Шепот судьбы

Глава 1

Пролог

Предательство убивает.

Не сразу.

Сначала – внутри. Как яд, который медленно растекается по венам, заставляя тебя сомневаться в каждом воспоминании, каждом слове, каждом прикосновении.

Потом – снаружи.

Я помню, как ломались мои кости. Как рвались мышцы, будто я была только тряпичной куклой, не живым человеком. Помню, как горячая, густая кровь стремительно покидала меня, унося с собой остатки надежды.

Но больше всего – я помню боль.

Та, что стирает дыхание.

Та, что не помещается в теле и лезет наружу, как крик.

Она началась задолго до того, как поезд раздавил моё тело. Думаю, я умерла раньше – когда поняла, что он предал. Когда осознала, что всё было ложью.

Смерть была лишь финальной точкой.

Я всегда верила, что всё можно исправить.

Если постараться.

Если не опускать рук.

Я цеплялась за это убеждение, как утопающий за дощечку в море. Глупо. Упрямо. По-детски.

Алексей называл это слепой верой.

Улыбался, целовал меня в висок и говорил, что любит именно за это.

Я верила и в это тоже.

Когда я узнала об измене, у меня под ногами затрещала земля.

Но я не ушла.

Я следила. Выяснила, кто она.

И всё внутри меня оборвалось, потому что это была моя подруга.

Та, с которой мы плакали на одной кухне.

Та, которой я доверяла.

Я хотела сначала поговорить.

Глупая привычка – искать диалог, когда мир уже рухнул.

Алексей клялся, что всё осознал. Что это была ошибка. Я простила. Мы сделали вид, что склеили осколки. Но трещины никуда не делись.

Потом была история со страховкой.

Мода такая пошла – страховать жизнь на фоне терактов.

Мы вместе заполняли документы. Подписи – его и моя – на одном листе. Он так уверенно держал ручку, будто подписывал не страховой договор, а приговор.

Мне тогда это показалось забавным.

Сейчас – нет.

Он стал мрачным. Отстранённым. Как будто жил не здесь, не со мной, а в каком-то другом измерении. Я старалась – злилась, смеялась, делала глупости. Всё, чтобы вернуть его. Чтобы он снова смотрел на меня как раньше.

Я даже пригласила его на кинофестиваль.

Это должно было быть что-то наше, личное.

Я собиралась рассказать ему важную новость.

Новость, от которой всё должно было измениться.

Но мы туда не попали.

Метро.

Платформа.

Я держу его за руку, он – меня.

Поезд приближается, и я на мгновение отвлекаюсь на гул в ушах.

И тогда – лёгкий толчок.

Не сильный. Достаточный.

Я падаю.

Разворачиваюсь.

Встречаюсь с его глазами.

И вижу сожаление. Или мне это только кажется.

Золотая бабочка на моей шее – его подарок – взлетает в воздух.

И сверкает в последний раз, словно насмешка.

Удар.

Тишина.

Боль.

А потом – странный покой.

И молитва.

Молюсь не за себя. За то, чтобы если начнётся новая жизнь – в ней не будет предательств. Не будет боли.

Может быть, я ещё найду себя в новом мире.

Может быть, моя золотая бабочка снова за пархает.

***

Резиденция Советника Короля.

– Брачные предложения не поступают уже два дня. Это можно считать успехом, господин Советник, – протянул Лоренцо с невинной улыбкой, в которой сквозила привычная насмешка.

Алекс поднял на него уставший взгляд.

– Брось издеваться. Ты принёс документы?

– Разумеется. Но, Алекс, неужели ты не можешь порадоваться хоть на каплю?

– Порадоваться? Тому, что меня, наконец, оставили в покое? Возможно, я бы и смог… если бы это не было следствием громкого скандала.

Он откинулся на спинку кресла, сцепив руки перед собой. Тень раздражения скользнула по лицу, но исчезла так же быстро, как и появилась.

– Кажется, Альрик теперь и носа не кажет из родового имения, – заметил Лоренцо, присаживаясь напротив. – То ли тебя боится, то ли родители ждут, когда утихнут пересуды. Как намерен поступить?

Алекс вздохнул.

– Я не держу зла на Альрика. Он не оскорблял меня.

– А кто тогда? Девятнадцатилетняя девчонка, которую занесло не туда из-за чар нашего общего знакомого?

– Её отец. Граф де Лякруа… Он давно мечтает выгодно пристроить всех своих детей. Для троих старших он уже подобрал отличные партии. Мне остаётся только посочувствовать их избранникам, но себя я к их числу относить не намерен. Альрик – выгодная партия: имя, деньги, положение. У графа были причины настаивать на браке младшей дочери с ним.

– И всё же, этого не случится. Во-первых, Альрик не настолько глуп, чтобы жениться на девушке, с которой у него была лишь случайная связь.

– Лоренцо! – резко бросил Алекс. – Не выражайся так грубо.

– А во-вторых… Ты, похоже, не в курсе. Отец той самой девушки – в пылу ярости после твоего письма – отказался от неё. Официально. Три дня назад.

Алекс резко выпрямился.

– Что ты сейчас сказал?

– Именно то, что слышал. Девушку, Габриэллу де Лякруа, изгнали из фамильного особняка в тот же день.

– Почему я узнаю об этом только сейчас?

Лоренцо склонил голову.

– А зачем тебе знать? Ты же сам сказал – она тебе неинтересна. Или… чувствуешь вину?

Алекс молчал. Его лицо застыло, но внутри всё сжалось. Он не сделал ничего предосудительного – и всё же… почему в груди вдруг так остро заныло?

– Где она сейчас?

– Неизвестно. Одни говорят – направилась на север, другие – на восток. Может, у них есть родственники за пределами столицы? Хочешь, разузнаю?

Алекс не ответил сразу. Несколько секунд он просто смотрел в окно, за которым начинал хмуриться вечер.

Потом качнул головой.

– Нет. Ты прав. У меня есть дела поважнее, чем забота об очередной жертве Альрика.

– Господин Советник! – шутливо воскликнул Лоренцо, но веселья в голосе почти не осталось.

Алекс хотел было усмехнуться в ответ, но что-то внутри резко сжалось. Воздух стал тяжёлым, как перед грозой, в горле запершило, а в глазах защипало. Он едва успел опереться о край стола.

– Алекс? – Лоренцо вскочил. – Что с тобой? Тебе плохо?

Советник прохрипел, едва выдавливая слова:

– Запомни время. Иди завтра в лекарский архив. Мне нужны списки всех новорождённых с двух до трёх дня.

Лоренцо застыл.

– Ты хочешь сказать…

– Да. – Алекс поднял на него взгляд, и в глазах горела тревожная, пугающая уверенность. – Где-то в этот миг родился человек, предназначенный мне свыше.

Глава 2

Хижина на окраине леса.

Очнуться – значит признать, что ты всё ещё существуешь.

А я… существовала. Сквозь густой туман боли, липкой и неотвязной, я всё же вынырнула. Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль: я жива? И тут же другая: не может быть…

Каждая клеточка тела ныла, словно по мне прошёлся целый табун лошадей – и впридачу поезд. Нет, не «словно». Поезд действительно был. Я помнила. Колёса. Металл. Крик. А потом – пустота.

С трудом, с нечеловеческим усилием я приподняла веки. Мир вокруг оказался тусклым и запылённым, как воспоминание о чужом детстве.

Хижина. Деревянные стены. Щели в полу. Грязные оконца, в которых играла пыль. И – тишина. Живая, тяжелая, как тень.

Одна комната. Метла, криво прислонённая к стене. Стол, словно переживший штурм. Стул – ещё одна жертва. Печь. Книги под столом. Пучки сухих трав, разложенные по углам, словно тут кто-то всерьёз собирался лечить мир. А меня – собрали. Прямо с рельсов. Лежала я на импровизированном ложе: ветки, тряпка, боль. И мысль – значит, не умерла.

Я бы улыбнулась. Наверное. Если бы лицо не ныло от каждого вдоха.

Где-то между приступами боли я снова провалилась в забытьё – не сон, а калейдоскоп образов. Незнакомые люди, парадные залы, зеркала… И я – в отражении. Моя кожа, мои волосы – светло-русые, собранные в высокий хвост. Глаза – аквамариновые, широко распахнутые, полные наивного удивления. Я выглядела юной. Слишком юной. Мне и восемнадцати не дашь.

Пробуждение вернуло меня в реальность с ударом – но уже без прежнего ужаса. Я попыталась повернуть голову. Безуспешно. Только глаза – и то с трудом. Приглядевшись, я поняла: моё тело стало другим. Хрупким. Меньшим. А грудь… Грудь, которой так восхищались мои бывшие ухажёры, теперь едва намечалась под бинтами.

Звук шагов снаружи пронзил тишину, как нож. Глухие, тяжёлые, медленные. Кто-то остановился у порога. Дверь открылась. Комната захлебнулась светом, и силуэт мужчины замер в проёме, абсолютно чёрный на фоне солнечного пятна.

Он был высоким. Очень. Широкоплечий. Черный кожаный плащ – до пола. Шляпа. Ворот, скрывающий лицо. Карие глаза прожигали меня насквозь, и я почувствовала себя булавкой под лупой.

– Что ты помнишь? – голос низкий, хрипловатый, будто выговорен сквозь уголь.

Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип. Он нахмурился, опустился на одно колено рядом и с неожиданной мягкостью заговорил:

– С голосом позже. Сейчас ты слишком слаба. Один раз моргни – если согласна. Два – если нет. Хочешь пить?

Я моргнула. Один раз.

Он наполнил кружку, легко приподнял мою голову – и, скажем честно, не слишком нежно влил в меня воду. Я едва не захлебнулась, но… о, как же мне этого не хватало.

Моё тело – почти всё – было скрыто под бинтами. Ниже талии – только покрывало. Одежды не было. Но почему-то это меня не смутило. Боль перекрывала даже стыд.

– Тебе нужно ещё поспать, – сказал он, укладывая мою голову обратно. – Потом начну лечение. Отдыхай.

И я уснула. Опять.

Но образы не ушли. Та же девушка – светловолосая, юная. Семья. Отец. Мать. Два брата и сестра. Всё расплывчато, будто кто-то специально стёр черты их лиц. Но девушка была похожа на мать. Потом – резкая смена сцены. Обнажённое тело в мужских руках. Нежность. Страсть. И… та странная, тёплая дрожь в груди, как раньше при одной лишь мысли о Лёше.

Я не знала, кем была она. Но всё больше чувствовала – это была я.

Воспоминание, тёплое и прозрачное, как дымка рассвета, вдруг сорвалось с ветки сознания, как осенний лист – его смело вихрем чужого крика. Звук прорезал мою голову, будто нож по стеклу. Такой знакомый, такой болезненный… И как будто не я, а кто-то другой содрогнулся от детской обиды, от того самого чувства, которое парализует и душу, и тело – когда узнаёшь, что человек, которому ты верила, оказался подлецом. Алексей. Его имя снова отозвалось в груди тупым эхом.

Господи, она ведь тоже через это прошла? Такая юная. Всего девятнадцать – возраст надежд, а не предательства. Мне вдруг до слёз захотелось обнять её, погладить по волосам и сказать что-то банальное, но от того не менее нужное: «Пройдёт. Всё пройдёт. И слёзы, и разочарование, и чувство, будто мир перестал быть домом».

Я не заметила, как перестала отличать себя от неё. Её воспоминания медленно просачивались в меня, как вода в трещины скалы – с усилием, но неотвратимо. Они переплетались с моими, и я вдруг поняла: мы теперь одна. Она – ушла. А я… осталась. В её теле, с её памятью, но уже своей душой.

Слёзы, тёплые, беззвучные, скатились по щекам. Видимо, именно они и разбудили меня. Я открыла глаза – он снова был рядом. Всё тот же молчаливый, тёмный как гроза, незнакомец. Его пальцы уверенно – почти небрежно – скользили по моим, теперь, изломанным рукам.

– Очнулась, – заметил он, встретившись со мной взглядом. – Ну что ж, пора приступать к настоящему лечению. Сразу скажу: будет больно. Без чудес. Но я попробую хотя бы кости собрать. Помнишь, что с тобой случилось?

Я моргнула. Один раз. Да, помню. Видела, как она – мы? – встретила его как раз перед… перед тем, как всё оборвалось.

Он кивнул, чуть склонив голову в сторону, будто пытался прочесть в моём лице то, что не решился спросить вслух.

– Можешь винить меня. Я не спас, но и не дал исчезнуть. На том свете ты мне показалась слишком упрямой, чтобы там оставаться.

Я закрыла глаза. Он ошибался: винить кого-то было теперь совершенно бессмысленно. Она умерла. Я жива. А виновных в этом переломе – столько, что проще научиться жить с трещинами.

– Меня зовут Дамьен, – продолжил он, словно представляясь не впервые. – Не пугайся – я не деревенский знахарь с корнями в бороде, а маг-практик. Так что ты в надёжных руках. Более-менее.

Магия? Это слово звучало странно. В её жизни – нашей? – её было немного. Обрывки, неясные сцены, не больше.

– Обучалась магии? – спросил он, изучающе на меня глядя. – Было бы неплохо, если бы ты помогла распределять поток энергии.

Я моргнула дважды. Нет. Или не помню. А может, не умею.

– Ладно. Начнём с правой руки. Её чудом защитил браслет. Сам не выжил, кстати. Надеюсь, он не был тебе дорог.

Я снова моргнула дважды. Браслет… Ускользающее что-то. Не могу вспомнить.

– Сейчас будет вливание. Тепло, покалывание – стандарт. Главное: не дергайся. Проверяй только по команде.

Я кивнула. Внутри росло ожидание – тревожное, но с крупицей надежды. Он взял мою руку, и в ту же секунду боль вспыхнула, как сухая трава от искры, а за ней пришло… тепло. Оно входило толчками, как пульс, как дыхание кого-то большого и доброго. Его пальцы слегка светились, вибрируя у самого моего запястья.

С каждой минутой я всё яснее чувствовала руку. Сначала кость, потом сухожилия, потом – пальцы. Я не шевелилась. Слушалась. Боялась спугнуть возвращение себя.

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем он отнял ладонь и чуть кивнул. Я послушно сжала пальцы. Они слушались. Слабо, неловко, но… слушались. Мои пальцы. Моё тело.

Он удовлетворённо хмыкнул, а я впервые с момента пробуждения почувствовала не боль, не страх, не тоску – а горькое, но настоящее чувство: я выжила. И, похоже, не зря.

– Думаю, ты выдержишь ещё одну процедуру. Дай-ка взгляну, – проговорил он и без лишних церемоний приложил ладонь к моей щеке.

Ладонь была шершавой, как кора старого дерева, но от неё исходило то самое узнаваемое тепло. Не огонь, нет – а что-то более тонкое, проникающее под кожу, струящееся по нервам. Почти уют. Почти.

– Заклятие почти сошло на нет, – пробормотал он, всё ещё держа руку у моего лица. – Пока дошло до головы, успело выгореть. Череп и мозг не задело, повезло. Хотя звучит это, конечно, как диагноз патологоанатома.

Он переместил ладонь на другую щеку, и мы замолчали. Просто сидели. Он – сосредоточенно, я – со странным ощущением, будто кто-то через эту ладонь заглядывает внутрь. Как будто листает страницы моей души. Мутные, скомканные, чужие.

Минут через десять он убрал руку и посмотрел на меня так внимательно, что я почти уверилась: сейчас потребует паспорт и свидетельство о рождении.

– Назови имя, – сказал он. – Хочу знать, как к тебе обращаться.

Я попыталась пошевелить губами. Получилось не сразу, но получилось.

– Катрин, – выдохнула я.

На самом деле, это имя всплыло первым. Не моё. И даже не её. Просто имя. Потому что пользоваться настоящим – значило бы окончательно украсть чужую жизнь. А я ещё не решила, кем в этой истории мне быть: гостьей, узницей или мимолётным случайным попутчиком.

– Катрин, значит, – кивнул он и сдвинул ладонь на уровень груди. – Сейчас займусь рёбрами. Больно будет. Готовься.

Я просто моргнула. Не потому, что готова – просто на слова тратить силы жалко.

Оказалось, он не шутил. Рёбра отзывались болью на каждое прикосновение, будто меня мяли изнутри. Заклинание будто разжевывало кости и заново лепило их. Но знаете что? После того, как тебя переехал поезд, такое воспринимается как недоразумение. Неприятное, но терпимое. Тепло, которое текло следом, смывая боль, было сродни укусам – цепким, как у Алексея. Того самого, от чьих поцелуев у меня когда-то кружилась голова. И болела душа.

– Ты, похоже, из семьи не бедной, – усмехнулся Дамьен, всё ещё колдуя. – Что делала одна в лесу?

– Искала, – прошептала я.

– Что?

– Новые возможности.

– Бежать некуда? Из дома выгнали?

Я снова моргнула. Не совсем так. Но теперь – уже и не важно. Её проблемы стали моими, как бы я от них ни открещивалась. Жить всё равно придётся. Хоть с чистого листа, хоть с оборванного.

– Ты хотела умереть? – спросил он тихо. И глянул в глаза.

Два моргания – нет. Твёрдо. Уверенно. Та – да. Я – нет. Я хочу жить. Даже в этом теле. Даже с этой болью.

– Это хорошо, – выдохнул он. – Потому что в жизни всё можно выдержать. Главное – продолжать.

– Даже предательство? – спросила я. И было в этом вопросе всё: и мой Алексей, и её.

Он не сразу ответил.

– Даже его, – сказал. Тихо, почти не мне, а себе.

А потом замолчал. И долго не говорил.

В следующие дни мы вообще почти не разговаривали. Он – потому что был человек молчаливый. Я – потому что была измотана. Хотя в прошлой жизни язык у меня был подвешен куда крепче. Но теперь всё иначе. Теперь я думала. Много.

Как оказалась здесь? Почему в этом теле? Почему вообще живу?

Я придумывала теории, рвала их в клочья, строила новые. Единственная, которая казалась хоть как-то логичной: после смерти нет ни Рая, ни Ада. Есть переход. Есть новые тела, новые миры. Бесконечное перерождение, в котором душа – вечная странница. И однажды я просто свернула не туда. Или наоборот – туда, куда нужно.

И если это – моя вторая жизнь, пусть она будет лучше первой. Или хотя бы – честнее.

Восстановление заняло неделю. По человеческим меркам – почти чудо, по мнению Дамьена – халатность. Он, щурясь, всё бубнил себе под нос, что недооценил масштаб повреждений. Я, конечно, ему верила, только внутри всё равно поднималась волна какого-то упрямого облегчения: выжила. Вот прямо в этом теле, с чужим именем и шрамами, но – жива.

Лачуга, которую он называл «домом», поначалу пугала. Не потому, что ветхая, а потому что слишком… настоящая. В ней пахло пылью, хвоей, прелыми дровами и чужой жизнью. Но со временем я приноровилась. Даже к скрипу половиц, к крохотным оконцам, в которые лезли лучи солнца, будто хотели убедиться, что я еще здесь. Дамьен, к удивлению, не выставил меня за дверь, а даже настоял, чтобы я пока осталась. Сказал: «Слабая ещё». Я не спорила – идти мне всё равно было некуда.

Поначалу я просто отсыпалась, как зверёк после зимней спячки. А потом – началась скука. Глупая, колкая, вязкая. Такая, что хочется если не выть, то хотя бы двигаться. Поэтому в один из дней я встала, распахнула окна, словно собиралась впустить новую жизнь, и устроила генеральную уборку. Взяла тряпку, ведро, метлу – и вперёд, как на бой. Даже вышла за порог и обнаружила крошечный огород, курятник, колодец и корову, которая посмотрела на меня с безмолвной тоской философа и даже не удосужилась жевание прекратить.

Когда вечером пришёл Дамьен, он замер на пороге, будто заподозрил в моих действиях преступление. Мешок с провизией выпал из рук, и мы оба смотрели на него, как будто там должна была быть разгадка Вселенной. Он не сказал ни «молодец», ни «зачем», просто сел за вычищенный стол и долго рассматривал вазу с букетом – пусть и с трещиной. После – настороженно ощупал шторы, как будто они могли укусить. Всё ещё мрачен, всё ещё не в духе. Но, откровенно говоря, теперь единственное грязное в доме – это он сам. Я промолчала. Пока. Металлическая ванна ждёт своего часа.

Но первым делом, когда я смогла держаться на ногах, была не метла и не шторы. Была вода. Я наполнила ванну и заглянула в себя – буквально. Дрожащая поверхность отразила знакомое лицо: да, это она. Та самая. Только теперь с растрепанными волосами, потускневшими глазами и без той детской наивности, что бывает у людей, никогда не сталкивавшихся с настоящей болью.

Пока Дамьена не было, я разделась. Холодно. Но нужно. Я провела рукой по телу, которое стало моим. Слабое, да. Хрупкое. Слишком чистое, но со шрамами. Следы от ран, которые убили её. И теперь жили на мне. Я помнила.

Её выгнали. Родные. Просто вычеркнули из жизни, как ненужную строчку. Она ушла – босая, растерянная, упрямая – искать новую жизнь. Новую семью. Новый смысл. Но на третий день пути ей встретились два мага. Один из них – мой теперешний спаситель. Тогда, она стала свидетельницей их поединка. Победил Дамьен. Но противник оказался трусом – напоследок наслал заклятие, чтобы утащить врага за собой. Девочка бросилась вперёд – по наитию, из тех самых «правильных» порывов, которые закладываются в детстве и часто ломают жизнь. Закрыла собой. И умерла.

Я – нет.

Она ушла, оставив мне память, тело, и имя, которое уже перестало быть нужным.

Габриэлла де Лякруа.

Я произнесла его про себя – и отпустила.

***

Четыре дня спустя. Резиденция Главного Советника

– К приезду посла всё готово, милорд. Вот список приглашённых. Уточнения?

– Никакого оружия. Ни единого магического артефакта. Еда и питьё – только от нашей кухни. Ни одного незнакомого лица среди прислуги. Если не хватит людей – вытаскивай проверенных даже из прачечной, хоть из подземелий, но я не хочу видеть на приёме никого, кто был нанят позавчера. Понял?

Голос Алекса де Фэрроуинда был сух, точен и даже опасен. Такой голос обычно звучал на поле боя за миг до приказа «в атаку».

– Понял, Главный Советник. Кстати… – помощник чуть замешкался, вытаскивая из-под папок ещё один лист. – Вот. Список младенцев, рождённых семнадцатого числа.

– И почему так долго?

Алекс выдернул бумаги с таким видом, будто они могли тут же испариться. Он не остановился – просто продолжил шагать по мраморному коридору, изучая список на ходу.

– Ты же знаешь, бюрократия у нас не быстрая. Я отправил прошение в тот же день, объяснил, что дело срочное… Но в лечебницах свои порядки. Не все младенцы выжили. А потом – свести списки со всех провинций, сверить, перепроверить…

– Всё. Я понял. Просто… как же не вовремя. Меня ждёт Король.

– Вот и почитаешь после. А теперь стой. – Лоренцо вдруг резко схватил его за плечо, развернул к себе и с деликатностью камердинера смахнул невидимую пылинку с лацкана.

– Ты сейчас серьёзно? – Алекс вскинул бровь.

– Абсолютно. Учитывая, как на тебя смотрит высшее общество, даже твой комзол – часть политики. Кстати о ней… Хочешь смешную новость?

– Нет.

– Слишком поздно. Слухи – страшная вещь. Судя по скорости их распространения, уже половина знати уверена, что ты ищешь себе невесту. Остальная половина – в панике, потому что не успела предложить своих дочерей. Только за сегодня я получил пять приглашений к обеду. Или ужину. Или «случайной» встрече.

– Покой нам только снится… – Алекс вздохнул и отложил бумаги. – От кого?

– Ну, раз уж ты спросил. Первое – герцог де Штернберг. Приглашает тебя побеседовать с его «созревшей, но невинной» дочерью. Я цитирую, если что. В письме прямо так и написано: «мечтающей о встрече с благородным сэром Алексом».

– О, Боги… – Алекс поморщился, как от кислого вина.

– Дальше – граф ди Рейвенхольд. У его дочери скоро совершеннолетие, и он устроит бал, на который, я уверен, приедут все. Он явно надеется, что ты появишься.

– И появлюсь. Там будет слишком много важных лиц, чтобы игнорировать. Когда бал?

– Двадцать девятого, в пять. Уже внес в твоё расписание. Остальные три приглашения – от графа де Блэквуд, капитана Кастельмара и – сюрприз – герцога де Сантиса.

– Де Сантис? Он уже третий раз пишет.

– И всё с тем же упорством. Что ему ответить?

– Ничего. Я поговорю с ним лично на приёме у Рейвенхольда. Раз бумажные намёки не помогают, придётся переходить к устным.

– И всё-таки… – Лоренцо чуть замедлил шаг и посмотрел на друга пристальнее. – Если бы не это внезапное рождение твоей Пары, я бы начал беспокоиться. Ты не вечный холостяк, Алекс. Когда-то нужно будет остановиться. Найти ту самую…

– Нашёл. Или почти. – Алекс усмехнулся, покрутил в пальцах список младенцев и встряхнул им, как флагом. – Я найду свою Пару. Чего бы это ни стоило.

Глава 3

Хижина Дамьена

– Тебя же на самом деле зовут не Катрин?

Он задал вопрос просто, почти, между прочим, но я чувствовала – глаза у него сейчас прищурены, голос чуть хриплый от ожидания. Ответа.

Я не обернулась. Смотрела в окно, где небо снова затягивало синим. Улыбнулась, больше себе, чем ему.

– Угадал.

Повисла пауза. Не неловкая – плотная. В ней было то, чего он не говорил вслух: а как тебя звали раньше? И, возможно, кто ты теперь?

– Как бы меня ни звали раньше, – сказала я наконец, – это уже не важно. Так что зови меня Катрин. Мне это подходит.

Он ничего не сказал. Только отодвинул стул, скрипнув ножкой по полу.

– Добавки?

– Нет, – качнула я головой. – Спасибо.

– Я в город, вернусь поздно.

Я откинулась на спинку лавки.

– Меня давно гложет один вопрос… В какой именно город ты ходишь?

– Маркесс.

– Он далеко?

– Три часа. Пешком. Хочешь со мной?

Я подняла взгляд. Его голос был спокойным, даже чуть ленивым, но я слышала: он не просто спрашивает. Он приглашает.

– Было бы неплохо. Я уже чувствую, как мох на мне начинает расти.

– У тебя там есть кто-то?

Я задумалась. Не я – Габриэлли. Та, что жила прежде, до… всего.

– Нет. Просто хочу сменить обстановку. Или ты уже подумываешь, кому бы меня сплавить?

Он хмыкнул.

– Ты мне не в тягость. Даже наоборот. Если хочешь – оставайся. Я бы хотел обучать тебя магии.

– Не уверена, что у меня получится.

Он только пожал плечами. Я уже знала этот жест: упрямо-философский. Он не спорит, но и не соглашается. Так Дамьен всегда оставлял последнее слово за мной, а последнее мнение – за собой.

– Ты идешь?

Я кивнула. Накинула плащ с капюшоном – тот самый, который он приволок как сюрприз, с видом победителя, добившегося скидки у капризной портнихи. Мы вышли.

До города добрались молча. Шли в ногу. Воздух был прохладным, но не ветрено, и шаг давался легко. У самых ворот я инстинктивно вцепилась в его рукав – так, как когда-то хваталась за Алексея, когда сердце уносило в пятки. Дамьен ничего не сказал. Даже не посмотрел осуждающе. Просто шел рядом.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто… тут всё новое. Мне интересно.

– Тогда начнем с площади. Город, конечно, громко сказано. Больше на большую деревню похож, но тут так говорить нельзя – местные обижаются.

– Запомню.

Толпа действительно оказалась плотной. Где-то выкрикивали цены, где-то – проклятья. Дамьен не отпускал меня. Пару раз я едва не потерялась в бурлящем людском потоке, но он ловко выдергивал меня за локоть, как котёнка за шкирку, и прижимал ближе к себе. Так, будто отгораживал – даже не столько от людей, сколько от мира.

У фонтана он остановился.

– Подожди здесь. Я быстро.

Он направился к трактиру – у входа висела деревянная доска с объявлениями. Он рассказывал мне о ней по дороге: здесь искали лекарей, сообщали о болезнях, просили помощи. Он находил таких людей, как он сам. Кто мог облегчить чью-то боль.

– Нашел что-нибудь?

– Ага. Одному торговцу нужен лекарь. Пойдем.

Я соскочила с края фонтана и догнала его. Он уже свернул в сторону узкой улочки, а я – следом, на полшага позади.

И почему-то чувствовала, что с каждым таким шагом и с каждым его молчаливым "я рядом" мне всё труднее будет остаться прежней.

– Тебе знакомо имя Алекс де Фэрроуинд? – спросил Дамьен почти между делом. Но его тон был слишком спокойным, чтобы быть случайным.

Имя ударило, как хлыстом по нервам. Всё внутри скрутило. Будто кто-то с силой открыл дверцу, за которой я прятала самые страшные воспоминания. Крики. Боль. Город в огне. И… это имя. Алекс. Советник. Лицо в полутени.

– Да, – выдохнула я и машинально сцепила пальцы. – Главный Советник. Правая рука Короля. Если не сказать – его мозг.

– Угу, – Дамьен кивнул, как будто я подтвердила что-то, что он давно знал. – Недавно приезжал посол из Блэкхейвена. Заявился не один, с дочерью. Решил, мол, раз Советник такой значимый человек, почему бы не подсуетиться…

– Хитро, – буркнула я. – Дочка в придачу к мирному договору. Политика.

– Да уж. А Король стареет, наследников нет. Все и так давно догадываются, что трон после него уйдёт к Советнику.

– Так что посол решил: лучше перебдеть. Женить Советника, пока не поздно?

– Ага. Но вышло иначе. Алекс отказался. Официально. Сказал, что недавно почувствовал рождение своей Пары – и теперь будет искать её.

Я фыркнула. На самом деле, это была нервная реакция. Пара. Слово, которое больше похоже на красивую легенду, чем на реальность. Хотя… разве всё то, что я пережила, было обычной реальностью?

– Он что, серьезно? Плюнул на всю политику ради человека, которого ещё не видел?

– Серьезно, – Дамьен даже не усмехнулся. – Сказал, что неважно, кто она, какого рода, звания, происхождения. Если судьба – значит судьба.

– Представляю, как это разозлило всех этих благородных мамочек, мечтающих выдать своих девиц.

– Они с ума сошли. Кто – с младенцем под мышкой к дворцу, кто – мужа в постель волочёт, чтобы зачать подходящего кандидата. И ведь это не шутка. Даже те, у кого сроки не совпадают, – всё равно несут младенцев. А вдруг прокатит.

Я молчала. А внутри ворочалась сталь. Алекс всегда был не просто умным – пугающе проницательным. Он не верил в сказки. А теперь – Пара. Судьба. Он действительно это почувствовал? Или это способ уйти от брака с девицей, которую подсунули?

– Двадцать шесть лет разницы, да? – спросила я, не глядя на Дамьена.

– Да. Но у Пар это неважно.

– Хм… – я обняла себя за плечи. Было зябко, хоть солнце светило. – Я, конечно, что-то знаю, но… всё равно не до конца понимаю. Что в этой Паре такого?

– Всё, – просто сказал он. – Это как встать на своё место. Встать – и вдруг осознать, что до этого ты всё время сидел криво. Пара – это не просто чувство. Это магия, которая соединяет души. Через время, расстояния, страхи, сомнения. Это что-то, что нельзя объяснить, пока не испытал.

– А младший-то в этой Паре, если только родился… Он ничего не чувствует?

– Нет, – покачал головой Дамьен. – Пока нет. Магия просыпается позже, лет в три. А значит, сейчас чувствует только один.

– Получается, ему остаётся верить на слово? Это немного… криво.

– Глупая, – вдруг мягко усмехнулся он. – Когда они встретятся, оба почувствуют. В этот момент – не перепутаешь. Всё тело отреагирует. Душа.

Мы подошли к большому дому с выложенной плиткой дорожкой. Из-за забора доносился весёлый собачий лай, пахло грушами и свежей выпечкой.

– Мы пришли, – сказал Дамьен.

Я кивнула. И – впервые – почувствовала, что внутри у меня всё-таки осталась какая-то пустая комната. Та, в которую не хочется заходить. Потому что Пара… если и была у меня, то она осталась в той жизни. И дороги туда уже нет.

***

Придорожная таверна недалеко от столицы

– Это было глупо, – с усталой ноткой в голосе сказал Лоренцо, опускаясь в кресло. Он привычно закинул ногу на ногу, будто хотел отгородиться от происходящего легкой бравадой.

– Глупцы – те, кто думает, что смогут меня обмануть, – отрезал Алекс и сел напротив, не скрывая раздражения. – Это последняя?

Лоренцо кивнул.

– Да. Лечебниц немного. Ты сам знаешь – чаще принимают роды в деревнях, у местных знахарей. Там, где нет ни средств, ни выбора.

– Значит, если её нет здесь, – Алекс провёл рукой по лицу, устало, почти с отчаянием, – придётся ехать дальше. По деревням. По грязи и пыльным дорогам.

– Алекс… – Лоренцо выпрямился, и в его взгляде промелькнула сдержанная тревога. – Я понимаю. Но ты должен быть реалистом. У тебя есть обязанности. Люди, которые ждут решений. Ты – не просто мужчина, тоскующий по своей идеальной половинке. Ты – Советник. Второй после Короля. Если ты растеряешь влияние, что тогда? Найдёшь Пару – и что предложишь ей? Письма на старой бумаге и пустые руки?

Он говорил мягко, почти ласково, но слова его были тверды как камень.

Алекс отвёл взгляд.

– А я, по-твоему, должен махнуть на неё рукой? На ту, что создана быть со мной? Просто потому, что она ещё не доросла до моего мира?

– Нет, – Лоренцо покачал головой, – но ты должен понимать: всему своё время. Оставь поиски. Пусть подрастёт. Пусть проживёт немного своей жизни. Если вы созданы друг для друга – судьба всё устроит. Она приведёт её к тебе, когда придёт час.

Алекс молчал. Сердце билось болезненно и глухо. Он слышал слова друга, понимал их. Но внутри всё протестовало. Где-то, может быть в крошечной деревне на краю карты, жила девочка – совсем крошечная, теплая, незащищённая. И она уже принадлежала ему. Его Пара. Его половинка. И если она страдает сейчас? Если её вот-вот потеряют, обменяют, отдадут в чужие руки?

– А если она родилась в такой бедности, что семья просто не сможет её прокормить? – тихо спросил он, сжимая руки в замок. – Если они решат, что так будет лучше – избавиться от неё?

– Алекс… – Лоренцо опустил глаза. – Я знаю. Но ты сам говорил: магия Пары уравновешивает. Один богат – другой беден. Один силён – другой уязвим. Но эта разница не вечна. Она выравнивается. И чем сильнее ты сейчас, чем выше поднимешься – тем больше достанется и ей.

– Только бы не слишком поздно… – прошептал Алекс.

Лоренцо не стал спорить. Он знал: друг не успокоится. Это не просто упрямство, это зов сердца, который не заглушить ни логикой, ни доводами. И всё же…

Советник откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Он чувствовал: здесь её нет. Как бы ни надеялся Алекс – он уже знал. Эта лечебница не принесёт ему ответа.

– Хорошо, – наконец тихо сказал Алекс. – Я понял. Только на обратном пути… Сделаем крюк. Через Маркесс.

Лоренцо только кивнул. Без лишних слов.

Глава 4

Хижина Дамьена.

– Зелье не будет магическим, если не вкладывать в него саму магию, – в который раз наставлял меня Дамьен, строго глядя поверх очков. – Сколько раз повторять – против часовой стрелки!

Он несильно шлёпнул меня по руке, заставив дернуться и чуть не выронить лопатку. Ну вот, снова.

– Но эти листья колючие! Я не хочу к ним прикасаться, – пробурчала я, не столько от боли, сколько от обиды. Почему магия обязательно должна болеть?

– А как ты собираешься наполнять их магией, если даже пальцем тронуть боишься? Или ты думала, быть целителем – это так, цветочки нюхать?

– Нет, я… – Я замялась, глядя на ступку. Синие листья с острыми, как иглы, краями выглядели так, будто сами готовы были покалечить кого угодно. Лекарство из таких делать – это уже не целительство, а какой-то вызов судьбе.

Эти травы мы купили для сына местного торговца. Мальчишка уже неделю не вставал с постели, и на вид был почти как призрак – бледный, измождённый, едва дышащий. Честно говоря, когда я впервые его увидела, сердце сжалось: «поздно», – подумала я. А вот Дамьен посмотрел, молча кивнул и всё решил.

– Принесу настойку через два дня, – сказал он отцу больного, ни на секунду не сомневаясь. – Два золотых сейчас и столько же потом.

– Четыре золотых?! – вспыхнул торговец, – Да вы…

– Не хотите – готовьтесь к похоронам, – хладнокровно перебил Дамьен.

И ведь заплатил. Ворчал, разумеется, сотрясал воздух угрозами, но монеты всё равно выложил. Одну из них мы тут же обменяли на пучок этих колючек – и вот я, неудачливая ученица, стою у стола, в который раз поднимая руку, чтобы продолжить пытку.

– Он серьёзно болен, – не удержалась я. – Разве не должен ты сам готовить для него лекарство? А не доверять всё это мне?

– Практика. Теория позже. А это – голубая колючька, – лениво сообщил он, будто речь шла о петрушке.

– Понимаю, откуда название…

– К тому же, парень не так уж болен, как ты думаешь.

– Но почему тогда никто не смог ему помочь?

– Потому что его лечение долгое, дорогое и утомительное. Маги у нас нынче ленивые. Зачем стараться, если можно втюхать зелье от простуды, заработать и уйти?

Я поёжилась. И это он говорит с такой невозмутимостью, будто речь шла о продаже хлеба, а не о человеческой жизни.

– Жестоко, – выдохнула я. – Они бросили его умирать только потому, что это невыгодно?

Он лишь кивнул и снова указал на ступку. И я с обречённым вздохом опустила в неё руки. Мгновенно почувствовала, как острые края разодрали кожу. Магия завибрировала в кончиках пальцев.

– Только не дёргайся, – тихо напомнил он. – Пусть магия идёт плавно. Просто отпусти её.

Этому он научил меня в первую очередь. Теории у нас было немного – Дамьен вообще предпочитал кидать меня в пекло сразу. И пусть учусь, как могу. Так что, магию вливать – умею. На зубок.

Сжав зубы, я позволила энергии струиться сквозь пальцы. Она стекала в листья, как светлая вода, впитываясь в колючки. Шло всё хорошо, пока…

– Хватит, – внезапно прервал он и поймал мои запястья. Поток оборвался, будто по щелчку.

– Уже?

– Обычно на это уходит минут десять. Но у тебя магии – как в водопаде. Широкие каналы, мощный поток… Всё готово.

Я осмотрела руки – изрезанные, покрасневшие. Но стоило чуть-чуть отпустить магию наружу – и тонкая плёнка затянула раны почти мгновенно.

– Этому я тебя не учил, – заметил он с прищуром.

– А я долго наблюдала, – пожала плечами я, пряча улыбку.

Он взъерошил мне волосы, как обычно делал, когда не знал, как похвалить. Суровый он у меня.

– Почему ты сказал, что зелье будет готово послезавтра? Мы же можем занести его хоть сегодня.

– Тогда придётся ночевать в городе. А я туда не собираюсь. Да и завтра дела – надо в деревню у озера съездить.

– Тогда я отнесу. Он же видел меня с тобой, примет.

Он прищурился. Скептически.

– Справишься?

– Донести одну маленькую бутылочку и получить за неё деньги? Да это проще, чем спорить с тобой!

Он почесал затылок, вздохнул, но кивнул.

– Хорошо. Только сначала деньги, потом зелье. Два раза в день – по маленькой ложке. А я сам навещу его через пару дней, проверю, как идёт дело. Поняла?

– Поняла, – кивнула я. И на душе почему-то стало теплее. Может, потому что он доверил мне что-то важное. А может… просто потому, что я наконец почувствовала себя нужной.

Глава 5

Маркесс. Утро.

Едва торговец открыл дверь, с лицом обиженного судьбой человека и сходу начал требовать настойку, будто я ему что-то задолжала. Понятно, клиент в панике – сын помирает, – но мне-то что с того, если вместо слов благодарности он суёт мне в лицо грязные обвинения?

Я, между прочим, добрая. Но у меня терпение не резиновое. Поэтому предложила ему два варианта – как в лавке: хочешь с чеком, хочешь без. Либо он сначала платит и получает подробнейшую инструкцию по применению, либо – без разговоров, но тогда пусть сам объясняет себе, почему вместо лечения сыну стало хуже. Он заплатил. И правильно сделал. Потому что травы были непростые, и настойка – тоже.

Я поднялась наверх, в спальню. Там – мальчишка, худой, серый, с глазами в потолок. Страшно. Напоила его ложкой с руки, как ребёнка. И сидела рядом, молча, держа за ладонь, пока дыхание его не стало тише. Мне показалось, он стал живее. Или мне просто очень хотелось в это верить.

– Говорят, в город Советник едет, – услужливо сообщила мне служанка, перемывавшая тряпкой пол, как будто вытирала оттуда чужую беду. Та ещё болтушка, к слову. Следить за сыном хозяина ей поручили – и за мной в придачу, на всякий случай.

– Что ж ему тут делать-то? – отозвалась я как могла безразлично, хотя имя этого… Советника каждый раз, как нож по стеклу. Алекс ди Фэрроуинд. Слишком много жизней он уже перекроил. Особенно – одну. Очень мне близкую.

– Проездом он, – объяснила девушка с видом великого посвящённого. – Через нашу площадь проедет. В столицу возвращается.

Она вздохнула. Так сладко, как будто вот прямо сейчас он её замуж возьмёт. А меня передёрнуло. Нет, Габриэлла никогда с ним не встречалась. Но он был тем, кого ей выбрали. Кто разрушил всё. Не любовь, не несчастье, а просто… имя. Лицо, которое я должна была бы знать.

Я попрощалась с торговцем и, будто марионетку за ниточку дёрнули, пошла к площади. Уже набрался народ, крики, флаги, дети на плечах у отцов. Я отошла в тень, к стене. Пусть не растопчут, если начнётся.

И тут – запах. Розы. Цветочница проходила мимо, и этот проклятый запах ударил прямо в голову. Как по щелчку. Перед глазами – он. Алексей. На колене. Букет в руке, в другой – коробочка с кольцом. Классика. Банально до зубной боли, но тогда… Господи, как я была счастлива.

Я стиснула зубы, чтобы не разрыдаться, спрятала лицо в капюшоне. Люди шли, голоса сливались в одну реку звуков. Он едет. Где-то в животе всё сжалось, в пальцах закололо. Сердце билось так, будто хотело выскочить. Мне хотелось убежать. Но я осталась.

Цокот копыт. Всё ближе. Быстрее. Он спешил. Конечно. Всегда спешил – через судьбы, через чувства, через людей. Я замерла, смотрела на поворот улицы, будто оттуда должен был появиться сам дьявол.

– Господин Советник! – выкрик, и толпа ахнула.

Он вылетел, как буря. Молодой, растрёпанный, на белом жеребце, лицо перекошено от чего-то, чего я не поняла сразу. Он сдерживал коня, но рвался вперёд. А я?

Я согнулась пополам, ладонью вцепилась в каменную стену. Тело охватил жар, будто меня швырнули в костёр. Я развернулась и пошла прочь. На ватных ногах, с шумом в ушах. Всё вокруг исчезло. Остался только он.

Я успела лишь мельком взглянуть. Немного другие черты. Кожа темнее, волосы отдают бронзой. Но глаза…

Господи, глаза остались те же. Карие. С тем самым зелёным бликом, который невозможно спутать. Ни с чьим.

Я бы узнала их даже в аду.

Это были глаза Алексея.

И это были последние глаза, которые я видела перед смертью.

Глава 6

Следующее утро. Хижина Дамьена.

– Уверена, что не хочешь пойти? – снова спросил Дамьен. Уже, наверное, в пятый раз. Или в седьмой. Он не настаивал, но всё равно спрашивал.

Я молча качнула головой, не поднимая взгляда от деревянной чаши в руках. Где-то в глубине души скреблась вина – тупая, тяжёлая. Не за то, что отказалась идти, нет. За то, что продолжаю молчать. Врать. Жить рядом с человеком, которому обязана, и при этом носить внутри себя слишком много несказанного.

Он вздохнул – как-то сдержанно, коротко, по-мужски, – и сказал:

– Ладно. Поищу ещё работу. Могу вернуться поздно. Не жди, ужинай сама и ложись. Хорошо?

Я выдавила из себя улыбку – ту, которую учишься носить в критические моменты жизни, как маску, не жмущую, но и не родную – и проводила его до двери.

А потом осталась наедине с домом и собственными мыслями.

Рутина – мой щит, мой пыльный спасатель. Протереть пол, вымыть посуду, перебрать травы, проверить настойки. Механические действия, в которых душа вроде как отдыхает. Но только вроде. Сегодня ничего не помогало.

Потому что перед глазами снова и снова возникал он.

Главный Советник.

Этот мужчина, который появился на площади, как раскат грома – и так же резко исчез. Я видела его секунду. Одну. Но хватило. Мне – хватило.

Он был похож. Пугающе. Больно. Слишком.

И одновременно не он. Чужой. И всё же – такой до боли знакомый. Как сны, в которых ты видишь любимого человека, а он смотрит сквозь тебя, будто ты воздух.

Я сидела у окна, прижимая к груди подол фартука, и пыталась разложить его на черты. Характер. Жесты. Пластика. Не лицо – оно другое. А вот осанка, взгляд, манера держать поводья… И то, как он повернул голову, когда кто-то окликнул его по имени. Эта резкость – её не спутаешь.

Гордый. Самоуверенный. Да, конечно. Ещё бы – пост Главного Советника сам себя не займёт. Но… он не был холодным. Он был собранным. Как человек, у которого под кожей – броня. Но не лёд.

В нём читалась сила. Не грубая – внутренняя. Та, что не нуждается в крике. Та, что заставляет слушать с полуслова. И всё же… я видела его вблизи. Не этого мужчину – Алексея. Моего Алексея. Который когда-то опустился на колено и протянул мне коробочку с кольцом и букет роз – банально, по-женски прекрасно, и тогда мне казалось, что я счастливее всех на свете.

Мне казалось…

Я провела рукой по щеке – горячо. Конечно. Слёзы. Они всё равно вырываются, когда думаешь о нём.

И о малыше.

Нерождённом. Непришедшем в этот мир. Невидимом и таким живым для меня.

Я хотела устроить сюрприз. Через неделю должна была быть годовщина. Я представляла, как скажу ему за ужином – спокойно, нежно, с этой своей лёгкой улыбкой: «Нас скоро будет трое». Он обнимет. Поцелует. Скажет что-то глупое и трогательное. Я это так ясно видела…

А потом – конец.

Конец всему. Нам. Мечтам. Будущему.

Я зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос.

Нет. Стоп. Хватит.

Никаких «а если бы». Никаких «что было бы, если». Есть только настоящее. Новый город. Новая я. Стараюсь держаться. Жить. Дышать.

А он…

Кем бы он ни был, этот Советник, – если судьба решит столкнуть нас снова, я отвернусь. Уйду. Спрячусь.

Потому что больше – не вынесу.

Не вынесу этих глаз. Этих карих глаз с легкой зеленью, которые были последним, что я увидела перед смертью. Моей прежней смерти.

И, может быть, началом новой.

***

Постоялый двор в Маркессе. Вечер.

Комната будто замерла в тревожном ожидании, только гулкие шаги Алекса нарушали тишину. Он мерил пол от стены к двери, будто пытался дойти до ответа, который всё ускользал. Лоренцо сидел в кресле, наблюдая за ним, не пытаясь остановить – знал: словами тут не поможешь.

– Почему так долго? – Алекс бросил взгляд на дверь, будто мог ускорить время одним усилием воли.

– Алекс, сядь, – спокойно сказал Лоренцо.

– Не хочу я сидеть!

– Тогда хотя бы не кричи.

Лоренцо говорил мягко, но сдержанно, привычным тоном, за которым скрывалась тревога. Алекс вздохнул, но не уступил. Он был напряжен, словно пружина.

– Ты точно уверен?.. – Лоренцо, возможно, надеялся, что всё окажется ошибкой.

– Да! – резко. – Это была она. Ты думаешь, я бы не узнал? Это не спутать. Я… когда выскочил на площадь, у меня ноги отказали. На миг. Вот просто – не смог сделать шаг. А потом увидел, как её уносят. Женские руки, возможно, мать… няня, кто-то. Я сам виноват – налетел, как ветер, спугнул толпу. А с младенцем… сам понимаешь. Не место.

– Обычно грудных детей вообще не выносят, – заметил Лоренцо, и в голосе прозвучало что-то большее, чем скепсис.

– Но она была там! – Алекс почти прошептал это, как заклинание. – Я чувствовал.

Он не искал сочувствия. Только подтверждения, что не сошел с ума.

Лоренцо не спорил.

– Хорошо. Значит, была. – И вдруг, напряжение будто сдвинулось. – Кажется, к нам идут.

Стук. Алекс распахнул дверь, и на пороге застыл слегка растерянный староста.

– Список новорождённых, как вы просили, господин Главный Советник.

– Благодарю. Подождите… Ужин. Проследите, чтобы всё было. – Голос стал жёстким, привычно командным.

Когда дверь закрылась, Алекс, наконец, рухнул в кресло у камина и развернул список, будто в этих строчках была разгадка судьбы. Глаза жадно скользили по именам, но руки дрожали.

– Знаешь, через бумагу связь с Парой не почувствуешь, – заметил Лоренцо, но Алекс не ответил. Он уже вычеркивал лишнее.

– Вот, – почти победно сказал он спустя несколько минут, протянув другу лист. – Временные рамки сужают круг. Остались три: две девочки и мальчик.

Лоренцо взял список, взгляд его скользнул по строчкам.

– И что ты…

– Навестить. Всех.

– Алекс, уже ночь. Мы и так задержались. Потерпи до завтра. Допустим, ты её найдешь. Дальше что?

Алекс нахмурился. Он не любил, когда его планы ставили под сомнение.

– Как что? Обеспечу безопасность. Устрою семью в поместье, всё необходимое – питание, охрана. Она должна жить в покое.

– А ты – в равновесии. Если, конечно, хочешь дожить до её совершеннолетия, – Лоренцо говорил спокойно, почти насмешливо, но глаза его были серьёзны. – Сразу окружив её комфортом, ты нарушишь баланс. Это не просто каприз Вселенной, Алекс. Это закон.

Он встал, подошёл к окну и на секунду замолчал, прежде чем добавить:

– Сними на моё имя загородный дом. Пусть живут скромно, но в достатке. Не выделяй её. Не бросай вызов миру, которому сам пока ещё принадлежишь. Твоя Пара – это не награда, а ответственность.

Алекс смотрел на пламя в камине, и в нём отражались его мысли: всполохи, тревоги, упрямство и что-то странное – тихое, почти болезненное ожидание. Он молчал, и Лоренцо не торопил. Они оба знали – решения Алекс принимает сам. Но в этот раз слишком многое было поставлено на карту.

Глава 7

Хижина Дамьена. Вечер.

– В городе яблоку негде упасть. Вся знать, что не поленилась, съехалась в Маркесс, будто там раздавали титулы на углу. А всё потому, что Советник решил задержаться, – Дамьен говорил, как всегда, спокойно, как будто обсуждал погоду, но я-то слышала: он нервничает. – Одни под предлогом навестить тётю или решить "дела", другие просто так – глаза покатать. А с ними и охраны… в два раза больше. Словом, Катрин, ты меня вообще слушаешь?

– Конечно, – я кивнула и постаралась сделать заинтересованное лицо. – Думаешь, он задержится надолго?

– Никто не знает. Но народ доволен. Магазины полны, базар шумит, некоторые уже заглядываются на дома – мол, вдруг Советник тут приживётся, и будет жить под боком, как сосед. А ты посмотри, – он вдруг протянул мне платок. – Уже товар с его гербом продают.

Я только взглянула – и меня словно ударило током. Алый шёлк, золотая бахрома, в центре – порхает бабочка. Я резко отвернулась, будто это не кусок ткани, а проклятие в руках.

– В чём дело? – тихо спросил Дамьен после паузы. – Ты с тех пор, как вернулась из города, сама не своя. А я, между прочим, был у торговца. Он до сих пор возмущается, что моя ученица пыталась сторговать цену до медяка. Я подумал: ну раз спорит – значит, всё в порядке. А ты тут как тень ходишь. Я, конечно, не из тех, кто душу выворачивает, но мне не всё равно. Расскажешь?

Он всегда так. Не лезет. Но как-то… оказывается рядом. А я – я устала притворяться.

– Я видела его, – прошептала я уже за ужином. – На площади. Советника. Это была… встреча. Пары.

Он молча кивнул. Только «да» выдохнул – коротко, как будто ему вдруг не хватило воздуха.

– Поэтому я не могу туда вернуться. В город. Пока он там.

– Но почему? Он ведь твоя Пара. Да, Советник. Возможно, будущий король. Но разве это важно?

– Важно. Потому что я – не та, кого он захочет. Я не просто была в лесу, Дамьен. Меня изгнали.

Он не перебивал. Просто слушал. Я почувствовала, как внутри что-то дрожит, как будто трещина в стекле вдруг решила стать настоящим разломом.

– Меня соблазнили. А потом бросили. Родители узнали об этом из письма. Человека, которому собирались меня сосватать.

– Гнусно, – только и сказал Дамьен. – Но, знаешь, далеко не все чисты до брака. Все делают вид, будто это так важно…

– Но не в этом суть. Этот человек – и был Алекс ди Фэрроуинд. Советник. Он написал моему отцу ответ: резкий, холодный. Назвал меня распутной. Легкомысленной. Хотя мы… мы тогда даже не были знакомы! Он меня уничтожил, Дамьен.

– Он обидел тебя.

– Он стер меня с лица земли.

Он прикрыл глаза. На миг мне показалось, что он злится. А потом – начал собираться. Из всех углов, о которых я даже не догадывалась, он вытаскивал вещи: фляги, хлеб, травы, меховую накидку…

– Что ты делаешь?

– Поход. Всё равно собирался. А тебе сейчас полезно – уйти из города, из этой истории, из собственных мыслей. Магии здесь не научишься. Нужно в лес, в горы. К травам. К жизни. Сейчас самое время.

– А звери?

– Найдётся, кому присмотреть. На рассвете сбегаю в город, договорюсь с одним стариком. А ты – собирайся. Хочешь?

Я не ответила. Только улыбнулась. Широко, впервые за долгое время – по-настоящему.

***

По дороге в Столицу

Лоренцо молчал, боясь нарушить тишину в экипаже. Он украдкой поглядывал на друга – Алекса, который казался совсем другим человеком. Вчера они провели весь день в поисках Пары Алекса, но безрезультатно, и теперь друг будто погрузился не просто в задумчивость – скорее в отчаяние. Он отказался от завтрака, почти не отвечал на слова, хотя обычно в дороге был говорлив и оживлён. Лоренцо волновался – и делал всё, чтобы не выдать этого. Он боялся, что беды не закончатся здесь. Ведь Алекс привык, что удача всегда была на его стороне. Его врожденное обаяние и усердие притягивали удачу, а теперь словно холодное одеяло – его Пара забирала всё тепло и свет.

– Вечером мы будем у графа де Лавега, – напомнил Лоренцо, стараясь хоть немного отвлечь друга.

– Да, да, – ответил Алекс, без особого интереса. – Но сначала мне нужно переодеться и помыться после дороги. У нас есть время?

– Конечно, – уверил Лоренцо.

Алекс выглядел странно пустым, безжизненным – так, будто весь свет из него вытек. Это делало его уязвимым, а им предстояло встретиться с множеством влиятельных людей. Советник должен был быть твёрдым, непоколебимым, иначе слухи разлетятся мгновенно. Лоренцо знал, как порой вспыльчив Алекс, но рискнул заговорить с ним откровенно.

– Я понимаю тебя, друг, – хрипло произнёс Алекс. – Не допущу, чтобы кто-то увидел мою слабость. Просто… впервые я чувствую себя потерянным. Как будто всё, чего я добился, потеряло смысл, а то, что действительно дорого – теперь навсегда недостижимо.

– Ты обязательно встретишься с ней, когда будешь готов, – попытался утешить Лоренцо. – Ты убедился, что она жива, родители, похоже, заботятся о ней. Не стоит волноваться.

Алекс слабо кивнул, глядя в окно, где медленно мелькали стройные ряды деревьев.

– Если хочешь, я могу отвести тебя к Мастеру Оле, он, возможно, прояснит ситуацию. Так что сосредоточься на своих делах, успокой Короля, а заботу о Паре доверь мне. Ты же знаешь – я сделаю всё, что в моих силах.

Советник повернулся к другу и улыбнулся – такой лёгкой и благосклонной улыбкой, что Лоренцо тихо выдохнул с облегчением.

Глава 8

Глухой лес, день.

– Огонёк, Янтарный кончик, Малооко и… Тёмное светило, – перечисляю, кивая на кусты, и ловлю одобрительное хмыканье Дамьена. Ну конечно – значит, сдала очередной «экзамен».

– Быстро схватываешь, Катрин. Молодец, – кивает он. – А теперь давай-ка задачку посложнее: человек – резкая боль в животе, его тошнит, пот льётся как с крыши весной, и – внимание – по телу зелёные пятнышки. Что делать будешь?

– Горячий?

– Угу.

– Настойку янтарных ягод – трижды в день, и чтобы побольше овощей. Меньше хлеба, больше кабачков.

– Верно. А теперь представим, что у бедняги головная боль такая, будто тролль в голове барабанит, ещё и галлюцинации…

– Смотря какие галлюцинации. Если просто тени, то чай из перечного винограда. А если он уже с домовым обедает или видит покойную бабушку, тут надо разбираться серьёзно. Возможно, и не трава вовсе дело.

Дамьен хлопает в ладоши, довольный как учитель на выпускном.

Третий день пути – а я уже будто прожила неделю. С головой в учёбу нырнула, в травы, в сборы, в отвары и примочки. Мне это всё правда нравилось – ни в каком университете мне не было так интересно. Он говорит, что не лучший лекарь в королевстве. Может, скромничает? Хотя по нему видно – человек он практичный, без лишних слов. Учит не по книгам, а по жизни. А я, в отличие от прежней себя, вцепилась в это обучение обеими руками.

Дважды мы останавливались в деревнях – таких, о которых на картах забыли. Врачей там не водится, зато болезней – как семян в арбузе. И я, Катрин, внезапно оказалась нужной. Выходила троих. Люди благодарили – а я не знала, куда глаза девать от непривычной теплоты.

Мне по душе приходилась эта дикая жизнь: костры, ночевки под звездами, утренние росы на волосах. Я закалялась. И физически, и внутри. Мы не говорили о Советнике. Вообще не говорили ни о чём, кроме трав, настоек и анатомии. Я делала вид, что меня это устраивает.

Но однажды, проходя мимо двух крестьянок у ручья, услышала:

– До сих пор мирный договор не подписали. Король Блэкхейвен в бешенстве – мол, Советник отказался жениться на дочке посла.

– Будет война?

– Сплюнь, дура!

Слова застряли в голове, как репей на юбке. Я не любила политику. А особенно – политику этого мира. Но разве можно отмахнуться, если от её последствий никто не скроется, даже в чаще леса?

В тот же вечер, под шум котелка, я заговорила с Дамьеном:

– Думаешь, будет война?

Он помешал похлёбку, задумчиво глядя на танец пара.

– Никто не хочет. Короли оба старые, наследников нет. Но у Блэкхейвена посол – как правая рука. Его дочка – любимая. А Советник ей отказал… Это, мягко говоря, унижение.

– Может, стоило бы извиниться и согласиться?

– Он знает, кто ты, – ответил Дамьен твёрдо. – И если у человека есть шанс быть с Парой, он не променяет это ни на какие союзы.

– Но мы не будем вместе. Это очевидно.

– Он этого не знает. И, возможно, будет жить с этим знанием и мучится до конца жизни.

Я молчала. Лежала под одеялом, глядя в темноту, и спорила с собой. Он ведь мне ничего не сделал. Это не он – это прошлое, чужая жизнь. Но ведь и прошлое болит, разве нет? Он заставил страдать Габриэллу. Значит, заслужил.

…Наутро я попросилась в город. Купила бумагу, чернила, перо. Нашла тихий угол в таверне, заказала себе кружку чая, чтобы не выгоняли, и наконец села писать письмо.

***

Резиденция Главного Советника. Утро.

– Что значит, отказывается есть? – голос Лоренцо прозвучал не столько сердито, сколько опасно спокойно.

Испуганная служанка поникла.

– Его Светлость сказал, что не голоден, заперся в кабинете и никого не пускает, милорд.

Он не стал слушать дальше – просто отодвинул её в сторону и направился к двери, за которой прятался его друг. Постучал коротко.

– Алекс. Это я.

За дверью послышался легкий шум, щелчок замка. Но никто не вышел. Лоренцо приоткрыл дверь сам – и вошёл.

Советник ходил туда-сюда, бессмысленно протаптывая ковёр. Лицо бледное, губы сжаты, взгляд рассеянный.

– Сегодня я получил письмо, – сказал он, даже не повернув головы. – Закрой за собой.

Лоренцо молча подчинился, и защёлка встала на место с глухим щелчком.

– Письмо от короля?

– И да, и нет. Он приглашает к обеду, хотя ни слова о цели разговора. Но не это сейчас главное. Сядь.

Советник опустился в кресло, сцепил пальцы, словно хотел удержать себя от лишних слов или жестов.

– Тогда что случилось? – Лоренцо нахмурился, чувствуя, как беспокойство друга передаётся ему самому.

– Письмо… от моей Пары.

Лоренцо не ответил. Он только чуть заметно выпрямился.

– Без имени. Но – женщина.

– Алекс, ты ведь понимаешь…

– Что это может быть ложь? Я тоже сначала подумал об этом. Но прочти сам.

Он протянул лист бумаги – самый обыкновенный, без гербов и печатей. Почерк ровный, аккуратный, женский.

– Читай вслух.

Лоренцо подчинился:

«Уважаемый Главный Советник, Я пишу Вам, чтобы облегчить свою совесть и, возможно, изменить Вашу судьбу. Мы с Вами встретились – мимолётно – на площади в Маркессе. Простите за то, что тогда сбежала. Мне не следовало даже приближаться.

Судьба ошиблась. Я не та, кто должна была стать Вашей Парой. 17 марта я погибла. Или – стала кем-то другим. Заклинание уничтожило моё тело, оставив только память и душу, пересечённые новой сущностью.

Я не прошу Вас верить. Просто – не ищите меня. Не отказывайтесь от предложения посла Блэкхейвена. Спасите страну, если не ради себя, то ради тех, кто в Вас верит.

Счастья Вам. И прощайте.»

Закончив, Лоренцо молча поднял глаза. Алекс снова не сидел – расхаживал по комнате, как зверь в клетке.

– Ты мог представить себе такое? – спросил он хрипло. – Не ребёнок. Взрослая женщина. Возможно – та самая, с кем я должен был быть. Разве не чудо?

– Или ловушка. В такие времена верить бумаге – риск.

– Лоренцо, всё совпадает. Дата. Площадь. Случайная встреча. 17 марта – день, когда я почувствовал её впервые.

– Это всё можно подделать. Особенно если кто-то хорошо осведомлён.

– Ты можешь выяснить, откуда пришло письмо?

Пауза.

– Алекс…

– Можешь или нет?

Лоренцо медленно кивнул:

– Я постараюсь.

Он снова взглянул на письмо. Почерк выдал многое: спокойствие, внутренняя дисциплина, странная, почти отстранённая решимость.

– Она просит, чтобы ты забыл её.

– А я – не могу. И не буду.

– Почему, как ты думаешь, она не хочет быть с тобой? Любая бы согласилась…

– Ради власти и громкого имени? Может, она одна – кто видит за титулом человека.

Он замолчал. Потом резко повернулся.

– Ты упоминал мастера Оле? Я должен увидеть его. Сегодня. Срочно. Мне нужно знать – могла ли судьба соединить меня не с младенцем, а с взрослой.

– Хорошо, – кивнул Лоренцо. – Если ты настаиваешь.

Он спрятал письмо в секретный отсек, наблюдая, как Алекс почти бегом покидает кабинет. Забыл об осторожности, о тайне, обо всём.

Лоренцо остался стоять у шкафа, глядя на задвинутую дверцу.

Что-то в этом письме тревожило его сильнее, чем просто совпадения.

Глава 9

Здание Столичной Академии, полдень.

Коридоры Академии были наполнены особой тишиной – не гробовой, нет, но той, что бывает в местах, где привыкли думать. Лоренцо шагал уверенно и бесшумно, словно знал здесь каждый камень. За ним, немного напряжённый, следовал Алекс. Академиков попадалось немного: те, кто всё же пересекал им путь, погружённые в свои свитки, не удостаивали их ни взгляда. Такое равнодушие, казалось, забавляло Советника.

– Мне определённо стоит приезжать сюда отдыхать, – негромко заметил он. – Я здесь словно невидимка. Ни один отец не пытается выдать за меня свою дочь, ни одна матрона не строит заговоры с пирогами и улыбками. Почему ты раньше не показал мне это место?

Лоренцо улыбнулся краешком губ. Друг, похоже, приходил в себя.

– Академия известна всей стране. Не думал, что ты настолько далёк от цивилизации, – тихо заметил он. – Профессор Оле Ранро должен был получить моё письмо, но, признаться, мы немного нарушили приличия. У него могли быть планы.

– Я не мог ждать до вечера, – твёрдо сказал Алекс.

Это было правдой. Лоренцо понимал: та неудержимая настойчивость, что с недавних пор поселилась в друге, не могла быть случайной. Алекс стал одержим идеей найти свою Пару. Сам Лоренцо никогда не чувствовал ничего подобного – и, возможно, поэтому до конца не мог понять это стремление. Но, как всегда, был рядом. Потому и привёл Алекса к человеку, который знал о магии Пар больше, чем кто бы то ни было.

Они остановились у массивной двери. Лоренцо постучал, не теряя достоинства. За дверью что-то проворчали, и вскоре в щели появилось лицо – морщинистое, недовольное, с характером, отпечатанным в каждом складке кожи.

– Кто вы ещё такие? – осведомился старик, явно не настроенный к визитёрам.

– Лоренцо де Монтереале. Писал вам сегодня утром. Простите, что без предупреждения, дело срочное.

– Профессор Ранро, – вступил Алекс, кивнув. – Алекс ди Фэрроуинд. Рад встрече.

Старик скользнул по ним долгим, цепким взглядом.

– И что понадобилось Главному Советнику и его цепному псу?

Алекс нахмурился, Лоренцо промолчал. Время, чтобы спорить с упрямым стариком, у них не было.

– Мы можем поговорить в вашем кабинете? – спокойно уточнил Лоренцо.

– Ни в коем случае! – старик выпрыгнул из двери и тут же захлопнул её за собой. – Это мой кабинет.

– Тогда, возможно, в Академии найдётся место для конфиденциального разговора? – терпеливо предложил Лоренцо.

– Без посторонних, – добавил Алекс, всё ещё переваривая прозвище «цепной пёс».

Старик подозрительно поджал губы, но, не произнеся ни слова, резко развернулся и засеменил по коридору к винтовой лестнице. Гости переглянулись и молча последовали за ним. Один пролёт, другой, третий… В какой-то момент старик остановился столь внезапно, что Лоренцо чуть не врезался в него.

– Здесь, – объявил он.

– На лестнице? – с недоумением уточнил Алекс.

– Конечно нет, болван.

Алекс поперхнулся воздухом. Старик тем временем выудил из кармана ключ, нащупал в стене крошечную щель и, повернув его, толкнул кусок стены, который послушно отъехал в сторону, открывая узкий проход в каменное помещение.

– Прошу, – бросил Ранро, пропуская их внутрь. Камень вернулся на место.

Профессор плюхнулся в одно из кресел с видом человека, которого отвлекли от по-настоящему важного дела.

– Ну?

Алекс, скрыв раздражение, сел напротив и кратко, без лишних деталей, изложил суть. Без имён, без личного.

– То есть вы хотите знать, – перебил профессор, едва дослушав, – может ли человек стать чьей-то Парой не с рождения, а позже, скажем, в зрелом возрасте? Конечно, может. Случаи были. Вот, например, одна женщина – в неё попала молния. Почти умерла. А потом… имя другое, мужа не узнаёт. Уехала, вернулась через пару лет туда, где выросла. Встретила старого друга. И – бах. Оказались Парой.

Он махнул рукой, будто это было не редчайшее явление, а обычная история на вечернем базаре.

– Были и другие случаи. Но мне лень о них рассказывать.

– То есть, гипотетически, если кто-то едва выжил после сильного заклинания, он мог… стать чьей-то Парой? – уточнил Алекс, весь подался вперёд.

– А я, по-твоему, тут что толкую, дурень?

Лоренцо поспешил вмешаться, пока друг не вышел из себя окончательно.

– Профессор, скажите… кто-нибудь ещё к вам приходил с подобным вопросом?

– Нет. Не ко мне. Вообще, магия Пар мало кого интересует, что удивительно. Те, кто нашли друг друга, довольствуются самим фактом. А зря. Это тонкая, глубокая материя. И если уж затронула тебя – стоит разобраться.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Истинные Пары – не просто счастливые союзы. Их связь – живая. И дети от таких Пар… особенные. Магия у них хлещет через край, природу они чувствуют, как продолжение себя. Только вот Пары у таких детей не бывает. Или, по крайней мере, ни одного случая не зафиксировано. Хотя, может, просто не встретили вовремя. Мы ведь редко живём в одну эпоху со своей судьбой.

Гости провели у профессора куда больше времени, чем планировали. Лишь к вечеру они покинули каменное убежище – утомлённые, но с крупицей знаний, за которой и пришли.

***

Королевский дворец в Блэкхейвене.

Слуга бесшумно распахнул створки высоких дверей, склонился почтительно и произнёс:

– Ваше Величество, прибыл посол.

Мужчина средних лет вошёл неторопливо, с достоинством. Его фигура в дорожном плаще казалась чуть уставшей, как и лицо, отмеченное сединой у висков. Остановившись у подножия трона, он склонил голову.

– Как Белла? – спросил король, устало опершись на резной подлокотник.

– Она передаёт пожелания долголетия и процветания, мой повелитель, – ответил посол, выпрямляясь. – Пережила отказ достойно.

Старик тихо вздохнул, взгляд его затуманился.

– Я надеялся… Столько говорили об этом юном советнике, ди Фэрроуинде. Думал, он станет не просто супругом, а будущим правителем. Надеялся на союз двух королевств. Объединение. У меня нет наследника – ни крови, ни духа. Что ж, чем она ему не угодила?

Посол развёл руками, едва заметно.

– Простите, Ваше Величество, но разве не каждый отец считает свою дочь прелестнейшей? Однако Белла действительно необычайно хороша. Молодой советник не пожалел комплиментов. Был вежлив, учтив, но тверд. Он отказался, объяснив, что обрёл свою Пару. Недавно. Едва младенцем наречённую.

– Пару? – в голосе монарха зазвучала ироничная грусть. – Что ж, по крайней мере, причина достойная. Они виделись?

– Нет, но он ищет её, с почти отчаянной настойчивостью.

В зале повисла короткая тишина. Затем посол, чуть осмелев, проговорил мягче, почти по-дружески:

– Не тревожьтесь об Изабелле, государь. Она всегда была своенравна. В глубине души – противилась этому браку, хоть и молчала, чтобы не огорчать вас. Советник не стал для неё сердечной потерей. Сейчас она увлечена звёздами, науками… ни единого слова о женихах. Такая уж она, девочка с характером.

– Да, ум её редок, – с теплом сказал Король. – А умная женщина – украшение двора, если умеет быть осторожной. Ну да ладно. Раз обид ни у кого нет, я напишу королю Фейриса: считай конфликт исчерпан.

– Мудрое решение, Ваше Величество.

– Кстати. Как продвигается расследование?

Посол сразу посерьёзнел.

– Увы, всё хуже. Отравление. Это не болезнь. Это яд. И неведомый. Он уносит жизни каждый день. Сначала – простолюдины. Теперь – знать. Вчера скончалась дочь виконта де Драконхарт.

– Да. Я слышал. Вот почему и просил тебя прийти. Паника близка. Что ещё нам известно?

– Лекари, алхимики, даже учёные Академии – все тщетно пытаются найти противоядие. У нас нет знаний о природе этой отравы.

– И всё же, – Король приподнялся, глядя в окно, за которым стелился лунный свет, – ищите не только среди знатных и учёных. Пошлите за травниками. Те, что всю жизнь проводят среди лесов, знают яды лучше любого столичного лекаря.

– Будет исполнено.

Обсудив детали, посол откланялся.

Король остался один. Старческая рука легла на резьбу трона. Он медленно поднялся, словно тяжесть лет налегла на плечи. Ночь была близка, но сном не пахло. Мысли, как ядовитый туман, сгущались – о безответных союзах, чужой судьбе и приближающейся беде.

***

Королевский дворец в Фейрис.

Свиток, размером с половину королевской библиотеки, с глухим стуком лег на письменный стол. Лоренцо отступил на шаг, отдуваясь, будто совершил героический подвиг.

– Вот, – объявил он, с нескрываемым удовлетворением. – Города, куда поставляют такую бумагу. Примерно триста. Некоторые – за пределами королевства. Хотел было вычеркнуть те, что в чужих землях, но потом подумал – если уж твоя суженая решила сбежать, так и на край света подалась бы.

Советник Алекс ди Фэрроуинд, стоя у окна, слегка поморщился и медленно развернул свиток. Пальцы скользнули по списку, как будто в каждом названии искал её имя – то, что пока оставалось только ощущением под кожей.

– Почему она избегает меня? – проговорил он почти себе под нос. – Если она считает, что ее проблемы обременят меня – глупость. Мне хватит пары щелчков пальцами, чтобы всё уладить.

– Звучишь как самоуверенный нарцисс, – хмыкнул Лоренцо, опершись о колонну. – Не знал бы тебя – поверил бы. А вдруг у нее уже муж? Красавец, благородный, с крепким кошельком. Или, хуже того, дети. Представь – трое, с кудрявыми головами и носами картошкой.

– Можешь замолчать? – Алекс даже не поднял взгляда, но встряхнул свиток так, что тот чуть не слетел со стола. – Не порть мне настроение.

– Да ладно тебе. – Лоренцо пожал плечами. – Даже если у неё целый гарем, ты всё равно решишь этот вопрос. Ты же не веришь, что магия Пары может быть проигнорирована?

Алекс отвернулся от окна, взгляд его стал острым, почти болезненно сосредоточенным.

– Я читал труды профессора. В одном из них говорится, что если Пара отвергает свою половинку – тоска съедает её изнутри. Я не хочу, чтобы она страдала. И себя мучить не намерен.

– Сильно тебя этот профессор зацепил, – хмыкнул Лоренцо. – Я видел, сколько у тебя его книг.

В ответ – лишь невнятное мычание. Советник снова уткнулся в список городов, и было неясно, вслушивается ли он, или уже снова тонет в мыслях.

Тишину нарушил звук шагов. Лоренцо обернулся и, улыбнувшись, пошёл навстречу приближающемуся мужчине.

– Грегор Вандерлих! – с очевидной радостью он обнял гостя. – В дорогу собираешься?

– Утром выезжаю, – кивнул тот, поправляя выбившуюся из причёски русую прядь. – Только что вернулся от Его Величества. Формальность, говорит, между нами и Блэкхейвен всё улажено. Но ты, Алекс, успел наделать шума.

– Я натворил, а расхлёбывать, как всегда, тебе, – лениво усмехнулся Советник, пожимая руку другу. – Как жена?

– Всё было прекрасно, пока мне не велели ехать к "оскорблённой" невесте и её отцу. Спасибо тебе.

– Ну, не в первый же раз ты в Блэкхейвене, – невинно заметил Алекс.

– В первый – с беременной женой, которую оставляю одну. Так что присмотри за ней, виновник.

– Само собой.

– Кстати, как поиски? – взгляд Вандерлиха потеплел, но за ним пряталась озабоченность.

– Был прорыв. В прошлом месяце. Но… – Алекс на мгновение отвёл глаза. – Я не сдаюсь.

– И правильно. – Грегор похлопал друга по плечу. – Ладно, у меня еще три визита сегодня. Простите.

Он исчез за дверью, оставив за собой шлейф тонкого тревожного запаха путешествий, дипломатии и нерешённых дел.

Лоренцо, вернувшись к столу, кивнул на свиток:

– Ну что, с севера начнём?

Алекс молча взял перо. Бегство по следу началось.

Глава 10

Одна из деревень к югу от столицы Фейрис, таверна.

Южная деревенька, таверна, где мясо жевалось хуже, чем подошва старых сапог. Я возилась в тарелке, с трудом отковыривая подгоревшее от недожаренного, и в который уже раз повторила:

– Мне это не нужно. Честно. Какая в этом вообще логика?

Дамьен закинул ногу на ногу, как всегда уверенный в своей правоте до последнего локона на голове, и принялся вещать:

– Логика в том, что у тебя редчайший дар к целительству. Ты хватаешь всё на лету – только покажи, и уже лечишь лучше деревенского лекаря. Так что фамилия тебе необходима. Именем-то одно тебя не запомнят, а вот «Катрин такая-то» – уже куда солиднее звучит. Вдруг станешь великой? Людям же потом надо будет знать, чьим зельем их от чахотки спасли.

Я вздохнула, ткнула мясо посильнее – не сдавалось. Как и Дамьен, к слову.

– Ты преувеличиваешь. Меньше месяца учусь, а ты уже пророчишь мне судьбу лучшей лекарки столетия.

– Талант виден сразу. А если ты забыла – у тебя уже есть свои поклонники.

– Благодарные пациенты – не то же самое, что почитатели, – пробормотала я, но звучало это неуверенно.

– Это всё одно и тоже, – не отставал он. – Но вот скажи, тебе что, совсем не хочется какой-нибудь красивой, звучной фамилии? Что-то в духе: Катрин Благодатная или, ну там, Катрин Травосвет?

Я чуть не подавилась от возмущения:

– Я не эльфийка из детских сказок! И ничего не приходит в голову. Пусть всё остаётся как есть. Я – просто Катрин.

Дамьен надулся. Он вообще мастер драматических пауз и обиженных вздохов. Примерно через минуту уже тяжело дышал носом, будто паровой котёл. Пришлось сдаваться.

– Хорошо, хорошо… Только не приставай больше. Придумай сам, если тебе это так важно.

И он ожил. Засветился, как лампа с подогревом. Или это всё же эль подействовал. Полвечера мы перебирали фамилии. Сначала было весело, потом абсурдно, под конец – невыносимо. Я уже начала подозревать, что он тайком устраивает мне сеанс пытки именами.

– Это чересчур! – сказала я, когда он предложил «Катрин Невянущая». – Ты уверен, что сам бы с такой фамилией в лес вышел?

Он замолчал. Прямо затих, и я уже было подумала, что обиделся окончательно, но тут он поднял взгляд – и я сразу поняла: это уже не шутки.

– Есть один вариант… – тихо сказал он. – Если захочешь. В общем… можешь взять мою фамилию.

Я застыла с кружкой эля в руке. Медленно поставила её на стол.

– Твою?

– Да. Моя семья – травники много поколений. Хорошие были целители. Нас уважали. До тех пор, пока не начали бояться. Один придворный заказал яд, получил, потом всё вывернули против нас. Почти всех казнили. Меня и нескольких братьев с сёстрами изгнали. Я тогда был ребёнком. Родителей обвинили в сговоре… Но мы были не злодеи. Мы были просто слишком умны и слишком удобны.

Я не знала, что сказать. Грудь стянуло чем-то странным – жалостью и уважением в одном флаконе.

– И ты хочешь, чтобы я… – начала я, не договорив.

– Катрин де Монфорт, – произнёс он. – Это звучит. Это история. Это сила. Я понимаю, это риск. Моя фамилия хоть и очищена, но всё может повториться. И всё же… я бы посчитал честью, если ты согласишься.

Я смотрела на него, а внутри было светло и тревожно одновременно.

– Я буду рада, – тихо ответила я. – Только… не уверена, что заслужила.

– Глупости, – отмахнулся он. – Я тебя обучу. Всё, что знаю. А знаю я немало.

Вот так всё и началось. У меня не было цели, не было имени, не было будущего. А теперь – было всё. Или, по крайней мере, обещание чего-то настоящего. Так я стала Катрин де Монфорт – ученицей, целительницей.

Лето подкрадывалось лениво, как кот, решивший всё-таки не драться с мухой. Воздух стал чуть теплее, в травах появилось больше жизни, и только в наших с Дамьеном разговорах – напротив – стало ощутимо прохладнее. Политика прокралась в них, как сквозняк в щёлку – тихо, но настырно. Мы долго делали вид, что её не существует: я – по старой памяти, потому что дома считала всю эту возню чем-то вроде затянувшейся телепередачи, которую никто не смотрит, а он… ну, у него были причины серьёзнее. Свою «телепередачу» он однажды уже посмотрел – кровавую, без финальных титров.

Но новости, как тараканы, лезут отовсюду.

– Неделю назад убили нашего посла в Блэкхейвене, – сообщила служанка, ставя перед нами миски с тушёной фасолью. – Грегор Вандерлих. Он туда с миром поехал.

– Отравили? – Дамьен нахмурился, и это было знаком: теперь внимание. Настоящее, профессиональное.

– Ага. Он ведь в королевском дворце жил… Но там уже давно что-то неладное. Люди мрут, как мухи: сначала бедняки, теперь и знатные падают как подкошенные. Смерть посла – последняя капля. Говорят, яд неизвестный. Целенаправленные убийства, не иначе.

Меня передёрнуло. Я, конечно, не принцесса из башни, но, когда слышишь такое за ужином – аппетит уходит в закат.

– И никто не нашёл противоядие? – удивилась я, по привычке повторяя то, чему меня учили. Потому что, если яд можно создать, значит, можно и обезвредить. Это же… правило, почти аксиома.

Служанка только покачала головой – будто мир в очередной раз сломался, а она уже устала удивляться.

– Часть трав определили. Но остальные… Либо их никто не знает, либо они в одиночку безопасны. Видимо, кто-то очень умный, но очень нехороший собрал из них нечто новое.

После той ночи Дамьен стал больше читать, меньше говорить. Он не произносил ни слов сочувствия, ни проклятий – но по тому, как аккуратно он переставлял пузырьки и как долго молчал над каждой строчкой, я понимала: зацепило. Таинственный яд – вызов. И он его принял.

И я… тоже. Странно. Я ведь не врач и не колдун, я вообще сюда попала случайно. Но то ли любопытство проснулось, то ли дух соперничества, то ли просто хотелось не отставать от человека, чьё мнение обо мне становилось всё опасно важным. Короче говоря – меня это тоже зацепило. Противоядие. Новый яд. Неизвестные травы. Пазл.

– Катрин, – сказал он за ужином, через две недели после той беседы, – мне всё больше не даёт покоя эта история с ядом. Давно не было ничего по-настоящему нового… Я думаю, нам стоит сделать паузу в занятиях. Тебе лучше остаться.

Он сказал это как будто между делом – как будто я не та, кто теперь, по его же словам, «глотает знания быстрее, чем горячий бульон». А я уже видела, как он старается не увлечься. Не втянуться в очередной водоворот.

Поэтому просто положила ложку, вытерла руки о край рубахи и сказала:

– Если ты собрался в Блэкхейвен – я еду с тобой. Не спорь. Может, моя «светлая голова», как ты её называешь, на что-то, да и сгодится.

Он хмыкнул. Не одобрительно – скорее, по-своему: мол, сам знал, что так и будет. А потом велел лечь пораньше. Потому что дорога, сказал он, будет длинной. Но я уже и без него это чувствовала.

Глава 11

На границе между Блэкхейвен и Фейрис.

– Ну, вот и дошли, – выдохнул Дамьен, вытирая рукавом лоб, как будто тот был вражеской мишенью. – Надеюсь, пока мы сюда тащились, войну всё-таки не объявили.

Я лишь молча кивнула. Мы оба то и дело ловили себя на том, что поджимаем плечи от нервного напряжения – уж слишком тихо стало вокруг. Последние несколько дней дорога словно вымерла. Ни деревень, ни городков, ни случайных встречных. Только мы, лес, да мой зудящий в мыслях вопрос: а не зря ли мы в это влезли?

Когда Дамьен решил, что без его великого носа и моего, как он выражается, “нестандартного ума” расследование яда в Блэкхейвене попросту обречено – мне пришлось срочно официально вливаться в его семью. Так сказать, получить статус. Без бумажки, как известно, ты в чужом королевстве и не бранное слово.

В ближайшем городе мы нашли блюстителя семейной линии, и меня, с фанфарами в голове и легким комком в горле, вписали под новым именем. Забавно – на этом этапе я окончательно перестала быть собой прежней. И чтобы закрепить перемены, обрезала волосы по плечи. Мелочь, а приятно. В прошлом мире я обожала короткие стрижки, и каждый раз, когда длинные пряди лезли в глаза – хотелось рыдать или резать. Я выбрала второе.

Дамьен, как и ожидалось, ограничился своим фирменным комментарием:

– Ты гораздо благоразумнее, чем выглядишь.

Что, по меркам моего наставника, звучало почти как: “Я тобой горжусь”. Растрогалась? Нет. Просто записала в личный список побед.

Учёба шла полным ходом. Я уже свободно различала травы, разбиралась в их свойствах, могла с закрытыми глазами составить базовую настойку от лихорадки. Почти не ошибалась с дозировками – если не считать тот случай с козлом деревенского старосты (козёл, к счастью, выжил). По ночам я почти не спала. Вроде бы и усталость должна была свалить, но… не сваливала. Наверное, потому что мозг был занят.

Дамьен же спал, свернувшись калачиком под своим плащом, посапывая с абсолютно нечеловеческим спокойствием. А я сидела у костра, листала потрёпанные книги, шептала названия трав вслух – как будто старалась в них спрятать себя.

Но теперь, когда мы перешагнули границу – всё стало по-другому. Словно натянутая струна внутри меня зазвенела. Растения тут другие. Воздух – с оттенком незнакомого перца. Всё ярче, резче, будто кто-то выставил контраст в этом мире на максимум.

Я, конечно, шла медленнее улитки. Каждую новую травку – в блокнот. Каждый бутон – под нос Дамьену с немедленным “А это что?!”. Мой учитель то и дело тяжело вздыхал, но отвечал. Терпеливо, сдержанно, с тем самым выражением лица, каким, наверное, обладают святые. Или сумасшедшие. Пока он не сбежал в лес от моего любопытства – я продолжала расспрашивать.

И, пожалуй, впервые с момента, как попала в этот мир, я поняла одну важную вещь: настоящие наставники – это редкость. Они не учат по учебнику. Они подбрасывают тебе ключи. И ждут, пока ты догадаешься, к какому замку они подходят.

Больше всего я была благодарна Дамьену не за книги, не за редкие коренья, и даже не за знания, хотя они стали моей новой опорой. Нет, главное, что он мне дал – это цель. Чёткую, осязаемую, как стебель свежесрезанной крапивы: больно, но живо. Он словно выдернул меня из болота, где я уже перестала шевелиться, и показал, что могу быть полезной. Настоящей. Незаменимой. Ведь лекарь нужен всегда, правда? Даже если всё вокруг развалится, я смогу выжить. Не как марионетка чужих решений, а как кто-то, кто выбирает сам. Но пока мир держится на своих расшатанных осях, я хочу быть рядом с ним – с Дамьеном. Пока он не решит, что научил меня всему, чему мог.

– Что будем делать, если всё же объявили войну? – шепчу, когда впереди показалась деревушка. Первый клочок цивилизации за последние дни. Я даже не ожидала, как сильно соскучилась по людям.

– Лучше всего – развернуться и тихо смыться. Но… знания, моя девочка, всегда того стоят, – отзывается он, и я чувствую, как напрягается его рука на рукояти сумки.

У ворот толпились люди. Кто-то махал вслед гонцу на пёстром жеребце. Тот что-то крикнул – и был таков.

– Что за новости? – говор у Дамьена меняется. Я до сих пор не понимаю, как он делает это так легко.

– Гонец от короля, – отзывается мужик в заляпанной рубахе. – Опять обещает, что всё под контролем.

– О войне или об отраве?

– И о том, и о другом, – фыркает тот, плюя себе под ноги. – Противоядие скоро изобретут, дескать. А с Фейрисом, мол, просто слухи. Только нам на границе всё равно тревожно. У кого ни спроси – у всех родня по ту сторону. Мы тут не за королей переживаем, а за своих. Брат на брата – страшное дело.

– Не думаю, что дойдёт до этого, – спокойно говорит Дамьен и, повернувшись к мужику, добавляет: – Где бы тут заночевать можно?

Тот молча тычет рукой куда-то вглубь деревни и уходит, будто ему дела нет до нас. А может, действительно – нет.

– Ну вот, пока небо не падает, и то хорошо, – усмехается Дамьен, когда мы идём вдоль пыльной улицы.

– Послушай, – останавливаюсь. – Мне не даёт покоя одна мысль. Где ты собираешься достать этот яд?

Он поворачивается ко мне с выражением «разве не очевидно?» на лице.

– Там, где его уже использовали. Где он причинил вред. Где лекарь нужен. А поверь, в таких местах рады любой помощи, даже от таких… – он неопределённо машет на себя. – …как я. Особенно сейчас, когда все врачи сосредоточены в столице, а простой люд брошен на произвол судьбы.

– Но ведь первыми пострадали крестьяне. А теперь яд косит знать…

– Боишься, что я выгляжу недостаточно презентабельно для высшего света?

Он замирает, глядя в лужу. Пыльный, как вьючное животное, плащ до пят, шляпа, отбрасывающая тень на лицо, щетина недельной выдержки, ногти с землёй под ними… и лёгкий аромат болотной мяты вперемешку с потом. Неповторимый букет.

– Возможно, ты права, – вздыхает он тяжко.

– Да я не совсем об этом, – смеюсь, беря его за руку. – Хотя, ладно, это тоже причина. У нас вообще деньги-то есть?

– На хлеб с сыром – хватит. Но если хотим попасть к родовитым, стоит немного подзаработать.

Я киваю. Всё как всегда: сначала трава, потом яд, потом политика. А где-то между этим – мы с ним. И тёплая вера в то, что ещё не всё потеряно.

***

Резиденция Главного Советника.

Алекс сидел, почти не шевелясь. Руки сцеплены перед ним в замок, взгляд – сквозь дверь, сквозь стены, в прошлое, которого уже нет. Тишина в кабинете была вязкой, почти липкой. Лоренцо стоял у окна, будто охраняя этот покой, но на деле просто не знал, что сказать. Да и не было смысла.

– Он… – голос Советника хрипел, словно пыль столетий осела в горле, – сильно мучился?

– Яд действует медленно, – тихо отозвался Лоренцо. – Он угасал трое суток. Не проси меня говорить больше.

Алекс вздрогнул, но лишь покачал головой. Он не хотел подробностей. Подробности убивают хуже яда.

Утро принесло дурную весть – Грегор мертв. Ему будто в грудь кувалдой ударили. Вчера еще был жив. Недавно виделись – бодрый, живой, с той самой дурашливой улыбкой, как в студенческие годы, когда они втроём могли позволить себе напиться до рассвета и петь на ступенях академии. Алекс тогда ещё верил в романтику политики. Сейчас – только в выгоду и контроль. Лоренцо адаптировался не хуже: стал тенью, всегда рядом, всегда на шаг впереди. Только Грегор не изменился. Всё так же – честный, смешной, неудобный для системы. И теперь он мёртв.

– Они хоть что-нибудь сообщили? – голос Советника звучал отстранённо, как будто спрашивал не он. – Есть подозреваемый?

– Пока только вежливые поклоны, соболезнования и клятвы найти виновного, – Лоренцо пожал плечами. – Официально – убийца неизвестен. Неофициально – один человек вполне может всё это устроить. Яд – оружие терпеливых.

– Лилианна?.. – Алекс не сразу выговорил имя.

Тишина потянулась, как струна, и Лоренцо сжал челюсть.

– Плохо, – коротко сказал он. – Я сам сообщил. Она едва не потеряла сознание. Вызвали лекаря. Она… в положении, ты ведь знаешь.

Алекс прикрыл глаза. Да, он знал. Жизнь должна была только начаться – у них, у неё. Вместо этого: траур, лекарь у изголовья и невыносимая пустота.

– Ребёнок?

– В порядке. Но Лилианна в постели, лекарь почти не отходит от неё. Я навещаю, но это капля в море.

Алекс встал. Чётко, резко.

– Я сам зайду к ней. Мы остались у неё вместо Грегора. Обязанность – нечто большее, чем дружба. Особенно теперь.

Лоренцо молча кивнул. Слова были лишними – он и сам ещё не вышел из той комнаты, где сломал чью-то жизнь одним предложением.

– Король назначил встречу на вечер, – сухо добавил Советник, застёгивая мантию. – Очевидно, разговор будет о Блэкхейвене. О происшествии. Он вряд ли оставит это без внимания. Новый посол – вопрос деликатный. Паника нам ни к чему.

– Но, если отравитель ударит снова… – Лоренцо прищурился. – Второй труп поставит под сомнение всю безопасность Короны. Особенно, если его подбросят на том же месте.

– Вот почему, – Алекс повернулся к нему, – я поеду сам.

Теперь настала очередь Лоренцо ничего не говорить. Он только кивнул. И на этот раз – почти по-солдатски.

Глава 12

Королевский дворец в Блэкхейвене.

Ночь опустилась на город тяжелым, влажным покрывалом, и даже мраморные стены королевского дворца казались усталыми от дня, полного тревог и предчувствий. В комнате, где горела лишь одна магическая настольная лампа, Алекс наконец позволил себе ослабить ворот рубашки и откинуться на спинку резного кресла. Тело ломило от усталости, но мыслей было слишком много, чтобы позволить себе сон.

Он обещал. Лоренцо. Письмо.

Советник медленно подтянул к себе лист бумаги, аккуратно поставил чернильницу, обмакнул перо и замер. Внутри – ни единого четкого слова, только густой клубок вины, одиночества и навязчивой тревоги.

«Дорогой Лоренцо,

Путь оказался утомительным, но без происшествий. Я добрался до дворца и, к моему удивлению, был принят Королём сразу. Он казался ослабленным – не физически, а изнутри, словно вся власть и роскошь, которыми он окружён, вдруг утратили смысл. Его тень – куда весомее его самого.

В разговоре он не упомянул скандал с дочерью посла, но тревожился: как скажется смерть Грегора на наших отношениях? Я видел, как нервничают его приближённые, как слуги трясутся над каждой тарелкой, словно в каждом куске хлеба – яд. Здесь боятся. И, кажется, мой приезд лишь усилил эту панику.

Ты был прав. Я мог бы остаться. Но не смог. Прости. Ты должен понять: если бы я остался, я бы не простил себя. А здесь, среди чужих стен и лиц, я хотя бы могу попытаться загладить свою вину. Пока я здесь – будь рядом с нашим Королём. Он нуждается в тебе. А я… постараюсь не умереть.

Твой, А.Ф.»

Он поставил точку, как ставят крест на спокойствии. Сложил письмо, позвал слугу, и когда тот ушёл, комната вновь погрузилась в тишину. Алекс провёл рукой по лицу. Глаза резало от усталости, а сердце – от того, чего он не сказал Лоренцо. Ни слова о ссоре. Ни слова о том, как было тяжело оставить его. Как будто если не произнести – не существовало.

Алекс медленно прошёлся по комнате, словно пытался вытрясти из себя тени прошедшего дня. Скандал с Лоренцо, приказ Короля вернуться через месяц, охрана, состоящая из лучших мечников, и тревожный, почти жалобный взгляд Блэкхейвенского монарха, отпускавшего его с явной неохотой. Всё это – как свинцовая вуаль на плечах.

Тёплая вода в ванне немного сняла напряжение, и, когда он, наконец, лёг в прохладную постель с гобеленами, позволил себе на миг закрыть глаза. Но покой не пришёл. Мысли вновь унеслись – не в дела, не в дипломатию. В прошлое.

Письмо.

То, другое. Без даты, без подписи.

«Я прошу Вас забыть обо мне, прекратить поиски, и…»

Он помнил его почти наизусть. Как пахла бумага. Как задрожал у него в руках пергамент, как будто не слова, а прикосновение. Он бы бросил всё – и бросился искать. Но тогда умер Грегор. Его смерть оборвала нить, и долг вновь победил желание.

И всё же сердце… сердце не забывало.

– Неужели, чтобы быть счастливым с тобой, мне необходимо испытать всю эту боль?.. – прошептал он, глядя в потолок, и закрыл глаза, словно надеясь, что во сне встретит ту, чьё письмо не даёт ему покоя.

И, может быть, хотя бы там он не будет ни Советником, ни виновником. Только человеком, который ещё способен любить.

***

Деревня Солнечная, Блэкхейвен.

– Ты ведь сам говорил, что всех целителей вызвали ко двору, – выдохнула я, с силой опускаясь на табуретку, которая скрипнула в знак солидарности. – Что нас тут будут носить на руках, а не сваливать на нас всё, что шевелится.

Дамьен только буркнул в ответ, то ли соглашаясь, то ли пережевывая очередное оправдание. Вид у него был такой, будто он на ходу пытается решить, что хуже – целый день в запахе полыни и пота или мой тон.

– Иди, поспи, – предложила я. В который уже раз. – Всё равно ты за ночь от силы два часа глаза прикрыл. Обещаю, если тут вдруг начнётся конец света, я тебя разбужу.

Он дернулся, будто собрался возразить, но махнул рукой и пошёл в спальню, как солдат на казнь. Я только проводила его взглядом. Усталым. Очень усталым.

Прошла, наверное, неделя – хотя дни здесь сливаются в одну пульсирующую массу – как мы добрались до этой деревеньки с ироничным названием Солнечная. Света тут и правда много, люди трудолюбивые, только вот радушие у них оборачивается катастрофой для тех, кто не умеет говорить «нет». Например, для нас.

Сначала всё выглядело почти как в сказке. Мы пришли к старосте, вежливо объяснили, кто мы такие, мол, лекарь да помощница. Он нас не просто впустил – впихнул к себе в дом, будто мы манна небесная, велел жене накрыть на стол, а сам принялся петь нам дифирамбы и одновременно жаловаться на всё живое. Сбивчиво, но проникновенно. Мол, их целителя увезли ко двору ещё полтора месяца назад, сначала они ездили в соседнюю деревню, а потом и оттуда лекаря забрали. С тех пор – хоть трава не расти, только пациенты множатся.

Староста поклялся всеми богами, что заплатить могут, ночлег и еду дадут, и если мы будем так любезны, то вот бы остаться, а? Ну, мы остались. Разумеется. Мы ж добрые.

Цены поставили прежние, для деревни вполне гуманные. Староста кивнул – с облегчением, как будто мы предложили вылечить его бесплатно и до конца жизни. Потом он радостно убежал – и начался ад.

Первый день мы ещё держались бодрячком. Второй – начали моргать асинхронно. На третий я всерьёз задумалась, не попробовать ли заснуть стоя. Пациенты шли и шли. Один за другим. Я не преувеличиваю – на четвёртый день я всерьёз стала верить в народную магию: иначе как они успевали размножаться, пока стояли в очереди?

По опыту я пока ещё, мягко говоря, зелёная. Поэтому мне доставались все с «несмертельными» случаями: живот прихватило, спать не может, спину ломит. Ну, или простуда. И всё бы ничего, но у каждого пациента язык работал лучше, чем пищеварение.

Они не начинали с жалоб – они начинали с жизни. Сначала про детей, потом про погоду, потом про свою жену, потом про чужую, потом – внезапно! – «а у меня вот тут колет». Я пыталась ловить суть сквозь эту словесную трясину, но всё равно каждый второй норовил рассказать свою личную сагу.

И ведь эти саги – не заканчиваются. Мне даже казалось, что если бы я просто кивала с умным видом и поддакивала, они бы сами ушли, уверенные, что им помогли. Иногда я так и делала.

С каждым днём деревня будто росла в размерах. Потом выяснилось, что это не иллюзия – просто слух о нас разнёсся по округе, и теперь к нам валили из соседних селений. Я уже перестала считать, какой сегодня день. У меня оставалась только одна мысль: если я ещё раз услышу «лекарь, у меня тут щекочет», я заору.

Из комнаты доносился могучий храп Дамьена – таким, наверное, и дракон в пещере спал бы. Я тяжело выдохнула и опустила голову на стол, надеясь выкрасть хоть пару минут покоя. Но, увы, звёзды снова были против меня – в дверь зашумели так, будто за ней стоял отряд рыцарей, а не кто-то один.

Я, еле волоча ноги, поплелась открывать. На пороге стоял молодой парень – бледный, как привидение, и такой взвинченный, будто вот-вот начнёт метаться кругами.

– Моя жена, госпожа! – выпалил он.

– Она… заболела? – уточнила я, уже предчувствуя беду.

– Она рожает!

Я застыла. Не дышу. Молчу. Мозг послушно начал перебирать: что я знаю о родах… практически ничего. Я только-только начинала осваивать эту тему, когда судьба резко сменила мои планы. Так что уверенности во мне было, как в подтаявшем сугробе весной.

Я нервно обернулась на дверь в комнату – там всё ещё уверенно гремел храп. Ну конечно, наставник вырубился намертво. И разбудить его, похоже, не получится без ведра ледяной воды.

– Одну секундочку, – пробормотала я и попыталась отступить, чтобы всё-таки дернуть Дамьена.

– Умоляю, идемте скорей!

Парень вцепился в мою руку с неожиданной силой, выдернул меня наружу – и вперёд. Я еле поспевала за ним, пытаясь при этом не наступить себе на юбку и не врезаться в чей-нибудь забор. Через пару минут, которые тянулись, как вечность, мы были на месте.

У дома топтались ещё двое. Тоже мужчины. Тоже паникующие. Один за всех троих попытался объяснить:

– Женщин нет… Король всех забрал. Даже повитуху! – последняя фраза прозвучала как приговор.

Меня втолкнули внутрь, где из комнаты раздавались такие вопли, что я на секунду всерьёз испугалась, не начался ли там конец света. И, честно говоря, сама чуть не разревелась – от ужаса, что всё это сейчас на мне.

– Что нам делать? – дрожащими пальцами парень сжал мою ладонь. Такой молодой. Такой испуганный.

– Спирт, кипячёную воду, полотенца, любые чистые тряпки. Бегом! – голос, к счастью, звучал увереннее, чем я себя чувствовала.

Они тут же засуетились, и я, собрав остатки храбрости, вошла в комнату.

Женщина лежала на кровати, мокрая от пота, с перекошенным лицом, и явно не в настроении терпеть кого-либо из рода человеческого. Я заговорила с ней ласково, помогая устроиться удобнее. Когда наконец увидела головку младенца, у меня внутри что-то отпустило: головка – это хорошо. Это нормально. С таким я справлюсь.

– Всё хорошо, вы умница. Дышите ровно, вот так, – говорила я, сама удивляясь, как спокойно у меня это получается.

Мужчины, между тем, притащили с десяток кусков тряпья, пару бутылок какого-то местного самогона (вполне возможно – топлива для телеги) и огромный таз воды. Глядя, как у них трясутся руки, я велела им выйти – и тут женщина как начала проклинать всё на свете… Мужа, день свадьбы, всех королей в округе, а заодно и мою скромную персону.

Слава богам, роды шли без осложнений. Я всё делала по памяти, аккуратно, шаг за шагом. Девочка родилась крепкая, с хорошим звонким голосом – завопила сразу, не стесняясь.

– Красавица, – прошептала я, обтирая крошечное тельце.

Когда я положила её на грудь матери, женщина улыбнулась. Улыбнулась – и это была настоящая, тёплая улыбка, сквозь усталость и слёзы. Муж тут же упал на колени рядом с ними, не в силах оторвать взгляд. А двое остальных… ну, те вообще разрыдались, не скрываясь.

Я посидела с ними ещё немного, убедилась, что всё хорошо, дала несколько простых указаний и, шатаясь, как после бурной ночи в трактире, отправилась домой. Только у порога поняла, что чуть не забыла взять плату за помощь. Махнула рукой – не впервой.

Дамьен встретил меня с таким видом, будто я только что похитила его сон. Но стоило ему заглянуть в моё лицо – и он сразу потеплел.

– Что случилось? – спросил он, нежно, по-своему.

– Девочка родилась. Такая хорошенькая. И они – они все такие счастливые…

Я рассказала, как всё прошло. И пока говорила, почему-то плакала. Слёзы лились сами, и я не останавливала их. Потому что где-то в параллельной жизни я, возможно, тоже держала бы своего ребёнка на груди. И рядом был бы Алексей. И всё было бы по-другому.

Я не спала до утра. Просто лежала и тихо, по-настоящему, прощалась с тем, что потеряла. А потом встала – и пошла дальше. Потому что кто-то ведь должен.

Глава 13

Королевский дворец в Блэкхейвене.

– Все знакомые ингредиенты мы определили, – с деликатной осторожностью, будто боялся потревожить чью-то боль, подал список целитель. – Но… там остаются десяток трав, происхождение которых нам не удалось установить. Такой сложный состав яда мы встречаем впервые. Полагаем, часть растений собрана за пределами королевства.

Конрад де Эштон, стоящий чуть поодаль, выпрямился, словно тень прошла по спине.

– Возможно, стоит проверить у торговцев, кто закупает заморские травы, – предложил он. Голос прозвучал твердо, почти решительно, но в нем всё еще звучала нотка юношеской неуверенности.

Алекс скользнул по нему быстрым взглядом. Ещё юн, хотя и не ребёнок. Конрад был моложе на пару лет, но уже носил клинок и слывет хорошим воином. Его направили как телохранителя и помощника, а он искренне пытался быть полезным – и не просто тенью, а человеком, на которого можно положиться.

Советник не ответил сразу. Он опустил взгляд в список и пальцем скользнул по названиям. Некоторые вычеркнул, будто тем самым вычеркивал варианты гибели.

– Нет. Слишком много торговцев, – наконец проговорил он, задумчиво. – И не все ведут учёт. Особенно, если покупатель – разовый. А если платит щедро и просит не спрашивать имени, – он криво усмехнулся, – кто откажет?

Он помолчал, глаза всё ещё были прикованы к списку, будто пытался вычитать из него ответ.

– Нам нужен кто-то, кто знает растения других стран, – негромко продолжил он. – Только… – взгляд скользнул по залу, набитому травниками, целителями, лекарями, притихшими и напряжённо слушающими, как солдаты перед боем.

– Король собрал всех? – спросил он, хотя уже знал ответ.

– Всех, господин, – подтвердил Конрад, расправляя плечи. – Даже тех, о которых раньше не слышали. Крестьян расспрашивали, в деревнях искали. Нашли даже затворников, что по десятилетиям не покидали лес.

Алекс сжал губы. Брови сошлись на переносице.

– И всё же нужного человека среди них нет, – тихо подытожил он. – Иначе мы не стояли бы перед этим списком с загадками.

– Целители, – Конрад потупил взгляд, – редко покидают свои земли. Путешествуют только в молодости, и то внутри страны. Вот почему заморские травы им чужды.

Он замолчал, словно колебался, а затем всё же решился:

– Но если позволите… Я по-прежнему считаю, что стоит расспросить торговцев. Такие редкие растения вряд ли кто-то покупает часто. А уж в том объеме, в котором требуется для таких ядов… Это может навести на след.

Советник медленно кивнул. Слова имели вес, и он это признал.

– Поручите это вашим людям, граф, – коротко сказал он. – А я тем временем свяжусь со своими. Попробуем найти знатока в пределах королевства. Если такой вообще остался.

Он аккуратно сложил список, положил в нагрудный карман комзола – как припрятанное письмо смерти – и на мгновение задумался. Когда он станет Королем – если станет, – он обязательно пересмотрит обучение лекарей Фейрис. Их изолированность – слабость. А слабости он себе не простит.

Уже направляясь к выходу, он обернулся:

– И всё же расспросите людей. У каждой деревни есть свой знахарь. Может, кого-то упустили. Только… – он остановился, делая паузу, – не трогайте их грубо. Не тащите силой. Просто спросите: знают ли они заморские травы. Если нет – оставьте. Хватит и тех, что уже толпятся под этой крышей.

– Слушаюсь, – чётко отозвался Конрад, и его голос прозвучал уже тверже.

Граф Конрад де Эштон шел чуть позади, держа руку на эфесе меча, хотя и знал – угрозы сейчас не было. Он смотрел в спину Главного Советника Фейрис и с трудом вспоминал, как сильно раздражало его это назначение в первые дни. Тогда ему казалось: еще немного – и он не выдержит.

Поручение Посла сопровождать и охранять чужестранца, этого чопорного, холодного мужчину, будущего жениха Изабеллы… Было почти невыносимо. Слишком много причин для неприязни, слишком острое чувство ревности. Конрад едва сдерживался при первой их встрече – даже не из-за слов, а из-за отказа. Отказа жениться на той, кого юный граф боготворил с детства. Это казалось личным оскорблением. Почти вызовом.

Но время шло, и вместе с ним росло иное чувство – уважение. Алекс был тем, кого невозможно не признать: в его взгляде – остроумие, в каждом слове – вес, в поступках – целеустремлённость. Он умел держаться высоко, но не унижать, говорить жестко, но не опускаться до грубости. Он был чужаком, но вел себя так, будто имел на всё право – и, к удивлению Конрада, это право он себе заслужил.

Особенно теперь, когда, прибыв в Блэкхейвен, Советник отверг все церемонии, обеды и балы, посвящённые его прибытию. Вместо этого – архивы, разговоры с дознавателями и бесконечные бумаги. Ему было всё равно, что думают придворные. Он охотился за отравителем.

– Или отравителями, – поправил себя про себя Конрад, не отводя взгляда от фигуры впереди.

– Есть ли вести от секретаря господина Рейнарда? – спросил Алекс, перехватывая записку, которую ему передал запыхавшийся слуга.

– Увы, нет, господин. Вероятно, он вместо вас на одном из тех приёмов, которые вы отказались посетить.

– Не было времени?.. – голос Алекса прозвучал низко, с металлом. Конрад невольно напрягся.

Но в этом голосе не было истерики. Только сила. И странное благородство – холодное, чуждое, но не фальшивое.

«Вот кто мог бы стать королём… Настоящим», – подумал Конрад. – «И я бы служил ему».

Он сделал шаг вперёд:

– Не беспокойтесь. Я сам подготовил нужные бумаги. Они уже в вашем кабинете.

Лицо Советника дрогнуло. На мгновение – мимолётное, едва заметное – он посмотрел на юношу с одобрением. Кивнул. И ушёл.

Документы лежали там, где и было сказано. Алекс бегло пролистал их – быстро, по-военному. Всё по делу, без лишнего. Может, он был слишком резок с этим мальчиком. Идея с допросами торговцев, вопреки ожиданиям, давала пищу для размышлений. Да и выполнял он свои обязанности с точностью, не жалуясь, не задавая лишних вопросов.

Светлое пятно в чужом, холодном мире.

Блэкхейвен раздражал. Всё в нём было не так: воздух, пища, лица, язык. Даже стены. Алекс чувствовал себя оторванным от привычного. Лишённым доверия. Утренние прогулки по поместью, которые он всегда начинал ещё до рассвета, здесь стали невозможны.

И всё же сильнее раздражал секретарь Рейнарда.

Он же ясно объяснил, как важны были эти бумаги… От них зависит следующий шаг, а значит – успех операции. Или провал.

– Как вообще можно было взять его в секретари?.. – буркнул Алекс, швыряя одну из страниц на стол.

Ожидаемо – ничего полезного. Пустота. Он тяжело откинулся в кресле и на миг закрыл глаза. Потом вспомнил о письме. Лоренцо… Он писал ему каждый день. В ответ – одни формальности. Холодные, сдержанные строки.

Письмо ничем не отличалось от предыдущих:

«Сообщаю, что по результатам расследования целителей, травников или лекарей среди подозреваемых не оказалось. Отношения короля Блэкхейвен с известными родами в этой сфере оставались ровными, за исключением трагедии с домом де Монфорт…»

Де Монфорт…

Советник поднялся и медленно зашагал по кабинету, словно стараясь услышать шорох прошлого.

– Где я мог это слышать… де Монфорт…

Внезапно, словно ток прошёл по позвоночнику, он замер. Догадка выстрелила в сознании, и Алекс рванулся к столу. Бумага. Перо. Он писал стремительно, с той точностью, которая появляется, когда мысль обжигает.

Письмо было уже запечатано, когда он крикнул:

– Это – немедленно! Тому же адресату. Понял?

Слуга, привыкший к подобным сценам, молча взял конверт и исчез.

Алекс стоял, глядя ему вслед. Внутри горело предчувствие. Если хотя бы кто-то из рода де Монфорт уцелел – а это было почти невероятно – то он, быть может, даст ответ. Даже если цена будет высокой, он заплатит. Не ради политики. Ради правды.

И справедливости.

Глава 14

Королевский дворец в Блэкхейвен.

Алекс сидел за широким столом у окна, залитого прохладным светом раннего утра, и в который раз перечитывал письмо, полученное с гонцом. Бумага чуть пахла дорогими чернилами и ветром дальних дорог, но, увы, ни ароматы, ни почерк друга не приносили желанного облегчения. Лоренцо, как всегда сдержанно и вежливо, сообщал, что тщательные поиски не увенчались успехом – никто из семьи де Монфорт официально не числился среди живых.

Разве что один след – смутное упоминание в архиве о человеке, вернувшемся в родной город, чья фамилия совпадала. Он, без сомнения, был потомком великого рода, но указания на его нынешнее местоположение не сохранилось. Фамильное поместье давно стояло пустым, как молчаливая руина чьей-то ушедшей эпохи.

«Я продолжу поиски и дам Вам знать, как только разыщу этого человека.

Берегите себя».

Советник задержал взгляд на последних словах. Лоренцо почти всегда завершал письма одинаково – будто надеялся, что хотя бы эта неизменная строчка станет якорем в их зыбкой реальности. Алекс не злился. Он понимал – за повторяющимися словами стояло нечто большее, чем просто вежливость: забота, столь редкая в его жизни.

Да, всё могло быть куда хуже. Если даже один из де Монфортов жив, это уже не провал. Это шанс. Пусть зыбкий, пусть опасный – ведь история этой семьи давно переплетена с интригами, изгнанием, позором. Но именно такие ветви прошлого порой дают самые мощные побеги. Может быть, удастся вернуть имя травников в летописи страны – и не в строках приговоров, а среди сводов надежды.

Алекс встал. Письмо он сложил аккуратно, как дорогую карту, и покинул кабинет, намереваясь навестить приглашённых целителей, размещённых в южном крыле дворца. Однако не успел пройти и нескольких шагов, как его окликнул слуга.

– Вам письмо, господин, – слуга почтительно поднёс поднос, на котором лежал конверт с гербом семьи де Монтереале.

– Ещё одно? – удивлённо протянул Алекс, уже узнавая плотную бумагу.

Вернувшись обратно, он не дожидался ни удобного кресла, ни уединения – прямо на ходу разорвал печать. Второе письмо, следом за первым, – это значило, что произошло нечто важное.

«Мои люди обнаружили свежую запись в архиве Эшборна. Человек с нашей фамилией вписал новое имя в родовое древо – девушку по имени Катрин де Монфорт. Хранитель архива уверяет, что это не ребёнок, а молодая женщина, следовательно, девочка была удочерена. Это странно. Особенно если учесть, что, по словам того же Хранителя, они с приёмным отцом собирались в путешествие. У нас появилась новая зацепка.

Берегите себя».

Письмо дрожало в пальцах, но не от ветра. Алекс поднял взгляд, и в его глазах впервые за последние недели вспыхнул настоящий огонь.

– Двое… – прошептал он, медленно опуская письмо. – Их двое.

Дамьен де Монфорт и его приёмная дочь. Если её приняли в семью с такой славной и печальной историей – значит, она не случайная сирота. Возможно, в ней – редкий дар, необычное чутьё, целительский инстинкт, который невозможно обучить. Это уже не просто фамилии. Это – шанс. Их нужно отыскать. И привезти. Немедленно.

Алекс резко развернулся, окликнул того же слугу, что всё ещё стоял за дверью:

– Подготовьте гонца. Это письмо – срочно. Отправить немедленно!

Он вложил свой ответ в конверт уже на ходу, перья в чернильнице дрожали от резкого движения, но ему было всё равно. Впереди был след. И если он не угаснет – значит, они смогут завершить начатое. Или хотя бы попробовать.

Советник сошел по мраморной лестнице почти бегом, сапоги бесшумно скользили по ступеням, словно он спешил не по делам, а к давно ожидаемому противнику. У фонтана, где серебристая вода вздымалась вверх ровным столбом, он наконец увидел знакомую фигуру.

– Добрый день, господин Советник, – раздалось приторно-сладким тоном. Рейнард Клаус поклонился с жеманной, едва заметной усмешкой. – Всё ли вам по душе?

Алекс едва замедлил шаг, взглядом окинул секретаря – бледного, вытянутого, с кожей цвета заваренного одуванчика.

– Думаю, я буду вполне доволен, если вы начнёте своевременно передавать мне документы, о которых я прошу. Разве не в этом суть вашей должности?

– Разумеется, простите. Я был с послом. Это больше не повторится.

Алекс, не ответив, отвернулся. Общаться с Рейнардом было все равно что касаться чего-то липкого – неприятно и неизбежно оставляющего след.

– Конрад, – обратился он уже к молодому графу, стоявшему в стороне. – Есть дело.

Тот кивнул быстро, без лишних вопросов. В отличие от Клауса, его присутствие не раздражало.

– Сейчас мои люди ищут двух целителей. Они работают в Фейрис, но мне только что стало известно, что эти двое путешествуют. Где они сейчас – неизвестно.

– Вы хотите, чтобы мы начали поиски здесь, в Блэкхейвене?

– Верно. Они подданные моего государства, но это, увы, не означает, что они там остались. Через пятнадцать минут зайдите ко мне, я сообщу вам имена и все, что удалось собрать.

Не дожидаясь ответа, Советник повернулся и направился прочь. Его плащ взметнулся, будто следовал за ним по собственному разумению.

Рейнард проводил его презрительным взглядом, скривив губы:

– Его государства… Насколько мне известно, он пока что не король.

– Придержи язык, – резко бросил Конрад. – Это вопрос времени. И ни у кого нет права оспаривать его притязания.

Он воспользовался моментом, чтобы наконец уйти от этого человека, будто бы под прикрытием внезапного поручения.

Ровно через пятнадцать минут граф постучал в кабинет. В ответ – сдержанное «войдите».

Алекс сидел за рабочим столом, окружённый ворохом писем. Перо в его руке замерло на полуслове, он кивнул Конраду сесть, продолжая дочитывать строчку. Только после этого отложил письмо и посмотрел на гостя.

– Я говорил с нашими целителями. Конрад, вы что-нибудь знаете о семье де Монфорт?

– Кажется, это та самая, что участвовала в заговоре против короля, – припомнил граф.

– Почти. Они были верны трону. Их подставили. В итоге – трагедия: почти вся семья была казнена. Детей пощадили, но изгнали. Когда истина вышла наружу, король попытался замолить вину – позволил вернуться. Почти никто не откликнулся. Неудивительно, правда?

Граф молчал, вежливо, но без лишнего сочувствия.

– Никто… кроме одного юноши. Он вернулся, оформился в архиве, жил тихо. И вот теперь в его семейном древе появилось новое имя – девушка. Хранитель утверждает, он удочерил её. Возможно, она не его кровная родня, но, если он принял её, – на то была веская причина.

– Она талантлива, – тихо сказал Конрад. – Как и он.

– Именно. Нам нужны они оба. Если хоть часть старых способностей де Монфорт сохранилась, они помогут нам. А я, в свою очередь, сделаю всё возможное, чтобы их имя снова зазвучало с уважением.

Он протянул графу аккуратно сложенные бумаги.

– Здесь их имена. Описание внешности. И слухи, что удалось собрать. Работайте тихо. Сначала наблюдайте. Это дело требует деликатности.

Конрад кивнул. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнул интерес – не к поручению, а к тому, что стояло за ним. К возможности. К переменам.

– Будет сделано.

Глава 15

Столица Блэкхейвен, Амаранта.

– Я уж думал, мы из той деревни никогда не выберемся, – с выдохом сказал Дамьен, закатывая глаза.

Я фыркнула и не удержалась от улыбки.

– Ну, не всё было так ужасно.

Он бросил на меня многозначительный взгляд.

– Тебе, может, и нет. Ты почти всё время торчала с этой крошкой – после того как приняла роды. Я даже не подозревал, что ты так любишь детей.

– Я их не… люблю. Просто… нормально отношусь. Как все.

– Глупости, Катрин. Не притворяйся. Я видел, как ты на неё смотрела. Словно мир сузился до одной беззубой улыбки. И это было… чертовски мило.

Я снова улыбнулась. Шире, чем хотела.

И снова поймала его недовольное фырканье.

Ну и пусть. В груди действительно что-то дрогнуло при мысли о той малышке – тёплое, щемящее. Я никогда раньше не думала, что дети могут так на меня действовать. Они ведь мне нравились, но на расстоянии – не визжала от восторга, не таскала на телефоне фото чужих карапузов, не млела, когда кто-то по улице катил коляску.

Но теперь… теперь всё было иначе.

И я знала, почему.

Я прикусила губу, отвела взгляд.

– Просто… мне не суждено стать матерью. Не будет у меня своей девочки. С пелёнками, бессонными ночами, первыми шагами. Останется только – вот так, на расстоянии. Позволь мне хотя бы это.

Он сразу замолчал. Я знала – он смотрит. Словно пытается понять, как дотянуться до того, что так глубоко во мне зарыто. И вот наконец:

– Ты всё ещё можешь, – тихо сказал он. – Завести ребёнка.

– Перестань, – попросила я. Тихо. Но очень твёрдо.

– Бегство от своей Пары – это…

– Мы уже говорили.

– Да, говорили. Но я не настаиваю. Просто… ты изменилась. Вся. Ты тянешься к дому. К теплу. К семье.

Он вдруг развернул меня, и я с удивлением ощутила, как он ведёт меня к фонтану. Поверхность воды колыхалась, отражая нас – высокую, угрюмую фигуру мужчины в плаще и бледную девушку, у которой на лице написана печаль. Почти призрак.

– У тебя мягкая кожа. Пусть в шрамах, но тёплая. От рук – терпкий запах трав, он въелся в тебя, стал частью. Ты устаёшь, выматываешься, но всё равно пахнешь так, будто несёшь за спиной весну.

Ты не замечаешь, но мужчины оборачиваются тебе вслед. Я это видел. И понимаю, почему.

– К чему ты всё это?.. – я даже не знала, смеяться мне или злиться.

Но он вдруг опустился на одно колено. Его голос стал почти шёпотом:

– Потому что ты создана для любви, Катрин. В тебе есть то, что будит в мужчинах защитника. Желание прижать, укрыть, быть рядом. Это не встречается каждый день. И с этим нельзя шутить.

Он встал, легко отряхивая колени.

– Ты не обязана спешить. Я знаю, он причинил тебе боль. Но подумай… может, всё-таки стоит дать ему второй шанс? Не ради него. Ради себя.

До таверны мы шли молча. В голове гудело, будто кто-то пустил рой пчёл под череп, и каждая – с голосом Дамьена. Я давно поняла: когда он говорит – надо слушать. Даже если это сказано будто в шутку, вполголоса, с насмешкой в уголке губ.

Второй шанс…

Как вы думаете, сколько раз можно простить одному и тому же человеку? Я проверяла это на себе. Алексей уходил, возвращался, клялся – и я каждый раз развязывала себе узел на сердце. Потому что только с ним оно стучало. Слишком громко, слишком отчаянно, будто знало: так жить нельзя – но не знало, как иначе.

Мы с ним проживали любовь в формате «шторм – затишье». Сцены, крики, слёзы, расставания… А потом – его рука на моей талии, его голос у уха, его грудь, в которую я зарывалась, как в спасательный круг, хотя понимала: она же и потянет на дно.

Я прощала всё. Всегда.

И, может быть… будь он сейчас передо мной… Господи. Вот именно поэтому я не хотела видеть Алекса де Фэрроуинда. Кто бы ни устроил эту насмешку судьбы – он слишком напоминал Алексея. Только имена перепутали, остальное – то же самое: глаза, боль, от которой я до сих пор не научилась дышать.

Я знала, что сломаюсь. Стоило бы ему извиниться, как я бы уже искала в себе силы простить. Даже если предал он не меня, а ту, что жила в этом теле до меня. Но всё равно… слишком больно. Слишком живо.

Всё. Больше никаких шансов. Никаких возвратов. Ни любви, ни милости. Я буду жить – для себя. Или хотя бы притворяться, что умею.

– Странно, – пробормотал Дамьен, выдергивая меня из воспоминаний.

– Что? – я вскинула голову, словно меня поймали на воровстве мыслей.

– В тавернах же обычно шум, гам, кто-то дерётся, кто-то поёт. А тут…

Я прислушалась. Тишина.

– Может, просто слишком рано?

– Или слишком поздно, – хмыкнул он.

Мы подошли ближе. Дверь в таверну была приоткрыта, но изнутри – ни смеха, ни звонких голосов, ни даже запаха жареной курицы, которым обычно пропитывается воздух за десяток шагов. Дамьен, не сказав ни слова, толкнул дверь и скрылся внутри. Я осталась снаружи и вдруг поняла, что в столице как-то… пусто. Нет, люди были. Они шли, спешили, говорили. Но всё – в полтона, как будто по городу прошёлся призрак войны, и все инстинктивно притихли.

– Катрин.

Я вошла по зову Дамьена – и сразу почувствовала, как ком в горле становится реальным. Люди были. Но говорили шёпотом, как на похоронах. Или как в храме, где молятся не о чуде – а о том, чтобы не стало хуже.

– Уважаемый, – обратился Дамьен к владельцу, – есть ли свободные комнаты?

– Конечно. Вам одну или две?

– Одну. С двумя кроватями. Дочь в незнакомом городе – это не то, что стоит отпускать гулять в одиночку.

Я кивнула, не возражая. Пусть считает отцом. Так даже безопаснее.

– Вы издалека?

– Да, путь был не из лёгких. Скажите, а почему такая тишина?

Хозяин вздохнул так, будто в эту тяжесть он вложил всё, что не может сказать вслух.

– Новости, господин. Всё хуже и хуже.

– Какие именно?

– Сегодня прибывает делегация из Фейрис. И, боюсь, через пару дней на нас обрушится война.

Я вздрогнула.

– Почему вы так думаете?

– Советника… того, что был у нас с визитом… вчера отравили.

Словно кто-то выключил свет. Дамьен замер. Я – тоже.

– Советника? Вы имеете в виду Наследника Короля?

– Именно! – хозяин взвился, как ужаленный, перекрывая все остальные голоса. – Сначала посол, теперь – наследник. Фейрис такого не простит! Они и так нас подозревали. А теперь… проклятый отравитель. Да ещё и беспечность Короля. Нас ждёт война.

– Он умер?

– Нет. Пока жив. Но это ненадолго. Отрава тянет три-четыре дня. А потом… праотцы.

Он протянул ключ, и мы пошли наверх. Без слов. Слов больше не было.

Когда дверь за нами захлопнулась, и я сбросила с плеча рюкзак, Дамьен наконец заговорил:

– Катрин. Мне нужно идти во дворец.

Я подняла на него глаза. И увидела всё: тревогу, решимость, усталость.

– Ты ведь не обязан, – пробормотала я. – Он тебе никто.

– А моя страна – не "никто". Я не ради войны сюда вернулся. И пусть ты его не любишь… но он достоин. Он должен жить. Мы должны постараться.

Я кивнула. Молча.

Он подошёл, сжал мои пальцы, провёл ладонью по волосам – и ушёл.

А я осталась. С тревогой, тишиной, ключом в руке – и с болью, которую даже прошлое не способно было приглушить.

Глава 16

Королевский дворец в Блэкхейвене.

Когда Лоренцо вошёл в покои, полные полумрака и удушливой тишины, сердце его больно сжалось. На широкой, белоснежной постели, будто на жертвенном алтаре, лежал Алекс – бледный до прозрачности, с раскинувшимися, будто чужими, руками. Рыжеватые волосы потускнели, сбившись в спутанные волны, и тревожно выделялись на подушке, как следы догорающего пламени.

Он не верил. До самого последнего шага не верил. В груди ещё теплилась глупая надежда: Алекс разыгрывает его, решил проучить за всё – за скупые письма, за упрямое молчание, за то, что Лоренцо обиделся как мальчишка. Он даже заранее придумал, как будет отчитывать его, когда тот рассмеётся и признается в розыгрыше.

Но смеха не было. Было только это судорожное, рваное дыхание, и капли пота, одна за другой скатывающиеся по вискам. Алекс не дышал – он боролся за каждый вдох, как утопающий. И Лоренцо – не знал, как помочь.

Он опустился на колени у постели, медленно, как будто сам подкошенный, взял в руки чужую – холодную, безвольную. И тогда внутри что-то сорвалось, обнажилось – до боли, до стыда.

– Как?.. – выдохнул он, не отрывая взгляда от лица, где не осталось жизни, только тень боли.

Ответил ему молодой человек, едва державшийся на ногах от усталости. Глаза его опухли, как от бессонницы или слёз.

– Мы пока не знаем. Проверяли всё – еду, воду. Сейчас ведётся расследование, но… я сам был на ужине. Всё подавалось в общих блюдах. Почему пострадал только он – не понимаю.

Слова пролетали мимо, как шум дождя за окном. Лоренцо вцепился в губу, сдерживая эмоции. Глупо. Глупо было отпускать его одного.

– Противоядие?..

Юноша покачал головой, не решаясь взглянуть ему в глаза.

– Советник приказал искать семью де Монфорт. Подходящих под описание мужчину и девушку недавно видели в одной из деревень. Но они ушли раньше, чем мы прибыли. Сейчас мой отряд идёт по следу, но… боюсь, мы можем опоздать. Даже если найдём их – потребуется время, чтобы приготовить лекарство.

– Здесь собраны сотни целителей и травников, – Лоренцо вскочил. Голос был хриплым, почти рычанием. – И они не могут ничего сделать?

– Простите… – Юноша опустил голову. Внутри него, кажется, что-то ломалось – прямо на глазах.

– Может, если избавиться от парочки, это подстегнёт их работать быстрее?

– Пожалуйста… Не стоит. Это не поможет…

Голос сорвался. Он резко отвернулся, будто стыдясь слёз, и стал судорожно тереть лицо ладонями.

– Господин Алекс… Он… Он был – есть! – исключительный человек. Мне выпала честь служить при нём. Я бы сам… всё бы отдал…

– Не говори "был", – устало, с жгучей болью в голосе, остановил его Лоренцо. – Не хорони его. Не сейчас.

Тишина сгустилась, будто сама комната затаила дыхание вместе с ними. За окнами мерцал ранний вечер – и свет оттуда казался слишком далёким. Но Лоренцо уже справился с собой. Он собрал волю, как меч в ножны.

– Вас зовут Конрад де Эштон? Расскажите всё, что известно об этих двоих. Я присоединюсь к поиску.

– Вы только прибыли. Вам нужно отдохнуть…

– Нет. – Он покачал головой с твёрдостью человека, чья боль перешла в действие. – Пока он жив, я должен что-то делать.

Он хотел добавить ещё, но в этот момент в дверь негромко постучали. В комнату заглянул встревоженный слуга.

– Граф, у входа человек. Говорит, хочет видеть Вас. И… утверждает, что может помочь господину Советнику.

Конрад едва уловил, как лицо Лоренцо напряглось, прежде чем тот шагнул в сторону двери. Он сам быстро вышел, почти беззвучно ступая по коврам, и, сбежав по лестнице, оказался у входа, где стража уже окружила незнакомца. Мужчина в мрачном плаще стоял неподвижно, будто вынырнув из какой-то иной, затенённой реальности – высокий, с потемневшими от пыли и дождя волосами, скрытыми под широкими полями шляпы.

– Вы говорили о помощи, – коротко бросил Конрад, махнув стражникам, чтобы расступились. – Что конкретно вы предлагаете?

– Я целитель. И я бы хотел принять участие в создании противоядия, – голос незнакомца прозвучал глухо, с лёгкой хрипотцой, будто недавно он долго молчал. – Отрава, которой был поражён Алекс ди Фэрроуинд, не должна остаться без ответа.

– А вы кто такой? – Конрад прищурился. Незнакомец оказался даже выше, чем он ожидал, и вблизи производил впечатление куда более тревожное. – Где вы были раньше? Наши целители трудятся уже не первый месяц.

– Я недавно появился в стране. Долго был в пути – и не думал, что кому-то ещё может понадобиться моё ремесло. Но имя Советника… обойти его молчанием я не смог.

К ним бесшумно подошёл Лоренцо, его шаги почти не нарушили тревожной тишины.

– Как вас зовут? – тихо, но ясно спросил он, вглядываясь в черты пришельца.

– Дамьен де Монфорт. Возможно, это имя вам о чём-то скажет.

Тишина в этот миг сделалась более ощутимой, чем слова. Конрад почувствовал, как сердце сделало неловкий рывок. А Лоренцо… тот выглядел так, будто в лицо ему ударил ледяной ветер.

– Де Монфорт, – повторил он медленно, хрипло, – я вас искал.

– Искали? – удивлённо поднял брови гость. – Впервые слышу.

– Мы не делали это публично. Но когда всё зашло в тупик… вспомнили про вашу семью. Отыскали записи, в которых были упомянуты вы и некая Катрин де Монфорт. Мы послали людей. И в Фейрис, и в приграничные земли.

– Как много шума, – усмехнулся Дамьен. – Но давайте не будем терять времени. Если не ошибаюсь, у пострадавшего осталось всего три-четыре дня, не больше. А его отравили вчера. Проведёте меня к нему?

Лоренцо коротким кивком указал на лестницу. Конрад, велев стражникам не вмешиваться, последовал за ними.

– Мне потребуется всё, что вы знаете об этом яде. Комната для работы. Никто не должен мне мешать. Помощники – только если они понимают, что делают. Инструменты, образцы, записи. Подготовьте всё, пока я осматриваю пациента.

Конрад на мгновение задержался, словно борясь с внутренним сомнением, но всё же кивнул и ушёл распоряжаться.

Лоренцо задержался у двери, позволяя гостю пройти вперёд. Глаза стражников, охранявших спальню, просверливали спину Дамьена, но никто не осмелился возразить. Как только они остались вдвоём, Лоренцо спросил, почти шёпотом:

– Вы действительно можете помочь?

– Пока не могу обещать. Но я сделаю всё, что в моих силах.

– Почему? Учитывая прошлое вашей семьи…

– Давайте об этом позже, – голос его стал чуть жёстче. – Сейчас важен Советник. И только он.

Комната встретила их гнетущей тишиной и прерывистым, мучительным дыханием Алекса. Дамьен почти сразу опустился рядом, его движения были быстрыми, выверенными, без суеты. Как у человека, знающего, что делать. Лоренцо замер у стены, сжав кулаки. Он ненавидел это ощущение – беспомощность, медленное ожидание неизвестного.

Конрад вернулся, как только всё было подготовлено. Дамьен даже не обернулся:

– Те же симптомы?

– Да. Головная боль, судороги, потеря сознания. Всё по нарастающей. Но мы не понимаем, как он был отравлен. Я сам был на том ужине. Еда была из общих блюд.

– Неужели вы думаете, что еда – единственный путь? – Дамьен усмехнулся, глядя на пациента. – Иногда яд живёт в вещах, воздухе, словах. Но вы правы – то, что у вас есть образец, может всё изменить. Он мне понадобится.

Он встал, отряхивая ладони.

– Ведите меня. Каждая минута важна.

Конрад кивнул и вышел, ведя его в лабораторию.

А Лоренцо… он остался. Остался, потому что не мог уйти, не мог смотреть, но и не мог не быть рядом. Он опустился на колени рядом с постелью и с горькой ясностью понял: страх отнимает не рассудок – он отнимает голос. И в этой тишине, между хрипом Алекса и шелестом своих мыслей, он готов был на всё, лишь бы вновь услышать, как тот смеётся.

Глава 17

Таверна в Амаранте, утро.

День начинался, как и все последние – с бессмысленного ожидания. Я маялась. Не знала, куда себя деть. От Дамьена – тишина, как будто и не было его вовсе. Город жил на грани, тревога сочилась из каждого угла, жители шептались о неминуемой смерти Советника и грядущей войне. Никто уже не надеялся на чудо, только я, дура, всё ещё ждала.

Я пыталась читать – безрезультатно. Слова плавали перед глазами, не желая складываться в смысл. Прогулки по городу только портили настроение – там было слишком много страха, слишком много глаз. Поэтому я пряталась в комнате таверны, будто она могла защитить меня от реальности. Иногда спускалась вниз, поесть. Хозяин, похоже, страдал от собственного волнения больше, чем все посетители вместе взятые. Стоило мне сесть у стойки – он начинал говорить. Много, сбивчиво, почти не дыша. В другое время я бы его попросила замолчать, но сейчас… сейчас у него были слухи. А слухи, даже самые бредовые, – это тоже информация.

Сегодня был четвёртый день. Четвёртый. Я отсчитывала их с той самой минуты, когда прошёл слух, что Советник умирает. По логике, глашатай должен появиться уже сегодня вечером. Или завтра утром. В любом случае – скоро.

Я как раз ковырялась в тарелке с завтраком и слушала очередной поток безумных предположений про отравление через свечной воск и говорящие зеркала, когда дверь открылась. Вошли трое. Мужчины в кожаных доспехах, с мечами, с лицами, которые ничего не выражали. Атмосфера в зале замерла – вместе с моим желудком. Я осторожно отодвинулась от стойки. Не хватало ещё вляпаться в чужие проблемы.

– Мы ищем одну постоялицу. Катрин де Монфорт, – сказал один из них, высокий и резкий, как нож.

Хозяин посмотрел на меня – и в его взгляде было всё: страх, извинение и немая мольба, чтоб я сама разобралась. А потом посмотрели и они. Все трое. Прямо на меня.

– Я, – ответила я. Голос был чужой, будто не мой. Сухой, хриплый. Я сглотнула, но ком в горле остался.

– Нас прислал ваш отец, – уже мягче сказал тот же стражник и достал письмо. – Это от него.

Я взяла бумагу. Аккуратно сложенный лист, чуть замятый по краям. Почерк знакомый, резкий, будто он писал на бегу. «Ситуация усложняется, мне нужно больше времени. Необходима твоя помощь. Приходи.»

Я перечитала. Потом ещё раз. Он звал меня. Он. Могла ли это быть подделка? Вряд ли. Подделать его подпись было бы сложно – я сама не сразу научилась её разбирать.

– Мы проводим вас, – сказал стражник, когда я оторвала взгляд от письма. – Возьмём и ваши вещи.

– А… хорошо, – пробормотала я.

В комнате почти ничего не изменилось. Вещи были собраны – я так и не разобрала узел, всё ждала сигнала. Одна только книга осталась на кровати – положила её сверху. И мы вышли.

По дороге я поймала себя на том, что нервничаю. Стражники не были грубы, наоборот – держались уважительно, даже странно. Один, справа от меня, поглядывал слишком часто и слишком долго. Я вспомнила слова наставника – и поёжилась. Жаль, что сейчас лето. Жаль, что плащ с капюшоном, подаренный Дамьеном, остался в комнате. В нём было ощущение безопасности. А сейчас… только липкая жара и тревога, стучащая в висках.

Мы шли, а я думала. Зачем он меня позвал? Он знает, что я не хочу видеть Советника. Неужели… неужели его больше нет? Эта мысль кольнула так резко, что я чуть не оступилась. Если Советник мёртв – что это значит для нас? Для Дамьена?

Я едва заметно вздрогнула.

– Не бойся, – сказал стражник, тот, что слева. Его усмешка была чуть насмешливой, но голос – странно добрый. – Тебе ничего не грозит.

– Я не боюсь, – ответила я и посмотрела ему в лицо. Прямо. Без улыбки. Не боюсь… Пока.

Стражник криво усмехнулся, будто знал обо мне что-то, чего знать не должен был, и больше даже не смотрел в мою сторону. Мы двигались молча. Когда на горизонте вырос дворец, я на мгновение застыла – такое не может быть настоящим. Он казался сотканным из света и камня, слишком большим. В груди что-то ёкнуло – не страх, нет, – что-то древнее, почти забытого рода. Но пришлось взять себя в руки. Он всё ещё смотрел – тот же стражник, с той же наглой ухмылкой.

– Катрин де Монфорт? – голос позади оказался неожиданно мягким, но ясным.

Я обернулась. Перед нами стоял мужчина в аккуратной одежде, что-то среднее между армейским мундиром и гражданским костюмом. У него были уставшие глаза и слишком правильные черты лица. Наверное, при других обстоятельствах он бы показался мне неотразимым. Но не сейчас. Сейчас я видела в нём только тень от того, кем он мог бы быть.

– Граф Конрад де Эштон, – представился он. – Ваш отец поручил мне доставить вас.

Он говорил коротко, будто каждое слово стоило ему сна. И всё равно оставался быстрым: перехватил мою сумку, как будто это была перчатка, а не половина моей жизни, и легко положил руку мне на плечо. Это касание оказалось удивительно тёплым. Он повёл меня вперёд – не к дворцу, а в сторону небольшого здания, где пахло воском и травами, а пламя свечей плясало, будто знало больше, чем мы.

– Дамьен? – позвала я. Голос у меня дрогнул.

Он обернулся, и я сразу поняла – ждал.

– Я боялся, ты не придешь.

– Ты же просил.

– И ты пришла. Спасибо. Нам надо спешить. Мне нужена ты. Точнее – твой талант.

– Мой… талант?

Он не стал объяснять. Просто взял за руку и повёл прочь, к дворцу.

Навстречу нам вышел ещё один мужчина. Старше графа, но моложе Дамьена. Его возраст – почти мой, если считать от той точки, когда я умерла в прошлой жизни. Почти зрелый.

И как только он подошёл ближе, внутри меня что-то резко сжалось. Воспоминания всплыли, как осколки стекла. Я инстинктивно спряталась за широкую спину учителя.

– Господин Лоренцо, Катрин не сможет сосредоточиться, если в комнате будут посторонние, – голос Дамьена был твёрдым. – Я введу её в курс дела и оставлю наедине с Советником.

Я замерла. Слова учителя, как нож, прошлись по нервам. А потом я встретилась взглядом с мужчиной, который вдруг стал пугающе знакомым.

– Ты же… – он прищурился, – Габриэлла де Лякруа?

Паника. Холодный пот. Беспомощный рой мыслей. Я едва не упала.

– Меня зовут Катрин де Монфорт, – прошептала я, уставившись в пол. – Дамьен, пожалуйста…

– У нас мало времени, – он не отпускал моей руки. – Проследите, чтобы Катрин никто не тревожил.

Мы шли дальше. Оба остались позади.

– Дамьен…

– Я не знал, что вы были знакомы. Не подумал… Но теперь всё равно нет выбора. Если ты не поможешь, Советник умрёт.

Он говорил спокойно, но я слышала дрожь в его голосе.

– Но я ничего не умею… Ты же сам говорил – я только учусь.

– Ты – его Пара. Только ты можешь удержать его между жизнью и смертью. Магия отношений – не вымысел, Катрин. Ты можешь взять часть его боли.

Я замерла.

– Ты хочешь, чтобы я… прочувствовала на себе, что делает с ним яд?

– Это единственный шанс. Мне нужен хотя бы один день. Один!

Я смотрела на него – на своего учителя, на того, кому доверяла. И понимала: он не просит. Он надеется. Он верит.

– Я попытаюсь, – выдохнула я.

– Ты очень добрая девочка, – он улыбнулся, и его ладонь на моей руке дрогнула.

Перед дверью в покои Советника меня сковал страх. Он был почти осязаем. Я ощущала его внутри – он ворочался, шептал, прятался в груди. Но я вошла.

Там было душно от свечей и… присутствия. Тяжёлого, наполненного страданием.

Советник лежал на постели, истощённый, как после долгого боя. Внутри меня что-то перевернулось. Влечение было настолько сильным, что я не удержалась – опустилась рядом, взяла его за руку.

– Ничего не происходит… – шептала я, дрожа.

– Вспомни, как ты работала с травами. Магия течёт так же, – Дамьен стоял рядом, пока я пыталась вспомнить себя. – Лучше ляг рядом. Это будет больно. Для вас обоих.

Он ушёл. Дверь щёлкнула ключом. Мы остались одни.

Я разрыдалась. Не из-за страха. Из-за невозможности – всё исправить, всё понять. Я залезла к нему под одеяло, прижалась, как будто кто-то звал меня, как будто не могла иначе.

– Мы не знакомы… – прошептала я в горячую кожу его шеи. – Но ты мне нравишься. Почему – я не знаю.

Он не ответил. Не мог.

Тогда я сделала то, чему учился каждый целитель. Закрыла глаза, провела руками по его волосам – точно так же, как перебирала сухие листья, – и позволила магии течь.

Сначала она упиралась, будто не хотела касаться чего-то чёрного, гнилого. А потом нашла трещину. И через неё хлынула тьма. Я ощутила её, как грязную воду, как боль – живую, злую.

Я задыхалась. Мир плыл. Но я продолжала держать поток, впитывая в себя отраву, чтобы он мог дышать. Чтобы у него был ещё один день. Может, два.

– Я ведь могу звать тебя по имени? – одними губами шептала я.

Глава 18

Королевский дворец, Блэкхейвен. Вечер.

– Отоприте дверь, – Лоренцо с раздражением опустил кулаки на край стола. Дерево глухо отозвалось на удар, но замок, разумеется, не дрогнул. – Или я её вышибу.

– И тем самым подпишете смертный приговор Советнику, – холодно отозвался Дамьен, даже не обернувшись. Он что-то отмерял в пробирке, ловко, почти беззвучно.

Лоренцо заскрипел зубами. Бессилие грызло его изнутри уже третий день, вытягивало нервы в тугие струны. С каждым часом сдержанность покидала его, как вода убывает в иссохшем колодце.

– Когда вы их навещали? – негромко поинтересовался Конрад. Он стоял в углу лаборатории, почти в тени, и говорил не громче тени.

– Три часа назад. Оба живы, – бросил Дамьен, не отвлекаясь.

– Значит, Катрин справляется?

– Да, граф. Пока справляется. Но надолго её не хватит, поэтому не мешайте мне и позвольте закончить начатое.

– Прошло четыре дня, – не унимался Конрад, – четыре дня, как отравили Советника. Замок будто с ума сошёл. Все на взводе. Народ хоть по домам сидит, а тут – как в загоне перед бойней.

– Тогда дайте им тот же совет, что и себе: успокойтесь. Противоядие почти готово.

Лоренцо опустился на ближайший стул, будто колени наконец сдали.

– Спасибо вам… Если Алекс продержится…

– Продержится, – буркнул Дамьен и отмахнулся, словно от навязчивой мухи. – А вы бы, милорд, лучше вышли. Прогуляйтесь.

– Мне нигде не спокойно, – проворчал Лоренцо.

– Как и мне, – откликнулся Конрад с усталой усмешкой. – Но здесь хотя бы вы говорите, что всё будет хорошо. В остальном дворце – хватит одной спички, чтобы взорвался весь пороховой склад.

В комнате повисла редкая, почти роскошная тишина. Она продлилась недолго.

– Дамьен, – снова подал голос Лоренцо, и целитель раздражённо всхрапнул. – Эта девочка… Её ведь зовут иначе. Не Катрин.

– Бывало и другое имя. Я его не знаю, да и не хочу знать. Её прежняя жизнь не имеет ко мне отношения. Теперь она – Катрин де Монфор.

– Габриэлла де Лякруа, – упрямо продолжал Лоренцо. – Младшая дочь графа де Лякруа. Аристократка, изгнанная после… скандала.

Дамьен резко выпрямился.

– Господин Тайный Советник, я разве не ясно выразился?

– Мне просто любопытно, как вы с ней повстречались.

– Это сейчас не имеет значения. Вам дорога жизнь Советника – или нет?

Лоренцо отвёл глаза и молча кивнул.

– Пойду проверю, всё ли спокойно, – вмешался Конрад, воспользовавшись моментом, чтобы уйти. В этой комнате ему внезапно стало тесно.

– Передайте остальным: к покоям Советника – ни шагу, – бросил Дамьен ему вслед.

Граф Конрад шёл по дворцу, как будто на ногах висели гири. Последние дни он почти не спал, не ел – и чувствовал это каждой клеточкой. Он держался, потому что пообещал себе: не позволит себе отдыха, пока Алекс жив. Пока его ещё можно спасти.

Утром он был у Короля. Тот перенёс сердечный приступ. Сейчас с ним оставалась Белла, дочь посла, но здоровье правителя держалось на ниточке. Если Советник умрёт – Фейрису и Блэкхейвену не избежать войны. А вести страну будет просто некому.

Когда Конрад поднялся на второй этаж, из-за двери Советника доносился шум.

– Я лишь хочу убедиться, что Советник ещё жив. Король нервничает – и это может стоить ему жизни, – раздавался голос Рейнарда Клауса.

– Простите, господин, но в покои велено никого не пускать. Приказ целителя.

– Я по поручению Его Величества! Если вы…

– Что происходит? – голос Конрада резанул воздух, как лезвие.

– Граф! – обрадовался Рейнард, будто внезапно увидел спасение. – Эти солдаты не пускают меня к больному! А Король… Его Величество совсем измучен тревогой. Я хотел принести ему хоть крупицу добрых вестей.

– Это я отдал приказ. И Король с ним согласился. Никто не войдёт. Жизни Советника – на вес золота. Возвращайтесь к Королю и доложите, что Алекс жив. Противоядие почти готово.

– Но…

– Вы меня услышали, господин секретарь?

Рейнард нахохлился, как мокрая курица, развернулся и поспешил прочь.

– Если будут ещё недовольные, – тихо бросил Конрад стражникам, – направляйте ко мне.

– Слушаемся, господин граф.

Он не знал, куда себя деть. Словно всё в нём гудело от переизбытка чувств. Он побрёл по коридорам, а спустя полчаса снова оказался у главных ворот. Привычка.

– Рейнард Клаус покинул дворец? – спросил он у стражи.

– Так точно, граф. Минут десять назад.

Конрад нахмурился.

– Десять? Я выгнал его полчаса назад.

– Он отбыл не больше десяти минут назад, господин, – повторил солдат, не меняя выражения лица.

Конрад стиснул челюсть. Тревожный гул поднимался из глубины, тянулся к вискам.

Он развернулся и двинулся обратно, к лаборатории. И шаги его в гулких коридорах были слишком быстрыми, чтобы быть спокойными.

***

День. Королевский дворец в Блэкхейвен.

Сначала была боль. Такая, что я едва не вывернулась наизнанку – как будто кто-то сдирал с меня кожу, а заодно и душу. И сквозь эту боль я почувствовала… пустоту. Словно меня отрывали от чего-то живого, родного, теплого. Будто младенца от груди – а я, как упрямый ребенок, тянулась обратно, царапалась изнутри, но бесполезно. Меня уносило.

На короткий миг все прояснилось. Лица, силуэты – размытые, как в воде. Но я увидела его. Алекс. Он был рядом. Еще был. Кто-то склонился над ним, кто-то тянул меня прочь, и я из последних сил хотела закричать: оставьте нас, дайте умереть вместе! Но тело уже не слушалось, и сознание вылетело из головы, как воробей из клетки.

Когда я открыла глаза снова, было… тише. Тело болело, как после драки с целой армией, но я дышала. Я жила. И рядом сидел он.

Дамьен.

– Ты молодец, – сказал он и улыбнулся так, что мне захотелось заплакать, но только от облегчения. Его ладонь коснулась моей щеки – шершаво, по-доброму. – Я в тебе не сомневался.

– А… – попробовала я что-то сказать, но из горла вырвался только шорох. Он, конечно, понял.

– Он жив, – ответил, не дожидаясь вопроса. – Без сознания пока. Ему досталось сильнее. Но выберется. А еще у меня для тебя целая корзина новостей. Держись, если не слишком устала.

– Как долго я… спала? – Голос был чужой. Сухой, сломанный.

– Неделю, – усмехнулся он.

– Ого…

– Угу. Но ты заслужила это королевское лежбище. Можешь валяться хоть месяц. Вон, глянь, какая тут постель. Балдахин – как парус у боевого корабля!

Я покрутила головой. Действительно, балдахин нависал над мной величественно, как будто я и правда теперь не девчонка с подворотни, а почти что принцесса.

– Уж получше соломенного матраса у тебя на кухне, – хрипло заметила я.

– Слыхали? – фальшиво возмутился он. – Девка обнаглела! Быстро ты к роскоши привыкла.

– Это временно, – пожала я плечами. – Наверное.

– Что бы ты ни решила – я с тобой, – сказал он вдруг, уже без шуток. – Если хочешь – уедем. Не дождёмся его. Если хочешь остаться – останемся. Я не буду толкать тебя в спину.

– Я… не знаю. Я запуталась, Дамьен. Я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Что он меня предаст, – прошептала я, и губы задрожали. – Я из-за любви уже умирала. Не один раз. Еще одна ошибка – и я не встану.

Он не ответил сразу. Просто взял меня за руку и крепко сжал.

– Никто не требует от тебя идти под венец прямо сегодня, дурочка. Просто… встретись с ним. Посмотри в глаза. Спроси, что хочешь. Раз и навсегда. Потому что ты же не собираешься всю жизнь прятаться?

– Могу, – буркнула я, утирая нос.

– Можешь, – рассмеялся он. – Но зачем?

– Ладно, – вздохнула я. – А что за новости?

Он вдруг загадочно улыбнулся.

– Оу, Король Блэкхейвен предложил мне место Королевского Целителя. Представляешь? А старика, который сейчас там сидит, чуть не хватил удар.

– Серьезно? Ты согласишься?

– Еще чего! Я свободный человек. Захотел – и послал самого Короля куда подальше!

Я фыркнула – и тут же поморщилась. Боль в груди отозвалась эхом. Смех противопоказан.

– Но это, знаешь ли, еще не всё. Есть новость поважнее.

Я вскинула брови.

– Что может быть круче, чем послать Короля?

И тут он заговорил – уже совсем другим голосом.

Нас прервал стук. Резкий, слишком уверенный, чтобы быть случайным. Я вздрогнула – не от страха, скорее от неготовности вернуться в мир, где всё снова надо понимать, решать, держаться. В комнату вошли двое. Один – граф, второй – человек, от которого веяло прошлым. Тяжёлым, непроговорённым, едва не забытым.

– Как вы себя чувствуете? – Конрад улыбался тепло, как будто всё в порядке.

– Спасибо, хорошо, – я ответила автоматически, почти отзеркалила его вежливость.

Меня вдруг кольнуло – вот так просто? После всего, что было? Я с трудом сдержала дрожь.

– У вас действительно уникальный дар, госпожа Катрин. Не зря вы стали частью дома де Монфорт, – с ноткой искреннего восхищения сказал граф.

– Она просто ошиблась семьёй при рождении, – буркнул Дамьен, как всегда не церемонясь. – Что с секретарём?

Секретарь? Я вскинула брови, глядя на учителя. Тот вздохнул.

– Секретарь, да. Тот, что травил людей. И, между прочим, Советника.

– Но… Алекс?.. – всё сжалось внутри.

– Он ошибся, когда дошёл до Алекса, – вмешался Лоренцо, всё это время молчавший, – сменил стиль. Это нас и навело на след.

– Не без моей подсказки, – вставил Дамьен.

Я пыталась уловить суть, но мозг, уставший от боли и напряжения, всё ещё с трудом переваривал информацию.

– Раньше он использовал пищу и воду, – объяснил граф терпеливо, как будто я была больным ребёнком, – но на Советнике такой номер бы не прошёл. Ему пришлось переделать яд.

– Он применил контактный, – добавил Лоренцо. – В тот день его поведение было странным, я распорядился задержать. Успели вовремя. При нём оказалось мое письмо.

– Вернее, бумага, – сказал он с оттенком отвращения. – Конверт был пропитан ядом. Он не действует сразу, нужен контакт. При задержании один из стражников коснулся письма – и всё, симптомы появились.

Я сглотнула. Внутри всё холодело.

– Он… зачем?

– Ненависть, – отозвался Конрад. – Его дед сражался в последней войне. Видимо, внуку передал всё, что мог – включая ненависть к Фейрису. Он мечтал о новой войне, выжидал момент. Приезд вашего посла стал сигналом.

– Это безумие, – выдохнула я.

– Он даже использовал травы из двух королевств – чтобы улики вели в обе стороны. Хотел, чтобы всё выглядело как провокация, – подытожил Дамьен. – Ну ничего. Его поймали, он в темнице. Осталось дождаться приговора.

Я кивнула, машинально. Всё это было слишком. Всё.

– Алекс… – Я повернулась к Лоренцо. – Он…

Он обошёл кровать, остановился рядом, слишком близко. Смотрел. Долго, не отводя взгляда.

Мне захотелось спрятаться под одеяло. Стать маленькой. Исчезнуть.

– Думаю, дня три, – отозвался за меня Дамьен. – Катрин сняла часть боли, но не всю. А он – крепкий. Держался четыре дня. Поправится.

Учитель поднялся, разом вернув себе свою внушительную фигуру и внушительность в целом. Остальные невольно отшатнулись – даже граф.

– Надо его навестить, – сказал он. – Тогда точно скажу. Идёте?

Граф кивнул и вышел. Лоренцо остался. Молчал.

– Я вас догоню, – бросил он вслед. – Хочу кое-что обсудить.

– Только помни, – голос Дамьена стал стальным, – ей нужен покой. Если вздумаешь встряхнуть ей нервы – я узнаю.

– Ни в коем случае, – Лоренцо усмехнулся. Улыбка его была лёгкой, почти доброжелательной. А мне почему-то стало страшно.

Дверь щёлкнула, будто окончательно отрезала меня от возможности сбежать. Мы остались одни. Я судорожно вдохнула и натянула одеяло до подбородка, будто эта тонкая ткань могла спрятать меня от того, кто только что уселся в кресло у кровати.

– Мы не были знакомы лично, – голос Лоренцо звучал спокойнее, чем я ожидала. – Но я знал вас, Габриэлла де Лякруа.

Я вздрогнула. В груди будто что-то хрустнуло.

– Это не моё имя, – тихо сказала я, упрямо глядя в стену.

– Да, теперь вы – Катрин де Монфорт. Могу обращаться к вам по имени?

Я пожала плечами. Он всё равно будет звать, как решит.

– Как хотите.

– Скажи, Катрин, – он перешёл на «ты» так легко, будто между нами не было целой жизни, – зачем ты сделала это ради Алекса? Мы оба понимаем, что у вас… не самые тёплые отношения. Он даже лица твоего никогда не видел. Но из-за него ты потеряла всё. Привычную жизнь. Имя. Себя. Почему?

Я зажмурилась.

– Я не хочу об этом говорить.

– Понимаю. – Он не отступал, но и не давил. – И всё же… что сподвигло тебя спасти человека, которого, казалось бы, ты должна ненавидеть?

Я подняла глаза. Ловушка. Он говорил ровно, но в его взгляде читался интерес. Глубокий, слишком личный.

– Мы уже на «ты»?

Лоренцо вдруг улыбнулся – не язвительно, не хищно, как прежде. Просто по-человечески. И я, к собственному удивлению, тоже улыбнулась в ответ.

– Я… – начала я, запинаясь, – не испытываю ненависти к господину Советнику. Наверное, раньше испытывала только боль. И… стыд. Это всё – его отказ, то письмо, – оно убило меня. Буквально.

Он напрягся. Я заметила это – еле уловимое движение плеч. Но он молчал.

– Меня изгнали. И я… просто шла. Куда глаза глядят. До тех пор, пока не… – я сглотнула. – Пока не попала под заклинание. Оно было настолько сильным, что от моего тела мало что осталось. Дамьен… он собрал меня по кусочкам. Дал новую жизнь. Новое имя. Новую цель. Я стала другой.

– Я рад, что ты нашла в себе силы жить дальше, – мягко сказал он.

Я покачала головой.

– Не совсем в себе. Я стала… действительно другой. И поняла это в тот момент, когда впервые увидела Советника. На площади в Маркесс.

Он замер. На миг мне показалось, что он перестал дышать.

– Ты была там?

– Да. Но я сбежала. Я не могла… Тогда я узнала о его отказе послу. И написала письмо.

Лоренцо замолчал. Просто смотрел, куда-то сквозь меня, будто все кусочки наконец сложились в один рисунок.

– Но я не могу быть с ним, – прошептала я. – Не теперь.

Он перевёл взгляд на меня. Медленно, почти с болью.

– Дамьен знал. Поэтому и позвал вас. Я… просто не могу позволить ему умереть. Понимаете?

– Понимаю, – тихо ответил он. – И я благодарен тебе.

Я вздохнула.

– Не стоит. Я и сама не понимаю, что со мной происходит. Это чувство… оно пугает. Я не контролирую его. Оно слишком сильное.

– А если он захочет тебя найти? Он ведь не остановится. Я его знаю. И не смогу врать. Он догадается. Алекс умеет быть настойчивым.

Я прикусила губу.

– Мне страшно, – честно призналась я. – Я не знаю, как выдержу эту встречу. Что скажу. Что увижу в его глазах.

Лицо Лоренцо потеплело. Он улыбнулся, по-настоящему.

– Не убегай, Катрин. Это только ранит вас обоих. Подумай над этим. У тебя есть немного времени. До того, как он проснётся.

Он протянул руку, осторожно коснулся моей – и его губы едва-едва коснулись кожи. Почти благословение.

Я не удержалась – закрыла глаза.

Глава 19

Королевский дворец в Блэкхейвен.

Он знал эти покои наизусть. Каждый изгиб резной мебели, каждую тень от парчовых портьер. За время, что Алекс не приходил в сознание, Лоренцо успел выучить здесь всё – вплоть до треснувшего лепестка на фарфоровой вазе у окна. И всё же он оставался. Изо дня в день, из ночи в ночь – сидел рядом, как страж, как тот, кто должен дождаться.

Потому и не сразу понял: звук, прорезавший привычную тишину, был не стуком в дверь. Это был хрип – сдавленный, чужой и до боли долгожданный.

– Лоренцо?.. – голос, едва различимый, дрожал.

Он сорвался с места и уже стоял на коленях у постели, не веря собственным глазам.

– Молчи. Я зову лекаря.

Никаких возражений. Ни тени спора. Лоренцо уже выбежал.

Вернувшись, он выдохнул с облегчением:

– Приведут того самого лекаря, что тебя спас. Прочих к тебе не подпущу. Ты как?

Алекс с трудом поднялся на локтях, не обращая внимания на возмущённое «осторожнее» друга. Голова кружилась, зрение плыло, но он точно знал: он больше не умирает.

– Почему я жив? – севший голос звучал почти обвиняюще.

– Потому что тебя вытащили. Едва. Но вытащили. Ложись. Подушки повыше… вот так. А разговоры – потом.

Дверь снова открылась. Вошёл широкоплечий мужчина в чёрном дорожном плаще, с виду больше похожий на охотника, чем на лекаря. Шляпа в руке, взгляд спокойный.

– Разрешите осмотреть вас?

– Если вы врач – делайте, что сочтёте нужным.

– Как скажете.

Он уверенно уложил Алекса обратно, поправил подушки, и с таким видом велел:

– Даже не думайте возрождать лишний раз, господин Советник. Вы только пришли в себя. Единственное, что вам сейчас позволено, – выздоравливать. Мы с моей ученицей слишком много сил отдали, чтобы вас вернуть. Не заставляйте жалеть.

Алекс смотрел на него с удивлением, но не перечил.

– Это Дамьен де Монфорт, – пояснил Лоренцо, и даже не пытался скрыть лёгкое раздражение.

– Де Монфорт?.. Живой представитель той самой семьи? – Алекс приподнял брови. – Я ведь сам велел найти вас, думал, поможете с расследованием. Не думал, что всё повернётся так. Моя благодарность будет не только на словах.

– О вашей щедрости я наслышан, господин, – Дамьен впервые чуть улыбнулся. – Но сейчас давайте займёмся вами.

Осмотр прошёл быстро, слаженно. Ни одного лишнего движения.

– В целом – всё отлично. Назначу травы для восстановления, добавите их в пищу. И да, Советник…

– Да?

– Отравитель найден и наказан. Ваша миссия завершена. Теперь у вас – официальные каникулы. Я останусь во дворце, пока вы нуждаетесь в моей помощи. Но прошу помнить: я строг. Забота о вас – моя работа.

– Уже понял, – усмехнулся Алекс, и впервые за всё время лицо его потеплело.

– Тогда я вас покину.

– Подождите… Вы упомянули ученицу. Хотел бы поблагодарить и её.

– Она заслуживает этого. Без неё вы бы не выжили. Прощаюсь.

Когда за ним закрылась дверь, Алекс с интересом взглянул на Лоренцо.

– Интересный экземпляр. Или преуменьшает собственную роль, или хочет выдвинуть ученицу вперёд.

– Ты ошибаешься, – не глядя в глаза, сказал Лоренцо. – Она действительно спасла тебя. Провела рядом два дня. Снимала с тебя остатки смертельной магии. Ценой своей силы.

Советник замер.

– То есть она рисковала? Ради меня?.. Я должен её увидеть.

Но Лоренцо продолжал смотреть в сторону, не отвечая.

– Ты что-то скрываешь?

– Не сейчас. Потом. Когда ты окрепнешь.

– Лоренцо, я не люблю недомолвок. Говори.

– Нет. Сейчас нельзя. Нам с тобой предстоит тяжёлый разговор, но ты не в том состоянии. Не физически. Не душевно.

Алекс недовольно нахмурился, но спорить не стал. Он знал – Лоренцо не драматизирует попусту. И знал другое: этот разговор действительно будет важным. Очень важным. Но не сегодня.

Глава 20

Через пару дней после того, как я наконец пришла в себя – а это было куда менее драматично, чем все ожидали, – Дамьен милостиво разрешил мне вставать с постели. И что, как вы думаете, я сделала первым делом? Пошла знакомиться с Королём Блэкхейвена. Звучит пафосно? Ага, особенно если учесть, что выглядела я в тот момент, как слегка облагороженная тень от человека.

Король оказался… стариком. Уставшим. Простым в лице, но в глазах у него пряталось что-то совсем другое. Такое… щемящее. Словно он видел меня не впервые. Будто я – кто-то родной. Будто внучка. Что ж, хуже было бы, если бы он посмотрел на меня как на угрозу. А так – я выдержала эту.

Рядом с ним всё время крутилась одна девушка – безупречная, как витрина ювелирного дома. Белла де Вальдемар. Дочь посла. Невеста Советника. Та самая, которую я бессовестно – и, возможно, смертельно – затмила. Её волосы – как чёрный шёлк, сотканный руками богов. Её платья – целая коллекция, каждая ткань дороже моей жизни. Украшения, взгляд, осанка – у неё всё было как в учебнике по аристократическому идеалу. А ещё она добрая. Честно. Не притворно, не вежливо, а по-настоящему заботливая. Особенно по отношению к Королю. Я даже не сразу поняла, что больше притягивает: её красота или то, что она действительно хорошая.

Словом, идеальная женщина. Женщина, которую отверг Алекс. Ради меня. Уму непостижимо. Глядя на неё, я всерьёз начала подозревать, что Советника стоило бы отдать под суд за глупость.

Дамьен между тем был вечно занят – он теперь у нас местный кумир. Все целители, которые не сбежали из дворца сразу после скандала, теперь с благоговением ходили за ним хвостом, называли Великим Мастером, и смотрели, как на живое воплощение легенды. Его это, конечно, немного тешило, но он продолжал делать вид, что всё это ему безразлично. Отказался от титула Королевского целителя, зато мне по ночам шептал о планах на будущее – как мы сбежим отсюда, если всё снова покатится под откос.

О главном мы не говорили. Ни слова. Он ждал, когда я заговорю. А я… я делала вид, что этой темы не существует. Прекрасная стратегия, пока однажды утром не принесли весть: Советник очнулся.

С этого момента замок начал гудеть, как растревоженный улей. Я, естественно, тут же заперлась в своей комнате, прикинувшись привидением с книжкой. Знала ведь, что нам с ним придётся встретиться. Знала. Но каждый раз, когда об этом думала, у меня начинали подгибаться колени. Нет, правда. Физически.

Прошло ещё несколько дней, пока ему строго-настрого запрещали делать хоть что-то, кроме как лежать и дышать. Всё это время я была пай-девочкой: читала трактаты, учила рецепты, заваривала целебные настои… А потом – на седьмой день – сдалась.

Просто вышла из комнаты. Тихо. Словно боюсь, что сама себя спугну.

И всё бы ничего, но стоило мне вспомнить, что Алекс – моя Пара, и он где-то совсем рядом, в противоположном крыле замка, как внутри всё перевернулось. Я ведь мечтала избежать этой встречи. Мечтала. А ноги сами несли меня к его покоям. Вряд ли я хотела увидеть его. Скорее – убедиться, что он в порядке. Может, столкнусь с Лоренцо и ненавязчиво расспрошу. А может… может, просто постою за дверью. Как глупая девчонка. Как будто это поможет.

Но тогда я ещё не знала, что простое “пройти мимо” окажется куда сложнее, чем любое сражение.

Я почувствовала его раньше, чем увидела охраняемую дверь. Стоило только свернуть в коридор, где он находился, как в груди предательски дернулось. Сердце дрогнуло и будто сбилось с ритма. С каждой нашей встречей мне становилось легче контролировать себя – или я просто училась прятать панику под внешним спокойствием. Но это… это чувство близости Пары всё ещё било в висках, как эхо чужой боли, когда-то прошедшей сквозь меня.

Я остановилась. Воздуха стало не хватать – легкие жгло, словно в них снова просачивалась та отрава, которую я вытягивала из него, из Алекса, из самого сердца его страдания. Дверь была всего в нескольких шагах, но я не могла двинуться. Колени подогнулись, и я стиснула пальцы на подоле платья, чтобы не дать себе упасть.

– Что-то случилось?

Голос с лёгкой насмешкой, не к месту легкий – и до странности знакомый. Я подняла взгляд. Конечно. Этот стражник… Он сопровождал меня во дворец тогда, несколько дней назад. Глаза у него были пронзительные, слишком цепкие для человека, стоящего на страже.

– Я, кажется, не представился тогда. Артур Пендрагон, служу под началом графа Конрада де Фаро.

– А моё имя вы уже знаете, – ответила я ровно, глубоко вдохнув. Он мне не нравился. Без особой причины. Просто интуиция. Та самая, что редко ошибается.

– Если ты себя плохо чувствуешь, я могу отвести тебя обратно. Твоя комната ведь в другой стороне?

– Всё в порядке. Я сама справлюсь.

– Уверена? Ты еле держишься на ногах.

Я почувствовала, как он тянется ко мне – легко, будто случайно, но его рука стремилась к моей талии. Нет. Я резко отстранилась, и, к счастью, в этот момент раздался голос, который вернул мне почву под ногами.

– Катрин? Что ты тут делаешь?

Лоренцо. Его появление было как спасение. Одним кивком он отправил Пендрагона обратно на пост, и лишь когда мы отошли достаточно далеко, заговорил – тихо, почти шепотом, но с тем самой едва сдерживаемой тревогой, что звенела и во мне.

– Ты понимаешь, что творишь? – он аккуратно взял меня под локоть. – Алекс почувствовал тебя. С большим трудом я убедил его не вставать.

– Значит, он понял…

– Конечно. Но я ещё не рассказал ему о тебе. Ни слова.

Мы отходили всё дальше от той двери, но тревога не отступала. Напротив – казалось, будто сердце вот-вот взорвется от набравшегося в нём шума.

– Катрин? – Лоренцо чуть наклонился ко мне, голос стал мягче, почти ласковый.

Я посмотрела на него – и с дрожащим дыханием, почти неслышно выдохнула:

– Он вас не послушал…

Лоренцо уловил мой взгляд – тревожный, срывающийся в безмолвную мольбу. Мгновение – и он, почти толкнув меня вперёд, бросился обратно. Я сделала всего пару шагов, прежде чем из-за угла донёсся резкий спор. Голоса, мужские, знакомые, один – тверд и сдержан, другой – срывался, как хлёсткий ветер перед бурей.

– Возвращайся в комнату.

– Лоренцо, отойди. Если не отойдёшь, то, клянусь…

– Она здесь, ты прав. Но ещё не время…

– В сторону!

Этот голос… Он ударил в грудь, как звон колокола в ушах. Такой резкий, что дрожь прокатилась по спине. Я вздрогнула, как от окрика в темноте. За спиной – быстрые, неровные шаги. Спешка, продиктованная болью. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять: он рядом. Совсем рядом. Всего в паре шагов от меня – дыхание, напряжение, что тянется, между нами, словно нитка, готовая оборваться.

– Посмотри на меня.

Голос… совсем другой теперь. Мягкий. Почти ласковый. Слишком искренний, слишком живой, чтобы защититься от него. Как просьба, которую нельзя ослушаться. Губы дрогнули, грудь сжалась. Я сделала над собой усилие и медленно обернулась – но взгляд оставался прикован к полу. Не смела поднять глаз.

Он стоял босиком. В одних только ночных брюках, с распахнутой рубашкой. Так и вышел – прямо из постели. Грудина поднималась тяжело, будто и дышать ему было трудно. Неудивительно – он ещё не окреп. Я знала это. Помнила.

– Я хочу видеть твои глаза, – голос стал чуть строже, но не грубым. Нет. Он просто не хотел больше полумер.

Меня бросило в дрожь, как от сильного озноба. Я зажмурилась, сжав кулаки так, что ногти врезались в ладони. Я не могла. Не могла позволить себе снова… почувствовать.

– Алекс, пожалуйста, – вступился Лоренцо, вновь рядом, вновь защитой. – Ты не знаешь всей ситуации. Вернись в комнату, я всё объясню…

– Я хочу услышать это от неё.

Он не уступал. Его голос звучал уже иначе – тверже, увереннее, властно. Так говорит человек, привыкший, чтобы его слушались. И я поняла: всё становится слишком серьёзным. Неумолимо.

«Он – такой же. Такой же, как Алексей,»– больно мелькнула мысль. – «Сильный, непреклонный. Нежность – только когда захочет сам. И если я снова отступлю… всё повторится. Всё, как тогда. Я знаю, чем это заканчивается.»

Я подавила те чувства, что задыхались во мне, как птица в клетке. Осталась только воля – холодная, острая. Я сделала то, чему меня когда-то учили. Медленно, почти незаметно, опустилась в глубокий реверанс, склонив голову.

– Простите, что не представилась должным образом сразу, – произнесла я ровно, как отрепетированный текст. – Я Катрин де Монфорт, дочь лекаря, изготовившего противоядие. Возможность помочь Вам была для меня честью. Могу я поинтересоваться, как Вы себя чувствуете?

Молчание. Тяжёлое, почти осязаемое. Я не поднимала головы. Только внутри себя – тихо, глухо – похвалила себя: получилось. Я справилась. Не дрогнула.

– Мне уже лучше, Катрин, – наконец отозвался он. Голос стал усталым. Слишком усталым для угроз, слишком живым, чтобы не волновать. – Ты можешь подняться.

Я медленно поднялась. И осмелилась взглянуть чуть выше – не в глаза, нет, только на его ключицы, открытые, как страницы книги, что читать больно. Рубашка мягко спадала с плеч, волосы прилипли к коже. Он дышал тяжело. Как я.

"Чувствуешь ли ты это? Или только я схожу с ума?"

– Катрин, мы уже встречались раньше. Более того, ты написала мне письмо.

– Вы правы. – Мой голос стал тише. – И, полагаю, вы помните, что я написала.

– Помню. Но это неважно. Я хотел встретиться с тобой лично. И получить ответы.

– Я буду к Вашим услугам, как только Вы почувствуете себя лучше. Простите, но Вы всё ещё слишком слабы. Дамьен говорит – как минимум неделя…

– Нет, – отрезал он. Голос – как нож. – Я хочу говорить сейчас. Если тебя так тревожит моё состояние – разговор будет в моей комнате. Не здесь. Следуй за мной.

Он отвернулся первым – и это было, наверное, самое сложное в тот момент. Не крик, не боль, не даже его голос, а просто… спина, уходящая в полумрак комнаты. Медленная, упрямая походка человека, который слишком хорошо знает, что у него нет права на слабость.

Лоренцо коснулся моего плеча – мягко, но ощутимо. Я будто поняла без слов: выбора нет. Вперед. Я пошла, как на приговор. Не было уже смысла убегать. Что-то в этой тишине уже держало крепче любого приказа.

Он лежал в постели, когда я вошла. И как только наши взгляды пересеклись – я знала. Все. Каждый несказанный упрёк, каждую надежду, каждую боль. В его глазах не было пощады. Только знание. И ожидание.

– Лоренцо, оставь нас, – спокойно произнёс он.

Дверь закрылась. Щелчок защёлки разрезал воздух, как клинок.

– Подойди ближе, – голос был тихим, но от этого не менее властным. – Так неудобно разговаривать.

Я подошла, не споря. Села на стул рядом с кроватью, будто меня туда приковали. Сердце билось глухо, в горле стоял ком.

– Я представлял себе нашу встречу иначе, – начал он после долгой паузы. – Во мне всё борется. Разум, холодный и выверенный, шепчет одно. Сердце – совсем другое. Ты вызываешь во мне такую бурю, что я едва сдерживаюсь. Дай мне причину продолжать держать себя в руках, если тебе этого действительно хочется.

– Господин Советник…

– Алекс, – перебил он. – Ты должна называть меня по имени. Это не просьба.

– Хорошо.

Я посмотрела на него – осторожно, как на раненого зверя. В его лице застыло напряжение.

– Причин много, – прошептала я. – Но, возможно, стоит начать с того, что ты уже отказал мне.

Он резко повернул голову. Наши глаза встретились – и в его была искренняя растерянность. Как будто я вытащила на свет нечто забытое, запрещённое.

– Алекс, тебе знакомо имя Габриэлла де Лякруа?

Он замер, взгляд снова ушёл в сторону.

– Да. Дочь Ксавьера. Её хотели выдать за меня. Но у неё была… история. Неважно. При чём тут она?

– Её изгнали. Отец вычеркнул её из семьи. А потом в лесу… случилось несчастье. Схватка двух магов. Её тело… – я замолчала, ком в горле стал невыносимым. – Она умерла, Алекс. А потом один из тех магов, выживший, собрал её заново. И дал новую жизнь. Имя. Дом.

– Не продолжай, – тихо сказал он. И мне показалось, что он дрожит.

Теперь я смотрела открыто. А он – прятал глаза. Боится. Не меня – своей вины.

– Я не держу зла, – честно сказала я. – Потому что я больше не та девушка. Не та, что ждала письма. Не та, что плакала ночами.

– Тогда… ты даёшь мне шанс? – с надеждой.

– Нет, – ответила я. – Я уже однажды полюбила. И этого достаточно на всю жизнь.

– Полюбила?.. Альрика?

Имя хлестнуло, как пощёчина. И всё, что я в себе сдерживала, закололо под рёбрами.

– Он в прошлом. Как и всё остальное. У меня – новая жизнь. И в ней нет места любви.

– Я бы мог… воспользоваться старым предложением. Стать твоим мужем. Ради мира. Ради искупления.

– Ты знаешь, что это невозможно. Я не Габриэлла де Лякруа. Больше нет такой.

– Неужели я ничего не могу сделать?

Он выглядел так, будто я вырвала у него сердце и оставила смотреть, как оно бьётся на полу. Мне стало больно за него. Честно, по-настоящему больно. Но я не могла себе позволить пожалеть его. Не сейчас.

– Не нужно, – сказала я. Поднялась, отводя взгляд. – Вам нужен покой, Советник.

– Постой… Габриэлла…

Он потянулся ко мне, как к последнему, что может удержать. Но я положила ладонь ему на плечо – крепко, мягко. Как прощание. И, дрожа, склонилась к нему, коснулась губами его лба.

– До свидания.

Глава 21

– Не смотри на меня с таким выражением, – буркнул Алекс, откусывая яблоко с видом человека, которому весь мир должен за его мужество выжить.

– Просто удивлён, – Лоренцо лениво опёрся на спинку кресла, будто сам только что не провёл полчаса в тревоге у дверей. – Ты выглядишь бодро. Даже слишком. Учитывая, что тебя только что холодно отшила твоя же Пара. Причём та, что когда-то числилась в длиннющем списке твоих потенциальных невест. Мир, как оказалось, умеет шутить.

Алекс усмехнулся.

– Это ещё не конец, дружище. Я её нашёл – а значит, осталось только завоевать. В каком-то смысле, это даже лучше. Если бы она сразу бросилась ко мне на шею, особенно после всего, что пережила из-за меня… Это было бы скучно. Не так остро. А теперь у меня есть вызов. Есть цель. А значит – есть азарт.

Лоренцо покачал головой, как будто только что услышал план осады крепости с привкусом романтики.

– Ты ведь слышал, что она сказала, верно? Никогда больше не позволит себе любить. По-моему, звучит как толстенная стена.

– Лоренцо, – с достоинством произнёс Алекс, запуская в него огрызок, – ты идиот.

– Я просто реалист.

– Она сказала: «До свидания». Не «Прощай». Не «Сгинь с глаз моих». Не «Если приблизишься – испепелю». Просто «До свидания». Понимаешь? Это – пауза. А не точка.

Лоренцо вздохнул и притворно воздел глаза к потолку.

– Возможно, она просто была вежлива. Или не захотела устраивать сцен.

– Или не была готова, чтобы всё закончилось. И это значит, что у меня есть шанс. А я, как ты знаешь, шансами разбрасываться не умею.

Лоренцо сдержанно хмыкнул.

– Ты всегда был упрям, как запертая дверь без замочной скважины.

– Вот и дошёл туда, куда дошёл, – с усмешкой кивнул Алекс. – Кстати, ты знаешь, какой цвет ей подойдёт? Я подумал… может, подарить ей серьги. Как благодарность. Как извинение. Что-то красивое и деликатное.

– Под цвет глаз подбери. Хотя, подожди… она носит серьги?

– Будет носить, если я подарю.

Лоренцо глянул на него так, как глядят на человека, добровольно идущего в драконью пасть с букетом.

– Ты уверен?

– Абсолютно. В Блэкхейвене есть отличные ювелирные лавки. Как только Дамьен разрешит мне выйти за пределы дворца – сразу пойду выбирать.

– Слушай, – протянул Лоренцо, всё ещё сомневаясь, – она ведь тебе ясно дала понять: не хочет влюбляться снова.

– А я – не позволю ей испугаться чувств, – твёрдо ответил Алекс. – Знаешь, что я почувствовал, когда узнал, что она существует? Как будто весь мир обретает форму. Думаешь, я дам какому-то страху разрушить это?

– Значит, ты веришь, что она передумает?

– Я знаю, что передумает. Потому что она чувствует то же, что и я. Просто ещё боится это признать.

***

– Я настаиваю.

– А я настойчиво отказываюсь, – парировала я, упрямо скрестив руки на груди.

Алекс поджал губы так, словно я только что сбросила с балкона его любимую вазу. Впрочем, отступать он явно не собирался. И я – тоже.

– Боже, Катрин, да прими ты уже эти серьги, – простонал Дамьен, утомлённо откинувшись на спинку кресла. – Что тебе стоит?

– Он прав, – отозвался из угла Лоренцо, с видом театрального критика, наблюдающего за особенно захватывающим актом спектакля. – На них герб де Монфортов. Редкость, между прочим. Ручная работа.

– Серьёзно? – вмешался мой наставник, вскинув бровь. – Катрин, немедленно прими подарок и поблагодари господина Советника.

Я метнула в него выразительный взгляд, из разряда "предательство на ровном месте", но вздохнула:

– Хорошо. Но это первый и последний подарок, ясно?

Алекс засиял, как дитя на рождественской ярмарке, и протянул мне мешочек – дорогая ткань, шелковая лента, всё красиво. Ну конечно. Я же просто обязана быть тронута.

Поддалась. Заглянула внутрь – и, увы, действительно тронута. Серьги оказались восхитительными: тонкое золото сплеталось в изящные узоры, а в центре каждого переплетения – камень глубокого, насыщенного розового цвета. На одной веточке я заметила герб семьи… и моё имя. Моё имя. Признаться, это было… неожиданно.

– Розовый топаз, – пояснил Алекс с довольной улыбкой. – Понравилось?

– Признаться, ювелир – мастер, – оценила я профессионально. – Но есть одна маленькая проблема… У меня не проколоты уши.

Наступила пауза. Я одарила его сочувственным взглядом.

– Так что, увы, не смогу носить. Но обещаю вам: буду хранить как семейную реликвию.

– Тебя, – тут же поправил он и прищурился. – А такую мелочь, как не проколотые уши… Думаю, ты решишь.

Он усмехнулся – хищно и самоуверенно. Как будто уже знал, чем всё закончится. Меня передёрнуло. Откуда у него столько наглости – и почему, чёрт возьми, она на мне так работает?

Я отвела взгляд и случайно зацепилась за его медальон. Тонкая цепочка, золотая бабочка – герб рода де Монфорт. Красиво.

– Нравится? – Алекс заметил мой взгляд. – Это символ моей семьи.

– Да, знаю. У меня когда-то был похожий кулон, – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.

Остолбенела. Что это со мной?

– Впрочем, не бабочка. Может, и не кулон вовсе. Что-то было. Давно. Не помню.

Засуетилась, быстро убрала серьги обратно в мешочек и, не дожидаясь очередного взгляда "как интересно", прошмыгнула мимо Советника.

– Дамьен, какие у нас планы? Может, задержимся, чтобы изучить местные растения?

– Идея хорошая, – протянул наставник, задумчиво. – Но всё-таки лучше двинуться к горам. Там их больше.

– А когда вы планируете вернуться? – вмешался Алекс. Голос мягкий, почти благодарный. – Вы спасли мне жизнь, Катрин, и предотвратили войну. Это не должно остаться незамеченным.

– Почему же? – лениво отозвался Дамьен. – Король Блэкхейвена уже предложил мне стать Королевским целителем. Почётно, ничего не скажешь.

– Достойно, – кивнул Алекс. Так, будто уже готов был закатить пир.

– Но ты же отказался, – вставила я, подозрительно глядя на наставника.

– Это правда? – оживился Алекс. – Можно узнать, почему?

– Это чужая страна, – пожал плечами Дамьен. – Предложение лестное, но мы здесь временно. Катрин ещё нужно пройти обучение. А потом – возвращение в Фейрис.

Алекс будто расцвёл на глазах.

– Обещайте сообщить, когда вернётесь, – выпалил он, торопливо. – Король будет признателен. Возможно, подберёт награду ещё более щедрую.

– Даже не знаю, что может быть щедрее, – усмехнулся наставник, но кивнул. – Хорошо. Когда вернёмся в Фейрис – заглянем ко двору.

Я медленно перевела взгляд с сияющего Алекса на довольного наставника.

Что ж, прекрасно. Один решил меня завоевать, другой, похоже, сдал меня в аренду.

Чувствую, у меня намечается… насыщенный сезон.

Глава 22

– Чем ты опять недовольна? – Дамьен плёлся позади, раздражённо бормоча, как старый волк, которого разбудили не вовремя. – Я же пошёл тебе навстречу. Согласился уехать с рассветом, лишь бы не попасться на глаза Советнику и его другу.

– Мы должны были уехать ещё позавчера, – бросила я через плечо, не сбавляя шаг. – Но ты всё тянул. Слушал, как Алекс рассыпается в похвалах. Ловил каждое слово, как мальчишка, которому впервые сказали, что он особенный.

– Почему сразу лесть? Может, он и впрямь так думает.

– Даже если и так… ты не должен был поддаваться. Не из-за него.

– Из-за тебя? Потому что ты не хочешь с ним встречаться?

– Именно.

Гнев заполнил грудь вязкой густотой. Я ускорила шаг, почти переходя на бег. Если бы могла, сбежала бы от него – и от всех этих разговоров – далеко, туда, где нет ни Алекса, ни прошлого, ни будущего.

– Катрин, ты ведёшь себя как ребёнок! – окликнул меня Дамьен, но я не обернулась.

– Пусть будет так! – выкрикнула я в ответ. Лучше быть упрямым ребёнком, чем доверчивой дурой.

Он догнал меня быстро. Положил ладонь мне на плечо – не грубо, но достаточно твёрдо, чтобы остановить. Пришлось обернуться.

– Посмотри на меня, – сказал он тихо. – Скажи, от чего ты бежишь?

– От кого, – упрямо ответила я, не глядя ему в глаза. – И ты это знаешь.

– Нет. Именно от чего. Алекс – это просто отражение. Отражение твоего страха. Так скажи, Катрин, чего ты боишься на самом деле?

Он повёл меня к старой поляне, где когда-то жгли костры. Камни всё ещё лежали полукругом, покрытые пеплом. Мы сели. Он достал вяленое мясо, воду. Подал мне кусок, как будто это могло утешить.

– На голодный желудок ты особенно злая, – усмехнулся он.

– Я всегда такая, – буркнула я, принимая еду. Признаться, давно не ела.

Мы жевали молча. Сухое мясо жгло горло, но молчание – сильнее. Дамьен терпеливо ждал. Я знала – не отстанет.

– Ты боишься, что он сделает с тобой то же, что и… он? – наконец спросил он. – Попользуется тобой. А потом выбросит, как запятнанное платье. И все будут смеяться. Опять.

Я сглотнула. Ответ знал сам язык, но горло сопротивлялось.

– Это тоже, – выдохнула я наконец. – Но… не только.

Он кивнул, словно подталкивая меня – мягко, по-доброму.

– Расскажи.

– Это не про секс, – начала я, глядя в пепел между камней. – Не про постель. Всё куда сложнее. Я любила. По-настоящему. И… позволяла себе быть слабой. Терпела грубость. Простила измену. Верила. Мы были связаны, как мне тогда казалось, чем-то большим, чем просто желание. Но он… он разрушил меня. Медленно. Не снаружи, а изнутри. Словами. Молчанием. Презрением.

Я замолчала. Память сжалась в комок где-то под рёбрами. Уже не больно – но всё ещё жгло.

– После него я умерла. В прямом смысле. И когда вернулась… это была уже не я. Только оболочка. Но память осталась. Как предупреждение.

– Что-то вроде "Не приближайся, иначе снова сгоришь"?

Я кивнула. Он понял. Конечно, понял.

– Каждый раз, когда Алекс рядом…

Дамьен легко коснулся моей головы – привычным жестом. Его пальцы скользнули по волосам, взъерошили прядь – и она упала мне на глаза. Я не убрала её. Пусть будет занавесом между мной и этим миром, хоть на миг.

– Меня уже предавали. Дважды. Я умирала – дважды.

Я не шептала – говорила тихо, ровно, будто рассказывала чужую историю.

– У меня больше нет сил умирать в третий раз. Жить – может быть. Но не больше.

Он смотрел на меня так, как будто слышал не только слова, но и тишину между ними.

– Я понял, – сказал он, и мне показалось, что он и правда понял.

– Но не торопись с решением. Ты выйграла немного времени, своим разговором с Советником. Совсем немного – но его хватит. Теперь тебе предстоит дорога. Пауза. Передышка. Ты не увидишь его какое-то время. А когда встретишь вновь – всё будет по-другому.

Я отвернулась, глядя камни, которые не давал ответов.

– По-другому? – тихо спросила я.

– Вы ещё только начинаете. Вы даже не смотрели друг другу в глаза по-настоящему. Всё, что у вас есть сейчас – это судьба, которая решила вас столкнуть. Остальное – вы решите сами. Если ты не уверена… тогда просто узнай его. Побудь рядом. Поговори. Почувствуй.

С ним всё будет иначе.

– Почему? – спросила я с горечью. – Почему именно с ним? Он – такой же. Таких я уже встречала.

– Вот тут ты ошибаешься.

Он придвинулся ближе и, будто зная, что мне нужно, не прикасался. Просто сидел рядом.

– Он – твоя Пара. И уже только это делает его не таким, как все.

***

Королевский дворец Фейрис.

Тяжёлая дверь мягко щёлкнула за спиной Алекса – бесшумно, почти извиняясь за то, что впустила его в этот коридор. Воздух здесь был прохладным, с тонким привкусом королевских фиалок и политики.

– Прекрати, – устало поморщился он, как только заметил ухмылку Лоренцо.

Тот опёрся о колонну, будто ждал давно. Или знал.

– Отчитали, – с довольной ленцой протянул Лоренцо. – Голос Короля был слышен до самого поворота. Слов не разобрал, но тон… выразительный.

Алекс скользнул пальцами по виску – привычное движение, когда хотелось стереть чужие слова с памяти.

– Да, был… недоволен. Что я проигнорировал приказ, сунулся в Блэкхейвен и чуть не погиб. Назвал меня безответственным. И бессердечным.

На последнем слове уголки его губ дрогнули – он повторял фразу, как будто всё ещё примерял её к себе.

– А разве не так? – Лоренцо пожал плечами. – Он ведь переживает. За тебя. Почти как за сына.

– Я понял. Повторять не нужно. – Голос Алекса стал суше. – Я пообещал, что ближайшее время ни шагу за границу. И ещё… устроить бал.

– Бал? – Лоренцо приподнял бровь, и в этом жесте было удивление, смешанное с удовольствием. – С чего вдруг такая щедрость?

– Его Величество утверждает, что высший свет чуть в обмороки не попадал, когда услышал об отравлении. Надо появиться на публике. Успокоить народ. Поклониться, мол, за их участие. – Алекс чуть усмехнулся, но в улыбке сквозила ирония. – Не уверен, за что им кланяться…

– Ну… кто-то ведь действительно переживал. – Лоренцо посмотрел на него чуть мягче. – И когда это великолепие состоится?

Алекс отвернулся, будто наблюдал за игрой солнечных бликов на мраморе.

– Когда Катрин вернётся в страну.

– Она может не вернуться ещё долго. Месяцы. Может, и годы.

– Значит, бал подождёт.

– Король будет… не в восторге.

– Тогда, – голос Алекса стал ниже, в нём появилась хищная интонация, – придётся ускорить её возвращение.

Лоренцо прищурился.

– Ты что-то задумал?

Алекс молча кивнул. И на губах у него играла та самая улыбка – опасная, тихая, как предгрозовое электричество.

Глава 23

Деревня у подножия центральной горы Блэкхейвен. Вечер.

Я пыталась ужинать.

Сделала пару ленивых движений ложкой по тарелке – с таким видом, будто суп оскорбил меня лично. Но дело, конечно, было не в еде. А в письме. Маленьком, аккуратном, с гербом, слишком знакомым, чтобы его можно было проигнорировать. Оно лежало рядом, точно камень на груди.

И я больше не могла сделать ни глотка.

– Либо прочти, либо забудь и поешь, – сказал Дамьен, не отрываясь от своей миски. Спокойно, как будто речь шла о рецепте травяного отвара, а не о причине, по которой у меня скрутило желудок.

– Это от него, – пробормотала я. Пальцы сами собой сжались. – Как он узнал, что я здесь?

– Видимо, тот скромный тип в сером плаще, который следует за нами от самых ворот резиденции, не просто так, – усмехнулся Дамьен.

Я уставилась на него.

– Он… приставил к нам шпиона? И ты мне ничего не сказал?

– А ты бы что сделала? – спокойно спросил он. – Развернулась, кричала, бежала? Зачем тебе ещё один повод для бессонницы?

Я стиснула зубы, придвинула письмо, резко разорвала конверт. Бумага внутри – тонкая, дорогая, пахнет его духами. Даже запах этот мне мешал. Слишком знакомый. Слишком личный.

«Дорогая Катрин. Возвращайся скорее в Фейрис. Вопрос жизни и смерти. Не могу объяснить всего в письме – слишком рискованно. Прошу, приезжай. Буду ждать тебя у себя дома. В любое время дня и ночи.

Твой Алекс».

Я перечитала. Потом ещё раз.

«Твой», значит. С каких это пор он мой?

Письмо – как завуалированная ловушка: ничего конкретного, ни одной детали. Только намёки, тайны и срочность. Он умеет надавить на нужные струны.

– Он просит тебя вернуться? – Дамьен даже не смотрел, просто знал.

– Откуда ты… – начала я, но замолкла.

– Он не из тех, кто спокойно сидит в тени, когда речь идёт о близких, – отозвался учитель. – Ему нужно участвовать, вмешиваться, контролировать. И если он уже знает, где ты – то будет лезть в твою жизнь с двух ног. Потому что может. Потому что считает, что имеет право.

– Я бы предпочла, чтобы он вообще больше не появлялся в моей жизни, – сквозь зубы прошептала я.

– Тогда не открывай дверь, когда он постучит.

Я молчала. Потому что знала – постучит. И не один раз.

Письмо я сложила обратно, аккуратно, как будто это был острый нож, и снова потянулась к тарелке.

– Что будешь делать? – спросил Дамьен.

– Ужинать, – буркнула я.

Хотя кусок, который я поднесла к губам, тут же стал безвкусным.

А внутри уже поселилось беспокойство – тёплое, липкое, и упрямое.

***

Резиденция Главного Советника. Вечер.

Алекс встретил меня с упрёком в голосе и обиженным выражением лица.

– Ты не спешила.

– А ты, выходит, считал, что я брошу всё и помчусь? – я скрестила руки на груди. – Извини, была занята.

Он нахмурился, и это было почти мило. Почти.

– Я писал, что это дело жизни и смерти.

– Видимо, не такое уж срочное, раз ты тратишь минуты моего присутствия на бессмысленные разговоры, – я не села. И не собиралась. Пусть знает: пришла не с визитом, а по долгу.

– С каждой нашей встречей ты становишься всё дерзее, – заметил он, а я пожала плечами. Пусть думает, что угодно. – И всё желаннее.

Тут я едва не выругалась. Покраснела, конечно. Потому что, черт бы его побрал, он знал, куда бить. Я старалась не смотреть на него. На глаза, на руки, на губы – никуда.

– Ты их носишь, – и он кивнул на мои уши. Точнее, на серьги.

– Да, но не часто, – буркнула я. – Я, путешествую по дорогам, где серьги могут стать причиной того, что мне отрежут уши.

– Но носишь, – с тем же выражением, словно я призналась в любви.

Ненавижу. Себя. Его. Эту привычку наряжаться, когда знаю, что могу его увидеть. Проклятое прошлое – в нём я это делала, чтобы радовать. Сейчас… тоже.

– Ты не подстригся, – вырвалось у меня, когда я наконец посмотрела на него. – Волосы отросли.

– Не нравится – постригусь.

– Мне всё равно, – честно сказала я. И это было правдой. Мне он нравился и с короткими, и с такими. Проблема была не в волосах.

– Тогда оставлю. Всегда можно подстричься потом. – Он улыбнулся, и я поймала себя на том, что в ответ тоже едва не улыбнулась. Чёрт.

– Так в чём там, дело жизни и смерти? – перешла я к сути, прежде чем мозг окончательно сдастся сердцу.

Он кивнул, встал, достал из шкафа несколько рулонов ткани. Дорогой, роскошной, явно не для повседневных нужд. Я не подала виду, но пальцы сами потянулись погладить мягкий шёлк.

– Ты потратился. Сильно. – Я попыталась выглядеть равнодушной. – На что тебе всё это?

– Потом объясню. Скажи, какая тебе больше нравится?

– Зависит от назначения. Если ты себе – выбирай тёплые, мягкие тона. Ты, по цветотипу осень. Тебе подойдёт бежевое, коричневое… с кремовой рубашкой. Перчатки можно, детали.

Я подняла голову – и поняла, что его лицо совсем близко. Мы почти дышали одним воздухом. Он обнял меня за талию, и я не успела ни отпрянуть, ни собраться.

– Говори, – шепнул он. – Мне нравится тебя слушать.

– Я закончила, – сухо ответила я, положив ладони на его. – Отпусти.

Он послушался. Но отступил едва-едва, будто граница между нами осталась только на словах.

– Раньше я не слышал про цветотипы. А ты какой?

– Я? Может, весна, – я скользнула взглядом на зеркало в углу.

– Какие цвета тебе подходят?

– Яркие. Или почти белые, но с насыщенностью. Как мой цвет глаз. Если развести с белым, получится бледный, но не тусклый. Понимаешь?

Он кивнул. А я ненавидела себя за то, что хотела, чтобы он запомнил.

Алекс потер подбородок, будто собирался изобрести эликсир бессмертия, а не просто выбрать ткань.

– Мне нужен пример. Покажи, какой из этих тебе подойдёт.

Ну надо же. Советник Империи и не может выбрать цвет. Чудо человек.

Я начала перебирать образцы – шелестящие, мягкие, вызывающие странное желание обернуться в них, как в одеяло, и лечь в угол, пока всё не закончится. Набралось около восьми. Или девяти. Я сбилась после шестого – один был особенно приятный на ощупь, с ним я зависла дольше обычного.

– А какой тебе больше всего нравится? – продолжил допрос Алекс.

– Этот, – ткнула пальцем в фиолетовый. Глубокий, будто бархатный вечер перед грозой. – С белым сочетался бы идеально. Контраст и всё такое.

– Ну-ка, – он приложил ткань ко мне и склонил голову. – Тебе очень идёт.

Конечно идёт. Я, между прочим, вкус имею.

– Речь ведь не обо мне, – отстранилась я, слегка раздражённо. – И это был твой вопрос жизни и смерти? Цвет тряпки?

Он рассмеялся. Легко, искренне. Чёрт. Почему у него такой голос?

– Нет. Не до такой степени я испорченный чурбан, – сказал он, всё ещё улыбаясь. – Просто я даю бал. Скоро. И хотел бы, чтобы ты пришла.

Я застыла.

– Зачем?

Надеюсь, он сейчас не скажет что-то вроде «потому что ты украсишь вечер». Иначе я не выдержу.

– Мне было бы приятно, – и его улыбка, ещё мгновение назад теплая, как солнечный луч, вдруг потускнела. – Я бы хотел заказать тебе наряд. Позволишь?

– Я не пойду, – отрезала я и резко развернулась. Всё, хватит.

– Подожди, – он поспешил за мной. – Почему ты так реагируешь? Ты не любишь балы?

– Ты правда не понимаешь?

Он и правда выглядел сбитым с толку. Так, будто я только что заговорила на мёртвом языке.

– Думаешь, мне там будет уютно? Мне? Девушке, чья репутация – посмешище высшего света. Которую семья выбросила, как испорченный товар.

Я ускорила шаг, как будто могла сбежать от прошлого. Но воспоминания – те ещё бегуны, всегда догоняют. Перед глазами снова возникли лица. Глаза, полные жалости и презрения. Перешёптывания. Мама, отворачивающаяся от меня на званом ужине, будто я чужая. Может, я и была чужая.

– Прости. Я не подумал, – его пальцы мягко коснулись моего локтя.

Я не вздрогнула. Это уже прогресс.

– Но в этот раз всё будет по-другому.

– Почему вы все это твердите? – сорвалось с меня, и я обернулась.

Он улыбнулся. Спокойно. Почти с нежностью. И это было самое страшное.

– Потому что ты будешь почётной гостьей. Моей. И Его Величества. Ты – моя спасительница. Каждый знает, что было бы, если бы я умер.

Вряд ли всех это так огорчило бы, как тебе кажется, но допустим.

– Ты больше не де Лякруа. Ты сама сказала. А Король… он собирается вернуть влияние дому де Монфорт. То уважение, которое вы всегда заслуживали.

Мы? Я – максимум «почти никто».

Я склонила голову. Просто, чтобы не смотреть ему в глаза. Или в себя. Одно из двух.

– Я помогу тебе пройти через это, – его рука сжала мой локоть чуть крепче. – Они все пожалеют. Все.

– Не надо, – тихо, но твёрдо. – Я справлюсь. Сама. В конце концов… я это заслужила. Но… спасибо.

Я пошла дальше, медленно. За спиной слышалось его дыхание. Тихое. Уверенное.

И почему-то – пугающе надёжное.

Глава 24

Поместье Зелёное Убежище. Утро.

Я стояла, как вкопанная, у самого крыльца и смотрела вверх, почти запрокинув голову – на эти строгие колонны, обвитые цветущим вьюнком, на окна с тёмными переплетами, на крышу, где весело щебетал кто-то явно местный и не собирался съезжать. Дом дышал… прошлым. Камень был тёплым и спокойным, как будто он не пустовал всё это время, а просто ждал.

– Давненько я тут не был, – выдохнул Дамьен, и в его голосе было столько тихой любви, что у меня внутри что-то нехорошо сжалось. – Тебе здесь понравится.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась я. И это была не вежливая улыбка из серии «ну что ты, мне и землянка в радость», а самая настоящая.

Он заслужил это место. И ещё больше – заслужил вернуть свою жизнь. Алекс был прав: иногда лучшие награды не в золоте и даже не в титуле. А в том, чтобы снова ступить туда, где ты когда-то был счастлив, и не сжаться от боли.

– Я думал, его давно уже снесли… Или продали, – признался Дамьен, и я посмотрела на него.

– Ты ведь мог прийти сюда раньше. Почему не пришёл?

– Боялся. – он усмехнулся. – Боялся разочароваться. Всё казалось, что я увижу… руины. А здесь ведь всегда было шумно: тёти, дяди, младшие бегают, из кухни пахнет сушёной мятой, а бабушка у окна спорит с кем-то про пропорции настойки от простуды.

Я слушала, а перед глазами рисовалась его детская жизнь – живая, пёстрая, как витраж в одном из тех окон.

– Если всё получится, если имя де Монфорт снова зазвучит… может, они вернутся, – сказал он, глядя куда-то вглубь сада.

– Мы их найдём, – я чуть перехватила ускользающий мешок и бодро кивнула. – Но сначала – наводим порядок в доме. Считай, что у нас неделька, чтобы превратить руины в дворец.

Холл встретил нас гулкой тишиной. Пыль, конечно, вытерли – Король не шутит, когда нанимает людей. Но в остальном – пусто. Только старинные часы в углу с лязгом провожали минуту, будто с укором: «Ну, и чего ты так долго не приходил, молодой человек?»

– Король сказал, что оплатит все расходы. Можем звать мастеров, плотников, кого угодно, – заметил Дамьен.

– Отлично. А пока будем спать на полу, как в дороге, – я рассмеялась, вспоминая, как мы однажды ночевали под открытым небом, укрывшись только старым плащом и надеждой на хорошую погоду. – Главное, чтобы крыша не протекала.

Он показал вверх:

– Зато посмотри на эти окна! Почти под потолок! И мозаика сохранилась. Первый этаж – деловой. Тут были учебные комнаты, кабинеты, травяные склады. Мы учили детей. Даже из чужих родов брали, если талант был.

Я кивнула, стараясь запомнить всё: вот дверь в столовую, оттуда – на веранду, а там, если повезёт, сад. Надеюсь, его тоже привели в чувство. Хотя… даже если нет, мы справимся.

Пока он ушёл осматривать кухню, я поднялась наверх. Хотелось выбрать комнату – не обязательно самую лучшую, просто такую, чтобы можно было, сидя у окна, видеть подъездную дорогу. Ну, знаешь, чтобы всегда знать, кто к нам едет: гость, вестник… или неприятности на колесах. Я нашла такую комнату – светлую, с хорошим обзором и легким запахом старого дерева.

Тут можно было бы остаться. Не навсегда – но, может, впервые за долгое время, надолго.

Комната оказалась не просто чистой – почти стерильной, будто феи на метлах тут всю ночь танцевали. Я даже немного расстроилась: так хотелось приоткрыть окна, закатать рукава и с боевым духом приняться за генеральную. Но нет. Видимо, слуги постарались, не поскупились ни на тряпки, ни на усилия. Молодцы.

Я отошла к двери и окинула взглядом свою будущую крепость. Просторная, с высоким потолком и окнами, которые прямо-таки просили: «Укрась нас занавесками с кружевом». Мысленно начала расставлять мебель. Книжный шкаф – это святое. Без него я не я. Письменный стол – чтобы думать и писать, иногда даже что-то важное. Кровать, обязательно с балдахином – с детства мечтала спать, как сказочная принцесса, за воздушной вуалью. Хочется тишины, уюта и капельку чуда.

Шкаф для платьев – тут уж никуда не деться. Если уж Дамьен вознамерился снова вращаться в высшем обществе, то и мне придётся хотя бы выглядеть соответствующе. Ещё бы вазоны с цветами – без них любая, даже самая красивая комната, выглядит пустой. И ящик для трав – куда ж без него. А если повезёт, и останется место – пара картин. Но это уже потом.

Я тяжело вздохнула. Работы предстояло много, но впервые за долгое время это была работа с оттенком счастья. Своё. Своё пространство, свой дом, где я могу решать, что и где будет стоять. Где можно поставить кружку на подоконник и не бояться, что её кто-то уберёт.

Я вспомнила нашу первую с Алексеем квартиру – маленькую, двухкомнатную, но такую родную. Он вешал полки для моих книг, я варила его любимый суп. На праздники он дарил мне цветы в горшках, и я, словно бабушка-цветовод, ухаживала за ними с умилением. Тогда это казалось началом чего-то большого. Может, так оно и было.

– Тут поселишься? – Дамьен заглянул в комнату, как всегда вовремя.

– Думаю, да, – кивнула я. – Вид отсюда приятный.

– Хороший выбор. Я возьму ту, в противоположном крыле. Крайняя. Там когда-то работал мой отец. Я часто наблюдал за ним и мечтал, что когда-нибудь эта комната станет моей.

Я усмехнулась:

– Получается, эта половина – моя?

– Ты хоть с одной комнатой разберись, – проворчал он добродушно и, по старой привычке, потрепал мои волосы. – Составь список – всё, что нужно. Мебель, свечи, мелочи. А всё для трав возьму на себя. Ты ещё не знаешь, какие бывают.

Я согласно кивнула. Действительно, многое ещё предстоит узнать. Особенно если речь идёт о каком-нибудь «корне синей огневки», который я бы приняла за грязную верёвку.

– И наряды, – продолжил он, с подозрением оглядывая себя. – Нам обоим нужны нормальные.

Я перевела взгляд на его видавший виды плащ. Верный, потрёпанный. Внутри захихикала – неужели наконец-то это кожаное недоразумение отправится в заслуженный отпуск?

– И волосы вымой, – не удержалась я, кивнув на его спутанные пряди.

Он погрустнел, как будто я велела ему сбрить усы, которых у него и не было, но кивнул с обречённой покорностью. Видимо, понял, что сопротивление бесполезно. Новая жизнь – новые привычки. И, возможно, новая причёска.

***

Утро.

– Руки вверх, – потребовал портной таким тоном, будто собирался не платье шить, а душу мою замерить по лекалу.

Я подчинилась. Честно. Даже не закатила глаза – просто подняла руки, изображая покорность и терпение святой. Где-то в углу за моей спиной тихонько посмеивался Алекс, притворяясь, будто он тут вовсе не главный зачинщик.

– Спину ровно, ноги вместе, не дышать, – продолжал гундосить длинноносый каратель в жилетке.

Я вздохнула. Ну как вздохнула – сжалась, дернулась, но дышать всё-таки пришлось. Иначе померла бы от нехватки воздуха.

– Пять повседневных платьев, для верховой езды, три на выход, два плаща, шляпки, обувь… – бубнил портной, будто зачитывал приговор.

– Для начала, – с таким благодушием вставил Алекс, что захотелось его укусить.

– Минуточку! – я наконец подала голос. Меня же тут, кажется, тоже касается?

Но никто не услышал. Ни кивка, ни паузы, ни даже сочувственного взгляда. Только Дамьен, как всегда вовремя:

– И рабочее платье добавьте. С фартуком, крепкой тканью и карманами. Много карманов.

Конечно, наставнику легко говорить. Он, между прочим, уже обновил весь гардероб, не выслушивая ни «поднимите руки», ни «ноги вместе». Плащ, правда, всё такой же – только без дыр и фасон по моде, но это всё равно. Шляпу свою он вообще отправил на реставрацию, и теперь без неё выглядит… странно. Непривычным.

Алекс тем временем включился в игру по полной.

– Ещё пелерины. И шали я сам куплю. И халат стеганый. Персиковый. Атласный. С серебряной тесьмой.

Я уже ощущала, как к моим ушам тянутся гирлянды, как в Новый год.

– Может, хватит?! – воскликнула, не выдержав.

Алекс только улыбнулся. Ласково так, будто я щенок, которого он только что приютил, и не важно, что щенок уже вцепился ему в ботинок.

– Пока хватит, – сказал он великодушно.

Когда за портным закрылась дверь, я села в кресло, будто отбыла бой в окопах. Алекс, разумеется, был полон энтузиазма:

– Он лучший в королевстве. Всё успеет к балу.

– А если не успеет – тем лучше, – пробормотала я, зевая. – Не очень-то и хотелось.

– Пойдёшь, даже если в лохмотьях, – весело сказал он.

– Не имеешь права.

– Имею, – ухмыльнулся, и от его улыбки мне снова захотелось… нет, не укусить. Поверить. И испугаться.

– Но пришёл я не только из-за портного, – добавил он, внезапно становясь серьёзным.

Я напряглась. С Алексом – так просто не бывает.

– Приглашаю тебя на ужин.

– Нет, – выдохнула я. Рефлекс.

– Почему? – он шагнул ближе, и я ощутила, как угол кресла за моей спиной стал вдруг очень родным.

– У меня дела.

– Да ладно тебе, – хмыкнул Дамьен. Предатель.

Алекс поднял бровь – изящно, уверенно. Умел, сволочь.

– Потом позанимаешься. Лоренцо за тобой заедет. Надень, что хочешь.

– Почему я должна…?

– Ты отказываешься от приглашения Советника? – Он скрестил руки. Голос – ледяной, взгляд – обжигающий.

– Быстро у тебя благодарность закончилась.

– Это всего лишь ужин, – он вдруг опустился передо мной на одно колено. Так, чтобы наши глаза встретились. – Я просто хочу провести вечер с тобой. Просто так.

Я отвела взгляд. Опасно это – смотреть ему в глаза. Особенно, когда он вдруг решает быть искренним.

– Позови Лоренцо, – буркнула я, пытаясь снова выстроить оборону.

– Я и так почти всё время с ним. А ты… Ты – другая.

– Мы уже говорили об этом.

– Мы говорили, что не можем быть вместе. Но ты ведь не говорила, что мы не можем быть друзьями, – он улыбнулся снова. Той самой улыбкой, от которой внутри всё сжималось и одновременно начинало таять.

Глава 25

Резиденция Главного Советника. Вечер.

Я стояла под деревом, прижимаясь спиной к шершавому стволу, как будто он мог хоть как-то защитить меня от всего этого… величия. Платье смялось, как бумажный пакет, туфли покрылись дорожной пылью, а я – я ощущала себя до смешного чужой на этом празднике жизни. В голове вертелось: "Зачем я вообще пришла?" А ведь Алекс заверил, что внешний вид значения не имеет. Ну-ну.

– Бесполезно, – протянул Лоренцо, лениво скрестив руки на груди. – Всё равно не спасёшь положение. Я думал, тебе на Алекса плевать.

– И плевать, – фыркнула я, отряхивая подол. – Но быть шуткой вечера как-то не тянет. Даже если вечер для одного зрителя.

– Да кому ты здесь смешна? – хмыкнул он. – Слуги у Алекса – тактичны: глянут и забудут. А сам Советник… поверь, его больше обрадует, если ты вообще без одежды явишься.

Я резко дернулась, замахиваясь – скорее от неловкости, чем от злости. Он легко перехватил руку.

– Ладно, глупая шутка. Прости.

Я выдернула руку и, не оглядываясь, направилась к воротам. Внутри всё кипело. Не столько из-за слов, сколько из-за самой ситуации. Чёрт, что я здесь делаю?

– Меня ждут, – сказала я стражу, стараясь говорить уверенно. – Катрин де Монфорт.

– Я проведу, – вмешался Лоренцо, снова прикоснувшись к моему плечу. Я тотчас сбросила его руку – холодно и демонстративно.

Ворота распахнулись без единого вопроса. Мы пошли. Долгие пятнадцать минут – через ухоженный сад, мощёные дорожки, мимо фонарей, отбрасывающих мягкие тени. Лоренцо что-то бормотал, пытался шутить, разрядить обстановку… но его прежняя реплика всё ещё колола под рёбра. Он понял, что задел – и, пожалуй, это было единственное, что смягчало обиду.

У парадной двери нас встретил дворецкий. Вежливый, безупречно одетый и с лицом, будто из мрамора. Обратился ко мне не менее уважительно, чем к Лоренцо, и повёл нас по длинному залитому светом коридору. Я заметила двери – закрытые, как тайны. И огромный зал, накрытый к ужину: белая скатерть, хрусталь, золочёная посуда.

– А мы разве не туда? – неуверенно спросила я, замедлив шаг.

– Господин Советник предпочёл более уютную обстановку, – ответил дворецкий с лёгкой улыбкой. – Стол на двести персон плохо располагает к задушевной беседе.

– Тоже верно…

У кабинета Лоренцо задержался.

– Приятного вечера, – сказал он, понизив голос. – И… извини ещё раз.

Я кивнула. Без слов. Просто… потому что сказать что-то остроумное уже не могла.

Когда дверь открылась, я на секунду ослепла. После света коридоров комната показалась почти тёмной. Только одна свеча – на круглом столе у витражного окна. Она мягко освещала пространство: плюшевые диваны вдоль стен, подушки, сложенные пледы, бархатные шторы, перевязанные кисточками. И окно, за которым мерцали звёзды.

Я сделала шаг внутрь. Вдохнула пряный, чуть пыльный запах старой книги и чего-то… спокойного.

А потом услышала его голос.

– Рад, что ты пришла.

И сердце, предательски, сделало тихий кувырок.

– Прикажете подавать, Господин? – голос Ксавьера, дворецкого, звучал сдержанно и даже слишком прилично для вечеров, когда на душе штормит.

– Что-нибудь легкое, – отозвался Алекс, и его силуэт отделился от окна, как будто вынырнул из темноты.

Он подошёл ко мне и взял за руку – как-то спокойно, без притязаний, но с теплом, от которого почему-то стало щемить где-то между ребрами. Дворецкий исчез, оставив нас вдвоем, и мы прошли к столу. Всё, как в сказке: фарфор, хрусталь в форме тюльпана с золотыми лепестками – даже дышать боялась, чтобы не потревожить всю эту красоту.

– Я знал, что тебе понравится, – улыбка у него была такая… домашняя. Уютная, хоть и на этом фоне казалась почти преступной.

Я кивнула, не рискуя встретиться взглядом. И, конечно, он это заметил.

– Что случилось? Ты расстроена.

– Пустяки, – я попыталась отмахнуться. Конечно, не получилось.

– Для меня пустяков не бывает. Говори.

– Просто… переживала насчет наряда, – призналась я, опуская глаза. – Глупость, наверное.

– Ты можешь приходить в чём угодно, – ответил он.

– Лоренцо говорил то же самое. Добавил, что ты будешь только рад, если я заявлюсь без платья.

Он тихо рассмеялся – такой почти неслышный, но тёплый звук.

– Тут он не соврал.

– Альрику де Вальтеру тоже нравилось, – сорвалось у меня, как нож по фарфору.

Алекс словно окаменел на глазах. Прямо спина стала строже, как будто броня легла невидимо. И в этот момент, будто по заказу, вернулся Ксавьер со слугами. Салаты, закуски, серебро. Всё по высшему разряду. Только воздух между нами стал тяжелее.

– Вино? – спросил Ксавьер.

– То, что доставили сегодня утром, – сказал Алекс, не глядя ни на него, ни на меня. Пальцы у него стучали по столу в нервном ритме.

Несколько минут – как в вечности. Потом снова тишина. И снова мы вдвоем.

Я смотрела, как вино колышется в бокале, отражая звёзды, и слова вылетели сами, без фильтра:

– Алекс, скажи… чем ты лучше него? Не как Советник. Не как титул или кошелёк. А просто как человек. Он тоже устраивал ужины, говорил красивые вещи, дарил подарки. Следующим пунктом была прогулка на лошадях.

Я не хотела говорить этого. Не планировала. Но обида, пусть и чужая, давно стала моей. Я ведь заняла тело, но чувства – они остались. Они не исчезают просто потому, что жизнь началась заново.

– Главное отличие в том, что я тебя люблю, – сказал он тихо. И слишком серьёзно.

Я повернула голову. Впервые за вечер – по-настоящему посмотрела на него. И не увидела в глазах ни фальши, ни бравады.

– Забавно, – прошептала я. – В нашем мире виноват всегда тот, кто остался ни с чем. Кто доверился. Кто стал жертвой. А наивность – преступление похлеще кражи. Я это усвоила.

– Но ты знаешь, что я не такой.

– Откуда мне знать? Ты даже меня настоящую не знаешь.

– Если хочешь – зови священника хоть сейчас.

– Алекс, ну правда. – Я чуть улыбнулась. – Не нужны мне крайности. Ты ведь и правда не знаешь меня. Вдруг я после одного падения способна спать с каждым, кто предложит? Может, я – не то, что ты ждешь.

– Тогда ты бы уже спала со мной, – сказал он и даже не моргнул. – Но ты этого не сделала.

– Это был пример.

– Я понял. – Он вздохнул. – Поэтому и пригласил тебя – чтобы понять, кто ты. Хочешь – расскажи первой, или мне начать?

– Начни ты.

Он начал. Без прикрас.

– Упрям. Пользуюсь людьми, если они больше ни на что не годны. Не выношу отказов. Властный. Иногда бестактный. И да, прилипчивый.

– Надоеда, – хмыкнула я.

– Это тоже.

– А я… я наивная. Слишком много прощаю. Неуверенная. Замкнутая. Хотя раньше была другой.

Он протянул ладонь. Я положила на неё свою.

– Люди меняются, – сказал он. – И ты, и я. Не всегда к лучшему. Но всё зависит от того, кто рядом.

– Ещё я неудачница.

– Тогда хорошо, что часть моей удачи теперь у тебя.

– Я не хочу её брать.

Я попыталась убрать руку, но он не позволил. Сжал крепче.

– Это магия Пар.

Я молчала. Смотрела на вино. На отражение свечи в бокале. На свои пальцы. На его руку.

– Это глупо, – выдохнула я. – Человек должен сам пройти свой путь.

– Возможно. Но судьба решила, что вдвоем идти легче.

Он рассмеялся. Я улыбнулась – искоса, чуть-чуть.

– Давай поедим. Всё остывает.

Мы немного помолчали, потом я снова заговорила.

– Ты сказал только о плохом. А где хорошее?

– Твоя очередь это найти. На следующем ужине. Договорились?

– Посмотрим, – ответила я и поймала себя на том, что снова любуюсь им. Как он пьет вино. Как волосы падают на шею. Как двигается кадык.

Очнись, идиотка, – мысленно шлёпнула себя по щекам. – Ты же знаешь, чем заканчиваются такие ужины.

Глава 26

Резиденция Главного Советника, утро

Лоренцо появился вовремя, как всегда. Его шаги были бесшумны, но уверены – точно знал, куда идёт. Он опустился в кресло у окна, небрежно закинул ногу на ногу и с почти домашним интересом поинтересовался:

– Как прошёл вечер?

Алекс, не отрывая взгляда от раскрытой папки, ответил, как человек, привыкший к деловым отчётам:

– Уже успех, что она не избегает меня. Мы… поговорили. Спокойно и по существу.

Лоренцо усмехнулся:

– Звучишь так, будто провёл переговоры с иноземным послом.

– Привычка, – отозвался Алекс, продолжая просматривать документы. – Но на самом деле это было похоже на откровенность. Без уловок. Она была честна со мной.

– А ты с ней?

– И я с ней.

Советник посмотрел на него с лёгкой насмешкой:

– Ты и честность – явление, достойное упоминания в ежегодных анналах. Со мной ты и то не всегда откровенен.

Алекс поднял взгляд. Спокойный, внимательный.

– Крайне редко. И только ради твоего же спокойствия, – произнёс он, не моргнув. – Но с ней… всё иначе. Мы пришли к соглашению: никто не должен знать, что она – моя Пара. Катрин против. И я понимаю её – с её прошлым, с её уязвимостью, ей сейчас не нужны ни слухи, ни угрозы. Она и так многое пережила. А если ещё мои недоброжелатели примутся за дело… Я должен защитить её. Даже от себя.

В голосе Лоренцо проскользнула лёгкая тень вины:

– Вчера, кажется, я задел её сильнее, чем хотел.

Алекс не стал упрекать.

– Она уже не обижается. Или научилась не показывать этого. Мы решили сохранить видимость деловых отношений. Она ведь формально мой спаситель, как и Дамьен. Так что я вполне могу наведываться, интересоваться её бытом, её здоровьем… новым целителем. Окружающим этого будет достаточно, особенно если они увидят, что я к ней расположен. Лучше пусть стремятся ей угодить, чем сочтут недостойной моего выбора. Последствия могут быть… изощрёнными.

Лоренцо фыркнул:

– Да уж, твоим поклонницам лишь повод подай. Кстати о них. Изабелла де Лавега. Младшая. Спрашивает о тебе каждый день – с оттенком благоговения. С тех пор, как ты появился на её празднике, она, похоже, решила, что увидела божество. Основала тайное молодёжное общество. Они называют тебя Мессией.

Алекс поднял брови:

– Странно.

– Почему? Я даже удивлён, что это не случилось раньше.

– Нет, – он отложил бумаги, нахмурившись. – Я о Конраде де Эштоне. Он обещал прислать полный отчёт по допросу Рейнарда Клауса. А в этих документах… только обрывки. Я ждал большего.

– Значит, он теперь утверждает, что не травил всех этих людей? – Лоренцо поднял бровь, прислоняясь к спинке кресла с тем ленивым вниманием, за которым скрывался острый ум.

Алекс чуть повёл плечом, не отрывая взгляда от бумаг.

– От слов не отказывается. Но утверждает, что яд сделал не он. И граф, надо отдать должное его проницательности, с этим согласен. Цитирую: «Его умственные способности и багаж знаний не позволяют ему создать новый, смертельно опасный яд в результате сколь-либо осмысленных экспериментов». И, признаться, я с ним солидарен. Пробыл рядом с Рейнардом достаточно долго, чтобы убедиться: злоба у него есть, а вот мозгов – нет.

– То есть, ты думаешь, был сообщник? – уточнил Лоренцо, поправляя манжету, как бы между делом.

– Не думаю. Я в этом уверен. И сам Рейнард это подтвердил. Только имени не назвал – не потому, что упрямится, а потому что его действительно не знает. По его словам, к нему на улице подошёл незнакомец в сером плаще с капюшоном, высокий, среднее телосложение, ни одной характерной черты. Подал пузырёк – дескать, пять капель убьют кого угодно. Наш несостоявшийся гений убийств купил его, почти из любопытства… Ну, а дальше – ты знаешь. Сначала крестьяне, потом – дворяне.

– Ты хочешь сказать, он убивал просто… от скуки?

Алекс устало кивнул.

– От скуки, обиды и ощущения собственной ничтожности. А потом осмелел. Тем более, яд универсальный – можно подлить в еду, можно распылить. Он ведь секретарь, все привыкли, что он приносит документы, и потому его беспрепятственно пустили ко мне. Он просто сбрызнул ядом письмо от тебя. До того, как я успел его прочесть.

– А пузырёк?

– Под надёжной охраной. Его изучает Дамьен. Противоядие, кстати, работает – Конрад подтвердил. Так что если у таинственного торговца ещё остались покупатели, мы сможем их спасти. Пока.

– Но, если тот, кто создал яд, действительно так искусен, он может сделать и другой. Ещё страшнее.

– Теоретически, да. Но, Лоренцо, большая часть известных ядов уже описана, их сочетания изучены. Даже этот состав был знаком Дамьену – а он человек не только образованный, но и с доступом к книгам из Фейриса и Блэкхейвена. Если создатель захочет заработать, ему хватит и уже испытанного яда. Однако если у него иные цели…

– Массовые убийства?

Алекс опустил глаза, постукивая пальцами по столу.

– Война между королевствами – вполне себе "массово". Это ведь из-за яда она едва не началась. Мы не знаем, продал ли он секретарю пузырёк просто так… или потому, что разделял его взгляды.

– Или, – Лоренцо нахмурился, – использовал.

– Тоже вариант. В любом случае, поиски идут. Его ищут по всему королевству, но ничто не мешает ему ускользнуть. Судя по составу яда, он уже бывал в Фейрисе и Блэкхейвене. Вполне может добраться и сюда.

– Может, стоит поручить своим искать человека в сером плаще с капюшоном?

– Прекрасная формулировка, – хмыкнул Алекс. – Почти как "поймай того, кто похож на всех". Лучше дать приказ присматриваться к новым травникам. Я поговорю с Королём, предложу ввести обязательную регистрацию. Свиток подтверждающий, уровень допуска, место проживания. Если в деревне объявляется травник без королевского свитка – его должны сопроводить в столицу. Мы слишком долго закрывали глаза на тех, кто варит зелья без спроса.

Он замолчал, глядя на Лоренцо с лёгким прищуром. Тот как раз наполнял стакан какой-то жидкостью розоватого оттенка.

– И что это у тебя?

– Это? – Лоренцо отхлебнул и довольно улыбнулся. – Клубничное молоко. Катрин угостила. Я к ней сегодня заскочил – извиниться за вчерашнее. Сказала, что после десерта, который приготовил твой повар, ей захотелось настоящего вкуса.

– А что он приготовил?

– Бросил несколько клубничек в молоко.

– Поверь, вот это гораздо вкуснее. Хотя я изобретение твоего повара и не пробовал.

Алекс протянул руку к стакану, но Лоренцо тут же хлопнул его по пальцам.

– Руки прочь. Хочешь – иди к своей ненаглядной и добудь себе свой стакан. Это – моя заслуженная порция.

Он встал, расправляя плечи с такой самодовольной грацией, что Алекс не удержался от улыбки.

– Я займусь поисками травника уже сегодня. А ты – отвлекись. Навести Катрин. Думаю, ей это нужно не меньше, чем тебе.