Самозванец

Глава 1-3

Перед ежегодным отплытием часть досок

на корабле Тесея обновляли.

Со временем на судне не осталось ни одной доски,

что когда-то вернулась с Тесеем

в Афины – их все заменили.

Остался ли корабль Тесея тем же самым?

Парадокс Тесея

Он чётко ощутил, как в тот момент заработали десятки давно застывших механизмов. Именно тогда грохот и лязг мировых шестерней наконец достиг его ушей, отозвался звоном в голове и выбил землю из-под ног.

Он ещё не помнил, что всё началось намного раньше. Века назад.

Сначала Олегу показалось, что из оцепенения безвременья где-то в перегоне между «Площадью Восстания» и «Чернышевской» его выдернул мужик в помятом пиджаке. Вагон сильно качнуло, и он метко засадил барсеткой Олегу прямо в лоб. Недовольный взгляд и вопрос о том, где напавший вообще достал этот артефакт, застряли в горле, когда Олег понял, что на самом деле вернуло его в ревущий вагон поезда из закоулков мыслей.

Осязаемо тяжёлый взгляд.

Олега бурил хищными, магически жёлтыми глазами парень в чёрной растянутой толстовке. Он сидел, широко расставив ноги и упираясь локтями в бёдра – угловатую челюсть поддерживали кисти рук, а глаза с азиатским разрезом не отрывались от Олега, словно пытаясь вытащить из него саму суть.

Пару мгновений Олег не знал, куда себя деть, и сильнее вжимался в коричневое сиденье. От нервов болью запульсировала старая рана, засевшая на его лице вместо правого глаза. Ему не было страшно, наоборот сейчас он ощущал себя таким монолитным, каким не был никогда. Будто множество песчинок, на которые его размозжила жизнь, на секунду собрались обратно. И вся эта цельность от мизинцев ног до макушки ощущала – порядок нарушен.

Может, лицо Олега перекосило сильнее, чем он мог представить, а может, желтоглазый наконец разглядел в нём то, что искал. Он ухмыльнулся, так, словно бы настиг свою добычу и расслабленно откинулся на спинку сиденья.

Олег нащупал пальцами холодную сталь перочинного ножика, лежавшего во внутреннем кармане флисовой рубахи. Он решил, что сегодня будет особенно осторожным. Последнее, чем хотелось обогатить день – применением того, чем он выковыривал грязь из-под ногтей и надрезал слипшиеся листы бумаги у старых библиотечных книг, по прямому назначению. Но и перспектива лишиться и так дырявого кошелька или второго глаза тоже не сильно прельщала.

Пока Олег пытался не сгореть под неотрывным взглядом незнакомца, вагон вынырнул из тьмы туннеля и затормозил на тускло освещённой, закованной в серый гранит станции. Перед выходом на платформу Олег ещё раз увидел на дверном стекле отражение жёлтых глаз.

По эскалатору вверх он бежал, не оглядываясь. На земле сразу завернул за угол и принялся петлять желтокаменными дворами, то и дело утыкаясь в закрытые наглухо дворы-колодцы или перегороженные карантинными заборами проходы. Олег не смотрел назад и уже даже не чувствовал погони, но сердце продолжало грохотать в груди, а ноги несли вперёд. В какой-то момент ему пришлось заставить себя остановиться, присесть на корточки, унимая цветные пятна, прыгающие по асфальту.

Олег достал из кармана телефон и быстро набрал цифры по памяти. К уху потянулись невозможно долгие гудки. Больше всего ему сейчас нужно было услышать знакомые интонации, спросить какую-то ерунду и уловить тёплую улыбку между словами. Но этого не случилось. Лишь женщина с пронзительным металлическим голосом заладила: «Абонент не отвечает или временно недоступен».

Олег стряхнул с телефона этот звук. Он сделал выдох, затем ещё один. Грудь сдавило от нехватки воздуха, и это наконец помогло прийти в себя.

Он оглянулся по сторонам. В крохотном дворике с заброшенным садиком не было никого. Только лохматая девчонка, изгибаясь в пустой глазнице потемневшего здания, с тревогой смотрела вниз. Олег выдавил улыбку, махнул ей рукой и быстро зашагал прочь. Если он опоздает на работу, уже ничего не спасёт Олега от гнева Льва Ивановича. Даже особое положение.

Чёрт с ним.

Нанизывая своим путём одну бусину двора за другой, Олег пытался выкинуть из головы взгляд двух жёлтых прищуренных глаз. Его так поглотило это занятие, что он чуть не впечатался носом в белую свежевыкрашенную дверь.

Только сейчас он заметил: на весь коридор бывшей мебельной фабрики, а теперь – офисного здания, разило едким запахом краски. Тусклая лампа на потолке неохотно светила, подрагивая. У звонка возле двери кто-то отрезал провод, и теперь он понуро свисал к полу.

Пытаясь не вымазаться, Олег нажал на ручку, и та легко поддалась. Изнутри на него хлынул душный ком запахов благовоний и бумаги, треска телефона, громких голосов и скрежета пыхтящих принтеров.

– Олег Олегыч! – тучная и высокая девушка с ярко-голубыми волосами вскочила из-за стола. Олег невольно поморщился. Марина была чудесна, и многие, включая самого Олега, назвали бы её красивой. Но очарование линий её тела и плавных черт лица исчезало ровно в тот момент, когда девушка открывала рот. Марина обладала настолько высоким и звонким голосом, что он звучал подобно скрипке. Расстроенной и заключённой в неумелых руках. За пару лет работы здесь Олегу так и не удалось привыкнуть к этому резкому звуку, на который становилось похоже его имя на кончике её языка.

– Привет, – процедил Олег, попытавшись улыбнуться.

Марина озадаченно посмотрела на него, наклонив голову, но потом подавила секундную неловкость. Приблизилась к Олегу, перешла на полушепот:

– Лев Иваныч не в духе, с самого утра. На Ольку уже наорал, дверями хлопает, черновики не принимает! Только посуду ещё не бил. Я даже его кружку любимую запрятала, от греха подальше.

– Если Иваныч её хватится, виновата будешь ты, – заметил Олег.

Марина перепугалась от этих слов и подскочила к столу, заваленному незаконченными рисунками разных супергероев. Уже пару месяцев она пыталась придумать историю про собственного спасителя миров в трико, но упиралась или в давно заезженные идеи и стеснялась пользоваться ими, или не находила смелости на что-то новое и граничащее с абсурдом. Олег посмотрел на покрытого перьями Человека-козодоя и блистающего Шимермена. Рисовать у Марины получалось куда лучше, чем придумывать.

Девушка уследила за взглядом Олега, тут же забыла про кружку, ойкнула и схватила со стола планшет. Раскидав ненужные программы по сторонам, она показала Олегу не закрашенную до конца страницу комикса. Все фреймы пересекала устремлённая вперёд фигура подтянутого мужчины с плащом, на котором мерцала Вселенная.

– Чуть не забыла. Тут такой важный момент, я хотела с вами посоветоваться, как бы его сделать…

Олег вгляделся в рисунок. Похоже, Марина сейчас занималась страницей с супергероем Квантом, «отцом» которого являлся сам Олег. Герой оказывался перед важнейшим выбором в жизни: на одной чаше весов стояло благополучие родного города, а на второй – личное счастье с любимой. Супергерою предстояло решить, оставить ли всё как есть, и позволить судьбе создать абсолютного злодея Тенета с разрушительными идеалами, или изменить прошлое, дав ещё совсем маленькому мальчику шанс на счастливую жизнь. Ту, в которой он вырастет таким же властным и неприятным, но не опасным. Ту, в которой сам Квант никогда не встретит любовь своей жизни.

Для этой истории у Олега уже были написаны обе концовки: и приторно счастливая, и та, которая чувствительного читателя заставит пустить слезу. Какой итог ждёт героев, теперь зависело от главы издательства – Льва Ивановича.

– Как по тэзэ, фигура напряжена, но выражение лица странное. Чего-то не хватает, – увлечённо затараторила Марина. – Я понимаю, он перед сложным выбором, но как будто уже сейчас стоит дать намёк на концовку.

Марина вдруг замялась, опустила глаза вниз:

– Я бы вот на его месте и не думала! Квант уже настрадался, к чёрту всех!

Олег сдавленно улыбнулся, продолжая вглядываться в рисунок. Чего-то в фигуре Кванта и вправду не хватало – но мрачной ли решительности или светлой надежды?

– А что бы вы выбрали на его месте?

Олег нервно поправил воротник рубашки, настолько большой, что в неё бы мог поместиться ещё один Олег. Он всё забывал обновить гардероб после того, как резко потерял килограмм двадцать за пару недель два года назад.

– Не знаю. Я бы на его месте не оказался, – вздохнул он. – Да и он всегда поступает как чувствует сердце. Я не такой.

Марина с плохо скрываемым восторгом кивнула: точно не такой. В её глазах Олег Олегович – строгий ментор, который ко всем вопросам подходит с рассудительной холодностью, полагается только на логику и взвешивает риски.

– Именно поэтому мне и нужна ваша помощь, – она ещё раз протянула Олегу планшет. Тот глянул на рисунок украдкой и покачал головой. Совета у него не было.

– Вы знаете Кванта лучше всех, Олег Олегович…

– Олежа! – из-за металлической двери, ведущей в соседнее помещение, высунулось поплывшее лицо, обрамлённое седоватыми кудрями. На нём держалось выражение напыщенной доброжелательности, а значит, ничего хорошего ждать не приходилось. – Ты почему не заходишь, мне тебя отдельно, что ли звать, нужно?

Лев Иванович оскалил два ряда белоснежных зубов – откуда у директора комиксного издательства были деньги на такие зубы, оставалось загадкой. Зато краска в принтерах постоянно кончалась не вовремя.

– Здрасте, – кивнул Олег и уже подался телом к кабинету с белыми зубами и коллекцией кружек с надписью «Биг Босс», но вдруг развернулся.

– Ты очень талантливая, сможешь справиться с этим, не ищи ни у кого разрешения.

Марина подняла брови в удивлении и смущённо улыбнулась. Когда за Олегом и Львом Ивановичем закрылась дверь кабинета, она почти с разбегу запрыгнула на свой стул, и тот ещё пару метров прокатился по инерции. Остановилась, еле успев ухватиться руками за край своего стола, взяла перо и принялась за работу.

– Вы ведёте себя так, будто у вас для меня плохие новости.

Олег уже несколько минут наблюдал за тем, как Лев Иванович поправлял каждую кружку в своей коллекции, пытаясь то ли достичь эстетического совершенства, то ли отсрочить разговор. Наконец начальник вздохнул, оторвался от полок и со скрипом опустился в кожаное кресло.

– Ты прав. Мне действительно не хочется об этом говорить, особенно учитывая твоё… положение. И нашу с тобой историю.

Олег выдохнул, опустился на стул напротив Льва Ивановича. Сейчас стоило держать лицо.

– Акулам сверху хочется цифр, которых у нас нет. А денег им давать не хочется. Да и нового ты ничего не приносил, вот и появились ненужные вопросы. Да и сам знаешь, времена неспокойные…

Олег хмыкнул. А бывали ли спокойные времена?

Вспышка давно почившей болезни особо не отражалась на жизнях обычных людей. Все покрутились, побухтели, лишившись концертов, кинотеатров и других маленьких обыденных радостей, и в итоге продолжили жить. А кошмар тем временем заглядывал в окна, улыбался острыми зубами и уводил кого-то с собой за ручку, предлагая покойную негу. Пробуждались от неё не все.

– Мы тебе будем до гробовой доски должны за историю с Квантом, он стал лицом издательства и привлёк читателей…

– Это моя работа.

Перед тем как снова заговорить, Лев Иванович внимательно вгляделся в лицо Олега. Оно было бесстрастным и спокойным. Тонкие черты не отражали эмоций, а незрячий правый глаз, больше похожий на вывернутый наружу шрам, отвращал от молодого человека, которого при других обстоятельствах получилось бы назвать по-своему красивым.

– Боюсь, это былатвоя работа.

Лев Иванович, несмотря на чёрствость души, выработанную за годы в издательском бизнесе, сочувствовал Олегу. Ему совсем не хотелось быть тем, кто сообщит эти новости не просто человеку, которого этот мир прожевал и выплюнул, но таланту, отказавшемуся верить в свои силы. Он мог бы принести ещё много историй издательству и денег самому Льву Ивановичу, если бы только не проклятые счетоводы из холдинга.

– Начальство сомневается в том, что нам нужен автор, который приходит раз в неделю и не приносит новых сценариев.

Лев Иванович развалился в кресле, закинул одну коротенькую и толстую ногу на другую.

– Понимаешь, Олежа, вот было бы у меня что-нибудь, во что я бы мог тыкнуть этих идиотов носом и сказать: «Вот, глядите, что молодые таланты шарашат, а вы творцов за горло, ироды!», но у меня же ничего такого нет.

Олег снял очки, подавил пальцами переносицу. В голове пульсировало.

– У меня есть идеи, но я пока не уверен в них, – выдавил он.

Лев Иванович махнул ладонью, встал из-за стола и повернулся к Олегу спиной, глядя в окно.

– Я обещал твоей бабушке, знаю… Но сейчас я связан по рукам. Когда ты принесёшь свои идеи, и они получатся хоть в половину как Квант, я буду готов за тебя повоевать. А пока можешь идти, мы управимся.

Лев Иванович услышал, как Олег поднялся со стула и выдохнул.

– Был рад с вами работать, – тихо сказал он.

– Олежа, – Лев Иванович обернулся к нему, когда Олег уже схватился за ручку двери. – Мне жаль. И жаль твоего брата. Если я смогу вам чем-то помочь, набери. Не чужие.

Олег молча вышел.

Марина увидела его понурую спину, светлые волосы, небрежно собранные в короткий хвост. Он даже не взглянул на девушку и устремился к лестнице.

Она окликнула его на пролёте между вторым и третьим этажами. Спешные шаги снизу утихли.

– Вы же придёте через неделю?

Спускающийся вниз каскад чёрных перил прервался крупной чёрно-зелёной клеткой – Олег остановился и теперь держался изо всех сил, чтобы не упасть на подкашивающихся ногах и унять снова схватившее за горло удушье .

– Меня уволили, – наконец кратко ответил он. Хриплый голос отразился от стен и эхом прозвучал в голове Марины.

– А как же… Квант?

– Обе концовки на столе у Льва Ивановича.

Марина не знала, что сказать, но было необходимо сказать хоть что-то. Он ускользал, и мог больше никогда не вернуться, а у неё не было ни единого способа связаться с ним там, за пределами фреймов с несуществующим супергероем.

– Олег, давайте… Давай выпьем как-нибудь вместе?

Олег медленно задышал через рот, пытаясь не дать сорваться голосу.

– Я не пью. Извини.

Прежде чем она начнёт объяснения о том, что совсем не это имела в виду, или, того хуже, спустится на его лестничный пролёт, Олег принялся перепрыгивать ступеньки, ведущие вниз. Металлическая дверь за ним жалобно скрипнула, и он шмыгнул в арку ближайшего дома. Лишь ещё пару обшарпанных колодцев и заросших скверов спустя он обернулся. Марина не шла за ним. Олег покачал головой и поплёлся в сторону метро. Он чувствовал себя просто отвратительно.

Два хищных жёлтых глаза следили за ним из-за припаркованного неподалёку «Соболя».

Кислую мину пришлось стянуть с лица парой часов позже, когда Олег уже стоял возле обшитой вагонкой двери в едва освещённом подъезде. В руках у него был белый шелестящий пакет, а на душе – тяжеленный булыжник. Сдвинуть его не получалось, но вызывать лишних вопросов своей физиономией он тоже не хотел. Олег попытался улыбнуться, поморщился и протянул руку к лопнувшей от времени и зажигалок кнопке звонка. По ту сторону двери раздался противный писк, и тут же громкий и хриплый мужской голос воскликнул:

– Ещё секунда, и я вам руки повыдёргиваю, олухи!

За дверью послышалась возня, затем Олег почувствовал на себе придирчивый взгляд из глазка. Олег наклонил голову, криво улыбаясь и приподнимая пакет. После секундной паузы послышался металлический звук, и дверь приоткрылась.

В щели показался прибитый годами к земле старичок. На его лице и голове остались только пучки серебристых волос, торчащие тут и там. Над серо-зелёными, как у самого Олега, глазами нависали густые и длинные волоски бровей. Харитон, так его с переменным успехом звали уже больше семидесяти лет, нахмурился ещё сильнее, увидев поникшего внука.

– Я тебе говорил ничего не таскать, гадёныш.

Олег в беспомощной попытке протянул пакет старику.

– Я уже купил.

– Вот сам и сожрёшь.

– Там хлеб, яйца, кабачковая икра, конфеты…

– Сдались мне твои конфеты, я что тебе барышня кисейная какая-то? Своей невесте покупать будешь!

– Твои любимые.

Харитон сильнее просунулся в щель приоткрытой двери, с подозрением посмотрел на протянутый ему пакет.

– Сливочные?

– Сливочные.

Харитон широко раскрыл дверь, жестом приглашая Олега войти:

– Так бы сразу и сказал, запёрдыш.

Олег натянуто улыбнулся и зашёл внутрь, в маленькую затопленную вещами квартирку. Его никогда не обижали слова Харитона, потому что за плечами старика осталось калечащее воспитание, которое выжгло на его языке все нежные конструкции разом. Даже покойную бабушку Риту, с которой они прожили почти пятьдесят лет, он все эти годы будто бы еле терпел, а не считал лучшей женщиной всех времён.

– И зачем ты мне эти подачки таскаешь? – стараясь перекричать грохот посуды, спросил Харитон уже с кухни, пока Олег возился с кедами в коридоре. – У меня ноги не отсохли, сам могу до универсама дойти.

– Чтобы ты не ходил, и таскаю, – Олег шагнул из пыльного мрака на синюю кухоньку, заставленную цветами и залитую солнцем. Всё: занавески из деревянных бусинок, ультрамариновая скатерть на прислонённом к окну столе, даже записки на холодильнике с напоминанием купить муки – остались точно такими же, какими были два года назад.

Здесь Олег чувствовал себя спокойно, будто бы всё было по-прежнему. И эта иллюзия замершего времени не возникла сама собой, для её поддержания Харитон делал очень много вещей, но никогда и никому бы в этом не признался.

– Холере сраной уже два года, соплёныш. И никуда она не собирается. Ты так и хочешь мне до самого гроба пакетики таскать?

Олег серьёзно посмотрел Харитону в глаза.

– Если благодаря этому ты не заболеешь, да.

Старик вздохнул и выключил чайник. Кипяток с урчанием наполнил две фарфоровые кружечки с цветочным узором. Харитон бросил в них по пакетику чая и переставил на ярко-синюю скатерть. Жестом указал внуку, чтобы тот сел. Олег включил захлёбывающееся звуками радио. Оно, чуть поджёвывая мелодию, затянуло середину Застольной песни из «Травиаты».

Харитон насыпал в свою кружку две ложки сахара и принялся разворачивать яркие фантики сливочных конфет. Олег медленно цедил чай под громкие вздохи оркестра.

Внук и дед молча смотрели в окно на желтеющую листву.

Через час Олег вышел из квартиры Харитона, пересёк лестничную площадку и остановился у двери напротив. Он похлопал себя по карманам, наконец нашёл вечно блуждающие по ним ключи и открыл дверь.

Ещё более засыпанная вещами квартира вздохнула пылью, когда Олег шагнул в длинный коридор. Сразу слева от входа притаилась маленькая кухня, на которой и одному человеку приходилось ютиться. В середине коридора белела плотно закрытая дверь в комнату Олега, а в конце находились ещё одна запертая дверь и арка, через которую на паркет стелились солнечные квадраты.

Олег сбросил с ног незашнурованные кеды и стал открывать вторым ключом свою комнату. Сейчас с ним в этой квартире никто не жил, но он всё также по привычке всегда закрывал дверь на два скрипучих оборота. Ему не хотелось, чтобы внутрь мог заглянуть зашедший полить цветы Харитон или зачем-то нагрянувшие родители.

Ничего такого в этой комнате не было, даже наоборот. Огромная и кондовая, прабабушкина чешская стенка со встроенным письменным столом и полками, заставленными пыльными книгами и всякой мелочёвкой, прохудившийся диван с торчащей пружиной и зажатая шкафом кровать – вот и всё.

Небрежно скинув рубаху по пути, Олег доковылял до кровати и плюхнулся на неё так, что в воздух поднялась пыль. Она золотилась в солнечных лучах, танцевала, кружась, и вновь оседала на плед.

Несколько минут Олег не шевелился и почти не моргал, только смотрел в потолок. Во времена, когда он мог проводить так целые дни и даже недели, Олег наклеил туда огромный плакат с картой мира. Постер оказался тяжеловат, вечно отклеивался, и Южная Америка начинала тянуться к постели своим острым когтем. И сейчас край, на котором был нарисован континент, только медленно отлипал от побелки.

Олег ужасно устал, а на сегодня ещё были дела.

Он дёрнул головой, сбрасывая мутную пелену, тяжело поднялся. Открыл ящик стола и достал оттуда серебристый блистер, который всегда возвращал его в реальность. Выдавил крупную таблетку и отправился на кухню за водой. Когда он вертелся возле окна, разыскивая на полках чистую кружку, что-то привлекло его внимание. Он резко вжался в стену у холодильника и опасливо выглянул во двор. Тёмной долговязой фигуры, которая ему только что померещилась на тротуаре, не было.

Олег дрожащими руками схватился за телефон, снова набрал по памяти заученные цифры. Спустя несколько тягучих гудков ответа не последовало.

– Пить будешь?

– Хотел бы, – нервно усмехнулся Олег. – Нельзя.

– Да, извини. Забыл совсем. – Коля шевельнул плечами, продолжая пялиться на дно своего стакана.

Они с Олегом сидели в крошечном прокуренном баре, вход в который даже при всём желании можно найти только уткнувшись носом в обшарпанную жёлтую дверь в самом мрачном углу, какой только можно представить. Если удача в иной день была не на стороне жаждущих водянистого пойла, приходилось вызванивать местного бармена Енисея. Тот мог даже не взять трубку, но понять, что к нему гости, и будто бы заставить стены расступиться. Жёлтая дверь тут же обнаруживалась на самом заметном месте.

Коле никогда не нравилось то, что смешивает Енисей, но так повелось, что они с Леной и Олегом ещё со старших классов встречались всё чаще и чаще только здесь.

– Как ты?

Олегу было сложно ответить на этот вопрос. Может, из-за давно привычного душного полумрака с дрожащим неоновым светом, а может потому, что он наконец понял, как на самом деле устал. Впервые с утренней поездки в метро он не ощущал на затылке пристального взгляда.

– Да как обычно, – соврал Олег.

Коля вяло кивнул, хлебнул из стакана что-то отдалённо напоминающее «Маргариту».

– Мы с Леной уезжаем.

Олег замер, только сильнее впившись ногтями в ладони. Что-то в его груди упало.

Коля внимательно посмотрел на друга. В носу защипало.

– Ты же понимаешь…

– Я всё понимаю, – отрезал Олег. – Ничего мне объяснять не надо, не слепой.

Оба молчали с минуту.

– Сейчас нормально выпускают?

– Ну как «нормально». Задают кучу вопросов, делают тесты, почти пандемия всё-таки…

– Да, будет плохо, если болезнь выйдет за пределы города, – серьёзно сказал Олег.

– Я знаю, – ещё более резко ответил Коля. Затем одёрнул себя, выдохнул в сторону. – Но сейчас мы практически в ловушке. Ждём, когда захлопнется.

– Что, веселитесь? – с усмешкой спросила вернувшаяся с новыми стаканами Лена. Она умостилась на диван рядом с Колей, как всегда, улыбаясь.

Они с Колей контрастировали на всех уровнях: начиная от внешности (чёрная копна кудрявых волос против белого «ёжика» Коли), и заканчивая вкусами в кино (Андерсон против Хичкока). И тем не менее вместе они всегда казались одним целым.

– Олег не сильно рад новостям.

– Ещё бы он был! – Хохотнула Лена. Затем она наклонилась через стол ближе к Олегу и затараторила:

– Айда с нами, тут всё равно дрянь, и лучше вряд ли будет. А вместе мы всегда что-нибудь придумаем.

Олег покачал головой. Ему становилось всё хуже и хуже от сегодняшнего бесконечного дня.

– Не могу.

– Зазнобу свою оставить не можешь? – ехидно спросила Лена. Олег только был готов поблагодарить Лену за смягчение ситуации своей беспечностью, как она выдала:

– Так бери её с собой!

На мгновение воображение Олега нарисовало ему картинку сказочной и будто бы солнечной жизни далеко от этого мрачного сырого города. Будто бы там нет никаких проблем, раны исцеляются, а начальники никогда не увольняют.

Чушь это.

– Я буду по вам скучать, – выдавил Олег.

Лена протянула руку к Олегу, взяла его за предплечье.

– И мы по тебе, солнце.

Коля продолжал искать правду на дне стакана.

Правды Коля в тот вечер не нашёл, хоть и выпил много. Лена старалась всеми силами тормошить хмурых молодых людей, даже потащила их напоследок измерить шагами Невский от начала и до конца. Но недалеко от Катькиного сада послышались сирены и несколько выстрелов, поэтому пришлось огибать вдоль канала, глядя в мутную воду с рыжими отблесками фонарей.

Людей было немного, по дороге раз в пару минут проезжало одинокое такси. Полупустые улицы нервировали. Олег увидел своё отражение в мёртвом стекле витрины, пока они ждали зелёного сигнала светофора на пустой дороге. Вместо глаз – два прямоугольника стёкол очков, преломляющих свет. Понурые плечи и окончательно растрепавшийся хвостик, флисовая рубашка на несколько размеров больше нужного. Он посчитал, что не выглядит как тот, кто мог бы просто так уехать отсюда. И тем более не выглядит как тот, кто за вечер не выпил ни капли.

Они дошли до Площади Восстания, которую теперь чаще называли Площадью ХэльМеда из-за трех стеклянных небоскрёбов, выросших в самом центре как ртутные грибы после дождя. Сейчас мало у кого бы возник вопрос, зачем они нужны в самом сердце города. В конце концов, ХэльМед занимается всем здравоохранением и лекарствами, и холдинг, если верить заголовкам, доблестно держал первую линию обороны против восставшей из могил болезни.

Олегу эти здания казались чем-то неправильным, но его никто никогда об этом не спрашивал.

– Здесь и попрощаемся? – предложила Лена.

– Ага, прямо у этих стеклянных уродов, – пробубнил Коля, пошатываясь.

Олег крепко обнял друзей напоследок, и они зашагали куда-то, медленно растворяясь в рыжем свете уличных фонарей. Появилось гадкое чувство, будто что-то из его жизни безвозвратно ушло.

Поднимаясь на свой этаж уже во втором часу ночи, Олег почти тянул себя вверх по перилам. Он так и не пил, но душный пьяный воздух в баре, а затем – по-осеннему трескучий, с нотками подгнивающей листвы, на улице, лишил его последних сил. Сейчас он зайдёт в квартиру, завалится на кровать прямо в одежде и проспит до обеда, пока солнце не примется ломиться в комнату через тонкие занавески.

Олег подошёл к двери квартиры, стал по привычке ощупывать карманы в поисках ключей.

Он вытащил звенящую связку, уже поднёс её к двери, и тут будто бы окаменел. Что-то внутри него рухнуло в пятки и быстро вернулось наверх, сдавливая горло. Дверной замок был варварски выдернут, словно сердце, и валялся на коврике, больше не качая кровь.

Несколько секунд ушло на осознание. За это время дрожь одолела руки Олега. Он сиганул на этаж ниже, достал мобильник. Набрал короткий номер.

– «Вневедомственная Охрана Личностей и Корпораций», я вас слушаю, – протянула девушка на том конце провода. Судя по голосу, до того, как начать слушать, она спала самым мирным сном.

– У меня взломали дверь, – полушёпотом затараторил Олег.

Девушка тут же взбодрилась, стала читать инструкции на такой случай. Узнала адрес и обещала вызвать ближайшего сотрудника ВОЛКа. Именно ВОЛК в прошедшем году получила финансовую и общественную поддержку, и стала корпорацией, отвечающей за безопасность в городе.

Роскошных вещей и дорогой техники у Олега не было, из ценного – только гора медицинской аппаратуры в запертой комнате. За неё и стоило переживать.

Девушка, принявшая звонок Олега, очень настойчиво посоветовала оставаться на месте и не заходить внутрь.

Олег положил трубку. Весь хмель и сонливость из него выветрились. Он опёрся на вымазанную грязно-зелёной краской стену и бросил взгляд на дверь квартиры Харитона, которую было видно с лестничного пролёта. Замок на месте.

Олег сполз по стене и сел на пол, вытянув ноги. Его будто окатили липкой смесью из бессилия, злости и глухой тоски. Он практически видел, как капельки этой жижи медленно тянутся, стекая с его бровей.

– Почему сегодня-то?! – выдохнул он в гулкую пустоту подъезда.

Перед его глазами возникла грустная улыбка Лены, узловатые пальцы Коли в нервном заломе, торчащий из-за двери Харитон, дурацкая кружка на столе Льва Ивановича и… жёлтые раскосые глаза, гипнотизирующе глядящие куда-то дальше самого Олега и всех его лет.

– Погодите…

Олег медленно встал, неуверенными шагами поднялся наверх. Он нащупал в кармане рубашки складной ножик. Остановился уже у самой двери, почти наступив на вырванный замок.

Легонько толкнул дверь вперёд. Она скрипнула и явила мрак длинного коридора с единственным квадратом света, падающим от кухонной лампочки. Свет манил и пугал одновременно, Олег замер в нерешительности. Ему не казалось. Было кристально ясно – шаг вперед, и что-то навсегда изменится. Олег этого одновременно страстно желал и не хотел вовсе, но должен же он хоть раз за сегодня – да за всю чёртову жизнь – найти силы не убежать.

От этих мыслей он разозлился на себя и всё вокруг.

Олег медленно и тихо, держась за маленький ножик как за единственное спасение, шагнул в квартиру. Тут же прижался к стене и аккуратно выглянул на кухню.

Взломщик сидел, закинув ноги в массивных ботинках на стол. Тусклой кухонной лампочке не хватало сил, чтобы развеять густой мрак над ним. В контуре чёрной фигуры светился красным огоньком кончик сигареты и мерцала пара жёлтых глаз.

– Эй, а я тебя заметил, – игриво протянул взломщик.

Его голос был хрипловатым из-за долгого молчания и обильного курения.

Олег понял, что обращаются к нему. Бежать уже было некуда, он собрал остатки сил и приблизился к квадрату кухонного света.

Взломщик несколько секунд пристально смотрел на Олега, затем ловко прокрутил коротенький фильтр между пальцами и потянулся к фарфоровой сахарнице с розовыми цветочками, чтобы затушить сигарету о её бок. Он снял ноги со стола и подался вперёд. Тени на его лице расступились.

– Давно не виделись, Одноглазый.

Олег застыл то ли от бесстрашия, то ли от бестактности незнакомца. За почти два десятка лет, которые прошли с момента, как Олег лишился правого глаза, он терпел разные обращения и слышал всякие перешёптывания, но в лицо его так не называли даже самые жестокие дети.

– Я вызвал волков, – беспомощно выдавил он, продолжая сжимать нож в руке.

– Ничего страшного, – взломщик не отрывал взгляда от затаённого в потёмках лица Олега. Даже идеальное зрение и привычка к мраку не давали желтоглазому как следует всмотреться и выхватить знакомые черты.

– Мы волков не боимся.

Взломщик быстро выскользнул из-за стола. Одно движение, и он вырос прямо перед Олегом базальтовой глыбой. Ещё ближе наклонился к хозяину квартиры, чтобы всё-таки увидеть то, что он искал, но Олег резко выставил перед собой нож. Взломщик растянул на лице хищную улыбку и показательно отшатнулся.

– А это ведь и правда ты. Надо же, нашёл.

– Я вас не знаю, – срывающимся голосом возразил Олег.

– Как же. Я тебя, как договорились, сотни две лет ждал у того сраного фонтана, а ты так и не явился…

– Какого фонтана?! – повышая голос, перебил взломщика Олег. – Что вы нахуй тут забыли?!

– Ты не кипятись, – желтоглазый медленно выпрямился и возвысился над Олегом головы на полторы. Олег и так ожидал от него всего что угодно, но теперь стал всерьёз опасаться за свою безопасность.

Вовремя, что уж тут сказать.

Возраст взломщика было совершенно невозможно определить: в тусклом свете глубокие тени залегли у него под глазами и в носогубных складках. Он казался преступно юным и пугающе древним одновременно. Олегу было сложно понять, почему у него вообще возникли подобные мысли. Всё, что ему оставалось – отступить на шаг назад.

– Я вас впервые вижу…

– Это точно ты, Одноглазый, ты мне чушь не пори, что ни черта не знаешь. Всё ты помнишь, ты не можешь забыть, просто не можешь…

Сначала голос взломщика казался угрожающим, он почти кричал, надвигаясь на Олега. Но злость медленно уступила растерянности и даже беспомощности. Взломщик снова ссутулился, упуская преимущество в росте.

– Это невозможно, – уже озадаченно проговорил он.

Олег начинал думать, что вместе с волками стоило вызвать и пару карет ХэльМеда.

– Я – Сет, – взломщик снова оживился, будто обретя новую надежду. – Ты всегда меня так звал. А ты… Ну а ты всегда был одинаковым. Даже сейчас совершенно такой же, тебя невозможно спутать с кем-то.

– Что значит «всегда»?

Тот, кто представился Сетом, замер. Что-то странное промелькнуло в его глазах, он облокотился на стену, будто земля ушла у него из-под ног.

– Дольше, чем вообще возможно помнить.

Сердце Олега забилось чаще – этот день, этот чудик и все его слова откликались в нём. Заставляли всё тело напрячься, а руки потянуться к лицу – то ли для того, чтобы удержать рвущийся изо рта крик, то ли для того, чтобы закрыть ладонью единственный глаз и больше всего этого не видеть.

– Вы меня с кем-то спутали. Сет.

– Даже если ты всё забыл, я сделаю так, что ты вспомнишь, – мрачно отозвался тот.

Повисла тишина.

– Хорошо.

Олег, не убирая ножа, протиснулся мимо Сета на кухню, опустился на скрипучий стул.

– Расскажите мне всё. С самого начала.

Сет мрачно ухмыльнулся, но садиться не торопился.

– С какого начала?

– С самого-самого, – кивнул Олег. Нужно было потянуть время, чтобы дождаться волков, и самое лучшее, что он сейчас мог сделать – подыграть этому чудику.

– Так давно, наверное, уже никто и не помнит, – задумчиво протянул Сет. – Начнём со скучной части. Ты знаешь, откуда во Вселенной берётся энергия?

Олег нахмурился:

– Ядерный синтез?

Сет хмыкнул.

– И да, и нет. Откуда берётся энергия, которая внутри людей? Их, если очень грубо говорить, души.

Произнося слово «души», Сет коротко закатил глаза, будто его вынудили испачкаться в буквах этого высокопарного слова.

– Метаболизм углеводов, – предположил Олег.

Сет вздохнул.

– Ну да, да. И то, и другое ведь полагается на правило, что энергия не берётся из ниоткуда, верно? И откуда-то она изначально появилась?..

Олегу трудно было понять, на что намекает этот сумасшедший. Сейчас важнее не осмыслять его бред, а следить за тем, чтобы он ничего не учудил.

– Так, а я тут причём?

В голову Олега ворвалась мысль: а как давно этот Сет у него дома? Куда он уже успел залезть? Что он мог украсть? И открыл ли запертую комнату?

– Ну… – протянул Сет, будто бы пытаясь что-то выдумать. Но быстро бросил это дело и признался:

– Да пофиг. Мне никогда не было интересно. Только факт в том, что наше – моё и твоё сознания – веками просыпались в людях, рождённых по всему миру. И мы прожили несчётное количество жизней.

Олег посмотрел на него с сомнением.

Сет хмыкнул и наконец отлип от стенки.

– Не помнишь? Как мы княжеский терем спалили, и как роднёй друг другу заделались и ты остановил, как это потом назвали, «тиранию». Очень смешно, на самом деле, – он договаривал с мягкой улыбкой и как будто бы даже огоньком в глазах.

– Да, точно… Как я мог забыть.

Сет резко посерьёзнел, нервно постучал пальцем по своему запястью.

– Меня это и бесит. Не мог ты взять и забыть.

На стенах и потолке стали заметны отсветы от сине-красной мигалки. Двигатель машины затих прямо под окнами.

– Ты ведь Целый. Столп. Первый. Что могло стрястись-то…

– В жизни всякое бывает…

Сет отмахнулся:

– Ты не дуришь меня? – он внимательно посмотрел на Олега, который сидел за столом с таким напряжением, с каким только возможно заниматься этим делом. Его правая нога тряслась, и ложка в сахарнице от этого тихонько дребезжала.

– Но так не должно быть. С тобой наверняка что-то очень сильно не так.

Олег не выдержал, прыснул. Ещё бы, с ним – и что-то было так.

– Я серьёзно, – этот чудик выглядел и впрямь обеспокоенным.

– Да? – в Олеге уже не осталось сил ни для чего, кроме сарказма. – И что же мне тогда делать?

Сет нахмурился, опустил глаза к носкам своих ботинок.

– Наверное, я знаю. Но только надо, чтобы ты мне верил.

Олег чуть не засмеялся, но смог удержаться. Сет, впрочем, всё понял. Он нахмурился.

На лестнице уже были слышны шаги.

– Но можешь мне не верить. Если хочешь остаться тут, – Сет руками указал на обшарпанную и старенькую кухню. – Навсегда и сгнить со своей единственной жалкой жизнью. И не помнить ни черта, и в конце просто кануть в чёрное ничто, то добро пожаловать, мой дорогой друг!

– Хорошо, договорились, – спокойно ответил Олег. Его эти слова ничуть не тронули, не всколыхнули никаких ни ложных, ни настоящих воспоминаний и даже утомили. Лучше бы этот Сет просто его ограбил.

– Ирбаев, ты опять, что ли? – за спиной Сета появился усатый мужчина в чёрной выглаженной форме. Он увидел Олега и кивнул ему, убирая табельное оружие обратно в кобуру. – Я к вам зайду? А то у вас тут открыто было.

Сет недовольно поджал губы и закатил глаза.

– Заходите… – растерянно протянул Олег.

– Этот не опасный, я его знаю, – добродушно заявил мужчина Олегу. Затем уже более грубым голосом он спросил Сета:

– Чего опять натворил, утырок?

Сет даже не удостоил его взглядом, только покачал головой.

– Ну ясно всё с тобой, – волк снял с пояса наручники и щёлкнул ими на покорно и как будто бы даже привычно протянутых руках взломщика.

– Я его заберу, ночь у нас подержу, посмотрю, не стырил ли чего. А вы завтра приходите, если какую пропажу обнаружите, сразу заявление и напишем.

– В смысле – вы его знаете?! – Олег вскочил из-за стола. – Он вырвал мне замок с мясом, пришёл и нёс ахинею. Он какой-то местный сумасшедший?! Почему его ещё не заперли?!

Волк одной рукой пригладил усы. Второй он пытался ухватить за шиворот Сета, который был почти на две головы выше его. Сет стоял на месте, но легонько покачивался, чтобы усатый не повис на нём окончательно.

– Да он безобидный, – хмыкнул волк. – Давайте уже завтра разбираться, молодой человек. Вы спать хотите, я хочу…

Для подтверждения своих слов он даже зевнул.

Олег силой подавил желание зевнуть в ответ.

– Выметайтесь. Пожалуйста.

– Завтра ждём вас в двадцать первом отделении. Тогда будем писать! – Усатый развернулся на каблуках и потянул за собой Сета. Тот пару мгновений не двигался с места, пока не встретился глазами с Олегом.

– Вспомни, Одноглазый. Постарайся вспомнить.

Затем он исчез во мраке коридора. Шаги удалялись по лестнице, оставляя Олега наедине с нескончаемым чувством нереальности произошедшего.

Он открыл кран, умыл лицо водой, снял очки и помассировал переносицу.

– Точно же… – сказал он зачем-то вслух, взял стул и понёс его в коридор. Подобрал распластанные на коврике останки замка, захлопнул входную дверь и подпёр её стулом как мог. Получилось не очень надёжно, но хотя бы не нараспашку.

Олег опустился на обувную тумбочку, тяжело вздохнул. Тут же обнаружил, что он всё ещё сжимает в руке нож. В порыве ярости Олег замахнулся и кинул его вперёд. Нож не выдержал и сложился, ударившись о дверную балку. Со звоном спикировал на пол и остался лежать, испуганно подрагивая металлом.

– Сука, – протянул Олег, пряча лицо в ладонях. Он несколько минут просидел, медленно вдыхая и выдыхая, но сердце продолжало колотиться в груди, очевидно, пытаясь как можно быстрее оказаться подальше от этого дня и от самого Олега, только притягивающего неприятности.

Он думал, что уже почти успокоился, когда в груди снова резко задрожало. Протяжный, стихающий к окончанию звук, пауза в пару секунд, и снова. Олег дернулся и резко схватился за сердце.

В кармане рубашки всего-то завибрировал старый кнопочный телефон.

На экране – выученные наизусть цифры.

– Да, – отозвался Олег.

– Не мешаю?

Олег выдавил что-то похожее на улыбку. Руки всё ещё тряслись, звон в ушах не заканчивался.

– Наоборот.

– Ты извини, что днем не брала. Видела, ты звонил пару раз. Первая смена на новой работе, я ж рассказывала.

– Знаешь, – Олег поднял взгляд на баррикады возле входной двери. – Даже хорошо, что ты только сейчас смогла говорить. У меня весь день чёрти что творилось.

Девушка с тихим, почти убаюкивающим голосом, вздохнула.

– И у меня, если честно.

– Расскажешь?

– Да, – отозвалась она. – Минута, я в лифте, сейчас пропаду.

Ожидая её, Олег встал, попробовал дёрнуть на себя дверь. Та не двигалась. Он выключил свет в коридоре, заглянул на кухню. Всё выглядело как обычно – немного заброшено и пыльно. Отсюда просто нечего красть.

Он услышал её голос снова, когда зашёл в большую комнату со шкафом во всю стену и диваном напротив него. Зал, мрачно-зелёный из-за цветов, которые поливал Харитон, и ковров на стене, тоже выглядел обычно. Запертая дверь в углу была невредима. Видимо, Сет и правда припёрся не для того, чтобы грабить.

– Знаешь, – её голос звучал веселее, чем до этого. – Так получилось, что у меня завтра выходной. Хочешь, я приеду?

– Хочу, – выпалил Олег. Затем одёрнул себя, кашлянул. – Хочу, но давай вечером. Мне надо сходить в волчарню.

– Лёка, – осторожно протянула она. – Я могу приехать прямо сейчас, если нужно.

– Нет, – резко ответил он. Поморщился, вцепившись в дверную ручку своей комнаты. – Нет, – уже мягче добавил он. – Ничего такого. Я же тебе обещал. Мне просто взломали квартиру… И я познакомился с тем, кто это сделал.

– Кошмар. Ты в порядке?

Олег тяжело сел на кровать.

– Вроде бы да.

– Что ему было надо?

Олег медлил с ответом. Он откинулся назад, глядя на карту мира на потолке.

– Чёрт его знает.

Она вздохнула.

– Завтра всё расскажешь! Только… звони если что, ладно?

– Договорились.

– Спокойной ночи.

– И тебе.

В трубке послышались гудки. Он лежал на спине прямо в уличной рубашке, по потолку медленно проезжали белые полосы света. Наверное, сегодня он не заснёт.

– Чрезвычайное положение в городе требует жёстких мер с нашей стороны – исходя из результатов опроса можно предположить, что клиенты склонны обвинять нас в бездействии.

– А вы проводили опрос среди слепых? Только они бы не увидели, сколько нашей техники тратит время у очагов.

– От «спящих домов» шарахаются как от чумы, людей держат в закрытых палатах, куда пускают только родственников, и то с неохотой. Так что да, мало кто видел. Да и толку от них немного.

В зале, холодном от стекла и бетона, за огромным столом собрались на ежедневный спор пожилые и усатые члены совета ХэльМеда. Когда в городе разгорелась эпидемия неизвестной болезни со странным течением и симптомами, у холдинга, который отвечал за медицинское обслуживание всего города, настали не лучшие времена. И в свой золотой век совет собачился каждый раз, когда встречался в этом зале, а теперь эти собрания неизменно сопровождались нападками, оскорблениями, потоками презрения и окончательно потеряли какой-либо смысл.

У Виолетты Валентиновны Вановой, которая уже несколько лет сидела в кресле слёгшего отца, давно не осталось никаких сил это слушать.

– Тишина, – сказала она не очень уж громко, но таким тоном, что с десяток разбушевавшихся спорщиков тут же осели на свои скрипучие кожаные кресла. – Мы действительно сдерживаем наши средства и не работаем так эффективно, как могли бы.

Она заставляла весь совет брехастых и пожилых пиджаков молчать сочащейся из неё внутренней силой. В идеально выглаженном брючном костюме, на высоком каблуке и с тугой и чёрной косой, лежащей на плече, Виолетта была представлена совету лишь десять лет назад. Тогда её отец, Валентин Дров, которого пока не скосила старость, впервые вывел в этот зал двадцатипятилетнюю Виолетту и назначил её преемницей.

Кто-то из особо рьяных и старательных служителей мог бы затаить обиду на начальника за такое неожиданное появление не существовавшей ранее наследницы, если бы только это уже не стало привычным делом. Частенько главы холдингов передавали свой бизнес неизвестно откуда возникшим дальним родственникам, иногда просто преемникам. Никто из действующего совета уже и не помнил, но в высшем менеджемнте ХэльМеда ходили слухи, что и сам Валентин в своё время получил кресло директора от двоюродного деда. Ровно за двадцать пять лет до этого.

– Наши возможности сокращает недостаток информации, – сухо продолжила Виолетта. – В пограничном состоянии тысячи человек, а мы знаем о болезни слишком мало.

Виолетта выглядела отстраненной, будто на самом деле решала какой-то свой внутренний вопрос, и тот был поважнее происходящего в этой комнате. Однако от неё не ускользало ничего.

Маленькая старушка с круглыми очками тихо приподнялась со стула. Её подрагивающий, как у охрипшей птицы, голос заполнил пустоту бетона и стекла.

– Мы подтверждаем, что так называемая болезнь Калипсо передаётся фекально-оральным путем, однако степень заразности пока не выявлена из-за долгого инкубационного периода и неясных источников вируса. – Старушка подняла строгий взгляд на Виолетту, будто бы лично та перед ней в чем-то провинилась. – Настаиваю на изоляции не только зданий, но и, может быть, даже кварталов, в которых зафиксированы случаи заболевания.

– Карантин бесполезен, это обычный Паркинсон, – глухо возразил тучный мужчина в сером костюме в клетку. Его нос занимал большую часть лица, а крупные поры были видны Виолетте даже с другого конца стола. – Госпитализации, симптоматическое лечение. Так ещё в двадцатом веке эту заразу лечили.

– То есть вообще не лечили, – вклинился толстяк в костюме. – Оно тогда само прошло, и сейчас пройдёт… Вы, Виолетта Валентинна, лучше скажите, что нам с беспорядками делать? Сегодня у Екатерининского был пикет. Вроде как, что-то про то, что мы кого-то некачественно полечили… Он кончился стрельбой. Как прикажете нам на это реагировать?

Совет затих, десяток пар глаз устремился на непреклонную, словно отлитую из железа Виолетту. Она не колебалась ни внутри, ни снаружи. Поправила прядь, выскользнувшую из-за уха, и негромко ответила:

– Сейчас главное – продумать стратегию борьбы с болезнью. Именно отсутствие плана дестабилизирует ситуацию. Наши вирусологи без отдыха работают над вакциной, но её ещё нужно будет тестировать. А эти, как вы их назвали, – Виолетта взглянула на толстяка, – беспорядки, мы будем всеми силами избегать, пока они не касаются нас напрямую. Это работа ВОЛКа.

У совета было достаточно слов возражения, которые каждый мог бы сейчас озвучить Виолетте Валентиновне, но обрубки претензий, приправленные искренним возмущением, не собирались в предложения. Повисло молчание, не удовлетворённое ни прирезанным в зародыше спором, ни итогами собрания.

Из тихой полудремы Валю выдернуло прикосновение к его руке. Он успел почувствовать её запах и услышать дыхание до того, как она что-то сказала. Виолетта села на пол возле кровати и приложила тыльную сторону его руки к своей щеке. Валя взглянул на Виолетту, развернул ладонь, обнимая её лицо давно знакомым жестом.

– Ты чего не спишь?

– Только с совещания.

– Пошла бы отдохнуть.

– Хочу побыть с тобой.

Тепло, тихо. Внизу за стеклом светился круглыми оранжевыми огоньками город, но его звуки не могли пробраться в комнату, только бились о высокие окна.

– Что там происходит?

Виолетта не хотела говорить ему.

– Хель, – он перевернулся на бок, чтобы посмотреть ей в глаза. Она положила подбородок на край постели, отвела взгляд в сторону. – Я же узнаю.

– Нельзя тебе, – буркнула Виолетта. – У тебя сердце слабое.

– Чем раньше оно не выдержит, тем раньше нам обоим станет легче.

Виолетта резко встала, подошла к окну. Чтобы удержать её в поле зрения, Валя приподнялся на подушках и чуть не выдернул порт из вены. Тихо зашипел, пытаясь приладить его обратно дрожащими сухими пальцами.

– Как будто я вру, – пробурчал Валя.

– И слушать ничего не желаю.

– А знаешь, как болит, между прочим? Я каждый день прохожу через муки.

Виолетта обернулась. Валя всё ещё пытался вернуть иглу в вену дрожащими старческими руками. Она подошла к нему, занялась капельницей.

– Я столько денег за твою седацию плачу, что тебе руку отруби, ты сейчас ни черта не почуешь, – беззлобно заметила Виолетта.

– Ой, помню-помню, – усмехнулся Валя. – Времена были! Не сидел взаперти, как прикованный трубками пёс.

Виолетта добавила в капельницу, висящую у изголовья кровати Вали, какую-то жидкость. Он сразу же почувствовал разливающееся по венам тепло.

– Вот эту руку тогда хоп – и она на шмате кожи висит! – Валя попытался взмахнуть совершенно здоровой правой рукой, но трубки и провода помешали ему.

– Как говоришь, так и было, – стала убаюкивать его Виолетта, наклонившись к нему. Она опустила подушку под головой, чтобы Валя лёг ниже, и стала гладить его по лбу.

– Там же ещё этот горний со своим сиромахом был, да? И они, кажется, стянули что-то… Или не тогда?

Валя замешкался, собирая разбегающиеся мысли. Веки стали тяжёлыми.

– Или они спалили что-то? Я запамятовал.

– Да, спалили, – мягко ответила Виолетта.

– Зато… Зато тебя тогда… встретил.

Валю накрыл вязкий и тяжёлый сон. Его дыхание стало медленным и размеренным, а напряжённая, якобы отрезанная, рука расслабилась. В полумраке спальни Виолетте показалось, что морщины на его лице разгладились, как на отрезе шёлка. Она провела пальцами по его щеке, пытаясь развеять иллюзию.

Она видела много того, что иные назвали бы чудесами, но в магию не верила. Вале оставались считанные дни.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

И в ответ – нескончаемая монотонная песня, которая сначала восхищает, потом смешит, а в конце только раздражает. Он никогда не просил о вечной жизни, а эта птичья издёвка на поверку может оказаться лишь началом кукушачьего сватовства и продлиться ещё несколько седмиц.

Уединение в шепчущем о ветре лесу, тёплые лужицы света, пробивающиеся через низкие тучи и зелёные кроны, стоптанные ноги и следы смолы на кафтане – всё это удерживает его здесь, на светлой полянке, вокруг которой толпится лес. Он тянется пытливыми еловыми лапами, чернеет стеной, ограждая от невиданной и запретной земли, куда идти живому не позволяется. В этой земле – судьбы каждого проглянувшегося камня, каждого корня, обнимающего землю, каждой букашки и цветочка.

Мысли об этом туманят его разум, будто бы Старец всё ещё юн и глуп, и не знает, что правда топчется где-то рядом, выглядывает из-за широких стволов украдкой, но никогда не является целиком.

Он ждёт ещё несколько куплетов кукушкиной песни перед тем, как вернуться к своим спутникам. Они ожидают его на кромке леса, и идти к ним не хочется – Старец бы предпочёл подольше остаться здесь, подслушивая совсем тихий треск грома, затаившийся в низких мрачных облаках. Но время не ждёт. Каждый вдох, каждый привал и каждый восход умирает его народ, а мир держит всё меньше Столпов. С этим нужно что-то делать, только ноша кажется куда больше его самого, куда тяжелее, чем он может утянуть. Старец с трудом встаёт, и, опираясь на одолженный у Лешего посох, плетётся назад.

Старец бы лучше прошёл этот путь один, разослав своих спутников по разным сторонам света, чтобы они несли вести, искали помощи там. Вчетвером ясно справились бы быстрее, и толку вышло поболе. Вышло бы, если бы двое его вестников не оказались подлетками.

В этот раз ему не свезло. Давняя его семеюшка, ясноокий юнец с одними острыми словами в закромах и именем, за которое его многие бы с охотой потопили в ближнем болоте, ещё не дорос до одиноких путешествий – с него в пути до сих пор бы слетали отцовские лапти.

Простоволосую де́вицу с чёрной косой и хмурым ликом же кто погрубее назвал бы эфемером. Юным созданием, рождённым без памяти веков и поколений всего второй раз. В сравнении с юнцом и Старцем она – младенец. И хоть мир вокруг с каждым восходом становится всё меньше – исчезают такие вот мирные поляны, валятся деревья, растут городища – вместе с этим дороги полнятся пусть Столпами, да незнакомцами, которые могут носить в помыслах и на поясах дурное. Кто же отправит младенца в такой путь одного?

Да и может оказаться, что княже знакомец кому-то из них.

– Старик, долго ты там бродить будешь? Ещё чуть-чуть, и городище увидим, а он по лескам шатается, – без единой толики почтения к летам выкидывает юнец. Он лежит на траве, положив руки под голову. Из его рта торчит длинный стебелёк.

– Молчи, язва. Не забывай, кто теперь старший.

Юнец фыркает.

– Постарше бывали!

– Да я тебе…

Говорит Старец, да сетует про себя, что так и не нашёлся на этом круге с любушкой. Её и правда теперь могут звать Любушкой, а могут кличать Фридой или Брехтой – смотря на какой конец света занесло её в этот раз. Она бы перерубила рождающийся спор на корню, оттаскала юнца за ухо и улыбнулась Старцу тепло, как летний закат.

– Идём, – резко обрывает приятельскую грызню девица. Она перекидывает чёрную косу через плечо и протягивает руку юнцу, чтобы тот поднялся. Он брезгует помощью и одним ловким прыжком вскакивает сам. Девица хмурится, протирает ладонь о юбку.

– Хватит цапаться, а то николи не придём, – важно добавляет она.

И они идут, притаптывая к земле высушенную солнцем и поднятую ветрами пыль. Маковки деревянного детинца растут, как тесто в тёплой печи, а Старец всё никак уразумеет, за что ему попались в нагрузку именно эти двое. Юнец всегда был плутоват и остр на язык, вёл какие-то свои игрища, любил помрачать людям рассудки и сначала делать, а затем уж помышлять, но к этому Старец после всего пройденного вместе стал привычным.

Девица же неизвестна, тиха. Она молчалива, резка и будто томится по чему-то. Они и встретили её давеча, растерянную и всё никак не берущую в толк, отчего она вернулась на новый круг. На расспросы не отвечала ни вчера, ни теперь. Старцу только оставалось ломать голову, как же так вышло, что ей никто ни о чём не поведал ни в прошлой жизни, ни в этой, и вести её с собой – показаться князю. Вдруг он чем поможет или что про неё знает – слухи ходят разные, и молва на одном из рынков донесла до ушей Старца такую небылицу, что и нарочно не придумаешь.

А если припомнить, какие у него вести для князя, кружево выплетается дряное. Будто и правда близится конец времён, и впору ложиться да помирать в придорожной канаве. Старцу пока не хотелось – ещё не надышался, да и любушка его далече.

В общем, девицу взяли с собой. Времена наступили такие, что одна она никуда бы не дошла и сгинула в окрестных лесах, будь она хоть трижды Столпом.

– Голову покрой, – говорит Старец, протягивая девице невесть откуда взятую тканку. – Покуда до князя дойдём, будешь Манькой, внучкой моей. А ты, стерва, – Старец обращается к уже нахорохорившемуся юнцу, – Сёмой зовёшься, найдёнышем, тебе Манька по взрослению обещана.

Манька и сама кривится в лице, пока вяжет тканку поверх косы, но ни слова не молвит. И верно делает, а то найдут, с какими расспросами пристать. Даже мудрейшие и древнейшие, с которых пошёл род столпской, ещё не созрели сполна, чтобы жить в мире и покое, перестать выдумывать законы да избирать дичину среди подобных – потому что иные прошли меньше кругов или родились не в том теле.

– Елдыга! – кратко, но не кротко выкрикивает в ответ велениям Старца Сёма и припускает вперёд по пыльной дороге. Проносится пару десятков шагов, резко тормозит и глядит проверить: где там его невеста со Стариком? Идут?

Детинец ещё мал, но силами местных смердов обещает вскоре вырасти, чтобы раньше всех приветствовать Солнце. Внутрь пускают всякого, и даже на такую несуразную свору ратник у ворот только хмыкает в бороду. Старец, Манька и Сёма входят во двор, на котором пестреет, галдит и пахнет кислым пивом торг.

Старец велит младшим занять лавку возле распахнутых ворот наскоро сколоченной корчмы, а сам заходит внутрь. Пока он, то и дело бросая на юнцов взгляды через плечо, выспрашивает у корчмаря о местном князе да о невольнике, которого он себе прибрал, Манька с Сёмой послушно сидят бок о бок на лавке, с усердием делая вид, что не замечают друг друга.

– Глухо, – вскоре вздыхает Старец, присаживаясь на лавку. Он со стуком опускает рядом с собой деревянную чарку с золотистым напитком. – Князь здешний нелюдим, выходит редко и, молвят, хандрит сызмальства.

– Значит, нужно его выманить, – предлагает Сёма.

Звучит лихо, ни к каким уловкам Старцу прибегать не хочется, но не согласиться с мальчуганом трудно. Даже Манька коротко кивает.

Трое молчат, и в этой паузе Старец подносит чарку к усам, с наслаждением глотает хмель. Его разум такому не затуманить, а по вкусу такой искристо-ягодной сладости он успел соскучиться.

– Старый, а мне-е-е?! – протягивает Сёма скорее из вредности, чем из веры, что с ним поделятся.

– Соплям не полагается, – отмахивается Старец и довольно улыбается. Были в том, что теперь он – старший, хоть какие-то выгоды.

– А если поджечь? – внезапно спрашивает Манька. Двое сразу забывают о перепалке и удивлённо поворачиваются к ней.

В чёрных глазах Маньки отражается мрачная решимость.

– Ты чего, загубишь ещё кого-нить, – нерешительно протягивает Сёма. Ему идея девицы не особо нравится, но скорее из-за того, что её предлагает Манька, а не он сам. Ничего получше самому на ум не идёт.

– Зато князь точно выйдет из терема, а в переполохе некому будет помешать нам потолковать.

– Ага, если его самого нечаянно на новый круг не отправим! А потом ищи свищи.

– Тогда и искать не надобно, – бурчит Манька.

– Никто ничего жечь не будет! – вмешивается Старец. – Только хуже сделается.

Какое-то время сидят молча, выхватывая слова в досужих сплетнях купцов и смердов. Все шепчутся об одном – невольнике, закованном в цепи на задах терема да в свои лета не может вспомнить, кто он таков и с какого круга пришёл. Перешёптываются, решают, что он дурит. Озорной цветочный ветер вяжет косы в длинных бородах торговцев и заглядывает под подолы девицам.

– Неужели кто другой, кроме князя, не сойдёт? Купец побогаче, скажем… – заскучав, предлагает Сёма.

– Ни у одного купца не будет того, что найдётся у князя. Он длинной рукой куда захочешь дотянется, а купец – только до соседнего торга, – важно поучает его Манька.

– Может и не куда захочешь, – хмыкает Старец, – но точно дальше, чем два подлетка и старик, которого пора на салазки сажать.

– Ты помирать не торопись, – говорит Сёма. – Я кое-что придумал.

Старцу становится боязно даже представить, какая идея хуже поджога могла прийти в голову мальчишке. Старец залпом допивает содержимое чарки, утирает позолотившиеся усы тыльной стороной ладони и грузно поднимается с лавки. На его поясе звякает топорик с рунами и цветами.

– Отдумывай обратно, я пойду с караульными потолкую.

Он делает пару медленных шагов к внутренним воротам, оборачивается и наказывает Маньке с Сёмой:

– Ждите здесь.

Глава 4-5

Олег резко дёрнулся на кровати, вдохнув воздух. Он словно вынырнул с самого дна холодного мутного озера: затылок саднил, а в горле будто что-то застряло. На краю сознания появился вопрос: сон? Или всё-таки нет? Бред?

Олег резко сел, пытаясь прокашляться.

– А так тебе и будет, сквернавец, раз вздумал в бабкиной квартире курить!

Олег ещё не успел прийти в себя и вспомнить, кто он сам, но стоящего на пороге комнаты Харитона опознал безошибочно.

– Не курил я, – просипел Олег.

– Как же. То-то шмалит как… Как… – Харитон осёкся. Видимо, даже его богатый на брань словарный запас иссяк от такого кощунства. – Шмаль.

Олег откинулся на подушку, провёл руками по лицу. Он только проснулся, но уже был измотан и измучен. Похоже, сегодня настал один из плохих дней, когда даже подъём с кровати кажется подвигом.

– Ты чего пришёл-то?

Харитон всё ещё стоял на пороге. Он покачал головой, глядя через коридор на изувеченную дверь.

– Какое мракобесие ты тут вчера устроил? С замком что?

– Ключ потерял.

– У меня же лежит всегда второй.

Олег лениво перевернулся на бок, чтобы не смотреть на Харитона.

– Поздно пришёл, не хотел тебя будить.

– А замок ты очень хотел менять? – забрюзжал старик. – Сам за новый будешь платить!

– Заплачу! – громче и грубее, чем следовало, ответил Олег, приподнимаясь на локтях. Хмуро посмотрел Харитону в глаза, смягчился:

– Пожалуйста, делай, зачем ты там пришёл. Я только проснулся и не в настроении говорить.

Харитон бросил на внука оценивающий взгляд и исчез в темноте коридора. Из ванной послышался шум воды.

Олег почувствовал: не стоит рассказывать деду о вчерашнем бесцеремонном госте. От того, что случилось в метро, а затем и на кухне, тянулся шлейф загадки и дурости. Дурной загадки. Харитон или не поверил бы ему и решил, что Олег задымил всю квартиру совсем не сигаретами, или, что ещё хуже, поверил бы и захотел сам разобраться с воришкой, который ничего не украл.

Ничего. Кроме какого-никакого, а душевного спокойствия Олега.

Часы на стене подсказывали, что было почти двенадцать дня. Олег грузно встал с кровати и, прихватив с тумбочки серебиристый блистер и очки, зашаркал на кухню. Там Харитон с видом оскорблённой гордости поливал из маленькой красной лейки громадную монстеру.

Олег запил таблетку водой. В висках пульсировало, комната перед глазами кружилась. За стеной запищал телефон, и Олег метнулся обратно. Харитон продолжил поливать растения на подоконнике, но напрягся, стараясь выхватить из соседней комнаты отрывки разговора. Внук отвечал собеседнику коротко и односложно, больше слушая. Харитон смог услышать только что-то про двадцать первое отделение. Старик нахмурился: для чего Олег понадобился волкам?

Внук появился в проёме кухонной двери беззвучно и спросил у Харитона так, будто они только что не пособачились:

– Мне надо уйти кое-куда. Если я вызову и оплачу слесаря, встретишь его?

– Соплёныш, ты ни во что не вляпался? – почти снисходительно уточнил Харитон.

– Если будет что-то важное, я тебе расскажу, обещаю.

Олег был пугающе серьёзен.

По пути в отделение, где в хладной темнице всю ночь прозябал (Олег на это надеялся) вчерашний воришка, без тени скромности назвавшийся Сетом, Олег зациклился на двух вещах. Первое – волк, забирая Сета, даже не стал прикидываться, будто с ним не знаком. Второе – Олегу с утра позвонил аж сам начальник отделения и настойчиво пригласил его прийти. «Обсудить произошедшее и выходы из ситуации».

Кто этот Сет?

Местный чокнутый, уродившийся сыном нужного папаши? Или юродивый, над которым сжалились причинители правопорядка?

Пока Олег не мог решить, на каком из вариантов остановиться, из железной двери двадцать первого отделения «Вневедомственной Охраны Личностей и Корпораций» на улицу высыпала целая стая вооружённых до зубов волков. Они, обменявшись всего парой слов и адресовав Олегу несколько внимательных взглядов, погрузились в бронированный микроавтобус. Когда последний из них, запрыгнув на ступеньку, стукнул ладонью по двери машины, та с железным лязгом закрылась, и водитель нажал на газ. Волчья карета исчезла за поворотом.

Олег дождался, когда звук мотора поглотят шелест листвы и серая низкая хмарь, и наконец зашёл внутрь.

Будь что будет.

В светлом и неожиданно просторном холле его уже поджидал толстячок в очках и тёмно-серой форме. Он встретился с Олегом взглядом и, словно прочитав что-то на его лице, подскочил на встречу.

– Олег Олегович, верно?

Тот поджал губы и кивнул.

– Пройдёмте! – Толстячок быстро засеменил в сторону какой-то неприметной двери, ведущей к помещениям, в которые обычно не пускают посетителей.

Несколько неожиданно мрачных коридоров после слепящего света, пара поворотов и невзрачных дверей, и наконец, небольшая бетонная комната – душная и холодная. В одной половине за обшарпанным письменным столом сидел скучающий волк с не самым высоким званием на погонах, а вторую половину отгораживали от него металлические зубья.

Внутри обезьянника на жёсткой лавке свернулся калачиком долговязый брюнет. В ту же секунду, как Олег осознал, кто это, тот распахнул свои жуткие жёлтые глаза и протянул:

– Приве-е-ет, а я тебя тут ждал.

– Помолчал бы. Ты уже успел натворить дел.

Олег обернулся на невозмутимый и хрипловатый голос. Держась за ручку приоткрытой двери, стоял ещё один волк, сильно выше ростом и, судя по висящей на его поясе кобуре, должностью. Сет снисходительно умолк, а сам волк коротко улыбнулся Олегу и по-деловому отчеканил:

– Меня зовут Кайсар, я вам звонил утром. Есть к вам разговор.

Кайсар учтиво указал рукой внутрь светлого кабинета. Олег поторопился зайти, чтобы поскорее избавиться Сета, который не иначе как собрался пробурить взглядом дыру в его спине.

Кайсар кивнул волку, сидящему возле обезьянника, и плотно закрыл за собой дверь. Обошёл большой стол, поставленный посередине кабинета, как памятник канцелярской работе, и опустился в кресло. Указал Олегу на стул напротив. Олег сел на самый краешек, сохраняя вид, будто он на завтрак проглотил металлическую балку.

Волк деловито сложил руки на столе, прочистил горло и вкрадчиво начал:

– Олег Олегович, у меня к вам есть большая просьба.

Олег нахмурился. Всё явно шло куда-то не туда.

– Послушайте, Кайсар…

– Просто Кайсар, – подсказал волк.

– Просто Кайсар, – продолжил в тон ему Олег. – Я уже понял, что вы хотите его выгородить. И мне наплевать, честно. Мне нужны только деньги за дверь, которую он расфигачил, и гарантия, что я его больше никогда не увижу.

Волк наклонил голову, нахмурился и сцепил руки в замок.

– Не совсем так. Я имею в виду, что выгораживать мне его незачем, поделом, но от заявления я бы всё-таки попросил вас отказаться.

– Почему же? – Олегу и вправду стало интересно. Ни папаши, ни жалости, похоже, на долю Сета не выпало.

Кайсар поджал губы, будто бы отвечать на этот вопрос было постыдно, и поёжился на стуле. Затем наконец собрался со словами и подался вперёд, облокачиваясь на стол.

– Дело в том, что безусловно глупая и необдуманная выходка Сертая может навредить его близким, и он об этом не подумал. Как всегда.

На лице Олега взметнулось настолько красочное удивление, что Кайсару даже не нужно было ждать, пока он задаст хоть какой-нибудь вопрос.

Волк причмокнул, встал с кресла и подошёл к окну.

– Очень прошу вас воздержаться от заявления, иначе моя карьера будет под угрозой.

– Чего?

Олег не был уверен, что услышал именно то, что сказал Кайсар. Но когда волк наконец оторвался от окна и повернулся к Олегу лицом, всё встало на свои места.

То-то с самого начала Олегу показалось, будто это лицо он уже где-то видел.

Такие же нос, скулы и разрез глаз, только не жутко-янтарных, а тёмно-карих, почти чёрных даже в ярком освещении кабинета. Копия один в один, только спустя лет двадцать: то ли от тяжёлой работы, то ли от реальной разницы в возрасте, то ли от всего вместе.

– Вы его брат, – догадался Олег.

– Я готов предложить вам любые деньги или преференции, какие смогу организовать, – вместо ответа затараторил Кайсар. – Понимаете, Сертай делает глупости, но никому не причиняет вреда. Он просто не думает о том, как это может аукнуться. Всегда был таким, я вообще думаю, что у него есть что-то с головой, – Кайсар выразительно покрутил пальцем у виска, – но матушка запрещает мне проверить. Обычно она за ним и следит, но тут он сбежал, как она отвлеклась на клиента…

– Мне не интересно, – негромко, но уверенно отрезал Олег. – И «преференции» мне ваши не нужны.

Олег встал со стула и так и застыл на месте, не зная, куда деть себя из этой ситуации.

– Просто возместите ущерб за дверь и не трогайте меня больше.

Заявление он и так не хотел писать, а теперь ввязываться в это Олегу совсем не улыбалось. Грызня внутри корпораций за место потеплее и поближе к главному офису была ничуть не бескровнее, честнее и чище грызни самих компаний между собой, когда выбирался новый ведущий отрасли. Всему этому предшествовали нескончаемые и похожие друг на друга рекламные кампании разных холдингов, потом торги и голосования.

Победитель этого перформанса становился монополистом в медицине, охране, энергетике или производстве какой-нибудь вещи, пока не облажается, а остальные ждали его прокола и пытались сами выискать у действующего лидера провал или оплошность.

Такие же подковёрные игрища, был уверен Олег, но в миниатюре, происходили и в двадцать первом отделении. И чтобы его не затянуло под этот самый пыльный и протёртый ногами половик, нужно было оказаться от него как можно дальше прямо сейчас.

– Я вас понял.

Кайсар будто бы смущённо почесал щёку ногтём указательного пальца, сделал два гулливерских шага до стола и открыл верхний ящик. Олег стоял полубоком, да ещё со слепой стороны, и нервный импульс заставил его резко развернуться, когда волк потянулся за чем-то. Своё неловкое и резкое движение Олег закончил в тот же момент, как на стол опустился толстый белый конверт.

– Это – возмещение ущерба, – хрипловато проговорил Кайсар.

Даже не трогая конверт, Олег уже понимал, что это куда больше, чем обычно просит слесарь за самый простенький замок.

– Я это не возьму, – неубедительно даже для себя возразил он. Конечно, Олег не забыл, что вчера днём он официально вступил в ряды безработных, а пенсии, которую ему платят по медицинской страховке, не хватит и на то, чтобы просто заплатить за электричество. Ему нужны были деньги, но не эти.

– Я вас без них никуда не пущу, – почти рыкнул волк. Потом как будто понял, как это прозвучало, неловко улыбнулся, прижав шею к плечам и процедил:

– Будем считать это моим персональным извинением за Сертая.

Сам Сет, как только Олег вышел из кабинета Кайсара, отвлёкся от изучения потёков краски на стене, но не шелохнулся. Лишь проводил Олега глазами, которые от залёгших под ними теней будто стали светиться ярче, от порога одной двери до другой.

Олег уже собрался наконец уйти отсюда, когда его остановил голос:

– Ничего не вспомнил, Старик?

Какая-то сила заставила Олега резко обернуться на Сета, но она же сдавила горло, удерживая в нём слова и воздух.

Сет подался вперёд и резко вскочил с лавки, ухватился руками за прутья обезьянника и просунул между ними голову. На бледном как фарфоровая маска лице вспыхнула самоуверенная ухмылка.

В тот же момент волк, которому полагалось следить за Сетом, так бойко вскочил со стула, что опрокинул его, и в два прыжка оказался у решётки.

– А ну… Засовывайся обратно!

– В чём дело? – из кабинета выглянул Кайсар, уже держа руку возле кобуры. Но обнаружил лишь немую сцену и бледного Олега, застывшего на пороге.

Сет отступил от решётки, не отрывая от Олега глаз, сложил руки на груди и прищурился, будто пытаясь увидеть в нём что-то новое. До Олега наконец дошло, как нелепо он застыл под удивлёнными взглядами двух волков, поправил очки и процедил:

– Вот язва.

И вышел за дверь.

Сет ликовал.

Чужие деньги обжигали карман, но отбрыкаться от них он так и не смог. Уже дома резко выдвинул ящик стола и выбросил туда злосчастный конверт. Затем попытался так же быстро задвинуть ящик обратно, но тот, как назло, застрял на полпути – видимо, что-то завалилось под рейки. Олег стукнул по ящику сильнее, будто это могло помочь, но только ударился рукой. Он с досадой плюхнулся на скрипучий стул, упёрся локтями в колени, уронил в ладони голову и шумно выдохнул.

Так он сидел несколько минут, пока в кармане рубашки не провибрировал телефон.

«Буду через час», – писала она.

Нелли подняла воротник плаща, чтобы холодный ветер не задувал под одежду. Небо всё сильнее хмурилось, а подсохшие с прошлого дождя лужи подёрнулись мелкой рябью. Нелли ускорила шаг.

Вот и нужный дом, знакомые двери с облупившейся краской. На деревянной скамейке с подгнившими досками, будто не чувствуя падающих на него капель, сидел юноша в чёрном. Нелли подошла к домофону, посмотрела на молодого человека, пока ждала ответа между протяжными гудками. Юноша не двигался, запрокинув голову, а глаза его были закрыты.

Неужели спит?

Наконец домофон откликнулся более радостной и гостеприимной, но всё ещё неприятной на слух мелодией, и Нелли потянула на себя дверь.

Дождь сильнее заколотил по металлическому козырьку парадной.

– Извините, – негромко позвала она, держась за дверь.

Юноша не отреагировал. Нелли набрала в грудь воздуха.

– Проснитесь!

Он медленно поднял голову и посмотрел на неё.

– Дождь идёт, – глупо улыбнулась она, чувствуя себя неудобно под его взглядом. Юноша был явно младше, но Нелли всё равно стушевалась.

– Не спите тут, простынете.

Он странно хохотнул.

– Да я тут кое-кого жду.

– Вы бы хоть под крышу зашли, – улыбнулась Нелли и закрыла за собой тяжёлую дверь. Разбудить она разбудила, а пускать посторонних в чужой дом лишний раз не хотелось. Тем более после того, что рассказал ей Олег.

Глядя в мутное и обклеенное жвачками зеркало, она попыталась пригладить выскочившую медную кудряшку, но коротко остриженные волосы не слушались. Она ещё раз бросила взгляд на вытянутое покрытое веснушками лицо в отражении, вздохнула чему-то своему и повернулась к дверям.

Ещё более усталый и взъерошенный чем обычно, Олег сейчас больше напоминал дворового кота, чем человека. Он ждал её, держась за ручку открытой двери. Нелли улыбнулась и сделала шаг из лифта.

– В общем, чёрт его знает, что это за чудик, – подвёл итог рассказа Олег.

Они с Нелли сидели на кухне, кофейник мурлыкал на плите, а за окном колотил по листьям дождь.

– А ты уверен, что нигде с ним не сталкивался?

– До вчерашнего утра – нет.

– Ни в школе, ни на работе, ни в больнице? А может, он вообще твой фанат?

– Ага, – с ехидный весельем поддакнул Олег, – прибыл прямиком из той Вселенной, где я всё-таки стал популярен из-за Кванта, и меня не уволили!

Нелли пожала плечами:

– И чем тебе не сюжет нового комикса?

Кофейник резко заклокотал, вклиниваясь в беседу, и Олег тут же вскочил угомонить его. Разлил кофе по чашкам, в одну из них добавил ложку сахара и много молока, так, что напиток приобрёл карамельный оттенок. Эту кружку поставил на стол перед Нелли, она с улыбкой кивнула.

– А ты всё также пьёшь кофе ради страданий? – усмехнулась она, глядя на абсолютно чёрную, чуть ли не кипящую горькую жижу в кружке Олега.

– Ага, один раз не получилось, теперь пытаюсь откинуться как-то попроще, – беззаботно бросил Олег, убирая молоко в холодильник.

Нелли на его шутку не ответила.

Он выглянул из-за эмалированной дверцы и присмотрелся к лицу девушки. Нелли сдвинула брови, опустив взгляд вниз.

– Извини, – серьёзно произнёс Олег, стряхнув остатки игривости.

– Да тебе-то что извиняться…

– Ладно, не извини, – с напускной дурашливостью бросил Олег. – Просто не будем об этом.

Его нервозность выдало то, что дверцу холодильника он закрыл со слишком большим усилием, та громко хлопнула и открылась обратно. Олег заставил себя закрыть её ещё раз, но куда аккуратнее.

– Ты так и не поговорил с родителями? – внезапно охрипшим голосом спросила Нелли.

– В этом нет смысла.

Пару минут они молча пили кофе.

За окном сгущались осенние хмурые сумерки, капли дождя лениво стекали по окну.

– Кем ты устроилась?

Он спросил это, задумчиво постукивая ногтём по кружке. Лишь одно упоминание родителей испортило Олегу всё настроение.

– Это даже немного смешно,– неловко протянула Нелли.

Олег обернулся к ней, удивлённо посмотрел на девушку.

– Ведущей эфира на радио.

– Классно! – закивал Олег. – А где? Как соскучусь, смогу тебя всегда услышать!

Олег осёкся от того, как прямолинейно это прозвучало. Нелли смущённо улыбнулась.

– Буду ставить музыку, отвечать на звонки. Такое всякое.

– На звонки? И правда немного смешно, – бесцветно сказал Олег, снова отвернувшись к окну.

– Ты и мёртвого уболтаешь, – хитро бросил Олег, снова взглянув на девушку через несколько мгновений. Нелли медленно встала и приблизилась к стоящему возле окна Олегу. Она несколько секунд вглядывалась в его зеленые глаза, а затем, как по щелчку пальцев, распалилась в веселье:

– А ты, Горский, полный дурак!

И принялась его щекотать.

Олег щекотки не боялся, но почему-то ему хотелось смеяться.

Она лежала в темноте, во всей комнате светился только экранчик с самыми важными сейчас цифрами, который стоял на прикроватной тумбочке. Пока она напряжённо наблюдала за значениями то растущих, то обрушающихся цифр, над ней корпел, извиваясь и шумно вздыхая, златовласый юноша с идеальным телом.

– Эй, красавица, ты как? – обронил он ей на ухо между вздохами. Он повернул её подбородок к себе, взглянул в глаза. Она не отрывалась от экранчика.

– Нормально, – ответила она.

– Нормально? – он явно оскорбился. Юноша остановился, откинулся на шелковую простынь.

– Уже два месяца только и слышу, что «нормально», – капризно заявил он.

– Точно, – она отвлеклась от экранчика: на нем ничего не менялось, видимо, Валя спал. Теперь она смотрела в потолок. – Очень долго.

– Давай попробую так, – он снова склонился к ней, обольстительно улыбаясь, обвивая руками. Мальчишка подумал, что это какой-то вызов.

Впрочем, с вызовами, как оказалось, он справлялся не так уж плохо. Виолетта почти успела забыться, когда экранчик бесцеремонно запищал, а цифры на нём устремились вниз. Виолетта вынырнула из-под юноши, накинула халат и щёлкнула кнопкой торшера. Остановилась уже на пороге комнаты.

Длинные золотые волосы юноши разметались по подушке, он лежал на спине, подложив руки под затылок, и лениво смотрел на неё сквозь густые ресницы. Виолетта дёрнула головой, перекидывая чёрную копну на спину.

– Выйдешь через служебный вход.

– Как всегда, – отозвался он.

Виолетта покинула спальню и пересекла большую гостиную с окнами в пол. За стеклом раскинулся переливающийся огнями город.

В центральной из трёх башен ХэльМеда, которые многие невзлюбили, называя стеклянными уродомами, но терпели из уважения к корпорации, вообще не должен был никто жить. Десятки этажей с офисами и учебными кабинетами взгромоздились на несколько больничных, и когда Вале стала требоваться медицинская помощь так часто, что пять ночей из шести они оба проводили в башне, было решено поселиться прямо над собственной больницей.

Верхний этаж ушёл некогда первому человеку ХэльМеда, под дверью которого теперь от рассвета до заката дежурил кто-то из врачей. Но даже с самыми дорогими лекарствами время и старость брали своё, и день ото дня Вале становилось только хуже. Не доверяя никому, Виолетта взяла дело под личный контроль.

Лифт невозможно медленно тащился с шестого этажа, и Виолетта чувствовала, как секунды, которые могут быть для Вали последними, стремительно утекают из рук, мчатся к шахте медлящего лифта и рушатся вниз, к самому центру Земли.

Виолетта сорвалась с места, забежала обратно в квартиру, двумя огромными прыжками пересекла её и чуть не сбила с ног юношу, некстати решившего одеваться именно у служебного выхода.

Игнорируя резь в лёгких и возмущённые восклицания чуть не сбитого с ног любовника, она побежала вверх.

Четыре лестничных пролёта.

Нужный этаж.

Дверь, не закрытая на всякий случай.

За ней длинный коридор. В самом конце – ещё одна дверь, у которой Виолетта так и не затормозила. Схватилась за ручку, резко дёрнула её и застыла на пороге.

Двое мужчин стояли у окна, глядя на огни города. Первый – сутулый, в длинной помятой сорочке, опирался на штатив для капельницы. Валя был покрыт проводами и трубками, как венами, но в его фигуре всё равно пылало больше жизни, чем в идеально прямых плечах и осанке второго. Эти прогеленные светлые волосы, черный пиджак и остроносые туфли Виолетта бы узнала когда и где угодно.

Мужчины повернулись к ней: Валя – с растерянной улыбкой на испещрённом морщинами лице, а второй – с пронзительно холодным взглядом, прячущемся за отсветами очков.

– Gute Nacht, Виолетта Валентиновна, – сдержанно произнёс он.

Только тут Виолетта осознала, в каком виде она предстала перед Германом Альбертовичем Келлером – главой «Вневедомственной Охраны Личностей и Корпораций».

Она нервно запахнула шёлковый халат одной рукой, а второй указала на Келлера:

– Зачем он здесь?!

Валя, к которому и был обращён вопрос, вздохнул. Герман же нарочито дружелюбно произнес:

– Для чего такая враждебность, Виолетта Валентиновна? Мы же коллеги, ситуация в городе касается всех нас, и решать её нужно сообща.

Виолетта даже не взглянула на него, только повторила холоднее и уже спокойнее:

– Валя, зачем здесь этот пёс?

Келлер сложил руки на груди и усмехнулся. На его узком лице с угловатыми чертами залегли уродливые тени.

– Лета, – хриплым голосом наконец сказал Валя. – Мы уже давно знакомы с Германом Альбертовичем, и сейчас он взял на себя смелость рассказать мне, что происходит. Рассказать то, о чём ты упёрто молчишь.

Глаза Виолетты недобро сверкнули в полумраке. Кажется, она бы сейчас бросилась на Келлера, если бы в комнате только не было Вали. Она процедила:

– Он мог наплести только злонамеренную ложь. Валя, я тебя просила не иметь с ним дел. Пусть он убирается. Сейчас же.

Герман приподнял брови, но остался стоять на месте с наглой непреклонностью – только перевёл взгляд на Валю. Тот по-прежнему опирался на штатив от капельницы, а плечи его опустились вниз, будто на них он удерживал всю тяжесть мира.

– Лета, – начал Валя, отчётливо ощущая, как сейчас он пытается своим хилым старческим телом выдержать напор бытия. Ему всегда было тяжело сказать хоть слово наперекор той, кто был для него всем миром сразу. Однако иногда это всё же было нужно делать.

– Это из-за тебя в отделениях такой кошмар?

– Конечно, что он ещё мог тебе сказать! – озлобились Виолетта, указывая пальцем на Келлера. – И болезнь я начала, и перестрелки на улицах, и дети из-за меня голодают, и люди смертны! Всё я! И это для чего?! Для какой цели?!

Вся ненависть и обида Виолетты сосредоточилась на одном человеке, который мог видеть и знать ничтожно мало и чересчур много одновременно. Келлер точно не способен её понять – он был слишком мелок для этого и глядел на мир через игольное ушко. Ей же была открыта Вселенная.

Сам Келлер явно так не считал. Он по-волчьи ухмыльнулся, но быстро вернул себе серьёзный вид, спрятав ужимку за зевотой. Не полагается всё-таки человеку его положения наслаждаться такими сценами и злить Виолетту Валентиновну сильнее, чем обычно.

– Кто-то, положим, не так уж сильно смертен, – между делом обронил он.

– Вон, – пугающе спокойно сказала Виолетта.

– Я думаю, Виолетта Валентиновна, что с новыми обстоятельствами разговора всё же стоило бы начать его заново, – сказал Келлер, продолжая стоять на месте.

– Вон, – повторила Виолетта на тон ниже.

– Герман, ступай, – устало сказал Валя, пытаясь что-то разглядеть в лице Виолетты.

Келлер поправил очки, ещё раз бросил взгляд на панораму города за окном и, не сказав больше ни слова, вышел за дверь.

Пока щёлкала кнопка вызова лифта, сама кабина неторопливо тянулась на последний этаж, стучали каблуки остроносых мужских туфель и закрывались со звоном железа двери, Валя и Виолетта молчали.

Затем молчали ещё несколько минут, выхватывая в полумраке силуэты друг друга, слушая переливы далёких сирен с улицы и тихий писк медицинской аппаратуры, вероломно занявшей половину комнаты.

Виолетта не знала, что делать. Врать Вале она не хотела, говорить такую правду, которая у неё была – тем более. Она стояла к нему боком, глядя перед собой, и не знала ни что думать, ни что говорить.

Валя искал на её щеках серебринки слёз, но видел лишь гордый усталый профиль той, кто будет стоять на своём до последнего вздоха. Сам Валя стоять уже порядком устал, да и вздохов у него осталось не так уж много, так что он медленно опустился на диван, который все присутствующие в комнате до сих пор игнорировали.

– Ты ведь всё равно не скажешь мне как есть, да? – спросил Валя.

Виолетта нахмурила брови и наклонила голову.

– Потому что…

– Мне это не понравится, – закончил за неё Валя. – Попробуй объяснить мне, я тебя выслушаю.

Виолетта покачала головой:

– Не получится.

– Потому что я тебя не пойму?

Она продолжала стоять перед ним прямо, но уже скорее походила на школьницу в кабинете директора.

– Из всех на свете только ты и поймёшь…

Она замолчала, то ли закончив фразу, то ли не зная, что ещё сказать. Валя печально улыбнулся и похлопал ладонью по дивану рядом с собой. Виолетта медленно подошла к Вале, опустилась на пол у его ног и положила голову ему на колени.

Старик нежно провёл рукой по её волосам, и Виолетта закрыла глаза. Сколько раз они сидели вот так, сколько раз он гладил её по голове, а она чувствовала себя глупой и потерянной. Сколько раз она уже делала что-то, что могло заставить его отвернуться от неё навсегда, но он продолжал пропускать локоны её волос сквозь пальцы так аккуратно, будто они были самым дорогим сокровищем.

Ей хотелось забыться в этой секунде, когда всё ещё можно остановить, а он сам ещё прямо тут, на этом диване.

– А я смогу тебя отговорить? – сиплым голосом спросил Валя.

О да, он смог бы.

Вот только тогда она бы снова его потеряла. И, может быть, навсегда.

– Нет, Валь, не получится.

Сердце сжали тиски, Валя залился долгим удушающим кашлем.

Когда Старец возвращается, уже нависают сумерки, а Манька с безучастным видом сидит на лавке одна.

– Куда он подевался? – устало спрашивает Старец.

– Я ему не мамка.

– Повезло тебе.

Он опускается на лавку, ставит посох в сторону и принимается растирать больные колени. Тело его одряхлело под тяжестью лет, сил становится всё меньше. В беготне с юнцом он уже потягаться не может, да и не сильно хочет: много ли он натворит в одиночку?

В самом деле – многое, думается вдруг, но Старец отгоняет эту мысль подальше.

– На что наговорился? – Манька со скукой глядит на деревянные маковки терема, которые впиваются в гаснущую небесную твердь острыми зубьями. Сварог рассыпал по ней яркие бусы звёзд, они сияют монистами, ранами-укусами от княжеских крыш. Уже можно разглядеть созвездия Стожаров и Птичьего Пути, но на западе ещё догорает розовое зарево и бурчит тихими раскатами гром.

– Я сказочником назвался, смог докричаться до воеводы, и тот велел паобедь нас представить князю. Он скучать изволит.

– Так просто? – она поворачивается к нему, на холодном и бледном, как снег, лице Маньки впервые появляется удивление.

– Что-что, а кривду плести и болтать я за эти годы выучился, – выдыхает Старец. – Да и князь, похоже, непростой… Надо идти, ночлег отыскать. Только погоди, ещё миг посижу.

Манька встаёт с лавки, потягивается, поправляет юбку и перекидывает через плечо толстую чёрную косу. Как бы она не храбрилась, а ждать Старца в одиночку устала.

Ну и бедствие он себе на голову нашёл – думает Старец. Надо бы ей поведать, как мир устроен, а то уж больно её потухший взгляд напоминает о том, как он сам впервые родился, и никто ему правды не говорил. Не потому, что таили или укрывали, просто тогда не до того было.

Во дворе теперь куда меньше народа – кто забрёл внутрь корчмы, чтобы заливать сладким хмелем животы, а кто ушёл прочь в примостившуюся у кремля деревушку, дремать на родных печах.

– Думаешь, подожжёт? – спрашивает Манька вдруг. Старец не знает, с какой мыслью она это молвит. Хочется верить, что нет.

Ночлега так поздно не сыскать: толкуют, в таких потёмках уже лишь нечисть бродит. Одна за другой хлопают двери изб перед Манькой и Старцем, который как никто знает, что брат-Столп лютее любой нечисти.

Делать нечего, путники находят накрытый худым деревянным навесом сеновал и остаются там.

Сёма не объявляется, никто его не видал да не слыхивал о нём, но Старца скорее волнует не его судьба, а судьбы тех, кто мог попасться семеюшке под руку. За годы, которые он настойчиво держался неподалёку от того, кого нынче просто кличут Старцем, тот хорошо узнал Сёму. Он не творил худа ради худа, никогда. Только причинял добро, не думая о том, что станется с его жертвами.

И частенько это выходило куда пагубнее простого зла.

– Нет, – кротко шепчет Манька. Старец отвлекается от дум и глядит на девицу: она лежит на стоге, укрытая кожухом, и дрожит. Её чёрные очи сомкнуты, а между бровей залегает тревожная бороздка. Белые пальцы сжимают край разметавшейся юбки.

– Проснитесь… Прошу… – будто ослабевшим от долгого плача голосом добавляет Манька.

Старец смотрит на неё и раздумывает, будить или нет. К нему самому сон не идёт с тех самых пор, как он узнал вести, с которыми и пустился к князю. А в тревожной дрёме Маньки столько детского и ясного, будто лесное озеро, что Старец даже ловит себя на зависти.

Манька всхлипывает.

Из мрачного небесного лона ей отзывается протяжный рокот.

Ресницы девицы трепещут, она открывает глаза. Старец сидит рядом и отчего-то ухмыляется в бороду. Манька пуще прежнего сдвигает брови:

– Я говорила что-то?

Старец не отвечает, только что-то шепчет одними губами, завороженно глядя на чёрные тучи, окутывающие звёзды. Манька накрывается кожухом с головой и отворачивается, когда он наконец говорит:

– Трижды по семь. Далеко грозит.

Манька оглядывается на него. Старец указывает пальцем на небо.

– Так можно посчитать, скоро ли до нас дойдёт.

– Чудак ты, старик, – бурчит она. Поднимает глаза к небу и завораживается мрачной тайной ночи. Ей доводилось слышать и что небосвод – купол, охраняющий людей от нескончаемой пустой черноты, и что это крона древа, растущего сквозь все миры. Ни тот, ни другой ответ ей не по сердцу, а секрет продолжает манить.

Такая же загадка – и старик, сидящий рядом. Он может оказаться и лесным божеством, и отцом всему миру, и обычным дедушкой. Он уже столько раз был человеком, что, Маньке кажется, должен был увидеть в этом мире всё. И даже после этого он остаётся простым и ясным.

– На котором ты круге, старче?

– Я уже перестал считать, – безмятежно отзывается он. Эти слова только сильнее убеждают Маньку в том, что тот, с кем она беседует, мог выйти из-за пазухи всего мироздания.

– А мой женишок?

– Кто ж этого сквернавца знает. Но он куда древнее, чем я. А ты который раз себя помнишь?

Манька словно смущается.

– Это второй.

Старец кивает.

– Ещё научишься не лить слёзы во снах.

Манька опускает взгляд.

– Это словно проклятие, а не дар. На том круге… Я стольких потеряла и едва ли найду их вновь.

– Это не дар, – соглашается Старец. – И не проклятие. Это наши с тобой дороги. И если меня чему-то да научили прожитые года, то лишь тому, что мы всегда будем петлять по дремучему лесу. И это, – Старец вдруг умолкает, вспоминая о слове, которое несёт князю. Но глядит на Маньку, которую убаюкало словами, и решает договорить:

– И это мы не в силах изменить. Всё остальное, даже самые невозможные чудеса, с каждым кругом будут становиться явью.

– И даже ушедших можно будет возвратить? – с детской надеждой спрашивает Манька.

– Не знаю, может и можно.

Старец и девица смотрят на звёзды.

– На том круге я ещё ничего не знала. Родичи сначала ждали, пока я пробужусь, вспомню что-то, и… дождались, – всё-таки решает поведать она. – Когда мне было не больше зим, чем сейчас… Наше племя скрывалось в лесах, мы жили впроголодь. Однажды я ушла собрать корешков и трав дальше, чем обычно, и заплутала. Проаукала до темноты, пережидала её на ветви сосны, и лишь через денницу нашла дорогу домой. А там…

Манька морщится, украдкой протирает щёку. Старец делает вид, что не видит этого, глядит в сторону.

– Напали бесы в рогатых шлемах. Всех… И маменьку, и папеньку, и младшого, с золотыми кудрями, за которым я всегда смотрела… Я нашла их у нашей завалинки, всех рядом, без дыхания, братец материнский костяной гребень сжимал… И громко-громко заплакала. А потом оказалось, что бесы не ушли. Они забрали меня с собой, и несколько долгих зим я была им обслугой.. Потом надоела главарю, что всё время рыдала по братцу, и он меня прибил.

Старец молчит, а лучше бы вопросы задавал. Манька вздыхает тяжело, будто кто-то держится за её горло, говорит так тихо, что слова её почти проглатывает далёкий гром:

– Они же не звери какие-то и даже не бесы взаправду… Столпы это были. И как они будут жить с этим?

Молчат, пока гроза плывёт чёрным пятном по небосводу.

– А на этом круге ты сразу пробудилась?

– Нет, – Манька качает головой. – Вспомнила недавно, и будто снова…

Старец шумно выдыхает.

– Тяжко тебе пришлось.

Манька шуршит сухим сеном, и тут Старец чувствует, как что-то тяжёлое давит на его плечи. Теперь они с девицей накрыты одним кожухом, но она всё же немного сторонится.

– Дедушка, – шелестит она, – расскажи мне всё, как надобно, по порядку. В том, как ты говоришь, круге, мне так и не рассказали ничего, а демоны только о грабежах, юбках да о том, что под ними, говорили… А на этом я, как вспомнила, тут же отправилась братца искать. Где-то же он должен быть.

Старец кивает: должен. И снова мыслями стремится к вестям для князя. Ведь младший братец этой славной Маньки-то точно где-то должен найтись. Так было всегда, и правило это вырезали на плоти жизни, когда ещё сам Старец не пробудился в первый раз. Такие шрамы не зарастают, слишком уже стара она – Жизнь.

– Я впервые очнулся, когда мир был мал, а новые Столпы рождались подобно раскрывающимся бутонам цветов поутру. Старшие учили младших, а те, кто умирал, вскоре возвращались снова.

– Наверное, это было чудесно.

Старец улыбается в бороду.

– Представь себе мир, которым вертит свора стариков, и они из жизни в жизнь друг с другом доспориться не могут. Вот такими было большинство. А потом…

А потом времена, когда новые Столпы являлись с каждой Луной, закончились. Много лет ничего не менялось, пока Старец не заметил скарядие, которое выступило против всего, что знали Столпы.

Глава 6-7

Нелли осталась у Олега на ночь, как оставалась многие разы до этого. Они накрылись одним покрывалом, и там, будто в тайне ото всех, держались за руки. Глядели, как полоски света переползают потолок тёмной комнаты.

Через открытую форточку с улицы доносились чьи-то шаркающие шаги, шелест листьев и запах мокрой земли.

За два года, которые они были знакомы, ни один из них так и не нашёл в себе достаточно сил, чтобы толково объясниться.

Кто они друг другу?

Их знакомство ознаменовало заливающее с головой, тянущее в чёрные воды горе. Она вытянула его оттуда, остановила перед непоправимым, и с того дня, с их самого первого разговора, они намертво вросли в жизни друг друга.

Олег обнимал её, не смея делать большего, рассказывал ей выдуманные им истории, не смея говорить главных слов. Она слушала его, боясь спугнуть хрупкое спокойное счастье и его мечтательный настрой.

Они так и уснули, ладонь в ладони. А проснулись уже с утра от разбивающего сны на осколки визгливого дверного звонка.

Пытаясь вспомнить себя и прогнать вон умудрёного и печального Старца, которым он был во сне, Олег оторвал голову от подушки и зло посмотрел на дверь в коридор.

Звонок повторился.

Стряхнул с себя остатки сна, тяжело поднялся и сел на кровати. Нелли тоже проснулась и чесала пересохшие глаза, пока её короткие кудряшки рыжим облаком лежали на подушке.

– Ты кого-то звал? – спросила она.

– Нет, но догадываюсь, кто сам себя позвал, – буркнул Олег, набрасывая на плечи флисовую рубашку.

Прошаркал в коридор, посмотрел в дверной глазок и устало выдохнул. Ещё несколько секунд держался за рычажок свеженького замка, собираясь с мыслями, пока визг звонка раздражал уши.

Ещё один надрывный «дзынь», который, минуя уши, сразу ударил по мозгам, и Олегу пришлось приоткрыть дверь. Не снимая хлипкую цепочку, он бросил в щель едкое:

– Иди к чёрту.

– Я от него, – в проёме появилась длиннопалая жилистая рука. Она схватилась за край двери так, что теперь её закрыть можно было только размозжив нагрянувшему пальцы.

– И что ты дуешься? Я ж даже в этот раз в дверь позвонил!

– Ну спасибо! А теперь возвращайся, откуда вылез!

– О, – прозвучало удивлённое. Посетитель толкнул дверь, и цепочка лопнула, как перетянутая струна. Створка открылась нараспашку.

– Так мы перешли на «ты»?

На пороге стоял Сет. Он был взъерошен и помят, под его глазами уже лежали не тени, а простирались два глубоких оврага – будто со дня первой встречи с Олегом Сет так и не сомкнул глаз.

Сам Олег застыл перед ним в каком-то бессилии: этот жуткий тип напирал и преследовал, не боялся ни последствий, ни времени. Он был или совершенно чокнут, или правда хотел поделиться с Олегом чем-то важным. И одно хуже другого.

Ему не нужны ни деньги, ни вещи. Похоже, что ему нужно только его, Олега, внимание. Но не могут же россказни об энергиях и душах быть правдой? Не могут же они оказаться настолько важными, чтобы хотя бы попытаться стать правдой?

Зачем он пришёл?

– Я пришёл, чтобы ты меня выслушал, – ответил Сет на так и не заданный вслух вопрос. – То, что я рассказал позавчера – правда, и я могу доказать это. Тебе только нужно со мной кое-куда сходить.

– Нет.

Олег остервенело сопротивлялся и сам не мог понять, откуда в нём столько злобы, печали и тоски при взгляде на Сета. И эти чувства одновременно заставляли Олега и оттолкнуть незнакомца как можно дальше, и, напротив, пустить внутрь.

– Кто ты вообще…

– А я и не знала, что это твой друг!

Олег медленно обернулся. Нелли стояла на пороге его комнаты, в мятой футболке до колен и следом от подушки на щеке. Сет тоже застыл у двери, нахмурился, пытаясь вспомнить, где они могли столкнуться.

– Кто ты? – спросил Сет.

Нелли улыбнулась, и веснушки на её лице заплясали. Вопрос её совсем не обидел.

– Вчера, у парадной… Он сидел под дождём, когда я к тебе пришла, – Нелли говорила с Олегом, который посмурнел, чувствуя неладное. – Не знала, что это твой друг, – повторила она. – Позвала бы с собой!

– Это не друг, – сквозь зубы процедил Олег, пытаясь унять вторгнувшуюся в голову злость, которая не могла принадлежать ему. Этот Сет застрял у него поперёк горла. – Он выломал мне дверь!

К концу предложения Олег перешёл на крик, и Нелли даже застыла от того, как это неправильно – видеть такой шторм там, где каждый день расстилалась тишь или легонько подрагивали волны на ветру.

– Проваливай! – рыкнул Олег Сету и попытался вытеснить его обратно за дверь. Тот покорно отступил назад, но не дал вытолкнуть себя на лестницу, прирос к порогу, удерживая ладонь прямо на механизме новенького замка.

Нелли молча взяла Олега за плечо. Он резко обернулся, но, увидев её, смягчился.

– Невеста твоя? – вдруг подал голос виновник ситуации. Сет смотрел на Нелли, будто оценивая, его хитрые бесстыдные глаза ощупывали её тело. Нелли невольно сделала шаг назад, чтобы спрятаться за Олегом.

– Ты совсем глухой?

– Нет, – ответил Сет, делая великанский шаг обратно в квартиру.

Олег и Нелли невольно отступили назад уже вместе. Сет посмотрел на них своими жуткими глазами и заговорил:

– Но я от тебя не отвяну. Я буду ходить по пятам, караулить у подъезда, смотреть сквозь полки в магазинах и кидать камни в окна по ночам. И ты всё равно меня в итоге выслушаешь, рано или поздно. Так зачем же тянуть до «поздно», если можно убедиться в том, что я не простой сумасшедший прямо сейчас, а, Одноглазый?

Предельно серьёзный, как тогда ночью. Без обыкновенной развязности и наглости, выскочивших из материнского чрева вперёд него.

– Дай мне один день. Если я ошибся, то уйду, и ты никогда обо мне не услышишь – у меня есть дела поважнее, чем возиться с подёнками.

– Сам ты подёнок, – растерянно буркнул Олег. Сет хмыкнул.

Олег вздохнул, помассировал переносицу, поправил очки и поднял на парня взгляд:

– Ты меня достал. У тебя есть два часа.

– Четыре, – с нажимом возразил Сет.

– Три, – выдохнул Олег и тут же обернулся на старые часы, похрустывающие секундами на стене. – И они начались прямо сейчас.

– Уже на три часа больше, чем было только что, – кивнул Сет серьёзно. Кажется, он наконец был доволен.

Нелли показалась из-за плеча Олега, улыбаясь:

– Завтракать будете?

– Только быстро, – ухмыльнулся Сет и принялся расшнуровывать ботинки.

Древние фасады приземистых зданий застилало молочное марево. Стоял один из последних дышащих летом осенних дней, но из недоверия к капризной погоде Олег все равно шагал в тёплой рубашке, обливаясь семью потами. Он не привык ходить так быстро, и ему было сложновато поспевать за длинноногим Сетом, который смотрел только вперёд, вспарывая своей походкой мощёные тротуары и тесные дворы.

С самого выхода из дома они не обменялись и словом – говорить просто было не о чем. И всё же Олег ни на секунду не переставал ощущать то, как незаметно Сет ловил кончиками пальцев или уголками глаз каждое его движение, вздох и, может, даже мысль.

Сложно было объяснить себе, почему же он всё-таки согласился на это.

Тогда, в коридоре, Сет застал врасплох, а его бараний напор сбил с толку и так зыбкое с утра мироощущение Олега. К тому же при Нелли не хотелось ссориться, да и сны в последние пару дней приходили какие-то странные. Они не были похожи на миражи или несвязные фантазии, а скорее напоминали истории, давно забытые и пересказанные в ночи у яркого костра кем-то другим.

Эти сны тревожили его. Они были неправильные.

Олег пытался смыть с себя остатки ночного морока холодной водой, пока Нелли хлопотала над завтраком на кухне, а Сет послушно отсиживался в коридоре.

– И почему же я ничего не помню? – с вызовом спросил Олег, вдоволь насмотревшись на своё измученное лицо в зеркале ванной.

– Чего? – кажется, он застал Сета врасплох этим вопросом.

– Почему, если верить твоим словам, ты помнишь прошлые жизни и наши встречи, а я – только двадцать с хреном лет в этом теле?

– Хочешь знать? – голос появился прямо над ухом. Олег дёрнулся, увидев его в отражении испачканного зубной пастой зеркала: Сет проник в ванную беззвучно.

– А ответ прост, – сообщил желтоглазый с садистским удовольствием на лице, – ты всегда был дурак.

Он выразительно приподнял брови.

– И считал свои пылкие чувства тем, на чём держится Вселенная.

Олег невольно покосился в сторону кухни, где тихонько напевала себе что-то под нос Нелли. Сет поймал его ужимку и расплылся в издевательской улыбке.

– Это правда? – с сомнением спросил Олег. – Хочешь сказать, я отказался от вечности из-за влюблённости?

– Говорю же, всегда был дурак.

Завтракали быстро и молча: Олег давился горячим горьким кофе, Нелли то и дело пыталась завести разговор, а Сет поглядывал на неё волком, пережёвывая бутерброд.

– У меня сегодня будет первый самостоятельный эфир, – между прочим сказала Нелли уже в коридоре, обуваясь.

Олег оторвался от шнуровки кед и посмотрел на неё поверх съехавших на нос очков. Нелли улыбнулась, вернула их на переносицу и продолжила:

– В шесть. Если хочешь, я принесу тебе запись, вдруг не успеешь.

Олег встал.

– Давай я останусь и послушаю, не хочу пропускать.

У входной двери выразительно прокашлялся Сет.

– Ты уже обещал, так что иди. Не последний раз, ещё послушаешь.

Олег не хотел пропускать первый эфир Нелли, не хотел идти в неизвестность с Сетом, не хотел вообще выходить из дома и, может быть, даже просыпаться сегодня. Но всё складывалось не так, и в секундном капризе решив, что эти двое сговорились, он вышел из квартиры.

– Пришли, – бесцветно сообщил Сет, остановившись перед ярко-жёлтым фасадом, зажатым между двумя мрачными каменными зданиями. Остальная улица напоминала срез мрамора с серыми и розовыми прожилками кварца: бесцветные гиганты толпились над двухэтажным домиком, пытаясь выдавить его c тротуара. Прямо над соседней дверью висела выцветшая вывеска с надписью «школа».

Сет подошёл к двери Жёлтого дома, нажал на кнопку домофона, запрятанную в витиеватой резьбе. После нескольких секунд ожидания скрежещущий старческий голос спросил:

– Кто?

– Это Сет.

– И зачем припёрся?

Олегу подумалось, что не очень-то Сету тут и рады.

– Я нашёл Одноглазого.

Голос хмыкнул, но вслух сомневаться словам Сета на стал. Заиграла приглашающая мелодия домофона.

Внутри было темно. Длинный, заваленный снятыми с петель дверями, разобранными шкафами и поставленными на бока кроватями коридор освещался лишь солнцем, рвущимся из приоткрытых комнат. Из-за некоторых выглядывало по несколько пар любопытных глаз, в проёмах других без стеснения стояли, глядя на пришельцев, люди.

Это были и старики, и дети, и мужчины в костюмах, и блаженные в длинном тряпье, и бледные, как снег, светловолосые, голубоглазые, и темнокожие с угольками на лице и мелкой кудряшкой в волосе. Сет двинулся вперёд, и тогда Олег заметил, что они будто не видят его, зато самого Олега награждают долгими внимательными взглядами.

Это было неприятно даже с учётом того, что Олег давно привык к пристальному, но старательно скрываемому вниманию в автобусах, метро и очередях. Незнакомцы на улицах хотя бы делали вид, что стыдились, встречаясь с Олегом взглядами. Эти же или растеряли всякое стеснение, или смотрели с тем искренним интересом, с каким на Олега оборачивались дети: без снисходительной жалости, чисто из исследовательского желания познать за его счёт эстетику уродства.

В одном из дверных проёмов стояла женщина в брючном костюме, с осанкой греческой богини и чёрной косой на плече. Олег увидел на её лице печать скорби: поджатые губы и тёмные глаза, будто провалившиеся вглубь черепа, но незнакомка вдруг улыбнулась ему, и стала ослепительно красивой. Олег растерялся, кивнул ей в ответ. Она скрылась за дверью.

– Сотый примет вас через десять минут, – сообщила худая, как скелет, девушка, сидящая на ступенях деревянной лестницы. – Нужно подождать.

Сет ничего ей не ответил, только тряхнул головой, веля и этой девчонке, и её Сотому отвязаться. Будто не он припёрся сюда без приглашения и вдобавок притащил Олега.

Сет показательно развернулся на носочках и отправился назад по коридору, проводя пальцами по дверным полотнам. Он словно перелистывал их, как страницы, и отыскивал нужную наощупь. Наконец он задержался у одной из дверей на несколько секунд, а затем дёрнул её на себя, выливая в мрачный коридор волну ослепительного солнечного света.

Олег последовал за ним и остановился на пороге комнатушки с по-больничному зелёными стенами. В углу на скрипучем деревянном стуле спал, уронив голову на грудь, вихрастый юноша. Его жемчужные кудри упали на лицо, укрыли глаза от бьющего из окна солнца. Похоже ничто не способно было его разбудить, раз сон уже не прервало хихиканье двух подростков, милующихся на брошенном на пол матрасе.

– Узнаёшь? – с насмешкой уточнил у Олега Сет, кивая на спящего.

Олег покачал головой.

Конечно, не узнаёт. Он понятия не имеет, кто это такой, почему этот парень тут спит и как справляется по жизни со своей копной волос. А ещё – какого чёрта сам Олег здесь забыл.

То ли застеснявшись незнакомца, то ли получив от Сета многозначительный взгляд, подростки подобрали свои вещи с пола и решили поспешно ретироваться. У самого порога они на мгновение хором вцепились в Олега ясными синими глазами, чтобы потом пропасть за дверью.

Сет подошёл к юноше:

– Вставай.

Тот лишь сладко всхрапнул в ответ.

Сет положил руку ему на плечо и весьма неделикатно потряс его.

Кудрявый продолжал спать.

– А ну, – не выдержал Сет и замахнулся своим тяжёлым ботинком. Он ударил по стулу, и тот с треском рассыпался на черенки прямо под спящим. Юноша мешком картошки рухнул на пол, распахнув глаза перед самым приземлением.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы оглядеть гостей. Затем пострадавший сонно улыбнулся:

– А, это ты, Сет…

Он неловко поднялся из обломков стула, отряхнул колени.

– И кого ты привёл, что так хотел меня разбудить?

– Угадаешь? Или совсем уже проржавел? – грубо спросил Сет.

Юноша ещё раз улыбнулся и повернулся к Олегу всем телом, впервые по-настоящему открыв глаза. Ему хватило нескольких секунд, и в его взгляде промелькнуло что-то странное. Юноша потянулся в сторону Олега, и тот вздрогнул от неожиданности. Тогда незнакомец одёрнул руку, опустил голову и надрывно прошептал:

– Горюшко моё… Ты же клялся…

Олегу стало жалко незнакомца, захотелось провести ладонью по юной кудрявой голове. Вместо этого он столбом стоял перед ним, не понимая ровным счётом ничего.

– Я вас знаю?.. – растерянно спросил Олег.

Юноша поднял на Олега взгляд, который не мог принадлежать подростку – только глубокому старику, наблюдавшему, как рождаются и разрушаются целые миры.

– Вернулся, – сказал он. Юноша обратился к Сету, спросил у него тем же тихим, как шелест бумаги, голосом:

– Он не целый, это ведь только его часть?..

Не дождавшись ответа, юноша протёр лоб ладонью.

Сет сжал зубы и резко ударил того кулаком в живот. Юноша сложился пополам и рухнул на колени, из его горла вырвался сдавленный всхлип.

– Осир, – властно прорычал Сет, – ты никчёмный дурак и врун, который палец о палец не ударил, только болтал больше всех. Ты был таким всегда.

Сет осклабился и с расстановкой прорычал Осиру на самое ухо:

– Он. В полном. Порядке.

– Он ничего не помнит, – захрипел Осир, сидя на полу. – Я понимаю, что ты…

– Он в порядке! – оборвал его Сет. – И я тебе докажу, старый глупец, что тебе всегда было на него плевать.

Сет перенёс вес тела на одну ногу и уже замахнулся второй, чтобы пнуть Осира ещё раз, но Олег бросился вперёд. Он сам не ожидал от себя такой прыти, а потому замер между Сетом и Осиром, зажмурив глаза. Когда удара не последовало, он с усилием разлепил веки и увидел замершего в злобном недоумении Сета.

– Что ты делаешь? – прошипел он.

– Что ты делаешь?! – возмутился Олег. Он протянул Осиру руку и помог ему подняться. Тот растерянно ухватился за его ладонь.

– Не знаю, что между вам случилось, но… Не так же.

Сет смотрел на него со странной улыбкой несколько секунд, а потом и вовсе расхохотался. Олег не обратил внимания на это жестокое веселье, вымученно улыбнулся Осиру.

– Спасибо тебе, – негромко сказал тот. – Он всегда так, я ему поперёк горла.

– И ты просто позволяешь ему это?

– Обычно я не спрашиваю, – сообщил Сет, отсмеявшись. – А ты не верь ни одному его слову, болтать – единственное, чему он выучился за все свои века.

– Да, я живу давно, – прохрипел Осир и устремил на Олега взгляд усталых, печальных глаз. – Так долго, что в одном из своих кругов, в том, что боги из мифов ещё ходили по земле, я был тебе отцом.

Олег растерянно обернулся на Сета.

– В твоём первом рождении, – хмуро кивнул тот. – Но отцовской ласки ты от него не видел и дня.

– Ты постарался, – отметил Осир, склонив голову в сторону Сета. А затем обратился уже к Олегу. – Он был твоим дядей.

Олег переводил взгляд с Осира, который выглядел не больше чем лет на шестнадцать, на Сета, болтающегося в безвременье от восемнадцати до двадцати пяти. Сет был выше и крупнее Олега, а Осир лишь чуть-чуть не дотягивался макушкой до его бровей. Оба они выглядели как сбежавшие подростки: небрежно одетые и нечёсаные, с глазами, в которых одновременно плясали черти и степенно шагали древние старцы.

Кем они там ему приходились?

И почему Олег всё ещё выслушивает это?

– Сотый вас ждёт, – важно заявила девочка-скелет, высунувшись из-за двери.

– Идём, – сказал Сет, тут же потеряв интерес к Осиру. Он остановился на пороге, ожидая Олега.

Олег коротко кивнул Осиру и тоже хотел пойти, но тот ухватил его за рукав. Пришлось обернуться.

– Рад тебя увидеть, сокол. Я потерял твою мать и брата сотни лет назад, рад, что смог встретить снова хоть часть тебя…

– Осир, – перебил его Сет. – Хватит уже.

Олегу показалось, что теперь Сет не злился и даже сочувствовал Осиру. Но, видимо, между ними годами разверзалась пропасть такой величины, что сопереживание не могло стать их мостиком через бездну.

Перед тем, как дверь залитой солнцем зелёной комнаты закрылась, Олег услышал тихое:

– Берегите себя.

Они снова почти наощупь шагали по коридору Жёлтого дома, народ которого уже поумерили свой интерес к Олегу. Он успел поймать пару быстрых взглядов из-под ресниц или длинных чёлок, но их обладатели тут же прятались за обшарпанными дверями и узкими поворотами. Или Сет расчищал им дорогу, метая молнии своими сияющими во мраке жёлтыми глазами, или стены здесь оказались тоньше листа бумаги, и слушателями сцены с Осиром невольно стали абсолютно все.

Девочка-скелет ждала их у продряхлевшей деревянной лестницы, которая трещала, похоже, от малейших движений воздуха – или даже от нервного предвкушения того, как кто-либо поставит ногу на первую ступень.

Девочка махнула рукой вверх, как бы приглашая Сета и Олега к подъёму. Сама она осталась сторожить спокойствие древних ступеней внизу.

Сет преодолел лестницу несколькими большими скачками и уже скрылся в распахнутом зеве второго этажа, пока Олег почти волочил себя вверх по перилам, опасаясь споткнуться.

Наверху было темно, затхлый воздух давил на грудь. Когда Сет толкнул вперёд неизвестно как нашаренную дверь, лучи тёплого света рассекли мрак. Из него проступила пыльная мансардная комнатушка, заставленная книжными полками. Они образовывали два ряда, между которыми мог протиснуться человек. К концу коридорчик расширялся, и там под сводами двух закруглённых окон сидела на раскиданных на полу подушках древняя старуха.

Олегу подумалось, что про неё было бы правильнее сказать «восседала», да и звать даже про себя эту достопочтенную матрону с элегантно сложенными на коленях руками и расправленными складками длинных одежд старухой было просто невозможно.

Она подняла глаза на две выступившие из темноты фигуры и молча указала на подушки. Её коленку мазнула головой отделившаяся от темноты большая чёрная кошка.

Сет протиснулся мимо книжных полок и плюхнулся на пол, а Олег на мгновение замер в нерешительности, потрясенный какой-то странной, но будто фальшивой торжественностью момента. Тогда желтоглазый обернулся к нему, дёрнул бровями и подвинул к себе ещё одну подушку, слева от себя. Похлопал по ней, призывая и Олега последовать его примеру.

Вопреки ожиданиям, кланяться матроне в ноги не пришлось. Но она всё равно выдержала пару минут паузы в полной тишине. Сначала внимательно смотрела на Олега, потом опустила взгляд в книгу, лежащую на коленях. Исписанные вручную страницы ластились к её полупрозрачным рукам. Шелест мог бы быть единственным звуком, нарушающим почтительную тишину в комнате, если бы не грохот сердца.

Олег озадаченно приложил палец к запястью: с чего бы? Ему в голову лезли самые разные мысли: от сравнений обитателей этого дома с Ходоками на Изнанку до подозрений в розыгрыше, но он точно не волновался. К тому же из отведённых Сету трёх часов осталось минут сорок, а потому этот глупый маскарад должен был совсем скоро закончиться.

Нащупав свой пульс, Олег неожиданно понял, что сердцебиение, которое он услышал, не попадает в такт. Парень украдкой глянул на Сета, застывшего рядом с ним. Всем телом он подался вперёд, пытаясь выхватить хоть единое словечко со страниц открытой книги.

– Ну что скажешь, Сотый? – хрипло спросил Сет.

Матрона, которую Сет назвал Сотым, недовольно поджала губы, перевернула страницу. Прищурилась, провела узловатым пальцем по одной из строчек и тут же, продолжая движение, протянула Олегу руку раскрытой ладонью вверх.

Олег в растерянности пожал сухую ладонь.

Сотый одёрнула руку, брезгливо протёрла её о рукав своих странных одеяний и грубо бросила:

– Давай свою печать, болван.

– Печать? – переспросил Олег.

Сотый снисходительно вздохнула и обратилась к тексту книги:

– Тут сказано, что в качестве подтверждения личности Столпа тот, кого этот молодой человек, – Сотый указала тем же пальцем на Сета, а затем вернула его на страницу, – называет Одноглазым, использует маленькую печатку с определённым рисунком.

Сотый снова протянула к Олегу ладонь.

– Я жду.

– Слушай, – вклинился Сет. – Я его не за этим сюда привёл.

Сотый захлопнула книгу и поставила её корешком на свои колени.

– И зачем же ты привёл постороннего, который даже не может доказать, что он – тот самый?

– Это точно он. Печать за триста лет он мог и потерять. Проверь как-то по-другому.

Сотый смерила Сета холодным взглядом и выдавила:

– Хорошо.

Она снова раскрыла книгу, тусклая лампа подсветила поднявшиеся в воздух золотые пылинки.

– Как Хароерис смог вернуть себе око? – спросила Сотый, пробежавшись взглядом по первым страницам.

– Хароерис? – переспросил Олег. Он такого имени не знал.

– Сотый, заканчивай, когда это было…

– Ты всё ещё помнишь, на сколько частей порубил своего братца перед тем, как сбросить его в Нил, отчего бы ему забыть такую важную вещь?

– Да потому что… – начал Сет, но в глазах Олега вдруг что-то мелькнуло, он резко вспомнил и выкрикнул:

– Хатхор!

Сет застыл в своём возмущённом движении, хитро сверкнул глазами. Олег не знал, что он себе тут же придумал, ведь просто вспомнил яркую картинку из детской энциклопедии про Древний Египет. На ней над мускулистым загорелым мужчиной в золоте склонилась красавица с вплетёнными в строгое карэ бриллиантами. Она поила его из глиняного кувшина, чтобы вернуть потерянное око.

– Молоко газелей. Но это по одной из версий…

Сет тут же нахмурился, а одна из бровей Сотый подскочила вверх.

– По второй ему помог Тот.

– И какая же из них правдивая? – с ядом спросила Сотый.

– Я не знаю.

Сотый смерила Олега критичным взглядом и, будто в чём-то его заподозрив, принялась усиленно листать книгу.

Что у неё там, «Сто занимательных фактов для самых маленьких»?

– Вот. Как звали князя, терем которого тот, за кого ты себя выдаёшь, предал огню?

Откуда ж Олегу было знать? Будто мало сараев успело погореть во времена, когда их складывали из дерева?

Да и разве он себя за кого-то выдавал?

Олег тоскливо взглянул на Сета, будто ему нужна помощь. Иначе их команда не сможет забрать балл в вопросе про какие-то горящие терема. Это же какой-то квиз или что-то в этом роде?

Постойте.

Терема?!

Олег резко вскочил с подушки, и усевшаяся в его ногах чёрная кошка мгновенно растворилась в тенях.

Уже вторую ночь подряд его терзали сны о том, как убелённый сединами дедушка и два отрока пытались пробраться в терем к князю. И между собой они даже говорили о поджоге.

Вот только имени князя так и не прозвучало.

Сотый смерила Олега строгим взглядом, не дождавшись от него ответа.

– Что узнал Вотан, испив из источника мудрости?

Взгляд Сета похолодел. Он вскинул руку, будто удерживая Олега от ответа.

Он и Сотый долго смотрели друг на друга, беззвучно споря о чём-то, что не предназначалось для ушей Олега. Наконец Сотый разрезала тишину:

– Это не он.

– Осир признал его, – прорычал Сет.

– Осирис, – Сотый с нажимом подчеркнула более уважительную форму имени того кучерявого юноши, – живёт уже так долго, что давно выжил из ума. А ты и рад за ним, следом.

– Ну а вы, Сотый, – Сет почти скрежетал зубами, но удержал почтительный тон. – Немногим же моложе, правда? Так что же, ваших обширных знаний не хватит, чтобы каким-то ещё способом убедиться, что это тот самый?

Сотый нахмурилась, почесала щёку кончиком пальца. После таких лестных слов ей совсем не хотелось отказывать.

– И зачем же на самом деле ты пришёл ко мне, Сет?

– Напыщенная тупая кляча! – Сет со всей дури пнул оставленную кем-то железную банку. Она отлетела на несколько метров и загремела о каменный тротуар. – Только время потратил!

Сет резко рухнул на корточки, схватившись за голову. Олег с тревогой смотрел, как тот немного покачивается из стороны в сторону, словно пытаясь убаюкать себя. На лбу Сета пульсировала жилка.

Олег держался от него на расстоянии нескольких метров, лишь неловко улыбаясь прохожим. Время Сета уже вышло, и Олег мог бы просто уйти домой, но что-то его останавливало.

– А почему её так странно зовут?

– Кого? – спросил Сет, смягчившись.

– Эту «клячу».

Сет отнял руки от головы, но так и остался сидеть на корточках.

– Да она старшая из наших сейчас, ей как сотый год стукнул, так и считать перестали. Сама сказала так её и звать, а кто более древнее имя помнил, помер и пока не вернулся.

Сет усмехнулся.

– Сама – голову в песок, а за остальными записывает.

В чердачном полумраке Олег так до конца и не разглядел Сотый, но по коже её рук, манере говорить и глубоким морщинам, исчертившим лицо, и вправду читался весьма почтенный возраст. Рядом с ней дедушка Олега, Харитон, мог бы оказаться молоденьким мальчишкой.

– А как её в этой жизни раньше звали?

Сет с недоумением обернулся на Олега. Тот стоял позади него, опираясь спиной о стену жёлтого дома.

– Ну, до того, как ей стукнула сотня, – пояснил Олег.

– Это неважно, – бросил Сет, поднимаясь на ноги.

Он засунул руки в карманы и размашисто зашагал прочь. Олег вздохнул и пошёл следом.

За последние два года город изменился, и перемещаться по нему стало тяжелее. Раз в несколько дней будто вырастали сами собой из огромной грибницы новые карантинные заборы с жёлтыми лентами или баррикады из машин ХэльМеда. Теперь мало где можно было пройти напрямую, даже если цель располагалась в соседнем квартале. Неизменно приходилось следовать цепочкой пучеглазых дворов, сумрачных переулков и стиснутых стенами скверов, чтобы обойти «спящие дома».

Минут десять спустя, стоя на перекрёстке, Сет с удивлением обнаружил, что Олег всё ещё идёт за ним. Он остановился неподалёку, будто бы они вовсе незнакомы, но достаточно близко, чтобы заговорить. Заменив секундную растерянность на лице дурной ухмылкой, Сет шагнул к нему.

– Моё время уже вышло.

Олег пожал плечами.

– Просто по пути.

Пока светофор медленно вёл отсчёт мучительно долгих секунд, Сет смотрел под ноги, ковыряясь носком ботинка в щели между блоками брусчатки.

– Ты же что-то вспомнил, – наконец сказал Сет. Он не смотрел на Олега, и тот впервые смог разглядеть то, что рядом с ним стоит не хтоническое существо вне времени и приличий, а вполне себе обычный подросток. – Когда Сотый спрашивала про князя.

Вспомнил ли?

Или заскучавшее подсознательное подружилось с хандрящим воображением, эти двое вступили в преступный сговор и вместе вторую ночь отнимали у Олега спокойный сон?

Он не успел определиться и вообще придумать, что ответить Сету, как улицу разрубил надвое оглушающий выстрел. Люди, которые ждали сигнала светофора, бросились врассыпную быстрее, чем грохот успел отразиться от домов несколькими гулкими эхо. Лысый мужчина выскочил на дорогу и чуть не угодил под колёса, а юная мамочка схватила сына на руки и рванула к ресторанчику чуть выше по улице. Его дверь уже дёргали, расталкивая друг друга локтями, несколько человек.

Олег почувствовал в своей ладони холодную и сухую руку Сета. Он не понял, кто кого схватил, но оба, не сговариваясь, бросились в ближайшую арку. Из одного двора в другой их пропустила сердобольная старушка, которая придержала дверь внутренних ворот, а потом сама засеменила к парадной с железной дверью.

Через ещё один забор они перемахнули хором, то ли окрылённые страхом, то ли небольшой высотой ограды, и приземлились в чудно́й палисадник, населённый вырезанными из покрышек лебедями. Пытаясь отдышаться, оба рухнули на застенчиво прикрывшуюся первыми листьями желтоватую траву.

Вдалеке завыла сирена.

Из блестящих чёрных «Бобиков» на той стороне улицы выгрузились волки в серой форме.

Виолетта выдохнула, поправила прядки, выбившиеся из косы, украдкой глянула на своё отражение в стеклянной вставке двери. Обнаружила там лишь растерянную девчонку, а потому закрыла глаза на пару мгновений. Когда открыла, они уже были полны ледяной твёрдости.

Она ни за что не покажет никому, как её разрывают на лоскуты собственные сомнения.

Это неверно, это жестоко, это неизбежно.

Если это не сделает она, то кто?

Смерти нужно было остановить.

Виолетта толкнула тяжёлую дверь лаборатории вперёд.

В холодном свете ламп среди металлических столов, заставленных микроскопами, горелками, термостатами, дистилляторами и центрифугами, можно было разглядеть несколько склонённых над работой макушек. Тех, кому они принадлежали, не могло отвлечь от исследований даже появление Виолетты Валентиновны – начальницы и нынешней главы всего холдинга.

По их убеждениям, они держали в руках многие судьбы. Чтобы исполнить великую миссию и спасти людей, лучшие инфекционисты города были готовы не смыкать глаз неделями.

Про себя Виолетта беззлобно отметила, что таких молодых идеалистов одурачить проще всего. Любить людей – благородно и примерно, но, чтобы добиться в науке высот, по-настоящему нужно любить только её, и больше ничего.

Именно поэтому возглавлял лабораторию человек, который состоял с наукой в закрытом браке уже несколько десятилетий.

Виолетте было неприятно вести дела с Антоном Сологубом, его уставшими рыбьими глазами, согнутой к груди шеей и крючковатыми длинными пальцами. Он отвращал не только внешностью, но и безразличием, с которым распоряжался чашками петри, карьерами своих подчинённых и человеческими жизнями.

Он и нужен был для этой работы.

Виолетта зашла в кабинет, отделённый от остальной лаборатории толстой стеклянной перегородкой, и закрыла дверь. Сологуб не отвлёкся от экрана компьютера, но тряхнул головой, мол, выкладывай, зачем явилась.

Она элегантно опустилась на стул напротив него, ладонью подвинула монитор в сторону, и их глаза встретились.

– Как обстоят дела?

– Работаем, – сухо ответил Сологуб.

– Насколько штамм агрессивен сейчас?

Учёный повернулся к монитору, пару раз щёлкнул мышкой и зачитал:

– Около тридцати процентов заражаемости, из них примерно сорок летальны: зависит от возраста и общего здоровья. Из остатка треть просыпается с серьёзными нарушениями психики. На данный момент вероятность обойтись без последствий, не принимая препарат нашей молодёжи, – Сологуб кивнул в сторону общей лаборатории, – уменьшается с каждым выбросом.

Виолетта нахмурилась, постучала длинными ногтями по столешнице, что-то обдумывая.

– Этого недостаточно.

Сологуб взглянул на неё из-под кустистых бровей:

– Я лично работаю над этим. Скажите, сколько нужно, столько и сделаю.

Виолетта встала, подошла к окну. Лаборатория находилась на втором этаже готического здания, выложенного из чёрного камня, в самом сердце города. До башен ХэльМеда отсюда можно было дойти за несколько минут, если бы не карантинные зоны и расставленные на каждом перекрёстке патрули волков.

Псы Келлера перекрывали проспекты и скверы и делали всё, чтобы не давать протестным кучкам слиться в многоголосое живое чудище. Если разъярённая толпа пойдёт по улице, жертв не избежать, а палаты больниц и так переполнены.

Ей пришлось заставить себя не думать об этом.

– Вы и дальше будете отвлекать меня от работы? – бесцеремонно уточнил Сологуб. Он уже возвращал монитор на своё законное место.

Виолетта повернулась к нему без единой эмоции на прекрасном мраморном лице.

– Мне нужно сорок. Выброс сегодня ночью, подготовьте всё, что нужно.

В глазах Сологуба заплясало что-то зловещее.

– Сорок? Моим маленьким подчинённым придётся хорошенько постараться…

Всё-таки она презирала его. Его можно было назвать одним из самых умных подёнок, которых она встречала за все свои жизни, но меньше их всех Сологуб был достоин называться человеком. В нём не было того единственного, что стоило ценить в людях, – да и в Столпах тоже. Того, ради чего она сама оказалась в этом клубке из сожалений, страхов и надежд.

Виолетта не ответила ему, уверенным шагом вышла за дверь и тут же поймала на себе взгляд одной из лаборанток. Молодая женщина немногим старше Виолетты, с большими глубоко посаженными глазами, глядящими на неё поверх респиратора, скромно наклонила голову, приветствуя начальницу холдинга. Та в ответ сдержанно кивнула и быстрыми шагами покинула кабинет.

Лаборантка поднялась из-за стола, сняла респиратор и, кинув в карман халата телефон, последовала за ней.

Каждый раз у Виолетты тряслись руки, а спину покрывала холодная испарина. В голове невпопад громыхали колокола. Каждый раз становилось только хуже.

В своём кабинете в здании лаборатории она бывала нечасто, но всякий раз ей хотелось вылить на себя ведро ледяной воды, чтобы смыть липкие взгляды Сологуба и остудить разум.

Ведра воды тут не оказалось, а вот среди бумаг в нижнем ящике стола давно притаилась бутылка. Виолетта резко открыла её и, задержав дыхание, чтобы не вдохнуть резкий запах воска, сделала несколько больших глотков.

Горло обожгло, но лучше не стало. Пока градус не одолел её, нужно было сделать один звонок.

– Тор, это я.

Ей ответили, односложно и грубо. Он никогда не любил, если его дёргали во время обеда.

– Чего?! Ну уж не просто поболтать с тобой! – возмутилась Виолетта. – Калипсо будет к двадцати двум, нужно твоё содействие.

Пока собеседник что-то отвечал ей, Виолетта отняла смартфон от уха и с подозрением повернулась к двери кабинета, будто что-то услышав. Она быстро подошла к ней и резко распахнула настежь.

В светлом коридоре не было ни души. Несколько секунд Виолетта стояла на пороге, внимательно оглядывая чёрный диванчик, примостившийся у окна, но затем всё же вернулась в кабинет.

Заговорила уже тише, чувствуя, как тяжелеет голова.

– Что ты говорил?… Да, действуем как в прошлый раз – мой человек зайдёт, как только начнётся блэкаут. И, будь добр, перепроверь потом камеры.

Под окном кабинета собралась толпа с дюжину человек. Они ничего не скандировали, не устраивали беспорядков – просто стояли напротив металлической таблички, на которой было написано, что за дверью – главная лаборатория ХэльМеда. Мужчина в потёртой куртке и с неожиданно ясными для его неряшливого вида глазами посмотрел прямо на Виолетту.

Она отступила вглубь кабинета, опустилась на стул.

– Будь аккуратен, Тор. Я чувствую волчье дыхание за спиной.

Герман Альбертович Келлер отвлёкся от работы лишь на минуту: он заметил, что у пышной монстеры по имени Алоиза, которая росла в углу его кабинета на полу, начал желтеть один из листов. Келлер отложил бумаги, надел очки и подошёл к растению.

Он приподнял лист и взглянул на него поближе, провёл подушечкой пальца по центральной жилке. Затем прикоснулся к почве в горшке, взял щепотку грунта и задумчиво растёр его. Поднялся, обстоятельно проверил температуру на термостате и лампу над растением.

Пересушил?

Из ящика стола он достал широкие ножницы с короткими лезвиями и с нежной внимательностью подрезал больной лист у самого основания.

Дверь открылась, в комнату вошла женщина в чёрном пыльнике.

Сохраняя прежнюю невозмутимость, Келлер поднялся на ноги и донёс лист до урны. Достал из кармана платок, вытер им руку, которой касался почвы. Затем пригладил волосы, оправил полы пиджака и наконец повернулся к вошедшей.

Пелагея, женщина с большими глубоко посаженными глазами, молча подошла к столу и включила на своём телефоне запись.

Келлер опустился в кресло и сцепил руки в замок. Он дослушал голос Виолетты Валентиновны, коротко кивнул Пелагее, и та вышла.

Он медленно выдохнул, глядя на стоящую в углу Алоизу.

Каждый раз, когда Келлер оказывался прав, его настигало новое разочарование.

Цветные пятна дворов перестали скакать перед глазами: Олег откинулся на спинку сиденья. Вместе с Сетом они прыгнули в первый попавшийся автобус, лишь бы тот увёз их подальше от гудящих улиц, на которых сцепились протестующие и волки.

За последние два года только дураку не стало бы кристально ясно, что лучшее, что можно сделать в такой ситуации – оказаться как можно дальше от очередной стычки. Волкам было приказано не разбираться на месте, грести всех, кто попадётся. В случае чего – стрелять. До этих «чего» доходило редко, а из всех, кого знал Олег, похоже, искреннее удовольствие от ночёвки в «обезьяннике» получал только Сет.

На протесты собирались считающие, что ХэльМед недостаточно много усилий прикладывает к борьбе с пугающей и вездесущей сонной болезнью. Люди боялись ложиться спать, ведь могли уже и не проснуться никогда или очнуться через месяц – разбитыми, безработными, изолированными и больными. У страха глаза велики, а недостаток сна толкал людей на резкие, иногда жестокие поступки, погромы и провокации. Всё, чтобы ещё раз заставить всех увидеть хворь, которая расползлась по городу жёлтыми рубцами карантинных лент, опухолями баррикад и открытыми ранами переполненных больниц.

Олег иногда думал, что лидирующий уже несколько десятков лет в холдинговой гонке ХэльМед мог бы оказаться полезнее на войне, в которой способен победить только он. И что Олегу самому нужно было бы хоть раз стать частью толпы недовольных, громким и кровожадным чудовищем двигающейся по городу.

Года три назад, когда в его голове фоном бились тихие, но жуткие мысли о поиске случайной кончины, он бы и пошёл. А теперь было страшно. Теперь ему казалось, что в его жизни есть то, ради чего стоит заботиться о себе. Что Харитон сам не купит себе сливочных конфет, что Марина так и не решит, какая иллюстрация лучше, что Коля с Леной сами не выберут фильм, который будут смотреть после ужина…

И что Нелли не позвонит ему, не улыбнётся тёплыми словами, не засмеётся, и смех её не напомнит ему воздушные колокольчики, к которым ласково прикасается ветер.

– Я так однажды умер, – завил Сет, одной рукой держась за ярко-жёлтый поручень, а второй пытаясь унять резь в рёбрах от быстрого бега.

Олег не понял тогда, пошутил ли Сет, или он был серьёзен.

Конечно, сначала они сели не в тот автобус и уехали куда-то на юг города, к обшитым цветным металлом заводам. Пришлось сменить ещё парочку маршрутов и убивать часы, читая гороскопы на электронных табло для пассажиров.

На остановке, от которой до дома Олега оставалось меньше сотни шагов, они вышли, когда небо начинало сереть, а окна домов принялись распахивать вспышками ламп свои жёлтые, прямо как у Сета, глаза.

Парни молча дошли до парадной, и тут Олег затормозил: Сет собирается как ни в чём ни бывало снова завалиться к нему домой?

Им так и не удалось толком поговорить после сегодняшней увлекательной экскурсии в дурдом, наполненный людьми с именами богов из легенд и викторинами по мифологии. Даже если на секунду предположить, что всё это правда, она пока больше напоминала мешанину из фактов и фраз, а не стройную картинку, в которую вообще возможно поверить.

В попытке защитить своё личное пространство от очередного набега этого наглого парня Олег свернул к скамейкам, утопленным в листве узкого палисадника. Он подошёл к одной из них, провёл ладонью по сиденью, стряхнул несколько шуршащих листьев и примостился на самый краешек выкрашенной в белый деревянной рейки.

– Курить будешь? – спросил Олег.

Вообще он не курил, лишь изредка стрелял у кого-нибудь сигарету. Иногда, чтобы хоть что-то побудило его долго и медленно дышать, иногда – чтобы переварить бурлящие в голове мысли, а временами просто для того, чтобы с ног до головы провонять этим странным дымно-травянистым смрадом.

– Бросил, – ответил Сет.

Олег нахмурился: а кто тогда продымил ему всю квартиру?

– Вчера, – добавил Сет со странной ухмылкой. Он остановился напротив Олега и присаживаться не спешил, только скрестил руки на груди и переминался с одной ноги на другую, будто ему неудобно стоять.

– Я буду, – сказал Олег и требовательно протянул вперёд руку ладонью вверх.

Сет тут же с готовностью и не сходящей с лица ухмылкой пожал его ладонь, как это сделал сам Олег при знакомстве с Сотой пару часов назад. Олег выдернул руку и бросил на Сета серьёзный взгляд. Тот коротко хохотнул и всё же достал из кармана куртки пачку и зажигалку, передал их и сам уселся на другой край скамьи.

Провозившись с колесом на зажигалке, Олег наконец смог подпалить торчащую изо рта сигарету. На первом же вдохе он закашлялся, но попытался продавить горечь внутрь – на уголке глаза выступила слеза. Краснея от стыда (после такой-то дерзкой просьбы покурить!), Олег взглянул на Сета. Тот равнодушно смотрел на пытающуюся припарковаться старенькую машину.

Олег заметил ещё в их самую первую встречу, но теперь убедился, что ему не показалось: Сет всегда держался со стороны зрячего глаза. Чтобы посмотреть или что-то сказать ему, никогда не приходилось поворачиваться всем корпусом или самому менять положение в пространстве: Сет специально держался так, чтобы говорить с ним и смотреть на него было удобно.

Так не делал никто из родных Олега. Лена то и дело путала сторону, словно не видя, какой глаз изуродован, а Нелли вообще не обращала на это никакого внимания. Остальные просто старательно делали вид, что уродства не существует.

– Тебе хоть восемнадцать-то есть? – спросил Олег хрипловатым голосом, выпустив дым через ноздри.

– А какая разница? – равнодушно парировал Сет.

– С твоим братом я уже познакомился, должны же у вас быть родители?

– Спроси лучше что-нибудь важное.

Олег понимал, какое «важное» Сет имел в виду. И у него была тысяча вопросов, но растущих скорее из праздного любопытства, чем из искреннего желания разобраться в хитросплетениях мифов того странного дома.

– Что значит «часть»? Этот парень, Осирис… Меня так назвал, объяснил этим то, что я ни черта не помню.

– Чушь он сказал.

– И всё же?

Сет шумно вздохнул.

– Ну… Иногда так получается, что душу Столпа раскалывает на части, которые рождаются в разных телах.

Олегу понятнее не стало.

– А когда так получается?

– Не знаю, – нахмурился Сет.

– Эти «части» – уже обычные люди?

Сет неопределённо покачал головой:

– И да, и нет. Если окажутся рядом, могут что-то и вспомнить. Могут вспомнить всё, и получается одна личность в двух телах. Жуткая хрень, но у нас парочка таких есть. У нас их обычно зовут «половинами».

Олег коротко кивнул, стряхнул пепел на асфальт и растёр его подошвой.

– А у вас – это где?

– В Жёлтом доме.

– Хорошенькое название…

Сет не обратил внимания, продолжил:

– Все здешние Столпы туда сползаются. В других городах тоже такое есть, никто не хочет теряться, да и некоторым… становится тяжело жить среди подёнок.

– А это, значит, название для обычных людей?

Сет кивнул.

– Все они когда-то были Столпами. Но потом некоторые из них стали забывать, разбиваться на половины, пока не превратились в обычных людей.

– И, строго говоря, каждый, кто не помнит себя до времён египетских фараонов – лишь осколок какой-то большой и древней души?

– Или осколок осколка, – кивнул, так и не взглянув на Олега. – Или и того больше. Они уже ничего не вспомнят никогда.

– Понятно.

Пока Олег докуривал сигарету, оба молчали. Несчастный парковщик наконец закончил свой труд и хлопнул дверью машины. Неловко глянул в сторону Сета и Олега, ставших свидетелями его позора, и поспешил в угловую парадную.

– Ты же вспомнил, да? – наконец заговорил Сет. – Когда Сотый тебя допрашивала, ты точно вспомнил про князя.

Олег не мог решить, рассказывать ли Сету про сны. С одной стороны, в этом не было ничего такого – мало ли что может присниться, а с другой – Сет же потом от него точно не отлипнет.

Желтоглазый внимательно наблюдал за внутренними метаниями Олега, которые чуть ли не бегущей строкой светились на его лице. Хмыкнул чему-то своему и отвернулся.

В нагрудном кармане Олега завибрировал телефон. Он быстро выудил его оттуда и совсем другим голосом, не тем холодным и серьёзным тоном, каким только что задавал вопросы Сету, ответил. Две короткие фразы: «привет» и «буду тебя ждать», и вот уже сияющий изнутри Олег вскочил со скамейки и собрался смыться подальше от своего спутника.

– Так ты помнишь или нет? – без особой надежды переспросил Сет, глядя, как Олег отряхивает одежду от остатков невидимого пепла.

– У тебя было три часа, – напомнил Олег. – Они кончились, я сходил с тобой, куда ты хотел. А теперь у меня дела.

– Рыженькая твоя? – ощетинился Сет.

– Ревнуешь? – с ухмылкой протянул Олег. Не осталось у него сил ссориться с Сетом.

– Последняя просьба.

Олег, не снимая кривой улыбки с лица, кивнул головой этому поганцу, мол, говори. Всё равно же получит, что хочет, так или иначе.

– Дай свой телефон.

Олег медленно протянул Сету старенький телефон, у которого уже стёрлась краска на кнопках: вместо букв и цифр горели синие огоньки подсветки. По поводу него точно не стоило переживать, что Сет сорвётся и будет таков. Если украдёт этот раритет – сам виноват, Олег пару месяцев назад с ног сбился искать для него зарядку.

Сет быстро набрал что-то и протянул Олегу телефон экраном вверх. На нём был напечатан номер.

– Это мой, – пояснил Сет. – Если что-то вспомнишь, звони.

Олег сохранил последовательность цифр в телефонную книгу, но никак её не подписал. Небрежно махнул Сету рукой и зашагал к парадной. Возле двери принялся искать по карманам ключи, а когда обернулся, заметил, что желтоглазый всё ещё стоит у скамейки.

– А если не вспомню? – спросил Олег.

– Вспомнишь. А я подожду. Я искал тебя три сотни лет. Я умею ждать.