Мой друг живёт в шкафу

Пролог

Пролог

В глубине осенней ночи раздаётся детский плач. Чистый, живой, пробирающий до дрожи. Его не заглушает даже дождь. Крик младенца, совсем недавно принесённого в мир, до сих пор не привыкшего к его условиям, трудностям и боли. Трепещущая песнь о жестокости жизни, искренней какой не сыскать. Холод, голод, страх, беспомощность – всё смешалось в этом плаче. И всё это – один лишь звук, без единого слова.

«Неудивительно что так многим из нас он нравится».

Треск старых половиц вторит постукиванию ветвей по стеклу, аккомпанирует поскрипыванию дверцы огромного шкафа. Длинная костлявая рука с циничной нежностью раскрывает их. Осторожно, со знанием, с опытом. Тянется к стенам, опирается на них, вытаскивая непропорционально огромное тело наружу. Худое, высокое, покрытое редкой чёрной шерстью. Его отдалённое сходство с человеческим – исключительно издевательское, как говорил маэстро ужаса. Создавая его, природа явно хотела передать лишь одну мысль тому, кто встретится на пути у этого существа: прячься и молись, чтобы оно тебя не нашло.

Его вытянутая голова мерно покачивается, ноздри массивного носа раздуваются как у хищника, учуявшего добычу. По его собственному мнению, ничем гадким не пахнет. Только жаром крошечного тела, всё ещё заливающегося криком. Видимо, малышка всего-то не вовремя проснулась, и вместо мягкого света солнца столкнулась с непроницаемым мраком и шумом бури.

Тварь бесшумно подбирается к колыбели. На корточках, почти ползком, стараясь не задеть затылком люстру. Останавливается лишь на миг – когда слышит скрип в соседней комнате. Но за ним следуют лишь сдавленные крики, и старый до банальности спор.

– Ты не слышишь, что она плачет?! Иди и успокой её!

– Ты её родить решила, ты и укачивай! Мне спать надо, я на работу пойду, в отличие от некоторых!

– Не смей меня ещё и куском хлеба попрекать!

– Прекращу как только вы обе заткнётесь! Вставай и иди!

– Не пойду! Назло тебе никуда не пойду! Даже с места не сдвинусь!

– Как же ты меня…

Хлопок. Покачав головой, существо толкнуло незапертую дверь, моментально отрезая голоса. Каждую ночь одно и то же. Даже самую уважающую себя тварь подобное рано или поздно доведёт до белого каления.

«С этими двумя никакого покоя, – мысленно ругается монстр, вернувшись взглядом к детской кроватке. – и чего они только спорят…хорошенькая девочка».

Он нависает над малышкой огромной тенью, с интересом наклоняя голову, и рассматривая её со всех сторон. Та продолжает плакать, совсем игнорируя нежданного гостя. Существо тянется к крохотному тельцу, способному уместиться на одной его ладони…и слегка толкает в сторону.

Один раз. Второй, третий. Влево, вправо. Вправо, влево. Постепенно ребёнок перестаёт так громко кричать. Лишь тихо постанывает, явно измотанный собственной истерикой. Делает это всё тише, и тише, пока монстр продолжает его укачивать. Длинный палец бережно ложится на щёку, вытирает дорожки слёз, стараясь не задеть тонкую кожу длинным когтем.

Стоило девочке раскрыть веки, она вдруг удивительно осознанно посмотрела твари в глаза. Ни вверх, ни в пустоту, ни даже на его лицо. В глаза. С присущим всякому человеку любопытством. Честно, безотрывно, как если бы разглядывала безобидную зверушку. Усталые стоны постепенно сходят на нет – настолько она заворожена этими двумя огоньками напротив.

– Что, нравятся? – неожиданно произносит существо, ласково оскалившись. – Должны нравиться. Знаешь, скольких людей я заманил к себе одним лишь взглядом?…

Малышка, ожидаемо, не отвечает. Но подняв ручку, она вдруг ловко обхватывает крохотной ладошкой чёрный палец. Стоит твари попытаться высвободить его, как кроха вцепляется в плоть ещё крепче, и упрямо тянет её к себе, словно любимую игрушку.

Чудище не удерживается от хриплого хохота, звучащего так, будто кто-то ломает ногами тонкие палочки.

– Прелесть. Добро пожаловать в мой дом, – монстр бросает взгляд на изголовье кровати, где не очень-то безопасно висит скудно украшенная табличка. – Мара.

Глава 1. Полдюжины лун.

Глава 1. Полдюжины лун.

Первое время жить в одном доме с ребёнком было неплохо. В какой-то мере даже расслабляюще. Наблюдаешь за ним, как за рыбкой в аквариуме. Он лежит, изредка дёргает ещё не полностью изученными конечностями, смотрит на всё подряд, пытаясь понять хоть что-то из того что видит. Самое страшное, что может произойти – это его плач, зачастую даже ничем очевидным не обоснованный.

Но чем старше он становится, тем всё больше начинает напоминать не рыбку, а какого-нибудь кролика. Его можно брать на руки, ласкать, играться с крохотными ручками. Осторожно, конечно. Вы ведь знаете, какие они, кролики. Одна неловкость, один слишком громкий звук или просто неудачное положение для сна – и всё, у вас на руках больше не маленький друг, а отличный подарок таксидермисту.

Мара была прелестным маленьким кроликом. По крайней мере, для существа, в чью жизнь она так бессовестно и без предупреждения вошла. Сначала монстр приходил к ней только ночью. Укачивал, когда она плакала. Помогал ей перекатываться с живота на спину и обратно, пока та не умается и не уснёт.

Но вот уже день, а он всё ещё следит за ней, вместо того чтобы пойти на охоту или спать. Чтобы не помереть с голоду, а заодно и насолить женщине, что оставила своего ребёнка без присмотра, он подворовывал куски мяса, лежавшие в раковине и ждавшие, пока беспощадная пелена льда и холода наконец покинет их.

– Ну хоть бы загон для неё сделала, – ворчит тварь, в очередной раз оттаскивая младенца от раскрытого старого дивана, под который тот упорно пытался залезть. – Она ж как ягнёнок. Бестолковая, ни зубов, ни рожек. Отвернёшься на минуту – а волки уже тащат.

Ну, насчёт зубов это он приврал. Они-то как раз у неё были. Точнее, начали резаться всего пару дней назад. О чём девочка не постеснялась напомнить, вдруг сжавшись в комочек и начав громко хныкать.

– Ох, ну нет, ну только не начинай, – почти простонало существо, протягивая малышке очередную силиконовую безделушку. – Мама придёт, орать будет, меня мигрень в могилу сведёт! Да не тащи ты в рот всё подряд, ну на!

Мара, чей любимый пыльный пульт буквально вырвали из её рук, приняла игрушку без особого желания, и даже не спешила пробовать её на зуб. Только продолжала плакать, постепенно набирая громкость.

– Боже, или как вы там говорите, за что мне всё это… – прикрыв морду ладонью, монстр одним движением оказался на кухне. С лёгкостью оторвал кусок от телячьего окорока вместе с толстой наледью, и поплёлся обратно, не обращая внимания на капающую с мяса кровь и воду.

Найдя угол потемнее, он моментально утонул в нём, будто и не было пятиметрового тела, непропорционально длинных рук и огромной морды. Полезный однако талант. Особенно когда нужно смотреть за ребёнком и при этом не подарить никому из родителей инфаркта лет так в двадцать пять. Хотя порой очень хотелось. Не только из-за их постоянных споров.

Когда-то давно здесь было его место. Туманное, дикое, абсолютно глухое. Те, что в здравом уме, к нему не совались. А те кто не очень, или умудрились так глубоко заблудиться – сами были виноваты, что потревожили его покой. Он же их не трогал, только коров да коз воровал. Ну и тварь какую иногда задирал, если та на его территории шлялась. И всё. Им бы его благодарить, а они с палками. Бесполезно конечно, но всё равно неприятно!

А потом какой-то умник решил, что строить себе царь-град на болотах – отличная идея. И кончилась тогда у существа спокойная жизнь. Сначала терпел, с насиженного места уходить не хотелось. А потом поздно стало – некуда. Везде выросли такие же города. Если где и осталась глушь – то неспроста. Значит живёт там тварь такая, к которой даже нечисти себе дороже лезть. Да и некультурно это как-то, в чужой дом ломиться.

И вот теперь он застрял здесь. Вместо воздуха – дым, вместо травки – ковёр. Ночью ни звёзд, ни луны, одни фонари. Теперь ещё и эти поселились, с их вечно плачущим дитя.

Дойдя мыслями до малышки, монстр устало поднял голову, продолжая медленно жевать чужую тушку. И к своему же удивлению застал её сидящей у него в коленях. Вперившей в него свой детский взгляд и прекратившую плакать.

– Ох ты ж, ты когда успела? – тварь подобралась, подхватила девочку под мышки и поднесла к морде. – Мелкая как кролик, а скорости как у зайца. Тебе чего?

– Ваааа, – ответила Мара, протягивая ручки в сторону заледенелого мяса.

– Эээ, куда тебе? Своих зубов нет, а уже на чужое заришься? – от абсурдности ситуации монстр не удержался от смеха. – Мала ещё мясо есть. Крови не дам – голод зверский проснётся, в жизнь не утолишь.

– Ваааа!

– Не уговаривай, всё равно не дам. – для верности он закинул последний ломтик в пасть, отряхнув руку от ледяных капель. Тут же сунул её младенцу под нос. – Видишь, пусто? Нету ни-че-го.

Ребёнок вдруг замолчал. Чтобы понять почему, пришлось внимательно присмотреться к её пасти: крохотные челюсти неожиданно сомкнулись на протянутом пальце. Крепко, уверенно, будто действительно собралась его есть.

Существу ничего не мешало просто вырвать конечность из этой жалкой пародии на капкан. Вместо этого он поудобнее перехватил маленькое тельце и начал медленно его укачивать.

Во-первых, он побоялся случайно сломать ей челюсть. Во-вторых, почувствовал холодными пальцами жар её дёсен. Сжалившись над бедняжкой, позволил ей жевать свою плоть, всё ещё мокрую и с затерянными в шерсти льдинками.

Подумать только. Он, огромная болотная тварь, способная съесть этого младенца за один укус – сидит и качает его. Вместо того чтобы спрятаться куда подальше – следит за ней и даже позволяет кусать.

Как только этот беспомощный «кролик» сумел завладеть всем его вниманием? И ведь не просто завладеть – заставить заботиться.

Сам не зная ответа, монстр ухмыльнулся, и прошептал, смотря на свою новую подружку:

– Далеко пойдёшь, хищница.

Глава 2. Первые.

Глава 2. Первые.

О людях, поселившихся на его территории, монстр знал мало. Банально не интересовался. Где-то сидят, что-то болтают, куда-то ходят. Обычные мужчина и женщина, оба моложе тридцати. Дурных, по их мнению, привычек не имеют. Семьи с обоих сторон нет, квартиру кто-то свыше подарил, живут тут уже лет семь. Не лезут к нему, ночью не буянят – и на том спасибо. Сейчас же, когда на его попечении оказалась их дочурка, волей не волей пришлось вникать в их семейные распри.

А распри там были дай боже. Что ни день – то скандал. И ладно бы кричали, тарелками швырялись, но нет. Сверлили друг друга взглядами, работу бросали, цапались почти шипя, под частую один просто притворялся что другого нет. А иногда мужчины действительно не было дома куда дольше положенного. Со временем даже у хтони возникли вопросы. В основном в стиле: как вы умудрились ребёнка заделать, при таких то отношениях? И главное, зачем? Перчинку в них добавить?

Но вопросы оставались без ответов, а Мара всё росла. Вот уже год как существо с ней мается, а ситуация не меняется. Мать всё так же предпочитает оставить ребёнка в гостинной у телевизора, а сама хлопочет что-то на кухне в наушниках. И пускай бы дельное что делала – так нет же, протирает одни и те же полки по десять раз, перемывает давно чистую посуду, в холодильнике что-то перекладывает, даже слушает всё одну и ту же книжку.

Даже твари в один момент стало не по себе от такой рутины. Не будь его – в кого бы их малышка выросла? Она его голос слышит чаще маминого, его напевания, его сказки. Руки его носят да укачивают её чаще чем отцовские. Задумаешься – и холод по спине бежит. Потому думать об этом существо старалось поменьше. Судьба так распорядилась, видно, что он нянькой человеческому дитя стал. Представить было страшно, во что превратилась бы «семейная» жизнь, не будь у девочки монстра, что приходит на первый же её плаксивый зов.

– А по правде говоря, неужто они не замечают? – ворчала хтонь, в очередной раз отправляя ложку полную детского пюре в маленький рот. – Ребёнок их почти не плачет. Всегда одет, чист и сыт. Неужели каждый раз думают, что это один из них постарался? Коли так, то и неудивительно, что до сих пор они вместе. Фальшивой любовью скреплены, как приворожённые.

– Коо, – уже в который раз бормочет девочка, проглотив очередную ложку угощения и протягивая руки вперёд.

– Коо, коо, – устало отвечает ей тварь, покосившись на работающий телевизор. – Нашли что ребёнку включить…

А на тонком экране во всех цветах и высоком качестве шла запись льва, с аппетитом пожирающим неудачливую газель. Да так вкусно, так смакуя, что даже монстру становилось завидно.

– Когти льва, как и у всех кошачьих, втягивающиеся. – зазвучал приятный голос диктора, пока камера приближала изображение к окровавленным лапам. – Это значит, что в спокойном состоянии они скрыты в специальных кожных чехлах на лапах. Такое строение предохраняет когти от изнашивания при ходьбе по твердой поверхности, сохраняя их остроту для охоты и обороны. Лев выпускает когти, сокращая мышцы, когда ему нужно схватить добычу, взобраться на дерево или защитить себя. Самые большие когти расположены на большом пальце передней лапы. Ими лев наносит самые серьезные раны жертве. Форма изогнутая и острая, что обеспечивает надежный захват скользкой или сопротивляющейся добычи.

Картинки в точности следовали за голосом. Стоило ему сказать что-то – и камера тут же показывала это в мельчайших подробностях. К чести создателей стоит сказать, что документалка была дельная. Красивая, честная, без малейших утаек. Даже существу было интересно, что уж говорить о Маре. Та буквально впилась глазами в движущуюся картинку и постоянно повторяла знакомые ей звуки.

Неожиданно девочка выпалила, схватив друга за палец: прямо на стыке плоти и длинного когтя:

– Ког…ти!

***

– Нормальный ребёнок давно бы заикой стал… – донёсся из телевизора приятный хриплый голос. – А эта: хе-хе, ха-ха! Тьфу!

– Ох, как я тебя понимаю, Ау… – послышалось в ответ от пятиметровой хтони, прячущейся в тёмном серванте и подпирающей морду длинной рукой.

Случилось это где-то две недели спустя после того, как Мара сказала своё первое слово. Услышав его гораздо позже, родители, очевидно, были не в восторге. Конечно, ведь от ребёнка всего года от роду ждёшь какое-нибудь «мама», «папа», «дай»…никак не полное наивного восторга «когти»!

Скандал бы-ы-ыл…орали оба, и мать и отец. Да такие слова говорили, что приходилось ребёнку уши закрывать – не дай бог и это повторит.

– Ты совсем дурная, оставлять её без присмотра ещё и под чёрт знает что?! Что люди подумают?

– Ой нашёлся примерный отец! Ты сам когда в последний раз дома бывал? Когда на руках её держал?!

И всё в таком духе. Прибавьте парочку любимых бранных слов – и будет точь в точь их разговор. Одно было хорошо – эти двое, в отместку друг другу, назло, начали усердно следить за ребёнком. Что их девочка смотрит, во что играет, куда ползает.

– Других мультфильмов на всём Ютубе не нашлось? – раздражённо произнесла женщина, недовольно глядя в экран и то и дело бросая взгляд на дочку.

– Нормальный он. Мой любимый, в детстве обожал. – холодно отозвался отец, подняв бровь. – Видишь, ей нравится.

– А по моему, ей скучно.

– Когти! Ау! Где? – вклинилась Мара, самозабвенно играя ручками в тазике с водой, разбрызгивая последнюю куда угодно, но только не на подложенное полотенце.

– Вот там, Мара, – ласково и в то же время нервно ответил ей мужчина, подхватывая её плечико и показывая в сторону телевизора.

– Когти! – упрямо спорила малышка, оглядываясь по сторонам.

– Ну скажи ты хоть что-нибудь другое, – разочарованно и устало донеслось со стороны матери. – Скажи ма-ма. Ма-ма!

– Когти! Где?

– Это бесполезно, – простонала женщина, откидываясь на зелёные подушки дивана, что с удовольствием приняли её в свои объятия.

– А это всё ты со своими документалками!

– Боже, да заткнись уже.

– Ничему их жизнь не учит… – вздохнуло существо, переместившись из одной тени в другую.

Ему казалось, что сделал он это совершенно незаметно. Однако Мара вдруг перестала вертеться на месте и устремила свой взгляд прямо в щель между дверью в детскую и стеной. Прямо на его лицо. И засмеялась.

– Когти!

– «Она что…меня так зовёт?»

Моментально подтвердив мысли твари, девочка встала, покачиваясь и держась за подлокотник дивана, и…сделала шаг. А затем другой. И ещё, и ещё. Прямо к нему.

– «Ооох, плохо дело» – шутливо отозвался голос разума в его голове.

И монстр оказался прав. Стоило его подопечной освоить вертикальное пространство – начался сущий беспорядок. Быстро, даже слишком быстро, она перешла с ходьбы на лёгкий бег, а её загребущие ручки начали мелькать повсюду, от столовых приборов до зеркал и серванта. Бардак стал нормальным состоянием бытия, где на полу смешивалось всё, от игрушек до проводных зарядок.

Не было того места, куда не могла забраться не по годам ловкая девочка, за исключением разве что, верхушек шкафов и полок. Сама тварь бы со смехом наблюдала, как носятся «глупые взрослые», жалко пытающиеся проследить, чтобы их ребёнок не убился, если бы сам не оказался моментально в том же положении.

На самом деле, ему было ещё тяжелее, ведь у людей было одно преимущество – свобода. Ему же показываться на глаза было категорически нельзя, да и не хотелось. Поэтому приходилось изворачиваться похлеще всякой змеи на сковородке: специально оставлять тёмные места по всему дому, ломать лампочки, задёргивать шторы, высовываться быстро и только на чуть-чуть. Как только взрослые не насторожились – непонятно. С такими условиями сложно уследить за вечно активным ребёнком. Особенно когда от твоего вида он начинает радоваться и заливаться смехом.

– Нечто раз в шесть её больше, глазастое, носатое, чёрное как смоль, худое как жердь, дай бог не горбатое…а она смеётся! Смеётся! – поражённо восклицало существо, стараясь успеть за девочкой, что умудрилась выбраться из кроватки и сейчас активно попробовала открыть окно пятого этажа с самой довольной улыбкой на лице. – А ну иди сюда!

Схватив беглянку за ножку хтонь резво подняла её в воздух вниз головой, заставив смотреть себе в глаза.

– Нормальные люди благоговейно замирают, или орут как резанные, а ты что? – продолжал он, играюче встряхнув подружку.

– Дааа! – послышалось в ответ, сквозь смех и восторженные трепыхания. Ни капли страха или даже изумления. – Когти! Когти!

– Тшшш, – существо приложило палец к узким губам, совершенно не справляющихся с их главной задачей – скрывать длинные острые зубы. – Маму разбудим, ругаться будет. Пойдем, сказку расскажу.

Не считать уже в который раз он отнёс её в постель, укрыл расписным одеялом, подложил под руку плюшевого оленя и принялся укачивать, подталкивая кроватку ногой, а руками начав отбрасывать просто невероятные тени.

– Однажды, давным-давно, – запевая начал он, словно рассказывал легенду у старого старого костра, в глубоком диком племени. – Был лес. Огромный и тёмный. Великий и страшный. Границ его не знали ни один зверь, ни одна птица. И лес был полон духов, не любящих ничего окроме покоя и сытного мяса…

Заворожённая, Мара смотрела в потолок, не смея ворочаться, словно боясь пропустить хоть секунду представления. Никого она не слушала так, как его.

Глава 3. Друг.

Глава 3. Друг.

– Привет, – шепнула девочка темноте платяного шкафа, садясь на стульчик рядом и кладя перед дверцами тарелку с рисом и курицей.

– Привет, – ласково отозвалась тьма, и длинные руки вынырнули из неё, заворошив пальцами по еде, вытаскивая из неё кусочки мяса побольше. – Опять ешь не за столом?

– Нет, – Мара мотнула головой. – Это добавка. Для тебя попросила!

– Что же, спасибо. Прямо для меня?

– Пожалуйста! Неа, хи-хих, для себя!

Из темноты показалась знакомая морда и первый кусок курицы отправился в широкую пасть. Длинные кривые клыки с лёгкостью разорвали несчастную птицу.

– Умница, Мара. Умная девочка.

– Спасибо!

И так было почти каждый вечер. Стоило родителям начать странно переглядываться за обеденным столом, как их дочурка сразу радостно просилась с добавкой к себе в комнату. Она не знала, почему мама и папа так смотрят друг на друга, не очень то и хотелось знать. Главное было другим – такое поведение значило, что теперь она могла вернуться к себе, к старому деревянному шкафу, и сидеть там хоть до глубокой ночи, и все будут только рады, включая её.

В отличие от многих детей своего возраста, Мара никогда не боялась темноты. Просто не видела смысла. В темноте жил её самый лучший друг, которого она знала, казалось, всю свою маленькую жизнь. Она не помнила, когда встретила его. Лишь подсознательно, где-то на подкорке, понимала что это случилось давным-давно, когда она была ещё совсем крохой. Она смутно помнила, как он укачивал её, как читал самые разные сказки, как укрывал одеялом и был рядом, когда ей не спалось из-за чьих-то криков. И сейчас он до сих пор здесь. С ней. Уже целых пять лет.

…И она до сих она не знает его имени.

Мысль эта буквально ворвалась к ней в голову, без всякого приглашения и чувства такта. Как и любая другая гениальная мысль. Такие они, гении, ничего не поделать. Но возвращаясь к ней – ох как это было неприлично! Девочку уже вовсю учили манерам, что в садике, что дома, и стоило бы продемонстрировать свои успехи.

– Как тебя зовут? – наконец решилась она, крутя в руках бесполезную сейчас вилку.

– Никак не зовут, – существо тихо рассмеялось, скатывая рис в один большой комок. – От меня только убегают.

– Совсем никак?

– Совсем никак, – кивнул монстр, проглатывая рисовый ком. – Но если тебе так надо – можешь называть как вздумается.

– Тогда, хм… – Мара задумалась всего на минуту, не дав другу даже толком прожевать очередной кусок мяса. Гордо заявила, указав на хтонь вилкой. – …Будешь Мрякой! Потому что ты постоянно во мраке!

Существо серьёзно поперхнулось. Откашлявшись и не моргая, он изумлённо уставился на ребёнка, как на какое-то чудо.

– Тебе…не нравится? – малышка потупила взгляд, склонив голову.

Словно очнувшись от чего-то, Мряка грубо, по-звериному отряхнулся, прежде чем низко, нервно рассмеяться. Оттенка этого смеха девочка, конечно, не могла распознать, но сам факт моментально поднял ей настроение.

– Хорошее имя, – наконец отсмеявшись, произнесла тварь, поглаживая огромной ладонью крохотную головку. – Подходит.

Вот так. Всего три слова – и печали подружки как не бывало. Понятно было не только по выражению румяного личика, но и по вопросам, которые тут же полились рекой.

– А сколько тебе лет?

– Много.

– Больше чем папе?

– Гораздо больше. Я старше папы, и папы твоего папы, и папы его папы. Города, в котором ты живёшь ещё не было, а я уже был.

– Кру-у-уто! Воспитательница говорила, что совсем скоро я пойду в «школу», где мне будут рассказывать всё всё о мире. А ты сможешь рассказать?

– Ну, не всё конечно же. Но многое. А что? Уже не доверяешь взрослым?

– Не понимаю, – скучающе отозвалась Мара, слезая со стульчика и забираясь в шкаф, на колени к чудищу. – Ничего не понимаю. Мама вечно ничего не знает, а папа отказывается объяснять.

Подавить тяжёлый вздох у Мряки не получилось. К счастью, последствий у этого действия не настало – слишком сосредоточена была девочка на своих словах и слишком мала чтобы замечать такие детали.

– Значит объяснять буду я, – наконец выдохнул монстр, мягко улыбаясь. – Ты только никому не говори. Понимаешь, другие детки будут завидовать. Что я у тебя есть, а у них нет. Начнут всякие пакости делать. А оно тебе не надо.

– Например выльют на меня ту странную жидкость, которая разъест меня до костей?

– Ты…откуда это взяла?!

Завидев вытянутую от крайнего удивления морду, Мара не удержалась и расхохоталась в голос. Боже, как же ей это нравится – рассказывать ему всё подряд, каждый раз изумлять его.

– У мамы в телефоне.

– Не лезь в чужие вещи, это неприлично.

– Но мне ску-у-учно!

– Если скучно, зови меня – поиграем. А чужое не трогай. Что не понятно – всё объясню. А коли не смогу, поищем ответ вместе, – повторила тварь уже мягче, пока не заметила очередной зевок подружки и то, как её покачивает на месте. – Тебе пора спать, Мара.

– Не хочу… – вразрез со словами вышел ещё один зевок, а тело так сладко потянулось, что стало понятно: ещё немного, и она уснёт прямо в шкафу, у него на коленях. – Хотя бы сказку расскажи…

– Конечно. Какую хочешь? – ласково прошептало существо, подхватывая малютку на руки и направившись к её кровати.

– Про девочку и деревню.

– Опять? – друг ухмыльнулся, но под требовательным взором Мары смирился с выбором. Он уложил её в постель, а сам начал, скребя когтем рисунок на потолке. – Есть поверие, что ребёнок не получивший любви от деревни, однажды сожжёт её дотла, чтобы почувствовать тепло. И знаю я к этой присказке историю…

Было уже далеко за полночь, когда с кухни донёсся шум воды и скрип губки о тарелку. Мряка, совершив очередной набег на казан с мясом, смывал следы своего преступления и заодно осторожно чистил тарелку, которую принесла ему Мара. А мысли его, меж тем, были совсем далеко отсюда.

– Ну как, ну не может быть это случайно. Но откуда? – ворчал он себе под нос, шаркая когтями по керамике. – Уже сотни лет я не слышал этого имени – и тут на те вам, маленькая девочка, годков пяти, ребёнок не сведущий, вновь зовёт меня.

Мряка.

Так его действительно уже называли. Давным давно, когда он ещё мог слоняться по лесу, по полям и степям, выискивая себе ужин в промозглую ночь. Всегда в промозглую. Ну вот нравилось ему так. И дождь всегда помогал скрыть запах крови, да дорожки ею очерченные. Потому Мрякой и прозвали – мокрый вечно был, когда людям на глаза попадался.

– Судьба-кудесница, всегда всё вывернет наизнанку, – сошло с улыбающихся губ, когда последняя тарелка из раковины легла на своё место в серванте. – Вот ведь! Задумался опять. Нельзя мне долго думать, глупости начинаю делать, – монстр тихо засмеялся, оглядывая абсолютно чистую теперь кухню, которую он вот этими, своими же руками обчистил. Утром неурядиц буде-е-ет… – Надо крепче спать, надо крепче спать…

Глава 4. Обещание.

Глава 4. Обещание.

Всё же, надеяться на то, что их дружба окажется незамеченной было странно и напрасно. Если постоянные просьбы добавки ещё можно было объяснить обычным детским метаболизмом, то почти ночной образ жизни и постоянные разговоры с пустотой уже в картину здорового ребёнка не вписывались.

Быть может родители и дальше не замечали бы этого, если бы их дочурка не начала ежедневно пугать их своей осведомлённостью. Нет, интернет то у неё был, и даже неограниченный, без всякого родительского надзора. Вот только не мог шестилетний ребёнок ловко с ним управляться и целенаправленно искать настолько рандомные кусочки информации. Да даже если бы кто-то додумался проверить историю браузера – испугался бы ещё больше, ведь та была абсолютно чиста. Никаких подозрительных или выпадающих из логики запросов.

И тем не менее, Мара упорно продолжала удивлять всех взрослых в округе. Она никогда не жаловалась, никогда не плакала. Если ей что-то и не нравилось – она молчала или не показывала виду. Понять, дискомфортно ли ей, было почти невозможно. Не важно, это была долгая прогулка, или укачивающая даже самых крепких поездка в автобусе, или непрекращающийся шум – девочка стойко молчала и просто шла вперёд. Даже когда она однажды со всей скорости врезалась в железную ограду – не издала ни звука, а на память не осталось ни шрама, ни шишки, ни хотя бы синяка.

В общем, ребёнок уже был не совсем обычным. А тут ещё и начались эти разговоры.

– Это не свастика, это цветок Перуна, – заявила Мара, когда мать с ужасом оглядывала орнамент в нарисованном ею солнышке. – Я рисую папоротник, потому что раньше он даровал людям магию. Я тоже так хочу. Только без ножа и ночного ритуала.

– Тебе надо в лес, за Истодом, – сказала дочь отцу, когда тот в очередной раз жаловался на затяжную простуду. – Из корней зелье сделать и выпить. А маме Дурман, чтобы живот не болел.

– Если ты хочешь съесть человека, то готовить его надо как свинину. – выдала шестилетняя девочка на выкрик с кухни: «ты мозги мне выесть хочешь?!»

– Говядина, – ответила она же, когда в детском саду ей показали книжку с картинкой коровы и спросили кто на ней.

Первое время было почти смешно. Ну ладно, очень смешно. Лично Мряка хохотал бы во весь голос, если бы не приходилось постоянно прятаться и сидеть тихо. А вот родителям очень скоро стало не до смеха.

И однажды они куда-то увели свою дочь, и не возвращались до самого позднего вечера. В комнату Мара вошла уставшая и крайне расстроенная. Бросила свой рюкзачок куда-то в угол, убрала с кровати все игрушки кроме любимого оленя и завернулась в одеяло, отрезав себя от всех вокруг. Она даже не повернулась, когда открылась дверца шкафа и заскрипели напольные доски.

– Что такое, цветочек? Почему грустишь? – монстр уселся рядом с кроваткой, взяв в лапу уголок жёлтого одеяла.

Девочка медленно повернулась и очень долго таращилась на друга, прежде чем вдруг вскинуть руку и ударить его в грудь.

– Эй! Больно же! – отозвался Мряка, потирая на самом деле не очень то и ушибленное место. – Ты чего?

Вместо ответа подружка подсела ближе, и зашептала, проведя рукой по редкой жесткой шерсти:

– Не понимаю. Вроде настоящий. Живой.

– Конечно настоящий! И живее всех живых! – почти обиженно отозвалось существо, склонив голову.

– Ульяна сказала что тебя нет. Что ты воображаемый.

– Что ещё за Ульяна?

– Какая-то девушка, к которой меня сегодня водили. Сначала было весело, она мне игрушки дала, каких у меня нет.

– А потом? – костлявая ладонь легла на юную головку и начала ласково проходиться по тёмным волосам.

– А потом я нарисовала ей всю семью – и ей не понравилось.

– Почему, цветочек?

– Папа далеко, мама злая…и ты.

– Что я?

– Не знаю. Просто есть.

– У-у-у, понятно… – прогудела тварь, покачав головой. – Ты меня нарисовала, да? Как на тех рисунках, что у меня в шкафу?

– Угу. Мама тоже их видела. Они ей не понравились.

– Ой ой ой, – существо закатило глаза. – А мне её рыба не нравится, но я же не возмущаюсь!

– Они оставили меня с ней говорить, – продолжала Мара, не реагируя на бравады друга. – Она меня постоянно спрашивала. Кто ты, как зовут, что делаешь, что любишь. Не обижаешь ли. А потом сказала маме с папой что ты просто «воображаемый друг». Что мне скучно, вот и выдумала тебя. Но я же не выдумала! – девочка резко сорвалась на крик.

– Конечно, конечно не выдумала, Мара, – в противовес ей, Мряка понизил голос, поглаживая её по спине. – Вот же я. Здесь, прямо перед тобой.

– А ещё…ещё сказала, что ты уйдешь, когда я вырасту! – в глазах девочки показались слезинки, щёки раскраснелись.

– Брехня! – не выдержав, выругалась хтонь, утирая солёные капли. – Враньё, то есть. Никуда я не уйду, если только не попросишь.

– Правда? Обещаешь?

– Обещаю.

– И всегда будешь моим другом?

– Покуда ты хочешь им мне быть. Покуда есть твой шкаф – я всегда буду рядом.

– А…а если шкаф выкинут?

– Тогда он перестанет быть твоим! – существо рассмеялось, словно услышало что-то глупое. – А я буду ждать в новом. Главное, чтобы он был только твой. Понимаешь?

– Угу, – успокоившись, Мара утёрла личико и подсела ближе, впервые за вечер улыбнувшись. – Ты забавно разговариваешь, ты знаешь? Ульяна мне говорила. Как старец.

– И что ещё этой Ульяне не нравится? – закатив глаза, поинтересовался Мряка.

– Да ничего вроде, – малышка повела плечами. – Только что ты «страшный».

– Ну простите, каким родился!

– Я ей это передам?

– Не стоит. Ты лучше соглашайся с ними, а думай своим умом. Иначе загоняют бедненькую, с ног валиться будешь, и голова болеть начнёт.

– Обещаю, – ответила девочка, вряд ли осознавая, насколько серьёзным было ею сказанное.

– Вот и молодец. Теперь беги в ванную, чисти зубки и возвращайся. Я тебе новую сказку расскажу.

– Ты неправильно их рассказываешь. – улыбнулась Мара, спускаясь с кровати. – Надо начинать с самого интересного.

– Яйца курицу не учат. – беззлобно усмехнулся монстр в ответ.

– Если яйцо умное – то учит, – ответила девочка и показала твари язык, прежде чем скрыться за дверью в ванную.

Глава 5. Няня Мряка.

Глава 5. Няня Мряка.

Иногда Мряке казалось, что о чём-то родители Мары да подозревали. Что есть у дочери друг, и совсем не воображаемый. Живой, из плоти и крови, и явно старше её. Никак иначе он не мог для себя объяснить, почему летом, когда садик был закрыт, они оба не изменяли своему расписанию и упорно бежали из дома стоит только солнцу взойти, а возвращались глубоким вечером, оставляя дочку совсем одну на целый день.

Точнее, варианты то были, только каждый из них очень сильно злил или пугал, и думать о таком не хотелось.

В любом случае, с таким раскладом монстр постоянно становился нянькой. А Мара была не из меланхоличной породы. Не из тех, кто сидит подолгу в своих мыслях, или что-то читает или рисует. Не-е-ет, она была из тех, что постоянно хотели что-то сделать, али вытворить, пока внутренняя батарейка, казавшаяся порой бесконечной, не садилась бы окончательно.

Так что следить за ней было той ещё «забавой». В прямом и самом саркастическом смысле.

Стоило только закончиться завтраку, а входной двери захлопнуться – девочка бежала к своему любимому монстру, бескомпромиссно распахивая дверцы шкафа.

– Всё, они ушли, можешь выходить!

– Слышал, – подавляя зевок ворчало существо, выбираясь из вмиг переставшего быть тёмным, пространства. – Ты почему не спишь, рано же ещё.

– Не хочу! – заявила Мара, подпрыгивая на месте от радости. – Я уже выспалась! Давай играть!

– Обожди, обожди, чудо ты игривое, – хтонь покачала головой. – Сначала завтрак, потом игры.

Под завтраком имелся ввиду, конечно, не обычный чай с булочками или кашей. Это уже съела девочка. А вот Мряка уходил в морозилку за фаршем, остатками рыбы или ещё чего-нибудь мясного. Это если день был хорошим. Если плохим – приходилось быть голодным. Потому что выходить на охоту и оставлять девчушку совсем одну боялся даже он.

Сегодня день был прекрасным. Печень и потроха были вкуснейшими, пусть и совсем холодными. Пока друг ел, Мара всё носилась кругами по кухне, притворяясь самолётиком. Хотя судя по скорости это был скорее истребитель. Не успел монстр вытереть кровь с губ, как подружка уже тащила его за руку в гостиную.

– Пойдём, пойдём! Хочу летать!

Что ж, желание девочки – закон. Вытерев лапы о скудную шерсть на бёдрах, хтонь подхватила подружку на руки, и, подняв непривычно высоко, стала водить удивительно лёгким телом по воздуху, едва не касаясь потолка.

– Лево руля! Курс на прихожую!

– Мы там не развернёмся, капитан!

– Наклонить борт! Пролетим меж горами, как в «Лило и Стич»!

Спорить со своенравным капитаном и тем более убеждать её, что в таком положении удержать её будет крайне тяжело, было бесполезно. Поэтому второй пилот, а точнее, сам самолёт, покорно накренился почти на девяносто градусов, вызвав истерично-весёлый смех вкусившего адреналина ребёнка.

Как и настоящий полёт, длилось это действие час-два, пока не устали и Мряка, и Мара. У последней настолько закружилась голова, что та свернулась калачиком на диване и слушала очередной документальный фильм о животных, прикрыв глаза. Отдыхало и существо, разминая и потягивая ноющие конечности, а так же потирая содранные колени.

Дальше, обычно чтобы успокоить всё ещё колотящееся сердце, шли игры в куклы или настолки. И если с последними всё было тривиально: начали за здоровье, на середине устроили битву и массовый переворот правил и стратегий, а закончили чёрт знает чем; то с первыми было чуть более…интересно. Сначала всё было радужно-умилительно: домик, чаепития, вечеринки с друзьями, игра с питомцами…всё пока в гостевой комнате не обнаруживали труп. С того самого момента лайтовая история превращалась в детектив-триллер, с тайнами, драмой, и расследованием ритуального (и очень редко иначе) убийства. Девочки, что с них взять?

– Напомни, почему она вступила в секту, ещё раз?

– Ей там пообещали дом и пожизненный запас шоколада! – бодро ответила Мара, надкусив плитку того самого угощения.

– Ты ж говорила, у неё аллергия на сладкое. Ей нельзя шоколад – пятнами покроется.

– Ну это же не значит, что она его не хочет!

– …Справедливо. А вампирша? Почему её стошнило?

– Ты же сам говорил, что кровь спустя время разжижается и становится отвратительной на вкус! – парировала подружка. – И это важно для сюжета, как ещё им узнать, что она пьёт её?

Мряка мог назвать минимум пять вариантов как, поднять вопрос «а зачем пить двухдневный труп», и заодно поспорить, что сюжет это не изменило, только добавило накала ситуации и ненадолго увело расследование в сторону. Но вместо этого с улыбкой поднял руки, капитулируясь, чем вызвал столь приятный ему смех ребёнка.

Обычно после кукол Мара наконец оставляла его в покое и отправлялась читать книжки, рисовать, или играть в одиночестве. Но для монстра это отнюдь не было передышкой. Это было время лежать на полу и отвечать на самые неожиданные вопросы.

– Мряка, а «#@₽&^» это плохое слово?

– Да, – ответило существо не моргнув нервно дёргающимся глазом, подавив в себе желание высказать ещё пару ласковых в сторону того, кто забыл проследить за языком при своём же ребёнке. Сильно помогло нежелание стать таким же и дать Маре ещё больший словарный запас грязных слов.

– Мряка, ты же не из Африки? Почему тогда ты чёрный?

– Потому что я в темноте люблю прятаться.

– Не-е-ет, тогда бы ты был бледным, как голый землекоп! Потому что солнца не видишь.

– Во-первых, существуют кроты. Во-вторых, я как собака. Неважно, как и откуда родом – генетика постаралась.

– А почему сегодня солнце? Я хотела дождь!

«Потому что жизнь несправедлива» едва не сорвалось с языка, но было вовремя подменено куда менее прозаичным:

– Воды мало, ветра нет, облака не собрались. Нет облаков – нет туч. Нет туч – нет дождя.

– Что лучше, кровь или мясо?

– Мясо.

– А что такое импотент?

– Это тот, кто детей иметь не может.

И далее, далее, далее. Всего и не уместишь. Одна радость была – после таких допросов Мара сама делилась тем, что имела: будь это новая информация из детской энциклопедии или ещё один рисунок, от которого чёрный восковой мелок становился на полсантиметра меньше. Мряка такие рисунки прятал в самом дальнем углу шкафа и вешал на задней стенке, подальше от впечатлительных взрослых. Там собралась уже целая галерея его портретов и сюжетных зарисовок, но он радовался каждому новому листочку как дитя игрушке.

Дальше было самое тяжёлое – приготовить обед. В лучшем случае мать с отцом оставляли что-то со вчера, и это можно было просто разогреть в микроволновке. Но в такие дни, как сегодня, было хуже – из готового не было ничего. А это сулило только одно – ещё один хаос, только в этот раз на кухне, а не в голове у хтони.

– Тут написано…ам… – медленно, почти по слогам говорила девочка, вчитываясь в мелкий текст. – Посолить воду, довести до кипения, бросить макароны и готовить до состояния Аль Денте.

– Что ещё за Аль Денте? – проворчало существо, набирая кастрюлю воды. – И как много посолить? Крупицу? Щепотку? Ложку? Пуд?!

– Не написано.

– Боже, ничего нормально люди сделать не могут. Всегда надо всё усложнить али бред сивой кобылы написать.

– Что значит сивой?

– Серой значит, с синевой.

– А почему серой кобылы, а не рыжей?

– А чёрт их знает. Считали что все серые лошади глупые.

– Бедные лошадки…

– Ага. Ты давай мне сюда эту дыхалку огнём.

– Зажигалку, – с гордой улыбкой поправила его Мара, протягивая пластиковую ручку с железным носом. – А когда я уже смогу зажечь?

– Лет двенадцать стукнет и попробуешь.

– У-у-у, это слишком долго!

– Зато дом не спалишь, – улыбнувшись, тварь обернулась, протягивая руку. – Давай соль, на глаз насыплю.

– На глаз? А разве тебе не будет больно?

Спустя двадцать минут, две поучительные истории, три глупых вопроса и один, но очень яркий бой с плюющимся кипятком, макаронное нечто было готово. Без мяса, без сыра, без специй, но зато съедобное. Пока девочка с упоением выжимала на макароны соус и ела их, Мряка шарился по морозилке в поисках остатков мяса или потрохов, пропажу которых бы не заметили слишком быстро.

За обедом обычно шёл дневной сон. К удивлению твари, уложить Мару было не таким уж и сложным делом, несмотря на всю её гиперактивность утром. Каждый раз хватало просто переодеть её в самую удобную пижаму, налить чаю или какао, и заставить слушать очередную сказку, лёжа под одеялом с игрушкой подмышкой. По заветам всех недавно родивших матерей, хтонь спала вместе с ребёнком. Рядом, на полу, прикрытый какой-то льняной тряпочкой. Не из удобства и не от холода. Исключительно благодаря жалости и заботе от маленькой подружки.

Потом данный паттерн повторялся, до самого ужина, когда с работы возвращались родители. Обычно слишком усталые или просто не желающие ни на что реагировать, они молча садились за стол и краем уха выслушивали россказни дочери. Но не в этот раз.

– Мара, это что? – напряжённо оглядывая кухню поинтересовалась мать, указывая на сковородку с макаронами.

– Мой обед! Мы с Мрякой его приготовили!

– Я тебе что говорила? – тон голоса резко скакнул, огрубел и ожесточился. – К плите ни шагу, с огнём не играть, острого не трогать. А ты что? Назло мне это делаешь? Или твой дружок тебя надоумил?!

– Я была голодная! – обиженно просипела девочка, складывая руки на груди.

– Ну так и дождалась бы нас! А теперь марш в комнату. До утра ты наказана.

– Но мама…!

– В комнату, я сказала! И чтоб ни ногой к кухне! Ужинать будешь у себя.

– Не буду! Сама ешь! – упрямо всхлипнув, Мара подчинилась и убежала к себе, едва не хлопнув дверью и пропустив начавшуюся было тираду о детском воспитании.

«Ну и что это такое?! Обязательно было на неё кричать? Чего она боится я понимаю, но сама же оставила её совсем без ничего, ей что надо было делать?»

– Ну молодец, – донеслось со стороны отца. – Мать года, оставила ребёнка без еды на весь день.

– Будто ты хоть что-то для этого сделал! Будь добр закрыть рот и оставить меня в покое, или тоже останешься без ужина.

«Да вы издеваетесь?!»

– Невелика потеря, – безразличное в ответ, за которым последовали шорох и шаги. – Марина была права, лучше я вне дома поем, чтоб тебя не слушать.

– Что ещё за Марина?!

– Всего лишь коллега. Уйми свою собачью ревность.

– Ты что, только что назвал меня сукой?!

– Всё, я сваливаю отсюда. Оревуар, до завтра не ждите.

– Да как ты сме…?!

Речь её прервал оглушительный грохот с кухни. Люди обернулись одновременно и с одинаковым ужасом уставились на холодильник.

Не распахнутый, не заляпанный, не резко опустевший. Лежащий на полу «лицом вниз», с оторванными проводами, почти на территории гостиной. Так, будто его кто-то не просто толкнул, а взял и бросил. Небрежно, как какую-то корзинку.

– Твою мать… – наконец сошло с уст обомлевшего мужчины, разглядывающего голую теперь стену.

Не видевшую солнца, но серую от пыли. Окружённую кухонным гарнитуром. Последнее и довершало пугающую картину. Холодильник был защищён со всех своих сторон кухонными тумбами и шкафами. Едва ли не прикручен к ним. Единственное место, через которое можно было подступиться было сзади – тёмное, как ночь, но всего в два пальца толщиной.

Люди молчали, с ужасом переглядывались. Мряка тоже молчал. Тишину нарушил скрип и детский голосок.

– Что это было? – спросила Мара, высунув за дверь только голову. Увидев же причину всеобщего напряжения, она удивлённо протянула: – Ооой. Это как он упал?

– Не…не знаю, – запинаясь, ответила бледная как полотно мать, оглядывая кухню. – Не подходи к нему. Сиди у себя.

– Хм, не очень-то и хотелось, – фыркнула девочка и захлопнула дверь.

И хотя монстру тоже было интересно, как двое взрослых будут решать сию проблему, в приоритете у него всё же стояла Мара. Так что он последовал за ней, оставив нерадивую пару разбираться в одиночку.

– Ты видел как упало? Же-е-есть!

– Не говори жесть, это грубое слово, – с улыбкой отозвалось существо, поглаживая подружку по голове. – Да, видел. Даже холодильник их споров не выдержал, представляешь? Взял решил убиться.

– Хахаха! – зазвучал детский смех, похожий на перелив колокольчиков.

– Ты смотри, что я тебе принёс, – с гордой улыбкой, хтонь протянула девочке полиэтиленовый пакет, перевязанный узлом и полный сладостей.

Мара едва не вскрикнула от радости, но вовремя прикрыла рот руками.

– И это всё мне? – прошептала она, принимая кулёчек радости.

– Только в этот раз. А то зубки заболят.

– Спасибо, спасибо, спасибо!

– Пожалуйста. А теперь ешь, цветочек, пока родители не заметили.

Мара тут же принялась распутывать узел и отбирать самые вкусные сладости, и даже попробовала несколько на зуб, прежде чем выдать:

– Мультики хочу.

– Позже, милая, когда все спать лягут. Боюсь, если я притащу телевизор сюда, влетит по шапке нам обоим.

– Ты же не носишь шапку.

– Это просто такое выражение, – Мряка закатил глаза, но продолжил улыбаться. Отчасти от детской наивности Мары, которая, как он знал, не сможет быть с ней вечно. И возможно очень скоро её покинет. – Давай лучше рисовать. Или я сказку почитаю.

Так они и провели остаток вечера. Сидели в комнате как мышки, уплетали вместе конфеты и от скуки рисовали картинки. Мара как всегда рисовала Мряку. Мряка же – лес да болота. Учитывая размер его рук, когтей, а также воскового карандашика и ограниченности цветов – выходило очень даже неплохо.

Когда стихли звуки даже за окном, двое маленьких преступников пробрались в гостиную, почти убрали звук и принялись листать каналы, пока не нашли что-то более менее приемлемое. Смотрела только Мара. Мряка же стоял на страже, как провозглашённый девочкой Рыцарь Пульта. И каждый раз, когда он слышал подозрительный скрип, он тут же выключал телевизор и прятал подругу в своих объятиях. Потом шли минуты тишины, и всё возвращались на круги своя.