Заведомо проигрышная война

Глава 1

– У вас пять минут, – холодно бросил полицейский, захлопывая за собой тяжелую дверь допросной. Металлический щелчок замка прозвучал как приговор.

Алеста едва сдерживала дрожь в коленях, когда опускалась на жесткий стул. Комната была крошечной, с серыми стенами, пропахшими потом, страхом и ложью. В мерцающем свете люминесцентной лампы лицо Тимура казалось почти прозрачным – синяки под глазами, пересохшие губы, взгляд, устремленный в одну точку на столе, будто там была единственная нить, связывающая его с реальностью.

– Тимур… – голос ее сорвался, и она сжала кулаки, чтобы не расплакаться. – Что произошло? Почему тебя обвиняют в киберпреступлении? Во что ты влип на этот раз?

Он медленно поднял на нее глаза – стеклянные, пустые.

– Я не виноват.

Его пальцы судорожно сжимались и разжимались, оставляя на столе влажные следы от пота. Он выглядел так, будто его перемололи в мясорубке – помятая футболка, всклокоченные волосы, тени под глазами, глубже, чем сама ночь, что он провел здесь.

– Меня подставили. – Он говорил тихо, словно боялся, что стены подслушают. – Я познакомился с ребятами в сети. Такие же, как я – программисты. Они предложили поработать вместе… над системой защиты.

Алеста почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Все было чисто. Мы сделали работу, получили деньги. Но вчера… один из них написал, что поступили замечания, попросил проверить код.

Он резко вдохнул, словно даже сейчас, вспоминая, чувствовал ловушку, в которую попал.

– Я зашел… а через пятнадцать минут меня уже прижимали лицом к полу. Еще через пятнадцать – оказался здесь.

Алеста сглотнула ком в горле.

– Их не нашли?

Тимур горько усмехнулся.

– Вирус в моем компьютере. Взлом провели через мой IP. А директор компании, который подписал с нами договор… исчез. Вместе с документами. Переписка стерта. Нет ничего.

Она резко встала, стул звякнул об пол.

– И ты хочешь сказать, что тебя сделали крайним?

– Да. И у них все доказательства.

Сердце бешено колотилось в груди. Она наклонилась, схватила его за плечи.

– Слушай меня. Не признавайся. Ни в чем. Я разберусь. Скажешь, что твоим адвокатом буду я.

За дверью раздались шаги. Время вышло.

***

Алеста бежала, и каждый вдох обжигал лёгкие, словно она глотала не воздух, а крошечные осколки льда. Сердце колотилось так сильно, что пульс отдавался в висках глухими ударами, будто кто-то молотком бил по натянутой коже.

Пальцы сжимали телефон с такой силой, что суставы побелели. Время её опоздания неумолимо росло с каждой секундой. В горле стоял ком – горячий, плотный, как будто она проглотила раскалённый камень.

Автоматические двери компании «CyberLore» шикнули, впуская её внутрь. Воздух пах кофе, холодным металлом и чем-то острым, синтетическим – возможно, новым пластиком от игровых контроллеров, ещё не распакованных из коробок. Где-то в глубине офиса щёлкнул и затих катушечный 3D-принтер, отливая корпус для VR-шлема следующего поколения.

Слева мерцал логотип последней RPG-игры – неоновый дракон, застывший в мгновении перед выдохом огня. По стенам – концепт-арты: королевства, замки, фантасмагорические существа. Рядом торчал странный автомат с надписью "LOOTBOX": за символическую монету можно было вытащить случайную плюшевую мини-фигурку.

Но что-то было не так. Коридоры, обычно наполненные будничным гулом клавиатур, шагов и вежливых приветствий, сегодня словно звенели от напряжения. Работники не спешили к своим рабочим местам – они стояли группами у кофейных автоматов, у стеклянных перегородок, перешёптывались, бросая встревоженные взгляды по сторонам. Некоторые смотрели в экраны смартфонов, где явно уже гуляли какие-то внутренние переписки, а другие пытались сохранять видимость работы, постоянно оглядываясь.

Ладони вспотели, и сумка выскользнула из пальцев Алесты на мгновение, прежде чем она судорожно перехватила её.

Каблуки гулко стучали по полированному полу из тёмного камня, отражая разноцветные панели интерфейсов на экранах, за которыми уже сидели программисты, дизайнеры, саунд-инженеры. Кто-то пробежал мимо, неся коробку с надписью: «Модели NPC: проверка тряски анимаций».

Алеста свернула направо, к стеклянному лифту. На табличке светились слова: "Юридический отдел" – строгий, деловой контраст к анархичному хаосу игровых этажей.

Она нажала кнопку. Лифт открылся мягко, бесшумно, как в футуристическом фильме.

Пятый этаж. Отдел, где закон встречался с безумием. Где каждый аватар, каждый диалог, каждая текстура проходила через неё и её команду, чтобы не стать поводом для судебного иска от обиженного конкурента или международного гиганта.

Со всех ног она неслась к начальнику. Больше всего она мечтала что попросит у начальника повышение за все бессные ночи, что она провела в офисе, и испорченные нервы, но теперь она лишь надеялась что Николай Арсеньевич не откажет ей в помощи, ведь у него были хорошие связи и он мог помочь вытащить брата намного быстрее.

Дверь кабинета начальника оказалась тяжелее, чем обычно. Или это её руки дрожали?

Она толкнула её. Но то что она увидела заставило её сердце замереть.

Денис.

Он сидел в кресле директора. Нет, не сидел – развалился, как хозяин, которому всё позволено.

– Доброе утро, Алеста.

Его голос был мягким, как шёлковый шарф, обвивающий горло.

Это нереально. Это сон.

Но нет.

Он здесь.

Кровь ударила в виски так резко, что перед глазами поплыли чёрные точки.

– Что… ты здесь делаешь?

Её голос звучал хрипло, будто её душили.

Денис поднял бровь. Его пальцы медленно обхватили чашку кофе – длинные, уверенные, без единого намёка на дрожь.

– Теперь это мой кабинет.

Ложь!

Но папка с приказом лежала перед ним. Буквы на документе казались выпуклыми, как шрамы.

– Ты… подстроил это.

Её пальцы сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Боль была острой, почти приятной – хоть что-то настоящее в этом кошмаре.

Денис рассмеялся.

– Подстроил? Я понятие не имел что ты здесь работаешь вплоть до вчерашнего дня, – хищная улыбка мелькнула на его лице.

Гнев подкатил к горлу. В глазах помутнело.

Снова ложь!

– Ненавижу тебя, – прошипела Алеста сквозь стиснутые зубы.

Денис улыбнулся.

– Зато я обожаю тебя.

Его глаза блестели, как лезвие.

Убить. Сейчас же убить.

Но вместо этого она развернулась.

Дверь захлопнулась с таким грохотом, что стеклянная перегородка задрожала.

Её ноги несли сами – быстро, резко, почти бегом. В груди кололо, как будто кто-то вонзил туда нож и медленно поворачивал.

Не сейчас. Только не сейчас.

Но слёзы уже подступали, горячие и предательские.

Денис наблюдал, как она уходит, и его улыбка стала чуть жёстче.

***

– Марин, это катастрофа, – прошептала Алеста в трубку, прижимая стаканчик с кофе к груди, как спасательный круг. Руки дрожали, она старалась держаться, но в каждой ноте чувствовалась паника, сквозь которую пробивалась усталость.

– Что случилось? – отозвалась Марина, явно ещё в полусне. В её голосе проскальзывали зевки и хруст подушки. – Ты вообще видела, сколько времени?

– Прости. Но мне жизненно необходимо с тобой поговорить. – Алеста шагнула в сторону окна, прикрыв собой логотип «Комната отдыха» на стеклянной перегородке. – Это… это кошмар. Брат. Уголовное дело. Денис Чацкий. Всё вперемешку. Как будто кто-то решил протестировать мой нервный ресурс на прочность.

– Стоп. Какая ещё уголовка? И… Ты сказала Чацкий? – голос подруги внезапно ожил, зевота исчезла. – Не может быть. Тот самый Денис? Из садика, школы и, прости Господи, даже универа?

– Ага, он. Словно привидение из прошлого, только с зарплатой повыше и усмешкой ядовитее. – Алеста говорила быстро, сбивчиво, оглядываясь через плечо всякий раз, когда дверь тихо щёлкала, впуская очередного сотрудника в зону отдыха.

– Подожди, – Марина, кажется, села, потому что в трубке послышался скрип кровати. – Так он теперь работает с тобой?

– Он не просто работает. Он теперь мой начальник. Руководит направлением, которое напрямую пересекается с моим отделом. Утреннее совещание будет как встреча выпускников, только в аду. Я думала, что навсегда ушла от его издёвок, от этой фамилии, от всей его гламурной семейки. А теперь он в моём офисе. На моём этаже. В моей реальности.

– Мда… – протянула Марина. – Ну, с другой стороны, это даже кинематографично. Встреча через десять лет, разные пути, судьба, искры…

– Искры? Скорее короткое замыкание в черепной коробке. – Алеста хмыкнула, но быстро вновь потускнела. – И всё это – в тот момент, когда мне больше всего нужна поддержка. Я надеялась, что старый начальник поможет. Хоть что-то посоветует. А теперь всё – на мне.

– Тимур… Боже, как же так? Он всегда был импульсивным, да, но чтобы взлом, обвинения в хакерстве?.. Это уже не обычная шалость. Ты уверена, что всё так серьёзно?

– Увы. – Она тяжело вздохнула. – Всё подтверждено. Его хотят сделать крайним. Родителям даже не знаю что сказать. Я одна, Марин. Совсем одна.

– Не совсем. Я поговорю с дядей. Он хоть и вредный старикан, но раньше выручал. Может, и сейчас подскажет, как вытащить Тимура из этого дерьма.

– Спасибо… – голос Алесты задрожал, но она тут же постаралась взять себя в руки. Слабость – слишком большая роскошь в этом офисе. – И прости, что вырвала тебя из объятий отпускной неги.

– Всё нормально. Кофе сварю – и снова стану человеком. А ты держись. Кстати, а ты Сергею рассказала?

– Нет, он сейчас в командировке, на сообщения не отвечает.

– Ты знаешь, что он мне не нравится, но сообщи ему как можно скорее. Он мужик в конце концов пусть подключается. Созвонимся позже, ладно?

– Договорились.

Она отключила звонок и опустила телефон на стол. Сделала глоток кофе – он успел остыть, горчил, как утренние новости. За окном лениво моросил дождь, превращая город в серую акварель. Асфальт блестел, как масло, отражая неоновые буквы логотипа компании на стеклянной панели.

В комнате становилось тише. Коллеги расходились. Одна из дизайнеров что-то искала в автомате с закусками, кто-то листал планшет с мокапами героев новой игры. Где-то за стенкой звучала музыка —, возможно, фон трек для будущего релиза. Но всё это казалось приглушённым, далеким.

Алеста так глубоко ушла в мысли, что даже не заметила – она была не одна.

Из-за стеклянной стены на неё внимательно смотрел Денис. Рука в кармане, привычная полуулыбка на губах.

К обеду новость о назначении Дениса распространилась по офису. Люди шептались в коридорах, особенно после того, как он отменил два старых проекта и заявил о масштабной "реорганизации процессов".

Воздух густел от напряжения, как сироп в раскаленной сковороде. Солнечный луч, пробившийся сквозь жалюзи, разрезал кабинет пополам – ровно так же, как их вечная война делила пространство на "его" и "её".

Алеста ворвалась без стука. В её руках – папка, скомканная в бессильной злобе.

– Вот ваш отчёт, ваше высокоблагородие. – Она небрежно положила документ на стол. – Специально упростила – вдруг буквы больше трёх слогов попадутся.

Денис даже не поднял глаз. Его пальцы медленно перелистывали страницы, будто разглаживая невидимые складки.

– Благодарю. – Голос его был сладким, как отравленный мёд. – Как мило, что вы, наконец, освоили короткие слова. В детстве ведь с этим были проблемы.

Он, наконец, посмотрел на неё. Глаза – холодные, как лезвие ножа.

– Помнишь, как "репрезентативный иск" у тебя на олимпиаде вышло?

Алеста щёлкнула ручкой у виска. Её ноготь – алый, как капля крови – оставил крошечную вмятину на пластике.

– О, а ты помнишь, как в девятом классе весь актовый зал ржал, когда ты "драконический эффект" вместо "диахроический эффект" выдал?

Уголок его рта дрогнул.

– Зато теперь я владелец ювелирной мастерской. – Он откинулся в кресле, и кожаный подлокотник тихо заскрипел. – А ты всё ещё сотрудница. В моём подчинении.

Тень пробежала по её лицу.

– Боже, правда? – Она притворно ахнула, приложив руку к груди. – А я-то думала, мы тут на равных – ты просто случайно в моём детстве, моей школе и теперь моём офисе вертишься.

Денис встал. Медленно, как хищник. Его тень накрыла её целиком.

– Верчусь? – Он ударил ладонью по подлокотнику, и звук гулко разнёсся по кабинету. – Милая, это ты в моём городе…

Он сделал шаг вперёд.

– …и, кажется, в моих мыслях последние лет пятнадцать.

Алеста замерла. Капля пота скатилась по её спине, скрывшись под шелковой блузкой.

– В мыслях? – Её голос дрогнул. – Это когда ты в пятом классе за моей косой, как маньяк, бегал?

Денис рассмеялся. Звук был тёплым, как кофе в зимнее утро, но в его глазах читалось что-то опасное.

– Нет. – Он наклонился ближе. – Когда в универе специально на юрфак перевёлся, чтобы спорить с тобой на парах. Но ты даже это не заметила. Как и то, что я специально нанял тебя сюда.

Алеста побледнела.

– Что?

Денис ухмыльнулся.

– Ой. Кажется, слишком длинное предложение.

ЩЁЛК!

Степлер просвистел в сантиметре от его виска.

– Идиот!

Денис поймал степлер на лету. Его пальцы сомкнулись вокруг металла с тихим щёлчком.

– Зато твой идиот. – Он подмигнул Алесте. – По трудовому договору.

Глава 2

Квартира пахла одиночеством. Не тем романтическим, что бывает в кино – с ароматом свечей и дорогим вином, а горьким, затхлым, как пыль на нераспакованных коробках.

Она сидела в полутёмной кухне, подсвеченной лишь мягким, тёплым светом от лампы над плитой. Ее пальцы все еще сжимали телефон – пластик стал теплым, почти живым, за этот бесконечный день.

Не отвечает. Опять не отвечает.

Экран вспыхнул, показывая: «Сброшенный вызов. Николай Арсеньевич». Пятый за сегодня.

За окном моросил дождь, ленивый и вязкий, как её мысли. Кружка с недопитым чаем стояла перед ней, остывшая, как и её вера в то, что кто-то придёт и всё решит.

Она нажала на видеозвонок. Ожидание. Лицо Сергея появилось на экране – уставшее, загорелое, с фоном отеля за спиной.

– Алеста, привет. Прости, у меня тут всё по минутам. Я как раз между встречами.

Темные волосы, чуть растрепанные после долгого дня, падали на высокий лоб. Резкие скулы, будто выточенные из мрамора, подчеркивали строгий овал лица. Губы – тонкие, поджатые, привыкшие держать эмоции под контролем. Но сейчас в его карих глазах, обычно таких уверенных, мелькнуло что-то тревожное.

– Ничего, – выдавила она. – Я быстро. Мне нужно с тобой поговорить.

– У тебя всё в порядке? – Он прищурился, вздохнул, поправил воротник рубашки.

– Не совсем, – она замялась, потом выдохнула. – Тимур… его арестовали.

– Что? – он напрягся, но тут же отвёл взгляд. – Слушай, это… серьёзно?

– Очень. Его обвиняют в хакерстве. Я уверена, он не виноват.

Он провёл рукой по лицу, и на мгновение его безупречный образ дал трещину: в уголках глаз собрались морщинки усталости, тень легла на щетину, которую он, видимо, не успел сбрить с утра.

– Чёрт. А ты уже связалась с адвокатом?

– Я сама юрист, помнишь? – голос дрогнул. – Но мне нужна поддержка. Я… думала, что хотя бы ты…

– Алеста, ты же знаешь, как у нас всё устроено. – Он перебил её, тихо, но резко. – Моя семья – под прицелом. Мы не можем позволить себе светиться в таких историях. Любая грязь – и мы теряем контракты, связи, всё. Это не только моя репутация, это бизнес отца.

– Бизнес отца? – она почти рассмеялась. – Я говорю тебе, что моего брата могут посадить, а ты думаешь о контрактах?

– Это не так просто! – вспыхнул он. – Если бы дело касалось чего-то другого…

– Но это касается меня! – с нажимом сказала она. – Я тебе не просто коллега по жизни. Или я ошибаюсь?

Он замолчал. А потом с отстранённым лицом произнёс:

– Прости, но я не могу в этом участвовать. Надеюсь, ты справишься.

Экран потемнел. Она осталась одна – в тишине, нарушаемой только дождевыми каплями, барабанящими по стеклу. Алеста откинулась на спинку стула, чувствуя, как внутри поднимается не боль даже, а какое-то упрямое, колючее разочарование.

Она вспомнила, как всё начиналось. Сергей казался ей тихой гаванью – вежливый, уравновешенный, взрослый. Стабильный. Не герой романа, но мужчина, рядом с которым можно было выдохнуть. Или, по крайней мере, она так думала. Только в последние месяцы этот "покой" стал душить.

Он уехал в командировку именно тогда, когда она больше всего нуждалась в его поддержке. И это уже не в первый раз. Всегда находились причины быть "далеко": встречи, выставки, важные переговоры с клиентами его родителей.

Родители Сергея – из породы тех, кто с младенчества носит деловые костюмы. Галина Владимировна и Борис Львович Малаховы – владельцы сети бутиков элитной мебели. Глянцевые улыбки, смех с паузами, как будто даже эмоции в их семье были частью делового этикета. Они изначально смотрели на неё как на случайность, допущенную их сыном в пылу юношеской самостоятельности.

– Главное, что ты юрист, – как-то сказала Галина, протягивая ей дорогое печенье. – А там, может, и вырастешь в кого-то посолиднее.

Тогда Алеста только усмехнулась. А потом – упрямо оформила ипотеку, отказавшись от предложения Сергея «временно пожить в его квартире», где на стенах висели портреты его родителей в рамочках с гравировкой.

Её квартира была небольшой, но своей. Каждый миллиметр – оплаченный ночами с кодексами и переговорами. Там не было родительских тапок, разложенных журналов с логотипом "интерьер премиум-класса", и именно поэтому там дышалось легче.

Теперь же, зная, что брат в беде, и осталась она, по сути, одна – ей особенно остро хотелось этой независимости. Хотелось не просить. Не зависеть. Ни от семьи Сергея, ни от его "семейных интересов", ни от людей, которые в нужный момент говорили: "Это слишком рискованно для нашего бренда".

Семья Алесты была другой – тихой, сдержанной, без глянцевого лоска. Её родители – успешные, но непубличные люди: отец, ведущий научный сотрудник в закрытом институте, мать – главный врач частной клиники. Они дали детям всё: частные сады, лучшие школы, свободу выбора… и полную самостоятельность с первого курса. Никаких связей, протекций, "позвоним знакомому". Только честные правила: "Ты справишься. Если нет – позвонишь".

Поэтому она молчала. Не звонила отцу, который мог бы решить проблему одним разговором. Не писала матери, чьи связи в медицинских кругах открывали любые двери. Гордость? Да. Но ещё – благодарность. За то, что они научили её стоять на своих ногах. За то, что не лезли с советами, не давили "опытом".

Она понимала Тимура – его юношеский максимализм, его желание доказать, что справится сам. Но в отличие от него, она уже знала: настоящая сила не в том, чтобы отказаться от помощи, а в том, чтобы принять ее вовремя.

Дурак, – мысленно бросила она, но тут же улыбнулась. Потому что сама была такой же. И именно поэтому она не оставит его одного в этой яме.

Если всё пойдёт под откос – она скажет родителям. Но сначала – попробует сама.

***

Алеста пыталась держаться – сжав зубы, стиснув кулаки. Но стоило на секунду расслабиться, как волна накрывала с головой. Мысли прорывались сквозь железный контроль: Тимур в камере. Сергей, который даже не смог скрыть раздражение. Чацкий, чьи слова теперь звучали в голове как насмешка.

А потом – снова пустота.

***

Зеркало в потрескавшейся раме отражало призрак. Размазанная тушь превратила голубые глаза в два темных пятна, каштановые волосы – в гнездо из спутанных ниток. Она села на край ванны, и холод кафеля пронзил кожу, будто иголки.

Должна была чувствовать холод. Но внутри – только пустота.

Мысли метались от брата – к Сергею, от Сергея – к Чацкому.

– Он… просто снова заявился в мою жизнь. Будто так и должно быть. – Голос сорвался, превратившись в хрип. Ком в горле рос с каждым часом, с каждой неудачной попыткой дозвониться бывшему директору. – Мой новый начальник. Мой личный демон из детства.

Три года. Три года я пряталась в другом конце города от этих глаз, от его ухмылки. И вот он здесь. В моей жизни. Опять. Надо было вообще уехать из этого проклятого города!

В зеркале по ее щеке ползла черная слеза. Она не стала ее стирать.

– Он даже не удивился. Смотрел на меня, как… как на глупую девочку, которая наконец-то поняла, что мир несправедлив.

За окном гас вечер. Неоновые вывески торгового центра окрашивали лужи в ядовито-розовый, будто город истекал краской. Где-то вдалеке завыла сирена – чья-то жизнь рушилась параллельно с ее.

Много лет назад

Детский сад. Игровая комната.

Маленькая Алеста, с косичками, туго перетянутыми красными резинками, сидела в углу и рисовала. В комнату ворвался шум – новый мальчик, Денис, с игрушечным роботом в руках.

– Эй, ты почему одна сидишь? – Он подошел слишком близко, заслонив свет. – Не хочешь поиграть?

– Я рисую, – ответила Алеста, не поднимая глаз.

Денис наклонился к ее альбому.

– Это что, кошка? У неё лапы кривые.

– Это не кошка! – Алеста вспыхнула. – Это дракон!

Денис рассмеялся – звонко, беззлобно, но для нее это прозвучало как приговор.

– Дракон? Да он больше на корову похож!

Алеста резко захлопнула альбом и ушла. Денис стоял, сжимая игрушечного робота, и смотрел, как Алеста убегает. Ему вдруг стало как-то не по себе – словно он съел слишком много сладкого, и теперь живот болит.

Почему она убежала? – подумал он, морща нос. Вчера, когда Сашка толкнул его на площадке, было понятно – щиплет ссадина, надо подуть. А сейчас… было странное чувство, будто в животе застрял колючий камушек.

Он потрогал своего робота – обычно такая классная игрушка, а сейчас почему-то не хотелось играть. Воспитательница Наталья Петровна говорила, что надо делиться и не обижать других. Может, он обидел Алесту?

Денис нахмурился. Ему вдруг очень захотелось сказать, что ее дракон самый красивый на свете. Даже красивее, чем у него дома в книжке. Но Алеста уже исчезла за дверью, а в группе зазвенел колокольчик – пора на полдник.

Реальность

Утро было серым, будто кто-то разлил акварель по небу и забыл дорисовать солнце.

Алеста стояла на пороге СИЗО, сжимая в руках папку с бумагами и кипой правовых актов, которые за ночь выучила чуть ли не наизусть. Под её каблуками хрустел промёрзший асфальт, ветер трепал воротник пальто, но она не чувствовала ни холода, ни усталости – только напряжение, тугое, как струна, натянутая где-то между сердцем и горлом.

В глазах оперативника на входе читалась усталость и отрешённость, с которой обычно смотрят на тех, кто приходит слишком поздно что-то менять.

– Озерская Алеста Дмитриевна. Я хочу представлять интересы Озерского Тимура Дмитриевича.

– Сейчас уточню. – Он исчез за бронированной дверью.

Прошло несколько мучительно долгих минут. Алеста стояла, стараясь не поддаваться дурным предчувствиям.

Когда дверь открылась вновь, охранник не смотрел ей в глаза.

– Ваш брат уже назначил себе защитника.

– Что? – голос дрогнул.

– Общественный. По его собственному заявлению. И… он отказался от свиданий. С кем бы то ни было.

У неё на мгновение перехватило дыхание.

– Он… что?

– Отказался. Письменное заявление. Извините.

Дверь снова закрылась. Глухо и неумолимо.

Алеста осталась стоять перед серым фасадом здания, который вдруг показался выше, холоднее, безнадёжнее.

Пальцы ослабли, бумаги выскользнули из рук и рассыпались по земле, как белые лоскуты её веры в то, что она ещё может быть полезна.

Он отказался. От неё. От помощи. От защиты.

Боль была странной – не острой, не громкой, а глухой, будто внутри что-то медленно треснуло, но не развалилось – просто пошло сетью трещин, незаметных глазу.

***

Алеста взяла отгул, решив посвятить день брату, но всё оказалось впустую. Ни встречи, ни диалога, ни шанса быть рядом.

Мысль о возвращении в офис, где теперь безраздельно царствовал Денис Чацкий, казалась невыносимой. Было чувство, что там её ждут не рабочие дела, а новый виток абсурда. А сегодня – пятница. Впервые за долгие годы она позволила себе слабость: не идти, не бороться, не изображать стойкость. Просто… отпустить.

Алеста вернулась домой, словно капитулировав. Скинула туфли у входа, не зажигая света, и прошла вглубь квартиры – как по инерции. Внутри всё ныло: не тело – душа. Эта незапланированная пауза, вместо того чтобы дать передышку, обрушилась лавиной – жалость к себе, злость, бессилие. Всё разом. Всё с удвоенной силой.

Она не плакала. Просто сидела в тишине, сжавшись в кресле, как будто хотела исчезнуть в нём. Как будто этот мир, этот день, эта жизнь – всё оказалось временным сбоем, от которого некуда сбежать.

Сумка с документами осталась на полу. В комнате стояла мертвая тишина. Лишь холодильник тикал старым мотором. Пальто сползло с плеча прямо на стул – она не поправила. Просто прошла в ванную, включила горячую воду и смотрела, как пар заполняет зеркало. Должна была плакать. Но не могла. Слёзы, видимо, закончились ещё на подъезде к СИЗО.

На экране телефона мигала иконка входящего сообщения. Сергей:

"Извини, не могу говорить. Ничем не могу помочь. Это касается семьи".

Сухо, как медицинская справка. Алеста перечитала раз пять, но эмоций – ноль. Ни сочувствия, ни поддержки. Ни слова о Тимуре.

***

На следующий день в квартире было особенно пусто. Телевизор молчал, и даже тиканье часов на кухне казалось навязчивым. Она не могла оставаться там дольше – схватила спортивную сумку и вышла, даже не проверив, взяла ли ключи.

Автобус был полупустым. Пожилая женщина с сеткой-авоськой, студент в наушниках, ритмично постукивающий пальцем по колену, мать с ребенком – девочка прилипла к стеклу, оставляя на нем жирные отпечатки пальцев. Алеста смотрела в окно, но вместо улиц видела только Тимура за решеткой и сжимала сумку так, что ногти впивались в ладонь.

Внезапно перед глазами всплыло воспоминание – в один из жарких летних дней десятилетний Тимур решил «спасти» котёнка, застрявшего на дереве во дворе.

Тимур, вечно лезущий куда не следует, уже карабкался по стволу старой березы к испуганному котенку. "Слезай! – кричала Алеста, – Ветки же тонкие!" Но он, конечно, не слушал.

Треск раздался неожиданно. В следующий миг Тимур уже висел над землей, вцепившись одной рукой в ствол, а другой прижимая к груди грязно-белый комок шерсти. Сердце Алесты упало – она ясно представила, как будет оправдываться перед родителями: "Ну я же за ним смотрела… Ну почти…"

И тогда этот он, вместо того чтобы звать на помощь, сквозь стиснутые зубы выдавил с торчащей во все стороны веткой в волосах и перекошенным от напряжения лицом: "Алест… фотик быстрее… я ж как Тарзан!"

Губы Алесты непроизвольно дрогнули в улыбке. Этот дурацкий момент она сфотографировала тогда – и сейчас мысленно видела каждый пиксель. Как же они потом смеялись, когда котенок, едва оказавшись на земле, дал деру, оставив на Тимуре лишь царапины и шерсть на футболке.

Но улыбка растворилась быстрее, чем возникла. Сейчас Тимур снова висел над пропастью – только ветка была тоньше, а падение страшнее. И никакого смешного финала не предвиделось.

***

Тренажёрный зал встретил ее гулом вентиляторов и запахом железа, резины и пота – странное сочетание, которое почему-то успокаивало. Просторное помещение с графитово-серыми стенами, зеркальными панелями и урчащими в углу вентиляторами дышало неравномерно: шум дыхания, удары по грушам, короткие команды тренеров, стук штанг. Здесь никто не задавал лишних вопросов. Здесь можно было исчезнуть.

Алеста стояла в углу зала, напротив груши, туго замотав бинты на запястьях. Каждый виток – как маленькое заклинание: на защиту, на стойкость, на молчаливую ярость. Волосы собраны в высокий хвост, щёки пылали, кожа липла от пота, и всё тело гудело от напряжения, как натянутая струна.

Она ударила – раз, два, три. Потом снова. И ещё. Груша качнулась, как будто пыталась увернуться.

Сергей. Его сообщение: «Разберись сама».

Левый хук.

Тимур. Не вышел даже посмотреть ей в глаза.

Правый апперкот.

Чацкий. Его ухмылка. Её беспомощность перед этим новым витком старой войны.

Двойной удар, локоть, снова кулак.

Пот стекал по лбу, капал на коврик. Дыхание сбилось, но она не останавливалась. Алеста не плакала. Не позволяла. Она выводила боль из себя через движения, через пульс в висках, через тупую отдачу в плечах и ладонях. Это был её язык боли. И выживания.

– Выгони это, – прошептала себе, снова атакуя грушу. – Выгони всех из головы.

Слёзы не текли – их заменили удары. Каждый – как запятая в письме, которое она никогда не отправит. Каждое движение – как признание, что она устала быть сильной. Но не знает, как быть другой.

Когда, наконец, силы кончились, Алеста опустилась на скамью, сгорбилась, упёрлась локтями в колени. В зале что-то щёлкнуло – тренер включил другую музыку, что-то ритмичное, механическое. А она слышала только собственное сердце. Оно билось громко, живо, упрямо.

И в этом грохоте – впервые за день – наступила тишина.

***

Телефон на прикроватной тумбочке завибрировал, вырвав Алесту из вязкой дремоты. Экран мигал знакомым именем. Она медленно провела пальцем по стеклу, поднесла трубку к уху, даже не поприветствовав – голос был хриплым от молчания:

– Да?

– Я знаю, что ты дома в одиночестве. И если не откроешь рот, я начну зачитывать тебе статьи налогового кодекса, – прозвучал бодрый, но тёплый голос Марины.

Алеста попыталась улыбнуться, но губы едва дрогнули. Она обняла колени, прижимая их к груди, устроившись на диване, укутанная в старый серый плед, который пах мятой и её детством.

– Мне кажется, – прошептала она, – я стала инертной массой. Пыльной, как антресоли в старом доме. Меня просто… выключили.

– Чёрт, – тихо выдохнула Марина. – Тимур?

Алеста кивнула, забыв, что её не видно.

– Он даже не вышел ко мне. Уже назначен общественный защитник. Я ему не нужна.

В трубке – шорох, как будто Марина встала, поправляя что-то.

– А ты знаешь, может, его заставили. Или он просто… сломался. Там, где он сейчас, даже сильные трескаются по швам.

Алеста смотрела на стену, где висел чёрно-белый постер с видом на Париж – когда-то вдохновлявший, теперь напоминавший о мечтах, что остались на потом.

– Или я недостаточно сильная, – прошептала она. – И всегда была. Не могу вытащить даже собственного брата. А ещё этот Сергей… – голос её стал острее. – «Ты сама разберёшься. Моя семья не может вмешиваться в такие дела».

Марина зашипела, как сковородка под каплей масла.

– Вот же гнида.

– Марин…

– Прости, но я скажу. Он всегда был надменным. Я терпела, потому что ты его любишь. Но он поступил, как трус. Сладко говорит – пока рядом тепло и красиво. А как тучи – сдулся. От дяди пока тоже новостей нет, прости.

Тишина между ними повисла тяжёлая, как зимнее одеяло. Где-то за окном дождь мерно стучал по подоконнику. На кухне тикали часы, отмеряя ничтожные секунды одиночества.

Алеста выдохнула и положила голову на подлокотник дивана. Ткань была прохладной, но сейчас – родной. Она ощущала себя старым деревом: срезанным под корень, но ещё живым.

– Просто не могу уже. Хочется, чтобы кто-то пришёл и сказал: «Отдохни. Я разберусь». А вместо этого… – она замолчала, губы задрожали. – Только грушу в зале могу бить. Хоть кто-то меня слушает без возражений.

Марина тихо засмеялась сквозь вздох.

– Через пару дней я приеду. Привезу плюшки, мятный чай и комедию, где всё заканчивается хэппи-эндом. И мы будем сидеть, ныть, а потом хохотать над какой-нибудь ерундой.

Алеста впервые за день по-настоящему улыбнулась. Глаза защипало.

– Спасибо. Просто будь. Это уже много.

– Всегда, – тихо ответила Марина.

***

В воскресенье Алеста заставила себя разобрать бумаги и приготовить что-то, отдалённо напоминающее еду. На фоне играло радио. Она не слушала. Просто не хотела тишины.

Телефон вибрировал, заставляя её вздрогнуть. Сообщение от Дениса:

"Ты решила уволиться? Или просто сбежала в подполье с томиком Уголовного кодекса под мышкой?"

Губы её дрогнули – не то от раздражения, не то от усталости. Минутная улыбка, больше похожая на гримасу, скользнула по лицу и исчезла. На миг её пальцы замерли над экраном и внезапная мысль пронзила сознание, как электрический разряд - а что, если он действительно что-то знает о Тимуре?

Алеста не стала отвечать. Даже злость не пришла – только холодная, всепоглощающая апатия. Пальцы сами потянулись к кнопке, выключая экран одним точным движением.

Глава 3

Снег таял еще до того, как коснуться земли, превращая улицы в черные зеркала. Воздух был тяжелым, пропитанным влагой и запахом мокрого асфальта – не морозным, а каким-то промозглым, осенним. Даже туман сегодня казался не таинственным, а просто грязноватой дымкой, как будто город накрыли мокрой простыней.

Алеста стояла на остановке, сжимая в ладонях стакан кофе, будто это единственный источник тепла во всем этом ледяном мире. Она решила не садиться за руль. Сегодня лучше идти пешком – может быть, холод прочистит мысли. Или хотя бы заморозит их до лучших времен.

Но голова гудела от мыслей, но не о работе, не о брате, а о том абсурдном сне, который вцепился в нее и не отпускал. Свадебное платье. Суд. Судья – ее заклятый школьный враг, а свидетели – бухгалтеры с пустыми глазами.

Бред. Полный бред.

Но разве ее жизнь сейчас не такая же нелепая и липкая, как эта погода? Ни зимы, ни весны – одна промозглая безнадега.

Глаза ныли от бессонной ночи, и даже серый, бессолнечный свет резал воспаленные веки – пришлось натянуть темные очки, будто прячась не только от размытого мира, но и от предстоящего дня.

Из кармана резко зазвонил телефон, и в тот же миг экран вспыхнул ещё одним уведомлением:

09:00 – Срочное совещание. Присутствие обязательно. Чацкий.

Алеста едва не выронила кофе.

Не умолкающий звонок Марины неожиданно разогнал тягостные мысли, как первый луч солнца сквозь промозглую завесу декабря.

– Ты не поверишь, – голос подруги звенел, будто шампанское в новогоднюю ночь, – я официально выхожу из отпуска! Сегодня уже буду в офисе, так что готовься к спасению от чацкого террора.

Алеста усмехнулась в трубку – она-то прекрасно знала, что Марина выходит из отпуска.

– Напоминаешь мне, как будто я могла забыть, – проворчала она, но в голосе уже пробивалась теплая нотка. – Ну вот скажи, Марин, разве нормальные люди начинают день с повестки на срочное совещание?

– Нормальные люди не юристы, – откликнулась бодрая подруга. – Слушай, может, он изменился?

– Конечно. Может, у него теперь две головы. Одна – прежняя, вторая – запасная для сарказма. Рада что ты покидаешь райские апортаменты на морях и возращается в наши серые стены. Без твоей поддержи я точно сойду сума.

Алеста машинально поправила шарф, внезапно осознав, что губы сами растягиваются в улыбке. Марина была права – она действительно уже чувствовала себя менее одинокой. Даже утренний туман теперь казался не таким унылым, а совещание – не таким безнадёжным.

***

Вместе с настроением Алесты улучшилась и погода. Она вошла в офис, снимая тёмные очки. Яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь жалюзи, заставили её щуриться – после бессонной ночи этот свет казался слишком резким. Ни консилер, ни капли не могли скрыть тени под глазами. Волосы, которые она обычно собирала в строгий пучок, сегодня свободно спадали на плечи – хоть какая-то защита от любопытных взглядов.

Она кивнула охраннику, улыбнулась коллегам из маркетинга и направилась к переговорной.

Дверь была приоткрыта. Внутри – тишина, прерываемая лишь одним голосом.

– Понимаю ваше желание выпустить игру как можно скорее, но мы не можем рисковать репутацией. Лучше потратить ещё месяц на полировку, чем получить негативные отзывы из-за сырого геймплея. Я верю в этот проект и хочу, чтобы он действительно блистал.

Алеста замерла. Узнала тембр. Тот самый голос, который в старших классах читался в записках с язвительными комплиментами.

Но теперь он говорил о качестве, о заботе о продукте и команде. И что самое неожиданное – он был готов отстаивать дополнительные сроки на разработку, хотя обычно руководство давило с релизами.

Она толкнула дверь и вошла, как на ринг.

– Здравствуйте, – ровным голосом произнесла Алеста, переступая порог переговорки. – Простите за опоздание.

В комнате воцарилась секундная пауза. Все взгляды устремились к ней, но она видела только одного человека.

Денис медленно поднял глаза от планшета. Взгляд скользнул по ее растрепанным волосам, задержался на сжатых пальцах.

– Доброе утро, – его голос звучал ровно, но уголки губ предательски дрогнули, выдав ту самую старую усмешку. Той же интонацией он когда-то говорил "Доброе утро" перед тем, как подложить кнопку на ее стул.

Но уже в следующее мгновение он повернулся к команде, и его тон снова стал деловым:

– Нам критически важно довести систему крафта до идеала. – Он постучал пальцем по экрану с диаграммой. – Если потребуется две недели – я готов отстоять этот срок перед советом директоров. Наш игрок заслуживает законченного продукта.

Алеста заняла свободное место рядом с Мариной, сохраняя спокойное выражение лица. Легкая улыбка не сходила с ее губ – года корпоративной практики научили ее сохранять внешнее самообладание в любой ситуации. Марина бросила ей ободряющий взгляд, но внутри Алесты все сжималось от напряжения. Его уверенные интонации, отточенные жесты, безупречный деловой стиль – все это вызывало у нее глухое раздражение.

Этот новый Денис – рассудительный руководитель, защищающий интересы проекта – казался чужим в теле ее старого врага. Где подвох? Или… люди действительно меняются?

Соберись, – мысленно приказала она себе.

– Для вновь прибывших позвольте представиться: Денис Чацкий. С прошлой недели я курирую два направления нашей работы – разработку продуктов и юридическое сопровождение.

Он сделал небольшую паузу, давая присутствующим осознать необычность такого сочетания, прежде чем продолжить:

– Да, я понимаю, насколько эти сферы кажутся разными, – его взгляд на мгновение остановился на Алесте, – но в современном цифровом мире именно на стыке технологий и права рождаются наиболее продуманные решения. Я здесь, чтобы помочь нам найти этот баланс.

Его тон был ровным и профессиональным, без намека на прежнюю иронию. Алеста незаметно переплела пальцы на коленях, анализируя каждое слово. Возможно, перед ней действительно был другой человек – или очень талантливый актер. Время покажет.

– Интересно. А можно узнать, что стало с прежним руководителем? – осмелился спросить молодой разработчик с дальнего конца стола.

Чацкий плавно сложил руки перед собой:

– Он принял решение оставить должность по личным причинам. Иногда люди пересматривают свои приоритеты. – В его голосе не дрогнула ни одна нота.

– Или эти приоритеты пересмотрели за него, – шепнула Марина так, чтобы слышала только Алеста.

Та прикрыла рот рукой, делая вид, что сдерживает кашель, и наклонилась к блокноту. Ее рука выводила не заметки, а абстрактные завитки, которые неожиданно складывались в узнаваемый профиль с острым подбородком. Она резко перечеркнула рисунок, когда почувствовала, что Чацкий бросает взгляд в ее сторону.

Его голос, ровный и методичный, продолжал звучать, будто запись давно знакомой пластинки – та, что когда-то играла в школьном радиоузле, пока он объявлял ее фамилию с едва уловимой насмешкой. Теперь эта мелодия раздавалась в стерильной тишине переговорки, и Алеста невольно ловила себя на том, что помнит каждый оттенок этих интонаций, хоть и предпочла бы забыть.

– Итак, – продолжил Денис, переключая презентацию, – помимо основного проекта, мы участвуем в лицензировании нового игрового движка. Здесь юридическая экспертиза будет критически важна. – Его взгляд намеренно остановился на Алесте, и она поняла провокацию: он прекрасно знал о её провальном прошлом лицензионном договоре.

Она сжала ручку, чувствуя, как старая профессиональная обида пересиливает осторожность:

– Если вы рассчитываете на безоговорочное одобрение всех… творческих решений, – голос дрогнул на последних словах, – то сохранили привычку игнорировать регламенты. Как когда-то правила школьного совета.

В комнате повисла неловкая тишина. Марина сжала её локоть – предупреждение запоздало. Денис, явно довольный реакцией, медленно сложил руки:

– Признаюсь, я скучал по этой твоей… прямоте. В корпоративной среде редко встретишь людей, называющих вещи своими именами.

– Комплимент звучал бы убедительнее, если бы не напоминал прелюдию к привычным методам давления.

Их взгляды скрестились – её ледяной и его насмешливый. В этом молчаливом поединке оба перешли границы: он, задев её профессиональную уязвимость, она – вернувшись к школьным конфликтам. Но рамки корпоративной вежливости остались номинально соблюдены.

Марина прикрыла рот рукой, прошептав:

– Кажется, кто-то сегодня умрёт…

Но Денис резко перевёл разговор в деловое русло:

– Вы подготовили заключение?

– Вот, пожалуйста. – Алеста плавно положила папку перед ним, затем наклонилась чуть ближе и добавила так, чтобы слышал только он: – Полный анализ. Специально упростила формулировки. Мало ли…

Пальцы Дениса замерли на титульном листе. Он не поднял глаз, когда ответил таким же тихим, ядовитым тоном:

– Трогательная забота. Кстати, ты ужасно выглядишь. Бессонница?

Она резко переключила слайд, выведя на экран таблицу с красноречивыми параллелями.

– Рассмотрим ключевые риски лицензирования нового движка, – её голос звучал холодно и методично, как будто она читала обвинительное заключение. Денис отложил ручку, его внимание полностью сосредоточилось на презентации.

– Вот сравнительный анализ нашего кода и запатентованных технологий конкурентов. – Алеста указала лазерной указкой на верхнюю строку. – Алгоритм разрушения объектов совпадает на 49% с защищённым патентом "Черного Феникса". Это не вдохновение, это готовый иск на 20 миллионов долларов.

Денис медленно кивнул, его пальцы сложились в замок перед собой. Она видела, как напряглись его скулы.

– Далее, – щёлкнула следующую страницу, где красным горели совпадающие строки, – система ИИ использует те же принципы машинного обучения, что и запатентованная технология "Кадора". Наша текущая лицензия не покрывает…

Она заметила, как Денис наклонился вперёд, вглядываясь в детали. В комнате стояла такая тишина, что было слышно, как кто-то сзади нервно постукивает ногой.

– И главная проблема, – Алеста вывела последний слайд с юридическим заключением, – наш сетевой модуль практически дословно повторяет архитектуру, защищённую патентом "Зификс". Один запрос их юротдела – и мы теряем не только этот проект, но и все контракты с "Вексел".

Тишина стала почти физически ощутимой. Денис не отводил глаз от экрана, его лицо было каменным, но она видела, как дрогнула его нижняя челюсть. Наконец он медленно выдохнул:

– Какие у вас рекомендации? – Его голос звучал ровно, но в глазах читалось понимание всей серьёзности положения.

Алеста почувствовала странное удовлетворение – впервые за все годы он слушал её не как школьную соперницу, а как профессионала.

– Мои рекомендации… – Алеста плавно переключила слайд, где появился четко структурированный план действий. – Во-первых, немедленно приостановить интеграцию спорных модулей.

Она отметила, как Денис записывает что-то в блокнот, его рука двигалась быстро и решительно.

– Во-вторых, наш отдел уже подготовил два варианта решений: – её указка выделила два пункта, – либо полный рефакторинг проблемных систем с нуля, либо переговоры о лицензировании оригинальных технологий. Первый вариант займет 3-4 месяца, второй – дороже, но быстрее.

Денис поднял взгляд:

– Стоимость?

– От двух до пяти миллионов долларов в зависимости от выбранного пути, – Алеста сохраняла бесстрастный тон, но заметила, как у нескольких коллег округлились глаза. – Но это в любом случае дешевле, чем потенциальные судебные издержки и репутационные потери.

– Я подготовила поэтапный план минимизации рисков, – Алеста переключила последний слайд с детальным графиком. – Первые четырнадцать дней – полный аудит кода силами нашей команды и внешних экспертов. Затем…

Денис поднял руку в чётком деловом жесте, но на этот раз без привычной снисходительности:

– Спасибо. Мы выбираем второй вариант – лицензирование технологий. – Он сделал паузу, и в его обычно насмешливом голосе появились новые нотки. – Ваш анализ… впечатляет.

Алеста медленно приподняла бровь, изучая его лицо:

– Как неожиданно. Я была уверена, вы предпочтёте более… творческий подход к решению проблем. Может, даже рискнёте проигнорировать патентное право?

Уголки губ Дениса дрогнули, но теперь это была не прежняя язвительная усмешка:

– В данном случае, – он откинулся на спинку кресла, – мне требуется именно ваша дотошная внимательность к деталям. – Его взгляд встретился с её взглядом. – В конце концов, кто знает толк в поиске чужих ошибок лучше, чем вы?

В воздухе повисло странное напряжение – уже не враждебное, но ещё не дружеское.

– В таком случае, – она плавно закрыла презентацию, – я подготовлю документы для переговоров с правообладателями. К утру. – Её голос звучал профессионально, но без прежней ледяной отстранённости.

Денис кивнул, и в его взгляде читалось нечто новое – возможно, начало того самого уважения, которого она так долго ждала.

***

Совещание подошло к концу. Денис закрыл папку с документами и обратился к команде:

– Спасибо всем за работу. Все свободны. Алеста Дмитриевна, останьтесь, пожалуйста, на минуту.

Когда дверь закрылась за последним сотрудником, Алеста невольно расслабила плечи, но сохранила деловой тон:

– Вам что-то ещё нужно?

Денис отложил ручку в сторону, его движения были спокойными и размеренными.

– Ты сегодня хорошо поработала. Но мне интересно – насколько критичны эти риски на самом деле? Договариваться дорого, а разрабатывать заново слишком долго…

Алеста слегка наклонила голову:

– Ты сомневаешся в моей профессиональной оценке?

– Нет, просто… – он сделал паузу, – помнишь, как перед поступлением ты дважды теряла свой аттестат? – Его голос звучал тихо, почти задушевно. – Кстати, нашёл его в архивах университета. А ещё здесь твоя прекрасная фотография…

Алеста резко выхватила документ из его рук, бумага хрустнула в её сжатых пальцах.

– Когда ты уже вырастешь из этой детской мести? – произнесла Алеста шопотом.

Денис медленно наклонился ближе, его дыхание едва коснулось её щеки:

– Когда ты перестанешь так ярко реагировать. Это… отвлекает. – Его голос звучал мягко, почти ласково, но в глазах читалось прежнее торжествующее высокомерие.

Лёд снова сковывал её грудь. Всё – этот фальшивый тон, этот взгляд, эта ухмылка – всё было по-прежнему. Никаких перемен. Никакого уважения.

Она резко отодвинулась, вставая из-за стола:

– Документы по лицензированию будут у вас к утру. Если позволите, мне нужно готовиться.

Её голос звучал ровно и холодно, как будто последние пять минут не существовало.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

Денис остался сидеть, бессмысленно перебирая страницы папки. В опустевшем кабинете его лицо наконец потеряло привычную маску уверенности.

Он провёл рукой по глазам – жестом, которого никто никогда не должен был видеть, – и вдруг резко швырнул папку через весь кабинет. Бумаги веером рассыпались по полу.

На самой верхней, чуть помятый, лежал тот самый школьный снимок – где они оба, пятнадцатилетние, он держал её за косу, они смеялись над чем-то своим, незначительным и самым важным на свете.

Но это было давно. Очень давно.

Резкий звонок телефона разорвал тишину кабинета. Денис вздрогнул, словно его ударили током. На экране – "отец". Он замер на секунду, затем резко провёл пальцем по экрану.

– Денис Сергеевич, ваш отец на линии… – раздался голос секретаря.

Поза Дениса мгновенно изменилась – спина выпрямилась, плечи расправились, словно перед строевым смотром. Только пальцы, сжимающие телефон, слегка дрожали.

– Соедините.

В трубке воцарилась тяжёлая пауза, затем раздался низкий, холодный голос:

– Ты забыл оставить машину. – Ни приветствия, ни предисловий.

Денис стиснул челюсть:

– Её сегодня пригонят из сервиса. Я же объяснил – больше не пользуюсь вашим имуществом.

– На чём тогда будешь ездить? – голос отца прозвучал язвительно. – На метро? Как простой клерк?

– Если понадобится – пешком пойду. – Денис встал, свободной рукой сминая тот самый школьный снимок. – Я принял решение.

– Решение? – отец фыркнул. – Ты месяц играешь в независимость. Но без меня ты никто.

– Вот и проверим. – Денис резко перешёл на деловой тон. – Если вас интересует только машина – её вернут к вечеру. У меня совещание.

Он бросил телефон на стол, не дожидаясь ответа. В опустевшем кабинете только тикали часы, отсчитывая секунды.

Много лет назад он вложил все свои накопления в стартап своего друга – ту самую игровую студию, которая теперь превратилась в успешный бизнес. Акции давно приносили стабильный доход, позволяя чувствовать себя независимым. Отец до сих пор не знал об этом – Денис специально держал свои инвестиции в тени, наслаждаясь мыслью, что однажды сможет бросить это "Я не нуждаюсь в твоих деньгах" по-настоящему.

Когда друг в шутку сообщил, что "та самая Алеста" подала резюме в их юридический отдел, Денис сначала сделал вид, что едва помнит эту историю. Но вечером перечитал её рекомендации трижды. А наутро неожиданно для самого себя сказал: "Возьми её. Она всегда была чертовски талантлива, хоть и невыносима".

Конечно, он приукрасил, заявив что "специально нанял" её. Но в этом была лишь доля лжи – ведь когда отдел кадров заколебался, именно его голос стал решающим.

Денис бережно разгладил снимок пальцами, задерживая взгляд на двух улыбающихся подростках. Странно – из всех воспоминаний о прошлом, именно это почему-то всегда согревало его больше всего. Он аккуратно положил фотографию во внутренний карман пиджака, прямо над сердцем. Внезапно осознав, что уже несколько минут бессознательно улыбается, он резко выпрямился и потянулся к папке с документами.

Достаточно сантиментов, – мысленно отругал себя Денис, но пальцы всё ещё помнили тепло той старой фотобумаги.

Воспоминание. Кабинет отца.

Тяжёлые портьеры, дубовый стол с золочёной инкрустацией. Отец стоял у камина, его лицо освещалось трепещущим пламенем. Мать сидела в кресле, её тонкие пальцы сжимали хрустальный бокал.

– Ты должен думать о семье, – голос отца звучал как приговор. – О будущем.

Денис стоял навытяжку, но в глазах горел бунт:

– Вы имеете в виду ваше будущее? Ваши амбиции?

Мать даже не повернула головы, наблюдая, как отблески каминного пламени играют в вине:

– Не будь ребёнком. Ты не можешь просто отказаться от обязанностей.

– Значит, по-вашему, обязанность – жениться на первой же девушке из вашего списка? – голос Дениса дрогнул, выдавая боль, которую он тщетно пытался скрыть.

Отец медленно поднялся, его тень легла на сына:

– Либо ты женишься до конца года, либо лишишься всего. По правилам семьи твоя доля перейдёт к тебе только после женитьбы. – Он обвёл сына ледяным взглядом. – Если не способен нести ответственность за женщину, как я доверю тебе бизнес?

Тишина повисла тяжёлым занавесом. Где-то за окном завыл ветер.

Денис стоял у окна, сжимая кулаки:

– Вы разрушили моё будущее, когда заставили меня отказаться от неё.

Мать резко подняла голову:

– О ком это ты?

– Ты прекрасно знаешь о ком я говорю. Вы пригрозили разрушить её карьеру, если я не прекращу отношения.

Отец фыркнул, поправляя манжеты:

– Эта твоя увлечённость из университета? Мы спасли тебя от ошибки.

– Вы поставили меня перед выбором: либо я разрываю все контакты, либо в будущем её рекомендательные письма "случайно" теряются, а заявка в пристижный университет "затеряется" в архивах. – Денис сделал шаг вперёд, его голос дрожал от ярости. – Я согласился. Чтобы дать ей шанс.

Мать отхлебнула вина:

– Она и так уехала бы. Такие девушки всегда…

– Я сам организовал её поступление! – взорвался Денис. – Всё, что я попросил взамен – чтобы вы оставили её в покое.

Отец медленно подошёл:

– Ты либо женишься до конца года на достойной кандидатуре, либо лишишься всего. По семейным правилам…

– Ваши правила умерли для меня в тот день, – Денис распахнул дверь. – Я уже предал единственную, которого хотел видеть своей женой. Больше вам ничего не сломать. Оставьте всё Данилу. Ваши деньги мне не нужны.

Он вышел, хлопнув дверью так, что задрожали фамильные портреты. Мать вздохнула:

– Он остынет и вернётся.

Но отец молча смотрел на захлопнувшуюся дверь. Впервые за много лет в его взгляде мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее уважение.

Глава 4

Туман, осевший на стеклах машин и лужах, скрывал резкие очертания зданий, делая всё вокруг немного сказочным, но от этого не менее раздражающим. В такую погоду всегда что-то происходило. Именно в такие дни начинались новые главы, ломались старые договорённости и выяснялось, что ты всё ещё не отпустил прошлое, каким бы взрослым ни казался.

Алеста шла по коридору офиса с внутренним напряжением, будто каждый шаг отдавался эхом в старых школьных коридорах. Она вспоминала, как в восьмом классе Денис написал на доске формулу любви, подставив туда её имя. Тогда вся школа хохотала, а она стояла, сжимая ручку в кулаке, прикидывая, сколько баллов получит за метание ею в затылок шута. С тех пор ничего не изменилось. Разве что ставки стали выше.

Но не эти мысли выбивали ее из колее больше, она ломала голову и обзванилавала сутками на пролет всех кто мог помоч ей дотяеуться до брата. Ведь он взял себе другогоо юриста отказавшись от ее помощи и отказывался от встреч и звонков. Он всегда был упрямым и считал что сам должен выпутаться из проблем в которых оказался. Он всегда был слишком гордым и глупым. не смотря на всё это из передряг его приходилось вытаскивать старшей сестре.

В обеденном зале её догнала Марина. Та уже знала – подруги чувствуют такие вещи интуитивно.

– Ты его ударила? – спросила она сразу, подавая стакан апельсинового сока.

– Нет. Но мысленно выстрелила. Дважды. С глушителем.

– Это считай даже гуманно, – кивнула Марина. – Он всё ещё смотрит на тебя как на лягушку, которую хочет препарировать?

– Хуже. Как на ту, которая сама его когда-то укусила. И теперь он жаждет реванша.

Марина тихо прыснула.

– Твоя жизнь – это сериал. Жалко, что без рекламы. Хотя… – она наклонилась ближе. – Ты ведь не забывай: даже злодеи иногда превращаются в любовников.

– Нет. Не в этот раз. У нас история без права на жанровые повороты.

Они посидели в тишине. Вдалеке слышался звон посуды и чужие разговоры, а Алеста смотрела в окно, на улицу, затянутую дымкой. В голове крутилась одна мысль: кто-то вернулся в её жизнь слишком неслучайно. И это значило, что впереди не просто буря, а шторм с громами, вспышками прошлого и предчувствием чего-то очень личного.

***

Сквозь панорамные окна лился рассеянный свет – серый, безликий, как и большинство зимних дней. Алеста стояла у автомата, машинально тыкая кнопки. Черный костюм, собранные в тугой узел волосы, бледность – все выдавало в ней человека, который провел ночь за документами, а не во сне.

– Алеста Дмитриевна…

Голос заставил ее обернуться. Марк Соколов, новичок, нервно теребил край рубашки. Его рыжеватые волосы торчали небрежными прядями, а в глазах читалась та самая робкая решимость, которая бывает только у стажеров, еще не научившихся скрывать свои мысли.

– Я мог бы помочь с вашим проектом, – он поправил очки, которые тут же сползли на кончик носа. – В университете я разбирал похожий кейс по патентам…

Алеста вздохнула. Она помнила, его неловкие попытки задержаться после работы, когда у нее был аврал. И особенно отчетливо помнила тот разговор у кулера, когда она, устав от его заботы, бросила: "Марк, у меня есть парень", а он, покраснев до корней волос, пробормотал что-то про "профессиональную солидарность".

– Спасибо, но не надо, – она отвернулась, снова уткнувшись в автомат.

– Но вы же… – он сделал шаг вперед, и в его голосе впервые прозвучала настойчивость, – измотаны! Очевидно, что вы работаете без передышки…

Какой наблюдательный, прям до жути.

–– Дайте мне хотя бы…

– Соколов.

Голос разрезал воздух, как лезвие. Денис стоял в проходе, держа в руках два стакана с кофе. Его темно-синий костюм сидел безупречно, а взгляд – холодный, оценивающий – медленно скользнул с Марка на Алесту.

– Вы в курсе, – он говорил тихо, но каждое слово падало, как камень, – что договор по «Вектору» должен быть у меня через час? Или помощь старшим коллегам теперь входит в ваши обязанности?

Марк побледнел.

– Я… почти закончил…

Денис не ответил. Вместо этого он шагнул вперед, намеренно встав между ними.

– Ой, Денис Леонидович, а кофе-то на двоих… – Ольга из бухгалтерии, проходя мимо, игриво подмигнула.

– Себе взял, – сухо ответил он, прижимая оба стакана к груди. – Соколов, – Денис даже не повернулся, – если через сорок минут не увижу договор – будете объясняться перед гендиром.

Марк кивнул и быстро ретировался, но Алеста успела поймать его последний взгляд – растерянный, обиженный.

Денис все так же стоял рядом, его пальцы слегка постукивали по стаканам.

– Ты… – тихо начала Алеста, но он резко развернулся.

– Работай, Озерская.

Тишина после ухода Дениса повисла плотной завесой. Алеста стояла неподвижно, ощущая на себе десятки любопытных взглядов. Ольга из бухгалтерии, не скрывая интереса, прикусила губу, ее алые ногти замерли над клавиатурой. Молодой стажер из соседнего отдела резко отвернулся, делая вид, что углублен в документы. Даже обычно невозмутимый системный администратор Костя замедлил шаг, проходя мимо с сервером в руках.

Прекрасно. Теперь весь офис будет обсуждать этот спектакль, – мысленно скривилась Алеста, поправляя прядь выбившихся темных волос.

Она медленно направилась к своему рабочему месту, чувствуя, как по спине бегут мурашки. В голове крутилась одна мысль: "Он делает это специально! Хочет, чтобы меня донимали расспросами, чтобы коллеги шептались за моей спиной! Настоящий изверг!"

Кабинетный лабиринт казался сегодня особенно длинным. Когда она наконец добралась до своего стола, то замерла. На аккуратно организованном рабочем пространстве стоял стакан с черным кофе – без сахара, именно таким, каким она всегда пила.

Ее пальцы непроизвольно сжались. Но выбросить стакан под оценивающими взглядами коллег она не могла – это мгновенно стало бы офисной сенсацией.

Она медленно опустилась в кресло, отодвинув злополучный стакан к самому краю стола. Кофе пахло слишком знакомо – тот самый сорт, который она предпочитала ещё в университете. Эта деталь разозлила её ещё больше.

Как будто ничего не изменилось…

За соседней перегородкой послышался шепот:

– Видела? Он сам принес ей кофе…

– Говорят, они когда-то вместе учились…

– Да бросьте, это же просто начальник заботится о подчинённых… – прозвучало с таким сладким сарказмом, что у Алесты по спине пробежали мурашки.

Она громки ударила папкой с документами об стол, прервав этот поток домыслов.

***

Ключ щёлкнул в замке с усталым звуком. Алеста закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и, наконец, сбросила ненавистные ботинки. Они упали на паркет с глухим стуком. Пальто упал на спинку кресла, следом полетел шейный платок. Алеста потянулась, ощущая, как ноют мышцы после долгого дня в неудобной позе за рабочим столом.

На кухне она автоматически включила чайник, но, увидев в шкафчике пачку любимого кофе, передумала. Слишком много кофе сегодня. Слишком много Дениса.

Пальцы сами потянулись к телефону. Экран ожил, показав фотографию с Тимуром на пляже. Его загорелая рука обнимала её за плечи, её смех был таким искренним…

– Тимур, – прошептала она. – Как же мне до тебя дотянуться?

***

Стеклянные стены пропускали рассеянный свет хмурого утра, превращая просторное фойе в аквариум с приглушенными красками. У широкого окна с видом на мокрый асфальт и серые здания, стояла группа сотрудников. Кофемашина булькала, наполняя воздух горьковатым ароматом свежесмолотых зерен. Марк в мятом вчерашнем пиджаке и с тщательно зачесанными набок рыжеватыми волосами, разливал кофе по кружкам.

– Вы видели, как она пару дней назад вышла из его кабинета? – Лиза, секретарша с идеальным маникюром и слишком яркой помадой, прикрыла рот ладонью, но ее шепот разносился так, будто она говорила в микрофон. – Дверь закрыта, жалюзи опущены, и вдруг – бац! – она выходит, волосы растрепаны, губы поджаты…

– Говорят, они вместе учились, – Коля из IT, высокий парень в растянутом свитере и с наушниками на шее, громко вставил, будто комментируя спортивный матч. Он помешивал ложкой в своей кружке, но глаза его скользили по лицам собравшихся, вылавливая реакции.

Тишина.

Алеста стояла в дверях.

Она не вошла – она появилась, как будто материализовалась из воздуха. В своем строгом черном костюме, с волосами, собранными в тугой узел, она казалась холодной и неуязвимой. Но те, кто знал ее давно, могли бы заметить едва заметную дрожь в пальцах, когда она сжала папку с документами.

Разговоры оборвались так резко, что даже кофемашина на секунду замолчала, будто испугавшись.

Марк вскочил, задев стул.

– Я… я вам кофе сделал, – он протянул кружку, и его голос дрогнул. – Вы вчера говорили…

Алеста едва заметно замерла, когда он протянул ей кружку. Пар поднимался над темной жидкостью, обжигающе горячей – совсем не такой, как ее пальцы, похолодевшие от внутреннего напряжения.

– Спасибо, не нужно, – голос прозвучал мягко, но с той самой интонацией, которая заставляет отступить. Она даже не повернула головы, лишь слегка отвела плечо, когда он оказался слишком близко.

И прошла мимо.

Кофе так и остался в его руке – горький, ненужный, остывающий.

Лиза фыркнула, играя с браслетом на запястье.

– Ну конечно. Теперь она только с начальством кофе пьет.

Пластиковая кружка в руках Марка треснула.

Тишина снова натянулась, как струна.

И тогда встала Марина.

Она не вскочила, не повысила голос. Она просто поднялась со своего места, поправила складки на бежевом кардигане и медленно подошла к Лизе.

– Лиза, – ее голос был тихим, почти ласковым, но в нем читалось что-то опасное. – Ты всегда столько ерунды говоришь, когда завидуешь?

Лиза открыла рот, но Марина уже отвернулась.

Она подошла к Алесте, стоявшей у окна, и тихо спросила:

– Ты могла бы и сама что-то сказать. Зачем давать им повод?

Алеста не ответила сразу. Она смотрела в окно, где дождь стучал по стеклу.

– А есть ли в этом смысл, Марин? – наконец сказала она, и ее голос звучал устало. – Что бы я ни сказала – у них уже готова версия. Пусть верят в то, что хотят. Мне сейчас не до них.

Марина сжала губы. Она видела, как ее подруга, всегда такая сильная, теперь держится из последних сил. И самое страшное – она не знала, как ей помочь.

Вспомнила, как три дня назад умоляла дядю-судью помочь брату Алесты.

Рассмотрим, разберёмся – вот и вся помощь.

***

Долго избегать Дениса Алесте не удавалось. Он словно чувствовал её график, будто заранее знал, когда она останется одна в офисе, когда у неё не будет причины отказаться от встречи. Вызывал по любой мелочи: то отчёт требовал перепроверить, то правки по договору уточнить, то обсуждал надуманные риски, которых не существовало.

Кабинет тонул в полумраке. Мягкий свет настольной лампы выхватывал из темноты массивный стол, заваленный папками и документами. За окном ночной город мерцал холодными огнями, их отражение скользило по полированной поверхности стола, как по чёрному зеркалу.

Раздался резкий стук в дверь – чёткий, без тени нерешительности.

– Войдите.

Дверь распахнулась, и в проёме возникла Алеста, залитая светом из коридора. В руках она сжимала папку с исками, которые он требовал к утру.

– Озерская, уже подготовила иски? – его голос звучал лениво, но взгляд был острым, сканирующим. Он скользнул по её лицу, выискивая малейшую реакцию: сжатые губы, тень раздражения в уголках глаз, лёгкое напряжение в плечах.

Денис жестом пригласил её войти. Она шагнула внутрь, дверь закрылась за ней с тихим щелчком, и кабинет снова погрузился в полумрак. Теперь в нём было только два островка света: его лампа и её фигура у стола.

– Само собой, – её голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь.

– Садись, – предложил он, указывая на кресло напротив.

Алеста осталась стоять.

– Я ненадолго. Вот иски.

Она сделала два чётких шага вперёд и положила папку точно в центр стола, словно расставляя границы. Не приближаясь лишний раз.

Денис облокотился на стол, сложив пальцы домиком. Его белоснежная рубашка с расстёгнутым воротом открывала чёткие линии ключиц, а галстук, снятый и небрежно брошенный на спинку кресла, казался единственной нотой хаоса в этом безупречном пространстве.

– Между нами снова искрится… профессионализм, – его губы дрогнули в полуулыбке. – Надеюсь, мы не убьём друг друга. Хотя бы не в первую неделю.

Алеста слегка приподняла подбородок.

– Всё зависит от тебя, Чацкий. Если будешь вести себя прилично – возможно, доживёшь до конца квартала.

Она развернулась и вышла, не дав ему времени на ответ. Дверь захлопнулась за ней с тихим, но выразительным щелчком.

Денис остался один. Его пальцы сжали ручку так, что пластик треснул.

Воспоминание.

Дождь бил в стекло отельного номера, словно пытался вымыть правду из темноты за окном. Мягкий свет экрана выхватывал из полумрака мужчину в потертой черной футболке, свободных джинсах и потрепанных белых кроссовках. Он резко отодвинул ноутбук, и свет дрогнул, скользнув по его резкому профилю – высоким скулам, напряженной челюсти, едва заметной тени щетины.

Его пальцы с коротко подстриженными ногтями замерли над клавиатурой на мгновение, затем начали нервно выбивать ритм по крышке устройства. В этом стуке слышалось раздражение, сдержанная ярость профессионала, столкнувшегося с чужой игрой.

– Его подставили, – голос звучал ровно, но в этой ровности таилась опасность. Он щелкнул пальцем по экрану, выдвигая вперед строки кода. – Логи по входу в систему дочерней компании ваших родителей подменили. Слишком чисто для любителя. Слишком… профессионально.

Денис стоял у окна, наблюдая, как капли дождя сливаются в серебристые потоки на стекле. Его отражение – высокий силуэт в тёмном свитере, резкие скулы, собранные в тугой узел мысли – казалось призрачным в этом полумраке.

– Кто? – спросил он, не отрывая взгляда от города.

– Аутсорс-команда с биржи. Платежи шли через анонимный сервер, но… – собеседник замялся, поправляя галстук. – Есть человек, который может пробить цепочку. Только это вне закона.

Уголок губ Дениса дрогнул в усмешке. Он наконец повернулся, и свет из окна упал на его лицо, подчеркнув холодный блеск в глазах.

– Мне не привыкать.

Настоящее

Тишина. Только тиканье настенных часов нарушало безмолвие. Денис откинулся в кожаном кресле, запрокинув голову. Потолок с геометрическим узором казался сейчас картой его мыслей – запутанной, с множеством тупиков.

Его пальцы автоматически потянулись к переносице, сжали её – старая привычка, когда нужно было собраться. В голове сплетались нити плана в тугой, болезненный узел:

Спасти её брата – значит получить рычаг. Но не только.

Он закрыл глаза, представив отца в кабинете их особняка.

"Брак, Денис. Для репутации семьи".

Холодный тон, взгляд поверх очков.

Алеста… Она была идеальным кандидатом. Не та, кого хотели бы его родители – не покорная кукла с безупречными манерами и фальшивой улыбкой. Нет. Живая. Злая. Непредсказуемая. Та, что смотрела ему в глаза, не опуская взгляда.

Месть? Возможно. Но ещё и шанс. Шанс на… что именно? Он ещё не решил.

***

Алеста стояла на крыше, опираясь локтями о бетонный парапет, покрытый мелкой сеткой трещин. Внизу, на полупустой стоянке, редкие машины блестели под жёлтым светом фонарей, словно брошенные драгоценности.

После каждой встречи с Денисом воздух в офисе становился таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом. Невысказанные слова висели между ними тяжелыми облаками, а напряжение сжимало горло, словно туго затянутый галстук.

Только здесь, под открытым небом, где ветер играл с ее волосами, она наконец могла вздохнуть полной грудью. Пальцы привычным движением освободили каштановые пряди от резинки, и шелковистые волны рассыпались по плечам, будто сбрасывая с себя оковы. Она запрокинула голову, чувствуя, как ветер ласково треплет распущенные локоны, унося с собой остатки дневного напряжения.

Здесь не было ни строгих правил, ни его пристального взгляда, ни этого невыносимого чувства, будто она снова и снова заперта в клетке собственных сомнений. Только небо, ветер и долгожданная свобода.

– Ты жива? – раздался за спиной лёгкий стук каблуков по бетону.

Марина подошла и облокотилась о перила рядом. Её непослушные рыжие волосы были распущены и развивались на ветру, как пламя. В руках она держала два стакана – от одного тянуло горьковатым ароматом свежесваренного кофе, от другого – терпким запахом виски. Её бардовое платье-футляр обтягивало стройную фигуру, но выражение лица было далеко от офисной строгости.

– Если он хотел просто поиздеваться, то выбрал странный способ, – протянула Марина стакан с кофе. – Три вызова за день, два "случайных" столкновения у кулера… Уже похоже на плохой роман.

– Это не флирт, – Алеста сделала глоток, напиток обжёг горло, заставив слегка поморщиться. – Это пассивно-агрессивный вызов на дуэль. Ты только представь, сколько ему стоило притвориться серьёзным руководителем. Внутри он всё тот же самовлюблённый мальчишка, который в школе подкладывал кнопки на стулья.

Марина прищурила свои зелёные глаза, наблюдая, как пальцы подруги сжимают стакан до побеления костяшек.

– Знаешь, – она сделала паузу, облизнув капельку виски с губ, – ты говоришь о нём слишком много для человека, который его "ненавидит".

Алеста фыркнула, и ветер унёс этот звук в ночь:

– Это профессиональный интерес. Врага надо знать в лицо.

– Особенно когда у врага эта чёртова ямочка на щеке, – Марина ухмыльнулась, поправляя развевающиеся на ветру волосы, – подтянутая фигура, от которой даже у меня сбивается дыхание, и обворожительная улыбка, будто он знает, как сводит женщин с ума. – Она с раздражением потянула воздух носом. – А ещё этот его проклятый парфюм, который пахнет дороже, чем моя месячная зарплата, волосы – будто только из рук стилиста, и, конечно, безупречный вкус на вещи… Чёрт, он даже в простой рубашке выглядит так, будто только что сошёл с обложки глянцевого журнала…

– Марина…

– Ладно, ладно, – подруга подняла руки в мнимой сдаче. – Просто забавно наблюдать, как ты кипятишься. Как в начальной школе и универе, помнишь?

Алеста отвернулась, снова глядя вниз. В этот момент на стоянке появилась знакомая высокая фигура – Денис вышел из здания, его тёмное пальто развевалось на ветру. Он сделал несколько шагов, затем внезапно остановился и поднял голову – будто чувствовал её взгляд на себе.

Сердце Алесты неожиданно ёкнуло. Она инстинктивно отпрянула от края, спрятавшись в тени вентиляционной шахты.

– Идём, – резко сказала она. – Уже поздно.

Марина вздохнула, но последовала за ней, их каблуки отбивали нервный ритм по бетонному полу. Ветер подхватил и унёс последние слова подруги:

– Ты хотя бы признайся себе, что это уже давно не просто ненависть…