Экзамен на человечность

Есть в жизни моменты, когда время застывает, словно фотограф навёл резкость на единственный кадр, и этот кадр потом всю жизнь висит в памяти – ярче всех прочих воспоминаний, отчётливее всех событий. Мой такой кадр – аудитория Уфимского авиационного института, январь девяносто первого, и человек по имени Лукманов Виталий Сабирович.

Институт тогда ещё не назывался гордо УГАТУ – это пышное аббревиатуру он получит позже, когда страна начнёт переименовывать себя с маниакальным упорством. А пока что это был просто УАИ, и в его коридорах, как в любом уважающем себя вузе, жили свои легенды. Не те официальные, что записаны в юбилейных книгах и произносятся на торжественных собраниях, а настоящие, живые, что передаются шёпотом в курилках и общежитиях, обрастая подробностями, как корабли – ракушками.

Лукманов был легендой номер один.

Его имя произносилось с особой интонацией – той самой, с которой в детстве мы говорили «Баба-яга» или «Кощей Бессмертный». В этой интонации смешивались страх и уважение, мистический ужас и какое-то извращённое восхищение. Лукманов преподавал теоретические основы электротехники – дисциплину настолько объёмную и сложную, что её разбили на два семестра. Первая часть сдавалась зимой, вторая – летом. И каждая из этих частей в исполнении Лукманова превращалась в испытание на прочность человеческого духа.

«Сдал обе части ТОЭ у Лукманова – можешь смело жениться», – говорили в институте, и в этой студенческой присказке была заложена железная логика жизни. Если ты способен дважды выдержать экзамен у Виталия Сабировича, если можешь пройти через оба круга этого академического ада, значит, готов к любым испытаниям взрослой жизни. Если можешь заставить себя выучить всю эту чёртову электротехнику от корки до корки, не надеясь на шпаргалки и счастливую случайность, – значит, обладаешь той силой воли, без которой невозможно ни семейное счастье, ни профессиональный успех, ни просто элементарное выживание в этой стране.

Студенты старших курсов относились к младшим с отеческой заботой, когда дело касалось подготовки к экзамену Лукманова. Это была инициация, ритуал перехода из детства в зрелость. Старшекурсники собирались кружками в прокуренных курилках и душных общежитиях, делились опытом, передавали знания, как шаманы передают священные тайны племени.

Все сходились в одном: никаких хитростей, никаких обходных путей, никаких надежд на авось. Только тщательное, кропотливое изучение материала. Только многократное повторение формул и теорем до тех пор, пока они не врастут в память настолько глубоко, что будут всплывать во сне. Шпаргалки у Лукманова не работали – не потому, что он их ловил с особым рвением (хотя и ловил), а потому, что вопросы он задавал такие, на которые никакая шпаргалка не ответит. Он умел заглянуть в самую суть понимания предмета, нащупать те места, где знание кончается и начинается пустота.

Легенды о его экзаменах передавались из уст в уста, как героические сказания. Рассказывали, что однажды он поставил неуд отличнику только за то, что тот не смог объяснить физический смысл одной формулы – знал её наизусть, применял правильно, но понимания не было. А в другой раз, наоборот, поставил хорошую оценку троечнику, который честно признался, что формулу забыл, но объяснил логику её вывода и показал понимание процесса.

«У Лукманова, – говорили студенты, – нельзя выучить. У него можно только понять».

И вот наступил 1991 год. 2 января началась зимняя сессия – время, когда в студенческой среде царит особая атмосфера, смесь панического ужаса и мрачной решимости. Мы готовились к экзамену с тем особым усердием, которое граничит с самоистязанием. Учили дни и ночи, повторяли друг другу формулы, как молитвы, чертили схемы на запотевших окнах общежития.

Но страна жила своей странной жизнью – она разваливалась, меняла названия, переживала перестройку и прочие исторические катаклизмы. И в этом всеобщем хаосе даже грозный Лукманов оказался не защищён от превратностей судьбы.

Он заболел.

Весть эта разнеслась по факультету со скоростью света, переданная той мгновенной студенческой почтой, которая работает быстрее любого интернета. Студенты переглядывались с недоверием: неужели сам Лукманов подвержен обычным человеческим недугам? Казалось, что он существо из иного мира, где не действуют законы физиологии и термодинамики. Но факт оставался фактом – экзамен принимала замещающая его преподавательница, женщина мягкая, человечная и, что самое главное, несравненно менее требовательная.