Глава 1
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
выглядит вполне,
Не найти того, что ищем
Ни тебе ни мне.
Геннадий Шпаликов
Татьяна усмехнулась, захлопнула ноутбук и обратилась к Люське:
– Да уж! Бабка отпраздновала сто двухлетие, по сей день выпивает бокал вина на ужин и выкуривает несколько сигарет в день. Старушка всю жизнь прожила в сопровождении вредных привычек и никогда не занималась спортом! – Таня хмыкнула, скривив губы. – Вот же вруши эти бульварные издания!
Каждое утро Татьяна устраивалась за столом с кружкой горячего кофе и листала ленту новостей на ноутбуке.
– Никогда не поверю, что при таком отношении к собственному здоровью можно дожить хотя бы до девяноста. В какой-то спорт бабка обязательно втягивалась! Если она не бегала, не прыгала и не плавала, то секс использовала интенсивно это точно! Сигареты и бухло бабуся продолжает принимать уже автоматически и по-привычке, – женщина закинула ноги на соседний стул, глянула в окно и продолжила свои размышления по поводу счастливого долголетия. – Её уже не радует рассвет, вкус вина и аромат первой утренней затяжки. Её рецепторы затупились от столетнего применения. Глаза не видят пронзительного яркого солнца, напитки потеряли остроту, а нос уже не улавливает терпкости ароматов. А нужно ли такое существование? Вот девяносто, ну ладно девяносто пять и достаточно! Пока в душе шевелятся влечения, хотения и желания, а тело в состоянии чувствовать. Когда желудок пробуждает аппетит, рука тянется к куску жёлтого дырчатого сыра камамбер и рот радуется от предвкушения! Когда пропадут желания, тогда готовь свой гардероб к погребению. Как мама предчувствуя свою кончину, уложила на полке в шкафу одежду, в которой её должны похоронить. И ведь выразила свои пожелания дочери, как именно она хочет выглядеть, находясь в гробу. Ну, кто так делает? – Татьяна сокрушённо качнула головой. – Выбрала гардероб в лиловых и сиреневых тонах. Её любимый цвет. Да уж глупость! Какое дело покойнику, насколько привлекательно он смотрится в гробу? И всё же наверное важно знать при жизни, что в день похорон от твоей физиономии и скорбно сложенных рук не отшатнуться в ужасе близкие и те гореватели, которые будут толпиться возле гроба, теребя в руках две тощие гвоздички. Вон посмотри на старуху! – Таня открыла ноутбук, мотнула головой в сторону экрана и снова обратилась к Люське – Она больше похожа на засушенный урюк, на мумию, – женщина всмотрелась в экран. – Глаза потеряли цвет, стали водянистыми и руки с дряблой кожей с синими прожилками просто ужас! Интересно, кто ей бухло приносит и сигареты покупает? Неужели близкие? Наверное ждут не дождутся, когда представители из похоронного бюро снимут мерки, чтобы гроб по размеру подогнать. И что с памятью старушки? Как долго сознание хранит свои кладовые? Тут уже не помнишь, что было вчера, а уж за сто лет точно забудешь половину. И хорошо! Например плохое надо стереть. Неблаговидные поступки, разводы, предательства, трудности. Надо сохранить лишь приятные воспоминания – рождение ребёнка, покорённые вершины, большую зарплату, полёт на параплане над морем, ощущение любви и вкус весны. Про зарплату какая-то чушь! Когда деньги были большими? Насколько большими? Относительно чего большими? – Татьяна снова приблизила лицо к экрану. – Судя по виду бабуси, она не оставит после себя огромного состояния! На запястьях фенечки из кожи и горного хрусталя, платьице бедненькое из ситца. Не в деньгах дело, важно запомнить моменты счастья и перебирать их как чётки в течение тех дней, которые остались до кончины. В это время пить вино и выкуривать вкусную сигарету, щурясь от пламени заходящего солнца! И ведь правда, Люся, как мало надо для счастья! И старушка находится в прекрасном состоянии нирваны, когда уже стёрлась грань между жизнью и смертью, а переход в иное состояние не принесёт страданий ни старушке, ни её близким.
Люська, с немом вопросом, задрала морду и посмотрела на хозяйку. А та продолжила свои размышления, уже ведя внутренний монолог:
«Вот когда я стану старой, – Таня не уточняла для себя насколько старой она предполагает быть для осуществления далеко идущих планов. – Я обязательно обоснуюсь у тёплого моря. Начну заводить знакомства с разными людьми, запишусь на языковые курсы, куплю сумку, куда поместится букет цветов и свежая газета. Сейчас жалко денег на такие вещицы, но в старости я обязательно куплю себе брендовые солнечные очки в пол лица и соломенную шляпку от «Шанель». Да и вино! Обязательно вино. Бокал розового перед ужином. Я буду носить ситцевые платья, много браслетов и удобные сандалии.»
Татьяна повернулась и обратилась к собаке, которая не обращала внимания на хозяйку. Она, наклонив голову в бок прислушивалась к собственному мочевому пузырю. И только виляющий хвост выдавал некоторую нервозность от ожидания: когда же эта зануда закончит разглагольствования?
– Ты знаешь, в юности, стоя перед витриной магазина и наблюдая за посетителями, я всегда возмущалась: зачем старым женщинам такие дорогие вещи! Пожилые, состоятельные брали самое красивое и дорогое. Почему, думала я? Тётеньки дряхлые, мысленно возмущалась я! Эти вещи мне нужны для форсу, пока я молодая! Как шикарно на мне будет смотреться эта юбка, блузка или плащ. Но нет денег. Только теперь понятно, зачем. Старости нужна красота, которая отвлечёт внимание от дряблости и увядания! Наверно это справедливо. Молодость и так хороша без мишуры и цирковых блёсток.
Таня вдохнула, допила из кружки остывший кофе и потрепала по уху Люську, которая терпеливо слушала рассуждения хозяйки о бренности бытия и несправедливом распределении средств между старостью и молодостью. Собака хотела в туалет, желала кувыркаться в снегу и ещё мечтала встретить свою подружку из соседнего дома, долговязую долматинку Донну. Дворняжку Люську сослепу или в тёмное время суток можно было принять за породистую лабрадоршу, но даже в темноте собачка демонстрировала дворовые манеры. Она не умела себя вести в обществе, норовила кого-нибудь лизнуть, беспрестанно виляла хвостом, не обладала выдержкой и печально скулила, когда хотела есть. Вот и сейчас Люсьена не лаяла, а лишь печально заглядывала в глаза хозяйке и выдавала звуки похожие на тирольские йодли. Лаять в квартире ей категорически запрещалось, потому что соседи – люди пожилые и склочные – желали абсолютного покоя на своей жилплощади. Люська это знала и выдавала лишь песни альпийских горцев. Где она этому научилась никто не знал, а сама собачка своими умениями делиться ни с кем не собиралась.
Люсьена уже суетилась у дверей в ожидании, пока Татьяна натягивала на себя угги и пуховик. Собака выражала нетерпение. Ей казалось, что хозяйка слишком усердно волындается с шарфом похожим на длинную сосиску и намеренно долго рассматривает собственное изображение в зеркале. И ведь она не требует многого, не поднимает домочадцев в шесть утра, а терпит до того, как Таня отправляет сына Мирона в школу. Она находится в стоическом ожидании пока та пьёт кофе и делится своими мыслями непонятно с кем. Но сегодня рассуждения о старости перешли все временные границы. Наконец они оказались на улице. Люсьена раскорячилась сразу возле подъезда, блаженно закатив глаза.
– Ну хоть бы подальше отходили, – сделала замечание соседка с первого этажа – бабёнка вредная и склочная. – Гадите, где придётся, а здесь дети играют. Надо следить за своими питомцами!
Она вышла из подъезда следом за Иноземцевой, бросила походя ворчливую реплику и прошла вглубь двора не останавливаясь, неся в руках палетку для выбивания ковров. Таня изобразила гримасу на лице и показала Люське, которая радостно виляла хвостом. Собачка знала, что хозяйка всегда встанет на её сторону, поэтому плевать она хотела на соседку и на её претензии.
Гуляли долго, но скучно. Лабрадорша уже выгулялась, а кувыркаться в снегу одной было не интересно.
Неожиданно с ясного неба посыпались крупные снежинки. Люська вдруг обрадовалась. В отсутствии компании она решила радоваться жизни в одну морду. Собака прыгала, ловила языком снежинки и вообще она чувствовала себя совершенно счастливой если бы не поводок, который сдерживал полёт. Татьяна натянула капюшон на голову. Она тоже радовалась снегу, который опускаясь на землю быстро превращался в жидкую чачу. Носы замшевой обуви быстро намокли, как и короткая шерсть собаки. Пара вышла из парка, пересекла улицу и остановилась возле магазина. Таня потопала ногами, стряхивая снег и обратилась к лабрадорше:
– Так для утреннего променада достаточно, – она сунула поводок в Люськины зубы. – Жди меня здесь. Куплю молока с хлебом и пойдём назад.
Таня долго бродила по магазину, рассматривая товары и сбрасывая в корзинку то, что собиралась купить. Она не волновалась за домашнего питомца. Кому нужна беспородная собачка, которую они с сыном взяли в приюте. Когда Татьяна вышла на улицу, она увидела, что Люсьена терпеливо ожидает в том же положении, зажав в зубах поводок.
– Какая же ты у меня умная! – свободной рукой женщина погладила собаку. – Ты не Люська, а лохматый Энштейн. Даже язык показываешь, как тот лохматый гений на картинке. Ну, теперь домой.
До подъезда дошли тоже не торопясь. Прогулка заняла больше часа. Сегодня Иноземцева никуда не торопилась. Она попала под сокращение. Потеря места работы расстроила её, разломала все планы не только на лето, но и на дальнейшую жизнь. Вместо запланированного отпуска в Турцию, придётся экономить и искать новую работу. Таня ещё находилась в растерянности и не знала, чем займётся дальше. Пока она пыталась очистить голову от дурных мыслей. Она в раздумьях шла по заснеженной аллее с близким другом и ощущала на лице, как снежинки превращаются капли воды. Главное решение она приняла – ей сорок лет и она не планирует дожить до ста, но это пока. Может годам к восьмидесяти, что-то изменится. Второй раз замуж она не пойдёт, не заведёт в доме кота и не родит ещё одного ребёнка.
«Да уж, планы как-то не очень. Одни «никогда», – Таня мысленно возмутилась тому, сколько преград она сама соорудила в своей жизни. – Ещё и ребёнка можно родить и замуж сходить и Люсьена кошку возможно примет, как свою. Только где на всё взять душевных сил? И всё же практика показывает, чем больше затрачиваешь эмоций, тем больше получаешь назад.»
Под козырьком подъезда Иноземцева нашла сухое место, поставила пакет с продуктами и смахнула снег со спины собаки, которая вдруг разволновалась, навострила уши и взялась неистово лаять. Таня кое-как утихомирила Люську. Та перешла на приглушённые йодли и скулёж, но рвалась с поводка, стремясь как можно скорее попасть в подъезд. Лифт громыхал дверями где-то на верхних этажах. Ждать подъёмник не стали, а пошли по лестнице. На третий этаж собака тянула хозяйку с неистовой силой. Она уже наплевала на все запреты и принялась безобразно лаять.
– Да что с тобой, Люська! – Татьяна запыхалась, она переступала через две ступеньки, шурша пакетами, которые норовили порваться от тяжести и болтанки. В пролёте между вторым и третьим этажами Иноземцева остановилась и расстегнула карабин поводка. Люська, почуяв волю, пулей полетела наверх. Женщина перевела дух и потянулась следом за собакой. Она смотрела под ноги и не сразу поняла, что дверь её квартиры приоткрыта.
– А это ещё что такое? – Таня замерла на пороге. – Мирошка ты вернулся? Забыл что-то?
Её насторожила тишина. Только из глубины квартиры доносился сдавленный скулёж собаки. Таня сбросила капюшон, поставила пакеты на полку рядом с зеркалом, не снимая обувь прошла по коридору и заглянула в гостиную.
– Мирон, – Иноземцева снова позвала сына.
Такую картину она никак не ожидала увидеть. Комната выглядела словно после обыска. Ящики шкафов выдвинуты, распахнутые дверцы полок обнажили внутренности, а на полу распластавшись лежало тело лицом вниз, из-под которого вытекла кровь образовав огромное красное пятно. Иноземцева некстати подумала о том, что новый светло фисташковый ковёр теперь придётся выбросить. Люська, покружив по комнате, села рядом с неизвестным предметом и завыла. Таня вздрогнула, когда сзади неожиданно вместе с выдохом раздался голос:
– Вот тебе раз! Это что такое?
Иноземцева обернулась и увидела пожилого соседа, который остановился рядом и прижав по-бабски сложенные ладони к груди, испускал звучное сопение вместе с парами перегара. Татьяна растерянно развела руками и круглыми глазами уставилась на пожилого человека. Она тряхнула его за плечо, выдёргивая из ступора и сузив глаза произнесла: