Умри, чтобы выжить

Глава 1: Прибытие и инициация

Глава 1: Прибытие

 Сознание возвращалось медленно, непривычно тяжелая, голова раскалывалась от ужасной боли. Пашка тихонько застонал и прикрылся рукой от света, резанувшего глаза. Попытался понять, где находится, и с удивлением обнаружил себя в кресле частного самолета. Пассажиров в салоне было немного. Собственно, он и двое громил по другую сторону прохода, одетых, как близнецы, в черные военизированные костюмы. Заметив, что пленник зашевелился, один из них, восточной внешности, поднял взгляд от смартфона и кивнул второму, по чертам лица, скорее жителю северной Европы.

Тот посмотрел в упор и хмыкнул:

– Быстро же ты очухался.

Нет, английский Пашка, конечно, знал, в объемах школьной программы, но не так чтобы очень хорошо. А потому ему не составило труда притвориться, что не понимает в принципе. Незнакомец между тем неохотно поднялся с насиженного места, приблизился и без разговоров… ударил? Возможно. После второго пробуждения, больше походящего на воскрешение из мертвых, Пашка не смог полностью проанализировать момент, точно из него вынули и выбросили важную деталь пазла.

Самолет уже приземлился на крошечном аэродроме, затерянном среди хвойных лесов. Пашку, точно щенка, выволокли на поданный работниками трап за шкирку и недвусмысленно толкнули в спину, едва не отправив в полет. И он было послушно рванул вниз по ступеням, но крепкая пятерня стиснула до боли плечо, удерживая.

– Бежать не советую. С острова никуда не денешься, а поймаем – мало не покажется.

Неприкрытая угроза, защекотавшая ухо вместе с чужим прокуренным дыханием, вызвала табун мурашек, скользнувших по спине. И Пашка машинально кивнул.

Собственно он и не собирался. Пока во всяком случае. Ну, куда бежать, если даже не знаешь, в какую часть света тебя заволокли? Есть ли тут консульство твоей страны? Какие транспортные сообщения действуют, законы? Насколько влиятельная группировка тебя захватила? И главное, зачем?.. А ведь успех побега зависел и от многих других факторов.

Снаружи выл ветер и кружились густые хлопья снега, – значит не тропики, – и он плотнее запахнул куртку, разглядывая из-под вьющейся челки незнакомое место, подмечая детали. Взлетно-посадочные полосы, метров семьсот, покрытые плотной гравийной смесью, в количестве двух.  По краям полосы – лампы, которые включают вечером, создавая мягкое световое ориентирование. Возле терминала с большими окнами, через которые хорошо видно полосу: огромный внедорожник, чуть поодаль – ангар с металлическими воротами, где, видимо, и стоят самолеты. Навес для хранения топлива и обслуживания самолетов, а также пожарный шкаф с первичными средствами тушения. КПП… Через которое они выехали в поданном к трапу белом автомобиле с любопытной эмблемой на борту. Жуткий глаз с огромным черным зрачком на покрытом черными сосудами глазном яблоке в ореоле черной же “солнечной короны” точно смотрел в самую душу. Недобро так смотрел…

Обширность лесов, которые тянулись и тянулись за окном.

– А куда мы едем? – поинтересовался он на русском, включая дурачка.

Однако был тупо проигнорирован и, шумно выдохнув, устало откинулся на спинку кожаного сидения. Пока было ясно только одно – убивать его не собирались. Во всяком случае до поры. Даже бросили, точно кость голодному псу, пирожок с мясом, купленный в уютной пекарне маленького, незнакомого городишка, узкими, заснеженными улицами которого нес пленника стильный автомобиль.

Впрочем, в городе, где преобладали небольшие каменные домики квартир на шесть-десять, уютные кафешки, лавки различных ремесленников, но не было замечено ни одного сетевого магазина, они не задержались. И задумчиво уплетая пирожок, Пашка тщетно вглядывался в стену деревьев за окном, надеясь увидеть еще какие-то строения или огни.

К тому времени, как они въехали на мощеный двор, преодолев тяжелые кованые ворота, трехэтажное здание, раскинувшееся впереди на манер Казанского собора, тонуло в темноте, в это время года так рано накрывающей округу. Большое, снаружи выполненное в готическом стиле и напоминавшее замок, внутри оно, неожиданно, оказалось светлым и отделанным по последнему слову интерьера и техники. В этот час, не такой чтобы и поздний, казавшееся совершенно пустым.

Проведя пленника по пустынным коридорам и лестницам на второй этаж центрального здания, похитители постучали в одну из одинаковых дверей, отличающуюся лишь табличкой, и втолкнули его внутрь.

– Проходите, мистер Макаров. Устраивайтесь, – все на том же английском, предложил восседающий за черным полированным столом крепкий, светловолосый мужчина лет сорока, указывая рукой на кресло визави к нему.

Захлопнувшаяся за спиной дверь отрезала пути к отступлению, и Пашка послушно опустился на краешек мягкого кресла, обтянутого черной кожей, разглядывая мрачноватый, но стильный интерьер. Который более чем соответствовал резковатым, решительным чертам лица незнакомца, серые глаза которого точно просвечивали рентгеном, отчего стало крайне не по себе.

– Меня зовут мистер Свенсон, – представился тот, позволив гостю осмотреться.

– Мне объяснят, наконец, что здесь происходит? – упрямо на русском, потребовал Пашка, перебив приветственную речь мужчины.

– Если вы готовы слушать и перейти на знакомый вам  универсальный английский, – выставил мужчина условия. Выдержал длительную паузу. И наконец, вдохновенный молчанием собеседника, продолжил: – Мы с вами находимся в закрытом колледже для парамонов. Людей с паранормальными способностями, – пояснил он для тупых. – Вас доставили сюда…

– Похитили, – поправил Пашка, вновь посмев перебить директора.

Тот удрученно вздохнул, но терпеливо сдержался. Знать не впервой.

– За время обучения вы не только научитесь жить с открывшейся способностью. Телекинез, верно? Но и контролировать ее, применять на практике на благо организации.

Между лопаток умостился неприятный холодок. Пашка не спрашивал, откуда эта организация узнала его секрет, который он так старался скрыть от окружающих. Подобная мелочь меркла перед   перспективами, что рисовало богатое воображение, которое подпитывали фильмы и книги, коих было прочитано не мало.

– А если я откажусь? – осторожно спросил он.

– У вас нет выбора, – отрезал Свенсон, и в голосе его прорезались суровые нотки. – Вы либо закончите обучение, либо вас вынесут вперед ногами. И чем раньше вы это поймете, тем лучше.

С последним словом, мужчина выложил на стол отпечатанный на ксероксе документ и подвинул ближе к собеседнику.

– Советую подписать чернилами. В противном случае, распишетесь кровью.

Пашка бросил на него быстрый взгляд, по выражению лица понимая – не шутит, и взял скрепленные скобой листы, знакомясь с содержимым, представляющим собой согласие сторон. Вот только почему-то три четверти документа занимали права организации, а остальное – обязанности студента, фактически, попадавшего в рабство, где с ним могли делать все, что угодно.

– Вы шутите, да?

Свенсон вместо ответа положил на край стола паркер.

– Нет.

Пашка только успел кинуть на стол бумаги, когда в ноге вспыхнула боль: яркая, сильная. Ощущение, что голень застряла в заборе, доски которого давят так сильно, что недолго до перелома, усиливалось с каждым мгновением, и с губ сорвался стон.

Черт! Как он это делает?..

– Подписывайте. – Боль усилилась. Аж в глазах потемнело… И Пашка до побеления в костяшках пальцев стиснул подлокотники кресла. Но нашел в себе силы качнуть головой. – Еще пара минут промедления, и я сломаю кость, – предупредил мужчина.

И Пашка, стиснув зубы, застучал ладонью по краю стола, сдаваясь.

– Ладно, – выдохнул он. Когда боль ослабла, повторил, подтверждая вырванное силой согласие: – Ладно.

Со сломанной ногой-то далеко не убежишь… А он тут задерживаться не собирался. Все одно документ, скорее формальность. Вряд ли они осмелятся предъявить подобное соглашение в суде, а значит, Пашке ничего не грозит. Да и где его этот суд искать будет? После такого, только в бега до конца жизни…

Ряд стройных букв, короткий росчерк, и собственный приговор подписан. Соглашение тут же забрали, копию не предложив, точно он был обязан помнить все заявленные пункты наизусть…

– Ошейник.

– Что?

Пашка недоверчиво посмотрел на протянутую ему узкую полоску эластичного пластика.

– Надевайте. Не вынуждайте возвращаться к демонстрации силы.

Нога еще болела, напоминая о ней. О том, что выбора у него, пока, нет. Что если он не убедит похитителей в покорности судьбе, тупо не покинет этот кабинет своими ногами… А потому, чуть помедлив, Пашка обернул полоску вокруг шеи. Щелкнул невидимый замок, и сразу стало труднее дышать. Впрочем, к этому можно привыкнуть. Со временем.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – дежурно улыбнулся директор. Пальцы его ловко пробежались по клавиатуре, что фиксируя в компьютере. – На ужин вы уже опоздали, так что советую не проспать завтрак. Ровно в восемь утра. Распорядок жизни колледжа, правила и запреты, расписание общих и индивидуальных уроков вы найдете в любой из машин компьютерного зала. Удачи, мистер Макаров.

Жест мужчины недвусмысленно указывал на дверь, и Пашка поднялся, прихрамывая направляясь прочь. От попыток уложить в голове все случившееся, внутри, пока еще глубоко, зародилась боль.

Вот же угораздило…

– Да, – прозвучало вслед напутствие, – не пытайтесь бежать, в «украшении» датчик – вас обнаружат в любой точке острова.

Сука…

Сопровождающие дожидались снаружи, чтобы отвести нового студента до предназначенной ему комнаты в правом крыле здания. Судя по немногочисленным вещам, разложенным по комнате, у Пашки имелся сосед, значит будет у кого спросить, если возникнет необходимость. Вот только сейчас тот где-то отсутствовал.

Пашка долго валялся на узкой кровати, прокручивая в памяти разговор со Свенсоном. То и дело искал на поясе джинсов мобилу, однако каждый раз нащупывал рукой пустоту. Отобрали, сволочи. Не в силах оставаться в бездействии, он прихватил куртку и вышел, с первых минут нарушая правила, ведь в силу уже вступил комендантский час. Ровно в девять. Обернувшись, придал взглядом закрывающейся двери ускорение, вложив всю бурю испытываемых эмоций, и она хлопнула, как от сквозняка.

Никого не встретив в жилом корпусе, на первом этаже которого располагалась столовая, Пашка прошел одной из крытых застекленных галерей, что соединяли корпуса. Быстро пересек холл главного, административного здания, предполагая тут наличие охраны или часовых. Для первой разведки и общего осмотра хватит…

В левом крыле оказался обещанный учебный центр. Заметив неестественно повернутую камеру, вынужденную пялиться единственным оком в потолок, Пашка сначала довольно оскалился, но догнав ход мысли, бегущей впереди отупевшего от голода и пережившего стресс разума, завертел головой. Из ближайшего кабинета, дверь которого была прикрыта неплотно, сочился слабый лучик света.

Подозрительно оглядываясь, Пашка подошел, приоткрыв дверь пошире, и заглянул в непривычную глазам темноту, тщетно силясь разглядеть хоть что-нибудь – при звуке шагов неизвестный выключил фонарик. По спине пробежали мурашки. Уже сделав шаг назад, Пашка сдавлено вскрикнул, затянутый внутрь помещения и припертый к стенке сильными руками.

– Тихо, – велел неизвестный шепотом в самое ухо. – Ты в курсе, что отбой давно был, парень?

– А ты? – выдавил Пашка, предполагая в неизвестном студента этой забытой богом дыры. Персоналу-то с чего таиться?.. – А можно отсюда домой позвонить? – спросил он, притворяясь дурачком. – У меня мама волнуется.

– Новенький. – Хватка ослабла. – Связи с материком вообще нет, никакой, даже у преподов. По междугородке только высший состав может звонить.

С губ сорвалось бранное словцо.

Угораздило…

– Давай сваливать, пока не застукали, – заметил незнакомец. – А то, не успев приехать, познакомишься с “нулевым”.

Он напряженно засмеялся и потянул новенького в коридор. Оказавшись на поверку блондином с серыми глазами, лет на пять старше самого Макарова, едва переступившего порог шестнадцатилетия.  Плотно прикрыл дверь.

– Камера, – спохватился Пашка, уже у самой лестницы. Притормозил, чтобы применить способность, вернув аппарат в должное положение.

– Еще используешь глаза? – спросил неизвестный, когда, вернувшись в жилой корпус через двор, они оказались в одной из комнат студентов. Его? Радушный хозяин выставил на стол бутылку шипучки с этикеткой на незнакомом языке, вазочку с печеньем. И пашкин желудок предательски заурчал.

– В смысле?

– Ты угощайся. Угощайся. – Подвинули вазочку ближе к нему. И Пашка благодарно кивнул. – Глаза ни причем, начинающим только кажется, что они передают силу. Все, что хочешь сделать, надо представить тут, – незнакомец приложил пальцы к голове. – Я – Питер Ваймс, второй курс.

– Павел Макаров, – представился он в ответ, запив печенье. – Давно тут?

– С сентября того года.

Больше года уже. Пашка чуть не присвистнул. Интересно, а он не…

– Не пытался сбежать отсюда? – спросил Пашка, запоздало понижая голос. Кто знает, может тут и в комнатах студентов камеры стоят или уши у стен есть…

– Пробовал. Поверь – шансов нет, – как-то слишком поспешно, заученно, что ли, заверил Питер. Заставив Пашку неожиданно напрячься. Что он, собственно, знал об этом Питере? Ничего. Как и об этом месте, со всеми его обитателями. Может, он всех новеньких так обрабатывает, чтобы им в голову не пришло рыпаться?.. – Отсюда не выберешься, пока не закончишь обучение. Или пока тебя вперед ногами не вынесут.

– Свенсона цитируешь, – хотел Пашка заметить, как бы, между прочим, чтобы проверить реакцию собеседника, но глаза против воли прищурились.

И Питер заметил. Усмехнулся. Сделав несколько глотков шипучки прямо из горла, оседлал свой стул на манер деревянной лошадки и посмотрел в упор:

– Слушай, я понимаю, ты не в восторге, и вообще все это выглядит… Но если не нарушать правила, старательно учиться и понять, для чего создатели колледжа все это делают, слушать внимательно, тут может оказаться совсем не так ужасно. Просто вы сразу принимаете все в штыки. Оцениваете обстановку, как опасную, окружающих – как врагов, а себя – как жертв. Но это неправильно. Я тут достаточно, чтобы понять, что, если паранормов не обучать, то большая часть из них быстро погибает, либо сходит с ума, так что не зря это все. Они и для нас стараются.

– А пригласить, как в Хогвартс, слабо? Я хочу обратно! В свою жизнь!

Деструктивные эмоции, что копились с момента похищения, переполнили его, трансформируясь в желание выместить. Выплеснуть во вне разъедающие его возмущение и страх. Взгляд остановился на бутылке в руках собеседника. И та вырвалась, чтобы с силой удариться об пол, разлетаясь на части.

Вспышка мгновенно угасла, и Пашка бросился собирать осколки:

– Прости… Я не хотел.

Питер вздохнул, оставаясь все таким же холодным, спокойным.

– Именно потому ты и здесь, Павел, – подавая совок, назидательно заметил он. – Ты не контролируешь себя в полной мере, представляя опасность для окружающих. Ведь можно кинуть в кого-то и шкаф…

– Но у меня мама волнуется…

– Вот и подумай о ней, если на себя плевать. Ведь силы будут только расти. Вырываться из-под контроля, – продолжал гнуть свое Питер. И Пашка закусил большой палец, понимая, что сам дал похитителям рычаг давления на него. – Порезался?

– Нет. – Собрав все стекла, что нашел, Пашка выпрямился, избегая смотреть на собеседника. – Я, наверное, к себе пойду. Поздно.

– Только не попадись никому, а-то мало не покажется, – вместо пожелания доброй ночи, посоветовал Питер. – И не делай глупостей, хорошо?

Пашка кивнул. Тенью скользнув вдоль стены коридора до нужной двери, нырнул в темную комнату. Бросил взгляд на пустую постель соседа. А этот-то где бродит? Похоже, нарушать правила на свой страх и риск в колледже было принято…

Инициация

Утром, открыв глаза, Пашка едва не застонал, увидев высокий потолок, а после арочное окно, за которым сияла одинокая утренняя звезда. Зарылся было в одеяло, отказываясь принимать реальность, но вспомнил напутствие директора. А потому заставил себя подняться и отправиться в столовую. Силы ему в любом случае понадобятся.

Устроившись в уголке, исподволь разглядывал собравшихся, что представляли собой довольно разношерстную, многонациональную компанию. По большинству, вот сразу и не скажешь, что они пленники, что не совсем обычные люди. Разве что разговоров было не слышно, хотя обычно девчонки любят потрещать в компании сверстниц. Несколько раз ловил на себе ответные взгляды, но заговорить с ним никто не пытался. Впрочем, он тоже не горел желанием общаться, так что…

Выскользнув из столовой одним из первых, отправился в учебное крыло и отыскал обозначенный на плане компьютерный зал. Включил дальний компьютер, ища уединения. Покопавшись в доступных любому пользователю файлах, нашел обучающие пособия по телекинезу и углубился в чтение. Чтобы бороться с чем-то, необходимо как можно больше узнать об объекте. А он намеревался совладать со способностью и, так или иначе, выйти из колледжа обратно в большой мир.

– Хай, – заглянул в комнату чернявый паренек, говоривший на таком же жутком английском, только с немецким акцентом. Одетый в форму заведения, представляющую собой черный костюм с воротником стойкой и серую рубашку. Девчонки носили черные платья и серые чулки. Убедившись, что новенький один, подошел и взял стул с соседнего места, придвигая ближе. – Я Ганс. Второй курс.

– Павел.

Немец бесцеремонно заглянул в текст и понимающе протянул:

– Телекинетик…

– Ага, – осторожно ответил Макаров. – А ты?

– А он – змеюка. Ищет противника с непересекающимися способностями для турнира.

Пашка вздрогнул от звука незнакомого голоса за спиной и резко обернулся к высокому рыжему парню, будто материализовавшемуся из воздуха. Наверное, его физиономия сейчас выглядела безумно забавно, потому как тот улыбнулся во все тридцать два зуба. Вот только улыбка Пашке совсем не понравилась, как и то, что ее владелец стоял позади.

– Отто. Телепорт, – представился рыжий. – А какая у тебя вторая способность?

– Вторая? – напрягся Макаров, которому и одной-то хватало за глаза и за уши. Качнул головой, поворачиваясь, чтобы удерживать обоих парней в зоне видимости. – У меня ничего нет.

Рыжий недобро засмеялся:

– Да он, похоже, и правда не знает. Инициируем? – задорно предложил он Гансу.

– Можно, – воодушевился немец, поднимаясь.

– Ээ… Чего это вы задумали?

Вскочив со стула, Пашка попятился от парней, прижимаясь к краю подоконника, чтобы рыжий не мог материализоваться за спиной. Помощи ждать было неоткуда, и он подобрался, готовясь сражаться, если странной парочке вздумается полезть в драку.

– Шли бы вы… – посоветовал он, не показывая внешне никак своей неуверенности в том, что справится. Одно дело сцепиться с дворовым хулиганьем и совсем другое – с незнакомыми паранормами.

И тут же в грудь пришелся невидимый удар, больно приложив о подоконник поясницей. Не такой сильный, чтобы сломать ребра, но достаточно ощутимый.

– Ментальный удар, – заносчиво продолжал Отто знакомить новичка с перечнем возможных способностей.

– Упрямится, – сделал вывод Ганс, когда Пашка ничем не ответил на хулиганскую выходку, лишь стиснул покрепче зубы и выпрямился, превозмогая боль.

– Ну, значит, сам виноват…

Не давая жертве опомниться, паранормы схватили ее в четыре руки и опасно перегнули через подоконник распахнутого настежь ментальным ударом окна. Одно неверное движение, и Пашка полетит головой вниз с третьего этажа. А здание, на минуточку, не панельная “хрущевка”, тут повыше будет.

– На счет три, – Ганс садистски улыбнулся.

– И двух с него хватит, – зло возразил приятель, за что-то невзлюбив новенького. – Молись, чтобы у тебя оказалась левитация.

Жертву еще дальше высунули в окно:

– Раз…

– Два…

Ужас затопил сознание Пашки, когда он почувствовал, как ягодицы скользят по карнизу, приближая падение на камни, которыми был вымощен двор. Он закричал, крепче хватаясь за обидчиков, вдруг отпрянувших от него, точно ужаленные, и они дружно рухнули на пол.

Ганс зашипел, точно змея, когда чья-то сильная рука сдернула его с простертой под ним жертвы, оцарапав ногтями, Отто отскочил сам, а Макарова бережно подняли, ставя на ноги.

– Питер…

– Что тут происходит? – сурово спросил Ваймс у притихших хулиганов, задвигая новенького себе за спину.

– Ничего, – бросил Ганс, потирая плечо и угрюмо глядя на блондина.

– Они хотели выбросить меня из окна, – вцепившись сзади спасителю в черный пиджак, накапал на “инициаторов” Пашка.

– А ты все шпионишь, Пит?! Ну-ну… – вставил свое словцо Отто, так сильно засунув костлявые длинные пальцы рук в карманы, что казалось – сейчас прорвет.

А Ваймса тут, похоже, недолюбливали. Или этой парочке никто не был по душе, кроме них самих? Делать выводы Пашка не торопился, еще ничего толком не зная об этом месте и его обитателях. Просто слушал, смотрел, пытался анализировать.

– Шпионю? Да его страх по всему колледжу гуляет, – Ваймс бросил взгляд через плечо. – Успокойся, все прошло. Валите отсюда.

Отто молча потянул приятеля за рукав к выходу, кивая на дверь, и тот беспрекословно подчинился, прежде чем уйти, сплюнув новенькому под ноги:

– Эмпат…

Пашка отцепился от единственного человека, которого знал, кто мог прийти на помощь и кто сразу принял его. Рухнув на ближайший стул, обхватил себя руками – от пережитого и ледяной волны презрения Отто и Ганса, его начало тихонько колотить.

– Успокойся, говорю, – присев рядом на корточки, Питер приподнял его лицо за подбородок. – Дыши глубже.

Он говорил не громко, обыденно, но все же в голосе крылась сталь, которую оказалось трудно ослушаться, и Пашка задышал, изгоняя из крови адреналин. Он цел – это главное. И впредь будет настороже, чтобы ничего подобного не повторилось.

– Вот так. Все в норме. Успокоился?

Пашка кивнул, все еще обнимая себя руками.

– Хорошо. Поверь, эмпатия – неплохой дар, который еще станет твоей силой.

Звучало заманчиво, но между строк юный паранорм читал, что путь к силе будет непростым и болезненным. Он посмотрел на распахнутое окно, за которым снова начинал кружиться легкий снег.

– Зачем они так со мной?

– Иногда эта пара заходит слишком далеко. Держись от них подальше, – вместо прямого ответа на вопрос, посоветовал Питер. – Колледж – жестокое место. В одиночку, здесь тяжело, так что студенты держатся небольшими группами, сходясь с теми, кого способны вынести. Советую найти себе такого человека и держаться его: есть, кому утешить, поддержать, прикрыть спину, да и просто с кем поговорить.

– А ты? – спросил Пашка, решив, что уже выбрал.

Питер улыбнулся, качая головой:

– Я плохая компания, малыш. – Не постеснялся даже задрать рубашку, демонстрируя шрамы: круглый, вероятно от пули, тонкий и длинный на боку от ножа и еще какие-то длинные, параллельные на спине. – К тому же одиночка.

– Но… – подался, было, Пашка за отступившим парнем. Замер, вспоминая, что ничего не знает о нем. – Расскажи о турнире, – попросил он, настигнув голосом в дверях.

Питер замер, оборачиваясь, и серьезный взгляд холодных глаз пригвоздил к месту.

– Тебя занесли в список на сегодня?

– Н-не знаю, – выдохнул Пашка. – Просто Ганс…

Вернувшись, Ваймс бесцеремонно подвинул стул Макарова, едва не откатившийся к окну, усаживаясь за компьютер и быстро извлекая необходимую ему инфу. Заметив значок администрации, Пашка быстро глянул в его сторону:

– А не влетит?

В ответ последовал лишь короткий моток головой.

– Завтра, – Пашка отчетливо расслышал тихий выдох. – Это хорошо. Успеешь посмотреть своими глазами. Ну… турнир – это что-то вроде зачета. Демонстрация уровня владения способностью в условиях реального боя, и практические занятия. Пары выбирает высший совет, но можно бросить вызов и самому. Поскольку в обычное время драки запрещены, это хороший шанс свести счеты, помериться силами или решить какие-то разногласия. Правила просты: Допустимы любые приемы. В амфитеатре дежурят медики, так что раненным немедленно оказывается помощь. Запрещено любое оружие, если только оно не сотворено прямо на арене, при помощи способности. Член высшего совета имеет право остановить бой в любой момент.

Закрыв вкладку, Питер поднялся:

– Ладно, малыш, мне пора на урок. Причинение боли и увечий, – Питер ухмыльнулся. Пытался отпугнуть? – Увидимся на турнире. Ты хоть и не участник, но присутствовать обязан. Да и полезно.

Пашка проводил спасителя взглядом и занял его место, решительно нажал клавишу мыши, вновь открывая папку «административное».

«Расписание занятий». Пашку точно подбросило, заставив метнуть взгляд на большие квадратные часы, висящие над дверью, свои, разбитые похитителями, он выбросил в урну еще вчера. Чертыхнувшись, бросился вон из комнаты, слетев вниз по лестнице – он опаздывал на урок по способности телекинез.

На турнир Пашка пришел заранее, чтобы не привлекать внимания к своей скромной персоне, столь громко заявившей о себе несколько часов назад, что теперь все на него оглядывались. Заняв место в верхнем ряду амфитеатра, арена которого находилась метров на пять ниже уровня первого этажа, и к которой довольно круто спускались три яруса сидений, замер, стараясь отрешиться от чужих эмоций, после инициации присутствующих общим фоном почти постоянно. Что, чье – не разобрать, а потому терпимо. Пока кто-то не пытался приблизиться, не оказывался случайно совсем рядом с его личным пространством, не направлял эмоции на него самого… Немного привыкнув к полумраку, ибо самым освещенным местом тут являлся песчаный пятачок внизу, понял, какое выигрышное место выбрал. Отсюда было прекрасно видно и участников турнира, и сцену, и ложу, где восседала темная фигура. Член высшего совета?

Балкон находился аккурат напротив, и по спине Пашки пробежали мурашки – он мог поклясться, что его разглядывают, изучают, точно микроба под микроскопом, и внезапное желание исчезнуть завладело всем его существом.

– Сидеть.

Пашка дернулся, уставившись на Ваймса, опустившегося на соседнее сидение. От парня веяло невозмутимостью, спокойной уверенностью и растворившейся в них каплей насмешки, которыми он чуток поделился с новоявленным эмпатом.

– Напугал, – упрекнул Макаров, чувствуя, как уголки губ невольно трогает слабая улыбка.

Однако тот остался абсолютно серьезен:

– Тебе надо учиться контролировать себя.

Зловещая фигура поднялась, объявляя первую пару, и Пашка вздрогнул, провожая взглядом Питера, который послушно спустился вниз, выходя на арену к своему противнику, в котором Макаров с ужасом узнал одного из преподов. Следующие за этим десять минут он не знал, чего больше в нем: страха за приятеля или восторга от зрелища, развернувшегося у него на глазах. Кроме того, преподаватель так же владел телекинезом, и Пашка жадно впитывал любые проявления этого дара, пытаясь постичь, чтобы потом повторить.

– Мне так жаль, – молвил он, когда обессиленный поединком, потирающий плечо Питер вновь опустился рядом. – Сильно болит?

Тот лишь отмахнулся:

– Шутишь? У меня не было ни шанса.

Впрочем, не заметно, чтобы проигрыш расстроил блондина, скорее наоборот, тот остался доволен собой и поединком в целом. Не надо даже владеть эмпатией, чтобы понять это по сияющим глазам и едва уловимой улыбке, блуждающей по лицу.

– Тогда зачем? Ведь он мог покалечить тебя.

– Габрилович? – Питер покачал головой. – Только если поставит себе такую задачу. А вообще, запомни на будущее: лучше выбирать противника сильней. Со слабыми оппонентами ты не будешь развиваться, поэтому, если потом на тебя нападет равный, то в ста случаях из ста ты просто проиграешь…

Объявили новую пару, и Пашка снова устремил взор на арену, следя за тем, как сходятся Отто и бледный темноволосый паренек, от которого фонило чем-то темным и опасным. Стало неожиданно жарко и пальцы расстегнули две верхние упрямые пуговки формы.

Ему показалось странным, что противник Отто только обороняется и не идет в атаку. Ощущал борьбу чувств, но не понимал, что происходит, пока неожиданно сильное, заключенное в шар пламя не сорвалось с руки, воспламеняя одежду телепорта, вспыхнувшего в одно мгновение. Попытавшегося уйти в перемещение, но вместо этого рухнувшего на колени. Но не ужас перед случившимся затопил Макарова, нет, – дикая боль, будто это он горел, и животный страх смерти. Пашка закричал, сползая с сидения на пол и щедро “делясь” ощущениями с собравшимися. Слезы катились по щекам.

– Нет! – совладал он, наконец, с голосом. – Я не хочу. Хватит!

Пашка сам не знал, куда бежит, не разбирая дороги, ничего не видя, кроме красных всполохов, и не слыша кроме крика Отто. Лишь бы подальше от ужаса, расползавшегося по колледжу, и тошнотворного запаха горелой плоти… Поскользнувшись на последней ступеньке крыльца учебного корпуса, нырнул башкой в сугроб, остудивший горящую кожу, да так и остался там, свернувшись дрожащим клубком.

Только все стихло в нем, немного улеглось, как кто-то, замерший в паре метрах, принес с собой новое чувство, холодное и колючее – жалость.

– Не подходите, – попросил он, отползая дальше.

– Павел, – послышался знакомый голос. – Я позабочусь о нем, – пообещал он незнакомцу и тот, послушно удалился.

Питер опустился рядом, такой надежный и эмоционально холодный. Где-то на дне тихо копошилось нечто, но было настолько слабо, что даже не идентифицировалось.

– Все, – сказал он, привлекая Макарова к себе, поглаживая по спине, и тот уткнулся лбом в крепкое плечо, ища спасения, – все позади.

Убаюканный покоем и заботливой лаской, Пашка тихонько вздохнул, исторгая из себя остатки негатива. Как там Отто – не спрашивал, ощутив его переход в мир иной, просто цеплялся за блондина, как утопающий за спасательный круг, брошенный судьбой.

– Будь моей парой, – попросил он, когда Ваймс провожал его до комнаты. – Прошу…

Но так и не получил ответа, тот только вздохнул, ловко стянув с Макарова мокрую одежду и, уложив в кровать, подоткнул одеяло. Постояв пару минут, растворился во мраке комнаты и лишь тихо, боязливо скрипнула дверь.

Проснулся Пашка от соприкосновения лицом с запущенной в него подушкой.

– Затолкай эмоции себе в зад и дай спать, наконец! – сердито бросил сосед. Часы показывали половину первого…

Глава 2 Шпион. Между двух огней

Глава 2: Шпион

Посмотрев, что у него по расписанию нет уроков до самого обеда, Пашка валялся в постели, не желая покидать пределов комнаты, стены которой служили хоть какой-то преградой ломившимся в него страстям, причиняющим боль. Понимая, что, если не найдет способ взять над способностью контроль, скоро свихнется или покончит с собой. А еще, у него сегодня был поединок на турнире, от одной мысли о котором внизу живота сворачивался змеей страх. Вчерашние трагические события стояли перед глазами. И никуда не сбежать, не деться, в этих проклятых ошейниках – он либо выйдет отсюда через несколько лет паранормом, либо будет зарыт на местном кладбище. Или таких как они кремировали?

Мысли, начавшие было течь в более конструктивном русле, оказались прерваны появлением охранников, которые, открыв дверь своим ключом, бесцеремонно вошли в комнату.

– Одевайтесь, вас хочет видеть главный надзиратель.

Внутри все сковало от недоброго предчувствия, вызванного расхождением в причинно-следственных связях. Он пока ничего не натворил и не видел причин к встрече со второй по важности и силе фигурой в колледже. Однако, вряд ли член высшего совета хотел просто познакомиться с новеньким. Тогда какого?.. Стараясь не выдать своего смятения, Пашка беспрекословно оделся в выданную ему форму и последовал за провожатыми, что оставили студента возле дверей мистера Аларда Шварца.

Дав себе минуту – собраться, сделав судорожный вздох, Пашка постучался и тут же толкнул дверь:

– Вызывали?

– Сэр, – с ходу добавил черноволосый мужчина, которого можно было назвать красивым, если бы не суровое выражение лица, отчего у переносицы отчетливо проглядывала морщинка. Все: прическа, манера одеваться черное, взгляд, недобрый с прищуром – принадлежали опасному хищнику.

Пашка сглотнул:

– Вызывали, сэр? – поправился он, не решаясь поднять глаза.

– Совершенно верно, Павел, – опустил Шварц формальности. И хотя приставка «мистер» коробила его, Пашка понял, что таким образом студенту показывают место. – Присаживайтесь. Закурите?

В здании колледжа курить строго запрещалось, разве что с позволения преподавателя и, наверное, любой на его месте ухватился бы за предложение, но Пашка покачал головой:

– Спасибо, не курю.

Опустившись в одно из кресел, он долго искал, куда бы пристроить руки и, в конце концов, они привычно нашли место между коленей. Он терпеливо ждал, пока собеседник прикурит тонкую сигарету с ароматом ментола и, бросив дорогую стильную зажигалку на стол, с наслаждением затянется.

– Теряетесь в догадках? – спросил Шварц, и Пашка покорно кивнул. – Видите ли, Павел, у нашей организации много врагов, как тайных, так и явных. Их агенты неоднократно проникали к нам под видом студентов и даже преподавателей. И ни один из них не покинул этого острова.

От слов главного надзирателя повеяло холодом, и Макаров поежился под его пристальным взглядом, еще раз убеждаясь, как ничтожны шансы выбраться из клетки, где полно хищников.

– Думаете, я – один из них?

В этом случае, его участь еще более незавидна.

Мужчина тихо засмеялся:

– Нет. Нет, не думаю, – посерьезнев, признался он, грациозным, отточенным движением стряхивая пепел в керамическую пепельницу. – В противном случае, наш разговор состоялся бы не тут и в другой форме. Напротив, хочу приобщить вас к делу на благо организации. Вам, конечно, все равно… пока. Но лояльным, преданным “Эклипс” членам не безразлична ее судьба.

– И что я должен делать? – спросил Пашка, прерывая речь главного надзирателя. Ему и правда не было никакого дела до благополучия организации, просто хотелось поскорее покинуть кабинет, пропитанный холодным фанатизмом, подозрительностью и чем-то еще, горьким, как полынь.

Тот усмехнулся:

– Мне нравится ваш деловой подход. Всего лишь последить за одним человеком.

– Шпионить, – назвал Пашка вещи своими именами. Вспыхивая. – Не по адресу! –  перешел он от волнения на русский. На местном языке – не нашел слов.

Вскочил, собираясь уйти, но приказ пригвоздил к месту:

– Сидеть.

Велел надзиратель, и тело послушно опустилось назад в кресло, точно он был лишенной воли марионеткой. «Подчинение», – догадался Пашка, вздрогнув, когда мужчина оказался за спиной.

– Вы вынуждаете  меня, – шепнул Шварц над самым ухом, скользнув уверенной ладонью на плечо, сжимая пальцами до боли, не исключено, оставляя синяки. – Думаете, я не найду рычаги воздействия? Не узнаю, чего вы боитесь больше всего на свете? – Страх еще не был озвучен, но Пашка невольно вздрогнул. В голосе преподавателя звучала неприкрытая угроза. Которая вне всяких сомнений будет приведена в исполнение, стоит к ней не прислушаться. – Пауки, верно? Я знаю, – вкрадчивый, лилейный шепот у самого уха наполнял тихим ужасом. И одновременно с этим Пашка почувствовал как защекотали кожу на шее мохнатые лапки. Паук медленно полз вверх, к уху. Настоящий или внушенное? Не разберешь. Дыхание сбилось, на лбу выступила испарина, выдавая с головой. – У меня их много и я с удовольствием вас познакомлю  поближе. Но достаточно сказать «да» и этот опыт благополучно минует вас. А «нет»…

Огромное, тельце паука протиснулось в ушную раковину. Невозможность даже двинуться, чтобы предотвратить вторжение, троекратно усилила страх, накрывший с головой.

– Не надо! – Демонстрация оказалась настолько действенна, что Пашка зажмурился, чувствуя, как выкатываются из-под сомкнутых век слезы. – Да…

Рука немедленно исчезла, и ему была возвращена власть над собственным телом, позволяя руке сбросить паука. К горлу подступила тошнота, но Пашке удалось проглотить горький комок.

– Вот и правильно, – мурлыкнул за спиной надзиратель. – Дело не хитрое. Будете смотреть, слушать. Я переведу вас в его комнату, поищете записи… – улыбка мужчины, вернувшегося за стол, больше напоминала оскал. – И помните, что мы можем в любую минуту вернуться к тому, на чем остановились.

Внутри что-то отчаянно дрожало, и Пашка обхватил себя руками, в тщетных попытках унять неприятные ощущения.

– Кто объект? – бесцветно поинтересовался он, глядя куда угодно, только не на главного надзирателя, показавшего студенту, что бывает в колледже с теми, кто идет против. В том же, что мужчина исполнит свою угрозу, Пашка не сомневался – он это чувствовал.

– Питер Ваймс, – небрежно обронил тот имя, точно не замечая, как вздрогнул студент.

Питер? Нет. Только не он!

– Почему я?

Почему именно за ним, человеком, которому Пашка хотел стать другом?..

Мужчина закинул ногу на ногу:

– Ну, это как раз просто и, если бы вы подумали, Павел, то нашли бы ответ сами. Вы первый, кого он подпустил к себе так близко. Кроме того, открывшийся дар послужит не вызывающей подозрений причиной перевода вас в комнату Ваймса, ведь всем известно, что любимчик директора не испытывает эмоций.

– Ясно, – выдохнул Пашка, в очередной раз проклянув открывшийся дар.

Чертов Шварц выпустил в его сторону очередную порцию ароматного дыма, привлекая внимание повесившего голову шпиона. На его тонких губах играла дьявольская улыбка.

– Вы свободны, Павел.  От комнаты Вайса. – Бросил он на край стола электронный ключ. – Можете перенести вещи прямо сейчас, пока ни старого, ни нового соседа нет на месте. Держите наш разговор в строжайшем секрете и помните, что мы в любой момент можем к нему вернуться. Ко мне приходите, только если будет что-то срочное. Я сам буду вас вызывать.

Пашка кивнул и, схватив ключ, пулей вылетел из кабинета. Впрочем, далеко не ушел. За поворотом коридора ноги ослабели, и он сполз по стеночке, сжимая ладонями виски. В голове бился только один вопрос: “Почему?”

– Если не хотите стать изгоем, придется научиться контролировать себя.

Вздрогнув от звука голоса, спокойного и властного, Пашка поднял затравленный взгляд, разглядывая высокого жилистого мужчину с тростью, узнавая в нем преподавателя, отделавшего на арене Питера. И не скажешь, что калека…

– Мистер Габрилович, – представился тот, – замдиректора.

Пашка кивнул, медленно допирая, что перед ним третий член совета колледжа, и поднялся, вытягиваясь, как по стойке смирно:

– Павел Макаров, первый курс, сэр.

Мужчина, по лицу которого также трудно было что-то прочесть, как и по лицу Ваймса, загадочно улыбнулся:

– Хотите дам брошюру, на двадцать четвертой странице  дыхательная методика. Последняя, должен заметить, весьма недурна.

Пашка снова кивнул, скорее машинально, чем понимая, какую пользу ему принесет подарок, и поплелся за прихрамывающим замдиректора до кабинета, располагавшегося в конце длинного коридора.

– Прошу, – распахнул Габрилович дверь перед гостем, что, нерешительно застыв на пороге, бросил на него настороженный взгляд. – Я не кусаюсь, – насмешливо заметил он.

– Угу.

Пашка скользнул в залитый солнечным светом кабинет и застыл в сторонке. Впрочем, мужчина и не думал приближаться, пройдя к стеллажу, что располагался справа от рабочего стола. Достав с верхней полки потрепанную книжицу, судя по состоянию, прошедшую не через один десяток таких вот бедолаг, протянул Макарову.

– Держите. Там вы найдете для себя немало полезного, – пообещал замдиректора по-прежнему не предпринимая никаких поползновений в его сторону. – Кофе?

Звучало заманчиво, и, поколебавшись, Пашка кивнул. Наблюдая, как хозяин кабинета неспешно, точно мастер чайной церемонии, ставит чайник, сыпет в чашки гранулированное кофе ложками с одинаковыми горочками, он размышлял о троице заправил заведения, вешая ярлыки. Директор и не пытался скрыть садистских наклонностей. Чтобы понять его желания, не надо быть эмпатом, один блеск глаз чего стоил… Главный надзиратель – извращенец. Паук, плетущий паутину, из которой ему, влипшей в нее мошке, не выпутаться. И замдиректора – темная лошадка, которую только предстояло раскусить. Маска, за которой может скрываться как друг, так и хищник, затаившийся в высоких травах, дожидаясь своего часа.

– Спасибо, – улыбнулся он, беря ледяными пальцами чашку с ароматным напитком.

– Были у мистера Шварца? – скорее констатировал, чем спросил Габрилович, на правах гостеприимного хозяина, подвинув к студенту сахарницу.

Пашка кивнул, так как глупо отрицать то, что легко проверить.

– Главный надзиратель – плохая компания, – посмел себе заметить замдиректора. – Что же вас к нему привело?

Вот хищник и проявил интерес к его скромной персоне.

– Хотел побеседовать о поведении, – выдал он первое, что пришло в голову. Поставил на краешек стола чашку.

Замдиректора кивнул, принимая ответ студента, хотя губы сложились в скептическую прямую линию. Однако более он ничем не выдал сомнений, не настаивал на правдивом ответе, оставляя ложь на совести парня.

Неужели простой, вежливый интерес?

Габрилович молчал, изучая какой-то документ, что лежал на столе, Пашка пил кофе, оттягивая момент, когда придется покинуть кабинет и окунуться во враждебный мир колледжа. Когда же угощение закончилось, решительно поднялся, крепко вцепившись в книгу.

– Спасибо за угощение, сэр. Я с вашего разрешения пойду? Из-за нового дара меня переводят в другую комнату, надо перенести вещи до тренировок.

– Подселяют к Ваймсу, – не спрашивал – утверждал Габрилович, все так же не отрываясь от своего занятия, похоже, потеряв к новому студенту всяческий интерес.

– Да.

– Это правильно. Идите.

Пашка недоверчиво посмотрел на мужчину: неужели не будет дальше расспрашивать. Не веря, что так легко отделался, раскланялся и выскочил из кабинета.

Бросив на свободную койку казенные вещи, выданные в колледже за неимением своих, Пашка окинул взглядом комнату, которую в прошлый визит и не разглядел толком. Если в старой на каждом шагу попадались вещи соседа, то новую можно было назвать стерильной. Идеально заправленная кровать, на письменном столе ни единой бумаги, лишь письменные принадлежности, книжные полки пусты, будто Ваймса доставили на днях. Но имелись также два запертых на ключ ящика и несколько смен одежды в шкафу. Дорогой одежды, судя по марке.

Макаров тяжко вздохнул, при мысли, что ему придется найти способ аккуратно вскрыть стол и рыться в чужих секретах. Расставив в ванной комнате казенные принадлежности гигиены, повесил форму и, переодевшись в спортивный, казенный же костюм, поспешил на тренировки по физ.подготовке, не зная, как будет смотреть Питеру в глаза…

Физические нагрузки помогли сбросить напряжение и забыть на время о нелегкой своей судьбе… Вид Ганса, одинокого и слабо реагирующего на происходящее вне его замкнутого, пережившего коллапс мирка, вызывал болезненную жалость. И Пашка старался держаться от парня подальше, чтобы не оскорбить этим чувством. Как, впрочем, и от Ваймса, чьи взгляды ловил на себе неоднократно. Понимал, что безнадежно палится, но ничего не мог с собой поделать. Ну и какой из него шпион?! Тем паче с новой способностью, из-за которой все читали его, как открытую книгу?

Чуть летние струи душа, обнимающие разгоряченное тело, смывая пот и приятную усталость, принесли иллюзию покоя и защищенности. Внезапно рухнувшую от тихого голоса над ухом:

– Привет, малыш.

Пашка вздрогнул, стремительно разворачиваясь лицом к… Питеру.

– Кто? – спросил он глухо. Или так показалось из-за акустики душевой?

– О чем ты?

Под пристальным взглядом блондина, придирчиво ощупывающим его нагое тело, цепляясь за свежие синяки, оставшиеся со встречи с главным надзирателем, Пашка покраснел.

– Кто их оставил? – пальцы Питера коснулись плеча. Уперев руки по бокам от его головы, он придвинулся близко-близко. – Если не пресечь побои сразу, это будет повторяться снова и снова, – зловеще пообещал он.

Пашка понял, что от разговора не уйти. Да и куда он мог сбежать, дальше их общей комнаты? Мысль об этом ужаснула, потому что только сейчас он до конца осознал, что ему предстоит за жизнь.

– Не знаю, – выдохнул он, вжимаясь в стену. – Темно было.

Питер кивнул и попятился из кабинки:

– Если вспомнишь, дай знать, – велел он.

Оставшись в одиночестве, Пашка медленно сполз по стене на мокрую плитку пола, обхватывая себя руками. Он этого не вынесет. Отсутствия какого бы то ни было личного пространства, где можно закрыться, спрятаться, спокойно подумать. Новой способности…

– Ты уснул там, эмпат?  – поторопил бывший сосед, однако не вторгаясь за шторку.

И Пашка неохотно выключил воду.

– Между прочим, у меня имя есть, – заметил он, проходя мимо. И вообще, не нравились ему, что слово “эмпат” звучало в устах окружающих точно ругательство.

– Да мне плевать.

Пашка кивнул. Сам себе, поскольку сосед уже проскользнул в кабинку. И всем было плевать. Именно потому организации и удавалось удерживать их в проклятом колледже. А вот объединились бы все ученики, да пошли дружно в побег…

Из-за шторки послышался смех.

– Что? – возмутился Пашка, догадавшись о вторжении в собственные мысли.

– То. Я, к твоему сведенью, в колледже по своей воле, – заметил сосед, соизволив ответить.

– Почему?

Душ вдруг перестал шуметь. В щели между перегородкой и шторкой показалась голова соседа. Вода стекала и капала с потемневших пшеничных волос, превратившихся в сосульки.

– Потому что, в отличие от некоторых, я понимаю и принимаю то, что могут мне дать способности и организация. – Он начал демонстративно загибать пальцы: – Силу. Власть. Свободу.

– Свободу? – переспросил Пашка. – От организации?

Сосед едва не закатил глаза:

– От человеческих рамок и предрассудков. А теперь вали отсюда, пока я тебе не навалял. Бесишь.

Пашка постоял несколько минут, осмысливая услышанное, а потом и правда пошел, сочтя за благо убраться прочь раньше, чем здоровяк выйдет и сдержит обещание. Признавая право другого на собственное, отличное от его мнение. Одно только было интересно. Сила. Власть. А знал ли сосед, какой будет цена?..

Между двух огней

От участия в текущем турнире Пашку освободили, сделав скидку на полную нестабильность новой способности, так что испытание только ждало его в обозримом будущем. И радовались этому обстоятельству не только сам Макаров, но, кажется, и все обитатели колледжа. Зато переживаний за Питера хватило сполна… Когда последнего оглушило звуковой волной, и он упал точно подкошенный, у Пашки следом чуть не оборвалось сердце. И их отправили прочь вместе. Ваймс тяжело опирался на плечо сопровождающего, едва переставляя ноги, из ушей текла кровь… Последнее обстоятельство, надо сказать, сильно испугало, и по дороге в их комнату, Пашка завернул в медицинский блок. Впрочем, по словам медиков, ничего смертельного не произошло, слух и тот вернется через полчаса-час.

Собственно, так и случилось.

– Иди, отбой скоро, – сказал Питер, оклемавшись и замечая, что находится в комнате не один. – Я в норме.

Пашка вздохнул и остался на месте, лишь стер ватным диском остатки крови на скуле Ваймса.

– Я теперь живу здесь, с тобой.

Эмоционально, Ваймс ничем не выдал себя, но тело его чуть заметно напряглось. Он тяжело сел, облокачиваясь на спинку кровати и подушку, которую успел поднять Пашка.

– Кто распорядился?

– Главный надзиратель, – не стал скрывать Пашка, не рискнув солгать, не зная, какими возможностями и источниками информации обладает сосед. Да и зачем? В конце концов, Шварц прав: вполне логично подселить эмпата к тому, кто эмоционально холоден, как айсберг.

– Понятно.

Странное, неопознанное чувство коснулось точно легким сквозняком, но Питер тут же погасил странную эмоцию, возвращая иллюзию покоя и нейтральный эмоциональный фон. Устало прикрыл глаза и, кажется, снова отключился. Здорово его, все же, приложило…

Позднее, уже валяясь в постели, Пашка делал вид, что читает взятую у замдиректора книгу. Вот только смысла предложений не улавливал, думая о Ваймсе, ворочавшемся в темноте в каких-то трех метрах от него.

– Где ты жил раньше? – вдруг спросил тот, видимо, тоже не в состоянии уснуть.

Прошлое время больно резануло по сердцу в свете того, что услышал Пашка сегодня, случайно подслушав в сортире разговор двух студентов. Судя по тому, что один из них чуть не плакал, он тоже был новеньким. Они никогда не вернутся домой, их больше не существует или никогда не было – все документы уничтожены или подделаны, а память близких и знакомых – подправлена. И думал он тогда, что уж лучше “не существовать”, чем, когда матери предъявляют чужое искалеченное тело и говорят, что тебя больше нет… Достаточно она слез пролила, когда ушел отец. Ушел и словно растворился, ни разу не навестив сына, не заплатив ни рубля алиментов…

– В Санкт-Петербурге, – тихо вздохнул он.

– Русский, значит.

Пашка почувствовал, как его рассматривают, и стало не по себе. Попал так попал…

– А ты?

Последовала короткая пауза. Ваймс повернулся на спину, избавляя соседа от пристального внимания, и уставился в потолок. А может, тоже прятался? В колледже Пашка пробыл еще совсем недолго, но успел отметить, что тут у каждого имелись свои секреты, тайны, скелеты в шкафу. Точно дремлющая в паранормах до поры сила притягивала всевозможные неприятности, выходящие за рамки нормы события.

– Мои родители были французами, а я – родился и вырос в Америке, – отозвался, наконец, Питер. И правда позволяя Макарову намного больше, чем большинству тех, с кем прожил бок о бок год.

Вдохновленный откровенностью “объекта”, Пашка продолжил расспрашивать. В тот момент стараясь не задаваться вопросом: ради чего? Из собственного любопытства или для главного надзирателя, что ждал от шпиона хоть каких-то результатов. Удержав и отложив мысленно неувязку, ведь фамилия-то у Питера была американская!

– А как ты попал в колледж?

Он уже знал, что существуют не только такие вот бедолаги, вроде него, но и паранормы потомственные, которых отправляют сюда учиться родители, члены организации. А некоторые, как бывший сосед, приходят сами.

– Не помню.

– Стерли память? – со смесью ужаса и искреннего сочувствия спросил Пашка, аж приподнявшись на локте, чтобы взглянуть на собеседника.

Питер хмыкнул:

– С них станется. Однако они настаивают, что ретроградная амнезия – следствие автомобильной аварии. Я ее не помню, но первые воспоминания здесь, действительно о медицинском блоке и разбитой голове.

Сосед потер пальцами шрам на лбу, у самой линии волос, обычно не заметный под челкой. Однако, выходя из душа, Питер зачесывал волосы назад, обнажая еще одну метку на многострадальном теле.

Пашка отложил книгу, толку-то все одно не было, и так же перевернулся на спину, погасив свет.

– А последние перед ними?

В них вполне могли содержаться намеки, зацепки, предпосылки к происшедшему, что потянули бы за собой образы, сокрытые в глубинах памяти.

Сосед долго молчал, Пашка даже решил, что тот уснул, когда последовал короткий ответ:

– Спи, у тебя урок завтра рано.

За следующую неделю, под предлогом уроков по непростой способности, выпавшей на его долю, Пашка трижды бывал в кабинете главного надзирателя, где, опустив глаза в пол, закладывал ночные похождения соседа. Что ускользал перед самым отбоем и возвращался только под утро. А также поведал о плане колледжа, нарисованном карандашом на вырванном из тетради листе, в ящике стола. Умолчав, однако, о том, как застал Питера перед зеркалом в ванной, изучающего ошейник. Он и сам не раз делал это…

– Слишком осторожен, этого следовало ожидать, – сделал вывод Шварц из скупых данных, собранных шпионом за достаточно долгий срок. – Впрочем, и вас он не раскрыл, иначе бы затаился.

– Думаю, он не совсем верно истолковывает мои чувства…

Вступился Пашка за парня, невольно, слегка краснея. От стыда, потому что доносил на Питера, ставшего для него лучом света. Но иногда пугающего до дрожи.

Он едва заметно мотнул головой, прогоняя воспоминания о холоде прищуренных от злости глаз, жестокости, с которой блондин наносил удары тем, кто “заслужил”, его многочисленные шрамы…

– Я могу идти, сэр?

Оставаться в мрачном кабинете, хранящем неприятные воспоминания и пропитанном деструктивными эмоциями предшественников, Пашка не желал ни одной лишней минуты.

Главный надзиратель усмехнулся:

– Чего в вас больше, Павел, страха или презрения ко мне?

Пред внутренним взором студента вспыхнула отвратительная сцена, произошедшая в день их знакомства, и способность ответила на раздражитель, окатив надзирателя отвращением, потом страхом и лишь напоследок – презрением.

– Как мило, – громкий смех вогнал Пашку в краску. – Начинаете понимать, что я просто верно служу организации?

– Но методы у вас – грязные!

– Зато действенные, – возвращая лицу серьезное и даже мрачное выражение, припечатал Шварц. – Идите. Попробуйте на практике пройденный урок. В следующий раз, вы должны целенаправленно пробудить во мне эмоции.

Пашка поспешил прочь, но голос надзирателя застиг у самого порога:

– Попробуйте все же разговорить Питера на тему прошлого.

Пашка стиснул зубы.

– Да, сэр.

Когда он выскочил в коридор, стекло ближайшего окна дало трещину, и Пашка виновато попятился. За неделю, что провел новенький в колледже, это был, увы, не единичный случай “порчи казенного имущества” на первых порах спускаемый студенту с рук. Прекрасно понимая, что камеры все зафиксировали, он, тем не менее, поспешил смыться.

Проходя мимо кабинета директора, Пашка застыл, накрытый смыслом идущей за стеной, случайно подслушанной беседы.

– Считаешь, нам следует ждать сюрпризов?

– Считаю, – отвечал Свенсону до боли знакомый голос. – Павел – упрямый парнишка. Скрытничает, но я уверен, что он не выкинул из головы мысль о побеге.

Питер точно читал мысли. Самую большую сложность представлял датчик в ошейнике, но и это, можно обойти. Пашка был уверен. А потом оставалось найти пилота и захватить самолет – другого пути с острова не имелось.

– Хорошо. Продолжай присматривать за ним. Он должен понять: правила и система наказаний не прихоть склонных к садизму надзирателей, а необходимость, чтобы приучить студентов к жесткой самодисциплине, без которой они будут опасны не только для окружающих, но и для самих себя.

– Еще он напуган происшествием на турнире.

Напоминание о разыгравшейся трагедии пробудило воспоминание о тошнотворном запахе горелой плоти, вызвав рвотный позыв, подавить который стоило немалых усилий. Не хватало еще опорожниться перед кабинетом директора.

– Вот и объясни ему, что затем и нужен наш колледж, чтобы за его стенами такого не случалось.

За дверью брякнул фарфор.

– Пойду, поищу…

Раненый в самое сердце, Пашка поспешно отпрянул от двери, чтобы не оказаться застуканным, и возвращаясь к окну, за которым кружился снег. Получалось, что Ваймс приглядывал за Пашкой, а он за ним. Просто тотальная слежка какая-то…

– Кто тебя разозлил? – послышалось за спиной. Питер как всегда безошибочно угадал его настроение.

Про главного надзирателя рассказывать не хотелось, потому как могли прорваться наружу и другие, более однозначные вещи и, сделав несколько глубоких вдохов, по методике данной Габриловичем, Пашка зло выдохнул:

– Это место сводит меня с ума!

И не солгал.

– Держите себя в руках, мистер Макаров, – спокойно посоветовал директор, за дверью кабинета которого разлетелось вдребезги что-то из сервиза.

И Питер, молча, без слов, потащил новенького прочь.

– Заходи, – распахнул он дверь гаража. Повозившись с проволокой и гвоздем, вскрыл черный Ленд Ровер, не оставив на блестящей поверхности ни единой царапинки.

– Класс…

– Пустяки, – отмахнулся тот, точно вскрывал тачки каждый день.  – Угадаешь чей?

– Свенсона? – предположил Пашка, забираясь внутрь и устраиваясь на месте водителя. А что, по статусу авто. Да и кожаный салон более чем гармонировал с обстановкой директорского кабинета.

Питер засмеялся, устраиваясь у него за спиной:

– Шварца.

Пашка похолодел, не в состоянии подавить страх перед этим человеком, который, он это чувствовал, ни перед чем не остановится на пути к своей цели. Заметив напряг, приятель сжал плечо.

– Не бойся, он ничего не узнает – я отвернул камеру. Это он угрожал тебе, верно? С какой целью?

Не раскрыл, да… Сейчас, казалось, что Ваймс все знает или, как минимум, догадывается, с какой целью поместили новенького на соседнюю койку. А он предупреждал, что никудышный шпион. Спокойно. Пашка постарался взять себя в руки. Пока ничего не ясно, следовало играть до конца.

– Он, – вздохнул Пашка, пряча взгляд. – Думаю, просто запугивал, чтобы новенький не натворил глупостей.

– Для этого есть я, – признал Ваймс свою роль в процессе адаптации новичков. Задумчиво покусал губу, к счастью, глядя в окно, а не в упор на собеседника. Расколется же… – Если Шварц что-то решил – он сделает это. Найдет повод… – пообещал он, заставляя Пашку внутренне холодеть.

Но как такого монстра допустили к воспитанию подростков? Подумал было Пашка, но почти тут же внутреннее рассмеялся над своими наивными рассуждениями. Главное, что его методы работали. Интересно, сколько еще юных паранормов живут в страхе перед этим человеком, и какие услуги выполняют?

– Тебе нужно найти опекуна.

Оборвал Ваймс невеселые мысли приятеля.

– Это еще кто? – спросил Пашка, напрягаясь. От треклятого колледжа он ничего хорошего не ждал.

– Препод, собственностью которого ты станешь на весь срок обучения или пока опекающая сторона не расторгнет договор.

– С-собственностью… Рабом в смысле?

Он вспомнил, что у Питера как раз имелся опекун, и запоздало прикусил язык. Тот же только передернул плечами, не выдавая обиды, если слова и задели его.

– Это слишком утрировано. Впрочем, в каком-то роде, – да. Как только у студента на ошейнике появляется бирка с именем опекуна, он переходит под полный его контроль. Только опекун имеет право наказывать или позволяет наказывать другим. Он же несет ответственность за поведение и успеваемость подопечного, дает деньги на личные расходы, выбирает партнеров на турнире. Он же заботиться о студенте, его всестороннем развитии и за его же счет развлекается.

– Что значит: развлекается? – насторожился Пашка.

– Ну… у каждого свои развлечения, – уклончиво ответил блондин. Заметив растерянность и страх, отразившиеся на лице новенького, улыбнулся. – Эй. Не бойся. Мы подберем тебе кого-нибудь… адекватного, хорошо?

Пашка глубоко вздохнул, изгоняя адреналин, и на лицо вернулся нормальный цвет.

– Вот и молодец. Поверь, плюсов такого симбиоза гораздо больше, чем минусов.

О которых ему еще предстояло узнавать и узнавать – почувствовал Пашка.

Он разглядывал в зеркало заднего вида немного застывшие черты Питера, и думал: за что ненавидят парня остальные студенты? Такого отзывчивого и доброго. Может за то, что “стучит” директору? Что заставляет его уходить среди ночи, рискуя угодить на нулевой? Может он угодил в такую же зависимость, только к Свенсону? Бессчетное количество вопросов, на которые отсутствовали ответы.

В салоне скопилось напряжение, которое необходимо было срочно разрядить. А Шварц требовал сведений. Так что Пашка решил совместить полезное с полезным и спросил, покручивая руль тачки:

– А что ты делал до того, как попал сюда?

– Убивал.

Пашка хихикнул, но, бросив взгляд в зеркало заднего вида, увидел, что Ваймс вовсе и не смеется, изучая его отражение с совершенно серьезным выражением лица. От странного взгляда захотелось съежиться и исчезнуть.

– Людей?

Перебравшись на переднее сидение, угрем скользнув между двух спинок, Питер придвинулся ближе, вынуждая вжаться спиной в дверцу.

– Да, – прищурившись, выдохнул он. – Все еще хочешь быть моей парой?

Питер резко подался вперед, и Пашка, нащупав рукой ручку, распахнул дверцу авто. Вывалившись из салона, бросился наутек, преследуемый острым чувством опасности. Спрятавшись в раздевалке пустого спортзала, затрясся от смеха, не сразу почувствовав, как по щекам катятся слезы.

Он хотел домой. Подальше от этого ужасного места и его обитателей. От их эмоций.

– Вот ты где.

Пашка вздрогнул, вжимаясь в шкафчик.

– Испугался? А у тебя отличная реакция, – Питер присел перед ним на корточки, и хотя даже уголки губ собеседника не дрогнули, Пашка разобрал усмешку в его голосе. – Ну ты чего? У меня нет причин тебя убивать.

Или ты о них пока не в курсе… Пашка мотнул головой и сердито ударил Ваймса кулаком в плечо:

– Тогда зачем пугаешь?! – упрекнул он, мешая один страх с другим, чтобы никто не догадался, как он боится того момента, когда правда откроется и его роль станет для Питера очевидной.

– Ты слишком беспечен и доверчив, Паш, – покачал тот головой. – Тут так нельзя. Запомни три правила: Не лезь – у всех свои тайны, и никто не любит, когда их тревожат. Молчи – все что ты о себе расскажешь, может быть использовано против тебя. Не трогай, особенно незнакомых паранормов, – для многих способностей важен тактильный контакт.

– А сказать по-человечески не судьба?.. Не тупой, наверное.

Дурацкие слезы все еще просыхали на щеках, и Пашка зло вытер их рукавом, уничтожая следы своей слабости.

– К сожалению, просто слова не всегда имеют должный эффект. – Ваймс поднялся, отводя взгляд в сторону. Тряхнул головой, прогоняя не то дурные воспоминания, не то невеселые мысли. И Пашка мог поклясться, что на миг уловил слабый запах полыни. – Ладно, пойдем отсюда.

Уже в комнате, напоенный успокоительным, Пашка поднял на Ваймса несчастные глаза:

– Прости, я…

Но тот накрыл его уста ладонью, молча покачав головой, словно напоминая: Павел никому и ничего не должен. С души отлегло. Как ему все же повезло, что он повстречал Питера. Смог бы он выжить в этом месте один? Вряд ли.

– Не переживай, с новенькими так бывает. Этой штукой не злоупотребляй, – кивнул на упаковку колес, одно из которых заставил проглотить, – подсядешь.

Пашка послушно кивнул. О наркоманах знал не понаслышке, только в его парадной проживали двое, и пополнять их ряды не планировал.

– А теперь, давай посмотрим, что мы имеем, – достав из знакомого уже Макарову ящика стола лист бумаги, Питер выписал в два столбика имена преподавателей, включая высший состав. – Итак, смотри. Здесь, – показал он на более длинный список, – те, с кем у тебя способности никак не пересекаются. Они вряд ли тебя возьмут, если только блажь в голову ударит. Потому что не смогут лично контролировать твою успеваемость и поднять уровень ни одной из способностей, а за это по головке не гладят.

Питер перечеркнул список, и грифель карандаша замер рядом со вторым, не в пример короче. Первое же имя наполнило комнату отрицательными эмоциями, с которыми все еще не мог совладать Пашка.

– Правильно. Шварц имеет полное право надеть на тебя бирку, поэтому мы должны действовать осторожно, чтобы не спровоцировать его на этот шаг, – Питер вычеркнул ненавистное имя. – И остаются у нас: мисс Навас – телекинез, неприятных наклонностей не имеет. В отличие от личных счетов со Шварцем. Так что, если все правильно обставить, может взять тебя уже только затем, чтобы насолить врагу. Мистер Торренс – чтение человека, схожее по принципу действия с эмпатией, любит копаться в чужих мозгах – психолог. Мисс Роуз – эмпатия… любительница БДСМ, Госпожа, – грифель вычеркнул женское имя. – И мистер Габрилович – телекинез. Суров, сдержан, самолюбив, немного параноик, любит поговорить на умные темы. Итак?

Выбор не богат.

– Я хочу их почувствовать, – вдруг решил Пашка, начиная открывать для себя плюсы новой способности, от которой до сего момента только и мечтал избавиться.

Ознакомившись с перечнем существующих способностей, он не раз ловил себя на мысли, что хотел бы обладать некоторыми из них, сменив ненавистную эмпатию на что-то более полезное и практическое. Только, увы, дар не приходил по заказу и его нельзя было сдать, как бракованный товар.

– С мисс Навес ты встретишься завтра, на уроке по способности телекинез, к мистеру Торренсу я приведу тебя на консультацию, он часто помогает новеньким или студентам после психологических травм. А вот Габриловича ты вряд ли прочтешь.

– Два раза мне это удалось, – возразил Пашка, вспоминая силуэт на тропе, после турнира, и их короткую встречу. И поражаясь Питеру, похоже, хранившему в голове короткое досье на каждого обитателя колледжа.

– Вот как. Уже успели познакомиться?

Простая, казалось бы, фраза. Но что-то едва уловимое заставило пожалеть о сорвавшемся признании.

– Он дал мне методику контроля над эмоциями.

Неуловимое чувство пропало.

– Аа, полезная вещь.

Наверное, подумалось Пашке в тот момент, брошюра прошла однажды и через руки Ваймса. С таким чувством понимания и благодарности прозвучали эти слова. И глядя на соседа, за короткий срок достигшего значительных результатов во владении контролем над способностями, Пашка уткнулся в книжку, пытаясь сосредоточиться на тексте, но в результате был вынужден отложить, ибо мысли мешали обрести контроль даже над собственным вниманием.

Глава 3: Опекун и Перспективы

Опекун

– Питер. – О таких вещах спрашивать было неловко, но Пашка решился. Потому что не понимал. И ему это не нравилось. Да, да, вот так параноиками и становятся… – Почему ты так добр ко мне?

Насколько он успел понять, никто больше из сокурсников, да и преподов, не был удостоен подобной чести. Лишь Габрилович – уважения. От остальных парень держался особняком, сдержанно отстраненно или даже холодно.

Ваймс ответил не сразу. Видимо снова изучал ошейник. Покинув санузел, взял с тумбочки бутылку воды и опустился на край пашкиной постели, вынуждая подвинуть ноги к стене:

– В жизни я видел очень мало добра, Паш. Что от людей, что от паранормов. Только однажды один человек за меня вступился и тем спас мою жизнь, за что я верно служил ему. Я тоже пытался спасти одного человека, но не сумел. Ты хороший человек, и потому я хочу попробовать снова. Помочь тебе выжить, чтобы, однажды, и ты мог кому-то помочь. – Он сделал глоток и протянул бутылку, но Пашка покачал головой, и крышка вернулась на законное место. – И никогда не причиню тебе вреда. Верь мне.

– Я напоминаю того человека, что ты не спас?

Ваймс задумчиво посмотрел, точно изучая собеседника или просвечивая как рентген, заставляя напрячься. Пашка даже подобрался, не зная, чего ожидать. Но вот, губ блондина коснулась усмешка:

– Да. Такой же не приспособленный к выживанию идиот. – Он тихо засмеялся, потешаясь над реакцией собеседника, никак не ожидающего шуток от мрачноватого, закрытого парня. Увернувшись от кулака, взъерошил Пашке волосы. – Ему тоже было не место в нашем мире.

Посмотрев Ваймсу вслед, Пашка опустил голову, пряча румянец стыда. Питер столько для него сделал, а он… собирал компромат, поддавшись низкому шантажу, переступив через собственные принципы – всегда следовать велению сердца и совести. Хороший человек, нечего сказать…

Погруженный в невеселые думы, запутавшийся в противоречивых эмоциях, Пашка не сразу заметил, что Питер собирается, переодеваясь в один из дорогих нарядов, виденных в шкафу. Прикрыв глаза, когда парень скинул форменные штаны, чтобы натянуть на рельефный зад узкие черные джинсы.

– Ты куда?

Впервые сосед уходил, не дожидаясь, пока Макаров уснет, давая повод полюбопытствовать на законных основаниях.

– В город. Мне надо расслабиться.

За окном стремительно надвигались сумерки. Если бы не снег, оттеняющий ночную тьму, уже вряд ли можно было бы разглядеть из окна запертые на ночь ворота. Пашка бросил тревожный взгляд на часы.

– Но ты не успеешь вернуться к отбою…

– К побудке тоже, – подмигнул Питер, усмехнувшись и натягивая куртку. – Не волнуйся. Если буду осторожен, никто не узнает.

О чем думал Пашка, выскакивая следом, наверное, не смог бы сказать и телепат, потому что, только много позже, следуя тенью за соседом, без сомнения идущим привычной для него дорогой, он попробовал проанализировать свой поступок, но не понимал мотивов. Это точно не было желанием выслужиться перед Шварцем, ни в коей мере. Так же, вряд ли это верность похитившей его организации… Неужели банальное любопытство? Нет, Макаров никогда им не страдал. Нет. Он просто хотел знать правду, а что делать с ней дальше, решит потом.

Всю дорогу Пашка держался на приличном отдалении, но в городе дистанцию пришлось сократить. Впрочем, объект слежки ни разу не обернулся, роняя в душу сомнения, что в его действиях есть хоть что-то предосудительное. Кроме намерения нарушить комендантский час, разумеется.

Их маршрут оборвался внезапно, когда Ваймс взбежал по ступенькам светящегося неоном здания, оказавшегося ночным клубом, и тронул за плечо какого-то человека, курящего сигару.

– Ты сегодня рано.

Донеслось до Пашки замечание незнакомца. Питер лишь передернул плечами и первым шагнул в проем, образовавшийся, когда из помещения вывалился пьяный в хлам мужчина. Запнувшись, он полетел головой вперед и, наверное, сбил бы товарища Ваймса с ног, не телепортируйся тот прямо в полутемный зал, виднеющийся в проеме.

Пашка сунулся, было, следом. Однако его окатило трехметровой волной чужих эмоций: мощной, сильной, разноплановой, заставляя задыхаться, не в состоянии переварить столь сложный коктейль. И он попятился, едва не скатившись с лестницы. Кто-то очень вовремя подставил плечо, позволяя ухватиться, чтобы устоять на ногах.

– Спасибо.

Отступив от края, Пашка освободил незнакомца от впившихся в куртку пальцев. Задышал по методике из книги, возвращая хотя бы иллюзию контроля.

Мужчина дружественно улыбнулся, прощая парнишке какофонию эмоций, что, прокатившись через него, транслировались во вне, становясь достоянием общественности:

– Эмпат. – Впервые это слово не звучало из чужих уст, как ругательство, пролив Пашке бальзам на душу. – Клуб не самое приятное место для таких, как мы.

– Да, сэр.

Покинув прокуренную площадку перед зданием, Пашка занял позицию в отдалении, но так, чтобы видеть вход. Он долго ждал, не час и не два, но Питер все не появлялся. Что бы ни входило в понятие “расслабиться” в понимании Ваймса, это требовало много времени. И Пашка, в последний раз бросив взгляд на злачное заведение, потащился обратно в колледж. Сейчас, оставшись совершенно один, когда даже отголоски посторонних эмоций остались позади, он явственно ощущал досаду. Ведь он потратил столько времени, а теперь еще и рисковал попасться кому-нибудь после комендантского часа. И ради чего? Личность неизвестного и истинная цель визита Питера в клуб так и остались не раскрыты.

Вернувшись тем же путем, перемахнув через забор в отдаленной части парка, где отсутствовали камеры, Пашка нырнул в здание. Воспользовавшись черной лестницей, что позволяло миновать оба пункта охраны в жилом крыле, проскользнул в пустую комнату. Устало повалившись на кровать, так и уснул – в одежде.

– Мистер Макаров, вас хочет видеть главный надзиратель.

Подскочив на жалобно заскрипевшей кровати, щурясь спросонок на яркий свет, Пашка бараном уставился на охранников. Он все никак не мог привыкнуть, что в комнату могут спокойно войти в любой момент, не испытывая при этом неловкости, и увести.

Не удостоив нарушителей сна ответом, в котором, впрочем, те и не нуждались, он поплелся в административный корпус, на ходу приводя в порядок одежду и причесав волосы пятерней. Настроение было паршивое, мысли метались, а сердце отчаянно билось за решеткой ребер… Но решение принято и отступать от него, он не собирался, чем бы это не аукнулось. Он сможет.

Когда Пашка ступил в комнату, оставшись стоять у закрывшейся за спиной двери, развалившийся в кресле нога на ногу, мужчина отставил бокал с недопитым янтарным напитком и усмехнулся робости парня. В прокуренном помещении пахло алкоголем и табаком, а еще витало отчаяние, очевидно, оставшееся от предшественника.

– Мне доложили, что вы вчера опоздали к отбою. Полагаю, этому поступку есть веское оправдание?

Вот как. Значит, кто-то его все же видел ночью? Или они успели просмотреть записи камер…

– Нет, сэр.

Шварц зло прищурился:

– Вы забыли мой урок? – изобразил он удивление, резко поднимаясь. – Так я могу и напомнить. Хотите?

Пашка инстинктивно помотал головой, расстегивая верхнюю пуговицу форменной рубашки, потому что вдруг стало трудно дышать, но…

– Я больше не буду для вас шпионить, – твердо заявил он, глядя преподавателю в лицо.

Тонкие губы преподавателя сложились в жесткую усмешку. Он подошел почти вплотную, и студент почувствовал, как подгибаются колени, но не от страха, а послушные чужой воле.

– Будете, – заверил тот. – А пока, обещанное наказание, для острастки.

Отошел в другой конец комнаты, невидимый, потому что тело Пашки не слушалось и он не мог даже повернуть головы. А когда вернулся, в руках его находился небольшой террариум с десятком мохнатых птицеедов.

– Руку.

И та поднялась сама, потянулась к емкости… Ужас перед предстоящей процедурой накрыл с головой, как бы Пашка себя не уговаривал, от одного только воспоминания о прикосновениях, о тельце, щекочущем ушную раковину… Отведя взгляд, он неожиданно зацепился за бутылку.

Думал ли Пашка о последствиях, когда, применив телекинез, вложив в ментальное усилие остатки воли, метнул импровизированный снаряд, угодивший Шварцу в голову? Навряд ли. Лишь одно желание владело им в тот момент – вырваться из ментальной хватки, лишившей его воли и, как результат, возможности сопротивляться. И когда та ослабла, он просто рванул прочь, вывалившись из логова ужаса. Впрочем, далеко не ушел, поскользнувшись на полированном мраморе и растянувшись посреди коридора.

Рядом открылась дверь:

– А, мистер Макаров. Я искал вас, – сказал замдиректора, так непринужденно, будто студент не лежал у его ног.

– Да?

Мысли Пашки находились в кабинете главного надзирателя, который валялся в собственной крови. Что ждало студента, поднявшего руку на преподавателя? Лучше не думать…

– Успокойтесь и наденьте это.

Рядом с коленом упала металлическая пластинка – бирка. Рука машинально подняла предмет, и только потом он прочитал выбитое на металле имя: Габрилович. Пашка недоверчиво посмотрел на мужчину. Наверное, он тоже был немного параноик, но внезапное желание преподавателя взять под опеку мало знакомого парня, еще никак не показавшего себя, настораживало.

– Но почему?

За спиной послышались торопливые шаги, и сердце ушло в пятки, уж не за ним ли погоня. Но обернувшись, Пашка увидел не на шутку встревоженного Питера. Должно быть, тот почувствовал его ужас и поспешил на выручку.

– Пойдемте со мной, – велел опекун.

Он теперь должен беспрекословно подчиняться? Пашка покачал головой, глядя на соседа, постаравшись передать эмоциональным фоном: Со мной все хорошо. Чтобы успокоить парня, и видимо все получилось, потому что тот кивнул в ответ, привалившись плечом стене, словно собирался ждать друга. И от сознания этого стало спокойнее. Поднявшись, Макаров поплелся за мужчиной, на ходу цепляя бирку к ошейнику и потирая ушибленное при падении бедро.

– Уже учитесь целенаправленно применять способность? – заметил преподаватель. Но, видимо, вопрос был риторический, поскольку он сам же и ответил. – А вы делаете успехи.

Открыв дверь кабинета, Габрилович, как и давеча, пропустил гостя вперед. И Пашка, не дожидаясь особого приглашения, занял уже знакомое кресло.

– Зачем вам это? – повторил он свой вопрос, когда хозяин кабинета занял законное место, напротив. Но ответа дожидался еще долго, пока тот готовил кофе и раскуривал сигару, будто намеренно испытывая терпение подопечного.

– Я чувствую в вас большой потенциал. Но вы – жертва. Процент их выживания в мире паранормов сорок процентов. И мне бы хотелось, чтобы вы в них вошли. Устроит такое объяснение?

– Простите.

Смутился Пашка собственной неблагодарности.

– Вы пейте кофе, пока не остыл, – как ни в чем ни бывало, посоветовал радушный хозяин. – Что-нибудь знаете про опекунство?

Пашка послушно сделал глоток восхитительного по качеству напитка и кивнул.

– В общих чертах.

– Похвально. Не стесняйтесь впитывать информацию, мистер Макаров. Кто владеет знанием – владеет миром.

Что-то подсказывало, что замдиректора не привыкать сыпать мудростью веков. Может на эту мысль наводила обширная библиотека, пылящаяся на книжных стеллажах, а может слабый фон, исходящий от него. Пашка незаметно разглядывал обитель новоявленного опекуна, обставленную почти по-спартански, если бы не обилие книг и оргтехники, но очень уютную, а также его самого, подмечая особенности, которые не разглядел в прошлый визит – в зависимости от настроения, глаза преподавателя меняли цвет от светло-серых до голубых.

Наверное, тот ждал каких-то действий от подопечного, просто наслаждающегося покоем и вкусом кофе. А Пашка, что ему все объяснят, и еще погоню.

– Ну, раз у вас нет вопросов, – первым заговорил опекун, тихо звякнув фарфором, – немного вводной информации. Первое: я требователен, и посему советую беспрекословно и качественно выполнять мои приказания, не заставляя повторять дважды. Второе: если у вас возникают какие-то материальные потребности, предоставлять мне перечень в письменном виде в начале недели. Третье: у меня нет любимчиков, так что особого отношения не ждите. И, если виноваты – получите, что заслужили, отмазывать не стану. Четвертое: с этого дня занятия по способности телекинез, у вас буду вести я. Пока вроде все…

Раздумья замдиректора прервал стук в дверь.

– Полагаю, это за вами? Откройте дверь.

Сердце ушло в пятки, но, помня третье правило, Пашка повиновался. Отступил в сторону, пропуская в кабинет охрану, тут же заломившую ему руки за спину, заставив тихо шипеть от боли.

– Что натворил мой подопечный? – полюбопытствовал опекун, привлекая внимание к тому факту, что Макаров теперь не сам по себе и все, что с ним происходит или еще произойдет, теперь касается лично замдиректора.

Услышав о тяжелых, но совместимых с жизнью ранениях главного надзирателя, лишь слегка приподнял бровь:

– Что ж, мистер Макаров, у вас будет достаточно времени, чтобы подумать, какие у вас есть ко мне вопросы, – махнул замдиректора рукой, позволяя увести задержанного.

Тело затекло, но, распятый цепями у стены, Пашка и не пытался пошевелиться и даже зажать уши ладонями, лишь глухо простонал. Он знал, что иначе будет хуже – пробовал. А потому шум и то ли детские, то ли женские крики, идущие постоянным фоном, беспрепятственно проникали в голову и оставались там, гуляя долгим эхом. И потому Пашка уже не спал два – или все же три? – дня. Без какой бы то ни было возможности фиксировать отрезки времени, он совсем в нем потерялся… А когда потребность организма все же была готова взять верх над болью и звуком, точно улавливая этот момент, всякий раз зажигался яркий свет, направленный точно в глаза. Разбудив, начинал мигать с разной скоростью, раздражая даже сквозь крепко сомкнутые веки.

Пытка.

Услышав сквозь нескончаемую какофонию звуков скрип петель, требующих смазки, Пашка вздрогнул, не ожидая от внезапного визита неизвестного ничего хорошего, и снова не сдержал стона.

– Паш… Держись, немного осталось, – пообещал знакомый голос, твердая, но мягкая рука погладила по влажным волосам. Фигура заслонила лампу, пусть ненадолго спасая от пульсации света.

И Пашка с трудом открыл глаза, слабо улыбнувшись потрескавшимися, пересохшими губами.

– Пит…

– Тс-с. Попей.

К губам поднесли какую-то тару, и он почти машинально выпил предложенную жидкость, оказавшуюся мясным бульоном. Но тепло и приятно стало не только телу, но и душе. А еще немного совестно, ведь приходя сюда, друг сильно рисковал.

– Тебе повезло, – вводил в курс дел Ваймс, вытерев ему губы, – Шварц просил отдать тебя ему. Ясное дело, отомстить горит… Но вмешался твой опекун и настоял на процедуре наказания, которую определит директор. Еще шесть часов, и я заберу тебя отсюда.

При известных обстоятельствах, озвученное время наверняка покажется вечностью, но наличие границ будет греть, даря надежду. Глаза защипало, но Пашка сдержал непрошенные слезы. Если хочет выжить в мире паранормов – он должен быть сильным.

– Мне пора.

Прозвучало точно выстрел, возвращая выпавшего на миг из реальности Пашку обратно в местный филиал ада. Забываясь, он даже подался было следом за отступившим во мрак Ваймсом, но свет резанул по глазам. От боли в запястьях, по телу прокатилась судорога. И он не услышал, когда блондин выскользнул из комнаты, оставляя его в одиночестве.

Позднее, вероятно, Пашка просто отключился, потеряв сознание. Очнувшись уже в своей комнате, на узкой стандартной постели, укрытый одеялом. Но несмотря на последнее обстоятельство, по телу прокатилась противная мелкая дрожь. Стоило только допустить мысль, что это все сон, или того лучше – галлюцинация, вызванная тем, что мозг не может эффективно отфильтровать лишние сенсорные стимулы.

– Проснулся? – В помещение скользнул Питер, не скрывая облегчения, сорвавшегося с губ слишком резким выдохом. – Хочешь пить?

– Да, – прошелестел Пашка, не узнав собственного голоса, но на лицо против воли наползла улыбка.

Он попытался сесть, и немедленно почувствовал слабость. А еще, неожиданно, сдерживаемое холодное раздражение. И поднял взгляд. Между ним и Питером, что отошел к графину с водой, материализовался точно из воздуха темноволосый парень лет двадцати, виденный ранее на первом турнире в бригаде дежурящих медиков.

– Мы врача не звали, – севшим голосом от столкновения с новой эмоцией визитера сказал Пашка, атакуя первым.

– Я тут по просьбе главного надзирателя, – резко заметил парень, уже не скрывая отношения к новенькому. – Он хотел знать, в порядке ли ты. И это после того…

От нахлынувших воспоминаний, Пашка вздрогнул, и голова немедленно поплыла. Эмоции, которые он уже худо бедно умел сдерживать, но не защищаться от них, прорвались во вне. Визитер невольно сделал шаг назад.

И тут подоспел Питер:

– Павел в норме, – заверил он, наступая, тем самым вынуждая телепортироваться восвояси, если медик не хотел опрокинуться спиной на постель наказанного.

Перспективы

Сутки его никто не трогал, позволяя оклематься после прогулки на нулевой, а на следующее утро, Пашка отправился к опекуну, чтобы задать свои вопросы. О да, ему хватило времени их обдумать…

– Эй! Подожди! – послышалось за спиной.

И он обернулся, разглядывая китаянку лет этак пятнадцати, в смоляные волосы которой были искусно вплетены черные же, траурные ленты. Быстро сократив расстояние между ними, та остановилась в нескольких шагах, словно боялась заразиться. Да и Пашке ее любопытство и жалость были ни к чему.

– Чего тебе? – недоверчиво осведомился он, ожидая от обитателей колледжа любого подвоха.

Та улыбнулась, но скорее стремясь показать добрые, бескорыстные намерения, чем искренне. Впрочем, и не скрывая этого. Протянула сложенную вчетверо записку:

– Просили передать.

– А кто?

Их пальцы случайно соприкоснулись, и девушка поспешно отдернула руку, пятясь, а потом усмехнулась, поспешив прочь. Не слыша, а может, попросту игнорируя оклики. Странная, окрестил бы ее Пашка еще с месяц назад, но сейчас, достаточно узнав о мире, в который попал, происшествие заставило напрячься. Что увидела девчонка, может его судьбу? Или узнала о делах со Шварцем?

Он шел, вертя в руках записку и не решаясь развернуть, ибо чудилось ему, что от текста тянет негативом.

– Опаздываете.

Послышалось из-за двери кабинета замдиректора, прерывая размышления о происхождении записки, и Пашка вздрогнул. То, что его угадывали через запертые двери, начинало раздражать. Сунув послание в карман, он постучал, для приличия, и вошел.

– Простите, сэр, – повинуясь жесту опекуна, опустился в кресло. – И спасибо, что не отдали меня главному надзирателю.

Его невольно передернуло.

– Смею предположить, что вы защищали свое достоинство, а это заслуживает уважения. Итак, продолжим прерванную беседу? Вы собирались задать мне вопросы, относительно своего будущего, не так ли?

Пашка кивнул, собираясь с мыслями.

– Я помню правило номер один, но… в чем будут заключаться мои обязанности?

Опекун усмехнулся, однако Пашке показалось, что тому понравился выбор заглавного вопроса.

– О, я попрошу у вас совсем немного, – заверил он, и его глаза снова поменяли цвет – на голубой. – Всего лишь стремиться всегда и во всем быть лучшим. И иногда выполнять мои поручения, не более того.

– Поручения какого плана? – тут же ухватился Пашка за напрашивающийся вопрос.

– А это будет зависеть от того, на что вы окажетесь способны, мистер Макаров, – ловко ушел от прямого ответа замдиректора. Мужчина был невозмутим и прочитать, что побудило его к этому, не удалось. – Но обещаю за особо сложные дела выплачивать гонорар, в виде карманных денег, – усмехнулся он.

Пашка скрыл тихий вздох – как же раздражали все эти уловки и недомолвки. Неужели трудно сказать, как есть? Ведь все равно выбора у него не было, как и шанса отказаться, раз бирка уже болталась на шее…

– Понял, сэр.

– Надеюсь, что так, – усмехнулся опекун, доставая сигару. – Курите?

Пашка отрицательно покачал головой. Жизнь успела научить его ничего не брать у тех, кому не стоит быть обязанным. Ничем. Хотя, наверное, следовало начинать доверять опекуну, который будет курировать его, и на которого Макаров будет работать, чтобы тот не подразумевал под поручениями.

Замдиректора больше не настаивал на вопросах, из чего Пашка сделал вывод, что самое важное подопечный озвучил, а остальное являлось проблемами студента, которые они вполне смогут решить по мере их возникновения.

– Как вы, привыкаете? – полюбопытствовал он.

– Стараюсь, – коротко ответил Пашка, не удержавшись от горькой усмешки. Такая забота… после того, как вырвали человека с корнем из привычной ему жизни, лишив будущего, ради которого он проделал довольно долгий путь, трудился, терпел определенные лишения… Теперь же его ждало совсем другое будущее, которое выберет загадочная организация, что простерла щупальца по всему миру. – А что будет потом, сэр, после колледжа?

Мистер Габрилович передернул плечами:

– Кто знает. Ваша специализация определился в ходе обучения. Мы раскроем ваши дремлющие таланты и разовьем их. Возможно, в вас сидит профессиональный убийца или политик, ученый или шпион, – при последнем слове студент инстинктивно напрягся, отведя взгляд. – И вот, когда узнаем, кто вы такой есть, вас определят на один из четырех факультетов академии, где обучат всему, что должен знать специалист вашего профиля.

Долгосрочные, однако, перспективы…

– Понятно, – протянул Пашка. – А зачем паранормам шпионы, когда можно проникнуть в память, прочитать мысли нужного человека и всего делов? – спросил он, решив использовать благоприятный, как ему казалось, момент прояснить для себя целесообразность должности, в которую произвел новенького главный надзиратель.

– Всего делов? – откровенно рассмеялся замдиректора над наивностью подопечного. А потом долго испытывал терпение последнего, заваривая кофе. – Угощайтесь, – подвинул он ему чашку с ароматным напитком. – Прочитать, конечно, проще простого. Но это одноразово, понимаете? Тогда как с одного объекта, если правильно подойти к делу, можно поиметь очень много. А если объект паранорм? Не любое вмешательство проходит бесследно и можно вспугнуть весь “улей”. Не говоря уже о том, что у объекта в голове могут находиться блоки и ловушки.

– Поставленные врагами организации, – закончил Макаров за опекуна, вспомнив первый свой разговор со Шварцем. – Они тоже носители сверхспособностей? – Собственно не надо было особого ума, чтобы сделать такой вывод. – Но почему тогда они хотят уничтожить вас? Нас…

Почувствовав, как скользит по нему взгляд опекуна, Пашка отвел свой, боясь, как бы они случайно не встретились…

– С кем-то уже беседовали на тему шпионов? – поинтересовался замдиректора, откидываясь на спинку кресла, и глубоко затянулся, запивая ядовитый дымок кофе.

Вполне закономерный и, казалось бы, непринужденный вопрос. Но он пробудил воспоминания, а вместе с ними и волну чувств, которую оказалось не удержать. Накрыв носителя, заставив машинально расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, облегчая вздох, она докатилась до его собеседника.

– Я так и думал, – только и сказал тот, “прочитав” сие эмоциональное послание, сделав правильные выводы. – Шварц поручил вам шпионить за Ваймсом, не так ли?

Поручил, ага… Оставалось надеяться, что поручения опекуна не будут иметь с этим ничего общего. Пашка криво усмехнулся, кивая.

– Но мне это не по душе, сэр, – пожаловался он, раз уж пошел такой коленкор. – Питер хороший человек, много повидавший и страдавший. Я не хочу за ним шпионить, не хочу врать тому, кто верит мне.

Говорил откровенно, как есть, выплескивая на собеседника то, что скопилось на душе. Потому что держать это в себе становилось все тяжелее, потому что кому-то ведь надо было доверять? Несомненно, он доверял Питеру. Но не в данном щекотливом вопросе. Ведь тогда, пришлось бы рассказать ему все: про демонстрацию Шварца, что следил за ним, лазал в его ящики. Сознаться в своей слабости. А еще, сидела в голове иглой страшная мысль, что шпионы – тоже люди: хорошие или плохие.

– Хм… – замдиректора затушил сигарету о дно металлической пепельницы. – А вы никогда не задумывались, почему мы хотим или не хотим, к чему-то стремимся изо всех своих сил, а что-то делаем через силу или вовсе пытаемся отвертеться от исполнения?

Пашка вопросительно на него посмотрел, и опекун продолжил:

– Мотивировки. Возьмем, к примеру, ваш случай. Вы не хотите подозревать Ваймса и искать доказательства его причастности к шпионажу. Так продолжите свое дело, чтобы доказать обратное. Полагаю, для вас не станет новостью, что Питера здесь недолюбливают? Возможно, вы единственный, кто видит его в положительном свете. Теперь представьте, что дело перепоручат кому-то другому.

Пашка склонил голову, пряча за челкой глаза, где должно быть ясно отразилось понимание, что он, и правда, только мошка, вляпавшаяся в паутину местных интриг. И, если ее еще не съели, то только потому, что сперва с нее хотят поиметь пользу.

– Представил.

Что бы ни замышлял замдиректора, а в том, что выбор студента был не случаен, сомнений не оставалось, но он прав. Смена мотивировки, наполняла миссию Макарова иным смыслом, делая навязанную роль более приемлемой. А еще пришло понимание, что только так, находясь внутри вертящейся шестеренки, он мог хоть как-то это контролировать, а значит, тоже имел, пусть мизерную, но власть. И, если правильно подойти к вопросу, перспективы использования другой стороны, могли приобрести статус взаимности.

– Я воспользуюсь вашим советом, мистер Габрилович, – улыбнулся он, допивая кофе. – Вы хотели со мной еще о чем-нибудь поговорить? А то у меня скоро урок по способности эмпатия.

Он старался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул, выдавая сомнения и страх. Идти на урок к Шварцу, после всего случившегося, было более чем стремно. Потому что тот наверняка на него зол и горит желанием отомстить, как сказал Питер, да и как вести себя теперь с преподавателем и могло ли сгладить ситуацию его согласие на дальнейшее сотрудничество, Пашка тоже не знал.

Опекун усмехнулся уголком губ:

– Думаю, на сегодня закончим. А-то записка прожжет вам карман.

– Спасибо, сэр.

Наверное, хорошая способность – предвидение… удобная.

Поставив на стол чашку, Пашка поднялся, поспешив к двери, у которой и настигло его напутствие:

– Не забудьте завтра представить мне список ваших нужд.

– Слушаюсь, сэр.

Выждав пару секунд, на случай, если последует продолжение, Пашка выскользнул в коридор, позволив себе короткий выдох. В кабинете опекуна было уютно, но присутствие в нем хозяина, окутанного ореолом таинственности и холодного превосходства, рождало напряжение.

Отойдя к окну, Макаров, наконец, развернул послание, обнаружив лишь несколько строк, набранных на компьютере, а затем распечатанных на принтере, где заканчивались чернила:

“Имею сообщить вам важную информацию относительно мистера Ваймса. Будьте сегодня в 17.00 в городе, под часами, напротив клуба «Эмириджи».

Доброжелатель”

Пашка нахмурился, сминая в пальцах бумагу, чтобы через минуту снова расправить и перечитать. Клуб, куда ходил Питер, он помнил хорошо, так что найти его в маленьком городке паранормов, проблем не составит. Но… Какой, к черту может быть доброжелатель? Кто мог знать о нем и его “должности” за пределами колледжа? А в его стенах? Ох, и трудно же жить в мире, где могут прочитать мысли и память, или вообще – заглянуть в будущее…

– Доверься интуиции.

Вздрогнув от звука голоса, Пашка повернулся, чтобы очутиться лицом к лицу с Гансом. От задиры, инициировавшего новенького, не осталось и намека, буквально тень самого себя.

– Я так и сделаю, – чуть улыбнулся он бывшему “врагу”. По-человечески, парня было жаль. – А ты… Нашел себе новую пару?

Немец покачал головой, вдруг заглянув в лицо:

– Покажи мне, что Отто чувствовал… тогда, – от просьбы веяло взвешенностью принятого решения и уверенностью в своем желании.

– Зачем?

Все же возразил Пашка, отводя за спину руку, за которую попытался взять его Ганс. То, что они с Отто пережили, он не пожелал бы никому.

– Ты не понимаешь, – печально констатировал тот, задумываясь на некоторое время. – Мы всегда находились вместе, два года, в горе и в радости. Я хочу уйти с ним, или мне не найти покоя в этом мире.

– Ты хочешь его отпустить? – вдруг озарился догадкой Пашка и оказался вознагражден утвердительным кивком. – Хорошо.

Вздохнув, взял Ганса за руку и “вернулся” в тот ужасный миг, немного отодвинутый временем в прошлое, вызывая пережитые ощущения. И он снова горел, только теперь за компанию с немцем, крича от агонии тела и души, летящей в ад. Страх смерти, отчаяние, сожаления, ненависть, печаль, жажда жизни прокатывались через него волнами, накрывая с головой, топя в этом кошмаре и боли…

Когда все внезапно оборвалась, по щекам обоих текли слезы. Ганс медленно осел на пол, пряча лицо в острых коленях, а Пашка попятился, чтобы сбежать от эмоций, разрывающих того на части. Покинув здание через черный ход, чтобы не попасться под горячую руку тем, кого настигли вырвавшиеся из-под контроля эмоции.

Глава 4 Доброжелатель и Провал

Доброжелатель

На улице нынче было холодно и телу, все еще плавящемуся от жара, быстро пришло облегчение. А вот эмоциональное состояние… Нервы не хотели сдаваться так быстро, посылая ложные импульсы давно отживших переживаний. Тут Пашку опять спасла уникальная дыхательная методика опекуна, изгнав из крови адреналин и уже почти погрузив в состояние, близкое к медитативному трансу. Но…

– А у вас действительно большой потенциал, Павел, – послышался сбоку ненавистный голос, и Пашка стремительно вскочил со ступеньки, на которую тяжело опустился минуту назад, поворачиваясь к главному надзирателю. – И реакция… Уже пробуете применять новый дар, как средство нападения?

Наверное, заявление следовало рассматривать, как комплимент, только антипатия была слишком сильна, чтобы его оценить. Но то, что действительно важно, Пашка услышал. А ведь правда, то, что он проделал с Гансом добровольно, можно сделать и против чьей-то воли. Только хорошо бы сперва научиться делать это, не переживая снова и снова самому…

– Да, – соврал он, не желая выдавать чужих проблем, да и чтобы мужчина не считал его совсем уж беззащитным. Хотя, что он против него, со своим-то уровнем. – А можно сделать процесс… безболезненным? – поинтересовался он, полагая, что Шварц, наверняка, знает способ оградиться или пропустить насылаемые эмоции через себя, не переживая их.

Препод усмехнулся:

– Разумеется, иначе и спятить недолго, верно? Но это знание я приберегу на будущее, – он вдруг схватил студента, притягивая к себе, – хочу, чтобы вы сперва прочувствовали все прелести и ужасы своего дара.

– Не трогайте меня… – уперся он в грудь главного надзирателя ладонями, в стремлении хоть немного увеличить расстояние между их телами. – Мой опекун против, чтобы его собственность лапали.

Было ли важно в данный момент, говорил такое Габрилович или нет, если это ослабило натиск, позволяя перевести дух прежде, чем пальцы Шварца ухватили его за подбородок:

– А ты оказывается ушлый. Или это была его инициатива?

– Какая разница. Просто больше не прикасайтесь ко мне… – выдохнул Пашка и, собрав остатки сил, оттолкнул мужчину.

Шварц усмехнулся, его глаза были злы:

– Думаешь, теперь у Христа за пазухой? Ты еще убедишься, что он скорее Дьявол. Но власть его – не безгранична.

По мере того, как повисшее молчание затягивалось, а мысли роились, внутри нарастала дрожь, очевидно, в какой-то момент, прорвавшись наружу, потому что взгляд надзирателя чуть оттаял, и он сделал шаг назад:

– Пойдемте в здание, а то простудитесь. Отвечай потом перед опекуном, – усмехнулся он и первым тронулся в обратный путь.

Выпитый эмоционально, Пашка поплелся следом, смущенный новым неопознанным чувством, которым на миг дохнуло от мужчины, но было приятно…

Когда за ними закрылась дверь кабинета, Шварц достал два бокала и плеснул туда коньяка.

– Пейте.

Взяв предложенное угощение, Макаров не спешил им воспользоваться, хотя Шварц совершенно точно не мог успеть ничего туда подсыпать, проделав этот нехитрый ритуал, похоже доведенный до автоматизма, на глазах у гостя.

– Давайте, давайте, вам надо согреться.

Одним глотком осушил он бокал, потянувшись за добавкой, и Пашка, успокоенный, последовал его примеру. Задохнувшись, ибо напиток опалил горло, делая проникновение в легкие воздуха довольно неприятной процедурой.

Главный надзиратель искренне засмеялся, протягивая графин с водой. И, благодарный за спасение, студент даже не посмел на него обидеться, заливая бушующий в глотке пожар.

– И где вас только берут таких невинных?

Вопрос был риторический, но Пашка таки ответил:

– Наверное, там же, где когда-то взяли вас, – предположил он, разделяя точку зрения своей матери, что пороки, это не врожденная черта, а приобретенные комплексы. И вызвав очередной взрыв смеха. Только он обжигал едкой горечью. – Простите.

Короткий взмах рукой:

– Молчите.

И вот уже студент лишен возможности говорить.

– Давайте договоримся. Я помню, что ваша мать была психотерапевтом, но: я регулярно прохожу штатного психолога и в ваших консультациях не нуждаюсь.

Вот только вряд ли он делился с психологом той болью, которой полоснул взгляд. Слишком сильна, как бывает, когда она долго не находит выхода.

Макаров кивнул, соглашаясь. На самом деле, ему и самому не хотелось углубляться в дебри психологии главного надзирателя, у которого, наверняка, имелось немало тараканов и скелетов в шкафу. Вдруг взял мужчину за руку, пропуская через себя, захлестнул щемящей тоской по дому, по материнской ласке, тревогой, заставляющей сердце выпрыгивать из груди, и болью разлуки. Окунувшись, снова не удержался, сорвавшись в пропасть переживаемых эмоций, теряя над ними контроль. И волны их покатились по зданию академии, как слезы по его щекам…

Чувствительный удар в челюсть отбросил Пашку на пол, разрывая контакт, и эмоции замкнулись в нем, постепенно затухая. В руке преподавателя лежал маленький пульт. Так вот, как работают ошейники…

– В следующий раз, наши занятия будут проходить в изолированной студии, посмотрите потом по схеме, – спокойно, как ни в чем ни бывало, информировал Шварц, закуривая и равнодушно взирая, как поднимается студент, потирая место ушиба. – Полагаю, это было домашнее задание?

– Да.

– Ну что ж, неплохо, для вашего уровня. Но вот контроль никуда не годится.

Пашка кивнул, об этой проблеме он и сам прекрасно знал, но, как ни старался, больших результатов в борьбе с ней не достиг.

– Сэр, – ничуть не злясь за синяк, посмотрел он на преподавателя, – почему вы о моей матери в прошедшем времени отозвались?

Страх закрался в самую душу.

Мужчина выпил коньяка, на его лицо вернулась привычная надменно-насмешливая ухмылка:

– Так это была маленькая мстя? – усмехнулся он, подходя ближе. – А вы интересный персонаж, однако. – Пашка промолчал, и Шварц, прищурившись, отступил. – Успокойтесь, ничего ей не сделали, просто память подправили и все. Павел Макаров мертв и упокоен в земле. Вы больше не ее сын. Даже не человек.

Выпад преподавателя был подобен удару под дых, и Пашка задохнулся, чтобы спустя минуту вымолвить:

– Вы…

– Ну, продолжайте. Монстр? – усмехнулся тот, очевидно, не в первый раз сталкиваясь с этим эпитетом, отпущенным в его адрес.

Усилием воли Макаров подавил вспышку эмоций, которые могли сейчас причинить вред лишь ему самому, и спрятал глаза за ресницами:

– На сегодня я могу быть свободен, сэр?

– Нет, не можете, – затянутая в перчатку рука указала на черное кожаное кресло, в тон мрачноватому интерьеру кабинета, и студент послушно в него опустился. Устроившись визави, Алард Шварц посмотрел в упор. – Лично мне, глубоко плевать, выживете ли вы, Павел. Или подохните, а ваше тело тихо кремируют или разберут на органы. Но как член организации, в обязанности которого входит воспитание и обучение нового поколения паранормов, считаю своим долгом дать совет. Забудьте прошлую жизнь, в которую уже нет возврата, это сильно повысит ваши шансы на выживание и облегчит настоящее. Умрите, чтобы воскреснуть. И поднимитесь на новую ступень, вознеся на своих плечах человечество.

Молча выслушав преподавателя, Макаров покачал головой, с вызовом глянув ему в лицо:

– Может, вы правы… Но от себя – я не откажусь!

Шварц усмехнулся уголками губ, но странное дело, через Павла снова проскочила не свойственная главному надзирателю эмоция.

– А что там Ваймс? – неожиданно поменял тот тему беседы. То ли забыв, после удара по голове, то ли проигнорировав давешнее заявление шпиона.

И Макаров подыграл, так же сделав вид, будто ничего было.

– Несколько раз отсутствовал во время комендантского часа. Сэр, а может его спровоцировать? Чтобы он проявил себя, как вражеский агент.

Все же было заманчиво прояснить все поскорее, а эти игры в шпионов, могли длиться годами…

– И лишиться возможности использовать его в дальнейшем? – словно эхо Габриловича, ответил преподаватель, приподняв бровь. – Пытать, чтобы узнать явки и пароли?

Пашка вздохнул, поникнув головой. Молчание затягивалось, Пашка чувствовал, как его рассматривают, точно сканируя.

– Вы можете идти. К следующему разу: задание прежнее, но хотелось бы увидеть ваш самоконтроль.

– Есть, сэр.

Студент с облегчением покинул кабинет, где сама атмосфера лишала его такого желанного преподавателем контроля. Посмотрев на часы, поспешил в комнату, чтобы собраться и отправиться в город. К счастью, соседа не было на месте и никто, ни о чем его не спрашивал.

Прибыв на место чуть раньше назначенного срока, Пашка встал в сторонке, в тени, решив понаблюдать за местом встречи. Запоздало пришла мысль, что, возможно, следовало предупредить кого-нибудь. Опекуна или даже Шварца. Но задним умом все крепки…

– Сигаретки не найдется?

Послышалось за спиной на чистом русском, и Макаров резко развернулся, оказываясь лицом к лицу с неизвестным.

– Не курю, – так же на родном русском выдохнул он, разглядывая невысокого, крепкого мужчину, разочарованно щелкнувшего языком.

Взгляд того тоже не сходил с лица собеседника, ладонь опустилась Пашке на плечо, мягко, но настойчиво сжимая:

– Тогда, может, выпьем за нашу родину, соотечественник? – кивнул он на здание клуба, пропитанного противоречивыми чувствами, полного соблазна и алкоголя, которым несло от посетителей, что выходили покурить и подышать воздухом. – Я угощаю.

От собеседника потянуло чем-то темным и недобрым, и Пашка вздрогнул, попятившись и сбрасывая руку.

– Нет, – категорично ответил он. – У меня встреча.

– Вот как, – усмехнулся незнакомец, прищурившись. – Ну, тогда не смею мешать.

Но не ушел, продолжая сверлить взглядом, и Пашка почувствовал вдруг не резкую, но давящую боль в висках, заставившую нахмуриться.

– Перестаньте, – предупредил он, и не думая шутить, силой мысли поднимая с земли камень.

Однако вторгшийся в его разум паранорм и сам отступил на шаг, покидая голову Макарова.

– Поставили блок, – молвил он, прищуриваясь. – Как интересно.

Пашка метнул в русского камень, но снаряд поразил пустоту. Телепат переместился прочь.

– Вот же…

Блок, он сказал? Значит, кто-то копался у него в голове и раньше? Но когда успели? Или воспоминания об этом моменте сразу подчистили?.. Пашка в очередной раз осознал, какую власть над людьми, да и над слабыми представителями своего рода, имели паранормы. В какой ужас пришли бы люди, узнай они об их существовании. Не удивительно, что организация глубоко засекречена, ведь последствия их разоблачения будут поистине ужасны.

Размышляя над этим, он вышагивал туда-сюда часа два, но никто так и не появился. Или уже ушел. Проклятый русский, будь он неладен! Обругал Пашка в сердцах соотечественника, не в силах избавиться от навязчивого ощущения, что он где-то допустил непоправимую ошибку.

– Что-то случилось? – встревожился Питер, стоило ему переступить порог их комнаты.

– Нет, – Пашка, прямо в одежде, завалился на кровать.

– Врешь.

Он только и успел, что моргнуть, а Ваймс уже склонялся над ним, ухватив пальцами за подбородок и повернув его лицом к себе. Питер умел пугать… и сосед невольно вздрогнул, напрягшись.

– Что случилось? – повторил он вопрос, выделяя слова.

Пашка попробовал вырваться, но Питер придавил его к кровати, не оставляя иного выхода, кроме как выдохнуть часть правды:

– Кто-то копался у меня в голове.

Хватка ослабла.

– Да, это неприятно, – согласился Ваймс, видимо, зная сие ощущение не понаслышке. – Но не смертельно. Если тебе, конечно, нечего скрывать…

В том, что Ваймс видел его буквально насквозь, было что-то мистическое, и Пашке даже подумалось, а не обладает ли тот еще одной, скрытой способностью? Телепатией, например. Но тогда, тот должен был все знать и понимать, для чего Пашка приставлен к нему. Однако не проявлял и капли беспокойства. И получалось, одно из двух: или он не виновен и, значит, ему не о чем беспокоиться, или он хороший шпион, способный вести игру даже с открытыми картами. От этой неопределенности и плодящихся день ото дня вопросов, голова шла кругом, а опыта, чтобы найти на них ответы – катастрофически не хватало.

Мысли пронеслись стремительно, и Пашка снова посмотрел на Питера, ожидая, последует ли хоть какая-то реакция.

Но тот лишь улыбнулся уголками губ:

– Привыкай. Это – мир паранормов. Голова болит?

Не дожидаясь ответа, открыл ящик и достал начатый блистер с капсулами. Не доверяя это дело дару, которым владел очень хорошо, протянул соседу лично, вместе с початой бутылкой воды.

Провал

Разбуженный солнечными лучами, Пашка потянулся и осмотрелся, ища взглядом соседа. Но комната была пуста, а кровать идеально Ваймса заправлена. Уже ушел куда-то.

Одеваясь, глянул на часы. Для пробежки поздно, уроков у Питера сегодня по расписанию нет. Заурчавший желудок подкинул еще одну, весьма привлекательную версию, которую Пашка решил проверить не откладывая. Настроение было на удивление прекрасное, и он отважился явиться в столовую в общее время.

Но доесть достаточно плотный завтрак, который планировал осилить, не успел. Неожиданно, по помещениям колледжа прокатился сигнал тревоги, заставив всех вздрогнуть. Двери автоматически закрылись, лишая возможности передвижения, и все бросились к окнам. И только Пашка остался на месте – недоброе предчувствие жабой уселось на грудь.

– Что там? – спросил он, не пытаясь скрыть, сколь напряжен его голос.

– В научном центре, похоже, что-то рвануло. Дымит, – сообщила темноволосая девчонка, счастливая обладательница регенерации.

Эту цитадель исследований в области медицины и паранормальных способностей, он видел. Издали. Секретный закрытый объект с не хилой охраной. Есть расхотелось. Пашку рвали на части любопытство, страх и… Мрачное удовлетворение? Пробежавшись взглядом в поисках источника, он посмотрел на маленькую светловолосую девчушку с тенями под глазами и смертельной бледностью, тихо сидящую в противоположном углу. Встретившись с ней взглядом, он застыл от коктейля боли, страха и ненависти, которыми плеснули, казалось, в самую душу. Ужасная догадка проскользнула молнией, но не осталась незамеченной, ибо в голове тут же возник ответ: «Это не я». А эмоциональный фон выдал сожаление, проистекающее из этого факта. Застуканный, он поспешно отвернулся, пытаясь уйти от чувств подопытной, но ее голос не оставлял: «Будь осторожен, Кто-то очень зол». И Пашка даже догадывался кто именно… «Спасибо», – так же мысленно поблагодарил он телепатку, не оставшуюся равнодушной к его проблемам. То ли в благодарность за сочувствие, то ли из солидарности изгоев…

Не прошло и минуты, как двери открылись и в помещение прошли двое охранников.

– Мистер Макаров, вам надлежит явиться в кабинет главного надзирателя.

– Мы вас проводим.

Сердце испуганно забилось, ибо от этой встречи не приходилось ждать ничего хорошего, но Пашка попытался не выдать страха, сдерживая свой дар изо всех сил. Чувствуя дружественно-сочувствующий взгляд, буравящий спину. И, казалось, ему это удалось. До тех пор, пока он не переступил порог ненавистной комнаты.

Как и следовало ожидать, Шварц был мрачнее тучи. И Пашка застыл от окативших его эмоций. Опустив прелюдии, мужчина швырнул на стол распотрошенный ошейник Питера. Значит, их все же можно снять самостоятельно…

– Это Питер сделал? – тихо спросил Пашка, имея в виду взрыв, конечно. То, что каждый второй ученик мечтает смыться из ада, именуемого колледжем, не являлось секретом ни для кого.

– Хм… вообще-то, на этот вопрос мне должны бы ответить вы, мой драгоценный шпион.

Пашка вспыхнул, но сдержал желание оправдаться своей некомпетентностью, решив, что сейчас это не лучшая идея, и предпочел промолчать.

– Когда Ваймс ушел?

Не дождавшись ответа, продолжил допрос Шварц.

– Не знаю, сэр. Я… спал.

По закону подлости, чуткий, после пробуждения эмпатии, сон изменил ему в самый ответственный момент. Или… что-то находилось в бутылке воды, которую подал ему Питер.

– Замечательно. А теперь, взорвана лаборатория, погибли труды многих лет, и где-то по территории разгуливает шпион, которого не могут зафиксировать наши датчики.

Пашка виновато потупился – это был провал, за который придется ответить.

– Сэр, а может, это просто стечение обстоятельств? – робко предположил он. Так не хотелось ронять Ваймса с пьедестала, на который успел его водрузить.

– Доказательства, – потребовал тот. И не дождавшись ответа, усмехнулся. – Пока что все улики против Ваймса.

Пашка совсем сник – крыть было нечем. Кроме того, он вдруг осознал то, что копошилось на периферии сознания, сдерживаемое слабой надеждой: его раскусили и бросили.

Шварц закурил, молча разглядывая провинившегося шпиона, и это походило на психологическую атаку, которую Пашка с честью выдержал. Должно быть потому, что ему нечего было больше сказать, он ничего не скрывал, и оставалось только обреченно ждать следующего шага главного надзирателя.

– Вечером, я жду от вас подробный отчет за три последних дня. Вы свободны, – сказал тот, наконец, затушив окурок. Добавил: – До выяснения обстоятельств.

– Спасибо, сэр.

Не веря, что так легко отделался, Пашка поспешил покинуть кабинет. Внутри кипели обида и злость: на Питера, что не взял с собой, и на себя, что купился, как дурачок. На другом конце коридора треснуло стекло, но Пашка и не подумал бежать с места преступления, за проведенное в заведении время, привыкнув, что видеокамеры фиксируют действия и передвижения обитателей. Спустившись на нулевой уровень учебного корпуса, толкнул дверь тира, оказавшуюся незапертой. Пройдя в одну из кабинок, обвил пальцами рукоять пневматического пистолета. Включив свет на стенде, прицелился, выпустив в мишень всю обойму, вместе с пулями посылая в нее распирающий изнутри негатив.

Вздрогнув, обернулся, когда мишень двинулась с места, подъезжая, чтобы продемонстрировать результаты.

– Неплохо для человека, который первый раз в жизни держит в руках оружие, – отметил опекун. – Повезло или талант? Давайте еще раз, – мужчина сменил мишень и встал за спиной, наставляя.

Выполнив все указания, Пашка постарался отрешиться от ощущения постороннего раздражителя, и расстрелял очередную обойму.

Оценив результаты, Габрилович снова сменил мишень, только на сей раз, то оказался человеческий силуэт:

– Одна в сердце, и контрольная в голову, – озвучил он вводные.

Пашка опустил оружие.

– Я не хочу убивать людей, – твердо заявил он, прекрасно понимая, чем может обернуться новый, неожиданно открывшийся талант.

– Вы все еще полагаете, что ваши желания хоть что-то значат в нашем мире? Наивный… В сердце и контрольный в голову, – с легким нажимом повторил Габрилович.

Их молчаливое противостояние длилось не больше минуты, после чего Пашка первым отвел взгляд, отворачиваясь и занимая стойку. В конце концов, решил он, это только плоский манекен, а к тому времени, как дело дойдет до реальных действий, он постарается бежать. Удалось же это Питеру… При воспоминании об объекте проваленного задания, темные эмоции вновь подняли свои головы и он, почти не глядя, спустил курок.

– Превосходно. Вы корректировали полет пули с помощью телекинеза?

– Я… не знаю, – выдохнул Макаров, не веря своим глазам, ибо обе десяточки были поражены точно по центру.

– Вы ведь о нем думали, да? Это нормально.

Вот спасибо, успокоил… Пашка зло глянул на опекуна, будто тот был виноват в его бедах.

– А знаете, пожалуй, из вас таки может выйти толк. Если эмпатия не сведет с ума и удастся заставить ваши таланты работать синхронно, из вас получится хороший специалист. С руками оторвут. Продолжайте тренировки.

Проводив опекуна недобрым взглядом в спину, Пашка прицелился в сторону от мишени и спустил курок, «внушая» пуле взглядом, что она должна лететь в цель. И ведь полетела… Бросив оружие на стойку, словно ядовитую гадину, выскочил из тира, чтобы спрятаться в своей комнате. Свернуться на кровати эмбрионом.

Как же ему не хватало невозмутимой, рассудительной и такой надежной пары.

С другой стороны, в стену врезалось что-то тяжелое, призывая «заткнуться», и с головы до ног окатило злостью, которую Макаров попытался удержать, заразиться ею, ведь это лучше, чем отчаяние и жалость к себе. Он не мог позволить себе раскиснуть, не мог сломаться. И у него получилось, даже не только удержать, но и потеряться в чужой эмоции, слившись с ней, будто и не было других, будто комната Макарова стояла пустой.

За стенкой начали успокаиваться, злость пошла на спад, и Пашка, эксперимента ради, последовал за ней, чувствуя, как его наполняет покоем и клонит в сон, которого так жаждали за стенкой. Эмпатическая мимикрия? С этой интересной мыслью он и провалился в мир грез, питаясь чужими эмоциями, заменившими его – деструктивные.

Когда Пашка проснулся, за окном уже темнело. Приближалось время аудиенции у главного надзирателя, а в отчете, которого тот дожидался, еще не было ни строчки.

– Твою ж!..

Сев на постели, Пашка сжал голову руками, снова остро ощутив себя залипшим в паутине, обреченным. Чувство, которое отступало рядом с Питером. Впрочем, времени предаваться жалости к себе, не осталось. Приведя в порядок одежду, он поспешил в компьютерный зал. Открыв чистый лист ворда, набросал скелет отчета, внося пока самое важное и любопытное, факты, вопросы, предположения, опуская подробности.

Вдруг что-то насторожило его, и он обернулся, увидев Ганса.

– Вали отсюда, – велел он. Заметив, что тот смотрит через плечо в документ, опустил последний, краснея. Он и так стыдился своего положения, а чтобы о нем еще узнали… – Не до тебя.

– Да, опекуну трудно угодить, – согласился парнишка, и от него потянуло жалостью и холодком, скользнувшим по позвоночнику. – Хочешь, помогу написать, как ему понравится?

Пашка недоверчиво посмотрел на парня, прощупывая при помощи ненавистной ему, но иногда очень полезной способности, и оценив чувства как вполне искренние.

– Помоги. Но брякнешь кому – урою, – предупредил он.

Немец рассмеялся, впрочем, скоро становясь серьезным. Взяв стул у соседнего стола, присел рядом:

– Только одно может быть расценено Шварцем, как оправдание отсутствующим подробностям – идеальный порядок. Вернее, его понятие о порядке.

Он ловко заработал мышкой, меняя местами пункты, предложения, делил не по ходу описываемых событий, а по сути: факты отдельно, домыслы отдельно… А Макаров запоминал, на будущее. Почему-то он был уверен, что с исчезновением Питера эксплуатация Шварцем его способностей не прекратится.

– Не повезло тебе с опекуном, – позволил он себе заметить между делом, искренне сочувствуя парнишке.

Но тот неожиданно вскинулся, сверкнув глазами:

– Не суди по себе! – Впрочем, так же быстро остыл. – На самом деле, он не плохой, если найти к нему подход, а еще щедр. И с ним бывает весело.

– Извини.

Они почти одновременно подняли взгляд на большие часы над дверью, и в груди горе-шпиона неприятно екнуло. У него оставалось пять минут – аккурат дойти до кабинета главного надзирателя.

– Не дергайся, – сказал Ганс. – Лучше опоздать, чем явиться с не готовым отчетом. Он этого не любит.

Пашка кивнул, подавляя охватившую его легкую панику и возвращаясь к вордовскому документу, вытаскивая из памяти новые подробности. Он диктовал, а Ганс вносил – получалось быстрее и удобнее.

– Чтобы я без тебя делал… – сказал Пашка, когда подопечный Шварца сохранил и отправил отчет на комп опекуна. – Я твой должник.

Но немец нахмурился:

– Никогда не бросайся открытыми обещаниями, – заметил он. – Ты ведь не знаешь, что человек потребует в уплату долга. Дуй лучше к Шварцу, пока он сам за тобой не явился.

Макаров кивнул, в очередной раз благодаря немца, и поспешил в главный комплекс.