Две Лии и Иаков. Книга 5

Глава 1

Ранним осенним утром по еще тихим и сонным улочкам Каркемыша, отдыхавшего после бурного празднования нового года «сева», небольшой караван направлялся к южным воротам. Первые солнечные лучи отбрасывали на стены домов, выстроившихся вдоль дороги, длинные причудливые тени нарядно украшенных верблюдов, седоков на осликах, пеших участников процессии. Не было никакой спешки в их движении, скорее сквозила усталость после пребывания в шумной веселой толчее праздника. Сейчас, когда тишина окутывала просыпающийся город, покидающие его приезжие гости уже начали забывать вчерашнюю оживленную суматоху, а в памяти всплывали знакомые пейзажи пустынных пастбищ, ласковые дуновения прохладного ветерка, поднимающего игривые вихри пыли и сухой травы, ласковое тепло первых лучей благодатного солнца, блеяние овец, призывные крики ослов, встречающих очередное утро. Хотелось побыстрее оказаться дома, в родном стойбище, и снова стать естественной частью этого мирка.

Неспешное движение каравана, пробегавшие по лицам путников улыбки при воспоминаниях о приятно проведенном времени у одних, отсутствующие взгляды перед собой и выражение раздумий на лицах других – все свидетельствовало о душевном спокойствии. Все было предопределено, неоткуда было ожидать неожиданностей. Хозяйка обо всех помнит и обо всем позаботится.

Лия привычно устроилась в старом знакомом седле на белоснежной ослице Красотке. Красотка, с которой пришлось преодолеть множество приключений, понимала хозяйку с полуслова и стала скорее подругой, чем обычной, давно знакомой скотинкой, послушной исполнительницей приказов.

Прошло уже более пяти лет с той ночи, когда два сознания, разделенные более чем тремя с половиной веками, повинуясь воле Создателя

объединились в мозгу Лии, девушки из простой крестьянской семьи в окрестностях Харрана. И сделано это было с одной, далеко не благовидной целью, – проверить, сможет ли современная девушка выжить в условиях древней цивилизации, от которой остались лишь развалины величественных зданий да клинописные записи на черепках и камнях, понятные сейчас лишь пытливым ученым.

Двум сознаниям в одной голове, подругам поневоле, первым делом пришлось поверить в происшедшую метаморфозу. Сначала они придумали себе имена для общения между собой. В разуме простой девушки Лии появились сознания Адат, девушки из древней Месопотамии, и Тарбит – современной выпускницы школы из Израиля. Теперь им вместе предстояло пройти весь путь одной из прародительниц целого народа – Лии, жизнь, описанную в Торе и Библии. Неудача могла закончиться лишь одним – на земле стало бы одной безумной больше, только и всего. Все предначертанное сбылось бы в любом случае, но без них.

Первые месяцы совместного пребывания Адат и Тарбит были настолько насыщены невероятными событиями, что, бывало, разум одной из них отключался, и сознанию подруги приходилось брать управление телом Лии на себя. Чего только не придумали наблюдающие за ними Создатель с верными друзьями Бытием и Сознанием, чтобы насладиться зрелищем. Было все – и беременная собака, и больной египтянин, и обвинение в колдовстве, и испытание Рекой, когда подозреваемую бросали в мутный поток. Было и судилище, из которого Лия вышла победительницей и стала авилумой, владелицей земельного участка. Были и поиски спрятанных сокровищ, победы в философских спорах, обретение важных покровителей.

А самое главное – появились новые верные друзья. В Харране, ранее незнакомом ей городе, в окрестностях которого Лия жила в семье Лавана, появился ставший родным уютный дом с развесистой яблоней во дворе, где ее ждали Устад и Рабити. Потом там же, в Харране, обосновались спасенный ею египтянин Чензира и мальчик сирота, спасший ее друзей Шумелу и Имитту. Да, именно друзей, из наемных охранников ставших незаменимыми помощниками. На теперь принадлежавшем ей участке, бывшем пустыре, Лию всегда ожидала радостная встреча с первым наставником и защитником. Отставной воин-инвалид Гиваргис поддерживал Лию, когда та, полуслепая девушка, ощущавшая себя обузой семье, просила богов только об одной милости – забрать жизнь и избавить, наконец, от незаслуженных страданий. На этом пустыре и таком же соседнем заброшенном куске никому не нужной земли, принадлежащим Гиваргису, стараниями ее собственного первого раба (та еще была история, когда из свирепого зверя удалось сделать верного, даже не раба, скорее слугу), расположились прекрасный огород и ферма по разведению куропаток. Жизнь в поселке Паддан-Арама наладилась и спокойно продолжалась, что Лию не могло не радовать. Сейчас другие заботы одолевали ее, а заниматься еще и своим, когда-то приобретенным в жарких словесных боях на устроенном недоброжелателями судилище, имуществом было недосуг.

Время неумолимо шло вперед, жар засушливого лета сменялся колючими холодными ветрами зимы, и все более остро вставал вопрос о решении самой главной задачи – свадьбы с Иаковом. Он, правда еще не знал, что ему суждено стать супругом Лии, той, чью внешность при необходимости он и описать бы не смог. Так, невзрачная полевая мышка, убегающая при первом приближении опасности.

Когда пять лет назад Иаков, посланный отцом Исааком на поиски невесты в Харран, увидел Рахель, младшую дочь Лавана, для него перестали существовать все остальные девушки мира.1 Все попытки старшей дочери Лавана, Лии, обратить на себя внимание встречали лишь недоуменные взгляды и насмешки. Ей же, стараниями объединенных сознаний удалось отодвинуть дату свадьбы на семь лет, и на это время разлучить влюбленных. Сейчас те встречались лишь дважды в году, весной и осенью на праздниках Акиту, посвященных встречам нового полугодия. Иаков и Рахель проводили время в бесконечных разговорах и признаниях в любви, а Лия, если она отправлялась в родные места Паддан-Арама, стремилась в Харран. Там ее ожидали прекрасные встречи с дорогими людьми и решение накопившихся финансовых вопросов с тамкаром Сасином.

Предприятие по добыче, транспортировке и продаже соли, организованное Лией на озере, найденном на просторах пустынных пастбищ, процветало. Именно соль, а также обустроенные нужным образом пустоты в руслах пересыхающих рек, которые в сезон дождей наполнялись водой, давали так необходимые для достижения поставленной цели средства. Лия поставила себе цель стать женой очень богатого мужа, отягощенного скотом, слугами и рабами. Но поскольку мысли Иакова (он еще не знал, что именно ему предстоит стать этим самым богатым мужем), были заняты лишь помыслами о Едином Боге и любимой Рахели, то заботы о благосостоянии будущей семьи легли на плечи девушки.

И сейчас, посвятив праздничные дни решению деловых вопросов со своими партнерами в Каркемыше, Лия направлялась домой, в родное стойбище. Вместе с ней возвращалась небольшая компания, которую она решила взять с собой. Зилпу, ее личную служанку, развлекали два близнеца: пастухи Рашид и Ришад. Молодежь, подростки шестнадцати лет, дурачились, обменивались впечатлениями, хвастались подарками и мелкими покупками. Имитту на ослике ехал впереди, возглавляя караван, за ним Лия на Красотке и гордо вышагивающая следом Хорошка, первая верблюдица Лии, купленная за гроши у растерянного от неприятного давнего разговора Иакова. Все, без кого могло обойтись разросшееся хозяйство Лии, сейчас возвращались из города, довольные предоставленными днями отдыха и небольшими деньгами, позволившими в полной мере насладиться праздничными днями. Два отставных солдата тянулись в конце, а три верблюда, нагруженные подарками для всех обитателей стойбища и необходимым в хозяйстве товаром, замыкали караван.

Жизненный путь Лии описан в великих книгах Торе и Библии. Он был известен Тарбит, современной девушке, чье сознание было перенесено через века. Но как прожить новую жизнь так, чтобы написанное не изменилось, чтобы ход истории не был нарушен? Как преодолеть все препятствия, одно за одним возникающее перед Лией? Как разлучить внезапно ошеломленных всепоглощающей любовью Иакова и Рахель? Как обратить на себя внимание и стать законной женой Иакова и матерью его сыновей? Как из полунищего пастуха чужих овец сделать богатейшего обладателя несметных стад, владельца многочисленных слуг и рабов. Как…? Как…? Как…?

Пока сознание Адат управляло телом Лии, Тарбит в укромной знакомой извилине в глубине мозга размышляла о будущем.

А подумать было о чем. Пора было готовиться к моменту окончания контракта между Лаваном и Иаковом и неминуемой свадьбе. Иаков, правда, еще не знал, что ему предстоит стать мужем не обожаемой Рахели, а нелюбимой Лии, на которую он старался не обращать внимания. Да и интересы их в последние пять лет существования бок о бок особо не пересекались. После первой трудной зимы, когда они были вынуждены делить один шатер на двоих, дела пошли в гору. Подготовленные за осень цистерны возле русел пересыхающих рек, вади, и найденный колодец были полны водой, и к ним потянулись ближайшие отары и караваны проведавших о новом пути купцов. Летом, когда уровень воды в озере упал, начал работать солевой прииск.

Поселок в пустынной местности рос, появлялись новые шатры и загоны, стада разбредались по отдаленным пастбищам. Все это время Лие было не до решения проблем с будущим мужем. Но вот сейчас, когда срок его работы на Лавана приближался к концу, а перспектива свадьбы с Рахелью становилась все отчетливей, пора было переходить к решению основной задачи: преодолению предписанного пути. Если все ее старания окажутся напрасными, то зачем были все испытания, зачем деньги и богатство, зачем все хлопоты и усилия, если результат будет один – лишение разума и прозябание в теле безумной?

Караван незаметно миновал городские ворота и вышел на давно знакомую дорогу к ставшим уже родными местам. Стихли разговоры, неторопливо шагали люди, семенили ослики, мерно поднимались и опускались голенастые ноги верблюдов, их головы на длинных змеиных шеях безразлично смотрели на окружающих. Все погрузились в свои думы, воспоминания, планы на будущее.

Глава 2

– Тарби-т-т! Снова становится скучно, – первой не выдержала Адат, управляющая телом Лии, – ты снова вернулась к своим бесконечным проблемам о деньгах, воде и соли, новых рабах и слугах, ослах и верблюдах. Не надоело еще за пять-то лет. Все тебе мало и мало. Не забыла своих обещаний? Да, да! Мужа и детей кто обещал? Иштар? Вот окажемся через два года на свадьбе Рахели с обещанным тобой супругом, если позовут, конечно, что тогда? На богов ссылаться будешь? Хотя на свадьбу могут и не позвать. Если посмотреть на выражение лица Иакова, когда Лия попадается ему на глаза, то приглашение на свадебный пир становится весьма проблематичным. Заметила, как он кривится, когда приходится разговаривать с нами? А ты только об Иакове и думаешь. Только не говори, что влюбилась! Сколько желающих осчастливить вокруг нас крутилось? Как комаров на берегу Евфрата. А ты нет и нет. Предписано стать его женой, так и нечего на других женихов засматриваться. Так и досидимся в своей пустыне до старости. Боюсь, все наши денежки не стоят одной застенчивой улыбки Рахели, ее мимолетного касания и влюбленного взгляда.

– И опять ты права, – задумчиво отозвалась из любимой извилины Тарбит, – пора готовиться к свадьбе. Но как? С чего начать?

– Но ты же знаешь историю нашей жизни! Сама говорила, что в школе учила, – затараторила Адат, – что там сказано о нас? Вспомни!

– В том-то и дело, что ничего не сказано. Написано только, что Лаван, отец наш, Лии то есть, обо всем побеспокоится, обманом подсунет старшую дочь вместо младшей. Но что-то я сильно в этом сомневаюсь. Хорошо еще, что удалось надоумить его отложить свадьбу на семь лет.

А Иаков? Что ему не так? Договор выполняется, отара растет и нашими стараниями процветает, Рахель выросла и еще больше расцвела, мы в его дела не лезем. Жених даже и не вспоминает, поди, о нашем существовании. Только если ему что-нибудь приглядится для себя или ненаглядной Рахели. Деньги за найденный колодец регулярно в его кошель падают, сестрица наша в обносках не ходит и подарки получает немаленькие. Придет время, все, что положено по договору, получит сполна. Что ему еще нужно? Сиди и жди, когда тебе поднесут обещенное.

– Лаван? Обведет вокруг пальца? А Иаков, простофиля, и не заметит подмены? Он же и не пьет почти. Не смеши Иштар! Богиня хоть и покровительствует нам, но такого может и не стерпеть. Как нас с Рахелью перепутать-то можно? Лия покрупнее будет. На свежем воздухе, да на здоровой пище… Скоро Красотка везти откажется, придется на Хорошку пересаживаться.

– Ну ты и сказала! Не до такой же степени… Хотя… Может где-то, как-то, в некоторых местах.., – и продолжила задумчиво, – в одном ты права, пора готовиться к свадьбе. Есть предложения?

– На глаза ему почаще попадаться, в разговоры затягивать… Может подарки дарить? Или опередить Рахель и выйти замуж прямо здесь, в Каркемыше. Договор он не нарушит, на сестре нашей женится в договоренное время. Невелика беда, если она будет второй женой. Ведь так и по книжкам ученым получается: Лия первая жена, Рахель – вторая.

– Так да не так. Но что-то в этом все же есть. Описана в Торе одна история… Правда, не наш случай, но все же о том, на что способна сильная женщина, поставившая перед собой цель. И главными действующими лицами в ней будет наш четвертый сын, Иегуда. Нам тоже придется поспособствовать, чтобы все пошло как до́лжно.

– У нас будет четверо сыновей? – мысленный возглас Адат был настолько внезапен и силен, что тело Лии подпрыгнуло в седле, – расскажи!

– Не дергайся! Дай вспомнить. Только не задавай ненужных вопросов. Не отвлекай.

Сыновей у Иакова будет двенадцать, и шестерых из них даст ему Лия, мы то есть. Но это при условии, что хорошо постараемся, и события пойдут по предначертанному пути. Вся суть этой истории упирается опять же в вопрос о первородстве. Точнее, кому из сыновей его отдаст Иаков. У Рахели первенец появится, когда у нас уже будет шестеро. То есть, целая очередь претендентаов на первородство будут преграждать путь к этому званию сына Иакова от любимой жены. Не буду углубляться в подробности, но трое наших старших отпрыска по разным поводам будут лишены этого права. И мы этому мешать не будем.

Адат, без вопросов. Сказала, не будем, значит не будем, – Лия скорее почувствовала, чем услышала желание подруги прервать ее и углубиться в тонкости родословной, – нам не хватит времени, если я начну подробно излагать все события.

Как бы то ни было, но между любимым сыном от ненаглядной Рахели и Иаковом следующим станет один человек, претендующий на право стать главой рода, Иегуда, наш четвертый сын. Снова это первородство! Все, как в споре между Иаковом и Эсавом. Но сейчас уже и Ревеки не будет, да и Рахель к тому времени скончается, так что Иакову посоветоваться будет не с кем. Лию, нас то есть, в качестве советницы он воспринимать не пожелает, тем более, что во всей этой истории будет замешан наш сын. Останется ничего не предпринимать, просто ждать. И неизвестно, чем бы все закончилось, но тут исчезает первенец Рахели, Иосиф. Иаков считает его погибшим, а, следовательно, вопрос о праве наследования уже остро не стоит, а проблема генеалогии повисает в воздухе. Можно сказать, что ожидание было не напрасно, и решение пришло само собой.

Только не вздумай проболтаться о том, что тебе известно будущее и, в том числе, имена всех еще не родившихся членов семьи, – строго напомнила Тарбит, – продолжаю.

Иаков явно будет выделять первенца Рахели, Иосифа. Именно ему всеми силами будет стремиться Иаков передать право первородства, а с ним и продление рода. Именно он постоянно будет находиться неподалеку от отца, видящего в его чертах образ любимой жены.

Кстати, Адат. Нам еще предстоит позаботиться об образовании Иосифа, не забыть бы. От отца он получит все религиозные знания, а нам придется позаботиться об общем образовании. Причем обучать будем письму и счету на египетский манер. Нужна будет литература, история, да и риторика с логикой не помешают.

– Ты ведь сказала, что он исчезнет, – не выдержала Адат, – зачем же столько внимания сыну умершей сестры-соперницы, из-за которой Иаков даже не смотрит в сторону Лии?

– Так нужно! Все, что было, ты уже знаешь. Что будет – узнаешь в свое время.

На чем я остановилась? Да! Отношения Иосифа с братьями. Сказать, что они были плохими, не сказать ничего.

«Йосефу было семнадцать лет; он пас мелкий скот вместе со своими братьями, прислуживая сыновьям Бильхи и Зилпы, жен его отца, и он доносил о них дурное отцу. И увидели братья его, что его любит их отец больше всех его братьев, и возненавидели его, и не могли говорить с ним мирно»2.

Стоит ли удивляться, что с Иосифом произошел…, назовём это: «несчастный случай». Исчезновение претендента на первородство, сделало атмосферу в семье напряженной, тем более, что в нем были замешаны все сыновья Иакова. В большей или меньшей степени, но все. История получилась некрасивая, но не буду углубляться в нее. Удрученные содеянным, братья, и так не очень-то дружно живущие, еще больше отдалились друг от друга.

Скорее всего, Иегуда, особенно остро чувствовал свою вину в содеянном, и пребывание с братьями стало невыносимым, так как все время напоминало об его участии в исчезновении Иосифа. Иегуда решил побыстрее полностью отделиться от семьи. Но как? Правильно, жениться. Увидел он однажды девушку хананеянку, дочь торговца. Не думаю, что она была так уж миловидна, поскольку даже имени ее в Торе не упоминается, просто – «дочь торговца Шуа». Может зарок дал, что возьмет в жены первую встречную? Не знаю. Но попалась ему властная, сварливая особа, истово верующая в силу богов ее рода. Даже не знаю, что за боги это были. Точно, что она не верила в Единого.

В общем, сошлись они, поженились, и появились на свет три сына Иегуды – Эр, Онан и Шел. Высокие, стройные, красивые и миловидные, они были воспитаны матерью. Не зная ни в чем отказа, привыкшие смотреть на окружающих свысока, они ни во что не ставили отца и его невидимого Бога. Старший, Эр, вырос жестоким и высокомерным, средний, Онан, был хитер и лжив. Что касается третьего, Шела, то и от него не приходилось ожидать ничего утешительного.

Иегуда старался поменьше бывать с семьей, но пришло время искать сыновьям жен. Но где? Среди хананеев, поклоняющихся чужим богам? Чтобы его потомки предали и забыли Единого Бога? Иегуда вновь и вновь убеждался, что жену старшему сыну следует искать среди тех, кто сможет принять его веру. Возможно, женившись, его сын изменится?

Однажды он узнал, что в семье одного из местных крестьян, слышавшего, пусть немного, пусть не все, но все же знающего о Едином Боге и верящем в его чудесные деяния, есть девушка, которая могла бы стать женой его старшего сына. Иегуда посватал своего сына Эра за нее и не встретил отказа от ее отца. Тамара, так звали девушку, не успела и оглянуться, как сидела за свадебным столом в шатре Иегуды.

Первая брачная ночь не удалась. Пьяный Эр, не сумев, или не пожелав, исполнить свои мужские обязанности, просто избил свою молодую жену. Так продолжалось и в дальнейшем, когда молодой муж по настоянию матери посещал супругу. Да и то! Как посещал? Что делал? Неизвестно. Но в глазах властной жены Иегуды виноватой в том, что не смогла забеременеть, оказывалась именно она.

Тамара в любую удобную минуту старалась быть рядом со своим тестем Иегудой, слушать его нечастые рассказы о Боге и истории о жизни семьи, в которую попала. Ей даже удалось сопровождать тестя, когда он в очередной раз отправлялся к Иакову, своему отцу. Там Тамара обратила на себя внимание Иакова и стала его верной слушательницей.

После кончины Рахели Иаков вообще прекратил общение с женщинами, и Тамара стала единственной, сумевшей приблизиться к нему. Пораженная услышанными откровениями наставника, она поверила в силу Единого Бога и поняла, что ей суждено выполнить пророчество, стать продолжательницей рода. Но, как? Как добиться своей цели, если муж предпочитает выполнению своих обязанностей совсем другие удовольствия в окружении таких же как он беспутных друзей?

Тамара много и тяжело трудилась, пытаясь не навлекать на себя гнева сварливой и злобной свекрови. Но напрасно! Побои мужа и упреки хозяйки дома сыпались на нее, и только новая вера поддерживала силы молодой женщины. Снова ожидание! Неужели все женщины обречены только смиренно ожидать божьей милости? Нет! И Тамара начала в разговорах с Иаковом и Иегудой затрагивать тему первородства и наследования. Нет, она не жаловалась. Но заставила задуматься обоих.

И вот однажды, вернувшись после посещения отца, Иегуда собрал семью за столом, и завел разговор о том, к кому перейдет все имущество после его смерти. Разговор перерос в спор и крики, где высокомерный и спесивый Эр помянул ханаанских богов, которым поклонялись мать и братья.

Что уж потом произошло, не знаю. То ли Эр подавился, то ли вино, которое он опрокинул в себя, прокисло, то ли его укусил прокравшийся в дом скорпион, то ли… Не знаю. Но «он царапал ногтями горло, будто хотел оторвать от него чьи-то руки. Иегуда потянулся к сыну, но Эр упал лицом на блюдо с жареным мясом»3.

Так Тамара стала вдовой в первый раз, и нельзя сказать, что была очень опечалена этим обстоятельством. Она еще более уверовала в силу божества, которому поклялась продолжить род Авраама. А если ей кто-то вознамерится помешать в этом… Тамара уже знала, кого следует попросить о помощи.

Прошло время траура, пришло время напомнить тестю о давних традиция, когда обязанности ее умершего супруга обязан выполнить его брат. Но напоминать не пришлось. Иегуда прекрасно знал обычаи и не меньше Тамары хотел продолжения рода.

Короче говоря, сразу после траурных дней, несмотря на возражения матери, состоялась свадьба Онана и Тамары.

Казалось бы, история закончена, и совершенно непонятно зачем я столько времени потратила, рассказывая ее тебе. Но наш путь долог, беседовать о чем-то приятно и полезно, а история даже на перевалила за середину.

По обычаю, в случае смерти супруга, не оставившего после себя потомства, первый сын от его брата считался сыном умершего, и, соответственно, претендовал на его долю наследства. Все последующее отпрыски считались детьми нового супруга.

Вот тут то и проявились хитрость и жадность Онана. Да, он с удовольствием исполнил свой супружеский долг, но в последний момент его детородный орган выскользнул из объятий влажного чрева Тамары, страстно ожидающей, что наконец-то долгожданное семя прольется в ее раскрытое лоно. Вдруг несчастная ощутила пустоту там, где только что была напряженная плоть, которую она так жаждала. Она открыла глаза, и увидела над собой самодовольное ухмыляющееся лицо Онана. Давно ожидаемое семя пролилось на землю, лишив ее возможности иметь ребенка.

– Что ты делаешь! – вскричала Тамара, – вместо того, чтобы, зачать дитя, который станет наследником рода, ты только удовлетворяешь свои желания? Я не блудница! Я вдова твоего ушедшего от нас брата и твоя жена. Ты обязан…

– Не тебе учить меня, не тебе рассказывать об обычаях и обязанностях. Разве ты не получила удовольствия? Мне показалось, что мой боец намного сильнее отростка покойного братца. Не беспокойся, нам будет хорошо. Иногда. Но самому делать конкурента, с которым придется делить наследство? Зачем. Будет тебе наследник, будет. После смерти отца, когда главенство рода и наследство перейдут мне, но никак не раньше. Успокойся и получай удовольствие. Я буду добр с тобой. У тебя всегда будет крыша над головой, еда на столе и иногда приятная ночь.

Тамара поняла, что придется снова обращаться за помощью. И во время ее очередного отсутствия, когда она испросила разрешение мужа и отправилась с Иегудой к Иакову, Онан однажды не проснулся после веселой вечеринки с друзьями.

Что уж там произошло, не знаю. То ли Онан захлебнулся в судорожной рвоте, то ли вино, которое он опрокинул в себя, прокисло, то ли его укусил прокравшийся в дом скорпион, то ли… Не знаю. (Кажется, я нечто подобное уже говорила).

Отсидели траур, и Тамара заявила свои претензии на младшего сына, Шела. Но тут уже жена Иегуды встала на дыбы, и требование Тамары было категорически отвергнуто. Не помогло даже обращения Тамары к Иакову, который явно привечал ее. Под предлогом малого возраста третьего сына, ей было предписано вернуться в дом отца, и там во вдовьих одеждах вести совершенно целомудренную жизнь. Пребывать в таком состоянии ей следовало пока свекор не решит, что Шел уже достиг возраста, когда сможет выполнить освященный обычаями долг и заменить на супружеском ложе старших братьев.

Так прошло пять лет, и однажды до Тамары дошли слухи, что жена Иегуды скончалась, Шел достиг возраста, когда уже мог отделяться и заводить свою семью, но стал таким же высокомерным и коварным, как и его братья. Она поняла, что была в очередной раз обманута в своих ожиданиях. Возможно, это Иегуда подумал, что и третий сын может последовать за старшими братьями. Тогда мог просто не захотеть повторения истории, надеясь, что с другой женой Шелу удастся сделать долгожданного наследника.

Шансы Тамары достичь своей цели и стать матерью одного из продолжателей рода Авраама, Исаака и Иакова стремительно приближались к нулю. Впереди маячила перспектива стать приживалкой в доме сначала отца, а потом одного из братьев, и заниматься самой тяжелой и неприятной работой.

Иегуда, овдовев, так не взял себе новой жены. Но это было совсем не исключено, хотя бы потому, что Иаков, его отец, тоже был заинтересован в прямом наследнике, и мог просто вынудить сына на повторный брак. Поскольку у Тамары надежд на Шела не осталось, оставался только свекор. Он обманул Тамару, и она не имела никаких обязательств поступать с ним честно.

Зная поведение подвыпивших мужчин, когда природная похоть заглушает голос разума, она правильно выбрала место и момент для проведения задуманного. Однажды, когда Иегуда возвращался с праздника по поводу окончания стрижки овец, «сняла она свои вдовьи одежды с себя, и покрыла себя платом и окутала себя, и уселась у входа в Энайим, что по дороге в Тимну… И увидел ее Иегуда и принял ее за продажную женщину; ибо закрыла она свое лицо. И свернул к ней, к краю дороги и сказал: Давай войду к тебе! Ведь он не знал, что это его невестка. И сказала она: что дашь мне, если войдешь ко мне? И сказал: я пришлю козленка из стада, и сказала она: если дашь залог, пока не пришлешь. И сказал он: что есть залог, что дам тебе? И сказала она: твою печатку и твои шнуры, и твой посох, который в твоей руке. И дал он ей и вошел к ней, и зачала она от него»4.

Зачала, и быстренько покинула место действия, пока сморенный вином и немалыми любовными усилиями, Иегуда почивал. Наутро, не обнаружив понравившуюся беспутницу, он вернулся домой.

Иегуда вновь и вновь вспоминал прошлую ночь. Со своей женой он никогда не испытывал тех чувств, что дала ему необычная блудница. Он до сих пор ощущал ее силу, когда достигший верха блаженства и излившийся тугой струей семени, скопившейся за долгие дни воздержания, хотел покинуть ее объятья. Но та обхватила Иегуду ногами и не позволила покинуть себя, пока не почувствовала, что принятый с необычайной страстью мощный горячий зверь внутри нее ослаб и съежился. Тяжело дыша Иегуда отвалился в сторону. Он еще ощущал, как нежные пальцы ласково перебирают волоски на его груди, маленькая ладошка медленно опускается к его паху. И все. Иегуда провалился в крепкий сон.

Несколько смущенный происшедшим и не желая снова увидеть женщину, внезапно появившуюся в ночи и околдовавшую его, Иегуда послал друга отдать за утехи обещанного козленка и забрать залог. Товарищ подивился было столь большому залогу, отданному за казалось бы обычное дело, но отправился выполнить просьбу. Как ты догадываешься, вернулся он ни с чем, не только никого не обнаружив в указанном месте, но даже не узнав ничего о неизвестной женщине от местных жителей.

В установленный природой срок беременность Тамары была обнаружена. Опозоренный поведением дочери отец потянул ее на суд свекра. Иегуда хотел покарать невестку за блуд, но тут на сцене появились печатка, шнуры и посох.

«Три месяца спустя Йеуде сказали: Распутничала Тамар, твоя невестка, и теперь беременна от распутства. И сказал Йеуда: Вывести ее и сжечь!Когда ее выводили, она послала к своему свекру сказать: Я беременна от того, кому это принадлежит. И сказала: Признай, чья это печать, шнур и посох. И признал (их) Йеуда, и сказал: Она права, ведь не выдал я ее за Шела. И более не входил к ней»5. И в положенное время родились два брата близнеца, которые продолжили род Авраама, Исаака и Иакова.

История весьма поучительная, и нам придется самую малость в ней поучаствовать. Если, конечно, потребуется. Но, оставим. Не это сейчас интересно. А вывод, который следует сделать: если хочешь достичь своей цели, думать и действовать следует нестандартно.

– Но при чем здесь наше нынешнее положение? – Адат почувствовала, что теперь можно втиснуться в монолог подруги. – Единственное, что меня порадовало во всей этой истории, так это то, что у нас будет много сыновей.

– А повествование это всплыло в памяти, когда я вспомнила, что у нас есть рабыня по имени Тамара. Тоже женщина с необычной судьбой.

– И что их может связывать кроме имени? – удивилась Адат.

– Иаков. И та и другая находятся где-то неподалеку от него. Ну подумай! С чего бы Иакову в будущем обращать внимание на неудачливую невестку Иегуды? У всех сыновей к тому времени уже будут свои семьи, а надежды, что именно Тамара будет той, благодаря которой принцип первородства не будет нарушен, слабоват. И обратить на нее внимание, а потом признать своих внуков и дать им свое благословение он может только потому, что в его жизни уже была женщина по имени Тамара, и она сыграла в ней какую-то особую роль.

– И как зачуханная рабыня может повлиять на безнадежно влюбленного Иакова? Слишком закрученную интригу ты затеваешь, подруга. Слишком заметную роль ты ей прочишь. Сомневаюсь, что для Иакова существует кто-нибудь, кого он мог бы запомнить кроме Рахели. Разве что имя его матери, Ревеки, сохранилось в памяти.

– Но все же, появилась ведь какая-то ассоциация. Думай! Нам нужно готовиться к свадьбе. Учитывая, что Иаков вином не злоупотребляет, в сторону женщин не смотрит и полностью поглощен мыслями о далеком идеале, провернуть операцию, подобную той, что я тебе изложила не получится. Да и вариант этот нам не подходит по той причине, что нам нужны не просто продолжатели рода, но дети от законного мужа. И они будут! Нужно только сделать все правильно. Думай!

Глава 3

Лия вздрогнула, когда почувствовала, что кто-то теребит ее за плечо. Недоуменно посмотрела на стоящую рядом Зилпу. Помотала головой, прогоняя туман в голове, чему-то своему кивнула и соскользнула на землю.

Красотка, до сих пор стоявшая на месте и нетерпеливо перебиравшая ногами, издала облегченный вздох. Наконец-то хозяйка соизволила освободить нагруженную спину от пусть привычного, но с каждым годом все более обременительного груза.

– Извини, милая, задумалась, – обратилась к верной помощнице Лия-Адат, погладив ее по холке, – пора уже сыночка твоего к делу пристраивать, а тебе полегче ношу подобрать. Зилпу к примеру. Девчонка уже созревать начала, надо бы ее по поводу парней поостеречь, другая ей судьба уготована.

За прошедшие годы множество раз именно здесь останавливались караваны Лии, постоянно снующие между кочевьем, соленым озером и Каркемышем, и место стоянки всем было уже хорошо знакомо. Красотка без всяких понуканий отправилась к погонщикам, занимавшимся привычной работой обихаживания скотины, а Лия с Зилпой устремились к лежащей Хорошке. Та встретила их понимающим взглядом и прикрыла своим горбом присевших рядышком девушек. После всех выполненных традиционных процедур, те, неторопливо разговаривая, появились из-за гордо поднятой змеиной шеи верблюдицы и направились в разные стороны.

Еще издали Лия усмотрела Имитту и сидящих рядом с ним двух мужчин. Сначала ей показалось, что здесь, по воле какого-то странного случая, перед разложенной на куске ткани немудренной едой устроились Гиваргис и Шор, о прибытии которых она то ли не знала, то ли забыла.

– Тарбит, это кто? – замедлив ход Адат обратилась к подруге, – я что-то пропустила вчера, когда нежилась в извилине пока ты вела умные разговоры с Гершомом и Орцхо?

– Не знаю. Вечером я, правда, попросила Орцхо дать нам двух стражников. Не хотелось, знаешь ли, оглядываться по сторонам, когда хочется обдумать как до Иакова добраться. Передай мне тело, я разберусь.

Лия на мгновение остановилась, вздрогнула, и к обществу мужчин уже подходила Лия-Тарбит.

– Здравствуйте, ахурру, – Лия первая обратилась к незнакомцам, устраиваясь возле Имитту, – не посматривайте на меня осуждающе, увидев как я вольно веду себя в обществе мужчин. Я имею на это право. Имитту, если у него будет настроение, расскажет у вечернего костра о наших совместных похождениях. Мне еще повезло, что он не обучен грамоте, или на нашем пути не попался человек, захотевший бы записать его байки.

Два уже немолодых воина переглянулись, но промолчали. Подошедшая Зилпа протянула хозяйке лепешку, сыр и кружку с парящим приятно пахнущим напитком. В полном молчании вся компания принялась за еду, время от времени посматривая друг на друга. Утолив первый голод и осторожно сделав маленький глоток из глиняной кружки, Лия снова заговорила.

– Я не буду вас расспрашивать о том, как вы очутились в моем караване. Попробую угадать. На случайных попутчиков вы не похожи, да и заняться двум бравым воинам в наших пустынных местах просто нечем. Не пастухами же вам устраиваться в конце концов. Просто присоединиться, чтобы проделать с нами часть пути, направляясь в какой-нибудь большой город в низовьях реки? Вряд ли. Караванные пути совсем в другой стороне. Попробую предположить, что вас прислал Орцхо. А что? Дать заработать малую денежку двум ветеранам, прошедшим с ним немало походов и битв, что плохого может быть в этом? Ничего, только еще одна возможность вспомнить о былых годах

Мужчины зашевелились и заулыбались. Напряжение ушло, и сейчас рядом сидели просто случайно встретившиеся в дороге путники, почувствовавшие полное отсутствие опасности.

– Значит, угадала, – улыбнулась Лия, – бывшие воины, стражники, согласившиеся на случайную работу. Совсем как Имитту и Шумелу. Они тоже начинали как стражники, правда служили не мне. А сейчас мои друзья и соратники. Может и вы согласитесь служить у меня? Я объясню, в чем нуждаюсь, но сейчас хочу рассказать вам один случай из истории моей семьи.

Мой, кем же он приходится…? Бетуэль – мой дед, Нахор, следовательно, прадед, а Авраам – брат Нахора. Видите, как давно это было.

Авраам и его племянник Лот пасли свои стада на просторах разных царств, ибо они были так многочисленны, что ни одно из пастбищ, как бы просторно оно ни было, не могло вместить такую массу крупного и мелкого скота, которая была у каждого из них.

Однажды в страну, где разбил свои шатры Лот, а было это возле города Содом, что в долине реки Иордан, пришла война. Это была война четырех царей с пятью владетелями городов долины. И потерпела поражение объединенная армия пяти царей долины, где пас свои стада Лот. Победители забрали все имущество Лота и его самого и ушли на север в свои царства. Беглец, спасшийся от пленения и рабства, пришел со скорбной вестью к Аврааму.

Теперь слушайте внимательно, ахурру. «И услышал Аврам, что его родственник взят в плен, и снарядил своих служителей, рожденных в доме его, триста восемнадцать (человек), и преследовал (нападавших)… И разделился против них ночью вместе со своими слугами, и преследовал их… (далее на север). И вернул все имущество, а также своего брата Лота и его имущество вернул, и женщин, и народ».6

Вот такие великие деяния предков знает история моей семьи. Вы спросите: «А мы тут причем?», и будете правы. Что я хотела бы получить от таких умудренных опытом воинов? Армию! Я хочу, чтобы вы сделали из моих пастухов, слуг и рабов настоящую армию, способную повторить подвиги предков. Сейчас мои люди едва могут противостоять диким зверям, разоряющим мои стада, и мелким шайкам, ищущим легкую добычу в пустыне. А мне нужно больше. Я хочу, чтобы по моему сигналу с разбросанных пастбищ быстро собрались хорошо обученные вооруженные бойцы, с которыми я смогла бы уверенно разговаривать с сильным противником.

Если вы согласитесь на те условия, с которых мне начинали служить Имитту и Шумелу, то получите в свое распоряжение не только послушных новобранцев, но также и возможность приобретать все необходимое для моих отрядов. Если вам понадобится помощь, вы получите ее. Я не требую немедленного ответа. Нет! Я благодарна за то, что вы согласились проводить нас до самого дома, и если я увижу вас в лагере после ухода в Каркемыш очередного каравана, то буду знать, что вы уже начали свою новую службу. Вот и все. Без лишних разговоров и объяснений. А сейчас нам пора. Погонщики уже поднимают верблюдов.

Лия направилась к Красотке, которая без всякого удовольствия обреченно ожидала продолжения длинного пути. Девушка придержала Имитту, собравшегося было занять свое место, и остановилась с ним в стороне, пропуская караван мимо себя. Они вышли на дорогу, когда пыль, поднятая копытами верблюдов улеглась. В действиях когда-то слуги, а теперь соратника, ведающего всеми хозяйственными делами, не чувствовалось ни малейшей тревоги. С какой стати она могла появиться! Только любопытство. Что еще задумала его неугомонная хозяйка? Неужели, в его уже устоявшийся быт снова ворвется ветер приключений?

– Имитту! – начала Лия-Тарбит. – Я так увлеклась всяческими денежными вопросами, что совсем забросила все то, чем тебе приходится заниматься ежедневно и ежечасно. А иногда, каюсь, все бросала и уходила бродить по окрестностям, ничем не интересуясь. Так что сейчас я слабо ориентируюсь в происходящем в стойбище. Жизнь идет своим чередом, и ладно. Спасибо тебе и Шумелу. Но сейчас мне нужна совершенно конкретная информация о Тамаре. Знаешь ее? Она появилась у нас вместе с Раббаром. Я особо не интересовалась, что с ней. То, что жива, догадываюсь. Ничего за пять лет не слышала о смерти рабов или слуг. Но что с ней происходит сейчас – понятия не имею. Я ее помню только как бесформенную кучу грязного тряпья.

– Тамара? – подозрительно вопросительный взгляд Имитту скользнул по собеседнице, – а что с ней не так? Ожила за пять лет. Элишу, повариха наша, с самого ее появления начала подкармливать. Неужели не помнишь? Сама ведь приказала. Сейчас на человека стала похожа. Вышивает, коврики вяжет. Обшивает слуг и рабов. Сейчас на одном из верблюдов целый тюк везем всяких ниток да иголок. Шумелу очень доволен. Платки да пояса, вышитые ею очень ценятся. Уж больно необычные узоры на них. Ты что знать-то хочешь?

– Значит ожила немного, – задумчиво проговорила Лия, – или много? Мужчина-то у нее есть? То, что мужа нет, знаю. Для свадьбы мое разрешение потребовалось бы. А вот мужчина… Сам понимаешь, о чем я. Не маленький.

– Со своими никаких заигрываний. Стоит с ней только заговорить, начать расспрашивать о прошлом, шипит, как дикая кошка. Только с Раббаром общается. Хотя…, на проезжих купцов иногда посматривает. Но со своими, ни-ни. Попытался однажды узнать побольше, но она на меня так глянула! Будто суккубу какая-то! Теперь я только по службе, а если и надо что-то, только через Раббара, – Имитту даже передернул плечами.

– Спасибо, друг. Я узнала все, что хотела. Теперь подумать нужно.

Остальная часть пути прошла в молчании. Имитту иногда порывался что-то сказать, но быстро замолкал, не получая ответа от хозяйки. Оба время от времени слезали со своих ушастых «скакунов», и шли рядом, разминая затекшие ноги. Иногда вспыхивал разговор ни о чем, но быстро затухал, когда Лия начинала отвечать невпопад.

К стойбищу добрались когда уже начинало темнеть. Короткая суета, пока снимали груз и устраивали верблюдов и ослов по местам, быстро затихла. У раздобревшей Элишу, с видимым удовольствием командовавшей подданными своего кухонного царства, каждому нашлось по лепешке, которую можно было окунуть в плошку с ароматным соусом. Как рой пчел набрасывается на цветы распустившегося дерева, так и усталые путешественники на короткое мгновение сгрудились у общего стола, чтобы через мгновение рассыпаться и разбрестись по своим шатрам, навесам и палаткам.

Глава 4

Наутро стойбище зажило своей обычной размеренной жизнью. Каждый занимался своими совершенно прозаическими делами. Прибывшие грузы уже растащили по местам, только несколько тюков устроились подле навеса Раббара и оставались нетронутыми, вызывая своим видом любопытство слуг. На любопытные взгляды и заданные шепотком вопросы следовал один ответ: «Хозяйка не велела».

Дождавшись, когда утренняя суета улеглась, и стойбище опустело, к Лие подошел Раббар с деревянной пластинкой, покрытой воском (тоже нововведение Лии-Тарбит). Теперь все ежедневные заметки записывались на такие таблички, чтобы раз в месяц перенести их данные на глиняную пластинку.

Раббар держался все так же отстраненно и независимо, как при первой встрече. Уверенный в себе, он, казалось, был готов к любому повороту событий. Короткое приветствие, за которым не последовало обычных вопросов о самочувствии хозяйки и городских новостях, и повисшее молчание. Раббар просто стоял и ожидал, когда и о чем захочет расспросить его хозяйка.

– Здравствуй, Раббар, – Лия-Тарбит ответила на приветствие, устраиваясь за небольшим столом и указала на место напротив себя, – устраивайся. Надеюсь, ничего, что заставило бы тебя волноваться, не произошло, и мне ничего не грозит.

Пологи шатра были подняты. Легкий ветерок трепал их и давал ощущение ленивого спокойствия, когда все идет по заранее определенному порядку, и не приходится ожидать никаких перемен. Лия так и не привыкла сидеть на ковре, устилавшем пол ее жилища. Она предпочитала вести деловые разговоры сидя за столом, чтобы беседы выглядели более строгими и официальными. Только иногда, проводя переговоры с богатыми купцами или кочевниками, она устраивалась так, как было удобно ее гостям. Но такое происходило совсем нечасто.

Немногие сразу готовы были воспринимать в сидящей перед ними девушке равного себе собеседника. Препятствие это было для Лии легко преодолимым, так как она стремилась, чтобы встречи заканчивались обоюдовыгодным результатом. Ей были известны все хитрости, которые могли пустить в ход ее собеседники, а запас сказок и притч, которыми она угощала несговорчивых партнеров, казалось был неисчерпаем. Бывало, конечно, что переговоры заходили в тупик, но и тогда Лие удавалось сгладить ситуацию и расстаться с собеседником без особых скандалов. Но сразу вслед за этим следовало поручение Шумелу, а тому уже не приходилось объяснять, что и почему хочет знать хозяйка о заинтересовавшем ее человеке.

Шумелу нашел себя. Молчаливый и умеющий слушать, он, казалось, знал все и обо всех. Пять лет назад Лия смогла вытащить его с дороги, ведущей в царство мертвых, отомстила обидчикам, свела его с будущей женой, и теперь он со своим братом Имитту превратились из наемных стражников на службе Лии в ее ближайших соратников. Разглядев в обычном слуге, который был не склонен распространяться о своем прошлом, таланты торговца, Лия не могла пройти мимо предоставлявшейся ей возможности. Теперь Шумелу – уважаемый купец, отправляющий караваны по всем трактам, проходящим через Халаб и Каркемыш. Но для Лии он стал еще и драгоценным источником информации, позволяющем в шатре кочевника узнавать о происходящем иногда даже раньше, чем чиновники и властители в своих дворцах.

Но только не сейчас. Сейчас Лие нужен был именно Раббар. Именно он мог дать ей сведения, способные помочь ей сделать маленький шажок к цели. Завязался привычный разговор. Скорее и не беседа вовсе, а отчет о происшедшем за последнее время. Лия пропускала мимо ушей цифры, имена, названия проданных и купленных товаров, количество денег, добавившихся в ее сундуках. Она полностью доверяла своему управляющему, вытащенному ею с самого дна общества, из самой грязной корчмы Каркемыша, сидящему перед ней рабу, когда-то давным-давно даже позабывшему свое имя и откликавшемуся на оклик: «Раб!». Помнится, ей было недосуг тогда интересоваться перипетиями его жизни, и она не стала придумывать новое имя, а просто слегка изменила существующее – Раббар.

– Остановись, Раббар. Скажи лишь, стоит ли мне вмешиваться? – Лия прервала отчет, – Нет? Прекрасно. Погоди вставать. Меня интересует один вопрос, но не смей волноваться и демонстрировать особенности своего организма. Не вздумай портить запах степных ароматов своей вонью. Ни мне, ни тебе, ни той, о которой я хочу узнать поподробней, ничего не грозит. Ты понял? Прекрасно! Мне просто нужна информация. Расскажи мне о Тамаре.

– О Тамаре? Той, которую я выбрал без твоего ведома и привел сюда?

– У нас есть еще кто-то с таким именем? Раббар, я хочу все узнать о той женщине, которая валялась у твоих ног и выглядела как груда тряпок, шевелящейся от массы вшей, которых вы притянули с собой. Раббар! Если мне не изменяет память, я тогда поручила ее твоим заботам и запретила кому-либо даже прикасаться к ней. Или что-то не так?

– Все так, Лия, – Раббар поерзал на стуле, – не пойму только, почему ты вспомнила о ней.

– Дорога из Каркемыша домой длинная, сам знаешь. Мысли перескакивают с одного на другое. То ли тень от шевелящегося под ветром куста увидела, то ли заметила какое-то движущееся пятно вдали на земле, а может еще что-то… Не знаю. Только вспомнилась мне картина, как ты давишь вшей в платье своей… Кто она тебе была? Да никто. Такая же бедолага, как и ты. Наверно потому и взял с собой. Воспользовался, что мне было недосуг выбирать или интересоваться своим новым приобретением. Ладно! Что было, то прошло. Вести, что я лишилась одной из рабынь, не припомню. Значит, Тамара не сбежала и жива. Но что с ней сейчас, и что происходило за то время, когда она была здесь, мне интересно.

– Не сбежала и жива, – было видно, что Раббар явно растерян и не знает как вести разговор. Он отложил табличку, вздохнул и, будто что-то решив для себя, продолжил, – и даже ожила, мне кажется. Помнится мне, что историю Тамары я рассказывал тебе. Это когда ты поинтересовалась, как такое убожество могло появиться в твоем хозяйстве. Так что начну с того, с чего ты закончила. Со вшей. Я не смог совладать с ними, каюсь. Выпросил у Шумелу, он тогда занимался устройством стоянки, старую тунику, полученную в качестве твоей доли от Абу Ауна. Ты можешь не знать или не помнить, но вместе с перешедшим в твое распоряжение в качестве трофея шатром, ты получила и его содержимое. Там среди одежды братьев-разбойников и отыскалась старая туника, которую хозяйственный Шумелу выбрасывать не стал. Вот и пригодилась. А вшей я сжег вместе с лохмотьями, которые когда-то назывались платьем, еще и волосы Тамары исчезли в том же огне. Пришлось чуть не наголо остричь ее, иначе от этих мерзких тварей было не избавиться. Трещало тогда, помню, очень. Даже окружающие оборачивались, услышав. Наверное жирные насекомые, привыкшие к сытой и спокойной жизни, были недовольны таким обращением.

– Раббар, послушай, – не выдержала Лия, – если ты думаешь, что мне интересны подробности о жизни вшей, ты глубоко ошибаешься. А также мне не интересны сейчас истории, случившиеся с кем-либо, кроме Тамары. Ты ведь не хочешь пробежаться вокруг стойбища и вспомнить об особенностях своего организма?

– Нет, конечно. Прости, но твой вопрос настолько неожиданный, что мне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Что рассказывать? Тамара пробыла в полубессознательном состоянии до зимы. Все попытки Элишу подкормить ее заканчивались неудачей. У меня создалось впечатление, что Тамара решила уморить себя голодом, но какая-то сила не давала ей этого сделать. Весь ее рацион ограничивался лепешками, грубой ячменной кашей и водой. Ровно столько, чтобы не умереть. И сон. Скорее не сон, а какое-то забытье, в котором пребывал ее разум. Корзинка с нитками и кусками ткани пылилась в самом дальнем углу.

Когда подули холодные ветры, Тамара начала подавать признаки жизни. Она ворочалась на своем коврике, дрожала, как новорожденный щенок. Я раздобыл ей одеяло, и она часами могла лежать без сна, разглядывая пятна на потолке шатра.

Однажды ночью, в полнолуние, когда гонимые сильным ветром тучи то и дело заслоняли ярко сияющий в самом зените громадный диск луны, я проснулся от холодного потока воздуха из-под болтающегося на ветру полога и обнаружил, что Тамара исчезла. В тревоге выбравшись из шатра, я заметил уносимую ветром фигуру Тамары, мчащуюся в пустоту пустыни. Волчий вой, доносившийся до меня, когда порывы ветра на мгновение стихали, заставлял всех обитателей наших загонов волноваться и сбиваться в кучу. Даже не пытаясь догнать Тамару, я последовал за ней, стремясь только не потерять ее из виду. Я думал, что когда она обессилеет и упадет, смогу помочь ей добраться обратно в лагерь. Казалось, что высохшее тело женщины ветром несет в какое-то далекое, только ей ведомое место.

Так и случилось. Тамара внезапно остановилась, как будто чего-то ждала. Когда тучи рассеялись и даже малый темный клочок не закрывал яркий диск, раскинула руки, обратила лицо к сияющей луне и завыла. Нет, не завыла! Закричала, отдавая свое горе безразлично взирающему сверху светилу. Нет! Не это. Хрипло заскрипела, разучившись за время молчания произносить членораздельные звуки? Нет. Скорее завизжала, как пытаемая подземными чудищами брошенная всеми душа. Душа, отринутая мыслящими тварями и людьми, душа, обреченная существовать в одиночестве пустого и холодного мира. Недалекие волки притихли было, а потом их жалкое тявканье, сменившее торжествующий вой стаи, стало быстро удаляться.

Через некоторое время руки Тамары опали, как крылья подстреленной птицы. Она рухнула на колени. Я уже собирался броситься к ней, помочь встать. Но слабая женщина сама поднялась, и с опущенной головой, преодолевая вновь оживший встречный ветер, направилась в сторону стойбища. Я поторопился туда же и успел занять свое место, пока не появилась беглянка.

Наутро Тамара впервые без видимой причины выбралась из нашего угла. Завернутая в одеяло, она устроилась в защищенном от ветра месте и грелась в лучах зимнего солнца. Просто сидела и впитывала в себя тепло слабых солнечных лучей. Так продолжалось целый месяц, а в следующее полнолуние повторился ее поход в ночную пустыню.

После него на свет появилась корзинка с нитками и шнурами. Сначала бедная женщина просто перебирала их, потом из-под ее рук появился первый витой пояс, потом на куске материи какой-то узор. Однажды она подошла к нашим ткачихам, женам слуг. Они занимаются выделкой ковриков и подстилок. Я сопровождал ее, опасаясь неприятностей при встрече с действительностью. Но твой наказ не трогать Тамару, оберегал ее лучше всякого охранника.

Так продолжалось четыре года. Два полнолуния самых коротких зимних месяцев в году Тамара проводила в сердце пустыни, разгоняя своим криком-визгом все живые твари. В последнюю зиму она лишь вышла из палатки и взглянула на луну. Из сведенного судорогой горла хотел вырваться крик, но раздалось лишь тихое сипение, как будто едва слышный выдох. Она вернулась на свое место и крепко заснула.

Раббар замолчал. Молчала и Лия, лишь постукивала пальцами по столу и смотрела поверх головы рассказчика. Внезапно ее взгляд сфокусировался на лице раба. Она, казалось, очнулась от раздумий. Коротко поблагодарила Раббара и встала, давая понять, что разговор окончен. Никаких объяснений, никаких просьб или приказов сохранить разговор в тайне не последовало. Как ни странно, но этим двоим столь разным по положению людям не требовалось лишних слов, чтобы понять желания или просьбы собеседника. Раббар вышел из шатра и направился по своим делам, а Лия снова устроилась у столика и уставилась в одну точку.

– И что ты узнала, – неслышный посторонним вопрос Адат прошелестел в голове.

– Много. Очень много, – задумчиво ответила Тарбит, – я думала, что все, слышанное мной по этому поводу просто сказка. Ан нет. А наша пустыня оказалась весьма удачным местом для излечения умалишенных.

– Может побалуешь меня своими сказками. Или снова, как у Сасина только пообещаешь рассказать в другой раз. Помнишь, обещала рассказать о моавитянах, так и не соизволила, – язвительно заметила Адат.

– Помню, что осталась должна тебе. А по поводу Тамары… Слушай. В рассказах нашего праотца о создании мира есть повествование, как Бог создал человека. Причем о создании человека упоминается дважды. В первый раз упоминается: «И сотворил Бог человека по образу своему: по образу Божьему сотворил его, мужчиной и женщиной сотворил их»7. А во второй раз, уже после того, как повествуется о шести днях создания мира и дне отдыха после трудов праведных. «И образовал Господь Бог человека, прах из земли, и вдохнул в ноздри его дыхание жизни, и стал человек живым существом»8. Уже после рассказывается, как Господь навел крепкий сон на человека и сделал из ребра его женщину. Так появились Адам и Ева, а от них произошло и все человечество.

– Это я уже слышала, – перебила Адат, – и про грехопадение, и о том, как дети появились у праотцев. Тамара-то здесь причем?

– А при том. Получается, что Ева вторая жена Адама. И поскольку она была создана из ребра и плоти мужа, то изначально занимает подчиненное положение. А первой женой человека была женщина, созданная одновременно с ним. И обращался к ним Господь одновременно, как к равным друг другу. И что из этого следует? А то и получается, что сказание о первой жене человека если и выдумка, то такая, которая имеет все основания считать ее правдой. Не буду дожидаться новых вопросов, расскажу, что знаю.

Значит, создал Бог мужчину и женщину и сказал им: «плодитесь и размножайтесь». Но женщина захотела занимать равноправное положение с мужчиной, заявила, что в некоторых вопросах она желает быть сверху и указывать, как и что нужно делать.

– Совсем как мы, – захихикала Адат.

– У нас другой случай. Не перебивай, не то собьюсь. Поссорились они, значит, всерьез. Скандал был настолько велик, что Лилит, так звали первую женщину, бросила мужа и улетела в небеса. И что Адам? Пошел жаловаться. К кому? К Богу, конечно. Больше ведь не было никого. Господь послал за Лилит трех ангелов, но та категорически отказалась возвращаться. Характерец у нее был еще тот, должна тебе заметить.

В общем, разозлилась беглянка на весь мир и поклялась вредить Адаму, как только сможет. Но на мужа бывшего порчу наводить не стала, побоялась Всевышнего. Все же его создание, рассердиться может. А решила вредить роженицам, отнимать у них детей, мешать женщинам беременеть… В общем, делать им всяческие пакости. В том числе и совращать их мужей, кстати.

Историю об Авеле и Каине помнишь? Так вот. Расстроился Адам очень после того, как между сыновьями ссора произошла. Так расстроился, что третий сын, Шет, появился у Адама и Евы через сто тридцать лет. Где был и чем занимался все это время не упоминается. Но поговаривают, что встречался с Лилит, а там уж… Но точно не скажу, не знаю.

Появляются время от времени на земле красавицы, способные лишать мужчин разума и повелевать ими. В разные времена, в разных местах, но появляются. Слухи о них расходятся и превращаются в легенды. Даже имя таким женщинам дали – дочери Лилит. Ничего тебе эта история не напоминает?

– Тарбит! Неужели ты думаешь, что наша Тамара одна из них? Но тогда у всех семей, создание которых мы так поощряем, существует опасность существования? А дети! Наши будущие дети, Тарбит! Нам придется рожать, зная, что рядом с нами находится дочь Лилит? Тарбит! Нужно немедленно от нее избавляться!

– Избавимся. Непременно избавимся. Но нужно все сделать так, чтобы не поползли ненужные слухи. Ты помнишь, что Имитту вчера о Тамаре рассказывал? К местным мужчинам не лезет. Напротив, старается держаться подальше. Надеюсь, что по ночам в снах к ним не является. Но на всякий случай не помешает, если мы роженицам будем делать маленькие подарки. Глиняные чашки или плошки с написанным заклинанием. Если есть сказание о суккубах, значит должны быть и заклинания от них. Мелочь, но женщинам будет приятно наше внимание, а нам будет спокойнее. Это если понадобится, конечно.

От Тамары в конце концов избавимся, не волнуйся. Скандалов пока не было, а у нас еще два года в запасе. Если ни с того ни с сего начнем дергаться, возникнут ненужные разговоры, поползут слухи. Оно нам нужно? Нет. Сейчас нужно подумать, как мы ее можем использовать. Тем более, что Тамара чувствует себя обязанной Раббару, а на него какое-то влияние мы имеем.

С Тамарой просто необходимо поговорить. Если она пришла в себя, то сама мечтает исчезнуть из наших краев. Но без разрешения Лии такое проблематично. К беглым рабам здесь относятся соответственно с законами, тем более, что поимка и возврат беглых рабов неплохо оплачиваются. Внешность у нее броская, далеко скрыться не получится, даже если и договорится с каким-нибудь купцом. Очень может быть, что именно этим и объясняется ее интерес к заезжим караванам.

Все, Адат. Достаточно мы здесь сидим. Пора выбираться.

Лия вздохнула и поднялась. Вышла из шатра и зажмурилась от ласковых лучей осеннего солнца. Особой суеты в становище не наблюдалось. Загоны были пусты, вся скотина подбирала на осенних пастбищах остатки скудного корма. Под одним из навесов женщины занимались чем-то нужным. Или не нужным. Тарбит даже не стала интересоваться у Адат, что там может происходить. Два стражника, прибывшие с караваном, разговаривали с Раббаром и Имитту.

Лия направилась на кухню. Тепло поздоровалась с расплывшейся в улыбке Элишей и сразу получила кружку с кисловатым приятным вкусом сумаха. Потягивая горячий напиток, распорядилась об организации праздничного ужина. Уже отходя от кухни, увидела двух мальчишек, которые бежали в сторону ближайшей отары, и нескольких женщин отправляющихся на помощь главной поварихе.

Глава 5

Лия, привычно устроившаяся на Красотке, Раббар, уступивший работягу ослика Тамаре, а сам плетущийся несколько в стороне от путников, украшенная красивой упряжью с колокольчиками и бахромой и потому гордо взиравшая на попутчиков с высоты своего роста Хорошка – маленький отряд неспешно удалялся в бескрайнюю пустыню. Нет, забыли еще Гилу, описывающую круги вокруг внезапно решивших отправиться в дорогу путников. Впрочем «внезапно» не для всех. Если Раббар был раздосадован заставшим его врасплох распоряжением хозяйки отправляться с проверкой на соленое озеро, а Тамара несколько удивлена подобным вниманием, то Красотка и Хорошка по-философски отнеслись к суете слуг возле них. Прекрасно зная хозяйку, понимали что, если ей взбрело в голову прогуляться по своим владениям, то можно забыть о спокойном отдыхе после недавнего путешествия. Одна лишь Гила, соскучившаяся в тесноте шатров и навесов стойбища по возможности свободно порыскать по окрестностям, а при случае еще и поохотиться, сейчас вовсю пользовалась моментом свободы.

Только для Лии эта поездка не была спонтанной. Вчера вечером, после того, как все подарки по случаю праздника Акиты были розданы, все ахи и охи выслушаны, все обновки примерены, и настало время праздничного ужина, Лия устроилась в сторонке, дабы не мешать своим присутствием возникшему оживлению.

Так же, в стороне от оживленно переговаривающихся женщин и начинающих словесные состязания подвыпивших мужчин, устроились Тамара и Раббар. Женщина задумчиво перебирала новый платок, а мужчина просто молча сидел рядом, вглядываясь в отблески огня от горящих светильников. Завесой равнодушия и молчания они отгородились от всех и находились здесь только потому, что хозяйке взбрело в голову, что сейчас все должны отмечать очередной местный праздник. Сказано все?! Значит все, и им придется сидеть до той поры, когда хоть кто-нибудь не потянется к своему навесу.

– И что нам от них нужно? – не выдержала Адат, поглядывая на Тамару и Раббара, – все, что можно требовать от странным образом появившихся здесь рабов, мы получаем. По крайней мере от него. Но так ли уж нужна нам еще одна ткачиха. Да при том такая необычная. Тебе не кажется, что она несколько отличается от всех остальных? После пяти лет неизвестности ты решила приблизить ее и сделать еще одной служанкой?

– То-то и оно, что нет. Но у нас есть проблема, и с каждым днем она становится все больше. Сама знаешь, прошло пять лет, а мы ни на полшага не приблизились к Иакову. Что-то мне подсказывает, что придется нам искать обходные пути. Возникает вопрос: где и с кем! Где – понятно. Отсюда мы ближайшие два года не сдвинемся. А вот с кем? Ты видишь кого-то, кроме Тамары, кто выделялся бы от остальных и мог бы заинтересовать Иакова? Я – нет. Вообще никого не вижу, кроме нее. Если допустить, что она из «дочерей Лилит»… Не мешало бы с ней переговорить, но так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Не знаю откуда и как, но у нас появилось удивительно много любопытных глаз и ушей.

– Что за проблема? На нашем пустыре не найдется места, где можно без лишних вопросов поговорить с ней?

– Две женщины, которые за пять лет не перемолвились и словом, вдруг надолго уединяются и начинают обсуждать кому и что досталось в подарок? Не смешно. Разговоров хватит еще на следующие пять. Ее нужно уводить подальше, но так, чтобы это не вызвало ненужных вопросов и подозрений. Все должно произойти совершенно случайно.

– Можно отправить ее… Ну, не знаю куда. К Абу Ауну с поручением.

– Чего вдруг! Да она и дороги-то не знает. Заблудится, людей не хватит, чтобы отыскать, – подруги замолчали, – нужен экспромт.

– Это что-то вкусное из будущей жизни? Позовем Элишу?

– Нет, Адат. Это некое действие, произведенное без подготовки. Просто по ситуации. Но самый лучший экспромт – тот, который заранее тщательно продуман.

Лия поежилась от вечерней прохлады. Обвела взглядом группки беседующих обитателей поселения. Огни светильников затухали, голоса звучали все тише и спокойнее. Лия опустила руку и ощутила лобастую голову Гилы, устроившуюся у ее ног.

– Соскучилась, девочка моя, – и тут же горячий язык собаки облизал ее ладонь, – найди Зилпу. Только без шума.

Едва видимая тень метнулась к кучке молодежи, и от нее тут же отделилась тоненькая фигурка девушки. Ни слова не говоря, она помогла Лие подняться, и они оставили затухающий праздник. Все уже знали, что хозяйка хуже видит с наступлением сумерек, и никто не удивился, увидев уходящих. Лия не афишировала того, что сейчас ее зрение стало намного лучше. Все-таки очанка помогала, а уж Шумелу постоянно заботился о том, чтобы с каждым караваном прибывала новая партия свежих цветков и настоек.

Оказавшись в шатре, Лия тихо начала инструктировать служанку:

– Слушай меня внимательно, Зилпа, и ничего не перепутай. Завтра утром у тебя будет болеть живот. Очень сильно. Все должны видеть как ты бегом мчишься за изгородь к отхожему месту и застреваешь там надолго. Когда я начну высказываться по этому поводу, переминайся на ногах и мчись в уже известном направлении. С этим понятно? – Лия уже легла и сразу ощутила влажную тряпицу на глазах и знакомый запах настойки. – Сейчас найдешь Имитту. Громко, чтобы все слышали, скажи ему, чтобы готовил Хорошку. Повезем подарки на озеро. А на ухо добавишь, что он сегодня и завтра утром должен быть пьян. Очень, до беспамятства. Вы оба должны каждый по-своему страдать. Сделайте все натурально, чтобы поверил весь поселок, пожалел и посмеялся. Пол дня кроме сухих лепешек ничего не ешь. Потерпи, девочка.

Утром Лия выбралась из шатра. По ее виду сразу было видно, что к хозяйке не стоит сейчас приближаться с ненужными вопросами. Все знали, что каждый месяц бывали два-три дня, когда не стоит трогать ее по пустякам. Знали и понимали. У каждой женщины бывают такие дни. Каждая переживает их по-своему. У одной они проходят легче, у другой тяжелее, но все вынуждены проходить через эти испытания.

Лия старалась в такие дни уйти из поселка, чтобы не срывать свое плохое настроение на окружающих, какое бы положение они не занимали. Бывало, она отправлялась к Абу Ауну и находила там отдушину в разговорах с тепло встречавшей ее семьей кочевников. Переночевав среди людей, которые не донимали ее ненужными вопросами и заботами, избавившись от недомогания, она возвращалась домой. Бывало, просто уходила далеко от поселка и ночевала под приютившем ее тамариском. Всякое бывало за эти пять лет. Лия в своих решениях в такие дни была непредсказуема. Так что сегодняшнее поведение ни у кого удивления не вызвало.

Лия обвела взглядом двор. Вяло двигающиеся фигуры работников явно не улучшили ее настроения.

– Элишу, не видела Зилпу? – простой вопрос вызвал улыбку на широком лице кухарки.

– Думаю, барашки вчера слишком жирными оказались, а Зилпа проголодалась изрядно, – пухлая рука указала на загородку отхожего места.

–Т–а–ак, – сквозь зубы процедила Лия, – а Имитту?

– Грузит верблюда, – рука плавно переместилась в другом направлении.

– Пошли кого-нибудь за ним.

И сразу же мальчишка, который крутился тут же в надежде на случайный кусок свежей лепешки, метнулся к загону. Лия присмотрелась к кучке работников, которые неловко пытались пристроить на горбу Хорошки несколько тюков. Гордая верблюдица не обращала внимания на суету и только перебирала толстыми губами, поводя змеиной шеей из стороны в сторону.

Вот посланец достиг цели и что-то затараторил, показывая пальцем в сторону Лии. Имитту, то ли державший поводья, то ли державшийся за них, оторвался от опоры и неуверенно направился ко все более закипавшей от ярости хозяйке. Элиша сочла за лучшее скрыться за очагом и не слишком шуметь там.

Лия мрачно смотрела на эти попытки неестественно выпрямившегося Имитту приблизиться к ней, стараясь не вилять на ходу из стороны в сторону. Он остановился в двух шагах и, плотно сжав губы, сдавленно сопел.

– Ближе, – полшага вперед, – еще ближе. Дыхни! Пиво? Утром? Да ты с ума сошел! Что, все так? – Лия обвела взглядом опустевший двор.

Заметила у одного из навесов разговаривающих Шумелу и Раббара и уже не сдерживаясь Громко крикнула: «Раббар!». Тот недоуменно обернулся, ища источник звука, а затем, коротко сказав что-то собеседнику, степенно направился в сторону Лии. Он явно окреп и поправился на свежем воздухе и хорошей пище. Можно сказать даже – раздобрел. А его положение сделало из забитого управляющего вонючей корчмы уверенного в себе распорядителя немаленького хозяйства. Те же спокойные глаза человека, которые привлекли ее внимание в момент первого знакомства, с невозмутимой обреченностью смотрели прямо на Лию.

– Раббар, я не склонна разбираться сейчас остался ли здесь кто-нибудь адекватный, кроме тебя, чтобы сопровождать меня. Мы уезжаем на соленое озеро. Если тебе нужны какие-то таблички, у тебя пятнадцать минут. Имитту, ты слышал? Через пятнадцать минут Красотка, Хорошка с подарками и еще один ослик должны быть готовы к выезду. Что еще? – Это уже к готовящемуся произнести что-то Раббару. – Есть возражения? Или у тебя появилось желание побегать вокруг стойбища?

– Теперь ты! – обернулась к Имитту, давая понять, что разговор с рабом окончен, – найди мне кого-нибудь вместо Зилпы.

Лия указала рукой в сторону навеса с ткачихами. Там несколько женщин склонились над пряжей и усердно делали вид, что страшно заняты срочной и важной работой. Только в стороне устроилась одна из вышивальщиц, украдкой бросавшая взгляды в сторону кухни.

– Рабыня, что сидит в отдалении от других. Да, она. Пусть собирается. Элишу, – с лица кухарки уже сползла улыбка, и она собиралась что-то сказать, – приготовь корзинку с едой. Я вернусь завтра к вечеру. Нет, больше ничего не нужно. Хотя постой. Бараньи кости со вчерашнего пиршества остались? Свари из них крепкий навар и напои всех. Если будут отказываться, скажешь, я приказала.

– Имитту, что ты сказал? Какой попутный груз, какие верблюды? Ты все еще не можешь прийти в себя? Я похожа на ту, что выполняет твои поручения? Погонщики в другой стороне, очнись.

Больше не обращая ни на кого внимания, скрепя зубами так, что желваки, казалось, порвут кожу на щеках, Лия направилась к своему шатру.

– Браво, подруга, браво! – восторженная Тарбит наконец прервала молчание, – я всегда говорила, что ты лучшая воспитательница мужчин. Теперь ты поняла, что значит подготовленный экспромт?

Когда в назначенное время короткая цепочка спутников покинула становище, Лия не услышала, а почувствовала всеобщий вздох облегчения. Становище находилось почти в центре участка пустыни, где ей милостиво было позволено выпасать свой скот. Место это было выбрано из-за близости к обнаруженным Иаковом пустотам возле русла пересыхающей реки, сейчас наполненных водой, и небольшого колодца.

Весьма кстати пришлось и условие договора аренды пастбищ о том, что она может претендовать на все найденное в своих владениях. Соль, которую добывали рабы и слуги – вот настоящая жемчужина ее хозяйства.

За пять лет Лия исходила свой кусок пустыря, так она называла это место, вдоль и поперек. Она знала всех местных кочевников, и все были знакомы с молодой женщиной, которую не стоило обижать. Помогло тесное знакомство с родом Абу Ауна и несколько визитов отряда Орцхо. Встреча с воином великаном, всегда превращалась для Лии в праздничное событие, когда можно просто отдохнуть и пошутить, поддразнивая молодого мужчину, присягнувшего ей на верность.

Первой почувствовала неладное Гила. Она остановилась, потянула носом воздух и потрясла головой. Потом лаем выразила свое мнение по поводу поведения Раббара и убежала подальше от попутчиков. Следом Хорошка поддержала подругу. Колокольцы на ее нарядной упряжи возмущенно зазвенели, когда она попыталась освободиться от веревки в руках неопытного погонщика. Лия обернулась на звук и увидела потного Раббара, раскрасневшее лицо которого покрылось белыми пятнами.

– Так вот как выглядит растолстевший от спокойной жизни раб, когда ему приходится прогуляться во вверенное ему удаленное хозяйство! Неужто и рабыня, которую мне пришлось взять с собой, так же немощна? Отдай ей поводья, а сам садись на осла, которого ты великодушно уступил, и двигайся за нами поодаль. Великие боги! Что за калеки и неудачники собрались под моим кровом! Кого я вынуждена кормить на последние гроши, которые мне удается раздобыть! Хорошка! Милая Хорошка! Только ты здесь можешь меня понять. Успокойся, скоро мы доберемся до места.

Лия больше не обращала внимания на плетущихся за нею бедолаг. Тамара, именно ей выпала сомнительная честь сопровождать хозяйку, вполне успешно справлялась с обязанностями погонщика. А может это Хорошка милостиво решила снизойти на уговоры и не портить окончательно настроение подруге. Как ни странно, но Тамара то и дело оборачивалась, проверяя не отстал ли Раббар, готовая в любой момент взбунтоваться и броситься к нему на помощь.

Вскоре достигли того места, откуда Лия с Имитту впервые увидели соленое озеро. Как и в прошлый раз по пересохшему руслу речушки, вади, они спустились в долину. К осени озеро изрядно обмелело, где-то вдали поблескивала поверхность воды, словно большое зеркало в начищенном до блеска серебряном обрамлении, небрежно брошенное на зеленом сукне гигантского стола. Фламинго на длинных голенастых ногах были подобны волшебным розовым облакам, величаво двигающимся на горизонте. По белому полю осевшей на земле соли двигались темные фигурки рабочих.

Лия направилась к поселку, обосновавшемуся здесь с той поры, как у озера началась работа, приближающая ее к цели. Иаков должен был покинуть эти края богатым, очень богатым человеком. То, что она не пожадничала, и долю в предприятии имели и власть предержащие в Халабе и Каркемыше, и опытный в делах Гершом, и Орцхо, сумевший устроить здесь постоянный военный пост, делали ее положение достаточно устойчивым. Ей вполне хватало того, что причиталось по договору, чтобы отправлять нагруженные караваны в Халаб, в сторону Харрана и вниз по Евфрату в Вавилон. Но не эти заботы привели ее сейчас в это удаленное от лишних глаз место.

Мысли перепутались в голове:

«Иаков. Вот единственная сейчас цель. Как подобраться к нему? А может не стоит и стараться приблизиться, все равно речь не идет о победе над Рахелью. В состязании с ней будет побеждена любая. Любая-ли? А Тамара?

Интересно, кто из них более красива, Рахель или Тамара. Нежная роза или стройная пальма, видная издалека и привлекающая толпы поклонников своей благородной статью и горделивым видом. Огромные ветви дают тень измученным странникам, сладкие финики утоляют голод, разноголосые птицы навевают сон, путник засыпает и проваливается в волшебное небытие. Или все же роза, своим видом приковывающая взгляд, а ароматом пьянящая мысли. Глаза сами собой закрываются, прекрасная девушка что-то говорит, но ты видишь лишь шевеление пухлых губ, хочется прильнуть к ним, раствориться в поцелуе. Но тут грубый укол шипа приводит тебя в чувство, и ты понимаешь, что это прекрасное создание природы создано лишь для того, чтобы любоваться им, мечтать об обладании и всячески охранять ее, прекрасную и недоступную как мечту.

О чем это я? Совсем разомлела от долгого пути? Немедленно очнуться!».

Лия вздрогнула, как бы проснувшись от глубокого сна, и приступила к тому, что за прошедшие годы стало уже привычным. В дни праздников Акиту она старалась быть немного ближе к своим работникам, слугам и рабам, делать для них приятные мелочи, напоминая, что каждое живое существо имеет право на маленькую радость среди серой череды будней.

В этот раз Лия постаралась побыстрее закончить все дела, не сорвавшись при этом на грубость при общении с жителями небольшого поселения. Пусть необразованные, пусть не видевшие большого города, не бывавшие нигде, кроме этой глуши, но все же люди со своими достоинствами и недостатками, чувствами и желаниями, страстями и интересами. Они неотъемлемая часть этой природы, они понимают ее как никто другой, они полны любви к ней. Так зачем же портить настроение праздника, которое так нечасто посещает простых жителей пустыни, находящих в своем существовании неизвестную ей прелесть. Кто знает, может быть где-то здесь таится такая любовь, какая и не снилась даже самым пылким влюбленным.

Всем улыбнуться, удивиться, как выросли малыши, раздать им сладости и финики, показать старосте на тюк, где каждому найдется подарок по душе. Отказаться от ночевки под общим навесом и показать место, где хотела бы видеть ковер и небольшой полог. А пока все готовят, сходить к воинам Орцхо, насыпать им горсть медяков и протянуть кувшин пива.

Что еще? Точнее – кто? Раббар. Стоит рядом с Тамарой и ждет распоряжений. Без проблем! К кому он приехал? К старосте. Значит, и ночевать с ним будет. Или около него, неважно. А что важно? Что завтра к утру все дела должны быть закончены.

Раббар, получив распоряжение хозяйки, удалился в сторону маленького шатра старосты, а Тамара осталась у приготовленного для Лии навеса.

Глава 6

«Все! Теперь на приготовленное место и расслабиться! Хотя, с чего бы это вздумалось отдыхать. Подарки мог бы кто-нибудь другой раздать. Но мы здесь, и нам нужна Тамара! Вот она. Стоит тут же и ожидает распоряжений. Никакого волнения или желания хоть чем-либо угодить или помочь. Полное безразличие! С чего бы начать?», – мысли бродили в голове Лии-Тарбит.

– Устраивайся, Тамара. – Лия-Тарбит указала на край ковра, – Элишу собрала столько еды, что нам и не осилить. Теплый вечер, никакие неожиданности нам не грозят, сможем спокойно отдохнуть. Даже немного сучьев приготовили, чтобы никакой зверек не побеспокоил. Разведи огонь и устраивайся.

Лия протянула служанке мешочек с кресалом и наблюдала, как та вертит его в руках. Неловкие движения Тамары ясно показывали, что подобные предметы были ей незнакомы. Возня с хворостом явно не была знакомым делом для женщины, привыкшей к совсем другому образу жизни. Лия уже отбросила напускную строгость и теперь с интересом наблюдала за неловкими движениями служанки.

– Сдается мне, что тебе не часто приходится заниматься подобными делами, – сказала Лия и ловко разожгла огонь, – значит, тебе подыскали более подходящее занятие. Не думаю, что могла бы не обратить внимание на совершенно незанятую работой рабыню.

Тишина осенней ночи поглотила заснувшее озеро, на ровной поверхности воды отражались крупные яркие звезды и узкий серп убывающего месяца. Крупицы соли на берегах то тут, то там поблескивали искорками, словно неведомые существа затеяли игру в догонялки и поддразнивали друг друга. Точеная, коротко остриженная голова Тамары черным силуэтом выделялась на фоне неба, а напряженная поза указывала на сдерживаемое напряжение.

– Расслабься, Тамара, – женщина вздрогнула, услышав свое имя, – Раббар не придет, он ночует в другом месте. Я попросила оставить нас наедине, чтобы задать единственный вопрос: ты дочь Лилит?

Лия едва успела вскочить и защититься от бросившейся к ней темной молнии. Короткая схватка, и вот уже прижатая коленом Тамара с завернутой за спину рукой уткнулась лицом в жесткий войлок ковра.

– Значит я права, – совершенно безразличным тоном задумчиво проговорила Лия, все больше заламывая руку, – когда успокоишься и решишь, что уже можешь разговаривать спокойно, постучи свободной рукой. Неужели ты до сих пор думаешь, что оказалась здесь случайно?

Лежащее ничком тело обмякло, послышался невнятный стон. Лия-Тарбит осторожно ослабила захват, а убедившись, что ее жертва побеждена, отпустила ее и заняла свое место. Потребовалось несколько минут, чтобы Тамара приняла какое-то решение и со вздохом поднялась. В знаменитой кружке Гиваргиса, с которой Лия не расставалась во время своих путешествий, уже закипала вода, нехитрая еда не пострадала во время короткой яростной схватки. Скоро две женщины, прихлебывая горьковатый ароматный напиток, предались своим размышлениям.

– Насколько все же изменчива судьба. Или это игры Создателя? Или ангелов, исполняющих его волю? – прервала молчание Лия-Тарбит. – Сложись жизнь иначе, и это я могла сидеть у твоих ног, ожидая приказаний избалованной красавицы. Но есть то, что есть, ибо такова прихоть богов. За весь день я не слышала твоего голоса. Расскажи мне сказку. Что-то подсказывает мне, что тебе привелось немало интересного увидеть и услышать на своем пути.

Где-то далеко вскрикивал испугавшийся чего-то фламинго, потрескивали сучья в костре, то ли мышка то ли суслик шуршали камешками, бегая по своим ужасно важным делам, тишина теплой ночи убаюкивала. Лия ждала.

– В одном чудесном лесу, среди диковинных деревьев, лесу полном щебетанья птиц, таинственного шороха ветвей, тихого шепота влюбленных обитателей этого волшебного места родилась маленькая птичка, – после некоторого раздумья бархатистым завораживающим голосом начала свой рассказ Тамара. – И все бы ничего, но неожиданно появился на солнечной поляне владетель тех мест, которому никто не смел перечить. Понравилась ему подросшая птичка. Околдовала его своим прекрасным обликом и волшебным пением. И захотел владыка завладеть неземным созданием, чтобы никто другой не мог наслаждаться божественной красотой. Велел изловить он певунью, но та никак не давалась в его руки. Тогда он расстелил богатый ковер, разбросал на нем блестящие драгоценности и пообещал, что голос птички услышат во всех частях света, и она будет вольна выбирать где и как ей радовать всех обитателей поднебесного мира. Наивная птичка, мечтающая дарить радость людям, поверила сладким речам и порхнула в руки владыки.

Совсем не такой оказалась действительность. Мечтательница оказалась в золотой клетке, запертая в самой дальней комнате громадного дворца, куда никому кроме доверенных слуг жестокого хозяина не дозволено было входить. Мало того, золотую клетку накрыли плотной тканью с вышитыми звездами, и бедняжка воображала, что наступила вечная ночь. Только иногда хозяин снимал темную вуаль, чтобы самому в одиночестве насладиться волнующими звуками ее песен.

Птичка, живущая в вечной ночи, уже начала забывать, как выглядят милые места, где она с подругами наслаждалась свободой и радовала всех своей красотой. Она пыталась выпорхнуть из своего богато украшенного узилища, билась о прутья клетки, теряла свои дивные перья, но все напрасно. Лучшие лекари следили за ее здоровьем, лучшие повара отвечали перед владыкой за ее аппетит, лучшие слуги следили за ее оперением, и птичка почти сдалась.

Однажды в неурочное время темнота ночи сменилась ярким светом. Прекрасный юноша, нашедший дорогу в ее темницу сорвал полог и замер в восхищении. Ах, как она тогда пела для него, своего долгожданного смельчака! Как не хотела отпускать храбреца, осмелившегося нарушить повеление владыки! Как жаждала света и не хотела возвращаться вечную ночь. Но юноша исчез так же внезапно, как и появился.

Исчез, но на смену ему появился знаменитый военачальник, потом молодой богатый купец, за ним последовал путешественник, рассказавший множество историй о заморских странах. Даже главный жрец местного божества приходил слушать ее пение

Птичка ожила. Она уже не боялась темного покрывала. Наоборот, отдыхала в ожидании очередного слушателя. Ей нравилось петь, нравились меняющиеся слушатели, нравились новые лица и ощущения.

Все так бы и продолжалось, но однажды не вовремя вернулся во дворец владыка и услышал пение птички настолько прекрасное, какое даже во сне не мог себе представить. Неизвестно, что случилось со всеми слушателями прекрасной птички, со всеми слугами, приставленными к ней. Она уже никогда этого не узнает, да и не захочет узнавать. Но кара, которая постигла бунтовщицу, была поистине жестокой и изощренной.

Владыка поклялся, что сполна выполнит обещание, данное еще тогда, когда он завоевывал сердечко бедняжки. Он остриг часть чудесного хохолка прекрасной птицы, дабы всем было известно о провинности бывшей любимицы, поместил ее в клетку, сплетенную из ветвей колючего дерева, и отвез далеко за моря, туда, куда не добралась весть о чудесах его дворца. Там прекрасное создание было продано ловцу невинных неопытных птиц со строжайшим наказом о содержании несчастной певуньи и обещанием жестоко покарать нарушившего его. А приказ был таков: птичке велено было петь не переставая, петь для любого пожелавшего услышать ее пение, петь днем и ночью, петь в жару и мороз. Петь, петь и петь.

Жить ей предстояло в клетке, острые шипы на прутьях которой не давали даже приблизиться к свободе, а питаться отбросами, получаемыми от слушателей. Каждый птицелов мог владеть наказанной наложницей владыки лишь неделю, и был обязан передать клетку другому, промышляющему в городе, расположенном выше по реке. Голос певуньи слабел, прекрасные перья были выдернуты жестокими хозяевами, когда-то нежная кожа превратилась в покрытую язвами и ранами оболочку, прикрывавшую выступающие кости. Клетки становились все теснее и грязнее. Одно объединяло их – страшные острые колючки, окружавшие пленницу со всех сторон.

Голос пленницы слабел. Из горлышка все чаще вырывались хриплые ноты, и пришел момент, когда она замолкла, не в силах выдавить из себя ничего, что могло бы походить на шепотом произнесенное слово. И все же в самом грязном и вонючем месте такой же, грязный и вонючий птицелов не хотел упускать возможности заработать медяк на страданиях умирающей птицы. Желая привлечь внимание нищих и увечных, он пытался заставить ее хотя бы подпрыгивать и размахивать тем, что осталось от когда-то прекрасных крыльев. Но тщетно. Не помогали крики, побои, не помогало ничего. Душа птицы умерла.

Не знаю кто. То ли судьба сжалилась над бедняжкой, то ли боги решили, что она сполна наказана, но в беспросветной тьме бытия появился проблеск надежды – такой же увечный ворон. Рожденный в клетке, он был обречен провести в ней всю жизнь. Хромой, перекошенный, неприглядный комок перьев не был выброшен на корм шакалам в зоопарке наместника только потому, что отличался умным взглядом своих черных глаз бусинок и умением повторять человеческие слова. Его увечья настолько бросались в глаза, что даже необъяснимые таланты не смогли помочь обосноваться даже в хижине бедняка, не говоря уже о дворце вельможи.

Так в заброшенной клетке появились два полутрупа, которые богиня Эрешкигаль все никак не хотела забрать в свои владения. А возможно просто брезговала, ибо в ее подземном царстве было все же чище, чем в клоаке, где нашли себе прибежище несчастные. Птичка… Да какая там птичка. Покрытая пупырышками синяя тушка безучастным ко всему комком валялась в темном углу, ожидая то ли очередных побоев, то ли долгожданной смерти. Слабый, но хитрый ворон пожалел подругу по несчастью. Он уволок ее в дальний угол и засыпал щепками, соломинками и обрывками тряпок так, что она походила скорее на кучу мусора, чем на живое существо. Когда никого поблизости не было, он выбирал не совсем грязные крошки из отбросов, которыми они вынуждены были питаться, и заставлял птичку проглотить самую малость. Он приносил в клюве капли воды, которыми та могла хоть немного смочить воспаленное горло. Когда приходили любопытные, желающие взглянуть на некогда прекрасную знаменитую певунью, ворон прикрывал ее слабыми крыльями и пытался отвлечь внимание зевак разговорами и ужимками.

Не знаю как, не знаю чем, но он привлек внимание проходившей мимо их грязного болота госпожи. Не интересно мне и то, какие боги позволили ей узнать о его талантах и надоумили купить несчастного. Великой удачей можно объяснить то, что покупательница заявила свои права еще на одного ворона, но более молодого и сильного, а выбор его был доверен уже знакомому ей грязному инвалиду. Скорее всего, новую хозяйку привлекло необычное умение птицы общаться, а времени, чтобы подобрать ему напарника не было. Не было и интереса заниматься подобными мелочами, ведь она приобретала новую незнакомую игрушку, которая могла разнообразить ее скучную жизнь, а не работника в хозяйство.

Слабый телом, но сильный духом горемыка, этот несуразный черный комок перьев, сполна воспользовался данным ему правом выбора. Он сумел пристроить подругу по клетке на дно корзины, в которой рабы-игрушки отправлялись в дом новой хозяйки.

Птичка не помнила во всех подробностях как происходила эта купля продажа. Она помнила лишь сон в страшном забытье, как ее поднимали, ворочали, укладывали в еще более тесную клетку, которая вдруг по воздуху поплыла в неизвестность. Птица, или то, что от нее осталось, очнулась от прохладного ветерка, который приносил издалека запах степных трав. Пыль, приносимая им, тонким слоем садилась на струпья и раны, покрывавшие ее голую кожу. Она подумала, что Эрешкигаль сжалилась, и наконец-то забрала ее из грязи и вони верхнего мира. Но почему же свет проникает через закрытые веки? Ведь в нижнем царстве царит вечный мрак!

Не ухоженное тело, а грязный червяк на высохшей земле зашевелился и открыл глаза. Сидящий рядом черный ворон выклевывал из тряпок, которые прикрывали ее, вшей и комочки грязи. Надежды, что все горести земной жизни окончены, были напрасны. Но товарищ по несчастью не выглядел подавленным. Он подмигнул птичке и его черный блестящий глаз выражал скорее улыбку, чем отчаяние.

Измученная, лишенная души певунья закрыла глаза и снова ушла в небытие. Она больше не жила, душа умирала, существовало лишь ее тело. Но ворон, на диво окрепший и даже похорошевший, не покинул ее. Мало того, местная куропатка начала таскать ей отборные зерна и жирных червяков, а молодая козочка приносить из степи пахучие вкусные семена. Птица начала приходить в себя. Уже меньше спала, но все так же неподвижно лежала в углу большого шатра. Никакие уговоры не могли заставить ее выбраться на свет. Она боялась окружающего мира, боялась увидеть толпу поклонников, жаждавших услышать волшебное пение.

Но однажды ночью, когда страшный холодный ветер заставлял всех прятаться в норах или забиваться в любую щель, она проснулась от зова. Зова пустыни? Нет. Грозный темный владыка призывал свою служанку дабы насладиться дьявольским пением. Птичка выбралась из шатра, иссохшее тело подхватил и закружил черный поток. Она не сопротивлялась, да и невозможно было противиться стихии, несущей несчастную в темноту и холод ночи. Ветер опустил ее в центре пустыни, освещенной ликом полной луны. Убогое существо, в которое превратилась некогда веселая певунья, подняло голову к блестящему диску, подняло руки-крылья и запело. Она хотела запеть, искренне хотела. Но изо рта вырвались какие-то хрипы, бульканье и скрежет, сквозь которые пробивались визги неизвестных существ. Несчастная опустила голову, и преодолевая ветер отправилась в обратный путь. Она не знала дороги, ноги сами принесли тело в знакомое место.

Утром, едва только открыв глаза, окрепшая птица ощутила голод и осмелилась подойти к знакомой куропатке. И каково же было ее удивление, когда вместо побоев и требования петь и подпрыгивать перед зрителями, она получила горсть вкусных зерен и семян. Тогда ей и вспомнился лукавый взгляд увечного ворона-спасителя. В дальнем углу, где птичка, или то, что от нее осталось, пряталась от окружающих, ожившая пленница обнаружила комок спутанных ниток. Со странным усердием принялась разбирать их и плести всяческие узоры. Птица поверила в свое спасение.

Зов, позвавший ее к жизни, повторялся еще несколько раз. Всегда зимой, всегда в полнолуние ветер кружил и уносил ее в пустыню, оживающая птичка пыталась спеть гимн неизвестному богу, но только через много лет ей удалось это сделать.

Волшебное существо возродилось из грязной кучи, куда жестокий властитель поверг лесную красавицу. Только выстриженная полоска на хохолке напоминает обо всех горестях, которые ей пришлось выстрадать. Возродилось даже желание петь для преданных слушателей и радовать их своими песнями. Захотелось…

Тамара замолчала, устремив взор на отражение звезд на темной ровной поверхности озера, на поблескивание крупиц соли, на бесконечную глубокую черноту пустыни, где перед ней затухали угли маленького костра.

– Интересная сказка, госпожа? – насмешливо проговорила Тамара, – убаюкала тебя? Ну и слава богам. Не нужно тебе знать о переживаниях слабой птички. Позволь мне уединиться невдалеке и насладиться покоем ночи.

– Посиди рядом, мне нужно подумать, – ответ хозяйки остановил собиравшуюся уже встать женщину.

Глава 7

Тишина и темнота укрыли пустыню. Даже узкий серп уходящего месяца скрылся за набежавшей тучей. Но возможны ли абсолютные проявления покоя и всякого отсутствия жизни? Наверное… Но только не здесь, где слабый свет далеких звезд не дает захватить власть над душами живых обитателей нижнего мира, мира, где биения множества сердец отпугивают богов ночи и смерти.

Две женщины сидели на ковре, погруженные в свои мысли и «слушали пустыню». Но вот тишину прервало глухое булькающее рычание, раздающееся прямо из глубины лежащей рядом с Лией собаки. Тут же промелькнула мысль:

– Лия, Тамара собирается встать, – Адат осторожно предупредила подругу – будь внимательна.

Лия положила ладонь на лобастую голову Гилы, и тут же властный голос прервал идиллию ночи:

– Не дергайся! Сиди, где сидишь. Твоя сказка еще не закончена. Я продолжу, а ты поправь, если я плохо запомнила или не поняла чего-то, – Лия-Тарбит на минуту застыла в задумчивости, и продолжила. – Пришла в себя птичка и обнаружила, что оказалась в новой клетке. Громадной, бескрайней, намного больше ее волшебного леса, но клетке, из которой без разрешения строгой хозяйки вырваться никак не получится. Нельзя сказать, что существование в неволе было так уж обременительно. Кормили вполне прилично, позволяли следить за собой, в некоторые дни подсыпали в корм вкусные семена и зерна. Отбросами питаться не приходилось. За все это приходилось выполнять простую работу, которая никак не могла сравниться с требованиями жестоких птицеловов.

Хитрая хозяйка каждому голубю нашла свою голубку, а когда появились птенцы, ни о каком побеге обитатели клетки даже не помышляли. Когда наша волшебная птица вновь обрела голос, она стала интересоваться окружающим, следить за собой, надеясь своим видом и пением заинтересовать какого-нибудь молодого обитателя клетки, внушить глупому голубку, что он орел, способный преодолеть все преграды и унести ее отсюда. Но такового не нашлось. Не нашлось желающих пойти против воли хозяйки и среди слуг, заботившихся о состоянии хозяйства. Оставалась надежда лишь на купцов, что изредка проезжали мимо клетки. Вот кто мог бы спрятать ее среди тюков и увезти на свободу, где она снова смогла бы сполна проявить свои таланты. Способности, переданные ей праматерью всех волшебных птиц, прекрасной Лилит, изгнанной из райского сада за желание быть равной с мужчиной, а иногда и выше него, не исчезли, не потерялись при переходе из одной грязной клетки в другую. Планы рождались в головке волшебной птицы, но, сильнее всяких цепей ее удерживал остриженный хохолок, знак принадлежности хозяйке, знак, от которого под страхом смерти не мог избавить ее ни один из поклонников выдающегося таланта. Даже не стал бы пробовать, потому что в царстве, где располагалась темница, действовали строгие законы великого царя Хаммурапи. Сказка без них будет неполной, а последняя клетка может показаться дворцом по сравнению с той норой, где может очутиться гордая самоуверенная птичка и ее слушатель, если нарушат закон.

«Если цирюльник без дозволения рабовладельца сбрил рабский знак у чужого раба, то этому цирюльнику должны отрубить кисть руки.

Если человек обманул цирюльника, и тот сбрил рабский знак у чужого раба, то этого человека должны казнить и повесить у ворот…».

Это по поводу того, что грозит тому, кто отважится помочь рабу бежать от хозяина. Что еще? Погоди, дай вспомнить.

«Если человек поймал в степи беглого раба или рабыню и привел его к его хозяину, то хозяин раба должен дать ему два сикля серебра.

Если этот раб не назвал своего хозяина, то поимщик должен привести его во дворец, дело его должно быть рассмотрено, а затем его должны вернуть его хозяину»9. Два сикля – деньги немалые. Должна сказать тебе, что некоторые сделали это занятие своей профессией. Но это так, впрочем.

А у нас сказка, а как обычно в сказках бывает? Какая сказка обходится без страшилок? Без них неинтересно будет. Какая история самая увлекательная? Сначала знакомство с героем, потом его взлет на крыльях молодости и всплеск надежд, потом горькое падение на самое дно, а в завершении – новая жизнь и счастливый конец. Возможно, конечно, и другое – жалкое существование и бесславная смерть. Это как получится.

Лия замолчала, и вновь тишина осенней ночи окутала полог, где казалось бы мирно беседовали молодые женщины. Сдерживаемые рыдания сдавливали грудь Тамары. Последние надежды растворялись в темноте бескрайней пустыни, равнодушной к страданиям маленьких жалких существ, рассыпанных на бескрайних просторах.

Лия не стала утешать собеседницу, рассказывать о воле и могуществе богов, обещать спокойную и сытую жизнь в приютившем их с вороном краю.

– Твое положение, Тамара, – беседа продолжилась, когда всхлипы затихли и раздался глубокий вздох, – очень напоминает мне историю первой женщины, прародительницы Лилит. Та тоже возжелала быть наравне с мужчиной, а в некоторых случаях выше его. Но не получилось, что поделаешь. Адам воспротивился, обидно ему, видишь ли, стало. Лилит от такой несправедливости обиделась и упорхнула, а Адам не нашел ничего лучшего, чем отправиться к Создателю и пожаловаться на своеволие подруги. Припоминаешь? Тогда Бог послал трех ангелов, которые предлагали Лилит покориться и вернуться в райский сад, а когда та отказалась, хотели ее утопить. Но первая женщина, а на тот момент еще и единственная, упросила оставить ей жизнь. Женщина получилась на загляденье, бог постарался. Красива, умна, самостоятельна, красноречива, горда и неуступчива. Ангелов разговорами запутать и уговорить нарушить данное указание – без проблем. Жизнь то ей оставили, но потребовали всяческих ограничений. Слушай, Тамара, тебе это ничего не напоминает? Ладно! Что было, то было. Оставим это. Оставим, и поговорим о твоем положении. Я не ангел, и уговаривать тебя покориться не стану. А вот ограничить… Как получится.

Скажи мне, только откровенно, как ты думаешь, почему мы все здесь находимся. Здесь на этом заброшенном пустыре, хотя на свете много более приятных мест.

– Не знаю, – Тамара задумалась, – могу только сказать то, что слышала от ткачих, когда они судачили во время работы. У тебя возникли разногласия с отцом, настолько серьезные разногласия, что он выгнал тебя из дома. Не знаю, что между вами произошло, но дело дошло до судебного разбирательства. Тебе каким-то образом удалось избежать наказания, но мало того, ты даже вышла победительницей из спора, посрамив всех мужчин. Не так, как Лилит при разбирательствах с Адамом и ангелами. Намного хитрее, а от этого и успешней

Может боги помогли, а возможно просто судьи пожалели молодую простушку. Разное рассказывают, но точно никто не знает. Истории, что Имитту рассказывает, настолько невероятны, что существует не меньше десятка версий того, как ты оказалась здесь… Некоторые говорят об испытаниях, другие о заступничестве то ли богинь, то ли наместника Харрана. Я ни тем ни другим особо не верю. Как бы там ни было, но ты умудрилась выйти «сухой из воды», да к тому же обладательницей какой-то толики денег.

Все так, но твое присутствие в доме отца ставило всю семью в неловкое положение. Все почувствовали облегчение, когда избавились от тебя. Поговаривают, что решение уйти подальше от родительского дома, пришло к тебе не по доброй воле. Так ты оказалась здесь, на самых задворках царства Митанни. Но, видно боги снова вмешались в твою судьбу и подсказали, что может помочь неопытной девушке выжить в этом суровом краю. Вода и соль – подарки богов за твое долготерпение и молитвы.

По дороге сюда к тебе прибивались такие же бедолаги как мы, которым не нашлось места в обжитом мире. Вы обосновались здесь, где слабым не выжить. Не знаю, кто помогает тебе, боги или люди, судьба или удача, но пустыня приняла тебя и дает больше чем всем. Дает жизнь. И не только тебе, но и тем, кто вольно или невольно вынужден быть с тобой.

Как бы там не было, но результат всех твоих потуг тоже не радует. Ты вынуждена обитать здесь примерно так же, как и Лилит посреди пустого моря. Скучно.

– Примерно так, – согласилась Лия, когда собеседница закончила говорить, – но скажи мне, что здесь делает Иаков. Ведь он не похож на обездоленного человека, вынужденного находиться здесь не по своей воле. Он не подвластен мне, не должен подчиняться ничьим приказам, волен покинуть нас в любой момент. Что удерживает его?

– Бог. Искренняя вера, что он должен нести правду о своем боге пастухам, кочевникам, проходящим купцам и странникам. Иаков воспользовался тем, что ты была вынуждена удалиться сюда, и последовал за тобой. Надеется, что его услышат поклонники огня, и примут его веру в истинного бога, бога сотворившему все живое, бога Авраама, его деда.

– Сдается мне, что тебе уже доводилось слушать его рассказы. Прекрасно.Теперь выслушай мою версию нашего пребывания здесь.

Иаков страстно влюблен в мою сестру Рахель. При первой же встрече, при первом взгляде друг на друга между ними произошло нечто невероятное, они почувствовали, что объединены навеки великой всепоглощающей любовью. Мне даже неловко упоминать это слово, а другого, достойного для того, чтобы выразить единение их сердец я не знаю. Даже тебе, окруженной тысячами поклонников, не дано было испытать и малой доли их чуств.

Страстно желая обладать подаренным судьбой счастьем, соединиться с единственной в мире существом, он согласился на условия Лавана, нашего с Рахелью отца. Иаков обязался семь лет бесплатно пасти овец, и это будет его тархатумом, выкупом за суженую. Но, поскольку места для выпаса такой отары возле нашего поселка не нашлось, мы перешли на эти пастбища.

Я же здесь для того, чтобы помогать будущему родственнику. Но волнуюсь я за него. Прошло уже пять лет из оговоренного срока, и можно было бы порадоваться за скорое соединение любящих сердец. Сердец, но не тел.

Как бы огромные ожидания не обернулись горькими разочарованиями. Богом нам было завещано плодиться и размножаться. Но вся проблема в том, что Иаков бо́льшую часть своей жизни провел в шатре своей матери, так и не познав ни одной женщины. Рахель же, сама понимаешь, представляет себе отношения мужчины и женщины подобно соитию барана и овцы. Да и от этого зрелища она старалась отвернуться. Вот и нужно позаботиться, чтобы в первую брачную ночь не случилось непоправимого, чтобы соитие тел было так же прекрасно, как единение душ. Иаков должен исполнить свой супружеской долг, не причинив боли моей сестре, поборов ее страхи и доставив истинное наслаждение.

Нежность влюбленного и грубость мужской страсти должны сделать так, чтобы объединение тел было таким же прекрасным и совершенным, как и единство душ, чтобы ночные встречи доставляли им только радость, а утро ожидание следующей ночи. Неделя, определенная женщине для очищения и проведенная в воздержании, должна показаться Иакову вечностью.

Он должен знать о плотской любви все, чтобы не утомить сестру бесконечным повторением одного и того же, должен уметь пробудить желание, когда у нее и в мыслях не будет отдать ему всю себя, он должен всегда быть готов угодить любимой, каким бы раздосадованным или уставшим он ни был. Ну, хорошо, почти всегда.

Может ли птичка спеть нужные мне песни? Если да, то нее будет полтора года, чтобы Иаков стал соответствовать этим требованиям. Тогда, в случае успеха, птичка сможет выпорхнуть из клетки и раствориться во вселенной. Исчезнуть так далеко, чтобы в известном нам мире о ней ходили лишь воспоминания, воспринимаемые как легенды. Если согласие будет получено, то я готова выслушать твои условия.

Вновь тишина окутала маленькие пылинки на поверхности гигантского мира. Но в них сейчас буквально бушевали мысли и чувства. И если в голове Тамары пела музыка надежды и торжества, то в разуме Лии разворачивалась настоящая драма.

– Тарбит! Ты отдаешь Иакова этой женщине? – Адат негодовала. – Той, что познала сотни мужчин, и ни один не смог устоять от ее чар? Тарбит, опомнись! Ведь после встречи с ней, после всего, чему она научит Иакова, связь между ним и сестрой станет вовсе непреодолимой! Ведь ты сама говорила, что у нас всего один маленький шанс втиснуться между ними. И теперь ты хочешь отдать его?

–Успокойся. Да, мы рискуем. Но если ничего не делать, он по ночам будет обнимать и целовать любимую, а потом рассказывать истории о создании человечества, не зная с чего начать это самое создание.

– Нам то что до этого. Ты что, собралась стоять у входа в их спальню, охранять ее, подсказывать, что нужно делать, а потом контролировать процесс? Что ты задумала?

– Адат, еще раз прошу тебя, успокойся. Ты ведь слышала, обучение должно закончиться через полтора года. После него последует полгода ожидания женского тела. Как ты думаешь, кому сложнее выдержать полгода воздержания – мастеру после пройденного курса обучения, познавшему все премудрости и прелести процесса, или никогда не знавшему наслаждения дилетанту?

Если Тамара возьмется за подготовку и приведение Иакова в нужное состояние, то процесс замены невесты должен прийти проще. Нам Рахель нужно заменить на брачном ложе? Нужно! Уговорами на получится, и как тогда? Вином и пивом? Представь, сколько нужно будет в него влить, чтобы достичь результата. В него столько не поместится, тем более, что он особо не употребляет.

Вот ты твердишь только: «нет, да нет». А что делать, если о женщинах он знает только то, что слышал от отца, а в мыслях все пространство заняла Рахель?

– Так давай сами займемся этим. Неужели мы хуже этой рабыни?

– Во-первых, хуже. Ты что-нибудь из перечисленного исполнить можешь? Я не возьмусь. Во-вторых, Иаков воспринимает нас как ущербную бедную родственницу, наглую в своих притязаниях к тому же. Разговор с ним может, конечно, состояться, но о чем? Об овцах Лавана и методах их размножения? В-третьих, предстоит каким-то образом обвести вокруг пальца Рахель, а она тоже ждет не дождется, когда станет замужней женщиной и сможет покинуть отчий дом. Вспомни , как Ревека умчалась куда глаза глядят, только бы не видеть опостылевший дом. Еще и о Лаване подумать не мешает. Ему терять бесплатного работника не с руки, а видеть в своем хозяйстве ничего не делающего родственника не хочется.

– И во всем этом нам поможет то, что Иаков станет ненасытным самцом, готовым броситься на любую проходящую мимо женщину?

– Не знаю. Знаю только, что что-то нужно делать. Без каких-то изменений наши, и так близкие к нулю, шансы исчезнут вообще.

Молчание затянулось. Все так же светились серебристые пятнышки на черной поверхности озера, все так же месяц то появлялся на небе, то исчезал за тучами, все так же слышался иногда звук крыльев пролетающей ночной птицы. Лия ждала. Не осталось несказанных слов, не было доводов, которые она могла бы привести Тамаре, не было ничего, что она могла бы ей предложить. Оставалось только ждать.

Темный силуэт неподвижной стриженой головы, обращенной к небу, закрывал безразличные звезды, неподвижное тело женщины, сидевшей обхватив колени, походило на прекрасную статую богини, разговаривающую с небесными светилами. Иногда явственно казалось, что слышались какие-то отдельные слова, произносились незнакомые неземные звуки, проходила беседа богов.

– Мне нужно приблизиться к нему, – бархатистый глубокий голос Тамары разрезал тягостное безмолвие, как острый нож кусок мягкого сыра, – боюсь, что он даже не подозревает о моем существовании.

– Сомневаюсь, что он вообще отличает здесь одну женщину от другой, – с облегчением вздохнула Лия-Тарбит, – разве что Элишу. Все вы здесь ему на одно лицо, серое и безликое. В любой женской фигуре он видит только одну Рахель. Я могу сделать тебя служанкой Иакова.

– Не получается, – в голосе Тамары послышалось сомнение, – он может заподозрить неладное. Мне нужно разрешение уходить из лагеря и работать вне его.

– А чем ты собственно занята? – поинтересовалась Лия, – я не припоминаю чтобы поручала тебе что-то особенное.

– Раньше занималась шитьем, починкой и переделкой одежды, потом начала вышивать. Сейчас Шумелу заказывает кое-что для продажи. С ним тоже нужно договариваться, чтобы не загружал работой.

– Это решаемо. Со свободой передвижения тоже, но ночуешь в становище. Что еще?

– Волосы, – немного подумав сказала Тамара.

– Но у тебя ведь их практически нет. Почему не отрастила за все время, что находишься здесь?

– Не так заметна выстриженная часть головы, обрезанный хохолок прекрасной птицы, – горько улыбнулась Тамара, – а волосы – это оружие, «…и чем для остального тела служат расцвеченные веселым узором одежды, тем же для лица волосы – природным его украшением. Наконец, многие женщины, чтобы доказать прелесть своего сложения, всю одежду сбрасывают или платье приподымают, являя нагую красоту, предпочитая розовый цвет кожи золотому блеску одежды. Но если бы (ужасное предположение, да сохранят нас боги от малейшего намека на его осуществление!), если бы у самых прекраснейших женщин снять с головы волосы и лицо лишить природной прелести, то пусть будет с неба сошедшая, морем рожденная, волнами воспитанная, пусть будет … киннамоном благоухающей, бальзам источающей, – если плешива будет, даже Вулкану своему понравиться не сможет.

Что же скажешь, когда у волос цвет приятный, и блестящая гладкость сияет, и под солнечными лучами мощное они испускают сверканье или спокойный отблеск, и меняют свой вид с разнообразным очарованием: то златом пламенея, погружаются в нежную медвяную тень, то вороньей чернотою соперничают с темно-синим оперением голубиных горлышек? Что скажешь, когда, аравийскими смолами умащенные, тонкими зубьями острого гребня на мелкие пряди разделенные и собранные назад, они привлекают взоры любовника, отражая его изображение наподобие зеркала, но гораздо милее? Что скажешь, когда, заплетенные во множество кос, они громоздятся на макушке или, широкой волною откинутые, спадают по спине? Одним словом, прическа имеет такое большое значение, что в какое бы золотое с драгоценностями платье женщина ни оделась, чем бы на свете ни разукрасилась, если не привела она в порядок свои волосы, убранной назваться не может»10.

–Здо́рово! Ты и так говорить можешь! Тогда понятно, почему на голос прекрасной птицы слетались мужчины всего царства! Конечно, Имитту будет знать. Объяснишь ему, что нужно, но знак останется. Станет меньше, но останется. Что еще?

– С волшебной птицей улетит ворон. Навсегда и свободным.

– Это тяжелее, – Лия задумалась, – хорошо. Если через полтора года я получу то, что мне нужно, и он сам того захочет, вы будете свободны. Оба. Но направитесь туда, где мы ни при каких обстоятельствах не сможем не то, чтобы встретиться, но даже услышать друг о друге.

Глава 8

Наутро, больше для вида, чем интереса ради, Лия выслушала старосту и Раббара, покивала головой и велела собираться. Сохранять видимость недомогания не требовалось, и все почувствовали облегчение, увидев спокойную задумчивость хозяйки. Как прибыли сюда, так и возвращались. Единственное, что изменилось – Лия позволила нагрузить Хорошку какими-то узлами и тюками. Даже не стала интересоваться что там и чьи они. Раббар попросил разрешения, получил его, и больше разговоров на эту тему не возникало. Хорошка не возражала, груз невелик, а простая прогулка вызвала бы у нее бо́льшее удивление.

«С чего бы это ходить бессмысленно туда-сюда ни с того ни с сего? – голенастые ноги ритмично поднимались и опускались, а в такт им медленно и плавно тянулись мысли в голове верблюдицы. – Привычнее тащить на горбу ношу, хорошо бы не слишком тяжелую, или выискивать какую бы колючку сжевать. Не девочка уже, двое сыновей подрастает, старший уже с караваном ходит, рассказывает разные разности. Глядишь, и внуками скоро обзавестись доведется.

А все же иногда мелькает мысль, что неплохо бы было, чтобы хозяйка ей еще какого-нибудь здоровяка подобрала. В первую зиму как хорошо получилось. Да, прохладно было, дожди прошли, но и солнечные деньки выпадали. Караваны редко мимо них ходили, но появился однажды небольшой, а там… Красавец! Точно, красавец. Такого больше и видеть не приходилось, разве что издалека. На целый горб выше ее, черный, громадный, шерсть такая, что никакой дождь и холод не страшны. Стоит, свысока на всех просматривает, безразлично так. На меня, правда, раза два посмотрел, или три. Но я к нему подходить не стала, они в стороне устроились. Я хитрее поступила. Позвала Гилу, есть у нас особый знак, когда поговорить нужно или сообщить что то, а подруга уж хозяйку привела. Та сначала не поняла, разволновалась, но я к гостю нашему шею вытянула, она и догадалась, заулыбалась. Утром, когда караван собираться начал, она к купцу подошла, переговорила, он и задержался на часок. Меня работник вывел из загона и пошли мы в сторону, а я все оглядываюсь, куда это мы? А за нами красавца выводят. Он то уже все понял, не в первый раз доводится с женщиной время провести, это я не знала ничего, только внизу брюха мокро стало и шевеление какое-то началось, даже не знаю что там было, но было как-то тревожно. Хотела побегать с ним, проиграться, но купец торопился, наверное, сильно.

Работник собрался мне переднюю ногу в колене перевязать, чтобы не убегала (на трех то как побегаешь?), но хозяйка не велела. Подошла, за шею взяла, пошептала ласково, чтобы не боялась я, она рядом будет, и пригнула слегка. Я на колени опустилась, и передние и задние ноги подогнула, а сзади начал подбираться великан, но страшно ничуть не было. Я обернулась, точно, он самый. И улыбается мне, будто сказать хочет, что сам не прочь был задержаться и побыть со мной. Устроился, передними ногами перед самым горбом обхватил меня обхватил, а сзади прижался и заерзал, подтягивать меня к себе начал. Я думала, это игра такая, но вдруг почувствовала, что что-то горячее в меня входит. Прямо в меня! Прямо вовнутрь! И так хорошо стало, словами не передать! А он, гигант мой, обратно уходить собрался. Мне даже обидно стало, оглянулась, а он сосредоточенный такой… И снова вперед подался, я и успокоилась, глаза прикрыла, хорошо так стало… вдруг он застыл, напрягся, и из него хлынуло такое теплое, приятное… Устал он сильно, отвалился, а сразу встать не может, дышит так тяжело, отдыхает.

Я тоже не торопилась, голову на землю положила, глаза прикрыла, а внутри тепло богатыря разливается. Хорошо, спокойно. Но полежать долго не дали. Сначала все улыбались, а потом заторопились, кричать на героя моего чуть не начали. Не на меня, нет. Меня хозяйка по шее гладит и говорит слова какие-то спокойные. Но я уже тоже себя пришла, поднялась, голову на плечо хозяйке положила, успокоила, чтобы не волновалась.

Караван собрался быстро, а когда удаляться стал, верблюд, с которым полежать привелось, обернулся, морду поднял, да как заревет! Это он прощался так. Тоже, надо думать, понравилось нежданное приключение посреди обычного пути.

Через год с небольшим, незадолго до праздников появился сынок. Вот уж когда больно было, кричала я сильно. А как не кричать, когда он такой большой уродился, весь в папочку. Вот в те времена и погулять без дела не зазорно было, особенно когда малыша кормила. А сейчас с чего бы это? Одна надежда, что зимой, когда работы поменьше будет, меня еще с кем-нибудь познакомят. Хорошо бы только, чтобы без спешки, чтобы дали побыть рядом, погулять по степи, может еще пообниматься бы дали».

Поднимались и опускались копыта верблюдицы, неспешно семенила перед ней подруга Красотка, а у нее на спине продолжался разговор сознаний, невидимый и неслышимый посторонним спор.

– И что дальше? – первой прервала молчание Адат, – снова ждать? Два года ожидания, и начинать действовать тогда, когда предпринимать что-либо будет уже поздно. Надеяться на помощь отца? Или богинь?

– Опять паникуешь. Два года будем наблюдать и помогать. Первым делом нужно помочь Тамаре приблизиться к Иакову. Нам к нему хода нет. Он Лию не просто не замечает, напротив, всячески сторонится. Иначе и быть не может. Как он может допустить, чтобы женщина была наравне с ним, даже выше.

Кто ему Лия? Ни мать, ни жена, так, приставала, возомнившая себе не весть что. Тамара знает, что делать, главное не мешать. Поверь мне, птичка, которая пела сотне мужиков, споет и сто первому.

А вот у нас появилась еще одна проблема, к которой я даже не знаю как подступиться. Вдруг Раббар согласится исчезнуть с ней. Кто тогда будет заниматься всеми финансовыми делами, где взять грамотного человека, которому можно безоговорочно доверять. По сравнению с тем, что у нас сейчас есть, те тяжести, которые мы таскали в прошлом из ямы на участке Марона, могут показаться мелочью на мелкие расходы.

Или у тебя есть желание заняться всем этим самой? Тогда уж времени на то, чтобы рожать детей, точно не останется. На что уж Сара и Ревека держали всех в своих руках, но и у них были доверенные рабы. У Авраама и Сары был Элиезер, у Исаака и Ревеки тоже был кто-то, ибо невозможно Ревеке было одной уследить за разбросанными по пастбищам отарами, торговлей с купцами, ведением немаленького хозяйства. А Исаака все мирское интересовало мало, он был поглощен думами о Боге, о своем с ним завете. Так что, если мы останемся без Раббара, нужно будет искать ему замену. Боюсь, что обратиться за помощью к Гершому было бы ошибкой, как бы мы ему не доверяли. Тем более, что верный нам человек должен всегда находиться неподалеку. В крайнем случае, если останемся без Раббара, Гершому можно уступить свою долю. Потеряем при хорошем раскладе треть, но заберем остальное. Но зачем ее терять? У нас есть время, да и Раббар еще не дал согласия отправиться с Тамарой. Даже не представляю себе хоть кого-нибудь знакомого в роли претендента. Разве что Аллаку. Помнишь подручного Сасина?

– Помню, – вздохнула Адат, – помню, вспоминаю и вздыхаю. Как по мне, достаточно было одного взгляда, одной улыбки, и наши детишки уже радовали бы нас. И не здесь, на задворках Митанни, а в самом что ни на есть приличном городе.

– Вот и я о том же. Не поменяет он Харран на наше стойбище ради призрачной надежды завладеть сердцем девушки-простушки. Хотя это я поскромничала. Кто-кто, а он прекрасно знает, что до нас ему вряд ли удастся добраться.

– Может Чензира? По всем статьям подходит.

– Может, – задумавшись произнесла Лия, – но захочет ли он сейчас? Да и интересно ли ему это занятие? В любом случае нужно ехать в Харран.

Тамара размышляла о своем. Надежды окрутить молодого купчишку растаяли. Лия не допустит, а если и получится сбежать, то далеко уйти не удастся. Все это ей уже популярно разъяснили. И смысла нет. Указан объект, который способен, нет, не вытащить, но стать средством, с помощью которого можно исполнить свою мечту. Ускользнуть из этого богами забытого места и отомстить обидчику. Он, небось, и сам уже жалеет о своем решении. Интересно, помнит ли вельможа о ней, а если да, то потерял ли след, или до сих пор получает отчеты о ее положении?

Но это все потом, сейчас вырваться. Что мы имеем по поводу Иакова? Влюблен без памяти, шансы занять место Рахели отсутствуют. Да этого и не требуется, наоборот, требуется подготовка к совместной жизни. Пусть не совсем обычная, но все же она, основательная тщательная подготовка. Считает дни до свадьбы? Возможно, но вряд ли. Все сплелось в один бесконечно длинный день. Скорее, замечает только весенний и осенний праздники, и считает, сколько их осталось до окончания службы у Лавана.

Что еще? Единый бог. Рассказы о нем кочевникам, работникам и рабам. Но он повествует о нем уже пять лет, все знают истории наизусть, а поскольку живется здесь у хозяйки неплохо, то особой необходимости менять привычное божество, о котором знаешь с детства, на чужого незнакомого бога особого резона не существует. Заезжие купцы слушают с интересом, но не более того. Если появится заинтересованный последователь, разочарованный в том сонме богов, которые просто наводнили все известные миры, то речи Иакова приобретут новый смысл. Это лазейка, через которую стоит попробовать подобраться к нему.

Сейчас он не замечает меня, а если издали и попадаюсь на глаза, то в смутном незнакомом облике видит лишь свою мечту, Рахель. Знать бы хоть, как она выглядит, и что он вспоминает, видя перед собой женщину. Лицо. Конечно прекрасное. Глаза – скорее всего черные, немного навыкате, полные неистраченной любви и печальные от невозможности достичь любимого, ресницы – полуопущены от стеснения, что посторонние могут узнать о желании все время любоваться избранником, волосы – разбросаны по плечам, пытаясь возбудить в любимом человеке запретное желание погладить их, поиграть прядями, руки – спрятаны в рукавах, но тонкие пальцы намекают об их изяществе, слабости и необходимости защиты. Что еще? Фигура. Фигура под платьем. Нет фигуры, нет ног, нет бедер, нет груди, нет попы, только стоящий мешок и прекрасная головка сверху. Додумывай сам, если представляешь, что внутри мешка должно находиться. И никаких намеков на плотские отношения, только безграничная любовь и обожание. Как в раю до грехопадения. А почему? Потому, что сам этим никогда не занимался. Знает, что надо делать, но весьма приблизительно знает как. Все откладывается «на потом», когда понадобится, обстоятельства подскажут.

Основное – приблизиться к Иакову. В этом Лия поможет, должна помочь, ведь сама заинтересована в этом. Она достаточно умна, чтобы не показать своего участия в сближении. После слышанного о ее похождениях, легко можно было бы заподозрить в ней «дочь Лилит», всегда в рассказах о ней фигурируют только мужчины и победы над ними. Но нет, не может быть. С Иаковом только деловые отношения, не более, даже боязнь какая-то продвинуться чуть дальше, к легкому флирту.

Но это не мое дело, вырваться отсюда нужно. Выр-вать-ся!

Глава 9

Первое, что бросились в глаза Лии, когда маленький отряд подъехал к стойбищу, группа дерущихся мальчишек, а рядом с ними оба воина стражника, прибывшие сюда с последним караваном.

– Никогда бы не подумала, что у нас столько ребятишек. – Лия-Тарбит нарушила долгое молчание, – Адат, это все наши?