Нефилим. Том 1. Начало

Глава 1

– Это очень загадочная и пугающая легенда, – зловещим тоном начала Ванесса. В её широко распахнутых глаза плескался страх, замешанный на вере в собственные слова. – О тех, кто может утянуть тебя во тьму… Забрать с собой навсегда!

Где-то совсем рядом раздался звук покатившейся по неровному асфальту пустой жестяной банки, которую пнула чья-то нога, нарушая ночную тишину спящего города.

Я вздрогнула, оглянулась, но, никого не увидев на пустынной улице, рассмеялась.

– Что за легенда? – сквозь смех спросила у Ванессы.

Мы возвращались домой после вечерней смены в баре под названием «Берлога». Ванесса работала там официанткой, а я периодически подменяла бармена. Рик был моим хорошим знакомым и порой, когда хотел отдохнуть и повеселиться с подружкой, давал мне возможность подзаработать пару сотен.

Вот и сегодня был такой день. Я сменила Рика в обед, и счастливый парень умчался, бросив на барную стойку связку ключей, которыми следовало запереть бар после закрытия. Работала «Берлога» до последнего клиента, а основным контингентом заведения были мужчины среднего достатка возрастом от двадцати пяти до пятидесяти, любящие побаловаться пивом после долгого рабочего дня. Поначалу хозяин бара сомневался, смогу ли я, студентка первого курса колледжа, справиться с этими ребятами, многие из которых даже не понимали смысла слов «вежливость» и «уважение к женщине». Но в первый же рабочий день я показала, что умею не только улыбаться ради чаевых, но и выталкивать перепивших бородачей на улицу, попутно вызывая им такси.

– Ты слышала про Бриджуотерский треугольник? – голосом героини из фильма ужасов вопросила Ванесса, грозно щуря глаза.

Мимо задорно протарахтела мусорная машина, гремя металлическим кузовом на кочках и лежачих полицейских.

Я невольно вздрогнула и покосилась на Ванессу. Она была старше меня на пять лет, но по уму казалось, что младше лет на восемь.

– Нет, не слышала, – я откинула свои тёмные волосы, убирая пряди с шеи.

– Все, кто там оказываются, пропадают бесследно, – заунывно протянула моя коллега. Я её почти не слушала, отвлёкшись на медленно проехавший мимо нас чёрный автомобиль с полностью тонированными стёклами.

Мне не понравилось, как он двигался. Словно водитель высматривал что-то. Или кого-то.

Но вот, машина добралась до перекрёстка, в гордом одиночестве постояла на светофоре и повернула направо. Мы же с Ванессой перешли пустую дорогу по «зебре» и свернули налево. Нам было в одну сторону. Я обитала в студенческом городке, Ванесса жила дальше, арендуя вместе с соседкой крошечную тридцатиметровую квартиру в муниципальном доме.

– Бриджуотерский треугольник находится к югу от Бостона. По рассказам старожил, эта земля, почти полностью укрытая густым лесом Фритаун-Фолл-Ривер, проклята из-за массовых захоронений. Более тысячи могил, возраст некоторых захоронений составляет от восьми до десяти тысяч лет! – зловещим шёпотом продолжила Ванесса, не замечая моей невнимательности. – В тех чащобах бесследно исчезают люди, ломаются компасы, отключается GPS, встают стрелки на часах. Заблудившиеся туристы, которым посчастливилось вернуться, рассказывают про резкие скачки температуры, про волосатых существ, похожих на волков, и птиц, размером с птеродактилей. Некоторые учёные допускают, что в треугольнике концентрируются паранормальные силы, которые искривляют линии пространства и времени, а ещё создают эффект, похожий на действие радиации в Чернобыле! Всё, что оказывается в радиусе их действия, подвергается изменениям!

– Паранормальные силы – это какие? – уточнила я, старательно сдерживая улыбку.

– Ну, знаешь, – от переизбытка эмоций Ванесса начала размахивать руками. Она всегда так делала, когда не могла объяснить словами. – Аномалии, которые случаются из-за присутствия некой… энергии!

Последнее слово она произнесла громким шёпотом и обвела руками в воздухе широкий круг, видимо, изображая эту самую «некую энергию».

– Возможно, там живут пришельцы… из космоса! Они летают на огромных птицах, держат в клетках снежных человеков, меняют погоду и отключают все электронные приборы, чтобы их никто не смог найти! – тараторила девчонка, начав аж задыхаться от своих предположений.

– Чушь всё это, – категорично отрезала я. – Никаких пришельцев там нет, потому что их нигде нет. Просто не существует!

– Ты не веришь в существование инопланетной жизни? – с вызовом спросила Ванесса.

– Нет, – скривилась я и передразнила чужую неграмотность: – И в снежных человеков тоже.

– А в духов? – упрямо выпятила подбородок Ванесса.

– Ты ещё про оборотней спроси, – ехидно подначила её я и обернулась.

В конце улицы появилась машина.

Водитель, не отличающийся вежливостью, включил дальний свет, на мгновение ослепив меня. Но когда автомобиль приблизился, я поняла, что это та же машина, которая совсем недавно проехала мимо. Я узнала номера. Полезная привычка, когда ты девушка и вынуждена часто ходить по тёмным улицам в одиночестве.

Машина двигалась всё так же медленно, словно водителю совсем некуда было торопиться.

А в больших городах всегда все куда-то торопятся.

– В Бриджуотерском треугольнике есть три сакральных места: Хокомокское болото, Дайтон Рок и Дерево одиночества! – не замечая подозрительной активности рядом с собой, без умолку трещала Ванесса. – Хокомок – это семнадцать тысяч акров топких мест и трясины. Во время одной из экспедиций оттуда было вытащено два десятка утопленных машин, и никто не знает, как они там оказались! Машины не могли просто случайно заехать в болото, потому что там нет дороги! Вообще нет, понимаешь? В тех местах можно передвигаться только пешком! Но закончить начатые исследования не удалось. Добровольцы просто исчезли! А поисковики, отправившиеся за ними, не смогли долго пробыть у Хокомока и просто сбежали. Вернувшись, они без умолку твердили, что за ними постоянно кто-то наблюдал в том лесу!

– Как я их понимаю, – пробормотала я.

Машина добралась до противоположного конца улицы и остановилась прямо по центру дороги. К сожалению, чтобы добраться до дома, нам требовалось пройти как раз мимо подозрительной тачки. И обходного пути не имелось.

– Дайтон Рок – это огромный валун, испещрённый загадочными надписями. Никто не знает, на каком языке они сделаны, за долгие годы письмена так и не удалось их расшифровать. Но если это однажды случится, то нам откроются тайны мироздания, с чего начался наш мир и чем он закончится!

– Бред, так про любые каракули можно сказать, – категорично заявила я. – Разрисовал ребёнок обои – считай, пророчество сделал?

– Валун когда-то откололся от скалы, – не слушая меня, рассказывала Ванесса. – Но вот парадокс – скалы там нет! Нигде нет! И этот кусок камня никак не мог там оказаться, если только глыбу откуда-то не принесли. Но он весит почти сорок тонн! Как кто-то мог поднять такую тяжесть и принести в лес, если ближайшая гора в десяти милях?

– Очень просто, – продолжая внимательно наблюдать за загадочным авто, ответила я. – На машине.

– Но зачем это нужно?

– Не знаю. А зачем люди придумывают страшилки? Чтобы другие люди пугались! Думаю, кому-то это могло показаться весёлым.

– Хорошо, а Дерево одиночества? – с вызовом вопросила Ванесса, даже не подозревая, какая опасность её подстерегает прямо сейчас.

Я чувствовала, как сквозь тонированные стёкла на нас кто-то смотрит. И взгляд этот был плохим. Теперь уже не было сомнений: тот, кто сидел внутри, затеял что-то очень злое. И этой ночью нам не повезло стать его целью.

– А что с ним? – практически не слушая девчонку, спросила я.

– Дерево одиночества, также известное как Дерево самоубийц. Говорят, что оно постоянно перемещается. И появляется в разных местах, то в одном конце леса Фритаун-Фолл-Ривер, то в другом. И все, кто его видят, вскоре убивают себя!

Я не выдержала. Скрипнув зубами, дёрнула девчонку за руку, втолкнула в узкий тупиковый проулок, образовавшийся между двумя близко стоящими друг к другу домами, и проговорила:

– Всё, что ты рассказала, просто глупые сплетни недалёких людей.

– Но там действительно были замечены отклонения! В этом… как его… в пространстве! И времени! Есть свидетели!

– Я скорее поверю в отклонение от нормы уровня алкоголя в крови у этих «свидетелей», – скептично скривилась я.

– Но… – вдохнула полной грудью Ванесса.

– Тихо, – я толкнула её к стене, и сама прижалась к холодной кирпичной кладке рядом.

– Ты чего? – занервничала Ванесса, которую моя реакция застала врасплох.

– В треугольнике ты тот, кто ты есть, – проговорила я, стараясь игнорировать аромат помойки, скопившийся в этом тёмном углу. – Обнажается настоящая натура, вскрываются самые потаённые страхи. И каждый находит то, что ищет. Веришь в огненные шары – увидишь, хочешь встретить инопланетянина – познакомишься, ищешь следы сатанистов – найдёшь, жаждешь полетать на огромной птице – и твоя мечта сбудется. Так он действует на людей. И только так. А мы… мы можем быть теми, кем мы есть. Без притворства. Без игры.

– Я не понимаю, – пискнула Ванесса и, кажется, уже пожалела, что куда-то со мной пошла.

О Бриджуотере можно говорить долго, но лучше не говорить вообще.

– За нами ехала машина, – сообщила я, резко меняя тему разговора, потому что предыдущая себя исчерпала и была не настолько тревожащей, как сложившиеся этой ночью обстоятельства. – Сделала круг по району и вернулась. Сейчас стоит в конец улицы. Ждёт нас.

– Нас? – голос Ванессы стал ещё выше, а глаза походили на совиные. – С чего ты взяла?

– Потому что кроме нас здесь больше никого нет, – раздражённо указала я на очевидный факт. – И вряд ли ребята остановились, чтобы покурить. Знаешь, сколько людей пропадает с улиц каждый день по всей стране? Сотни! Как ты думаешь, скольких из них находят живыми?

– Не хочу знать! – пискнула Ванесса, обнимая себя руками за плечи.

– Меньше десяти процентов, – всё равно сказала я.

– И что же нам делать? – она была близка к истерике. – Может, позвоним в полицию?

– И что скажем? «Сэр, вы не могли быть отправить патруль из-за машины, которая стоит, ничего не нарушает, но очень нам не нравится»? Так?

– Ты же сама сказала, что она стоит там не просто так! – подпрыгнула Ванесса.

– Сказала, и ты мне поверила. А они – не поверят. В полицию каждый день звонят психи и идиоты! Они даже слушать нас не станут.

– Ладно, знаешь, что, – Ванесса нервно затеребила край футболки, – я… я вернусь в бар. И подожду там своего парня. Он приедет и заберёт меня.

– Бросаешь меня? – хмыкнула я.

– Пошли со мной! – схватила она меня за руку. – Мы недалеко ушли!

– Нет, – покачала я головой. – Мне надо попасть домой как можно быстрее. Сестра будет волноваться.

– Напиши ей.

– Не могу. У нас один телефон на двоих, и он сейчас у меня, – я вздохнула и пригладила волосы. – Надо идти. А ты беги обратно. За тобой они не поедут, если я останусь здесь.

– Но… – девчонка замешкалась. – Мне как-то не по себе… Ты будто жертвуешь собой ради меня. Это не правильно.

– Всё хорошо, – заверила её я. – У меня крепкие ноги. И я быстро бегаю. Главное – добежать до парка, а там у меня будет фора. На машине по клумбам особо не разгонишься.

– Ладно, – нерешительно кивнула Ванесса и сделала шаг к выходу из тупика. – Надеюсь, у тебя всё будет хорошо.

– Взаимно, – махнула я рукой.

Мы вместе вышли.

– Эй, Ванесса! – она тревожно обернулась. – Захоронения в Бриджуотерском треугольнике не человеческие. Не закапывают там людей. И птеродактили в тех землях не водятся. Большие птицы – это вообще не птицы.

Не ответив, она быстро-быстро пошагала в обратную сторону вдоль закрытых на ночь магазинов.

Я же накинула на голову капюшон ветровки и двинулась дальше, уже без неё.

Я шла не торопясь, глядя себе под ноги и чутко прислушиваясь к каждому звуку, издаваемому городом, будь то далёкий лай собаки или шум ветра под крышами.

Когда поравнялась с машиной, чёрное стекло медленно опустилось. Я увидела огонёк зажжённой сигареты, двигающийся в темноте салона. А потом раздался мужской голос:

– Эй, деточка! Подвезти?

Сделала вид, что не услышала и пошла дальше.

– За ней! – скомандовал тот же голос, и обе задние двери машины распахнулись. Боковым зрением я увидела двух громил, ступивших на проезжую часть.

И бросилась бежать.

Промчалась до следующего перекрёстка, перебежала через дорогу, одним прыжком перемахнула через невысокую живую изгородь и понеслась, не разбирая дороги.

Громилы старались не отставать, это было слышно по пыхтению сзади, топоту кроссовок по асфальту и сдавленным ругательствам.

– Сука, стой! Поймаю – пожалеешь, мелкая тварь! – неслось мне в спину.

Я неаккуратно перепрыгнула через какой-то куст, ступила ногой в лужу и не успела выровняться. Нога поехала по скоплению грязи, я упала, больно ударившись ладонями. Самостоятельно подняться уже не смогла. Чья-то крепкая рука схватила меня за капюшон сзади и швырнула к дереву, постаравшись приложить как можно сильнее головой.

Получилось.

Я стукнулась лбом так, что наяву увидела звёздочки, а когда они развеялись, передо мной маячило лицо какого-то малоприятного незнакомца. Бритая голова, набитый возле сломанного уха череп, плоский нос и глаза с красными белками.

– Ну, чё, курица? Добегалась? – он схватил меня за шею и ещё раз приложил затылком об ствол. Я невольно застонала. – А ты ничего, – он повертел моё лицо. – Смазливая. Слышь, она смазливая!

К нашему уютному междусобойчику присоединился второй преследователь, гораздо менее спортивный, чем первый. Он держался рукой за бедро, чуть прихрамывал и глядел на меня с ненавистью. Я едва не рассмеялась от того, как примитивно действует у некоторых мозг. Я виновата в том, что у него разболелась нога, пока он гнался за мной по тёмным улицам.

– Бегаешь ты шустро, – выдохнул мне в лицо лысый, обдав запахом сигарет и ещё чего-то кислого. Меня передёрнуло от отвращения. – Надеюсь, всё остальное делаешь также хорошо.

И он потянулся к своим штанам, крепко держа меня пальцами за затылок. В тишине пустынного парка послышался звук расстёгиваемой ширинки.

– Давай, девочка, приступай, – с мерзкой ухмылкой скомандовали мне.

Я бросила взгляд по сторонам, порадовалась тому, что удалось отправить Ванессу назад, и ласково улыбнулась:

– Как скажешь, дорогой.

В пустых глупых глазах вспыхнул страх.

Надсадный, визгливый, почти девчачий вопль огласил округу.

А потом раздавались лишь влажные протяжные чавкающие звуки, с которыми ноги шагают по болоту. По тому самому Хокомокскому болоту…

На всё про всё у меня ушло меньше двух минут. Закончив, я глубже натянула капюшон и поторопилась покинуть парк тем же путём, которым пришла, намереваясь обойти переплетения аллей и подойти к кампусу с другой стороны, где не было камер видеонаблюдения. В заметании следов я была слаба, но идти сразу напрямую через основной вход даже в моём понимании было глупой затеей.

Вытирая руки влажной салфеткой, я подумала, что в ближайшем будущем местному департаменту полиции будет чем заняться. Например, допросить двух представителей криминального мира, но только после того, как им помогут в больнице. Зато в городе станет безопаснее. И Ванесса сможет без проблем ходить с работы домой.

***

Она стояла рядом и странно улыбалась, неотрывно глядя на меня, словно пыталась что-то сказать, на что-то намекнуть своей неестественной, натянутой улыбкой, своим серьёзным взглядом. Сперва я пыталась игнорировать молодую незнакомку в светло-розовом брючном костюме с букетом белых роз в руках, но очень быстро её внимание ко мне стало беспокоить. Она не просто глазела, она смотрела целенаправленно, словно мы были знакомы, но это не могло быть правдой. Этим солнечным утром я увидела её в первый раз, в чём не сомневалась ни минуты. Нервно переступив с ноги на ногу, я снова поглядела на светофор, который не торопился поменять цвет с зелёного на красный, чтобы остановить поток машин, двигавшихся по городской магистрали. Хотелось поскорее уйти с этого перекрёстка и избавиться от неуместного внимания девушки с букетом. Покачнувшись на пятках, я поглядела себе под ноги, рассеянно отметила про себя, что не узнаю собственную обувь и вообще не понимаю, как на мне могли оказаться белые кроссовки с рисунком единорогов, а потом привычные городской шум прервался. И на меня обрушился калейдоскоп страшных, резких, оглушительных звуков, каждый из которых лишь частичка общего хаоса, в одну секунду накрывшего бульвар этим утром. Надрывно, протяжно, по нарастающей завизжали тормоза – это стало вступлением. Потом заскрежетал металл о металл, словно огромная консервная банка попала под пресс. Спустя одну долгую секунду, во время которой я, обернувшись, наблюдала за тем, как сверкающий в солнечных лучах чёрный внедорожник сметает мотоциклиста со своего пути, пересекает встречную полосу, вылетает на тротуар и врезается в толпу пешеходов, мирно ожидавших возможности перейти дорогу. Люди полетели в разные стороны как кегли, взлетая и падая на асфальт с жутким хрустом ломающихся костей и рвущихся связок. Грохот и крики сотрясали воздух, билось стекло, ломался пластик, свистели шины, шипели внутренности обезумевшего авто, а после и меня настиг удар, пришедшийся в солнечное сплетение. Оторвавшись от земли, я непроизвольно выгнулась в воздухе, чувствуя, как ослепляющая боль растекается по всему телу, а перед глазами, сквозь белёсый туман проступает отчаянно голубое небо. Последнее, что я услышала – звук столкновения чего-то тяжело с чем-то, что всё-таки смогло устоять на месте. Истошно закричала женщина… моего обоняния коснулся запах роз…

А потом я проснулась.

Села на кровати, схватившись за сердце и пытаясь успокоиться.

– Это сон. Просто сон. Только сон, – твердила я самой себе, пытаясь осознать смысл автоматически проговариваемых слов. Мне часто снились кошмары. И самым трудным после пробуждения было заставить себя вспомнить, что всё не по-настоящему.

На соседней кровати зашевелились.

– Эмма? – спросила взъерошенная блондинка, выглядывая из-за подушки и тяжело моргая слипшимися ото сна голубыми глазами того же оттенка, что и небо в моём сне. – Всё нормально?

– Да, всё хорошо, – легко соврала я. Говорить было трудно, в горле пересохло, а язык прилип к нёбу, едва ворочаясь во рту и напоминая дохлую улитку.

– Опять? – поняла моя соседка по комнате и по совместительству младшая сестра.

Я потёрла лицо ладонями, прогоняя остатки дурного сновидения.

– Угу.

Сестра окончательно проснулась, села на кровати, подогнув под себя ноги и натянув на плечи одеяло.

– Может, тебе поговорить с кем-нибудь? – аккуратно начала она, тщательно подбирая слова и глядя куда-то в угол. – Например, с психологом… Или хотя бы с другом.

– В радиусе пяти штатов у меня нет друзей, кроме тебя, и ты это знаешь, – огрызнулась я, но скорее оттого, что никак не могла прийти в себя.

Отбросив повлажневшее от пота одеяло, я поднялась и прошлёпала босыми ногами к окну.

Мы с сестрой делили одну комнату в общежитии на двоих. Скромное помещение с низкими потолками и площадью в пятнадцать квадратных метров едва вместило в себя платяной шкаф, тумбочку, письменный стол и две односпальные кровати, которые скрипели при каждом движении. И это было лучшим, на что мы могли рассчитывать.

– Тогда остаётся психотерапевт, – вздохнув, зевнула сестра. – Я знаю одного. Принимает прямо в кампусе по понедельникам и пятницам.

– Нет, спасибо, – скривилась я. По босым ступням пробежался холодок. Дверь в нашей комнате присутствовала лишь условно, на самом деле, это был просто кусок картона с врезанным в него хиленьким замком. На такую дунь – она сама вывалится, возможно, вместе с куском стены. От осенних прохладных ночей она тоже спасала плохо. – Я не пущу в свои мозги какого-то недоделанного душеведа, считающего, что разговорами можно что-то изменить.

– Вообще-то, психология – это наука, – заметила сестрёнка, проводя рукой по своим красивым светлым волосам.

– Вообще-то, мне на это наплевать, – ехидно сообщила я и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до защёлки на старой фрамуге. Широко распахнув обе створки, я по пояс высунулась наружу и прикрыла глаза, с наслаждением вдыхая полной грудью. Ночь пахла свободой. Большим человеческим городом, в историческую архитектуру которого вклинивался, встраивался студенческий городок. Да так, что непонятно было, где заканчивался кампус с его беззаботной непринуждённостью и начиналась извилистая, запутанная паутина городских улиц, заполненная кирпичными зданиями и уютными, неприметными двориками. О последних было известно только местным и тем, кому посчастливилось случайно наткнуться на эти атмосферные уголки, кусочки европейского шарма, затерянные в хаосе никогда не засыпающего мегаполиса.

Мои глаза непроизвольно распахнулись. Ночь, наполненную лишь шумом ветра, шелестом постепенно редеющей листы и периодическим, отдалённым рёвом машин, прорезал стремительно оборвавшийся вскрик.

Я дёрнулась и быстро забралась обратно в комнату, но от окна не отошла. Вместо этого присела на корточки, затаилась и, чуть-чуть высунув голову над подоконником, принялась внимательно всматриваться в очертания парка через дорогу, тонущего во тьме. Это был тот самый большой городской сад, в котором я совсем недавно и весьма неудачно познакомилась с двумя горожанами неприятной наружности.

Благодаря обострённому зрению я смогла различить силуэты деревьев, скамеек, изгородей, извилистые полосы аллей и давно потухшие фонари, потому что город экономил на освещении в тёмное время суток.

Но ничего больше.

– Что там? – с тревогой спросила сестра, тихонько соскальзывая с простыни и делая шаг ко мне.

Я остановила её рукой, жестом показав оставаться на месте, и едва слышно проговорила в ответ:

– Не знаю, я слышала вскрик.

– Возможно, это была птица? – прошептала Стефа, оставаясь стоять возле кровати.

– Три часа ночи, – указала я на очевидный факт. – Какие птицы могут быть в такое время?

– Совы? – предположила сестра.

Я не поленилась, обернулась и продемонстрировала сестрёнке скептично выгнутую бровь. Стефа в ответ пожала плечами и вернулась под одеяло.

– Совы не взвизгивают, – проворчала я.

– Может быть, это была сова-истеричка? – хихикнула сонным голосом младшенькая, потеряв интерес к моей попытке устроить засаду под подоконником. Спустя минуту она уже мирно сопела, уткнувшись лицом в подушку.

Понаблюдав некоторое время за её спокойным сном, я допустила, что сестра права, а у меня просто паранойя. И уже собралась закрыть окно, чтобы, последовав примеру сестры, вернуться в постель, но острый слух уловил шорох листьев в траве. Едва успевшая подкрасться сонливость слетела как небывало, я шарахнулась влево и прижалась спиной к стене между оконным проёмом и шкафом. Выглядывать не торопилась, потому что теперь была абсолютно уверена: на улице кто-то есть. Конечно, само по себе это не являлось каким-то чрезвычайным событием. Мы обитали в огромном городе, в студенческом кампусе, где хоть и существовал запрет на ночные шатания, но руководство колледжа отличалось либеральностью взглядов и в отношении соблюдения правил особо не зверствовало. Но в контексте случившегося, любая подозрительная активность вызывала беспокойство. Вдруг недавние ребята уже выписались из больницы и теперь ищут меня для воплощения своих мерзких планов, которые я так чудовищно нарушила несколькими переломанными костями? Возможно, сломанных костей было чуть больше…

Звук становился всё ближе, как будто кто-то неторопливо шёл по парку в направлении нашего корпуса, пиная ботинками увядшую и осыпавшуюся листву.

Несколько долгих мгновений я усиленно прислушивалась к звукам снаружи, потом потянулась к ящичку стола, где мы с сестрой хранили одну косметику на двоих. Зеркальце нашла быстро. Сжав небольшой кругляш пальцами, приподняла руку и стала искать нужный угол обзора. В какой-то момент мне это удалось, и то, что отобразилось в зеркальной поверхности едва не заставило меня заорать. Зажав рот ладонью, я зажмурилась и села, сжимаясь в комок.

А тем временем те, кто находились на улице, решили поговорить. И хотя они стояли на выходе из парка, то есть, в метрах десяти от окна, я отлично расслышала их разговор, чему способствовало ночное безмолвие.

– Они сейчас здесь, – произнёс мужской голос, который я никогда прежде не слышала.

– Ты уверен? – спросил его другой мужчина. – Ошибки быть не должно.

– Её и не будет, – холодно отрезал первый. – Я уверен.

– Какой план? – коротко спросил второй.

– Вернёмся завтра. И воспользуемся эффектом неожиданности.

– Почему не сейчас? – вопрос прозвучал требовательно и даже обиженно.

– Потому что я так решил, – раздалось в ответ, и через несколько секунд вновь зашуршали листья под чьими-то ногами. Но теперь звук не приближался, а удалялся.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – зашипела я себе под нос. На полусогнутых отползла от окна, добралась до кровати сестры и тронула её за худое плечо. – Стефа! Просыпайся!

– Что? – моментально отреагировала сестра, оторвав голову от подушки. – Тебе снова приснился кошмар?

– Нет, теперь он явился ко мне наяву, – зло ответила я. Не включая свет, прокралась к шкафу, вынула оттуда два чемодана и бросила на пол.

– В смысле? – тряхнула головой младшенькая, плохо соображая. – Ничего не понимаю.

– Они нашли нас, – сообщила я и начала закидывать в оба чемодана сразу наши вещи, не разбираясь, где чьи, не складывая, а просто сгребая в охапку.

– Кто? – всё ещё пыталась проснуться сестра.

– Нефилимы, – выдохнула я, схватилась за чемодан и начала старательно утрамбовывать образовавшуюся в нём кучу из одежды и обуви.

– Чего?! – вскочила на ноги Стефа.

– Ага, – кивнула я. – Мне удалось подслушать их разговор, они были в парке, сейчас уже ушли, но завтра планируют вернуться. Скорее всего, ночью. Так что нам пора паковать вещички.

– Смотрю, ты уже приступила, – с сомнением наблюдая за моими сумбурными манипуляциями, протянула мелкая.

– Ага, и ты не тормози, – потребовала я, срывая с дверцы шкафа халат и швыряя в сестру. – Давай, шевели мышцами!

И сестра начала шевелить, правда, не так активно, как я, но всё же.

– Слушай, – Стефа вдруг остановилась посреди комнаты с вешалками в руках. – Но куда мы пойдём? Мы только-только обжились на новом месте…

– В этом обжились и в другом сможем, – решительно заявила я, сдувая с лица прядь волос. – Мир большой, найдём где приткнуться.

– И что ты предлагаешь? – поморщилась Стефа, неуверенно поглядывая на вешалки. – Просто выйти из дома и идти на север?

– Не, на север не пойдём, там окраина и какие-то фермы, а у меня с детства аллергия на тяжёлый физический труд, – и я с размаху уселась верхом на чемодан, в попытке хоть как-то его закрыть.

– Если бы ты аккуратно сложила вещи, тебе бы не пришлось на нём скакать, как на мерине, – не оценила мою затею всегда правильная Стефания, скептично поджав губы.

– Нет у меня времени на аккуратность, – с натугой произнесла я, изо всех сил пытаясь соединить две половинки одной конструкции. – И лучше уж на чемодане скакать, чем на каком-нибудь незнакомце из местного бара. Тебе же не нравится, что я там подрабатываю? Ну, так теперь придётся сменить сферу деятельности.

– Тонко намекаешь, что в каждой ситуации надо искать положительные стороны? – безрадостно усмехнулась Стефания.

Я перестала мучить дорожный саквояж, шумно выдохнула и подняла взгляд на сестру.

– Я не намекаю, я прямо говорю. Нет причин для грусти. Мы просто сейчас соберём вещи, выйдем, поймаем такси и поедем на вокзал.

– А потом?

– А потом купим билеты на ближайший поезд и отправимся в новую жизнь, – решительно заявила я и встала, чтобы, подойдя к сестре, обнять её.

Мы всегда были очень разными.

Стефания высокая и тонкая, с длинными ногами и талией такой, что порой было страшно к ней прикасаться. Под тонкой белой кожей прощупывалась каждая косточка, из-за чего я большую часть своей жизни боролась с желанием заковать сестру в кольчугу. Своей лёгкостью, изящностью, некоторой робостью, острыми скулами и широко распахнутыми глазами, наивными глазами сестра напоминала оленёнка, гуляющего по лесу в окружении солнечных бликов.

Я – её полная противоположность.

Невысокая, я с трудом дотягивала сестре макушкой до плеча. Фигура моя всегда была спортивной, с природной склонностью к быстрому наращиванию мышц, и выдающимися верхними и нижними «девяносто». Глаза мои имели какой-то невнятный каре-зелёный оттенок, который периодически загадочным образом превращался в серый. В отличие от белокурой шевелюры младшенькой, которой, кажется, досталась вся красота этого мира, мои волосы от природы были почти красными, цвета пожара, что основательно раздражало. Куда бы ни пошла, я всегда становилась тем самым человеком, который выделялся и запоминался больше всех, неизменно привлекая внимание. А потому года четыре назад я начала краситься в тёмно-каштановый цвет. Свои непостоянные глаза тоже научилась изменять – при помощи линз. Но это было скорее вынужденной мерой, а не капризом. Предельно неузнаваемый облик стал залогом спокойной жизни и благополучного существования вдалеке от того места, которое мы с сестрой покинули год назад. Добавить сюда хороший макияж и загар, которые способны исправить то, что недоделала генетика – и уже даже члены моей семьи не могли с уверенностью подтвердить наше родство. Теперь, когда я смотрелась в зеркало, то видела в нём смуглую черноглазую шатенку с волосами ниже плеч, ярко-красными губами и отпечатком лёгкой придури на лице.

– Мы начнём всё сначала, – пообещала я, погладив сестру по спине. Между нами была разница в один год, но именно Стефа выглядела старшей, настоящей студенткой. На её фоне меня окружающие чаще всего принимали за ученицу средних классов, особенно когда видели без косметики, которой я частенько пыталась скрыть круглое лицо и щёки.

В ответ на мои слова сестрёнка кротко улыбнулась, потёрла глаза и взялась за свой чемодан. Пока она доупаковывала собственные нехитрые пожитки, я проверила уровень зарядки на наших телефонах, наличие документов, денег и кредитных карточек. Наличности было немного, но её должно было хватить на оплату такси и двух билетов куда-нибудь не очень далеко. Но расстояние было не так уж важно, главное – убраться из города, а там разберёмся.

Глава 2

Распихав все мелкие вещи по карманам, я набросила тонкую куртку и легко подхватила чемодан, Стефа вцепилась в свой, и мы одна за другой тихонько вышли, тщательно притворив дверь в комнату, куда нам была уже не судьба когда-либо вернуться.

Я шла первой, тщательно всматриваясь во тьму коридора первого этажа, проходя мимо череды таких же, как наша, дверей и прислушиваясь к каждому шороху.

В кампусе мы прожили больше полугода, используя поддельные документы и притворяясь ученицами из Италии, приехавшими по обмену. Ссылаться на итальянское происхождение было опасно ввиду моих корней, о которых было прекрасно известно тем, от кого мы скрывались. Но именно из-за его очевидности, я решила использовать самое предсказуемое прикрытие. Это как прятать ценности у всех на виду. Срабатывает нечто вроде закрепившейся в сознании установки: раз спрятано, значит, надо искать тайники. А на поверхности никто не смотрит. Вот я и спрятала нас с сестрой на поверхности, в одном из лучших колледжей страны, где мы, не стесняясь, говорили по-итальянски и легко отвечали на все вопросы, связанные с «родиной».

С изготовлением «левых» удостоверений личности и подачей их для поступления помог один дальний родственник, который в моей большой семье был парией и с которым я поддерживала связь через чат в компьютерной игре. Несмотря на то что изначально сестре не нравилась моя затея, которую она обозвала «сомнительной», всё получилось. В колледже нас приняли с распростёртыми объятиями, тем более что за весь год обучения мы заплатили сразу и наличными. А дальше нужно было лишь тихо жить жизнями обычных среднестатистических студенток. У Стефы это получалось лучше.

Она сразу полюбила это место. Мне тоже здесь нравилось. Жизнь стала предсказуемой, мы были всё время вместе и даже начали строить планы на будущее. Младшенькая училась, легко осваивая выбранную программу, я – наоборот, филонила как могла, стараясь просто наслаждаться моментом. Ходила на вечеринки, развлекалась с новыми знакомыми и надеялась, что мы проживём здесь не один счастливый год, пусть даже притворяясь другими людьми. Пусть даже в принципе притворяясь людьми.

Уезжать было грустно, тем более уезжать вот так, ни с кем не попрощавшись, а просто исчезнув посреди ночи. Но так было нужно. За то время, что мы были в бегах, я научилась не думать слишком много. А просто делать то, что должна. А я должна была защитить себя, и главное – защитить сестру.

Благополучно добравшись до конца коридора, за которым начинался большой круглый холл, я остановилась, намереваясь осторожно заглянуть за угол, как вдруг сестра мёртвой хваткой вцепилась в моё плечо, напугав до смерти.

Невнятно выругавшись, я обернулась:

– Что?!

– Охранник, – одними губами прошептала Стефа и указала глазами на проход с противоположной стороны холла, в конце которого возникла массивная фигура.

– Твою ж…! – едва слышно отреагировала я и присела за чемоданом, пытаясь сделать меньше и незаметнее. – Вот и чего ему не спится?!

На ночь двери общежития традиционно запирались на несколько замков, открыть которые без ключа возможно было только изнутри. Дополнительно к дверным засовам, покой студентов по ночам берегли несколько охранников, дежуривших посменно. В должностные обязанности местной не особо бдительной стражи входило недопущение вечеринок и отсутствие хождения по подконтрольному зданию в неурочное время. Как я уже упоминала, правила соблюдались спустя рукава, никто не контролировал, вернулся студент в общежитие или отправился кочевать по ближайшим барам, главным для охраны было закрыть двери всех жилых блоков ровно в одиннадцать и открыть строго в шесть. Но даже из ситуаций, когда студент опоздал и не явился домой до того, как охрана заперла все двери, без труда можно было найти выход. Большинство охранников легко шли на контакт за небольшую мзду. Большинство, но не всё. Встречались и особо принципиальные. И дежуривший сегодня ночью был именно из таких, с синдромом повышенной занудности вкупе с зубодробительной правильностью. Ярый поборник уставов, который отвечал нам, студентам, взаимностью, то есть, ненавидел всё, что разговаривало, смеялось, дышало и веселилось.

– Это Грейсон, – сообщила я притаившейся рядом Стефе после того, как мы потихоньку отползли обратно вглубь коридора. Нас спасло то, что свет в этой части общежития не горел, и то, что охранник был чем-то очень озабочен, а потому практически не смотрел по сторонам. Выйдя в холл, он свернул налево, к диванчикам, на которых обычно коротал ночи в компании книг по саморазвитию.

– Что будем делать? – забеспокоилась за моей спиной сестра. – Мы не сможем выйти. Он не выпустит нас, пока не наступит утро. Да и расспрашивать начнём, увидев чемоданы.

– Да, договориться с ним не получится, – поморщила я с досадой. – А сунемся напролом – шум поднимет. Оно нам не надо.

– Может, я… – нерешительно начала Стефа, умолкнув на полуслове.

– Это опасно, – покачала я головой. – Наследим.

– Мы и так наследили, – резонно заметила сестра. – Если под стены колледжа прибыли нефилимы, то они не просто в небо пальцем ткнули и угадали. Они точно знали, где нас искать.

– Да, ты права, – вынуждена была согласиться я.

Напряжённо поразмышляв с минуту, я в итоге сдалась.

– Ладно, только осторожно, – попросила я решительно выпрямляющуюся сестру. – И это… не переусердствуй, ладно?

– Ты во мне сомневаешься? – с лёгкой обидой в голосе спросила Стефа. Не дожидаясь ответа, мягко улыбнулась. И лёгкими шагами направилась в холл.

Проводив её спину взглядом, я пригнулась, добежала до угла с двумя чемоданами в обнимку, вновь остановилась и, вытянув шею, аккуратно выглянула. Сестрёнка стояла рядом с Грейсоном и что-то тихонько втолковывала, выглядя на фоне здоровой мужской фигуры особенно хрупко. Охранник внимательно слушал Стефанию и чем дольше она говорила, тем рассеянней становился его взгляд. Его глаза заполняла пустота, мысли постепенно потухали, а разум, кажется, засыпал при вполне бодрствующем теле. Медленно склонив голову к плечу, охранник развернулся, дошёл до диванчика и упал на него как подкошенный, мгновенно захрапев.

Обернувшись с победной улыбкой, сестра махнула мне рукой, показывая, что путь свободен.

– Надеюсь, он проснётся, – выдохнула я, хватая чемоданы и бросаясь к двери через весь холл.

– Не переживай, проснётся, – с довольной ухмылкой заверила меня мелкая, забирая свою часть поклажи. – У него не особо сильная воля. Я лишь чуть-чуть надавила.

– Надеюсь, он проспится и завтра утром даже не вспомнит, что случилось, – нервно оглянувшись по сторонам, я открыла дверь и ступила за порог.

Снаружи по-прежнему было свежо и темно. Ближайшая улица, где можно было словить такси в такое время, находилась примерно в двух кварталах от нас. И чтобы до неё добраться, требовалось пересечь всю территорию кампуса и выйти с западной его стороны.

– Неуютно, – передёрнула плечами Стефа, обнимая себя руками за локти.

– Не дрейфь, я с тобой, – и покровительственно похлопала её по плечу.

– Знаю, – закатила глаза младшенькая, улыбаясь. – Но этой ночью я боюсь не за себя, а за тебя.

– Что? – расхохоталась я. – С чего бы тебе за меня переживать?

– Ты на взводе. А когда ты на взводе, то контролируешь себя ещё хуже, чем обычно.

– Я отлично себя контролирую! Всегда!

– Нет, – спокойно парировала сестра. – Помнишь, Пита Моргана? Ты сломала ему руку!

– А нечего было эти самые руки тянуть, куда не надо, – проворчала я.

– Он всего лишь хотел поправить твою юбку, – с серьёзной миной напомнила Стефа, но в её глазах плясали искорки веселья.

Я закусила губу, вспоминая вышедшую из-под контроля ситуацию, закончившуюся слезами и смехом. Плакал Пит, который после того памятного дня неделю ходил с загипсованной от запястья до предплечья рукой, и это несмотря на быструю, у таких, как он, регенерацию. А смеялась я, потому что… ну, не плакать же мне, в самом деле, из-за такой ерунды!

– Поправить или забраться под неё, – в конце концов, скорчила я вредную рожицу. – Там, знаешь ли, непонятно было! Он мог просто сообщить о завернувшемся крае словами! Кто виноват, что он не умеет общаться! И вообще, всё произошло случайно!

– После твоего «случайно» ему пришлось завязать с уроками игры на пианино, – справедливо заметила сестра.

– Так, хватит! – рассердилась я. – Мы идём или стоим, обсуждая мои косяки?

– Конечно, идём, – кивнула сестра, делая шаг вперёд. – Потому что на обсуждение всех косяков ночи не хватит.

– Моих-то да, – хмыкнула я, и мы, взяв друг друга под руки, смело зашагали вперёд.

Но далеко уйти не успели.

Моё сердце неприятно ёкнуло и сжалось. Остановила сестру и стала оглядываться по сторонам.

Но не увидела ничего, кроме давно ставшего привычным студенческого городка, погруженного в сонное спокойствие. Было тихо, немного ветрено и очень страшно. Этот страх отличался особенным запахом. Сладковатым. Гнилостным. Тошнотворным.

– Что такое? – забеспокоилась сестра, хватаясь за край моего рукава. – Что случилось?

– Ты готова побегать? – спросила я, не сводя глаз с густых клумб, которые полукольцом окружали неработающий ночью фонтан.

– Что? – не сообразила младшенькая.

– Бежим! – проорала я, хватая мелкую за запястье и срываясь с места.

Мы помчались, не разбирая дороги. Я неслась впереди, таща за собой сестру, как на буксире и ощущая затылком её шумное, прерывистое дыхание, не позволявшее расслышать что-либо ещё.

Я пыталась компенсировать своей силой её слабость, но этого было недостаточно. Внезапная физическая нагрузка далась сестре очень тяжело. Во-первых, она давно нормально не питалась, и это сильно ослабило её организм. Последний год мелкая перебивалась случайными «перекусами», которые с большим трудом и за большие деньги удавалось приобрести на чёрном рынке через всё того же родственника. Во-вторых, с выносливостью тоже имелись проблемы, потому что спорт таким, как она не особенно-то и нужен. В-третьих, движению сёстры сильно препятствовал внушительных размеров чемодан, который она не захотела отдать мне. Сложить всё вместе – и мы тормозили на каждом повороте, напоминая хромых куриц.

– Сюда! – выдохнула я, затаскивая сестру за угол здания, в котором я лишь спустя несколько минут узнала научно-исследовательскую лабораторию.

– У меня нет сил! Я выдохлась! – жалобно простонала сестра, роняя свою ношу на землю и хватаясь за худосочный бок. – Не могу больше!

– А придётся, – не обрадовала её я.

– Ты же сказала, что нефилимы ушли, – захныкала Стефа, обессиленно припадая спиной к шершавой стене.

– Ушли, – прохрипела я и неуверенно добавила: – Скорее всего… Но мы убегали не от них.

– Не от них? – с усталым удивлением выдохнула младшенькая. – А от кого?

– От зомби, – вынуждена была признаться я, отчего сестра застыла, выпучив глаза.

Я не смогла сдержать нервный смешок.

– Ты сейчас похожа на лягушку, которую из родного болота выселили вместе со всем имуществом – тиной и двумя кувшинками.

Стефа моим юмором не прониклась.

– Зомби? – побледневшими губами переспросила она.

– Ага, – с напускной беспечностью отозвалась я, хотя у самой внутренности тряслись так, что напоминали плохо застывшее желе. Такой десерт последние десять лет любит подавать на праздничный стол моя бабуля. И ещё ни разу он не получился хорошо. Дедуля, который долгие годы вынужден лакомиться рыхлой субстанцией подозрительно ярких оттенков, всякий раз сообщает своей супруге, что её упорству следует найти лучшее применение. И желательно, не связанное с кулинарией.

– Но откуда в Калифорнии зомби? – ошарашенно воскликнула сестрёнка, позабыв про переутомление.

– Тихо ты! – цыкнула я на неё. – Не знаю я, откуда здесь зомби! Мы не успели, знаешь ли, встретиться и под чашечку кофе поболтать за жизнь! Я лишь почувствовала их запах… Мерзкий такой, брр-р-р-р! – меня передёрнуло. – Но смею предположить, что зомби – местные, в смысле, с ближайшего кладбища. Гораздо интереснее вопрос: кто их поднял?

И тут мою голову посетила неожиданная мысль, которая показалась настолько очевидной, что я мысленно выругалась на саму себя, обозвав бестолковой.

А что, если дежурившие у наших окон наблюдатели знали, что мы не спим? Что слушаем? И намеренно выманили нас из комнаты, потому что никто в здравом уме не решится нападать на двух девчонок в переполненном визгливыми студентами общежитии. То ли дело безлюдная ночная улица… где так легко загнать перепуганных школьниц в ловушку.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

– Некромант, больше некому, – проговорила сестра, начав осознавать всю сложность ситуации. – Думаешь, его прислали за нами?

– Уверена, – кивнула я со всей решительностью.

– Но, Эмма, некроманты и нефилимы терпеть друг друга не могут. С чего бы им сотрудничать?

– За большие деньги маги смерти согласятся работать на кого угодно. А нефилимы, ради того, чтобы вернуть нас обратно, способны сделать исключение, поступившись принципами и преодолев брезгливость, – я потёрла лоб, останавливая шумный поток ругательств в голове.

– Последнюю неделю здесь непривычно холодно, – пожаловалась вдруг Стефа, убирая длинные светлые пряди с шеи. – С понедельника температура не поднималась выше пятидесяти двух градусов даже днём¹. Думаешь, это может быть связано?

– Вряд ли некроманты способны влиять на климатические условия, – с досадой поморщилась я. – Не их сфера деятельности.

– А кто способен? – задала наводящий вопрос сестрёнка, что заставило меня задуматься.

– Тот, кто владеет природной магией, – тихо пробормотала я. – И кто способен создать идеальные условия для поднятия мёртвых, чтобы они не завоняли весь город, как только выползут из могилы.

Мы переглянулись.

Ответ был очевиден для обеих.

Ведьмы.

– Значит, нефилимы явились не одни, а с подкреплением, – тихо произнесла Стефа.

– Надо сматываться, – заключила я сурово.

Сделав шаг в сторону, выглянула из-за угла здания, где мы нашли себе укрытие, и попыталась оценить обстановку. Окружающий мир всё ещё выглядел до банальности обыденно. Шумно вдохнув в лёгкие воздух, я прислушалась.

– Чисто, – кивнула я сестре, и мы, подхватив чемоданы, бросились наперерез через небольшую площадь, где в праздничные дни проводились массовые мероприятия. Ещё осталась не разобранной сцена, а развешенные по периметру частично сдувшиеся шарики подёргивались на ветру, напоминая о недавних народных гуляниях в честь дня основания колледжа.

Несмотря на то что площадь была окутана тенями, которые создавала полная луна, вдруг выползшая из-за туч, оказавшись на открытой местности, мы превратились в отличные мишени. Но именно этот был кратчайшим.

– Я вот тут подумала, – чуть задыхаясь, начала Стефа, быстро шагая рядом со мной.

– И? – отрывисто спросила я, сосредоточенно глядя по сторонам.

– Зомби – не самый эффективный способ ловли таких, как мы.

– Ну, – с неуверенностью протянула я. – Зависит от зомби… наверное. Если поднять какого-нибудь серийного убийцу или бывшего наемника, и влить в него много силы, то он как минимум способен стать значительным препятствием.

– Не похоже это на методы Исправы, – продолжала колебаться младшенькая.

Но кое в чём она была права. Использование зомби – слишком нетрадиционный метод для тех, от кого мы пытались сбежать. Точнее, мы бежали не именно от них. Мы бежали от того, кто желал нас убить там, куда нефилимы пытались нас вернуть – в закрытую школу Исправа. А если быть совсем уж конкретными, то некто, чью личность мы до сих пор так и не установили, пытался радикальным образом изменить факт нашего присутствия в этом мире. И продолжалось это два года, пока мы не плюнули на все и не сбежали год назад.

¹по Фаренгейту

Глава 3

Всё началось летом, мне тогда было пятнадцать, сестре только-только исполнилось четырнадцать. Я отпросилась у бабушки с дедушкой и приехала погостить к сестре в Чикаго. В первый же день мы, не видевшиеся почти месяц и ужасно соскучившиеся, отправились гулять. Дом, где в те времена проживала семья Стефы, располагался неподалёку от Грант-парка, который готовился принять Lollapalooza – знаменитый музыкальный фестиваль. Мы купили мороженое и отправились бродить по протяжённым прогулочным дорожкам, любуясь мемориалами, фонтанами, скульптурами и павильонами. В тот день была отличная погода, парк заполнен людьми, пришедшими, как и мы, поглазеть, как готовят открытую концертную площадку. И всё было хорошо ровно до того момента, пока в ствол дерева, рядом с которым мы остановились, чтобы попить воды, не воткнулась тонкая арбалетная стрела. Вынув смертоносное орудие, лишь чудом никого не задевшее, я обнаружила наконечник, смазанный галлием. Опознать особенное покрытие не составило труда благодаря особенному серебристому цвету с характерным голубым отливом. Прилети стрела на несколько сантиметров левее – и моя сестра, несмотря на то, что была вампиром, рухнула бы на землю мёртвой, с куском металла в виске.

Потом произошёл второй пугающий инцидент, спустя полгода после случая в парке. Была середина декабря, вокруг витала атмосфера грядущих рождественских каникул, и все пребывали в радостном предвкушении. Приближались выходные, во время которых ученикам нашей бывшей школы разрешалось покидать обычно закрытую территорию. Мы с сестрой собирались воспользоваться представившейся возможностью и отправиться в Бостон на шопинг, чтобы запастись подарками для друзей и родных. Ну, и про себя мы не могли забыть, ведь хотелось как следует подготовиться к предстоящему карнавалу.

Дорога до города занимала около часа езды на машине. Добраться иным транспортом было невозможно, разве что мутировать во что-то с крыльями и рвануть по воздуху. Поэтому я заранее договорилась со знакомыми старшеклассниками, которые имели право воспользоваться одним из школьных автомобилей, чтобы они подбросили нас до торгового центра. Так как планов у всех имелось много, было оговорено встретиться в восемь часов утра у школьных ворот. Но накануне мы с сестрой засиделись допоздна за просмотром фильмов и банально проспали. Проснулись в одиннадцать часов, когда парней уже и след простыл. Расстраивались по этому поводу недолго, потому что вскоре пришло известие: ребята пропали.

Искали их всем преподавательским составом, включая директора, ради такого случая покинувшего свой кабинет, и нашли только спустя сутки.

В невменяемом состоянии двое вампиров брели вдоль узкой речушки в десяти милях от школы. Придя в себя лишь спустя неделю, ребята рассказали, что на них напали на заправке, распылив в лицо какие-то ядовитые пары из баллончика. Что было после и как они оказались у реки, до которой от упомянутой заправки пешком не менее шести часов – ни один из них не помнил. Ну, или не захотел рассказать. Но когда парни вернулись на учёбу, мы с сестрой заметили, что оба они обзавелись странной привычкой – вздрагивать и бледнеть при каждом громком звуке.

Ещё через месяц началась целая череда пугающих случайностей, каждая из которых могла закончиться смертью. Нашей. Или чьей-нибудь ещё. Утром, когда мы с сестрой выходили из главного корпуса, буквально в шаге от нас сорвался с крыши и разлетелся на куски здоровенный кирпич. Порядком испугавшись, мы отправились дальше, списав всё на длительное отсутствие ремонта порядком устаревших зданий, большая часть из которых относилась к колониальному периоду. Но потом, на уроке конной езды, лошадь Стефании внезапно взбрыкнула и понесла. Обычно наши с сестрой расписания не пересекались, но в тот день занятия моего класса проходили на том же поле, что и урок конной езды у вампиров годом младше. Услышав пронзительный вскрик, я бросилась к сестре и попыталась остановить обезумевшее животное. Но Диана, обычно отличавшаяся нежным, даже робким характером, стремглав бросилась прочь, едва не проломив мне грудную клетку мощным ударом копыт. Началась погоня, к которой присоединилась парочка нефилимов из преподавательского состава. Вчетвером нам удалось догнать и схватить под уздцы животное, у которого к тому моменту уже падала пена изо рта. Ночью Диана умерла, а Стефа прорыдала несколько дней, скучая за любимицей. Ветеринар-патологоанатом, сделавший вскрытие, заявил, что Диана погибла от разрыва аорты, чему поспособствовал экстремальный стресс, пережитый накануне. Что-то настолько сильно напугало лошадь, что у неё случилась тяжелейшая сердечная аритмия.

История жуткая, но самое страшное ждало нас впереди. Через неделю после инцидента с кирпичом и лошадью произошла автомобильная авария. Погибли четверо: кронпринц из последнего королевского рода нефилимов Эдвард Дельвиг, его жена-вампирша принцесса Сесилия Кавендиш, их сын-вампир принц Чарли Дельвиг и… я, которой упомянутый кронпринц приходился отцом. Он же являлся родителем Стефании. А вот матери у нас были разные. Моя не являлась принцессой и в принципе аристократкой. И замужем за Дельвигом, в отличие от леди Кавендиш, никогда не была.

В тот роковой вечер мы впятером ехали в ресторан, чтобы отметить день рождения Чарли. Мои отношения с Дельвигами-старшими всегда были натянутыми и далёкими от приятных. Я никогда не называла Эдварда отцом, он меня – дочерью, но при этом наша генетическая связь ни от кого не скрывалась. Вели же мы себя друг с другом так, как должны вести посторонние люди, которых мало что объединяет. Меня с Дельвигами объединяли только Стефа и Чарли, от родства с которыми я никогда не отрекалась. А потому с радостью приняла приглашение от младшего брата, который иначе как «сестра» никогда ко мне не обращался.

Ввиду особенности повода всё-таки двенадцать лет исполняется не каждый день, кронпринц заехал за нами в школу и под свою ответственность забрал до обеда следующего дня. Но обещание своё не исполнил, так как через час погиб.

У машины взорвалось колесо, а потом отказали тормоза. На огромной скорости потерявшая управление «Audi A8» врезалась в отбойник, слетела с трассы и кувырком покатилась вниз по склону. Прошло полтора года с того дня, а каждый момент отпечатался в памяти так ярко, словно это случилось вчера.

Я помню, как умирала. Как жизнь покидала моё тело, как уходили силы и как колючий холод пробирался по венам, пытаясь добраться до замедляющегося сердца. Помню, как вся в крови, своей и чужой, я ползла по битому стеклу и обломкам металла, пытаясь выбраться из покорёженного автомобиля и вытащить Чарли, ничего не соображая и ориентируясь лишь по чьим-то приглушённым стонам. «Как страшно умирать вот так, в темноте, на холоде, в грязи и в крови своих близких», – это было последним, что я успела подумать перед тем, как грудь прошила боль. И я потеряла сознание, сжимая безжизненную руку Чарли.

Очнулась уже в госпитале, на соседней койке лежала Стефания. Мы оказались единственными, кто пережил ту ночь. Позже врач, который знал, кто мы такие на самом деле, назвал случившееся чудом. Потому что когда стражи Эдварда, полагавшиеся ему как кронпринцу, нашли нас, из пятерых пульс прощупывался только у сестры. Все остальные, включая меня, уже не дышали. Но нас всех всё равно доставили в больницу, и только там вдруг выяснилось, что моё сердце тоже ещё билось. Едва слышно, с перебоями, но билось.

На следующий день началось расследование. Вскоре мы с сестрой узнали правду. Шина не лопнула, её подстрелили. А после того, как автомобиль свалился в кювет, открыли огонь по тем, кто находился внутри. Пули убийца использовал не простые, а всё с тем же напылением из галлия, вещества, обладающего уникальным свойством: убивать нефилимов. Тем более невероятным казалась моя живучесть, ведь на операционном столе хирурги вытащили из меня две пули: одна прострелила лёгкое, вторая должна была попасть в сердце, но сбилась с траектории полёта из-за металлической пуговицы на куртке. По всем законам мироздания даже одной пули должно было хватить, чтобы отправить меня в морг. Но я не просто выжила, а встала на ноги через неделю и принялась активно помогать в поиске стрелка.

В стремительно раскручивающемся деле фигурировало много имён. В человеческом мире Дельвиги владели крупным бизнесменом, руководили многотысячными компаниями, но использование галлия указывало на то, что люди, скорее всего, здесь ни при чём. Ещё галлий чётко обозначал цель: нефилимы. Трёх вампиров добивали за компанию, ведь чтобы убить их галлий не нужен, достаточно метко выстрелить и попасть в мозг или в сердце. И так как я, по сути, никому и даром не нужна, оставалась только одна кандидатура на роль главной жертвы – кронпринц.

Комиссары старались, как могли и трясли всех, кого удалось уличить хоть в какой-то неприязни к Эдварду, но найти стрелявшего так и не смогли. Единственный вывод, к которому коллективно пришли члены собранной следственной группы: за машиной следили и до, и в момент, и после аварии. Вскоре расследование прекратили из-за недостатка улик и отсутствия подозреваемых. Состоялась масштабная похоронная церемония с соблюдением всех королевских обычаев, длившаяся неделю. Попрощаться с почившим семейством съехались вообще все, что вызвало существенные заторы в аэропортах и вопросы у пограничной службы. Делегации прибывали одна за другой со всех концов планеты, и конца и края этому не было. Стефа достойная пережила самые трудные семь дней в своей жизни, постепенно привыкая к мысли, что стала полной сиротой, унаследовав титул кронпринцессы и превратившись в последнего представителя своего рода со всеми вытекающими последствиями. Опеку над ней, как над сиротой королевской крови, взяла на себя школа. Я сохранила пули, извлекли из меня и Чарли. И мы начали планировать побег.

– Принцесса Стефания! – прогремело сбоку. Мы, к этому моменту уже достигшие края наряженной площади, замерли.

Я не глядя пнула чемодан в сторону и крутанулась на звук, узнав голос. Именно его обладатель болтался у нашего общежития.

Через площадь, шагая широко и твёрдо, к нам направлялся молодой мужчина в ореоле собственной уверенности и непоколебимости. Высокий, даже очень, на голову выше Стефы. Крепкое телосложение и сила в тренированных мышцах угадывались даже под свободным чёрным пальто, длиною до щиколоток. Густые светлые волосы, на пару оттенков темнее, чем у сестры, были небрежно собраны в хвостик на затылке. Острые скулы, впалые щёки, щетина недельной давности, загар, полученный явно не на пляжах дорогого курорта, и злой, цепкий взгляд делали парня похожим на бывалого пирата. Не хватало только серьги в ухе, а так – хоть сейчас на обложку приключенческого романа о морских разбойниках.

В горле возник и начал подниматься к языку сладковатый привкус, разливающийся по нёбу и напоминающий невкусную конфету. Стало труднее дышать, как если бы воздух вдруг загустел и поплотнел. Возникло острое желание отойти в сторонку и отдышаться. Но догадывалась, что времени на передышку мне не дадут. Это читалось в глазах длинноволосого незнакомца, явившегося по наши души.

Остановившись в нескольких метрах от нас, мужчина кратко кивнул мелкой, по мне просто мазнул взглядом и, заложив руки за спину, проговорил:

– Леди Стефания, меня зовут Адам Блейк. Я прибыл сюда, чтобы сопроводить вас обратно в Исправу.

Тряхнув головой, я решительно отодвинула сестру себе за спину и глядя в карие, практически чёрные глаза мужчины, заявила:

– Во-первых, она не принцесса, а кронпринцесса. Есть разница, – и она действительно была. – А во-вторых, мы никуда не поедем!

– «Мы»? – насмешливо вздёрнув бровь, переспросил незнакомец. – Нет никакого «мы». Вы, мисс Кьеллини, мне не нужны. Только мисс Дельвиг. Моя задача – вернуть её в школу имени королевы Илеаны. И я это сделаю. Вы можете её сопровождать, если хотите, но лично мне всё равно, что с вами будет дальше.

На слове «дальше» из тьмы в противоположном конце площади выступило ещё несколько гостей. Все молодые крепкие мужчины, затянутые в чёрные одежды и с каменными выражениями на лицах. А ещё все – члены воинства, что подтверждалось татуировками в виде двух заключённых в треугольник волнистых линий, выбитых на шее с левой стороны. У людей похожим образом рисовался зодиакальный знак Водолей, у нас, нефилимов, такая метка была сакральной, обозначающей тайное знание, возрождение и самую могущественную боевую силу, состоящую исключительно из таких, как мы. Воинство охраняло и берегло наш тайный мир испокон веков, так давно, что уже никто и не помнил, когда это началось, защищая от нечисти, являвшейся нашим главным врагом.

Поняв, что нефилимов намного больше, чем казалось изначально, я едва не застонала. Покрошить парочку-другую зомби – это одно дело, восставать против десятка опытных бойцов – самоубийственное развлечение с признаками садомазохизма. Но и сестру отдавать им я не собиралась. Мы для себя давно все решили. И решили, что не вернёмся. Значит, надо стоять до конца.

– Вот и правильно, – криво усмехнулась я, смело глядя щетинистому в глаза. – За моё благополучие не переживай. Лучше о себе беспокойся.

И бросилась в атаку.

Я рванула с места на пределе возможностей, используя все ресурсы своего тела. Моим намерением было врезаться в светловолосого и отбросить его в сторону, как это делают в американском футболе. И я была уже совсем рядом, готовясь к финальной атаке, когда мужчина, до этого момента сохранявший неподвижность, вдруг плавно, словно нехотя, но при этом очень быстро, быстрее, чем могла среагировать я, выбросил руку вперёд, вцепляясь в мою шею. Его глаза полыхнули ярко-голубым светом. Моё сердце сжалось, словно угодив в колючие тиски, дыхание перехватило, а глаза застило ослепительное марево, похоже на вспышку. Удар я осознала только после того, как он уже случился. И это был удар о землю, такой силы, что меня вновь подбросило в воздух, и только после этого я отключилась, услышав испуганный вскрик сестры…

…Я слышала стук. Он был приглушённым, неритмичным, и доносился будто бы сквозь вату, в которую зачем-то запихнули мою голову. Я не сразу сообразила, что стучит внутри меня, а не снаружи. Но когда справилась, вернулись и другие ощущения, звуки, запахи. Подо мной была твёрдая, шершавая, холодная поверхность земли. Неприятный ветер гулял по коже, провоцируя мурашки. Захотелось сжаться, свернуться в комочек, чтобы сохранить остатки тепла, но тело было деревянным и не слушалось. Я едва могла шевелить ногой, но как только сделала это – сразу пожалела. Мышцы пронзила такая боль, что спину выгнуло дугой.

– Она стонет, – раздался где-то неподалёку голос сестры. – Ей плохо!

Я хотела закричать. Хотела приказать ей бежать, но язык не слушался, а изо рта вылетало невразумительное мычание.

– Всё с ней нормально, – безразлично проговорил кто-то рядом. – Скоро очухается.

«Да если бы», – вяло подумалось мне, пока сознание вновь заволакивало серым туманом.

Глава 4

Я то ныряла во тьму, то выныривала из неё. В момент очередного пробуждения, продираясь сквозь муть в голове, осознала, что кто-то держит меня за руку под нарастающий и очень знакомый низкий гул, сопровождающийся противным жужжанием.

А может быть, это жужжало в моей голове?

Думать было тяжело, почти невыносимо, поэтому я бросила это зряшное дело, поняв, что битву с собственным мозгом проиграю. Не разлепляя свинцовых век, заворочалась, пытаясь найти удобное положение, в котором не болели бы так сильно спина и шея. Но ничего не получалось. Что-то давило, ограничивая со всех сторон и не позволяя даже повернуться. Почувствовав себя в ловушке, я крепче вцепилась в чужую ладонь, прижав к себе в жалкой попытке найти в ней спасение, опору. Рука была непривычно большой и немного шершавой, но живой и тёплой, что принесло неожиданное облегчение.

Я замёрзла и дрожала. Это была очень неприятная дрожь, которая шла откуда-то изнутри, будто бы непосредственно от внутренностей, мелко-мелко сотрясающихся. Резко затошнило да так, что глаза распахнулись сами собой.

Дрожала не только я.

Дрожало всё вокруг, потому что… мы сидели внутри самолёта, и он взлетал!

– Ненавижу летать, – с трудом проговорила я, утыкаясь бессмысленным взглядом в невзрачный и весьма пыльный ковролин, покрывающий пол авиасалона.

– Что? – спросил голос, который моментально простимулировал жизнедеятельность в моём измученном организме.

Медленно повернула голову, слушая, как щёлкают позвонки, и уткнулась носом в иллюминатор. Гулко сглотнула, рассматривая сквозь стекло подрагивающее крыло, и с наслаждением выругалась. Потом повернулась налево и… выругалась ещё раз – громче, злее, грубее.

– Ты бы следила за языком, – лениво посоветовал мужчина в пальто, восседающий в соседнем кресле. Тот самый, который и отправил меня в продолжительный нокаут.

Глядя в неприязненное лицо, повторила:

– Я. Ненавижу. Летать.

Самолёт тряхнуло, моя душа в ответ на это провалилась в пятки, а после и вовсе улетела куда-то сквозь пол, в висках болезненно стрельнуло. Я попыталась сесть ровнее, но не смогла, с удивлением обнаружив, что моя левая рука застряла.

Застряла в кольце наручников, которыми была пристёгнута в ножке стола напротив!

– Что это? – выдохнула я, поворачиваясь к… как его там зовут? Забыла.

– Фиксация, – проронил нефилим, возвращаясь к неторопливому пролистыванию какой-то брошюры.

– Фиксировать своих эротических партнёров будешь, понял? – зло зашипела я и потребовала: – Отстегни меня, немедленно!

– О, Эмма! – появилась в проходе рядом с нами Стефа. – Ты проснулась!

– Я не то чтобы спала, – откликнулась хмуро, окинув сестру внимательным взглядом. Вид у младшенькой был вполне здоровый и даже довольный. Никаких внешних повреждений или других признаков, что к ней применяли силу или хотя бы пытались это сделать, не имелось.

Мне стало чуточку легче, а потому уже спокойнее спросила:

– Ты как?

Сестра правильно поняла суть вопроса.

Глядя мне в глаза, она просто кивнула.

– Принцесса, – обратился к ней щетинистый, – вернитесь, пожалуйста, на своё место. Полёт не продлится долго. У вас ещё будет время пообщаться.

Стефа закусила губу, бросила на меня неуверенный взгляд, но после одобрительного кивка молча отправилась дальше и села к нам спиной в одном из передних кресел. Мы с щетинистым находились в самом конце маленького частного самолёта, количество посадочных мест в котором едва превышало двадцать.

Быстро пробежавшись взглядом, я насчитала ещё пять макушек, торчащих над белыми спинками. Значит, все компаньоны щетинистого здесь же.

– Кронпринцесса, – сквозь крепко стиснутые зубы выдохнула я, искоса взглянув на соседа. – Я тебе это уже говорила. Трудно запомнить? Или твой крохотный мозг не способен усвоить такой большой объём информации?

Мужчина ничего не ответил. Вместо этого закрыл журнал, бросил на стол, а потом…

Его рука метнулась к моей голове, вцепилась в волосы и аккуратненько так ткнула лбом в стекло иллюминатора. Почти не сильно, почти ласково, очень нравоучительно и очень показательно.

Раздался треск… я не сразу сообразила, затрещало стекло или мой череп.

– Будешь хамить – и я выкину тебя из самолёта, поняла? – без намерения дождаться ответа спокойно поинтересовался нефилим, держа за натянутые волосы так, что у меня не оставалось выбора, куда смотреть: только на него. – Ты мне вообще не нужна, так, лишний балласт. Я согласился взять тебя с собой только потому, что леди Стефания рыдала и умоляла не бросать её сестру на улице, отказываясь уезжать. Так что, укроти свой гонор, у тебя прав – меньше, чем у тараканов на кухне.

И он убрал руку с моей головы, позволяя вцепиться в неё уже собственной.

Удар был болезненным как для моей многострадальной головушки, так и для самолюбия. Настолько, что аж выступили слёзы.

Но плакать было нельзя. Да и не работает это, по крайней мере, с нефилимами. С самого детства нас приучают к тому, что слёзы, боль, страх – всё это ничего не значит. Никого не волнует, насколько нам плохо, важно одно: что мы умеем и чем можем быть полезны для воинства.

Стараясь не показывать степень испытываемых страданий, я потёрла лоб, скрывая повлажневшие глаза. Отведя взгляд в сторону, с удивлением обнаружила сеточку трещин, расползшуюся по стеклу иллюминатора. Ещё чуть-чуть – и моей головой пробили бы дыру, нарушив герметичность салона, что привело бы к резкой потере высоты и вполне ожидаемой авиакатастрофе. Но, кажется, это никого, кроме меня, не волновало. С одной стороны, с чего бы нефилимам волноваться? Мы способны пережить такое происшествие почти со стопроцентной вероятностью. С другой – на борту не только нефилимы, а как минимум один вампир, чья выживаемость ниже, чем наша. Рисковать сестрой щетинистому не было никакого смысла, более того, с учётом её статуса и затраченных усилий на наши поиски, он должен был беречь Стефанию как зеницу ока. Суммируя, напрашивался только один вывод: он готов пойти на риск потерять кронпринцессу где-нибудь в лесах Коннектикута, рухнув с высоты десять тысяч метров, лишь бы проучить меня и потыкать моськой в пыльную обшивку школьного самолёта. И чем же я успела ему так насолить?

– Слушай, – повернулась я к светловолосому.

«Чёрт, как же его зовут-то?», – мне никак не удавалось вспомнить имя парня в пальто.

– М-м-м? – без заинтересованности откликнулся нефилим.

Познакомив моё лицо с иллюминатором, он не стал возвращаться к увлекательному разглядыванию глянцевых страниц. Вместо этого опустив сидение, устроил голову на подголовнике и прикрыл глаза с видом человека, намеревающегося качественно вздремнуть.

– Мне в туалет нужно, – заявила я, рассматривая его длинные густые чёрные ресницы, отбрасывающие выразительные тени на скулы. Я такие ресницы только в рекламе туши видела. А здесь всё натуральное, родное. Аж завистно стало.

– Что? – переспросил он, поморщившись.

– Писать хочу! – повысив голос, проорала я.

На нас моментально оглянулись несколько парней, сидящих впереди.

Мой надсмотрщик, ощутив чужое внимание, вызванное моим громким и весьма откровенным заявлением, сел, распахнул глаза и зло воззрился на меня. Я же постаралась свою злость спрятать, соорудив на лице выражение невинно-просящего недоумения.

– Что? – спросила, не выдержав его давящего на мозг взгляда.

– Ничего, – процедил сквозь зубы нефилим, с ловкостью фокусника отстегнул меня от столика, защёлкнул металлическое кольцо на своём запястье, спрятал ключ в карман пальто и со вздохом поднялся. – Пойдём.

– Куда пойдём? – изумилась я и вцепилась в подлокотник. Если возьмётся отдирать силой, то как минимум оторвёт вместе с частью кресла. – Я с тобой никуда не пойду!

– Ты же сама сказала, что тебе нужно… – раздражённо начал нефилим, но запнулся на полуслове.

Я благодушно решила прийти ему на помощь, повторив громко и разборчиво:

– Да, я сказала, что хочу писать! – а дальше уже тише: – Но это не значит, что приглашаю тебя с собой. Это не концерт, чтобы зрителей звать. Я там петь не собираюсь!

Мужчина вновь молча уставился на меня. Злость в его глазах удвоилась, а мне вдруг очень захотелось испытать границы дозволенного. Самоубийственное такое желание, на грани отчаяния. Но эксперименты с чужой психикой решила отложить до следующего раза, если таковой состоится, а потому просто невинно моргнула в ответ. И сидела, моргала словно оглушённая сова, пока парень в пальто не заговорил, чем безмерно меня порадовал. Моргать, сохраняя на лице выражение ошалелой идиотки, оказалось неожиданно утомительным занятием.

– Закрой рот. Встань. И иди за мной, – распорядился он таким тоном, который должен был бы простимулировать опустошение мочевого пузыря прямо на месте. Но мне повезло, мой мочевой пузырь оказался крепким орешком.

– Послушай, – вновь начала я, но уже с гораздо меньшей уверенностью. – Я правда не заинтересована в твоей помощи. С тех пор как меня отучили от горшка, я справляюсь со всеми своими жизнеобеспечивающими потребностями самостоятельно…

Договорить мне не дали.

Грубо схватили за шиворот и поволокли за собой между кресел в направлении туалета, который находился в другом конце салона. Я пару раз дёрнулась в попытке вырваться, но безрезультатно. Нефилим держал крепко и отпускать не собирался.

Когда он проволок меня мимо сестры, глаза Стефы изумлённо округлились. И она уже поднялась, собираясь что-то сказать, но я покачала головой, прося её не вмешиваться. Сестра нерешительно села обратно, но продолжила наблюдать за нами с усиливающейся тревогой на лице.

Нефилим дотащил меня до отдёргивающейся шторки, остановился и указал рукой на двери туалетной кабинки, выпуская ворот моей куртки из своих пальцев.

Я молча изучила дверь, поставила руку на талию и развернулась к надсмотрщику. Несколько мгновений мы созерцали друг на друга. Не знаю, о чём думал он, а мне почему-то вспомнилось, как вспыхнули его глаза в момент нашего первого столкновения.

Некроманты рождаются с даром пробуждать и повелевать мёртвыми. Вампиры обладают ментальной магией, умея влиять на чужое сознание. Белые ведьмы с лёгкостью влияют на силы природы, чёрные – без проблем проклинают и убивают с помощью ритуалов. А главным козырем нефилимов является физическая сила. К ней бонусом идёт уникальная регенерация и устойчивость, магическая и ментальная. Фокусы вампиров с нами не проходят, как и ведьминское волшебство, направленное непосредственно на нас, не работает. И мы умеем оправляться от таких ран, которые убьют любое другое живое существо на планете.

В отличие от всех остальных, нефилимы не владеют магией в привычном понимании слова, но зато у нас есть своеобразный энергетический ресурс. Это что-то вроде неисчерпаемого запаса сил, скрытого глубоко внутри каждого нефилима. Использование ресурса всегда заметно визуально – мы будто бы озаряемся изнутри небесно-голубым светом. Интенсивность света говорит об уровне силы и потенциале. Но несмотря на то что ресурс имеется у каждого, потому что мы такими рождаемся, не каждый нефилим умеет им грамотно пользоваться или, более того, развивать. К сожалению, у нас нет кнопки с режимом «вкл./выкл.», в которую можно было бы тыкать при потребности. Умение задействовать и грамотно совершенствовать ресурс – особый, высоко ценимый навык, который показывает степень мастерства нефилима. И то, что щетинистый без особо труда смог обратиться к своему ресурсу, просто кричало о том, что парень далеко не так прост, как могло бы показаться. Я, конечно, сразу поняла, что сделал он это не для того, чтобы победить в очевидно неравном сражении. А для демонстрации силы и угрозы. При желании он мог бы свернуть мне шею одним ударом. И никто бы ему за это ничего не сделал. Потому что по факту я первая на него напала, то есть, первой нарушила закон, запрещающий атаковать своих. А он лишь защищался. Но удивляло во всей этой истории не его милосердие, а его возраст. Щетинистый был слишком молодым для той мощи, которую продемонстрировал. На вид ему было лет двадцать пять, плюс-минус год-два. И хотя нефилимам удавалось сохранять свежий вид до глубокой старости, которая наступала годам к ста, статистика была печальной. Практически никто из нас не доживал до естественного заката жизни. Большинство погибали в сражениях, не достигнув даже полувекового рубежа. С учётом этого, вряд ли моему конвойному было больше тридцати пяти. Но даже для этого возраста глубина его ресурса была впечатляющей.

Конечно, я могла существенно ошибаться в расчётах, он мог быть статистической ошибкой, исключением из правила, но что-то в его взгляде подсказывало – он ещё очень молод. Наверное, причина была в том, как он смотрел на меня: наплевательски и холодно. Но без этой усталости и потрёпанности, что поселяются в глазах у каждого, кто пожил достаточно. И кого уже ничто на этом свете не способно ни удивить, ни обрадовать. Лицо может долгое время оставаться молодым, но ничто не способно подделать взгляд. Он всегда говорит правду.

– Чего уставилась? – вдруг грубо оборвал нефилим мои размышления. – Нравлюсь?

– Ну, как тебе сказать? – протянула я и почесала затылок, ещё сильнее взъерошивая и так сбившиеся в один большой колтун волосы. – Если честно, то не очень.

– Ты тоже не в моём вкусе, – с насмешкой выдал он и широким жестом вновь указал на дверь. – Прошу.

Я переступила с ноги на ногу, хотела выразиться чуть более вежливо, чем обычно, но не сдержалась:

– Парень, я, конечно, понимаю, что большинство мужчин не сильны в понимании женской физиологии, но чтобы справить нужду, мне необходимо попасть в туалет целиком, capisci²?

Ответом мне был характерный скрип зубов.

И я сдалась.

– Да никуда я не денусь из этой кабинки! – устало взмахнула рукой. – Там помещение два на два метра, из всех подручных средств только вмонтированные рукомойник и унитаз! Дверь закрыта, за дверью – ты! Единственный путь отхода – это смыться в толчок, но, если ты не заметил, я – чуть крупнее божьей коровки!

– Я заметил, – странным тоном протянул нефилим и скользнул взглядом по моему телу, странным образом задержавшись на вырезе футболки.

Стало неловко. Мне. Стянув куртку на груди, я нервно спросила:

– Ну так и долго мне ждать, когда ты уже, наконец, отстегнёшь браслеты?

Задумавшись на пару долгих мгновений, он отрывисто приказал:

– Дай руку.

Подчинившись, я вытянула вперёд конечность и когда уже знакомо щёлкнул замок, с облегчением вздохнула.

– Начнёшь дурить, и я отправлю тебя в багажный отсек, – вновь взялся угрожать щетинистый, почему-то изменив намерения. Сперва вообще десантировать собирался. – Остаток пути проведёшь там.

И подкрепил свои слова скупой улыбкой, от которой у меня внутренности свело.

– Да поняла я, поняла, – проворчала и вошла в туалет, сразу же проверив надёжность дверного запора.

Кто его знает, что этому большому дяде взбредёт в голову? Ещё полезет документировать, чем я тут занимаюсь.

²Capisci? (с ит.) – Понимаешь?

Глава 5

На самом деле, по нужде мне не очень-то и хотелось, но я всё равно совершила определённые действия на случай, если небритый заводила вздумает потренировать свой слух, прислушиваясь к происходящему.

Не удержавшись от смешка, который вышел чуть более нервным, чем хотелось бы, я поправила одежду и волосы, вымыла руки и лицо, и только после этого решилась взглянуть на себя в зеркало.

Почти сразу отвернулась, потому что увиденное не обрадовало. Видок у меня был помятый и болезненный, под глазами появились подозрительные синяки бирюзового оттенка, сосуды в белках полопались, веки припухли и тяжело моргали, под ухом краснела и воспалялась основательная ссадина.

– Выгляжу ужасно, – со стоном потирая лоб, признала я.

Но переживать о внешности сейчас было не время и уж точно не место. Следовало поторопиться и попытаться выдернуть хвост из капкана. Но как это сделать с минимальными потерями и максимальными шансами на выживание я, пока понятия не имела.

Постояв ещё немного в тишине, я провернула замок и толкнула дверь. К моему изумлению, за ней меня никто не караулил. Выбралась наружу, оглянулась. Бородатый столб в пальто стоял недалеко от Стефы и с сосредоточенностью на лице внимал тому, что докладывал ему другой нефилим – пониже ростом, коротко стриженный, с широкими скулами, которые делали его лицо квадратным, и серёжкой в ухе.

Едва заметив, что я вышла, щетинистый что-то быстро сказал своему собеседнику и направился ко мне.

– А я уж думал, ты никогда оттуда не выйдешь, – проворчал он, внимательно оглядывая меня с ног до головы.

– А ты что, не в курсе? – мило улыбнулась я. – Девушки всегда проводят много времени в туалете, наводя марафет.

– Ты – не девушка, – отрезал он. – Ты нефилим.

Я не сдержалась и закатила глаза.

Ну, да, ну да. Слышала это не раз и не два в своей жизни.

На самом деле, женщин-нефилимов рождалось крайне мало, намного меньше, чем мужчин. А уж на учёбу в Исправу так и вовсе отправлялись единицы.

Во-первых, не каждая женщина была готова отдать свою дочь в раннем возрасте в закрытую школу с перспективой видеться, в лучшем случае дважды в год. И так вплоть до двадцати лет, пока не будут сданы последние экзамены, не пройдена инициация, и не получено назначение в воинство, в соответствии с которым могли отправить хоть в тундру, хоть в джунгли. Большинство нефилимов, конечно, уезжали в Европу, потому что именно там обитала наша королева и её двор, но порой вчерашних школьников засылали даже туда, где единственными живыми существами были ядовитые змеи и голодные пумы.

Во-вторых, не все женщины-нефилимы жаждали провести свою жизнь у чёрта на рогах, не видя близких, не имея личной жизни, в постоянной борьбе и под постоянной угрозой. Принимая путь самопожертвования, как единственно верный и возможный. И полностью отказавшись от той части себя, где обитали типичные женские потребности.

В Исправе из нефилимов воспитывали бойцов, а боец, как известно, не имеет пола. И на учёбу забирали так рано, чтобы побыстрее изъять из семьи, помешав возникновению ненужных привязанностей. Потому что любые привязанности – это слабость. А боец не может быть слабым.

Но было ещё кое-что, что многие ненавидели особенно сильно и негласно протестовали.

По нашим законам женщинам-нефилимам воспрещалось вступать в брак с чужаками. Семью нам было позволено создавать исключительно с себе подобными, в то время как мужчины-нефилимы имели право выбирать в спутницы кого угодно – хоть человека, хоть вампира, хоть дьявола лысого. Запрет, введённый очень давно, существовал оттого, что дети-нефилимы появлялись на свет только в двух случаях: у полностью чистокровных родителей и в парах, где нефилимом был отец. При иных вариантах потомки не наследовали нужный набор генов.

А потомки были очень нужны и в гораздо больших количествах. Вот одна из предыдущих королев, жившая много столетий назад, и решила кардинально разобраться с нарастающей проблемой недостатка членов воинства – запретить женщинам распоряжаться собственной жизнью. Лазейка в королевском указе существовала, но, чтобы воспользоваться ею, сперва требовалось основательно потрудиться: родить трёх чистокровных наследников. И сразу после этого можно было вступать в брак с кем душа пожелает!

Вот только, когда ты – член воинства, у тебя нет времени ни на планирование потомства, ни на его вынашивание. Очень затруднительно при наличии живота биться с нечистью, носиться по болотам, между приступами тошноты чистить оружие и устраивать засады. Поэтому и выбирали наши женщины обычную жизнь вместо вечной войны, где будни наполнены тренировками и сражениями, травмами и болью, смертью и страхом, который нужно преодолевать каждый день, до тех пор, пока внутри что-то не атрофируется…

У вампиров всё было проще – их гены передавались всегда и без условий. Поэтому моя сестра и наш общий младший брат Чарли имели равные шансы родиться как вампирами, так и нефилимами. И тогда бы Стефа вместе со мной тренировалась, а после и проливала свою кровь в сражениях, став ещё одним винтиком в огромном механизме, собранном в те древние времена, когда предки современных людей корячились над петроглифами в пещерах. Но Стефе, как и Чарли, повезло. Они появились на свет клыкастыми, оба в мать.

– Я знаю, кто я. Попробуй сообщить мне то, чего я не знаю, – с милой улыбкой парировала чужую претензию.

Щетинистый бросил на меня полный неприязни взгляд и, развернувшись боком, приглашающе указал на проход между креслами:

– Топай на место, – в голосе никаких приглашающих ноток не имелось, исключительно сухой приказ.

– Хочу пить, – сообщила я, едва он договорил.

– Обойдёшься, – не согласились со мной.

– Ну, пожалуйста! – начала канючить я. – Мне нужна вода, иначе, я загнусь от обезвоживания. У меня, вообще-то, травма, если ты забыл!

– Я не забыл, – так, словно находился на пределе своего терпения, проговорил нефилим и медленно выдохнул.

Я на всякий случай сделала шаг назад. Меня сегодня уже били головой. Дважды! Больше не надо, спасибо.

– Здесь ведь есть стюардесса, правда? Должна быть, – я завертела головой по сторонам.

За санитарным отсеком обнаружилась ещё одна длинная плотная тёмно-голубая штора, за которую я юркнула, не спрашивая разрешения.

Под тихий скрип, который издали металлические кольца, скользнувшие по такой же металлической перекладине, я оказалась в ещё одном отсеке. Кажется, он назывался камбузом. Слева от меня расположились какие-то мудрёные средства связи, кулер с водой, встроенный шкафчик, металлическая тележка и несколько одноместных кресел, оснащённых ремнями безопасности. Справа обнаружились две крохотные двери без обозначений. Ещё одна такая же створка нашлась в передней стене.

Я сделала шаг вперёд, но пошатнулась и едва не рухнула на пол.

Стало так плохо, как уже давно не было. Ноги подкосились, мир окутала серая дымка, воздух стал невыносимо вонючим, рот заполнил рвотный привкус, как если бы меня долго и мучительно выворачивало наизнанку.

Я попыталась схватиться за что-нибудь, но вместо этого скользнула пальцами по прохладному пластику и съехала вниз, не в силах устоять под натиском неожиданно нахлынувших ощущений.

– Что с тобой? – я узнала строгий голос щетинистого, который звучал странно, словно откуда-то издалека.

Я попыталась ответить, но с первого раза не получилось. Казалось, стоит открыть рот – и мои внутренности выскользнут на свободу подобно скользким ужам. И в желудке было такое же ощущение – словно у меня внутри клубок змей.

Лишь с третьей попытки я смогла выдавить придушенно:

– Штрыга, – короткий вдох, давшийся с большим трудом. – Здесь штрыга!

– Что ты несёшь? – зло оборвал меня мужчина. – Откуда здесь взяться нечисти?

Замечание было разумным, но я верила своему телу, которое каждой клеточкой вопило об опасности.

– Там, – прохрипела я, чуть приподняв свинцовую руку и указав на ближайшую боковую дверь.

Дальше события начали развиваться с такой скоростью, что моё мутное зрение и битый мозг едва успевали фиксировать происходящие.

Нефилим в один широкий шаг приблизился к двери, дёрнул створку и в образовавшейся щели, распространяя невыносимый смрад, появилось… оно.

Одна из самых мерзких тварей, существующих в нашем мире – штрыга. Восставшая из мёртвых чёрная ведьма, кровососущая и плотоядная, ужасающая своим обликом.

Грязные, слипшиеся остатки волос облепляли череп, обтянутый серой кожей с сочащимися язвами. Белёсые, слепые глаза запали глубоко в глазницы. Губы почернели и потрескались, обнажая такие же чёрные десна с гнилыми пеньками, то, что осталось от зубов. На иссохшем сгорбленном теле болтались какие-то тряпки, которые не смогли бы претендовать даже на звание половых. Руки, больше похожие на сломанные засохшие ветки, тянулись вперёд, выставив длинные, чёрные, загнутые внутрь и похожие на птичьи когти. Изо рта твари вылетало мерзкое шипение, периодически прерываемое клёкотом. Ориентировалась мёртвая ведьма в основном по звукам и запахам, а потому постоянно дёргала обрубком носа и вертела мордой из стороны в сторону.

На мгновение замерев, штрыга склонила голову к плечу, словно пытаясь сообразить, кто перед ней, а после рванула вперёд, одним молниеносным движением выбив дверь.

Но бросилась нечисть не на бородача, как можно было бы предположить, ведь именно он стоял у неё на пути.

Нет, чудовище полетело на меня.

Глава 6

Я повалилась набок, когда липкая оскалившаяся морда оказалась прямо надо мной. В нос ударил такой невыносимый запах гнили, что меня по новой скрутило в узел приступом тошноты. Крючковатые лапы метнулись к моей шее, но успели только царапнуть воздух возле кожи. Схваченная щетинистым за остатки одёжки, штрыга кулём отлетела назад.

Непонятно откуда в руке нефилима возник нож с длинным обоюдоострым лезвием, чьи тонкие наточенные края сверкнули в мутном жёлтом свете неярких ламп. Меня клинок очень впечатлил, а вот нечисть – вообще нет. Ударившись о стенку, тварь свалилась на пол, но почти сразу поднялась и атаковала вновь, бросившись заступившего меня члена воинства. Одно широкое, выверенное движение – и лезвие со свистом рассекло горло чудовища. Послышался хруст ломаемых позвонков, и практически снесённая голова штрыги завалилась назад, повиснув на куске серой кожи.

Повисла тишина, нарушаемая лишь приглушённым рокотом турбин и воем гидравлических систем. Я попыталась вдохнуть, ощутила, как в горло вползает этот не поддающийся описанию запах разлагающейся органики, и… ринулась обратно в туалет.

Минут десять я страдала над унитазом, до тех пор, пока не стало совсем плохо. Балансируя на непослушных ватных ногах, попыталась выпрямиться, потеряла равновесие и начала заваливаться набок. Но встретиться с полом не первой свежести не успела. Прохладные руки подхватили меня раньше, чем я успела приземлиться на пол между унитазом и дверью, которая оказалась распахнутой.

Меня ультимативно встряхнули, поставили на ноги и, крепко обняв за плечи, склонили над раковиной. Щетинистый включил воду и приступил к принудительному и весьма интенсивному умыванию моей измученной, потной физиономии.

Хотя я бы назвала сию процедуру интенсивным смачиванием, потому что опыта у парня в этом деле было ещё меньше, чем умения находить общий язык с окружающими без использования грубой физической силы.

– Если ты пытаешь меня утопить, – смогла выдавить я, улучив момент в перерыве между поливами, когда вода уже начала затекать под одежду, – то это не самый эффективный метод. Долго будешь мучиться.

– Я не пытаюсь тебя утопить, – спокойно парировал мой надсмотрщик, выключил воду и потянулся к рулону бумажных полотенец.

– Нет, нет, нет! – запротестовала я и попыталась вырваться, но в силе он меня превосходил во много раз и даже не пытался это скрыть.

– Что? – зло хмыкнул нефилим, с мрачным наслаждением возюкая куском бумаги по моим щекам. – Высокородная кровь не позволяет тебе вытираться обычными бумажными полотенцами из туалета самолёта? Обязательно шелковые полотна подавай?

Я поморщилась, смахнула с ресниц влагу и устало уставилась на своего спасителя. Несколько мгновений молчала, а после решила всё же расставить все точки над «ё».

– Высокородная не я, а моя сестра.

– Пусть у вас разные матери, но отец-то один, – насмешливо глядя на меня, сообщил нефилим то, что я и так знала. То, что в нашем тесном сообществе знали вообще всё, даже приблудные коты!

– Да, – подтвердила я со всей имеющейся в моём организме ехидностью. – Вот только я, в отличие от сестры, рождена вне брака. Это во-первых. Во-вторых, вытираться шёлком? Ты серьёзно? Он же скользкий и вообще не впитывает воду! Я ничего не имею против бумажных полотенец, но это, – ткнула пальцем в сероватого цвета рулон, – самая дешёвая бумага, из-за которой потом по всему лицу будешь собирать отвратительные катышки. Я уж лучше мокрой похожу и подожду, пока само высохнет!

И стряхнула с глаза ещё одну капельку.

Нефилим наградил меня странным долгим взглядом, рассеянно кивнул и спросил:

– Тебе лучше?

– Нет, – ответила честно. – Но это не важно… Штрыга! Как она оказалась на борту самолёта?!

Штрыги считались частым явлением в нашем мире, а потому сталкивались мы регулярно и редко этому удивлялись. Но конкретно эта ситуация казалась чрезвычайной, потому что штрыги были тупыми! Базовый набор инстинктов, среди которых преобладали ненасытный голод и чудовищная прожорливость – вот что такое мёртвые ведьмы. У любой штрыги имелось только два интереса: кого бы сожрать и как бы дожить до завтра, чтобы завтра опять кого-нибудь сожрать. Убивать их было одновременно и трудно, и легко. Легко потому, что твари являлись одиночками, никогда не охотились группами и в принципе сторонились друг друга. А ещё в отношении них действовал основной принцип уничтожения нечисти: отруби голову, вынеси мозги или вырежи сердце – и оно уже никогда не встанет. А трудно потому, что штрыги находились на одном уровне с нами по силе и скорости, а некоторые особи даже умудрялись превосходить. Поэтому порой подобные сегодняшней встречи происходили с ущербом для нечисти, не менее редко – с ущербом для воинства. Суровая правда была такова: не только нефилимы способны убивать монстров, монстры тоже умеют убивать нас. Более того, мы для них что-то вроде любимого лакомства, пусть и смертоносного.

Но лишившаяся головы и окончательно почившая тварь оказалась смышлёней своих традиционно небогатых умом сородичей. Она не просто умудрилась никем не замеченной пробраться в самолёт, но и догадалась затаиться, дождавшись, пока рядом окажется добыча, с которой ей по силе справиться. Не подоспей мне на помощь щетинистый – и всё могло закончиться по-другому.

Нефилим оторвал от рулона ещё один кусок, но мне совать не стал, а вытер им свои руки. Закончив, скатал в комок и швырнул в раковину. Так себе привычка мусорить где не надо, но я промолчала.

– Пока не знаю, но обязательно разберусь. А ты – не суйся в это дело, – и он вперил в меня суровый, испытывающий взгляд, под которым резко стало холодно и неуютно, и весьма привлекательной вдруг показалась мусорная урна за откидной дверцей, куда захотелось спрятаться прочно и надолго. – Ты поняла меня?

Я согласно мотнула головой, но произнесла совсем другое, потому что от природной вредности так легко не избавиться:

– Почему это? Я едва не умерла сегодня, а потому имею право!..

Закончить мне не дали. Грубо толкнули назад, ударив спиной о пластмассовую обшивку. Согнутой в локте левой рукой щетинистый упёрся мне в грудь, а правой схватился за шею, стиснув пальцы ровно настолько, чтобы я ощутила его силу, начав задыхаться.

Он хотел меня напугать, это дикое желание читалось в его карих глазах.

И ему это удалось.

Я испугалась.

Испугалась до мигом вспотевших ладоней. До красных точек, заскакавших перед глазами. До заколотившегося сердца, словно вдруг возжелавшего поставить мировой рекорд по скорости отбивания барабанной дроби.

Я, чёрт возьми, испугалась!

Но что окончательно ввергло меня в ступор – его улыбка, в которой читалась насмешка пополам с чем-то ещё, что было трудно распознать. И всё же это «что-то» заставляло дышать чаще, ощущая себя маленьким зелёным кузнечиком перед огромным голодным стервятником.

– Послушай, девочка, – проговорил нефилим, склоняясь совсем близко к лицу, – там, куда мы направляемся, всем плевать на тебя. Вернёшься ты или останешься валяться где-нибудь под мостом в компании бездомных – школе всё равно. Но твоя сестра – совсем другое дело. Стефания должна закончить обучение, потому что, как ты верно заметила, она не просто принцесса, она – кронпринцесса, то есть, прямая претендентка на трон. Ей суждено сыграть огромную роль в нашем мире, а ты… хоть и редкий экземпляр, но если с тобой что-то случится, то никто особо горевать не станет. Это назовут сопутствующими потерями, заполнят охапку бланков, засунут их на специальную полку и забудут. Ты превратишься в строчку, прописанную в сданном в архив деле, вот и весь итог. То, что ты всё ещё рядом со своей сестрой и способна самостоятельно дышать – всего лишь проявление большого великодушия с моей стороны. И вот тебе последний совет: не провоцируй, не выделывайся и продемонстрируй хоть немного благодарности. Потому что твоя судьба полностью зависит от меня. От моего желания оставить тебя в школе или нет.

Он убрал руку, выпуская моё горло из тисков.

Я с наслаждением вздохнула, потёрла кожу, которая после него горела огнём и спросила севшим голосом:

– А ты кто такой, чтобы решать оставаться мне или нет?

Нефилим, уже выходивший из кабинки, обернулся и со злорадной улыбкой ответил:

– Потому что я – новый директор вашей школы.

– Твою ж мать! – выдала я едва слышно, следуя за высокой фигурой в конец авиасалона.

– Можно мне поговорить с сестрой? – тихо попросила я у широкой спины, притормаживая.

Молодой руководитель Исправы остановился, задумался на мгновение, а после коротко кивнул:

– Пять минут.

Я в два шага вернулась к сестре, которая сразу же пересела ближе к иллюминатору, освобождая для меня место. Оглянулась на щетинистого, который вновь приступил к увлекательному разглядыванию брошюрки. На нас он, казалось, не обращал никакого внимания, но я знала, что парень в любом случае бдит. Так же, как и восседающий по соседству и прикидывающийся спящим другой участник отряда. Ещё двое бойцов, входивших в конвой, отправились в сторону кабины пилотов, получив короткие указания от начальства. Скорее всего, светловолосый бордач приказал им убрать то, что осталось от штрыги, которая достигнет земли уже внутри полиэтиленовой упаковки.

– Нас везут в школу, – проговорила я шёпотом, глядя прямо перед собой.

– Знаю, – коротко ответила Стефа.

– Этот, который с хвостиком, сказал, что руководство сменилось, – продолжила шептать я. – И теперь парадом командует он.

– Новый директор, – сестра продолжала следовать принципам краткости. – Тоже знаю.

– Тебя там ждут, а вот меня – не очень, – произнесла я спокойно.

– Угу, – неопределённо промычала сестра. – Только я одна туда не вернусь. Ты уже спланировала побег? Когда начинаем?

– Никогда, – тяжело сглотнула я. Принимать решения – трудно, но кто-то должен брать на себя ответственность.

– В смысле? – младшенькая, до этого момента глядевшая сквозь стекло окошка, рывком повернулась ко мне.

– Мы вернёмся в школу, – продолжила я, удерживая на лице выражение невозмутимости: – Потому что сейчас нам некуда бежать. У нас нет ресурсов. И я не уверена, что смогу защитить тебя… в одиночку.

– Что… что происходит? – забеспокоилась сестра, почуяв неладное. Интуиция у неё всегда была отменной. – Что-то случилось?

– На борту была штрыга, – сглотнув комок в горле, тихо сообщила я. – И она пыталась вцепиться мне горло.

Сестра молча восприняла новую информацию, несколько секунд осмысливала её, а после сказала то, о чём я тоже успела подумать:

– Это вряд ли случайность. Она была здесь из-за нас, как и те зомби в кампусе. Не думаю, что они имели какое-то отношение к воинству, Эмма. Скорее всего, нефилимы даже не знали, что поблизости бродят ожившие мертвецы. Это знала только ты, из-за твоей… повышенной восприимчивости к нечисти.

– Да, – согласно кивнула я. – Наш враг узнал, где мы, как узнал и то, что за нами отправили нефилимов на этом самом самолёте. И решил подстроить что-то вроде несчастного случая. Ну, или надеялся сработать на опережение, рассчитывая, что тварь доберётся до нас раньше, чем нефилимы. Это, конечно, огромное допущение с учётом того, что штрыга – не дрессированная обезьянка, до её разложившегося мозга не донести команду убить кого-то конкретного, игнорируя всю остальную потенциальную добычу. Но самолёт школьный и утечка информации, скорее всего, произошла в школе, получается… штрыгу подсадили на борт ещё в Исправе?

– Или же она сама сделала это в Калифорнии, когда самолёт стоял на стоянке, – предположила сестра. – Такой вариант тоже нельзя исключать. Ты же сама сказала, что зомби были местные. Возможно, штрыга тоже из тех краёв, а не доставленная спецпосылкой. Ну, согласись, какая нечисть согласится кататься туда-сюда, забившись в уголок?

Я неопределённо угукнула, решив не говорить мелкой, что, возможно, тогда, в кампусе, учуяла присутствие не зомби, а именно штрыги. То, что сестра назвала моей повышенной чувствительностью, появилось не так давно, и мне всё ещё трудно было всем этим управлять, а потому я легко могла спутать два вида нечисти.

– Но если ты права, – продолжила Стефа, округлив глаза, – то это лишь ещё одно подтверждение, что нам опасно возвращаться в школу.

– Сейчас нам одинаково опасно везде, – резко оборвала её я. – Но след потенциально ведёт обратно в Исправу. Возможно, если мы вернёмся, то сможем, наконец, разобраться, кто так отчаянно хочет нас убить.

– Предлагаешь заглянуть злу в лицо? – криво усмехнулась сестра, но взгляд её оставался очень серьёзным и внимательным.

– Я предлагаю найти зло и дать ему хорошего пинка под зад, – я отзеркалила улыбку сестры, постаравшись вложить в неё чуть больше света и надежды. – Потому что, кажется, мне надоело бегать.

– Время! – провозгласил мой надсмотрщик.

– Оставайся начеку и никому не верь! – успела протараторить я напоследок.

– Эммануэль! – громко и требовательно повторил новый директор.

Я уже встала, чтобы направиться к нему, но кое-что вспомнила:

– Слушай, – быстро склонилась я к сестре. – Ты не знаешь, как его зовут?

– Блейк. Адам Блейк, – торопливо прошептала Стефа в ответ.

– Англокекс хренов, – пропыхтела я себе под нос, возвращаясь к месту принудительной парковки. – Чтобы ты с кактусом обнялся.

Нефилим встал, позволяя мне занять уже знакомое кресло. Усаживаясь обратно, он вроде как мимоходом проронил:

– Тебе никто не говорил, что ругаться в адрес тех, от кого зависит твоя судьба – вредно для здоровья?

– Я не ругаюсь, – проворчала в своё оправдание, стараясь скрыть удивление, вызванное его поразительно острым даже для нефилима слухом. – А выражаю альтернативное мнение. Между прочим, имею право. У нас свободная страна.

– На будущее будь любезна, выражать своё мнение в более уважительной форме, – въедливо проговорил щетинистый.

– А то что? – с вызовом, в котором было больше отчаяния, чем смелости, скривилась я. – Выпорешь меня розгами на заднем дворе?

Он отложил брошюру, которая успел осточертеть даже мне, заглянул в глаза и медленно проговорил:

– Не розгами. И не на заднем дворе.

В воздухе повисло что-то такое, что можно было бы назвать напряжением, если бы не ощущающаяся в нём тьма, нашёптывающая на ухо и зовущая за собой.

Я закусила губу и отвернулась.

Мне нечего было ответить. Вернее, ничего из того, что я могла ему сказать, не звучало цензурно.

– Я хочу, чтобы ты кое-что усвоила, – как ни в чём не бывало продолжил молодой командир. – Для тебя подчинение – единственный залог выживания.

– Выживание не всегда является самоцелью, – с грустью промолвила я.

– Возможно, – неожиданно согласился Блейк. – Но зачастую именно выживание является залогом достижения цели. Потому что очень трудно будет защитить сестру, лёжа в сырой земле.

Я крепко сцепила зубы, мысленно приказывая себе молчать. Щетинистый и так уже понял слишком много.

Глава 7

– Я читал твоё досье, – с улыбкой в голосе проговорил англокекс, будто отвечая на мой невысказанный вслух вопрос. Телепат он, что ли? – На самом деле, мне пришлось выучить его практически наизусть. С того момента, как я занял кресло директора, именно вы с сестрой стали моей главной головной болью.

Я знала, что на каждого ученика Исправы заводилось личное дело, куда на протяжении всего обучения вносились пометки – как положительные, так и отрицательные. В дальнейшем это досье влияло на то, какую должность мог затребовать для себя выпускник. Редко, но случалось, что, отслужив некоторое время в воинстве, нефилим переходил на другой пост, например, в управленческом аппарате. В таком случае хорошая школьная характеристика оказывала большое влияние на итоговое решение о переводе или новом назначении.

– И что же там написано? – вскинула я бровь, задаваясь вопросом, чем именно заслужила такое пристальное внимание к своей персоне, не сумевшей отличиться какими-либо заслугами.

Мне довелось видеть личные дела других учеников. Вломилась как-то на спор в директорский кабинет ещё во времена средней школы. Но что было указано в моём я понятия не имела. Так и не успела добраться до заветной папочки. Да не особенно-то и стремилась, потому что про собственные косяки мне было известно лучше других.

Блейк поудобнее устроился в кресле, словно готовясь к длительному повествованию. Вытянул вперёд длинные ноги, сложил руки на животе и с блуждающей по лицу высокомерной ухмылкой начал:

– Эммануэль Доминика Кьеллини.

– Ненавижу это имя, – прервала его я с раздражением.

– Какое из? – криво изогнул мужчина губы. Кажется, всё, что меня злило, вызывало у него смех.

– Оба два, – ответила я, чувствуя, что с каждой минутой он бесит меня всё сильнее. – Но первое – в особенности.

– Почему? – перестал улыбаться мужчина. Его действительно заинтересовал ответ.

Решив, что ничего опасного в этом нет, я ответила:

– Оно мужское, ещё и библейское, производная от Иммануила.

– Ты что, из религиозной семьи? – вопрос был неожиданным.

От неожиданности я и заявила честно:

– Я из семьи, члены которой неспособны и двух часов провести в одном помещении, чтобы не начать швыряться друг в друга хрустальными бокалами!

Блейк помолчал, разглядывая собственные ноги, а потом заметил без насмешки:

– Я знаком с твоим братом. И матерью.

Ещё до встречи с Эдвардом Дельвигом, единственным наследником последнего королевского рода нефилимов, которые остались последними потому, что две другие ветви нещадно выкосила нечисть, у моей мамы случился непродолжительный роман. В принципе, все романы моей матери были непродолжительным, но конкретно этот закончился рождением сына, которого назвали Джио. Оставив первенца на попечение своих родителей, мамуля вернулась в школу, закончила её, а после стала легендой воинства. Одна из лучших, пример для подражания, практически икона! Она перебила столько нечисти, что тому, кто возьмётся писать её биографию, придётся здорово попотеть, пересчитывая все боевые заслуги мамули. От трудов на благо общества она оторвалась ещё лишь раз – чтобы родить меня. Потом история повторилась: родительница, обожающая наступать на одни и те же грабли, передала меня в руки бабушки и дедушки, и отправилась выполнять свой долг. Видимо, быть хорошей матерью своим детям она за долг не считала.

– Их многие знают, – я отвернулась к иллюминатору и принялась с повышенным внимание рассматривать трещину в стекле.

– Джио и Лиза Готти, – Блейк продолжил развивать не самую приятную для меня тему. – А почему у тебя другая фамилия?

– Это дедушкина фамилия, – с неохотой признала я.

– Так, что-то я запутался в твоих родственниках, – настойчивости нового директора можно было только позавидовать, а вот у меня ковыряться в семейной истории желания не было.

– Готти – фамилия отчима, – нехотя ответила я. – Мама вышла за него замуж тринадцать лет назад. Брату он заменил отца, поэтому Джио тоже стал Готти. Меня же изначально записали на фамилию Кьеллини, так дедушка настоял.

– Я не знал, что твоя мать замужем, – его слова прозвучали странно, так, словно он удивлялся отсутствию какой-то информации о хорошем знакомом.

Обернувшись к нему, я с вызовом бросила:

– А что такое? Имел на неё планы? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Так не тушуйся! Мамуля у меня шустрая, может и с тобой успеет под венец сбегать!

– Придержи язык, – одёрнули меня таким тоном, что я запнулась на полуслове. – Твоя мать меня не интересует в том смысле, который ты уже успела нафантазировать.

– Очень на это надеюсь, – нахохлившись, я сложила руки на груди. – Если ты станешь моим отчимом, я застрелюсь.

Неожиданно мужчина расхохотался. Приятным таким, светлым смехом.

– Что так?

– Я – самое большое разочарование моего звёздного семейства, – ответила с безрадостной улыбкой, наблюдая, как резвится Блейк. – Ещё одного участника феерически фальшивой постановки под названием «Семья», который будет потряхивать у меня перед носом своими заслугами и тыкать пальцем в мои провалы я не перенесу. Лучше уж сразу засуну себе электрошокер в задницу!

– Ты не пыталась быть менее грубой? Знаешь, это выглядит странно, когда семнадцатилетка ругается хуже запойного сапожника.

– Мне почти восемнадцать! И может быть, я и есть запойный сапожник, – с фальшивым весельем развела я руками, мол, посмотри на меня, кто я, если не тот самый мастер каблука и колодки, всю жизнь ремонтирующий башмаки для господ?

– Для сапожника ты слишком… – начал Блейк, но почему-то умолк на середине предложения.

– Слишком что? – не выдержала я.

– Слишком умная, – закончил нефилим, но мне показалось, он сказал не то, что хотел.

– По-твоему, все сапожники тупые, что ли? – оскорбилась я. – И с чего ты решил, что я умная?

– Это написано в твоём личном деле, – с хитрым блеском в глазах ответил Блейк, окончательно сбив с толку.

Личное дело, точно. Уже совсем забыла про него. Так много мыслей в голове.

– Прежний директор, мистер Уилсон, был не самым большим специалистом в области оценки умственных способностей своих учеников, – фыркнула я. – Да и в любой другой области он тоже был сильно так себе.

Блейк уставился в мои глаза долгим взглядом и, когда желание куда-нибудь уползти стало почти невыносимым, произнёс:

– Я доверяю мнению мистера Уилсона. И всему остальному, что написано в папке с твоим именем.

– Да ладно? – шумно выдохнула я, сбрасывая напряжение. – И что же там написано? Что я по ночам ловлю и потрошу хорьков?

– Позволь, я зачитаю, – любезно предложил Блейк и полез во внутренний карман пальто. Выудив из-за пазухи несколько светло-коричневых листков, сложенных в четыре раза и изрядно помятых, он расправил тонкую бумагу и пробежался глазами по отпечатанным строчкам, таким мелким, что с моего места они больше походили на муравьиные следы.

– Итак, общая характеристика. «Отрицательные качества: неустойчивый эмоциональный фон, болезненно-взрывной темперамент, склонность ко лжи, социопатии и насилию по отношению к сверстникам, – на этой фразе я со стоном прикрыла глаза ладонью. – Подвержена острым вспышкам гнева, в момент которых неконтролируема. Свойственны замкнутость, резкость в общении, циничность, язвительность, бестактность и хамство».

– Сколько у меня достоинств, просто не счесть! – ехидно вставила я.

– «Часто игнорирует правила, в жизни школы не участвует, при обучении проявляет небрежность, безразличие и лень. Была замечена за курением сигарет на территории учебного заведения. Являлась инициатором несанкционированных сборищ школьников, сопровождавшихся употреблением алкоголя».

– Так, вот как теперь называются вечеринки! – вновь подала я голос. – Несанкционированные сборища! А бывают санкционированные?

– «Участвовала в потасовках, часто выступая зачинщиком и провокатором», – упорно продолжал читать Блейк, не поднимая глаз.

– Человека с мозгом африканского бабуина способно спровоцировать всё что угодно, – заявила я, украдкой показав воздуху язык. – Даже мятый носовой платочек. Я здесь причём?

– Дальше идёт перечисление твоих подвигов, я с ними успел ознакомиться лишь кратко, оставив подробное изучение на потом. Вот сейчас как раз этим и займёмся, – словно не замечая моих слов, сообщил нефилим, утыкаясь в следующий лист. – В девять лет во время летних каникул ты сбежала из дома, но спустя два дня была поймана полицией в аэропорту, когда собиралась улететь на Ямайку.

– Каникулы были скучными, – поджала я губы. – Невозможно четыре недели подряд разгадывать судоку с дедулей и не рехнуться. Я удрала, потому что переживала за состояние своей психики!

– Через год ты нанесла тяжёлую травму Рику Кормаку, сломав мальчику ногу в двух местах, – не унимался англокекс.

– Ничего я этому верблюду плюгавому не ломала! – всплеснула я руками. – Нужен он мне был как рыбке зонтик! Это он хотел меня ударить, замахнулся, потерял равновесие и вместо меня пнул стенку. Вот и сломал ногу, а на меня потом всё повесил, потому что не хотел выглядеть совсем уж идиотом, хотя поздняк метаться было!

Блейк выслушал с каменным лицом, пару раз моргнул, давая понять, что ещё не до конца превратился в истукана и вернулся к своим заметкам:

– В тот же год ты жестоко напугала группу школьников во время празднования Дня Всех Святых, доведя двух девочек до нервного срыва.

– Какие все нежные! – фыркнула я. – Подумаешь, перестаралась с реалистичностью хэллоуинского костюма, всего делов-то!

Блейк присмотрелся к написанному, а после проговорил:

– Здесь сказано, что ты была обмазана кровью и, будучи голой, волокла за собой по коридору отрубленную лошадиную голову.

Во взгляде, обращённом ко мне, заплескалось изумление пополам с неверием к тому, что он только что прочитал.

– Во-первых, – я начала загибать пальцы, – это была не кровь, а театральная краска. Во-вторых, я была не голая, а в плотно прилегающем комбинезоне телесного цвета. В-третьих, это была не настоящая голова, а всего лишь муляж! У нас тогда был конкурс на самый страшный образ!

– Удивительная… фантазия, – подвёл итог Блейк, сведя у переносицы густые брови. – А как ты объяснишь поджог ёлки в главном зале в канун Рождества? – и перед моим лицом потрясли кипой шелестящих листочков.

Отодвинув листочки в сторону, чтобы они не елозили по носу, я покаялась в собственных ошибках:

– Пыталась запустить фейерверк. Неудачно.

– Фейерверк? – переспросил нефилим, который в этот момент поставил под сомнение утверждение о моих умственных способностях. – В помещении?

– На упаковке не было написано, что его нельзя запускать в доме! – принялась защищаться я.

– А что там было написано? – вкрадчиво поинтересовался мужчина.

Я надулась.

– Не знаю, там всё было на китайском… или на вьетнамском! Я не понимаю эти азиатские иероглифы!

Послышался вздох, в котором я услышала призыв к терпению.

– Ещё через год ты угнала мотоцикл, принадлежавший одному из сотрудников школы. Не справилась с управлением, сбила служащую библиотеки и снесла собой несущую стену, что привело к обрушению крыши, – на меня вновь перевели удивлённый взгляд. – Странно, но здесь сказано, что ты отделалась ушибом мягких тканей и лёгким сотрясением.

– Стенка была тонкой, – невозмутимо поведала я. – А мои кости – крепкими. Но за байк, кстати, пришлось заплатить. Это был Дукатти. Бабуля меня потом на год лишила карманных денег.

– Неплохой вкус у владельца, – цокнул языком нефилим, а я вдруг испытала радость от того, что он понял меня с полуслова.

Правда радость была очень короткой, практически мимолётной.

– Но зачем ты во время драки с вампиром проломила его головой подоконник?!

Накатили мрачные воспоминания.

– Эван Паркер. Я его побила, потому что он был… идиотом! И засранцем!

– Нельзя за это бить, – так, словно объяснял азбуку умственно отсталому ребёнку, проговорил Блейк. – Тем более, тех, кто слабее тебя.

– Я бью, – пожала я плечами. – Особенно, если обозначенные засранцы доводят до слёз мою любимую сестру. А по поводу того, кто слабее – это ещё разобраться надо, я или этот гоблин, в котором уже тогда было почти два метра роста и вес откормленной свиньи. Хотя… он и сам был этой самой свиньёй!

И рассмеялась над собственной шуткой.

Но Блейк даже не улыбнулся.

– Никогда не задумывалась, что окружающих можно не только бить?

– А ты разве не такой же? – прямо спросила я, без притворства и без изображения недалёкой девочки, у которой просто много энергии и очень болтливый язык. Указала на результат его стараний, то есть, на оставленные им же отметины, успевшие налиться тёмно-фиолетовыми оттенками. – Ты в точности как я. И знаешь это. Просто… притворяться всегда проще, чем быть настоящим. Для последнего требуется смелость.

Повисло неудобное молчание. И пока Блейк изучал мой профиль, я глядела в окошко, ковыряя обшивку сидения.

– Что у нас ещё осталось? – пробормотал нефилим через несколько минут, очевидно, решив, что моё лицо – не произведение искусства, чтобы пялиться на него вечно. И вернулся к увлекательному перекапыванию лопаткой моего прошлого. – В четырнадцать лет ты взломала школьную базу данных, подменив результаты итогового теста всего потока.

– Тесты всё равно были бестолковыми.

– Потом устроила погром в кабинете биологии, уничтожив несколько ценных экземпляров реликтовых растений.

– Да кто ж знал, что те два корявых пенька на самом деле стоят как королевская тиара!

– В апреле ты запустила в школьную сеть программу, заблокировавшую работу администрации на несколько дней.

– Это был опытный образец, – фыркнула я. – Надо же было на ком-то испытать.

– Позже ты была уличена в переписке с группировкой, совершившей несколько успешных кибератак на крупные правительственные сайты.

– Я не знала, что тот парень был хакером! У него, знаешь ли, не имелось приколоченной ко лбу таблички!

– Вскоре, – не обращая на мои слова никакого внимания, продолжил нефилим, – в школе произошёл взрыв, разрушивший одну из галерей в главном корпусе.

Я затихла, потому что это уже был очень серьёзный поступок, ни в какое сравнение не идущий со всеми остальными.

Скосив на меня глаза, мужчина заметил:

– Виновных установить не получилось, как и доказать твою причастность к произошедшему.

Постаравшись выдохнуть не так очевидно, я напустила смелости в глаза и заявила:

– Конечно, не доказали, потому что я не имею никакого отношения к этой истории!

– Но тебя подозревали, – с коварством, затаившимся в уголках губ, напомнил нефилим.

Я пожала плечами.

– Про презумпцию невиновности слышал? Подозрения не имеют никакого значения, пока вина не доказана в суде!

– А год назад, в конце зимы ты вместе со своей сестрой самовольно покинула школу и скрылась в неизвестном направлении.

Я прикусила язык и отвернулась.