Несенин

Размер шрифта: 13

Автор: Дзержинский Роман Игоревич, к.т.н., доцент,

Редакторы: Дзержинская Елена Анатольевна, Дзержинская Мария Романовна.

Издается в авторской редакции.

Обложка:

Форзац – Волков Е.Е. «Вид в окрестностях Пахры» (товарищество передвижных художественных выставок); из собрания К.И.Джанелидзе;

Нахзац – Степанов А.С. «Лоси едят сено зимой», эскиз (товарищество передвижных художественных выставок).

Предисловие

Хор, Оркестр, гастроли, Армения, ’’Mecca Мира” Карла Дженкинса. Большой человек в начищенной до блеска обуви и отглаженных брюках с лампасами, с милой женщиной. – Вы как Генерал пошутил Я. – Советник Юстиции Роман Дзержинский, всё правильно, ответил большой человек.

Так Я познакомился с автором книги, в которую Вы скоро погрузитесь. Так началась история познания глубин человека. Позже Я узнал, что Роман Игоревич заведующий кафедрой прикладной математики РТУ МИРЭА и ещё и ещё многое и интересное сочетанием несочетаемого. Я рассказал, что работаю медиа композитором и много занят в кинопроизводстве. И снова произошло неожиданное. Роман сказал, что с давних пор увлекается художественным свистом и будет рад быть полезным для саундтрека к какому-нибудь фильму. Однажды раздался звонок от музыкального продюсера кинокомпании Дениса Евстигнеева. Попросили написать заглавную тему к сериалу, где главный музыкальный инструмент – это художественный свист. И мы с удовольствием поработали вместе над созданием оригинального звучания мелодии. Шло время, мы периодически переписывались, наши орбиты не пересекались, но где-то рядом параллельно вращались, как, однажды, поступило сообщение со стихотворением Романа. Коллеги и друзья присылают много образчиков своего творчества и мне в силу загруженности часто тяжело переключаться на другие вибрации. И вдруг прочел стихи и незаметно был перемещен в мир абсолютной красоты, глубины, нежности, человечности, простоты и одновременной сложности. С большим запасом разнообразия словесных и образных конструкций. Очень музыкальный мир – певучий. Имеющий свой музыкальный грув. О природе, о делах житейских, о мечтах и конечно о любви:

’’Багряный лист калины горькой
В пруду с кувшинкой небо пьет.
Ночной туман над тихой речкой
Побег крапивы жгучей бьет.
И как поэту не стараться,
Словами не опишешь ты
Закаты полные печали
Осенней стылой наготы.
Клин улетает одинокий,
В ветрах горелый горький тлен,
И мысли о любви далекой
Давно тебя сковали в плен”.

Я связался с Романом Игоревичем и посоветовал однозначно расширять границы богатства поэтического дара. И Вы знаете, был услышан!

Завидую людям, которые, пройдя такой длинный и объемный жизненный путь, могут с лёгкостью мальчишки начать творить произведение за произведением.

Приятного чтения. Уверен, что Вы улыбнетесь и поразитесь ещё одной грани большого человека, в котором спрятана огромная вселенная.

Кинокомпозитор,

Член российского музыкального союза,

Лауреат премий Российской Федерации

Дмитрий Даньков

«Для обелиска монотонно…»

Для обелиска монотонно
Теченье лет.
И не волнует безусловно
Стремление ветр.
Напор дорог, хор проводов,
Мельканье зим.
Свинец угрюмых облаков —
И бог бы с ним
Клич журавля, молитва, песня
– Чепуха
И поминальная записка
– лишь труха

«Потихоньку заметает…»

Потихоньку заметает
Улицы шальной циклон
Пик невзгоды поджидают
Таксист, дворник, в Зоо слон.
Ожидаются осадки,
Образуется покров.
Не забудьте на двери новый хромовый засов.
А к тому же помятуйте
Нахлобучить валенки.
Хоть они и молью биты
Подойдут для Вареньки

«Слагаю сагу про топаз…»

Слагаю сагу про топаз,
Про глубину родимых глаз,
Про необъятность бытия,
Не избирательность огня,
Случайность жизни,
Выси гор,
Закаты солнца,
Звёздный тор.
Про позабытые дела,
Да и про жаркие тела.
В энциклопедии судьбы
Не обойтись мне без борьбы.
Отбросив сотни нужных дел,
За поэтический удел,
За понимания себя,
И силы вожделения.

«В инспекции налоговой я в ступе воду ткну…»

В инспекции налоговой я в ступе воду ткну
С собою документы, что я не слон, примкну.
О том как ночи длинные в Макарово провел,
Какие книги умные в тени садов прочёл.
О том, что все соседи растили лопухи,
И о овчарке Феде,
Что любит потрохи.
Как трактор мой тревожил
Общинный кислый дух.
Как козочку стреножил,
Что прыгала вокруг.
Бездонные колодцы вкруг дома городил,
Но кроме геморроя, воды не находил.
О залежах полезных, ненужных ща вещей.
О корабле «Еленка», что не было мощней.
Такие, в прочем, басни
В налоговой во вред:
Пеней они добавили и штраф за пару лет.

«Время ссудного дня завершает отсчёт…»

Время ссудного дня завершает отсчёт.
Время ссудного дня – зачёт, незачёт.
Для ура-демагогов, негодяев, скотов
Этот миг опрокинуть кормушку готов.
На крови теоретикам спекшихся душ
Вспышка мир тот расплавит, будь ты дюж иль не дюж.
Испарит он страданья обманутых.
И наполнит рыданьем притянутых.
Безутешней всего ожидают развязки,
Те, кто знал, понимал, не рассказывал сказки.

«Хриплый, прозрачный, вороний лесок…»

Хриплый, прозрачный, вороний лесок.
Чёрные ветви топорщат опушку.
Птичий щебечущий плотный комок
Вкруг облепляет Елей макушку.
Прокл на дворе,
Но какой санный путь?
Небо ласкает зелень озИмых
И в отражении зим нелюдимых
Переплетается в дождика муть.
Стройно, с укором, смотрят леса,
Скинув остатки летних обносок.
Солнце заглянет: вот это краса!
Но не задержится и вновь в небеса.
Хмарь разливает туман-недоносок.

«Между картин и конфет…»

Между картин и конфет
Этот давний букет.
Я им дорожу.
Я плачу, мечтаю, дрожу.
Отблеск чистой любви.
В астрал зашедшее солнце.
Но я увижу, я жду
Луч бесподобный от донца.
Нет, он не выцвел в край.
Едва различим аромат.
Единственный, напоминай!
Взглядом коснись не впопад!
Этому мигу рада, я для него живу.
Новый аккорд любви, новое рандеву.
Я верю в символ судьбы.
Как его обмануть?
Не запылился бы,
Смогу я тебя вернуть.

«Падает снег…»

Падает снег.
Заметает на век
Чувства и предвкушения.
Падает снег
Пушистостью век
Ты создаешь настроение.
Тихо с неба, белёсо дрожа,
Не поддаются забвению,
Кружатся рядом
О ветки шурша
Мысли и откровения.
Нам не понять их истинный смысл.
Он в красоте их создания.
Но восхититься, вздохнув их наплыв, —
Вот их начертания.

«Метель в окошечке играет…»

Метель в окошечке играет.
И заметает санный путь.
Душа болит и позволяет
Твой лик метели заметнуть.
Зачем, зачем опять страдания,
Жизнь на разрыв в потемках встреч?!
Пусть снег закроет обещание,
И льдом покроет ожидание,
К чему мне это все беречь?
Замерзло в глыбу все былое.
И не разбив не увидать!
Но в небе солнце!
И немое, забытое и потайное
Под звон капели ждет опять,

«Заснежены серёжки…»

Заснежены серёжки
У клёна на опушке.
Сосна о лёд прозрачный с утра иголки трет.
На ёлочной верхушке
У леса на макушке
Снегирь, певец прелестный: нам песенку поёт:
Какие в бору шишки,
На лыжах ребятишки
Летят с окрестных гор,
Куда побрёл сохатый
Небритый и рогатый,
В кустах дрожит как вор,
Как заяц для зайчихи выпрыгивает вверх,
Какие пируэты
Выписывает стерх,
Как всё зимой прекрасно,
Как радостно в лесу,
Как он на днях отважно
Взял, обманул лису!

Распорядок

А мне бабушка сказала, «вечером у нас балет»!
А что дедушка придумал: того не было и нет!
Что И3О по пятницам,
Ясно даже яйцам!
На английский поспевать —
Вторник, ровно в два-ноль пять.
Плаваю в субботу,
(хотя играть охота).
В воскресение с седлом
Едем прям на ипподром.
Понедельник мне мигает —
(бабушка – то отдыхает,
а то откуда все идёт?
На лектории ведёт.)
Словом, очень устаю!
Утром рано я встаю.

«Надо, чтоб два раза в год…»

Надо, чтоб два раза в год,
Точно, не наоборот,
Полезал нам прямо в рот
Верных мыслей бутерброд.
От компьютера привстань,
Подними десницу,
Из- под древней пылью с штор
Прочитай страницу.
Там Равин – рабэн так-гор,
Жизни рассмотрев забор,
Складывает пиццу.
Плюнь на мышку,
Разотри, кинь ее в окошко,
Посиди еще часок.
Почитай немножко.

«Семья – мой бастион/ любимый и единственный…»

Семья – мой бастион/ любимый и единственный,
Стенами окружен в Чертаново таинственном.
На страже, у ворот
Сидит Чеширский Бася-кот
Бюджет у сказки уж не тот,
Злато с цепи попало в рот
(и там естественно живёт
мёд- пиво, крабов, мясо жрёт,
а может быть наоборот,
кто разберёт!?)
Словом славный, быстрый кот
(сосиски точно унесёт
тем, кто моргнёт)
Для внешнего общения
Обучен, без сомнения
Немного правда глуховат,
Но в совершенстве знает мат
И требует быстрей поесть
Наш горячо любимый тесть.
На кухне, в горнице, везде:
Где указания можно дать,
Постричь и уложить поспать
Везде красавица жена,
Она ж семейная казна,
Пекарь и доктор,
И юрист, немного и авантюрист,
И автор лучших в мире щей
(их мне немножечко налей).
О книгах может наша дочь
Рассказывать всю напрочь ночь.
В уме считает бабки сын
(да и не только он один).
Для сбора разведданных,
Побора злачных мест,
В составе целой группы
Не ясно покамест,
Направлена на рынок,
Но все притащит в дом,
Родная мама-теща,
Короче, Управдом.

«Для книжки я пишу стихи…»

Для книжки я пишу стихи,
Спешу за мыслью, как могу.
Во чреве правил требухи
Поймаю рифму- и бегу.
Летит фантазия быстрей,
Чем куча запятых.
Поставить фразы покучней
Попросит понятых.
Мой школьный педагог-русист
Вращается в гробу,
Но столько нужных правил я вспомнить не могу.
И чтобы это все издать,
Хоть мелким тиражом,
Супруге надо день ваять
С толковым словарем.

«Поверх грязи истоптанных троп…»

Поверх грязи истоптанных троп,
На подтаявший, в жилках, сугроб,
На набухшую слякоть дорог,
И на птичьих кормушек полог,
На перила к замёрзшей реке,
На макОвки церквей вдалеке,
На духмяное сено в базу,
На бельё в огромном тазу,
Белым пеплом замёрзших надежд,
Для рождественских зимних одежд,
Для морозов, что ночью крепки,
Для прощаний, что так нелегки,
Постоянства, из вЕка в век,
Засыпает вселенную снег.

«Вечерело. Вечерело…»

Вечерело. Вечерело.
Сине-серым овладело.
Затянуло сизым пленом.
Закидало снежным тленом.
Пихт верхушки раскачало.
Печных труб забормотало.
Замело пути-опушки.
Гроздь рябин как побрякушки.
Тонким инеем умыло.
Темнотою все накрыло.

«Ветер пену с волн срывает…»

Ветер пену с волн срывает,
И кидает на причал.
Камни стонут под ударом,
Добрый ветер одичал.
Волны строй крепчает к ночи,
Тьму срывает с маяка.
Бесовщину в небе носит,
Горе, горе морякам.
На безлюдном и холодном
Каменистом берегу
Птицам съёженным подобный
Усидеть я не могу.
Больше ветер не шуткует,
Снисхождения не жди,
Рвёт одежду и лютует,
То ли будет!
Погоди!

«Вы говорите, что хладно зимой…»

Вы говорите, что хладно зимой,
То, что сугробы на доме горой,
Реки закованы в форт берегов.
В это и я согласиться готов.
Если взлетишь ты над полем протяжным,
И это, правда, кажется важным:
До горизонта пустыня из льда.
Всё беспросветно, и в этом беда.
Но неизбежным является факт,
Снег на оси земли сделает так,
От перегрузки наклонится ось!
Хочешь – не хочешь, но всем довелось
Торжествовать на весенних прогалинах
Песнь соловьёв услыхать на развалинах
Грозной и мощной, беспощадной зимы!
Воспарим, возгордимся, товарищ, и мы!
Бурным потоком смыть старый лёд!
Праздновать жизнь!
Всё стремится вперед!

«Мой тихий двор ломают…»

Мой тихий двор ломают.
Правительство Москвы.
Тут гаражи мешают,
С войны полны ботвы.
В далеком 41-м тут дед столярничал,
Когда из репродуктора всем Молотов сказал:
«Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!»
Обратно не вернулся, покончив с той войной.
Пока не победили, и много-много лет,
Дрова мы здесь хранили
И в этом наш секрет.
Топить – то чем – то надо,
В Окнах голимый лёд,
Под холод улетало
Дров, даже если жмот.
Москва росла, крепчала,
И раннюю весной
Дворянский коммунальный
Преставился дом мой.
И старой липы плетень,
Прудок и тополя —
Всех порешил бульдозер
Москвы генплана для.
В неясное Чертаново
Нас жребий утащил.
Дровник в углу остался.
Он стройку не прельщил.
Отец работал рядом,
И если был простой,
Сюда он приходил
Побыть самим собой.
На верстаке дубовом, что может мастерил,
Для новой для квартиры
Он мебель сотворил.
Меня, ещё парнишку, к труду он побуждал:
Топор, пилу, рубанок держать он приучал.
А в новых – то районах – сарай?
Вы что!!! Ни – ни!!!
Так вот, с отцом таскались сюдой все эти дни.
У века тоже вечность
Стучит сухой рукой.
Прощай сарай, родной мой,
Прощаюсь со слезой.

«Во тьме и сильной метели не слышно хрипа коня…»

Во тьме и сильной метели не слышно хрипа коня.
И ветер, он всё сильнее, как бы не сдул с гребня.
Залеплена в смерть попона,
Башлык не стряхнуть ото льда,
С эфеса блестит корона,
Она лишь моя звезда.
Со мною пол-эскадрона
В последнем сошлись бою.
С красными ль, с зелёными,
В конном и пешем строю.
Схватились у перевала —
Там ветер в уши бузит.
Под выстрел и звук обвала,
Где конь и сапог юзит.
Мы сами из-под Мамона,
Дороги назад нет.
Там сёла до горизонта в красный залиты цвет.
Там капает кровь с иконок,
И в сердце стучит гарь.
У Чохого ждет шаланда,
А в ней у руля главарь.
Мы вольного Дона хлопцы,
Нас с кондачка не взять,
И в том бою скоротечном
Пришлось все нагану решать.
И вот я один остался.
В рассвете блестит Инал.
Уж чтоб он меня долждался,
И только бы я не упал.

«Зацвела сирень в округе дружно…»

Зацвела сирень в округе дружно.
Раньше та, что вдали от реки.
Приходить поздним вечером нужно.
Налетают к ней вкруг мотыльки.
Под дыханием тёплого ветра
Совершают свой дивный обряд.
В ярком свете настолбовой лампы,
Что весят по околице в ряд
В субботею, усталый и датый
Ты пойдёшь с молодой на село.
И сирень волною цветной
Заметает, окрест все бело.
Среди пышных, махровых, трехпалых
Те кусты, что сажал мой отец.
И хотя кустов этих мало,
Для меня их сияет венец.
Подхожу, их поглажу рукою:
«Как вы с мамой?
Вы вечно со мной!»
Постою с седой головою,
И обратно уеду домой.

«Сколько горя и слёз ты видала…»

Сколько горя и слёз ты видала.
Сколько счастья и чистых молитв.
С храмовых пьедесталов взирала,
Проводила на сонмище битв.
Над высокой твоей головою
Отгремела вселенная гроз.
И ведомые души тобою
Воздыхали цветение роз.
Сколько раз беспощадной рукою
Разбивали священный алтарь.
Закрывали своею душою
Прихожане тебя и псалтырь.
Уцелела ведомая богом
В беспощадном гремучем огне.
В полумраке священных хорОм
Обращаясь к тебе и ко мне.

«Старинной сказки воплощение…»

Старинной сказки воплощение.
Держу в перстах своей руки.
Восторг, испуг и восхищение,
Коснись наитию вопреки.
Он оживёт, и как в Багдаде
Творил когда-то чёрный джин.
Твои желания исполнит.
Он бесподобен, херувим.
Но с этой пагубной минуты
Не сможешь без него ты жить.
И чтоб отправится куда-то,
Его ты должен опросить.
Зарытый в арыке запасец
Он знает весь наперечёт.
И как несётся в поле заяц,
От глаз его он не уйдет.
Рабом ты станешь очень скоро.
Где раньше был, а где был он?!
И имя его превозносишь – всесильный господин АЙФОН!

«Ничевей всех ничивых!..»

Ничевей всех ничивых!
Мой девиз – девиз крутых!
Как живётся? Ничего?
И ответ – лови его!
Всё так гладко оттого
Что всё по жизни ничего!
Хватит ничивых своих!
Не ведёмся на чужих!
Ничивей я не начну,
Если не спрошу жену,
А ей не надо ничивых,
Хватит милых и своих!

«Ты видишь свою жизнь в бою?..»

Ты видишь свою жизнь в бою?
И локоть друга ощущая,
Вселенную окрест ломая,
Стоя у смерти на краю,
Подругу вспоминать свою?
Терять друзей на полувздохе,
Предательство вгоняя в гроб,
И понимать – тобою крутит
В Америке какой-то жлоб.
Сметать границы и преграды,
Чтоб возвести их вкривь и вкось?
Такой судьбы, увы не надо.
Пойми, с чего вне началось.

«Ода воротнику…»

Ода воротнику.
Воротник мой воротник!
Ты не генеральский.
С ним я головой поник,
Ведь он не бахвальский.
Воротник для сана важен
И без разрешения
Мне каракуль не носить,
Есть такое мнение.
Если ты какой крутой,
Если ты заведующий,
Ворот нужен не простой,
Ворот нужен отложной,
Ежели ты не сведущий!
С длинным ворсом воротник, для ответ-работника,
Его стоит отстегнуть ради, там, субботника.
Толи дело капюшон:
Проще и понятней он!

«Туманная серость Кавказа…»

Туманная серость Кавказа.
Сплетение буковых крон.
Гортанная прелесть рассказа.
Сырой самшитный озон.
Коварные склизкие склоны.
Неистовость бурных рек.
Рыбацкие дальние боны.
И облака ветренный бег.
Прозрачность пирсов и пляжей.
Порывистость сумрачных бурь.
Урывки щедрого солнца.
И чистого неба глазурь.

«А если ваше вдохновение…»

А если ваше вдохновение
Имеет вдруг обыкновение
После тостОв и оливье,
Осетра в соусе «новье»,
Колбаски, сортов где-то пять,
Жульены не забыть подать,
Язык кручёный заварной,
Корзина с сыром, боже мой,
Грибов под гнётом не считать,
Картохи тоже накидать,
Под яблоком шкворчливый гусь,
Назвать паштеты не берусь,
Под мелодичный звон бокалов
Чего-то вам ещё вещало!?
Читатель трезво уяснит:
Чего-тут поэт темнит.

«Моя дорогая „Сомнамбула“!..»

Моя дорогая «Сомнамбула»!
Как мало стихов для тебя!
Ночами ты их редактируешь,
Кудряшки свои теребя.
И мягко, дружески коришь
За рифм корявых разбег.
В метро наизусть ты их вторишь.
Я верю, так будет вовек.
Супруг тебе гадкий попался,
И денег домой не несёт.
Как препод – вообще обо. ся
И только из дома берёт.
Но чистой и светлою верой
Ты торишь ему санный путь.
И про гонорар неизбежный
Молю тебя, не забудь!

«ЖадЁн анапский отельер…»

ЖадЁн анапский отельер.
Да и не просто им назвался.
Его бы выпустить в вольер,
И с тигром там бы он тягался.
А если бросить мяса шмат,
Совсем не ясны результаты —
Ведь он не просто, скажем, жмот
Он хищник, тигр точно б сдался.

«Зачем стихи я сочиняю?..»

Зачем стихи я сочиняю?
В хоре похвастать, что силён?
О нет! Я, правда, понимаю
С минутой каждой приближаю
Свой самый главный рубикон.
Как посмотреть на мир глазами
Закрытыми, увы навек:
Стих прозвучал – и снова с вами
Я как обычный человек.
Моё открытие интонаций
Мой смех и гнев, моя любовь
Доступны станут в понимании.
Прочтите вслух! Прочтите вновь!
Как перекручены серёжки
Берёзки ласковой моей!
Какие веточки и стёжки,
Что снится посреди полей?
Какие песни ветр доносит,
О чем сороки говорят,
Осень печаль зачем приносит?
И кто восходу громче рад?
Как мелодичен по закату
Протяжный колокольный звон!
И как ласкает слух весною
Птиц не стихающий гомон.

«Весь тихий пушистый снег…»

Весь тихий пушистый снег
Какой удалось скопить,
В сегодняшний сумрачный день
Зиме пришлось подарить.
В полях снежная мгла
И наста ковёр окрест,
И белые шапки ветвей
Серость накрыли мест.
Сухановских сосен арки
Напущены пухлым покровом.
Сугробы от фар ярки.
И ёлки во всём новом.
Бурьян ко льду пригнулся ваткой.
Шоссе порвали трассы проводов.
Иначе как назвать всё это сказкой

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры