Часовщик забытых минут

ГЛАВА 1. Тиканье тишины

Тишина в мастерской Алексея Северина была особенной. Не мертвой или давящей, а наполненной едва уловимыми звуками – тихим, ритмичным дыханием десятков часовых механизмов. Маятники качались в своих деревянных футлярах, секундные стрелки шептали на циферблатах, а карманные хронометры тихонько пощелкивали на рабочем столе. Когда-то Алексей говорил Лизе, что эти звуки для него как пульс мироздания – вселенского механизма, который не останавливается ни на секунду. Теперь это стало его личным проклятием – бесконечным напоминанием о том, что время продолжает свой ход даже тогда, когда твой мир остановился навсегда.

Алексей отложил увеличительное стекло и потер воспаленные глаза. Тридцатипятилетний мужчина с преждевременной сединой на висках и глубокими морщинами, пересекающими высокий лоб, выглядел гораздо старше своих лет. Последние два года после аварии не просто состарили его – они словно вытянули всю энергию, оставив лишь оболочку человека, который когда-то знал, как улыбаться. Солнечный свет, пробивающийся сквозь высокие окна старинного здания в центре города, подчеркивал бледность его лица и темные круги под глазами – следы очередной бессонной ночи.

Мастерская располагалась на первом этаже старого особняка конца XIX века с высокими потолками и массивными деревянными перекрытиями. Когда-то здесь размещалась библиотека, и книжные шкафы, которые Алексей переоборудовал под стеллажи для часов и инструментов, до сих пор сохраняли тонкий аромат старой бумаги и кожаных переплетов. В глубине помещения за тяжелой дубовой дверью находилась небольшая квартира – спальня, кухня и ванная комната. После смерти Лизы Алексей продал их просторную квартиру на окраине города и переехал сюда, словно стремясь физически уменьшить пространство своего существования до абсолютного минимума.

Большое напольное зеркало в углу мастерской – единственное, что он забрал из их прежней жизни – теперь было заботливо задрапировано темной тканью. Алексей не мог смотреть на свое отражение, потому что в собственных глазах видел только укор – он выжил, а она нет. Иногда ему казалось, что если сорвать ткань, то в зеркале отразится не его осунувшееся лицо, а Лиза – с ее веснушками, рыжими волосами и широкой улыбкой, которую он теперь мог вспомнить только с закрытыми глазами.

«Механизмы не подводят, подводят люди», – часто повторял Алексей своим редким клиентам, заполняя тишину профессиональными банальностями. Но в глубине души он знал, что это ложь. Механизм автомобиля, в котором ехала Лиза, подвел. Или, может быть, подвел механизм мироздания, позволивший, чтобы именно она оказалась на пути пьяного водителя в ту роковую дождливую ночь.

Дверной колокольчик разорвал тишину мастерской, заставив Алексея вздрогнуть. Этот звук всегда вызывал у него смутное раздражение – вторжение внешнего мира в его добровольное заточение. По условию аренды, он не мог отказаться от вывески «Реставрация антикварных часов», хотя с каждым месяцем все сильнее тяготился необходимостью общаться с клиентами. Их истории о семейных реликвиях, переходящих из поколения в поколение, только подчеркивали то, чего у него никогда не будет – продолжения.

– Открыто, – произнес он, не поднимая головы от мелких деталей карманных часов, разложенных на замшевой подстилке.

Тяжелая дверь закрылась с глухим стуком, и в мастерскую вошел мужчина лет шестидесяти в строгом сером костюме. Его безупречно уложенные седые волосы контрастировали с некоторой небрежностью в одежде – слегка помятый воротник рубашки и неаккуратно повязанный галстук выдавали человека, для которого внешний вид был важен, но не первостепенен. Однако именно глаза посетителя привлекли внимание Алексея – темно-карие, почти черные, они казались одновременно и внимательными, и отсутствующими, словно их обладатель смотрел не на окружающий мир, а сквозь него, в какую-то доступную только ему реальность.

– Алексей Игоревич Северин? – Голос посетителя звучал неожиданно молодо для его возраста, с легкой хрипотцой, свойственной заядлым курильщикам.

– Он самый, – Алексей наконец оторвался от работы и полностью сосредоточился на госте. – Чем могу помочь?

– Меня зовут Игорь Михайлович Веретенников, – мужчина сделал несколько шагов вперед и остановился у рабочего стола, рассматривая разложенные инструменты с видимым интересом. – Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста по сложным реставрационным работам.

Алексей позволил себе слабую улыбку. В городе было не так много реставраторов антикварных часов, и конкуренция среди них была, скорее, понятием теоретическим. Он действительно был лучшим – признанным мастером, способным восстановить механизмы, которые другие списывали как безнадежные, но эта репутация перестала иметь для него значение.

– У вас проблема с часами? – спросил он, невольно отмечая странное ощущение, которое вызывал у него этот человек. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах, словно они уже встречались раньше, хотя Алексей был уверен, что видит Веретенникова впервые.

– Не совсем проблема, – посетитель достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, обтянутую потрескавшейся кожей темно-бордового цвета. – Скорее, загадка, которую я надеюсь, вы сможете разрешить.

Он бережно положил коробочку на стол, и Алексей с профессиональным интересом потянулся к ней. Несмотря на свою замкнутость и нелюдимость, он не мог устоять перед тайной механизма, требующего его внимания.

– Эти часы принадлежали моему отцу, а до него – моему деду, – продолжал Веретенников, наблюдая за тем, как Алексей открывает коробочку. – Они были изготовлены в Швейцарии в начале двадцатого века и имеют одну… особенность.

Внутри на бархатной подушечке лежали карманные часы удивительной красоты. Корпус из розового золота был покрыт витиеватой гравировкой – переплетающиеся линии складывались в замысловатый узор, в котором при ближайшем рассмотрении можно было различить стилизованные фигуры людей, застывших в разных позах. Крышка часов была украшена небольшим круглым отверстием, через которое виднелся циферблат с римскими цифрами и тремя стрелками – часовой, минутной и секундной. Однако была и четвертая стрелка – тонкая, почти невидимая, словно волосок, расположенная под остальными.

– Удивительная работа, – пробормотал Алексей, аккуратно извлекая часы из коробочки. Они были тяжелее, чем казались на вид, и приятно холодили ладонь. – Такие модели обычно делались на заказ для конкретного клиента. У вас есть информация о мастере?

– К сожалению, документы не сохранились, – ответил Веретенников, и в его голосе промелькнула нотка, которую Алексей не смог идентифицировать – сожаление или, возможно, нетерпение. – Механизм перестал работать около двух недель назад. Я хотел бы, чтобы вы осмотрели его и, если возможно, восстановили.

Алексей провел пальцем по краю корпуса, ощущая почти незаметные углубления, расположенные в строгой последовательности, как кнопки потайного замка. Механически он нажал на них в порядке, который подсказывал ему многолетний опыт работы с подобными секретными механизмами. Крышка часов со щелчком открылась, обнажая работу мастера.

Сердце Алексея пропустило удар. За годы работы он видел сотни, если не тысячи часовых механизмов, от самых простых до невероятно сложных. Но этот был особенным. Помимо стандартных элементов – балансового колеса, спирали, спускового механизма и передаточных колес – здесь присутствовал дополнительный контур шестеренок, расположенных концентрическими кругами вокруг центральной оси. Эти шестеренки были изготовлены из материала, который Алексей не смог опознать – не серебро и не платина, они имели легкий голубоватый оттенок и словно светились изнутри мягким, пульсирующим светом. Или это была игра его воображения?

– Невероятно, – выдохнул он, поднося часы ближе к лампе, чтобы лучше рассмотреть детали. – Я никогда не видел подобной конструкции. Это какой-то экспериментальный механизм?

– Можно сказать и так, – Веретенников улыбнулся, и от этой улыбки Алексею стало не по себе. В ней было что-то знающее, будто посетитель ожидал именно такой реакции. – Эти часы способны на гораздо большее, чем просто показывать время. Но для этого они должны быть в рабочем состоянии. Беретесь за реставрацию?

Алексей колебался. Что-то в этом человеке и его часах вызывало у него смутное беспокойство – ощущение, что он стоит на пороге чего-то важного и, возможно, опасного. Но профессиональное любопытство оказалось сильнее. Жизнь в тишине мастерской была пуста и монотонна, и внезапно ему захотелось разгадать загадку этого необычного механизма.

– Сложно сказать, не изучив механизм детально, – наконец ответил он, закрывая крышку часов. – Мне потребуется время.

– Времени у нас достаточно, – странно произнес Веретенников. – По крайней мере, пока. Я зайду через неделю, чтобы узнать ваше мнение о возможности реставрации. Если вы согласитесь взяться за работу, оплата будет более чем щедрой.

Он достал из кармана визитную карточку и положил на стол рядом с коробочкой. На простом белом прямоугольнике были только имя и номер телефона, без указания должности или компании.

– Будьте осторожны с этими часами, Алексей Игоревич, – добавил Веретенников, направляясь к выходу. – Они… чувствительны к обращению.

Прежде чем Алексей успел задать уточняющие вопросы, посетитель уже вышел из мастерской. Колокольчик на двери звякнул еще раз, и тишина вернулась, нарушаемая только тиканьем десятков часов.

Алексей еще долго смотрел на закрытую дверь, прежде чем вернуться к изучению необычных часов. Что-то в визите Веретенникова не давало ему покоя. Почему именно он? В городе были и другие часовщики, некоторые с гораздо более впечатляющими мастерскими и дорогим оборудованием. И почему Веретенников так странно говорил о времени?

Отогнав эти мысли, Алексей сосредоточился на механизме. Он аккуратно снял заднюю крышку часов, обнажив внутреннее устройство. Первое, что бросилось в глаза – необычное расположение балансового колеса и анкерной вилки. Они были смещены относительно традиционного положения, освобождая место для дополнительного модуля из голубоватого металла. Алексей подключил к часам тестер для проверки амплитуды колебаний баланса и был удивлен показаниями прибора – стрелка отклонилась далеко за пределы шкалы, словно механизм генерировал гораздо больше энергии, чем было физически возможно для заводной пружины такого размера.

– Что за чертовщина? – пробормотал он, отключая тестер.

Следующие несколько часов Алексей провел в скрупулезном изучении каждой детали необычного механизма. Он сделал десятки фотографий под разными углами, зарисовал схему расположения шестеренок и попытался определить материал, из которого были изготовлены голубоватые компоненты. Ничего подобного он раньше не встречал – металл был легким, но удивительно прочным, и, что самое странное, казалось, менял свою температуру независимо от внешних условий, то нагреваясь, то остывая без видимых причин.

К вечеру глаза Алексея горели от напряжения, а голова раскалывалась от боли. Он отложил лупу и откинулся на спинку стула, массируя виски. За окнами уже стемнело, и уличные фонари отбрасывали причудливые тени на стены мастерской. В такие моменты, когда мир за окном погружался в темноту, а мастерская превращалась в остров света, Алексей особенно остро ощущал свое одиночество. Раньше Лиза часто звонила в это время, напоминая, что пора возвращаться домой, и эти звонки были для него якорем, связывающим с реальной жизнью. Теперь же не было ничего, что могло бы вырвать его из бесконечного процесса работы, кроме физической усталости.

Он сделал глоток давно остывшего кофе и вновь взялся за часы. Механизм был исправен – по крайней мере, с технической точки зрения. Все шестеренки были на месте, зубцы не имели повреждений, заводная пружина сохраняла упругость. И все же часы не шли. Словно им чего-то не хватало – энергии или импульса, который должен был запустить этот загадочный дополнительный модуль.

Алексей попробовал завести часы. Заводная головка крутилась с легким, приятным сопротивлением, характерным для высококачественных механизмов. Он сделал десять полных оборотов, чувствуя, как натягивается пружина внутри. Затем осторожно установил текущее время и запустил механизм, слегка качнув часы из стороны в сторону, чтобы придать первоначальный импульс балансовому колесу.

Секундная стрелка дрогнула и начала свой путь по циферблату. Тиканье было глубоким и ровным, как дыхание спящего человека. Алексей с удовлетворением смотрел на работающий механизм, когда заметил нечто странное – четвертая, почти невидимая стрелка, которую он заметил ранее, двигалась в направлении, противоположном остальным, совершая полный оборот за десять секунд. Подобное устройство не имело практического смысла с точки зрения хронометража.

Завороженный этим необычным движением, Алексей не сразу заметил, что в мастерской стало происходить что-то странное. Свет ламп словно потускнел, а звуки остальных часов начали затихать, будто их заглушало невидимое одеяло. Воздух загустел и стал вязким, как мед, а предметы по краям поля зрения приобрели легкую голубоватую дымку. Алексей моргнул, пытаясь прояснить зрение, но странное ощущение только усилилось.

А затем он услышал это – тихий женский смех, доносящийся словно издалека. Знакомый смех, от которого сердце пропустило удар.

– Лиза? – пробормотал он, резко поворачиваясь к зеркалу в углу комнаты.

Темная ткань, которой оно было задрапировано, медленно соскальзывала на пол, словно невидимая рука стягивала ее, обнажая отражающую поверхность. В полированном стекле Алексей увидел не себя, а размытый силуэт женщины с рыжими волосами, стоящей у окна – окна их старой квартиры, а не мастерской. Она смотрела на что-то за пределами отражения и улыбалась той самой улыбкой, которую он так отчаянно пытался сохранить в памяти.

– Лиза! – уже громче позвал он, вскакивая со стула и делая шаг к зеркалу.

В этот момент золотые часы на столе издали странный звук – не тиканье, а высокий, почти ультразвуковой писк, от которого заложило уши. Голубоватое свечение механизма стало ярче, и внезапно одна из миниатюрных шестеренок лопнула с тихим щелчком. Стрелки замерли, а изображение в зеркале растаяло, словно утренний туман под лучами солнца.

Алексей стоял посреди мастерской, судорожно глотая воздух. Что это было? Галлюцинация от усталости? Игра света? Или что-то, связанное с этими проклятыми часами? Он обернулся к рабочему столу и с ужасом увидел, что золотой корпус часов теперь был покрыт тонкой сеткой трещин, словно фарфоровая чашка, готовая рассыпаться от малейшего прикосновения.

Дрожащими руками он поднес часы к лампе. Трещины на корпусе складывались в узор, удивительно напоминающий паутину, а в центре циферблата образовался крошечный, почти микроскопический разрыв, через который проглядывала абсолютная темнота. Не тень и не отсутствие света, а именно темнота – плотная, осязаемая, словно кусочек ночного неба, заключенный в металлический корпус. И из этой темноты на Алексея смотрело что-то – он не видел этого, но чувствовал взгляд так же ясно, как ощущал биение собственного сердца.

«Часы чувствительны к обращению», – вспомнил он предупреждение Веретенникова и похолодел. Что он наделал? И что будет, когда странный посетитель вернется за своей собственностью?

Алексей осторожно положил часы обратно в коробочку и захлопнул крышку, словно пытаясь запереть то, что находилось внутри. Но ощущение чужого взгляда не исчезло. Оно переместилось, и теперь он чувствовал его затылком – словно кто-то стоял прямо за спиной, невидимый, но бесконечно терпеливый.

Медленно, преодолевая сопротивление собственного тела, Алексей повернулся. В углу мастерской, там, где раньше было только зеркало, теперь клубился сгусток темноты, имеющий очертания человеческой фигуры. Из этой тьмы на него смотрели два голубоватых огонька, похожих на отблески света на металлических шестеренках странных часов.

«Алексей Северин, – произнес голос, который не был звуком, а скорее мыслью, возникшей прямо в его сознании. – Наконец-то ты открыл дверь. Мы так долго ждали».

Темнота сделала шаг вперед, и мир вокруг Алексея начал крошиться, как битое стекло.

ГЛАВА 2. Ложная память

Алексей отшатнулся, тщетно пытаясь опереться о стол позади себя. Пальцы скользнули по полированной поверхности, сбрасывая на пол металлическую коробку с деталями. В обычной ситуации его бы встревожил этот звон драгоценных для работы крошечных шестеренок, разлетающихся по деревянному полу, но сейчас он не мог оторвать взгляда от темной фигуры, неумолимо надвигающейся из угла комнаты.

– Кто вы? – слова застревали в горле. – Что вам нужно?

Темный силуэт не ответил. Голубоватые огоньки, служившие ему глазами, мерцали странной осознанностью. Тьма сделала ещё один шаг, и реальность вокруг задрожала, как поверхность воды, в которую бросили камень. На мгновение Алексею показалось, что стены его мастерской стали прозрачными, а за ними открылся бескрайний водоворот странных образов – фрагменты воспоминаний, обрывки разговоров, мелькающие лица.

– Это невозможно, – прошептал он, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. – Я схожу с ума.

– Не больше, чем любой из нас, – прозвучал чёткий женский голос откуда-то сбоку, и темнота вдруг отступила, съёжившись до размеров тени от напольной лампы.

Алексей резко повернул голову. У входной двери стояла женщина лет сорока в строгом тёмно-синем костюме. Её иссиня-чёрные волосы были собраны в тугой узел на затылке, а на переносице поблёскивали узкие очки в серебристой оправе. В руках она держала чёрный кожаный портфель – такой же строгий и официальный, как она сама.

– Дверь была не заперта, – пояснила она, заметив удивление Алексея. – А учитывая обстоятельства, я решила не ждать приглашения.

Она сделала несколько шагов вперёд, и воздух вокруг неё словно колебался, как марево над раскалённым асфальтом. Алексей моргнул, и иллюзия исчезла.

– Вера Ливанская, – представилась женщина, протягивая руку. – Хотя обстоятельства нашей встречи далеки от идеальных, я рада познакомиться с вами, Алексей Игоревич.

Рукопожатие у неё было крепким и уверенным – совсем не женским. Алексей почувствовал под пальцами мозоли – свидетельство физического труда, что совершенно не вязалось с её обликом бизнес-леди.

– Откуда вы знаете моё имя? – спросил он, всё ещё находясь в полуоцепенении от только что пережитого.

– Скажем так, я наблюдаю за вами уже некоторое время, – спокойно ответила Вера, оглядывая мастерскую. Её взгляд скользнул по коробочке с часами Веретенникова, и на секунду в глазах мелькнуло беспокойство. – Как долго эта вещь у вас?

– Меньше суток, – ответил Алексей. – Вчера их принёс клиент для реставрации…

– Игорь Михайлович Веретенников, – закончила за него Вера. Это не был вопрос. – И конечно, вы не смогли устоять и заглянули внутрь механизма. Активировали его?

– Часы были неисправны, я пытался понять причину, – Алексей почувствовал раздражение. – Кто вы такая, чтобы врываться в мою мастерскую и устраивать допрос? Если вы из музея или какого-то коллекционера…

– Я не из музея, – прервала его Вера. – И я здесь не из-за самих часов, а из-за того, что через них просачивается в наш мир. Вы ведь видели её, не так ли? Вашу жену?

Алексей застыл. Ему показалось, что сердце пропустило удар.

– Откуда… откуда вы знаете о Лизе?

Вера вздохнула, словно готовилась к трудному разговору.

– Может быть, нам стоит присесть? То, что я собираюсь вам рассказать, сложно воспринять стоя.

Всё ещё пребывая в странном оцепенении, Алексей указал на небольшую зону отдыха в углу мастерской – старый кожаный диван и два потёртых кресла, расставленных вокруг массивного деревянного столика. Он использовал эту зону для встреч с клиентами, но в последние годы редко принимал посетителей – большинство заказов поступало по телефону или через интернет.

Вера присела на край дивана, положив портфель на колени.

– Алексей Игоревич, что вы знаете о событиях той ночи, когда погибла ваша жена?

– При чём здесь… – начал было он, но осёкся под её холодным взглядом. – Лиза возвращалась с корпоратива. Был дождь. На перекрёстке пьяный водитель проехал на красный свет и врезался в её машину со стороны водителя. Она умерла мгновенно.

Алексей произносил эти слова так часто – полицейским, врачам скорой помощи, родителям Лизы, друзьям, страховым агентам – что они потеряли для него эмоциональную окраску. Просто набор фактов, описывающих конец его прошлой жизни.

– Вы видели тело? – спросила Вера, и в её голосе неожиданно появилась мягкость.

– Что?

– Вы видели тело вашей жены? Лично? В морге? На похоронах гроб был открыт?

Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он попытался вспомнить, но вместо чётких образов в памяти всплывали только размытые фрагменты – телефонный звонок посреди ночи, поездка под дождём, яркие мигалки полицейских машин, белые простыни, сочувственные лица незнакомых людей…

– Нет, – медленно произнёс он. – Всё произошло так быстро. Тело было слишком… повреждено. Мне показали какие-то документы, свидетельство о смерти…

– Которое вы прочли и подписали в состоянии глубокого шока, – кивнула Вера. – Вы помните хоть что-нибудь отчётливо из тех дней?

Алексей молчал. В его сознании начала формироваться ужасная догадка.

– Что всё это значит? – наконец выдавил он. – Вы хотите сказать…

– Ваша жена жива, Алексей Игоревич, – твёрдо произнесла Вера, глядя ему прямо в глаза. – Она находится в коме в частной клинике за городом вот уже два года. Авария действительно была, но Елизавета не погибла. Её состояние… специфично.

Мир вокруг Алексея снова начал расплываться, но на этот раз причиной были слёзы, внезапно наполнившие глаза. Он вцепился в подлокотники кресла с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Это невозможно, – прошептал он. – Мне бы сказали. Её родители…

– Её родителям сообщили то же, что и вам, – Вера открыла портфель и достала тонкую папку с документами. – Решение об изоляции Елизаветы было принято на самом высоком уровне. Речь идёт о безопасности не только её, но и многих других людей.

Она протянула Алексею лист бумаги с логотипом неизвестного ему медицинского учреждения. Это был отчёт о состоянии пациента – Северина Е.А., 33 года. Последняя дата в документе была проставлена три дня назад.

– Я не понимаю, – его голос дрожал. – Почему? Зачем весь этот обман? И кто вы такая?

Вера сняла очки и устало потёрла переносицу.

– Я представляю организацию, которая существует очень давно, – медленно начала она. – Мы называем себя Часовщиками. Наша задача – следить за целостностью временного потока и собирать так называемые "забытые минуты" – моменты, которые люди вытеснили из своей памяти в результате травм или эмоциональных потрясений.

– Это какая-то секта? – недоверчиво спросил Алексей.

– Нет, – терпеливо ответила Вера. – Это организация, существующая вне религиозных или политических контекстов. Мы работаем с самой тканью времени. Забытые минуты не исчезают полностью – они продолжают существовать в особом измерении и могут создавать опасные аномалии. Наша задача – находить и стабилизировать эти фрагменты.

– И какое отношение это имеет к моей жене? К аварии?

– Самое прямое. Авария, в которую попала Елизавета, не была обычным дорожным происшествием. В тот момент произошёл темпоральный сдвиг – разрыв в ткани времени. Ваша жена оказалась в эпицентре этого явления. Физически её тело выжило, но сознание… застряло между измерениями. Проще говоря, её разум находится в той самой "забытой минуте" – моменте аварии, который вы вытеснили из собственной памяти.

Алексей покачал головой. Всё это звучало как бред сумасшедшего.

– Если вы думаете, что я поверю в эту чушь…

– Вы уже поверили, – спокойно ответила Вера. – Иначе как объяснить то, что вы видели несколько минут назад? Призрак вашей жены в зеркале? Тёмную сущность, появившуюся после активации часов? Это всё реально, Алексей Игоревич, хотя и выходит за рамки обыденного восприятия.

Он молчал, переваривая услышанное. Глубоко внутри теплилась безумная надежда – а что, если это правда? Что, если Лиза действительно жива?

– Допустим, – наконец произнёс он. – Допустим, я хотя бы на минуту приму это всё за правду. Почему вы пришли ко мне сейчас? Почему не два года назад?

– Потому что до вчерашнего дня вы были обычным человеком, – ответила Вера. – Талантливым часовщиком, но без способностей видеть и взаимодействовать с забытыми минутами. Всё изменилось, когда вы активировали часы Веретенникова. Это не обычный механизм – это артефакт, один из немногих инструментов, способных открывать проходы между измерениями. Взаимодействуя с ним, вы пробудили в себе дремавшую способность видеть то, что скрыто от обычных людей.

– И вы пришли забрать эти часы? – Алексей невольно посмотрел на коробочку на столе.

– Нет, – покачала головой Вера. – Я пришла за вами. Орден Часовщиков нуждается в новых членах, особенно таких, как вы – с врождённой предрасположенностью к темпоральным манипуляциям. Но сейчас это не главное. Важно то, что вы получили шанс помочь своей жене.

– Каким образом?

– Теоретически, вы можете найти ту самую забытую минуту, в которой застряло сознание Елизаветы, и извлечь её оттуда. Вернуть её разум в тело. Но для этого вам нужно научиться полностью контролировать свои новые способности. И времени у нас мало.

– Почему?

– Потому что Веретенников также ищет эту забытую минуту, но с совершенно иными целями. Он бывший Часовщик, который нарушил клятву и научился питаться забытыми минутами, искажая их и меняя реальность. Мы называем таких, как он, Хронофагами. И он не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели.

Алексей посмотрел на часы Веретенникова – обычная с виду коробочка, изменившая всю его жизнь за один день.

– Я хочу увидеть Лизу, – твёрдо сказал он. – Если всё, что вы говорите – правда, я должен увидеть её своими глазами.

Вера кивнула, словно ожидала именно этого ответа.

– Я отвезу вас в клинику. Но должна предупредить – то, что вы увидите, может быть… шокирующим. Физически ваша жена жива, но её тело находится в состоянии, близком к вегетативному. Её сознание отсутствует в нашем измерении.

– Мне всё равно, – голос Алексея был полон решимости. – Если есть хоть малейший шанс вернуть её, я сделаю всё, что потребуется.

Вера внимательно посмотрела на него, словно оценивая его готовность к тому, что ждёт впереди.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Соберитесь. Нам нужно выехать немедленно. И возьмите с собой часы Веретенникова. Даже повреждённый, этот артефакт всё ещё может быть полезен. К тому же нельзя допустить, чтобы он вернулся и забрал их, пока нас не будет.

Алексей встал, ощущая странную смесь эмоций – надежду, страх, недоверие и решимость. Только сейчас он заметил, что дрожь в руках, преследовавшая его последние два года, прекратилась. Впервые за долгое время у него появилась цель.

– Я буду готов через пять минут, – сказал он, направляясь к небольшой квартире за мастерской.

Пока он собирался, мысли лихорадочно метались в голове. Лиза жива! Все эти месяцы бесконечного горя, безысходности, попытки смириться с потерей – всё это было основано на лжи. Часть его хотела верить словам Веры, а другая боялась, что это очередная жестокая игра судьбы.

Он сменил рабочую одежду на чистые джинсы и свитер, поспешно собрал необходимые вещи в небольшую сумку. В последний момент взгляд упал на фотографию в рамке – единственную, которую он взял из их общей квартиры. На ней они с Лизой стояли на фоне старинной часовой башни в каком-то европейском городе. Он уже плохо помнил детали той поездки, но улыбка Лизы на фото была яркой и живой. Алексей осторожно положил фотографию в сумку.

Когда он вернулся в мастерскую, Вера стояла у двери, разговаривая по телефону вполголоса. Увидев его, она быстро закончила разговор.

– Готовы? – спросила она. – Учтите, дороги назад может не быть. Как только вы ступите на этот путь, ваша жизнь изменится навсегда.

Алексей бережно взял коробочку с часами и положил во внутренний карман куртки.

– Моя жизнь уже изменилась, – твёрдо ответил он. – Ведите.

Выйдя на улицу, они направились к чёрному внедорожнику с тонированными стёклами, припаркованному в переулке. Вечерний город жил своей обычной жизнью – горели фонари, спешили по своим делам прохожие, шумели проезжающие машины. Но для Алексея всё это теперь казалось иллюзией, маскирующей истинную природу реальности, гораздо более сложную и таинственную, чем он мог представить ещё вчера.

Он бросил последний взгляд на вывеску своей мастерской. "Реставрация антикварных часов" – простые слова, за которыми теперь скрывался настоящий портал в другое измерение. Как и часы Веретенникова: обычный предмет снаружи, но внутри – ключ к тайнам времени и пространства.

– Куда мы едем? – спросил Алексей, когда они сели в машину.

– В частную неврологическую клинику "Эдельвейс" за городом, – ответила Вера, заводя двигатель. – Официально она специализируется на экспериментальных методах лечения пациентов в коме. Неофициально – это одна из баз Ордена Часовщиков, где мы изучаем темпоральные аномалии и их влияние на человеческое сознание.

Машина тронулась с места, унося Алексея навстречу новой реальности, в которой его ждали ответы на вопросы, о существовании которых он даже не подозревал. И, возможно, шанс вернуть Лизу из забытой минуты, которая так долго скрывала от него правду.

– Расскажите мне всё с самого начала, – попросил он, глядя на проносящиеся за окном вечерние улицы города. – Я хочу знать абсолютно всё о том, что произошло с Лизой.

Вера кивнула, не отрывая взгляда от дороги:

– Это долгая история, Алексей Игоревич. И она начинается задолго до вас, задолго до всех нас… Она начинается с самой природы времени и памяти. Но я постараюсь объяснить так, чтобы вы поняли главное.

За окном автомобиля мелькали последние городские кварталы. Впереди лежала дорога в неизвестность, где среди забытых минут Алексею предстояло найти самое дорогое, что у него когда-либо было – и что, возможно, ещё не потеряно окончательно.

ГЛАВА 3. Коридоры застывшего времени

Клиника «Эдельвейс» располагалась в тридцати километрах от города, среди густого соснового леса. Изящное четырехэтажное здание из стекла и бетона казалось неуместным в окружении вековых деревьев – словно осколок будущего, случайно заброшенный в настоящее. Когда внедорожник Веры плавно съехал с асфальтированного шоссе на ухоженную гравийную дорогу, ведущую к клинике, Алексей ощутил странное беспокойство. Даже ночью здание сияло мягким голубоватым светом, напоминающим то свечение, которое он видел в механизме часов Веретенникова.

– Этому месту больше ста лет, – неожиданно произнесла Вера, заметив его внимательный взгляд. – Раньше здесь был санаторий для людей с психическими расстройствами, затем – военный госпиталь. Орден приобрел это место в начале девяностых, когда многие государственные учреждения распродавались за бесценок.

– Оно выглядит… современным, – осторожно заметил Алексей.

– Внешность обманчива, – уголки губ Веры слегка приподнялись в подобии улыбки. – Как и многое в нашем мире. Настоящие ценности спрятаны глубже фасадов.

Внедорожник остановился перед стеклянными дверями главного входа. Их встретили два человека в белых халатах, больше похожие на охранников, чем на медицинский персонал – широкоплечие мужчины с внимательными глазами и военной выправкой. Они кивнули Вере как старой знакомой и с нескрываемым любопытством осмотрели Алексея.

– Это он? – спросил один из них, чей халат был застегнут на все пуговицы, кроме верхней.

– Да, – коротко ответила Вера. – Григорий Андреевич предупрежден?

– Ждет в кабинете.

Их провели через просторный вестибюль, оформленный в минималистичном стиле – белые стены, светлый мрамор пола, несколько абстрактных картин в строгих рамах. Обычная приемная обычной дорогой частной клиники. Но Алексей заметил странную деталь – на каждой стене висели часы разных эпох и стилей, от старинных маятниковых до ультрасовременных электронных. И все они показывали разное время.

Когда они прошли через двойные двери в глубину здания, атмосфера изменилась. Вместо стерильной клинической белизны здесь преобладали приглушенные тона – темно-синий, серый, бордовый. Коридоры были уже, а потолки – выше. И часов стало еще больше. Они располагались буквально на каждом свободном участке стен – тикающие, щелкающие, жужжащие, звенящие. Некоторые были древними, с потемневшими от времени циферблатами и потертыми стрелками. Другие выглядели футуристично – необычные комбинации материалов и форм, светящиеся цифры, парящие в воздухе голографические проекции. Какофония различных тиканий создавала странный, гипнотический ритм, от которого у Алексея слегка закружилась голова.

– Не обращайте внимания, – сказала Вера, заметив его состояние. – Это нормальная реакция при первом посещении. Временные потоки здесь движутся иначе, чем в остальном мире. Вы привыкнете.

Они поднялись на лифте на третий этаж и прошли по длинному коридору с рядом одинаковых дверей по обеим сторонам. Палаты? Лаборатории? Каждая дверь была оснащена электронным замком и маленьким круглым окошком, напоминающим иллюминатор. Алексей пытался заглянуть в них на ходу, но почти все были затемнены или закрыты жалюзи.

Наконец, они остановились у двери с табличкой «Г. А. Черновский, главный невролог». Вера коротко постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.

Кабинет был просторным и неожиданно уютным. Книжные полки от пола до потолка, заполненные медицинскими томами и старинными фолиантами. Массивный дубовый стол, заваленный бумагами и странными приборами. Мягкий свет настольной лампы с зеленым абажуром. И хозяин кабинета – высокий пожилой мужчина с копной седых волос, зачесанных назад, и аккуратной бородкой клинышком. Он стоял у окна, глядя в ночную темноту, и обернулся только когда дверь закрылась за ними.

– Вера Константиновна, – он кивнул женщине, а затем перевел взгляд на Алексея. – И господин Северин. Наконец-то. Я Григорий Андреевич Черновский, главный врач этого заведения и, как вы уже, наверное, догадались, член Ордена Часовщиков.

Его голос был глубоким и спокойным, с легким акцентом, который Алексей не смог определить. Европейский? Восточный? В чертах лица угадывалась смесь разных национальностей, словно его предки происходили из десятка различных стран.

– Вы лечите мою жену? – сразу перешел к делу Алексей, игнорируя протянутую руку. Он не хотел тратить время на формальности.

– Я наблюдаю за состоянием Елизаветы Андреевны последние два года, – спокойно ответил Черновский, ничуть не обидевшись на грубость. – Хотя слово «лечу» в данном случае не совсем корректно. В обычном понимании ее состояние не поддается лечению традиционными методами.

– Я хочу увидеть ее, – Алексей сделал шаг вперед. – Немедленно.

– Разумеется, – кивнул Черновский. – Но сначала мне нужно объяснить вам некоторые детали, чтобы вы были готовы к тому, что увидите.

Он указал на кресла перед своим столом. Алексей нехотя сел, испытывая нарастающее нетерпение. Два года он считал Лизу мертвой, а теперь, когда она оказалась всего в нескольких метрах от него, эти люди заставляли его слушать какие-то объяснения.

– Я понимаю ваше нетерпение, – словно прочитав его мысли, сказал Черновский. – Но поверьте, эта информация критически важна. И для вас, и для вашей жены.

Он сел за стол и открыл лежащую перед ним папку с документами. На первой странице Алексей увидел фотографию Лизы – но не ту радостную, улыбающуюся женщину, которую он помнил, а бледное лицо с закрытыми глазами, обрамленное медицинским оборудованием.

– После аварии Елизавета была доставлена в городскую больницу с множественными травмами, – начал Черновский. – Внутреннее кровотечение, перелом костей таза, компрессионный перелом позвоночника. Но самым серьезным было повреждение головного мозга – обширное кровоизлияние в теменной и височной долях. Её оперировали в течение семи часов. По всем прогнозам, она должна была умереть на операционном столе.

Алексей сжал подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Слышать о страданиях Лизы было почти физически больно.

– Однако она выжила, – продолжал врач. – И здесь начинается самая необычная часть истории. Через двенадцать часов после операции, когда Елизавета всё еще находилась в реанимации под воздействием сильнейших седативных препаратов, приборы зафиксировали странную мозговую активность. Не просто необычную – невозможную для человека в таком состоянии.

Он повернул к Алексею лист с графиками и диаграммами.

– Это электроэнцефалограмма обычного пациента в коме, – он указал на верхний график с редкими, пологими волнами. – А это – ЭЭГ вашей жены.

Второй график выглядел совершенно иначе – частые, острые пики чередовались с периодами почти полного затишья, а затем сменялись хаотичными всплесками активности.

– Что это значит? – спросил Алексей.

– Если говорить упрощенно, её мозг функционирует в нескольких режимах одновременно. Часть показывает глубокую кому, часть – состояние активного бодрствования, а третья часть… – Черновский помедлил. – Третья часть демонстрирует мозговые волны, которых мы раньше не фиксировали ни у одного живого существа.

Он перевернул страницу, показывая новый график – необычные зигзагообразные линии, пульсирующие с неравномерными интервалами.

– Это паттерны активности, которые мы научились распознавать как темпоральные флуктуации – взаимодействие сознания с забытыми минутами, если использовать терминологию Ордена.

– Вы хотите сказать, что её мозг… перемещается во времени? – недоверчиво спросил Алексей.

– Не совсем так, – покачал головой Черновский. – Скорее, её сознание существует одновременно в нескольких временных потоках. Большая часть находится в забытой минуте – моменте аварии, травматическом событии, которое ваш разум вытеснил из памяти. Но некоторые фрагменты её личности всё ещё связаны с физическим телом здесь, в нашем временном потоке. И эта связь – тонкая нить, которая не даёт ей окончательно исчезнуть в лабиринте забытых минут.

Он закрыл папку и внимательно посмотрел на Алексея.

– Когда вы увидите Елизавету, помните – физически она жива и относительно стабильна. Благодаря новейшим методикам поддержания жизнедеятельности, разработанным нашими специалистами, мы смогли предотвратить мышечную атрофию и другие осложнения, типичные для длительного коматозного состояния. Но её разум, то, что делало её личностью, по большей части отсутствует в этом теле.

– Я всё равно хочу увидеть её, – тихо, но твёрдо произнёс Алексей.

– Конечно, – кивнул Черновский. – Следуйте за мной.

Они вышли из кабинета и направились дальше по коридору. С каждым шагом Алексей чувствовал, как сердце колотится всё сильнее. Два года. Два года он жил с мыслью, что Лиза мертва. Пытался смириться, пытался двигаться дальше. А она всё это время была здесь, в нескольких десятках километров от города, живая, хоть и недосягаемая.

Они остановились перед дверью с номером 317. Черновский приложил электронный ключ к замку, и дверь бесшумно открылась.

Палата оказалась просторнее, чем ожидал Алексей. Бледно-голубые стены, большое окно, сейчас занавешенное плотными шторами. В центре – медицинская кровать, окружённая различными приборами и мониторами. И на этой кровати…

– Лиза, – выдохнул Алексей, делая нетвёрдый шаг вперёд.

Она выглядела так, словно просто спала. Никаких видимых повреждений, никаких шрамов на лице. Кожа бледная, но не болезненно-серая, как он себе представлял. Рыжие волосы аккуратно расчёсаны и разложены по подушке. Она даже не была подключена к аппарату искусственной вентиляции лёгких – только тонкая трубка кислородной поддержки в ноздрях и несколько датчиков на висках и запястьях.

Алексей медленно приблизился к кровати, не в силах оторвать взгляд от лица жены. Он протянул руку, но замер, не решаясь прикоснуться, словно боялся, что она окажется иллюзией и растает от его прикосновения.

– Можно? – хрипло спросил он, глядя на Черновского.

– Разумеется, – кивнул тот. – Физический контакт может быть даже полезен. Знакомые прикосновения иногда стимулируют активность мозга.

Алексей осторожно взял Лизу за руку. Тёплая. Живая. От этого простого ощущения у него перехватило дыхание, а к глазам подступили слёзы.

– Почему? – с трудом выговорил он, не отрывая взгляда от лица жены. – Почему вы скрывали её от меня? Два года… Два года я думал, что она мертва!

– Это было необходимой мерой безопасности, – тихо сказал Черновский. – Состояние Елизаветы… уникально. Мы не могли рисковать.

– Рисковать чем? – Алексей резко повернулся к врачу, не выпуская руки Лизы. – Что может быть хуже, чем позволить мне считать её мёртвой?

– Мозг вашей жены стал проводником между нашим миром и измерением забытых минут, – вмешалась Вера, которая до этого молча стояла у двери. – Это крайне нестабильное состояние. Любое эмоциональное потрясение могло привести к полному разрыву связи с её телом. Или, что ещё опаснее, к расширению портала и высвобождению временных аномалий в наш мир.

– К тому же, – добавил Черновский, – была угроза со стороны Хронофагов. Особенно Веретенникова. Он давно охотится за подобными случаями. Людей, чьё сознание застряло между измерениями, он использует как… источники питания для своих экспериментов.

Алексей вспомнил странного посетителя с золотыми часами и почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Но если он так опасен, почему он просто пришёл в мою мастерскую? Почему отдал мне часы?

– Потому что ему нужны вы, – просто ответила Вера. – Точнее, ваша способность видеть и взаимодействовать с забытыми минутами. Часы были катализатором, пробудившим дремавший в вас дар.

– Я не понимаю…

– Веретенников знал о вашей жене с самого начала, – продолжала Вера. – Более того, есть основания полагать, что авария не была случайностью. Что это он создал временную аномалию, в которую попала Елизавета. Но её сознание оказалось сильнее, чем он ожидал. Вместо того чтобы стать идеальной "батарейкой" для его экспериментов, она заперла часть себя в забытой минуте, куда он не мог проникнуть. По крайней мере, напрямую.

– А вы? – Алексей вновь посмотрел на спящее лицо Лизы. – Вы тоже не смогли проникнуть туда и вытащить её?

– Мы пытались, – вздохнул Черновский. – Многократно. Но каждый человек создаёт свои забытые минуты, формирует их из собственных эмоций и памяти. Для Часовщиков они как закрытые комнаты со сложными замками. Мы можем видеть их, ощущать их присутствие в темпоральном потоке, но проникнуть внутрь…

– Это всё равно что пытаться войти в чужой сон, – закончила за него Вера. – Теоретически возможно, но требует особой связи между сознаниями.

– Как между мужем и женой? – тихо спросил Алексей.

– Именно, – кивнул Черновский. – Вы и Елизавета разделяли ту минуту, которую оба забыли – момент аварии. Хотя физически вас там не было, ваше сознание связано с этим событием через эмоциональную травму. Это создаёт мост, канал связи, по которому теоретически можно добраться до застрявшего в забытой минуте сознания вашей жены.

Алексей сжал руку Лизы чуть крепче.

– Что я должен сделать?

– Для начала – попробовать почувствовать её присутствие на темпоральном уровне, – Черновский подошёл к одному из приборов и включил его. Экран засветился мягким голубым светом. – Этот аппарат – модифицированный энцефалограф. Он не только считывает мозговую активность, но и визуализирует темпоральные флуктуации. Смотрите.

На экране появились две линии – синяя и красная. Синяя двигалась ровно, с редкими пиками и спадами. Красная была прерывистой, словно сигнал постоянно терялся и восстанавливался.

– Синяя линия – это активность мозга Елизаветы в нашем временном потоке. Красная – фрагменты сигнала, которые мы улавливаем из забытой минуты, где находится основная часть её сознания. Как видите, связь нестабильна и фрагментарна.

– А это поможет мне… связаться с ней? – с сомнением спросил Алексей, глядя на прыгающие линии.

– Не совсем, – Черновский достал из ящика стола небольшой серебристый диск размером с монету. – Это темпоральный резонатор – устройство, разработанное Орденом для усиления способностей Часовщиков. Он поможет вам сфокусировать ваше восприятие и настроиться на частоту забытой минуты, где находится Елизавета.

Он протянул диск Алексею.

– Положите его на ладонь и сожмите в кулаке. Затем возьмите Елизавету за руку и сконцентрируйтесь на своих воспоминаниях о ней. Не пытайтесь вспомнить аварию – это бесполезно, ваше сознание заблокировало этот момент. Вместо этого думайте о счастливых моментах, которые вы разделяли, о вашей связи, о чувствах к ней.

Алексей взял холодный металлический диск. Тот был тяжелее, чем казался на вид, и слегка вибрировал, словно внутри работал миниатюрный механизм. Он сжал его в левой руке, а правой продолжал держать руку Лизы.

– Теперь закройте глаза, – голос Черновского звучал глуше, словно сквозь вату. – Дышите медленно и глубоко. Представьте, что каждый вдох приближает вас к Елизавете, а каждый выдох уносит барьеры между вашими сознаниями.

Алексей закрыл глаза и начал дышать, как сказал врач. Сначала он чувствовал себя глупо – словно участвовал в сеансе дешёвого гипноза из телешоу. Но постепенно напряжение последних часов начало отступать. С каждым вдохом его сознание становилось всё яснее, а с каждым выдохом тело расслаблялось.

– Вспомните Елизавету, – голос Черновского теперь звучал как будто издалека. – Не в этой постели, а живую, смеющуюся, настоящую. Вспомните её голос, её прикосновения, её запах.

Алексей мысленно потянулся к воспоминаниям о жене. Лиза, смеющаяся под летним дождём в их первую встречу… Лиза, сонно улыбающаяся ему по утрам… Лиза, сосредоточенно закусывающая губу, когда работает над сложным дизайн-проектом… Её голос, её смех, её дыхание рядом в темноте.

Диск в его руке стал теплее. Не просто тёплым – горячим, почти обжигающим ладонь. Но Алексей не разжимал пальцы. Что-то происходило. Он чувствовал это, но не мог описать – словно невидимая волна расходилась от его тела, искажая пространство и время вокруг.

– Что вы видите? – голос Черновского звучал теперь словно сквозь толщу воды.

– Ничего, – пробормотал Алексей. – То есть… не вижу, но чувствую. Что-то движется вокруг. Что-то ищет меня.

– Это хорошо, – тихо сказал Черновский. – Продолжайте концентрироваться на Елизавете. Позовите её. Не словами – мыслями, чувствами, всем своим существом.

Алексей мысленно потянулся к Лизе, вкладывая в это движение всю силу своей любви и тоски. «Лиза, где ты? Я здесь. Я нашёл тебя. Вернись ко мне».

Внезапно он почувствовал отклик – слабый, едва уловимый, но несомненный. Словно кто-то с другого конца бесконечно длинного коридора услышал его зов и попытался ответить. Это ощущение было таким неожиданным и ярким, что Алексей вздрогнул и чуть не выпустил руку Лизы.

– Я чувствую её! – воскликнул он. – Она там! Она слышит меня!

– Не торопитесь, – предостерёг Черновский. – Связь очень хрупкая. Поддерживайте контакт, но не пытайтесь сразу проникнуть в забытую минуту. Просто дайте ей почувствовать ваше присутствие.

Алексей снова сосредоточился, пытаясь удержать то неуловимое ощущение контакта. «Лиза, я здесь. Я с тобой. Я найду способ вернуть тебя».

Отклик стал сильнее – теперь это была не просто смутная эмоция, а вполне осознанный ответ. Алексей не мог разобрать слов, но чувствовал направленность этой мысли – узнавание, удивление, надежда. И страх. Глубокий, парализующий страх.

– Она боится, – сказал он вслух. – Почему она боится меня?

– Не вас, – голос Веры прозвучал совсем рядом. – Того, что за вами. Контакт с вашим сознанием может привлечь внимание Хронофага. Елизавета два года скрывалась от него в лабиринте забытых минут. Она научилась распознавать опасность.

Алексей попытался мысленно заверить Лизу, что он пришёл один, что ей нечего бояться. Но связь вдруг стала ослабевать, словно кто-то тянул Лизу прочь, в глубину временного лабиринта.

– Я теряю её! – в отчаянии воскликнул он. – Она уходит!

– Не пытайтесь удержать силой, – предупредил Черновский. – Это только ускорит разрыв связи. Дайте ей уйти сейчас, и она вернётся снова, когда почувствует себя в безопасности.

Алексей с трудом заставил себя расслабиться и отпустить тот ментальный контакт, который установился между ними. Это было всё равно что разжать руку, держащую драгоценный камень над пропастью. Связь истончилась и оборвалась, оставив после себя ощущение утраты, такое острое, что на глаза навернулись слёзы.

Он открыл глаза. Палата выглядела точно так же – те же приборы, те же стены, то же неподвижное лицо Лизы на подушке. Но что-то неуловимо изменилось. На одном из мониторов красная линия, прежде прерывистая и хаотичная, теперь пульсировала в чётком ритме, почти синхронно с синей.

– Это работает, – тихо произнёс Черновский, глядя на экран. – Ваше присутствие стабилизирует связь между сознанием Елизаветы и её телом.

– Я хочу попробовать ещё раз, – решительно сказал Алексей. – Если я смог почувствовать её сейчас, то в следующий раз смогу проникнуть глубже, найти её в этой забытой минуте и вытащить оттуда.

– Не сейчас, – Вера положила руку ему на плечо. – Вы ещё не готовы к полному погружению в темпоральные потоки. Без должной подготовки вы рискуете заблудиться там же, где и она.

– Я согласен с Верой Константиновной, – кивнул Черновский. – К тому же, ваше первое взаимодействие с забытой минутой создало определённые… колебания в темпоральном поле. Мы должны убедиться, что они не привлекут внимание Веретенникова или других Хронофагов.

– Сколько времени займёт подготовка? – спросил Алексей, всё ещё держа руку Лизы.

– При вашей природной предрасположенности – несколько дней интенсивных тренировок, – ответила Вера. – Вам нужно научиться не только проникать в забытые минуты, но и ориентироваться в них, защищать своё сознание и, самое главное, находить обратный путь.

Алексей неохотно кивнул. Здравый смысл подсказывал, что они правы, но сердце рвалось обратно, к тому мимолётному контакту с Лизой, который он только что испытал.

– Я останусь здесь, – сказал он. – Рядом с ней.

Вера и Черновский переглянулись.

– Это возможно, – наконец произнёс врач. – У нас есть комнаты для посетителей. Но вы должны понимать – близость к Елизавете делает вас более уязвимым для темпоральных флуктуаций. Особенно сейчас, когда ваши способности только пробудились и вы ещё не научились их контролировать.

– Я всё понимаю, – Алексей поднял взгляд от лица Лизы. – Но я не оставлю её снова. Только не теперь, когда я знаю, что она жива и что я могу вернуть её.

Черновский вздохнул, но кивнул.

– В таком случае, я распоряжусь, чтобы вам подготовили комнату. А сейчас, думаю, вам стоит отдохнуть. Последние сутки были чрезвычайно насыщенными для вашей психики.

Он направился к двери, но Алексей остановил его вопросом:

– Доктор Черновский, вы сказали, что авария не была случайностью. Что она как-то связана с Веретенниковым. Но почему? Что ему нужно от Лизы? От нас?

Черновский замер в дверях, словно решая, сколько можно рассказать.

– Елизавета обладает врождённой темпоральной чувствительностью, – наконец произнёс он. – Гораздо более сильной, чем у большинства потенциальных Часовщиков. Она могла бы стать одной из нас, если бы её способности были обнаружены раньше. Веретенников каким-то образом узнал об этом и решил использовать её для своих экспериментов. Аномалия, созданная им на том перекрёстке, должна была захватить сознание Елизаветы и сделать его… податливым для манипуляций. Но что-то пошло не так.

– Что именно?

– Мы до конца не уверены, – вздохнул Черновский. – Но есть теория, что в момент аварии Елизавета интуитивно создала защитный кокон из забытых минут – не только своих, но и ваших. Это беспрецедентный случай. Обычно забытые минуты строго индивидуальны. Но, похоже, ваша эмоциональная связь оказалась сильнее темпоральных законов.

Он помолчал, а затем добавил тише:

– И есть ещё кое-что… странное. Анализ темпоральных образцов, взятых из местности, где произошла авария, показывает, что Веретенников интересовался не столько Елизаветой… сколько вами.

– Мной? – удивился Алексей. – Но зачем? Я обычный часовщик, не обладающий никакими особыми способностями до вчерашнего дня.

– В том-то и дело, – задумчиво произнёс Черновский. – До вчерашнего дня мы тоже считали вас обычным человеком. Но теперь… Я не уверен. Активация часов Веретенникова не могла сама по себе пробудить такие сильные темпоральные способности, если бы они не были заложены в вас изначально. Возможно, гораздо глубже, чем мы предполагали.

Он вышел из палаты, оставив Алексея наедине с Лизой и новыми тревожными вопросами. Кто он на самом деле? Почему Веретенников выбрал именно его? И что связывает их – странного посетителя с золотыми часами и обычного, как он думал, часовщика?

Алексей снова перевёл взгляд на спящее лицо жены. Какой бы ни была правда, он найдёт способ вернуть Лизу. Даже если для этого придётся противостоять всем Хронофагам мира, даже если придётся погрузиться в самые тёмные глубины забытых минут.

Он осторожно коснулся её щеки, и в этот момент произошло нечто странное. В палате, где не было ни одних часов, отчётливо прозвучал тихий механический звук – словно завелся часовой механизм, долго остававшийся без движения. И в ту же секунду глаза Лизы дрогнули под веками, а монитор, отслеживающий её мозговую активность, взорвался каскадом сигналов.

– Лиза? – прошептал Алексей, наклоняясь ближе.

И тут, впервые за два года, её губы шевельнулись, и она произнесла одно-единственное слово:

– Беги.