Сердце как облако

Трек 1. Ты вся моя боль

decline (существительное / глагол)

1. Постепенное снижение, спад или упадок, как правило в экономике и торговле.

2. Уменьшение чего-либо.

3. То, что происходит с твоей карьерой, когда вокалист и гитарист уходят, а единственный план – слишком безумный и отчаянный.

– см. также: падение, угасание, попытка всё начать сначала.

– Где тебя черти носят, Пол?! – Гарри швырнул телефонную трубку с такой силой, что она жалобно звякнула. – Нас ждут уже минут двадцать!

– Нас ждут? – Пол, возившийся с замком, так и замер на пороге. – Кто?..

В последний раз их ждали, когда они забыли заплатить за аренду. Но обычно о Selardi Records – маленьком независимом лейбле, – мало кто вспоминал. В конце концов, они не Decca и не Parlophone, с которыми мечтает работать каждый музыкант. Поэтому известие Гарри Пола немало удивило, а грозный вид коллеги – сдвинутые брови и шумно раздувавшие ноздри, – даже разжёг любопытство.

Кому и какого чёрта от них нужно?

– Знаешь Рето Херцога? – Гарри скрестил свои большие руки на груди. – Который рулит «Ноктюрном»?

– Разумеется.

– Его менеджер по талантам сидит у нас в гостиной. Дескать, нравится мне ваша группа, на шоу хочу её позвать. Но есть одна крохотная, незначительная, не имеющая значения деталь: речь о The Beat Brothers.

– Вот чёрт, – сдержанно ругнулся Пол.

– Вот чёрт! – развёл руками Гарри.

Лучше бы их ждал хозяин квартиры, которому они задолжали. «Ноктюрн» – это же самое известное музыкальное шоу в стране. Прямой рейс до вершин чартов и богатства, без задержек и пересадок. В Selardi Records и мечтать не могли о таком приглашении, но мистера Херцога, на их беду, заинтересовали The Beat Brothers, а не нормальная группа.

– Так, – Пол попытался вернуть контроль над ситуацией, – поговорим с ним и расскажем всё как есть. Вы же предложили ему кофе?

– Во-первых, это она, – буркнул Гарри. – Во-вторых, ага, Крис позаботился. Эх, ну почему The Beat Brothers, дружище? Почему они?

– Вот сейчас и выясним.

Пол шагнул к зеркалу и попытался пригладить растрёпанные волосы. Несмотря на свои тридцать, из-за кудряшек Пол выглядел куда моложе. Не помогали ни высоченный – в шесть футов и три дюйма, – рост, ни элегантный деловой костюм. Впрочем, пойдёт и так: у них с «Ноктюрном» нет будущего, так что и производить впечатление не нужно. Гарри поскрёб синюю от щетины щёку и тоже махнул рукой на внешний вид. Во-первых, да, стараться смысла нет. Во-вторых, щетина – учитывая рокерскую разнузданность Гарри, – ему даже шла.

– Сойдёт, – констатировал Пол и повернулся к Гарри. – Ну что, пошли прощаться с нашими миллионами?

– Дружище, ну хорош! – взмолился Гарри. – Как ножом по сердцу!

Пол ободряюще – а что ещё он мог сделать? – похлопал друга по плечу. И вместе они шагнули, по сути, в гостиную, но на самом деле – навстречу судьбе.

Decca и Parlophone пленяли музыкантов с порога. В просторных офисах их встречали очаровательные секретарши, а в конференц-зале ждали угодливые менеджеры и контракт на миллионы фунтов стерлингов. Selardi Records даже тут не могли тягаться с конкурентами. Роль секретарши играл совсем не очаровательный Гарри, а роль офиса – обычная съёмная квартира. Оклеенные плакатами стены, вытертый ковёр, лианы проводов повсюду – приемлемо для горстки музыкантов, которые с ними работали. И которые не мечтали о миллионных контрактах.

Но девушка из «Ноктюрна» оказалась неуместно безупречной для их гостиной. Каштановые волосы в идеальной укладке, безукоризненно сидевший серый костюм – она могла сойти за внебрачную дочь Шарлотты Рэмплинг, настолько сильным было сходство. Увидев Пола, «мисс Рэмплинг» отставила фарфоровую чашечку – которую Пол никогда прежде не видел, – и протянула ему ухоженную руку.

– Дарси Миллер, – представилась она. – А вы, так понимаю, Пол Мэллиндер?

– Всё верно, мисс Миллер, – Пол осторожно сжал её пальцы. – Приятно познакомиться.

– Взаимно, мистер Мэллиндер. Рето в восторге от того, что вы делаете, так что я давно мечтала с вами познакомиться. Не буду тянуть и перейду сразу к сути, – мисс Миллер вынула из сумочки серебристый ежедневник. – Мы с Рето слышали по радио вашу группу – The Beat Brothers, – и были приятно удивлены. Кажется, Элвис никогда не звучал так свежо, и мы бы хотели пригласить ребят в «Ноктюрн».

– Так приглашайте, – хмыкнул Гарри, скрещивая руки на груди.

– Простите, мистер Андерсон, не понимаю вас, – улыбка мисс Миллер слегка померкла.

– The Beat Brothers не существует, – объяснил Пол. – Мы хотели прощупать рынок электронной музыки, поэтому записали экспериментальную кассету и разослали её по знакомым диджеям. Гарри сыграл Элвиса на синтезаторе, а я его спел. Мы не собирались становиться группой и даже не думали, что кто-то этим заинтересуется.

Улыбка мисс Миллер померкла окончательно. И Пол понимал, почему: они с Гарри не вписывались хоть в какой-то формат. В тридцать ты уже стар для поп-музыки и ещё молод для музыки серьёзной. Конечно, бывают и исключения, потому что любая великая группа – это нарушение правил. Но ни Пол, ни Гарри великими музыкантами не были, а потому мисс Миллер с лёгким разочарованием закрыла свой ежедневник.

– Уффф, – она провела рукой по лбу. – Что ж, очень жаль. Нам с Рето понравился ваш эксперимент. Если пожелаете его повторить, но уже с настоящей поп-группой – позвоните мне, – мисс Миллер вынула из сумочку визитку. – Рето любит ваш лейбл, и мы надеемся когда-нибудь заманить вас на телевидение.

– Благодарю, мисс Миллер, – Пол взял протянутую визитку. – Передайте мистеру Херцогу, что мы ценим и уважаем всё, что он делает в «Карусели».

– Я провожу вас, мисс Миллер, – вызвался Гарри.

Пока Гарри возился в коридоре, Пол пытался осознать происходящее. Оно больше напоминало сон, потому что только во сне Рето Херцог может знать об их лейбле. И только там можно услышать: «Создайте поп-группу – и место в шоу вам обеспечено». А вместе с ним – успех, слава и строчка рядом с Decca и Parlophone… Ну, или хотя бы только с Parlophone. Они ребята негордые – как-нибудь обойдутся.

«Сон», – убеждённо повторил Пол. Но визитка Дарси Миллер – твёрдый прямоугольник серебрённой бумаги, – говорила об обратном. Не сон: реальный шанс, что их наконец-то заметят.

– Ну, Пол, – Гарри вернулся в гостиную и рухнул в кресло, – что скажешь по поводу… Всего этого?

– То, что ты наверняка хочешь услышать, – загадочно улыбнулся Пол. – Нам нужна новая группа, приятель. И в этот раз – настоящая.

***

Пол и Гарри обсуждали группу, не подозревая, что в тридцати минутах от них разыгрывается настоящая драма. На северо-западе Лондона, в уютной квартирке на Бартоломью-роуд, молодой человек сдавил ладонями виски и с обречённым видом уставился на стопку документов.

«Что мне с этим делать?».

Молодого человека звали Лесли Глас. Он зарабатывал на жизнь музыкой, но при случае мог уйти и в манекенщики. Высокий, широкоплечий, с медно-русыми волосами и резко очерченной челюстью – журнальный облик не портили даже крапинки веснушек. Напротив, они придавали его образу живости и мальчишеского обаяния: без веснушек Лесли напоминал бы манекен, выставленный в витрине модного магазина.

«Можно, например, продать синтезаторы».

Лесли не задумывался о модельной карьере, но сейчас это казалось вполне разумным решением. На музыке зарабатывать не получалось – даже наоборот: музыка требовала всё больше и больше денег, свидетельством чему была увесистая стопка счетов.

Долги перед лейблом. Неустойки за срывы выступлений. Проценты бывшим коллегам – вот и всё наследство когда-то успешной группы. Не стоило, с мрачной иронией подумал Лесли, им называться «Decline» – потому что закат карьеры наступил быстрее, чем они могли предположить.

«Ещё, кстати, можно продать квартиру. Переехать на время к Дэйву или Эвелин, а потом…».

А что потом? Найти другую группу? Вернуться домой, где семейство Гласов в красках и деталях припомнит, как он бросил колледж ради электронной музыки? Нет уж, спасибо, подумал Лесли и посмотрел на потолок, словно в паутине трещинок кто-то зашифровал ответы на его вопросы.

Что.

Мне.

Делать?

Когда из Decline ушли вокалист и клавишник, они перестали справляться с обязанностями полноценной группы. Фанаты, недовольные уходом любимых участников, возвращали билеты. Клубы отменяли концерты и требовали неустойку. Лейбл, уставший поддерживать тонущий корабль на плаву, тоже хотел своего – всё это, описанное строгими банковскими терминами, Лесли читал не раз. Но ни размер долга, ни его структура не помогали понять, как решить накопившиеся проблемы.

Как.

Мне.

Быть?

Лесли всё ещё смотрел на потолок, отстукивая пальцами какой-то несложный ритм, когда решение вдруг пришло само. Оно не напоминало гениальное озарение или тот самый щелчок в голове: скорее запоздалое осознание какой-то очевидной истины. Идея Лесли была безумно простой и просто безумной одновременно: для оплаты долгов им нужна настоящая группа.

Сейчас в Decline всего два музыканта: он сам – и Стивен, их бывший арт-директор, экстренно переквалифицировавшийся в клавишника. Вдвоём они играли вполне сносно, но «сносно» залы не собирает: претензии от клубов тому доказательство. Значит, им нужно найти новых музыкантов в группу, а ещё – композитора и вокалиста. Лесли мог сыграть что угодно и даже спеть, но ему не хватало нерва. Слишком спокойный, с ровным голосом, Лесли не цеплял публику. Впрочем, как и его песни, больше напоминавшие эксперименты с синтезаторами. На Стивена – при всей его симпатии, – Лесли надежд не возлагал. Тот стал клавишником всего несколько недель назад и до сих пор умирал от страха при выходе на сцену.

Значит, решено: новые музыканты, вокалист и композитор – новое всё при прежнем названии. Если они выпустят успешный сингл, то покроют неустойки и даже немного заработают. Не вешать же, в конце концов, на новых коллег старые долги. Облегчение словно окатило Лесли волной прохладного воздуха, губы изогнулись в улыбке, а стопка счетов перестала внушать такой ужас. У него есть план, а, значит, ещё не всё потеряно. Всего-то найти талантливых коллег, написать цепляющую песню и упросить какой-нибудь сумасшедший лейбл её выпустить. Задачка проще простого.

«Стоит, по крайней мере, попробовать. Вряд ли будет хуже, чем сейчас».

Лесли убрал счета в стол, расчесал пальцами растрёпанную чёлку и потянулся за телефоном. На том конце провода откликнулись сразу: словно давно ждали звонка.

– Моретти, – кратко отозвался Стивен.

Несмотря на фамилию, во внешности Стивена не было ничего средиземноморского. Яркий шатен с мягкими чертами лица, он больше напоминал шотландца. Хотя о том, что Стив – шатен, Лесли узнал далеко не сразу. Когда они познакомились, Стивен учился на режиссёра, снимал сюрреалистические короткометражки и фанател от панк-групп. Подражая кумирам, он красил русые волосы в агрессивный красный, а вместо пальто носил шипастую косуху. Впрочем, всё это было ещё до Decline, где Стивен рисовал обложки и готовил слайд-шоу для выступлений.

– Стив, я знаю, как быстро разобраться с долгами, – уверенно заявил Лесли. – Нам нужна новая группа.

– А ты уверен, – осторожно спросил Стивен, – что она нам нужна?..

Лесли казался Стивену самым здравомыслящим из коллег. И тем страннее было, что именно он предложил такой безумный план. Не написать музыку для мыльной оперы. Не продать квартиры и инструменты – а пойти по тому же пути, где они уже наделали столько ошибок… Но, может, он заблуждается? Стивен, до звонка игравший на синтезаторе, опёрся локтями на пластиковый кожух и попробовал осмыслить услышанное безо всяких эмоций.

У них, почти банкротов, нет ни денег, ни времени на эксперименты. Кроме того, кто согласится с ними работать? Стивен бы и сам не согласился: размер долга пугал, а скандал, с которым распалась Decline, довершал и без того мрачный портрет. Нет, Лесли, очевидно, спятил. Ему нужно больше гулять и меньше сидеть над документами.

Стивен едва не поделился своими соображениями с коллегой – но его мгновенно ошпарило чувством вины. В отличие от него, Лесли пытался что-то сделать. Велел Стивену встать за синтезатор, а сам занял место вокалиста, чтобы не срывать запланированные концерты. Вместе со старшим братом – юристом Дэвидом, – занимался реструктуризацией долга. Отправлял демозаписи лейблам в надежде, что кто-то подберёт их, дрейфующих по морю отчаяния в шлюпке «Деклайн». Стивен же, как придворная дама, собирался капризно топнуть ногой и назвать очередную идею «безумной». Кажется, так не поступают хорошие коллеги и тем более – друзья.

«Вряд ли будет хуже, чем сейчас, – попытался успокоить себя Стивен. – Ну и раз Лесли это предлагает, значит, вариантов и вправду нет».

– Эй, всё нормально? – донёсся из трубки встревоженный голос. – Ты молчишь уже почти две минуты.

– Да-да, всё путём, – откликнулся Стивен. – Просто думал, где можно найти в меру сумасшедших музыкантов.

– Иначе говоря, ты «за»?

– А у меня есть выбор?

В трубке послышался потрескивавший помехами смех Лесли. Они неплохо ладили, но не льстили себе тем, что именно из-за этого оказались в одной группе. Стивен остался, лишь бы не работать с Робертом Биртом – их бывшим композитором. Лесли испытывал такие же тёплые чувства к Саше Росински – их вокалисту и гитаристу, – который первым рванул с тонущего корабля. И поделом обоим, разумно рассудил Стивен.

– Тогда, – в голосе Лесли послышалось непривычно воодушевление, – предлагаю зайти к Карлосу. Если кто и знает о свободных музыкантах и новых лейблах, так это он.

– Да, капитан, сэр, так точно зайти к Карлосу! – гаркнул Стивен.

– Вольно, сержант Моретти, – бодро отозвался Лесли. – Жду вас в «Авроре» через два часа.

Стивен повесил трубку, чувствуя, как воодушевление Лесли передалось ему. Даже дышать стало легче, будто комнату наполнил свежий горный воздух, а синтезатор, один вид которого вызывал приступ паники, казался чем-то знакомым и до боли родным. Стивен помнил, как все крутили у виска – от преподавателей до его тогдашней девушки, – когда он бросил колледж ради никому неизвестной электронной группы. Но в музыке, очевидно, есть что-то такое, что завораживает, околдовывает и отключает здравый смысл. Иначе бы Стивен так не поступил. Иначе бы он не радовался идее Лесли собрать группу – и вновь пойти по тому же пути, где они едва не потеряли самих себя.

***

Февраль тысяча девятьсот восьмидесятого – один из самых холодных в истории Лондона. Острый, будто бритва, ветер вынуждал Пола выше поднимать воротник пальто, а Гарри – туже запахивать свою потёртую кожаную куртку.

Каждый раз, как они покидали свой квартирный офис, их обоих пробирало до костей. Дело было не только в погоде, но и в самом времени, мрачном и неспокойном. В США проходили зимние олимпийские игры – и протесты против летних игр в СССР. В Великобритании, впрочем, хватало своих проблем. Росла безработица, шахтёры протестовали против политики Тэтчер, а мир ощущался ломким и хрупким, будто первый лёд. Казалось, все живут в тревожном ожидании катастрофы, и Пол с Гарри не стали исключениями. В офисе уютно потрескивал винил и шуршали бумаги, оберегая обоих от реальности. Снаружи же они видели серую геометрию Лондона и слышали потусторонний голос Иэна Кёртиса: напоминания о безрадостном настоящем.

С другой стороны, едва ли у них был выбор. В Лондоне почти не осталось полицейских будок, а те, что остались, не могли перемещаться во времени. Впрочем, Полу и Гарри это не требовалось. Ведь в безрадостном настоящем зарождалось долгожданное будущее: электронная музыка, которую они так любили. Пока ещё загадочная и довольно редкая, она уже пробивалась в чарты – и даже провоцировала создание специализированных студий. Как, например, «Аврора», куда они спешили по гранитным улицам столицы.

– Мои родные! – владелец студии, Карлос, драматично всплеснул руками. – Да вы же совсем продрогли!

– Да, погодка – прелесть, – кивнул Пол, стряхивая снежинки с волос и плеч.

– Из всех месяцев февраль – первый по мерзости, – проворчал Гарри. – Ни зима, ни весна, а чёрт-те что.

– Так, пальто – туда, – строго скомандовал Карлос. – А потом – ко мне в кабинет: отогреваться чаем и рассказывать, что у вас за дело.

Пол и Гарри безропотно подчинились. Сунув верхнюю одежду в шкаф, они проследовали за Карлосом по узкому коридору и очутились в помещении, слишком уютном для слова «кабинет». Никаких утилитарных шкафов и пластиковых полосок жалюзи. Окна скрывали зелёные шторы, создававшие в кабинете аквариумный полумрак, а документы Карлос хранил в изящном бюро, янтарно поблёскивавшим старым лаком. Пол не в первый раз отметил, что «Аврора» мало напоминает студию в привычном её понимании: скорее это кафе, где владелец знает всех посетителей и лично встречает каждого.

– Чаю? – Карлос кивнул на столик, где уже дымились чашки и сводил с ума ароматом свежий бисквит. – Если б не Видела, дьявол его возьми, никогда бы не уехал из Аргентины. Там же пляжи, пальмы, небо как бирюза… Так, – он ударил громадной ладонью по колену. – Вы же приехали по срочному делу. Так что там у вас?..

Горячий чай, воздушный бисквит, раскалённые спирали обогревателя – в такой обстановке хотелось не обсуждать дела лейбла, а сладко дремать прямо на диване. Однако Полу, какими бы тяжёлыми не казались веки, пришлось сделать над собой усилие. Во-первых, неизвестно ещё, как Карлос отнесётся к дрыхнущим у него в кабинете продюсерам. Во-вторых, слава была так близко – и от одной мысли об этом сон снимало как рукой.

– Ты не поверишь, кто пил кофе в нашей гостиной, – Пол сунул руку в карман пиджака.

– Боюсь, дорогой мой, я поверю во что угодно, – Карлос прищурился в сторону протянутой ему серебрённой визитки, – «Ноктюрн»?.. Уж не Рето ли Херцог собственной персоной?

И Пол с протокольной точностью передал их разговор с мисс Миллер. Карлос слушал, прикрыв глаза, и усмехался в усы, пока Гарри раскрывал тайну фарфоровых чашек. Когда он сам разыскивал Пола, другой их коллега – флегматичный австриец Кристиан, – наспех влюблял в себя соседку. Милая леди с удовольствием одолжила сервиз, отличный колумбийский кофе и, не сомневался Гарри, своё сердце в придачу. Впрочем, кофе в офисе был. Но Кристиан из этических соображений отказался угощать им коллегу Рето Херцога.

– Карлос, это же наш шанс, – торжественным басом произнёс Гарри. – Вот кому ещё из мелких лейблов говорили: «Найдите группу, а мы – найдём способ затащить вас в телик?».

– Это и вправду шанс, – задумчиво отозвался Карлос. – И вы хотите, чтобы я вам кого-то порекомендовал, так?

– Не кого-то, – возразил Пол, – а молодых и талантливых музыкантов с коммерчески приемлемой внешностью.

– Какие невысокие требования, – скромно улыбнулся Карлос.

Пол с лёгким недоверием всмотрелся в его лицо. Владелец «Авроры» бурно радовался куда более скромным достижениям Selardi Records: скажем, паре строчек на последней странице музыкального журнала. Но сейчас Карлос хранил какое-то ацтекское спокойствие, и Пол пытался понять, в чём причина. Получалось, честно говоря, не очень – отвлекало слишком много деталей. Высоченный – под семь футов, – Карлос прятал усмешку в двухцветных усах: наполовину каштановых, наполовину белых, как вершины Анд. Такое количество ярких примет невольно сбивало с толку и мешало понять, что же Карлос думает о визите Дарси Миллер.

– Ты будто за нас не рад, – осторожно заметил Пол.

– Ну что ты, родной, – безмятежно улыбнулся Карлос, – я, конечно, рад за вас. Вы больше кого бы то ни было заслуживаете такой шанс, но, – от его улыбки не осталось и следа. – С такими приглашениями начинается другая игра – с совсем другими правилами. И вы…

Разговор о правилах прервал звонок. Карлос схватил трубку, подпрыгивавшую на корпусе, и с кем-то заворковал по-испански. Впрочем, Пол догадывался, с кем именно: с супругой, в честь которой Карлос и назвал свою студию. Познакомились они уже в Европе, куда Карлос бежал от грязной войны в Аргентине – и где Аврора пробовала свои силы в продюсировании.

– Что, уже здесь? – Карлос вдруг перешёл на английский. – Но я не могу: я же с Гарри и… – громадные глаза Карлоса стали ещё больше, словно он осознал какую-то очевидную истину. – Нет, ми корасон, подожди! Дай мне пять минут – всего пять, – и приглашай ребят! Спасибо, ми корасон, люблю до луны и обратно.

– Мы помешали? – аккуратно уточнил Пол, когда Карлос повесил трубку. – Тогда можем…

– О, нет, дорогие мои, – загадочно улыбнулся Карлос. – Нельзя помешать судьбе, а это она, как говорил один великий немец, стучится в двери. Слышали что-нибудь о Decline?

Пол и Гарри с готовностью кивнули. Их первый альбом хранился в домашней – или офисной, – фонотеке. На обложке – четыре музыканта, тонущих в океане света, на пластинке —математически выверенная электроника в сочетании с роковой эмоциональностью вокала. В целом интересно, довольно оригинально, но уже с год они ничего о Decline не слышали.

– У ребят непростые времена, – горестно вздохнул Карлос. – Два участника ушли, два – остались вместе со всеми тяжбами. Но они готовы пахать как никто, если кто-то даст им шанс выбраться из этого болота. Decline – это не «начать с нуля», а начать с увесистой и крепкой единицы. Лесли – их клавишник, – просто технический безумец: готов в студии ночевать, лишь бы довести звук до совершенства. А Стивен – весьма способный дизайнер. Поэтому, – Карлос назидательно ткнул пальцем в потолок, – если вам нужна рекомендация, родные мои, то вот она: группа, которая может за ручку провести вас в «Ноктюрн», прямо сейчас сидит в моей приёмной.

Пол не знал, что гудит громче – спирали обогревателя или его собственные нервы. Он ставил на второй вариант, причём нервы не просто гудели: они раскалились докрасна, потому что такой сложный выбор Пол ещё не делал. С одной стороны, соблазнительная возможность не начинать с начала. Опытный музыкант, готовые песни, горстка фанатов – с Decline путь до «Карусели» казался короче, чем если б они собрали группу с нуля. Но, как и у всего, здесь была другая сторона – и её красочно описал Гарри.

– Дружище, я тебя обожаю, ты знаешь, – Гарри мрачно поскрёб заросшую щетиной щёку. – Но я сомневаюсь насчёт Decline. Мы ж не Decca: у нас нет денег, чтобы инвестировать в клавишника и дизайнера, и нет времени разбираться с их долгами. Это должен быть верняк, Карлос, стопроцентный верняк, а это ни черта не он. Обложки, аранжировки – это важно, конечно, но как огранка для бриллианта. А что огранять-то, когда вокалист с композитором свалили в закат? Кроме того, – Гарри брякнул чашкой о блюдце, – есть плюсы в том, чтобы начать с нуля. Тогда ты можешь вылепить из молодых и талантливых всё, что хочешь, а не спорить с теми, кто уже кое-что о себе понимает. И, самое смешное, что потратишь ты столько же, сколько на этих двоих – с их песнями, фанатами и прочим-прочим. Такая вот арифметика музыкального бизнеса.

– Моё дело – рекомендовать, – Карлос улыбнулся по-буддистски безмятежно. – А как вы поступите с моей рекомендацией…

– Приятель, – осторожно вмешался Пол, – может, всё-таки дадим им шанс нас впечатлить?

С аргументами Гарри спорить не получалось – и всё же Пол хотел хотя бы взглянуть на Decline. Хотел дать себе фору, потому что конкурировать им приходилось с крупными лейблами: всё равно что на гоночную трассу вывести мощный «Феррари» и пластиковый «Трабант» из ГДР. Так чего ради усложнять и без того непростую жизнь? Гарри же, очевидно, придерживался другой точки зрения – потому что он равнодушно пожал широкими плечами и откинулся на спинку дивана, словно говоря: ладно, решайте сами.

– Тогда подождите минутку, дорогие мои, – подмигнул им Карлос. – Всего одну минутку.

Минуту спустя в дверь осторожно постучали. Карлос ответил: «Войдите» – и первым в кабинете оказался молодой человек, напоминавший рок-звезду больше, чем сами рок-звёзды. Стильная стрижка, элегантная чёрная рубашка, вылинявшие по моде джинсы – и всё это в сочетании с внешностью манекенщика. Пол быстро глянул на Гарри, а Гарри лениво кивнул в ответ, словно признавая, что на Decline действительно стоило хотя бы посмотреть.

Следом вошёл ещё один участник Decline – примерно того же роста и возраста, что и первый. По-шотландски миловидный, с яркими карими глазами и в простецкой клетчатой рубашке. Кто есть кто, Пол понимать отказывался. Шотландец вполне мог оказаться тем самым техническим гением, но, с другой стороны, первый участник больше напоминал опытного музыканта: с его продуманным имиджем и манерами человека, явно знавшего себе цену.

– Мы невовремя? – молодой человек с лёгким удивлением взглянул на Пола и Гарри.

– Драгоценные мои, – Карлос поднялся навстречу Decline и крепко пожал каждому руку. – Вы даже не представляете, насколько вы вовремя. Знакомьтесь: Пол Мэллиндер и Гарри Андерсон из Selardi Records. Слыхали о таких?

– Разумеется, – мгновенно ответил участник Decline. – У The Beat Brothers есть весьма интересные решения.

– Польщён, – довольно хмыкнул Гарри, потративший на аранжировки несколько ночей.

– А это, – Карлос положил громадные ладони на плечи музыкантов, – Стивен Моретти, – шотландец смущённо улыбнулся, – и Лесли Глас, – другой участник сдержанно кивнул. – Так сложилось, что Decline ищут лейбл, а Selardi Records нужна группа, которая сможет провести их в «Ноктюрн». Улавливаете связь, золотые мои?

– Да, – ответил Лесли, прежде чем повернуться к Полу и Гарри. – Но вы ведь знаете о нашей финансовой несостоятельности?

– В общих чертах, – обтекаемо ответил Пол. О размерах долгов Decline они могли пока только догадываться.

– Но и это ещё не всё: мы остались без композитора, вокалиста и прав исполнять наши же песни, – левая бровь Лесли насмешливо изогнулась. – Поэтому, мистер Мэллиндер, говорю как есть: сейчас Decline могут немного. Я отвратительный композитор и довольно посредственный певец. А ещё – тиран, потому что заставил Стива играть на клавишных. Но, – в голосе Лесли зазвучал металл, когда он заметил, что Гарри хочет его перебить. – Мы можем и немало. До Decline я был звукоинженером у Карлоса, а Стив работал на BBC. Если вы дадите нам песни и голос, мы обеспечим им достойное обрамление.

– Похвальная честность, Лесли, – ободряюще улыбнулся Пол. – Думаю, мы можем рассмотреть вариант…

–…Если поймём: вы то, что надо, – немедленно вмешался Гарри.

Факт первый: Гарри умел произвести впечатление. Веская реплика, внушительный баритон, строгий взгляд из-под чёрных бровей – и Decline застыли рядом с Карлосом, словно своей неподвижностью могли удержать ускользавший шанс. Факт второй: Гарри, как и Пол, понятия не имел, что делать дальше. Музыкантов обычно зовут на прослушивания, но как поступить с дизайнером и аранжировщиком?

«Не просить же их оформить какой-нибудь сингл, – мысленно усмехнулся Гарри и вдруг замер, поражённый очевидной простотой этой мысли. – А почему бы, собственно, и нет?».

– Давайте поступим так, – он скрестил руки на широкой груди. – Вы покажете нам, как работаете, а потом мы с Полом потолкуем. Понимаю, вокала и песен нет, но и мы не сотрудничаем с котами в мешках – даже если коты известные, а мешковина у них ультрастильная. Карлос! – аргентинец ласково прищурился, словно ему в лицо светило жаркое солнце Буэнос-Айреса. – Одолжишь нам синтезатор?

Карлос пообещал целый оркестр, но Гарри хватило и двух Roland. Устроив синтезаторы на бюро, он потребовал, чтобы ему дали какую-нибудь фразу – и Лесли, равнодушно поведя плечами, предложил: «Ты вся моя боль».

– Ты вся моя?.. – недовольно поморщился Гарри. – А, ладно, пойдёт. Я начну, а вы – подхватывайте.

И он принялся наигрывать какую-то простенькую мелодию. Всего пара нот, топтавшихся на месте – ты-вся-моя-боль-ты-вся-моя-боль. Стивен растерянно всматривался в лица Пола, Гарри и Карлоса, пытаясь понять, чего от него ждут, но Лесли ничего объяснять не пришлось. Едва уловимым движением рук он сменил настройки на синтезаторе Гарри – и боль из неподъёмной, будто бетонная плита, стала взвешенной, невесомой, впивавшейся в кожу крохотными осколками. Ещё одно движение рук – и простая мелодия обросла переливчатым соло, захватывая собой клавиши, как морозный узор захватывает стекло. Пол даже подался вперёд, чтобы убедиться: это никакая не фонограмма – и незамысловатая импровизация Гарри вдруг стала чем-то пронизывающим, леденящим, убийственным, как ядовитый хрусталь.

– Ну а ты, Энди Уорхол? – хмыкнул Гарри, посматривая на Стивена.

– Ты вся моя боль, – вдруг ответил Стивен.

Ты вся моя боль,

Без короны король,

Ты дым без огня

И огонь без костра.

Ты космос без звёзд,

Ты рыданье без слёз,

Поцелуй без любви,

Гражданин без страны.

Ты дыханье зимы,

И ты отблески тьмы,

Ты без спички огонь,

И ты вся моя боль.

Стивен не пел: скорее проговаривал текст мелодичным речитативом. И песня – родившая вот только что, – расцветала в сознании морозным узором, разливалась в груди студёным ядом. Пол слушал сбивчивый голос Стивена, безупречную импровизацию Лесли, настойчивую мелодию Гарри – и думал только об одном: что смогут Decline, если дать им отличного композитора и пристойного вокалиста? Что они на самом деле смогут, если песня, появившаяся из случайной фразы, уже просилась на пластинку?

И что смогут сделать они, чтобы огранка нашла достойный камень?

– Потолкуем, приятель? – с лёгким нетерпением спросил Пол, когда Гарри убрал руки с клавиатуры.

– А есть о чём толковать? – довольно хмыкнул Гарри. – Кажется, тут всё и так ясно. Лэс, дружище, дай-ка свой номер, – он протянул Лесли корешок какой-то квитанции, найденной в глубинах карманов. – И жди звонка от нашего юриста.

– Ч… Что? – оторопел Лесли.

Пару секунд ушло на осознание произошедшего – а потом сдержанный и спокойный Лесли с победным криком бросился на шею Карлоса. Аргентинец ласково похлопал его по спине, с лёгкой насмешливостью посматривая на Пола и Гарри. Взгляд Карлоса будто говорил, что он – как и всегда, – снова оказался прав.

Трек 2. Голубая ваниль

демонстрационная запись, демозапись, демо (существительное)

1.      Черновая версия материала, предназначенная для демонстрации.

2.      Пропуск в музыкальный бизнес для начинающих музыкантов.

3.      То, на что вы не рассчитываете, но что даёт вам надежду.

– см. также: шанс, проба пера.

Отвратительный лондонский февраль сменился таким же мерзким мартом. С Темзы дул пробиравший до костей ветер, а температура почти приблизилась к арктической. По крайней мере, Лесли Глас всерьёз полагал: он замёрзнет насмерть, если пробежка до офиса займёт хотя бы лишнюю минуту.

Была ещё одна причина, по которой Лесли старательно экономил время: оно стало такой же ценной валютой, как и фунты стерлингов, в которых исчислялись его долги. Например, чтобы успеть в центр Лондона к началу рабочего дня, теперь приходилось вставать в бесчеловечные пять утра. Свою квартиру в Кэмдене Лесли сдал, а сам переехал к сестре в Темсмид. О своём решении, правда, он тут же пожалел, потому что каждый его день завершался как концерт рок-группы: с агрессивными риффами и басовыми раскатами очередного скандала. Эвелин возмущалась, что косметики у Лесли больше, чем у неё самой, и когда-нибудь она выживет их из квартиры. Лесли же изо всех сил пытался смириться с колючими крошками, впивавшимися в босые ступни, и липкими поверхностями, к которым приклеивались локти. Он не выносил трёх вещей: беспорядка, регги и когда ему кто-нибудь перечил. Эвелин, крутостью характера не уступавшая братцу, снабжала его всем этим постоянно.

К счастью, не было ни потребности, ни возможности постоянно торчать дома. Дела Decline никак не двигались с мёртвой точки, а потому Лесли вернулся к студийной работе. Добраться до Сохо, уехать в Кларкенуэлл, вернуться обратно: будет запись – дайте две. Работа от долгов, конечно, не спасала, но отсрочивала казавшееся неизбежным банкротство. Лишние деньги шли в счёт неустоек, а лишнее время – на то, что осталось от Decline. Поэтому, завершив марафон по студиям, Лесли спускался в метро, чтобы на этот раз добраться до офиса Selardi Records.

– Сегодня мало, – поприветствовал его Кристиан. – Быстро раскидаемся.

– Даже не знаю, мне обрадоваться или уйти плакать в подушку, – Лесли попытался расстегнуть пальто онемевшими от холода пальцами.

– Как хочешь, – равнодушно отозвался Кристиан. – Только подушку в синюю полоску не трогай: я на ней сплю.

Каждый день Кристиан – высоченный австриец, работавший с Полом и Гарри, – приносил в офис бобины и кассеты. Их присылали по почте, передавали знакомые диджеи или отправлял Карлос, который, кажется, знал каждого приличного электронщика в Лондоне. Проблема, правда, была в том, что приличные электронщики не желали с ними сотрудничать. Одних не устраивал Selardi Records – маленький лейбл с минимумом возможностей для музыкантов. Другие же не хотели работать с Decline, а кто-то – даже конкретно с Лесли Гласом. Лесли спокойно выслушал отказ, но внутри будто заклокотала магма, грозя выплеснуться горячей волной гнева. Это точно происки Саши: нужно было придушить поганца, пока тот был ещё в зоне досягаемости.

«Только попадись мне, Росински, и ты пожалеешь, что вообще родился», – мрачно думал Лесли, в глубине души больше всего желавший успеха Decline. И того, чтобы Саша о нём узнал.

Но пока у них складывалась бесполезная математика поиска участников. Из суммы демозаписей, что получали Selardi Records, сами собой вычитались приличные – и оставались только неприличные. Каждый вечер они прослушивали ярды материала, надеясь выудить что-то достойное, но вместо этого находили новые способы испортить песню. Например, неправильно настроить драм-машину, выбрать идиотскую рифму вроде «ушёл-нашёл» или спеть таким фальцетом, что на твоём фоне Bee Gees покажутся баритонами. И всё-таки Лесли берёг время, чтобы вновь отслушать плёнку в призрачной надежде, что им попадутся вторые Роберт или Саша. А ещё лучше – кто-то совершенно новый. Лесли повесил пальто в шкаф, пальцами расчесал медно-русую чёлку и шагнул в гостиную, где уже кипела работа.

– Здорово, Лэс! – Гарри, копавшийся в коробке с демо, энергично помахал ему рукой. – На кухне есть холодная пицца и горячий чай.

– Блестяще, – равнодушно кивнул Лесли. – Крис сказал, что записей сегодня немного.

– Ага, – мрачно ухмыльнулся Гарри. – Кажется, мы прошерстили уже весь Лондон. И Шеффилд с Манчестером заодно.

– А объявления в музыкальных журналах? – уточнил Лесли.

– Всё так же, – ответил Пол, рывшийся в другой коробке. – Одни не хотят работать с нами, другие – с вами.

– Им же хуже, – Лесли с величественным безразличием пожал плечами. – Я схожу за чаем, а потом послушаем, что осталось. Кто-то же должен рискнуть и связаться с нами – хотя бы ради «Ноктюрна».

Пожелтевшие от времени занавески. Глазурный блеск кафеля. Плита, на которой башнями высились коробки из-под пиццы и китайской еды – кухня трёх холостяков выглядела именно так, как от неё ожидаешь. Лесли нажал кнопку на чайнике, опустился на стул и под шипение кипятка сдавил запястьями виски. Отчаяние, которое он старательно игнорировал, будто рухнуло на него лавиной. Лесли старался держать хорошую мину при плохой игре, в основном – ради Стивена и Selardi Records, которые отважились взять их под крыло. Но кого он пытался обмануть? Пожалуй, прежде всего самого себя.

«На что я вообще рассчитываю? – спрашивал Лесли сам себя. – У Саши – харизма, у Роберта – талант. Мы ничего не сможем… Не сможем без них».

Отчаянием пробирало до костей. От него же немели губы, а пальцы сковывало странной апатией. Месяц поисков – и ничего в итоге. Ни одной стоящей идеи, как выбраться из пропасти, в которую Лесли успешно сиганул, отстегнув напоследок парашют. Но, раз уж прыгнул, изволь выбираться и вытаскивать всех, кого за собой потянул. Лесли сжал кулаки, сосредотачиваясь на этом движении, отвлекаясь от размышлений. Предаваться отчаянию можно в любое другое время. А сейчас минуты котируются слишком высоко – поэтому с щелчком чайника Лесли поднялся на ноги. Пора выбираться из пропасти.

В гостиной уже всё было готово к работе. Кристиан принёс магнитофоны, Пол и Гарри рассортировали новые демки, а Стивен устроился в углу дивана с блокнотом: записывать результаты отбора. Стив тоже вернулся на работу, но его запас прочности явно был меньше, чем у Лесли. Работа на BBC, в Selardi Records, сон по пять часов – и карие глаза уже не казались такими яркими, а под кромкой каштановых ресниц пролегли тёмные круги. Вид коллеги не просто уколол Лесли. Он спицей вошёл в висок, вновь напоминая, как много людей он тащит за собой. Чтобы отвлечься от неприятных размышлений, которые точно не ускоряли поиск музыкантов, Лесли потянулся к коробке с демозаписями.

– Зачем нам катушечный магнитофон? – уточнил тем временем Пол. Он только заметил, что Кристиан принёс не только миниатюрный Sony, но и громадного монстра будто из шпионских фильмов.

– Есть гении, которые записали демо на бобину, – хмуро ответил Кристиан. – Давно такого не видел.

– Так, может, с него и начать? – предложил Лесли. – А потом полностью переключимся на кассеты.

– Воля ваша, – безразлично отозвался Кристиан.

На бобине кусочком неба синел стикер: «Голубая ваниль / Слова – Эдвард Рейнольдс, музыка – Эдвард Рейнольдс и Стюарт Колкотт». Кристиан и Гарри выразительно хмыкнули, Пол и Лесли равнодушно пожали плечами, а Стивен – зацепился за образы, подброшенные неожиданным названием. Пока Кристиан возился с магнитофоном, он принялся что-то набрасывать в блокноте, но показывать категорически отказался. Хотя в этом, возможно, и не было смысла. За ярким названием могла скрываться полная ерунда – с таким они сталкивались не раз.

– Господа, – возвестил Кристиан, нажимая на кнопку Play. – «Голубая ваниль».

Все немедленно подались вперёд. Слушали, впрочем, безо всякого интереса: его они утратили с десяток демок назад. Пол прикрыл глаза, Гарри опёрся подбородком на кулак, а Лесли наклонился вперёд, пытаясь уловить мелодию за покрывалом треска и помех.

Я себя до дыр износил,

Я все иглы сломал,

Я остался без сил,

Я всё потерял.

Пел мужской голос: отрывистый, резковатый, с хрипотцой, которая в сознании многих прочно ассоциируется с сигаретами. Ему вторил нежный тенор, эхом повторявший каждую строчку, оттеняя хрипотцу, смягчая резкость, добавляя плавности. Мимоходом отметив сносный вокал, Лесли придвинулся совсем близко к магнитофону – и, наконец, под слоем звуков разобрал и то, ради чего они слушали все эти проклятые демозаписи.

Мелодия оказалась простой – и всё же цепляющей. Мотивчик наподобие рекламного джингла повторялся в разных тональностях и настройках, рождая ощущение калейдоскопа, бесконечного повторения сверкающих звуков. Лесли попробовал найти сравнение – и «Голубая ваниль» напомнила ему бриллиант, который он вертел в руках, наблюдая, как последовательно переливаются его грани. На проверку – совсем не сложно. Лесли б повторил такое с завязанными глазами, но факт оставался фактом: «Голубая ваниль» безнадёжно застряла в его височной кости. Было в ней что-то такое, до чего не додумались ни Лесли, ни Стивен, ни продюсеры.

Ты меня не любила,

И я сбился с пути.

Я знаю вкус тишины —

Голубая ваниль.

«Профессионализм, – подумал Лесли, слушая, как конец песни растворяется в тишине. – Вот что есть у меня – но нет у них. Они создают что-то новое, потому что не умеют по-другому».

Последние аккорды замерцали в воздухе, как кристаллы ванилина, оставляя после себя странное послевкусие. Кристиан сидел неподвижной статуей. Гарри всё так же подпирал подбородок кулаком, а Стивен разрисовал уже, пожалуй, десятую страницу. Первым молчание нарушил Пол, указав подбородком на магнитофон.

– Тут есть над чем поработать, – аккуратно прокомментировал он.

– Перевожу с английского на человеческий, – немедленно вмешался Гарри. – Крис, нам позарез нужен адрес. Никто же не возражает?

– И в мыслях не было, – тут же кивнул Лесли. – Пол верно заметил: тут есть над чем поработать. И ключевое слово здесь – «есть».

***

– Эдди, – смущаясь, он протянул Полу руку с длинными тонкими пальцами. – Эдди Рейнольдс.

Выглядел Эдди совсем не по-рокерски. Вместо рваных джинсов – деловой костюм асфальтового оттенка. Вместо синтезатора – набитый документами портфель. Эдди Рейнольдс скорее напоминал страхового агента, которым, в принципе, и был. И даже в Selardi Records он приехал прямо с работы.

– Очень приятно, Эдди, – мягко улыбнулся Пол. – Я Пол Мэллиндер, а это – Гарри Андерсон.

– Здорово, дружище! – Гарри энергично встряхнул руку Эдди. – Где вы откопали бобину? Мы их с год не видели.

– Да как-то не разжились современным магнитофоном, – скромно улыбнулся Эдди.

Лесли украдкой наблюдал за разговором, пытаясь угадать, сколько Эдди лет. Элегантные очки в старомодной оправе, непомерный рост, серый пиджак – казалось, что ему никак не меньше тридцати, хотя впоследствии выяснилось, что Эдди немногим больше двадцати. Возможно, с толку сбивала ещё и строгая геометрия образа: светлые волосы в аккуратной стрижке, лучистые серые глаза, резко очерченные скулы, угловатые плечи и прямые линии делового костюма. Тем интереснее выглядел контраст с его коллегой, опасливо выглядывавшем из-за плеча Эдди.

– Ничего, бывает, – Гарри, окрылённый долгожданной удачей, дружески похлопал Эдди по руке. – Ну-ка, проходите в наш… конференц-зал. Крис, есть чем угостить дорогих гостей?

– Чай или кофе? – с мрачным равнодушием уточнил Кристиан. В руках он уже держал фарфоровый чайничек, украшенный акварельными цветами, и Пол невольно улыбнулся, догадавшись, откуда тот взялся.

– Кофе, – ангельским тенором произнёс коллега Эдди. Кристиан изо всех сил напряг слух, но всё-таки скорее догадался, чем разобрал, что тот говорит. – Со сливками, если можно.

Стюарт работал с Эдди, а до того – учился с ним в одной школе и даже жил в одном подъезде в Бэзилдоне: небольшом городке к юго-востоку от Лондона. И если образ Эдди подчинялся строгим прямым линиям, то в облике Стюарта всё казалось округлым и мягким. Тёмные кудри, тяжёлой волной падавшие на лоб, очки в тонкой золотистой оправе, пухлые губы и уютный домашний свитер – из общей картины выбивались лишь ядовито-зелёные глаза, смотревшие с насмешливым любопытством. Лесли не мог сказать, что ему неприятен этот взгляд, но почему-то почувствовал облегчение, когда Стюарт сосредоточился на кофе.

– Как и говорил вам Крис: нас заинтересовала «Голубая ваниль», – заявил Гарри, когда все – от гостей до Decline, – расположились в гостиной. – Кто автор?

– Мы, – с лёгким удивлением ответил Эдди. – Ну, то есть я написал текст, а мелодию мы придумали вместе.

– Часто что-нибудь сочиняете? – деликатно уточнил Пол.

– Да как сказать, – пожал плечами Эдди. – Когда бывает время. Его бывает немного, если ты работаешь полный день. Так, иногда пишем что-то со Стю, если получается – выступаем в Raquels.

– Это такой клуб, – пояснил Стюарт. – Он в Бэзилдоне.

– Есть опыт выступлений, – заметил Кристиан будто в пустоту, но Лесли и Стивен кивнули, мысленно ставя парочке композиторов ещё один плюс.

Всего их набралось четыре. Первый – в целом сносный вокал. Чуть хрипловатый голос Эдди существенно смягчался, когда он пел, а его природную резкость оттенял нежный тенор Стюарта. Стюарт, правда, безбожно фальшивил, но Пол заверил коллег: несколько занятий с хорошим репетитором – и он запоёт как Смоки Робинсон.

Следующим плюсом, конечно, стала «Голубая ваниль». Лесли всё ещё относился к ней довольно критично: мелодия как из рекламы жвачки, неумелая аранжировка, простенький текст – до Роберта Бирта этим двоим явно было далеко. Однако во всём этом ощущался потенциал, раскрыть который могли бы опытные продюсеры. Лесли даже сделал пару подходов к синтезатору, стараясь придать мелодии более современное звучание, и Пол тут же сказал ему, что это практически тянет на сингл.

Ещё два плюса они со Стивеном нашли, когда встретились с композиторами вживую. Высокие, стройные, симпатичные и довольно молодые – они будут неплохо смотреться на сцене, которую, оказывается, уже пытались покорить. Лесли сдержанно порадовался, что Эдди и Стюарта не придётся готовить к выступлениям, потому что времени у Decline не оставалось. Вернее, оно кончилось ещё в тот момент, когда прошлый лейбл вышвырнул их на холодную лондонскую улицу.

– Так, подождите, – Эдди с лёгким недоверием глянул на Кристиана. – Я думал, вы хотите… Ну, купить у нас «Голубую ваниль»?

– Не совсем так, – аккуратно поправил Пол. – Мы хотели бы предложить вам полноценную работу, если поймём, что всех, – он выразительно посмотрел на Decline, – всё устраивает.

– Группу?.. – прошелестел Стюарт. – Вы хотите сделать из нас группу?

– Снова не угадали, – мрачно прокомментировал Кристиан. – В этом договоре будет много мелкого шрифта, так что советую читать внимательнее.

– Мы всегда читаем мелкий шрифт, – серьёзно произнёс Эдди. – Мы же страховщики.

Лесли негромко рассмеялся, чем мгновенно привлёк к себе всеобщее внимание. Если в Стюарте его настораживал пронзительный и временами враждебный взгляд, не вязавшийся с мягким и безобидным обликом, то в Эдди он не видел второго дна. Обычный молодой человек, который днём ходит на работу, а вечером, сбросив свой суконный образ, хватает синтезатор и отправляется в клуб. С такими Лесли и начинал свою карьеру. Такие и меняли музыку, когда она заходила в тупик.

– Особенность договора в том, что вы вступите в нашу группу, – объяснил Лесли, ничуть не смущаясь направленных на него взглядов. – А наша группа практически банкрот, так что вы заработаете меньше, чем могли бы.

– «Банкрот»? – удивлённо моргнул Эдди. – Как это?

– Мы сорвали несколько выступлений, когда Саша и Роб от нас ушли, – Стивен слегка поёжился, вспомнив скандал, с которым Decline раскололась на две группы. – А ещё – задолжали прошлому лейблу, ну и Саше с Робом соответственно. Для нас Selardi Records – шанс со всеми расплатиться. А для вас – заняться музыкой профессионально, чему-то научиться, прежде чем устремиться вперёд и вверх. Пол и Гарри круты, Лесли – крут, и в других обстоятельствах вы бы вряд ли поработали с музыкантами такого уровня. Без обид, – он взглянул в лучистые глаза Эдди, – но музыка – это прежде всего бизнес, и мало кому предлагают контракт после одной демки. Вы же родились под счастливой звездой. Так хватайте её, когда она покатится с небосклона.

В глазах Эдди серой тенью застыл ужас. Он переводил ошарашенный взгляд со Стивена на Лесли и обратно, будто позабыв, что в этой комнате есть и другие люди. Например, Пол и Гарри, которые удивлённо друг на друга посмотрели. Они явно ожидали, что сначала Эдди спляшет от радости, а потом потребует контракт и ручку. Лесли же, в отличие от продюсеров, прекрасно понимал его чувства. Сам когда-то был в подобной ситуации, когда одну чашу весов оттягивала стабильная работа, а вторую – возможность сделать что-то большее, чем проявиться мелкой строчкой в описании к чужой пластинке. Выбор крайне непростой, и Лесли с трудом удержался от того, чтобы не сжать плечо Эдди и не подбодрить его хотя бы этим.

– Вы говорите: мы будем зарабатывать меньше, чем могли бы, – процитировал Стюарт. – Сколько мы будем зарабатывать за одно выступление? И сколько таких выступлений будет?

Гарри без промедления назвал сумму. Он уже прикинул бизнес-план и даже придумал, откуда взять средства на проект. Если Рето Херцогу понравились их каверы, значит, остальным они тем более понравятся. Гарри уже забронировал «Аврору», а Пол нашёл ещё несколько хитов Элвиса для полноценного альбома. Деньги, заработанные на The Beat Brothers, планировалось потратить на Decline.

– Примерно так, – Гарри поскрёб синеватую от щетины щёку. – Плюс-минус пару сотен в зависимости от того, как попрёт.

– Как попрёт… – эхом повторил Стюарт. – Эдди, это же…

– Я умею считать, Стю, – сердито перебил его Эдди.

– Но прежде, чем ударить по рукам, мы бы хотели послушать другие ваши песни, – осторожно вмешался Пол. – Надеюсь, вы понимаете: нам нужно убедиться, что «Голубая ваниль» – не счастливая случайность.

– Никаких проблем, – впервые за всю встречу в Эдди не ощущалась растерянность. – Могу взять какой-нибудь синт? А если есть бас-гитара…

– Не надо бас-гитары, – возмутился Стюарт и бросил на Эдди такой взгляд, словно тот смертельно его оскорбил. – У меня всё с собой.

Ещё в школе Стюарт и Эдди мечтали стать великими гитаристами: как Джимми Пейдж из Led Zeppelin – не меньше. Но чем старше ты становишься, тем сильнее отдаляется твоя цель, а потом её и вовсе нельзя разглядеть за работой и домашними заботами. Эдди первым бросил терзать гитару, когда осознал: из него не выйдет даже сносного музыканта. Однако мечта не отпускала. Эдди отстукивал мелодии, пока заполнял документы, насвистывал что-то, когда шёл к метро – и думал о музыке каждую свободную минуту. Ни работа, ни понимание, что все великие группы созданы, а песни написаны, не могли его остановить. Эдди принялся откладывать зарплату, а потом купил подержанный синтезатор. На нём всё звучало магически – даже когда Эдди толком не умел на нём играть.

Стюарт же мучил гитару с целеустремлённостью и стойкостью, достойной или самурая, или психопата. Как у Эдди, у него ничего не получалось, пока по совету друзей Стюарт не переключился на бас-гитару. Джимми Пейджа тут же отправили в отставку, а его место занял Мик Карн из группы Japan. Следуя примеру кумира, Стюарт удалил лады с бас-гитары и принялся искать собственный стиль. Нашёл ли он его, Стюарт судить не брался, но безладовую бас-гитару привёз с собой: она лежала в приёмной, дожидаясь своего часа.

– С чего начнём? – спросил Стю, накидывая ремень на плечо.

– Со «Слабого утешения»? – предложил Эдди, приноравливаясь к принесённому Кристианом синтезатору.

День сменился вечером, а неприятный холод – настоящими арктическими морозами. Разговоры повисали в воздухе клубами пара, под подошвой хрустела ледяная глазурь, а на непривычно чистом небе поблёскивали редкие звёзды. Саша рассказывал Лесли: зимой холоднее всего при ясном небе. И теплее всего, когда идёт снег – такой вот парадокс. Лесли отвлечённо думал об этом, глядя на занавешенное звёздным небом окно. В основном же он прислушивался к песням, которые пели Эдди и Стюарт: нервно посматривая на них, фальшивя, лажая – но при этом стараясь изо всех сил.

«Голубая ваниль» – уже знакомы калейдоскоп звуков. «Слабое утешение» – сверкающая и прозрачная, как зеркало и стекло. «Шторм и буря» – с пульсировавшим, как сердце, басом. Пол и Гарри постоянно переглядывались, Кристиан сидел неподвижно, будто статуя, а Стивен покачивал ногой в такт. Лесли же честно признавал: Стюарт и Эдди – не Роберт. Всё ещё просто, наивно, примитивно, а некоторые песни и песнями не назовёшь. Но всё-таки что-то здесь есть. Удачный переход, красивая фраза, артистизм Стюарта, безграничная фантазия Эдди – Лесли, как алхимику, хотелось извлечь золото из всех этих элементов. Он не сомневался: оно тут точно было.

– Ну, как-то так, – подвёл черту Эдди и неосознанным движением поправил очки.

Пол в упор посмотрел на Гарри, а Гарри поиграл бровями в Лесли – по выразительности мимики сцена соперничала с немым кино. Пока Эдди со Стюартом удивлённо переглядывались, а Кристиан собирался потребовать переговоров голосом, а не бровями, Стивену было уже всё понятно. Он видел радостный блеск в глазах Пола и заметил лёгкую полуулыбку Лесли, чья юридическая сила превосходила любые подписи и печати. Домой Стюарт и Эдди поедут не страховыми агентами, а новыми участниками группы Decline.

***

За омерзительным мартом пришёл вполне сносный апрель. Температура в 59 градусов по Фаренгейту позволила сменить тёплые пальто на лёгкие куртки, пробежки до метро стали терпимыми, а сквозь облака начала просвечивать небесная бирюза. Иногда Лесли, следовавший обычным маршрутом «дом-студия-офис-дом», поднимал взгляд и удивлялся так, словно весна не сменяет зиму каждый чёртов год.

Впрочем, радовала не только погода, но и то, что в его собственных делах лёд тоже тронулся. Они усердно репетировали, тратя на это каждую сэкономленную минуту, а ещё – шлифовали свой скромный сет из песен Эдди, Стюарта, случайно появившейся «Ты вся моя боль» и той парочки хитов Decline, права на которые не принадлежали только Роберту или Саше. Композиторы-страховщики забегали в офис между встречами, запирались в комнате Кристиана, а потом выдавали готовый материал Лесли. Он уже полировал его, а потом все четверо обкатывали песню на вечерней репетиции. Соседка Selardi Records активно возмущалась нарушению порядка, но Кристиан вновь нашёл к ней подход, а Пол с Гарри обклеили стены одной из спален акустическим поролоном.

Не считая этой небольшой перемены, в офисе всё оставалось по-прежнему – и приёмная встретила Лесли уже знакомым неряшливым уютом. Выцветшие деревянные панели, стоптанный ковёр, стойка, над которой грозно возвышался Гарри, и громадный шкаф для верхней одежды. Шкаф, очевидно, доживал свои последние дни, и даже пластыри плакатов не скрывали его боевые шрамы. Зато с кухни доносился дразнящий аромат кофе, а из спальни – приглушённые переливы синтезаторы.

– Опаздываешь сегодня, – пробурчал Гарри, лихорадочно рывшийся в каких-то документах.

– Задержали в студии, – ответил Лесли, наматывая провод от наушников на кассетный плеер. – Стив ещё не приехал?

– Неа, – рассеянно пробормотал Гарри. – Он звонил Крису, как я понял по контексту – какие-то беды с шоу. Так что чёрт знает, увидим ли мы его вообще сегодня.

– Будем надеяться, – кивнул Лесли, толкая дверь в комнату, откуда доносились чарующие звуки аналогового синтезатора.

О своём предназначении спальня напоминала только кроватью. Большую же часть комнаты занимали домашний пульт, синтезаторы и какие-то коробки. Лесли даже не сразу заметил коллег среди всего этого хлама. Уютно устроившись на пледе, Эдди что-то наигрывал, а Стюарт напевал, записывая текст на полях испорченного бланка. Но оба мгновенно замолчали, стоило Лесли показаться на пороге комнаты. Эдди неловко ударил по клавишам, а Стюарт посмотрел куда-то сквозь Лесли, словно тот был прозрачным.

– Привет, – Лесли прижался плечом к дверному косяку. – Извините, если помешал.

– Порядок, – равнодушно кивнул Эдди.

– Чем занимаетесь? – спросил Лесли, излучая, как ему казалось, дружелюбие и готовность помочь.

– Пытаемся ещё что-нибудь написать, – Стюарт равнодушно дёрнул плечом. – Восемь песен – это даже не полчаса на сцене.

– О, блеск. Уже есть что показать?

– Да так… Ничего особенного.

И – тишина.

Стюарт принялся теребить край бланка, а Эдди так внимательно смотрел на клавиши, будто видел синтезатор впервые в жизни. Никто не поднимал взгляд, не пытался продолжить разговор – и Лесли явственно ощутил: они хотят, чтобы я ушёл. В груди стали лопаться, будто пузыри на закипающей воде, странные чувства. Не очень приятно. И не очень понятно. Он ведь просто хочет помочь – что, в этом, чёрт подери, плохого?

Но Эдди и Стюарта помощь, очевидно, тяготила. Лесли не слишком хорошо улавливал чужие чувства, но эту сковывавшую неловкость не увидел бы только слепой. Видимо, сложившееся разделение композиторов вполне устраивало, и они не собирались подпускать Лесли к непосредственному написанию песен. Немного подождав хоть какой-то реакции, Лесли всё-таки сдался – и взялся за ручку двери.

– Хорошо, – спокойно произнёс он, – не буду мешать. Но буду рад послушать, когда вы что-то напишете.

«Быть может, тогда не придётся столько переделывать, как когда вы отдаёте готовую песню», – с лёгким недовольством подумал Лесли, надеясь, что мимика его не выдаёт.

– Ладно, – без особого энтузиазма отозвался Стюарт.

Лесли закрыл дверь и отдёрнул руку, которую будто ударило током. На самом деле это раздражение покалывало в кончиках пальцев. Оно же крошечными разрядами электричества потрескивало внутри, потому что Лесли с таким ещё не сталкивался. Обычно он работал с музыкантами в одной команде – причём с самого начала.

«Допустим, – Лесли сжал и разжал кулаки, концентрируясь на этом жесте. – Да и мне есть чем заняться: например, закончить “Голубую ваниль”».

– Я слышал, о чём вы говорили, – вдруг донёсся до него голос Кристиана. – Расстроился?

Лесли резко обернулся. Кристиан сидел на диване и жевал лапшу, которую выуживал из коробки пластиковыми палочками. Как он попал в Selardi Records и за что именно отвечал, Лесли не имел понятия. Он даже, к своему стыду, не запомнил его австрийскую фамилию. Но, к счастью, при одном упоминании «Криса» все понимали, о ком идёт речь: о высоченном звукоинженере, одетом в неизменную джинсовую рубашку. Вечно недовольную соседку, очевидно, впечатляла его мужская немецкая привлекательность, хотя при виде Кристиана Лесли всегда ёжился. Он был светловолосым настолько, что казалось, будто на его волосах и ресницах – иней, не успевший растаять в тёплом помещении.

– Расстроился, – Лесли прижал пальцы к медным ресницам и драматично вздохнул. – Сейчас закроюсь в комнате Пола и буду плакать в подушку. Не в ту, которая в полоску, будь спокоен.

– Язвишь, – довольно хмыкнул Кристиан. – Я думаю, они тебя боятся.

– Меня? – Лесли удивлённо вскинул брови. – Прости, Крис, но кого здесь и бояться – так только тебя.

– Льстец, – Кристиан отставил коробку и серьёзно посмотрел на Лесли почти прозрачными глазами. – Вы разные, Лэс, и ты для них – пришелец из другого мира. Им нужно время.

– Но у меня нет времени, Крис, – Лесли покачал головой. Все проблемы, которые он безуспешно пытался разгрести, легли на плечи тяжеленной бетонной плитой. – Нам нужно выходить на сцену, пока ещё можно покрыть разрыв между доходами и долгами. А я понятия не имею, как найти подход к Эдди и Стюарту. С Сашей и Робом было проще… До какого-то момента.

Лесли прикрыл глаза и прижался затылком к стене. За ней снова раздавались переливы синтезаторов: каскады сияющих звуков приглушал поролон, создавая ощущение, что Эдди и Стюарт находятся за многие мили от них. В метафорическом смысле так и было, а Крис вдруг оказался прав. Все они слишком разные: звукоинженер Лесли, дизайнер Стивен, в целом далёкий от музыки, и два страховых агента, писавших песни между работой и походами в супермаркет. Как их всех объединить, Лесли даже не представлял. Верные слова, жарка яичницы и человеческие взаимоотношения – во всех этих вещах Лесли силён не был.

– Предоставь это мне, – с непоколебимой уверенностью произнёс Кристиан. – Есть одна идея, как добыть вам время.

– У тебя есть идея? – с лёгким недоверием переспросил Лесли. Конечно, Кристиан нашёл подход к соседке Selardi Records. Но одно дело – одинокая леди из квартиры напротив, и совсем другое – два композитора мужского пола.

– Я хоть раз тебя подводил?

– Крис, мы не делали ничего такого, где ты мог бы меня подвести…

Люстра вдруг полыхнула жёлтой молнией, и квартира погрузилась в темноту: такую плотную, что её, казалось, можно потрогать рукой. Вслед за этим раздались удивлённый возглас Стюарта и трубный бас Гарри, крикнувшего в приёмной: «Боже, храни королеву!».

– Опять пробки выбило, – равнодушно отозвался Кристиан, судя по аппетитным звукам, продолжавший жевать лапшу.

– Надеюсь, это не было частью твоего плана? – бодро спросил Лесли, которого закрытость коллег, отключение электричества и копившиеся долги подвели к какому-то нервному веселью.

– Nein. Но когда я начну действовать, ты поймёшь, – даже в такой темноте Лесли ощутил на себе пристальный взгляд Кристиана. – И лучше бы тебе не профукать этот шанс.