Надвигается шторм

Пролог

Силы зла рождаются не в морях:

их порождает земля.

Урсула Ле Гуин, «Волшебник Земноморья».

В ясные дни со стен крепости Морус можно увидеть роскошное зрелище – бесконечную лазурь неба и моря, рассечённую надвое туманной линией горизонта. Гавань, раскинувшаяся внизу, видна как на ладони: искрящиеся волны, белые пятна парусов, разномастные дома, пирс… И люди – движущиеся точки, немые и безликие. Ни пыли, ни копоти, ни вони, ни брани.

Несмотря на жару, Святой Оуэн расположился прямиком на стене крепости – чтобы иметь возможность наблюдать за гаванью. От палящих лучей полуденного солнца его скрывал парусиновый навес. По спине струился пот, больное колено противно ныло. Сухой сезон подходил к концу, и зной в это время бывал особенно злым.

На переносном столике были расставлены кружки, кувшин с пивом и блюдо с облепленными осами фруктами. Ветер трепал края навеса и широкие рукава одеяния мученика, шевелил страницы раскрытых гроссбухов, катал по столу свитки. Мученик не ответил, когда Оуэн спросил, не жарко ли ему в этой хламиде, но вид его был красноречивее любых слов: болезненно бледное, осунувшееся лицо с бескровными губами лоснилось от пота.

– Хорошо, наверное, быть жрецом на Лилейной Земле, – сказал Оуэн, протягивая руку к кувшину. – Чем больше одежды, тем лучше. Теплее.

Одеяние мученика скрывало множество страшных шрамов и уродств. Оуэн знал это, как знали все, но своими глазами ни одного шрама никогда не видел. Пусть Оуэна и называли «святым», с религией его связывало одно – деньги, которые он щедро платил Храму-на-Скале. Прозвище «Святой» – дань небывалой удаче и милости богов, ничего больше. И жрецы, разумеется, предпочитали обращаться к нему исключительно «капитан Оуэн» или «господин губернатор». Оуэн не возражал – из страха, что прозвище, призванное короновать его небывалое везение, однажды навлечёт беду. Бросать вызов судьбе и бросать вызов богам – не одно и то же. Первое пираты делали постоянно, а второе до добра никого не доводило.

Но прозвища не выбирают.

Кувшин оказался полон ещё на треть, однако пиво в нём было отвратительно тёплым. Оуэн досадливо поморщился. Если бы он хотел напиться ослиной мочи, сходил бы в «Весёлую потаскуху».

– Будь добр, – попросил он, – спустись вниз и кликни кого-нибудь, чтобы принесли холодного пива из погреба.

Мученик не был обязан прислуживать ему, однако просьбу исполнил, и на какое-то время оставил Оуэна наедине с горячим ветром и копошащимися осами. Снизу доносились шаги рабов и громкие голоса наёмников.

«Ну где его там носит?» – думал Оуэн, то вытягивая ноющие ноги, то подбирая их под складной стул.

Вернувшись, мученик наполнил кружку Оуэна пивом. Встревожив ос рукавом, он поставил кувшин на стол взамен старому, и в молчании, которое хранил практически неустанно, сел на прежнее место. В руке тускло блеснули ониксовые чётки. Пальцы расслабленно заскользили по глянцевым бусинам, отсчитывая произнесённые в мыслях молитвы.

Оуэн приложился к кружке и жадно её осушил, после чего, не скупясь, налил себе ещё.

Близился совет капитанов – неспокойное время, сулящее множество проблем. Уже который год камнем преткновения становилась работорговля. Порт-Эреб всячески её поддерживал, однако были капитаны, которые сеяли смуту и открыто осуждали так называемое варварство.

Оуэн не мог допустить запрета.

За последние двадцать лет Порт-Эреб из помойки, кое-как собранной из обезьяньего говна и пальмовых листьев, превратился в настоящий рай для свободных людей, но цивилизация и процветание требуют золота. Половина всей прибыли шла с перепродажи захваченных рабов, а Оуэн грамотно распоряжался этими деньгами, вкладывая их в дорогостоящие городские проекты, особенно – в пантеон, называвшийся Храмом-на-Скале. Теперь же в счета придётся вписать и немалые расходы на услуги Триллиума.

Однако пугали Оуэна не только расходы, пугало и время, которого катастрофически не хватало. Сроки поджимали. Капитаны уже возвращались из плаваний и оседали в городе, чтобы переждать начало сезона дождей и обсудить насущные дела на совете, а также проголосовать за нового – или старого – губернатора Порт-Эреба. А Оуэн – собственник. Всё, во что он вкладывал средства – деньги, силы, время, – он считал своим. И поэтому он был готов на всё, чтобы Порт-Эреб оставался пиратской жемчужиной, насмешкой над богами, расцветшей назло всему миру – старому и новому.

– Эхтигерн, – обратился он к мученику. – Сколько у нас времени?

– Месяц, – ответил мученик. Голос у него был сухой, шелестящий, словно звук сминаемой бумаги. Эхтигерн был намного моложе своего старческого голоса. – Не тревожьтесь: он, скорее всего, пройдёт стороной.

– Скорее всего, – передразнил Оуэн. – Меня беспокоит, что он отклонился от курса. Раньше начало сезона дождей было самым безопасным периодом – хватало и буйства погоды. Ещё и эта чудовищная напасть… Он не может быть с нею связан?

Эхтигерн пожал плечами.

– Пути богов неисповедимы. – Помолчав, он добавил: – Вы не должны бояться, господин губернатор. Мы неустанно молимся о милости.

– Ты ведь сам сказал – пути богов неисповедимы. Они не лошади, чтобы можно было надеть на них сбрую молитвы и увести туда, куда нам нужно.

– В некотором роде – именно что дикие лошади, господин губернатор.

– Что за кощунственные речи я слышу от мученика! – притворно ужаснулся Оуэн.

– Это речи человека, понимающего и принимающего природу богов, – ничуть не смутившись, ответил Эхтигерн.

И – снова смолк, предоставив Оуэну дожидаться посланника гильдии в тишине, нарушаемой лишь требовательными криками чаек.

Наблюдая за чайками – белыми росчерками на безоблачном небе, – Оуэн задумчиво крутил на пальце кольцо-печатку с гербом Порт-Эреба.

Оуэн любил роскошь и не отказывал себе в ней: носил дорогие одежды, покупал ценных рабов, а погреба крепости ломились от лучшей еды и лучшего спиртного. Даже губернаторское кольцо по его заказу сделали из золота. Прежний губернаторский перстень был какой-то грубой дешёвкой, выкованной из первого попавшегося куска железа. Теперь железный перстень хранился в его покоях в деревянной шкатулке – как дань памяти о том, чем Порт-Эреб был десятки лет назад. Город – смехотворное поселение, крохотная деревня с пристанью, каким-то чудом пережившая Армагеддон, – стал домом Оуэна, его вотчиной, его одержимостью.

Если грянет второй Армагеддон, Порт-Эреб выстоит. С лица земли исчезнут Последние Города, но он – останется. Наследие старого пирата и памятник человечеству.

«На старости лет я стал чересчур сентиментальным», – подумал Оуэн, ничуть не жалея об этой своей маленькой слабости. Сентиментальность и любовь к городу, который он взрастил собственными руками, не убили в нём карточного шулера и морского разбойника. Может, он больше не способен, как в молодости, залихватски размахивать саблей, но этот навык губернатору и не нужен. А вот изворотливость уже не раз выручала его на этом посту.

И божественная удача, конечно же. Его главный козырь.

Со своего наблюдательного поста Оуэн увидел, как отбывает какой-то корабль. Взглянув в подзорную трубу, он рассмотрел флаг «Сладкоголосой русалки». Члены её команды после случившегося просто спятили и всё утро спешно готовились к отплытию. Трясло даже бывалых моряков, повидавших на своём веку достаточно ужасов. Все, как один, повторяли: Порт-Эреб проклят. Оуэн не мешал их отплытию. Чем скорее они уберутся к чёртовой матери, тем меньше будут разводить панику. Людям и без того неспокойно. Напуганные пираты куда опаснее пиратов обиженных, расстроенных или даже злых.

А «Сладкоголосая русалка» ещё вернётся, когда поутихнет истерика. Кроме Порт-Эреба пиратам без каперских грамот негде сбывать рабов, драгоценности, шелка и пряности. Любая добыча бесполезна, если не найдётся покупатель. Золотом не набить брюхо.

Прибежал запыхавшийся раб.

– Господин губернатор! – выпалил он. – Прибыл посланник гильдии! Но он не хочет сдавать оружие…

– Капризы волшебников меня не волнуют, – сказал Оуэн.

А сам вытянул голову, чтобы получше разглядеть ворота. Волшебника он не увидел – наёмники не пропускали его внутрь. Зато легко считал напряжение, вихрем пронёсшееся по всему внутреннему двору.

– Не тронь его оружие, если руки дороги, – сказал Эхтигерн рабу. – Пусть поднимется на стену. – И, повернув голову к Оуэну, добавил: – Железные волшебники никому не отдают свои клинки. Никогда. Либо так, либо никак.

– Ладно-ладно. – Сдаваясь перед мудростью Эхтигерна, Оуэн поднял руки. – Но если он на меня кинется, я спрячусь за тебя.

– Если он захочет нас убить, ни вы, ни я спрятаться не успеем, господин губернатор.

– А ты умеешь успокаивать. Ну, чего встал?! – рявкнул он, заметив, что раб замешкался. – Ты слышал, что сказал мученик – пусть поднимется. Так и быть, при оружии.

Оуэн не понимал магию. Одно только упоминание о ней вызывало в нём зудящее чувство беспокойства, какое испытываешь, стоя рядом с ульем, полным рассерженных пчёл. Пираты – трусы, и Оуэн готов плюнуть в морду любому, кто заявит обратное. Трусы, зато живучие. Правильная оценка ситуации и своевременное тактическое отступление – не что иное, как проявление ума. А магия не угодна богам, это всем известно.

Однако Оуэн также верил в то, что клин клином вышибают. С преступниками лучше всего борются такие же преступники – поэтому в Порт-Эребе почти идеальные порядок и дисциплина, – а вот с потусторонними бедами пусть разбираются волшебники.

Раб вскоре вернулся в сопровождении человека, закутанного в чёрный плащ. Пока человек поднимался по лестнице на стену, полы плаща то и дело распахивались, демонстрируя серую подбивку со сложной серебряной вышивкой. Густая тень от фигуры скользила следом, будто шлейф женского платья. Нижнюю половину лица человека скрывал чёрный платок.

Было что-то опасное в этом человеке. Что-то, из-за чего у Оуэна затряслись поджилки.

– Добро пожаловать. – Оуэн растянул губы в любезной улыбке и указал рукой на свободный стул. – Наша братия не любит подолгу лясы точить, мистер… – Он сделал паузу, чтобы волшебник представился, но тот угрюмо молчал, и Оуэн продолжил: – Мистер волшебник. Да и едва ли вам в вашем плаще комфортно находиться на солнце. Поэтому перейду сразу к делу.

– Я ознакомлен с вашим делом, – ответил волшебник. При себе он имел клинок в богато украшенных кривых ножнах, которые держал в руке. – Я пришёл для подписания договора и получения оплаты. Разговоры – после.

Наконец, волшебник сел. Положив ножны на колени, он откинул назад капюшон, позволяя рассмотреть своё аристократически светлое лицо с тёмными кругами под глазами. Он выглядел молодым, изнеможённым и, откровенно говоря, хилым – словно вытянулся в высоту, но забыл раздаться в ширину. Платок, прячущий половину лица, не придавал ему большей мужественности. Оуэн ожидал от Железного волшебника хотя бы широких плеч и сильных рук. Уж не подсунули ли ему слабака, рассчитывая, что недоумки-пираты ничего не заметят?

Железный волшебник стоит дорого. Если Оуэн потратит такие большие деньги на никчёмного недоучку или, что ещё хуже, на шарлатана, это ударит по его безукоризненной репутации. Личность волшебник сможет подтвердить документами, но как быть с его наверняка отсутствующим опытом?

Обучать бестолковых юнцов за счёт Порт-Эреба Оуэн гильдии не позволит.

Он медлил с ответом. Волшебник не торопил – молча смотрел, вперив в Оуэна тяжёлый взгляд тёмных глаз. Рукава серого камзола были чистыми и отутюженными, а кружева, выглядывающие из-под них, – безупречно белыми. Ладони, лежащие поверх ножен, – узкие, хрупкие. Но пальцы – мозолистые, грубые, привычные к труду… и, возможно, к оружию.

– Могу я быть с вами откровенным, мистер волшебник? – проговорил Оуэн в задумчивости.

– Меня зовут Арчибальд Хезер, – соизволил он, наконец, представиться. – Можете.

– Мистер Хезер! Превосходно. Погодите-ка… – Оуэн нахмурился, припоминая, что уже слышал это имя раньше. – Неужели… Чёрный Ятаган?..

– Именно.

Услышав подтверждение своей догадки, Оуэн натянул на лицо улыбку простодушного дурака, чтобы скрыть замешательство… и страх.

– Какая… какая честь! – Горло вмиг пересохло, и Оуэн глотнул пива, а потом произнёс: – Что ж… Должен признаться, я представлял вас несколько иначе.

– Ваши представления – ваши проблемы, губернатор, – резко ответил волшебник. – Вы платите, я делаю свою работу.

– Да, но вы должны понимать, мистер Хезер: мне предстоит расстаться с крупной суммой. Я должен быть уверен, что вы действительно способны мне помочь. Что толку с тощего мальчишки, который бесцельно помрёт за мои же деньги?

– «Тощий мальчишка»? – переспросил волшебник, и его глаза сузились. – Вы хотите оскорбить меня?

– Что вы! Ни в коем случае! Кем бы я был, если бы оскорблял гостей своего города?

– Пиратом – тем, кем вы и являетесь. – Слово «пират» он выплюнул с такой желчью, будто Оуэн лично ограбил в море корабль его любимой мамули. – Может, вы и кинжал судите за то, что он слишком короток?

– Справедливое замечание. Но вы-то не кинжал, вы ятаган, мистер Хезер.

Какое-то время волшебник молча сверлил Оуэна взглядом. Его пальцы сжались, костяшки побелели.

«Злится, – отметил про себя Оуэн, постукивая кончиком пальца по столешнице. – Не привык к сомнениям? Или, напротив, слишком часто сталкивается с ними?»

– И чего вы от меня хотите? Устроить вам представление? Я не фокусник.

– Ваше имя говорит о многом, мистер Хезер. Руки Чёрного Ятагана по локоть в крови, даже пират побрезгует к вам прикасаться – из суеверных побуждений. Вот только где гарантии того, что это действительно вы? У вас есть документы?

Оуэну потребовалась вся его выдержка, чтобы не начать орать, созывая к себе наёмников – на всякий случай. Знаменитый Чёрный Ятаган был известен злобным нравом, и ссоры с ним зачастую заканчивались брызжущей во все стороны кровью – не его кровью.

Волшебник скривился, но возражать не стал.

– Эхтигерн, будь добр… – проговорил Оуэн, когда волшебник вынул из тубы на поясе туго свёрнутый документ.

– Губернатор не умеет читать? – Голос волшебника сочился нескрываемым презрением.

– У всех своя работа, мистер Хезер, – ничуть не обидевшись, ответил Оуэн. – Моя – управлять городом. Работа Эхтигерна, помимо прочего, – читать мне вслух. Мы со своей работой справляемся, надеюсь, – он улыбнулся, – вы со своей тоже справитесь.

– Печать подлинная, – сказал Эхтигерн, едва развернув документ.

Настоящий Чёрный Ятаган.

Оуэн взглянул на украшенные рубинами ножны, в которых, должно быть, покоился тот самый ятаган, подаривший волшебнику имя. Одни только эти ножны стоили целое состояние, а в комплекте с качественным клинком из хорошей стали – и того больше. Но любой Железный волшебник мог обвешаться золотом и драгоценностями с ног до головы без риска для здоровья. Если слухи об их могуществе правдивы хотя бы на треть, ни один карманник или головорез к ним и близко не подойдёт.

– Мистер Хезер, как насчёт скидки? – спросил Оуэн внезапно даже для самого себя.

Он действовал по наитию всю свою жизнь. Если чутьё подскажет раздеться догола и станцевать танец дикарей у дверей храма, Оуэн так и поступит. И сейчас интуиция подсказывала ему, что из такого негибкого, нервного и прямолинейного человека, как Чёрный Ятаган, будет легко выбить скидку – пусть даже за ним через весь архипелаг тянется кровавый след. На скользкого прохиндея, готового торговаться за каждую лишнюю монету, волшебник не походил, и терпением, очевидно, тоже не отличался.

Не убьёт же он своего нанимателя. Если бы Чёрный Ятаган был настолько неуравновешенным, гильдия не держала бы его в своих рядах и уж тем более – не доверяла бы выполнять заказы.

– Сумма, которую запросила гильдия, немаленькая, – добавил Оуэн, – и казна, безусловно, ею обладает, но мы никогда прежде не сотрудничали с волшебниками…

Тот перебил Оуэна:

– Гильдия Семи Вуалей работала на вас.

Вот это осведомлённость!

С волшебником Семи Вуалей Оуэн торговался до хрипа, позабыв, кто перед ним. Волшебник в своих воздушных дымчатых шарфах и с улыбкой профессионального жулика – вот кто был настоящим скользким прохиндеем.

– Это было давно…

– Год назад.

– …и по другому делу, – будто не услышав его замечания, продолжил Оуэн. – Волшебника Семи Вуалей мы нанимали для дознания ценных пленных. А сейчас я даже не знаю, с чем мы имеем дело и сколько это может стоить.

– Мы не на рынке.

– Разве? – Оуэн в притворном удивлении поднял бровь. Либо он сейчас дожмёт волшебника, либо схлопочет нож между рёбер. – Я покупаю ваши услуги. Чем не рынок? Вот, у нас даже палатка есть. – Он постучал костяшками пальцев по одному из шестов, на которых держался навес. – Может, хотя бы семь процентов, в знак расположения вашей гильдии и готовности к дальнейшему сотрудничеству…

– Семь процентов?.. – Волшебник не спешил пояснять, что именно его удивило – запросил Оуэн слишком много или, напротив, слишком мало. Неожиданно он согласился: – Хорошо. Это всё?

– С вами приятно иметь дело, мистер Хезер! Эхтигерн, подай расписку.

Тот положил на стол заранее подготовленную бумагу. Оуэн внёс означенную сумму, после чего волшебник сразу забрал бумагу, а заодно и свой документ. Взамен он вынул из тубы ещё один свиток, развернул его и поставил размашистую подпись.

– Это – договор, который вы заключаете с гильдией, – сказал он. – В нём есть подпись главы гильдии, а также – моя, как исполнителя. Все ваши требования и недовольства, если таковые возникнут, регулируются только этим документом.

Оуэн придвинул договор к себе и взял перо.

– Где мне расписаться?

– Вы умеете писать? – с сарказмом спросил волшебник.

– Я умею расписываться.

Когда с бюрократическими тонкостями было покончено, Оуэн поинтересовался:

– С чего начнёте, мистер Хезер?

– Вам это зачем?

– Видите ли… – Он подлил себе пива и предложил волшебнику, но тот ответил категоричным «нет». Люди, добровольно отказывающиеся от кружки прохладного пива в летний зной, вызывали у Оуэна не меньшие подозрения, чем волшебники. – Пока вы добирались, у нас тут кое-что случилось.

Он пересказал события, повлекшие за собой спешное отплытие «Сладкоголосой русалки», не преминув украсить повествование красочными подробностями. Но Волшебника его ораторский талант нисколько не впечатлил.

– Где пострадавший?

– В лечебнице, под наблюдением.

– В Порт-Эребе есть лечебница?

– В Порт-Эребе много чего есть, мистер Хезер. Мы – цивилизованные люди. Если нужно, вас проводят к пострадавшему, хотя смысла в этом нет. Он только забрызгает вас мочой.

– Я с ним не погоду обсуждать собираюсь. Я волшебник, а не…

– …а не фокусник, да-да, я помню.

Они поговорили ещё немного: о тумане, что по ночам наползает на город, о странных звуках и страхе, которые туман приносит с собой, а также о капитане «Сладкоголосой русалки» и о прочих жертвах. Когда багаж информации Оуэна и изредка дополнявшего его ёмкими замечаниями Эхтигерна иссяк, волшебник накинул на голову капюшон, встал и, не попрощавшись, ушёл. Оуэн наблюдал за тем, как он спускается по лестнице и пересекает внутренний двор крепости – смутная тень с рваной походкой.

– Он вам не понравился, – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс Эхтигерн.

«Я чуть не обоссался», – подумал Оуэн, а вслух ответил:

– Мои симпатии не имеют значения. Я хочу, чтобы он отработал каждую монету, которую заберёт у казначея. Он слишком молод. Определённо вспыльчив. Приучен решать дела силой, если молва не врёт хотя бы о половине о его кровавых подвигов. Так почему Триллиум направил к нам именно его? Разве туман можно порубить на куски?

– А вдруг? Триллиум знает много того, что не знаете вы.

– Да ни хрена я не знаю. Говори прямо. Тут некому услышать, как ты оскорбляешь губернатора.

Может, Триллиум сам и наслал на Порт-Эреб эту напасть? И Чёрный Ятаган прибыл с тайной миссией перерезать всё население города?

Магия – мерзкая штука. Есть в волшебниках что-то неприятное, отвращающее от них и праведников вроде Эхтигерна, и простых людей вроде Оуэна. С волшебником Семи Вуалей он чувствовал то же самое. Цветные кисейные шарфы, мягкость голоса и дружелюбная улыбка обманули его, но лишь на время. Не может нормальный человек, будучи в здравом уме, связываться со столь могущественными и непонятными силами. Поговаривали, что и в Армагеддоне, и в безумии богов виновны именно волшебники. Оуэн был склонен верить слухам.

– Не сделал ли я ошибку, обратившись к Триллиуму? – спросил он, надеясь, что Эхтигерн развеет его сомнения. – Но к кому мне было обращаться, если уж не смогли помочь даже жрецы?

– Природа наших учений и навыков разная, – ответил Эхтигерн. – Вы ведь сами сказали, господин губернатор: у каждого своя задача. Наша задача – молиться за вас и за город, а также приносить себя в жертву. Задача волшебников – исследовать непознанное… и сражаться, конечно же. В мире и до Армагеддона было много загадок. Кто-то должен их решать.

– Я думал, ты не любишь волшебников, как и все жрецы.

– Акул я тоже не люблю. Но они не причинят мне вреда, если я не прыгну в воду посреди океана.

Сравнение Оуэну не понравилось – он не хотел пускать в свой город акулу.

Но деньги уплачены. Вон этот волшебник – вышел от казначея, обменяв расписку на золото. Порт-Эреб никогда не был и не будет безопасным городом: вооружённые до зубов люди пьют, жрут и сорят деньгами в своё удовольствие. И для того, чтобы этот сброд соблюдал дисциплину, приходится поступаться малым. Но никогда прежде не случалось ничего столь непонятного и по-настоящему жуткого. Оуэн своими глазами видел то, что осталось от капитана «Сладкоголосой русалки» – крепкого, плотного мужика с румяной физиономией.

Его звали Клаус Кедли.

В городе остались три женщины капитана Кедли, и у каждой – по ребёнку от него. За женщинами и детьми Оуэн, конечно, присмотрит. С казной охотно делились деньгами, безропотно отдавая долю с добычи, лишь потому, что Порт-Эреб обещал пиратам невозможное в любом другом городе – надёжность и заботу. Им будет, где жить, если они станут калеками и больше не смогут приносить пользу команде. Никто не спросит, откуда золото, если они, разбогатев, решат осесть и построить себе дом. Матери, жёны, любовницы и дети в случае их гибели не останутся на улице, нищие и голодные.

Пока Оуэн исполняет обязательства, которые сам же на себя взял, им довольны, за него голосуют. Но кто захочет оставаться в городе с врагом, против которого не поможет добрая сталь, не помогут уловки, не помогут даже молитвы?

Глава 1

Бычий Рог – неприветливое место. Это остров ядовитых змей, бешеных обезьян и непролазных джунглей. Он мал настолько, что даже не нанесён на официальные карты Эврустана. Идеально, чтобы спрятаться, но совершенно не пригодно для того, чтобы жить.

Джек ненавидел Бычий Рог. Открытое море он тоже не очень любил, но на корабле хотя бы не водились вездесущие змеи и проклятые обезьяны.

Змей тут ловили и ели; некоторые умельцы даже ухитрялись настаивать на них спиртное. А вот обезьяны в пищу не годились – их мясо было жёстким и горьким. Хотя, сейчас Джек был так голоден, что съел бы десяток обезьян.

Он сидел на вёслах вместе со сварливым стариком Хилли и грезил о еде. Берег приближался, а с ним – и глухая стена пальм и папоротников.

Год назад Джек не мог бы и представить, что его жизнь станет подобной этому острову: маленькой и скромной, но невероятно опасной. Теперь он просто был рад каждому прожитому дню. Ведь на острове постоянно кто-то умирал: от отравления рыбой, от укуса змеи, от полученной в бою раны. Но самое страшное – это сезон дождей. Гнев Хранны.

Баркас зацепил песчаное дно. Джек и Хилли сложили вёсла, спрыгнули в воду и потащили баркас на берег по шуршащему песку. За ними следовали другие лодки. На каждой – груз с «Дельфина». Добыча.

Не такая богатая, как хотелось бы.

– Скоро совсем нечем будет промышлять, – заметил Джек, стряхивая песок с мокрых ступней и обуваясь. Хилли, оставшись босым, уже начал разгружать лодку. – Слишком много патрулей.

– Херня полная, – согласился Хилли. – А что делать? Как-нибудь выкрутимся. В Кварцевом море ведь выкрутились. Процветают. И мы будем.

– Ты про эти сказки о городе пиратов с крепостью, пантеоном и собственным флотом? – Джек фыркнул. – Не смеши.

– Нехрен ржать, – огрызнулся Хилли. – Сказки не на пустом месте рождаются. Если бы хоть толика слухов не была правдива, разве военно-морской флот не перевешал бы их всех? За головы Хирама Макриса, Томаса Ханге, Уильяма Флэмвера, Рене Мартена и Тьерри Лоррейна назначены баснословные награды. Думаешь, просто так?

– Не просто так, согласен, – ответил Джек. – Везучие парни. Но со временем всех казнят. И нас, и их. Потому что нет у пиратов Кварцевого моря никаких городов с флотом и пантеоном. Был бы – его бы давно сровняли с землёй. Прячутся, как мы – по мелким, непригодным для жизни островкам.

– Ты становишься таким противным, когда мы приплываем на Бычий Рог, – заметил Хилли. – Аж бесит.

Джек счёл за лучшее промолчать. Хоть Хилли и называли «стариком», он был человеком высоким, крупным и сильным. А Джек и драться-то толком не умел. Все его навыки боя сводились к беспорядочному размахиванию кулаками либо абордажной саблей.

Бочки, ящики и сундуки они перетаскали к охраняемым навесам, после чего, не дожидаясь остальных, зашагали по узкой тропке, уходящей вглубь джунглей. Сапоги Хилли всё-таки надел. Ходить по джунглям босиком было опасно.

Передвигаться по тропе приходилось с осторожностью: роящиеся насекомые облепляли лицо и лезли в глаза, ослепляя и отвлекая. До селения Джек и Хилли добрались искусанными и злыми.

У одной из хижин круглолицая и смуглокожая женщина что-то готовила. В котле над огнём аппетитно булькало. Женщина помоложе огромным ножом разделывала рыбу.

– Похлёбка почти готова, – бросила она вслед Джеку и Хилли. – Пока можете взять батат. По два медяка за порцию. А на ужин будет уха.

– Давай свой батат, – сказал Хилли.

– И мне, – добавил Джек. – Умираю с голоду.

Пока женщина постарше накладывала батат на банановые листы, Джек смотрел, как колышется под платьем её крупная, тяжёлая грудь.

На Бычьем Роге жили три шлюхи, но Джек брезговал. Боялся подцепить срамную хворь.

– Любишь баб постарше? – хмыкнул Хилли, когда они забрали еду и отошли в сторонку. – Она тебе не даст. И сестра её – тоже. Гордые очень. Обе спят с Морским Чёртом. Куда тебе до него.

– Он же уродливый! – воскликнул Джек.

– Зато удачливый, – ответил Хилли. – У него всегда самая большая добыча.

– Почему не у нас? – проворчал Джек.

Батат он уже съел, и теперь с жадностью пялился уже не на груди поварихи, а на котелок с похлёбкой.

– Потому что наш капитан – ссыкло, – ответил Хилли.

Даже голос не понизил.

– Тише ты! – всполошился Джек. – Вдруг кто услышит?

– Ты тоже ссыкло, – ответил Хилли. – А я никого не боюсь! И капитан знает, что я о нём думаю.

– И ты до сих пор жив?..

Рэмми, капитан «Дельфина», был человеком вспыльчивым и агрессивным. Пререканий он не терпел. И оскорблений в свой адрес – тоже.

А пререкания и оскорбления в последнее время слышались всё чаще. «Дельфину» не везло с добычей. Капитан Рэмми нападал на маленькие судна, которые не перевозили ничего ценного. Недовольство команды росло.

– Морской Чёрт не боится рисковать, – сказал Хилли. Он доел батат, облизал пальцы и выбросил лист, служивший тарелкой. – В прошлый раз он ограбил крупный купеческий корабль. Потом удирал от патруля через шторм!

– И что в этом хорошего? – спросил Джек. – Едва команду не угробил.

– Если хочешь безопасной жизни – работай в поле, шей сапоги или соси хрены за деньги. А если уж вышел в море и бросил вызов военно-морскому флоту – иди до конца. Без риска не будет богатства. А мы – хуже попрошаек! Перебиваемся крохами.

«Зреет бунт», – дошло до Джека.

Хилли говорил с такой яростной страстью, что в этом не оставалось никаких сомнений. Вопрос только в том, кого выберут капитаном вместо самодура-Рэмми. И выберут ли. В команде ведь еще есть его брат – в должности боцмана. Оба они – крепкие мужики. Попробуй таких выкинуть с их же корабля. Перебьют половину команды.

«Если встанет выбор, – решил Джек, – поддержу Рэмми».

Его вполне устраивала размеренная жизнь на корабле. Он не умел драться, не умел убивать людей. Часто купцы сами им сдавались, стоило только поднять чёрный флаг. Даже не приходилось брать в руки оружие. Торгаши ведь тоже не дураки. Никому не хочется умирать за какао и хлопок.

Вскоре пришли остальные члены команды, и разговор с Хилли сошёл на нет.

Все вместе они оплатили обед и поели похлёбки с банановым хлебом. Хилли остался в селении, а Джек вернулся на берег. Скоро должен был прибыть торговец Пип. Ему капитан Рэмми сбывал всякую мелочёвку вроде оловянной посуды.

Шло время. Солнце уже начало клониться к горизонту, а Пипа всё не было.

От безделья Джек бродил по берегу и собирал плавник для костра. Вернувшиеся из селения члены команды валялись на нагретом солнцем песке и лениво переговаривались.

Делать было нечего. Люди скучали.

– Давай сюда, – сказал Тик, младший брат Рэмми.

Он забрал у Джека собранный плавник и разжёг костёр. Сделал он это быстро и умело. Они с братом были когда-то буканьерами и промышляли охотой на кабанов, а когда дичи стало не хватать, подались в пираты и сколотили свою команду.

Пламя костра взметнулось к темнеющему небу.

Вдалеке на фоне заката проступали очертания «Дельфина». Вокруг Бычьего Рога – сплошное мелководье. Бросать якорь приходилось на приличном расстоянии от острова.

Саблю Джек воткнул в песок, пистолет положил рядом с собой. Сверху бросил котомку. Почёсывая зудящие укусы насекомых, он сидел у костра и вполуха слушал разговор Рэмми с Тиком. Они обсуждали цены на тростниковый сахар. Пытались понять, насколько продешевили в прошлый раз, когда «Дельфин» захватил сахарный груз. Пип тогда выглядел очень довольным; судя по всему, продешевили они знатно.

Вдруг Джек заметил движущуюся точку. Из всей команды у него было самое острое зрение.

– Там лодка, – сказал он. – Пип, наверное.

– Наконец-то, – раздражённо бросил Рэмми.

Окончательно стемнело. Пип зажёг кормовой фонарь, и теперь казалось, будто к ним сквозь темноту плывёт шар света.

Остальные члены команды разожгли ещё несколько костров и занялись игрой в кости. Джек наблюдал за приближением лодки. Не самое увлекательное занятие, но в кости и в карты с ним никто не хотел играть.

Джек жульничал. И делал это так, что его не могли поймать за руку, отчего страшно злились. Получив пару раз в челюсть, Джек решил больше не нарываться. Ну а команда решила, что веры ему отныне нет, поэтому на игру разрешали только смотреть.

– Похоже, их трое, – заметил Джек.

Это точно Пип?.. Пахло проблемами. А чутьём Джек обладал отменным. Оно ещё ни разу его не подводило.

Рэмми и Тик синхронно подняли головы. Одинаково нахмурились. Переглянулись.

И оба достали из-за кушаков пистолеты.

– Бросайте хернёй маяться, – негромко велел Тик. – К нам гости.

Джек их примеру не последовал. Только притянул к себе поближе котомку – вдруг придётся спасаться бегством? Отдавать жизнь за команду Джек не собирался. Эти люди ему – никто.

Лодка ткнулась кормой в берег. Спущенные паруса подрагивали на ветру.

Трое людей спрыгнули в воду и вытащили лодку. Никто им не помог. Все сидели на своих местах и напряжённо наблюдали за пришельцами.

– Так-то ты встречаешь старого друга? – раздался голос Пипа.

Он вошёл в круг света. Это был маленький, сухопарый человек с острым носом и бегающими глазками – типичный торгаш. Джек много таких повидал за двадцать четыре года жизни.

– Ты опоздал, – холодно ответил Рэмми. – И кого-то с собой приволок без спросу. Мы так не договаривались.

– Я с деловыми партнёрами! Позвольте представить…

Он театрально повёл рукой и сел к огню, так и не назвав никого по имени.

Следом за ним на песок уселись двое незнакомцев – мужчины в одеяниях, похожих на мученические. Только цвет ткани отличался. Мученики носят тёмно-синие одеяния, но не шафраново-жёлтые.

Оба незнакомца были в капюшонах.

– Говорите, – велел Рэмми.

– У нас есть работа, – ответил один из мужчин низким, скрипучим голосом. – Платим хорошо.

Он сделал паузу. Рэмми сказал:

– Дальше.

– Нам нужно, – продолжил мужчина, – чтобы нас двоих доставили на один остров.

– Далеко? – встрял Тик. – Близится сезон дождей. Море неспокойно.

– Вокруг нужного нам острова море ещё неспокойнее. Там бушуют нестихающие штормы.

Джек встрепенулся.

– Погодите.. Вы не о Могильниках ли говорите? К ним же невозможно причалить!

Рэмми бросил на него свирепый взгляд, но выговаривать не стал. Только добавил:

– К тому же, это далеко. В Кварцевом море.

– Практически на границе морей, – поправил мужчина. – У нас есть календарь штормов Могильников, а также карта рифов. Нужен лишь опытный моряк, способный пройти до нужного острова. Остров – самый крайний. Лезть в эпицентр бури не придётся.

– Могильники прокляты, – пробормотал Тик, с сомнением глядя на брата. – Оттуда никто не возвращается.

– Если вы просто отвезёте нас в Кварцевое море, это нас тоже устроит. Но заплатим мы намного меньше.

Джек в россказни о проклятиях не верил. Штормы пугали его куда больше.

Но ещё ему было любопытно, как поступит капитан. Рэмми боится рисковать, в этом Хилли был прав. Однако ему нужно как-то укрепить свой пошатнувшийся авторитет. И в его глазах уже зажглась жадность.

– Сколько?

Мужчина назвал сумму. Тик присвистнул. Среди подслушивающих членов команды пронеслось нестройное ахание.

Никто из них никогда не держал в руках столько золота. Если поделить на всех, можно безбедно жить целый год!

– Мы заплатим золотом, – добавил мужчина, – или драгоценными камнями.

– Камни, – быстро сказал Рэмми. – У нас есть оценщик.

И – указал кивком на Джека.

По спине прошёл неприятный холодок. Рэмми знает?.. Или ляпнул наугад?

Джек занимал в команде должность плотника. Никаким оценщиком он сроду не был. Но когда «Дельфину» попадалась стоящая добыча, Джек приворовывал. Прятал драгоценные камни и зашивал их в свой кушак.

Он быстро взял себя в руки и кивнул.

– Как вам угодно, – ответил мужчина. – Так вы согласны?

– А что насчёт проклятия? – спросил Тик. – И что вам вообще нужно на этом острове?

– Никаких проклятий нет. А свою цель мы, с вашего позволения, озвучивать не станем.

– Не позволяю, – ответил Рэмми. – Мы должны знать, ради чего будем рисковать своими жизнями.

– Ради щедрой оплаты, – последовал ответ. – Разве этого недостаточно?

Рэмми раздражённо поджал губы, но промолчал.

– Нам нужна только одна вещь с острова, – добавил мужчина миролюбиво. – Если там найдутся какие-то сокровища – они ваши.

– Это вряд ли, – сказал Тик. – На Могильниках даже не растёт ничего. Голая земля и скалы.

Из-под капюшона виднелась нижняя часть лица мужчины – острая улыбка и массивный подбородок. Глаза и нос скрывала густая тень.

– Они не зря называются «Могильниками», – сказал мужчина. – Самое ценное скрыто от посторонних глаз. В курганах.

«Не простолюдины, – решил Джек. – Слишком гладко говорят».

– Тогда по рукам, – сказал Рэмми. – Но я хочу предоплату – на припасы. И в знак вашей честности.

Тот, что до этого хранил молчание, пошевелился и снял с пояса один из кошелей. Тик забрал его и высыпал содержимое на ладонь.

В отсветах пламени мягко переливались перламутром жемчужины. Отборные, редких чёрных и розовых оттенков. Попалось даже несколько синих – «слёз сирен».

– Отлично, – сказал Тик. – Когда вы хотите отплыть?

– Чем скорее – тем лучше. Завтра?

– Мы не успеем добыть припасы, – ответил Рэмми. Послезавтра на рассвете.

– Можете переночевать с нами, – предложил Тик, – или в селении. Там есть хижины.

– Если не возражаете, мы бы остались с вами на берегу.

Члены команды принялись вполголоса обсуждать деньги, которые им посулили люди в жёлтом. Целое состояние было потрачено на словах раньше, чем все они успели рассесться вокруг своих костров.

Капитан Рэмми первым отошёл ко сну – улёгся под навесом и захрапел. Следом лёг и его брат, и ещё несколько человек. Заядлые игроки просидят над картами и костями до самого утра.

Джек тоже засобирался: заткнул за кушак пистолет, закинул на плечо котомку. Ночь выдалась тёмной и безлунной, в такую хорошо спится. Нужно как следует отдохнуть, завтра его ждёт много работы.

Вспомнив о луне, Джек нащупал под рубахой амулет – один из множества, – и на мгновение сжал его пальцами. Он носил на шее шнурки, на каждом из которых висело по амулету с символом того или иного бога. Зачем молиться кому-то одному, если можно пользоваться милостью всех?

– Кому ты молишься? – спросил вдруг человек в жёлтом – тот, что вёл переговоры. Второй по-прежнему хранил молчание.

– Сейчас или вообще? – ответил Джек.

– И сейчас, и вообще.

Джек пожал плечами и принялся перечислять:

– Невис. Нерии. Хранне. Вишии. Джунн. В общем, практически всем.

Человек понимающе улыбнулся.

– Среди пиратов много религиозных шлюх.

«Он пытается меня оскорбить? – подумал Джек. – Или хочет склонить к своей вере?»

Джеку доводилось видеть фанатиков-миссионеров. Они ходили по улицам Последних Городов и пытались убедить людей в том, что лишь их бог достоин поклонения. И в качестве аргументов часто выставляли других богов виновниками Армагеддона. Например, фанатики Хранны обвиняли Дейджу, но это вполне ожидаемо. Куда больше Джека удивляло то, что фанатики умершего Чоатлы обвиняли самого Вишию.

– Боюсь, я не теософ и не богослов, – ответил он. – И не понимаю всяких тонкостей. Если идёт дождь, я молюсь Хранне. Если кто-то умирает, – Вишии. Все так делают.

Человек в жёлтом вздохнул. Устало, как показалось Джеку.

– Верно. В конечном итоге, всё это не так уж важно. Каждый из нас рано или поздно окажется по ту сторону Мглы. Кроме них.

Человек поднял голову и указал взглядом на небо. Вот только богов на небе нет уже много лет. Оно пустует.

Джек невольно вспомнил, как мать рассказывала ему в детстве о небесных дворцах богов.

– А потом грянул Армагеддон, – говорила она страшным голосом, – и прекрасные дворцы рухнули на землю!

После таких сказок Джеку всегда снились кошмары.

Он взял флягу и глотнул воды. Ухватился за рукоять воткнутой в песок сабли, собираясь встать. Было бы неплохо научиться, наконец, ею пользоваться, но учить Джека некому. Кроме капитана Рэмми и его брата, да ещё старика Хилли, хороших бойцов в команде нет. И никто из них возиться с Джеком не станет.

Взгляд зацепился за второго человека в жёлтом – того, что всё это время хранил молчание. Его лицо исказила жуткая гримаса: выпученные глаза, раздутые ноздри и широкая, неестественная улыбка. Болезненно растянутые губы влажно поблескивали от слюны. Виднелись розовые дёсны.

Джек замер, прикованный к месту всплеском ужаса перед этой пугающей странностью. Глубокие тени и отблески костра делали лицо человека похожим на маску.

Второй проследил за взглядом Джека.

– Не обращай внимания, – сказал он извиняющимся тоном. – С ним бывает. Последствия старой травмы…

Джек не смог выдавить из себя ни слова в ответ, поэтому лишь кивнул и поспешил уйти.

Устроившись спать рядом с воняющим порохом канониром, он постарался вспомнить что-нибудь более приятное, чем ужасное лицо, так и стоявшее перед мысленным взором. Например, свежую еду, которую он сегодня ел – вместо осточетевшей солонины. Или фигуристую повариху. Да хотя бы твёрдую землю после недельной качки!

Сон упрямо не шёл.

Джек лежал, положив под голову котомку, и вслушивался в звуки ночного пляжа. Шум прилива. Треск хвороста в единственном оставшемся костре. Глухое бормотание нескольких игроков, сидящих поодаль и бросающих кости. Крики животных, доносящиеся из густых джунглевых зарослей.

На рассвете капитан Рэмми растолкал всех и нагрузил работой. Требовалось подготовить корабль к отплытию.

Джек сидел на песке и осоловело тряс головой. Он не помнил, как уснул.

– Слышь, неженка! – Кто-то пнул его в голень. – Вставай уже!

Это был старик Хилли.

– Да встал я, – пробормотал Джек.

Даже не позавтракав, они отправились в поселение. К ним примкнуло ещё несколько человек, чтобы тащить через джунгли бочки со свежей водой. Поселение было построено вокруг родника. За воду, а также за непроходимую лесную чащу и мель, пираты и ценили этот остров.

– Соберись, – велел Хилли, когда Джек запнулся о корень. – Ты, вроде, не ходил ночью кутить со шлюхами. Чего тогда помятый такой?

– Рукоблудил всю ночь? – пошутил кто-то, идущий позади.

Раздался гогот. Джек поморщился.

– Просто не мог уснуть.

– Постелей мягких тут не сыскать, уж извините, – сказал Хилли.

Над городским происхождением Джека шутила вся команда, хотя среди них хватало других городских. Сыновья ремесленников, не желающие всю жизнь горбатиться за гроши. Сыновья шлюх, которым не найти приличной работы. Карточные должники. Даже был один сапожник, осуждённый за сношения с другим сапожником и чудом сбежавший из тюрьмы перед казнью.

– Это потому, что ты новенький, – сказал канонир – тот самый сапожник, кое-как выучившийся стрелять из пушек. – Вот возьмут в команду кого-нибудь ещё, и зубоскалить будут уже над ним.

Не ржал только Хилли. Он лишь сплюнул под ноги, а потом пошёл дальше.

Старик Хилли обладал скверным характером. Но из всех прочих членов команды «Дельфина» он казался Джеку наиболее разумным. А ещё он был третьим человеком после капитана. Больше, чем к нему, капитан Рэмми прислушивался только к брату. Поэтому-то Джек за ним и таскался. Первым вызывался помочь. Выслушивал его сварливое ворчание.

«Возможно, после вчерашних намёков на бунт, – подумал Джек, – стоит найти себе другую компанию».

Во второй половине дня Джека как единственного плотника отправили на «Дельфина» – латать корабль. «Дельфин» был лёгким быстроходным шлюпом с минимальным количеством пушек на борту, поэтому в бой с другими кораблями капитан Рэмми никогда не вступал. Но пару недель назад их настигла буря и прилично потрепала корабль. Нападать на купцов это не мешало, но перед дальним плаванием «Дельфина» стоило привести в порядок.

Вернулся Джек лишь к ночи – с гудящими от физической работы руками. Поварихе заплатили, чтобы она приготовила ужин на пляже, и теперь она стояла у котла и раскладывала по тарелкам ароматное жаркое с бататом и мелкими кусочками какого-то мяса. Возможно, змеиного.

Люди в жёлтом тоже были здесь. Ели вместе со всеми, но в разговоры не вступали.

«Может, они жрецы? – подумал Джек. – Кто бы ещё стал вести с пиратами религиозные беседы?»

Но таких одежд Джек у жрецов не видел. Жрецы носили длинные хитоны из белых тканей. Цветными в их облике были только покрывала, плащи и украшения. Мученики носили рясы – с широкими рукавами и капюшонами. Однако их цветом был тёмно-синий, вне зависимости от бога, которому они молились.

«Это не моё дело, – решил Джек. – Пусть хоть сектантами Дейджи окажутся. Лишь бы заплатили».

Если всё пройдёт гладко, Джек заберёт свою долю и осядет где-нибудь подальше от моря. Купит домик в деревне. Займётся плотницким делом. Может, даже женится на хорошенькой девушке.

Поев, люди в жёлтом разожгли костёр у скопления валунов. Желающих присоединиться к ним не нашлось. Не только Джеку они казались странными и даже пугающими. Если бы не обещанная награда, никто бы не захотел с ними связываться.

Подошли люди с другого корабля – они разбили лагерь на противоположном берегу. Капитан Рэмми обменялся с их капитаном новостями. Джек делал вид, что занят едой, а сам внимательно прислушивался.

– Гаруспики говорят, что этот сезон дождей будет особенно буйным, – прозвучал голос капитана Рэмми.

– Они так про каждый сезон говорят. Брехня.

– Я гаруспикам тоже особо не верю. Шарлатаны… Но всё равно стоит быть осторожными.

– Слышал, вы завтра отплываете?

– Ага.

– А как же начало сезона дождей? Вас потопит.

– Нужно провернуть кое-какое дельце. Мы успеем. А что насчёт Морского Чёрта? Я собирался потолковать с ним, но на острове его нет.

– Я видел его две недели назад у рубежа. Тоже думал, что застану его здесь, он мне денег за карты должен…

Неподалёку завязалась стычка, и капитаны прервали разговор – бросились разнимать своих людей. По негласным правилам, на острове было запрещено претендовать на чужую добычу и на чужие деньги, но правила постоянно нарушались. Иной раз берег оставался усеян трупами.

Люди в жёлтом не обратили на стычку никакого внимания. Как сидели у своего маленького костерка, так и остались там. Только подняли головы, когда зазвучали первые выстрелы.

Капитан Рэмми зычно крыл всех руганью. Обычно он не вмешивался ни в чьи разборки, но сейчас всеми силами старался произвести впечатление на заказчиков. Хотел показать, какой он толковый капитан и как держит своих людей в ежовых рукавицах.

Если люди в жёлтом и впечатлились демонстрацией власти, то ничем это не выдали.

Наутро команда загрузилась в баркасы и поплыла к «Дельфину». Рассветное солнце окрасило паруса в розовый, а воду – в пурпурный.

Члены команды пребывали в приподнятом настроении. Подул другой ветер, принеся с собой удачу капитана Рэмми, и гнетущая атмосфера зреющего бунта сменилась жадным предвкушением.

Люди в жёлтом ушли вместе с Рэмми в капитанскую каюту – обсуждать маршрут к Могильникам. Остальные занялись делом.

– Отдать марсели! – раздался голос Тика.

И «Дельфин» заскользил по волнам.

Глава 2

На койках лежали люди – искалеченные, смердящие и жалкие. Семь жертв неведомого врага – шестеро мужчин и одна женщина. Немытые, одетые в заскорузлую одежду, они смотрели широко распахнутыми глазами в пустоту.

Ни на одной из этих жертв Арчибальд не видел печати магического воздействия. Никакую магию не скрыть от волшебника… Вот только он ещё не встречал человека или зверя, способного сотворить такое. Значит, магия должна быть. Но где печати?

Арчибальд встал у приоткрытого окна, стараясь дышать ртом. Палата была залита солнечным светом, отчего жертвы казались непристойными пятнами кошмарного сна, неведомо как просочившегося в реальность ясного полдня.

Хотелось остаться наедине с этими живыми трупами, но за спиной маячила медсестра. Местный доктор настрого запретил ей оставлять Арчибальда без присмотра, а сам поспешил уйти к себе в кабинет, сославшись на занятость. От него воняло трусостью – так же, как от этих людей воняло потом и мочой.

– Они не приходят в себя, – зачем-то сказала медсестра.

– Мне не требуются комментарии, – отрезал Арчибальд. – Помолчите.

Его нервировало чужое навязчивое присутствие. Нервировала эта развалина, которую пираты называли «лечебницей». Нервировал алкоголик, именующий себя доктором. В Тристании его бы вздёрнули за мошенничество. Вряд ли он способен на что-то, кроме ампутации конечностей, а с этим справится любой опытный мясник.

Лечебница представляла собой кривой барак с рядами наспех сколоченных коек, и парой пристроек, в одной из которых располагался кабинет доктора, а другую отвели под мертвецкую.

Удивительно, что местные головорезы попросту не выбрасывали своих раненых в море, а мёртвых – в яму с крокодилами.

– Как зовут этого? – Арчибальд указал на человека, лежащего ближе всех к двери.

– Ханс Гельман, – мгновенно и без запинки ответила медсестра.

– А этого?

– Клаус Кедли.

Он выглядел чище всех. Последняя жертва. Если на ком и могли остаться печати магии, то на нём.

Арчибальд подошёл ближе. Плащ протянулся за ним по дощатому полу.

Глаза Кедли были неподвижными, а взгляд – бессмысленным. Кедли практически не моргал, отчего веки покраснели и воспалились. Челюсть отвисла, уголки сухих губ были порваны. Виднелся влажный распухший язык.

Клаус Кедли определённо был жив, однако разум его покинул. Не в том смысле, как это происходит с безумцами. Арчибальд видел сумасшедших в Тристанийских лечебницах, и даже самые тяжёлые из них проявляли признаки жизни. А здесь – словно бы пустая оболочка. Мятый и грязный костюм, сброшенный душой.

– Стул, – велел Арчибальд.

Медсестра принесла из коридора колченогий табурет. Она очень торопилась, будто опасаясь, что за мгновение её отсутствия Арчибальд добьёт этих несчастных.

Жалости Арчибальд к ним не испытывал. Среди них точно не было невинных. Женщина – наверняка проститутка. Мужчины – воры и убийцы. Им владело лишь два чувства. Первое – слабый интерес к произошедшему. Ему становилось любопытно, что же, всё-таки, произошло. И второе – раздражение. Загадка не поддавалась, а выжидать и медлить Арчибальд не любил.

Он положил на табурет сумку с вещами. Снял плащ и бросил его сверху. Прислонил ножны с ятаганом к стене.

– Что вы собираетесь делать? – спросила медсестра.

Её голос едва заметно дрожал.

– Вы ведь знаете, кто я такой? – ответил Арчибальд, закатывая рукава.

– Волшебник, – неуверенно ответила она. – Но я не очень понимаю…

– А вы знаете, чем занимаются волшебники, помимо магии?

– Нет…

– Убивают людей за деньги. Иногда – просто так. – Он взглянул на медсестру и отметил, что она побледнела. – И если вы ещё хоть раз раскроете рот без спросу…

– Я поняла, – быстро сказала она, – сэр.

Понадеявшись на то, что запуганная медсестра побоится даже шелохнуться без разрешения, Арчибальд сконцентрировался на Клаусе Кедли.

Осторожно взявшись за заросший щетиной подбородок, Арчибальд повернул голову Кедли к окну. Несмотря на яркий солнечный свет, зрачки Кедли оставались расширены – будто он пребывал в кромешной темноте.

Из кармана камзола Арчибальд извлёк часы. Пальцы прошлись по липкой от пота коже Кедли, нащупывая пульс. Высоковат для живого трупа. Сердце колотилось, разгоняя кровь по извёрнутым конечностям. Арчибальд даже залез в рот Кедли и тщательно осмотрел полость. Горло было красным и воспалённым. Язык имел болезненный тёмный вид, ну а зубы были… обычными. Арчибальд сам не знал, что рассчитывал обнаружить в кривых и гнилых моряцких зубах.

Кедли вдруг дёрнулся, будто бы в судороге, и на руки Арчибальда полетели брызги слюней и соплей. Скривившись, Арчибальд вытер их платком.

– У вас есть медицинское образование? – поинтересовался он у медсестры.

– Нет, откуда? – Она пожала плечами.

– Что, совсем ничего? А опыт в уходе за больными?

– Меня год назад выкупили из «Пионового куста», сэр. За этот год я ухаживала только за калеками. Без рук или без ног. Меняла им повязки, чистила раны от гноя, зашивала. Больше ничего.

– Что за «Пионовый куст»?

– Местный бордель, сэр. Я не брезглива и хорошо шью, поэтому очутилась здесь.

Арчибальд раздражённо поджал губы. Шлюха в лечебнице – потрясающе.

Она бесполезна. Проклятье… Арчибальд рассчитывал на хоть какую-то помощь.. На собственные скудные познания он полагаться не мог.

– В таком случае, позовите доктора, – сказал он.

– Простите, сэр, но… Он сюда не заходит.

– Почему?

– Все эти люди – они ведь… вроде как прокляты? Он боится.

Арчибальд нахмурился. Врач, пренебрегающий своими обязанностями из суеверного страха?.. Впрочем, чего ещё ожидать от этого захолустья? Сложно винить необразованную медсестру за её бесполезность, однако от доктора Арчибальд ожидал большего.

– А вы? – спросил он. – Не боитесь?

– После «Пионового куста» мне ничего не страшно, сэр. Даже вы меня не напугаете, как бы ни старались.

Тут она соврала. Смерти и боли боятся все. Но если ей хочется храбриться – Арчибальд не станет мешать.

Он произвёл осмотр остальных тел. Кроме Кедли никто не подал признаков жизни. И все выглядели одинаково: скрученные судорогами тела с вдавленными грудными клетками и вывихнутыми суставами, раззявленные рты, воспалённые глаза. Один обмочился в процессе осмотра.

– Как вы их кормите? – спросил Арчибальд, возвращаясь к своим вещам.

– Вливаю мясной бульон в рот. Это не так уж сложно.

– Они глотают?

– Нет. Но и не давятся. Бульон просто льётся им в глотки.

Рано или поздно они начнут умирать от голода и обезвоживания. Но это уже не важно. Даже если они придут в себя, долго с такими повреждениями не протянут. А если и протянут, боль будет невыносимая. В некотором смысле, постигшие их забытье можно назвать милосердием.

– Принесите чистой воды, – сказал Арчибальд.

– Но мне…

– Вы ведь отходили за стулом.

– Сбегать за стулом – это быстро, – возразила медсестра. – А воду наливать…

– Тогда пусть ваш доктор принесёт. Мне нужно вымыть руки и сделать записи. И пошевеливайтесь, я и так потерял много времени.

Медсестра помедлила.

– Ладно. Я принесу воды.

Зашуршали юбки, скрипнула половица, хлопнула дверь. Арчибальд остался один.

Похоже, голова доктора была забита глупыми сказками о волшебниках, проводящих жуткие ритуалы и накладывающих чёрные проклятия. Вот только ритуалистика имела мало общего с настоящим волшебством.

– Вот, сэр!

Медсестра внесла медный таз, наполненный водой. Присев, она поставила таз на пол, рядом с койкой Кедли. Вынула из кармана юбки завёрнутый в парусину кусок душистого мыла. Арчибальд опустился на корточки и тщательно вымыл руки. Удивительно, что пираты не заподозрили в произошедшем эпидемию. Ещё удивительнее, что этого не заподозрил Триллиум. В противном случае, он направил бы в Порт-Эреб Чернильного волшебника. Магия этой гильдии позволяла легко и быстро идентифицировать наличие естественных болезней.

Приведя себя в порядок, Арчибальд извлёк из сумки дневник, перо и чернила.

– Вы будете всё записывать? – поинтересовалась осмелевшая медсестра.

– Да. Это надолго, так что рекомендую вам присесть.

Перо заскрипело по бумаге.

Арчибальд писал мелким убористым почерком с сильным нажимом. Каждый волшебник был обязан вести записи – для сохранения и передачи опыта. Многие знания после Армагеддона стали недоступны, и Триллиум пытался восполнить их всеми возможными способами.

Медсестра благоразумно хранила молчание. В какой-то момент Арчибальд даже забыл о её присутствии, с головой уйдя в описания.

«Самое главное, – вывел он финальную фразу, – и самое странное – я не обнаружил ни малейших следов волшебства».

Когда он закрыл чернильницу и встал, медсестра выдохнула с явным облегчением.

– Полагаю, вы закончили, сэр? – поинтересовалась она.

– Да.

– В таком случае, я вас провожу.

Подхватив сумку, плащ и ятаган, Арчибальд двинулся к выходу, но остановился на пороге палаты. Обернувшись к медсестре, он спросил:

– Как вас зовут?

– Мэри, сэр.

– Сколько вы зарабатываете?

– Два аргента в месяц, сэр.

– Вы умеете писать?

Медсестра уставилась на него, как на чумного.

– Конечно же, нет, сэр!

Он с досадой цыкнул.

– Ладно. В таком случае… – Арчибальд извлёк из кошеля, висевшего на поясе, два серебряных аргента и вложил в ладонь медсестре. – Не спускайте с этих людей глаз. Если заметите какие-либо изменения – найдите меня в «Каравелле». Получите ещё.

Медсестра зарделась и присела в быстром книксене.

– Хорошо, сэр! Я поняла.

От былой неприязни вперемежку со страхом не осталось и следа. «Как же легко купить расположение людей», – подумал Арчибальд.

В коридоре он столкнулся с доктором.

– О, месье! – воскликнул доктор с сильным акцентом. – Уже уходите? Надеюсь, мы смогли вам помочь?

– Вы – нет, – отрезал Арчибальд. – И будьте уверены, губернатор узнает об этом.

Не слушая протесты доктора, Арчибальд вышел в полуденную духоту. Эреб был самым северным островом архипелага, поэтому жара здесь царила невыносимая.

Ориентироваться во множестве стихийно возникших переулков было сложно, и за время своего пребывания в Порт-Эребе Арчибальд уже дважды терялся, но от лечебницы к торговой площади вела прямая дорога, запруженная телегами и повозками.

Невольничий рынок пустовал, но прилавки вокруг него были забиты рыбой, крабами, креветками, фруктами, пивом и тряпками. Стоял гвалт. В воздухе висела пыль, взбитая множеством ног.

Жизнь в Порт-Эребе кипела, несмотря на ночные ужасы. Но даже с наступлением темноты находились тупоголовые кретины, выходившие на улицы в поисках неприятностей. Арчибальд ненавидел сплетни, но был вынужден собирать ходящие среди людей слухи, и многие искренне думали, что никакой проблемы нет, а значит, ни к чему запираться по ночам в четырёх стенах.

Может быть, до них дойдёт, когда половина города вымрет.

Арчибальд пересёк площадь и зашёл в «Каравеллу». Большинство застеленных белыми скатертями столов были свободны, и Арчибальд занял место в дальнем углу.

– Сегодня на обед луковый суп, – сообщила молодая рыжеволосая рабыня с клеймом на левой щеке. – Ещё запечённый краб и охлаждённое вино.

– Неси, – ответил Арчибальд.

Пока рабыня отсутствовала, он изучал сделанные в лечебнице записи. Листал страницу за страницей, и ничего не мог понять. У диких ворожей бывали спонтанные всплески волшебства, но вредили они обычно сами себе. Не могли же все пострадавшие быть из их числа. Кроме того, печать магии всё равно бы на них осталась.

На стол легла тень, загораживая Арчибальду свет. Это был владелец «Каравеллы», периодически делящийся с Арчибальдом редкостями из своих погребов.

– Мистер Хезер, – проговорил он учтиво. – Нам привезли редкий сорт вина – зелёный яд. Не желаете ли попробовать?

Арчибальд скривился. Яд – любимое вино одного из его братьев, и к тому же – баснословно дорогое. Владелец же мгновенно считал его реакцию и невозмутимо предложил вместо него бутылку оранжевого вина.

– Нет, – ответил Арчибальд, подчиняясь мимолётному порыву, – я возьму яд. Но не вскрывайте бутылку. Отнесите ко мне в комнату.

– Как вам будет угодно, мистер Хезер.

Зачем ему целая бутылка яда? Арчибальду не с кем её разделить, а для одного яд слишком крепок. Будет стоять на столе и раздражать.

Владелец извинился за беспокойство и отошёл, а рабыня принесла горячий луковый суп.

Краем глаза Арчибальд заметил, что не он один обедает, уткнувшись в записи. За столом у окна сидел человек с обожжённым лицом и торопливо хлебал суп. Вокруг него высились горы из свитков и башни из книг.

Арчибальд подозвал рабыню и спросил:

– Кто этот человек?

– Уильям Фейн, господин. Бывший навигатор «Воздаяния». Наш частый гость.

Цыкнув языком, Арчибальд отпустил рабыню. Он-то решил, что это – образованный человек, который сможет ему помочь. Но от обыкновенного навигатора никакого толку. Всё, что умеют навигаторы – читать карты и наблюдать за звёздами.

Пообедав, Арчибальд отправился спать. А когда стемнело, рыжеволосая рабыня его разбудила.

– Полночь, господин, – шепнула она из-за двери.

Арчибальд с трудом разлепил глаза. На этом проклятом острове он никак не мог выспаться. Бессвязные, хаотичные сны выпивали все его силы и не давали отдохнуть.

Он оделся, взял ятаган и вышел наружу. Ночь принесла с собой долгожданную прохладу. И ещё – липкий туман, затекающий под плащ.

Арчибальд прислушался к ночному безмолвию. Что-то неправильное было во влажном воздухе. Чувствовались сверхъестественные миазмы – вонь чего-то, что не имело отношения к материальному миру.

Не таясь, Арчибальд остановился на углу случайного дома. Клубящийся серый туман был густым и плотным, и в нём что-то двигалось – неуловимое и обезличенное.

Триллиуму следовало отправить в Порт-Эреб волшебника из гильдии Семи Вуалей с их способностью идти на аромат магии, как обычные люди поутру идут к пекарне на запах свежевыпеченного хлеба или заглядывают в подворотню на вонь гниющего тела. Арчибальд же чувствовал себя здесь не на своем месте. Он мог бы выследить и поймать убийцу-человека или дикого ворожею. Мог бы найти и обезвредить артефакт времён до Армагеддона. Но как сражаться с туманом, как его изучать, он понятия не имел.

Но Триллиум не склонен к глупостям, слишком большие деньги всегда стоят на кону. Раз он выбрал Арчибальда, значит, на то есть веская причина.

Либо всё это – банальные интриги и междоусобицы гильдий. Но в этом Арчибальд участвовать не собирался. Он сделает всё, чтобы выполнить заказ. Даже если виновником бед Порт-Эреба окажутся сами боги.

Арчибальд бродил ночами по пустынным улицам, рассчитывая, что сила волшебника привлечёт загадочное нечто. Но с момента его прибытия в чёртовом городе ничего не происходило. Лишь сегодня Арчибальд уловил то, что могло помочь ему продвинуться вперёд.

И оно… исчезло. Растворилось в тумане, совершенно в Арчибальде не заинтересованное.

Его охватила злость. Каждый лишний день поисков отодвигал возвращение домой всё дальше и дальше. Арчибальду было физически тяжело находиться в этом треклятом городе. Но ещё больше, чем город, его бесила неизвестность. Он не понимал, что происходит. Не понимал, кто виноват. Зверь? Человек? Волшебник? Арчибальд чувствовал себя необразованным глупцом, которому поручили произвести математические расчёты, и это ощущение он терпеть не мог.

Он ненавидел беспомощность.

В туманной темноте вспыхнул огонёк. Арчибальд поднял руку ладонью вверх, и из кошеля выскользнули стальные иглы. Приближался человек – не то, за чем Арчибальд охотился. Но местный сброд мог быть куда опаснее любой магии.

Туман и темнота расступились, обрисовывая силуэт. Согбенный человек нес на плече приставную лестницу, придерживая её одной рукой. Во второй он держал горящий фонарь.

– Эй! – окликнул его Арчибальд. – Ты чего тут шляешься?

Человек замер и растерянно закрутил головой. Только теперь Арчибальд заметил, что его глаза были скрыты под повязкой. Одет человек был бедно: в льняную рубаху, линялые штаны, когда-то имевшие зелёный цвет, и стоптанные сандалии.

– Ты слепой, что ли? – спросил Арчибальд раздражённо.

– Да, господин, – ответил тот скромно. – Я фонарщик. Слежу за тем, чтобы фонари на улицах города горели всю ночь.

– Слепой фонарщик?.. За идиота меня держишь?

– Не гневайтесь, господин. В Порт-Эребе опасно ночью. Никто не хочет работать. А фонари должны гореть. Говорят, свет бережёт от беды

– Говорят, – фыркнул Арчибальд, передразнивая. – Слепой дурак рано или поздно спалит весь город. Неужели губернатора это не волнует?

– Вы недооцениваете слепцов, господин, – обиженно ответил фонарщик. – Мы чувствуем мир гораздо лучше, чем зрячие. Я хорошо выполняю свою работу.

«И что ты к нему пристал? – подумал Арчибальд. – Это не твой город. Пусть сгорит дотла».

Но раз этот калека бродит по городу каждую ночь, значит, он мог что-нибудь заметить. Точнее, услышать. Или почувствовать. Сам ведь сказал, что его ощущения острее, чем у зрячих.

– Что необычного ты слышал на улицах? – спросил Арчибальд. – Отвечай честно.

– А почему я должен вам отвечать, господин? – ответил фонарщик.

– Потому что я – волшебник.

Фонарщик ахнул.

– Тот самый? Чёрный Ятаган? Вы же не убьёте меня, господин? Я просто слепой нищий, пытающийся заработать на кусок хлеба!

Арчибальд раздражённо цокнул языком. Молва о нём разнеслась слишком быстро. И это затрудняло работу. Медсестра Мэри по-глупости оказалась чрезмерно любопытна, но вот остальные обходили Арчибальда за версту. Ему толком не удавалось кого-либо расспросить. Охотно разговаривали с ним только в «Каравелле», потому что он приносил им своим постоем большие деньги.

– Отвечай на вопрос, – сказал Арчибальд.

– Я не замечал ничего странного, клянусь! Наверное, если бы я что-то и заметил, то уже был бы мёртв. Так говорят. Туман не оставляет случайных свидетелей.

Арчибальд окинул испуганного фонарщика взглядом, пытаясь понять, лжёт он или нет. От страха люди порой замыкаются в себе, их становится трудно разговорить. Арчибальду всегда было непросто с людьми, особенно – глупыми и недалёкими. Они были как пугливые животные, которым ничего не втолкуешь.

А слепой фонарщик был именно таким – глупым и пугливым. Обычный крестьянский голодранец. Но хотя бы чистоплотный – от него не воняло. Одного роста с Арчибальдом. Молодой – по виду, чуть старше него. Двадцать, двадцать два – не больше.

Арчибальд проникся к нему брезгливой жалостью. Какая безысходная, должно быть, у него жизнь…

Тишина вдруг наполнилась приглушёнными криками и звоном металла – очередная драка. Стоило поторопиться. Вдруг туманное нечто соблазнится разборками головорезов?

– Ступай, – велел Арчибальд. – Но если услышишь что-нибудь – отправляйся в «Каравеллу». Я щедро заплачу за достоверную информацию.

– Хорошо, господин! – ответил фонарщик. – Я буду внимателен.

Выбросив из головы несчастного калеку, Арчибальд поспешил на звуки.

В переулке в крохотном пятачке света, взбивая ногами песок, дрались на саблях двое мужиков. Короткие уродливые клинки – насмешка над благородной сталью, – звонко ударялись друг о друга. Фехтовать ни один из мужиков не умел. Оба рубили наотмашь, рассчитывая вымотать противника и задавить его напором.

Арчибальд притаился в темноте. Черный плащ, капюшон и маска на лице делали его практически невидимым.

«Ну, давай, – подумал Арчибальд, обращаясь к неведомой силе. – Напади на них. Мне до смерти надоело здесь торчать».

Раздалось болезненное кряхтение. Один из мужиков зажал рану поперёк живота и тяжело осел на землю. Он хрипел и брыкался, пока второй деловито рыскал рукой по его поясу. Потом тот стянул с умирающего сапоги и потряс каждый. Из правого выпал мешочек, который выживший мужик забрал себе.

«Как это спровоцировать?» – думал Арчибальд, без особого интереса наблюдая за происходящим. Да и что – это? Зверь? Монстр? Заряженная волшебством стихия? Мысль безумного бога? Или и вовсе какая-то болезнь, которую он из-за нехватки опыта не смог распознать?

– Эй! – окликнул его мужик. Окровавленную саблю он так и не убрал и держал её в выставленной перед собой руке. – А ну, выходи!

Всё-таки заметил.

Придерживая ятаган в ножнах у бедра, Арчибальд двинулся вперёд. Пламя воткнутых в землю длинных факелов рвано плескалось, неверные тени складывались в сплетённые узоры.

– Ну надо же! Кто это у нас такой расфуфыренный?

– Я – Железный волшебник, – проговорил Арчибальд.

– Тогда я – королева Жанна! Волшебник он, как же…

– Тебе не нужны неприятности.

– Мне? – Мужик весело фыркнул. – Это тебе они не нужны. Ты ведь разгуливаешь по ночам, сверкая драгоценностями. Сам просишь, чтобы тебя обобрали, мальчик.

Мужик видел перед собой не волшебника, который пытается решить проблему города, а дурачка, у которого можно отнять ценности и озолотиться. Лёгкая добыча. Жадность застила здравый смысл.

Как же Арчибальд ненавидел тупоголовую самоуверенность!

Он почти был готов дать уйти этому отребью, но тот замахнулся саблей. Замах был слишком медленным для Арчибальда. Метательные кинжалы вылетели из ножен и понеслись остриями вперёд. Мужик даже не успел ничего понять.

На песок хлынула кровь из вспоротой глотки.

Арчибальд подошёл ко второму телу. Человек был ещё жив. С такой раной, как у него, можно много часов умирать в мучениях.

Арчибальд не испытывал сочувствия к умирающему. Мир станет чище, если на одного пирата станет меньше. Но даже бешеных зверей принято добивать – из соображений гуманности.

Кинжал перерезал ещё одно горло, после чего лёг рукоятью в ладонь Арчибальда. Он наклонился и тщательно вытер его об чужую одежду, после чего вернул в ножны.

Два трупа на залитой кровью земле… и ни одной зацепки.

Арчибальд выругался сквозь зубы.

Оставив трупы на месте, он направился обратно в «Каравеллу». До рассвета было ещё далеко, но ему расхотелось попусту терять время. Очевидно, что метод наблюдения был медленным и неэффективным.

Пересекая город, Арчибальд продолжал прислушиваться к окружающему пространству. Но оно отвечало ему тишиной. Вскоре густая темнота городских окраин растаяла, стало светлее. У дверей борделей и питейных заведений висели фонари. Центральная площадь также была щедро освещена фонарями, установленными на высоких столбах, и вереница фонарей освещала петляющую дорогу к Храму-на-Скале.

«На этой помойке по ночам светлее, чем в моём родном городе», – раздражённо подумал Арчибальд.

Невольно он вспомнил слепого фонарщика. Неужели он управляется со всем этим в одиночку?

«Возможно, он – просто-напросто дикий ворожея, – подумал Арчибальд. Такие инстинктивно используют крупицы магии в быту, но без должного обучения остаются обычными людьми, лишь одарёнными благословением Шейтар. А не почувствовал его Арчибальд потому, что был сосредоточен на другом – на прощупывании окружающего тумана.

Вернувшись в «Каравеллу», он попытался уснуть, но не смог. Внутри кипело едкое раздражение.

Похоже, пора оставить город в покое и изучить весь остров целиком. А для этого придётся снова наведаться в крепость Морус – за картой и проводником.