек, усиками шевелят… Муравьи? Зимой?.. Рисунок… Точно, какая-то мордочка из дырочек. Похожа на что-то знакомое… Тигриная голова, точно! Год Тигра по Китайскому календарю… Тигрёнок.

Я отложила один клубень обратно в пакет, а его – спрятала под подушку.

Собрала очистки со стола. Открыла входную дверь и выбросила их на площадку.…

Несколько шкурок упало на пол в кухне, несколько рассыпалось у меня под ногами в прихожей.

Я закрыла дверь. Постояла у входа около минуты. Вернулась обратно на кухню.

Порезала клубни, скинула картошку на сковородку. Включила газ.

Масло скворчало, брызгалось. Вкусно запахло жареным картофелем.

Принесла яйца из холодильника.

– Утро в деревне.… Кричит петух на зорьке. Просыпаются коровы и поросята. Хозяйка идёт доить корову… будет молоко!

Я произносила эти слова очень тихо, едва слышно.

– Встречайте Масленицу! Весна красна, к нам идёт! Хозяйка жарит блины. Разбила яйца, добавила молока, замесила тесто…

Я разбила яйцо, вылила его в сковороду с картошкой, перемешала. Порезала сосиску на монетки.

Откуда-то донёсся ворчливый голос старухи соседки:

– Мусора кто-то накидал! А убирать кому?.. Не ты обронил?

Ей ответил низким басом мужской голос. Вернулся муж, он уже стоял у входной двери. Защёлкал поворачивающийся ключ.

Муж зашёл домой, закрыл дверь на замок.

– Я не рассыпал кожуру, – ворчал он возмущённо. – С какого якоря я буду убирать!

Он справедливо сердился, ругался на вредную бабку.

– Кожура?.. В подъезде? – удивлённо спросила я, пожав плечами. Усмехнулась. – Странно. Откуда?

Соседка тихо ворчала… Было слышно, как она метёт веником по площадке. Шур. Шур. Шур.

Вскоре щёлкнул замок её двери. Ушла к себе.

Картошка дожарилась.

Мы сели ужинать за стол. Я сидела, муж ел картошку, я смотрела, как он ест.… Положила дочке картошки в тарелку. Самой не хотелось.

– А Масленица скоро? – спросила я.

– Весной, – ответил муж. – Сейчас январь.

– Блины надо печь, – говорю я.

– Блины – это хорошо, – поддержал идею муж. – Блины я люблю! Я только за. Я – за любой кипишь. Кроме голодовки!

Он часто повторял эту шутку. Я засмеялась. Улыбнулась, вернее. С лицом что-то… Кожа натянутая, твёрдая, на лбу особенно. И в уголках губ, на щеках.… Словно, лицевые мышцы судорогой сводит. Хочется улыбнуться, а получается гримаса, лицо кривит…

– Поешь, – говорит муж. – Тебе надо набираться сил. Я беспокоюсь за твоё здоровье.

– Не беспокойся, – ответила я. – Всё будет хорошо.

Я стояла в ванной комнате, смотрела в зеркало на своё лицо. На меня смотрел угрюмый незнакомец…. Я, и не я… Я ощупала щёки, глаза, волосы. Всё-таки, я. Отражение в зеркале тоже потрогало себя.

Я открыла воду. Поток хлынул в ванну. Я наклонилась, чтобы сполоснуть налёт со стенок.… Упала с полки зубная щётка в воду. Я подобрала щётку, очень медленно положила обратно на полочку.

Разноцветные щётки… Розовая, голубая, серая…

Я повернула их на полочке на полный оборот 180 градусов, и сложила параллельно друг другу. Указатель.… Когда придёт свежий ветер…

Я сложила параллельно синий бритвенный станок мужа и чайную ложку, рядом со щётками…

Вода шумела, пузырилась, уходила с бульканьем в сливное отверстие.

Я смотрела на неё. Воронка вращается по часовой стрелке. Мы живём в Северном полушарии… Вода чистая… Руки чистые… Вода. Её всегда чуть-чуть не хватает.… Там, где мучает жажда.… Один глоток воды из этого дома, да…

Я села на край ванной.

На полке стоял стаканчик-непроливайка с жёлтой крышечкой. Дочка рисовала, отмывала кисточки в нём. Принесла вылить и оставила. Я взяла этот стакан и выплеснула тёмную воду в ванную. Зачерпнула стаканом обратно воды из ванной и отпила глоток…

Вода чистая… Руки чистые…

Поставила стакан обратно на полку к щёткам.

Зачерпнула в пригоршню воды из ванной и сделала глоток…

Я в пустыне. Жарит белое солнце. Кругом песок. А тут оазис. Вода! Живая вода!

– Дайте воды! – сказала молодая женщина тихо.

Или это я сказала вслух, почти шёпотом, слабеющим голосом…

– Я умираю от жажды… один глоток воды! Пить.… Пить…

Вода просачивается сквозь песок на поверхность… Я очень долго шла под солнцем… Колодец. Грязь на дне колодца, а сверху – чистая вода… Прозрачная… Холодная!..

Я вижу, как погружаю свою руку в эту воду, зачерпываю вместе с грязью, с песком, наношу живительную влагу на иссохшие, потрескавшиеся губы…

– Один глоток воды… Его всегда не хватает…

Набираю в стакан воду из-под крана. Ставлю стакан на полку обратно.

– Для тех, кто придёт после меня… – говорю тихо-тихо.

В комнате внезапно потемнело, заслонили свет от лампы в прихожей. Оборачиваюсь. Два широко раскрытых глаза. Муж молча стоял на пороге ванной комнаты и смотрел на меня округлёнными от удивления глазами.

Глава 2. Дорога в бездну

– Тебя очень долго не было, – сказал муж. – Я слышу, вода хлещет. Испугался. Чтобы соседей не затопить… Зову, ты не отзываешься. Стучался, не открываешь. Я зашёл, было не заперто… Ты пила воду из ванной, и с кем-то тут разговаривала.

Он был напуган, стоял смущённый, и в растерянности.

– Я спросил, что ты только что сказала, а ты так посмотрела на меня ещё…

– Как? – спросила я, улыбнувшись ему.

– Как будто меня нет, – сказал он тихо, с удивлением в голосе. – Сквозь меня.

– Я не помню этого, – просто ответила я. – Пила воду? Наверно, попить захотелось. Зубы чистила, полоскала во рту.

Он удовлетворился ответом…

Наступил день внесения арендной платы. Пора было продлять договор на следующий год. Я сняла со счёта две трети суммы. Одна треть была отложена дома на этот случай, и место заначки тщательно охранялось и проверялось ежедневно.

Мы вдвоём с мужем шагали к ЦУМу, крупному зданию в центре города. В глубине его паутины коридоров был замаскирован офис руководства торговой сети супермаркетов и касса.

Чтобы попасть в кассу и «на ковёр» к Минотавру, необходимо было преодолеть лабиринт из коридорчиков, с кабинетами и поворотами в неизвестных направлениях, а клубок ниток на входе, конечно, не предлагали.

Сначала, подняться на 2-й этаж, пройти через весь торговый зал магазина. В конце будет неприметная дверь в стене между витринами. Нажать одновременно три цифры на кодовом замке, дверь откроется сама. За ней – длинный узкий коридор в обе стороны. Идти направо до упора в стену. Резкий поворот налево, ещё раз налево, до конца коридора. В тупике дверь, за ней – лестница противопожарного выхода.

Спуститься по лестнице вниз на три этажа. Далее, бункерная железная дверь – в подвал. За ней комната направо, и за большой решётчатой дверью – касса. В сплошной железной двери небольшое квадратное окошко, деньги подавать туда. Дождаться, пока запертая внутри кассирша сделает запись в журнале и выдаст чек. Вместе с чеком пройти весь путь в обратном направлении. Из подвала, – тускло освещённого одной мерцающей лампой на весь этаж где-то на другом его конце, – до двери с кодовым замком.

От двери с замком теперь идти в левую сторону до конца. Будет новый коридор, уже хорошо освещённый. В него выходят с десяток дверей: бухгалтерия, техник, двери без табличек.… В конце коридора дверь с надписью «Приёмная». За ней, не переставая, звонит телефон, и женский голос иногда отвечает на звонки, но чаще – трубку поднимают и с треском опускают обратно.

В «Приёмной» нужно показать чек. Специалист по работе с персоналом, – женщина с красивой укладкой, элегантная и всегда суровая, будто у неё котёночек умер, – внесёт данные в журнал. На стене за её спиной над головой висит листок со словами песни Т. Снежиной «Мы в этом мире только гости…» Внизу, за спинкой стула – неприметный букет засушенных роз вниз бутонами, подвешенный за ноги на леске. Романтичное напоминание, что перед вами человек с живой и доброй душой, а не функция по поеданию добрых молодцев и выпиванию крови из девиц.

Дальше, выйдя из «Приёмной», – поворот налево, кадка с раскидистой пальмой в углу, ещё коридор, и офисы с красивыми интерьерами.… Налево я доходила только до пальмы.

Мы с мужем зашли в супермаркет. Прогулка по зимнему холодку заняла минут пятнадцать. Свежего снега выпало не так чтобы много, сугробы не высокие, но я вдруг ощутила усталость.

– Пойдём в кафе, сядем, – предложила я. – Там мягкие стулья, можно посидеть за столиком.

Мы свернули в кафе на первом этаже супермаркета сразу у входа.

Окна в помещении были большие. С потолка свисали гирлянды «бегущие огни». Холодный свет от них создавал иллюзию падающего снега и атмосферу наступающего зимнего праздника.

Мы подошли к стойке. Я долго выбирала товар. Булочки, пирожки, беляши, пицца, конфеты в вазочках, салаты под стеклянным куполом… Взгляд отчаянно цеплялся за яркие цветовые пятна. Всё это было знакомое, и в то же время…. Другое. Цвета выглядели более контрастными, тени – глубже…. И сам воздух в помещении колыхался.

В дальнем углу кафе сидела за столом девушка. Перед ней стоял стакан с кофе. Девушка смотрела в телефон и что-то записывала в записную книжку. Вдруг она посмотрела на меня, прямо в глаза, и… приблизилась ко мне. Вместе со столиком, кофе и записной книжкой!

– Оля? – шёпотом спросила я, не доверяя своему зрению.

За столом сидела моя младшая сестра!

– И ты тоже здесь, Оль? – тихо-тихо продолжала спрашивать я. – Приехала с работы?.. Ты уже знаешь, да? Ты тоже их видела?.. Они тебе сказали. Значит, и до тебя добрались…

Девушка продолжила смотреть на меня ещё секунду, потом моргнула, и отвела взгляд. Снова заглянула в блокнот. Что-то записала…. И картинка вновь отодвинулась в глубину комнаты.

– Будете брать что-нибудь? – женский голос прозвучал неожиданно.

Буфетчица ждала от меня ответа, нетерпеливо перебирая руками вафельное полотенце. Повторила вопрос громче.

– Да…. Сок, пожалуйста, – наконец, отозвалась я, внезапно приходя в себя.

– Яблочный подойдёт?

Я осторожно смотрела на девушку в углу. Это была не моя сестра. Оля – брюнетка с короткой стрижкой под мальчика, недавно окрасила волосы, а у девушки русый цвет длинных волос…

– Подойдёт… – сказала я.

Продавщица поставила передо мной маленькую коробочку с соломинкой.

«Зелёное яблоко». Зелёный. …

Муж попросил себе кофе и беляш. Я рассчиталась. Мы сели за столик.

Я щипала себя за руку, сжимала пальцы до боли. Моя сестра не могла тут быть. Она живёт на другом конце города, это очень далеко.

Предмет за предметом, я рассматривала обстановку в кафе. Пыталась вспомнить….

Муж доел беляш, допил кофе. Мой сок был едва тронут, я сделала пару глотков. Точно! Вкус…. Другой стал. Как горькая вода. Алоэ! Пахнет неприятно. Я не могла его пить.

Коробочка отправилась в мусорное ведро.… Беляш тоже вонял отвратительно, жареной переперчённой тухлятиной, но мужу понравился. Странно, раньше тут очень вкусно готовили.… Пожалуй, не надо говорить ему про странный вкус и запах.

Мы поднялись на 2-й этаж, дошли до двери с кодовым замком. Я нажала три кнопки кода. Замок щёлкнул, но не открылся. Ещё раз нажала, потом ещё. Тщетно.

– Код сменили? – спросил муж у проходившей мимо Ариадны, молодой продавщицы из торгового зала.

– Нет, – ответила девушка с улыбкой. – Прежний код.

Она нажала те же кнопки, что и я, щелчок, и дверь отворилась…

Мы вошли в сумрак. За спиной хлопнула механизмом дверь. Дальше – лабиринт.

Я сделала три шага и остановилась. По коридору потянуло сквозняком, потом внезапно стало жарко и потемнело ещё больше. Надвигалось что-то из глубины…. Там, сразу за поворотом. Я точно понимала, мне туда нельзя. Сам воздух стал твёрдый, и горячий. Я взяла мужа за руку, сжала его пальцы.

– Я туда не пойду, – говорю ему шёпотом.

Достала деньги за аренду из сумки.

– Вот…. Здесь за этот месяц, ровно. И потом договор продлить ещё…..

Он взял деньги.

– А ты?

– Я тебя внизу подожду, – сказала я. – В кафе, где мы были.

– Ладно, – согласился он. – Никуда не уходи.

Он зашагал по коридору и вскоре скрылся за поворотом.

Я подошла к двери с кодовым замком, опустила ручку вниз. Щелчок. Дверь стала открываться. Тихий шорох сквозняка пронёсся за спиной по коридору.

– Кошмар за дверью, – шепнуло эхо моим голосом в мыслях.

– За какой дверью? – еле слышно спросила я, испуганно оглядываясь по сторонам.

Позади меня повсюду были двери, как в зеркальной комнате!.. Бесконечное количество дверей…

Я зажмурилась. Глюк!.. Потом осторожно сделала шаг вперёд, к выходу, ещё один. И вдруг оказалась в торговом зале. Лабиринт остался за спиной. Вход в него с шумом закрылся.

Воздух вокруг колыхался. По торговому залу прямо мне навстречу приближалось марево…

Я посмотрела туда-сюда, и быстрыми шагами направилась прямо, обходя марево справа, с боку, затем бегом вниз по широкой лестнице.

Скорее! В кафе безопасно, там зелёный…. А здесь, в торговом зале, – повсюду чёрный!.. Цвет траура… Тут страшно находиться. Гнетущее ощущение пустоты вокруг, обречённости и неизбежности…

На минуту задержалась у витрины киоска, рассматривая предметы за стеклом. Книги, крестики, серебряные колечки. Это был магазинчик религиозных товаров и литературы.

Высокий астеничный мужчина глубоко за сорок внезапно возник рядом со мной справа.

– Он вас обманывает!! – громким голосом сообщил мне незнакомец. – Девушка. Он вам врёт! Знаете об этом?

Я обернулась.

Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся, подмигнул. И пошёл к лестнице на 2-й этаж. Ещё раз обернулся. Улыбается жутко…

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.

Кто это?! И кто меня обманывает?! Муж? Макс?.. Откуда он знает?!

Я была напугана. Нет, не то слово… Ужас был сильнее, чем, если б я тут увидела Вер Вульфа, волка оборотня, в чёрном костюме! Проверяющий из Инспекции, с потрёпанным Налоговым кодексом в кармане, который он цитирует вслух, когда приходит в мой магазин. Вместе с их «засланными овечками Долли», – такие роботы волко-мутанты, со стеклянными глазами-имплантами, – всеми вместе взятыми!

Я вошла в кафе. Девушки за столом уже не было. Я снова села за наш столик. В зале была только я одна. Прошло очень много времени. Я сидела в оцепенении, не в силах пошевелиться от пережитого испуга после встречи с незнакомцем. Смотрела в окно на «бегущие огни».

Кто все эти люди?! И чего они всё время пишут?!

Эти цифры что-то значат?.. Та девушка смотрела мне в глаза и записывала. Потом, буфетчица, тоже что-то записывала в тетрадку…. А этот мужик.… Зачем они меня преследуют?! Зачем наблюдают за мной?

Вернулся муж. Передал мне чек.

– Зам на месте, а начальства сегодня нет. Говорит, в феврале приходите. Рано ещё. За договором.

– Ну, хорошо, – ответила я. – Ладно.

Убрала чек в сумку. Мы вышли на улицу. На морозе немного стало легче дышать, и страх отступил…

Позвонила учительница русского из школы. Вызывают родителей. Что-то случилось?.. Надо действовать последовательно. Это важно. Чтобы не догадались…

Я пришла в школу. Отметилась на вахте, позвонила по номеру. Вышла женщина в сером твидовом костюме в «ёлочку», белом шёлковом шарфике на шее, и в круглых очках Джон Леннон. Наверно, мода сейчас такая, на круглую оправу и твид, подумала я на миг.

– Я Елена Владимировна, ваш учитель по русскому. Преподаю в классе вашей дочери,– заговорила быстро-быстро женщина в костюме.

– Мы знакомы, я вас помню, – сказала я, кивнув.

Улыбнулась вежливо. Поднялась за ней по лестнице, потом по коридору.

– Девочка может хорошо учиться, но в последнее время скатилась на «3», и домашние забывает делать. Класс поделят на три группы, расформируют. В каком направлении она будет обучаться? Физ-мат, хим-био, русский-литература? В прошлом году было собрание. У них будут экзамены в 9-ом, потом. Вам надо заполнить документы.

Я с трудом улавливала суть, о чём она тараторит. Мы проследовали по ещё одному длинному коридору, и зашли в кабинет с табличкой «Учительская». Возле окна стояла преподаватель математики, тоже в строгом костюме.

Сели все за стол. Я что-то записывала на листе под их диктовку, поставила подпись. Согласие на перевод, что-то ещё….

– Она, да, выбрала направление, – сказала я, наконец, сообразив, какого ответа от меня ждут. – Гуманитарные предметы, русский-литература. Конечно, я её спрашивала, и она знает о переводе. Надо дать девочке шанс, она исправит оценки! Она старательная и умная!

Они в учительской, вдвоём с математичкой, цокают, качают головами…

Я сказала что-то лишнее? По русскому так странно смотрела.… В этих очках, глаза у неё были совсем круглые и большие, кукольные, стеклянные, с длинными густыми ресницами.…

И все они что-то записывают за мной!! Даже охранник на входе!..

Под вечер позвонила знакомая, торговый представитель Орифлейм. Сообщила, что она заходила ко мне на работу, и меня не застала.

– Когда заказ заберёте? – спросил недовольный уставший женский голос в телефоне.

Я договорилась с ней на этот вечер, на 18 часов.

Надо идти, встретиться с ней.… Не хочется идти. Надо. Я вздохнула.

До работы минут десять пешком от дома. Без четверти шесть я вышла на улицу.

Сумерки сгущались. Тянуло дымом из печных труб. Впереди, вдоль по шоссе, стелился длинными языками туман. Белый, как вейп, густой, и такой же пахучий. Запах копчёного чернослива, и мокрых валенок с нагретыми на печи резиновыми галошами… Остатки свечения розового заката погасли, перешли в оттенки синего. Туман из молочно белого окрасился в сероватый цвет…

Я шла быстрым шагом. Дорогу знала отлично, каждый день по ней ходила. Автомобили проезжали по шоссе, мелькали их красные габаритные огни.

Вот здесь светофор, зебра. Я огляделась по сторонам, машин вблизи нет. Остановилась у края проезжей части…

– Пойдём туда, где красный свет? – спросила я шёпотом у темноты.

– Пойдём на красный… – отозвалось эхо с улыбкой в голосе.

– Максим, проводи Яну! – смеётся его подруга.

– Пойдём.… Пойдём… – звучит его тихий голос и смех.

Я закрыла глаза, улыбнулась и сделала шаг вперёд. Ещё один, ещё два….

Яркий белый свет ослепил фарами слева. Водитель из кабины грузовика смотрел на меня. Его лицо в жёлтом свете лампы, напряжённо застывшее, исказила гримаса страха. Автомобиль быстро приближался. Скрипели-визжали механизмы, шипели колёса по шоссе.

По инерции я сделала ещё шаг вперёд. И в ужасе рванула с места через дорогу!

Прямо!!

Я летела. Только бы не споткнуться!

Вперёд! Вперёд! Ещё метр! Скосила взгляд вправо, и едва увернулась от легковушки, ехавшей на меня по правой полосе! Чёрт! Быстрее!

Труба ограждения уперлась поперёк живота. Через секунду я уже повисла на ней, вниз головой, свесившись наполовину. Качнулась обратно. Присела, поджав ноги в коленях, чтобы сохранить равновесие. Всё. Дальше некуда бежать. Забор.…

В тот же миг за спиной промчался тяжёлый автомобиль. Обдало волной воздуха. Издалека, на грани слышимости, долетели крепкие слова водителя. Мелькнули красные огни кузова.… И снова тишина. Да откуда он взялся-то? Не было же их.… Простите, я задумалась!..

– Простите, простите… – повторяла я шёпотом. – Яна, приди в себя, ну, пожалуйста!..

Я глубоко дышала ртом…. Ноги подгибались от резкой усталости, хотелось посидеть где-нибудь. Ничего подходящего, конечно, не было. Холодно. Увидела, что держусь голыми руками за трубу. Пальцы обжигал ледяной металл. Не сядешь тут, сразу пристынешь…

Почему я здесь?!

В этом месте нет зебры перехода. Он правее, на пять метров. И светофор мне горел красный, вот сейчас только сменился на жёлтый цвет, зелёный…. У водителя мгновенная реакция, затормозил, разминулись. Как же он испугался!..

Туман такой густой…. Или это дым из печных труб стелется по земле?

Почему так много белого дыма вокруг?..

Я медленно брела по дороге, отходила от пережитого…

Магазин. Из мрака возникла кирпичная стена, чёрное пятно – переход под аркой, – большие жёлтые окна витрин. Потянула рукой на себя тяжёлую дверь. Тепло. Знакомый сладковатый запах стирального порошка.

– Я вас двадцать минут уже жду! – девушка справедливо сердилась. – Вот, ваш заказ. Новый каталог.

Представитель протянула мне журнал.

Я заплатила ей. Положила коробку в сумку. Лицо у девушки уставшее. Яркая красная помада, очки Джон Леннон. Зачем она надела сегодня эти странные короткие штаны? В бело-чёрно-красную клетку. Забавные.… Вся одежда на ней была модная, от известных брэндов. Последний выплеск глянцем из каталога. Я улыбнулась, чтобы сгладить напряжение.

Мы договорились созвониться для следующей встречи. Она деловито кивнула на прощанье, быстро зашагала вдоль по улице и вскоре исчезла в темноте. Я смотрела ей вслед. Не боится этого дыма!.. Смелая девушка.

Надвигалась темнота. Сверху, сбоку, отовсюду. Дорога ужасно скользкая. Или это подошвы моих сапог так скользят. Ноги едут во все стороны, едва я ступила с крыльца на укатанный машинами дворик. Раз пять чебурахнулась, пока шла. Я выбирала места ближе к обочинам дорог, там больше снега.

Кто-то шёл навстречу. Я чуть качнулась на узкой тропинке, и, потеряв равновесие, опустилась в рыхлый сугроб. Руки по локти утонули в белом пухе. Он мгновенно набился под одежду в рукава и стал таять. Я сгребала снег рукой, в поисках точки опоры, её не было.

Человек протянул мне руку. Помог подняться.

– Спасибо, – тихо ответила я, стараясь улыбнуться.

Болело ушибленное об лёд колено. Фигура прохожего вскоре растаяла в темноте…

Будильник?.. Или нет?.. Телевизор работает. Идёт какая-то передача.

– Утро в деревне.… На зорьке кричит петух. Просыпаются коровы и поросята. Просыпаются гуси и утки, – говорит диктор из телевизора.

– Что это? – спрашиваю я.

В комнате тихо. Слышно, как рядом посапывает муж во сне. Который час? За окнами темнота.

– Хозяйка идёт доить корову! – весело сообщает диктор за кадром. – Будет молоко!

На экране появляется картинка: чёрно-белые Бурёнки жуют траву. Бидон для молока. Лицо мужика на весь экран. Хрюканье, кряканье, гогот, кудахтанье. Лицо увеличивается, приближается, и остаются только глаза, нос и губы. Глаза смотрят на меня с экрана.…

Я накрываюсь одеялом с головой. Лежу тихо, боясь пошевелиться. Диктор продолжает вещать что-то про деревенскую жизнь. Постепенно слова переходят в неразборчивое бормотание. Он говорит на странном непонятном языке, совершенно не знакомом….

Я выглядываю из-под одеяла. Шарю осторожно по дивану рукой.

– Где пульт?

На экране деревенский пейзаж. Поля, колосится пшеница.…

Вдруг экран чернеет, картинка сменяется другой. Комната. Задрапированные бархатными шторами окна, стол, покрытый скатертью. На столе оплавившиеся толстые свечи. За столом сидит женщина. Белые вьющиеся волосы собраны в замысловатую причёску. На лице яркий макияж. На пальцах тяжёлые, сверкающие крупными драгоценными камнями, золотые перстни. Старинное платье с кружевными рюшами, чёрное, блестящее.

Женщина делает круговые движения руками над металлическим узорчатым блюдом с водой. Воск свечи выливает в воду. Шепчет слова заклинания.

Её голова вдруг поворачивается в сторону видеокамеры. Глаза вглядываются через экран!

– Колдунья! – кричит женщина мне из экрана. – Ворожишь? Дерево яблоня, камень яшма, стихия воды…

Показывает на меня пальцем. Лицо её искажено злобой.

И в следующий миг всё исчезло. Снова пшеничное поле….

Я в ужасе вновь прячу голову под одеяло. Сердце бешено лупится в висках, в глазах, вот-вот зайдётся. Боюсь дышать. Если вдохну воздух, она услышит, и случится что-то страшное!..

Я какое-то долгое, бесконечно долгое время, дышу под одеялом. Очень тихо, осторожно хватая тёплый воздух ртом. Когда выглянула наружу, картинка снова поменялась в телевизоре.

По экрану шла вертикальная розовая полоса. Мелькали лица. Люди в деловых костюмах сидели за столом переговоров. Странные жёлтые лица. Жёлтые, как корочки от лимона. Китайцы? У китайцев настолько жёлтая кожа?..

Муж уснул на пульте от телевизора. Каналы переключались, когда он двигал рукой во сне. Наконец-то нащупала пульт под ним. Выключила ужасный телек. Я от страха едва сердечный приступ не получила!..

Утро или вечер? Синие окна.

Больше не расстаюсь с телефоном. Засыпаю, телефон лежит под подушкой, или зажат в руке. Жизнь поставлена на паузу. Непрерывно в ожидании звонка.

Всё время хочется спать…. Самое страшное время – это ночь. Ночью все спят – муж, дочка в соседней комнате, кошка. Просыпается мафия.… Не мафия, конечно, а я.

Не могу уснуть. Пробую встать, ноги подгибаются, не слушаются. Голова кружится. Стены качаются вверх, вниз. Пол качается, словно палуба корабля. Потолок вертится….

Я в парке на аттракционе. Обнимаю руками лошадку за деревянную гриву. Лошадка поднимается вверх, опускается вниз. Карусель кружит по кругу. Мимо проплывают деревья, вращается солнечное небо…. И не лошадка это уже, а металлический поручень. И я сижу на деревянном стульчике, вцепившись в металлическую трубу перед собой. А мальчишка карапуз подгоняет, раскручивает круг, бежит рядом, хохочет, заливается смехом. Я вижу, как мои пальцы медленно разжимаются…

– Хватит! – кричу ему требовательно.

Он делает вид, что не слышит мой крик, ржёт. Взрослая тётя боится! Ха-ха-ха!

Центробежная сила уже слишком велика, а я сижу на самом краю круга. Не могу больше удержать. Пальцы разжались. Меня выкинуло с карусели.

Ору от страха:

– Аааааа!

Всё летит кувырком: небо-трава-рука-деревья-сумка.

Я пропахала по мелкому гравию ладонью и локтем. Больно, конец. Пробую подняться и падаю на землю. Пробую снова и падаю. Всё вокруг качается вверх-вниз. Только бы дотянуться до тебя, схватить! Хоть за ногу! Уж, ты у меня получишь!.. Но, противный пацан ускользает в последний момент….

Я смотрю в потолок. Он тёмно-серого цвета, с белым прямоугольным пятном, – свет от уличного фонаря попадает в окно. Длинные тени проводов вычерчивают странный узор в форме креста…

– Не надо крестов… – попросила я шёпотом темноту. – Хватит!..

Так много чёрного цвета вокруг….

Я в ванной комнате.

Свет лампы не освещает, кругом серый полумрак. Я переложила зубные щётки в ряд, параллельно друг другу, цветные карандаши в ряд, нож… Металл, дерево, пластик.… Знаешь, как пахнет, как дымит горящий пластик? Когда в доме пожар, верхний этаж, и некуда бежать?..

Вся маленькая комната вдруг заполняется дымом….

– Мне нечем дышать! – я стараюсь позвать на помощь.

Мой крик застревает в горле. Звуки, похожие на хрипы. Дотянуться до двери! Совсем рядом, позади. Только толкнуть! Вон там полоска света, узенькая наверху, видишь? Туда, к ней!

И я вся тянусь к ней. Тело словно из ваты, чужое. Руки не слушаются, будто их нет. Только глаза, – взгляд устремлён на эту узкую полоску света во тьме! Там, за дверью, спасенье. Там свежий воздух, жизнь! Один единый импульс. Свет вот он, рядом. И я проникаю в этот свет. Глаза наполняются кровью. Она просачивается из лопнувших капилляров. Белки лопаются, брызги разлетаются с шипящим звуком.… Шипит яйцо на раскалённой сковородке, скворчит нагретое масло…

Наружу, через дверную щель, выползает чёрная змея. Падает на пол, извивается, ползёт под ногами….

Я уже стою по другую сторону двери. И вижу змею на полу. Она уползает, растворяется… Кошмар за дверью.… В ванной…

Я часто дышу. Сердце стучит в груди, в голове, в шее, заходится. Громкие, частые удары. И бесконечный ужас от только что увиденного.

Дочь идёт в ванную комнату, чтобы забрать оставленные карандаши. Я не должна её пускать туда.

– Туда нельзя. Не ходи! – говорю ей.

– Почему? – удивлённо спрашивает Маришка. – Но, мне надо!

Она ловко проскальзывает мимо меня, под рукой. Щёлкает выключателем. Вспыхивает лампа. Дочь открывает дверь в ванную, спокойно заходит внутрь. Сгребает сложенные мной карандаши на полке. Дыма в комнате больше нет….

– Я буду тебе мстить, – говорит низкий женский голос.

Я смотрю на ребёнка. Слова её холодят кровь.

– Я буду тебя клевать! – говорит девочка и смотрит мне в глаза злобно.

– Пожалуйста, прекрати, – шепчу я ей.

– Я буду мстить тебе! – заявляет ребёнок уже своим обычным голосом.

Очень злая, жестокая шутка.

– Не надо так, – тихо прошу я. – Мне страшно.

– Буууу! – говорит девочка. – Бу-га-га-шеньки!

Смеётся. Ей очень весело, мама так испугалась!

Я застыла на пороге кухни. Волосы шевелятся на теле от страха и увиденного, всё происходит, как в замедленном кино…

Муж раскрыл дверцу духовки, опустился на колени перед печкой, и засунул в неё голову. Газ с тихим с-с-сипящим звуком выходит из отверстий трубок. Я хочу позвать мужа, но слова не имеют звука…

Я кричу, зову его по имени!

Он медленно оборачивается на меня. Смотрит из печки прямо в глаза. Улыбается. Я слышу чиркающий звук. В его руке зажигалка!

В следующее мгновенье вспышка. Клубок огня с треском вылетает из духовки. Голова исчезает в огне, вспыхивают волосы, лопается и расползается кожа на лице, зубы скалятся в усмешке…. Я тяну к нему руки. Ноги меня не слушаются. Нет сил, сделать ни одного шага….

– Здесь нечем дышать! – кричу я.

Вместо крика шёпот.

Я повторяю и повторяю эти слова, всё тише и тише. Сердце вот-вот вырвется наружу, заходится быстрыми ударами. Не хватает воздуха… Нечем дышать! Не могу вдохнуть. Хватаюсь рукой за стену…. Темнеет вокруг, наваливается мрак.

Моргнула. В кухне светло. Муж наклонился, подбирает с полу зажигалку, улетевшую под печку. Открывает пластиковое окно. Пододвигает на подоконнике пепельницу к себе. Достаёт из пачки сигарету. Затягивается. Кухня наполняется запахом табачного дыма. Садится на табурет.

Я подхожу к мужу. Трогаю рукой его жёсткие волосы, голову. Всё на месте….

Он обхватывает меня свободной рукой, обнимает за талию.

– У тебя сердце так громко стучит! – говорит он. – Я прям, отсюда слышу….

– Пап, ты обещал не курить! – не выдерживаю я.

– Брошу через два года, – отшучивается муж.

– Мне очень страшно… – говорю ему тихо, со слезами в голосе.

– Тебе нужно больше гулять на свежем воздухе, – ответил он и улыбнулся…

Светит яркое солнце в окна. Зимний день.

Дочка ушла в школу, – по комнате разбросаны её учебники и тетради. На столе стоит кувшин, в нём под плёнкой букет белых роз. Три крупные белые голландские розы, с веточкой розовой гипсофилы и зелёным листком пальмы… Я только что вернулась с работы.

Ходила сегодня на работу. Тишина в торговом зале. Посидела за столом перед голубым монитором около получаса. Засобиралась обратно. Написала ручкой на листе А4 объявление для покупателей: «Технические работы». Прикрепила листок скотчем на входной двери. Заперла свой магазин на замок.

– Я заболела, – кивнула коллеге Люде в соседнем киоске.

Постаралась улыбаться…. Ушла. Хорошо, что никто из покупателей не пришёл в это время.

Ходила по улице. Торопиться было некуда. Разговаривала шёпотом сама с собой.

– Все дороги от дома до магазина исхожены вдоль и поперёк. Известны. До кирпичика в стене. До дерева во дворе! Дом-работа-магазин, дом-работа-магазин. День за днём. Три года подряд. Уже четыре! Без отпуска, без выходных, – меня могли вызвать на работу даже в воскресенье! И я шла. Нужны деньги. Любая мелочь. Любой заказ….

Я обращалась к дереву, к стене дома, к забору.

– Как же так получилось, что в мои тридцать два я потеряла смысл ходить на любимую раньше работу?.. Надо идти. Вернуться. Переустанавливать драйвера, операционку, кодеки, базу.… Знаю! А ещё, нести картридж от МФУ в мастерскую, заправлять краской, и платить полторы за восстановление, чтоб не мазал бумагу. Везти принтер на другой конец города в другую мастерскую, платить восемьсот!..

Я остановилась у забора техникума, отдышаться.

– Я делала это не один десяток раз! Моя жизнь превратилась в бесконечные поломки, ремонты, уже ежедневную переустановку «дров» и софта…. Мои руки зелёные от краски. Каждый день оттираю ногти в белизне, после дозаправки системы для печати!..

Никто не ответил. На пустой улице не было прохожих. Только высокое зимнее небо над головой.

– У меня нет этой программы-обнулятора…. Программа-ключ была у тебя на флешке. Ты приходил, вставлял флешку в компьютер. Нажимал какие-то кнопки… Колдун!.. И мигающий красной кнопкой мёртвый принтер издавал рокочущие звуки, оживал, начинал чистить дюзы и печатать! Тебя больше нет. Больше нет.… Есть повсюду только кассы…. Кассы, кассы!.. А тебя нет. Нигде нет. Для меня. Для других – есть, кроме меня…. На меня у тебя нет времени, жалко даже улыбки…. Позвони. Будь человеком!! Тварь! Будь всё это проклято!.. Так больно.… Где ты? Я с тобой всегда рассчитывалась, ты не жаловался!.. Ты вернёшься. Я знаю. Придёшь.… Не сейчас, позже…

Я медленно шла по дороге домой. Слёзы капали на куртку.

Остановилась у автобусной остановки. Села на холодную металлическую лавочку внутри домика. Привычный городской пейзаж. Маршрутки подъезжают, забирают пассажиров, отъезжают дальше. Все куда-то едут.

Город выглядел странно.

Буквы на здании…. Их же сняли?.. Достояние СССР! Раньше они светились лампами зелёным цветом. Вечером было красиво!.. Потом их сняли с крыши дома, убрали название…. Почему они снова на том же месте?.. Или не снимали?

Воздух дрожит, тени на снегу такие яркие, прямо чёрно-синие, контрастные. Сам снег жёлто-белый, а тени – тёмно-синие… Воздух как стеклянная стена…

Холодно…

Военные в серой форме, молодые ребята. Куда-то идут мимо. В длинных серых пальто. В высоких шапках с красной лентой. Сейчас такая форма у них? Я не помню.… Кажется, её носили лет двадцать назад, или вовсе в прошлом веке, в гражданскую войну.… Всё так странно.

Я зашла в подъезд, поднялась на свой этаж. Открыла дверь. Выдохнула.

Дома.

Муж уже прогулялся до магазина. Вернулся. Принял дневную дозу. Лежит на диване. Спит. В комнате пахнет цветами…. На столе кувшин с водой. В кувшине белые розы.

Я всё ещё боюсь заходить в ванную…

Так хочется спать…

Зубы почистить.… Потом…

Я здесь лягу, ненадолго. Пока она в школе…

И я легла на кровать Маришки, в уличной одежде, как была, прямо в полушубке, шапке и обуви… или обувь сняла? Я не помню…

Который час? Светло. День.

Жар. Потрескивание пузырьков. Звук такой необычный. Лопается плёнка-пупырка. Потрескивают поленья в печке. Щёлк. Щёлк,… Воздух в коридоре колышется.

Показалось….

Я поснимала с себя верхнюю одежду во сне, она лежит на кровати. Вещи на полу разбросаны…

Душно.

Жар.

Книга. Лицо Иисуса на голубой обложке. Положили в почтовый ящик. Я зачем-то принесла её домой. Помню, читала… Книга в руке. Смотрю на это лицо.

Это моё лицо на обложке!

Иду в прихожую к зеркалу, убедиться. Трогаю пальцами себя перед зеркалом. Отражение смотрит ликом с обложки книги, – губы в печали, уголки опущены вниз, складки на лбу, кожа бледная…

– Чёрная вдова, – произнесла шёпотом внезапно возникшую мысль в голове. – Он погибнет! Или развод. Выбирай. Чёрный паук…

В ужасе шарахаюсь от зеркала прочь.

– Нет! Нет…

Сильно щипаю себя за руку. Больно. Кусаю руку. Ещё. Проснуться. Это помогает. Я слышала от кого-то, что если укусить, ущипнуть себя, то видение исчезнет…

Помогло, действительно работает. На книжной обложке вновь появилось прежнее изображение мужского лица на голубом фоне…

Сунула книгу на полку в шкаф, подальше…

Скорей!

Взгляд вдруг падает на обувь в прихожей. Вот эти старые разношенные ботинки мужа 43-го размера…

Примерила. Сняла. Снова сунула босые ноги в них. Сняла обратно.

Успеть!

Я должна успеть! Я сделаю это, и он будет спасён!

Стою босиком на полу. Я вижу свои пальцы ног. Жар невыносимый за спиной. Потрескивает стекло на двери в зал. Белая стена пламени в зале, там за этой закрытой дверью. Вся комната в огне!!! Бежать…

– Беги!! – это я кричу себе, отпирая замок входной двери.

Я на мгновенье пришла в себя только внизу. Одно мгновенье, длившееся очень долго. Как в замедленном кино… Совершенно не помню лестницу вниз. Моргнула.

Пол в подъезде под ступенями ледяной. Цементный. Плечо ударилось о входную дверь с размаху. Заперто. Голую кожу обжёг ледяной металл. Темнота позади, в колясочной, под лестницей. И здесь, в тамбуре. Узкая щель света прямо перед глазами. Почтальоны сюда просовывают почту, письма и газеты падают в прибитую к двери коробку.

Холодно! Ааааай! До чего же холодно здесь. На коже проступил багровый мраморный рисунок капилляров. Холодно…

Я всхлипывала от боли…

Коробка для почты…

Я с какой-то неистовой силой отрываю её от двери в два рывка. Картон с трудом поддаётся. Бросаю на пол, встаю в неё.… Теперь от ледяного пола отделяет слой тонкого картона.

Звуки, похожие на вой, стон, или сдавленный крик. Мне сейчас невыносимо больно, – болят ступни. Они замёрзли от холода. У самой двери лёд, а я стояла на нём. Болят мышцы бёдер, икры сводит судорога. Меня скручивает от боли и холода.

Я присела на эту коробку, чтобы хоть чуть-чуть согреть ноги. Сосудистый рисунок побагровел ещё больше от холода. Дую на замёрзшие пальцы на руках…

Несколько секунд назад я искала кнопку домофона на входной двери. Нажала. Пиликнул звонок. Дальше не помню. Туман. Мгновенный провал в темноту…

Моргнула. Внезапно пришла в себя.

Стою в подъезде, босиком, в картонной коробке у входной двери. Ужас и паника!

Лестница. Я через три ступеньки перепрыгиваю вверх. Успеть!! Вернуться домой, пока никто из соседей меня тут не увидел! Дверь в квартиру не заперта. Толкаю. Вваливаюсь внутрь. Захлопываю. Запираю замок.

Дома.

Без сил опускаюсь в коридоре возле двери. Сползаю по стенке вниз на пол….

Очень хочется плакать, но слёз нет. Всё тело – сплошной комок боли. Ощущение, будто с меня содрали кожу…

Постепенно накатывает волна тепла… Колючие мурашки в ногах. Ни в чём. Одежда вся лежит на полу. Стоны, похожие на вой…

Ужас был настолько сильный, от всего увиденного вокруг… Я срывала с себя пылающую на спине одежду! Я видела, как она горела! Без ключей от дома, – не было времени их искать, – выскочила в подъезд, сбежала вниз по лестнице, до входной двери. Животный инстинкт гнал бежать дальше от огня, на улицу. И этот же инстинкт животного страха включил функцию «спасаться от мороза».

Если б я тогда открыла дверь подъезда и вышла на улицу, – оставалось сделать всего один шаг!.. Ключей нет. Мороз -25 градусов по Цельсию, или больше…

С той секунды, как за мной захлопнулась дверь, наступила бы точка невозврата. У нас по полчаса и более никто не проходит по двору в это время, да ещё в холод. До соседей не достучаться, не дозвониться…

Мысли скакали кувырком в голове. Я кусала себя за руку до крови. Что реальность?! Осознание близкого конца окатило новой волной ужаса. Сердце колотилось, как у зайчика…

Медленно поднялась с полу.

Не знаю, сколько прошло времени. Нашла свой халат. Накинула на голое тело, запахнула, не застёгивая. Зашла в зал.

Муж спал всё это время. Синий.

Я легла рядом с ним рядом, с краю на диване. Обняла. И только теперь заплакала.… Тихо-тихо. Меня трясло, как в малярийной лихорадке.… Закрыла глаза. Всхлипывала…

Он проснулся от звуков. Сквозь сон обнял, прижал к себе.

– Поспала? – спросил ласково.

– Мне приснился кошмарный сон, – сказала я.

– Опять… – вздохнул он.

Я всхлипнула снова.

– Я же могла замёрзнуть!! – шёпотом произнесла я.

Уткнулась лицом в его пахнущую потом футболку.

– Я же могла замёрзнуть, ты понимаешь, хоть это? – повторила я немного громче, сквозь рыдания.

Ударила его кулачком, попала куда-то в бок. Не больно совсем стукнула, слабенько. А хотелось больно. Чтобы почувствовал каплю той боли. Я стукала его, стукала.… По спине, по боку, куда попало.

И без конца повторяла еле слышно, сквозь слёзы, одно и то же:

– Я же могла замёрзнуть…

Он обнимал меня.

– Тише. Тише… Тише. Всё хорошо. Это просто сон. Просто сон. Тише.

Я уже не отличаю, где сон, а где – нет. Обе реальности для меня реальны одинаково. Переключение между ними быстрее, чем щёлкнуть пальцами, чем моргнуть. Это очень страшно. Животный ужас, инстинкт самосохранения гонит то туда, то сюда. Бежать, спасаться самой, спасать близких людей! Мозг не отличает картинки. Я живу в обоих мирах одновременно…

Внезапно раздался глухой звук, три раза.

– В дверь стучали, – сказала я шёпотом.

Прислушались вместе. Стук раздался опять, но уже тише.

– Это к соседям, – предположил муж, тоже тихим голосом.

Минуты через две стук в нашу дверь повторился. Мы сидели в зале на диване тихо-тихо…

Глава 3. Лучший Новый год

Хлопнула дверь. Скрипнули петли. Послышались тихие голоса в коридоре на площадке. Два мужских и один женский. Старая соседка разговаривала с мужчиной. Шаги. Снова хлопнула дверь. Гости вошли в её квартиру.

Я прислушивалась к их разговору через небольшую щель, стоя у двери.

– Воду на качество проверяют, – говорю мужу тихо.

– Да закрой ты уже дверь! – рассердился он. – Ходят тут всякие. Мошенники. Нас дома нет. А у своих всех – ключи есть.

Я осторожно заперла замок, чтобы не скрипнул.

Через пять минут человек вновь постучался в нашу дверь. Постоял, послушал тишину, и ушёл. Шаги стихли внизу…

– Я поеду к маме, – сказала я на другой день. – Мы с дочкой поедем. Проведаем бабушку, продуктов отвезём.

Подумала в тот момент, что у неё мы будем в большей безопасности, чем здесь…

Я быстро опустошила половину морозилки в холодильнике.

– Поехали с нами? – предложила мужу.

– Чего я у тёщи дома забыл, – отказался он. – Если чего починить, то позвони мне, приеду.

– Я там до завтра останусь, – сказала я. – Завтра вернёмся.

31 декабря 2009. За три недели до событий.

Ключи есть, глубоко в сумке лежат. Я позвонила в домофон.

– Это я, ма…

Щелчок, пиликанье. Мы с дочкой вошли в тёмный подъезд.

– Мой птенчик прилетел! – радостно сказала мама.

В глазах у неё отражался свет из окна за моей спиной. Мы стояли с дочкой на пороге квартиры на лестничной площадке.

– Это я, мам, – отозвалась я с улыбкой. – Это мы.

– А я вас всегда жду, – продолжила журчать она. – Ну, проходите, садитесь куда-нибудь.… В ногах правды нет.

Я сняла чёрный кроличий полушубок в прихожей и обувь. Дочка скинула сапоги, прошлёпала на кухню с тяжёлой сумкой.

– А мы к тебе тут… Новый год встречать! – я улыбнулась.

Я переложила из сумки в морозилку кусок солёного сала, большую упаковку пельменей. Отнесли вдвоём на стол в зал сетку с мандаринами, сливочное масло. Полукилограммовый контейнер мёда, хлеб, половину тушки солёной горбуши и двух литровую пузатую бутыль «Кока-Колы». Наконец, я достала банку красной икры, – подарок мужу от родственников к празднику.

Переоделись в дальней комнате в привезённые с собой новогодние наряды. Дочка – в розовое платье принцессы, я – прикрепила к волосам ободок с мохнатыми заячьими ушами. Прихорашивались перед зеркалом, укладывала локоны, делала причёску себе и ребёнку.

Бабушка за это время ухомячила весь кусок рыбы, ловко орудуя маленьким ножичком.

– Обопьёшься, – пошутила я с улыбкой. – Солёная же очень. У тебя давление, к тому же…. Вредно.

– Ничего! Мне всё хорошо, – отозвалась бабушка, облизывая солёные жирные пальцы.

Ёлка блестела мишурой и гирляндами. Свет от них красиво отражался цветными вспышками в зеркале серванта, играл на полировке платяного шкафа и на белой стене. На столе стоял аквариум с заморской неведомой зверушкой – морской свинкой. Зверёк попискивал и чем-то аппетитно похрустывал.

– Пуи, пуи, пуи? – передразнила я свинку нежным голосом. – «Скорая помощь»! Очень похоже.

Я рассмеялась, придумав ему прозвище, первое, что в голову пришло.

– Это Кузя, – сказала сестра.

Она присоединилась к нам вечером, после работы.

– Пусть будет Кузя, – согласилась я. – Кстати, у меня было яблоко.… Он ест яблоки?

Она погладила пушистика по хохлатой голове, по спинке. Свинка радостно отозвалась на ласку.

– Да, он всеядный. Капусту любит, от яблока не откажется!

На праздничном столе шипела пузырьками в чашках газировка. Приятно пахло ванилью. Дочка вертелась в своём нарядном платье вокруг новогоднего дерева. На голове у неё красовалась шапка из сетки с мандаринами, на переносице – тика красной помадой.

– Я индуска! – смеялась Маришка. – Я в Индии живу! Похоже? Или индейка?

– Похоже, похоже, – отозвалась я с улыбкой. – Индианка, тогда уже!

– Индианка! Па-па-пам! – она кружилась егозой вприпрыжку по комнате.

Мы жгли бенгальские свечи. По телевизору послушали бой Курантов и поздравление президента. Выходили с дочкой и моей младшей сестрой во двор – запускать фонтан, фейерверк. Потом все вместе смотрели праздничный концерт песен.

Я отлучилась на кухню с посудой. Бабушка с внучкой притихли в соседней спальне. Шушукались, чем-то долго шуршали в кладовке, перебирая в коробках предметы.

– Мам! – позвала, наконец, Маришка меня из комнаты. – Иди сюда! Мам!

Я зашла.

Это было внезапно!..

На меня смотрели из тёмного угла комнаты два серых СЛОНИКА.

Сидели себе, один на кровати, другой на табурете, и зловеще так хохотали.…

– Бу-у-у!! – произнёс устрашающе громкий голос, когда я вошла.

– О-хо-хо-хо!

– Хи-хи!

– Гы-хы-хы! Е-хе-хе!

– Пс! Хи-хи-хи!

Один был большой, упитанный, в бесформенном платье и накинутом на плечи клетчатом палантине. Другой – совсем ещё слонёнок, на вид, в розовом платьице, с кудряшками…

Слоники были чрезвычайно довольны произведённым эффектом, прихлопывали по коленкам лапами. Смех их становился всё громче, перерастал то в низкий рокот, то в ехидное хихиканье…

Их гладкие серые морды таращили на меня из темноты свои большие, круглые с ободком, и чёрные внутри, стеклянные глаза… Длинные гофрированные хоботы тряслись.… На голове у мелкого была армейская пилотка цвета хаки, с маленькой красной звёздочкой. На плече у большого слона – белая повязка с красным медицинским крестиком, а на шее – висела холщовая сумочка. Тоже с крестиком, красным. С медикаментами, – бинтик для перевязок ран, и нашатырём, – для меня… На лапах у большого – строительные грубые верхонки с тремя пальцами. У маленького – тканевые перчатки для малярных работ. Он меня старался напугать, скрючивал пальцы "пауком"…

Я несколько секунд зависала в полном ступоре от увиденного зрелища.

Наконец, большой слон сжалился надо мной, очевидно, вдоволь насмеявшись. Произнёс глухим низким голосом:

– Ну, всё. Давай, включай свет. Гы-хы-хы!

В спальне было темно. Слабое свечение ночника у дальней стены попадало из соседней комнаты через открытую дверь.

Я потянулась к выключателю. Яркая вспышка в первую секунду ослепила. Свет люстры залил спальню спасительными лучами.

На кровати сидела Маришка, а рядом с ней на табурете – бабушка. Обе – в противогазах радиационно-химической защиты…

Я вспомнила всех маминых родственниц по женской линии, их домашних животных семейства псовых, и где я их всех видела при знакомстве. Мысленно, правда, тут дети.

А вслух произнесла:

– Ну и шуточки у вас!.. Оперный бабай. Меня чуть Кондратий не схватил за ногу, в нору не утащил, блин горелый! Чтоб вас!

– А, правда, здорово получилось? – не унималась мама. – Ты, аж, подпрыгнула, от неожиданности!

Я нащупала на кровати мягкого маленького медвежонка и запустила им в них, чем вызвала новый приступ смеха. Игрушка полетела в меня обратно, я увернулась, она попала в горшок с цветком на подоконнике.… Следом, прилетел зайчик с комода, он достиг цели. Мы некоторое время кидались друг в друга мягкими игрушками и смеялись, пока не устали…

Карнавальный костюм у них это! Ять, последняя буква алфавита…. родственники. Блин горелый! Заикой так станешь…

Я улыбалась.

Три недели спустя. Вечер, у мамы дома.

Стемнело быстро и незаметно.

Я сидела за компьютерным столом, подперев голову рукой. В тишине тихо шелестел кулером и пощёлкивал дисководом компьютер младшей сестры. В спальне стоял густой аромат её парфюмерии, пудры и стирального порошка. На комоде за моей спиной торчали рядами, лежали в прозрачных косметичках, в разнообразных сумочках, орудия массового поражения сердец мужчин. Тени, помады, тональные основы, склянки парфюмерии, лосьоны и тоники. Бес маркетолог выговорит, для чего, тот или иной крем. Очень все нужные, и тщательно охраняемые от перестановок…

Я смотрела на фото в социальной сети. С аватарки улыбался Дед Мороз в шерстяном чёрном свитере, с фальшивой белой бородой и в красном колпаке, натянутом ниже ушей и носа. Дед Мороз был очень доволен собой.

В альбоме на странице его друга, сменщика, появилось новое фото. Дед Мороз, уже в наряде по-домашнему, сидел за праздничным столом, заставленным тарелками с салатами и бутылками. Его голова лежала в блюде с Оливье. Под фото собралось множество шутливых комментариев от девушек коллег из ТЦ.

А я видела во всём этом звериную тоску и одиночество, жажду привлечь к себе внимание…

Флэш бэк. 29 Декабря, 2009 год.

– Новый год я встречаю дома с отцом, – твёрдо заявил Макс.

И мои надежды встретить праздник, наконец, нормально, вместе, улетучились в одно мгновенье.

– Первого января я хожу по друзьям. – Продолжил он. И контрольный удар в голову: – Второго буду отсыпаться… Третьего на работу.

Я улыбалась и молчала. Перебирала ручки сумки, браслет на руке, вертела серебряное колечко на пальце. Переносицу ломило, предательски наворачивались слёзы.

– Хорошо, – тихо сказала я после паузы. – Ладно. Новый год – семейный праздник. Папа – это же хорошо!…

Я изо всех сил улыбалась. Слёзы в моих глазах делали его лицо мутным.

Макс молчал, смотрел с хмурым видом в сторону, как сыч голодный.

Атмосфера недосказанности заряжалась напряжением, попахивало неопределённостью и скандалом…

Разъехались молча по своим домам.

Я представила, как в десятый раз встречу праздник 31 декабря на 1 января по традиции: дома, с мужем. Синим.

Всё будет, как обычно, по сценарию «счастливая семья». Я сделаю красивую укладку, надену нарядное платье и украшения. Будет наготовлено вкусных салатов на семерых, – вдруг гости утром? Муж запечёт курицу в рукаве с прованскими травами и чесночным соусом гриль…. Он делал это блюдо в первые два года, к новогоднему столу…

За вечер он постепенно нагрузится «Охотой», которая для настоящих мужиков, и часов в девять будет синий. Мы с дочкой вдвоём поужинаем салатами, и опционально, жареной курицей. Я включу телевизор…

Муж проснётся за пять минут до Курантов, когда начнётся поздравление президента. Подскочет к столу. Хлопнет сто пятьдесят «Каберне»:

– Ну, за Новый год!..

Стукнемся с ним бокалами.… И через пять минут он снова ляжет спать.

Дочка со мной посмотрит концерт, мультики на диске. Уснёт в час ночи.

А я – снова останусь наедине со своими мыслями.… Со своими желаниями перемен, которых давно требует сердце…

И остатками «Каберне» в бутылке…

Останусь с предложениями, озвученными мной задолго до праздников: «Давай, поедем в горы! На Алтай…» «На речку, на наше озеро?» «Хоть в соседний город, к дальним родственникам?» «К моей маме, поехали?..» «Ладно, давай на этот Новый год сходим запустить фейерверк во дворе?..» «Да, просто, погулять по городу…»

Звук открываемой бутылки утром 31 декабря, как молчаливый ответ: «Нет»… В последний день перед праздниками бутылка «Каберне» вновь, как и год назад, опускается в корзину, рядом с другими товарами к столу…

Представив всё красочно с картинкой и со звуком, в этот раз я решила отступить от «традиции»…

Январь, 2010 год.

Как так получилось, что вокруг меня образовалась эта пустота?

Ведь, приходили же и друзья – коллеги по учёбе в университете, знакомые по бизнесу, и малознакомые из клиентов, – с подарочками. То программу полезную принесут, то совет по делу своевременный, то диск с файлами для работы, то антивирус помогут установить. И подруги были,… БЫЛИ.… На дружбу необходимо уделять время! Душевные эмоциональные силы для разговоров об общих знакомых. Опять же, какие-то деньги, – на напитки, рыбку, шоколад ребёнку подруги.…

Где все эти люди теперь?

Я и не заметила, как он один, словно вампир, выпил моё время для других людей. Мой круг общения в социуме сузился до клиентов, которых также значительно убавилось, и одного единственного человека… Эмоциональный наркотик для сильной независимой женщины, глубоко увязшей в рутине. Социальные контакты в обмен на дозу… его одобрения!

Я кликнула по следующему фото в альбоме…

Флэш бэк. 3 января, 2010, магазин в ТЦ.

– А мне мой папа нужен?! – внезапно заорал на меня Макс.

Я вздрогнула, подскочила на стуле от неожиданности. Скандал разразился, как созревший нарыв.

– Мне мой папа нужен? Как ты думаешь? – повторил он уже тише.

Три недели спустя. У мамы, дома.

– Как я думаю… – прошептала я, глядя в монитор на Деда Мороза в колпаке. – Да!! Он тебе нужен!! Твой папа. Нужен больше, чем я, чем кто-либо другой. С ремнём! Солдатским…. С ором на весь дом, и спуском с лестницы…. И тебя всё устраивает, как есть! И ты не хочешь ничего менять! Как и я.… Вот, что я думаю…

Я смахнула слёзы.

– Всё детство провела в ожидании, что мой папа приедет, или я к нему, когда вырасту. Мне обещали!..

Флэш бэк.

Мне десять лет. Возвращаюсь со школы раньше. Зашла в комнату, и увидела у мамы в руках бумагу. В письме сообщалось… Я поняла тогда, моя надежда на то, что отец вернётся домой, не сбудется.

Если бы меня кто-то спросил, хочу ли я увидеть своего папу снова? Провести с ним выходные, вместе встретить Новый год? Сказали бы, что он живой, меня ждёт, адрес… Я бы поехала к нему всеми видами транспорта, хоть на электричке зайцем, на велосипеде кривом! Пешком бы отправилась!..

Нет его больше. Совсем. Никакого. Ни больного, ни бедного, ни богатого, ни косого, старого.… Нет. Бумага официальная есть с печатью. Адрес бабушки и дедушки в ней – есть. И единственная фотография в альбоме. Людей только этих нет…

Я взяла мягкую игрушку с комода, прижала к себе, обняла. Папа купил такого же медведя для меня, очень давно…. Большого, рыжего. На День рожденья подарил. Мне было четыре, и остальное, что было в тот день, я всё забыла, но этого медведя хорошо помню, и что он от папы…

На двери было обмотано вафельное полотенце вокруг ручки, чтобы дверь плотно закрывалась, и свет ночника в зале не тревожил сон. Сестре утром на работу, она спала.

Я вытирала стекающие из глаз слёзы полотенцем, чтобы клавиатуру не намочить. Тихо шмыгала носом.

Флэш бэк.

– Ты знала, что мне негде жить! – орал Макс на всю комнату магазина.

Он был злой, в бешенстве. Слова рубили душу чувством вины, как мясник на рынке разделывает тушу на ломтики.

– Ты ничего не сделала!! Я. Ничего. Тебе. Не должен!

С монитора смеялся Дед Мороз…

Я просматривала страницы с фотографиями, которые выкладывали в социальную сеть его коллеги, его взрослые сын и дочь.

И везде счастливые лица. Событий хоть черпаком из котла ешь! Путешествия. Окончание школы, колледжа, выпускной. Любимая дача с во-о-от такими овощами! Любимый огромный пёс…

Великолепная работа в центре города. Зарплата… тоже великолепная, судя по фото, на котором Макс обмахивался веером из купюр самого высокого номинала. Обклеивал деньгами ведро для мусора… Шутка, конечно. Фото жаба.

Девушки модели с фигурами Мэрилин вешаются на него гроздьями, с обеих сторон, держа под руки. Фото с ними на пляже. Фото с ними в баре. Фото с ними в церкви!.. На концерте рок-группы. Фото на теплоходе… Везде Макс в центре внимания у женщин. Все счастливы, с напитками в руках чаще всего…

Его альбомы для родственников и записи на странице, – где он постил старые чёрно-белые фото и поздравлял всех с праздниками, – были больше недоступны для меня. Страница в блоке. Но, были в доступе альбомы и новости его друзей, которыми я раньше не интересовалась.

Вся в работе, в решении проблем. Не хотела ничего замечать! Коллеги его говорили мне уже открыто, один на один, с улыбкой. Отмахивалась. Верить в очевидность для всех, не хватало духу, или мозгов, или опыта общения…

– Здравствуйте, я Яна. Мне 31, и я ИП, трудоголик…. Или ЧП, как правильно говорят? ИП, ЧП, путаю до сих пор, – я улыбнулась, хотела пошутить.

– ЧП, от слова чрезвычайное происшествие, – передёргивал каждый раз Макс, услышав от меня «ЧП».

– Частный предприниматель, – поправляла я. – Честный, скорее…

Смеётся злорадно в ответ. Шутка обросла кораллами и ракушками, от частых повторений…

Принимала таблетки, чтобы исключить «случайности». Заводить детей от мужчины, которого трезвым не видела, даже на работе? Спасибо. НЕТ. Достаточно мужа… Детей в браке заводят. После брака, прожив некоторое время вместе. По взаимному согласию.

А у нас…. Перекати-поле… "Плохая мысль", – предостерегало же подсознание, с первого дня знакомства…

Флэш бэк.

– Я тут с женой лежу, будущей. А ты звонишь мне! Сообщения отправляешь, – насмехался Макс. – Да, она будет мне готовить! И вещи стирать!

Слова Деда Мороза били чётко в болевую точку.

Прозрение.

Я чувствовала, как стремительно погружаюсь в бездну отчаяния и печали, якорем с во-о-от такой цепью, на самое илистое дно.

Моя собственная жизнь, при сравнении с его фееричным шоу на фотографиях его друзей, виделась мне в самых мрачных оттенках.

– Ты там не плачешь? – спросила мама из соседней комнаты.

– Нет, – схитрила я. И уже голосом бодрее добавила: – С чего ты взяла?

– Чай с мёдом не пьёшь, – сказала мама. – Мы тебя ещё час назад пригласили. Остыл уже.

Чай! Точно. Я и забыла про него.

Я пришла на кухню, подогрела в микроволновке чашку с чаем. Посидели с мамой вдвоём за столом в зале, помолчали.

Дочка уснула. Надо тоже ложиться. Не хочется.

– Что у вас нового? – спросила мама.

– Да, всё как обычно, – ответила я. – Не знаю, что рассказывать.

Вопрос каждый раз ставил меня в тупик. В моей работе она не понимает. О личной жизни без слёз не скажешь, мне не хотелось её грузить. Начнётся опять морализаторство: "Если надумала разводиться, со своим, то делай это сейчас. Самое время!"

– Ну, хоть что-нибудь расскажи, – просила она голосом детсадовца.

Старалась разжалобить протяжным «о» в слове «что-нибудь». Это имело успех.

– О! Газовики к нам приходили на днях, – вдруг вспомнила я. – Из газовой компании. Печку проверяли. С мылом, – вставила её любимое словечко, и она улыбнулась. – Сказали, кран пора менять. И горелки тоже. Что печка старая. Профосмотр оборудования каждый год проводят…

(Они приходили больше месяца назад, не важно).

– А ещё что? – спросила мама.

Я вздохнула. Что ещё?

– Воду проверять ходят по квартирам. Какие-то левые. Из Пенсионного ходят, даже удостоверение показывают! Парень приходил. Забыла, что спрашивал. Я сказала, нет у нас таких, и он ушёл…. Потом, кто ещё…. Ножи приходят продавать, тёрки, ложки. Две сумки полных принёс!

– Дядя «Купи слона» приходил! – рассмеялась мама.

– Точно, – согласилась я с улыбкой. – К тебе кто будет стучать, не открывай.

Проговорили больше часа об этом.

Наконец, она собралась спать. Я погасила свет, отключила компьютер, и легла на кровать в спальне.

Сколько времени прошло?

Я спала?

Было очень тихо. С улицы ни шороха. Фонарь уже отключили, значит, время далеко за час ночи. Я лежала с открытыми глазами. Прислушивалась к звукам в ночи. Что-то же меня разбудило?

Вспомнила. В подъезде на нижних этажах лязгнула с оглушительным грохотом металлическая дверь. Входная. Шаги по лестнице. Ругательства… Шум, возня.

Внезапно раздался громкий стук!

– БАМ!!

Тарабахнули кулаком в нашу дверь! Со всего ума. Да хорошо так приложились! Дверь на честном пионерском запоре вздрогнула, и я с ужасом поняла: следующий такой удар вышибет пробкой игристого наш хлипкий замок. А кто там пришёл «в гости» ночью, что за «Дед Мороз», не известно. Но, он точно не с букетом и тортом.

«Инкогнито» пыхтел и сопел снаружи, пытался попасть ключом в маленькое отверстие.… Скрёбся. Выражал недовольство корабельно-строительной бранью.

Я замерла. Страшно!! Напряглась, лёжа в кровати…

Конец, блин горелый!.. Кто это?!

Прошло несколько томительных минут в ожидании.

Вдруг снизу раздались голоса. Сначала мужской, потом высокий женский. Звали по имени. Ночной визави внезапно передумал к нам заходить. Послышались его шаги по лестнице вниз, стук перил. Тело упало, чертыхнулось. Загремело дальше по лестнице обувью.

Я с облегчением выдохнула…

А ночной концерт продолжался.

Нетрезвый мужской голос оповестил всех соседей по подъезду о своём прибытии домой. Похоже, внизу ему были не очень рады… Звуки скандала на протяжении минут двадцати. Беготня вверх-вниз по этажам. Женский визг, крики… Топот ног, хлопки. Звуки передвигаемой тяжёлой мебели… Что-то снова шумно упало, очень большое… Грохнула дверь…

Наконец, всё затихло. Наверно, поймали "Деда Мороза", и связали…

Меня разбудил странный запах.

Я лежала на кровати, принюхивалась. Запах где-то уже встречался, и в то же время, был чуждый. Тяжёлый, густой. Я его вспомнила.

Запах денежных купюр, прогорклых от неправильного хранения духов, а ещё, запах тигра… Так пахло от клетки с тигром в зоопарке, точно. Запах лаванды, пачулей.

Сквозняк доносил откуда-то эту яркую смесь ароматов.

Я пробовала дышать через пододеяльник. Бесполезно. Проворочавшись ещё какое-то длительное время от бессонницы, я поняла, что Морфей не хочет со мной обнимашек и дружить подушками.

Села на кровати. Голова кружилась.

Мама боялась сквозняков. Форточки все были укупорены наглухо. И всё же, откуда-то же сквозило. Я подошла к окну. Повозившись минуту с щеколдой, пилкой когтеточкой и тесёмкой, открыла створки форточки.

В комнату ворвался с улицы свежий ветер! Дышать сразу стало легче.

Я смотрела на чёрное, усыпанное блёстками мириадов звёзд, ночное небо. Вдыхала глубоко пьянящую холодную свежесть.… Вдали темнел сосновый бор…

Закопошилась морская свинка в своём аквариуме. Я обернулась на этот звук.

Большая комната, где спала мама, была темна. Свет Луны проникал сквозь тонкие шторы. Над полом колыхался белёсый туман.… Или дым?..

Он стелился слоями, медленно заполнял собой всё пространство: на кухне, в прихожей, в зале.… Стекал из форточки в спальне и распространялся дальше. Погружал в себя все предметы, и спящих людей…

Я стояла, не в силах пошевелиться.

Чувство беспокойства, тревоги, страха подступило к груди. Сердце забилось чаще.

И тут я вновь ощутила тигриный запах. Увидела его. Это была колышущаяся субстанция тёмно-серо-коричневого цвета, переходящего в желтоватый оттенок. Цвет вибрировал, нависая над комодом слева от меня большим облаком…

Облако перемещалось. Его клубы были как раз над моей подушкой, и я поняла, почему не могла уснуть.

Там, внутри него, нечем дышать!

Я осторожно отходила от облака в зал.

Белёсого тумана стало значительно больше. Я медленно ступала босыми ногами по полу. Поскрипывали доски. Подошла к маминой кровати.

С напряжением прислушивалась, и не слышала звуков её дыхания. Давно. Стояла пугающая тишина. Я услышала, как ещё громче застучало сердце в моей груди. Кровь зазвенела в сосудах головы с тихим посвистыванием. Я оглохла?..

Тут, в зале, столько белого дыма! Он повсюду!

Она задохнулась?..

Мысль обожгла меня электрическим разрядом.

Я сделала ещё один шаг. Наклонилась к лицу мамы.

Вместо лица была серая маска со впалыми глазницами…. Кости черепа, обтянутые неестественно бледной кожей. На месте рта чернел провал с торчащими зубами. Полуоткрытый рот кривился в жутком оскале, не то усмешки, не то – застывшего крика ужаса. И запах – тошнотворный запах тлена и разложения.

Передо мной лежало неживое тело.… Не дышало.

Я едва сдержала крик, зажала рот рукой! Закричала, голос застрял в груди. Вышел глухой звук, похожий на хрип, тихий стон.

И в эту секунду оборвалась струна.

Как будто, мальчик скрипач неумеха ударил смычком по струнам. Вместо красивой музыки, раздался этот резкий, режущий до костей, противный слуху, ужасный звук. На разрыв! Наотмашь! «Пе-у!»

– Тебе открыть двери в ад? – появилось в мыслях внезапно.

Я отшатнулась от кровати.

Нет!.. Господи, нет!

Я задыхалась, хватала ртом воздух. Кислорода в нём не было. Сделала ещё шаг назад от кровати. Эти страшные секунды длились бесконечно. Меня захватывало состояние животного ужаса.

Мама!!

Что делать? Некуда бежать. Верхний этаж!..

Ладони взмокли. Паника. Меня трясло от ужаса…

И в эту секунду раздался громкий хрип и треск. Мама вдохнула во сне и захрапела.

Я обмякла, сникла…

Страх моментально отступил прочь, разжал на горле хватку. Я стояла посреди комнаты в метре от кровати, и напряжённо таращилась в белёсую пустоту.

Жива… Живая! Она дышит!

Пожалуй, ещё никогда меня так не радовал храпящий, как угольный пароход, пожилой человек.

Она перестала храпеть и задышала спокойнее. А потом в полной тишине раздался грубый испуганный мамин голос:

– Ну?! Что ты стоишь, как привидение? Людей пугаешь ток… Ночь-полночь, колобродишь. Ложись, давай!!..

– Да, я это, на кухню, – начала было я.

Она уже снова сопела. Спала.

Я добралась до кухни, села на табурет у окна, и просидела до рассвета.

С первыми солнечными лучами белый дым отовсюду пропал…

Проснулся, захрюкал, попискивая, заморский свинтус. Закопошился. Стал чистить себя после ночи и своё гнёздышко. Виновник моих ночных кошмаров, это от тебя так пахло?! А мой замученный бессонными ночами мозг дорисовал всё остальное…

– Да, чтоб тебя!.. – сказала я не морской и не свинке. – Посетила бы Капустная фея! С мешком фруктов!.. Напугал меня, чёрт хохлатый!

Уставшие глаза болели. Я переставляла чайные чашки на кухонном столе с места на место. Наливала воду, выливала, снова наливала…

Вода из этого дома. Долгий путь пройти за глоток воды из этого дома…

Смотрела, как медленно льётся вода из чашки в чашку…

Под вечер следующего дня мы с Маришкой возвращались домой.

Она открыла дверь подъезда ключом от домофона. Вошли в тёмный тамбур. Впереди лестница. Я щёлкнула выключателем на площадке первого этажа. Загорелся свет в подъезде.

Смутное чувство вдруг закралось мне в душу, пока закрывалась входная дверь. Непонятная, ничем не объяснимая тревога. Мимолётный взгляд влево, боковым зрением. Увидела нечто странное…

Я остановилась.

А потом спустилась медленно вниз, обратно, мимо закутка колясочной, в тамбур. Открыла кнопкой дверь, домофон запиликал.… Проник дневной свет. Не показалось, значит. Под щелью для почты торчали два самореза с обрывком бумаги. Коробки на двери НЕ БЫЛО!

Она лежала, уже порядком помятая, на полу, в самом дальнем углу тамбура, со следами обуви.

В эту секунду леденящий ужас ударил меня. Битой. Окатил тело кипятком. Бросило в жар от выброса гормонов страха. В следующий миг – ледяной холод. Мурашки побежали по коже рук и ног, судороги сжали живот внутри от боли. Ужас!..

Я вспомнила ВСЁ.

И это был не сон!

– Ад за дверью! – зловеще зашептало эхо моего собственного голоса в мыслях.

– За какой дверью? – спросила я темноту шёпотом.

Смех в ответ. Жуткий.

Медленно переставляя ноги, поднялась по лестнице. Ключ в замке. Поворот. Вдох-выдох. Толкнула дверь.

Глава 4. Крики о помощи

Дом встретил полумраком и тёплой духотой.

Муж спал в зале на диване, но услышав нас, проснулся и вышел встретить. Подошла кошка, потёрлась об ноги мордочкой, получила поглаживание за ушами. Всё было привычно и спокойно. Я с огромным облегчением выдохнула и расслабилась, уронила сумку на пол. Дома.

Сумеречная серая мгла надвигалась с улицы…

Серый цвет повсюду на кухне. Потолок, пол, стены, окно – всё светло-серое. Я хочу встать из-за стола, и не чувствую ноги ниже коленей. Серая пустота, вместо них…

На столе лежит телефон. Моргнула. Он уже в руках, включился сам, светится жёлтый экран в полумраке! Набираю текст смс-сообщения. Стираю часть текста.

Долго смотрю на экран. Отправить. Отправлено. Не доставлено.

Стираю текст. Набираю другой. Отправить. Отправлено. Доставлено.

Смотрю на уже погасший экран устройства в руке. Оцепенение. Транс. Провал в сон…

Поздно вечером раздался телефонный звонок. Нажала принять. Звонил коллега с учёбы в универе. Два месяца назад случайно встретились на улице, поговорили о работе и общих знакомых. Обменялись номерами, впрочем, без иллюзий, формально, через неделю я о нём забыла.

И вдруг звонок.

– У тебя всё хорошо? – спрашивал знакомый однокурсник.

– Да. Привет, – говорю.

– Ты мне странное сообщение прислала, – он был удивлён ответом.

– Я?

– С твоего номера, – говорит он и почему-то улыбается.

– Не отправляла, – я искренне не понимала, что происходит. Сказала первое предположение, что в голову пришло: – Дети баловались…

– Ааа, – тихо протянул знакомый.

Я даю отбой. Долго задумчиво смотрю в сгущающуюся темноту перед собой.

Смс-ка.… Какая ещё смс-ка?

Открыла список отправленных сообщений. Нашла. Странный текст, действительно… Ужас! Зачем мне такое послание отправлять человеку, с которым не виделись почти тринадцать лет…

Нахожу его номер в контактах. Удалить номер.

– Больше не придёт ничего…

Просматриваю остальные телефонные сообщения. Всё ещё удивление и шок. Стыд. Первая мысль: кто-то брал мой телефон?!

Прокрутила список смс до конца.

Исходящие: пять сообщений.

Номера…

Странные номера. Из трёх цифр, из пяти. Тексты сообщений тоже странные. Из одного слова, из двух, трёх, звёздочка точка…

На балансе закончились деньги. Сообщения не доставлены, только одно успешно.

Удаляю все сообщения. Удаляю короткие номера. Удаляю старые контакты тех, с кем давно не общаюсь. Не помню, чей номер. Не хочу с кем общаться…

У меня нет объяснений происходящему. Что-то подсказывает, надо удалить эту бредятину. Зачем мужу понадобилось отправлять ЭТО с моего телефона, неизвестно кому?!.. Или дочке.… Или, кому-то ещё, постороннему?… Зачем?.. Могла телефон оставить, например, на подоконнике в подъезде? Случайно, забыть? Часто что-либо забываю, в последнее время. Посещали разные предположения…

Ночью я проснулась. Окна чёрные. В комнате горит свет. Муж на кухне, – я слышу плеск жидкости в чашку, шипение пузырьков…

Потолок качается, вращается.… Так необычно…

Кружится быстро-быстро. Я уснула с телефоном в руке. Опять. Пыталась звонить? Я не помню этого.… Очень душно…

Спёртый воздух он как цианид, ядовитый… Антидот против отравления ядом – раствор глюкозы, метиленовая синь… Жарко.… У меня температура? Жар…

Стучит в висках. Болит переносица, ломит, очень больно… Голова болит, глаза, за глазами…

Дошла по стенке до туалета. Стошнило. Стало легче…

Сердце колотится сильно, часто. Душно… Страшно…

Моргнула. Ночь по прежнему.

Я нажимаю на телефоне кнопку «Вызов». Идут длинные гудки.

– Запись голосового сообщения включена. Говорите после звукового сигнала, – сообщил автоответчик механическим женским голосом.

Гудок.

– Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите! – кричу в трубку.

Едва узнаю свой голос, – тихий, хриплый, отчаяние в интонациях.

Отбой. Пальцы уже почти не чувствуют кнопки!

Куда я звоню? Сестре… Она не может приехать, она очень далеко.…

Это же не номер сестры… Незнакомый номер, три цифры.

Дышу быстро, поверхностно. В пот бросает…

Дожить до рассвета…

Боже, когда это прекратится, я больше не могу!!.. Опять! Страшно!!

Я вспоминала слова молитвы. Шептала их, уткнувшись лицом в подушку. Плакала.

Если щипать руку, это поможет?

Моргнула. Кажется, спала. В комнате темно, горит уличный фонарь, пятно света на потолке. Всё ещё ночь.

Жар… Страшно! Волосы слиплись на лбу от пота, лезут в глаза. Подушка мокрая.

Телефон в руке. Снова нажимаю кнопку «Вызов».

– Помогите! Кто меня слышит! Пожалуйста.… Помогите!

Очень страшно. Чувство нехватки воздуха. Постоянное.

Ещё хуже, чем в горах на высоте. Там осознаёшь, где находишься, и что происходит…

Нет сил, подняться на ноги. Мокрая кожа от выступившего пота.… Пахнет мокрыми перьями вокруг…

Громкий женский крик в полной темноте, звучит очень отчаянный голос:

– Помогите! Кто-нибудь!.. Помогите, пожалуйста!..

Я повернула голову на этот звук. Кто-то просит о помощи, как и я…. Это же не я кричала только что, и мне не показалось? Кричат за стенкой. Кажется, это у соседей. Женщине страшно, также как и мне. Её насильно удерживают взаперти. Может, ей тоже грозит опасность, возможно убивают!.. Может, пойти в соседний подъезд, помочь ей?..

– Помогите, кто-нибудь! – повторился крик вновь.

Это в телевизоре кричат.

На экране видно тёмную комнату, отзеркаленную той, в которой я сейчас нахожусь. Женщина в светлой одежде бьёт руками в закрытую дверь. Это она звала на помощь.… Точь-в-точь, как и у меня, интонация! Слова те же самые!!

Или она передразнивает меня?.. Это так жестоко! Зачем…

Звуки драки. Мужчины бьют друг друга, стреляют из оружия. Снова крики.… С грохотом падают конструкции, люди куда-то бегут по лесу, слышатся выстрелы…

Что происходит, где я…

Это телевизор. Фильм идёт… Просто кино…

Потрогала рукой в темноте, муж спит, забыл выключить этот долбаный телек!

Моргнула.

Мы идём с мужем в Храм. Поздний вечер, 19:10 на телефонных часах.

У меня за пазухой кошка. Обняла меня лапами, вцепилась когтями.

Муж говорит, с кошкой в Храм не пускают. Он не уверен точно.

В домике по соседству горит свет – школа при Храме. Я зашла внутрь. Никого. На втором этаже кто-то разговаривает. Поднялась по деревянной лестнице. Холл. Ребятишки маленькие за столом длинным сидят. Человек шесть. Лет по семь-восемь мальчишкам. Повернули русые головки, рассматривают меня.

– Ребята, присмотрите за моей кошкой, пожалуйста, – говорю им. – А я через пятнадцать-двадцать минут вернусь за ней.

И они так обрадовались!

– Хорошо!

– Хорошо, ладно!

Я отцепила от себя кошку, выпустила на пол. Они повставали из-за стола, подбежали, стали её гладить… Киса-киса!

Я спустилась вниз.

Зашли с мужем в Храм.

В большом зале только послушница свечи прибирает. И больше никого, мы одни. Я оглядываюсь по сторонам.… Подходит духовный отец священнослужитель. Смотрит на меня, глаза добрые-добрые у него. Одеяние всё светлое, волосы белые.… Поздоровались. И вдруг я понимаю, что слова совсем из головы вылетели. Тишина в голове такая.

– Что у вас случилось? – спрашивает он у меня.

Я смотрю на него, и слёзы на глаза наворачиваются.

– Я не знаю, – говорю ему, – что со мной. Я чувствую, что из меня жизнь уходит. Как будто умираю.… каждый день… Нет, не так… Я вижу что-то такое, что не должна видеть…

Я понимаю, что говорю какую-то ахинею. А он смотрит на меня, так по-доброму, без осуждения.

Спрашивает с участием, тихо:

– А врачи что-нибудь вам говорили?

– Врачи? – удивилась я.

– Вы спрашивали у врача об этом?

Я покачала головой.

– Нет, я не была у врача.

Он подумал совсем немного, и говорит:

– Приходите ко мне в четверг на исповедь.

И по голове меня рукой погладил. В руках у него платок был какой-то, специальный, или ткань, он ею коснулся моей головы.

– Приходите. В четверг. Будет служба, потом будут подходить на исповедь, и вы подходите. Хорошо?

– Хорошо… – я кивнула.

И легко стало…

Мне показалось,… Батюшка тронул мужа за рукав, и отошёл с ним немного в сторону.

– …к врачу бы надо сходить, – донеслись его тихие слова, на грани слышимости.

Муж что-то ему ответил, также тихо, пробормотал неразборчиво.

Показалось.… Это длилось не дольше секунды, картинка.

Мы вышли на улицу. Я вернулась за своей кошкой к детям. И только сейчас заметила, что вид у меня, мягко говоря, не по правилам посещения такого места. Полушубок распахнут настежь, без шапки, в косыночке капроновой тоненькой, в джинсах и ночной сорочке поверх. Заправляла её в штаны, но она выбилась, пока кошку несла, да отдирала когти от себя…

Хороший человек мне встретился в Храме. Мудрый. Сразу, видимо понял: «Богу – Богово, а доктору – докторово». Есть такие моменты в жизни, в которые батюшке лучше не заходить.… Как бы это сказать?..

Как будто предвидел. Не дошла я в тот четверг до него.… Шесть дней – очень большой промежуток времени, многое может случиться. И я тоже почувствовала, что не увидимся мы больше. Очень так остро почувствовала…

Потому что, проходя мимо Храма на обратном пути, я ощутила, будто воздух вокруг заколыхался, подвижный стал, пошёл волнами, рябью. Оборачиваюсь на вход, а там, над дверью, пламя вырывается… Круглое окошечко, с перекладинами крестом, – из окошка этого огонь красными языками!.. И вот уже вход занялся, деревянные двери загорелись, из которых мы только что вышли. Распахиваются створки настежь.… Внутри Храма всё объято пламенем. Я слышу потрескивание деревянных перекрытий. И дым кверху поднимается чёрный в небо…

Страшно до невозможности! Темно вокруг, и огонь красный этот.

Я остановилась в ужасе… Хохот жуткий, раскатистый звучит низким рокотом отовсюду. Звук такой, будто на замедленной записи монета вращается, и микрофон поднесли близко.… В этот момент я закричала от страха. Рухнула в снег… Провал в черноту.

Моргнула.… Хватаю ртом воздух, дышу глубоко, отпускает. Руки заиндевели на морозе. Кошка царапается внутри, под одеждой, цепляется когтями. Я её отдираю от себя, пытаюсь уложить так, чтобы когти не драли кожу. Глажу. Наконец, она успокаивается…

Не помню, как дома оказалась. Обратной дороги не помню. Как шли по вечерним улицам…

День. Солнце светит в окна.

Спрашиваю у мужа, осторожно:

– А ты видел пожар вчера?

– Какой? Где?

– Вчера, вечером, – говорю ему.

А самой уже не по себе, после его ответа.

– Не видел, – говорит.

И я ничего не стала ему говорить больше.

Да, не мог он не видеть! Зачем обманывает? А может, и правда, не видел? И Храм не сгорел? Я должна там побывать. Непременно, сходить ещё раз. Увидеть всё своими глазами.

Я собралась и пошла. Одна.

Подхожу к Храму, захожу за ограду. И правда, не было никакого пожара. Всё целое. Купола блестят золотом на солнце, стены белые и кирпичные красные. И окошко круглое с крестом над входом тоже на месте.

Я перекрестилась. Вошла внутрь. Помещение, где свечи продают, пустое. Никого. Шаги в отдалении. Прислушалась. Внизу служба идёт, в цокольном этаже. Звуки пения доносятся из-за открытой двери в конце помещения. Я подошла к ней. Лестница вниз ведёт. Ступеньки маленькие, и много-много их. Коридор вниз уходит, и там, за поворотом, другое помещение. Его сверху, где я стою, не видно.

Я стала спускаться вниз. Звуки пения становились громче… Середина лестницы. Волна горячего воздуха вдруг вытекла из зала, где пели, стала сгущаться. Стена жара впереди. Колышется. Марево!.. Дальше пути нет.

И в следующий миг так припекать начало! Словно, гигантскую жаровню вынесли! Я слышала, как дерево стало потрескивать от высокой температуры! Ступеньки под ногами деревянные, и перила…

Я развернулась, и бросилась бежать обратно, вверх по лестнице. Назад! Через две ступеньки! Падаю, поднимаюсь, снова падаю. Хватаюсь руками за ступеньки-стены-перила, хоть за что-нибудь, – точку опоры найти. Падать вниз уже высоко.… Эта лестница наверх, – обратно, к солнечному свету, – мне тогда показалась очень длинной…

Я ударялась об двери и косяки, расшибла колени, бежала, задыхаясь, изо всех сил… Выход был в пяти метрах, совсем рядом, но, по ощущениям, я никак не могла добраться до него, очень долго… Он, будто, всё время удалялся от меня…

Всё. Выход. Солнечный свет….

Домой! Бегом, сколько хватало сил! Выдохлась. Пошла уже медленнее.…

Всё, я дома.

Отсюда, с этого вечера, время перестало существовать для меня в привычном восприятии. Наступила бесконечная ночь.

Моргнула. Темно за окном. Стою посреди комнаты.

Я не могла найти дочку…