Глава 1
Замок был величественный!
Настоящее произведение архитектурного искусства. Каменные кружева и кирпичная вышивка создавали впечатление его потустороннего происхождения, и возносили над округой чуть ли не до небес и вызывал трепетное благоговение у всякого взирающего на него. А страшные истории и легенды, ходившие о этой загородной резиденции королевы-блудницы, привлекали интерес к загородной и от толп туристов, ежедневно посещавших замок, не было отбоя. Эти страшилки, гулявшие в народе, ежедневно притягивали толпы любознательных посетителей. Сюда один за другим подъезжали переполненные экскурсионные автобусы – изношенные и тарахтящие, и новенькие комфортабельные. И каждый круизный пароход, проходя по реке мимо замка, обязательно причаливал и выпускал из своих недр очередную порцию посетителей замка-музея.
Сам замок был признан национальным наследием и потому содержался в идеальном состоянии. Но окружающие его флигеля случайно или по недомыслию, а может быть и по лености ответственных лиц не вошли в реестр памятника архитектуры. И и на их содержание денег не нашлось. Чтобы спасти постройки и потерять их окончательно, местная администрация решила передать эти флигеля под детские дома отдыха. Идея выглядела блестящей и остроумной: вроде бы доброе дело сделали, и одновременно с этим сняли со своей шеи это ярмо – передали постройки в другие руки, вот пусть у новый владелец и беспокоится о их поддержании в приличном состоянии.
Но, решив таким образом проблему, администрация получила новую головную боль. И имя этой головной боли было Элеонора Викторовна. А должность у этой неугомонной дамочки была заведующая домом отдыха для детей-сирот. Причём нервы Элеонора Викторовна трепала не только администрации, но и всему окружающему её персоналу. Она постоянно ругалась с кухарками, требуя, чтобы для приготовления завтраков, обедов и ужинов использовались только свежие продукты.
Кухарки ещё долго помнили, какой она устроила скандал, когда случайно увидела, как в мясорубку вместе со свежим мясом полетела ещё и плесневелая котлета.
Помнила о крутом нраве Элеоноры Викторовны и кладовщица. Иначе чем «мымра» она её не назвала. Правда, только за спиной. А причиной разлада было требование выдавать нормальное постельное бельё, и совет стелить истлевшие простыни, пододеяльники и наволочки себе, а не детям.
Стонали от неугомонной заведующей и работники, проводившие недавний ремонт здания.
Зато дети её очень любили! Любили Элеонору Викторовну и старосты – студенты пединститутов и педучилищ, подрабатывавшие в доме отдыха на летних каникулах, одновременно с этим они набирались опыта и профессионального мастерства.
Будущих педагогов поражало, как дети, не видевшие в своих интернатах ни от одной учительницы или воспитательницы, справедливости, заботы и уважения, начинали доверять Элеоноре Викторовне, а к концу смены просто влюблялись в неё.
И строгий характер заведующей – крупной, черноволосой пятидесяти пятилетней женщины не мешал их любви.
Да, она была ласкова с детьми, но, если у «цветов жизни» баловство било через край – вмиг показывала крутой нрав. Особенно ей не нравилось, когда крепыши поколачивали хиляков. Она имела удивительную способность – появлялась в самый разгар потасовки, и тогда неловкие оправдания «Я ничего не делал» были бесполезны и драчуны получали взбучку.
А любители травить безответных неизбежно получали жёсткий отпор от Элеоноры Викторовны умевшей одним острым словом вогнать насмешников и злословцев в краску, в результате чего они краснели, что спелые помидоры.
При этом питание было отменное, порции не микроскопические, как везде в интернатах, уютные комнаты на четыре человека, вместо огромных спален, рассчитанных на десятки человек, просторная комната отдыха с огромным телевизором и великое множество настольных игр. Только карты заведующая не выносила. А ещё были кружки́ по увлечениям и кинопроектор на случай плохой погоды. Богатая библиотека со множеством интереснейших книг ждала юных читателей.
В общем, жить в доме отдыха для детей-сирот было и весло, и «весело», причем, всем.
И результат был соответствующий: дом отдыха для сирот под началом Элеоноры Викторовны Кондратьевой, которую подчинённые за спиной называли ещё и Кондрашкой, был лучшим домом детского отдыха во всей стране, даже несмотря на то, что находился не на морском побережье, а располагался всего лишь на берегу реки.
Абсолютно все коллеги – и начальство и подчиненные считали заведующую конфликтной особой. Но никто и не подозревал, скольких душевных сил отнимала у Элеоноры Викторовны её работа, как она уставала орать на всех нерадивых работников, на тех, у кого ручки были липкие. И скольких седых волос у неё прибавилось от её работы. Она и сама не считала, сколько раз, спрашивая себя, почему люди не понимают по-хорошему, и никогда не выполняют свои обязанности так, как надо, пока не получат на орехи. Эля много раз начинала писать заявление об увольнении по собственному желанию. Даже успевала свою подпись поставить. Но подать своё заявление она не успевала – вспоминала о детях. Не простых детях, а сиротах, которых некому защитить и поэтому на них стараются экономить все – начиная с начальства и заканчивая кухработницей. Не просто сэкономить, а сэкономить в пользу своего кармана. Проще говоря, детей объедали все, кто мог дотянуться. У сирот и так жизнь не сахар, а тут ещё большие дяди и тёти, думая только лишь о своих чадах, обрекают детей, не имеющих защиты, на нищее, полуголодное существование. И заявления об уходе в скомканном виде летело в корзину для бумаг, а Элеонора Викторовна, она же «мымра», и она же Кондрашка, оставалась на работе, которая уже давно не была любимой. И продолжала орать на нерадивых работников.
***
Автобус был старенький и зачуханный. Он полз по дороге, как раненная улитка, и сидящим на лавке старостам, даже было слышно, как это древнее достижение автопрома задевало «пузом» дорогу.
Наконец автобус подкатил к высокой ажурной калитке. Оказалось, что дверь автобуса даже не автоматическая, ей привычным движением поворота ручки вручную открыл первый пассажир, покинувший автобус. Остальные медленно потянулись к выходу. Подростки выходили из автобуса измученные и уставшие. С маленькими рюкзачками за спинами они неловко спрыгивали с подножки автобуса на бетонные плитки подъездной дорожки.
Глядя на дверь автобуса старший староста очень удивился. Уже давно в двери на всех автобусах – автоматические. Автобусы с ручными дверьми он видел в последний раз в детстве и до этого момента не мог себе представить, что настолько старые автобусы ещё эксплуатируют. «А ведь возит он детей, – с укором подумал молодой человек, – А ну как тормоза откажут, или мотор заглохнет где-нибудь в безлюдном месте?»
Последней из автобуса вышла сопровождающая воспитатель с папочкой в руках. Она вежливо поздоровалась со всеми старостами, и, в сопровождении старост-девушек, направилась в административный флигель, к Элеоноре Викторовне – поставить штамп и нарисовать закорючку в графе «подпись». Когда документы будут оформлены, с сопровождающего воспитателя будет полностью снята ответственность за подопечных и переложена на «мымру», она же Кондрашка. Так что, если детишки на следующий день провалятся в тартарары, с воспитательницы взятки будут гладки.
А подростки нестройной колонной вслед за парнями-старостами потянулись к длинному одноэтажному зданию под красной черепичной крышей.
Красивый подъезд с колонами в виде атлетов в набедренных повязках, с надутыми мышцами и широкие ступени как-то не вязались с приземистостью флигеля. Такой подъезд больше подошёл бы дворцу. Впрочем, у замка, возвышавшегося за хвойными посадками, подъездбыл ещё роскошнее.
Когда дверь была отперта, и гурьба вошла внутрь, дети зашептались, а старосты довольно переглянулись между собой. Нет, роскошных интерьеров здесь не было – ни позолоченных потолков, ни мраморного пола, но было здесь уютно. Намного приятнее, чем в интернате. И очень бросалось в глаза, что всё что было здесь – всё было для удобства детей.
Они прошли узкую прихожую и остановились напротив раскрытых настежь дверей ведущих в общую комнату отдыха. Здесь были невысокие столы для настольных игр, низкие стулья с мягкими сидениями и спинками, и массивными ножками, диванчики, кресла. На стенах тёплого персикового цвета висели пасторальные картинки. В углу возвышался огромный телевизор.
– Интересно, а он цветной? – шёпотом спросил один из новоприбывших.
– Да, – громко ответил один из старост, – Здесь ещё и кинопроектор есть! Видите, вон тот оранжевый куб? Он – внутри. Пошли дальше.
Все прошли в другие двойные двери, расположенные прямо напротив тех, через которые они вошли. Следующее помещение оказалось столовой. И никаких торчащих вверх ножек стульев, поставленных на столы, не было. Кондрашка такого не любила, заявляя, что торчащие вверх ножки делают помещение казённым и убивают весть уют, и очень ругалась, когда уборщицы, помыв полы, забывали поставить стулья вновь на пол.
Здесь было очень уютно.
– Не так как у нас в интернате в столовке, – шептались между собой подростки. В их голосах слышалась обида. И обида эта была направлена на директрису интерната, в котором они воспитывались.
Стены были выкрашены в приглушённый, тёплый розовый цвет. В одной стене было пять больших, но узких окна, пятой была стеклянная дверь, ведущая во двор. Все окна были занавешены телесными капроновыми занавесями и ночными шторами из бежевого бархата. Во второй стене было окошко раздачи, сквозь которое были видны стеллажи с посудой. На третьей стене были натюрморты с рассыпанными вокруг ваз с виноградом яблоками, а на иных картинках в вазах лежали наоборот – яблоки, а вокруг вместо винограда валялись сливы. Обеденные столы были накрыты клетчатыми скатертями, на которых стояли пластмассовые ослики, навьюченные корзинами, из которых торчали баночки с солью и перцем.
– Гля, – прошептал чей-то восхищённый шёпот, – такие забавные солонки-перечницы восхитили и очень удивили ребят.
Прибывшие зачарованно вертели головами, то и дело издавая тихие возгласы. Мысленно один из старост отметил, что эти «детишки» самые тихие из тех детдомовцев, которые здесь бывали на его памяти – видать директриса интерната, в котором они воспитываются, держит их в железных перчатках. Ещё он отметил, что среди них нет ни одного пухляша, и все какие-то осунувшиеся.
– Так, – сказал он громко, чтобы отвлечься от печальных мыслей, – Сейчас мы вам покажем ваши комнаты, потом расскажем о распорядке нашего заведения, а там как раз и обед подойдёт. Сегодня на десерт будет мороженное, мы уже узнали.
И вот тут подростки зашумели:
–Что, правда будет мороженное?
– А Вы не шутите?
– А мороженное точно будет?
– Это не шутка?
– Нет! Не шучу! – громко ответил староста, – А сейчас пойдём, распределим вас по комнатам.
– А что мы не в одной будем жить? – последовал новый вопрос.
– Нет, мальчики налево, девочки направо. Сейчас вернутся Илона с Зоей и покажут девчонкам их комнаты.
В комнату, тихо переговариваясь между собой, вошли девушки-старосты.
– А вот и они! – радостно сказал Андрей и представил вновь прибывших ребятам: – Зоя и Илона. Так, девчата – идите в гиникей, – он ехидно усмехнулся, вряд ли кто из ребят знает, что гинекеем в древности называлась женская половина дома.
–Никита, – продолжил Андрей, – пока можешь отдыхать. А ещё лучше электрочайнк поставь, а я – пацанов распределю по комнатам. Пошли.
Подростки разделились на две группы и пошли в сопровождении старост заселяться в комнаты, которые станут их обителью на ближайший месяц.
Ведя пацанов по коридору, староста объяснил им, что двери в коридоры мальчиков и девочек будут закрываться на ночь. Показал, где ванная и туалет, сообщил, что тут есть горячая вода. Потом он стал их водить по комнатам, заодно и распределяя места.
Пацаны, разглядывая всё вокруг, смотрели расширившимися глазами. Девчонки в своей половине здания реагировали на интерьеры точно также. Да и сами интерьеры были похожи. Разница была только одна: на женской половине рисунок обоев представлял красные розы на жёлтом фоне, у парней – обои рисунком походили на джинсовую ткань.
А вот всё остальное – точь-в-точь: коридор пастельных тонов с рельефными изображениями деревьев, украшенные искусственной листвой. На полу красная ковровая дорожка с зелёными листьями по бокам. В комнатах было ковровое покрытие, так что можно было ходить босиком. В каждой комнате был встроенный трёхдверный шкаф, три кровати, да не сеточных, а матрасных, три очень симпатичные тумбы и небольшой стол с тремя стульями – такими как в общей комнате. С потолка свисал вентилятор, а осветительными приборами служили белые шарики – бра, висевшие над каждой кроватью.
И вот, наконец, все места распределены. Можно с Никитой и чай попить, пока подопечные будут устраиваться.
– Я в туалет хочу, – объявил один из последней тройки пацанов.
– Ну так иди, – ответил староста и вышел из комнаты.
Парнишка последовал за ним.
– А в интернате мы все спим в одной большой комнате, – признался мальчик, идя след в след за старостой и глядя ему в спину.
Студент сначала остановился, потом оглянулся и удивленно посмотрел на подопечного:
– Вам же всем по пятнадцать, верно?
– Да.
– Очень странно, что вы все спите в одной комнате, в вашем-то возрасте. Будь вам всем по пять лет – было бы понятно. А так… – молодой человек вновь пошёл вперёд, а пацан следом.
– А почему наши двери на ночь закрываются? – вновь спросил подросток.
– Элеонора Викторовна очень боится, чтобы ничего такого не случилось, – ответил староста намёком и вновь пошёл вперед.
– Да, ладно, – проворчал пацан в ответ, – они всё рано все завхозу дают…
Студент резко развернулся, и, слегка пригнувшись, столкнулся со следовавшим за ним парнем нос к носу. И тут тот понял, что сболтнул лишнего.
Староста покраснел, парнишка побледнел.
– Только, пожалуйста, не говорите никому, – тихо запричитал мальчик, – директриса меня со свету сживёт. Она меня на две недели в карцер упечёт, на хлеб и воду, я оттуда живым не выйду.
– Так, пошли, – сказал студент и, взяв парня за руку, и, протащив через почти всё здание, вывел во двор. Напрочь забыв о том, что парнишка хочет в уборную. Там, под сенью огромного, раскидистого дерева с толстенным стволом и усадил за пластиковый стол.
Мальчик чуть не плакал.
– Она меня со свету живёт, – тихо повторил он, – Завхоз её муж.
– Рассказывай, – велел староста, – я сделаю всё, чтобы никто не узнал, что это именно ты рассказал.
И он всё рассказал.
Староста слушал молча.
У него сначала похолодело сердце, а потом появилась злость и эта злость зачесала молодому человеку кулаки. Он сцепил челюсти и, сжал кулаки под столом.
А мальчик тихо рассказывал: директриса поставила это на поток: девочки «должны отрабатывать свой хлеб» – так директриса говорит девчонкам, достигшим 12-ти лет. Клиенты приходят после 9-ти вечера. Несговорчивые получают карцер – комнатку без окон, со шконкой без постельных принадлежностей на хлеб и воду. Находиться там очень тяжело, но хуже всего зимой – там нет отопления. Не многие могут осмелиться артачиться. А вот завхозу платить не приходится – так как это вотчина его жены. А девчонкам? А от них не убудет… Директриса так и говорит: «От моря не убудет, если собака из него полакает». Правда хрустики исправно в карман кладёт. И ещё на девчонках по разному «отыгрывается», говорит: «Сучка не захочет – кабель не вскочит».
– Тебя как звать-то? – спросил студент, когда подросток окончил свой рассказ.
– Кеша, – ответил тот, – А Вас как?
– А меня зовут Андрей. Ладно, пошли пока нас не потеряли.
Подростки сходились в общую комнату. Теперь предстояла процедура знакомства и ознакомление с распорядком дня. Андрей уже был готов к тому, что «граждане отдыхающие» начнут громко протестовать против подъёма в 6-00. Но эти подопечные его удивили. Эту новость, которая и его самого не радовала … поначалу, подростки восприняли молча.
– Итак, придётся нам вставать рано поутру. За дворцом находится база отдыха для богатых. Викторовна смогла выбить для вас право посещать бассейн, чтобы те, кто не умеют плавать – научились, но пускают только тогда, когда постояльцы спят. Ещё здесь неподалёку есть конный завод, и Викторовна выбила для вас право посещения. В 6- 15 завтрак, потом в бассейн и на конный завод. В 12-00 обед, потом обеденный сон 2 часа – прямо как в детском садике, потом речка, но только для тех – кто умеет плавать, кто не умеет – будет на берегу париться. Вечером кино. Потом свободное время и отбой. И да: здесь есть библиотека, и каждый, кто успеет прочесть книгу за неделю – получит в воскресенье шоколадку.
Обычно в этот момент дети кричали «Ура» и бежали в библиотеку, обгоняя друг друга, чтобы поскорее схватить какую-нибудь книгу, а в конце недели получить вожделенную плитку. Эти промолчали. И тут один девичий голос спросил:
– И что мы должны за это сделать?
Сначала Андрея удивил этот вопрос: ведь он только что сказал, что для этого нужно сделать – прочесть любую книгу. Викторовна не смогла придумать другой способ побудить детишек к чтению. Но в следующую он минуту вспомнил, что девочкам из этой группы пришлось пережить.
– Для этого вы должны прочесть книжку на свой выбор, чтение этой книги должно уложиться в неделю, иначе ничего не получите. В субботу вы должны будете рассказать эту книгу в доказательство того, что книга действительно прочитана. А в воскресение получите приз. Никаких первых, вторых и третьих мест не будет – шоколадку получают все прочитавшие.
Выслушав всё, что им сообщил Андрей, подростки разошлись по комнатам: застелить постели бельём, которое им оперативно выдали, разложить вещи по шкафам…
… Андрей, Никита и девушки-старосты сидели за одним из столиков в столовой и пили чай. Вошла круглолицая, щуплая девочка с мокрыми волосами и в летнем платье. Андрей невольно обратил на неё внимание. Когда ребята из нынешнего потока только сошли с автобуса, она сразу привлекла его внимание своей неряшливостью: в несвежей одежде, с грязными и какими-то нечёсаными волосами и сама какая-то занюханная – неряха. И смотреть на неё было неприятно.
И теперь она предстала перед старостами в новом облике: было видно, что она искупалась и помыла голову, сменила несвежие затёртые и занюханные джинсы, и растянутую майку на дешёвое и изрядно поношенное, но чистенькое лёгкое платье весёленькой расцветки, фасон которого скрывал недостатки тощей фигуры и подчёркивал достоинства. Вообще-то девочку можно было бы назвать симпатичной, только старое платье делало ей как будто незаметной. Если встретить такую на остановке среди толпы ожидающих транспорт людей, или в магазине среди ходящих туда-сюда покупателями, то можно было бы и не заметить. Но сейчас она привлекла к себе его внимание именно переменой облика – слишком уж эта перемена была разительна. «Неужели, – подумал Андрей, – эта девочка неряшливостью защищается от посягательств? Умно. Главное, чтобы не превратилось в привычку и не стало частью натуры.» Пренебрежительное отношения Андрея к этой девочке сменилось уважением.
– А где у вас библиотека? – спросила она весело.
Андрей приподнял брови:
– Вот что шоколад с людьми делает! – пошутил он.
Девочка оценила его шутку и вежливо улыбнулась. Но потом всё же ответила:
– И это тоже. Но я люблю читать.
– Тебя как звать-то?
– Маргарита, – ответила девочка, внимательно глядя на него.
– Пойдём, Маргаритка, я отведу тебя в библиотеку и заодно к Викторовне зайду, – Андрей поднялся из-за стола, допил залпом свой чай и поставил чашку в мойку.
Молодой человек и девочка вместе вышли из жилого флигеля и пошли аллеей, засаженной раскидистыми, старыми деревьями к зданию администрации дома отдыха. На первом этаже этого двухэтажного небольшого здания и располагалась библиотека.
– А почему директрису Кондрашкой называют? – спросила Маргарита, когда они неторопливо шагали по фигурным бетонным плиткам, которыми была вымощена аллея.
– Откуда ты знаешь? – удивился Андрей.
– Вы оговорились! – ехидно сообщила девочка.
– Поварихи её так назвали, а завскладом подхватила. А всё потому, что она здесь спуску никому не даёт: ругает поварих, когда они продукты тырят, а в блюда всякую дрянь суют. С кладовщицей гавкается, за то, что она хочет за счёт детей свои финансовые дела поправить, и пытается выносить новые полотенца и постельное бельё. Она умеет всех на уши поставить.
Они подошли к новенькому двухэтажному зданию из силикатного кирпича.
– Вон видишь, с торца маленькое крылечко и дверь. Вот это и есть библиотека. Зайдёшь, запишешься, и после этого тебе дадут книгу. Кстати, здесь библиотека богатая и книги хорошие – Викторовна сама выбила, – Андрей легонько подтолкнул девочку в нужном направлении, а сам направился к главному входу и поднялся на второй этаж.
С Элеонорой Викторовной ему предстоял трудный разговор, и мысленно он строил фразы, с которых начнёт его.
Глава 2
Элеонора Викторовна как раз заканчивала обед. Каждое утро она вставала в 5 утра, чтобы проконтролировать поваров и поэтому завтракала чуть раньше. Но и вечером она ложилась спать тоже раньше.
Андрей постучал в дверь и, открыв, спросил разрешения войти.
– Входи, – сказала Элеонора Викторовна и спросила, – Кофе будешь?
– Я чай попил.
– А я попью, – сказала она.
Женщина не любила обедать за письменным столом, как это делают все обедающие на работе. В её понимании бумаги – должны быть отдельно, а еда – отдельно. Размеры её кабинета позволяли поставить ещё один маленький, полированный столик, на котором во время обеда раскладывалась маленькая вышитая скатерть с бахромой и удобный стул. На низкой тумбочке в углу располагалась кофеварка.
– А ты чего хотел-то? – поинтересовалась Элеонора Викторовна и убрала пустую тарелку на маленький подносик, стоящий на на краю, стола стены. Пасмурное выражение лица Андрея встревожило её.
Молодой человек знал, что заведующая ест то же, что и дают детям. Просто любит есть отдельно. Однако, начальство не ест – начальство восстанавливает силы и начальство не пьёт, в том числе и кофе, начальство дегустирует.
Андрей выдохнул и … забыл свою речь. Он смотрел на Элеонору Викторовну и молчал, не зная, как начать. А она, молча, смотрела на него, всё больше и больше тревожась.
– Ну же! – воскликнула женщина, потеряв терпение.
– Бордель, – выдавил Андрей.
– Где? – в первый момент Элеонора Викторовна подумала, что ослышалась, и хотела переспросить «что?», но получилось почему-то «где?».
– В интернате, где живут ребятишки, приехавшие сегодня. Сегодня один парниша проговорился. Оказывается, их директриса приводит девчонкам «клиентов». Я пообещал никому не говорить и пришёл к Вам.
«Опять?!» – подумала заведующая, а вслух сказала:
– Надеюсь, ты никому, кроме меня? Когда эту дамочку посадят, её родственники не её будут винить в том, что «села», а парнишу: что из-за него её посадили и со свету его сживут.
Андрей поразился тому, что они оба – и Викторовна и Кеша произнесли одну и ту же фразу – «со свету сживёт». А ещё он обратил внимание, что Викторовна сказала, что «когда посадят», словно это было уже решено.
– Ладно, Андрюша, иди, возвращайся к своим обязанностям, а я сообщу куда следует, – и подумала: «Сразу же!».
Когда дверь за молодым человеком закрылась, Эля услышала звуковой сигнал, пискнувшей кофеварки, и выключила. Пить кофе совершенно расхотелось. Аппетит пропал напрочь. В какой-то момент она даже пожалела, что успела поесть. Эта дурная новость разрушила всё её наслаждение, навеянное чувством сытости.
Женщина встала, подошла к двери, ведущей на маленький балкончик, заставленный длинными контейнерами с цветами, и остановилась на пороге. Она смотрела на верхушки деревьев и водную гладь широченной реки Вены за ними и вновь подумала: – «Снова».
Корыстная тварь, набивающая карманы при помощи юных тел совсем молоденьких девочек, которых некому защитить и при этом даже не задумывается о том, что ломает им жизни в самом начале и рушит психику молодых девчонок.
Воспоминания нахлынули на женщину и заставили увлажниться глаза: когда-то давно, сразу по окончании школы она попала в плен к бесам … и раскормила одного из них, боясь абьюза. Эля тогда смогла спастись, а её одноклассница – нет. Её тело так и не нашли.
Спасаясь от ненависти, от обвинений в том, что не спасла ту, которая её бросила одну на берегу, и спасаясь от слов «лучше бы ты, а не она …» Эля уехала из родного города навсегда. Просить родителей переехать было бесполезно, и Эля поехала учиться. Однако учёба была только поводом покинуть родные места. Сначала она поступала в пединститут, но не набрала проходной балл, педагогический техникум тоже оказался ей не по зубам. Поступить она смогла только в педучилище. С той категорией, которую получали выпускники, можно было работать только в детском саду. Но зато у педучилища было бесплатное общежитие и столовая. Из дома Эля не получала и копейки и подрабатывала уборщицей … в детском саду.
Было трудно. Но Эля была весёлая, а веселиться уже было чему! После того, как девушка покинула отчий дом, перед ней открывался шанс начать новую жизнь. И упускать его в её планы не входило. «Хмели сумели, и ты сможешь» – часто повторяла она себе.
В педучилище Эля встретила девушку по имени Инга и до сих пор благодарила Бога за эту встречу. Инга стала для Эли лучиком солнца: именно она не давала Эле пасть духом, поселила в её душе уверенность в себе, и стала чем-то вроде бесплатного психолога. Инга стала для Эли опорой и поддержкой. А её брат – Дима стал для Эли любовью и ещё одной поддержкой.
Отдельно Эля была благодарна сестре … то есть подруге за то, что, став золовкой не превратилась в гадючью головку и стала звать её сестрой.
Через два года после начала учёбы, обе девушки забрали свои документы из педучилища и снова попытали счастье в техникуме. Это может показаться странным, но Эле и Инге повезло. В техникуме после второго курса треть группы отсеялась и девушки, хорошо сдав экзамены, стали студентками.
После техникума Элю всё равно ждал детский сад… Но с более высокой зарплатой потому, что после техникума категория была выше. А детский сад – потому, что в ближайшей школе места не нашлось.
Проработав год, Эля уволилась, и отправилась на курсы повышения квалификации. А после курсов состоялась свадьба. Эля сидела в машине рядом с невестой Ингой. Правда она и сама была невеста…
Две невесты приехали в Дворец Бракосочетаний, там их уже ждали два жениха. А потом две пары уехали в один банкетный зал…
После свадьбы Дима был назначен директором дома отдыха. Эля уехала с ним к месту работы – ещё дальше от родного дома – и этому была очень рада: теперь детство стало ещё дальше от неё. Эля и Инга не порвали знакомства и очень часто созванивались.
Как-то раз Эля стала свидетельницей посягательства: её непосредственный начальник совершил подлость в отношении одной из сирот, которой «повезло» получить путёвку в летний лагерь для сирот. Более омерзительного зрелища никогда не касалось Элиных глаз, она видела только страшнее – мёртвую измученную Альбину, лежащую на речном берегу. Получив головой о косяк двери, Эля дала клятву, что никому и никогда не скажет. Двадцатипятилетней Эле повезло, что она оказалась слишком старой для сорокалетнего начальника и только поэтому не разделила судьбу сироты. Одновременно с этим Эля чувствовала над собой крыло своего Ангела и радовалась, что отделалась только ударом по голове. Могла бы и жизни лишиться.
А муж сестры её мужа работал в госбезопасности и когда Инга пересказала ему Элин рассказ … В общем суд был бурный и прогремел на весь район. Жужжали на всех углах, обсуждали на кухнях.
А Эля, даже не задумывалаясь над тем, что нарушила клятву, заняла место её бывшего начальника. А тот – убыл на заготовку леса, да так там и сгинул. С тех пор Эля и работает заведующей летнего лагеря для детей-сирот. Это повышение её не радовало, потому что слишком высока его цена. Она никогда не обсуждала с Ингой причину, по которой заняла должность, которой в тот момент не соответствовала, но Эля знала, что получила это кресло только благодаря протекции подруги-золовки и её мужа. И чтобы не опростоволоситься, девушка прошла ещё один курс повышения квалификации.
А потом ещё и ещё…
И вот опять нужно обращаться через Ингу к Борису, и снова по тому же грязному поводу.
– Но нужно положить конец этому беззаконию! – произнесла Эля вслух и решительно подошла к своему письменному, села в кресло и, набрав номер, дождалась, когда прекратятся длинные гудки, а на том конце ответят «алло?».
– Ингуля? Привет …
***
Со столовой донеслось весёлое звяканье посуды. Обед принесли! На лицах подростков появилось ожидание: мороженное же обещали! Все присутствующие, включая старост, вскочили на ноги.
Неудержимой лавиной все рванули к столовой. Андрей орал не своим голосом, опасаясь, что случится давка и кто-то пострадает.
– Не торопитесь! Достанется всем! Никого не забудут!
За окошечком раздачи шумели и стучали две поварихи. Наконец одна из женщин вынесла большое эмалированное блюдо, на котором двойной горой высился хлеб: с одной стороны были кусочки белого пшеничного хлеба, с другой – кусочки чёрного ржаного.
Громко вопя, подростки ринулись к столу, к блюду на нём … к хлебу. Опасаясь, что её прижмут к стене, испуганная повариха юркнула в раздачу и стала выглядывать в окошко. Настолько изумлённого выражения молодой человек у этой поварихи ещё никогда не видел. Он бы засмеялся, если бы увидел это выражение при других обстоятельствах, но сегодня смеяться не хотелось.
Блюдо с высокой горой хлеба моментально опустело. Андрей, Никита и девушки-старосты с интересом наблюдали, как подростки с жадностью впивались зубами в кусочки хлеба.
– Выходит, что их там ещё и не кормят, – мрачно пробормотал Андрей, под словом «там» он имел ввиду интернат.
– Так ведь хлеб к борщу! – выкрикнула одна из девушек-старост, и подростки попрятали хлеб в карманы.
Обед прошёл беспокойно. Новоприбывшие всё время спрашивали, где мороженное. Они торопливо съели борщ, а вот когда получили второе – макароны по-флотски, началась драка. Одни попытались отнять порции у других, а те – не собирались отдавать свои порции. Никита и Андрей безуспешно пытались разнять дерущихся с перемазанными томатом лицами. Но когда Андрей проорал, что всех драчунов отправит обратно в интернат, драка утихла сама собой, ведь впереди ожидало ещё мороженное.
Как ни странно, во время мороженного драки не было: сироты сидели за столами, склонившись над креманками, сжимая одной рукой край посуды, другой – чайную ложечку. Вся поза сирот говорила только о том, что они стараются защитить свои порции.
Старосты сидели за отдельным столом и Андрей, вместо того чтобы есть мороженное, обводил взглядом сидящих за столами ребят.
… На следующее утро «граждане отдыхающие», как назвал их Андрей, поднимались неохотно. Но всё-таки встали, ведь они никогда в своей жизни не были в бассейне и никогда не видели вблизи лошадей.
На душе Андрея было гадостно. И те самые пресловутые «кошки», которые обычно в такие минуты скребут на сердце, будто взбесились. А ещё было ощущение, что кто-то харкнул прямо на середину души, в добавок ещё и на голову «наложили». Вчера вечером, сидя в своей комнате, он перед отходом ко сну дочитал перевод древней поэмы «Махабхараты». Эту книгу он взял в библиотеке дома отдыха – здесь вообще была очень богатая библиотека – Викторовна постаралась. В конце легенды боги объяснили Юхидхире – одному из героев поэмы, что когда человек заканчивает свой путь на физическом плане – его поступки взвешиваются: если злых поступков было меньше, а добрых больше – то его отправляют в ад и держат там до тех пор, пока злые дела не будут искуплены. А потом душа отправляется в рай на вечное блаженство. Если же наоборот – злых дел больше, а добрых меньше – его душу отправляют в рай и там он получает воздаяние за свои добрые дела, а потом его отправляют в ад на вечные мучения.
И вот теперь Андрею показалось, что этих сирот отправили на короткий срок в рай, после чего снова вернут в ад. А когда знаешь лучшую жизнь, плохо жить – ещё труднее. И вот эти ребята, узнав каково живётся в раю, снова вернутся в свой ад.
Время пролетело незаметно: бассейн, где Андрею снова не удалось поплавать, так как они вместе с другими старостами следили, чтобы ни один из их подопечных не нахлебался воды из бассейна. Зато столько радости было на вечно угрюмых лицах ребят! После посещения бассейна было рандеву в конюшне. Доро́гой он рассказал ребятам о мужике, который отправился в путешествие и встретил разумных лошадей. Этого дядьку звали Гулливер…
– Так ведь для развития нужна мелкая моторика рук, а лошади – цельнокопытные, – возразила Маргарита.
– Маргаритка, ты – грымза, – ответил Кеша.
Маргарита фыркнула в ответ.
Лошади были особенные. Элеонора Викторовна лично их отбирала и выбрала самых ласковых и спокойных. Главное, чтобы здоровью детей ничего не угрожало от этих больших, но грациозных животных.
– Какие глаза большие и добрые, – восхищённо шептали девчонки.
– Гля! – воскликнул один из парней, – Вот этот лошадь – пацан!
– Конь! – поправил его Андрей.
Из конюшни все плелись, еле переставляя ноги. Усталость была огромная, но впечатлений – больше, и все – положительные.
Во время обеда, выжатые, как лимон, ребята не имели сил даже на то, чтобы попытаться отобрать у более слабых порцию. Да и не стоило этого делать – вон как старосты зыркают. Не дадут…
В тихий час старосты устроились во дворе, под старыми липами. Лето выдалось не очень жаркое. После прохладной весны было совсем немного вредных летающих насекомых, которые просто обожали досаждать людям и животным. Так что сидеть здесь под деревьями было настоящее наслаждение. Особенно с пивом.
Но пивом угощались парни. Девушки неторопливо лакомились мороженным.
Как-то так получилось, что все четверо сидели за одним столом, но разделились на пары по интересам и оживлённо общались. Они тихо переговаривались друг с другом и при этом не мешали сидящим напротив.
– Да чушь всё это, – чуть громче ответила Илона и насмешливо хихикнула, – Как в наш прогрессивный век можно во всё это верить?
– Это вы о чём? – отвлёкся от разговора со своим соседом по столу Андрей.
– Да всё о том же! – воскликнула Илона и махнула рукой в сторону замка, возвышавшегося над узкой рощицей, разрезанной надвое дорожкой, ведущей к королевской резиденции.
– Вот тут Зоя вещает, что она была настоящая ведьма, видите ли. Колдовать умела, знаете ли. И теперь гуляет по коридорам замка и проходит сквозь двери потому, что привидение.
Никита засмеялся.
– Знаете, в древности был такой поэт – Гёте, и его перу принадлежит поэма «Мефистофель»…
– «Фауст», – поправил Андрей.
– А, ну да. Так вот, когда я читал главу, где ведьмы летали на Лысую гору верхом на вениках, то очень удивлялся: как они себя на этих палках чувствовали? Неудобно же! Надо было кресло к венику приделать. Да! И ещё следовало шлемы одеть, если кувыркнётся со своего помела вниз головой.
Все присутствующие, кроме Зои, засмеялись. Та насупилась. Её очень задело не веселье коллег, а их не серьёзное отношение к её словам.
– Я видела! – упрямо повторила она.
– Вот когда я увижу – тогда и поверю, – парировала Илона.
Андрей усмехнулся: обе девушки были не разлей вода, но настолько разных подруг, которым удавалось находить общие интересы, свет ещё не видал. Одна из них само суеверие: и через левое плечо плюёт, и веник вниз ручкой ставит, и, выйдя из дома, ни за что не вернётся за забытым зонтиком, даже если на улице будет идти ливень. Ещё Зоя верила в гадание, привидений и НЛО.
Илона – полная противоположность Зои. Она с удовольствием смотрела кино про вампиров и привидений. Но, ни в тех, ни в других не верила. К гадалкам не ходила и приметам не верила. Как-то она обмолвилась, что старая злобная соседка сделала ей подклад, а она до сих пор здравствует, потому что не верит в проклятия.
И вот теперь девушки обсуждали: бродит по коридорам замка привидение королевы Оливии или нет. Зоя утверждала, что видела его своими глазами. Илона ей не верила.
Андрей задумался: а кто ему из этих двоих ближе? Светловолосая с розовыми щёчками и при этом суеверная Зоя. Она всё время боится встретить чёрную кошку, которая пустым ведром разобьёт зеркало? Или знойная брюнетка Илона с коричневой от загара кожей, которая не верит ни во что потустороннее и для неё существует только материальный мир?
Его размышления прервал Никита:
– А давай вызовем её и посмотрим? – и тут же рассмеялся – оценил собственную шутку.
– А я верю в потустороннее!
Все четверо оглянулись. Перед ними стояла Маргарита с библиотечной книгой в руках.
– Потустороннее просто не может не существовать. Я это чувствую. Просто чувствую и всё. И знаю, что со смертью ничего не оканчивается. Просто не может оканчиваться. И когда меня не станет, я обязательно встречу свою бабушку!
– Обычно мечтают найти маму, – задумчиво сказала Илона.
– У меня нет мамы, – нервно ответила Маргарита, – Я ребёнок из пробирки и родила меня одна дама, потому что папа очень хотел ребёнка. Она взяла свою яйцеклетку и сделала эко, потому что папа не мог стать отцом. Потом эта дама встретила дядю Толю, развелась с папой и отсудила меня во время развода в суде. Но потом дядя Толя сказал, что в семье должны расти общие дети, а чужие дети ему не нужны – он своих хочет. Эта дама хотела отдать меня в интернат, но бабуля забрала меня к себе. А в прошлом году она умерла от старости. Для меня бабушка – мама.
Девочка замолчала, глядя на старост: поверят ли они ей?– или сочтут выдумками. Хотя расказни, поведанные ею им были только отчасти правдой: Маргарита действительно называла бабушку мамой. И ей действительно хотелось быть ребёнком из пробирки, а не иметь такую маму, какая была у неё. Будь Маргарита ребёнком из пробирки – была бы у девочки надежда, что где-то на свете живёт её настоящая мама и просто не знает, что у неё есть дочь. Сидящие за столом молодые люди почувствовали себя не в своей тарелке. Они принялись водить вокруг себя взглядами и при этом старались не смотреть на девочку.
– Неужели мы не пойдём в замок на экскурсию? – задала вопрос Маргарита, – Мне хочется на платье королевы посмотреть.
– Пойдём, конечно! – Андрей был рад сменить тему разговора, – мы все потоки туда водим. Я там уже всё знаю. Жаль только, что гид ведёт нетрезвый образ жизни. А ты уже прочла книгу?
– Нет, – ответила девочка, – я как раз вышла, чтобы почитать на свежем воздухе, а тут вы.
Она отошла к другой липе и уселась за свободный столик. Раскрыв книгу, она погрузилась в чтение, но потом отвлеклась, подняла голову и спросила, обращаясь к Андрею:
– А если я две книги за неделю прочту – я две шоколадки получу, или всё равно одну?
– Если Викторовна зажмёт вторую шоколадку – я тебе сам куплю. Вообще она не жадина, но когда дело касается сладостей – становится прижимистой.
Глава 3
Вымощенная фигурной бетонной плиткой дорожка не петляла между деревьями, а вела прямо к замку.
Узкая рощица, отделяющая замок королевы от флигелей, сплошь состояла из можжевеловый деревьев. Шли не торопясь: очень приятно было гулять здесь в жаркий день – тень давала прохладу, а дышать воздухом наполненным хвойным ароматом было настоящим наслаждением. Разноголосое пение птиц восхищало детей, выросших в городе. Похоже на то, что у пташек тоже было прекрасное настроение.
Андрей с удовольствием наблюдал на удивление, отражавшееся на лицах ребят.
Спешить им было некуда. Время в запасе ещё было. Элеонора Викторовна записала подростков на сеанс прогулки по замку сильно заранее. С утра она пришла в жилой флигель и заявила:
– Точность – вежливость королей, поэтому выходим заранее.
Не шли, а скорее прогуливались гурьбой. Ребята, за прошедшие пару дней уже привыкли к ласковому обращению и поэтому ничуть не удивлялись тому, что Викторовна не орала на ребят: «Построиться!!!», как это делала воспитательница интерната. Она шла впереди и о чём-то беседовала с Андреем, время от времени оглядывалась на идущих следом детдомовцев – не потерялся и не отстал ли кто?
Между ребятами шли старосты и общались с ними, рассказывали местные байки, забавные случаи, свидетелями которых им приходилось быть. В арьергарде плелись занятые разговором Маргарита и Зоя. Они обсуждали … привидений. Девушка рассказывала, как она видела привидение, когда гостила у родственников. Родственники животных в доме никогда не держали – не любили ни кошек, ни собак и поэтому не заводили. И, тем не менее, как-то вечером по ногам Зои пробежала чётная кошка и исчезла. Появилась ниоткуда и пропала в никуда. А Маргарита слушала, чуть ли не раскрыв рот. Она очень любила такие истории.
Можжевельники, расступились, и глазам идущих на экскурсию ребят предстал замок. За спинами заведующей и старшего, по возрасту, старосты раздались возгласы удивления. Элеонора Викторовна чуть заметно улыбнулась. То, что ей удалось выбить музейные экскурсии для ребят, она считала своим достижением. И как не счесть? Ведь гид – Анатолий Васильевич сопротивлялся изо всех сил. Элеонора знала, что обиженный старикашка прозвал её ведьмой за то, что по её вине ему приходится выходить на работу на час раньше, но её это не волновало. По мнению женщины, грех находиться поблизости от главной в этих местах достопримечательности и не посетить её. Причём – это будет её грех, ведь она заведующая, значит, на ней ответственность за отдых детей, которые лишены родителей.
Андрей был удивлён тем, что Элеонора собралась сопровождать детвору на экскурсию в замок. Викторовна, как он её называл, Андрею не признавалась, но он уже подметил, что она не любит этот замок и после того, как ей пришлось переночевать там из-за разыгравшейся непогоды, старалась появляться там как можно реже. Ему вспомнился недавний разговор, участниками которого были он сам, Никитка, Илонка с Зойкой и девочка с цветочным имененм Маргаритка. Они тогда обсуждали привидений: Илона и Никитка объявили себя скептиками, Зоя и Маргаритка заявили, что верят в привидения, а сам Андрей придерживался нейтральной позиции. И вот теперь Андрей задался вопросом: а может Викторовна тоже там что-то видела, но не хочет об этом говорить?
– А где Виолетта Ивановна? – поинтересовался он, имея в виду воспитателя.
– Она отпросилась, какие-то проблемы дома, – ответила Элеонора, – а одних детей я к этому пьяньчужке – Анатолию Василичу отправить не могу. Ты знаешь, Андрюша, чего он неделю назад учудил? Нализался на работе так, что лыка не вязал, как говорится, до состояния поросячьего визга. Тут пассажирский пароход причалил, они явились на экскурсию. Кстати, экскурсия была не с бухты-барахты, а заранее запланированная и оплаченная. А этот – вообще никакой, на ногах не стоит. Так среди пассажиров нашёлся персонаж, который сам провёл экскурсию. Такого понарассказывал! У работников, как они сами сказали, уши как у спаниеля чуть не стали. И где только нахватался?
Андрей хмыкнул. Он уже слышал эту историю. По словам работника музея, который сопровождал экскурсию, тот чел так рассказывал, что можно было подумать, что он присутствовал при событиях, о которых говорил.
– Начитался, насмотрелся, – ответил Андрей и мысленно добавил: «…порнушек».
Вблизи замок производил неизгладимое впечатление, и подходивших к монументу ребят не оставляло ощущение того, что они сами – муравьи рядом с мамонтом. Огромные размеры самого здания, высоченные стрельчатые окна и массивные двери – всё было рассчитано на то, чтобы вызвать у человека именно эти чувства. Королевское величие должно подавлять, даже если это не основная резиденция, а только «загородный домик».
Подростки невольно, в восхищении от замка, заговорили тише. Они даже восклицания удивления тише произносили.
А Эля подумала, что будь этот замок ближе к городу – здесь было бы не протолкнуться от туристов даже по утрам. Впрочем, экскурсии здесь, всё-таки, не редкость – поэтому она и привела сюда детей именно утром – пока взрослые отсыпаются.
Они, не торопясь, подошли по широкой, подъездной дороге. Высокие, почерневшие двери из массива дерева были уже отворены и за порогом, где-то в холле маячил пожилой мужчина. Этот человек – гид, по имени Анатолий Васильевич, обычно выглядевшим не выспавшимся, сегодня показался Андрею бледным и испуганным.
– Чего это с ним? – тихо поинтересовалась Элеонора Викторовна, и она тоже заметила, что с гидом творится что-то не то.
– Оливию встретил, – злорадно проворчал староста.
– Здравствуйте, Анатолий Васильевич, – поздоровалась с ним женщина и добавила, – У вас такой вид, будто Вы привидение увидели.
От этих слов гид вздрогнул. «Неужели в точку попала? – подумала Эля, – Значит, не только я её видела». С тех пор, как Эля провела здесь несколько часов, укрываясь от сильной грозы, она с содроганием вспоминала о том случае. В тот день она всё-таки вымокла – покинула замок до окончания грозы. После того дня прошло уже несколько лет, но было такое ощущение, что было только вчера.
– Я вчера не выпивал! – горячё проговорил Анатолий Васильевич.
Эля остановилась и удивлённо посмотрела на гида. «Действительно, – подумала она, – Перегаром не несёт. Чего же он тогда?..»
Осознав, что ляпнул что-то не то, старик смутился.
Экскурсия началась с надевания огромных, красных, войлочных, похожих на большие тапки бахил поверх своей обуви. После этого экскурсию по замку можно было и оканчивать – впечатлений только от этих тапок было достаточно. Но, тем не менее, экскурсия состоялась. Сироты гурьбой ходили по анфиладам залов, рассматривали ковры, поражающие сложностью орнамента, удивительную резную мебель, восхитительно красивые гобелены. Здесь выставлялась даже посуда, с которой кушала королева Оливия Берг-Эззейр. Фаянсовая посуда с позолотой стояла в стеклянных подсвеченных витринах точно так же, как и наряды и оружие – мечи, сабли и шашки.
Ребята разбрелись. Пока девочки пялились на пышные вышитые золотом наряды – парни разглядывали холодное оружие, чуть ли не прилипнув в стеклу ветрин. Экскурсовод пытался продолжить осмотр замка, но подростки никак не реагировали на его призывы и требования «не лапать» витрины. Старик нервничал, а старосты и заведующая посмеивались. В этом зале дети всегда задерживались и эти – не исключение.
Но вот ребят вывели из зала. Маргарита осторожно выглянула из-за витрины с чёрным бархатным платьем. Присев, девушка пряталась за пышной объёмной юбкой. Наконец все ушли и теперь можно спокойно разглядывать наряды, не заглядывая через чьи-то головы.
Девочка обошла вокруг витрины и посмотрела на так восхитивший её наряд. Чёрный бархатный лиф с пышными рукавами-фонариками плотно облегал манекен, V-образный вырез был отточен широкой полосой золотой парчи, из неё же был сшит пояс, а нижняя часть платья – юбка была по подолу украшена аппликациями из шёлка в форме роз.
«Какое красивое платье!» – с восхищением подумала девочка. Маргарита всегда завидовала актрисам: благодаря своей работе они имели возможность наряжаться в такие вот красивые старинные платья. Правда, что актрисам иногда приходилось наряжаться в лохмотья, она как-то упустила из виду. Да и мысль о том, что такое платье тяжеловато носить тоже никогда не посещала голову девочки.
Она застыла как столб, не отрываясь, глядела на платье. Восхищение нарядом поселило в душе подростка ещё и маленькую зависть: какая же королева была счастливая. У неё было столько красивых нарядов! И каждое платье было самое настоящее произведение искусства!
И у Маргариты тоже была раньше и новая и красивая одежда. Сначала папа одевал её как куколку, потом бабуля старалась одеть девочку, не жалея сил: каждый вечер она брала в руки спицы – вязала то свитер, то кофту. Но когда она попала в интернат – всю хорошую одежду у Маргариты отобрали, оставив ей только старьё; и объяснили, что жадной быть плохо и всегда надо делиться.
Цок, цок, цок – раздался стук каблучков. «Оооох!» – недовольно подумала Маргарита. Сейчас её прогонят отсюда и не дадут хорошо рассмотреть королевскую одежду. Цок, цок, цок – звук каблучков приближался. Девочка не додумала свою полную возмущения мысль и застыла от страха. Голые руки девочки покрылись гусиной кожей и волоски на руках стали дыбом.
Цок, цок, цок – раздалось уже за её спиной. Цок – хозяйка каблуков остановилась за её спиной и повернулась. Девочка кожей ощутила полный ненависти взгляд незнакомки, вперившийся в неё. Теперь до ушей Маргариты донёсся шорох платья. Кто же это? Никто здесь не может стучать каблуками – всем входящим выдают тапковидные бахилы, чтобы не испортили драгоценнейший раритетный паркет. И при этом внимательно наблюдают за тем, чтобы эти красные тапки были надеты посетителями. И современные платья так не шуршат – ткани меньше и шуршать могут только длинные платья с подъюбниками. Кто же это? И почему так злобно пялится в спину?
В спину девочки дохнуло холодом и, что очень странно ещё и одновременно с этим – жаром. Маргарите вспомнилась легендарная речка Смородина, о которой она читала в детстве. В этой самой Смородине и вода кипит, и льдины плывут. Девочка попыталась обернуться, но не смогла. Она вообще не могла пошевелиться. Даже мизинцем. А между тем обладательница каблуков в длинном платье продолжает недобро таращится ей в спину. Вдруг Маргарита ощутила, что та, что остановилась прямо за ней, приближается. Приближается, не стуча каблуками, но шурша своим платьем … Ужас обуял девочку. Она почувствовала, как волосы шевелятся на её затылке.
Маргарита не раз смотрела фильмы о привидениях. И во всех в них испуганные герои вскакивали и с визгом убегали. Эх! Вот бы Маргарите вот так завизжать и убежать. Очень хочется оказаться как можно дальше отсюда, но не можется. Тело онемело, и она даже моргнуть не могла – не то, что убежать.
– Маргаритка! – послышался крик Андрея, – Ты где там застряла?!
Наваждение исчезло. Исчез холод, исчезли злой взгляд в спину и ощущение чьего-то присутствия, онемение тела тоже исчезло.
– Андрей! – крикнула девочка в ответ и в слезах бросилась к вошедшему в зал парню.
– Кто обидел?! – быстро спросил тот и оглядел зал. Оказалось, что Маргаритка здесь одна. Тогда откуда слезы?
– Что случилось? – чуть тише спросил он – в библиотеке шла мини-лекция. И ты её пропустила. Ты ж у нас тот ещё книголюб.
– Тут такое было! Ты мне не поверишь! – с обидой ответила девочка.
Вот и кто, спрашивается, поймёт этот женский пол? Ещё ничего не рассказала, а уже обижается, что ей не верят. Верно говорят: женщина – это большая тайна, а мужчина – это что-то не понятное.
– Пойдём. Там в библиотеке про книги рассказывают. Тебе интересно будет – ты же любишь читать.
Он взял её за руку и повёл в библиотеку. Библиотека занимала помещение, не уступавшее по площади залу со стеклянными шкафами, в которых на безголовых манекенах висели наряды. Все стены занимали книжные шкафы, забитые толстыми и не очень, большими и не очень томиками в потёртых кожаных переплётах. Но … и они огорожены столбиками с верёвками – не подойдёшь. Впрочем, для этого и были шкафы огорожены – чтобы не подходили слишком близко. Зато и здесь имелись освещенные изнутри стеклянные стенды с раскрытыми посередине книгами.
А гид как будто по бумажке читал заученные фразы.
– …о существовании женщины, прозванной Первой Матерью, учёные люди спорили тогда, спорят и сейчас. Королева Оливия, была очень образованная женщина, знала восемь языков, и она верила в существование Первой Матери, и всю жизнь собирала её легендарную библиотеку, не жалея сил и средств. Здесь вы можете видеть книги Виктора Гюго, Оноре де Бальзака, Ивана Тургенева, двух Толстых и других авторов.
Присутствующие подались вперёд и принялись внимательно разглядывать разложенные в витринах раскрытые почерневшие книги.
– Все книги из библиотеки были не написаны от руки, а именно напечатаны. И это, обратите внимание, было до изобретения печатного станка. До книгопечатания все книги были рукописные. И все книги были бумажные. Хотя бумагу изобрели намного позже. Скорее всего эта библиотека так называемой Первой Матери – осколок очень высокоразвитой цивилизации, которая существовала до нас. И, это несомненно, ведь в книгах фигурируют не известные нам топонимы. Многие книги королева Оливия предусмотрительно приказала переписать на пергамент. Ведь кожа более долговечна, чем бумага. Именно благодаря ей книги из библиотеки Первой Матери дошли до наших дней.
Маргарита подошла к одной из витрин и сквозь стекло стала разглядывать. Лежащая внутри книга большого формата была раскрыта посередине. А одной половине разворота была цветная картинка, изображающая мать-и-мачеху во всех подробностях: цветы, листья и общий вид растения. На второй стороне разворота – цветные квадратики – жёлтые, голубые и розовые, а в них – мелкие буквы, не все из которых были девочки знакомы. И складывались они в незнакомые слова. «Да, – грустно подумала она, – даже если эта книга попадёт в руки, её не прочитаешь…» Маргарита из курса школьной истории знала что на протяжении истории человечество, имевшее письменность изначально, утратило её, но потом изобрело заново. Знала она и о том, что в те времена, когда пришлось жить королеве Оливии Берг-Эззейр, церковники категорически запрещали травничество. Так что и не удивительно, что королеву считали колдуньей. «А вообще, не плохо было бы все картинки посмотреть,» – подумала девочка и перешла к другой витрине, но там никаких изображений не было – только лишь текст.
– Я слышал историю о том, что Первая Мать с другой планеты … – сказал один из пацанов.
– И как она сюда приехала? – ехидно поинтересовался гид. Парнишка в ответ пожал плечами и потерял к музею вообще и лекции в частности интерес.
– Когда к лошадям поедем? – громким шёпотом спросил он Никиту.
Глава 4
– Так что там случилось, раз такая смелая девчонка, как ты, испугалась? – настаивал Андрей.
– С чего ты взял, что я такая смелая? – с обидой поинтересовалась Маргарита.
– Ну как же? Ты перестала соблюдать гигиену, чтобы не вызывать интереса у пед… негодяев, которые в ваш интернат являлись. И я знаю, как обидно в вашей среде называют неопрятных девочек. Там, чтобы сохранить уважение сверстников без зуботычин, наверное, не обошлось.
– А я в глаз била… – задумчиво возразила девочка. Вдруг она остановилась и уставилась на Андрея так, словно увидела его впервые в жизни.
– Я не говорила тебе, что к нам клиентов приводили! – воскликнула она и сузила глаза, – Нас всех предупредили, что, если кому-то скажем – плохо всем сделают! Это надо скрывать.
Перед глазами молодого человека сразу всплыло лицо Кеши. Он тоже говорил, что директриса интерната «со свету сживёт». Да и Викторовна говорила о том же самом.
– Я вас подслушивал, – соврал Андрей, – некоторые из вас в разговорах обмолвились, вот я и сложил 2 и 2.
– Андрей, никому не говори, ладно. Директриса строго настрого запретила об этом рассказывать… – понизив голос, заговорила Маргарита, – Она знаешь, как бить умеет? Меня постоянно бьёт, за то, что не моюсь и кормёжку не отрабатываю.
Андрей молчал. Он почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Непроизвольно он стиснул зубы, кисти рук сами собой сжались в кулаки. Молодой человек легко солгал девочке о том, из какого источника узнал о тайне из интерната. Но о том, что никому не скажет, Андрей пообещать уже не мог. Расследование точно будет, потому что преступление тяжкое. Директрисе за такие художества 20 лет грозит. Этих пацанов и девчонок обязательно будут допрашивать. Если Андрей сейчас пообещает хранить молчание, то потом Маргаритка поймёт, что он обманул, решит, что он лгун и Андрей потеряет лицо. А этого ему не хотелось. Не хотелось, даже несмотря на то, что после этого лета их знакомство продолжаться не будет. И всё равно, как человек Маргаритка ему очень понравилась, и Андрею не хотелось оставлять по себе недобрую память у этой такой необычной девочки.
Молодой человек схватил девочку за руку, подвёл к ближайшей лавочке и усадил. Сам сел рядом.
– Маргарита, – начал он, – Ты должна отнестись ко мне с пониманием. То, что происходит в вашем интернате, называется «вовлечение несовершеннолетних в проституцию» и относится к особо тяжким преступлениям, а ещё это грязная статья. Так же преступлением является несообщение о совершении преступления. Если кому-нибудь ещё станет известно о «художествах» вашей директрисы и станет известно, что я знал – я пойду паровозиком. А у меня мама и сестрёнка! Подумай о том, каково будет моим, если они узнают, что я сел по грязной статье?
Девочка тяжело вздохнула. Теперь щёки покраснели у неё.
– Она бьёт больно, – буркнула Маргарита, – И в карцере зимой очень плохо.
– Послушай, Маргарита, – продолжил молодой человек, – эта бабёнка ломает всем вам жизнь. И даже тебе, хоть эти хмыри к тебе и не ходят.
Она опустила голову, плечи начали вздрагивать.
– Её нужно и можно остановить. Ты только подумай: кто-то из этих моральных уродов может быть больным, заразит кого-нибудь из вас, болезнь пойдёт по всему интернату и в результате вы все можете потерять здоровье навсегда, а ведь вам ещё жить и жить. А эта жирная тварь должна, должна получить по заслугам.
Маргарита сквозь слёзы улыбнулась:
– С чего ты взял, что она жирная?
– Именно такой себе её представил.
Андрей так и не понял, удалось ли ему успокоить Маргаритку, или нет. Лицо девочки осталось грустным, но перед уходом она улыбнулась. А в обед аппетит у неё был хороший. Правда у них у всех аппетит всегда хороший и в тарелках они никогда ничего не оставляют. Да ещё и придумали вытирать тарелки кусочком хлеба, а потом этот хлеб кладут в рот. Как будто не дети, а настоящие бактрианы. Только горбы, куда откладываются все «излишки» из съеденного невидимы. Тут молодой человек хлопнул себя по лбу: он же забыл расспросить её о том, что испугало её в зале с платьями. И если Маргаритка побоев директрисы не боялась, то что же её так напугало в замке?
Андрей много всякого разного слышал про этот замок, и то, что рассказывал тот дядька – самопровозглашённый гид, водивший своих спутников, когда Анатолий Василич был на бровях, не на пустом месте было основано. С времён её правления осталось много свидетельств и документов, доказывающих такие эпизоды из жизни королевы, которые составители учебников по истории предпочли не замечать.
Вообще, королева Оливия Берг-Эззейр оставила не однозначный след в истории страны. С одной стороны, бешеная матка в совокупности с садизмом и жаждой кровопролития – была налицо. О её оргиях ходили легенды, одна лютее другой. С другой – она была необычайно образованна и знала восемь языков, развивала медицину, содействовала учёным её времени в изучении анатомии – без неё по тогдашним законам узнать человеческое тело было почти невозможно. Ослабила налоговое бремя на простой люд и смогла сохранить библиотеку Первой Матери, изо всех сил сопротивляясь служителям церкви, мировоззрению которых сильно мешала библиотека. И, несмотря на это всё, герцогу Индергейну удалось поднять против неё народ. Может быть, народ взбунтовался, наслушавшись сказочек о том, что мадам королева интересовалась чёрной магией?
Андрей усмехнулся: это каким нужно быть дремучим, чтобы верить сказочкам про полёты на метле. Только молодой человек забыл, что в современном королеве Оливии мире основные массы населения не знали даже письменности, не говоря уже об образовании, и как обычно бывает с необразованными людьми – её народ был крайне внушаем, легко поддавался манипуляциям.
Её уже давно не было среди живых и теперь ходили страшные сказки не о самой королеве, а о её замке. Но сам Андрей никогда ничего не видел.
***
После волнений этого утра, послеобеденный сон не принёс Маргарите облегчения. Наоборот, стало ещё хуже. Едва голова девочки коснулась подушки, а веки смежились, как её обступили какие-то странные и страшные тени, которые тянулись к ней длинными тонкими как ветки и корявыми руками. Маргарита уворачивалась как могла. Она понимала, что это был кошмар, силилась проснуться, но не могла. Маргарита боролась. А силы для борьбы ей давал страх. Это могло показаться странным, но страх, парализовавший её сегодня во время экскурсии, сейчас – во сне наоборот придавал ей сил. Наконец Маргарита смогла разлепить глаза.
Она поёрзала в кровати, повернулась на другой бок. Как ни странно, едва она открыла глаза, как полностью забыла всё содержание кошмара, но ощущение липкого, противного страха не ушло.
Девочка вздохнула. Ей подумалось, что кошмар – это результат волнений сегодняшнего дня…и страха перед директрисой. Но тут же её веки вновь налились свинцовой тяжестью, да такой, что Маргарита уже не могла держать глаза открытыми.
Кошмар не только вспомнился. Он возобновился. Опять этот лес рук-веток тянется к ней, хватает. А Маргариту передёргивает от отвращения, когда её касаются эти холодные, мокрые и липкие лапы. И тут удушливой волной накрывает ощущение, что к ней приближается ещё более страшное и мерзкое. Настолько отвратительное, что девочке хочется покинуть своё тело и улететь. Но сделать она этого не может: цепкие руки-лапы крепко держат не только её тело, но и душу. Они застыли в ожидании чего-то. А Маргарита безмолвно кричит и мухой бьётся в паутине, кажущейся стальной.
«Маргарита» – игриво протянул женский голос. Этот голос звенел, как серебряный колокольчик.
«Маргариточка, впусти меня, – попросил ласково голос, – Впусти, пожалуйста. Я очень хочу. Очень, очень, – продолжал звенеть серебряный колокольчик. «Впусти меня, и я тебе помогу! Я могу тебя защитить.»
Девочка снова попыталась проснуться. Этот нежный как мохер голос вызывал у неё тревогу. Маргарите показалось, что она догадывается, чей это голос. Сквозь сон ей вспомнилась Илона. Та самая Илона, которая заявляла, что не верит в потустороннее и, если она увидит привидение, – это означает, что у неё галлюцинации.
«Впусти, кому сказано!!!» – прорычал тот же голос. Но теперь он не звенел как серебряный колокольчик, а скрежетал басом.
Маргарита раскрыла глаза. На этот раз сделать это оказалось легче, чем в прошлый. Сначала всё было как в тумане. Туман рассеялся и взгляд девочки сфокусировался на уже округлившейся на курортных харчах заднице её соседки по комнате. Зад шевелился – Маринка – соседка по комнате что-то делала.
Маргарита повела глазами, чтобы увидеть, что делает верхняя половина Маринки. Едва девочка увидела, чем именно занимается её одноклассница, её сердце заледенело от ужаса.
Цок, цок, цок – донеслось до её слуха. И донесся этот звук со стороны окна. Но оттуда не мог донестись стук каблуков по паркету потому, что на улице паркета не было. Там был газон, поросший травой.
В Маргарите словно пружину отпустили. Она не вскочила, а выпрыгнула из постели и, одним прыжком оказалась у окна.
Цок, цок, цок доносилось прямо за стеклом. А за стеклом никого не было – полуденная жара загнала всех под крыши, и только листва на деревьях о чём-то тихо шепталась с лёгким ветерком.
Цок, цок, цок – раздалось прямо перед Маргаритой.
А Марина непонятно откуда взявшейся губной помадой, раньше у неё её не было, уже дорисовывала дверь на стекле. Даже ступеньки пририсовала…
– Дура! – крикнула Маргарита и смазала рукой нарисованную дверь. И тут до ушей девушек донёсся разочарованный вздох.
– Ты что сделала, идиотина? – проорала Марина не своим голосом, в уголках глаз девочки блеснули слёзы – Она обещала нашу директриску наказать! Ты – задрочка, поэтому тебе не пришлось её клиентов обслуживать! А меня уже задрали!
С досады она ткнула Маргариту кулаком в глаз. Через секунду получила ответ в область зубов.
Маргарита выхватила тюбик помады и выкинула в открытую форточку – фиг теперь в траве найдёт. Ей было очень больно – удар в глаз был очень чувствительный, усилием воли Маргарита загнала выступившие было слёзы обратно в глубину глаз.
Марина схватила её за волосы и стала таскать по комнате. Вопили обе: Маргарита вопила от боли, а боль была адская, Маринка что-то кричала с досады.
И вдруг всё закончилось. Чьи-то руки схватили Маргариту, которая размахивала кулаками, пытаясь сопротивляться. Ещё одна пара рук оттащила Марину. В комнате стало на два голоса громче.
– Хватит! – проорал забежавший Андрей, – Что случилось?!
Моментально стало тихо. Стало слышно, как в воздухе тихо жужжала погремушка*. Назойливое насекомое не умолкало ни на секунду. Андрей строгим взглядом смерил всех четверых: Маргариту и державшую её Илону, Марину и державшую её Зою.
Тут взгляд Андрея упал на смазанный прямоугольник на оконном стекле, под прямоугольником был нарисован зигзаг – по виду напоминал ступеньки. А прямоугольник – это, скорее всего, дверь.
– Таак, – угрожающим тоном сказал Андрей, – Пиковую даму вызывали?
Нахмурив брови, он обвёл девушек взглядом. Наморщив лоб, Андрей проговорил:
– Маргаритка и Маринка, сейчас вас отпустят. Начнёте снова драться – побью обоих. Девчонки, отпустите их.
Илона и Зоя убрали от обеих девочек свои руки. Маргарита, уничтожающе глядела на оппонентку, она принялась растирать на руках те места, в которые вцепились руки Илоны. На коже от её пальцев остались красные пятна. Железные что ли пальцы у старосты? Девочка не рискнула ринуться в атаку – ей удалось наладить отношения с этим старостой и портить их не хотелось. Встречая слишком мало доброты в своей жизни, Маргарита ценила каждого человека, проявившего к ней расположение. Её оппонентка тоже отказалась от намерений ещё помахать кулаками – а вдруг этот дылда не врет и действительно «месить» начнёт?
Видя, что дерущиеся девочки почти успокоились, Андрей попросил Зою и Илону выйти и оставить его с этими «дикими кошками» – как назвала их Илона, наедине. Старосты – девушки сначала отказывались, но потом всё-таки согласились. Они вышли в коридор, потеснив стоящего там Никиту, который, стоя прямо напротив двери, очень боялся пропустить что-то интересное.
Андрей плотно закрыл за ними дверь и, взял Марину за руку и отвёл к окну. Он заговорил тихо, чтобы стоящие в коридоре не услышали его слов. Маргарита, которой не было чуждо такое обычное человеческое чувство, как любопытство тоже подошла.
– Я слышал твои визги, – тихо сказал Андрей, – и знаю про делишки вашей директорки. Я всё знаю, и хочу тебе сказать, что делу дан ход. Когда вы вернётесь в интернат, там будет другой директор. Такие неприятности нужно решать по-человечески, незачем к потусторонним силам обращаться. Я – скептик, но есть и не скептики. И ты своими делишками можешь сильно навредить окружающим. Больше так не делай! Поняла меня?!
– Зло решила о добре просить! – возмущённым тоном встряла Маргарита, – Ты хоть знаешь, что она была за человек при жизни? Это очень страшно, дура.
И Марина и Андрей без лишних слов поняли кого имела ввиду Маргарита.
– А ты откуда знаешь? – огрызнулась её визави в ответ.
– Знаю! Она дышит злом. Ты всех нас можешь подставить.
– Ладно, девки, миритесь. Чтобы я не нервничал: поубиваете ли вы одна другую этой ночью или нет.
– Потом! – рявкнула Маргарита в ответ. Она легла на свою постель и отвернулась к стене, голова после того, как Маринка потаскала её за волосы до сих пор болела.
Когда Андрей оставил их одних, взяв слово, что драки больше не будет, Марина позвала соседку по комнате:
– Маргарит, – голос её звучал примирительно.
Маргарита промолчала, однако Марина знала, что она её слышит и поэтому продолжила:
– А ты её видела?
– Нет, – глухо ответила та, – я её слышала. И чуть инфаркт от страха не получила. Если она имеет такую силу, чтобы так стучать каблуками, то что было бы, если б ты её в наш мир пустила?
«Чуть не считается,» – подумала Марина, но предпочла промолчать.
***
Цок, цок, цок. Снова Маргарита в окружении противных и цепких то ли лап, то ли веток. «Ты заплатишь, за то, что ставишь мне палки в колёса, мешаешь свершению моей мести,» – ласково проворковал женский голос, похожий на серебряный колокольчик.
Цок, цок, цок – снова стук каблучков по полу. Маргарита открыла глаза. Ей показалось, что это цоканье досталось с коридора.
Цок, цок, цок – шаги удалялись. «Неужели ещё какая-то дура решила ей дверцу нарисовать?» – с тревогой подумала Маргарита, в её мозгу крутились слова из сна о свершении мести. Кому же она мстить собралась? Никого из тех кто ещё на костёр потащил давно в живых нет. Даже косточки в песок превратились.
С замирающим от страха сердцем девочка поднялась с постели. Она надела свои тапочки и тихонько, крадучись, чтобы не потревожить сон тихо сопевшей Маринки, подошла к двери. Ковровое покрытие, устилавшее пол приглушало её шаги. Маргарита выглянула за дверь.
В коридоре она увидела ЕЁ.
Сердце девушки пропустило удар. Её слова о том, что сердце от страха чуть не остановилось, оказалось не такой уж и ложью.
Тёмная фигура в пышном платье с корсетом не торопливо и плавно двигалась прочь. Она проплыла прихожую и вплыла в другой коридор – тот, где живут мальчики. Ту часть флигеля Маргарита, после слов Андрея о гинекее – женской половине богатых домов молча окрестила «мегароном» – мужской половиной дома. Девушка тихо стояла в дверном проёме своей комнаты и наблюдала за удаляющейся тёмной тенью. Она была не в силах пошевелиться и единственное, что ей оставалось – это только смотреть.
– Маргаритка, – шёпотом позвала Маринка, – чего там?
В ответ она промолчала: язык будто присох к гортани. Она даже и оглянуться на соседку по комнате не смогла.
Наконец, тёмная фигура в старинном платье остановилась и повернулась боком к наблюдавшей за ней девочке. Потом повернула к ней голову, и Маргарите показалось, что мелькнула улыбка. А женская фигура вошла в комнату … не открывая дверь.
И тут к девочке вернулась способность двигаться. Она выскользнула в коридор, плотно прикрыв за собой дверь, и стараясь тихо ступать, медленно двинулась по коридору.
Вот и прихожая, разрезавшая коридор жилого корпуса надвое. Здесь было светлее: две большие луны из трёх, на уже начавшем синеть небе, заглядывали в прихожую через стеклянные входные двери.
Маргарита собралась с духом и вошла в «мальчиковый» коридор. Ей было страшно до дрожи, но она всё равно шла, преодолевая страх. А продвигаться вперёд заставляло чувство долга. Она была уверенна, что что-то страшное уже происходит. Маргарита вошла в «мальчиковый» коридор. От нервного напряжения у неё стало дёргаться верхнее веко правого глаза, а сердце гулко билось где-то в районе горла и его биение отдавалось в ушах.