Второй куплет

Глава 1

Самолёт мягко подрагивал, как будто и он не был до конца уверен, стоит ли подниматься в небо. За окном – белёсое утро, обнажённое и тёплое, как начало чего-то важного. Я сидела у иллюминатора, с рюкзаком на коленях, вцепившись пальцами в ремень безопасности так, будто он был последней ниточкой к прежней мне.

– Перелёт займёт около трёх часов, температура в Риме +29, – раздался в динамиках голос стюардессы.

Я выдохнула. Сама себе. В этот момент во мне уживались сразу три девушки: та, что уехала из дома, не попрощавшись по-настоящему с родными; та, что поступила в университет в Москве, не зная, как переживёт одиночество; и та, что наконец-то сделала себе подарок, о котором мечтала с детства.

Италия.

За свои.

Заработанные переводами, бессонными ночами, текстами, что никто не читал, кроме заказчиков.

Это был мой первый взрослый шаг, мой личный старт.

Я не искала приключений – я просто хотела почувствовать себя свободной.

Но, как назло, настоящая свобода почти всегда начинается с турбулентности.

Самолёт слегка качнуло. Я закрыла глаза.

А где-то в недалёком будущем уже звучала музыка, которой ещё не было.

Мелодия, которая изменит всё.

Комната была именно такой, как я хотела: ничего лишнего, но всё – со вкусом.

Светлая простыня, светлое дерево, мягкий плед на кресле. Даже крохотная ваза с засушенными лавандовыми ветками на тумбочке – как будто её поставили специально для меня.

Это не был дорогой номер. Но он выглядел дороже, чем стоил. А я ведь знала – как выглядят вещи «с претензией» и как – по-настоящему.

Я открыла чемодан, разложила косметичку, аккуратно повесила платье на плечики. Даже если это просто короткая поездка, я должна была чувствовать себя достойно.

Сотовый завибрировал на прикроватной тумбе.

Эльмира. Конечно.

– Алло?

– Зарина ну, ты жива вообще? – голос был громким, как всегда. – Вон уже Милана пишет мне в директ: мол, она где?

– Я только зашла в номер, – сказала я, проходя к балкону.

– Какой этаж? Какие шторы? Ты довольна? Или будешь ныть, что белая постель – это скучно?

Я усмехнулась едва заметно. Она знала меня лучше, чем я иногда хотела.

– Четвёртый. Шторы светло-серые, лен. Полочки ровные. В ванной – мрамор. Маленький, но настоящий.

– М-мм, – протянула она с одобрением. – Сама выбирала?

– Конечно сама. Я ведь взрослая теперь, если ты забыла.

– Ага. Восемнадцать тебе – и сразу Наполеон. Ладно, шучу. Просто мы с Миланой спорили: ты заплачешь в первый вечер или на второй.

Я посмотрела в окно. Улица внизу напоминала открытку, только звуки были настоящие.

– Ни в первый, ни во второй, – ответила я спокойно. – Это не побег. Это – мой выбор.

– Вот это я понимаю. Ладно, отдыхай. Если что – сразу звони, даже если будет три ночи. Я тебя прикрою, буду зевать рядом.

– Спасибо, Эля.

– Не забывай: ты не просто на отдыхе. Ты – в начале. Только не перепутай, что начало – не всегда красиво начинается.

Связь прервалась, а я всё ещё стояла с телефоном в руке, будто внутри звонка осталось что-то незавершённое.

Может, её слова.

А может, та самая мысль:

Я – в начале чего-то, о чём даже не подозреваю.

Вечерняя Римская жара медленно отступала, будто сама не спешила отпускать город из своих объятий. Улицы были живые, звенящие, наполненные голосами, вспышками камер, запахами кофе, старого камня и цветов.

Она шла медленно, будто боялась пропустить какой-то знак.

Миновала поворот – и остановилась.

Колизей.

Он был именно таким, как на открытках. И совсем не таким.

Реальный. Высокий. С трещинами времени и гордостью тех, кто его когда-то строил.

Она не двинулась вперёд. Не фотографировала. Просто стояла у фонтана, в котором играла лазурная вода, как будто солнце осталось в ней даже после заката.

В руке – холодное джелато. Ярко-клубничное, с оттенком свежести и ванили.

Её любимое. И её маленькая мечта.

Белое лёгкое платье ловило движения ветра. На голове – соломенная шляпка, прикрывающая взгляд от солнца, которое всё ещё цеплялось за крыши.

Светлые волосы спадали свободно по спине, мягко касаясь талии. Она выглядела как обычная туристка – белокурая, с голубыми глазами. Никто бы не догадался, что её корни – восточные, что в её крови текла совсем иная история.

Но здесь – в этой точке мира, в этом моменте – она была собой. Настоящей.

Девушкой, которая стояла у Колизея одна.

И не нуждалась в ничьём одобрении, чтобы чувствовать себя достойной.

– Как тебе Колизей? – прозвучало сзади на английском.

Она обернулась, едва не слизывая растаявшую каплю джелато с пальцев.

Мир на мгновение словно расфокусировался.

Перед ней стоял парень, которого невозможно было спутать с кем-то обычным.

Чёрные, чуть волнистые волосы падали на плечи. Высокий, в чёрной рубашке, расстёгнутой на одну пуговицу ниже нормы, в мрачных, почти театральных, но не фальшивых деталях.

Он выглядел как герой с обложки альбома, где песни – не просто тексты, а крик души.

Но не образ цеплял первым.

Голос.

Говорил он на английском – с мягким, глубоким баритоном, хрипловатым, как будто его связки знали, что такое крик со сцены и молчание после потери.

Такой голос не забывается. Он оставался внутри, даже если фраза была простой.

– Как тебе Колизей? – повторил он, и она наконец ответила, не спеша, глядя в глаза:

– Идеальные руины. Как всё, что пережило слишком многое.

(по-английски)

Он усмехнулся.

– Ты часто так говоришь? Или ты коллекционер парадоксов?

– Я их перевожу, – сказала она. – По профессии.

– Тогда у тебя опасная работа.

Он сел на край фонтана, не вторгаясь в её пространство.

Она сделала ещё один неторопливый шаг – не к нему, а в сторону. Но теперь между ними не было чужой тишины.

– Ты не из туристов? – спросил он всё так же на английском, внимательно глядя на её лицо, будто пытался угадать, кто она.

– Немного из всех. Но больше – из тех, кто приехал, чтобы почувствовать. Не сфотографировать. А ты?

Он чуть склонил голову.

– У меня выпал один свободный день. Решил потратить его на камни, которые пережили империи.

– Романтично.

– Скорее, трагично. Но эти вещи рядом стоят, не так ли?

– Ты всегда так говоришь?

Он взглянул на неё спокойнее, чем до этого, но с лёгкой, почти незаметной усмешкой.

– Только если думаю, что человек поймёт.

Она посмотрела на Колизей – величественный, усталый, живой. И снова на него.

Он не был похож на кого-то, кого она знала.

И в этом – был весь интерес.

– Я здесь не в первый раз. Колизей со временем надоедает. Как всё, что пережило свои лучшие годы.

– Грустно.

– Реалистично, – коротко ответил он.

Молчание. Он не делал попытки продолжить разговор. Просто сидел и смотрел куда-то вбок, будто её уже не было рядом.

Она присела неподалёку, не слишком близко, но и не на расстоянии.

– Ты всегда такой? Или просто плохо переносишь людей?

Он повернул к ней голову.

– Не люблю праздные беседы.

– А что ты называешь «праздной»? – мягко спросила она.

– Всё, что начинается с «как тебе Колизей».

Она усмехнулась.

– Ты же сам спросил.

– Мне было интересно, как ты ответишь.

– И что скажешь теперь?

– Не разочаровала, – сухо.

Она посмотрела на него внимательнее. Необычная внешность – да. Но не в этом было дело. Он ощущался как человек, который живёт за стеклом: видно, слышно, но потрогать нельзя. И не нужно.

Он посмотрел на её тающее джелато.

– Не слишком сладко?

– Мне нормально. Я не всегда сладкая.

На этот раз он чуть усмехнулся. Почти.

Она поднялась первой.

– Спасибо за компанию. Хоть и мрачноватую.

– Спасибо за диалог без искусственной теплоты. Это редкость.

– Пожалуйста.

Она сделала пару шагов прочь. И услышала его голос уже почти за спиной:

– Может быть, мы ещё пересечёмся. Этот город слишком стар, чтобы делать вид, что случайности не имеют значения.

Она обернулась, посмотрела на него в последний раз.

Он уже отвернулся.

Оставшиеся дни прошли быстро.

Она гуляла, фотографировала, слушала уличную музыку, сидела в кафе у окон, как в книгах, которые сама когда-то переводила.

Эльмира звонила каждый вечер, интересуясь то маршрутом, то погодой, то парнями вокруг.

– И что, ни одного достойного кавалера в городе любви? – в последний день подруга насмешливо поджала губы в камере видеозвонка.

– Никаких кавалеров, – ответила она, глядя в экран. – Только один странный тип у фонтана. Разговор на пять минут.

– А, тот мрачный? Ты о нём вчера говорила.

– Да. Я вообще уже начинаю думать, что он мне привиделся. Ну, честно. Он говорил так, будто его не существует. И с тех пор я его не видела. Ни в парках, ни у тех мест, где гуляют туристы. Ни разу.

И даже его голос… он у меня в голове как будто не полностью, обрывками.

– Ты, кажется, переутомилась.

– Или перегрелась.

Эльмира закатила глаза.

– Это всё твоя писательская фантазия. Ну ничего. Вернёшься – и забудешь. Такие «фантомы» сами рассасываются. Пиши лучше об этом – у тебя как раз сюжет для рассказа есть.

Она отключила звонок. Но на душе остался осадок.

Ведь на самом деле – она не могла забыть его лицо.

Не могла выбросить из памяти тот голос – сухой, спокойный, почти холодный, но пронзающий.

И выражение глаз, в которых не было желания понравиться.

Он не хотел её видеть снова. И всё же сказал: «Может, ещё пересечёмся».

И теперь она уже сама не знала – это была судьба, сон или плод её романтизма, так старательно спрятанного под взрослой маской.

Когда самолёт поднимался в небо, она посмотрела в иллюминатор – на старинные крыши Рима, уходящие в закат.

И подумала:

«Если он был настоящим – мы встретимся.

После возвращения из Италии всё казалось чуть менее ярким. Даже Москва, с её шумом, пробками и сияющими витринами, была будто на фоне.

Зарина прилетела ранним утром, в уставшем такси доехала до центра – и остановилась перед домом, в котором теперь должна была жить.

Квартира, снятая мамой, была на удивление просторной – большая кухня, светлая спальня, уютная гостиная с книгами, которые мать предусмотрительно расставила ещё до приезда.

Мама всегда была категорична:

– Я не отпущу тебя в общагу. Ни морально, ни физически. Москва – это не шутка. Живи в приличном месте.

И она была ей за это благодарна.

Но стены, даже самые уютные, не спасают от чувства пустоты.

Возвращение в тишину – самый резкий контраст после Италии.

Однако одиночество длилось недолго.

Уже на следующий день к ней приехала Эльмира – её лучшая подруга с детства. В Москву Эльмира перебралась временно, сопровождая старшего брата, у которого был деловой проект на полгода. Они поселились в ближайшем районе.

– Я как только узнала, что ты в центре, сразу поняла: ты живёшь как в кино, – сказала Эльмира, крутясь на кухонном стуле. – Ещё бы с балконом и видом на Кремль – и всё, сценарий готов.

– На Кремль нет. Но на окна соседей – пожалуйста, – усмехнулась Зарина, заваривая чай.

– А итальянец твой что, так и не объявился?

Зарина склонила голову.

– Он не «мой». И, если честно… я до сих пор не уверена, что он был. Понимаешь?

– Не понимаю, но звучит красиво. Пиши книгу.

– Обязательно, – кивнула она, но в голосе не было уверенности.

Дни складывались в недели. Учёба началась. В метро, в кампусе, в магазинах – повседневность медленно смывала итальянскую магию.

Полгода пролетели незаметно – как сквозняк, оставивший после себя разлетающиеся по полу страницы конспектов, недопитые кружки чая и чёткий внутренний ритм.

Зарина втянулась в московскую жизнь.

Просыпалась рано, бежала в университет, потом работала над переводами, а по ночам – над своей книгой.

Книга, которую она закончила всего пару недель назад, стала неожиданно личной.

История – о сводных брате и сестре, которых свела общая трагедия и которые слишком долго прятали свои чувства под слоем вражды, привычек и морали. Он – замкнутый, упрямый, всегда в чёрном, с музыкальным прошлым и внутренними ранами. Она – тёплая, живая, но чувствительная.

Да, сюжет был другим.

Но в каждой реплике героя звучал голос того самого незнакомца у фонтана.

Когда она написала финальную сцену, в которой он наконец отпускает свою боль, ему стало легче.Так, как бывает после долгого сна без кошмаров.

– Ну что, выдохнула? – спросила Эльмира, заглянув как-то на выходных с кофе и блинчиками. – Сдала книгу редактору?

– Сдала. И вроде бы… всё.

– Закрыла свой мистический итальянский гештальт?

– Почти, – честно ответила Зарина. – Он там остался. На страницах. И в голове – уже реже.

Эльмира кивнула.

– Вот и отлично. Новый семестр, новая глава. Пора влюбляться в кого-то реального.

– Не уверена, что такие бывают, – пробормотала Зарина, улыбаясь, но с ноткой грусти. – Или, может, я сама уже другая.

– Ты всегда была странная. Только теперь – взрослая странная.

Они рассмеялись.

Она смотрела в окно самолёта, как когда-то, полгода назад, в Риме.

Только теперь – не на закат над Италией, а на рваные облака над Атлантикой.

Внизу приближался Нью-Йорк.

Её мечта.

С самых юных лет Зарина знала: она не создана для того, чтобы всю жизнь проводить на одном месте.

Она хотела больше: новых городов, людей, запахов, вкусов, уличных музыкантов в метро и книжных магазинов в подвалах, где пахнет кофе и временем.

И вот теперь, после полугода учёбы, работы, личных прорывов – она получила стипендию и место на программе по обмену.

Филологический факультет – в местном университете.

Три месяца в Нью-Йорке.

В день вылета мама позвонила ей рано утром:

– Пожалуйста, не ходи одна ночью. И не доверяй никому с первого взгляда.

– Мам, я еду не на край света.

– Ты едешь туда, где люди исчезают, не предупредив.

– Звучит, как завязка для моего следующего романа.

Мама вздохнула, потом, как обычно, сказала:

– Я горжусь тобой. Просто… береги себя, девочка моя.

На другом конце был звон Эльмиры:

– Слушай, если ты не будешь вести блог или хотя бы снимать сторис – я лично приеду и заставлю.

– Это угроза?

– Это забота.

Зарина улыбалась. Ей было одновременно страшно и невероятно легко.

Как будто она расправляла крылья, о которых всё это время только мечтала.

Она поселилась в кампусе – небольшая светлая комната, окна выходят на старый парк.

Рядом кофейня, где подают идеальный фильтр-кофе.

Кругом студенты со всего мира, шум, английская речь, ритм Нью-Йорка, который не даёт застыть ни одной мысли.

И вот в эту свободу, в это «наконец-то», в это «всё по-настоящему»…

Зарина начинает входить.

Медленно, как в новую жизнь.

Она записывает в дневнике:

«Я здесь.

Без прошлого.

С книгой, которую закончила.

Это шанс быть просто собой.

Если судьба снова решит вмешаться – пусть попробует.

Теперь я уже другая».

Она быстро влилась в ритм.

С утра – лекции. Вечером – библиотека, где пахло старыми страницами и новым кофе.

Иногда просто сидела на лавочке в парке кампуса и наблюдала за прохожими – за языками, взглядами, походками.

Нью-Йорк напоминал ей калейдоскоп: яркий, резкий, без логики и жалости. Но почему-то он был ей ближе, чем родной город.

Здесь можно было быть кем угодно. Или вообще никем.

Она начала новую тетрадь, красивую, в кожаной обложке.

С первого листа – снова роман.

Но теперь история была не о прошлом. И не о боли.

«Она не ждала, что кто-то придёт.

Она просто жила.

А потом – пришёл он».

Весна в Нью-Йорке была другой.

Без восточного буйства цвета и без московской слякоти.

Просто – мягкая свежесть воздуха, лёгкий ветер и зелень, которую как будто нарисовали поверх асфальта.

Зарина проснулась слишком рано – 6:00 утра.

Никаких пар, никаких встреч. Просто тишина, золотистый свет из окна и странное внутреннее беспокойство.

Она переоделась, надела кроссовки, и, не раздумывая, вышла на улицу.

Пробежка по весеннему парку оказалась почти магией.

Люди уже были на ногах: кто-то шёл на работу, старики выгуливали собак, парочки держались за руки, а её ровесники, как и она, разгоняли сон утренним бегом.

Когда Зарина свернула в сторону озера, в поле зрения попали двое собак.

Стройные, сильные, черные, с выразственными глазами – доберманы.

Собаки мечты.

А рядом с ними – хозяин в чёрной куртке, с поднятым капюшоном и надвинутой кепкой.

Лица не было видно.

Только шаг – уверенный, немного пружинистый.

И осанка – как у человека, привыкшего к сцене, но уставшего от взглядов.

Они шли навстречу.

И когда Зарина уже собиралась просто пройти мимо, он внезапно остановился.

– Стой, – сказал он. Голос прозвучал на английском, низкий и всё такой же – бархатный, будто сыгранный на гитарной струне.

– Я тебя помню.

Она замерла.

Сердце стукнуло раз. Потом второй.

Он поднял руки, снял капюшон. Затем – кепку.

Это был он.

Тот самый парень.

Металлист из Италии.

Чёрные волосы – чуть длиннее, чем тогда. Те же острые черты лица. Те же глаза – усталые, но пронизывающие.

Тишина повисла между ними.

Зарина выдохнула.

– Я думала, ты…

Она не знала, как закончить.

Он чуть улыбнулся краем губ.

– Исчез?

Она кивнула.

– Ты был как мираж.

– А ты была слишком реальна, чтобы забыть.

Доберманы спокойно сидели рядом, будто почувствовали напряжение.

Зарина медленно подошла ближе.

Её ладони дрожали, хотя она этого не замечала.

– Как ты оказался здесь?

– Это длинная история. Не для парка.

Она прищурилась.

– А для чего?

Он посмотрел прямо в глаза.

– Может быть… для начала.

Зарина хитро прищурилась и склонила голову набок.

– Ты даже для начала не представился.

Он опустил взгляд, как будто только что вспомнил о вежливости.

Потом чуть хрипло, но мягко произнёс:

– Лиям.

– Это коротко.

– Полное – Уильям. Но только если ты не собираешься кричать на меня.

Она рассмеялась.

– Кричать – нет. А вот закатывать глаза могу. Это входит в базовый набор общения.

– Тогда Лиям.

Он протянул руку. Она пожала – крепко, но коротко. Внутри будто искра щёлкнула.

Рука у него была тёплая, сухая, с твёрдым нажимом, как у тех, кто держит гитару, а не ручку.

– Зарина, – представилась она. – Но можно Зарина. Другого варианта нет.

Он кивнул.

– Знаешь, – добавил Лиям, – второй раз тебя вижу. И оба раза не был уверен, что ты реальная.

– Так вот откуда у тебя столько собак. Специально проверяешь, кого могут унюхать, а кого ты сам выдумал?

– Типа того, – усмехнулся он. – Но всё равно обидно будет, если исчезнешь снова. Поэтому…

Он полез в карман и достал телефон.

– Может, всё же оставишь свой номер? Чтобы не искать тебя по паркам и доберманам.

Она приподняла бровь, сделав нарочито задумчивый вид.

– А если это всё тест? Вдруг ты разводишь на базу данных красивых блондинок с оксюморонами в голове?

– Тогда ты бы была первой.

– Сомневаюсь, – усмехнулась она, но протянула руку к его телефону. – Лови. Только не пиши в три часа ночи – у меня режим.

– А если очень захочется?

– Тогда пиши стихотворением. И только если рифма не банальная.

Он набрал номер, сохранил контакт.

– Зарина. Без фильтров. С весной в волосах.

– И с доберманами в судьбе, – закончила она и подмигнула.

Доберманы заворчали в сторону пробегающего мимо пса. Он сделал короткий жест – и они тут же затихли.

– Впечатляет, – сказала Зарина.

– Воспитание – моё всё. Даже с собаками. Особенно с собаками.

Они улыбнулись.

И тишина снова повисла между ними, но теперь она была не неловкой, а тёплой. Предвкушающей.

Учёба не отпускала.

Занятия в университете были плотными, и Зарина старалась не распыляться – статьи, лекции, разбор текстов, дебаты по литературе.

Каждый вечер она приходила в кампус усталой, но с чувством: «Я на своём месте.»

Преподаватели ценили её за внимательность к языку и образам.

Студенты – за то, что она почти не жаловалась, но всегда помогала другим.

Она не была душой компании, но умела оставаться в центре без лишних слов.

С Лиямом они больше не пересекались, и в какой-то момент Зарина решила:

“Всё. Один раз увидела, один раз сказала, один раз дала номер.

Было красиво – пусть останется в памяти.”

Она легла спать рано. Было прохладно. Она завернулась в плед, оставила телефон на беззвучном и впервые за неделю уснула с лёгким сердцем.

Без тревог, без воспоминаний.

Но в 03:00 экран тихо вспыхнул.

Сообщение от: Лиям.

Она не сразу проснулась.

Но когда открыла глаза, словно почувствовала: что-то случилось.

Потянулась к телефону.

03:00

«Ты спишь, как снег спит в апреле —

С надеждой, что ещё не весна.

Я молчу, чтобы ты не видела

Как тишина превращается в звон.»

– L.

Зарина села на кровати, сердце стучало слишком быстро.

Она перечитала стихи. Несколько раз.

И не могла понять – ей хочется плакать, смеяться или бежать в этот парк прямо сейчас.

Она написала, не думая:

Ты нарушил режим. Но достойно.

С рифмой всё в порядке. Даже слишком.

P.S. Всё-таки ты существуешь.

На другом конце – тишина.

Он не ответил сразу.

Но и не исчез.

На следующее утро он не написал.

И день прошёл без единого уведомления.

Зарина не признавалась себе, но каждые пару часов всё же проверяла телефон.

Никаких новых сообщений.

«И правильно», – сказала она себе.

«Это была красивая ночь, не более».

Но на следующий вечер, ближе к полуночи, пришло новое:

Лиям:

Ты всё ещё соблюдаешь режим?

Она усмехнулась. Ответила быстро:

Ты всё ещё нарушаешь границы сна?

Лиям:

Я просто считаю, что вдохновение не знает времени.

А я считаю, что вдохновение уважающее – приходит хотя бы до полуночи.

Лиям:

Тогда оно бы не звучало, как нужно.

А у тебя оно всегда звучит?

Лиям:

Иногда молчит годами. Иногда – кричит в час ночи в лицо случайной блондинке с мечтами.

Она не знала, как ответить.

Он писал коротко, но в этих словах чувствовалась непридуманная тоска, будто каждое сообщение у него – вынужденное открытие, но ни одного слова он не говорил просто так.

Через три дня он снова написал.

Лиям:

Есть репетиция. В старом лофте. Завтра вечером. Не люблю гостей. Но ты – вроде как не совсем гость.

Придёшь?

Она не ответила сразу.

Но через час написала:

Смотря, насколько старая эта репетиция и насколько громкая музыка.

Лиям:

Громкая настолько, чтобы не слышать себя. Но достаточно честная, чтобы услышать меня.

Тогда я приду.

На следующий вечер Зарина вышла из метро в районе старого промышленного квартала.

Пахло железом, пылью и весной, которая медленно, но решительно отвоёвывала город у серости.

Репетиционная точка оказалась в глубине старого здания с облупившейся вывеской и гулким, пустым подъездом.

Она поднялась по лестнице, отыскала нужную дверь.

За ней звучала музыка – глухая, рваная, не до конца собранная, как будто кто-то перебирал струны без цели, но с огромным чувством.

Она остановилась. И только тогда увидела его – через полуоткрытую дверь.

Он сидел на табурете, чуть наклонившись вперёд.

Чёрные волосы были собраны в низкий хвост, но одна непослушная прядь всё равно упрямо сползала вперёд, закрывая часть лица.

Лицо было сосредоточенным.

Он смотрел не в пространство – а прямо на гитару.

Как будто она отвечала ему. Или молчала в ответ.

Гитара – старая, с тёмным корпусом, покрытым наклейками, надписями, царапинами.

На ней было видно: это не просто инструмент, а часть его жизни.

Каждая трещина – как зарубка.

Каждая наклейка – как воспоминание.

Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем он заметил её.

Он поднял голову, не удивлённо – скорее спокойно, как будто ждал.

И просто сказал:

– Ты пришла.

Зарина шагнула ближе, закрыв за собой дверь.

– Ты играешь так, будто она тебя понимает.

– Она понимает. Больше, чем многие люди.

– У тебя с ней история?

Он чуть улыбнулся, но взгляд остался серьёзным.

– Гитара пережила со мной всё. Потери, сцены, одиночество. И Италии тоже касается.

Она подошла ещё ближе.

– Я не знаю, что звучит сильнее – ты или она.

– Мы вместе звучим. Только тогда – как надо.

– Группа не придёт, – сказал он, будто невзначай, подбирая что-то на струнах. – Мы отменили репетицию. Мне хотелось… просто сыграть.

– Для себя? – спросила она.

Он посмотрел на неё, не отвечая сразу.

А потом, немного тише:

– Для тебя.

Он устроился поудобнее, чуть наклонился вперёд и настроил пару струн.

Щелчок. Лёгкое гудение.

Звук отразился от бетонных стен, и тишина замерла, как перед чем-то важным.

Он начал играть.

Никаких слов.

Только медленные, глубокие аккорды, чуть глухие от усталости дерева, но ясные, как будто их записали в старый магнитофон, спрятанный где-то в его груди.

Мелодия была проста. Но в ней было что-то:

– будто память о детстве,

– будто нежность, которую забыли,

– будто просьба остаться, которую не осмелились озвучить.

Зарина не знала, что именно он играет.

Не узнала бы даже, если бы слышала раньше.

Потому что это было что-то своё.

Что-то, что рождается только в присутствии нужного слушателя.

Она сидела, не двигаясь.

Руки на коленях.

Дыхание медленное.

Сердце – как под гитарной декой, будто в унисон каждому прикосновению к струне.

Когда он закончил, не было аплодисментов.

Не было слов.

Он просто посмотрел на неё.

– Ты в порядке?

Зарина с трудом сглотнула.

– Знаешь, – тихо сказала она, – ты играешь так, будто не просто делишься музыкой.

Ты будто кого-то отпускаешь. Или зовёшь.

Он не ответил сразу. Просто поставил гитару на подставку.

Потом прошёлся пальцами по струнам ещё раз – почти прощально.

И посмотрел на неё долгим, очень тихим взглядом.

– Иногда, Зарина, музыка – это единственный способ вовремя не сказать лишнего.

После той ночи он не сказал ни слова про гитару.

И не задал ни одного лишнего вопроса.

Он просто взял её пальто с вешалки, молча помог ей одеться и, будто это само собой разумеющееся, пошёл рядом.

Они прошли несколько улиц в почти полной тишине, и только в самом конце он спросил:

– Тебя проводить до кампуса?

Она кивнула. Не потому что боялась идти одна, а потому что не хотела прощаться слишком рано.

И с этого вечера началась их собственная тишина – особенная. Тёплая. Занимающая место, где раньше было одиночество.

Они не говорили о прошлом.

Не трогали темы, которые могли ранить.

Просто делились утренним небом, кофе на вынос, забавными моментами в метро, странными наблюдениями за людьми, песнями, которые всплывали в голове без предупреждения.

Иногда он писал:

Лиям:

У меня ощущение, что у всех этих людей в метро один сценарист.

И она отвечала:

Он просто любит повторяющиеся второстепенные роли.

Или:

Лиям:

Угадай, какую песню я сейчас ненавижу, потому что она заела в голове и сводит с ума.

Если это «Shallow», я официально удаляю твой номер.

Лиям:

Нет, хуже. Старая реклама «Nespresso». Я в аду.

Чаще всего он звал её на кофе.

Он не называл это свиданием – и она не спрашивала.

– Кашку, кофе? – написал он как-то ранним утром.

– Кашку?

– Уют должен быть во всём.

И она пришла.

Села напротив.

И они пили кофе с чем-то сладким – и тишину, разбавленную случайными шутками.

Иногда она думала:

“Он – как песня без слов. Я чувствую её, но не могу спеть.”

Они продолжали общаться. Без претензий. Без сближений.

Иногда кофе. Иногда пара сообщений в ночь.

Обычный, ровный ритм, к которому она почти привыкла.

Почти.

Но однажды вечером, после пары, Зарина зашла в кампусное кафе – перекусить перед подготовкой к экзамену.

И увидела знакомое лицо.

Рэй.

Американец, с которым она пару раз разговаривала после семинара.

Из тех, кто улыбался всегда.

Он предложил сесть рядом – неформально, легко.

Они болтали минут двадцать – о преподавателе, лекции, языках. Потом он резко:

– Ты знаешь, у тебя прикольный акцент. Сразу слышно – не из штатов.

– Спасибо. На третьем курсе это уже звучит как комплимент.

Он рассмеялся.

– Ну, раз ты здесь уже профессионал, может, покажешь город настоящим студентам? Типа меня?

– Ты здесь дольше меня, Рэй.

– Тогда буду вести, а ты – делать вид, что не знаешь улиц. По рукам?

Она усмехнулась. Не ответила ни да, ни нет. Но выглядела заинтересованной.

А через пару часов, когда уже сидела в общежитии, пришло сообщение от Лияма.

Лиям:

У тебя был интересный день. Новые «знакомые».

Она моргнула. Секунда – и пульс ускорился. Он никогда не писал первым в такие часы.

Ты шпионишь?

Лиям:

Я просто зашёл в это кафе. Время – совпало.

И что, совпадения теперь раздражают тебя?

Ответа не было минут десять.

Потом:

Лиям:

Нет. Просто странно, когда человек, которого вроде как понимаешь, вдруг говорит с кем-то настолько… «лёгким».

В смысле – лёгким?

Лиям:

В смысле, ты же вроде не такая. Или я ошибся.

Она уставилась в экран.

Ты ошибся почти во всём. Я общаюсь с людьми. А не фильтрую их по глубине души.

Лиям:

Хорошо.

Одно слово. Больше он не писал в ту ночь.

И почему-то именно это «Хорошо» резануло сильнее любого упрёка.

Они столкнулись у входа в кампус через два дня.

Лиям стоял у стены с бумажным стаканом кофе и смотрел в сторону.

Зарина почти прошла мимо – но он повернул голову.

– Жива. – Голос без улыбки.

Нейтральный. Почти равнодушный. Почти.

– Ты ожидал другого?

– Нет. Ты же не из хрупких.

Она замерла. Посмотрела на него сдержанно.

– Если ты хочешь что-то сказать – скажи. Или оставим это в стиле «невесомое общение ни о чём»?

Он пожал плечами.

– Ты же сама выбрала этот стиль.

– Я выбрала?

– Я не заставлял тебя приходить. Не звал на репетиции. Не просил номер. Не писал в три ночи.

– Но ты это сделал.

– А потом ты сидела с каким-то парнем, который говорит «прикольный акцент» и зовёт гулять.

Тоже нормально. Просто, – он посмотрел прямо, – неожиданно.

– Мы не в отношениях, Лиям.

– Я в курсе. Именно поэтому удивило, что меня это вообще задело.

Тишина.

Он опустил глаза, отпил кофе.

Сказал ровно:

– У тебя нет никаких обязательств. И у меня – тоже.

– А у нас что-то есть? – спросила она. Прямо. Чётко.

Он выдохнул.

– Пожалуй, слишком много, чтобы игнорировать. И недостаточно, чтобы требовать.

Она кивнула.

– Тогда, может, пока оставим всё как есть. Без намёков. Без «почти». Без попыток играть в отсутствие чувств, когда они всё равно просачиваются.

Он посмотрел на неё. Долго.

– Хорошо.

Но ты знаешь, Зарина,

Есть мелодии, которые звучат нормально – пока ты не услышал, как они должны звучать на самом деле.

Он развернулся и пошёл прочь.

И больше не написал.

Пока.

Время её обмена подошло к концу.

Она собрала чемодан быстро.

Без особого ритуала. Всё, как обычно.

Но странное ощущение липло к коже:

Как будто уходишь, забыв что-то включённым.

Или не досказав то, что потом будет жечь под рёбрами.

На улице было пасмурно. Нью-Йорк провожал её ровно так же, как встретил – без драм, просто факт.

Она села на край кровати в съёмной комнате, и неожиданно – вспомнилось:

Лиям.

Струны под его пальцами.

Его фраза:

«Иногда музыка – это способ не сказать лишнего.»

И теперь, похоже, они оба – ничего не сказали.

Он больше не писал.

С того самого разговора у кампуса.

Как будто знал меру.

Или просто поставил точку раньше, чем всё началось.

Она думала, что привыкла к расставаниям.

Что это часть жизни: встречи, расстояние, прощания.

Но было что-то болезненно знакомое в этой пустоте.

Она даже забыла, как это неприятно —

Когда кто-то уходит из твоей жизни не громко, а просто…

Не возвращается.

Зарина смотрела в окно на проезжающие жёлтые такси.

И ловила себя на мысли,

Что ждёт не самолет,

А сообщение.

Одно. Любое. Даже сухое.

Глава 2

Москва встретила её удушливым июньским теплом.

Только что сошла с поезда из аэропорта – и сразу почувствовала,

Что здесь всё быстрее, шумнее, ближе.

Но не легче.

Она закинула чемодан в снятую квартиру в центре – та самая, что оплатила мама, чтобы дочь «не ютилась в общаге».

Быстро пересчитала дни до билета домой в Крым.

«Хоть какая-то точка отсчёта,» – подумала она.

За первую неделю разобрала кучу учебных долгов.

Подтвердила итоги экзаменов.

Закрыла первый курс на отлично.

Позвонила маме.

Выслушала короткий монолог о том, как ею гордятся.

Выключила телефон и рухнула на кровать.

И только в тишине поняла, что в голове всё ещё крутится одна и та же музыка – там, из Нью-Йорка.

И один голос.

Но сообщений от него так и не было.

Она старалась не думать об этом.

Иногда это получалось.

Через неделю она села в поезд на Крым.

Сквозь окно неслись летние пейзажи:

Зелёные холмы, поля подсолнухов, сёла.

Она ехала домой.

И всё выглядело правильно.

Кроме одной мелочи:

«Почему кажется, что я оставила что-то важное там, за океаном?»

В Симферополе её встречала мама.

Обнимала так крепко, что Зарине стало сложно дышать.

Они говорили о крымском воздухе, о еде, о море, о планах.

Про Нью-Йорк она рассказывала отстранённо – как про туристическую поездку.

Не упоминала людей.

Не упоминала музыку.

Не упоминала Лияма.

Но иногда ночью не могла уснуть.

Потому что казалось – где-то в темноте гудит басовая струна.

И тихий, мрачный голос говорит:

«Иногда музыка – единственный способ не сказать лишнего.»

Крым. Жара под сорок. Воздух – густой, пахнет пылью и морем одновременно.

Зарина шла по дорожке к родному дому, чуть прижимая к боку рюкзак. На воротах висел новый замок. Отец всегда любил менять замки – «чтобы никто лишний не шастал».

На крыльце встретила бабушка. Сразу схватила внучку в объятия, вечно пахнущая то духами, то жареным луком.

– Ох, какая ты худющая стала, Зарька.

– Ничего я не худющая. Просто Нью-Йорк кормит мало.

– Не корми меня этими Нью-Йорками. Будешь дома – наешься. Слышишь?

За ужином они сидели впятером – бабушка, мама, отец, младший брат Тимур и она. Обычный крымский дом. Белёные стены. На столе – абрикосы, зелёный лук, чебуреки. И напряжение, которое в воздухе чуть гуще, чем пар от горячего чая.

Отец поднял взгляд на неё. Тяжёлый, прищуренный.

– И что дальше? Снова в Москву?

– Да. Второй курс. Может, ещё на практику куда-нибудь. Переводы.

– Переводы… – повторил он, будто пробуя слово на вкус и находя его слишком мягким. – Писанина, переводы… В семье инженеры, учителя – и вдруг писательница.

Мама тут же влезла:

– Ты бы не давил на девочку. Она у нас умница, всё на отлично.

– Отлично – это хорошо. Но денег приносит кто? Я или твои книжки?

Зарина поставила вилку на тарелку. Голос её остался ровным:

– Я сама зарабатываю, пап. И не только переводами. Я пишу. У меня покупают тексты. И… да, я люблю это.

Он хмыкнул.

– Любовь – это хорошо. Только хлеба она не даёт.

Она сделала вид, что улыбается.

– Я как-нибудь разберусь.

– Ну-ну. – Отец откинулся на спинку стула. – В Москву уезжаешь – и вроде как всё хорошо. А кто тут по дому помогает? Мать одна крутится.

Мама быстро замахала руками:

– Да отстань ты. Она приедет – и всё сделает.

Зарина откинулась на спинку стула, глядя в окно, где над крышами темнело небо.

И снова ощущение, что здесь всё правильно – и в то же время тесно.

На следующий день Зарина встретилась с Эльмирой.

Они сели в парке на деревянную лавку. Вокруг шумели деревья и орали чайки – в Крыму они везде, даже в парке. Эльмира держала в руке стаканчик с кофе, как трофей.

– Честно, я скучала, – выдохнула Зарина. – Тут всё как будто застыло.

Эльмира кивнула. Она всегда слушала глазами – большими, темными, серьёзными.

– Ты тоже изменилась. У тебя лицо… как у человека, который больше не хочет возвращаться домой.

Зарина усмехнулась.

– У меня лицо человека, который зарабатывал доллары, а теперь снова считает рубли.

Эльмира засмеялась. Откинулась на спинку скамейки. Помолчала. Потом выдохнула – быстро, будто выстрелила:

– Я выхожу замуж.

Зарина замерла.

– Чего?

– Ну… – Эльмира развела руками. – Помнишь того парня? Мы пару раз встречались, родители его знают. Он нормальный. Спокойный. Работает. Без странностей.

Зарина моргнула.

– Ты его знаешь… сколько? Два месяца?

– Почти три. – Эльмира сделала глоток кофе. – А что? Мне двадцать. Родители говорят – хороший парень, семья приличная. Мне… мне не плохо с ним.

– «Не плохо» – это очень высокий стандарт для замужества, конечно.

Эльмира рассмеялась.

– А ты думала, будет как в твоих романах? Чтобы огонь, искры, до потери пульса? Ну-ну. Я, может, не хочу, чтобы меня до пульса доводили. Я хочу стабильности.

Зарина покачала головой.

– Эльмира, тебе вообще нравится этот человек?

– Он нормальный. – Пожала плечами. – Со мной уважительно. Родители довольны. А любовь… Не знаю. Может, она потом придёт.

Зарина смотрела на подругу и чувствовала, как внутри скребёт пустота, знакомая и чужая одновременно.

– Знаешь, иногда лучше жить без огня, чем с ожогами, – тихо сказала Эльмира. – Я вот не хочу ожогов.

Зарина откинулась на скамейку. Ветер задел её волосы.

– Я тебя не осуждаю. Просто… Я не могу так.

– Вот поэтому, – Эльмира ткнула её в плечо, – ты и пишешь свои романы. А я выхожу замуж.

И на миг Зарина вдруг почувствовала себя не из своего мира.

Летние каникулы в Крыму шли своим чередом.

Зарина успела привыкнуть к жаре, к привычным лицам на улицах, к маминым расспросам и к колким репликам отца за ужином.

Но вот сегодня был особенный день.

Милана, её вторая близкая подруга, наконец выкроила выходной.

Встретились рано утром – солнце только вставало над морем, а воздух уже пах солью и горячим песком.

Милана с ходу обняла Зарину так, что у той хрустнули кости.

– Ты стала ещё худее! Нью-Йорк, говоришь? Чего ж там вас так не кормят?

Зарина рассмеялась.

– Да кормили нормально. Просто я много ходила. И думала.

– Угу. Думала… – протянула Милана, держа её за плечи. – Ну выкладывай. Я тебя знаю, у тебя всё написано на лбу.

– Ничего не написано. Всё нормально.

– «Всё нормально» у тебя значит, что точно что-то случилось.

Зарина сделала вид, что не слышит. Они дошли до пляжа – ранним утром там ещё было пусто. Песок тёплый, мягкий, вода лазурная.

Милана растянулась на полотенце.

– Ну хоть здесь выдохни. Все эти Нью-Йорки, парни-рокеры…

Зарина замерла.

– Я тебе не рассказывала про рокера.

– У тебя глаза становятся другими, когда ты о нём молчишь. Я ж не дура.

Зарина вздохнула. Улеглась рядом, глядя в небо.

– Это вообще… странно всё. Там был один парень. Мы… просто общались. Но было ощущение, что под этим «просто» что-то есть. И вот уехала – и как будто ничего и не было.

– А он? Писал? Звонил?

– Нет. Словно испарился.

Милана вскинула брови.

– Вот к чему я всегда была за местных. Чтобы не надо было потом летать через океан.

– Да дело не в расстоянии, – тихо сказала Зарина. – Дело в том, что он тоже ничего не понял про нас. Или понял и решил, что проще исчезнуть.

Милана шумно вздохнула.

– Знаешь, ты слишком романтизируешь мужиков. Они вообще не мыслят такими категориями. Для них всё проще: или надо – или не надо.

Зарина усмехнулась.

– Иногда мне кажется, что я тоже хочу всё упростить. Но, видимо, не умею.

День на пляже складывался жаркий и ленивый.

После долгих разговоров с Миланой, Зарина всё-таки рискнула зайти в воду. Стояла у кромки моря, сжала пальцы в кулаки. Милана, вся мокрая, смеялась:

– Давай, Заря, ну хоть сегодня! Тут мелко же!

– Я знаю, что тут мелко. Но я вижу, как быстро становится глубоко.

Милана лишь закатила глаза и поплыла дальше.

Зарина медленно заходила в воду, пока солёные волны не стали бить её по животу. Всё внутри сразу сжалось.

И тут раздался голос:

– Эй, боишься воды?

Она обернулась. Рядом стоял парень. Высокий, блондин, волосы чуть темнее от воды. Голубые глаза. Атлет. Плавки в цвет морской волны. Явно пловец – это чувствовалось во всём его теле.

– Нет, – огрызнулась Зарина. – Просто… у меня ботофобия.

Он засмеялся. Голос лёгкий, будто ветер.

– Бото… чего?

– Ботофобия. Страх глубины.

– Ну… – он пожал плечами. – Так давай я тебя научу. Я плаваю с пяти лет. Обещаю, не утоплю.

Она глянула на него, прищурившись.

– А тебе не кажется, что я могу утопить тебя в процессе?

– Значит, будет весело. – Он улыбнулся. – Ну давай. Хочешь попробовать? Держись за мою руку. Я не дам тебе уйти глубже, чем хочешь.

Зарина стояла, не двигаясь. Сердце стучало. Не только из-за страха воды.

Милана, увидев сцену, завопила издалека:

– Да хватит тебе бояться! Он же секси-спасатель! Давай, Заря, шанс такой не каждый день выпадает!

– Спасибо, – буркнула Зарина, – ещё один человек, который решил устроить мне курсы выживания.

Парень протянул руку.

– Лёха.

– Зарина.

– Отлично. Сегодня я твой инструктор. Доверишься?

Она глубоко вдохнула. Посмотрела на его ладонь.

– Только попробуй меня бросить посреди глубины – укушу.

– Договорились.

Он аккуратно взял её за руку. Медленно начал отводить в воду, шагая спиной.

– Стоп. – Она замерла, когда вода дошла почти до груди. – Всё. Дальше – нет.

Лёха кивнул. Не стал тянуть дальше.

– Хорошо. На сегодня достаточно. Но ты крутая. Большинство вообще бы не зашли.

Она чуть улыбнулась.

– Иди уже плавай, герой-спасатель. Я посижу на берегу.

Он улыбнулся, махнул рукой и нырнул, как дельфин, оставив за собой всплеск.

Милана тут же подлетела к Зарине:

– Ну и зря! Такой парень! И явно на тебя смотрел.

– Да я видела. Только знаешь, Милана… Есть глубины, которые мне страшнее, чем море.

Оставшееся лето тянулось медленно и жарко.

Зарина жила почти по расписанию. Утром помогала маме – то на кухне, то в огороде. Днём писала очередную книгу – на этот раз про двух людей, которые никак не могут договориться о том, любят ли они друг друга или просто боятся остаться одни.

В перерывах между абрикосовым вареньем и ноутбуком она учила немецкий.

Часть учебников пылилась на полке, но их она почти не открывала. Гораздо проще было включить музыку.

И вот под потолком старой крымской комнаты гремел немецкий вокал.

Du… du hast… du hast mich gefragt…

Это звучало грубо, мощно, не похоже на музыку, которую слушали в её семье. Но её это цепляло.

Рамштайн перекрывал шум двора и крики чайки за окном.

Она вслушивалась в слова, проверяя в словаре каждое незнакомое выражение. Иногда ловила себя на мысли, что в этих песнях больше правды, чем во многих человеческих разговорах.

И, возможно, слушая их, она пыталась остаться ближе к тому человеку, который теперь жил только в её воспоминаниях.

Всё лето никто не писал ей из Нью-Йорка.

Наверное, так даже проще, – думала она.

Чем держаться за что-то, что всё равно не твое.

В конце июля в её ноутбук легли последние страницы романа. Она перечитала финал – и закрыла документ.

«Ну вот, гештальт закрыт. Можно больше о нём не думать.»

Но когда в колонках снова заиграла музыка, она поняла – можно не думать, но нельзя забыть.

В августе у Зарины было день рождения.

И в этот раз дата выпала на пятницу – редкий подарок судьбы.

Эльмира и Милана настояли на том, чтобы снять домик в горах.

– Всё, Заря, никаких тихих посиделок. Мы едем тусить! – заявила Эльмира, ловко забивая бронь через телефон.

Домик оказался светлый, просторный. Из окон открывался вид на сосны и скалы. Воздух пах смолой и прохладой.

С утра девчонки таскали сумки с продуктами, кто-то уже мариновал мясо для шашлыков.

Милана устроила себе пост шеф-повара:

– Я отвечаю за вкус. Заря, ты – за музыку. Без твоих плейлистов я даже мангал разжигать не буду.

Зарина включила колонку. Из динамиков понеслись то Rammstein, то попса. Все начали спорить, чем травмировать уши друг другу.

К вечеру шашлыки уже шипели на углях. Столы ломились от овощей, соусов и странных закусок, которые девчонки тащили «чтобы попробовать».

Тимур, брат Зарины, поднял пластиковый стакан:

– Ну, сеструха, за тебя. Чтобы в следующий раз твои книги начали приносить бабки, как у нормальных авторов!

Все захохотали. Зарина закатила глаза:

– Вот за это не пью.

Она рассматривала всех своих друзей – шумных, разных, близких. И чувствовала себя счастливой… почти.

Когда стемнело, они вышли на улицу. Горы чернели на фоне пурпурного неба. Где-то внизу шумела речка.

Милана закинула руки Зарины себе на плечи:

– Ну, загадывай желание. Тебе сегодня всё можно.

Зарина закрыла глаза.

Чтобы однажды перестало тянуть к тому, кто живёт за тысячи километров и в своей личной тьме.

– Ну? – подтолкнула её Милана.

– Я загадала. – Она улыбнулась. – Но не скажу. А то не сбудется.

Тимур тут же подлил в огонь:

– Ну, хоть скажи, это про мужиков или про писанину?

– Про свободу, Тимур. – ответила Зарина. – Всегда про свободу.

Все засмеялись. А где-то на фоне снова заиграла музыка. И хоть вокруг было весело, внутри Зарины всё равно оставался тихий, почти физический вакуум, в форме одного имени.

На следующий день утром вся компания была на ногах раньше обычного.

Кто-то с хриплым голосом бурчал, что “восемь утра – это не отпуск, а издевательство”, но никто особо не возражал.

Рюкзаки, кроссовки, вода, солнечные очки – и вперёд.

Подъём в горы начался с шуток. Тимур, как обычно, пёрся вперёд, будто соревновался с собственным пульсом. Эльмира фоткала всех подряд, заставляя улыбаться даже тех, кто ещё не проснулся. Милана шла рядом с Зариной и рассказывала смешные школьные истории, которые они успели сто раз забыть.

– Помнишь, как ты на уроке литературы заявила, что Гамлет – просто человек с плохим тайм-менеджментом?

Зарина засмеялась:

– Ну так и есть. Он тянул до последнего. Вот и всё.

Дорога вела всё выше. Сосны остались внизу, воздух стал прохладнее, а солнце – ярче.

Зарина остановилась на секунду, огляделась.

Горы. Люди, которых она знала по взгляду и по голосу. Тот самый момент, когда никто не играет роль.

Она вдруг почувствовала, что вот оно – своё место. Не на карте, а внутри.

– Что зависла? – подошёл Тимур. – Думать нельзя, это же горы. Тут дышать надо.

– Я просто… запомнила этот момент.

Он хмыкнул.

– Типичная писательница. Пошли уже. У нас там сосиски и вид на миллион.

Они дошли до смотровой. Расстелили пледы, достали еду, включили музыку в колонке – на этот раз что-то спокойное, чтобы не спорить.

Все расселись, кто где, и смотрели вниз – на раскинувшийся лес и крошечные домики, похожие на игрушечные.

– Странное чувство, – сказала Милана. – Как будто здесь всё по-настоящему. А потом снова вернёмся в города, и это исчезнет.

– Не исчезнет, – покачала головой Зарина. – Просто станет воспоминанием. Тем, к которому будешь возвращаться, когда будет плохо.

И она снова почувствовала благодарность.

За то, что у неё есть такие друзья. За то, что жизнь идёт дальше, даже если иногда хочется остаться в чьём-то вчера.

Лето закончилось быстро, как последний аккорд в песне.

В Москву Зарина возвращалась уже другой. С загаром, новыми страницами в книге и с лёгкой тоской по тем дням в горах, где было просто и честно.

На вокзале её встретили шум, сигналы машин и серое небо, которое будто всегда стояло над Москвой, даже в августе.

Она вздохнула, взяла чемодан и снова почувствовала, как город затягивает её в свой ритм.

Начался второй курс.

Зарина быстро втянулась в учёбу. Лекции, семинары, толпы студентов, запах кофе в коридорах.

Преподаватели, кажется, стали требовать больше. На филфаке обсуждали Чехова и современные теории перевода, а Зарина в блокноте всё чаще писала чужие имена вместо лекционных заметок.

Имя Лияма она старалась не выводить ручкой, но иногда пальцы сами писали букву «L» на полях.

Эльмира снова поселилась у брата в Москве. Девушки начали видеться чаще. Милана пока осталась в Крыму – работала без выходных.

Вечера Зарины проходили дома – между конспектами, немецкими песнями в наушниках и новыми черновиками романа.

Она всё реже думала о Нью-Йорке и всё чаще – о том, почему иногда люди возвращаются в твою жизнь тогда, когда ты их меньше всего ждёшь.

Это был один из редких выходных, когда у Зарины не было никаких дел.

Она проснулась поздно, без будильника. И впервые за много дней поняла, что никуда не спешит.

Если бы она была в Крыму, этот день точно превратился бы в генеральную уборку: вымыть окна, вынести весь хлам, перестирать шторы.

Но в московской квартире никто не устраивал беспорядок.

Не было ни песка в коридоре, ни ведра персиков под столом. Даже полы блестели сами по себе.

Она включила музыку – что-то нейтральное, без слов – и долго сидела в кресле, уставившись в окно.

В голове крутилась одна и та же мысль:

Почему я не могу быть как все? Почему люди отпускают других из своей жизни так легко, а у меня всё застревает где-то между рёбрами?

Она винила себя за это. Ведь, по сути, ничего особенного не случилось.

Случайная встреча в Италии.

Пара ночей разговоров в Нью-Йорке.

Несколько песен и пара взглядов.

И почему же это не уходит из головы?

Зарина положила телефон на подлокотник кресла и закрыла глаза.

Она знала, что люди приходят и уходят.

Что не всё в жизни превращается в историю с продолжением.

Но всё равно что-то внутри не умело отпускать.

В Москве Зарина не сидела без дела.

Помимо учёбы и книг, она работала наёмной переводчицей.

Компании, связанные с импортом и экспортом, часто нанимали её на день или два – сопровождать иностранные делегации, переводить встречи, вести переговоры.

Зарина владела английским и корейским, свободно говорила на татарском и французском. А с недавних пор к этому списку прибавился и немецкий, который она вбивала себе в голову песнями Рамштайн.

Обычно её день выглядел так:

Утром она надевала строгий костюм, хотя в душе всегда оставалась человеком с рваными джинсами и музыкальными футболками;

Ехала в офис какой-нибудь логистической или строительной фирмы;

Улыбалась всем подряд, хотя знала, что никто её имени всё равно не запомнит – просто «переводчица».

Сегодня она сопровождала корейскую делегацию.

В переговорной пахло кофе и новой мебелью. Корейцы говорили быстро, перескакивая с деловых тем на шутки. Российские менеджеры всё время переглядывались и нервно смеялись.

Зарина ловила каждое слово и переводила с точностью, сохраняя интонацию.

– Мы заинтересованы в стабильных поставках, но нужно уточнить вопросы логистики, – говорила она ровно, но с лёгким нажимом, который слышался у корейцев.

Иногда её день заканчивался в ресторанах, где поднимали тосты за сотрудничество.

Хотя половина гостей даже не знала, за что пьют.

Иногда – в холодных коридорах терминалов аэропорта, где она провожала делегацию к рейсу и получала короткое «Спасибо, мисс Зарина» и конверт с оплатой.

Она любила свою работу. Не потому, что мечтала всю жизнь переводить цифры контрактов.

А потому, что через языки видела людей без прикрас.

Интонация. Слова. Тон. Улыбки, которые не доходят до глаз.

Это помогало ей читать людей. Даже когда они старались казаться закрытыми.

И иногда, переводя очередное «We’re looking forward to cooperation», она вдруг вспоминала голос Лияма.

И думала, что есть люди, чьи слова хотелось бы переводить вечно.

Это был выходной. Один из тех, когда Зарина хотела просто отключить телефон и дописать хотя бы одну главу романа, не отвлекаясь.

Но в почте мигнуло новое письмо.

Dear Ms. Zarina, we got your contact from one of our partners…

Она прочла текст дважды. И всё ещё не верила.

Иностранная компания искала переводчика в Москве – не на день, как обычно, а сразу на неделю.

В письме значилось:

Будет визит очень известных гостей. Нам нужен кто-то, кто умеет работать без лишних вопросов и быстро вникает в специфику.

Сначала она машинально написала им в ответ, что учится в университете и не может выпасть из учебы на целую неделю.

Через час пришёл ответ:

Не проблема. Мы оформим это как стажировку. Университет подтвердит практику, если потребуется.

Это выглядело очень серьёзно.

Когда Зарина в понедельник пришла в офис на встречу, её провели через холл с блестящими стеклянными стенами и растениями в белых кашпо.

Менеджер, ухоженная женщина лет сорока, говорила чётко и быстро:

– Мы работаем с людьми, которые ценят комфорт и анонимность. Нам вас рекомендовали люди, чьё мнение для нас многое значит.

Зарина вскинула брови.

– А кто именно?

– К сожалению, назвать мы не можем. Но… – женщина чуть улыбнулась. – Судя по отзыву, вы умеете быть незаметной и профессиональной.

В конце встречи Зарина подписала контракт о неразглашении.

– Поверьте, – сказала менеджер, убирая договор в папку, – вы не пожалеете. Такие проекты случаются редко.

Зарина вышла из офиса и стояла пару минут на улице. Шум машин, холодный ветер – и лёгкая дрожь в животе.

Видимо, перемены всё-таки нашли меня. Хотела приключений – вот и они.

Она пошла по улице, чувствуя себя немного выше ростом, чем обычно.

И вот настал день Х.

Зарина встала рано, в голове крутились сотни мыслей: что надеть, что сказать, как себя вести.

Она надела чёрные брюки, светлую блузку и собрала волосы в хвост. Всё строго, но без перебора. В этой одежде она всегда чувствовала себя чуть увереннее.

Гостиница, куда её направили, была в центре. Мраморные полы, запах дорогого кофе и слишком вежливые портье.

Зарина зашла в холл и сразу увидела женщину-менеджера, с которой встречалась в офисе. Та стояла рядом с мужчиной лет тридцати пяти в кожаной куртке и с папкой в руке.

– Зарина, вы вовремя. – Менеджер улыбнулась и кивнула мужчине. – Познакомьтесь, это Николас, тур-менеджер группы, о которой я говорила.

Зарина протянула руку.

– Приятно познакомиться.

Николас пожал руку крепко, быстро, и тут же достал айпад.

– Смотрите, вот план. Пресс-конференции, радиоинтервью, встречи с партнёрами. Они тут на неделю. Нужно, чтобы всё прошло без скандалов и задержек.

Зарина кивнула. Она слушала внимательно, но в голове всё равно искрилась одна мысль:

Менеджер рок-группы? Вот так поворот.

Она, конечно, знала неформальную музыку. Но кроме Rammstein и Måneskin не особо могла кого-то вспомнить.

Если бы кто-то из них реально оказался здесь… я бы, наверное, упала в обморок прямо в холле.

Но, насколько она знала, по официальным сайтам этих групп в ближайшее время в Москве никаких концертов не планировалось.

– Вечером познакомим тебя с ребятами, – сказал Николас. – Они уже слышали, что ты круто переводишь. Будь готова к любым темам – у нас тут и контракты, и личные вопросы, и странные прихоти артистов.

Зарина чуть выдохнула.

Странные прихоти – это же тоже часть работы. Но кто эти ребята?

Менеджер хлопнула её по плечу:

– Расслабься. Ты справишься. И, поверь, это будет самая интересная неделя твоей жизни.

Вечером Зарину провели по длинному коридору гостиницы.

Менеджер Николас бросил на ходу:

– Ребята ждут тебя в общем номере. Мы всё решаем там – меньше слухов, меньше суеты. Не удивляйся, если кто-то будет шуметь или курить где не положено. Они… творческие.

Зарина кивнула, хотя сердце колотилось так, будто она шла не на работу, а в клетку к диким зверям.

Дверь открыли резко. В лицо пахнуло сигаретами, дорогим парфюмом и чуть-чуть – металлом, как от струн гитар.

Внутри сидели четыре парня.

И один из персонала начал их представлять ей.

Первым на Зарину взглянул Лео, бас-гитарист. Русые волосы торчали в разные стороны, в ушах серьги, на губах – легкая улыбка. Он поднял банку энергетика и махнул ей:

– Хей, привет! Новенькая? С нами надолго?

Рядом с ним, чуть в стороне, сидел Эзо, гитарист. Чёрная рубашка, волосы убраны назад, взгляд острый и внимательный. Он медленно кивнул, словно изучая её.

– Приятно. Не пугайся, если будем спорить. Мы почти никогда друг друга не убиваем. Почти.

В углу комнаты, раскинувшись в кресле, сидел Арес, ударник. На нём была ярко-красная майка и чокер на шее. Он жевал жвачку и отрывисто сказал:

– Главное – не стоять у меня за спиной. Ненавижу, когда кто-то топчется позади.

Зарина слегка улыбнулась.

Они и правда… творческие.

Но взгляд её всё время тянулся к четвертому.

Он стоял спиной к ним, в чёрной футболке и кожаных брюках, склонившись над кофейным столиком. Чёрные волосы собраны в низкий хвост. Одна прядь падала на скулу.

Этот профиль… этот затылок…

Он обернулся.

И Зарина остолбенела.

Это был Лиям.

Он медленно поднял на неё глаза. И в голосе, всё таком же низком и бархатном, сказал на английском:

– Ну вот мы и встретились снова.

Она сделала шаг назад, но врезалась в стол. Лео прыснул со смеху.

– Чего ты так смотришь? Он вроде не призрак. Хотя… иногда хрен поймёшь.

Лиям чуть усмехнулся и посмотрел прямо ей в глаза.

– Для них я Аид. Но ты можешь звать меня как хочешь.

Зарина не могла выговорить ни слова. В голове крутилось только одно:

Какого чёрта?

Менеджер Николас посмотрел на часы и хлопнул в ладони:

– Раз сегодня ничего по плану, можете отдыхать. Зарина, было приятно познакомиться. Ждём вас завтра утром в восемь. Не опаздывайте, ребята – будет плотный день.

– Да, да, шеф, – лениво протянул Лео и сделал вид, что зевает.

Зарина выдавила вежливую улыбку и развернулась к двери.

Спокойно. Выдохни. Это просто работа. Даже если твоя работа вдруг превратилась в какой-то странный сериал.

Она прошла по коридору с чувством, будто только что её жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов.

Но стоило ей подойти к лифту, как сзади раздались быстрые шаги.

– Стой.

Она обернулась. Лиям догнал её.

Он остановился чуть ближе, чем было комфортно. Смотрел сверху вниз. Лицо сосредоточенное, взгляд цепкий.

– Ты меня преследуешь? – сказал он на русском. С акцентом, но вполне внятно.

Зарина моргнула.

– Чего?

Он чуть склонил голову.

– В Италии ты там, где я. В Нью-Йорке ты там, где я. Теперь, вот сюрприз, в Москве – опять ты. И внезапно оказываешься переводчицей у моей группы. Случайно?

Зарина фыркнула.

– Слушай, парень. Если кто тут кого преследует, так это точно не я. В Москву туром приехал ты, а я здесь живу и учусь уже давно.

Он прищурился.

– Удобное совпадение.

– Вообще-то, – сказала она, – мир меньше, чем кажется. Особенно если ты метёшься между континентами и таскаешь за собой две гитары и стафф из четырёх фриков.

Он вздохнул.

– Я просто хочу понять. Это случайность? Или ты… ну… фанатка?

Зарина откинула волосы за плечо.

– Фанатка? Ага. Конечно. Только я вообще-то до сих пор не знаю, в какой ты группе поёшь. И мне как-то всё равно. Я просто работаю.

Лиям замолчал. Долгую секунду он словно искал в её лице что-то, что дало бы ему ответ.

Потом он коротко кивнул.

– Хорошо. Посмотрим.

Он хотел уже развернуться, но задержался и, чуть склонившись, сказал тихо:

– Только учти: если это правда случайность… значит, судьба слишком любит над нами издеваться.

И ушёл обратно по коридору, оставив Зарину в полном раздрае.

Отлично. Просто шикарно. Мне бы учёбу закончить и книги писать. А теперь ещё выяснилось, что я якобы шпионка за рок-звёздами.

Она нажала кнопку лифта и вздохнула.

Лиям. Или всё-таки Аид. Ну класс. Теперь вообще хрен забудешь.

Утро выдалось бодрое. Зарина вышла из подъезда в полвосьмого, решив пройтись пешком. До гостиницы было всего минут десять.

Она шла, напевая себе под нос строчку из Rammstein, и думала о том, как бы успеть и на работу, и на пары, и ещё не забыть поесть.

Но стоило ей свернуть за угол дома, как она замерла.

Во дворе стояла машина странной марки – какая-то чёрная, блестящая, с матовыми вставками. Выглядела она так, будто её собрали под заказ для съёмок в фильме про шпионов.

А к капоту машины, скрестив руки, прислонился Лиям.

Чёрные очки закрывали глаза. Волосы были собраны в низкий хвост, пара прядей выбилась на висках. Он выглядел так, будто ему плевать на всё вокруг – кроме неё.

Зарина остановилась, моргнула.

– Ты что тут делаешь?

Лиям снял очки, медленно посмотрел на неё и сказал:

– Я не хочу ждать тебя в гостинице. У меня много дел. Едем сразу по маршруту.

Зарина уставилась на него.

– Ты… откуда знаешь, где я живу?

Он пожал плечами.

– Адрес был в твоём резюме. Мне надо, чтобы всё работало чётко.

Зарина скрестила руки.

– Ты серьёзно? В смысле – ты полез в моё резюме?

– У меня тур. И график. – Он говорил ровно, почти без эмоций. – Мне нужно знать, где искать своего переводчика, если что-то пойдёт не по плану.

Она прищурилась.

– Это вообще-то слегка крипово, если ты не в курсе.

Он чуть наклонил голову.

– Ты хотела приключений. Получай.

Он обошёл машину, открыл переднюю дверь.

– Садись.

Зарина фыркнула.

– А если я не сяду?

– Тогда поедешь пешком. Но я всё равно буду ехать рядом.

Она выдохнула, посмотрела на часы.

Времени на разборки нет.

– Ладно. Но только потому, что мне нужно быть на работе вовремя.

Она села в машину, захлопнула дверь.

Лиям включил зажигание. В салоне заиграл тяжёлый рифф – что-то между металлом и электроникой.

Он скользнул по ней взглядом и сказал:

– Привыкай. Я не люблю опозданий.

День оказался куда длиннее, чем она рассчитывала.

Документы, переводы, смена локаций. Звонки, согласования, спор по поводу тона пресс-релиза, – Лиям вдруг оказался не только мрачным типом в чёрных очках, но и неожиданно въедливым, если речь шла о деталях. Он цеплялся за формулировки, настаивал на «визуальном балансе сцены» и отказывался подписывать что-либо, пока сам не посмотрит.

Перфекционист. Сложный. И, чёрт возьми, упрямый как камень.

Когда часы показали половину второго, и они в очередной раз сели в машину, Зарина уже мысленно представляла, как наконец доберётся до университета, выпьет кофе из автомата и сядет на пары – пусть даже с опозданием.

Но вместо этого Лиям свернул не туда.

– Эй, – сказала она, – гостиница – в другой стороне.

– Я знаю.

Она нахмурилась.

– Что опять? Встреча? Съёмка?

– Обед.

Он припарковался у небольшого, явно дорогого кафе с деревянными ставнями и вывеской без названия. Такие места не искали через Google – туда водили «по знакомству».

Зарина не шелохнулась.

– Ты привёз меня на обед?

– У тебя есть выбор – съесть что-то человеческое или дальше питаться кофе и стрессом.

– Я думала, ты таких вещей не делаешь.

– Я тоже так думал, – коротко бросил он и вышел из машины.

Она осталась сидеть. Несколько секунд. Потом выдохнула.

Если я откажусь, он всё равно упрётся и не отвезёт меня в универ. И вообще, почему бы не попробовать… цивилизованно?

Она вошла следом.

Кафе внутри оказалось спокойным: дерево, тёплые тона, бархатные кресла – никакой глянцевой показухи, но всё точно дорого.

Официантов было двое, всё тихо. Заказали быстро: Лиям выбрал стейк, Зарина – пасту.

Минут пять молчали. Она смотрела в окно, он – в телефон. Потом он сам заговорил.

– Давай проясним. То, что между нами – совпадение. И это… сбивает с толку.

– Сбивает, – согласилась она. – Но это всё. Просто совпадение.

Он отложил телефон.

– Я не хочу тянуть за собой лишнее. Ты – не часть моей личной истории.

– Хорошо, – она пожала плечами. – Ты тоже не часть моей. И не будешь.

– Значит, работаем. Нормально. Без лишнего.

Она кивнула.

– И без фраз вроде «ты меня преследуешь». Это раздражает.

Он чуть усмехнулся, почти незаметно.

– Без фраз.

Наступила пауза. Не неловкая – скорее, чистая. Как будто оба стерли всё, что застряло между ними.

Когда официант принёс еду, Зарина даже удивилась, как быстро прошло напряжение.

Возможно, это и к лучшему. Просто работать. Просто быть на расстоянии. Без глупостей.

Глава 3

После обеда Лиям повёл себя так, словно обеда вообще не было.

Он вышел из кафе, кинул ей короткое:

– Поехали.

И снова – машина, музыка, проносящаяся мимо улица.

Минут десять ехали молча, пока он вдруг не сказал, не отрывая взгляда от дороги:

– Я отвезу тебя в универ.

– Ты не обязан. Я сама…

– Нужно обсудить график.

Она закатила глаза, но промолчала.

Когда подъехали к корпусу университета, он заглушил двигатель и обернулся к ней:

– Послушай. Возможно, следующие дни будут заняты до вечера. Если можешь, отпрашивайся с универа или оформляй практику. Лучше заранее.

Зарина прищурилась:

– Ты планируешь меня на цепь посадить?

Он не ответил. Только сжал руль.

Она выдохнула.

– Ладно. Я всё улажу.

Он кивнул.

– Жду тебя через два часа. Если задержишься – напиши.

Она хлопнула дверью и пошла в здание.

Ну прекрасно. Теперь ещё и шеф в виде Аида. Гениально выбрала себе работу.

В университете в коридорах стоял гул. Студенты смеялись, кто-то бегал с папками. Зарина поймала старосту своей группы, Дашу, около аудитории.

– Даш, слушай. Мне нужно на неделю, может, больше, уйти на практику. Официальную. По профилю. Мне выдадут документы.

– Да без проблем! – махнула рукой Даша. – Главное потом всё принеси. Я напишу, что у тебя практика.

– Спасибо тебе.

– Зарин, – Даша слегка наклонилась к ней. – Ты хоть скажи, куда тебя унесло? В какую фирму?

Зарина усмехнулась.

– Если расскажу, не поверишь.

– Попробуй.

– Ну… с рок-группой.

– Чего? – глаза Даши округлились. – Прям с этой… как его… с концертами и фанатками?

– Да. Прям с этой.

– Офигеть. – Даша прижала руку к груди. – Ты ещё автографы потом собирай. И фотки.

– Договорились. Только не трепи пока никому.

Даша засияла.

– Ладно, молчу, как могила.

Зарина кивнула и пошла к выходу.

Отлично. Одна проблема закрыта. Осталось выжить в новой.

Последняя пара тянулась бесконечно. Литература обычно увлекала Зарину, но сегодня она то и дело ловила себя на мысли, что просто… смотрит в пространство.

Могла бы, конечно, промолчать о своей работе. Но Даша у нас заботливая, она бы начала волноваться. Да и какая разница – завтра всё равно засвечусь рядом с «Аидом» на пресс-конференции. Вот весело будет…

Звонок наконец прозвенел. Зарина собрала сумку, спустилась вниз и вышла на улицу.

Первое, что она увидела, – это машину Лияма. Тот же чёрный кузов, тонированные стёкла. А к капоту снова был прислонён Лиям, руки скрещены на груди, чёрные очки скрывали глаза, волосы собраны в низкий хвост.

Он стоял, словно ему принадлежал весь тротуар.

Она чуть усмехнулась.

Что он, сидеть в машине не умеет? Вечно торчит снаружи, как скала.

Она подошла, остановилась в двух шагах.

– А ты что тут делаешь? – спросила она, склонив голову. – В машине места мало, да?

Он медленно обернулся.

– Поехали.

Она приподняла бровь.

– Куда?

– Домой.

Зарина нахмурилась.

– В смысле домой? Я думала, у нас ещё работа.

Он на секунду задержал на ней взгляд.

– Больше дел сегодня нет.

– Тогда… почему ты вообще здесь? Мог бы уехать.

Он слегка сжал губы, как будто решал, стоит ли вообще отвечать.

– Я что, должен тебе отчитываться, что мне делать?

Она скрестила руки.

– Ну… раз уж ты говоришь, что везёшь меня домой, как-то странно молчать.

Он опустил очки на кончик носа, посмотрел на неё поверх стёкол.

– Твой рабочий день ещё не закончился.

– Мой? – переспросила она. – А твой, значит, закончился?

– Мой никогда не заканчивается.

Он оттолкнулся от машины и открыл ей дверь.

– Садись. Не начинай.

Зарина скосила глаза, но всё же влезла в салон.

Интересно, что будет дальше. Он вообще умеет вести себя просто? Или в его мире всё обязательно должно быть на грани скандала?

Вечером Зарина вернулась домой, быстро переоделась в свободную футболку и растянулась за ноутбуком.

Всё. Хватит ходить в темноте. Пора узнать, с кем я вообще работаю.

Она вбила в поиск: “фронтмен AID”, потом – на английском.

Сразу посыпались ссылки. Статьи, фанатские блоги, интервью, ролики с концертов. Заголовки пестрили фразами:

Группа нового поколения Zпод названием: «Crimson Night – Багровая Ночь»

– “Тёмные рыцари рока”,

– “Группа «Crimson Night – Багровая Ночь» : без лица и без компромиссов”,

– “Музыка боли и огня”.

Круто. Мрачно. Как он сам.

Она пролистала несколько страниц.

Про солиста было много информации – и одновременно ничего конкретного. Настоящее имя везде проходило как “не раскрывается официально” или какие-то инициалы, но без подтверждения.

Идеальный призрак. Появился – исчез. И попробуй что-то пойми.

Она наткнулась на информацию про их первый альбом.

Название: “Ashes of Youth.”

Вышел шесть лет назад. Стиль – смесь тяжёлого рока, метала и электроники. Лирика – мрачная, местами почти философская. Один критик написал: “У Crimson Night нет песен о любви. Только о боли, которая звучит так же, как любовь.”

Ну класс. Полный набор для того, чтобы слететь с катушек.

Всё остальное было смесью слухов и фото.

Фото – сотни. Лиям на сцене. Лиям в аэропорту. Лиям в студии. Лиям в чёрной одежде с опущенной головой. Но ни одной личной детали.

Как будто человек живёт только в темноте софитов. И нигде больше.

Зарина вздохнула. Закрыла ноутбук. Впрочем, чего я ждала. Чтобы он оказался обычным парнем, который постит котиков в сторис?

Она пошла на кухню ставить чайник. Потому что иначе можно было просто сойти с ума.

Утро началось ровно так же, как и накануне. Лиям снова стоял возле машины, прислонившись к двери, в тех же чёрных очках и с низким хвостом.

Зарина только вздохнула.

– Снова ты. – Она дернула бровью. – Ты вообще спишь?

Он слегка пожал плечами:

– Сплю, когда успеваю. Поехали.

День пошёл как в режиме бешеного конвейера. Звонки, визиты, бесконечные обсуждения – всё в перемешку на двух языках. Лиям редко говорил лишнее, но когда говорил, все вокруг слушали.

К полудню он вдруг посмотрел на неё:

– Если хочешь привести себя в порядок – у тебя два часа. Потом двигаемся на пресс-конференцию. Оттуда – сразу на концерт.

Зарина моргнула.

– После пресс-конференции мне можно домой? Или я нужна и там?

Он провёл пальцами по линии подбородка.

– В принципе, у нас в стаффе есть люди, которые говорят по-английски. Но можешь остаться, если хочешь.

Она на секунду замялась.

– Я бы хотела… Но… – Она шумно выдохнула. – У вас же там обычно море народу. Я боюсь давки. И… ну… у меня клаустрофобия.

Он дернул уголком губ.

– Ты получается… гуглила обо мне?

Она фыркнула.

– Не льсти себе. Просто хотела понять, с кем работаю. К тому же – мне за это платят.

Он хмыкнул.

– Ладно, разведчица. Если хочешь – можешь смотреть концерт стоя за кулисами. Там, откуда выходят на сцену. Никто к тебе не подойдёт.

Она чуть улыбнулась:

– Ну, звучит безопаснее, чем бросаться в толпу фанатов. Ладно. Пойду переоденусь.

Он кивнул и, уходя, сказал:

– Два часа. Не опаздывай.

Зарина вернулась домой одна – Лиям сказал, что тоже уходит готовиться.

Она кинула сумку на диван, сняла пальто и остановилась посреди комнаты, прислушиваясь к себе.

Пресс-конференция. Концерт. Неформальная публика. Зачем опять пытаться в классику, если я всё равно окажусь среди людей в чёрной коже и цепях?

Она любила соответствовать своей временной роли. Когда работала с азиатскими делегациями – выбирала кимоно или тонкие китайские шпильки для волос. С европейцами – строгие костюмы или винтажное платье. Для неё одежда всегда была языком. Вторым переводом.

Сегодняшний день требовал другого.

Она встала перед зеркалом и, прищурившись, начала перебирать вешалки.

Хватит быть девочкой в пастельных рубашках. В конце концов, я перевожу для рок-звёзд.

Она выбрала черное мини-платье, слегка плиссированное. Сверху – объемная куртка-косуха из искусственной кожи. На ноги – черные колготки с кружевным узором, которые выглядели одновременно дерзко и утончённо. Массивные ботинки на платформе завершали образ.

Она распустила свои длинные, чуть волнистые светлые волосы, и они красиво легли на плечи, смягчая резкие линии куртки.

В зеркало на неё смотрела девушка, которая, кажется, могла бы стоять и на переводе с японскими бизнесменами, и на рок-концерте.

Вот так и живём. Вроде филфак – а через день ты уже почти альтернативная дива.

Она провела пальцем по губам. Подумала, не добавить ли чёрную помаду, но передумала. Решила остановиться на чётких стрелках и чуть более тёмной помаде, чем обычно.

Без перебора. Я всё-таки не часть их группы. Пока.

Она ещё раз оглядела себя.

Внешне – чужая среди своих. Внутри – как дома.

В гостинице Зарина вошла в общий зал для стаффа и почти моментально поймала на себе несколько удивлённых взглядов.

Первым отреагировал Лео. Он вытянул шею из-за кофемашины, мигом отставил стакан и хохотнул:

– О-о-о, гляньте-ка на нашу переводчицу! Ты уверена, что не перепутала работу и кастинг в группу?

Зарина вскинула бровь.

– Я подрабатываю двойником Лияма, если он вдруг решит сбежать.

Эзо, стоявший с папкой у окна, кивнул с лёгкой полуулыбкой:

– Стиль зачётный. Чёрный тебе к лицу.

Арес, барабанщик, фыркнул:

– О, ну всё. Одна Зарина – и нас теперь будут звать «Бойз энд Ван Герл».

Лео не унимался:

– Нет-нет. Её надо поставить на сцену. У нас слишком мало лиц, на которые приятно смотреть.

Зарина покачала головой.

– Ладно вам. Я просто решила, что сегодня хочу вписываться в ваш местный антураж.

И в этот момент открылась дверь, и вошёл Лиям.

Он остановился в проёме, провёл взглядом по ней – медленно, будто сканируя. Его чёрные волосы были, как всегда, собраны в низкий хвост. Лицо – каменное, только уголок губ чуть дёрнулся.

– А это что за готическая принцесса у нас тут?

Зарина сцепила руки на груди.

– Хоть кто-то должен поднимать тут эстетику.

Лиям приподнял бровь:

– Подозреваю, твои переводы сегодня будут в два раза драматичнее.

Она фыркнула:

– Только если ты сам начнёшь говорить стихами.

Все рассмеялись, и напряжение в воздухе слегка спало.

До пресс-конференции оставался час. В машине ехали вдвоём.

Лиям смотрел в окно, Зарина проверяла в телефоне программу мероприятия. На экране мелькали фото фанатских зон. Людей там было – море.

Она шумно выдохнула:

– Вот только не говори, что я должна буду пробираться через это всё одна.

Лиям посмотрел на неё из-под тёмных очков.

– Расслабься. Через толпу ты не пойдёшь.

Машина затормозила перед площадкой. Вокруг – визг фанатов, свет камер. Водитель сказал:

– Господин Аид , дальше не проехать.

Лиям отстегнул ремень и бросил ей взгляд:

– Останься здесь.

Но Зарина уже заартачилась:

– Я же с тобой работаю. Или мне сидеть в машине до вечера?

Он тяжело выдохнул.

– Хорошо. Тогда двигайся рядом и никуда не сворачивай.

Они вылезли из машины. Толпа загудела громче, вспыхнули десятки вспышек. Кто-то крикнул его имя.

Фанаты начали тянуться ближе. Лиям резко встал между ней и толпой, одной рукой придерживая её за локоть.

– Осторожно, – коротко бросил он. – Здесь не прогулка.

Она споткнулась о чью-то ногу, но он перехватил её, удержал, не дав упасть.

– Ты же обещал, что я буду стоять за кулисами, – пробормотала она.

Он склонился ближе:

– Я не обещал, что тебе совсем не придётся быть в эпицентре.

Толпа гудела вокруг, как ульи.

Кто-то визжал:

– Aid, we love you!

Другие кричали:

– Кто эта баба рядом с ним?!

Часть девушек смотрела на Зарину так, будто готова была на неё наброситься.

А мужики из толпы поддакивали друг другу:

– Красотка, слушай, в репертуаре Аида всё самое лучшее!

– Горячая девчонка, брат!

Зарина дернулась, но Лиям лишь сильнее сжал её локоть, давая понять, что не отпустит.

– Не слушай их, – коротко бросил он, ведя её вперёд. – Толпа всегда шумнее, чем думает.

Через несколько минут они добрались до дверей гримёрки.

Внутри пахло гримом, лаком для волос и свежесваренным кофе. Парни из группы уже были там.

Лео подмигнул:

– О, наконец-то! Думали, вас фанаты разорвут по дороге.

Эзо, поправляя лацканы пиджака, хмыкнул:

– Хорошо, что ты в чёрном. Так хоть сливаешься с нашим бунтарским имиджем.

Арес с ухмылкой бросил:

– Или наоборот, из-за тебя сейчас будет новый скандал в прессе. «Неизвестная девушка рядом с Аидом».

Лиям лишь коротко бросил:

– У нас пятнадцать минут. Быстро – все по местам.

Зарина встала у зеркала, выуживая из сумки помаду. Лиям подошёл ближе.

– Ты в порядке? – спросил он тише.

Она вскинула бровь:

– Конечно. Для меня это всё часть работы.

Он чуть дернулся губами, как будто хотел усмехнуться, но не стал.

– Давай без геройства. Если станет плохо, уходи за кулисы.

Она отразила его взгляд в зеркале.

– Уходить – это не про меня. Я сюда работать пришла.

В дверь заглянул менеджер:

– Пять минут. Пора выходить.

Лео, поправляя воротник, буркнул:

– Лиям, если будешь мямлить, Зарина тебя переведёт так, что из тебя сделают романтика года.

Лиям только бросил на него холодный взгляд.

– Если кто-то будет слишком орать или лезть к ней с вопросами, переводить не надо. Просто отойди.

Зарина закрыла сумочку, глубоко вдохнула и кивнула.

– Договорились.

И они вышли из гримёрки, готовые к залу, где уже слышался гул толпы и стук камер.

Зал был полон света и гомона. Фанаты, которым повезло прорваться на пресс-конференцию, махали плакатами, а журналисты обстреливали сцену вспышками.

Лиям – или теперь Аид – стоял в центре стола для спикеров, руки сцеплены в замок. Его выражение лица было ровным, почти отрешённым, но голос звучал твёрдо и внятно, когда он поприветствовал зал:

– Спасибо, что пришли. Рад всех видеть.

Его бархатный голос мгновенно сорвал короткий визг фанаток в первых рядах.

Зарина сидела сбоку, за небольшим пультом микрофона. Она чётко переводила каждый ответ, хоть и держалась слегка напряжённо – обстановка давила количеством камер и любопытных глаз.

Большинство вопросов были предсказуемы:

– Какие песни войдут в новый альбом?

– Планируются ли коллаборации?

– Правда ли, что имидж группы станет более мрачным?

Аид отвечал сам. Его голос звучал хрипловато, с лёгким европейским акцентом, но достаточно внятно, чтобы переводить было легко. Зарина механически повторяла его слова на русском:

– Мы хотим, чтобы новый альбом был более личным…

– Мы экспериментируем со звуком, но остаёмся верны себе…

– Тур охватывает новые города…

Журналисты галдели, микрофоны мигали красными лампочками.

И тут кто-то выкрикнул:

– Личная жизнь! Кто-то появился в вашем сердце?

Арес ухмыльнулся, подтянул микрофон ближе и на английском произнёс, глядя прямо в зал:

– Я обожаю девчонок. Всех-всех! И, честно говоря, останавливаться на этом не собираюсь. Но вот если рядом окажется такая переводчица, как наша… ну просто секси и такая милашка, черт возьми… наверное, я бы даже остепенился.

В зале раздался смешок и одобрительный свист.

Зарина застыла. Щёки слегка налились цветом, но она быстро отвернулась к своим записям.

Лео прыснул со смеху, шепча Эзо:

– Переведёт? Не переведёт?

Зарина подняла взгляд и сухо произнесла в микрофон:

– Арес сказал, что… э-э… он обожает своих фанатов и ценит каждую поддержку.

Толпа рассмеялась ещё громче. Те, кто понимал английский, уже хохотали и кивали друг другу.

Аид повернулся к Аресу, его серые глаза сузились. Он отодвинул микрофон ближе и сказал спокойно, но глядя прямо в Зарину:

– Я предпочитаю не смешивать работу и личное. Особенно когда кто-то переводит за меня слова, которых я бы никогда не сказал.

Его тон был ровный, но в глазах скользнула насмешка.

Зарина дернула плечом, бросив ему взгляд:

– Так переводи сам, если не хочешь, чтобы я фильтровала.

Лео уже треснул себя ладонью по столу:

– Боже, дайте им отдельную комнату!

Фотокамеры защёлкали с новой силой.

Автобус стоял возле служебного входа. Тёмные окна, мягкие кресла, внутри пахло кофе и кожей сидений. Зарина поднялась по ступенькам, чувствуя на себе взгляды музыкантов.

Аид сидел у окна, скрестив руки на груди, и смотрел в телефон. Его чёрные

Волосы слегка растрепались, прядь всё так же падала на глаза. Он даже не поднял взгляд, когда она вошла.

– Садись где хочешь, – бросил он коротко.

Лео махнул Зарине, хлопая ладонью по сиденью рядом с собой:

– Давай сюда. У нас тут клуб анонимных жертв харизмы Аида.

Эзо рассмеялся глухо:

– Вступительный взнос – твои нервы.

Арес, развалившись в кресле, кинул взгляд на Зарину:

– А переводить нам будете и дальше без цензуры? Или опять все слова в цветочки оборачивать?

Зарина стянула куртку, села рядом с Лео и, не оборачиваясь к Аресу, сказала:

– Если хотите, чтобы я переводила всё слово в слово – окей. Только потом не удивляйтесь заголовкам в жёлтой прессе.

Арес усмехнулся:

– Вот поэтому ты мне нравишься.

Лео шепнул ей на ухо:

– Аид вроде как в бешенстве, но я бы сказал – это его нормальное состояние. Не парься.

Она кивнула, стараясь расслабиться. Но глаза всё равно сами тянулись к Аиду. Тот наконец оторвался от телефона, поднял голову и посмотрел прямо на неё. Его голос был спокойным, но твёрдым:

– На концерте ты будешь за кулисами. Не высовывайся в зал. И если журналисты полезут с вопросами – молчи.

– Спасибо за инструкции, босс, – огрызнулась Зарина. – Но я не планирую раздавать автографы.

Он слегка склонил голову, оценивая её.

– Просто помни, что на сцене у нас шоу. В реальной жизни – другое. Не путай.

Автобус дёрнулся, тронувшись с места. В динамиках тихо играла инструменталка группы. Аид снова уткнулся в телефон. Остальные участники переговаривались вполголоса.

Зарина откинулась на спинку сиденья и посмотрела в окно. Москва мелькала огнями, и всё внутри сжималось от странной смеси злости и любопытства.

Впереди – концерт. И она знала, что этот вечер не пройдёт спокойно.

К залу их провели через служебный коридор. Шум толпы усиливался с каждым шагом – низкий гул, переходящий в рев. Зарина шла за Лиямом, стараясь не отставать.

Из-за угла уже бил яркий свет прожекторов. Дребезжали стены от ударов баса, хотя группа ещё не вышла.

– Сюда, – бросил Лиям, толкнув дверь.

За кулисами царил хаос. Кто-то тянул кабели, кто-то перекрикивался по рации. Светотехники колдовали над пультом, проверяя световые панели, которые мерцали алым и синим.

Арес, закинув полотенце на плечо, прохаживался туда-сюда, щёлкая барабанными палочками по собственной ладони. Лео шутил с двумя девушками из команды, Эзо сидел в углу, задумчиво перебирая струны.

Лиям снял кожаную куртку, остался в чёрной футболке с надписью на латыни. Его руки были забиты татуировками, на шее поблёскивал цепь. Он кивнул Зарине:

– Смотри отсюда. Не вздумай лезть на сцену.

Она, немного задетая его тоном, поджала губы:

– Спокойно. Я не собираюсь тебя подменять.

Он уже не ответил – его окликнул звукорежиссёр, и Лиям скрылся за занавесом.

Через пару минут свет в зале погас. Толпа взревела. Громко заиграла интро. Лазерные лучи рассекали дым, и под низкий гул баса на сцену вышли музыканты.

Аид шагнул к микрофону. Его голос прорезал темноту:

– Москва, are you ready?

Толпа завизжала.

Музыка взорвалась – тяжёлые рифы, мощный бит. Зарина стояла в проёме кулис, глядя, как он трансформируется на сцене. Здесь он был другим: яростным, полным энергии, и каждая его движущаяся тень казалась частью хищного танца.

Песни сменяли друг друга. Пиротехника взрывалась огненными шипами вверх. Лиям рассекающе рвал гитарные запилы. Арес поднимал палочки к небу, раздавая ударные, словно выстрелы.

И вдруг – тишина. Только глухой стук бас-бочки в полутемноте.

Аид подошёл к микрофону ближе, опустил взгляд, а потом медленно поднял глаза в зал. Голос у него стал глуже, тише:

– У каждой тьмы есть своя песня. Сегодня я сыграю вам её.

Он ударил по струнам, и зазвучала медленная, тягучая баллада. Гитарный звук был резким, но печальным, как лезвие, проведённое по стеклу.

Зарина замерла. Песня звучала почти как исповедь. В некоторых словах она уловила странную близость к стихотворению, которое он когда-то прислал ей ночью.

Толпа затихла, будто никто не дышал.

В самом конце он произнёс:

– This one… for those we lost… and those who stayed.(Это… для тех, кого мы потеряли… и тех, кто остался. )

Он обвёл взглядом зал – и вдруг на миг задержался глазами на Зарине в кулисах.

Зарина не знала, почему сердце у неё сжалось. Она снова увидела того парня из Италии. Но уже не парня с мечтой, а мужчину, раздираемого своими демонами.

Когда песня стихла, зал взорвался криками и аплодисментами. Шоу продолжилось, снова выстрелами света и звука. Но у Зарины перед глазами всё ещё стояло его лицо.

Толпа не расходилась даже после последнего аккорда. Люди всё ещё орали «Аид! Аид!», стучали в ограждения, вытягивали руки с плакатами и телефонами.

Зарина стояла у стены за кулисами, прислушиваясь к гулу, который гудел в животе, будто от слишком громкой бас-гитары.

Лиям вышел со сцены, вытер лицо полотенцем, швырнул его Аресу. Подошёл к Зарине, достал из кармана ключи и сунул ей в ладонь.

– Иди в машину. Подожди меня там. Здесь сейчас мясо начнётся.

Зарина нахмурилась, крепче сжав ключи:

– Я сама уеду. У меня метро в трёх шагах.

Он посмотрел на неё так, будто хотел что-то сказать, но сдержался.

– Сегодня все таксисты забиты. И в метро сейчас тоже толпа после концерта. Хочешь, чтобы тебя пятьдесят раз за задницу схватили? – сказал он наконец, сухо и чуть раздражённо. – Садись в машину. Я быстро.

– Почему ты решаешь, что мне делать? – выпалила она.

Он склонил голову ближе:

– Потому что знаю, как это бывает. Хватит спорить.

И развернулся, прежде чем она успела что-то добавить.

Она посмотрела ему вслед, фыркнула и всё-таки двинулась к выходу.

Лиям задержался ненадолго у коридора, где стояли охранники. Из-за двери доносились крики фанатов. Кто-то тянул к нему плакат, кто-то просил автограф. Он расписался на паре билетов, коротко кивнул нескольким девушкам, а потом ловко протиснулся сквозь охрану и исчез за дверью.

На улице воздух был липкий от прожекторов и выхлопов машин. Люди кучковались у ограждений, снуя в поисках такси. Зарина увидела припаркованную машину. Краем глаза заметила, как несколько мужчин громко обсуждали её и ещё двух девчонок, которые вышли из зала.

Она быстро села в машину Лияма, захлопнула дверь и шумно выдохнула.

В зеркале заднего вида она видела, как Лиям наконец появляется в дверях, пробиваясь сквозь фанатов.

Он шёл к машине, засунув руки в карманы, в глазах – привычная отстранённость.

Он сел за руль, завёл двигатель. Несколько минут они ехали молча, только шум улицы заполнял салон. Зарина смотрела в окно, пока Лиям сосредоточенно маневрировал между машинами.

– Тяжёлый день? – всё же спросила она, когда за окном замелькали более спокойные улицы.

– Бывали хуже, – ответил он. – Но я бы не отказался забыть последние десять часов.

Она улыбнулась краешком губ:

– Не получится. Завтра всё продолжится.

Он коротко хмыкнул.

– В этом-то и проблема.

Минуты две снова молчали, пока он не спросил:

– Тебе не надоело таскаться с нами по всему городу?

– У меня к этому талант, – пожала плечами Зарина. – Плюс оплата хорошая. Плюс – иногда можно стать героиней романа.

Он чуть повернул голову, смотря на неё исподлобья.

– Значит, я герой твоего романа?

Она усмехнулась:

– Слишком заносчивый для моего вкуса.

Он кивнул и больше ничего не сказал.

Когда подъехали к её дому, он выключил мотор, но не спешил уходить. Глаза у него были уставшие, под ними – лёгкие тени. Он потер переносицу, вздохнул.

– Ты вообще домой собираешься? – спросила она, не открывая дверь.

– Сейчас уеду.

Она посмотрела на него внимательнее.

– Ты сейчас уснёшь за рулём. Заходи. Выпьешь кофе – и едь.

Он пару секунд медлил, потом кивнул:

– Ладно. Но только кофе.

– Угу, расскажешь это моей кофемашине.

Они поднялись в её квартиру. Зарина показала ему на диван в гостиной.

– Садись. Я быстро.

Она ушла на кухню. Слышно было, как журчит вода и скребёт ложка о чашки. Когда вернулась, держа две кружки, Лиям уже сидел, откинувшись на спинку дивана, глаза закрыты, голова чуть склонена вперёд.

– Лиям? – позвала она тихо.

Он не отозвался.

Зарина подошла ближе. Он спал.

Она поставила кружки на стол, посмотрела на него несколько секунд. Потом выключила верхний свет, оставив лишь мягкий свет бра.

Вздохнула и пошла за пледом.

Запах кофе вытащил Зарину из сна сильнее будильника. Она моргнула, сфокусировалась на светлом потолке и поняла, что на кухне кто-то возится.

Она выбралась из спальни босиком. На кухне у плиты стоял Лиям – в чёрной футболке, волосы собраны в хвост, на носу очки для чтения, которые она у него ещё ни разу не видела.

Он держал в руке деревянную ложку и мешал кофе в турке.

– Я думала, эта турка только для красоты стоит, – пробормотала Зарина, прислонившись к косяку.

Он поднял глаза из-под очков:

– Зря. Это – святое. У тебя, кстати, хороший набор специй. – Он ткнул ложкой в баночку корицы. – Но масло – странная идея.

– Масло – это мама. Говорит, так мягче.

– А я люблю, когда горчит, – сказал он. – Но сегодня сделаю мягче. Ты всё-таки меня приютила.

Она вздохнула, потерев рукой лицо.

– Ты задолжал мне кофе. Вчера ночью бездарно уснул на моём диване.

Он хмыкнул.

– Виноват. Исправляюсь.

– И с каких пор ты носишь очки?

Он снял их, сунул в карман джинс.

– Не придирайся. У каждого свои слабости.

Она улыбнулась уголком губ и пошла в комнату.

– Дай мне десять минут, переоденусь. И, кстати, чур ты за рулём.

– Понял. Я подожду.

Когда она вернулась, он уже разлил кофе по двум чашкам и поставил их на стол.

– Поедем? – спросил он.

– Поехали, пока ты опять не уснул.

Он бросил на неё взгляд снизу вверх, чуть приподняв бровь.

– Не рассчитывай. Я сегодня бодр.

Зарина сидела в кресле, как в капкане, чувствуя, как Арес всё больше нависает над ней. Он снова опустил руку ей на плечо, провёл пальцами по ключице, голос его стал ниже и мягче, почти интимным:

– Давай, детка… Ну чего ты так напряглась? Я же аккуратно… – он чуть склонился к её шее, дыхание обжигало кожу.

Она дёрнулась в сторону, но он сжал её за плечи крепче.

– Не дергайся… – он ухмыльнулся. – Только посмотрю, как ты пахнешь…

Он наклонился и коснулся губами её шеи.

Внутри у неё всё похолодело. Она открыла рот, чтобы крикнуть, но в этот момент раздался хриплый, сдержанный голос:

– Арес. Отойди.

Голос Лияма. Холодный, как нож.

Арес поднял голову, лениво обернулся – и получил кулаком в челюсть так быстро, что не успел даже выругаться. Он пошатнулся, уронив руку с плеч Зарины.

– Ты что, с ума сошёл?! – зарычал Арес, вытирая кровь с губ.

Лиям толкнул его в грудь, прижимая к стене. Его лицо было каменным, глаза прищурены:

– Сколько раз тебе нужно объяснять, что мы здесь работаем, а не в игры играем?

Арес выдохнул, ухмыляясь сквозь кровь:

– Да ладно тебе, Аид… Она сама…

Лиям навис над ним ещё ниже:

– Если бы я сейчас не зашёл, ты бы прямо здесь её уложил. Ещё и без её согласия.

Арес оттолкнул его, отскакивая на шаг:

– Не перегибай. Она же взрослая девчонка.

Лиям шагнул к нему, и Арес инстинктивно прижался к стене. Лиям говорил тихо, но каждый его слог резал воздух:

– Если я ещё хоть раз увижу, что ты к ней прикасаешься без её разрешения – клянусь, я тебе руки сломаю. И будет плевать, что ты мой ударник.

Арес криво усмехнулся, но по глазам было видно, что отступает.

– Ладно, босс. Как скажешь. – Он бросил на Зарину взгляд – уже без прежней наглости – и развернулся, уходя прочь по коридору.

Лиям тяжело выдохнул, провёл рукой по лицу. Повернулся к Зарине.

– Всё нормально? Он тебя не успел… – он замолчал, сжав зубы.

Она лишь молча кивнула, сглатывая комок в горле.

Лиям отвёл взгляд, слегка отвернувшись, будто сдерживая злость.

– Пошли. Нам ещё дел хватает.

И пошёл первым по коридору, не дожидаясь её шага.

На крыше было шумно: техники таскали прожекторы, фотографы щёлкали камерами, кто-то смеялся, кто-то матерился из-за ветра. Огни Москвы внизу мигали, как гирлянда.

Зарина стояла сбоку, поправляла волосы, которые постоянно лезли в лицо. Она искала глазами Лияма – и наконец нашла его у самого края крыши.

Он стоял, опершись локтями о перила. Ветер трепал его длинный хвост.

Она подошла ближе и, слегка прикрикнув, чтобы перекричать музыку:

– Ты чего туда уставился? Собрался вниз прыгнуть?

Он повернул голову, прищурился, и в его голосе прозвучала лёгкая усмешка:

– Да нет. Просто… прикольно тут. Я вообще сюда случайно зашёл. Думал, курилка или типа того. А тут вид офигенный.

– Случайно? – фыркнула Зарина. – Так ты не в курсе, что ты на крыше стоишь в центре Москвы?

Он развёл руками:

– Я вообще впервые в этой стране, если что. Я тут везде «не в курсе».

Она рассмеялась.

– Ну, классно. Лишь бы вниз не навернулся. Тут ветер такой, что сдует вместе с хвостом.

Он хмыкнул:

– Было бы эффектно. Гитарист бы мою партию играл, пока я лечу вниз.

– Ага, а я бы потом переводила новости, как ты свалился со здания, – покачала головой Зарина. – У тебя фанаты инфаркт схватят.

Он посмотрел на неё чуть серьёзнее:

– Кстати, а ты чего сюда поднялась?

– Работаю я тут. Перевожу ваших шутников, чтоб они не ляпнули чего лишнего, – буркнула она. – И тебя тоже.

Он усмехнулся:

– Значит, ты теперь моя страховка?

– Можно и так сказать, – подыграла она. – Только не рассчитывай, что я тебя ловить буду, если ты вдруг прыгнешь. У меня бицухи не хватит.

Он рассмеялся коротко, впервые за вечер по-настоящему.

– Ладно, пойдём вниз. Я замёрз. И вообще, мне сказали, тут фотосессия.

– Во-во. Иди, тебя зовут. Только не вздумай опять исчезнуть.

Он кивнул, ухмыльнулся и, уходя, бросил через плечо:

– Ну если исчезну – будешь писать про меня книгу.

Зарина качнула головой, глядя ему вслед. Внутри всё чуть щекотало – хотя и непонятно, от чего именно.

Зарина отошла чуть в сторонку, глядя вниз на огни города. Она сжала плечи, будто её пробрало холодом – или воспоминанием о том, как утром к ней лез Арес.

Неожиданно рядом с ней оказался он. Арес держал в руках чёрную косуху и слегка смущённо улыбнулся:

– Слушай… – начал он. – Я, ну… утро, короче, это я перегнул. Бывает у меня.

Зарина чуть сдвинула брови, но молчала.

Арес потёр шею, протянул ей косуху:

– Держи. Ветер тут дурной. И не думай, что я снова к тебе клеюсь. Просто… замёрзнешь ещё.

Зарина взглянула на него исподлобья, но всё-таки взяла куртку.

– Спасибо. Надеюсь, она не заразная?

Он фыркнул:

– Да ну тебя. Если заразная, то только рок-н-роллом.

– Вот этого мне ещё не хватало, – хмыкнула она. – Ещё начну по сценам скакать.

Арес ухмыльнулся, чуть наклонившись ближе:

– Могу научить. Ну, если что. Только без приставаний, клянусь.

Зарина скептически подняла бровь:

– С сегодняшнего дня ты под наблюдением. Я тебя больше переводить боюсь. Вдруг опять как брякнешь что-нибудь.

– Считай, что я перевоспитался. Ну, почти, – пожал плечами он. – Зато признаю: я был козлом.

Она чуть улыбнулась, убирая волосы за ухо:

– Ладно. Извинение засчитано. Но косуху верну потом – она пахнет табаком и чем-то сладким.

Арес вскинул брови:

– Это ж мои духи. «Пот ударника и ваниль». Эксклюзив.

Зарина расхохоталась.

– Вот и держи свои эксклюзивы при себе.

– Как скажешь, переводчица, – ответил он, слегка расслабленно. – Ладно. Пойду искать остальных. Ты если что – зови. Я теперь в долгу.

Он кивнул и пошёл прочь, оставив Зарину на ветру, чуть прижимающую к себе тяжёлую косуху.

Глава 4

Аэропорт шумит. Гул голосов, прокатывающиеся чемоданы, запах кофе и стерильного воздуха. Я стою у выхода на международные рейсы. Они улетают. А я – остаюсь.

Лео, как всегда, шумный. Подходит первым, обнимает, даже не спросив разрешения.

– Ну что, Зара, было весело. Ты клёвая, прям правда. Без тебя нас бы уже депортировали за плохой английский.

– Это точно, – усмехаюсь. – Особенно когда ты пытался объяснить, что «лампа – это дух тура».

– Эй! Это была метафора, – парирует он, щёлкая пальцами. – Если будешь в Нью-Йорке – зови. Покажу тебе город, где даже кофе звучит как бас.

Он подмигивает, исчезает за спинами пассажиров.

Эзо лишь кивает. Подходит, коротко жмёт руку.

– Спасибо. Профессионально и спокойно. Мне этого не хватало.

– Удивительно, – говорю, – ты всё это время молчал, а теперь вдруг говоришь, как будто весь сценарий репетировал.

Он чуть улыбается – почти незаметно – и уходит.

Арес появляется неожиданно. Кожаная куртка на одном плече, солнцезащитные очки на пол-лица, но, кажется, он трезвее обычного.

– Ну, что, рыжая ведьма, – говорит, – надеюсь, я не оставил совсем ужасное впечатление?

– Только процентов на шестьдесят, – фыркаю. – Остальные сорок ты кое-как отвоевал.

Он хохочет.

– Слушай, спасибо тебе. Правда. Я дурак, но не совсем. Ты классная.

Пауза. Он накидывает на меня свою куртку. Просто так.

– Если когда-нибудь захочешь убежать от реальности – знай, где нас искать. Вечно на гастролях, вечно на грани. Но с хорошей музыкой.

– Угу. Границы, конечно, не твоя тема, но… спасибо.

Он кивает, обнимает мимолётно, и уходит к остальным.

И вот… я остаюсь. Среди чемоданов, пустых кресел и уезжающей музыки. Они заходят в зону посадки. Последний взгляд. Последнее «пока». Все, кроме одного.

Лиям всё ещё стоит чуть поодаль. Спиной. Его чёрная косуха, собранные волосы. Он не прощается. Пока что.

Я замечаю, что Лиям всё это время стоит чуть в стороне. Он наблюдает, как я прощаюсь со всеми, но не вмешивается.

Он медленно подходит ко мне, словно не спеша лишний раз сокращать дистанцию.

– Ну, – говорит он наконец, – день выдался… странный. Как и вся эта неделя.

– Да уж. Лёгким назвать сложно, – отвечаю.

Он чуть усмехается. Его взгляд скользит куда-то мимо меня, как будто он всё ещё не решается смотреть прямо в глаза.

– Спасибо тебе, Зарина. За то, что держала всё это вместе. За то, что была… ну… нормальной, в отличие от некоторых. – Он кивает в сторону, где уже почти скрылись остальные.

Я смеюсь.

– Не за что. Скажи спасибо, что я вообще с вами выжила.

Он вздыхает, чуть сжимает губы.

– Я… эээ… короче, если вдруг окажешься в Нью-Йорке… – Он запинается, будто не любит такие разговоры. – Ну, или где угодно ещё. Напиши. Или позвони.

– Напишу, – говорю я. – Если не забуду, как тебя зовут.

– О, это сложно забыть, – фыркает он. Потом слегка склоняет голову. – У тебя… старые контактные данные?

Я моргаю.

– В смысле?

Он дёргает уголком рта, словно пытается скрыть улыбку.

– Напишу тебе. На всякий случай. – Он отступает на шаг, смотрит на меня долго. – Береги себя, Зарина.

И прежде чем я успеваю что-то ответить, он разворачивается и уходит вслед за остальными.

А я остаюсь стоять среди людей, чемоданов и отлетающих самолётов. И почему-то чувствую, что что-то ещё между нами точно не закончено.

Прошёл месяц. Наконец-то моё сердце успокаивается после всей этой истории – мы всё обсудили, разложили по полочкам. Жизнь вроде бы возвращается в мирное русло.

Не считая, конечно, того, что половина универа теперь таращится на меня, потому что все видели фото с фестиваля, пресс-конференций и интервью с Аидом и группой Crimson Night. На улице тоже иногда ловлю на себе взгляды – люди узнают.

А Лиям, кстати, действительно написал. Мы переписываемся время от времени. Не сказать, чтобы постоянно, но иногда он кидает пару строк – чаще всего что-то короткое или странное, в его стиле. И я… даже не знаю, рада я этому или нет. Но пусть пишет.

Сегодня пятница. Пар нет, только работа, но я её уже закрыла. Хотела просто выдохнуть – всё-таки за неделю с группой мне перевели столько, сколько обычно получаю за месяц.

Лежу, уставившись в потолок, пытаюсь решить, чем заняться. Может, просто валяться весь день. Может, съездить куда-нибудь.

И тут телефон пиликает. Смс. От Лияма. Странно вообще – с утра.

Там всего одна фраза: «Ты дома?»

Я пару секунд просто смотрю на экран. И думаю, отвечать сразу или пусть подождёт.

Любопытство всё-таки побеждает. Печатаю коротко:

– Дома.

Проходит секунд двадцать. Приходит ещё одно сообщение:

– Спускайся. Я приехал. Займу пять минут твоего времени.

Я сижу, тупо глядя в экран. Он приехал?

Быстро набираю:

– Ты в Москве? Когда ты успел прилететь? И почему никому ничего не сказал?

Но уже понимаю, что он, скорее всего, просто не ответит на все эти вопросы в тексте. Придётся спуститься.

Быстро одеваюсь – джинсы, футболка, хвост наспех. Спускаюсь к лифту.

Нажимаю кнопку. Двери почти закрываются, но замечаю краем глаза, что кто-то идёт. Придерживаю.

В первую секунду сердце реально замирает. Лиям? Решил не ждать во дворе и поднялся?

Но нет. Это не он. Парень почти того же типажа – высокий, в чёрном, волосы длинные, тату на руках. Но черты лица другие. Русский, кажется.

Он кивает и вежливо говорит:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – отвечаю и невольно улыбаюсь.

– Вам на первый?

– Да, на первый.

– Отлично, мне тоже. – Он жмёт кнопку и отступает чуть в сторону. – Спасибо, что придержали.

– Да не за что.

Лифт начинает плавно ехать вниз, а у меня в голове всё ещё крутится одно: Лиям ждёт во дворе.

Выходя из подъезда, замечаю его сразу. Лиям. Стоит, облокотившись на чёрную машину, как всегда в чёрном, волосы собраны в низкий хвост. На улице пасмурно, а он всё равно выглядит так, будто ему плевать на весь мир.

Он поднимает взгляд, и его губы чуть трогаются в улыбке.

– Привет, Зарина.

– Привет… – выдыхаю. – Ты приехал.

Он обходит машину и открывает передо мной пассажирскую дверь.

– Садись. Поговорим в машине.

– Но я даже не одета куда-то ехать… – бормочу, оглядывая свой неприметный прикид.

– Неважно. Просто сядь.

Вздыхаю и опускаюсь в кресло. Дверь захлопывается, и в салоне сразу становится тихо. Он заводит машину, но не трогается с места. Несколько секунд просто сидит, смотрит вперёд.

Потом поворачивается ко мне. Его голос низкий, чуть хриплый:

– Ты, наверное, тоже заметила, что между нами всё… непонятно.

Я молчу, сердце начинает стучать быстрее.

– Я думал после того времени, что мы неделю провели бок о бок. – Он чуть откидывается на спинку сиденья. – И понял, что… не могу снова отпустить тебя.

Он делает паузу и смотрит мне прямо в глаза.

– Поэтому, Зарина… пойдём со мной на свидание. Дай мне шанс доказать, что я достоин быть твоим парнем.

Я только моргаю. Несколько раз. Потому что не уверена, что услышала всё правильно.

– Ты серьёзно? Или это какой-то изощрённый прикол? – выпаливаю, глядя на него с прищуром.

Он продолжает смотреть прямо в глаза, без намёка на улыбку.

– Я когда-нибудь шутил?

Я сглатываю. Чёрт. Он и правда не шутит. У меня внутри всё мешается – тревога, адреналин, бешеная радость. И я понятия не имею, что мне на это сказать.

– Я… – начинаю и сама не верю, что это говорю. – Ладно. Да. Я схожу с тобой на свидание.

Он чуть отстраняется, смотрит так, будто реально хочет убедиться, что я это сказала всерьёз.

– Серьёзно?

– Да, да, серьёзно, – киваю быстро и вдруг сама тянусь к нему и обнимаю за шею, прижимаюсь к нему, чтобы он точно не сомневался.

Он будто на секунду замирает, а потом медленно обнимает меня в ответ. Его руки крепкие и чуть напряжённые, но тёплые. Наклоняется и, почти касаясь губами моих волос, говорит низким голосом:

– Я заберу тебя в семь. Будь готова.

Он ещё несколько секунд держит меня в объятиях, а потом чуть мягче отстраняется. Его взгляд снова становится чуть отстранённым, привычно холодным, но я замечаю, что кончики его пальцев медленно скользят по моим рукам, прежде чем он окончательно отпускает.

– В семь, – повторяет он, коротко кивает и разворачивается к машине.

Я остаюсь стоять на месте, пока он открывает дверь, садится и, не теряя времени, заводит двигатель. Несколько секунд он будто колеблется, как будто хочет что-то ещё сказать, но в итоге просто отводит взгляд и уезжает.

Я стою и смотрю вслед его машине, пока красные огни не исчезают за углом. Потом резко выдыхаю и смотрю на экран телефона. Почти двенадцать. Чёрт. Семь часов вечера – это всего семь часов на подготовку. А это значит, что времени на панику у меня нет вообще.

Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к подъезду. В лифте я буквально подпрыгиваю от нервов. То ли от радости, то ли от стресса, то ли от ощущения, что вся моя жизнь внезапно летит куда-то с бешеной скоростью.

Когда захлопываю за собой дверь квартиры, на меня накатывает всё сразу. Мне хочется смеяться, орать, звонить Эльмире, чтобы вывалить всё это на неё, но вместо этого я просто прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза.

– Семь часов. – шепчу я в тишину комнаты, как будто проверяю вслух, действительно ли всё это происходит.

Я подхожу к зеркалу в коридоре, оглядываю себя с ног до головы и закатываю глаза. Ещё утром мне казалось, что я выгляжу нормально. Но для свидания с Лиямом – с Аидом, рок-иконой, человеком, который только что сказал, что хочет быть со мной, – этого явно мало.

Я скидываю куртку и иду в спальню. Открываю шкаф. Десятки вешалок с вещами начинают раскачиваться, пока я в панике просматриваю один наряд за другим. Всё не то. Всё либо слишком повседневное, либо слишком официальное. Либо слишком невинное, либо слишком вызывающее.

– Чёрт, – бормочу я, вытаскивая одно платье и закидывая его обратно. – Как будто я вообще когда-нибудь готовилась к свиданию с рок-звездой.

Я достаю телефон, чтобы загуглить «лук для свидания с фронтменом рок-группы», но понимаю, что это полная дичь. Вдох-выдох. Нужно собраться. Я решаю, что начну с душа, потом займусь макияжем и только потом снова вернусь к шкафу.

Я смотрю на часы. Почти двенадцать двадцать. Времени – катастрофически мало. Но мне плевать. Сегодня вечером я иду на свидание. И хочу выглядеть так, чтобы он потом ещё долго не мог меня забыть.

И я резко захлопываю дверцу шкафа и шагаю в ванную. В голове уже начинают складываться сотни планов, обрывки воспоминаний о том, что он любит, и чего он не выносит. И внутри у меня впервые за долгое время – чуть тревожно, но всё-таки ужасно захватывающе.

Когда выхожу из душа, горячий пар всё ещё клубится в ванной, а волосы мокрыми прядями липнут к плечам. Я стою перед зеркалом, закутанная в полотенце, и смотрю на своё отражение. Сердце уже бьётся не так лихорадочно, но в голове крутится одна-единственная мысль: первое свидание – это не момент показывать, что он тебе слишком важен.

– Дура, – тихо говорю сама себе, вытирая влагу с лица. – Сама его обняла. Нужно было сдержаться.

Я вспоминаю, как бросилась к нему, как обняла, как он на секунду завис, прежде чем ответить. И меня пробирает неловкая дрожь.

– Наверно, подумал, что я так и ждала, когда он скажет такое, – бормочу, закатывая глаза. – Старые ошибки тебя не учат, да, Зарина?

Я отбрасываю полотенце и быстро стаскиваю с вешалки лёгкий халат. Иду к шкафу. Дёргаю створки. Шум вешалок, скользящий звук ткани.

Сегодня я не хочу выглядеть девчонкой, которая готова упасть в обморок от счастья только потому, что её позвали на свидание. Я должна быть спокойнее. Отстранённее. Напомнить себе, что у меня есть своя жизнь, и что он – не её центр.

Руки скользят по тканям – кружево, бархат, лёгкий шёлк… Всё это откладываю в сторону.

– Нет, не сегодня. Никаких платьиц, никаких вырезов, – приговариваю себе под нос.

Взгляд падает на белый классический женский костюм. Приталенный пиджак, строгие линии, чуть зауженные брюки. Достаточно элегантный для ужина. И достаточно строгий, чтобы не выглядеть кокетливо.

Я достаю костюм, прикладываю к себе перед зеркалом. Белый цвет подчёркивает кожу, волосы выглядят чуть темнее, глаза – ярче. Лёгкая улыбка скользит по губам.

– Вот это другое дело. Пусть видит, что у меня всё под контролем. – Я киваю своему отражению, словно договариваюсь сама с собой.

Я вешаю костюм на ручку шкафа, чтобы он немного расправился, и иду сушить волосы. В голове уже выстраиваю план: макияж нейтральный, волосы распущу или соберу в низкий хвост? Не хочу выглядеть слишком нарядно… но и слишком просто тоже.

Внутри всё ещё дрожит что-то мелкое, тревожное. Но поверх этого накатывает ощущение какой-то новой силы. Сегодня вечером я не собираюсь казаться девочкой, которая потеряла голову.

Сегодня вечером – я та, кто выбирает.

Время близится к семи. Я стою в прихожей, слегка нервно поправляя манжет пиджака. Смотрю в зеркало и пытаюсь изобразить спокойное лицо.

Когда раздаётся звонок в домофон, сердце всё равно вздрагивает. Я говорю себе «спокойно», но ноги уже сами несут меня вниз.

Во дворе Лиям стоит у машины, держа в руке огромный букет бордовых роз. Стебли перевязаны широкой чёрной лентой, и букет почти доходит мне до подбородка.

Он протягивает его молча, взгляд всё такой же спокойный и чуть насмешливый.

– Ты серьёзно? – хмыкаю я, беря розы в руки. – Они со мной почти одного роста.

– Я же говорил, я не делаю ничего наполовину, – отвечает он и слегка приподнимает одну бровь. – И да, это всё на английском.

Он открывает мне дверь машины, и я, всё ещё немного ошарашенная, сажусь внутрь, прижимая к себе цветы. В салоне пахнет кожей, его одеколоном и лёгким ароматом бензина.

– Куда едем? – спрашиваю, пытаясь не уронить розы между сиденьями.

– Ужинать. Разве не в этом смысл свиданий? Узнавать друг друга и делать вид, что мы всё ещё не знаем, чем закончится вечер, – говорит он, включая зажигание.

Я фыркаю.

– Пожалуй, ты романтик. В своей странной, мрачной манере.

Он бросает на меня короткий взгляд:

– Ты свободна завтра?

– Вообще-то да, – признаюсь я. – А ты разве не должен уже улететь обратно в свой Нью-Йорк?

Он хмыкает и чуть кривит губы в полуулыбке:

– Я прилетел на все выходные. Не знаю, что это значит, но хотел убедиться, что у нас будет время.

Я отвожу взгляд в окно. Город за стеклом – золотые огни, шум машин, Москва дышит летним вечером.

– Странно всё это, – говорю я тихо. – Ещё месяц назад я думала, что никогда тебя больше не увижу.

– И всё-таки увидела, – отвечает он. – Может, это знак.

Я закатываю глаза:

– О, Господи. Не начинай про знаки судьбы.

Он смеётся, негромко, чуть сипло. И в этом смехе нет той тяжёлой усталости, что висела на нём в последние дни тура.

Мы подъезжаем к ресторану. Лиям выходит первым, обходит машину и открывает мне дверь. Его жесты резкие, чёткие, но в них есть что-то почти заботливое.

Он помогает мне выйти, и я чувствую, как его пальцы чуть дольше задерживаются на моей руке.

– Пошли. У нас вечер откровений.

– Только если ты тоже будешь откровенен, мистер рок-звезда, – бросаю я ему в ответ.

Он усмехается:

– Сегодня я готов играть честно. Но предупреждаю: можешь узнать обо мне больше, чем хотела бы.

И мы вместе входим в ресторан.

Мы сидим за столиком у окна. Вокруг мягкий свет, тихая музыка, сервировка будто из кино. Меню закрыто, заказ сделан, но тишина между нами такая, что слышно, как звякают ложки на других столах.

Лиям скрещивает руки на груди и наклоняется ко мне чуть ближе:

– Ну давай. Что хочешь узнать? – говорит он, по-английски, но медленно, чтобы я точно поняла.

Я моргаю, слегка смущённо.

– Эээ… допустим… кто ты по знаку зодиака? – выпаливаю я, сама еле сдерживая смешок. – Ну, с этого же часто начинают, когда друг друга узнают. Ещё рост и сколько тебе лет. Стандартный набор.

Он фыркает и чуть склоняет голову вбок:

– Серьёзно? Вот с этого?

– Ага, – упорно киваю я. – Давай, мистер рок-звезда, выкладывай свои секреты.

Он выдыхает, будто сдаётся.

– Ладно. Водолей я. Рост – сто восемьдесят четыре. Лет – двадцать два. Доволен? – он поднимает одну бровь. – Теперь твоя очередь, мисс интервьюер.

– Лев. Рост сто шестьдесят четыре. Девятнадцать. – выпаливаю я так быстро, что сама едва успеваю осознать, что сказала.

Он чуть откидывается на спинку кресла и медленно меня оглядывает:

– Лев. Ну конечно. В этом всё объяснение.

– Чего это всё объяснение? – прищуриваюсь я.

– Вся эта твоя… – он обводит рукой воздух, – харизма. И привычка командовать.

Я фыркаю и закатываю глаза:

– А у тебя водолейский комплекс спасителя, да? И вечная жажда свободы?

– А у тебя левиное упрямство и привычка считать себя центром вселенной, – парирует он.

Я показываю ему язык, и он невольно усмехается.

– Ладно, – говорит он уже мягче. – А если серьёзно… Есть ещё что хочешь спросить?

Я пожимаю плечами:

– Если честно, всё остальное сложнее, чем рост и знак зодиака.

– Вот и отлично. Значит, сегодня просто ужинаем. А всё остальное узнаем потом. – Он наклоняется чуть ближе и добавляет вполголоса: – У нас ведь впереди ещё два дня, помнишь?

И в этот момент официант приносит нам еду, спасая меня от необходимости что-то отвечать.

Мы ужинаем спокойно. Между нами всё ещё тянется какая-то странная смесь лёгкости и напряжения. Говорим о музыке, о том, где вкуснее кофе – в Москве или в Нью-Йорке, и смеёмся над тем, как я до сих пор путаю названия американских улиц.

Лиям в какой-то момент замолкает, будто собираясь что-то важное сказать, но так и не говорит. Только откидывается в кресле, глядя на меня так, будто пытается меня раскусить.

Когда мы выходим из ресторана, вечер уже слегка прохладный. Он молча раскрывает мне дверь машины. Я сажусь, чувствуя, что сердце всё ещё бьётся быстрее, чем должно.

В машине он снова включается:

– Ну… спасибо, что пришла. Я… – он запинается, чуть качает головой. – Я рад, что ты согласилась.

– Я тоже рада, – честно говорю я. – Но давай без иллюзий. У нас с тобой всё слишком… непонятно.

Он поворачивает ключ зажигания, взгляд устремлён на дорогу:

– Будет время, разберёмся. Пока просто едем вперёд.

По дороге мы почти молчим. Радио играет что-то ненавязчивое, но я всё равно ловлю себя на том, что иногда украдкой смотрю на его профиль.

Когда он останавливает машину у моего дома, он никуда не торопится. Секунду сидит молча, потом говорит:

– Я не хочу ничего торопить. Просто хочу, чтобы у нас был шанс.

Я киваю, чувствуя лёгкий комок в горле.

– Хорошо. Но… никаких поцелуев. Пока. – добавляю я, чуть прищурившись.

Он слегка усмехается.

– Понял. Без поцелуев. Пока.

Он выходит, обходит машину, открывает мне дверь. Я выхожу, и мы стоим секунду напротив друг друга, будто оба не уверены, что делать дальше. Но в итоге я просто улыбаюсь, разворачиваюсь и ухожу к подъезду.

Он садится обратно в машину. И только когда я уже захожу в подъезд, слышу, как его мотор уезжает в темноту.

И почему мне всё равно хочется, чтобы он остался хоть ещё на минуту?

Я просыпаюсь от вибрации телефона. Ещё не открыв глаз, шарю рукой по тумбочке и прижимаю трубку к уху, сипло бурча:

– Алло…

– Доброе утро, – звучит низкий голос Лияма, слишком бодрый для восьми утра. – Я приехал.

Я тут же приподнимаюсь на локте.

– Ты что, с ума сошёл? Так рано? Зачем?

Он усмехается в трубку:

– Ты забыла, что у нас каждый час на счету? Мне надо заполучить твоё предрасположение.

Я закатываю глаза, хоть он этого и не видит.

– И как мне одеться для этого великого дела?

– Удобно. – отвечает он без раздумий.

Спустя двадцать минут я спускаюсь вниз. На мне спортивные леггинсы, толстовка, хвост на макушке и ноль макияжа. Я чувствую себя школьницей перед уроком физры.

Он стоит, облокотившись на машину, в чёрных спортивных брюках и чёрной же худи. И всё равно выглядит как чёртов рок-звезда. Когда я сажусь в машину и хлопаю дверью, он протягивает руку и проводит пальцами по моим волосам и голове, будто проверяя, жива ли я.

– Как спалось, солнце? – спрашивает он, глядя на меня с насмешливой улыбкой.

Я косо на него смотрю:

– Ты издеваешься? Какое ещё солнце? Я хмурая, недовольная, сонная и без макияжа.

Он смеётся тихо, чуть хрипло:

– Ты – ноябрьское солнце. Капризное. Захочет – выглянет, не захочет – фиг его увидишь.

Я возмущённо фыркаю:

– Вообще-то я августовское солнце! В августе родилась!

Он ухмыляется, глаза сверкают:

– А зачали-то тебя в ноябре.

Я хлопаю его ладонью по руке в знак протеста.

– Ты дурак.

Он довольно улыбается и трогает с места. Пару минут едем молча. Я уставилась в окно, но не выдерживаю:

– Куда едем-то?

Он скользит по мне взглядом и говорит спокойно:

– Сюрприз.

Мы едем уже минут десять. Я, уставившись в окно, всё же не выдерживаю:

– Слушай, это та же машина, что в прошлый раз? Ты же её тогда арендовал…

Он кивает, не отрываясь от дороги:

– Да, арендовал. Люблю сам водить. Это для меня как релакс.

Я хмыкаю:

– Ну да, рок-звезда за рулём – чисто релакс.

Он скользит по мне взглядом и говорит с лёгкой усмешкой:

– В этот раз я её купил сразу.

Я моргаю, сбитая с толку:

– Купил? Но… ты же живёшь в Нью-Йорке. Зачем тебе машина в Москве?

Он замедляет ход, чуть поворачивается ко мне, прищуривается, губы трогает кривая ухмылка:

– Ну, думаю, у меня теперь будет причина прилетать в Москву чаще. Если ты дашь нам шанс.

Я чувствую, как щёки становятся горячими. Разворачиваюсь обратно к окну, скрывая улыбку.

– Дурак ты, – бормочу я себе под нос.

– Знаю, – весело отвечает он.

Вскоре он сворачивает к какому-то большому зданию. Я поднимаю брови:

– Это что? Спортивный центр? Ты решил с утра заняться спортом?

Он хитро на меня смотрит:

– У меня есть идея круче.

Он берёт меня за руку и ведёт внутрь. В нос бьёт запах магнезии и слышен звон металла. Я таращу глаза – передо мной открывается огромный зал для скалолазания. Цветные зацепы взмывают вверх до самого потолка. Люди висят на стенах, как пауки.

– Ты с ума сошёл, – выдыхаю я. – Альпинизм? С утра?

Он усмехается и наклоняется ко мне, шепчет почти в ухо:

– Говорят, это лучший способ проверить доверие. Будешь страховать меня?

Я выпучиваю глаза:

– Лиям, я максимум на турнике могу провисеть пять секунд.

Он смеётся и кидает мне мешочек с магнезией:

– Ну так будем тренировать выносливость.

Мы стоим внизу скалодрома, застегиваем страховочные системы. Он кидает на меня взгляд:

– Ну что, готова?

Я дерзко вскидываю подбородок:

– Всегда.

Мы одновременно хватаемся за зацепы и начинаем карабкаться. Сначала я думала, что он меня обгонит за две минуты, но неожиданно мы идём нос к носу – или, точнее, кроссовка к кроссовке. Он на полметра выше, но я цепляюсь цепко, почти не отставая.

На полпути он поворачивает голову и усмехается, тяжело дыша:

– Ты же говорила, что никогда этим не занималась.

Я ухмыляюсь:

– Часто лето в горах с друзьями провожу. Опыт, как говорится, не пропьёшь.

Он фыркает, перехватывая очередной выступ:

– Ну и ты не отстаёшь.

Я кривлю губы в ухмылке:

– А ты думал, я тут для красоты пришла?

Он усмехается, взгляд чуть лукавый:

– Я-то с Норвегии. Фьорды, скалы… как говорится, Швеция рядом, везде горы.

Я смеюсь:

– Ну, значит, у нас ничья, Викинг.

Он чуть склоняет голову набок, смотрит на меня с вызовом:

– Пока ничья. Встретимся на вершине.

– Договорились, – отзываюсь я и лезу быстрее.

И уже через пару минут мы вдвоём вцепляемся в последний зацеп и почти одновременно выпрыгиваем на площадку наверху. Оба дышим тяжело, но с широченными ухмылками на лицах.

Он смотрит на меня, прищурившись:

– Вот это ты меня удивила.

Я пожимаю плечами, отмахиваясь:

– Просто я не люблю проигрывать.

Он усмехается, трогает пальцами мой карабин, будто проверяя:

– Вот это мне в тебе нравится.

Мы спускаемся вниз по страховочным верёвкам. У меня руки дрожат от напряжения, но в голове всё ещё щёлкает адреналин. Лиям первым стягивает с себя страховочную систему и, улыбаясь, говорит:

– Ну что, чемпионка. Завтрак заслужила.

– Ещё бы, – фыркаю я. – После таких подвигов я готова съесть слона.

– Слона не обещаю, – усмехается он, – но могу предложить лучший завтрак в Москве.

– Где это?

– Сюрприз.

Он открывает мне дверь машины. Я, закатив глаза, плюхаюсь в кресло.

– Ты и сюрпризы… Надеюсь, это не снова скалы.

– Нет, – смеётся он, – сегодня скалы в тарелке.

– Что?!

– Шучу. Поехали.

Через двадцать минут мы останавливаемся у маленького стильного кафе с большими окнами и зелёными растениями на стенах. Внутри пахнет кофе и свежеиспечёнными круассанами.

Мы садимся за столик у окна. Лиям, снимая куртку, склоняется ко мне:

– Так. Раз уж мы сегодня честно соревновались, предлагаю и за завтраком продолжить игру.

– В чём? – щурюсь я.

– Вопрос на вопрос. Я задаю – ты отвечаешь. Потом ты – я. Без отказов.

– Хитро… Ладно. Начинай.

Он делает вид, что серьёзно раздумывает, и наконец говорит:

– Твой самый нелепый страх?

Я морщу нос:

– Что я однажды поскользнусь и умру, когда на мне дурацкие трусы в сердечках.

Он заливается смехом.

– О боже. Это сильно.

Я стучу пальцем по столу:

– Моя очередь. Самая странная еда, которую ты пробовал?

Он пожимает плечами:

– Маринованные акульи плавники. Было мерзко. Никому не советую.

– Фу…

Он усмехается:

– Зато тебя развеселил.

Мы заказываем кофе, круассаны и авокадо-тосты. Я откусываю кусочек и смотрю на него поверх чашки:

– И всё-таки, Лиям… ты реально купил машину, просто чтобы чаще в Москву летать?

Он чуть улыбается, наклоняясь ближе:

– Я ведь сказал – я не люблю проигрывать. Особенно в таких делах.

Я вздыхаю, отворачиваясь к окну, чтобы он не видел, как уголки моих губ всё-таки подрагивают от улыбки.

– Дурак ты.

– Но твой дурак?

Я фыркаю, втыкая вилку в тост:

– Посмотрим.

Оставшееся время мы гуляли по Красной площади. Народу – тьма. Туристы щёлкают затворами камер, продавцы наперебой предлагают матрёшки, магниты, ушанки и какие-то светящиеся брелки.

Мы просто идём, держась за руки, перекидываясь словами ни о чём. Лиям то и дело бросает взгляд вокруг, будто всё ещё не верит, что находится здесь, а не где-нибудь в Нью-Йорке.

– Знаешь, – говорит он, – у тебя страна такая… контрастная. Я смотрю на храм Василия Блаженного и думаю, что он как торт. Красивый, разноцветный, но вроде бы несъедобный.

Я фыркаю:

– Отличное сравнение. Туристы в восторге.

Он смеётся и пожимает плечами:

– Я ж турист, имею право.

Проходим мимо ещё одного лотка с ушанками. Продавец навязчиво суёт одну Лияму под нос.

– Бери, мужик, настоящая русская шапка, теплее не найдёшь!

Лиям кидает на меня взгляд с немым вопросом. Я качаю головой.

– Не вздумай. На тебе и так весь блеск рока написан, куда ещё ушанку.

Он закатывает глаза.

– Так вот почему ваши музыканты такие дерзкие – вас тут каждый второй пытается одеть или накормить.

– Или сфоткать, – добавляю я, показывая на японских туристок, которые тайком его снимают на телефон.

Он хмыкает:

– Звёздная жизнь, говоришь…

Чуть позже мы покупаем по стакану глинтвейна – горячий, терпкий, пахнет корицей и цитрусами. Я обхватываю пальцами бумажный стаканчик, чувствуя, как тепло пробивается сквозь перчатки.

– Хочешь попробовать? – протягиваю я свой Лияму.

Он пробует и слегка морщится:

– Ммм… слабо. Я думал, в России всё крепче.

– Ещё скажи, что водку ждёшь в стаканчике.

Он ухмыляется:

– Ну, если бы налили, я бы не отказался.

Мы смеёмся и идём дальше, в толпе, среди людей, камер, фонарей и зимнего воздуха, который щиплет щеки. Кажется, что всё это могло бы быть сценой из фильма – но для меня это просто выходной день.

И почему-то рядом с ним не хочется спешить домой.

Мы доехали до моего дома почти в полной тишине. Только музыка тихо играла в машине – что-то медленное, гитарное, наверняка из Лиямовой подборки.

Он тормозит у подъезда, глушит мотор и какое-то время просто смотрит вперёд, будто не решается что-то сказать.

– Ну что, – говорю я первой. – Экскурсия по Москве завершена, турист доволен?

Он усмехается:

– Доволен. Но, если честно… – Он поворачивается ко мне. – Я бы предпочёл не уезжать.

Я стараюсь не выдать смущения. Только киваю и делаю вид, что ищу что-то в сумке.

– Ну… спасибо за день. Было классно. И без ушанки обошлись.

Он усмехается и чуть склоняет голову:

– Без ушанки, но с глинтвейном. И со скалодромом. Думаю, это можно считать успехом.

Я открываю дверь машины, но он задерживает меня лёгким движением руки.

– Слушай… – начинает он, чуть хриплым голосом. – Я всё ещё хочу, чтобы это не закончилось. Дай знать, если захочешь увидеться снова. Даже если это просто кофе. Или альпинизм. Или прогулка по Красной.

Я чуть усмехаюсь:

– Посмотрим, мистер рок-звезда.

Он откидывается на спинку сиденья и ухмыляется:

– Значит, надежда есть.

Я выхожу, захлопываю за собой дверь и слышу, как машина медленно трогается с места. Оборачиваюсь через плечо – он всё ещё смотрит в зеркало заднего вида, пока не скрывается за поворотом.

И только тогда понимаю, что весь день улыбаюсь чаще, чем за последние месяцы.