Фильтр Сахарная весна

Глава первая. Доброе утро

Нине давно пора было выходить замуж и рожать. По крайней мере так считало все ее окружение: две дорогие подружки, в разной степени несчастные в замужестве – одной изменял муж, другая изменяла сама; коллеги по работе – в их бухгалтерии трудились четыре почтенные дамы, раздобревшие то ли от личного счастья, то ли наоборот; добродушные соседки по лестничной клетке, знакомая кассирша в магазине у дома, гинеколог и, конечно, женщины ее семьи – мама, тетя, старшая сестра и бабушка. Каждая из них, разумеется, вступила в брак в рамках установленной обществом возрастной нормы между 20 и 25 годами. Успехи этого предприятия, однако, у каждой были разные. Бабушка прожила с дедушкой душа в душу больше 50 лет, пока он не умер от онкологии. Мать овдовела в 34 и больше никого не встретила; тетя в 19 лет неудачно влюбилась в однокурсника, оказавшегося алкоголиком, развелась с ним спустя пять лет совместной жизни, а еще лет через 10 повстречала своего второго мужа, с которым живет до сих пор. Сестра еще в старших классах начала отношения с одноклассником – и вот уже их сын сам заканчивает школу и по слухам ужасно влюблен в какую-то девочку. А Нине через три месяца – страшно представить – исполнялось 35, и у нее ни ребенка, ни котенка, ни «ну хоть кого-нибудь уже», как иногда в приступах волнения за дочь говорила ей мама.

Нина не то чтобы не чувствовала себя счастливой. Или слишком уж несчастной. Она была обычной одинокой девушкой. Или женщиной? Ну, это как посмотреть, отвечала она сама себе, когда спотыкалась при необходимости самоопределиться в вопросе социального статуса. Из-за большого количества свободного времени, которое обычно люди тратят на построение отношений, декрет, больничные детей и семейную психотерапию, она много работала и добилась в итоге неплохой должности с зарплатой даже выше среднего по Москве. Она купила небольшую студию в ипотеку, таким образом почти окончательно распрощавшись с перспективой вернуться к маме в Королев. А месяц назад пошла на курсы вождения и серьезно задумалась о покупке машины, что в юности казалось ей настоящим маркером успеха.

Отсутствие постоянных романтических отношений, надо отметить, положительно сказалось и на Нининой внешности. От природы имея так называемый бэйби фейс, она выглядела младше своих ровесниц, а кроме того хорошо высыпалась, следила за здоровьем, регулярно посещала косметолога, пару раз в неделю забегала на йогу или пилатес – в общем делала все то, о чем мечтали ее знакомые в декрете. Но разумеется, временами все это становилось опостылевшим и совершенно пустым. В такие моменты Нина чувствовала себя страшно одинокой. В приступах тоски она даже думала, что готова отдать все свое свободное время, всю независимость и самодостаточность за возможность готовить кому-то яичницу по утрам. Ей хотелось ощутить настоящую мужскую любовь, просыпаться рядом с мужчиной, хотелось этих редких походов в кино и еженедельных – в гипермаркет за покупками; в конце концов ей – особенно в ее овуляторную фазу – хотелось регулярного секса. Проходя утром совершенно голой мимо зеркала, Нина не отказывала себе в удовольствии остановиться и рассмотреть свое тело. Оно выглядело упругим и совсем как будто бы молодым, и ей было страшно жаль, что она не может разделить с кем-нибудь его красоту, пока та еще не ускользнула от нее сквозь ребристые края этого зеркала. Задумывалась Нина и о детях, о том, что если она их в принципе хочет, то беременеть надо было вчера, а то и позавчера. Ей было очень грустно от мысли, что созданный природой, отточенный и выверенный в мучительном процессе эволюции гениальный механизм внизу ее живота так и не будет использован по назначению. Она еще со школы помнила толстовское – из «Войны и мира» – женщина-пустоцвет и приходила в ужас от мысли, что теперь это обидное прозвище можно отнести и к ней тоже. Со слезами на глазах она представляла себя одинокой никому не нужной старушкой, ожидающей единственного своего гостя и друга – соцработника, высохшей бабулькой, которую жалеют соседские подростки и про которую собственные племянники, вступая в права наследования ее несчастной ипотечной квартирой, однажды скажут: «Тетя была красивой женщиной, но так и не вышла замуж». Масла в огонь, а точнее слез в глаза по ночам, подливало и то самое окружение.

– Ниночка, опять без жениха приехала? – добродушно спрашивала соседка Инесса Павловна, когда они сталкивались в подъезде маминого королевского дома.

– Да вот, – как будто ты виновато отвечала Нина. – Нет никого, одна.

– В следующий раз одну тебя не пущу, – смеялась Инесса Павловна и убегала вниз по лестнице по своим делам, оставляя Нину немного растерянной и совершенно виноватой за свои женские неудачи.

Но разве может в наше время женщина обвинять себя в своем одиночестве, особенно если она живет в мегаполисе наподобие Москвы? Однажды летом Нина сидела в кафе на набережной и наблюдала следующую печальную картину: в холл вошла девушка с отличной спортивной фигурой, в шортах, больше похожих на трусы – натурально половина ее подтянутой стройной и круглой попы была выставлена на показ, при этом ни один мужчина, находившийся в помещении, не проводил ее взглядом, не было даже робкого воровитого броска глазами по направлению к этому манящему месту! Что это, как не переизбыток кортизола, из-за которого у мужчин снижается тестостерон, подумала тогда Нина. И действительно нелегка жизнь сильного пола в большом городе. Куда ни шло, если ты наследственный москвич и по факту своего рождения имеешь хотя бы квартиру. Другое – когда тебе нужно пустить корни в этом прекрасном городе летних веранд и зимних снегопадов. Нужно учиться, потом искать работу, а найдя, вцепиться в это место, как иной горячий парень вцепился бы в ту спортивную попу, и обязательно расти, словно бы ты маленький стебелек на огромной грядке посреди больших сильных стеблей. Тебя прибивает дождем, ветер то и дело порывается вырвать тебя вместе с твоими хилыми корнями и пустить в свободный полет, а ты отчаянно сопротивляешься, маленький мамин герой и бабушкина гордость. И вот наконец ты чего-нибудь добиваешься, напитываешься квартальными премиями и халтурами, как живительным соком, съезжаешь от друзей в съемную студию или даже ввзязываешься в ипотеку, берёшь крутую тачку в кредит и вскладчину с парнями летишь в Тайланд или на Мальдивы. Жизнь удалась, ты сам всего добился, но тут появляется какая-то женщина и требует к себе внимания и вложений. Допустим, вы познакомились в детинговом приложении и она хочет, чтобы вы встретились в ресторане. И упаси Бог, чтобы это был какой-нибудь «Горыныч» на Цветном. Тарелочница, ясное дело! Ты просидел в офисе не один десяток штанов, выпил столько невкусного кофе из автомата, из-за бестолковых поручений своего никчемного начальника ты даже перешел на успокоительные, а эта наглая дама, которая тебе по сути еще никто, посягает на твои несколько тысяч рублей. Да кто она такая, и сколько их будет, и каждую – кормить? А где гарантия, что вы друг другу понравитесь? Ты, допустим, давно не дурак, чтобы ввязываться в темы без гарантий. А даже если понравитесь и ты уложишь ее в постель, дальше она потребует еще больше внимания и вложений. Придется водить ее на свидания, дарить подарки, брать за нее ответственность – на этом слове у любого москвича и гостя столицы возрастом между 30 и 45 годами несколько перекосилось бы лицо – и в конце концов строить что-то серьезное. Но во-первых, ты еще не заработал достаточно, чтобы содержать женщину, ты еще не нагулялся, да и одному жить так хорошо! И собственно почему ты должен останавливаться на этой конкретной женщине, если красавиц – целая Москва? И финальная светлая мысль в этой веренице гениальных мыслей – так ли нужен тебе секс, чтобы влипнуть ради него в эти проблемы? Завтра, предположим, рано вставать, ты уже неделю плохо спишь из-за квартального отчета, а влечение не чувствовал недели как полторы. Когда твой друг снова заявит о себе, съездишь в «массажку», или в клуб, или в конце концов загуглишь «проститутки Москва» – делов-то. Так что пусть на эту женщину из дейтингового приложения в «Горыныче» тратится кто-нибудь другой, здесь дураков нет, были да все вышли.

Такими Нина представляла себе мысли среднестатистического свободного московского мужчины. Мама же ее считала иначе, и именно поэтому визиты к ней стали несколько мучительным мероприятием. На этих выходных она в очередной раз приехала в Королев по причине маминых именин. Нина пробовала было отвертеться.

– Мамочка, это ведь даже не день рождения, – почти умоляла она в трубку.

– Это день ангела, – парировала мама.

– Ну мы ведь даже не особо верующие! Мы и в церковь почти не ходим…

– А ты за себя говори, дорогуша! Я была недавно и свечку за тебя поставила, чтобы ты встретила хорошего мужчину.

– Маааам, – из последних сил сопротивлялась Нина.

– Я обижусь, если ты не приедешь!

Таким образом Нина сдалась почти без боя, а к тому же совсем не стойко выдержала очередной удар от Инессы Павловны на лестничной клетке и почти подверженная, расположившись в маминой гостиной, ждала гостей. До их прихода Алла Сергеевна, более всех озабоченная неудачами дочери в личной жизни, начала обычный разговор.

– Помнишь Лерочку, дочку Ларисы Трофимовой, с которой мы вместе работали в поликлинике? Ждет третьего ребенка. А муж у нее умница такой, работает удаленно в «Яндексе» программистом, строит дом у нас тут недалеко от Королева. Нашла же она хорошего парня, такого перспективного, с такой хорошей работой.

– Каждая собака в Москве работала в «Яндексе», – ответила Нина, готовая, но уставшая защищаться.

– Да тебе все не такие!

– Кто все? Очереди перед окном не вижу.

– Да вот хоть бы Антон, твой однокурсник. Парень как парень, приятный, очень мне понравился. Почему бы и нет?

– Мам, ты его видела один раз десять лет назад на выпускном. Его костюм слишком тебя впечатлил.

– Ничего подобного, хорошего человека сразу видно. А Виталий? Был настроен серьезно.

– Он мне не нравился, как и Антон.

– А Сергей?

– От него все время пахло кошками.

– Так у него их три! Отдали бы их кому-нибудь и не пахло бы.

Нина отрицательно покачала головой.

– У него ужасно плохая кожа и женские руки. И задница тоже как у женщины.

– Нина!

– Что? Для тебя секрет, что женщины обращают внимание на мужские задницы?

– Уму непостижимо! Разве это я воспитала тебя такой?

– Пошлой?

– Пошлой и поверхностной. Ну, а тот высокий худой парень с твоей работы? Довозил тебя однажды и зашел к нам на чай. Очень тактичный. Кажется, разбирается в античной истории.

– Кирилл? Он асексуал, мам.

– Кто это?

– Скажем так, ему не нужны отношения.

– Куда катится мир! – Алла Сергеевна обречено вздохнула. – Дочь, прекращай судить по внешности, тебе ведь не 15 лет. Что – все за таких красавцев выходят? Я тебе больше скажу: красивый мужчина – чужой мужчина.

– Никто не говорит, чтобы он был красавцем, но чтобы хотя бы не отталкивал…

– Да тебя все отталкивают! У того кожа плохая, этот асексуал. Придумаешь тоже! А время, дочь, идет. Ты не молодеешь, я тем более. Я еще хочу понянчить твоих детей.

– У тебя уже и так три внука.

– То Надины! А я на твоих хочу посмотреть.

– Ну что я сделаю, вот такая я непутевая, – сдалась Нина, чтобы закончить этот мучительный разговор.

– Голову чуть-чуть свою поменяй, – почувствовала вкус легкой победы мама и тут же перешла к новому нападению. – Ко мне тут на днях заходила Анна Евгеньевна, работала у нас терапевтом. Из Тайланда вернулся ее сын Николаша. Ему 36, разведен, но детей нет, очень приятный молодой человек. Имеет высшее образование. Кажется, педагог. Но по профессии не работает. Ты должна его помнить, они к нам заходили в гости, когда ты еще училась в школе.

– Допустим. И что? – на самом деле Нина прекрасно понимала, к чему клонит мама.

– Я пригласила на именины Аннушку, и он тоже придет.

– Серьезно? Он согласился сидеть в компании теток? – Нина рассмеялась. – А он точно по своей воле это делает? Может быть, вы его чем-то опоили и везете сюда с завязанными глазами?

– А я не понимаю твоего настроя, – строго проговорила непреклонная Алла Сергеевна. – Он ищет серьезные отношения и хочет с тобой познакомиться. Что тут смешного? По-моему тебе давно должно быть не до смеху.

– Мама, он что – урод?

– Нина! – почти взвизгнула разъяренная женщина.

– Ну а что? Почему он так отчаялся найти кого-то, что соглашается на женскую пенсионерскую посиделку? Что он делал в Тайланде?

– Кажется, он искал себя.

– Ясно. Наркоманы мне не нравятся.

– Да что с тобой не так! – теряла всякое терпение мама.

– А ты что не знаешь, что эти поисковики себя делают в Тайланде?

– Не знаю и знать не хочу! Николай приедет – и точка. Постарайся ему понравится.

– Мам, это как-то унизительно… – тихо проговорила Нина.

Слова Аллы Сергеевны действительно ее расстроили. Выходило, что она, успешная, красивая, самодостаточная женщина, должна стараться понравиться какому-то безработному разведенному наркоману только потому, что у него есть член и он способен сделать ей ребенка (что, впрочем, вызывало сомнения, учитывая его бэкграунд)

– Вот посмотришь, потом еще скажешь мне спасибо, – стояла на своем ее мать.

Гости собрались к четырем. Пришла сестра Аллы Сергеевны Марина, старшая дочь Надя без детей, соседка Юля, по возрасту больше годящаяся в подруги Нине и Наде, но по взглядам на жизнь сошедшаяся с их мамой, и Анна Евгеньевна. Николай обещал подойти чуть попозже.

«Не так безнадежен», – подумала про себя и облегченно вздохнула Нина.

Говорили о разном, но неизбежно перешли к Нининой личной жизни.

– Аннушка, что-то Николая нет, – улыбнулась, стараясь скрыть нетерпение, Алла Сергеевна.

– Сейчас напишу ему эсэмэску. Всегда он так! Такой несобранный.

«Вот и зачем мне несобранная 40-летняя сыночка-корзиночка», – раздражалась про себя Нина. Но мама ее была настроена серьезно.

– А любому мужчине нужен мягкий женский контроль, – нашла, что сказать она.

– Иногда и не мягкий, – вклинилась тетя Марина.

– Совершенно верно, – продолжала мама. – Тут направить, там напомнить, здесь вдохновить. Мужчины, – глупо улыбнулась она. – Что с них взять? Те же дети.

– Вот и я говорю Николаше: надо жениться, надо продолжить род.

«Еще один принц Уэльский», – тихо злилась Нина.

– А он как же, хочет? – ликовала мама, полагая, что почти устроила личную жизнь дочери.

– Хотеть-то хочет! Но вот девушки подходящей нет.

– А что для него значит – подходящая? – уточнила Нина.

– Для нас подходящая, – на этом месте Нина окончательно поняла, что дело гиблое, – это чтобы без вредных привычек, то есть не пьет и не курит, без детей, разумеется, и без прошлых браков.

– Так Николай ведь и сам разведен, – робко напомнила мама, почувствовав недоброе.

– Да, но мужчине это, знаете ли, не помеха. А кроме того, хотелось бы, конечно, молоденькую девушку, чтобы ее можно было всему научить.

 Нина торжествующе посмотрела на мать. Та ответила растерянным взглядом. За столом воцарилась тишина. И правда, что тут скажешь? Не спрашивать же у Анны Евгеньевны, зачем тогда их купец тащится сюда, раз товар наш хотя и не имел в прошлом браков, но уже в силу возраста все умеет. Молчание нарушила сама Анна Евгеньевна.

– А тебе кстати сколько лет, Ниночка? Мама мне твоя так и не сказала, а я забыла. Помню, что ты младше Николаши.

– Да, немного, – улыбнулась Нина.

– Лет на 10?

– На год, Анна Евгеньевна.

У женщины слегка вытянулось лицо, Алла Сергеевна густо покраснела.

– Как же так?! – непонятно чему возмутилась терапевт на пенсии.

– Так вы же к нам в гости приходили, Аннушка, и Ниночка играла с Николашей, – оправдывалась за неподобающий возраст своей дочери Алла Сергеевна.

– Так когда это было! Я думала, это твоя старшенькая была…

И снова воцарилась тишина. Ситуацию отчасти спасла, а в каком-то смысле, может быть, и окончательно погубила ничего не понимающая Юля.

– Я тоже считаю, что девушкам выходить замуж надо в молодом возрасте, – начала было она умную речь, но Нина ее перебила.

– Потому что потом не захотят?

– Потому что потом не возьмут! Вот ты, Нина, почему замуж не выходишь?

Нина едва не подавилась оливье от такой наглости. Она знала, что ответ, который уже клокотал у нее в горле, как минимум расстроит маму, но не смогла отказать себе в удовольствии.

– Жду, когда твой муж с тобой разведется. Очень уж он мне нравится.

В маленькой гостиной повисло неловкое молчание, которое в конце концов нарушил сдавленный Надин смех. Сестра вскочила из-за стола и убежала в ванну. Следующей встала Анна Евгеньевна.

– Знаете, я позвоню Николаше, скажу, чтобы он к нам не спешил.

– Нина, что это значит – наконец пришла в себя Юля. – У вас с ним что-то есть?

– Юля, ты в своем уме? Зачем мне сдался твой муж? Просто в следующий раз думай, что говоришь, – Нина окинула ее злым пренебрежительным взглядом и тоже встала из-за стола. – Пойду проветрюсь, подышу свежим воздухом.

– Ох, Нина, – лишь вздохнула раскрасневшаяся как рак мама.

– С тобой пойти? – предложила тетя Марина.

– Можно я сама? – сказала Нина так строго, что ни у кого не возникло даже мысли ей перечитать.

Нине очень хотелось сказать всем женщинам за этим столом, что ей не нужен никакой Николаша, потому что у нее есть Руслан. Но проблема заключалась в том, что она и сама до конца не понимала, есть тот Руслан или его нет. Они, как водится, познакомились в дейтинговом приложении пару недель назад. Руслан был на два года младше нее, чуть выше ростом, не красавец, но, что называется, интересной внешности, окончил МГИМО, после чего год прожил в Японии – учил язык, искал себя, но, вероятно, так и не нашел, поэтому вернулся в Москву и сейчас работает в одной из башен Сити. Нине он понравился сразу – самым сексуальным в мужчинах она считала успех, а Руслан создавал впечатление успешного человека. По крайней мере именно этим она объясняла его поведение: во время свиданий он постоянно отвлекался на телефон и несколько раз за вечер выпадал из коммуникации минут на десять – ведь успешные мужчины много работают! Они встретились уже четыре раза. Сначала выпили чай вечером, потом пообедали во время перерыва, потом наконец поужинали – и он неловко поцеловал ее у такси, а на четвертый раз сходили на концерт симфонического оркестра. Признаться, Нина сама его пригласила. Зато после уже по его инициативе они пошли ужинать, и Руслан снова был милым, снова целовал ее на прощание, но вот прошла неделя, а он все не писал.

Вернувшись домой после недолгой прогулки, Нина не обнаружила ни Юли, ни Анны Евгеньевны, ни тем более Николаши, который судя по всему так и не доехал.

– Ох, Нина, Нина, – осуждающе и строго повторила Алла Сергеевна.

– Она думала, что мне 20, мама!

– Ну, не знаю, можно было как-то обойти этот вопрос, не отвечать прямо…

– Может, мне еще и дату рождения в паспорте поменять? Ты уже совсем ерунду несешь, – злилась Нина.

– С возрастом глупо получилось, – пыталась поддержать ее сестра. – Надо было сразу ей сказать.

Однако мама их отказывалась признавать свою вину.

– Знаете что! Пока вы такие честные, другие вон замуж выходят. Ничего страшно, пообщались бы, он бы в тебя влюбился, а потом уже кому какое дело было бы, сколько тебе лет.

– Анне Евгеньевне каждый день было бы дело до того, как ее сыночка-корзиночка живет. Да и вообще! Не нужен мне этот Николаша. Даже имя у него придурошное.

– Теперь тебе имя не такое, – взмахнула руками мама. – А перед Юлей ты зачем меня опозорила?

– А Юля пусть помалкивает. Ну сил нет, мам. Ну хватит, пожалуйста, – взмолилась Нина.

Алла Сергеевна села рядом, обняла ее, прижала к себе и поцеловала в макушка.

– Девочка моя, как же я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Но я и так счастлива, мама

– Да где там!

Была ли Нина счастлива, она до конца не понимала, но успокаивала себя тем, что счастье – это короткая яркая вспышка, которую время от времени проживает человек, а по большей же части жизнь никакая – в целом не плохая, но и не то чтобы очень хорошая. Однако одно она знала точно: ей хотелось закрыть ситуацию с отношениями, чтобы никакие Анны Евгеньевны со своими неприспособленными к жизни сыновьями больше не унижали ее. Вечером Нина решилась первой прервать молчание и написала Руслану.

– Привет, как дела? – начала она просто, без интриги.

– Приветик, потихоньку. Ты как? Что нового? – был ответ.

– Тоже нормально. Хотела спросить, все ли в порядке.

– Да, – ответил Руслан и вдогонку прислал глупый улыбающийся смайлик. – А почему может быть по-другому?

– Просто, – сначала написала Нина, чтобы не показывать слишком явно свое беспокойство, но потом решила идти до конца. Штука вся, впрочем, заключалась в том, что Руслан не мог не понимать, почему она это спросила. – То есть думала, что по какой-то причине ты, наверное не пишешь.

–Все хорошо. А ты чего? – не отступал от своей роли он.

– Что чего?

– Не писала.

Нина растерялась. Нужно было отправить ему ссылку на блеск для губ из «Золотого яблока», или на тампоны, или даже на вибратор, но она зачем-то продолжила держаться за эту несуществующую связь.

– Думала, тебе концерт не понравился.

– Ну, он мне не понравился. Но это никак не влияет на наше общение.

Вообще-то это был концерт лучшего дирижера России и мира Валерия Гергиева! То, что ее спутник – абсолютный невежда, Нина поняла, когда перед началом на сцену вышел уборщик, а Руслан спросил, Гергиев ли это или нет. Но сдаваться она не собиралась.

– Я тоже так думаю, – ответила она после мучительных размышлений.

– Что нового у тебя? – опять спросил он.

Нина рассказала в целом про свои дела на работе, спросила то же самое у Руслана, однако тот перестал отвечать. А на утро она получила сообщение:

– Д утро. Работа кипит. Завтра на форум поеду. Развеюсь хоть.

Нина сначала расхохоталась, а потом едва не заплакала. Она перечитала текст еще раз – нет, никакого обмана зрения не было, он написал именно «д утро», не иначе. Интересно, что полезного он сделал за те пару секунд, которые сэкономил на слове «доброе»? Вероятно, лишний раз посмотрел в зеркало на свое прекрасное отражение. Нине стало нестерпимо тоскливо. Если он даже поздороваться нормально не может, о каких отношениях она вообще думает? Он пожалел для нее слово «доброе», разве поделится он с ней своими вечерами и выходными, своими увлечениями, своим окружением, своей жизнью? Нет, у нее определенно нет Руслана и, вероятно, никогда не было. А поцелуй – так в современном мире ничего не значит даже секс, даже несколько месяцев отношений, чего уж говорить о невинном поцелуе, пусть и в губы. Нина с новой силой ощутила свое бесконечное одиночество. Она представила, как сейчас поедет в Москву на электричке – одна, вернется в свою квартиру и проведет вечер – одна, завтра поедет на работу, где целый день будет производить расчеты в своем кабинете – одна, возможно, пару раз ее вызовет к себе начальник, чтобы выставить очередные нереалистичные требования, а потом она поедет домой – одна, и вечер ее точь-в-точь будет похож на предыдущий. Нина подумала, что могла бы порадовать себя внеочередным тайским массажем и вкусным ужином в одиночестве в хорошем ресторане, но от этой мысли ей стало еще более тоскливо. Чтобы не разрыдаться прямо в своей детской комнате, почти в присутствии мамы – и тем самым признать свое поражение – она открыла соцсеть и стала листать ленту, едва различая попадающиеся ей посты. И вдруг взгляд ее остановился на объявлении – в турецком Бодруме, прямо на побережье, в пяти минутах от моря, на весь май сдавалась светлая уютная квартира. Нина проверила количество денег на своих банковских картах, написала владельцу квартиры, что готова ее снять, а заодно и начальнику, что отработает две недели и уходит по собственному желанию. Утро действительно было добрым.

Глава вторая. Попытка замориться

Бодрум в начале мая казался Нине райским местом. Было солнечно, но не жарко, а временами даже свежо. Солью и свободой дышало море. Эта бескрайняя ласковая зелено-голубая бездна с детства вызывала у Нины приятный волнительный трепет. Абсолютное неподдельное счастье разливалось внутри, когда она, спускаясь с горы, издалека примечала полоску городского пляжа. В первые дни Нина, как завороженная, брела на соленый запах Эгейского моря сквозь сетку узких мощеных брусчаткой улочек, мимо белоснежных домиков с черепичными крышами, утопающих в кипарисах и цветах. Она садилась у самой воды и забывалась на час, два, три. Вся ее московская жизнь казалась в эти мгновения пустой и незначительной, а настоящее разворачивалось здесь – среди кипарисов и скал, под гипнотизирующий шум волн, под успокаивающие крики чаек. Она старалась не думать слишком много. А вернее сказать, она бы по привычке и хотела задуматься о будущем, осознать наконец, что, уволившись, лишила себя стабильного дохода и что непонятно, чем будет заниматься через месяц, когда настанет время возвращаться в Москву. Но странным образом все тревожные мысли, проникнув в голову, немедленно оттуда выветривались, что было совсем не свойственно ее глубоко рефлексирующей натуре. Нина грешила на легкий бриз, который приносил с середины моря успокоение и запах свежеразрезанного арбуза. В первые дни путешествия ее больше волновали вопросы приземленные и насущные, например, где пообедать на этот раз: съесть морской салат в полюбившейся забегаловке на пляже, или добрести до уютного ресторанчика в центре города, или купить креветок прямо на улице у добродушного пузатого турка, который при встрече щедро осыпал ее комплиментами, и самой приготовить пасту ал-денте. Беспокоило ее и то, какое сегодня надеть платье из десятков купленных в Москве и так и не выгулянных на летних верандах. Они, эти недешевые платья, приговоренные, как висельники, к заточению в шкафу, может быть, превратились бы в труху, если бы не этот сказочный город! Нина настолько отключилась от привычного образа жизни, что даже звонки матери ее раздражали, хотя признаваться в этом самой себе было и неловко. Она вообще старалась как можно меньше разговаривать с окружающими, чтобы вдруг не расплескать это внутреннее спокойствие – с горячими турецкими мужчинами, то и дело пытающимися завести с ней короткое знакомство на улице, с соседкой по лестничной клетке, старше средних лет, милой, некогда красивой, но состарившейся раньше срока под беспощадным солнцем турчанкой, которая все время хотела угостить ее домашней стряпней, даже с русскими релокантами, с утра до вечера торчащими с ноутбуками в европейского типа кофейнях. Однако прошла неделя, обстановка стала привычной и в первый же свой турецкий понедельник Нина проснулась с таким привычным понедельничным чувством – липкие лапы одиночества обхватили ее горло и мешали дышать.

А в Москве в начале мая шел холодный, совсем осенний дождь. Об этом Нине рассказала мама, которая ездила по делам на Улицу 905-го года. Поговорив с ней по телефону, Нина встала с кровати, приняла душ, села за стол на просторной светлой кухне и уставилась в окно, из которого открывался волшебный вид на Эгейское море. Она смотрела на красные макушки домов, на неспешно прогуливающихся по нарядным улицам людей, на манящую бесконечную воду – а видела свою московскую квартиру, мрачный и мокрый типично пиковский двор, переполненное народом метро и небольшую очередь к кофе-машине в теперь уже бывшем офисе. Все это вдруг показалось ей таким безопасным и родным. «Зачем же я приняла такое импульсивное решение, все разрушила и притащилась черт знает куда, если мне все так же грустно? – ругала себя Нина. – Не логичнее ли было тосковать в Москве и продолжать делать то, что у меня получает, то, что должна? Нужно было уже начать пить антидепрессанты, как советовал психотерапевт, а не пускать под откос свою жизнь». Ее охватила тревога и немедленное желание вернуться в Москву. Она судорожно начала планировать отъезд. Нине было бы стыдно признаться, но она даже думала, что бы такого соврать владельцу квартиры о своих безотлагательных обстоятельствах, чтобы тот вернул хотя бы половину суммы аренды. Но в ту самую секунду, когда она уже готова была купить билет, в дверь позвонили. Это была улыбчивая соседка-турчанка. Нина, понятное дело, ни слова не говорила по-турецки, а та не знала ни английского, ни русского (хотя местные нередко владели базовым набором русских слов). Женщина держала в руках пакетик с пахлавой. Нина утерла слезы и вымученно улыбнулась. Турчанка, ее звали Сельма, не отрывая черных, как две маслины, добрых глаз от Нины, проговорила что-то телефону, а тот ответил неживым женским голосом:

– Милая, что у тебя случилось?

Нина последовала ее примеру и воспользовалась переводчиком.

– Я соскучилась по Москве.

– Москва очень красивая?

– Да, но иначе, чем Бодрум.

– Там есть море?

– Нет, – улыбнулась Нина.

– Растут ли там кипарисы?

– Тоже нет.

– А гранаты и апельсины?

– Нет, Москва – это северный город. Сейчас там довольно прохладно.

– Холодно? Брррр, мы уже пережили зимний холод, – скривилась турчанка. – Тогда чего же ты плачешь? Поживи здесь, насладись нашей красотой, теплом и потом езжай домой.

– Я даже не знаю, что вам ответить, Сельма. Я чувствую себя одинокой.

– Ты не одна, девочка. Подумай хорошо, сколько в мире людей любят тебя. Первая – твоя мать.

– Мама и другие родственники – это не так уж и много, – горько заметила Нина.

– Зря ты так говоришь! У кого-то нет и этого. И я к тебе привязалась, как к своей доченьке. Я очень по ней соскучилась, а ты мне ее напоминаешь. Радуешь мое старушечье сердце.

– Ваша дочь живет в другом городе?

– Нет, милая. Я надеюсь, что моя девочка в лучшем из миров. Я знаю это.

Нина испытала неловкость, какую испытывает всякий человек, без предупреждения столкнувшийся с чужим горем.

– Простите, я не хотела вас расстроить своим вопросов.

– Почему же ты извиняешься, все в порядке. История моей дочери – часть меня. Когда ей было 18 лет, ее отец решил выдать ее замуж за человека, которого она не любила. В сущности это был неподходящий ей человек, старик, а она – первая красавица на всем южном побережье. Но он помог моему мужу сохранить бизнес, и Онур пообещал, что отдаст ему нашу девочку. Моя ненаглядная не выдержала такого несчастья, не смирилась с волей старших и однажды на рассвете ушла в море. Я не осуждаю ее, хотя она и ослушалась отца, и покинула меня. Сейчас ей было бы 28 лет. Ты так напоминаешь мне ее, поэтому не сердись, что я таскаю тебе свою стряпню. Вот пахлава, выпей чаю и не вздумай плакать. Нет такого горя, которое невозможно пережить.

– Но ваша дочь не пережила.

– Она сдалась, а ты не сдавайся.

– Спасибо большое, – смущенно улыбнулась Нина и приняла благоухающую выпечку. – Составите мне компанию?

– Мне нужно идти к сыну, пообещала побыть с внуками, пока он с женой съездит в Анкару за документами. Но я обязательно забегу к тебе еще и проверю, не вешаешь ли ты нос! – Сельма по-матерински нежно улыбнулась и легко, как девочка, игнорируя лифт, побежала вниз по ступеньками. А Нина вернулась на кухню растерянной и растроганной.

Не такое уж и горькое ее горе, думала она, вспоминая глаза женщины, потерявшей дочь. Она жива, здорова, живы и в безопасности ее близкие, а работа еще найдется, мало ли кому в Москве нужны финансисты! Найдется и смысл жизни, надо только немного успокоиться, пережить непонятные времена. Откусывая самую вкусную в мире пахлаву, приготовленную заботливыми руками неунывающей Сельмы, Нина думала и о том, что сменить обстановку было не таким уж плохим решением, а откровенно говоря даже хорошим. Ведь было же ей легко и спокойно все эти дни, как давно не было в Москве. Она просто слишком изолировала себя от людей, даже милой Сельмы сторонилась – а как оказалось, совершенно зря. Нина сама не понимала, почему так много тепла пробудила в ее сердце эта женщина. Глубоко тронули ее и жизнелюбие турчанки, и как будто бы готовность пребывать в радости вопреки горестям и проблемам. Надо заметить, это было общей чертой всех местных жителей. Возможно, это объединяло вообще всех южных людей, вынянченных морем. Нина вычитала: существуют даже исследования, которые доказали влияние теплого климата на формирование положительных черт характера, и прежде всего открытости, доброжелательности и эмоциональной стабильности. Особенно Нине не хватало последнего. Она стойко решила напитаться турецким солнцем, как-нибудь угостить Сельму ужином, а еще познакомиться наконец с россиянами, которые безвылазно торчат в кофейнях. И хотя она считала бесперспективным предприятием искать друзей после 30-ти, это было лучше, чем сорваться в Москву, игнорируя все экономические факторы, например, проплаченную на месяц вперед роскошную квартиру, или плакать, глядя на манящее море, пока другие вокруг веселятся, или, чего доброго, уйти в него, как Сельмина красавица-дочь.

Самым русским местом во всем Бодруме была кофейня российской сети SUP Coffee. Там собирались дизайнеры и дизайнерки, авторы и авторки, копирейтеры и копирайтерки – в общем релоканты всех полов и мастей, трудящиеся удаленно на благо российской экономики на турецкой земле. Нину как финансиста и человека от природы практичного всегда несколько возмущало, что они берут один или два кофе, но сидят в кофейне минимум полдня. «Да, много, наверное, владельцы заработают с такими клиентами», – думала она. Обычно из-за таких удаленщиков она едва находила местечко, чтобы присесть, а чаще брала кофе с собой и уходила в город. Но на этот раз Нина заставила себя остаться.

В небольшом помещении кофейни ожидаемо были заняты все столики. Нина тревожно окинула взглядом переполненный зал, выбирая, к кому бы подсесть, и к великой радости в самом углу у большого распахнутого окна обнаружила знакомую девушку. Они не то чтобы подружились, но при встрече в городе любезно обменивались парой дежурных фраз. Девушка, ее звали Саша, вероятно, сидела в компании своих друзей. Она выделялась среди ребят гигантским пирсингом в носу, длинными, пшеничного цвета, как у принцессы Рапунцель волосами, и заливистым заразительным смехом. Нина подумала, что будь она в свои 25 лет такой же легкой и воздушной, как эта тонкая и звонкая девчонка, жизнь ее, и в первую очередь личная, могла бы сложиться иначе. Но легкой и непринужденной она не была ни 10 лет назад, ни сейчас. Нина буквально толкала себя по направлению к этому столику. Она вообразила, как железной хваткой вцепилась в ворот собственного платья и тянет свое сопротивляющееся тело к группе незнакомых и заведомо неприятных людей. Ей казалось, что сандалии ее превратились в железные кандалы, и поэтому каждый шаг дается с таким усилием. За те пару минут, что Нина преодолевала пространство кофейни, она успела мысленно переместиться в кабинет своего психотерапевта Алины Евгеньевны. Та мягким успокаивающим голосом уже советовала ей вспомнить, кто такой важный отверг ее в детстве, что ей теперь так страшно первой идти на контакт с людьми. «Не помню я, кто меня отверг! – как будто отвечала ей Нина. – Вечно вы все проблемы ищете в детстве. Ну, разве что мальчик Рома в детском саду. Вы же помните, я рассказывала? Впервые я пошла в детский сад уже в пять лет, в старшую группу. Все ребята давно сдружились, а я была новенькая. Совсем как сейчас. Но Рому я знала, а он знал меня – он жил по соседству с моей бабушкой. Я пошла к нему, решила начать, скажем так, смолл-ток, сказала, что моя старшая сестра учится в одном классе с его братом, а он ответил: “Ну и что. А ты вообще без майки”. А я действительно была без майки!». «Ниночка, – продолжал мягкий голос Алины Евгеньевны. – Ты уже взрослая, Рома больше не обидит тебя. Вообрази, что ты купила себе самое красивое на свете платье, надень его и снова подойди к этому мальчику»

Но Нина не успела закрыть гештальт с пятилетним соседом Ромой, так как вплотную подошла к заветному столику. Кроме Саши, за ним сидели четверо. Прежде всего в глаза бросалась прическа Леши, программиста из Саратова. Если бы Нину попросили описать картину несколькими словами, она бы сказала, что это протест против шампуней и расчесок, а также прочих достижений гигиены как науки о закономерностях влияния среды обитания человека на индивидуальное и общественное здоровье. Леша вполне отвечал стереотипам про людей своей профессии и нарочитой неопрятностью невыгодно выделялся на фоне местных мужчин. Рядом с ним сидела Майя из Санкт-Петербурга, полная девушка, забитая татуировками. Тату были и на ее красивом от природы лице. Два расплоставшихся кота на месте выбритых бровей, пожалуй, самое странное решение, которое когда-либо приходилось видеть Нине. Даже брак ее лучшей подруги с безнадежным изменщиком и нарциссом не казался ей теперь таким уж нелогичным. Напротив Майи, обнявшись, сидели москвичи Настя и Антон. Про таких, как этот парень, в женских романах пишут, что его скулы выточены ветром, а губы как бутоны роз. Про таких, как Настя, в женских консультациях одинокие завистливые дамы вроде Нины говорят: «Кого только не тра.. (перечеркнуто)… с кем только не занимаются сексом». Вытянутое худое лицо, глаза впалые, нос с горбинкой и к низу крючком, а вдобавок еще и острый подбородок… И тем не менее они были вместе и выглядели вполне влюбленными и счастливыми. Нина подумала, что ей непременно нужно сдружиться с Настей, чтобы выведать секрет, как задерживать рядом с собой таких красавцев. «А может, нужно просто быть хорошим человеком? Может, она интересная и добрая, а ты злая неудачница-завистница?» – неожиданно резко звучал в голове Нины голос Алины Евгеньевны, что было совсем не похоже на ее психотерапевта.

Пока Нина сканировала своих потенциальных новых друзей, они увлеченно обсуждали политическую ситуацию.

– Все – театр. Власть – режиссер, а мы массовка, – философски говорил Леша, заправляя за уши слишком длинные – по крайней мере по Ниным меркам – волосы.

– Может и так, но хотя бы мемы смешные можно наделать, – отвечал Антон, не выпуская руки своей возлюбленной.

– Опять этот токсичный позитив, – возмутился Леша. Он, вероятно, был настроен на серьезный разговор.

– Короче, политика – это кринж, лучше и правда мемы обсуждать, – включилась в разговор Майя. – А вы задумывались вообще о том, что ИИ лет через пять отберет всю нашу работу?

– Но пока пусть делает арты в стиле аниме, – не унывал Антон.

– Ну, если чатик GPT станет президентом или хотя бы премьер-министром, станет повеселее, – не сдавался в свою очередь Леша.

А вот Нине было не до веселья. Она отчетливо осознала, что лучше бы ей найти друзей постарше, и собралась было тихонько развернуться, как вдруг некстати ее заметила Саша.

– Нина, привет! Как дела?

– Привет, Саша! Все хорошо. Как ты? – старалась она изо всех сил скрыть неловкость.

– И у меня тоже хорошо.

Возникла пауза, которую нужно было срочно чем-то заполнить, и Нина перешла к делу.

– Я тут зашла за кофе, а мест нет. Можно с вами присесть? Если вы, конечно, не против.

– Вообще-то против, – неожиданно резко отрезала Настя и еще крепче сжала руку своего спутника. – Мы тут своей компанией сидим, обсуждаем дела.

Нина обомлела. Вероятно, эта девушка была не самым милым человеком на свете, и их с красавчиком Антоном отношения на этом фоне становились еще большей загадкой.

– Простите, что побеспокоила, – сказала Нина и направилась было к выходу, но ее задержала Саша.

– Что ты, садись, конечно. Ты нам не помешаешь, – сказала она и выразительно посмотрела на недовольную Настю.

В другой раз Нина обязательно бы ушла оттуда, где ей не рады или рады не все, но так как она решила непременно завести новые знакомства, отступить под давлением этой наглой девчонки с крючкообразным носом было бы трусостью. Она заказала капучино, придвинула стул и приготовилась слушать разговоры про мемы из Тик-тока, однако, сама того не желая, вызвала неожиданный интерес у молодежи. Первый их вопрос можно было бы предугадать.

– Сколько тебе лет? – спросила Майя.

Нина ответила не сразу. У нее вдруг возник соблазн списать себе лет пять или даже семь, чтобы хотя бы в каком-то смысле приблизится к этим ребятам, которым самое большее было по 25. Но потом она вспомнила выражение лица маминой подружки Анны, когда та узнала ее настоящий возраст. Из этого вновь пережитого возмущения родился социальный протест против эйджизма, и Нина с гордостью, почти величественно произнесла:

– Через два с половиной месяца мне будет 35.

– Ну ничего себе! А так и не скажешь, – выпалила Майя. – Ты хорошо выглядишь для своих лет.

«Конечно, хорошо, я ведь не сбрила брови и хожу несколько больше, чем от дома до ресторана быстрого питания», – обиженно подумала Нина, но вслух сказала только «спасибо».

– А чем ты занимаешься, – спросил Леша и как-то странно долго на нее посмотрел.

– Я работала финансистом в небольшой строительной компании. Мы строили быстровозводимые коттеджи в Подмосковье. Но буквально неделю назад я уволилась и приехала сюда. Сейчас просто отдыхаю, собираюсь с мыслями.

– То есть ты не работаешь? – удивилась Майя.

– Нет. Но это всего на месяц. Потом я вернусь в Москву и буду что-нибудь искать.

– Понятно. Офис – новый завод, только с бесплатным кофе и выгоранием. Но вам, миллениалам, не понять, вы почему-то очень любите страдать и все время всем что-то доказываете, – на этой фразе Майи ребята засмеялись, Нина тоже улыбнулась:

– Да, это правда. Где-то читала, что у каждого миллинеала, когда он видит старый разваливающийся дом, возникает желание его восстановить.

– А вот почему? – искренне поинтересовалась Майя.

– Не знаю! В комментариях кто-то написал, что у людей нашего поколения внутри некий надлом, и мы эту пустоту все время пытаемся заполнить. В детстве нам говорили: «Если будешь сначала хорошо учиться, а потом старательно работать, непременно придет успех». Но в реальности, став экономически взрослыми, мы столкнулись с несколькими кризисами. Мы скучаем по дискам и кассетам, но ненавидим заполнять бумажные документы. Мы мечтаем о свободе, но изо всех сил держимся за стабильность, даже если она в сущности не стоит вообще наших стараний. И мы очень хотим обрести свое место, свой дом, пусть он даже и едва стоит на этой земле, – Нина остановилась, осознав, что ее понесло уже слишком далеко.

– Так а почему ты уволилась? – вызывающе спросила Настя.

– Я, кажется, просто устала, – ей было лень что-нибудь сочинять, поэтому она решила быть честной. – В Москве, знаете ли, люди бесконечно работают, загружены проблемами и заботами и иногда у них времени даже «доброе утро» сказать другому человеку. Здесь же, у моря, я наконец почувствовала себя живой. Мне кажется, каждому нужно иногда замедлиться и заземлиться, как сейчас модно говорить.

– Замориться, – сказал Антон, сам первый порадовался своей шутке и звонко засмеялся. Искренне рассмеялась и Нина:

– При условии что ударение на «о». У меня бабушка с Юга, там говорят «заморИться». Это значит устать.

– Мы все здесь сначала замОрились, а потом как заморИлись, – продолжал философствовать Леша. Он перевел взгляд на Нину, и глаза его, такие же голубые, как Эгейское море, подозрительно заблестели. – А чем ты здесь вообще занимаешься?

– Отдыхаю в полном смысле этого слова, – старалась быть как можно более доброжелательной Нина. – Всю неделю гуляла, изучала город, наслаждалась природой. А теперь, признаться, немного затосковала. Даже хотела вернуться в Москву. Но решила дать Бодруму еще один шанс.

– Бодрум прекрасный, оставайся! Я здесь уже год и не хочу назад в Россию, – подключилась Саша. – А пойдем с нами сегодня в Summer Garden? Это их самое тусовочное место. Будут какие-то модные диджеи из Стамбула и куча алкоголя.

Нина замялась. Она тысячу лет не была на вечеринках подобного рода. Откровенно говоря, она вообще не любила такой досуг и даже в 20 лет с трудом вела ночную жизнь, чем отчасти в минуты слабости объясняла свое теперешнее одиночество. Но сейчас ей снова вспомнилось море и при этом ночное, темная волнующаяся бездна, и она отчетливо представила, как в эту холодную воду от своих земных горестей уходит Сельмина красавица-дочь. Нина решила, что не сдастся так легко, по крайней мере не сейчас, и, улыбаясь широко, может быть, даже чересчур, торжественно произнесла:

– Да, я в деле!

Глава третья. Встреча в Летнем саду

Клуб Summer Garden представлял собой открытое пространство, хаотично заставленное декоративными растениями, арками, аквариумами с маленькими акулами, столиками, барными стойками и диджейскими пультами. Переливаясь то синим, то зеленым, то фиолетовым цветом, на танцполе, который по большому счету занимал весь так называемый сад, под оглушительную музыку копошилась толпа. Через нее с ловкостью акробатов взад и вперед сновали официанты, и гигантские подносы в их сильных руках, казалось, готовы были рухнуть под тяжестью наполовину недопитых коктейлей. Нина застыла у входа, словно натуралист наблюдая за этим муравейником, и не решилась войти. В обед в кофейне ребята попрощались с ней, так и не договорившись о чем-то конкретном, бросив лишь туманное «найдемся». Это «найдемся» тяготило Нину весь день. Оно испортило обычно приятный поход на пляж; отравило пасту с морепродуктами в ресторанчике; вид из окна на море из-за липкой расплывчатости этого слова и вовсе стал каким-то блеклым; несколько часов отдыха в квартире превратились в мучительное ожидание вечера, а легкий ужин из тоста с креветками и творожным сыром встал поперек горла. Нина ненавидела неопределенность и обожала контроль. Вернее, привычка контролировать все возможные процессы стала ее способом выживать. Просыпаясь, она должна была непременно знать, где и как заснет. Завтракая утром, она планировала, что съест на обед и ужин. Собираясь на встречу – несколько раз подтверждала время и место. Задав вопрос – продумывала все возможные реакции собеседника и подготавливала ответы на каждую из них. В Бодруме Нина искренне пыталась побороть желание бесконечно просчитывать варианты развития событий, и поначалу это даже получалось, но теперь, в стрессовой ситуации, когда не было оговорено даже время встречи, она сдалась и, как заезженную пластинку, остаток дня прокручивала в голове одни и те же мысли: «У меня ведь нет номера Саши, как я их там найду? Конечно, не найду никого! А помнят ли они вообще о нашей договоренности? Наверянка пригласили меня из вежливости. Я же видела, как эта Настя вцепилась в руку своего Антона, когда я пришла. Смешные! Нет, они точно не отнеслись ко мне серьезно. Потащусь туда и буду стоять одна, как дура, хлопать глазами. А если кто-нибудь еще пристанет? Ведь обязательно прицепится какой-нибудь горячий парень. Как буду отбиваться? Господи! Это невыносимо! Идти мне или нет? Не пойду». Нина принимала какое-нибудь решение, а через пять минут находила аргументы в пользу противоположного, и так продолжалось на протяжении многих часов.

Да, это был еще один ее недостаток в копилке прочих. Обычный повсеместно встречающийся в природе изъян. Как и большинство женщин, она сомневалась. Не умела принимать решения. Точнее даже и не решаться на что-нибудь, а выбирать. Она абсолютно неспособна была сделать спокойный уверенный выбор, и более того, сомневаясь, заходила настолько далеко, что отказывалась принимать уже вроде бы принятое. Под давлением обстоятельств, окружающих людей или времени она все-таки останавливалась на чем-нибудь одном, но после жалела, и понять эти муки, когда шаг вперед, два назад, а позади стена из собственных необдуманных поступков, упираешься в нее и чувствуешь себя самым несчастным на свете человеком, – понять эти муки могла бы только такая же вечно сомневающаяся женщина. То есть винное пальто, которое она не купила, оказывалось гораздо удачнее мятного, стоило Нине переступить порог дома и еще раз примерить обновку. Все же очевидно: во-первых, оно красивее; во-вторых, практичнее, все-таки светлое всегда такое маркое; в-третьих, с винным она могла бы носить ярко-красный берет, «как у той актрисы из не помню какого кино, хотя мне же не идут береты, я буду выглядеть глупо, и волосы у нее черные, наверное, поэтому красный так хорошо смотрелся, но все равно надо было брать винное…или перекрасить волосы?» И вся беда в том, что, возьми Нина винное, она бы тосковала о мятном. Вы скажете, какая глупость, можно же купить оба пальто. Да, при желании. Но как, например, жить сразу в двух городах или быть и не быть одновременно?

Сейчас Нине хотелось именно что быть и не быть, пойти и все-таки не пойти на вечеринку. В половину одиннадцатого вечера она склонялась скорее к намерению махнуть на все и лечь спать, но когда уже практически влезла в пижамные шорты, вдруг остановилась и прислушалась – голос психотерапевта Алины Евгеньевны ласковой волной разливался в ее беспокойной голове: «Ниночка, будь ты в Москве, ты бы непременно пошла спать. Но вспомни, почему ты все-таки не там? От чего ты уехала? От одиночества, от тоскливых вечеров, от грустных – и временами даже очень грустных – мыслей. От того самого Николаши. Помнишь, мы говорили, что невозможно изменить жизнь, не изменившись самой. Ты такая смелая и сильная, ты уже много сделала, когда решилась на поездку в чужую страну. Это так на тебя не похоже! Но ты прекрасно справляешься. Решись же и на эту маленькую шалость. Не страшно, если ты не встретишь этих ребят. Никто не осудит тебя и не прогонит, даже если ты будешь одна. Выпьешь коктейль, может быть, немного потанцуешь, и пойдешь домой. Все будет хорошо»

«Все будет хорошо», – эхом повторяла Нина, войдя наконец в пространство клуба. Она уже ясно осознала, что «найтись» с ребятами в таком муравейнике будет практически нереально, и решила действовать по плану Алины Евгеньевны – прежде всего добраться до апероля. Но когда она пробиралась сквозь толпу к барной стойке, ее неожиданно резко схватили за плечо. Нина обернулась в робкой надежде увидеть Сашу или хотя бы Настю, однако ее ждало разочарование – напротив стоял сильно выпивший бородатый незнакомец и, хитро поблескивая выразительными иссиня-черными глазами, говорил что-то на турецком языке. По-английски она объяснила, что не понимает его, и попыталась уйти, но мужчина схватил ее за руку.

– Наташа, хочу знакомиться, – сказал он с сильным акцентом.

– Я не Наташа, – ответила Нина уже по-русски. – Отпустите.

– Очень красивый девушка. Идти со мной, – и он притянул ее к себе так, что Нина ощутила запах его духов. Вообще она любила весь мужской парфюм, но в этих неприятных обстоятельствах даже очевидно дорогой соблазнительный аромат казался ей омерзительно отталкивающим.

– Отпусти, отпусти сейчас же! – завопила она изо всех сил, но ее крик растворился в очередном диджейском сете.

Нину охватил ужас. Неизвестно, что бы произошло дальше, если бы по счастливой случайности мимо не пронесся официант с пустым подносом. Он как нельзя кстати врезался в настойчивого незнакомца, тот отшатнулся, на короткое мгновение ослабил хватку, Нина тут же вырвалась из его рук и, расталкивая людей, практически побежала к бару. Усевшись на стул у барной стойки, намертво вцепившись в нее, тяжело дыша, с чувством, что сердце ее вот-вот выпрыгнет из груди, она огляделась вокруг – казалось, опасность миновала. Но в следующее мгновение страх вернулся с новой силой: Нина вдруг осознала, что почти все гости Summer Garden были местными, в оглушительной музыке утопали их беспечные пьяные разговоры на турецком, а это практически наверняка означало, что появись незнакомец снова, начни он опять к ней приставать – никто даже не обратит внимание. Алина Евгеньевна впервые оказалась так сильно не права. У Нины пропало всякое желание пить, танцевать и вообще на что-нибудь менять свою прекрасную спокойную жизнь. Сколько бы она сейчас отдала за то, чтобы оказаться в Москве, в собственной квартире и кровати! Собравшись с силами, отчаянно мечтая стать невидимкой, она двинулась к выходу. И каков же был ее ужас, когда у самой арки она обнаружила компанию пьяных турков, в центре которой был тот самый настойчивый незнакомец с глазами-маслинами. Нина оцепенела, словно травоядное, заметившее хищника. Пока она решала, бежать ли назад в толпу или наоборот, мимо них к пляжу, в первую попавшую кофейню, мужчины окружили ее.

– Наташа! – до тошноты слащаво произнес тот самый незнакомец. – Я ждать тебя. Идти со мной.

– Я не Наташа! – только и нашла, что ответить, Нина.

– Наташа! – настаивал тот.

– Что вы хотите от меня? – почти взмолилась она, напрочь забыв, что эти люди, вероятно, не особо понимают русский. – Я сейчас позову охрану. Охрана! Секьюрити! Плиз! Хелп ми! – кричала Нина, отчаянно и напрасно разыскивая глазами охранников – они, вероятно, штрафовали кого-нибудь, кто отказался платить за коктейль.

Подошел местный. На своем языке он обратился к толпе мужчин, те коротко что-то ответили – Нина могла лишь догадываться, о чем они соврали – и бдительный турок спокойно ушел. Ясин, так обращались друзья к незнакомцу, опять схватил ее за руку и потащил к машине. Хотя силы были очевидно не равны, Нина сопротивлялась. Она не сдалась и у самой двери и наверняка бы еще поборолась, если бы вдруг не услышала спасительное, на чистом русском языке «Что здесь происходит!?». К Ясину подлетел невероятно огромный человек, настоящий великан, как показалось Нине в этот момент. В позе ястреба он повис над невысокой фигурой ее обидчика. Ясин развернулся к нему корпусом, чуть съежился, но не выпустил Нининой руки. Великан перешел на прекрасный турецкий. Нина смогла разобрать лишь досадное «Наташа». Мужчины обменялись парой фраз на повышенных тонах.

– Ты его девушка? – вдруг спросил великан по-русски.

– Нет! – закричала она и изо всех сил дернула руку. Турок был непреклонен. – Нет! Скажите, чтобы он меня отпустил. Помогите мне, пожалуйста. Я впервые его вижу.

Великан еще строже заговорил с Ясином. Неизвестно, чем он ему пригрозил, но под натиском его ледяного тона тот как будто остыл, успокоился и отпустил свою добычу. Дрожащая, как лист, или как лань, или как любое другое маленькое беспомощное животное, девушка в мгновение оказалась за широкой спиной великана – и Ясин, как ей казалось, не то что не мог ее видеть, больше вообще не существовал. Нина жадно, как после спринтерского забега, набрала в легкие воздух – он был неприятно горячим в этот вечер, медленно выходнула и закрыла глаза. Она все еще дрожала, но каждая клеточка ее измученного тела приятным расслаблением уже ощущала, что значит быть под защитой большого мужчины. Наконец были сказаны последние слова, и великан, развернувшись к Нине, аккуратно притронулся к ее плечу и повел прочь от Summer Garden.

– Все в порядке? – спросил он, когда они прилично отошли от пьяной компании – и Нина впервые расслышала, какой приятный, низкий, обволакивающий у него голос.

– Спасибо вам! Я не знаю, что он хотел, но он тянул меня к той машине. Я так испугалась! Спасибо!

– Он сказал, что ты его девушка и вы поссорились.

– Это неправда! Я впервые его вижу, – возмутилась Нина.

– Тогда что же ты ходишь одна в такие места, Наташа?

– Да не Наташа я! – Нина рассмеялась – и сама удивилась такой своей реакции, учитывая, какой стресс она только что пережила. – Он ко мне пристал: «Наташа, Наташа, Наташа и Наташа». Я ему несколько раз сказала, что он меня с кем-то путает.

Великан тоже улыбнулся.

– А как тебя зовут?

– Нина. А вас?

– А меня Артем. Ну, Нина, не надо девушке, тем более иностранке, тем более такой красивой, одной ходить в такие заведения.

– Я должна была встретиться здесь со своими знакомыми, только мы ни о чем конкретном не договорились и не смогли найтись.

– Это, считай, одна.

– Да, вы правы, – ей почему-то все время хотелось с ним соглашаться.

– Давай посидим у моря, ты немного успокоишься, а потом я тебя провожу домой. И не выкай мне, мы же не в библиотеке.

Нина, пока подбирала слова, бросила беглый взгляд на своего спасителя, а потом посмотрела снова – застыла и на мгновение забыла, как дышать. Раньше она считала существование Мэттью Макконахи доказательством того, что Бог любит человечество. Теперь же к списку Его гениальных произведений добавился и Артем. «Он был прекрасен, как Иисус», – запел в голове знакомый по соцсетям голос. Нет, он и правда был прекрасен! Высокий, наверное, под метр девяносто. Стройный и при этом мускулистый. Белая футболка так удачно подчеркивала отточенный годами тренировок рельеф его тела. Разумеется, широкоплечий. Нина еще у клуба отметила, что за его огромной спиной можно скрыться почти от всех земных невзгод. Лицо – приятный правильный овал. Большие серо-голубые глаза, в которых, ясное дело, можно утонуть, как в Эгейском море. Идеально прямой, не маленький, но и не большой, в меру заоостренный у кончика нос – Нина никогда не видела таких красивых носов – и пухлые четко очерченные губы. А ко всему прочему темно-русая вьющаяся копна волна волос, куда хотелось немедленно запустить пальцы, и сексуальная трехдневная небритость.

– Так ты не против посидеть? – переспросил Артем. Собеседница его, совершенно в нем растворившись, даже вздрогнула от неожиданности.

– Да, конечно, – чуть слышно проговорила она, и собственный обычно приятный голос напомнил ей писк какого-нибудь смешного зверька.

Теперь, осознав, насколько он привлекательный, Нина смущалась. Но если бы она знала, как сама сейчас хороша, испуганная, беззащитная, с блестящими, слегка заплаканными глазами, и как сильно ему нравится, она бы не робела!

– Испугалась? – заботливо поинтересовался Артем, когда они сели на песок у самого моря.

– Да, это было неожиданно и неприятно. Я просто хотела весело провести время. Почему людям непременно надо нарушать чужие границы? – обиженно сказала Нина и даже немного надула губы, совсем как маленькая. Артем, заметив это, засмеялся.

– Ты такая забавная.

Нина засмущалась еще больше.

– Хорошо, что ты проходил мимо. Мне страшно представить, что он от меня хотел, что случилось бы, если бы…

– Не думай о плохом, – перебил ее Артем. – Я ведь оказался там в нужное время. Значит, так должно было быть. Значит ничего плохого с тобой не могло случиться.

«Вот бы ты всегда меня спасал!», – подумала про себя Нина, а вслух сказала совсем другое:

– Ты фаталист? Как Печорин?

– Печорин? – переспросил он.

– Да, «Герой нашего времени». Читал? Это же Лермонтов.

– В школе, наверное, когда-то. Уже не помню. Возможно, краткое содержание, – снова широко улыбнулся Артем, и хорошо, что Нина смотрела в этот момент на беспечное, убывающие и снова прибывающее море, а не на его очаровательную улыбку, иначе она непременно бы растаяла.

– В «Герое нашего времени» была глава «Фаталист». Один из офицеров решил испытать судьбу и выстрелил в себя из случайно выбранного пистолета, но оружие дало осечку. В тот же вечер он погиб, зарубленный пьяным казаком. А главный герой – Печорин – понял, что это судьба, потому что он еще до всех этих событий увидел печать смерти на лице офицера.

– Печать смерти, – повторил Артем. – Как он ее увидел, интересно?

– Не знаю, не хотелось бы увидеть на чьем-нибудь лице такое. А еще Печорин сам решил испытать судьбу. Убийцу офицера быстро нашли, он заперся в избе и угрожал открыть стрельбу. Никто не решался войти, а Печорин проник в дом через окно, казак выстрелил, но задел лишь его эполет.

– Что такое эполет?

На этот раз улыбнулась Нина.

– Тебе, наверное, скучно об этом говорить. Прости.

– Все в порядке. Я понимаю твоего Печорина. Иногда мое тело тоже требует адреналина. Когда-нибудь слышала про роупджампинг?

– Нет.

– У нас с тобой явно разные интересы, – засмеялась Артем. – Это прыжки со страховкой в пропасть. Я прыгнул так в Индонезии, на острове Нуса Пенида, на скале над Тартл Бич. Хочешь посмотреть?

Не дождавшись ответа Нины, Артем достал из кармана телефон, полистал галерею – краем глаза она увидела, как много в ней ярких кадров – и аккуратно притянул девушку к себе.

– Смотри! – гордо произнес он и легким, очевидно, давно вошедшим в привычку движением поправил волосы – у самого лба заправил в них пальцы и небрежно откинул темно-русую капну назад.

Видео и правда было невероятным: с отвесной скалы, прямо в синюю пучину океана, перевязанный одним лишь тросом, казалось, совсем тонким и ненадежным, перекрестившись, сорвался маленький на фоне величия природы человек, и чем ниже в прекрасную, манящую синевой бездну он проваливался, тем крошечнее и незначительнее становился.

– Это ты? – почти вскрикнула Нина.

– Конечно.

– С ума сойти! У меня от одного просмотра дух захватило. Это же так страшно!

– Совсем не страшно, – самодовольно, очевидно чуть хвастаясь, ответил Артем.

– Ты не думал, что трос может не выдержать?

– Нет, конечно. Если бы я так думал – не то что трос не выдержал бы, эта гора бы развалилась.

– А я бы только об этом и думала…

– Очень зря. Надо быть оптимистом и настраиваться, что с тобой ничего плохого не случится.

– То есть ты все же веришь в судьбу? Или в Бога? Ты ведь перекрестился перед прыжком.

– Да это так, ради шутки, – сказал он и посмотрел вдаль, на колышущееся море. – Но на самом деле во что-то или в кого-то я верю, конечно. Я сильно в это не погружаюсь. Просто живу с ощущением, что все идет по плану, понимаешь?

– Плывешь по течению?

– Можно, наверное, и так сказать. Хотя обычно это говорят про безынициативных или безвольных людей. Я бы себя к ним не относил. Но я плыву по течению в том смысле, что доверяюсь пространству, в котором нахожусь, времени, в котором здесь и сейчас живу, людям вокруг и себе, своему внутреннему голосу. – Артем, пока говорил это, ворошил пальцами песок, и, наконец обнаружив в нем ракушку, отряхнул ее и протянул Нине. Находка была белоснежной, ровной, как его улыбка, и идеально ребристой. – Что-то я разумничался. Я просто делаю что-нибудь – например, бросаю все и срываюсь в Индонезию, и знаю, что я встречу там крутых людей, получу классные эмоции и все будет в кайф. А о плохом я не думаю.

– Вот бы мне так уметь! – бесхитростно призналась Нина, рассматривая свой драгоценный подарок. – Я все время всего боюсь и до недавнего времени жила только так, как надо, как правильно.

– А теперь поживи, как хочешь, – сказал Артем и повернулся к ней не только лицом, но и корпусом.

Нина развернулась в ответ.

– Я не знаю, чего хочу, – соврала она, потому что прекрасно знала: больше всего на свете в эту минуту ей хотелось, чтобы великан ее поцеловал.

Они сидели совсем близко, вцепившись друг в друга мутными от нахлынувших эмоций взглядами. Нина, хотя смотрела на него в упор, не видела его лица, лишь большие, добрые, блестящие серо-голубые глаза. Тело ее стало как будто ватным и совсем перестало ее слушаться – само по себе оно потянулось к его телу, большому и твердому. Его рука, сильная, мокрая то ли от жары, то ли от возбуждения и горячая, как воздух этим вечером, вдруг оказалась на ее бедре. До поцелуя оставалась доля секунды, как вдруг на них, уже почти прижавшихся друг другу, обрушилось громогласное и разрушительное: «Нина!». Это неслась по пляжу Саша.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Что случилось? – растерянно переспросила Нина.

Увидев Сашу, бесцеремонно бегущей навстречу их тихому счастью, а за ней того самого Лешу, она мгновенно вскочила и теперь стояла перед ними, как провинившаяся школьница, которую застукали со старшеклассником за спортзалом. Артем тоже встал.

– Мы пришли в клуб, знакомые нам сказали, что турецкие ребята пристали к какой-то русской девушке и показали видео, как он тащит тебя к машине. Я чуть дар речи не потеряла, когда поняла, что это ты! – Саша казалась искренне озабоченной, но Нину это мало сейчас интересовало.

– Так а что же они снимали, а не помогли мне!?

– Придурки потому что! Но я им высказала. Так как ты?

– Все хорошо, мне помог – Нина замялась, не зная, назвать ли его по имени или просто сказать «он», и пока она думала, Саша сама перевела взгляд на ее спасителя.

– Артем! И ты здесь? – удивленно и одновременно радостно, как к другу или по крайней мере хорошему приятелю, обратилась она к нему.

– Привет! И я.

– Так вы знакомы? – спросила Нина. За этот вечер случилось уже столько всего, что она перестала различать, какие эмоции испытывает.

– Конечно, знакомы, – Сашу даже возмутил такой вопрос. – Я узнала тебя на видео, но не думала, что ты еще с Ниной. Кстати, тебя вовсю ищет Вика.

Нина посмотрела на Артема, тот на нее. На мгновение, казалось, на его лице появилось выражение то ли раздражения, то ли досады или даже сожаления, однако он быстро собрался:

– Окей, раз ты теперь с друзьями, я пойду. Береги себя и не ходи одна по ночам!

– Спасибо, что помог, – только и смогла сказать Нина. Она-то точно была и раздосадована, и огорчена.

– Пожалуйста, – непринужденно и даже равнодушно ответил он, как будто между ними и не было этого магического сближения пару минут назад, а после помахал Саше, пожал руку Леше и ушел. Сколько было прилично, Нина смотрела на его безупречно сложенную, высокую, соблазнительную, но безжалостно удаляющуюся фигуру.

– Так ты в порядке? – эхом донесся откуда-то издалека голос Саши и буквально вытолкнул ее опять на землю с пушистых романтических облаков.

– Да, все нормально. Испугалась, конечно. Но хорошо, что появился Артем. Вы его знаете?

– Конечно, все наши знают Артема Елагина, – ответила Саша. – Главный русский мачо всего южного побережья. Бабник, ловелас, сердцеед и распутник. Капитан собственной яхты, между прочим.

– А кто такая Вика?

– Еще одна наша подруга и его нынешняя девушка. По крайней мере она так считает. А что вы тут делали?

– Просто сидели. Мне нужно было успокоиться, потом он обещал проводить меня домой.

– Давай мы тебя проводим? – заговорил наконец и Леша. – Или может, ты хочешь вернуться в Summer Garden?

– Нет, туда точно не хочу!

– Нин, прости, – Саша от искреннего сожаление даже скривила свое хорошенькое лицо. – Мне так стыдно! Мы тебя пригласили и, получается, бросили.

– Ничего, я сама виновата. Надо было взять твой номер. Если вам не очень сложно, давайте дойдем до моего дома, это близко, – проговорила Нина, стараясь быть как можно более мягкой – дурацкая привычка все время казаться хорошей!

Но про себя она подумала: «Какого же черта вы притащились!»