Быть нормальным

Глава 1

Они снова сделали это. Снова сказали, что я хотел себя убить.

Чушь.

Если бы я и искал способ покончить с жизнью, выбрал бы менее неприятный, чем болтаться в петле с перекошенным лицом и распухшим синим языком. Подумать только… Лучше уж наглотаться таблеток, чем престать в настолько неприглядном виде перед санитарами, которые непременно выкурят не одну сигарету перед тем, как все же снять мой труп и поместить в карету «скорой» помощи.

Ах, нет, как я мог забыть? – Таблетки уже были. Кажется, на прошлое Рождество. Да и петля тоже… Что это? Игры с едой? Но извращенное чувство юмора им не чуждо. Или это отсутствие фантазии? За это я даже мог бы сказать спасибо, но не буду.

В этот раз меня обыскивали более лениво. Перед тем, как поместить в палату местной психушки даже не изъяли потрепанный блокнот и огрызок карандаша, захваченные мной в последний момент, видимо решив, что если я всажу его себе в глазницу, то ни санитары, ни доктора многого не потеряют. А уж отсутствие родни – стало еще одним плюсом. Такие пациенты предпочтительней тех, кто ведет за собой толпу голосящих и излишне нервных сиделок. – За нас некому заступиться. Нас проще вылечить.

По правде говоря, я вхожу в число тех немногих, кто не нуждается в лечении. Все, что мне нужно – покой. И немного алкоголя. Чтобы хоть иногда отдыхать от того, что я вижу, благодаря той блядской особенности, которой меня наградила матушка природа (может все-таки не мать, а мачеха?), а именно – у меня в мозге нет блока. Не знаю, как назвать эту прекрасную штуку, позволяющую жить спокойно, подобно слепым котятам под боком у заботливой кошки – не видя, насколько этот мир по-настоящему ужасен, поэтому решил дать именно такое определение – блок. Хотел бы я быть таким же, как и остальные люди? – Да. Но никто не спрашивал моего желания, а оттого шестизвездочный коньяк, когда были деньги или же любое дешевое пойло, в их отсутствие заменяли мне и семью и друзей, надежно справляясь со своей задачей – скрывая тех, кто вокруг нас.

Мне всегда нравилось выражение «допиться до чертиков» – нет ничего точнее, для тех, кто живет с поломкой мозга – в отличие от меня, пытающегося найти спасение в градусе, тем, кто родился с блоком алкоголь дает противоположный эффект – их защита слетает, быстрее, чем юбки у девчонок в баре после трех шотов, открывая глаза на реальный мир. Даже смешно наблюдать за этими бедолагами. Они уверены, что стоит протрезветь, и все монстры исчезнут. Ха! Как бы ни так. Они просто вновь запудрят им мозги, смеясь над слепцами, проходя мимо их спин настолько близко, что волоски на шее встанут дыбом. Вы когда-нибудь ощущали холод? Такой, чтобы все тело передернуло, хотя на улице жарко светит солнце, а проклятый кондиционер приказал долго жить еще на прошлой неделе. Да? Тогда я могу вас поздравить – если вы все еще живы, значит, никого не заинтересовали. Они прошли мимо. Как и каждый гребаный день до и после этого.

Ненавижу лежать в психушке… Это уже пятый или шестой раз, не помню. И не хочу помнить. Нужно было быть умнее – не пытаться донести истину. Не рассказывать о них… Правда твари заинтересовались мной лишь во второй раз, в первый справились простые люди в белых халатах – окрестив меня психически неустойчивым, накачав транквилизаторами и закрыв на полгода в мягких, но не гостеприимных стенах, пропахших хлоркой. Вчера же, шагая в петлю, заботливо накинутую на люстру, я не собирался подыхать, но очередная тварь, заметившая мой взгляд (сколько раз зарекался не глазеть даже на то, как они жрут очередной труп!) решила повеселиться, лишив воли и заставив скрепя зубами шагать вперед. К своей смерти.

Надеюсь, в этот раз седативные окажутся на высоте. Не хочу видеть еще и тех, кто кормится в этих стенах.

Тут не так уж и плохо.

В этот раз я притворился овощем с самого начала. Не сопротивлялся, глотал таблетки, смотрел в одну точку, даже когда санитары, ухмыляясь, пытались расшевелить. Пусть думают, что победили. Пусть тешатся своей властью над сломленным разумом. Главное – не выдать ни единой мысли, ни единого проблеска осознанности. Позже… Когда они перестанут считать меня буйным.

Сейчас ночь. Корпус погрузился в тягучую тишину, пропитанную запахом лекарств и страха. Я чувствовал их присутствие. Они скользят по стенам, шепчут неразборчивые слова, вызывая тошноту и первозданный ужас. Я стараюсь не дышать громко, не двигаться резко, даже не думать. Но медленно пишу эти строчки. Лишь бы твари не заметили, не заинтересовались мной.

Иногда кажется, что я схожу с ума. Может, они и правы, врачи в белых халатах? Может, все это – плод моего больного воображения, порожденный годами алкогольной зависимости и душевной травмы? Нет. Это не безумие. Это реальность, которую большинство просто не замечает.

Выжить. Вновь. Переждать бурю. Выйти отсюда. А потом… потом я придумаю, как с ними бороться. Если это вообще возможно. Или просто сопьюсь нахер, окончательно затерявшись в мире иллюзий, где они не смогут меня достать. По крайней мере, я на это надеюсь. Какое гадкое желание для моих лет…

Сутки, словно вырванная страница из дешевой газетенки улетели под действием препаратов. Честно, мне не хотелось даже сопротивляться, поэтому когда один из амбалов, именуемых здесь «санитаром» скрутил меня, без признаков хотя бы зарождающейся вежливости воткнув носом в скомканный поролон подобия подушки, а медсестра ввела иглу в вену, я испытал подобие облегчения – несколько часов побыть «нормальным», без рассматривания той твари, что все-таки приползла в угол моей палаты жадно чавкая протухшей тушкой голубя.

Да, кстати, я забыл представиться. Это глупо и попахивает шизофренией, наличие которой я у себя упорно отрицаю, но я решил вести записи более подробно, чем когда-либо до этого. Даже удивительно, что в расцвет интернета и прочих полезных приблуд такие же, лишенные блока в мозге не создали свое сообщество или хотя бы подобие чата. Было бы забавно. Хотя… скорее всего нас бы окрестили фриками или завсегдатаями психушек, кем мы и так являлись. Не все, конечно. Лишь те, кто хоть раз рискнул сказать о своей «ненормальности». В подобных условиях, когда даже не с кем поделиться, боясь оказаться в одиночной палате или же просто обсмеянным, пусть хоть мой дневник – да, этот самый повидавший не самые лучшие дни своего существования блокнот – станет вместилищем моих откровений.

Начнем.

Меня зовут Вадим Авдеев, мне двадцать два года и большую часть своей жизни я никогда не оставался один – они всегда были рядом, не считая тех часов, когда меня вырубало после алкоголя. Но, как вы понимаете, подобная благодать стала мне доступна далеко не сразу – в детстве пришлось просто сжиматься от страха или мысленно повторять кусок из наскоро выученной молитвы. Никогда не помогало. Хоть бы раз поганая тварь или захудалый призрак, похожий то ли на молочный кисель то ли на клубок тумана свалил, поджав хвост. Нет. Но так было проще. Осознание того, что я пытаюсь предпринять хоть что-то вселяло слабую надежду.

«Кто они эти твари?» – спросите вы, если не выбросите найденный блокнот с записками психа сразу же, как только эта писанина попадет к вам в руки. – Они разные. Есть довольно безобидные, вернее даже не так. Не то, чтобы я им нравился или им было наплевать на людей, нет. Просто многие из тварей лишены физической – если к ним вообще можно применять подобный термин – оболочки. И сожрали бы, да кишка тонка, а руки коротковаты. С ними проще. Такие тени или призраки (называйте, как хотите) давно осознали свою никчемность и практически не обращают внимание ни на таких, как я ни на «нормальных», чей блок надежно защищает психику своих обладателей от подобных не самых приятных встреч. Хотел бы и я жить подобно этим болванчикам – ходить на работу, не рассматривая по дороге, как у очередного бомжа подъедают печенку. Слышали про цирроз печени? – Вот, я еще и видел. Только без «блока». Вы бы сильно удивились, узнав суть процесса не с медицинской точки зрения, а на самом деле. Да и засыпать, не видя склонившейся над твоим одеялом твари было бы куда приятнее. Кстати, я ведь не рассказал о других, тех, кто менее приятен, чем тени – я бы назвал их» обгладывателями» или более красивым звучным словом, однако голова еще плохо соображает после вчерашней дозы успокоительных, поэтому оставим лирические отступления и вернемся к сути: эти твари опасны. Смертельно опасны. Даже если вы их не видите.

Вчера я пытался заснуть, упорно изображая из себя «нормального» человека, но навязчивое чавканье над почившим голубем вымораживало. Нет, ну действительно, разве нельзя есть аккуратнее, тем более, когда в твоей пасти, больше напоминающей лопнувший баскетбольный мяч, помещается аж два ряда зубов? Но, видимо, правила этикета не работают по ту сторону реальности. Хотя… может это люди находятся по ту сторону? А твари живут на правах хозяев? Этакий супермаркет для страшилищ – продукты ходят мимо, только протяни лапу. Некоторые даже могут с тобой поговорить или в ужасе похлопать глазками – ну прелесть же…

Если устанете от моего черного юмора, скажите, я все равно не смогу об этом узнать, а тем более ответить или исправить манеру повествования, но, как говорил один из тех врачей, что упорно пытался вправить мне мозги в прошлый заезд в столь прекрасное место – «Держать мысли в себе вредно. Нужно уметь проговаривать свои желания и переживания». Вот только моих откровений он почему-то не оценил. Помнится, тогда мне даже повысили лечебную дозу, и я несколько дней провалялся на койке в состоянии амебы. Можно было бы и не привязывать, но санитары не стали лишать меня такого аксессуара, как милые больничные ремни. После того случая я плохо отношусь к откровениям.

А пока меня вновь не посетили гости – в халатах или чьей-нибудь крови (даже не знаю, кого буду рад видеть меньше), пожалуй, попробую помои под кодовым словом «завтрак», что только что просунули в окошко палаты. Надеюсь, что моя следующая запись окажется более полезной.

– Опять этот сказочник, – гоготнул один из санитаров, рассматривая старые шрамы на моих руках так, словно никогда не видел подобных попыток свести счеты с жизнью. – На этот раз с домовым бутылку не поделил или дух люстры решил украсить твоей тушкой свое место обитания?

– Как ты угадал? – Я состроил притворное удивление, зная, вернее помня по прошлому общению с этой гориллой в халате, что подобное его бесит.

– Ничего, после укольчиков пасть быстро закроешь, – выплюнул он.

Медсестра наклонилась над моей рукой, быстро нащупав вену. Иголка проскользила по коже, оставляя неосторожную царапину, а после все-таки вошла в кровяное русло, выплескивая внутрь свое содержимое.

– Скоро станет лучше, – заученным до автоматизма тоном заверила она, направляясь к двери.

В моей палате нет часов, как в прочим и ничего другого кроме проржавевшей койки и дырки в полу, настолько окислившейся от всех испражнений, что края стали еще уже, но медсестра, покидая мою обитель в сопровождении двух санитаров благодушно ответила на вопрос, сказав, что уже час ночи. Начался новый день.

Я ненавидел ночь начиная с самого детства, ведь твари становятся еще наглее. Видимо, свет гигантского шара, встающего по утрам, их раздражает. Не скажу, что он для них губителен, но днем подобных прохожих я встречаю намного меньше, чем после захода солнца.

Кстати, вы знали, что далеко не все твари выглядят мерзко? Есть и вполне сносные представители их вида. Некоторые, даже симпатичные. Если не подмечать асимметрию. Не ту, что присуща лицу каждого человека, а более выраженную, будь то искривленный уголок рта, открывающий неестественно длинные клыки или руки разной длины. Хотя я тоже не красавчик. Запомните, на этом моменте я смеюсь. Да. Даже хорошо, что, находясь в палате я не могу лицезреть свое отражение – зеркало было бы слишком даже для такого «суицидника», каким меня здесь считают. Если не знать мой возраст, можно с легкостью накинуть лишних пять, а то и десять лет. Нет, алкоголь не стал помощников в этом деле, хотя и без его влияния не обошлось, тут постарались на славу два брата – недосып и вечный стресс.

Появилось головокружение. Легкое, ненавязчивое. Так всегда бывает от нейролептиков. – «Сейчас станет лучше» – слова абсолютно ничего не значащие для меня. Ложь. Лучше не станет никогда. Разве что я смогу разжиться пресловутым «блоком» на всю оставшуюся жизнь, хотя и в этом случаи спать спокойно не смогу, зная, что происходит вокруг. Я предпочитаю видеть, когда именно меня начнут жрать, а не хвататься за валидол наивно пеняя на проблемы с сердцем. И с чего я вообще решил, что удостоюсь привилегии стать обедом… Скорее всего меня вновь подведут к черте. Дайте-ка вспомнить… За последние годы я чудом выжил под колесами отечественного автопрома, «самостоятельно» шагнув на проезжую часть (скажем за это спасибо одной особенно уродливой твари, решившей, что я слишком много видел); резал вены, пока мою руку держали сразу два представителя клыкастой братии; глотал таблетки (знаете как неприятно давиться снотворным, особенно если его впихивают против твоей воли?) и теперь еще собирался шагнуть в петлю (во второй раз), разумеется, как вы уже могли понять, не из-за патологического желания сдохнуть, а лишь по чужой указке.

Все те случаи были даже не интересными, все, кроме последнего – со мной впервые заговорили.

Морда твой твари напоминала смесь бульдога с подгнившим помидором – не самое поэтичное сравнение, но другого на ум не приходит. Раскрасневшаяся, местами полопавшаяся на шее и щеках кожа свисала складками с заметными островками плешивой щетины. А вот довольно стильный костюм-тройка и прилизанные три волосины, словно гелем уложенные на бугристой лысине, указывали на то, что это птица высокого полета. Не из тех, кто больше походил на переломанных собак или полупрозрачные тени. Существо, наделенное интеллектом. Возможно, даже большим, чем я сам мог похвастаться.

Прищелкнув изогнутыми пальцами, заканчивающимися красноватыми ногтями, со следами запекшейся под ними крови, тварь указала на петлю:

– Иди. – Он не открывал рта. Губы, оставались неподвижной алой полоской, словно вырезанной в куске свежего мяса, однако голос слышался явно. Громко.

Ноги сами понесли к раскачивающейся веревке, а руки ухватили край петли, помогая голове просунуться внутрь.

– Может поступим как раньше? – Мой голос хрипел, пока я пытался отодвинуться от веревки, в то же время лишь сильнее накидывая ее на шею. – Пойдешь по своим делам, а я сделаю вид, что даже не заметил твоего появления?

Подобный расклад казался мне самым правильным. Хотя бы жизнеспособным. По-настоящему несправедливо умереть из-за того, что не успел состроить невозмутимое выражение лица и взгляд сквозь эту мерзотную тушу, когда тварь зависнув над моим окном пыталась скинуть одного из монтажников, попутно запустив длинные отростки-щупальца тому бедолаге куда-то в район спинного мозга. Скорее всего, я бы просто отвернулся и закрыл шторы, как делал до этого несколько раз, но взгляд, – осмысленный и слишком пристальный, – которым меня наградила тварь заставил отшатнуться, испуганно выругавшись. Я слишком глупо выдал себя. За что и поплатился.

– Ошибка природы, – прошелестел голос твари.

– Я-то? – Вцепившись пальцами в толстую веревку, я пытался отделаться от навязанного желания шагнуть вниз с низкого табурета. – Всего лишь слегка растерялся. Ты мог жрать и дальше, не отвлекаясь.

Сейчас я понимаю, что позволял себе дерзость лишь из-за страха – своеобразная защитная реакция, ну или полное отсутствие здравого смысла.

– Шагай, – скомандовал он.

И я шагнул.

Знаете, что меня спасло? Нет, не суперспособность, которой я не обладал и не патологическое везение, а лишь чертовски хреновый ремонт – потолок «сталинки» и старенькая люстра вошли в противостояние, не выдержав моего не такого уж и малого веса, обрушив сначала мою трепыхающуюся тушку, а следом, устроив грохот, на который сбежались сердобольные соседки, (именно они и вызвали наряд ментов, а следом и «скорую») и люстру, угодившую прямым ходом в единственное новое в моей квартире – телевизор.

Так я и оказался в дурке. Снова. Надеюсь, это последний мой заезд, иначе скоро придется покупать абонемент, как постоянному клиенту.

Глава 2

Но если психом называете меня,

Имейте храбрость и в глаза смотреть.

Пусть перед тем, как стянется петля,

Смогу душой вас пожалеть.

Два дня в отключке – мой личный рекорд. А ведь все так хорошо начиналось…

Но пока мне не принесли новую порцию седативных, (по любому там намешано что-то еще) постараюсь рассказать об одном моменте из своего прошлого…

Блок слетел не сразу, либо же он именно так и работает – отключается в каком-то определенном возрасте или случае щадя детскую неокрепшую психику. Мне было чуть больше двенадцати лет, когда я впервые увидел их.

Папа вызвался подвести меня на секцию по баскетболу, которую я посещал к тому моменту около полугода. Я закинул спортивную сумку на заднее сидение и, – уже не помню, на что именно был обижен на родителя – сел рядом с ней, отвернувшись к окну. Мимо проплывающие дома и скверы большого города смазывались в череду картинок навевая сонливость. Я не запомнил тот миг, когда моя жизнь изменилась навсегда, лишь визг тормозов и, кажется, громкое ругательство отца, а после наступила вспышка яркой боли, после которой я очнулся уже лежа на асфальте посреди мелких осколков лобового стекла и крови.

Многих ли везунчиков вы знаете, кто протаранил стекло своей головой, а после еще и очнулся? – Теперь как минимум одного.

Отец лежал в нескольких метрах от того места, где корежился от боли я. Толпа зевак быстро обступила место происшествия, загородив собой остальную часть мира, который словно сузился до небольшого пяточка на дорожном полотне, но даже не вид изломанных, неестественно вывернутых ног папы поразил тогдашнего ребенка, а несколько тварей, склонившихся над ним. Они отделились от толпы, жадно облизывая пасти и высовывая фиолетовые длинные языки, которые тут же принялись прохаживаться по окровавленным участкам кожи, всасываясь, прорастая через нее и начиная пульсировать, так, будто по ним пульсировала жидкость поднимаясь прямо к клыкастым провалам.

Я пытался кричать. Пытался позвать на помощь. Но люди лишь хватались за свои телефоны, да обсуждали аварию. Их взгляды проходили через тварей, не замечая, не видя. Не все пытались вызвать помощь, большинство – снимали видосики. Интернет – бич нашего поколения. Я ненавижу его чуть меньше, чем свою особенность. Он всегда все перевирает. Достаточно чихнуть на одном конце, а через пару часов твоя простуда перерастет в рак головного мозга, по словам «знающих» комментаторов.

Отец становился все бледнее, пока подбежавший фельдшер «скорой» не покачал головой, отпустив его руку:

– Пульса нет, – проронил он и кивнул санитарам, готовым погрузить теперь уже лишенное жизни тело на носилки.

Всего лишь «тело».

Я лежал, глотая слезы, не обращая внимания ни на чужие руки, поднявшие меня с асфальта, ни на расспросы медиков. А после вырубился, запомнив напоследок с какими довольными рожами расползались твари, облизываясь после пиршества.

Почему они не сожрали еще и меня? – Не знаю. Возможно, во мне уже тогда было слишком много дерьма. По крайней мере мне проще думать подобным образом, чем пытаться докопаться до истины. Да и есть ли она, когда вопрос идет о тех, кто живет своей жизнью, лишенной человечности, морали и правил?

Еще в больнице, когда я пришел в сознание, были попытки рассказать все маме. Но она поначалу только рыдала, не в силах поверить в смерть отца, а после нашла утешение в другой эмоции – злости. Мои рассказы о тварях она воспринимала в штыки, так, будто я пытался очернить последние мгновения жизни ее любимого человека, специально увеличивая ее боль. Мама кричала. Требовала прекратить нести бред, а после началась череда докторов и диагнозов. И я замолчал. Конечно, пришлось полежать какое-то время в детском отделении психиатрического центра, но быстро разобравшись, что выгоднее держать язык за зубами, я смог вернуться домой и продолжить нормальную жизнь. Быть нормальным – одновременно и девиз, и наказание. Насмешка, моя личная, над самим собой.

Как бы там ни было, но после той аварии мой блок слетел окончательно. Я больше никогда не переставал видеть то, за что меня называют психом. Сначала это пугало, но со временем начало даже раздражать. Представляете, какого сидеть в кабинке общественного туалета, когда мимо, не замечая таких условностей, как стены, неспешно проходит призрачная масса, отдаленно напоминающая человека? Или же когда романтический ужин с девушкой переходит к самой интимной части, но взгляд натыкается не на ее верхние девяносто, соблазнительно обтянутые полупрозрачным кружевом, а на тварь, проворно спускающуюся по потолку сквозь потолок. Помню после той ночи оказалось, что сосед сверху скончался от инфаркта. Ага. Инфаркт. Конечно.Надеюсь, когда его жрали, он хотя бы не видел всего процесса наивно нащупывая сердечные таблетки в кармане рубашки.

Тогда же, в студенческие годы, я и пристрастился к алкоголю. Но о его «полезности» я уже рассказывал. Хотя… Какая разница от чего сдохнуть – от алкоголизма или того, что меня сожрут? Все это лишь моя слабость… Способ закрыть глаза. Да, я слаб и признаю это.

Но не будем больше о прошлом. Пока я нахожусь здесь мне недоступен даже такой херовый способ избежать проблем, как нажраться до потери пульса.

Сейчас лишь стены палаты и жидкая каша на подносе. Интересно, а с помощью него меня попытаются убить?

– Авдеев? – Санитар сверился с каким-то списком, кивнув своим собственным умозаключениям. – Пора прогуляться.

– Даже в сад выпустите? – с усмешкой поинтересовался я, понимая, что подобное мне не светит.

– Да хоть в Дубай, – загоготал амбал в халате. – Пошел бегом!

Сегодня я удостоился неожиданной чести – ел в общей столовой. Да, меня признали достаточно спокойным пациентом, для «выхода в свет». Мне даже удалось завести знакомство. Довольно интересное. Настолько, что на нем я остановлюсь подробнее.

Столовая располагается на первом этаже центра. Ничего примечательного, кроме десятка столов с одинаковыми пластиковыми стульями и окна раздачи, разве что чахлое алоэ в огромном, явно не по размеру для этого растения, горшке могло притянуть хотя бы мимолетный взгляд.

Я вяло пережевывал хлеб с сыром, когда ко мне подсела миловидная девушка. Если бы не ее ярко-рыжие, завязанные в растрепанный пучок волосы, возможно я бы и не запомнил своей собеседницы, но она показалась чем-то сродни солнцу, вдруг заглянувшему к заблудшим душам. Слишком яркая. Слишком нор-маль-ная…

– Привет, – сказала она. – Зоя, – протянув узкую ладошку, девушка сама подхватила мою, быстро пожав, – я заметила, что ты ведешь себя не так, как остальные. Надеюсь, не ошиблась и не подошла к маниакальному синдромщику.

Я мысленно хмыкнул. Мог ли я казаться спокойнее остальных? – Да. В этом вопросе чутье девушку не подвело. Я не раскачивался на стуле, как парень в дальнем углу и не залипал в одну точку, как парочка психов напротив. Даже не бормотал себе под нос, а лишь молча кривился, пытаясь пережевать зачерствелый хлеб. Наверное, психов не волнуют такие мелочи, как отвратная кормежка? Меня же она бесила.

– Привет. Вадим, – представился я, отложив бутерброд на тарелку. Есть не хотелось, а тех крох, что уже успели упасть в желудок, должно было хватить, чтобы не загнуться от приступа острого гастрита. – Не маньяк, но может просто мой психоз проявляется в чем-то другом? – сказав это я почувствовал, как мои губы растягиваются в кривой усмешке.

– Ой, да брось, – отмахнулась Зоя, – у восьмидесяти процентов населения Земли та или иная форма шизофрении. Главное, что ты не опасен, а насчет этих, – ее пальчики очертили круг над головой, словно обводя столовую, – тут только те, кто спалился. Или те, кто вовремя отучился в медицинском. – Зоя кивнула в сторону двух докторов, неспешно прошедших мимо столовой. – Своеобразное алиби, до поры до времени.

– Думаешь? – Я читал что-то подобное, но вот слова о «белых халатах» заставили посмотреть на ситуацию глубже. – Они кажутся тебе психами?

Девушка кивнула. Она так и не притронулась к обеду, лишь отхлебнула сладкого чая, быстро отставив чашку в сторону.

– Самые настоящие шизофреники. Нормальных среди них нет. Особенно вон тот. – Зоя взглядом указала на высокого врача. Раскрасневшиеся щеки мужчины покрывала щетина. Хмурое одутловатое лицо, какое обычно бывает у заядлых выпивох не вызвало доверия, однако не отталкивало. Но вот в движениях сквозила резкость, нервозность. – Главврач, – пояснила моя собеседница. – Неприятный тип. Смотрю на него и в кишках холодеет.

– Согласен. – Что-то во внешности главврача действительно напрягало. – Мутный какой-то, – подытожил я.

– Тебя за что сюда упекли?

Интересный вопрос. Каждый псих, сказал бы, что все произошедшее не более чем случайность. Его оболгали, а так-то он нормальный малый.

– Суицид. Неоднократные попытки и галлюцинации на фоне шизофрении. – Да, я даже психом не мог назвать себя нормальным, выпалив информацию из моей истории болезни.

– Даже так, – Зоя присвистнула, напомнив своим поведением несдержанного подростка. – Ну… – протянула она, – могу похвастаться тем же, только попытка умереть была первой. – Она показала туго перебинтованные запястья.

– И какие у тебя галлюцинации? Слышишь голоса ангелов? – Я иронично изогнул бровь, представляя, что девушка сейчас расскажет слезливую историю о непонимании в семье или разладе с бывшим парнем. Помниться у меня была одна знакомая, которая любила страдать по поводу и без, но признаться, у Нелли это неплохо получалось – нет, руки она резала бездарно (кто ж так режет?), но вот стихи заслуживали внимания. На этом и держался ее талант – стенания по неудавшейся жизни и умение приручить непокорную рифму.

– Нет, – Зоя почесала рану через бинт, скривившись, – вижу разных тварей и призраков. Смешно, да? Неделю назад мне показалось, что я вижу какое-то особенно мерзкое существо, а после уже тянулась за осколком стекла. Как под гипнозом. Не хотела, даже боялась скорой боли, но продолжала это делать…

Смешно мне не было. Я подскочил со стула, находясь в возбуждении и шоке от того, что встретил кого-то похожего на меня. Кого-то без блока в мозге.

Грохот, с которым опрокинулся стул, привлек санитаров. Видимо решив, что я собираюсь причинить вред другому пациенту их клиники, они, не задавая вопросов тут же скрутили мне руки, уволакивая из столовой дальше по коридору в сторону палаты. Я успел лишь крикнуть ошеломленно смотрящей мне вслед Зое:

– Нам нужно поговорить!

Сегодня мне не удалось выйти в общий коридор. Еду приносили в палату, но зато я набросал список дел. Ха! У психа тоже может быть расписание.

Список дел:

o Обязательно поговорить с Зоей! :)

o Как только выйду отсюда – навестить маму. Должно быть она все еще винит меня за очернение памяти отца, но мы не виделись слишком давно…

o Узнать у врачей: что за дрянь мне вкололи вчера после обеда (кажется, я оглох на правое ухо).

o Начать искать таких же, как и я, более настойчиво. Возможно, стоит самому создать какую-нибудь группу или сайт. Уверен, со временем кто-нибудь, но выйдет на мои контакты и откликнется.

Немного, но и немало для начала.

Первый пункт я даже подчеркнул тем огрызком, что остался от карандаша. Подчеркнул бы и дважды, но он стал совсем крошечным, а я не уверен смогу ли раздобыть новый для своих записей. А, кстати, в последние дни я все-таки решил прятать дневник. Правда единственное место для хранения было под матрасом и при желании мой тайник найдется в два счета, но это лучше, чем оставлять записи валяться на полу посреди палаты.

Надеюсь, завтра меня ждет более удачный день.

Усмешкой наградила жизнь дрянная,

И тварь обнимет со спины,

Вонзая щупальца играя,

Коверкая все мои сны.

Ночь выдалась беспокойной. Сон то и дело прерывался отголосками чужих кошмаров, доносящихся из-за тонких стен. Кто-то постоянно кричал из-за чего сон не шел. Не представляю почему на эти крики не сбежался весь персонал клиники, но они продолжались до самого рассвета.

Под утро мне все-таки удалось заснуть. Приснилась мама. Она стояла в нашем старом саду, вся в белом, и звала меня. Я побежал к ней, но ноги словно приросли к земле. Проснулся в холодном поту, с колотящимся сердцем. Тот дом был единственным теплым воспоминанием, которое улетучилось также быстро, как и все остальные, но иногда приходило во снах… Там мы еще были все вместе. Втроем.

Утром, вопреки моим надеждам, ситуация не улучшилась. Дверь оставалась запертой, а еду вновь принесли в палату.

Опять приходили санитары во главе с медсестрой. Мы обошлись без разговоров (как будто когда-то было по-другому). Мне даже удалось получить не две, а одну дозу успокоительного, видимо то, что мой буйный «приступ» не повторялся, расценили с положительной точки зрения. Теперь я чувствую сонливость и некую апатию. Прекрасное состояние (нет) для того, чтобы рассказать с чего именно все началось.

После той первой попытки суицида, я загремел в дурку лишь по этому поводу. Меня отпустили довольно быстро – всего неделю я пролеживал больничную койку. Таких не держат дольше положенного, хоть и пытаются найти причину попытки свести счеты с жизнью, но… как-то вяло. Во второй же мой приезд в эти стены дело обстояло иначе – мне сразу же поставили шизофрению, сопровождаемую визуальными и голосовыми галлюцинациями.

Перед тем, как попасть в карету медработников, я шел на очередную подработку, уже предвкушая ее окончание и возможность купить пиццу и пиво на вечер благодаря заработанным деньгам. Ах, да, я не упоминал, что по образованию являюсь инженером? Нет? – Ну так и забудьте. Я не работал по специальности ни дня. Моя «особенность» и пагубное пристрастие к горячительным напиткам выматывали настолько, что я не выдерживал стандартный график работы (лихо завуалировал увольнение за прогулы?).

Но не буду отвлекаться.

Двор, в котором я снимаю квартиру начинался небольшим гаражным корпоративом – всего с дюжину железных коробок, но многие предпочитали обходить его стороной из-за местных нариков обосновавших себе своеобразное место встречи в его глухом пяточке. Я же, зная, что есть вещи пострашнее парочки невменяемых тощих тел, всегда ходил напрямик, не желая терять время. Вот и в тот день я спокойно шагал мимо предпоследнего гаража, когда что-то заставило меня остановиться и прислушаться. – Тихие всхлипы и шорох. – Можно было подумать, что это всего лишь потерявшийся щенок пытается найти выход из зарослей молодой сирени, закрывающей узкий проход между двумя гаражами, стоящими рядом, но мои ноги отказывались идти дальше, а внутренний голос разрывало поистине биполярными желаниями – бежать, не оглядываясь и напротив пойти, проверить, что именно издает эти звуки.

Второе желание оказалось сильнее. Не могу сказать, что рациональная часть мозга, отвечающая за инстинкт самосохранения ликовала в тот момент, но тело жило своей жизнью – рука потянулась за ближней веткой, отодвигая ту в сторону.

Я множество раз видел как кормятся твари – хоть их тела и имели различное строение, но все пиршества были одинаково мерзкими. Обычно я закрывал глаза на подобные проявления их жизнедеятельности, спеша скрыться из вида, чтобы не стать следующим в меню, но открывшаяся картина, обрамленная ветками сирени, отличалась – там был ребенок. Мальчик лет восьми. Всегда считал, что детям в таком возрасте еще рано гулять без сопровождения родителей. Да, они вряд ли бы смогли отогнать тварь, которая жадно присосалась к детскому горлу, причмокивая кровь с громким урчанием, но хотя бы смогли бы вызвать медиков к потерявшему сознание чаду, а там, глядишь и тварь отстала бы, переключившись на жертву с менее шумным сопровождением. Как ни странно это звучит, но мне всегда казалось, что громкие звуки их раздражают, так же как и яркий свет.

Тварь подняла на меня взгляд прищуренных от удовольствия поросячьих глаз, не отрываясь от высасывания крови, а ребенок издал более громкий всхлип.

Первым порывом было бросить все и бежать. Это стало бы моим спасением. Но я не смог. В первый раз в жизни я решил поспорить с «другой стороной» – размахнувшись рюкзаком, в нем как раз была не только рабочая форма, но еще и старые берцы, которые я успел забрать из ремонта, я завопил. От страха. Не думаете же вы, что я супергерой? Нет. Мне было безумно страшно. Не боятся только глупцы, напрочь лишенные желания жить.

Рюкзак пришелся твари по морде, и она, оторвавшись от мальчика, с рычанием повернулась ко мне. Кровь ребенка и ее собственная жижа черного цвета стекали по морде, капая на траву. Несколько капель украсили металлические стенки гаражей, с тихим шипением начав их прожигать. Мальчик безвольно обмяк, его тело дернулось в конвульсиях, и я понял, что времени у меня почти не осталось. Бросив рюкзак, схватил одну из палок, валяющихся около гаража, и ударил тварь по голове. Дерево не сломалось, но отплевывающаяся мерзость взвыла отшатнувшись. Не став ждать, пока она придет в себя, и, улучив момент, я подхватил мальчика на руки. И тут вмешались силы, против которых не властны даже небеса – на шум выбежала бабка из соседнего подъезда. Этакий Сталинский сокол. Увидев мальчишку, безвольно лежавшего на моих руках, в крови и издающего тихие всхлипы, пожилая блюстительница закона сложила два плюс два и выдала реакцию в виде оглушительного крика вперемешку с причитаниями, на которые уже вышли и другие соседи, а следом и появилась машина с мигалкой – видимо, кто-то из жителей моего двора умел пользоваться телефоном не только в качестве коробочки со смешными видео.

Не буду описывать вам долгие мытарства по судам, в течение которых я пытался доказать, что не причинял вред ребенку, а даже совсем наоборот – пытался спасти. Но мой бред насчет монстра, решившего перекусить мальчонкой, сослужил двоякую службу – избавил от тюрьмы и упек в психушку, теперь уже с новым, более сложным диагнозом. Обвинения с меня сняли. Ребенок пришел в себя после нескольких дней, проведенных в больнице, подтвердив, что «этот дядя» его не трогал, однако избежав робы арестанта я получил другой комплект одежды – пижаму пациента психиатрической клиники.

Сейчас мне придется прервать свои записи. Время ужина, судя по увеличившимся теням на полу, наступит скоро, а я надеюсь, что на этот раз мне разрешат спуститься в общую столовую.

Мне нужна Зоя.

Глава 3

Зоя нашлась сразу же, стоило мне выйти из палаты. Ряд одинаково безликих лавочек вдоль правой стены коридора клиники пустовал, и только маленькое солнце в лице рыжеволосой девушки сидело, покачивая ножками, на самой первой из них.

– Вадим, – она похлопала по лавочке рядом с собой, приглашая присоединиться, – я тебя ждала. Тут скучно.

Опустившись, я посмотрел в теплые карие глаза с легкими лучиками мимических морщин. Такие появляются даже у молодых, но привыкших улыбаться самым незначительным мелочам. Девушка, несомненно, была моей ровесницей, возможно, даже младше на пару лет. Я так и не удосужился спросить…

Неясное волнение, словно перед погружением на глубину (ага, без акваланга и с камнем на шее), передалось мелкой дрожью в пальцы. На какое-то мгновение у меня появились сомнения, а правильно ли я понял рассказ о ее галлюцинациях? Может, Зоя действительно больна? Как можно оставаться настолько позитивным человеком, видя всю мерзость, творящуюся на изнанке этого мира?..

– Привет, – невпопад выпалил я. – Надеялся с тобой поговорить.

– О чем? – Наивный взгляд девушки остановился где-то в районе моих глаз. – Какой необычный цвет…

– А? Да… – я моргнул, не сразу поняв, о чем именно говорит Зоя. – Они были темнее, но в последние годы стали почти бесцветными. Врачи никак не комментируют подобное, но мне кажется, что это от больших доз препаратов…

– Меланин не вымывается подобным образом, – Зоя посерьезнела, обрывая мою фразу. – Так не бывает.

– Значит, опять твари виноваты…

Я сказал это шепотом, но Зоя услышала, невозмутимо кивнув:

– Да. Стресс и все такое. Центральная нервная система пострадала неоднократно. Вот тебе и результат. Такое случается.

– И тебя это не удивляет?

– Твои галлюцинации или смена цвета глаз?

– И то и другое.

Зоя пожала плечами и улыбнулась. Лучики морщинок стали еще заметнее. Наша беседа напоминала дружеские посиделки. Если бы не больничные халаты – абсолютно одинаковые, в полоску, висящие и на моих, и на ее плечах подобно мешкам, я мог бы представить, что мы находимся на прогулке в парке или сидим в кафе, а не в столь неприятном месте.

– Я училась на врача. Педиатра. Правда, не закончила, забрала документы с третьего курса.

– Не ты ли говорила, что все врачи психи? – пытаясь поддеть собеседницу, я невольно залюбовался ее ответной улыбкой. Она нисколько не обиделась, казалось, что мое замечание ее позабавило.

– И не отрицаю этого. Как видишь, я тут. И мы собираемся разговаривать о монстрах, которых видим. Это ведь не может быть коллективной галлюцинацией? Мы даже не были раньше знакомы.

– Коллективная галлюцинация… Звучит как сюжет для дешевого триллера, – проговорил я, стараясь придать голосу легкость, хотя внутри меня росло беспокойство. Слова Зои попали в точку. Да, мы никогда не встречались раньше, тем не менее, оба оказались здесь, в этом странном месте, смутно намекая на неких монстров.

Зоя откинулась на спинку лавочки, наблюдая за мной с заметным интересом. В ее взгляде не было ни насмешки, ни сочувствия – лишь внимательное изучение. Она словно пыталась разгадать какой-то сложный ребус, а я был его частью. Кусочком пазла.

– А что, если дело не в галлюцинациях? Что, если мы видим то, что остальные просто не могут увидеть? Может быть, у нас с тобой… особое зрение? – она произнесла это так, будто делилась секретом, предназначенным только для меня.

Я усмехнулся. Особое зрение? Хорошее оправдание для сумасшедших. Хотя я сам не понимал, почему назвал свою способность отсутствием «блока». А был ли он вообще, этот блок?

– Да, возможно, – просто ответил я. Я полностью разделял ее мысли и никогда не считал себя душевнобольным, но открываться малознакомому человеку сразу же после знакомства… слишком опрометчиво. – И давно ты видишь подобное?

Зоя задумалась. Пальчик с коротко остриженным ногтем похлопал по нижней пухлой губе со следами прикусов.

– Сложно сказать точно, когда это началось. Помню, в детстве мне часто говорили, что у меня богатое воображение. Я видела вещи, которые другие не замечали. Сначала это были какие-то тени, силуэты на периферии зрения. Я списывала все на игру света и воображаемых друзей. Но со временем эти «тени» стали более отчетливыми, обрели форму. И я начала понимать, что это не просто плод моей фантазии. Мама вырастила меня одна. Отца не стало, когда мне было пять лет, кажется, именно тогда все и началось. Все говорили, что он не справился со стрессом из-за долгов – любил играть в азартные игры. – Зоя грустно улыбнулась, видимо, вспоминая время, проведенное с обоими родителями. – Но мне казалось, что что-то выпивает его изнутри. Изо дня в день. Висит сверху, как огромный слизняк, присосавшийся к горлу.

Я слушал ее, стараясь не выдать своего волнения. Ее рассказ слишком хорошо перекликался с моими собственными переживаниями. Я тоже помнил эти тени, эти мимолетные силуэты, которые преследовали меня с детства. Я пытался убедить себя, что это всего лишь игра воображения, но с каждым годом становилось все сложнее. – И почему я решил, что начал видеть тварей только после аварии? Неужели, я просто схожу с ума, и доля сумасшествия все же затмевает мое сознание? Может, я видел их всегда?

– А потом, – Зоя прервала мои мысли, – я начала различать их лица. Искаженные, злобные, полные ненависти. Они прячутся в толпе, за улыбками прохожих, в отражениях витрин. Они повсюду. И они наблюдают за нами.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. – «Они наблюдают за нами…» – Эти слова эхом отозвались в моей голове. Я тоже чувствовал это постоянное присутствие, этот пристальный взгляд, прожигающий меня насквозь. Даже когда не видел тварь лично.

– И ты знаешь, что самое страшное? – прошептала Зоя, наклоняясь ко мне ближе. – Они не боятся разоблачения. Даже в этих стенах. Они повсюду. И людям нечего им противопоставить.

Я вспомнил тварь, которую видел в первую ночь пребывания в палате. Ее ухмылка во время кровавого пиршества не слезала с перекошенной морды. Да, она знала, что я вижу ее. И наслаждалась моим страхом. Я стал ее десертом – не в прямом смысле, конечно, но тварь явно испытывала удовольствие, перемешивая чужую эмоцию ужаса и кровь своей жертвы в своеобразный коктейль. – Дайкири для монстров, не иначе.

– И что же ты… мы будем делать?

– Для начала дождемся выписки. – Беззаботность вновь осветила лицо-сердечко. – А после постараемся жить дальше. – Зоя прикрыла короткие, но пышные ресницы, будто нежась под несуществующими лучами солнца.

Наивность. Какая же наивность исходила от этой девушки. – «Жить дальше», – сколько? Я не уверен, что следующая тварь, решившая повеселиться за мой счет, не сможет довести мое «самоубийство» до логического конца. Но что я могу сделать?

– Хорошо, – мне не оставалось больше ничего, как согласиться. – А пока что обещай, что будем держаться вместе.

Мне нужен союзник. Иначе я свихнусь.

А кстати, почему я никогда не заводил друзей в прошлые мои посещения сего «прекрасного» места? Не помню… Еще и голова трещит так, словно собирается расколоться на две половинки.

Вернусь к этим мыслям позже.

В моих руках вновь этот блокнот. Но вот карандаш теперь новый – со сменными грифелями, хранящимися в ярком синем стержне. Удивительно, но раздобыть подобное сокровище оказалось проще, чем я мог предположить – один из врачей обронил его около раздачи, но, видимо, был настолько поглощен разговором с коллегой, что не заметил оплошности. Быстро подхватив нежданную, но такую желанную добычу, я спрятал её под резинкой пижамных брюк, надеясь, что хоть "в трусы" с досмотром не полезут.

Зоя не показалась ни на завтраке, ни на обеде, ни даже во время ужина. Я все высматривал её среди других девушек, спускавшихся к нам в столовую из соседнего крыла центра, но нет… видимо, наши разговоры придется отложить на следующий день. Жаль.

Этой ночью моим гостем стала лишь одна из неясных теней, что не могла причинить опасности. Она молча проплыла через всю палату, скрывшись в противоположной стене, и оставила после себя лишь едва ощутимый холодок, прошедший по коже, а также облегчение – пусть лучше призрак, чем очередная голодная тварь или, того хуже, – сознательная, изворотливая и умеющая маскироваться под человека.

Однако сон не идёт. Трудно отправиться в страну Морфея, когда кто-то завывает в соседней палате. Я так и не понял, кто именно из шизиков является моим ближайшим соседом, но он весьма громко проявляет себя именно в ночные часы. Так орать может лишь полный псих либо загнанный зверь.

Мысли возвращаются к Зое…

Будь я менее циничным или же все еще в плену пубертата, нарисовал бы сердечко, но нет. Бред. Розовые сопли.

Интересно, вкус человеческого мяса или энергии меняется в зависимости от чувств, испытываемых нами? Думаю, какой-нибудь твари понравился бы слащавый привкус зарождающейся влюбленности. Фу. Это даже звучит трэшово. То, что Зоя оказалась такой же, как я, еще не означает, будто я могу наплевать на все творящееся вокруг и начать мечтать о романтическом конфетно-букетном будущем.

Но глаза у неё красивые…

Так, стоп. Зачеркнул, чтобы даже не начинать впадать в это идиотское состояние. Что я, в самом деле?

Представляю, как кто-то будет читать мой дневник и крутить пальцем у виска. – «Этот парень окончательно поехал», – скажет он. И будет прав.

Я не записывал свои мысли уже несколько дней. Просто не мог, ведь сознание уплывало, а тело казалось вылепленным из мягкого пластилина. Начался новый этап моего пребывания в этих стенах. И иногда мне хотелось истерически смеяться.

Когда-нибудь слышали, чтобы человек отзывался так о пытках? Нет? Но по-другому не получается…

Видимо, эта попытка моего суицида – буду называть игры твари именно так – оказалась за какой-то чертой понимания местных медиков. Если раньше меня просто пичкали седативными в различной форме, то сегодня я ощутил все прелести психиатрии прошлого столетия. Вы знали, что старые методы все еще используются? Я нет… Думал, что подобное осталось лишь в готических хоррорах, но оказалось, что я заблуждался. Или эта гребаная клиника творит собственный беспредел, напрочь отвергая предписания ВОЗ и прочей медицинской лабуды.

Когда меня буквально впихнули в полупустой просторный кабинет, посреди которого располагалась лишь ванна, снабженная широкими ремнями, и небольшой столик с какими-то папками, листами и монитором, я уже понял, что ничего приятного меня не ждет. Даже санитары выглядели более оживленными. Они предвкушали дальнейшее, я видел это в их взглядах. В последний раз такой огонек я запомнил у одного пацаненка на детской площадке – он с исследовательским азартом отрывал от большого жука по лапке, наблюдая, как тот продолжал ползти, вздрагивая от боли в хитиновых обрубках.

– Живо в воду, – рявкнул один из санитаров. – Не собираюсь торчать здесь долго. Скоро обед.

Остальные одобрительно усмехнулись, разделяя позицию коллеги.

– Пожалуй, откажусь. – Я попытался сделать шаг назад, но был грубо остановлен вторым санитаром. Гора из мышц с перекошенной рожей показала мне желтые коронки, видимо собираясь изобразить ухмылку, а после заломила мне руки.

– Все трепыхаются, но недолго, – пробасил он, подталкивая к ванне.

– Разве сейчас так лечат?! – Да, призывать к логичности назначенного лечения было глупо, но я не мог не попытаться. – Мы что, в фильме ужасов?

Тот санитар, что держал мои руки, выкрутил суставы с новым нажимом. Чуть ли не взвыв от острой боли, я прикусил язык, чувствуя, как горячая струйка крови потекла по подбородку.

Меня раздели донага, несмотря на мои протесты, и грубо усадили в ледяную воду. Ремни затянули так, что я почувствовал, как они вдавливаются в кости, оставляя красные полосы на коже. Холод пронизывал все тело, вызывая неконтролируемую дрожь. Я пытался кричать, но рот заливала вода, не давая издать ни звука. Новая попытка вырваться закончилась тем, что один из громил наградил меня ударом в челюсть, а второй, не дожидаясь пока я снова начну брыкаться, затянул ремни еще сильнее. Клянусь, мне казалось, что я слышал, как скрипит моя кожа, надрываясь в местах, где к ней прилегали металлические бляхи.

В кабинет вошел главврач. Именно его красную рожу я помнил по тому первому обеду в общей столовой. Бесстрастный и отстраненный. Он что-то говорил санитарам, отдавал какие-то распоряжения. Я не понимал ни слова, шум в ушах заглушал все. Страх, адреналин и вода с кусочками плавающего льда мешали связно думать. Главврач подошел ближе, взял мой подбородок и заглянул в глаза. В нем не было ни сочувствия, ни жалости – лишь холодный интерес. И, кажется, что-то еще… Я не смог понять, что именно, ведь он быстро разжал пальцы и отошел к монитору, повернувшись ко мне спиной.

Внезапно я почувствовал удар электрического тока, пронзившего все тело. Скрутили судороги. Разум начал мутнеть. Я перестал осознавать, где я и что происходит. Осталась только боль, обжигающая, всепоглощающая боль.

Кажется, санитары о чем-то переговаривались, даже делали какие-то заметки в тех самых разбросанных листах, но я не уверен, не было ли это моим личным бредом, вызванным шоком и болью.

Главврач несколько раз поворачивался, наблюдая за моими судорогами, но сохранял невозмутимое молчание. А я орал. Почти так же громко, как делает это по ночам тот неизвестный в палате по соседству.

Сколько это продолжалось, я не знаю. Когда все закончилось, я был абсолютно разбит, физически и морально. Санитары вытащили меня из ванны. Сам бы я никогда не смог пошевелиться настолько быстро после подобной «лечебной» процедуры. Не удосужившись даже кинуть в меня полотенцем или простыней, меня впихнули в пижаму. Прямо так, на мокрое тело, а потом оттащили в палату.

Некоторое время я лежал на кровати, не в силах пошевелиться, и пытался понять, что только что произошло. За что? Почему? И главное – что будет дальше?

Теперь же я записываю сегодняшний день и вижу, как трясутся мои пальцы. Но страх пробирает не за себя – Зоя, неужели и ей пришлось пережить подобное?

Нужно запомнить раз и навсегда: если Зоя смогла меня понять, это не значит, что и другие поведут себя также!

Список необходимых дел:

o Выбраться отсюда!!!

Зоя с осторожностью втыкала ложку в субстанцию, бывшую когда-то картофелем. Рядом с ней сидел парень примерно моих лет, тихий и какой-то безликий. Русые, выцветшие на солнце волосы и такие же непонятные серо-карие глаза не оставляли в его облике ни одного яркого пятна, за которое мог бы зацепиться взгляд. Он с какой-то обреченностью пережевывал свою часть обеда, изредка посматривая на круглые настенные часы, висящие напротив окна раздачи.

– Привет, – Зоя помахала мне первой, указав на парня, стоило мне присесть рядом, – это Боря. – Она посмотрела на вяло поднявшего глаза парня. – Борь, это тот Вадик, о котором я тебе рассказывала.

– Вадим, – машинально поправил я. Никогда не любил уменьшительный вариант своего имени, от него попахивает детской песочницей и давно забытой беззаботностью. – Приятно познакомиться, Борис. – Я протянул руку, но парень не сделал даже попытки пожать ее, оставшись неподвижно сидеть на месте. – Что ж… – принявшись за свое пюре, я решил, что с любезностями покончено. – И что именно ты успела обо мне рассказать?

– Кроме того, что ты видишь монстров? Ничего. Меня интересовало только то, похожи галлюцинации Бори на наши с тобой или нет. – Абсолютно честный и обезоруживающий ответ. Святая простота… Но отчего-то обижаться на Зою желания не было. Кажется, я мог бы простить этому лучику света и большую глупость.

– И каков результат? – Я отодвинул тарелку, наклоняясь над общим столом так, чтобы нас точно никто не смог подслушать.

Ответил мне сам Борис. Он скрестил тощие руки на груди, сминая такую же безразмерную рубашку пижамы, как и на мне с Зоей, и выдавил с издевкой в голосе:

– Отклика я в себе не нашел. Нет, я, конечно, надеялся, что наконец-то встретил единомышленников, ведь теория заговора в последние годы обсуждается все чаще, но монстры… Пф, – смахнув рваную челку, парень пренебрежительно скривился, – слишком даже для психа. Вот вы знали, что в Пентагоне только за последнее десятилетие провели более тысячи исследований по неопознанным летающим объектам, и оказалось…

Борис оживился. Видимо, его мания, подкрепленная двумя пусть и не совсем благодарными слушателями, расцвела буйным цветом, готовая выплеснуть все накопившиеся знания, но я уже не слушал. Его бубнеж проходил мимо. Фоном. Белым шумом. Пока Зоя виновато разводила руками, красноречиво показывая то же, что думал я: «Этот псих оказался на своем заслуженном месте». Я же принялся пережевывать предложенные «яства». Как бы мерзко здесь ни кормили, но силы нужны.

Пару раз я машинально кивал, стараясь не выдать ни капли интереса. Зоя, кажется, разделяла мои чувства, нервно теребя край своей пижамы. Борис, не замечая нашего отчуждения, продолжал фонтанировать теориями, перескакивая с одной конспирологической выкладки на другую. В какой-то момент он начал говорить о древних шумерских богах и их связи с современными политическими элитами.

Постепенно его голос стих, превратившись в невнятное бормотание. Он явно ожидал реакции, но мы с Зоей молчали, уставившись в свои тарелки. Тишина давила, но ни у кого из нас не было ни малейшего желания ее нарушать. Лично мне было плевать на его инопланетные теории. У меня в жизни и своих монстров хватало.

Наконец, Борис вздохнул и отвернулся, демонстративно обидевшись. Кажется, наш «единомышленник» почувствовал, что его энтузиазм не нашел отклика. И слава Богу.

Я доел свое пюре, стараясь не обращать внимания на странную кислинку, и поднялся из-за стола. Нужно было придумать, как выбраться из этого дурдома. Монстры монстрами, но сидеть здесь и выслушивать бредни конспиролога – это уже слишком. Да и после тех водных процедур с пристрастием желание поскорее свалить отсюда только увеличилось.

Через некоторое время, все же наградив нас новым изучающим взглядом, Борис подвел жирную точку своего рассказа:

– Я еще могу поверить, что ваши твари не что иное, как посланники с планеты Глизе 581c, так как она уже давно признана потенциально обитаемой, но в то, что это создания какого-то «тонкого плана» – увольте, бред.

– Как скажешь, – не собираясь спорить с окончательно поехавшим типом, я встал из-за стола, намереваясь продолжить разговор лишь с Зоей. – Пойдем? – предложил, кивнув в сторону коридора и облюбованной нами ранее лавочки. Времени до того, как меня вновь запрут в палате, оставалось все меньше, а мне еще нужно было рассказать ей о тех методах, которые я успел на себе испытать. Зоя выглядела так же, как в нашу последнюю встречу, но я не был уверен, что она просто не успела оправиться от подобных издевательств.

Девушка согласно поднялась следом, неловко кивнув Борису на прощание, но не успели мы сделать и пары шагов от стола, как были остановлены.

– Авдеев, пора на процедуры, – тот самый санитар, что в прошлый раз разговаривал со мной перед тем, как его коллега провел ознакомление с ледяной водой, довольно потер ладони. – Опаздывать нехорошо, Константин Егорович ждет.

Я дернулся и отступил на шаг назад. Новой ванны со льдом и электрическим разрядом испытать не хотелось до дрожи во всем теле.

Рядом с первым будто бы из-под земли материализовался и второй громила, молча буравя меня взглядом.

– Что происходит? – Зоя затравленным взглядом следила за тем, как санитары начинают обступать меня с двух сторон. – Вадим, – девушка шагнула ко мне, будто желая защитить, – ты… – ее голос дрогнул, – ты тоже был там? В той комнате?

– Несколько дней назад, – подтвердил я.

– Я не позволю! – Неожиданно хрупкая девушка повысила голос, грозно сверкнув глазами на ухмыляющихся амбалов. – Это бесчеловечно! Вы говорили, что больше этого не повторится! Вы обещали!

Я с ужасом смотрел на побледневшую Зою. – С ней делали то же самое, что и со мной. – Сомнений не было. Она понимала, куда меня собираются отправить.

– Зоя, не надо… – прошептал, стараясь отодвинуть ее за свою спину. Страх за девушку пересилил собственное чувство самосохранения.

Санитары крикнули куда-то вглубь коридора, и почти сразу же показались еще трое их коллег. Они обступили нас с Зоей, и самый довольный из них протянул:

– Зо-оя Игна-а-атова, раз так не терпится, пойдешь с нами. Константин Егорович ждал тебя только к вечеру, но, думаю, не будет против провести совместный сеанс терапии прямо сейчас.

Зоя, не раздумывая, встала передо мной, расставив руки в стороны, словно собиралась остановить надвигающуюся стену. В ее глазах плясала решимость, замешанная на отчаянье. Я понимал, что она делает это ради меня, и от этого становилось еще хуже.

– Не трогайте его! Сначала я! – выкрикнула она, глядя прямо в глаза одному из санитаров. Тот лишь ухмыльнулся в ответ, и мне показалось, что он даже был рад такой бурной реакции.

Другой громила попытался обойти Зою сбоку, но она мгновенно развернулась, преграждая ему путь. В этой хрупкой девушке оказалось полно секретов, энергии и силы, но я знал, что долго она не продержится. Ее отчаянное сопротивление давало мне время. Время, чтобы придумать, что делать дальше.

В голове метались мысли, как птицы в клетке. Бежать? Драться? Но против пятерых амбалов у нас не было шансов. Взгляд упал на пожарный гидрант в конце коридора. Безумная идея, но это все, что у меня было.

Сделав глубокий вдох, я резко оттолкнул Зою в сторону и бросился к гидранту. Мои пальцы уже скользнули по пломбе, намереваясь ее сорвать и открыть вентиль, когда из-за плеча послышался скрипучий смех. Свет померк. Все лампы в коридоре погасли одна за одной, оставляя единственный источник освещения – два горящих красных глаза. Тварь облизнулась, замахнувшись рукой-отростком. Боль в затылке была недолгой, практически сразу же подарив глубокий обморок.