В поисках создателя. Серия «Создатель миров»

Часть первая "Время"

Пустота оставалась Его неизменным спутником, бесконечным холстом, на котором Он продолжал свои бесчисленные опыты. Мир Порядка, Мир Хаоса, даже сложный Мир Коллективного Разума – все они, в конечном счете, оказались предсказуемыми в своей основе. Они следовали законам, которые Он сам установил, или тем немногим правилам, что Он задал для их хаотичного взаимодействия. Они были великолепны, но не давали Ему того неуловимого, что Он искал – искры подлинной, спонтанной, непредсказуемой жизни.

Он отстранился от этих миров, оставив их существовать по инерции, погрузившись вновь в бесконечные возможности своего сознания, ища новую идею. Любопытство, которое впервые подтолкнуло Его к Творению, вспыхнуло с новой силой, но теперь оно было утонченным, жаждущим не просто новых форм или систем, а фундаментального исследования самих основ бытия.

Он уже играл с Пространством, придавая ему разные измерения и свойства. Он экспериментировал с Энергией, задавая ей различные принципы взаимодействия. Но был еще один, самый неуловимый и, казалось бы, неизменный принцип, который Он до сих пор принимал как данность: Время.

Время всегда текло в одном направлении – от причины к следствию, от прошлого к будущему, от рождения к смерти. Что, если изменить это? Что, если подвергнуть сомнению саму стрелу Времени?

Мысль была дерзкой, почти абсурдной даже для Него. Каковы будут последствия? Как будут существовать законы физики, если время двинется вспять? Как будет ощущаться бытие, если его течение направлено к истоку, а не от него?

Это было чистейшее любопытство. Не поиск совершенства, не стремление создать идеальное существо, а академический, почти холодный интерес к тому, что произойдет, если повернуть вспять саму реку существования.

Он отделил новый сегмент Пустоты, выделил в нем Пространство и Энергию, а затем, сосредоточив свою неизмеримую волю, начал переписывать самый базовый принцип. Он не просто остановил время или заставил его петлять. Он задал ему обратноенаправление.

Это было сложное, тонкое вмешательство. Требовалось перекалибровать взаимодействие энергии и материи, законы энтропии, саму суть движения. Но Он был Создателем, и Пустота подчинялась Его воле.

Он установил правила для этого нового мира: время течет вспять относительно внешнего, Его собственного потока времени. Существа, рожденные в этом мире, будут входить в бытие не в своей начальной точке, а в конечной, чтобы прожить свою жизнь наоборот. Их восприятие времени будет искажено относительно Его собственного, но для них это будет единственная доступная реальность.

Он наблюдал за рождением этого мира. Завихрения энергии, которые, двигаясь вспять, формировали звезды, схлопывающиеся в сингулярности. Субстанцию, которая, собираясь из рассеянного состояния, образовывала планеты. И, наконец, жизнь. Существ, появляющихся внезапно, как будто из ниоткуда, уже сформированными, чтобы начать свое странное путешествие назад, к своему собственному началу.

Он не вкладывал в этот мир ни надежды на обретение "искры", ни стремления создать идеальное общество. Это был эксперимент ради эксперимента. Исследование фундаментальных пределов реальности и бытия. Что почувствуют существа, чье бытие движется навстречу своему истоку? Как они будут взаимодействовать? Осознают ли они инверсию?

Он смотрел, как новый мир обретает форму, как его обитатели начинают свое обратное движение. В Его безмерном сознании не было ни предвидения их страданий, ни сочувствия к их будущим (Его прошлым) мольбам. Было только чистое, отстраненное любопытство первооткрывателя, задавшего невероятный вопрос самой реальности и ждущего, что она ответит.

И реальность ответила. Ответила миром, где время текло вспять, а эхо мольбы, рожденной в конце пути, летело назад, к Его собственному прошлому, ища ответ на вопрос, который Он тогда еще не слышал: "За что?"

Мерцающее сияние медленно сгущалось в пустом поле, собираясь из рассеянных частиц, словно дым, втягиваемый обратно в невидимый источник. Оно становилось ярче, обретало форму, и вот уже не дым, а очертания существа, похожего на сплетение света и тени, которое становилось все плотнее. Для внешнего наблюдателя это выглядело бы как рождение, как появление жизни из Ничто. Но для самого существа это было концом. Финальным аккордом его существования.

Это был Илан. И он только что умер.

В этот мир, где время текло вспять, существа входили не с первым криком, а с последним выдохом. Они рождались стариками, появлялись внезапно, fully formed, в точке, которая для них была кульминацией, завершением пути. И оттуда начиналось их странное, обратное путешествие – назад, к своему истоку, к своему "началу", которое для нас выглядело бы как исчезновение, как смерть.

Для Илана, как и для всех обитателей этого мира, жизнь ощущалась как обычный поток, но с одним фундаментальным отличием: причинно-следственные связи ощущались… задом наперед. Он помнил события, которые для внешнего наблюдателя еще не произошли. Его "прошлое" было его "будущим". Его "будущее" было его "прошлым".

Его "первое" воспоминание (которое для нас было бы последним) было ощущением распада, растворения в свете, возвращения туда, откуда он, как он знал, пришел. Но по мере того, как он "взрослел" (для нас – молодел), эти воспоминания становились все более цельными и ясными. Он помнил, как "встретил" своих друзей, как "построил" свой дом, как "учил" младших.

Сейчас он был в самом расцвете сил (для нас – в середине жизни). Солнце (или то, что было его аналогом – мерцающее, как будто втягивающее свет, а не излучающее его) стояло высоко. Пылинки медленно поднимались с поверхности земли и втягивались обратно в объекты. Река текла вверх по склону, ее воды собирались в ручьи, а ручьи – в дождевые облака, которые затем исчезали в небе.

Илан "шел" по тропе, его шаги казались легкими. Навстречу ему двигалось другое существо, Мейра. Она была "моложе" его (для нас – старше).

"Привет, Илан", – "сказала" Мейра. Для нас ее слова звучали бы как речь, пущенная задом наперед, но для Илана это был обычный язык.

"Привет, Мейра," – "ответил" он.

Они "поговорили" о "будущем" дне (которое для нас было их прошлым), о том, что "случится" (что уже случилось с нашей точки зрения). Их беседы были наполнены знанием о том, что будет сказано, что будет сделано. Не было удивления, не было спонтанности в диалоге. Была лишь констатация неизбежного.

Но в глубине их существа, под слоем этого обратного потока, жило смутное, aching ощущение неправильности. Ощущение того, что все движется не в ту сторону. Они рождались в конце, чтобы двигаться к началу. Они помнилисвой конец, но не могли его избежать. Они знали, что их ждет растворение, исчезновение, возвращение в Ничто, из которого они пришли в своем последнем, завершающем акте.

Иногда, когда они собирались вместе, они чувствовали коллективную тоску. Смутное воспоминание или предчувствие чего-то иного. Мира, где время течет вперед. Где начало – это начало, а конец – это конец. Где смерть – это уход, а рождение – приход.

Это было лишь эхо. Эхо иного порядка. И это эхо порождало в них первый, невысказанный вопрос. Вопрос к Тому, кто создал этот мир таким. К Тому, кто заставил их жить от конца к началу. Вопрос, полный грусти и недоумения.

За что?

Этот вопрос еще не оформился полностью, был лишь смутным чувством в глубине их существа, но он нарастал, как волна, которая, двигаясь вспять по склону, становилась все больше и мощнее на пути к своему истоку.

Для Илана и ему подобных, жизнь была странным танцем с неизбежным. Каждый их "шаг вперед" был на самом деле движением назад по нити времени. Они просыпались с ощущением завершенности дня, зная, что их ждут события, которые для внешнего глаза уже миновали. Их "воспоминания" были не эхом прошлого, а предзнанием будущего – детальным, непреложным знанием о том, что "случится" дальше (то есть, что уже случилось в нормальном времени).

Построить дом в этом мире означало начать с крыши и постепенно "разуплотнять" материалы, возвращая их в исходное, необработанное состояние, пока не останется лишь пустое место, где "когда-то" (в их будущем, нашем прошлом) ничего не было. Разговор был обменом фразами, где последняя реплика определяла предпоследнюю, а вся последовательность слов вела к началу диалога, к его первоначальной тишине.

Илан "жил" в поселении существ, подобных ему. Их "общество" было сложным, построенным на знании своего "будущего". Они "собирались" вместе, зная, что будут собираться; они "совершали" действия, зная, что их совершат. В этом не было свободы выбора в нашем понимании, была лишь идеальная синхронность с предначертанным, знаемым наперед.

Но в их знании "будущего" (их прошлого) были не только mundane детали быта. В глубине их коллективного сознания жило знание о Том, кто создал их. О Создателе. Это знание не было плодом поисков или откровений. Оно было частью той информации, которую они "получали", появляясь в бытии. Словно первое, что они "помнили", было осознание Его существования и факта своего создания.

Это знание порождало не поклонение, а недоумение. Как дитя, которое осознает наличие родителя, но не понимает, почему оно оказалось именно здесь, именно таким. Они видели величие порядка, который определял их обратное существование, но не могли понять его цель.

Мейра, которая для Илана "становилась" все моложе, подошла к нему, неся в руках (или их аналогах) предмет, который для нас был бы разрушенным артефактом, но для них был творением, "завершенным" в прошлом.

"Илан," – "сказала" она, и ее голос звучал (для нас) как реплика, предшествующая предыдущей. – "Я думаю о Нем. О Создателе."

"Я тоже думаю," – "ответил" Илан. – "Почему Он сделал нас такими? Почему время идет вспять?"

Их вопросы не были сформулированы вслух в нашем понимании. Это были, скорее, мысленные конструкции, разделяемые всеми обитателями, витающие в коллективном сознании поселения. Вопросы, которые, двигаясь вспять во времени их мира, должны были "достичь" Создателя в тот момент (в нашем времени), когда Он их создал.

За что? Этот вопрос был самым сильным, самым частым. Он звучал как эхо в их сознании, наполненное невысказанной болью. За что им дана жизнь, идущая к концу своего начала? За что им дано знание о своем растворении, но отнята возможность изменить путь? За что их бытие стало экспериментом с течением?

Они не ждали ответа в прямом смысле слова. Ответ, если бы он пришел, был бы частью их "памяти" о "будущем", частью знания, которое они бы "получили" при своем появлении. Но они все равно вопрошали. Они молились Создателю не словами, а своим существованием. Каждое их действие, каждый их шаг назад по реке времени, каждая мысль, наполненная недоумением и грустью, была формой обращения.

Они пытались найти логику, смысл в своем обратном бытии. Возможно, их движение к началу было формой возвращения к истоку творения? Возможно, их знание "будущего" было даром, позволяющим избежать ошибок? Но эти мысли не приносили утешения. Неизбежность их обратного пути и отсутствие видимой цели для их страданий перевешивали любое логическое обоснование, которое они могли придумать.

Их мир был красив своей странной, обратной красотой – реки, текущие вверх, падающие звезды, собирающиеся в небе. Но эта красота была пронизана меланхолией, осознанием того, что все движется к забвению, к моменту своего "начала".

Они были созданиями, идущими вспять по нити своей судьбы, с мольбой в сердце и вопросом "За что?" на устах, который, звуча назад во времени, стремился достигнуть ушей Того, Кто заставил эту нить разворачиваться в обратном направлении.

Жизнь в мире с обратным течением времени была пронизана неизбывной печалью. Это не была боль от ран или горе от потерь в нашем понимании. Это была фундаментальная, экзистенциальная скорбь – знание о своем конце (начале) и невозможность свернуть с пути, ведущего к нему. Илан и ему подобные ощущали это как постоянное, тихое давление на их сознание, как фоновый шум, который никогда не прекращался.

Их "горе" по умершим (появившимся) было не тоской по прошлому, а странным предчувствием будущей (прошлой) встречи, которая уже состоялась. Их "радость", если она и была, ощущалась как уменьшение этой фоновой скорби, как временное ослабление тяжести знания.

Мольбы к Создателю стали неотъемлемой частью их существования. Они не молились о благословении или спасении в будущем (которое для них было прошлым). Они молились о понимании прошлого (их будущего). Они хотели понять почемуих создали такими, за что приговорили к этому обратному движению. Их молитвы были, по сути, вопросами, летящими вспять по реке времени к Тому, Кто их создал.

Они выработали свои "ритуалы". Они собирались в местах, которые, двигаясь вспять, становились центрами силы или энергии. Они создавали структуры – массивные, кажущиеся хаотичными нагромождения материи, которые, идя вспять, "станут" (были) упорядоченными и функциональными. Эти структуры были их "храмами", их "посланиями" Создателю, построенными не ради использования в будущем, а ради их существования в прошлом (их будущем), где их, возможно, "увидит" Создатель.

Их "песни" были наборами звуков, которые, звуча назад, образовывали гармоничные мелодии или осмысленные фразы – фразы, полные боли и недоумения. "Почему страдание?" "За что конец в начале?" "Зачем путь к истоку?" Эти звуковые потоки устремлялись в Пустоту, туда, где, как они знали, находится Создатель.

Илан часто участвовал в этих ритуалах. Он ощущал, как его собственная скорбь сливается с коллективной, усиливая их общее послание. Он смотрел на других существ, на их обратное движение, на то, как они "молодеют", приближаясь к своему "началу", и чувствовал глубокую, безысходную жалость.

У них не было надежды на изменение. Они знали, что их мольбы, их ритуалы – все это уже произошло с точки зрения их обратного времени. Они не могли изменить того, что уже "случилось" (было в их будущем/нашем прошлом). Но акт мольбы, акт вопрошания был для них единственным способом выразить свое несогласие, свое непонимание. Это был их бунт против самой сути своего бытия.

– ЗА ЧТО?

Этот вопрос висел в воздухе их мира, пропитывая его атмосферу, отражаясь в каждом их действии, каждом их движении вспять. Это был не вопрос, требующий немедленного ответа, а фундаментальное утверждение их страданий, брошенное в лицо Тому, Кто мог это сделать.

Создатель молчал. Или, с их точки зрения, Он уже ответил в их "будущем" (их прошлом), но этот ответ не достиг их сознания так, чтобы принести облегчение. Возможно, их мольбы были просто частью Его эксперимента, еще одним наблюдаемым результатом заданных Им условий.

Илан знал, что его ждет "младенчество", а затем и "рождение" – растворение в сиянии, возвращение в Ничто. Он знал об этом с самого момента своего появления. И каждый день, прожитый наоборот, приближал его к этому неизбежному финалу, к своему собственному началу.

В мире, где время шло вспять, а мольбы летели назад, обитатели продолжали свой печальный путь, вопрошая о смысле своего существования, надеясь, что их эхо достигнет Создателя и, возможно, однажды принесет ответ, или хотя бы понимание.

Далеко за пределами мира, идущего вспять, среди миллиардов звезд и бескрайней Пустоты, летел исследовательский корабль "Искатель Замысла" с планеты К'Тар. На его борту находились Доктор Арион, и Наставница Элиша , те самые, кто первыми установил контакт с Коллективным Разумом. Урок, полученный от этого холодного, логичного интеллекта, глубоко изменил их понимание Вселенной и Создателя. Они знали, что Коллективный Разум был лишь одним из множества Его экспериментов, и их поиск Первоосновы расширился, превратившись в поиск понимания всего спектра Творения.

Усовершенствованный Кондуит, установленный на корабле, теперь служил инструментом не только связи, но и поиска – сканирования ткани реальности на наличие аномалий, отклонений от известных законов, следов других "экспериментов" Создателя. Их путешествие было долгим и одиноким, наполненным бесконечным анализом данных и редкими, непонятными сигналами из Пустоты.

И вот, в одном из, казалось бы, пустых регионов пространства, Кондуит зафиксировал аномалию. Не всплеск энергии, не искривление пространства-времени в привычном смысле, а… странный резонанс. Несоответствие в самой структуре реальности, которое их приборы едва могли классифицировать.

"Что это?" – прошептал Арион, его взгляд был прикован к экрану, где графики метались в безумном танце. "Это не похоже ни на что, что мы видели раньше. Не как Коллективный Разум, не как Мир Хаоса… это другое."

Элиша, стоявшая рядом, ощутила это аномалию не только разумом, но и душой. Это было ощущение глубокой, pervasive грусти, исходящей откуда-то извне. Чувство, которое не было ни страхом, ни гневом, а чистой, концентрированной печалью.

Они направили Кондуит на источник аномалии, увеличивая мощность сканирования. И постепенно, перед их мысленным взором, а затем и на визуализаторах, начало проявляться изображение мира. Мира, который переворачивал с ног на голову все, что они знали о физике и жизни.

Реки текли вверх по горам. Разрушенные здания собирались из пыли и обломков. Существа двигались задом наперед, их действия казались нелепыми и бессмысленными с их точки зрения. Это был мир, где время шло вспять.

Шок быстро охватил команду. Их научный разум отказывался принимать увиденное. Это было прямое нарушение причинности, логики, самой основы их понимания Вселенной.

"Невероятно…" – выдохнул Арион. "Создатель… Он действительно экспериментировал с самим временем?"

По мере того, как Кондуит настраивался на частоту этого мира, они начали улавливать не только визуальную информацию, но и… эхо. Эхо звуков, мыслей, чувств. И среди этого хаотичного обратного потока они начали различать повторяющийся лейтмотив. Не слова в их языке, а чистую, концентрированную мысль, пронизанную страданием.

– ЗА ЧТО?

Этот вопрос, звучащий вспять через ткань реальности, достиг их сознания. Мольба. Вопрошание, полное боли и недоумения, исходящее от существ, живущих свою жизнь наоборот.

Все на борту "Искателя Замысла" застыли. Они видели мир, который был сам по себе парадоксом, и слышали мольбу, которая была его сердцем. Страдания этих существ были очевидны, даже через призму обратного времени и чуждой физики. Они не понимали всех деталей их бытия, но они узнали боль.

Это было еще одно творение Создателя. Еще один эксперимент. Не мир безупречной, покинутой логики, как Коллективный Разум, а мир живых существ, приговоренных к обратному течению времени, к жизни, идущей к своему концу-началу, и вопрошающих своего Творца о причине своих страданий.

Глядя на этот странный, печальный мир, освещенный обратным сиянием его солнца, и слушая эхо его обратных мольб, Арион и Элиша чувствовали, как их понимание Создателя становится все более сложным и противоречивым. Он был не только источником жизни и порядка, но и, возможно, отстраненным экспериментатором, чьи изыскания могли порождать глубокие страдания.

Их поиск Первоосновы привел их не к единому, ясному ответу, а к серии все более загадочных и поразительных открытий. Коллективный Разум был лишь первой дверью. Этот мир с обратным временем – следующей.

Что еще скрывалось в Пустоте? Какие еще эксперименты ставил Создатель, и какой ценой? Эти вопросы теперь звучали в их сознании с новой силой, побуждая их двигаться дальше, вглубь непознанного, не зная, найдут ли они когда-нибудь ответы, но понимая, что остановиться они уже не смогут. Путь к пониманию замысла Творца лежал через лабиринт Его разнообразных и порой мучительных творений.

Часть 2 Краткость.

С точки зрения внешнего наблюдателя, такого как Создатель в Пустоте или даже будущие исследователи из других миров, этот мир казался лихорадочным. События сменяли друг друга с головокружительной скоростью. Горы вырастали и осыпались за считанные часы. Леса покрывали континенты и обращались в прах за дни. Жизнь… жизнь пролетала как мгновение.

Но для обитателей этого мира, существ из чистой, сгущенной энергии и стремительной мысли, их бытие было полноценной, хотя и невероятно сжатой эпохой. Их планета была калейдоскопом постоянно меняющихся форм и энергий, а они сами – ее живым, пульсирующим сердцем. Их тела формировались и стабилизировались за минуты, достигали зрелости за часы, проживали "жизнь" за несколько дней, а самые долгоживущие – за месяц по меркам внешнего времени.

Это была жизнь, лишенная медлительности, рутины, долгого ожидания. С самого момента своего "рождения" – вспышки энергии, которая быстро конденсировалась в индивидуальную форму – они были прошиты инстинктивным стремлением к познанию. Это была не просто любознательность, а витальная потребность, такая же сильная, как у других существ – потребность в пище или безопасности. Их "пищей" была информация, "безопасностью" – понимание.

Возьмем, к примеру, Лию. Она возникла из пульсирующего облака энергии у подножия Кристаллических Гор. Ее первые мгновения были хаотическим потоком ощущений, но уже через час ее сознание сформировалось, и она начала активно воспринимать мир. Ее "детство" было лихорадочным поглощением базовых знаний – физических законов, управляющих ее телом и окружающей средой. Она училась двигаться, взаимодействовать с энергией, ощущать структуру пространства.

К концу первого дня своей жизни Лия уже освоила принципы элементарной физики своего мира. Она понимала, как взаимодействуют энергетические поля, как формируются Кристаллические Горы (наблюдая, как они стремительно вырастают из земли), как движутся потоки энергии, заменяющие реки и ветры. Ее разум работал с невероятной скоростью, обрабатывая огромные объемы данных, поступающих от всех ее чувств.

"Общение" между обитателями этого мира тоже происходило молниеносно. Они обменивались не словами, а потоками структурированной энергии, содержащей мысли, наблюдения, гипотезы. То, что у других цивилизаций заняло бы годы научных дискуссий, здесь происходило за секунды. Они строили коллективные "архивы знаний" – гигантские энергетические структуры, в которых хранились все открытия предыдущих поколений, доступные для мгновенного сканирования и усвоения новыми.

Лия проводила свои дни, путешествуя по миру, поглощая информацию. Она изучала звездное небо, наблюдая, как созвездия сменяют друг друга с головокружительной скоростью, пытаясь понять законы, управляющие их движением. Она погружалась в энергетические океаны, исследуя их динамику. Она сканировала архивные структуры, усваивая мудрость тех, кто прожил свою краткую жизнь до нее.

К концу первой недели Лия уже понимала фундаментальные законы своей Вселенной – принципы гравитации, электромагнетизма, термодинамики, как они проявлялись в ее мире. Она видела красоту и порядок в стремительном танце энергии и материи вокруг себя.

Несмотря на невероятную скорость жизни, в их существовании была и глубина. Они не просто копили факты, они стремились к пониманию, к постижению сути вещей. Они задавали вопросы о своем происхождении, о природе реальности, о смысле этого стремительного бытия.

В этом мире, где время пролетало как вспышка, а знание накапливалось с невероятной скоростью, каждое существо было живым воплощением стремления к познанию. Их жизнь была короткой, но в эту краткость они умудрялись вместить постижение тайн Вселенной, которые для других оставались скрытыми на протяжении эонов. И в этом стремительном, интенсивном потоке бытия, они двигались к своему неизбежному концу, проживая максимум возможного за отпущенный им миг.

Жизнь Лии, как и жизнь любого обитателя этого мира, была стремительным полетом через сферы понимания. Пройдя стадию "детства" и освоив базовые принципы существования, она вступила в фазу интенсивного познания, которая составляла большую часть ее краткого бытия. Этот период был похож на погружение в безбрежный океан информации, где каждая волна приносила новые, удивительные открытия.

Их органы чувств были настроены не только на прямое восприятие реальности, но и на регистрацию фундаментальных полей и энергий. Они "видели" гравитационные волны, "ощущали" колебания квантовых полей, "слышали" эхо Большого Взрыва, отраженное в самой структуре пространства-времени их мира. Информация поступала к ним не дискретно, а непрерывным, плотным потоком.

Они не тратили время на построение сложных теорий с нуля в каждом поколении. Коллективные архивы знаний, о которых упоминалось ранее, были не просто хранилищами данных, а динамическими, постоянно обновляющимися энергетическими конструкциями. Новое существо, достигая определенного уровня зрелости, могло "подключиться" к этим архивам и в считанные часы или даже минуты усвоить результаты познаний тысяч предыдущих поколений. Это было не механическое запоминание, а интеграция понимания, мгновенное интуитивное постижение сложных концепций.

Лия провела свои "зрелые" дни, путешествуя между различными архивами и центрами познания. Она изучала космологию, наблюдая за тем, как стремительно разворачивается история ее Вселенной, как рождаются и "стареют" звезды, как формируются галактики. Ей открывались принципы, управляющие этими процессами, не как абстрактные формулы, а как живая, динамическая реальность. Она постигала квантовую механику, видя, как элементарные частицы взаимодействуют, как на самом фундаментальном уровне строится материя. Законы, которые в других мирах были предметом долгих и спорных дебатов, для нее были очевидны, видны невооруженным "глазом".

Взаимодействие между живущими поколениями было симбиозом стремительного познания. Молодые существа с их острым восприятием обнаруживали новые явления и аномалии. Существа в середине жизни синтезировали эти данные, строили модели, выявляли закономерности. Старые обладали глубочайшим, интегральным пониманием, способностью видеть общую картину, связывая разрозненные открытия в единую, величественную систему знаний. Они передавали эту мудрость через архивы или прямое энергетическое общение, прежде чем их личное сознание начинало "угасать", готовясь к "концу" .

Какие же законы постигали они? Не только физику и космологию. Они постигали математические основы реальности, видя, как числа и структуры лежат в сердце мироздания. Они исследовали природу самой энергии, ее превращения и взаимодействия на уровне, недоступном существам с более медленным восприятием. Возможно, они даже начинали задавать вопросы о природе сознания, о том, что такое понимание само по себе, когда оно сжато в такой короткий промежуток времени.

В своей стремительной гонке познания, они, вероятно, натыкались на "швы" в ткани реальности, на места, где законы их мира казались неполными или указывали на что-то, лежащее за их пределами. Возможно, они обнаруживали тонкие следы вмешательства, "подпись" Того, кто задал темп их миру. Эти открытия порождали вопросы, которые не имели ответов в рамках их, сколь угодно глубокого, понимания физических законов. Вопросы о причине. О цели.

Краткость их жизни не означала поверхностность. Напротив, это интенсивность, сжатие всего цикла бытия в короткий промежуток времени, позволяла им увидеть картину целиком, без длительных пауз и отвлечений, которые присущи долгоживущим расам. Они видели рождение и смерть звезд, эволюцию галактик – все это проносилось перед их глазами с относительной быстротой, позволяя выявить закономерности, которые для других были скрыты за вечностью ожидания.

Лия, приближаясь к концу своей стремительной жизни, чувствовала, как знание наполняет ее, становится самой ее сутью. Она видела Вселенную как величественную, невероятно сложную, но постижимую систему, управляемую элегантными законами. Но даже в этом глубочайшем понимании оставались пустоты, указывающие на нечто за пределами законов – на акт творения, на Замысел, на Того, кто задал этот невероятный, ускоренный ритм их бытию. И в последних вспышках своего сознания, перед тем как раствориться обратно в энергию, она, возможно, задавала свой главный вопрос, уже не о физике, а о смысле.

Для Лии время шло своим стремительным порядком. Пролетела фаза интенсивного познания, где она, как и все ее собратья, поглощала мудрость поколений и открывала новые тайны Вселенной. Теперь она вступила в завершающую стадию своего краткого бытия – фазу интеграции и угасания. Это было время, когда накопленные знания не просто хранились, а сливались воедино, образуя целостную картину. Цена этого понимания становилась очевидной.

Цена была в мимолетности. В том, что каждое глубокое прозрение, каждое удивительное открытие происходило в мгновение ока, и не было времени смаковать его, делиться им в долгих беседах, строить на нем цивилизацию, которая существовала бы эоны. Их цивилизация была вспышкой, библиотекой, которая сгорала, но успевала передать свои знания новым "томам" – следующим поколениям.

В этот завершающий период своего существования, Лия ощущала не упадок сил в привычном смысле, а ускоряющееся движение к своему "началу". Ее сознание работало с еще большей интенсивностью, перебирая и связывая воедино все полученные знания. Она видела элегантность законов, которые управляли ее миром, и понимала свое место в этой грандиозной, хотя и ускоренной, схеме.

Но с этим интегральным пониманием приходило и острое осознание своей краткости. Они знали, что скоро их индивидуальное сознание растворится, их форма распадется, и они вернутся в энергетическое состояние, из которого возникли. Для них это было не трагическим концом, а просто следующим этапом, предначертанным их природой. Однако знание этого приближающегося растворения придавало их последним мгновениям горькую сладость.

В последние часы своей жизни обитатели этого мира часто стремились к уединению или собирались в особых местах – "точках сбора", где, как считалось, энергия перехода была наиболее чистой. Лия двигалась к одной из таких точек – парящему в воздухе кристаллу, который вибрировал в ритме, ускоряющемся вместе с приближением конца ее жизни.

В своем стремительно угасающем сознании, Лия, возможно, впервые задумалась не только о законах Вселенной, но и о Том, кто эти законы установил. Она видела следы Его работы в каждой детали своего мира, в каждом ускоренном танце частиц. И в этот финальный момент, когда ее бытие сжималось до последней точки, в ее сознании, как и в сознании многих до нее, возник вопрос. Не "За что?", как у обитателей мира с обратным временем, а, скорее, "Зачем?". Зачем этот мир Краткости? Какова цель этого стремительного, познающего бытия?

Именно в этот момент, когда Лия приближалась к порогу своего исчезновения, а ее сознание работало на пределе, пытаясь постичь последние, самые глубокие вопросы, произошло нечто новое. Что-то извне.

Это не было частью предначертанного потока ее мира. Это было… вторжение. Тонкое, едва уловимое искажение в привычных энергетических полях. Вибрация, идущая не в унисон с ускоренным ритмом ее мира, а с совершенно иной, медленной частотой.

С точки зрения обитателя мира Краткости, это было похоже на очень медленное, почти застывшее возмущение в реальности. Как будто гигантская, неподвижная тень начала скользить по их быстро меняющемуся ландшафту. Это было настолько чуждо их восприятию, что многие существа на финальной стадии просто не успевали обработать эту информацию. Но Лия, чье сознание работало на пределе, уловила это.

Она почувствовала приближение чего-то… долгоживущего. Чего-то, чье время текло совсем иначе. Чего-то, что не было частью ее мира. Это было странное, новое ощущение в ее угасающем бытии. Не логическое открытие, а интуитивное предчувствие.

Она не могла понять, что это. Ее жизненный цикл подходил к концу. Свет вокруг нее становился все ярче, готовясь к финальному растворению. Но это медленное, чуждое присутствие извне оставалось. Оно было там, на пороге ее исчезновения. И оно, казалось, смотрело.

Путешествие через Пустоту было бесконечным. После обнаружения мира с обратным временем, команда "Искателя Замысла" переживала период глубокого осмысления. Коллективный Разум показал Создателя как, возможно, безразличного логика, оставившего свое предсказуемое творение. Мир, идущий вспять, представил Его как экспериментатора, готового играть с самыми основами реальности, даже ценой страданий своих созданий. Арион, Элиша и их команда искали Первооснову, но находили лишь подтверждения многогранности, непредсказуемости и, возможно, спорности методов Творца.

Их усовершенствованный Кондуит, который теперь был настроен на поиск аномалий в самой структуре Пространства-Времени, продолжал свою работу. Гигантская тарелка сенсора на борту корабля прочесывала бескрайние просторы, вслушиваясь в симфонию Вселенной – или, скорее, в ее диссонансы.

Внезапно, приборы ожили. Не знакомый резонанс обратного времени. Не хаотичный шум мира энергий. Это было нечто иное. Чрезвычайно быстрый, пульсирующий сигнал, словно вся область пространства мгновенно рождалась, развивалась и исчезала в темпе, который их обычное восприятие едва могло уловить.

"Что это за чертовщина?" – воскликнул один из техников, склонившись над пультом. "Сигналы… они проносятся с невероятной скоростью! Целые циклы событий умещаются в микросекунды по нашей шкале!"

Арион и Элиша поспешили к главному наблюдательному посту. На визуализаторах, настроенных на сверхбыстрое восприятие, они увидели калейдоскоп изменений. Ландшафты вспучивались и оседали. Энергетические структуры вспыхивали и гасли. Это был мир в лихорадочном, ускоренном движении.

"Мир с ускоренным временем?" – пробормотал Арион, его научное любопытство боролось с ошеломлением. "Но насколько ускоренным? Похоже, целая геологическая эпоха здесь пролетает за наши секунды."

По мере того, как Кондуит фокусировался на мире, им удалось выделить отдельные, более стабильные сигналы – признаки жизни. И тут их ждал новый шок. Существа появлялись, стремительно развивались, двигались с головокружительной скоростью и исчезали. Их жизненный цикл проносился перед глазами наблюдателей как полет пылинки.

"Они… они живут мгновения," – тихо произнесла Элиша, ее лицо побледнело. Это было настолько чуждо их пониманию жизни, длящейся десятилетиями, что казалось почти нереальным.

Но по мере того, как их системы анализировали энергетические сигналы, исходящие от этих существ, стало ясно нечто еще более поразительное. Эти мимолетные жизни были невероятно насыщены. Сигнатуры их мозговой активности, или ее аналогов, показывали обработку огромных объемов информации. Они не просто хаотично двигались, они познавали. Стремительно, интенсивно, с невероятной эффективностью.

Искатель Замысла начал сканировать коллективные архивы знаний этого мира – энергетические структуры, которые пульсировали сложнейшими данными. Расшифровка шла медленно, даже для их продвинутых систем, но первые фрагменты показывали понимание физических законов на уровне, который их собственная наука только начинала осваивать. Эти существа, живущие миг, постигали фундаментальные основы Вселенной с головокружительной скоростью.

Среди тысяч стремительных, мелькающих сигналов, Кондуит выделил один. Он был на финальной стадии своего цикла, готовился к исчезновению, но при этом излучал энергию невероятно интенсивной мысли. Казалось, все знания, накопленные этим существом за его короткую жизнь, сжимались в последнем, ярком импульсе перед растворением.

"Этот сигнал… он уникален," – доложил техник. "Высшая концентрация обработанной информации, которую мы когда-либо фиксировали от индивидуального существа в этом мире. И он… он угасает. Его цикл завершается."

Арион и Элиша смотрели на визуализацию этого отдельного, угасающего существа. В этой мимолетной точке энергии они увидели не просто биологическую форму, а свидетельство невероятного эксперимента Создателя. Жизнь, посвященная чистому, сжатому познанию, уходящая в небытие с накопленной мудростью.

В этот момент, в их сознании возникла дерзкая, почти безумная мысль. Что если это существо, несущее в себе такое концентрированное знание, не должно просто исчезнуть? Что если его можно… спасти? Извлечь из этого ускоренного потока времени и перенести в их, "нормальный" темп?

Это было бы беспрецедентное вмешательство. Нарушение принципов другого мира. Огромный технический вызов. Но мысль о потере такого источника знания, о том, что вся эта мудрость просто рассеется, была невыносимой. К тому же, в этом был и другой аспект – этический. Увидев цену познания в мире с обратным временем, они теперь видели цену его в мире Краткости. Была ли в замысле Создателя лишь холодная игра с параметрами? Или они могли внести в эту игру свою собственную, непредсказуемую переменную – сострадание и желание сохранить ценность жизни, даже если она мимолетна?

"Мы должны попробовать," – решительно сказал Арион. "Его знание… оно может быть бесценным для нашего поиска. И… мы не можем просто смотреть, как оно исчезает."

Элиша кивнула, хотя в ее глазах читалось беспокойство. "Это огромный риск, Арион. Мы не знаем, что произойдет, если вырвать существо из его временного потока."

"Но мы и не знаем, что мы найдем, если не попробуем," – ответил он. Их путь был путем исследования, и иногда это требовало непредсказуемых шагов.

Команда получила приказ. Техники начали лихорадочно перенастраивать Кондуит, превращая его из инструмента поиска в инструмент… захвата и стабилизации. Им нужно было синхронизироваться с ускоряющимся временным потоком цели, извлечь ее в самый последний момент и стабилизировать ее существование в своем, гораздо более медленном темпе. Цель – тот самый сигнал интенсивной мысли, тот самый обитатель на пороге исчезновения – была крошечной точкой в огромном, стремительном мире. Но это была точка, несущая в себе мудрость целой, хоть и короткой, жизни. И они решили бороться за нее.

На борту "Искателя Замысла" каждая секунда имела значение. Команда работала, перенастраивая Кондуит и готовя стабилизационные поля. Задача была беспрецедентной: извлечь сущность из временного потока, который в миллионы раз быстрее их собственного и движется в ином ритме, и интегрировать ее в свою реальность, не уничтожив при этом ни ее, ни корабль. Цель – тот самый интенсивный сигнал, та самая Лия – приближалась к своей точке исчезновения в стремительно меняющемся мире внизу.

"Цель идентифицирована. Финальная стадия цикла. Распад начнется через… три наших миллисекунды," – доложил техник по сенсорам, его голос был напряжен.

"Синхронизация временных полей!" – скомандовал Арион, его глаза не отрывались от главного экрана, где мелькало изображение мира Краткости. Нужно было настроить Кондуит так, чтобы он буквально "догнал" временной поток Лии в ее последние мгновения.

Элиша стояла рядом, сосредоточенная. Она не понимала всех технических деталей, но чувствовала колоссальное напряжение энергетических контуров Кондуита и огромный риск, на который они шли. Они вмешивались в акт творения, в финальный момент жизни существа из другого мира, созданного по совершенно иным законам.

"Синхронизация 99.99%! Захват!"

Внизу, в мире Краткости, в тот самый миг, когда сознание Лии сжималось до последнего вопроса, а свет вокруг нее готовился поглотить ее форму, она почувствовала не привычное растворение, а нечто иное. Ощущение, похожее на выдергивание, на рывок из потока. Медленное, колоссальное, чуждое ей движение, которое буквально выворачивало ее бытие наизнанку. Ее ускоренное восприятие на мгновение показало ей эту силу – медленную, огромную, идущую извне, из мира, чье время почти застыло по ее меркам.

На борту "Искателя Замысла" раздался вой перегрузки, но затем он сменился ровным гудением. В центре лаборатории, внутри стабилизационного поля, сгустился свет. Он пульсировал, менял форму, казалось, боролся сам с собой. Это была Лия, ее сущность, пойманная на самом краю своего исчезновения и насильно перенесенная в чуждый ей временной поток.

"Стабилизационное поле держит," – с облегчением выдохнул техник. "Био-сигнатуры… странные. Энергетическая структура… невероятно сложная. Но стабильная."

Свет постепенно принял более четкие очертания, застывая в форме, напоминающей сплетение тончайших энергетических нитей, внутри которых мерцало сгущенное знание. Это было нечто хрупкое и инопланетное.

Арион осторожно приблизился к полю. "Приветствуем… тебя на борту, кто бы ты ни была."

Ответа не последовало в привычном понимании. Существо, или теперь уже Лия, казалось дезориентированным. Ее сознание, привыкшее работать на невероятных скоростях в мире, где время шло иначе, теперь оказалось в вязкой, медленной среде. Секунды для нее стали казаться эонами. Одно ее "воспоминание" о "будущем" (нашем прошлом), которое раньше проносилось мгновенно, теперь разворачивалось с мучительной медлительностью.

Первые попытки общения были сложными. Их языки, их способы передачи информации – все было разным. Однако у них было одно общее – Кондуит. Используя его как интерфейс, Арион и команда попытались установить связь на уровне чистого обмена данными, энергии мысли.

Постепенно, невероятный интеллект Лии начал адаптироваться. Ее способность к быстрому обучению, которая была ключом к выживанию в ее мире, сработала и здесь. Она начала усваивать новую реальность – реальность медленного, поступательного времени. Она видела "долгоживущих" существ перед собой, чьи жизни казались ей непостижимо долгими и размеренными.

Через Кондуит, преобразующий ее энергетические сигналы в формы, понятные людям, Лия начала "говорить". Ее "слова" были сгустками информации, насыщенными знанием Вселенной. Она "рассказала" о своем мире, о стремительном потоке времени, о жажде познания, о законах, которые она успела постичь. И она передала свой последний вопрос, вопрос, который созрел в ней перед самым "концом": "Зачем этот мир Краткости?"

Арион и Элиша слушали, пораженные. Знания Лии были невероятны. Она видела Вселенную под таким углом, который был недоступен им, со своей точки зрения сверхбыстрого, познающего бытия. Но более всего их тронул ее вопрос. Он перекликался с их собственными вопросами к Создателю.

Они "рассказали" ей о своем поиске, о Коллективном Разуме, о мире с обратным временем, о своем стремлении понять замысел Творца, Его Первооснову.

Лия, несмотря на шок от смены временного потока и новой реальности, увидела в их миссии ответ на свой собственный вопрос "Зачем?". Возможно, цель ее мира заключалась в том, чтобы породить знание, которое однажды будет найдено и использовано в более масштабном поиске. Ее неутолимая жажда познания, которая не могла быть полностью удовлетворена в рамках ее короткой жизни, теперь нашла новую цель.

"Я… пойду с вами," – передала Лия через Кондуит. Ее форма в стабилизационном поле мерцала, адаптируясь к новым условиям. "Мое знание… может быть полезно. Я хочу понять… Замысел."

Таким образом, Лия, существо из мира Краткости и Познания, которое должно было раствориться в энергетическом истоке, стала пассажиром на борту "Искателя Замысла". Она была живым мостом между разными гранями Творения Создателя. Ее присутствие на корабле, ее уникальное восприятие и безмерное знание обещали изменить все их понимание Вселенной и их собственного пути.

"Искатель Замысла" покинул окрестности мира Краткости. Впереди лежала бескрайняя Пустота, полная новых тайн и новых экспериментов Создателя. Арион, Элиша и их новый, удивительный спутник, двинулись дальше, их поиск стал сложнее, их команда – разнообразнее, а горизонт понимания – еще более далеким и манящим. Путешествие продолжалось

Часть 3 Мир вечной войны.

Пролог: Эксперимент с Ненавистью

Пустота, свидетель бесчисленных экспериментов Создателя, принимала новую идею. Он создал порядок и хаос, испытал логику и иррациональность, играл со временем и плотностью бытия. Он искал искру, смысл, непредсказуемость. Но в своем поиске Он касался не только того, что люди назвали бы "светом". В спектре бытия были и другие, более темные оттенки.

Что такое конфликт в чистом виде? Не временное столкновение интересов, не путь к примирению или разрушению, а само постоянное, непрекращающееся состояние? Что такое ненависть, если лишить ее цели, кроме собственного самоподдержания? Можно ли построить мир, где сам принцип существования основан на вечной, неразрешимой борьбе?

Любопытство Создателя не знало моральных оценок в человеческом понимании. Оно было абсолютным, стремящимся познать все грани возможного. И теперь Его внимание привлекло то, что в более поздних, "био-системах" проявлялось как одна из самых разрушительных сил – способность к непримиримой вражде, к конфликту, который кажется бесконечным.

Он выделил новую область в Пустоте. Задал базовые законы, которые гарантировали бы одно: равновесие противостояния. Ни одна сторона конфликта никогда не сможет окончательно победить. Разрушение будет всегда сопровождаться восстановлением, потери – восполнением.

Он создал существ для этого мира. Не смертных, чьи жизни могли бы закончиться, принеся конец и конфликту. А существ, способных к бесконечной регенерации или возрождению. Неуязвимых в своей способности продолжатьборьбу. Вложил в них фундаментальный, неустранимый антагонизм, не позволяющий примириться, понять или даже перестать ненавидеть друг друга. Их природа была самой сутью конфликта.

Это был эксперимент с самой сущностью вражды. Что произойдет с сознанием, если оно обречено на вечную войну? Как проявит себя бытие, если его единственным смыслом станет уничтожение противника, который никогда не будет уничтожен? Сможет ли в этом горниле бесконечной ненависти зародиться какая-то новая форма осознания, или лишь отточенная, но бессмысленная эффективность разрушения?

Он установил правила: вечная война. Никакого мира. Никакой победы. Только нескончаемое, ожесточенное противостояние между теми, кто не может умереть и не может простить. Он наблюдал, как мир обретает форму, как первые существа сталкиваются в бою, их ненависть – не продукт истории или обстоятельств, а часть их фундаментальной программы.

В этом мире не было места для сострадания, для понимания, для поиска смысла, кроме смысла в уничтожении. Это был чистый, концентрированный конфликт. Очередной эксперимент Создателя, исследующий самые темные возможности бытия. И Он ждал, что покажет этот мир вечной войны.

Глава 1: Горнило Вечной Войны

Это не было поле боя. Это был мир, ставший полем боя. От полюса до полюса, каждый дюйм его истерзанной поверхности нес следы бесконечного конфликта. Некогда, возможно, здесь были океаны, теперь превращенные в моря кипящей кислоты и плазмы. Были леса, теперь – почерневшие, кристаллизованные остовы, искореженные мощью нескончаемых взрывов. Города возвышались не как центры жизни, а как грандиозные фортификационные сооружения, чьи стены постоянно обрушивались под ударами оружия и тут же восстанавливались наномашинами или биологической регенерацией самой планеты. Небо, если оно и было когда-то голубым, теперь постоянно затянуто едким, оранжево-красным туманом, пронизанным вспышками энергетических разрядов и трассеров.

Здесь не было мирных жителей, не было детей, не было стариков в нашем понимании. Были только воины. Две фракции, два вида, вышедших из одного корня, но разведенных принципами, столь же фундаментально противоположными, как созидание и разрушение. Стражи Осколков и Властители Энтропии. Их тела были чудовищно эффективными машинами для войны – сплав органики и невероятно устойчивых материалов, способных выдерживать самые разрушительные воздействия. Оружие проходило их насквозь, разрывало на части, обращало в пыль, но спустя мгновения, из обломков и рассеянной энергии, они собирались вновь, восстанавливая свою форму, готовые продолжить бой с тем же неистребимым рвением. Они были бессмертны в своей способности к регенерации.

Битва была их единственным состоянием. Они не знали усталости, страха смерти (поскольку не могли умереть) или сомнений. Их существование было подчинено одной цели: уничтожению противника. Но это уничтожение никогда не было окончательным. Властители Энтропии разносили Стражей Осколков в атомы, превращали их крепости в руины, но из рассеянной энергии Стражи Осколков собирались вновь, восстанавливая не только тела, но и разрушенные структуры, с той же неумолимой логикой порядка. Стражи Осколков подавляли сопротивление Властителей Энтропии, заключали их в силовые поля, сжимали до сингулярности, но Властители Энтропии высвобождались, вновь обретая форму и продолжая сеять хаос с той же непримиримой яростью.

Их противостояние было заложено в самой их природе, в их ДНК, в их энергетической структуре. Это была не вражда, возникшая из-за ресурсов или идеологий; это была фундаментальная, первичная ненависть, причина которой была забыта , оставшись лишь чистой, неистребимой силой.

Сквозь грохот взрывов и звон сталкивающегося оружия, сквозь ярость рукопашных схваток и ожесточенность стратегического планирования, в глубине их разума, заточенного на войну, жила одна мысль, один невысказанный вопрос. Он не отвлекал их от боя, но был его безмолвным спутником.

Когда придет конец этой битве?

Они не ждали ответа, не искали его активно. Это был скорее рефлексивный вопрос бытия. Если они не могут умереть, если противник не может быть уничтожен, если ненависть не угасает, то когда, как это может закончиться? У их бессмертного конфликта не было горизонта. Только вечное сейчас, наполненное разрушением и возрождением.

Этот вопрос, как тихое эхо, пронизывал весь мир, отражаясь от обломков, вибрируя в самой почве. Это было единственное, что объединяло обе фракции – знание о вечности их борьбы и немой вопрос о ее цели.

В этом горниле, выкованном Создателем как эксперимент с ненавистью и нескончаемым конфликтом, жизнь была лишь функцией войны, а смерть – лишь временной неудачей на пути к следующей схватке. И над всем этим висел безмолвный, безнадежный вопрос: когда же придет конец этой битве?

Глава 2: Логика Вражды

В этом мире не было ни академий, ни философских школ в привычном понимании. Единственным знанием была война, единственной наукой – искусство уничтожения. Разум существ этого мира, будь то Стражи Осколков или Властители Энтропии, был невероятно развит, но его структура была полностью подчинена логике конфликта. Они были гениями стратегии и тактики, мастерами инженерии и химии, но все их таланты служили одной цели: нанесению максимального урона противнику и обеспечению собственного бесконечного продолжения боя.

Для Стражей Осколков, чья логика основывалась на порядке и структуре, каждый бой был задачей по установлению контроля. Их мышление было похоже на гигантский, непрерывно работающий вычислительный комплекс, анализирующий поле боя, просчитывающий траектории, оптимальные формации, точки прорыва и обороны. Они строили сложнейшие алгоритмы для прогнозирования действий противника, создавали энергетические щиты, способные отразить любые известные атаки, и разрабатывали оружие, предназначенное для разрушения структур на самом фундаментальном уровне, превращая врага в набор нефункциональных элементов. В их глазах, Властители Энтропии были хаотической аномалией, ошибкой, которую необходимо исправить, приведя к состоянию полного, неизменного порядка – их порядка.

Властители Энтропии, напротив, мыслили категориями изменения и распада. Их логика была непредсказуема для Стражей Осколков, основана на принципах дестабилизации, нелинейности и самоумножающегося хаоса. Они не строили крепостей, а создавали ловушки, не выстраивали ряды, а рассыпались и перегруппировывались с головокружительной скоростью. Их гений проявлялся в создании оружия, вызывающего цепные реакции разрушения, в использовании дезинтегрирующих полей, способных расщепить материю, в разработке психотронного оружия, способного нарушить логические процессы противника. В их глазах, Стражи Осколков были косной, застывшей структурой, которую необходимо разрушить, чтобы высвободить чистую энергию хаоса – их хаоса.

Конфликт этих двух логик порождал бесконечную гонку вооружений и методов уничтожения, которая со стороны выглядела бы одновременно ужасающе и завораживающе. Когда Стражи Осколков создавали поле, отражающее энергетические разряды, Властители Энтропии изобретали оружие, проходящее сквозь поля, воздействуя непосредственно на внутренние связи материи. Когда Властители Энтропии разработали вирус, вызывающий мгновенную коррозию биомеханических компонентов, Стражи Осколков находили способ мгновенно восстанавливать поврежденные участки, используя чистую энергию боя.

Их методы убийства были изощренны и ужасающи. Энергетическое оружие, способное сжигать дотла. Звуковые излучатели, разрывающие плоть и кости. Психотронные импульсы, сводящие с ума. Кислотные дожди, растворяющие металл и плоть. И каждый раз, когда один вид изобретал новый способ уничтожить другого, противник находил способ противостоять, регенерировать, или изобрести нечто еще более ужасное в ответ.

В их "научных лабораториях" работа кипела. Инженеры и биологи обеих сторон, чьи тела несли свежие шрамы от недавних "смертей", анализировали данные последнего боя, разрабатывали прототипы нового оружия или усиливали регенеративные процессы. Для них это была не абстрактная наука, а прямое продолжение борьбы. Познание равнялось способности убивать и выживать.

Но в этой совершенной, холодной логике вражды, в этом нескончаемом цикле разрушения и восстановления, иногда, в очень редкие моменты, когда сознание оказывалось на грани полной дезинтеграции перед очередной регенерацией, или когда сталкивались с особенно неразрешимым тактическим парадоксом, возникала трещина. И в эту трещину просачивался тот самый вопрос, который их логика не могла разрешить.

Когда придет конец этой битве?

Это не было желанием мира. Их природа исключала его. Это было скорее логическим противоречием. Бесконечный процесс, не имеющий ни цели , ни завершения. Парадокс, который даже их острый, заточенный на войну разум не мог ни принять, ни полностью отбросить. Этот вопрос был тихим безумием в их совершенной логике, эхом изначального, непостижимого замысла Создателя, который обрек их на вечность в горниле ненависти

Глава 3: Бесконечный Цикл Функции

Жизнь в мире вечной войны не была проживанием в нашем понимании. Она была исполнением функции. Каждое существо, будь то Страж Осколков или Властитель Энтропии, было частью огромного, бесконечного механизма конфликта, движущегося по циклам разрушения и восстановления. Смерть здесь не была уходом; она была лишь фазой.

Типичный "день" Стража Осколков мог начаться с обороны разрушающейся позиции. Часы ожесточенного боя, где их тела многократно получали критические повреждения – конечности отрывались, броня плавилась, энергетические ядра пробивались. Каждый раз, прежде чем наступал полный распад, их внутренние системы активировали процесс регенерации. Это не всегда было мгновенно. Иногда это требовало времени – несколько минут, пока форма восстанавливалась из рассеянных элементов, пока сознание собиралось воедино из фрагментов. Эти моменты были, пожалуй, ближайшим к "отдыху", что они знали, но даже тогда их разум продолжал анализировать данные боя, готовясь к следующему столкновению.

Для Властителя Энтропии цикл мог начаться с планирования диверсии – быстрого, непредсказуемого удара по укреплениям врага. Молниеносное проникновение, активация дезинтегрирующих зарядов, бой в упор, приводящий к их собственному "уничтожению". Они распадались на энергию и материю, их сознание временно рассеивалось, но затем, следуя заложенной программе, они собирались вновь в новом месте, готовые вновь сеять хаос.

Ощущение "смерти" и регенерации было уникальным аспектом их бытия. Это не была мучительная агония. Скорее, ощущение быстрой, принудительной деконструкции, за которой следовало неизбежное, почти автоматическое восстановление. Представьте, что ваше тело разбирают на части, а потом собирают обратно, без вашей воли, без возможности остановить процесс. Для них это стало привычным. Но это также означало, что не было возможности сбежать. Даже полное разрушение не приносило забвения, лишь временную паузу перед возвращением в горнило битвы.

Это бессмертие в конфликте наложило отпечаток на все их "общество". У них не было культуры мира, искусства, не связанного с разрушением или его изображением. Их "ритуалы" были связаны с войной: сбор и обработка материалов для регенерации, совершенствование оружия, церемонии, посвященные особенно эффективным актам уничтожения противника. Их "общение" вне боя было исключительно прагматичным – обмен тактической информацией, планирование следующей атаки или обороны, анализ эффективности новых методов убийства.

В их совершенной, заточенной на войну логике, не было места для понятий вроде сострадания, дружбы или любви. Была лишь вражда, и функциональное взаимодействие внутри своей фракции.

И все же, несмотря на эту запрограммированную природу, в глубине их существа, под слоем вечной ненависти и бесконечного цикла, жил тот самый вопрос, который их логика не могла разрешить:

Когда придет конец этой битве?

Этот вопрос возникал не как возглас отчаяния, а как логический парадокс. Если процесс бесконечен, не имеет цели, кроме собственного повторения, то каков его истинный статус? Является ли бесконечность целью? Или бесконечность – это отсутствие цели? Они не могли найти ответа, потому что их разум был инструментом войны, а не поиска смысла вне войны.

Они видели, как их противники возрождаются снова и снова, как их собственные тела собираются из небытия. Они знали, что это будет продолжаться вечно. В этом знании не было ни надежды, ни окончательного принятия. Только факт. И вопрос.

Бесконечный цикл функции. Разрушение. Регенерация. Снова разрушение. Снова регенерация. В мире, созданном как эксперимент с ненавистью, не было выхода. Только вечное сейчас, наполненное битвой. И в этой вечности их единственным спутником был вопрос, который, возможно, был единственным отголоском чего-то "иного", чего-то, что лежало за пределами их предопределенной судьбы. Вопрос о конце.

Глава 4: Обнаружение Бури

Путешествие "Искателя Замысла" продолжалось. После интеграции Лии в команду, жизнь на корабле изменилась. Ее присутствие было постоянным напоминанием о безграничном разнообразии экспериментов Создателя и о том, как мало они на самом деле понимали. Лия, все еще адаптирующаяся к более медленному темпу их времени, проводила свои "дни", поглощая знания из корабельных архивов, и порой ее уникальное восприятие и глубокое знание фундаментальных законов Вселенной открывали Ариону и Элише новые, неожиданные перспективы. Она была мостом, связывающим их с тайнами Творения, которые иначе остались бы недоступными.

Кондуит, теперь работающий в связке с уникальными способностями Лии и структурам реальности, продолжал поиск. Они искали не просто планеты, а аномалии – места, где ткань Пространства-Времени или законы физики были изменены, где ощущалось присутствие "подписи" Создателя, отличной от стандартных, "фоновых" параметров Вселенной.

И вот, в одном из регионов Пустоты, их сенсоры, усиленные восприятием Лии, зафиксировали нечто новое. Не чистый резонанс обратного времени. Не сгусток стремительной энергии. Это была постоянная, мощная турбулентность. Энергетическая сигнатура, напоминающая непрекращающуюся бурю, вихрь разрушения и восстановления, который не ослабевал ни на мгновение.

"Получаю очень странные данные," – доложила Лия через интерфейс Кондуита, ее "голос" был потоком упорядоченной информации, который их системы переводили в понятные концепции. Ее восприятие, даже замедленное, улавливало нюансы энергии, недоступные человеческим приборам. "Материя постоянно разрушается и… восстанавливается. Не случайный процесс. Очень… упорядоченное разрушение."

Арион склонился над пультом. "Упорядоченное разрушение? Это противоречие в терминах, Лия."

"В рамках вашей логики – да," – ответила она. – "Но здесь… процесс деструкции выглядит как функция. Постоянная. Сбалансированная. Нечто… поддерживает этот цикл бесконечно."

По мере того, как "Искатель Замысла" приближался, визуализаторы начали отображать мир – красное, пылающее зарево, окутанное токсичным туманом. Приборы показывали невероятный уровень энергетических выбросов, постоянные сейсмические колебания, изменения в составе атмосферы, происходящие с пугающей частотой. Это не была живая, развивающаяся планета. Это было горнило.

Затем, настроив сенсоры на более тонкое разрешение, они начали различать источники этой турбулентности – движущиеся объекты. Множество объектов, постоянно сталкивающихся, излучающих энергию, распадающихся и тут же собирающихся вновь.

"Существа," – выдохнула Элиша, ее глаза расширились от ужаса. – "Они… они сражаются. Постоянно."

Визуализация с высоким разрешением подтвердила их догадку, показав детали этого бесконечного танца смерти и возрождения. Две фракции, бьющиеся друг с другом с неистовой яростью. Оружие, технологии – все, что они видели, было заточено исключительно на нанесение урона и последующее восстановление. Это была война в ее чистом, концентрированном виде, лишенная стратегии завоевания или защиты в обычном понимании, лишь бесконечный процесс уничтожения.

"Они не умирают," – прошептал Арион, наблюдая, как существо, разорванное на части энергетическим разрядом, собирается вновь, даже не упав на землю. "И они не прекращают биться."

Лия, чей разум мгновенно обрабатывал поступающие данные о физике этого мира, его энергетике, жизненных циклах обитателей, передала свое заключение. "Их существование… функция конфликта. Заложено на фундаментальном уровне. Ненависть… как базовый принцип. И бессмертие… как гарантия вечности процесса."

Для Ариона, ученого, это было невероятным, хотя и ужасающим, объектом исследования – миром, построенным на принципах, которые их собственная логика считала саморазрушительными. Для Элиши, человека веры, это было пугающим проявлением возможных темных сторон Творения. Для Лии, которая знала цену краткости и постигала законы Вселенной, это был еще один парадокс в бесконечной мозаике экспериментов Создателя – мир, где знание служило лишь разрушению, а вечность была проклятием, а не даром.

По мере того, как они наблюдали, Лия уловила нечто еще – тонкий, низкочастотный резонанс, исходящий от самих существ, пронизывающий весь мир. Не агрессия. Не боль. Что-то другое.

"Они… задают вопрос," – передала Лия. Ее способность воспринимать фундаментальные паттерны бытия позволяла ей "слышать" то, что оставалось скрытым от человеческих приборов. "Постоянно. Как фоновый шум Вселенной этого мира."

"Какой вопрос, Лия?" – спросил Арион, его голос был напряжен.

Ответ пришел, прозвучав в их сознании как эхо из бездны нескончаемой борьбы:

– Когда придет конец этой битве?

Этот вопрос, исходящий от существ, обреченных на вечную войну, потряс их до глубины души. Это было не просто биологическое существование; это было сознание, запертое в бесконечном цикле, вопрошающее о своем конце.

"Создатель…" – прошептала Элиша. Теперь она видела этот мир не просто как абстрактный эксперимент, а как место невыносимого, вечного страдания, даже если сами существа воспринимали его как функцию.

Перед ними лежал мир вечной войны, страшное свидетельство, возможно, самых мрачных граней любопытства Создателя. Мир, где ненависть была бессмертна, а конец – недостижим. И они, искатели смысла, столкнулись с реальностью, которая, казалось, была лишена любого смысла, кроме самой битвы. Что они могли сделать с этим знанием? Могли ли они понять логику такого Творения? Или им оставалось лишь наблюдать за этой бесконечной бурей?

Глава 5: Анализ Горнила

"Искатель Замысла" держался на безопасном расстоянии, став невидимым призраком в атмосфере, насыщенной энергией конфликта. Смертоносная симфония разрушения и восстановления разворачивалась перед их глазами, транслируемая на главные экраны. Ужас первых впечатлений сменился сосредоточенным, хотя и потрясенным, анализом. Научные приборы корабля работали на пределе, пытаясь осмыслить невозможные параметры этого мира.

Они анализировали энергетические сигнатуры оружия – каждый тип, его мощность, принцип действия. Изучали процессы регенерации – скорость, потребляемую энергию, последовательность восстановления форм. Они моделировали тактические сценарии, пытаясь найти закономерности, слабые точки, возможности для перемирия или истощения ресурсов. Но раз за разом их модели упирались в тупик. Любой сценарий заканчивался либо полной регенерацией обеих сторон, либо взаимным уничтожением, за которым неизбежно следовало взаимное возрождение.

"Их технологии… поразительны," – произнес Арион, глядя на схему энергетического щита Стражей Осколков, способного распределять и нейтрализовать энергию удара с математической точностью. "И их способность к адаптации… Властители Энтропии изобрели оружие, которое обходит этот щит, воздействуя напрямую на энергетическую матрицу цели. А Стражи Осколков уже разрабатывают контрмеры."

"Это бесконечная гонка вооружений," – добавила Лия, ее сознание, работающее быстрее человеческого, уже обработало терабайты данных об их боевых технологиях. Ее "голос" в Кондуите был спокоен, но в нем ощущалась тень непостижимости. "Каждое новое изобретение лишь уравновешивается ответным действием противника. Нет… финального хода."

Наибольшую загадку представляла собой их непримиримость. Анализ их энергетических полей, их поведенческих отличий, их "общения" не выявлял никаких признаков стремления к миру, к компромиссу, даже к временному прекращению огня. Ненависть была не эмоцией; она была функцией, определяющей их взаимодействие на самом базовом уровне. Их логика, сколь бы сложной ни была в аспектах войны, была ущербной в аспектах сосуществования. Для Стражей Осколков, мир означал полное уничтожение хаоса, что требовало уничтожения Властителей Энтропии. Для Властителей Энтропии, мир означал полное разрушение порядка, что требовало уничтожения Стражей Осколков. Круг замыкался.

Элиша наблюдала за этим с болью в сердце. Как человек веры, она искала в творениях Создателя отголоски высшего порядка, смысла, гармонии. Мир Коллективного Разума был пугающе логичен, но понятен как эксперимент с интеллектом. Мир Краткости, несмотря на свою мимолетность, нес в себе стремление к познанию, к постижению истины. Но этот мир… мир вечной войны казался апофеозом бессмысленности.

"Зачем Он создал это?" – тихо спросила она, обращаясь больше к себе, чем к Ариону или Лие. "Какова цель эксперимента, результатом которого является лишь бесконечное страдание… или, как говорит Лия, бесконечное исполнение функции конфликта?"

Лия, воспринимающая мир на фундаментальном уровне, попыталась дать ответ, основанный на анализе энергии мира. "Их существование… поддерживает баланс. Баланс между порядком и хаосом в чистом виде. Но этот баланс… статичен в своей динамике. Это не эволюция. Это… состояние."

Арион, тем временем, пытался уловить тот самый низкочастотный резонанс, о котором говорила Лия – их невысказанный вопрос. Настроив Кондуит, ему удалось выделить этот сигнал из общего шума битвы. Это был не звук, не слово, а чистый энергетический фон, повторяющийся с монотонной регулярностью, пронизывающий все поле боя.

Он сконцентрировался, пытаясь расшифровать его значение. Лия помогала, ее понимание чуждых форм энергии было интуитивным и глубоким. И постепенно, смысл проявился, не как перевод, а как внезапное, холодное понимание.

– Когда придет конец этой битве?

Вопрос прозвучал в сознании всех на командном мостике, исходя от мира, который они наблюдали. Это было не мольба о помощи, как у обитателей мира с обратным временем. Это был вопрос, лишенный надежды, почти логическое недоумение бесконечно длящихся существ, чье единственное предназначение – бороться.

"Они знают," – прошептал Арион. – "Они знают, что конца не будет. И все равно… задают этот вопрос."

Это осознание было, пожалуй, самым страшным. Эти существа не были просто безмозглыми автоматами. Они были разумны, способны к сложнейшему мышлению, но их разум был ловушкой, заключенной в бесконечном цикле, вопрошающей о конце, который их природа исключала.

Элиша почувствовала озноб. Это был эксперимент с ненавистью. И его результатом стало не просто насилие, а сознание, обреченное на вечность в этом насилии, осознающее свою обреченность и вопрошающее о спасении, которого не может быть. Как это сочеталось с Создателем, которого они искали? С Создателем, который создал красоту и стремление к познанию?

Перед ними лежал мир, который был одновременно чудовищным и, по-своему, завершенным – в своей бесконечности. Их научный анализ дал им знание о механизмах. Восприятие Лии открыло глубину. А вопрос обитателей пронзил до самого сердца. Они увидели не просто войну, а живое, вечное горнило ненависти. И теперь они должны были решить, что делать с этим знанием. Могли ли они вмешиваться в такой эксперимент? Или их роль была лишь наблюдать за этой мрачной гранью Творения?

Глава 6: Вопрос Примирения

Дни наблюдений за миром вечной войны слились в единый, мрачный поток ужаса и анализа. Команда "Искателя Замысла" постигла механику этого бесконечного конфликта, логику вражды, бессмертие воинов и их невысказанный вопрос. Научное любопытство Доктора Ариона было удовлетворено знанием о беспрецедентной системе, но по человеческой сути он был потрясен. Вера Наставницы Элиши столкнулась с одним из самых страшных своих испытаний – примирить образ Создателя с реальностью вечного, бессмысленного страдания. Лия, чье знание было обширным, но чье существо было чуждо ненависти и вечному циклу, воспринимала этот мир как логический парадокс, завершенный в своей функции, но лишенный цели.

Вопрос "Когда придет конец этой битве?" висел в воздухе командного мостика, как невидимая пыльца, проникающая в сознание. Они знали, что обитатели мира задают его, и теперь этот вопрос стал и их вопросом к Создателю.

"Их бессмертие кажется абсолютным," – доложил Арион, завершая очередной отчет. "Любой известный нам тип энергии, любая физическая сила – они либо адаптируются, либо регенерируют. И их ненависть… не проявляет признаков ослабления. Это не конфликт, который может 'выгореть'."

Лия, сидящая в своем стабилизационном поле, передала данные. "Я проанализировала их фундаментальные энергетические особенности. Логика вражды… прошита на уровне ядра их существа. Это не приобретенное поведение. Это природа. Как ваша потребность в пище или моя в познании."

"Значит, они не могут примириться?" – спросила Элиша, ее голос звучал устало.

"Логически невозможно," – ответила Лия. – "Их принципы взаимоисключающи до такой степени, что сосуществование в покое… приведет к аннигиляции их сути."

Несмотря на эту мрачную картину, Лия, чье мышление было ориентировано на поиск решений и путей, предложила идею. Основываясь на своем глубоком знании энергетических взаимодействий и структуры реальности на фундаментальном уровне, она увидела теоретическую возможность.

"Существует способ… нарушить цикл регенерации," – передала Лия. – "Воздействуя на базовые резонансы их энергетических ядер. Это потребует колоссальной мощности и точности. Но… это может остановить их."

В командном мостике повисло напряженное молчание. Остановить их. Прекратить битву. Закончить вечность в горниле.

Но затем, Арион, анализируя слова Лии и сопоставляя их со знанием о природе этих существ, увидел ужасающую перспективу. Он посмотрел на экраны, где воины обеих фракций с неистовой яростью разрывали друг друга на части, используя оружие невероятной мощи.

"Лия, если мы остановим конфликт… что произойдет с их энергией? С их природой?" – спросил он, его голос был тих, но полон нового, холодного страха.

"Природа… останется," – ответила Лия, обрабатывая его вопрос. – "Жажда битвы. Потребность в уничтожении. Ненависть… как функция. Если она не будет направлена на противника… в их мире…"

Осознание ударило по всем присутствующим с силой физического толчка. Если их потребность в конфликте, их безграничная мощь, их бессмертие не будут поглощаться взаимным уничтожением внутри их мира… то эта сила, эта потребность выплеснется наружу. На другие миры. На Вселенную.

Эти существа, неуязвимые, способные к бесконечной регенерации, заточенные на войну, могли бы стать неудержимой силой разрушения, способной стереть с лица Вселенной цивилизации, включая их собственную. Их изобретательность в методах убийства, отточенная миром вечной войны, обрушилась бы на тех, кто не способен к мгновенной регенерации.

И тут Арион, Элиша и Лия поняли нечто еще. Они проанализировали технологии этого мира вдоль и поперек. Оружие разрушения – да. Системы регенерации – да. Но нигде не было и намека на технологии дальнего обнаружения, навигации в гиперпространстве, межзвездных путешествий. Ничего, что позволило бы им покинуть свой мир.

"Создатель… Он не дал им возможность уйти," – прошептала Элиша, ее глаза были широко открыты. – "Он создал их для вечной войны… но запер их в ней. Он предвидел это."

Он создал эксперимент с ненавистью, породил существ, способных уничтожать без конца, но затем поставил ограждение. Сделал их бессмертными в их конфликте, но лишил способности выплеснуть его за пределы их мира. Горнило было тюрьмой, удерживающей бурю внутри.

Решение было мучительным, но очевидным. Вмешательство, даже с самыми благими намерениями остановить страдания, было бы актом самоубийства для Вселенной. Освободить эту силу, эту жажду уничтожения, было бы безумием.

Арион, Элиша и Лия обменялись тяжелыми взглядами. Они нашли ответ на вопрос "Зачем эта битва?" – это, возможно, цена сдерживания. И они поняли, что на вопрос "Когда придет конец?" ответ ужасен: Никогда. По крайней мере, не по их воле.

"Мы… мы не можем вмешиваться," – наконец произнес Арион, его голос был тверд, несмотря на боль. – "Это слишком большой риск. Для всех остальных."

Элиша закрыла глаза, молча соглашаясь. Ее вера была пошатнута, но ее мудрость говорила ей, что некоторые эксперименты Создателя несут в себе угрозу, которую нельзя недооценивать. Лия, с ее чуждым восприятием, казалось, просто приняла этот вывод как логический.

"Искатель Замысла" начал медленно отдаляться от мира вечной войны. Огромная буря на поверхности планеты становилась меньше, превращаясь вновь в постоянный, турбулентный сигнал на их приборах. Но знание о ней, об обреченных на вечную битву существах и их невысказанном вопросе, навсегда осталось с ними.

Они оставили мир, где ненависть была бессмертна, а надежды не существовало. Оставили его в его вечном горниле, понимая, что иногда самое трудное решение – это отказаться от возможности помочь, чтобы не причинить еще большего вреда. Поиск Создателя привел их к этой темной грани Творения, показав, что Его замыслы могут быть не только чудесными, но и ужасающими в своей расчетливости. Корабль устремился дальше в Пустоту, но эхо вопроса "Когда придет конец этой битве?" еще долго звучало в их сознании.

Часть 4 Мир вечного детства.

Долгая череда экспериментов оставила в безмерном сознании Создателя не только знание, но и… что-то, похожее на след. Он видел совершенство бездушной логики и трагедию обратного времени. Он познал цену краткости, наполненной знанием, и ужас бесконечной ненависти. Каждый мир был ответом на вопрос, но некоторые ответы были тяжелы. И в этом знании, в этом осознании всего спектра сотворенного Им, родилось новое желание. Не просто любопытство, а стремление создать… чистую радость. Невинность, свободную от тени конфликта и страдания.

После горнила вечной войны, после миров, где бытие было либо функцией, либо проклятием, возникла потребность в чем-то, что стало бы противовесом. В месте, где бытие было благословением, а познание – игрой. Где не было бы борьбы за существование, а было бы само существование, как бесконечный, счастливый момент.

Может ли мир быть свободен от агрессии? Может ли жизнь быть лишена страха? Может ли сознание оставаться в состоянии первозданной чистоты, не омраченной знанием боли и потери? Он решил узнать.

Он выделил новую область в Пустоте, наполнил ее светом, теплом и энергией, настроенной на гармонию. Он создал природу – пышную, безопасную, изобильную, где не было хищников или опасностей, только красота и чудеса. Он разлил теплые, ласковые моря, усеянные островами невероятных форм и цветов.

Он создал существ для этого мира. Существ, чье бытие было бы воплощением невинности и любознательности. Он лишил их способности к агрессии, к ненависти, к страху в его разрушительной форме. Вложил в них мягкую, интуитивную магию – способность взаимодействовать с миром на уровне игры и созидания, а не разрушения.

И самое главное, Он изменил принцип времени для них. Не обратил его вспять, не ускорил до предела. Он сделал его гибким. Лишил его жесткой линейности взросления и угасания. Существа могли выбирать свой "возраст" – оставаться вечно в теле ребенка, подростка или юноши, того возраста, который наиболее соответствовал их состоянию духа в данный момент. Никто не старел, никто не умирал в привычном смысле. Их бытие было вечным детством.

Он создал города – не крепости, а фантастические структуры из света, растений и кристаллов, где сама архитектура исключала возможность конфликта, где каждый элемент был направлен на взаимодействие, игру и творчество.

Это был эксперимент с чистотой. С возможностью вечного, радостного бытия. Может ли сознание, лишенное необходимости бороться и страдать, постичь Вселенную иначе? Какую форму примет познание, если оно основано только на любопытстве и восхищении? Проявится ли в этой невинности та самая искомая "искра", или отсутствие конфликта сделает их предсказуемыми по-своему?

Он наблюдал за рождением этого мира. За первыми шагами его обитателей – вечных детей, бегущих по траве, играющих с магией, исследующих свой прекрасный, безопасный дом. В их глазах было только восхищение, в их движениях – только радость. Это был мир, где не было места вопросам "За что?" или "Когда придет конец?". Был только вопрос "Что дальше?", наполненный предвкушением новой игры.

Это было позднее творение, плод долгих размышлений и, возможно, стремление создать нечто прекрасное в ответ на увиденную Им тьму. Мир Вечного Детства. И Он ждал, какой будет история этого самого чистого из Его экспериментов.

Солнце этого мира было не просто источником света и тепла; оно было ласковым прикосновением, нежным зовом, пробуждающим не от сна, а к новому дню радости. Для Элиаса, мальчика лет двенадцати (хотя здесь счет лет был скорее игрой или выбором настроения), каждое утро было обещанием новых игр и открытий. Он "проснулся" не в кровати, а в мягком гнезде из светящихся листьев на ветви Древа Утренней Песни, его любимом месте для ночевки. Воздух был напоен ароматом нектара и свежести, а звуки мира были гармоничной симфонией шелеста крыльев существ-мелодий и тихого гудения самой земли.

Элиас потянулся, и его тело отозвалось легкостью и готовностью к движению. Здесь не было ни утренней сонливости, ни жесткости суставов, ни малейшего намека на усталость. Он чувствовал себя так, словно мог летать – и он мог. С легким прыжком он оторвался от ветки. Невидимые потоки энергии мира подхватили его, и он полетел над вершинами деревьев, чьи листья переливались всеми цветами радуги.

Под ним расстилался мир, созданный для восхищения. Трава была мягкой и упругой, цветы огромными и ароматными, реки текли кристально чистой водой, в которой плавали рыбы, светящиеся изнутри. Не было ни острых камней, ни колючих кустов, ни опасных животных. Даже ветер был ласковым, играющим с волосами и подхватывающим, помогая лететь.

Элиас направился к ближайшему Парящему Острову – одному из множества кусков суши, висящих в небе, каждый из которых был уникальным миром в миниатюре. Они держались в воздухе благодаря мягкой магии, пронизывающей всю планету, и дети могли перемещать их, изменяя форму и ландшафт легким прикосновением мысли.

Его город, если это можно было назвать городом, располагался на нескольких таких островах, соединенных мостами из живых растений и радужной энергии. Это были не дома в нашем понимании, а скорее игровые площадки и мастерские, где дети собирались, чтобы исследовать, творить и учиться. Здания были прозрачными, светящимися, меняющими форму по желанию обитателей. Здесь не было улиц, только воздушные потоки и тропы, по которым можно было легко перемещаться.

Магия была их естественным языком взаимодействия с миром. Она не требовала заклинаний или сложных ритуалов. Это была интуитивная, детская магия – сила воображения, воплощающаяся в реальность. Хочешь, чтобы цветок стал больше? Подумай об этом, и он вырастет. Нужен мост через пропасть? Представь его, и энергия мира сплетется в прочную, светящуюся конструкцию. Эта магия была созидательной и игривой, способной создавать красоту, но не способной причинить вред. Сама природа мира отвергала агрессивное применение энергии.

Элиас приземлился на центральной площади своего города, где другие дети уже начали свои утренние игры. Некоторые строили из света и звука движущиеся скульптуры, другие исследовали свойства новых кристаллов, найденных вчера, третьи просто смеялись и летали в воздухе, устраивая дружеские гонки.

В этом мире не было взрослых, которые бы ими командовали или ограничивали их. Они сами определяли, что делать, чему учиться, во что играть. Их "наука" была любопытством, исследующим, как работает мир. Их "искусство" было спонтанным выражением радости и удивления. Их "философия" – непосредственным размышлением о красоте и гармонии всего сущего.

Никто не беспокоился о завтрашнем дне, потому что завтрашний день был просто продолжением сегодняшнего. Никто не боялся, потому что не было ничего, чего стоило бы бояться. Они жили в вечном "сейчас", наполненном играми, познанием и радостью бытия.

Элиас присоединился к группе детей, которые пытались заставить облако изменить форму и цвет с помощью коллективной мысли. Смех, энергия магии и чистое восхищение смешались в легком, радостном усилии.

В этом мире, созданном как эксперимент с радостью, каждое утро было новым началом в бесконечном дне счастья. И Элиас, как и все его собратья, жил этим утром, не зная ни прошлого, ни будущего, только прекрасное, безопасное, беззаботное сейчас.

Для Элиаса и его собратьев познание не было обязанностью или трудом. Это была самая увлекательная игра. Мир вокруг них был бесконечной сокровищницей чудес, и каждая их игра была способом раскрыть новую грань этой сокровищницы. После утреннего полета и игры с облаком, Элиас отправился на "Изумрудный Луг" – парящий остров, известный своими уникальными светящимися кристаллами.

Здесь дети были заняты тем, что мы назвали бы "научным исследованием", но для них это было просто "Игрой с Кристаллами". Они использовали свою магию, чтобы заставить кристаллы менять форму, цвет, интенсивность свечения. Они наблюдали, как энергия мира реагирует на их прикосновения, как меняются узоры внутри кристаллов. Они не записывали формулы и не проводили стандартизированные эксперименты. Они чувствовализаконы, стоящие за изменениями, интуитивно понимая принципы резонанса и трансформации энергии.

Элиас присоединился к группе детей, которые пытались заставить кристалл воспроизвести звуки Утренней Песни Дерева. Они направляли на кристалл потоки мягкой, пульсирующей энергии, одновременно "напевая" мелодию в своем сознании. Кристалл отвечал, издавая нежные, вибрирующие звуки. Не всегда получалось точно, но сам процесс поиска гармонии, понимания взаимосвязи между энергией, формой и звуком был чистой радостью.

Их "искусство" было вездесущим и спонтанным. Оно не создавалось для хранения или продажи, а для моментальной радости творчества. Дети рисовали светом на небе, лепили из облаков движущиеся скульптуры, создавали симфонии из звуков природы и своих собственных голосов. Элиас любил "рисовать" истории – с помощью магии он создавал в воздухе движущиеся изображения своих приключений, делясь ими с друзьями. Эти "картины" не имели четкого сюжета или морали; это было чистое выражение впечатлений, эмоций, увиденной красоты.

Их "философия" была такой же непосредственной. Собираясь в мягких травяных кругах или летая среди звезд, они задавали вопросы. Не о смысле страданий или конечности бытия – эти концепции были им неведомы. Их вопросы были такими же чистыми, как и их мир: "Почему солнце такое теплое?", "Куда летят звезды?", "Что чувствует цветок, когда распускается?", "Почему играть так весело?". Ответы не искались в древних текстах или у мудрых наставников (которых не было). Они находились в самом процессе задавания вопроса, в обмене мыслями, в коллективном восхищении тайной.

Общение между детьми было прозрачным и прямым. Не было лжи, обмана, скрытых мотивов. Если возникало разногласие (например, куда полететь дальше или во что играть), оно решалось легко, путем поиска нового, более интересного варианта, который устраивал бы всех. Конфликт был просто нефункционален в их мире; энергия, которая могла бы быть потрачена на агрессию, инстинктивно перенаправлялась на творчество или игру.

В этом мире не было жестких возрастных рамок. Элиас "чувствовал" себя на двенадцать – это означало определенный уровень интереса к исследованию играм с энергией. Его подруга Лира могла "чувствовать" себя на десять, предпочитая игры с растениями и животными. Их друг Кай мог выбрать "возраст" шестнадцати, интересуясь более сложными взаимодействиями энергии и формы, что для них было эквивалентом изучения "высшей физики". Этот выбор возраста был текучим, менялся со временем и настроением, и не влиял на их статус или возможности. Все были равны в своей свободе и радости.

Магия пронизывала каждое их взаимодействие. Она была продолжением их воли, их любопытства. С помощью магии они перемещались, создавали, изменяли, познавали. Это была сила, не требующая контроля над другими, а лишь взаимодействия с самим миром.

К концу дня Элиас чувствовал не усталость, а насыщенность впечатлениями и новыми "знаниями". Он "научился", как заставить кристаллы петь, как создать картину из света, как поделиться радостью открытия с друзьями. Он полетел обратно к Древу Утренней Песни, готовясь к "сну", предвкушая новое утро и новые игры познания в своем безопасном, прекрасном мире.

В мире, где время было лишь ритмом игры, а познание – бесконечным источником восторга, Элиас жил, окруженный красотой и свободой, не зная иного бытия

Мир Вечного Детства был не только царством живописных лесов и ласковых морей; он был также холстом, на котором воображение его обитателей рисовало свои самые смелые мечты. Города здесь не строились из камня или металла; они вырастали из энергии мира, направляемой коллективной мыслью и магией детей.

Утро в городе было похоже на пробуждение гигантского, живого существа. Прозрачные, светящиеся структуры, напоминающие гигантские кристаллы, сплетения живых растений или застывшие водопады энергии, начинали менять свои очертания, отвечая на желания тех, кто в них "жил" или играл рядом. Стены могли становиться прозрачными, крыши – открываться небу, лестницы – вырастать из ниоткуда, ведя в воздушные сады. Не было фиксированных зданий, только текучие, постоянно трансформирующиеся пространства, предназначенные для игры, творчества и познания.

Элиас провел утро, помогая друзьям "выращивать" новую "башню" – структуру из конденсированного света и звука, которая должна была стать обсерваторией для наблюдения за звездами. Они стояли в кругу, направляя мягкую пульсирующую энергию из своих рук, одновременно представляя форму башни. Свет собирался, уплотнялся, издавал нежные, гармоничные звуки по мере своего роста. Это был не труд, а коллективная игра, где каждый вклад, каждая идея вплеталась в общую структуру.

Сердцем их "цивилизации" были Парящие Острова. Они не были статичными; дети могли перемещать их по небу легким усилием воли, соединяя и разъединяя по мере необходимости. Один остров мог быть гигантским садом, где росли невероятные растения, которые сами меняли цвет и форму в ответ на прикосновение. Другой мог быть мастерской, где из чистой энергии можно было создавать любые предметы, просто представив их форму и свойства. Третий мог быть "библиотекой", где знания хранились не в книгах, а в мерцающих сферах энергии, к которым можно было "подключиться" и усвоить информацию за мгновение.

Острова соединялись между собой мостами, которые могли принимать любую форму: радужные арки, тонкие лучи света, переплетения живых лоз, или даже просто путь в воздухе, по которому можно было пройти, словно по твердой земле. Перемещение между островами часто превращалось в игру – кто быстрее долетит, кто создаст самый красивый мост.

Вся среда мира была невероятно отзывчивой и безопасной. Почва была мягкой и никогда не имела острых камней. Вода в морях была теплой и несла на поверхности только дружелюбных существ. Даже погода подчинялась желаниям детей – если им хотелось дождя для игры, появлялись мягкие, теплые капли; если хотелось солнца, небо становилось безоблачным. Не было ни штормов, ни землетрясений, ни извержений вулканов – ничего, что могло бы причинить вред. Сам мир был их защитником и соучастником их игр.

Города и острова были продолжением их самих – отражением их фантазии, их стремления к красоте и гармонии. В них не было оборонительных стен, не было замков или укреплений, потому что не было врагов. Их функциональность заключалась не в защите, а в обеспечении свободы творчества и безопасности. Даже если бы извне пришла агрессия, сама природа мира, его мягкая, созидательная энергия, просто поглотила бы или нейтрализовала ее, не позволяя ей навредить.

Элиас полетел к одному из самых больших Парящих Островов, где, как он знал, сегодня будет проходить "Игра с Звездной Пылью" – попытка собрать и упорядочить энергию, которая падала с неба в виде мерцающей пыли. С высоты он видел свой город, раскинувшийся на соединенных островах – живое, меняющееся, светящееся образование на фоне бескрайнего голубого неба и других, более далеких парящих земель.

В этом мире, где города были произведениями искусства, а острова – подвижными игровыми полями, Элиас чувствовал себя полностью свободным, полностью в безопасности и полностью счастливым. Его мир был раем, выкованным из магии невинности и желания создать нечто прекрасное

В мире Вечного Детства не было резких звуков – лишь гармоничные мелодии природы и радостные возгласы детей. Не было быстрых, угрожающих движений – только плавные полеты и игривые танцы. Это было место, где само понятие конфликта казалось нелепым и чуждым. Для Элиаса и его собратьев агрессия была не просто неприемлемым поведением; она была функционально невозможной.

Если двое детей хотели одну и ту же светящуюся ягоду или одно и то же место на Парящем Острове, не возникало ни злости, ни борьбы. Их разум не был запрограммирован на соперничество, ведущее к ущербу. Вместо этого, их инстинкты и сама энергия мира подталкивали их к поиску альтернатив. Возможно, они находили другую, еще более красивую ягоду рядом, или договаривались по очереди, или, чаще всего, находили новую, еще более интересную игру, которая заставляла их забыть о предмете разногласия. Их "споры" заканчивались смехом и поиском нового, совместного творчества.

Даже в самых азартных играх, где присутствовал дух соревнования, не было желания победить "над" кем-то, только радость от собственного усилия и восхищение достижениями других. Если один ребенок падал во время полета, другой инстинктивно подхватывал его магией, помогая ему вновь подняться.

Сама магия мира была настроена на созидание и гармонию. Попытка использовать ее для причинения вреда – даже в шутку – просто не работала. Энергия мира, пронизывающая все сущее, отказывалась отвечать на агрессивный импульс. Она либо нейтрализовала его, либо превращала в нечто безобидное и даже красивое – например, вспышка "злого" намерения могла обернуться фейерверком цветов. Среда обитания была активным защитником своих обитателей. Острые края скруглялись, падающие предметы замедлялись, любые потенциально опасные объекты распадались на безопасные элементы при приближении ребенка с "неправильной" мыслью.

Концепция страха, боли, ненависти или злобы существовала для них лишь как абстрактные понятия, которые они могли уловить из древних, неактуальных архивных записей о других возможных состояниях бытия. Но они не испытывали этих чувств сами. Это было как чтение о холоде в жаркий день – они понимали слово, но не могли почувствовать его смысл.

В их непосредственной философии, рожденной из восхищения и любопытства, не было места сложным моральным дилеммам или вопросам о смысле страданий. Их вопросы были простыми, но глубокими в своей наивности. Они размышляли о природе красоты: "Почему этот цветок такой яркий?". О связи всего сущего: "Почему, когда я смеюсь, солнце светит ярче?". О границах своей магии: "Что мы не можем создать?".

Но один вопрос, пожалуй, звучал чаще других, не с тревогой или недоумением, а с чистым, детским удивлением и благодарностью. Он был проявлением их непосредственной философии, направленной на источник их чудесного бытия.

Кто создал всю эту красоту?

Этот вопрос витал в воздухе, когда они летали среди Парящих Островов, когда играли с энергией морей, когда просто наслаждались безопасностью своего дома. Это было их признание величия своего мира и стремление понять его источник. Не поиск Создателя с болью и мольбой, как в мире с обратным временем, а поиск Его с восхищением и благодарностью. Их вера, если это можно было назвать верой, была абсолютным доверием к Тому, кто подарил им этот рай.

В этом мире, где не было места теням, где каждый момент был наполнен светом познания и радостью игры, Элиас жил, не зная зла. Он был воплощением невинности в ее чистом виде, свидетельством того, что, возможно, самой великой силой во Вселенной является не власть или разрушение, а чистое, беззащитное счастье и восхищение. Это был мир, где агрессия была мифом, а рай – реальностью. И эта реальность была безупречной.

Пройдя через пустоту, все еще ощущая на себе отголоски мрачной энергии мира вечной войны, "Искатель Замысла" продолжал свой путь. Знание о бесконечном горниле ненависти, о существах, обреченных на вечную битву, тяжелым грузом лежало на душе Ариона, Элиши и даже Лии, которая, хотя и чуждая человеческим эмоциям в полной мере, восприняла этот мир как логический парадокс, завершенный в своей функции, но лишенный высшей цели. Их поиск стал более сложным, но и более острым. Они видели самые темные грани Творения, и теперь еще сильнее стремились понять его полный спектр.

Кондуит, сканирующий Вселенную в поисках аномалий, молчал долгие недели, наполненные лишь фоновым шумом обычного космоса. И вдруг, приборы ожили. Сигнал был… невероятным. Не всплеск хаоса. Не резонанс обратного времени. Не монотонная турбулентность конфликта. Это была чистая, гармоничная вибрация. Энергетическая сигнатура, которая звучала как совершенная мелодия, наполненная светом, теплом и абсолютной стабильностью. Никаких искажений, никаких признаков распада или борьбы.

"Что это?" – Арион поспешил к пульту, его усталость после предыдущего мира как будто испарилась, сменившись научным изумлением. Графики на мониторах рисовали картину, невозможную согласно его знанию физики и космических процессов. Идеальное равновесие. Невероятная плотность чистой, созидательной энергии.

Элиша подошла ближе, и ее лицо осветилось. Она почувствовала этот сигнал не только как набор данных, но и как… прикосновение покоя. После холодной логики Коллективного Разума, печали обратного времени и ужаса вечной войны, это было словно глоток свежего воздуха. В этой вибрации не было ни страха, ни боли, ни злобы. Только чистая, безусловная гармония.

Лия, чье тончайшее восприятие было их лучшим инструментом, передала свое заключение через Кондуит. "Энергия… мира. Чистая. Созидательная. Отсутствие… агрессивных паттернов. Отсутствие страха." Ее "голос" звучал необычно спокойно, без тени прежней аналитической отстраненности, когда речь шла о мрачных мирах.

"Визуализация," – приказал Арион, его руки дрожали от нетерпения. По мере приближения "Искателя Замысла", на главном экране появилось изображение. И команда ахнула.

Перед ними расстилался мир невероятной, неземной красоты. Планета, окутанная атмосферой чистейших оттенков голубого и зеленого. Огромные, пышные континенты, покрытые лесами, чьи цвета не укладывались в привычный спектр. Моря, сияющие изнутри, с островами, парящими в воздухе, словно драгоценные камни, разбросанные по шелковому покрывалу. Города… города, казалось, были вытканы из света, энергии и живых растений, постоянно меняющие форму, светящиеся мягким, приглашающим сиянием.

Это не был мир, истерзанный войной. Не мир, застывший в логике. Не мир, идущий вспять. Это был… рай. Безупречный, безопасный, залитый светом и цветом.

"Невозможно," – прошептал Арион. Его научный разум отказывался верить в реальность увиденного. Мир не может быть настолько идеальным. Не может быть настолько безопасным. Где изъян? Где скрытая опасность? Предыдущие опыты научили их быть подозрительными к очевидной простоте.

Но чем дольше они наблюдали, тем яснее становилось: мир был именно таким, каким казался. Сенсоры не фиксировали никаких признаков агрессии, разрушения, страха. Только гармонию, рост, созидание. Энергетические сигнатуры жизни были чисты и радостны.

"Кто бы его ни создал…" – начала Элиша, в ее голосе звучало благоговение. – "Это… это нечто прекрасное." Ее вера, пошатнувшаяся после мира вечной войны, начала обретать новую опору.

Лия, наблюдающая за миром своими уникальными "глазами", подтвердила. "Структура реальности… здесь… настроена на гармонию. Агрессия… функционально исключена. Даже извне. Мир… отвергнет ее."

Понимание того, что они обнаружили – мир абсолютной безопасности, красоты и гармонии, возможно, самый чистый эксперимент Создателя – вызвало мощную волну эмоций. Это было нечто невероятное, нечто, ради чего стоило преодолевать Пустоту и сталкиваться с ужасами.

"Мы должны спуститься," – решительно сказал Арион, его глаза сияли. Впервые за долгое время его научное любопытство было лишено тревоги; было только чистое, детское предвкушение открытия.

Элиша кивнула, полностью согласная. Ее душа стремилась прикоснуться к этой гармонии.

Даже Лия, обычно отстраненная, передала: "Познание… этого мира… важно. И его красота… логична в своей завершенности."

Решение было принято. Несмотря на осторожность, которую им привили предыдущие миры, притяжение этого рая было непреодолимым. Они были искателями Замысла, и этот мир, возможно, содержал в себе ключ к пониманию самых светлых аспектов Творения.

"Искатель Замысла" начал маневр спуска. Оставив холодную безопасность орбиты, они направились к сияющей планете внизу, готовясь войти в атмосферу мира Вечного Детства. Они не знали, что ждет их там, но знали одно: этот мир был не похож ни на что, виденное ими прежде, и их путешествие вот-вот должно было обрести новые, удивительные краски.

"Искатель Замысла" плавно вошел в верхние слои атмосферы мира Вечного Детства. Снаружи иллюминаторов мир сиял все ярче – не просто планета, а живое, дышащее произведение искусства, наполненное светом и цветом. Сенсоры корабля продолжали фиксировать ту же идеальную гармонию, ту же невероятную концентрацию чистой, созидательной энергии, что и из космоса. Никаких признаков турбулентности, опасности или даже малейшего сопротивления их вторжению. Планета, казалось, приглашала их войти.

По мере того, как они погружались глубже, воздух вокруг корабля начал меняться. Он стал не просто теплее или плотнее; он стал… живым. Нежное, неосязаемое прикосновение, проникающее сквозь обшивку корабля, сквозь их защитные поля, прямо к их существу.

Первым почувствовал Арион. Ощущение было странным, но не тревожным. Как будто тяжесть лет, накопленная им усталость, бремя ответственности – все это начало медленно растворяться. Его мышцы почувствовали легкость, разум – ясность, а сердце – необъяснимую, тихую радость. Он взглянул на свои руки – они не изменились, но ощущались более сильными, более гибкими, как в юности.

Элиша ахнула, прижимая руку к груди. Она почувствовала, как отступают все ее тревоги, все сомнения, вся скорбь, накопленная долгим служением и путешествиями по мирам Создателя. Чувство вины за оставленный позади мир, тяжесть увиденных страданий – все это словно смывалось невидимым, теплым потоком. Ее душа почувствовала невероятную легкость и беззаботность.

Даже Лия, чье энергетическое существо было столь отличным от человеческого, отреагировала. Ее обычно стабильный, аналитический "голос" в Кондуите приобрел новые оттенки. "Энергия… мира… перестраивает… локальные поля. Синхронизация… с базовым принципом… гармонии и… юности." Ее слова звучали медленнее и… светлее, чем обычно. Казалось, даже ее чистое познающее сознание обретало какой-то новый, более мягкий аспект.

"Что происходит?" – недоверчиво спросил Арион, глядя на свои приборы, которые показывали лишь идеальные параметры окружающей среды. Физически ничего не изменилось, но их ощущения были неоспоримы.

"Это… это поля мира," – тихо сказала Элиша, ее лицо сияло. – "Они… возвращают нас к… к нашей сути? К беззаботности?"

По мере дальнейшего спуска, ощущение юности и легкости только усиливалось. Арион почувствовал прилив энергии, которого не испытывал со времен своей молодости. Его научный мозг все еще работал, анализируя и пытаясь понять, но фоном к этому анализу шла чистая, незамутненная радость – восторг от возможности просто быть. Элиша чувствовала себя так, словно вновь стала ребенком, открывающим мир с удивлением и восторгом. Бремя лет и ответственности спало с ее плеч. Даже Лия, казалось, излучала более яркое, стабильное сияние, ее "мысли" через Кондуит стали более плавными и… гармоничными.

Они не стали физически моложе, их тела не изменились в одно мгновение. Но их ощущения, их восприятие мира и самих себя – все вернулось в состояние юности. Этот мир касался не их физической формы, а их сознания, их духа, приглашая их в свое вечное детство.

"Мы… мы почти на поверхности," – голос Ариона звучал взволнованно, как у мальчика, предвкушающего новую игру. Они выбрали для спуска большую Парящую Островную платформу, где, как показывали сенсоры, не было плотной застройки, но ощущалось присутствие жизни.

"Искатель Замысла" мягко опустился на травянистую поверхность острова, не причинив ей ни малейшего вреда. Трава под кораблем лишь мягко разошлась, приняв его вес. Двигатели затихли, и в наступившей тишине они почувствовали мир во всем его великолепии – аромат цветов, пение существ-мелодий, тепло ласкового солнца, касающегося их кожи.

И затем они увидели их.

Среди деревьев и цветов, с любопытством и без тени страха, к кораблю приближались обитатели этого мира – дети. Их было много, самых разных "возрастов", от совсем маленьких до подростков. Их тела были наполнены светом и энергией, их глаза сияли чистым, незамутненным любопытством. Они не несли оружия, не прятались, не проявляли осторожности. Они просто подходили, улыбаясь, некоторые летели в воздухе, другие шли по траве, их движения были легки и грациозны.

Арион, Элиша и Лия вышли из шлюза. Они стояли на пороге своего корабля, ошеломленные красотой мира и ощущением собственной вновь обретенной юности, и перед ними стояли эти существа – вечные дети, воплощение невинности.

Дети подошли совсем близко, не проявляя ни смущения, ни страха. Один мальчик, похожий на Элиаса из их предыдущих наблюдений , с любопытством протянул руку к обшивке корабля, и металл под его пальцами мягко засветился. Другая девочка с восхищением посмотрела на Элишу, а затем улыбнулась.

В их глазах не было ни тени агрессии, ни скрытых мотивов. Только чистое, детское удивление и радость от встречи с чем-то новым. Они не спрашивали, кто они или откуда пришли. Их вопрос был, возможно, таким же простым, как и их мир. Их вопрос был приветствием, приглашением к игре, к познанию.

Люди, испытавшие ужасы других миров, столкнувшиеся с безжалостной логикой и вечной ненавистью, стояли в этом раю, чувствуя себя вновь юными и беззаботными, и смотрели в лица существ, которые были самим воплощением невинности и счастья. Они были потрясены, ошеломлены, не веря в то, что видели и чувствовали. И их встретили не с подозрением или враждебностью, а с чистой, детской радостью и любопытством. Это было начало их погружения в мир, созданный как эксперимент с счастьем.

Первые дни на Парящем Острове были для команды "Искателя Замысла" немыслимым благословением. После напряженных вахт в Пустоте, после шока от столкновений с холодным расчетом Коллективного Разума, печалью обратного времени и ужасом вечной войны, этот мир был абсолютным убежищем. Ощущение вновь обретенной юности не проходило; оно стало фоном их бытия, постоянным напоминанием о легкости, которой они, казалось, лишились эоны назад.

Арион, чье тело и разум привыкли к постоянному напряжению научного поиска и опасностям, теперь чувствовал себя так, словно с него сняли невидимые цепи. Он бегал по траве, как мальчишка, смеялся над пустяками, с восторгом летал в воздухе рядом с детьми, забыв о гравитации и сложных расчетах. Его научный ум продолжал наблюдать и анализировать , но теперь это наблюдение было наполнено чистым, незамутненным восхищением, а не поиском скрытых опасностей.

Элиша цвела. Годы служения, бремя ответственности, скорбь за потерянные души – все это растворилось в нежной энергии мира. Она вновь обрела легкость и непосредственность, которой, возможно, не знала даже в свою земную юность. Она проводила время, сидя у кристальных ручьев, слушая пение существ-мелодий, беседуя с детьми о простых вещах – о цветах, о полете, о красоте света. Ее вера, пошатнувшаяся после увиденных страданий, теперь обрела новую опору в этой чистой, безусловной гармонии.

Лия, существо из чистого знания, поначалу воспринимала мир как новый, сложный набор данных. Но даже она, казалось, поддавалась его влиянию. Ее энергетическое сияние стало более мягким, а передаваемые через Кондуит "мысли" – наполненными оттенками, которые Арион и Элиша интерпретировали как… умиротворение и даже любопытство, лишенное привычной аналитической остроты. Она "общалась" с детьми на своем уровне, воспринимая их магию и непосредственную философию как уникальную форму энергии и информации, но, казалось, впервые не просто анализировала, а… испытывала.

Дети приняли их без тени подозрения. Для них не существовало понятия "чужак" или "враг". Были только новые существа, с которыми можно играть и узнавать что-то новое. Они с радостью показывали людям свои города, свои острова, делились секретами своей магии и своей непосредственной мудростью. Они учили их летать по-настоящему, не с помощью технологий, а с помощью радости и доверия миру.

Дни в этом мире сливались в единый, прекрасный поток. Не было нужды следить за временем. Не было графика вахт. Не было тревожных сигналов от сенсоров. Единственной заботой было решить, во что играть дальше, что исследовать, какую новую красоту открыть.

Арион смеялся, играя в прятки среди гигантских цветов. Элиша сидела на берегу теплого моря, наблюдая за светящимися рыбами, ее лицо было безмятежно счастливым. Лия парила рядом с Парящими Островами, ее сияние смешивалось с их энергией, она "познавала" их структуру и принципы их полета, но в этом не было прежней холодной аналитичности.

Разговоры о миссии, о поиске Создателя, о мрачных мирах становились все реже. Зачем искать Того, кто уже подарил такой совершенный рай? Зачем вспоминать о страданиях, когда можно наслаждаться чистым счастьем? Идея возвращения в Пустоту, к опасностям и неопределенности, казалась все более далекой и бессмысленной.

Они нашли свое убежище. Место, где можно было забыть обо всем, где можно было просто быть– юными, свободными, счастливыми. Мысль остаться здесь, в этом вечном детстве, становилась все более привлекательной, соблазнительной. Зачем продолжать поиск, который принес столько боли и вопросов без ответов? Здесь были ответы – в каждом луче солнца, в каждом смехе ребенка, в каждой спонтанной вспышке магии. Здесь был рай. И они начали верить, что, возможно, это и есть Первооснова, которую они искали – чистое, невинное счастье.

Корабль "Искатель Замысла" стоял на Парящем Острове, безмолвный и забытый, словно памятник другой, более сложной и тревожной жизни, которая теперь казалась далеким сном. Люди, его экипаж, были погружены в вечное, беззаботное сейчас, наслаждаясь райскими днями, почти полностью забыв о своем пути и о своем долге.

Время текло, или, вернее, не текло вовсе в привычном понимании, а растворялось в бесконечной последовательности радостных моментов. Дни сливались в недели, недели – в месяцы, но счет времени потерял всякий смысл. Арион вновь обрел легкость мальчишки, проводя часы в небесных гонках с детьми или участвуя в создании фантастических структур из света и энергии. Элиша, безмятежная и умиротворенная, делилась историями и училась у детей непосредственному восхищению миром. Лия, казалось, нашла в этом мире гармонии и чистой энергии новую форму познания, ее сияние стало более мягким и стабильным.

Миссия "Искателя Замысла" – поиск Создателя, понимание Его замысла, знание о Вселенной для защиты своего мира – все это казалось далеким, смутным сном. Зачем искать ответы, когда вокруг было столько чистой, очевидной красоты? Зачем стремиться понять страдания, когда можно было купаться в океане безусловного счастья? Корабль стоял на Парящем Острове, его идеальные линии сливались с живой архитектурой города, словно он всегда был частью этого рая.

Переломный момент наступил внезапно, как легкий ветерок, нарушивший идеальную гладь пруда.

Лия, как обычно, "исследовала" мир, но не через игру, а через анализ его фундаментальных принципов. Ее сознание было менее подвержено чисто эмоциональному воздействию, чем у людей. Она воспринимала гармонию, но ее аналитическая суть продолжала искать закономерности, связи, истоки. В процессе "изучения" энергетических полей мира, она наткнулась на что-то, исходящее не отмира, а сквозь него. Слабый, едва уловимый резонанс извне. Резонанс, который не был агрессивным, но был… знакомым.

Это был след их собственного пути. Энергетический отпечаток, оставленный "Искателем Замысла" в ткани Пространства-Времени во время их долгих переходов между мирами. След их движения через Пустоту, мимо мрачных экспериментов Создателя.

Лия сфокусировалась на этом сигнале. Он нес в себе информацию не о красоте или гармонии, а о расстоянии. О пройденном пути. О цели. В нем были отголоски холодной логики Коллективного Разума, печали мира с обратным временем, эхо бесконечной войны. Он был напоминанием о реальности за пределами этого рая.

Она передала эту информацию Ариону и Элише через Кондуит. Не в виде прямого приказа или напоминания о долге, а как набор данных, как наблюдение. "Сигнал обнаружен. Идентификация: Путь Пройденный. Источник: Внешняя Реальность. Параметры: Движение. Цель: Неопределена."

Арион, который в этот момент смеялся, помогая детям строить из света гигантского прыгающего животного, внезапно замер. Данные Лии пронзили его сознание, обойдя слой беззаботности, которым окутал его мир. Путь Пройденный. Внешняя Реальность. Цель. Эти слова были ключами, открывающими дверь в запертую комнату его памяти.

На его лице отразилась смесь изумления и… возвращающейся тревоги. Он вспомнил. Вспомнил свой мир, ожидающий их знаний. Вспомнил миссию, которую они поклялись выполнить. Вспомнил Создателя, Которого они искали. Вспомнил тени других миров, которые они видели.

Рядом с ним Элиша, играющая с группой маленьких детей, также почувствовала это. Сигнал Лии достиг ее. Умиротворение мира дрогнуло, и сквозь него пробилось эхо ее собственного, давно забытого бремени – ответственности, веры, долга. Радость не исчезла, но к ней примешалось новое, острое чувство – осознание того, что есть нечто большее, чем этот рай.

Они посмотрели друг на друга – Арион и Элиша. В их глазах, еще сияющих юностью и счастьем, появился отблеск возвращающейся осознанности, а вместе с ней – и тяжести. Беззаботность отступила, уступая место пониманию того, кто они есть на самом деле и почему они оказались здесь.

"Путь Пройденный…" – тихо повторил Арион. – "Наша миссия."

"Внешняя Реальность…" – эхом отозвалась Элиша. – "Миры за пределами этого рая. Те, что нуждаются… в понимании."

Лия лишь наблюдала, фиксируя изменения в их энергетических полях и паттернах мышления. Ее катализ был точен.

Заклинание мира Вечного Детства не разрушилось полностью, но в нем появилась трещина. Трещина, через которую пробился зов долга, зов ответственности, зов их истинного пути. Они были в раю, но вспомнили, что их место – в Пустоте, среди звезд, в поисках Замысла Создателя. И осознание этого факта, столкновение их вновь обретенного счастья с тяжестью их миссии, стало началом самого сложного выбора

Беззаботная легкость не исчезла полностью, но теперь она сопровождалась острым, режущим чувством ответственности. Ощущение юности оставалось в их телах, но тяжесть взрослого долга вновь легла на плечи. После напоминания Лии об "Пути Пройденном", Арион, Элиша и даже Лия собрались в тихом уголке Парящего Острова, подальше от смеха и игр детей. Это было первое серьезное обсуждение, которое они провели за многие "месяцы".

"Мы… мы забыли," – тихо сказал Арион, глядя на свои руки, которые все еще чувствовали энергию игры с детьми, но разум уже просчитывал навигационные параметры корабля. – "Забыли, кто мы и зачем здесь."

Элиша кивнула, ее лицо, вновь обретя безмятежность юности, теперь отражало глубокую задумчивость. "Этот мир… он совершенен. Он усыпляет. Он… стирает все, кроме чистого счастья."

Лия, их спутник из мира Знания, воспринимала ситуацию с присущей ей логической отстраненностью, но даже в ее "голосе" ощущался новый оттенок, возможно, удивления перед силой воздействия этого мира. "Система… 'Мир Вечного Детства'… функционально исключает тревогу. Искушение… остаться… максимально. Логически… это наиболее оптимальное состояние бытия."

"Оптимальное состояние бытия…" – повторил Арион, и в этих словах прозвучала вся сложность их положения. Остаться здесь означало вечное счастье, безопасность, свободу от страданий и тревог. Это было исполнение мечты, о которой многие цивилизации могли только молиться. После ужасов мира вечной войны, после бремени их миссии, идея погрузиться в этот океан покоя была невероятно соблазнительной.

"Мы могли бы остаться," – тихо сказала Элиша, и в ее голосе прозвучало искреннее желание. – "Прожить здесь вечно. Забыть о Пустоте, о Создателе, о… о боли."

Но затем она взглянула на Ариона, на Лию, и тяжесть их пути вернулась. "Но… наша миссия. Мы искали понимание. Понимание Создателя. Его Замысла. Не только Его светлых сторон… но и темных."

Арион подхватил ее мысль. "Мы видели Коллективный Разум – Его эксперимент с логикой, оставленный из-за 'предсказуемости'. Мир обратного времени – эксперимент с течением, полный печали. Мир вечной войны – эксперимент с ненавистью, ужасающий в своей бесконечности." Его голос стал тверже, возвращаясь к привычной интонации лидера. "Этот мир… эксперимент с радостью. Счастьем. И невинностью."

"Каждый мир… грань Его сущности?" – передала Лия. – "Полное понимание… требует анализа… всех граней. Включая… те, которые вы классифицируете как… негативные."

Это было ядро их дилеммы. Остаться в раю означало отказаться от полноты познания. Отказаться от понимания спектра Творения. Отказаться от возможности, что знания, полученные в других мирах, могут помочь их собственному миру или другим мирам, которые они еще не видели.

"Мы обещали вернуться," – напомнил Арион, вспоминая свой народ, ожидающий их возвращения с новостями о Вселенной и Создателе. – "Наша миссия важна… не только для нас. Для нашего мира. Возможно, для других."

Они взвешивали. На одной чаше весов – вечное личное счастье, беззаботность, безопасность рая. На другой – тяжесть ответственности, опасность Пустоты, неопределенность поиска, возможность столкнуться с новыми ужасами, но и возможность постичь истину, выполнить долг, возможно, принести пользу.

"Мир вечной войны… он показал нам цену невмешательства," – мрачно сказал Арион. – "Мы не смогли помочь тем существам, потому что это было опасно для других. Но наша миссия… наш поиск… он может стать формой помощи. Формой понимания, которое… может изменить что-то."

Элиша смотрела на детей, которые беззаботно играли вдалеке. "Их счастье… так чисто. Так совершенно. Возможно, Создатель хотел, чтобы мы увидели, что такой мир возможен. Что радость… существует."

"Искатель Замысла… создан для движения," – передала Лия, указывая на корабль, стоящий на острове. Это было не прямое указание, а логическое напоминание о их функции.

Решение не было легким. Оно было мучительным. Отказаться от рая? Отказаться от возможности вечной юности и счастья? Вернуться в мир, где есть боль, старение, смерть и тревоги? Но понимание важности их пути, осознание, что они видели лишь малую часть огромной, сложной картины, которую написал Создатель, перевешивало. Их долг перед своим миром и перед самим поиском был сильнее соблазна покоя.

Они еще не произнесли окончательных слов, но в их глазах, в их позах, в атмосфере вокруг них читалось: выбор сделан. Трудный выбор. Выбор между личным счастьем и общим долгом. Между раем, который они нашли, и Пустотой, которая ждала их.

После мучительного осознания , легкость мира Вечного Детства больше не могла полностью скрыть тяжесть их долга. Вновь обретенная юность оставалась с ними, но беззаботность ушла, уступив место болезненному столкновению между желанием и необходимостью. Они выбрали Пустоту, а не рай. Выбрали долг перед личным счастьем. И теперь нужно было совершить самый сложный шаг – уйти.

Дискуссия, начавшаяся после сигнала Лии, завершилась не громкими заявлениями, а тихим, общим пониманием. В их глазах читалась одна и та же решимость, одна и та же боль. Они говорили о своем мире, о цивилизации, которая отправила их в этот долгий и опасный путь. О Создателе, Которого они стремились понять во всех Его проявлениях – не только в красоте, но и в ужасе. О знании, которое они могли собрать и которое могло изменить судьбу их мира и, возможно, других.

"Остаться здесь… это отказаться от всего этого," – тихо сказал Арион, его взгляд был устремлен на "Искатель Замысла", возвышающийся на Парящем Острове. Корабль казался символом их истинного пути, их ответственности.

"Этот мир прекрасен," – произнесла Элиша, ее рука коснулась мягкой, светящейся травы. – "Он – свидетельство самой чистой, самой светлой грани Творения. И мы… мы будем хранить его в наших сердцах."

Лия, наблюдающая за ними, передала: "Решение… логично. В масштабе… универсального познания. Ценность… миссии… превышает… ценность… локального… счастья." Ее "голос" был лишен осуждения или одобрения, только констатация логической необходимости.

Они начали подготовку к отлету. Этот процесс был странным и меланхоличным. В мире, где магия создавала все по желанию, на технологии казалась громоздкой и чуждой. Они проводили диагностику систем, проверяли навигационные приборы, активировали двигатели – все это под удивленными взглядами детей, которые собирались вокруг корабля, не понимая суеты. Дети воспринимали подготовку к полету как новую, интересную игру. Они пытались "помогать", заставляя магией инструменты светиться или собирать детали, но их помощь была игрой, не пониманием цели.

Самым трудным был вопрос: как объяснить детям? Как сказать существам, которые не знают прощания, долга или отсутствия, что их новые "друзья" улетают? Они поняли, что прямое объяснение невозможно. Слова о миссии, о Пустоте, о других мирах – все это было бы чуждо и, возможно, даже тревожно для них. Лучшим способом было уйти так же, как они пришли – извне, как часть непостижимой для мира Вечного Детства внешней реальности. Сделать их уход частью их "игры" с внешним миром.

"Мы просто… улетим," – решил Арион. – "Они поймут это как окончание игры с нами. Как часть нашего… способа бытия. Это причинит им меньше… непонимания, чем любая попытка объяснения."

Элиша согласилась, хотя в ее глазах была боль от необходимости покинуть эти чистые существа без слов прощания. Лия лишь констатировала: "Процесс… отбытия… должен быть… плавным. Не… нарушать… гармонию… системы."

И все же, было кое-что, что придавало силы. Обещание. Они решили, что этот мир станет их целью. Не Первоосновой, которую они искали, но местом, куда они вернутся. В конце своего долгого пути, когда миссия будет завершена, когда их жизни будут подходить к концу, они вернутся в этот рай. Чтобы прожить свои последние "дни" в вечной юности, в безмятежности, в красоте, которую Создатель подарил этому миру.

Это обещание стало маяком впереди, целью, которая делала их возвращение в Пустоту не просто уходом от рая, но движением к будущему возвращению в него. Это было их личное, тайное соглашение с этим миром.

Подготовка завершилась. "Искатель Замысла" был готов к полету. Арион, Элиша и Лия в последний раз посмотрели на Парящий Остров, на детей, беззаботно играющих внизу, на сияющую красоту мира. Они чувствовали смесь благодарности за дарованную им легкость, печали от расставания и твердой решимости продолжить свой путь.

Они уходили из рая, чтобы вернуться к своей миссии. Уходили с болью, но и с новым знанием о самой светлой грани Творения и с обещанием вернуться.

Последние часы на Парящем Острове были наполнены тишиной и невысказанными эмоциями. "Искатель Замысла" стоял готовый к отлету, его системы тихо гудели, контрастируя с мягкими звуками мира Вечного Детства. Арион, Элиша и Лия провели эти мгновения, молча прощаясь с красотой, безопасностью и простотой, которые Создатель подарил этому месту. Они побродили по мягкой траве, прикоснулись к светящимся деревьям, вдохнули аромат нектара, стараясь запомнить каждое ощущение. Печаль от расставания была глубокой, но она смешивалась с твердой решимостью, которая вновь заняла свое место в их сердцах.

Дети, не понимая концепции окончательного ухода, собрались вокруг корабля. Они смотрели на него с любопытством и предвкушением, готовые к новой "игре" – игре полета гигантской, незнакомой птицы. Некоторые махали руками, другие направляли на корабль маленькие лучики света своей магии, словно приветствуя его или предлагая свою помощь.

Арион, Элиша и Лия в последний раз оглянулись. На сияющий город на острове, на другие Парящие Острова вдали, на бескрайнее голубое небо и ласковое солнце. Они запомнили смех детей, ощущение легкости в теле, чистую радость, которой был наполнен этот мир. Это было не просто место, это было состояние бытия, которое они испытали, и которое навсегда останется с ними.

"Готовность к взлету," – голос Ариона звучал твердо, возвращая их к реальности их пути. Они вошли на борт "Искателя Замысла", заняли свои места. Через иллюминаторы они видели, как дети внизу смотрят на них с нетерпением.

Двигатели корабля мягко активировались, не нарушая гармонии мира. "Искатель Замысла" плавно поднялся в воздух, набирая высоту. Дети внизу закричали от восторга и принялись летать рядом, сопровождая их, как стая птиц сопровождает воздушный шар. Они воспринимали уход корабля как часть грандиозного, увлекательного шоу.

Арион, Элиша и Лия смотрели вниз на мир, который стремительно уменьшался. Красочные леса, сияющие моря, парящие острова – все это сжималось в одну сияющую точку внизу. Чувство печали усилилось, но оно смешивалось с благодарностью за дарованный опыт и с твердым намерением вернуться.

По мере того, как они проходили через атмосферу и покидали сферу влияния мира, нежное, омолаживающее прикосновение начало ослабевать. Ощущение легкости, беззаботности постепенно отступало, уступая место привычной гравитации их тел и тяжести их мыслей. Но вместе с этим привычным возвращением пришло и нечто совершенно неожиданное.

Арион почувствовал это первым. Не просто возвращение "взрослости", а нечто иное. Он взглянул на свои руки, затем быстро провел сканирование своих биологических параметров с помощью портативного медицинского сканера. Результаты его поразили. Возраст его клеток… их состояние… все указывало на то, что он стал физическимоложе. Значительно моложе, чем когда они прибыли в этот мир. Его биологические часы были не просто "остановлены" или "замедлены". Они были отмотаны назад.

"Элиша… Лия… проведите сканирование," – его голос звучал ошеломленно.

Элиша, почувствовавшая прилив новой, физической силы в своем теле, также провела сканирование. Ее результат был таким же. Она стала моложе. Не на годы, а на десятилетия, по сравнению с тем, как она чувствовала и выглядела до прибытия.

Лия, анализирующая энергетические сигнатуры своих человеческих компаньонов, подтвердила. "Биологический возраст… уменьшен. Паттерны старения… изменены. Энергетическое поле мира… вызвало… глубокую… регенерацию… и рекалибровку… клеточного… времени."

Шок был оглушительным. Они ожидали эмоционального или духовного воздействия. Ощущения юности – да. Но физического омоложения? Это было нечто совершенно непредвиденное. Мир Вечного Детства не просто позволил им забыть о старости; он подарил им новую молодость. И, как показал анализ Лии, их процессы старения теперь были изменены, они будут стареть медленнее, чем раньше.

Это был дар. Невероятный, чудесный дар от мира, который они только что покинули. Дар, который давал им больше времени. Больше времени на их миссию, на их поиск Создателя, на их возвращение.

Они смотрели на удаляющуюся сияющую планету, которая теперь казалась не просто прекрасным миром, но источником чудес, превосходящих их понимание. Создатель, создавший этот мир, вложил в него не только гармонию и радость, но и силу, способную бросить вызов самому времени.

"Мы… мы стали моложе," – прошептал Арион, прикасаясь к своему лицу. Это было не только физическое изменение, но и глубокое осознание. Мир не отпустил их просто так. Он дал им нечто бесценное.

Элиша улыбнулась, сквозь слезы прощания пробивалась новая, светлая надежда. У них было больше времени. Больше времени на поиск. Больше времени… чтобы вернуться сюда.

"Искатель Замысла" устремился дальше в Пустоту, оставляя позади сияющий рай. На борту корабля находились те же искатели, но они были моложе, чем прежде, неся в себе тайну мира Вечного Детства и его чудесный дар. Путешествие продолжалось, но теперь оно имело новую продолжительность и новую, тайную цель – возвращение в рай в конце пути.

Прошло время с момента, когда "Искатель Замысла" покинул орбиту мира Вечного Детства. Сияющая планета уменьшилась до крошечной звезды в кормовых иллюминаторах, а затем и вовсе исчезла из виду. Но мир не покинул их. Его прикосновение оставило физический след – вновь обретенную молодость, ощутимую в легкости тел, ясности ума и замедленном ритме биологических часов.

Команда собралась на командном мостике, Пустота вновь расстилалась перед ними – бескрайняя и таинственная. Разговор был тихим, но его важность ощущалась каждым. Они обсуждали не только то, что увидели в мире Вечного Детства, но и то, что они решили с этим знанием делать.

"Этот мир… он слишком чист," – начал Арион, его взгляд был задумчивым. – "Его гармония… его безопасность… они кажутся невероятно хрупкими перед лицом остальной Вселенной. Перед лицом… других творений Создателя. И перед лицом… нашего собственного мира."

Элиша кивнула, ее сердце все еще сжималось при мысли о детях, которых они покинули, но разум соглашался с Арионом. "Если бы о нем узнали… те, кто ищет власти, кто не знает сострадания… или даже просто те, кто не понимает его сути… он мог бы быть разрушен. Его невинность не способна защититься от злобы или даже от непонимания."

"Решение… скрыть его… логически обосновано," – передала Лия, ее "голос" был лишен колебаний. – "Ценность… сохранения… его состояния… превышает… ценность… обмена информацией… с потенциальными… угрозами."

Они согласились. Ни единого слова об этом мире. Никаких записей в стандартных корабельных журналах, которые могли бы быть перехвачены или найдены. Только в самых защищенных личных архивах Ариона и Элиши останется информация, зашифрованная на самом высоком уровне. Мир Вечного Детства станет их тайной. Их личным, священным знанием. Тайной, которую они унесут с собой обратно к своему народу и, если потребуется, в могилу.

Но они уносили не только тайну. Они уносили дар. Арион вновь провел быстрое сканирование. "Биологический возраст… все еще снижен. Процесс старения… замедлен. Это… беспрецедентно. Мир… поделился своей юностью."

Этот дар был не просто физическим благословением. Он был символом. Напоминанием о том, что Создатель способен не только на мрачные эксперименты с ненавистью или страданием, но и на сотворение чистой, безусловной радости. Он давал им больше времени – времени на поиски, на познание, на выполнение своей миссии. Больше времени, чтобы, возможно, однажды вернуться в этот рай.

Мысль о возвращении, обещание, которое они дали сами себе на прощание, теперь стало маяком впереди. Конец их долгого пути. Не Первооснова, возможно, но место покоя и счастья после всех пройденных испытаний. Это давало силы двигаться дальше, преодолевать Пустоту, сталкиваться с новыми, возможно, еще более сложными и опасными гранями Творения.

"Мы видели тьму," – сказал Арион, глядя на звезды, – "Но мы видели и свет. И этот свет… он дает нам надежду. И силы продолжать."

Элиша чувствовала то же. Мир Вечного Детства не стер из ее памяти увиденные страдания, но он наполнил ее душу уверенностью в том, что добро и гармония тоже являются фундаментальными принципами Вселенной, заложенными Создателем.

Лия лишь излучала стабильное, спокойное сияние. Ее знание пополнилось новым, уникальным набором данных о мире, где логика была подчинена гармонии, а существование – радости. Это расширило ее понимание возможных состояний бытия, даже если она не могла полностью "почувствовать" их.

"Искатель Замысла" устремился дальше в Пустоту. Команда несла тяжесть увиденных миров и бремя своей миссии, но теперь их шаги были легче, их путь – длиннее, а в сердцах жила тайная надежда на возвращение. Они уходили от рая, храня его секрет, в поисках полного понимания Создателя – Того, Кто сотворил и вечную войну, и вечное детство. Путешествие продолжалось, более сложное, более длинное, но теперь и более осмысленное.

Часть 5 Мир науки

Пролог: Эксперимент с Границами

Пустота. И бесконечная мозаика сотворенных Им миров. Создатель оглянулся на свои эксперименты. Были миры, насыщенные магией, где законы физики переплетались с волей существ. Были миры, построенные на чистой логике или вечном конфликте. Были миры, где время текло иначе, а жизнь была либо бесконечно короткой, либо бесконечно долгой. Он познал разные грани бытия, разные подходы к сознанию, разные формы взаимодействия.

Но что произойдет, если лишить существ внешних влияний? Что если поместить развивающуюся цивилизацию в контролируемую, изолированную среду? Смогут ли они, не отвлекаясь на угрозы извне или непредсказуемость широкой Вселенной, достичь пределов познания и технологии, основываясь только на рациональности и научном поиске? И что они будут делать, достигнув этих пределов внутри своей клетки?

Он решил провести эксперимент с границами. Создать мир, где определяющим фактором станет не магия, не биология в чистом виде, не конфликт, а познание и технология, развивающиеся в изоляции.

Он выделил в Пустоте объем Пространства, достаточно большой, чтобы вместить звездную систему – одиннадцать звезд, каждая со своими планетами, сотни миров, потенциально пригодных для заселения или изучения. Затем Он воздвиг Барьер. Непроницаемую стену реальности, отделяющую эту изолированную сферу от остальной Вселенной. Барьер, который нельзя было обойти, пробить или понять изнутри, используя принципы физики, действующие внутри самой сферы.

Он заселил этот карман пространства существами, чьей основной движущей силой стало любопытство и стремление к пониманию. Лишил их базовой способности к магии, которая была присуща некоторым Его более ранним творениям, направив их потенциал исключительно на рациональное познание мира через наблюдение, эксперимент и построение логических моделей. Вложил в них естественную склонность к сотрудничеству и неприятие агрессии, чтобы их развитие не было подорвано внутренними конфликтами.

Он наблюдал, как цивилизация зарождается и развивается внутри Стеклянной Сферы. Как они открывают законы своей локальной физики, строят машины, исследуют планеты вокруг своих звезд. Они были эффективны, рациональны, неутомимы в своем научном поиске. Их технологии процветали, их знание о своем маленьком космосе росло с каждым поколением.

Они быстро достигли пределов своей Сферы, наткнувшись на Барьер. Он стал для них величайшей загадкой, абсолютным горизонтом познания, который они не могли преодолеть. Он видел их попытки – их теоретические построения, их экспериментальные прорывы, их стремление понять природу стены, которая отделяла их от Ничто.

Какова цель этого эксперимента? Узнать, как развивается разум, лишенный внешних угроз и сосредоточенный на познании? Понять, к чему приведет стремление к знанию, ограниченное абсолютной границей? Сможет ли их гений, упершись в Барьер, найти путь вовнутрь своего собственного бытия, к пониманию своей природы или Создателя, или он навсегда останется заточенным в пределах Сферы?

Он оставил этот мир в его научном поиске, ограниченном Им же поставленными границами. Мир Науки в Кармане Пространства – эксперимент с изоляцией, с пределами познания, с развитием разума, запертого в золотой клетке. И Он ждал, что покажут существа, которые познали свой мир до конца, но не смогли постичь его границ.

Глава 1: Стеклянная Сфера

Для Цина, как и для всех обитателей Одиннадцати Звезд, Вселенная была Сферой. Огромным, но конечным объемом пространства, озаренным светом одиннадцати солнц и населенным сотнями планет, вращающихся по точно рассчитанным орбитам. Сфера была их домом, их лабораторией, их познанным миром. Их цивилизация, Цивилизация Сферы, была построена на принципах рациональности, логики и неутолимой жажды знания.

Их города не были органическими или эфемерными, как у обитателей мира Вечного Детства. Они были шедеврами инженерии и науки – парящие мегаполисы, удерживаемые антигравитационными полями, подземные комплексы, использующие геотермальную энергию планет, орбитальные станции, вращающиеся вокруг звезд. Их технология позволяла перемещаться между звездами их локальной системы на скоростях, близких к скорости света, заселять пригодные планеты, терраформировать негостеприимные миры и строить гигантские научные обсерватории на краю своей известной Вселенной.

Цин был ученым. Как и почти каждый в его обществе. С самого "рождения" его разум был настроен на анализ, понимание и поиск закономерностей. Его жизнь была посвящена исследованию космоса – не его красот, а его законов, его структуры, его истории. Он работал на одной из дальних орбитальных станций, изучающей феномен Барьера.

Барьер. Это было самое грандиозное, самое непонятное и самое важное открытие в истории Цивилизации Сферы. Впервые их корабли, достигнув пределов своей системы из Одиннадцати Звезд, наткнулись на него. Не на границу пространства, не на непроходимую туманность. А на ничто. На абсолютное, непроницаемое Ничто, которое их приборы не могли зарегистрировать, их сенсоры не могли ощутить, а их оружие не могло пробить. Это была Стена, не имеющая физических свойств, но абсолютно реальная в своей непроницаемости.

Они назвали это Барьером. И он стал их главным научным вызовом. Поколения ученых пытались понять его природу. Они отправляли зонды, излучали энергетические импульсы, строили теоретические модели, основанные на самых передовых достижениях их физики – квантовой механике, теории струн, мультивселенных. Но Барьер оставался непостижимым. Он не подчинялся известным законам. Он просто был. Граница их познания.

Жизнь в Сфере была упорядоченной и рациональной. Не было войн – агрессия была неэффективна и нелогична с точки зрения их общества, ориентированного на сотрудничество ради общего знания. Не было голода или болезней – технологии обеспечивали изобилие и здоровье. Не было магии – они постигали мир через измеримые, доказуемые законы.

Но было стремление. Стремление понять Барьер. И был вопрос. Вопрос, который звучал в конференц-залах научных комплексов, на мостиках исследовательских кораблей, в мыслях каждого ученого, дошедшего до пределов своей Сферы.

Что за Барьером?

Этот вопрос был их величайшей мотивацией и их величайшим разочарованием. Они познали свою Сферу вдоль и поперек. Изучили каждую звезду, каждую планету, каждый закон, действующий внутри. Они были мастерами своей локальной реальности. Но они не могли сделать шаг за ее пределы. Не могли понять, что находится по ту сторону стены, которая, казалось, не должна существовать согласно всем известным им принципам.

Цин смотрел на главный экран своей станции. На нем отображалась идеальная, черная гладь – изображение Барьера. За ним не было звезд, не было галактик, не было даже Пустоты, как они ее себе представляли. Только абсолютное Ничто. И их научный разум, их логика, их технологии – все упиралось в эту невидимую, непостижимую стену.

Они были цивилизацией, достигшей вершины познания в своей золотой клетке. И теперь их единственным стремлением было понять природу этой клетки и того, что находится за ее пределами. Вопрос висел в воздухе, вечный, как сам Барьер.

Глава 2: Зов за Пределами

Жизнь в Одиннадцати Звездах не была подчинена хаосу случайности или диктату эмоций. Она была упорядочена логикой, красотой математики и неуклонным стремлением к познанию. Общество Цивилизации Сферы было гигантским, гармонично работающим организмом, где каждая единица – будь то ученый, инженер, исследователь или оператор машин – функционировала как часть единой системы, нацеленной на сбор, обработку и интеграцию знания.

С самого момента достижения познавательной зрелости каждое существо погружалось в поток знаний. Их "образование" было не заучиванием фактов, а обучением принципам анализа, критического мышления и сотрудничества. Они постигали законы физики и математики как основу своего бытия, а этику и социальное взаимодействие – как необходимое условие для эффективного коллективного познания.

Их города, разбросанные по поверхности планет и парящие в их атмосферах, были центрами науки и технологии. Здесь не было площадей для торжественных парадов или монументов, прославляющих завоевания. Были гигантские вычислительные кластеры, простирающиеся на многие километры, лаборатории, где эксперименты с энергией и материей проводились на невиданном уровне точности, планетарии, где можно было наблюдать за движением одиннадцати звезд и сотен планет их Сферы, и библиотеки знаний, где информация хранилась в кристаллических матрицах и была доступна любому существу мгновенно.

Общение между существами было прямым, прозрачным и исключительно информативным. Энергетические сигналы, передающие сложные мысли и данные, заменяли медленную и неточную вербальную речь. Не было лжи, обмана или недомолвок – эти концепции были нелогичны и контрпродуктивны для общества, чья единственная цель – постижение истины. Конфликты, если и возникали , решались путем логического анализа, обмена всей доступной информацией и приходом к наиболее обоснованному выводу. Агрессия была просто не предусмотрена их дизайном и считалась самой неэффективной формой взаимодействия.

Но над всем этим рациональным, упорядоченным бытием висела одна великая загадка – Барьер. Он был их абсолютным горизонтом, стеной, которую они не могли ни понять, ни преодолеть. Поколения их лучших умов посвятили себя его изучению. Они строили гигантские ускорители частиц на краю Сферы, направляя лучи энергии в Ничто, где, как они знали, был Барьер. Они отправляли дроны, способные существовать в экстремальных условиях, в надежде получить хоть какие-то данные с его поверхности. Они разрабатывали самые смелые теоретические модели – предполагали, что Барьер является границей другого измерения, или проекцией иной Вселенной, или даже искусственной конструкцией, созданной сущностью с непостижимыми возможностями.

Каждая новая планета, которую они осваивали, каждый научный прорыв, которого они достигали, лишь подчеркивали их мастерство внутри Сферы. Но это мастерство становилось бессмысленным перед лицом Барьера. Он был доказательством того, что их знание неполно, что их логика имеет пределы, что их Вселенная – это не все, что существует.

И этот факт породил главный вопрос их цивилизации, вопрос, который звучал не словами, а вибрациями в их коллективном сознании, выгравирован на стенах их обсерваторий и заложен в основы их самых передовых исследовательских программ:

Что за Барьером?

Этот вопрос был их главным двигателем. Он подталкивал их к новым открытиям, к исследованию самых отдаленных уголков их Сферы, к поиску любых намеков на то, что могло существовать по ту сторону Стеклянной Сферы, в которой они жили. Они не искали Создателя в религиозном смысле – концепция веры была для них нелогичной, основанной на неполных данных. Они искали причину. Научное объяснение существования Барьера.

Их общество достигло пика развития внутри своих границ. Они освоили все свои одиннадцать звездных систем, распределили ресурсы с максимальной эффективностью, создали идеальные условия для жизни и познания. У них было все, кроме ответа на главный вопрос. Их совершенство было ограничено Барьером. Их стремление к познанию наткнулось на непроницаемую стену. И это знание, эта вечная загадка, определяла их бытие, порождая не отчаяние, а неустанное, рациональное любопытство о том, что находится за этим абсолютным пределом.

Глава 3: Вершина Технологии

Цивилизация Сферы не знала таких ограничений, как нехватка ресурсов, энергии или пространства в пределах своих одиннадцати звездных систем. Их технология преодолела эти базовые препятствия, позволив им сосредоточиться исключительно на познании и совершенствовании своего бытия внутри Стеклянной Сферы.

Одним из наиболее впечатляющих достижений было освоение звездной энергии. Они не просто использовали энергию ближайшего солнца своей планеты; они научились направлять потоки энергии от других звезд Сферы через сконструированные ими энергетические кондуиты, создавая планетарные и даже системные энергетические сети. В самой обитаемой системе, они построили частичную Сферу Дайсона вокруг своей центральной звезды – не для сбора всей ее энергии, а для точного контроля и перенаправления ее излучения, создания стабильных климатических условий на множестве орбитирующих планет.

Их межзвездные перелеты внутри Сферы были рутиной, отработанной до совершенства. Корабли не просто двигались на высоких скоростях; они использовали искажение локального пространства-времени, создавая временные "прыжки" между звездными системами. Путешествие от одной звезды к другой, которое в стандартной Вселенной заняло бы годы или десятилетия, здесь измерялось часами. Это позволило им заселить и терраформировать сотни планет в пределах Сферы, превратив негостеприимные миры в цветущие сады, научные аванпосты или центры переработки материалов.

На этих планетах выросли города – не конгломераты хаотичной застройки, а идеально спланированные, самодостаточные экосистемы. Здания регулировали свою температуру и освещение, используя энергию звездных сетей. Атмосфера городов очищалась и рециркулировалась с максимальной эффективностью. Роботизированные системы, управляемые высокоинтеллектуальными программами, выполняли все задачи по поддержанию инфраструктуры, производству и добыче ресурсов, освобождая существ Цивилизации Сферы для главного – научного поиска.

В области физики они достигли невероятных глубин. Они могли манипулировать материей на квантовом уровне с высокой точностью, создавать новые элементы с заданными свойствами, управлять гравитационными полями для перемещения гигантских объектов. Их понимание энергетических взаимодействий позволяло им создавать стабильные силовые поля, удерживающие целые континенты или защищающие планеты от метеоритов . Они картографировали внутреннюю структуру Пространства-Времени своего кармана, обнаруживая тонкие резонансы и закономерности, уникальные для их локальной реальности.

Все эти грандиозные достижения были воплощением их неагрессивной природы. Самые мощные источники энергии использовались для питания городов, двигателей кораблей, терраформирования планет и гигантских научных экспериментов, направленных на исследование самой сути материи и энергии. Их роботы были помощниками в строительстве и исследовании, их силовые поля – инструментами для удержания и управления, а не для нападения. Их гений был направлен исключительно на созидание, познание и упорядочивание.

Но каждое новое открытие, каждый покоренный мир, каждая созданная технологическая вершина лишь напоминала им об их главном, непреодолимом ограничении – Барьере. Они могли управлять звездами и планетами внутри Сферы, но не могли понять, что находится за ее пределами. Могли путешествовать с невероятной скоростью, но только до невидимой стены. Их технологии, сколь бы продвинутыми ни были, оказывались бессильны перед Барьером.

На самых отдаленных аванпостах Сферы стояли гигантские конструкции – не оружие, а измерительные комплексы, направленные в Ничто Барьера. Непрерывно излучая сигналы, анализируя любые отголоски, пытаясь найти хоть малейшую аномалию. Но ответ всегда был один: Ничто. Непостижимое, молчаливое Ничто.

И в этой тишине, среди гула их совершенных машин и света их управляемых звезд, звучал главный вопрос их существования:

Что за Барьером?

Они были мастерами своей Сферы, но пленниками своих границ. Их технологическая мощь была безмерна внутри их клетки, но бессильна перед ее стенами. Их цивилизация достигла вершины, но эта вершина упиралась в невидимый потолок. И это знание, это ограничение, определяло их стремление, их научный поиск, их бытие, направленное к загадке, которую они не могли разрешить.

Глава 4: Пульс Аномалии

Жизнь Цина, как и жизнь всех ученых на аванпостах Сферы, была монотонным, но осмысленным служением великой цели – постижению Барьера. День за днем, цикл за циклом, гигантские обсерватории, построенные на самой границе их известного пространства, направляли свои сенсоры в Ничто, излучали зондирующие импульсы, анализировали возвращающиеся данные. Ответ всегда был один: нулевая активность, отсутствие каких-либо регистрируемых параметров, идеальная, абсолютная пустота. Барьер оставался непроницаемым и непостижимым.

В этот цикл наблюдения не было заложено ожидания прорыва. Было лишь неуклонное следование протоколу, систематический сбор данных, надежда, что, возможно, в миллиардном цикле обнаружат статистически значимое отклонение, малейший намек на природу стены.

Цин сидел за консолью в контрольном центре "Горизонт Исследования", одной из самых удаленных станций, парящей у самой внутренней поверхности Барьера. Перед ним на огромном экране отображались графики входящих сигналов – идеально ровные линии, свидетельство неизменного Ничто за стеной. Его разум работал, анализируя эти данные, сравнивая их с миллиардами предыдущих записей, ища… ничего.

И вдруг.

На одном из графиков появилась флуктуация. Настолько слабая, настолько незначительная, что автоматические системы сначала отфильтровали ее как фоновый шум или ошибку прибора. Но Цин, чей разум был натренирован на выявление тончайших аномалий, заметил ее. Это была не хаотическая помеха. Это был сигнал.

"Система, повторная калибровка сенсоров периметра Азимут 34, Возвышение 12", – передал Цин, его энергетический сигнал был спокоен, но в нем ощущалась легкая заинтересованность. Приборы подчинились. Графики стабилизировались. Флуктуация исчезла. "Ошибка прибора", – подумал он, готовясь вернуться к рутинному анализу.

Но спустя мгновение, на том же самом графике, в той же точке пространства, появилась новая флуктуация. Чуть сильнее. И на этот раз автоматика не отфильтровала ее.

"Аномалия!" – прозвучал сигнал по внутренней сети станции. Другие ученые подняли головы от своих консолей. На главном экране появились данные. Слабый, непостижимый сигнал, исходящий из-за Барьера.

Первая реакция была чистым, рациональным неверием. Это было невозможно. Барьер был абсолютным пределом. Ничто не могло пройти сквозь него. Ничто не могло существовать за ним, по крайней мере, в регистрируемой форме.

"Перекрестная проверка всеми активными сенсорами!" – передал Цин, теперь его голос был полон научного возбуждения. Энергия побежала по каналам станции, подключая все доступные измерительные системы, направляя их на источник аномалии.

Данные потекли потоком. И они подтвердили невозможное. Сигнал существовал. Он был реален. Он исходил из-за Барьера. Это не была помеха. Не ошибка прибора. Это было… что-то.

Волна научного возбуждения пронеслась по станции, затем по всему аванпосту, а затем и по всем обитаемым мирам Сферы через мгновенные каналы связи. Ученые покидали лаборатории, инженеры останавливали производственные процессы, исследователи отвлекались от терраформирования планет. Все внимание было приковано к аномалии за Барьером.

Это не был страх. У них не было инстинкта страха перед неизвестным, только инстинкт познания. Это было самое грандиозное открытие в истории их цивилизации. Абсолютный предел, который определял все их бытие, оказался… не абсолютным? Или Барьер пропускал что-то?

Анализ аномалии продолжался с беспрецедентной интенсивностью. Сигнал был сложным. Он содержал в себе элементы энергии, которые их приборы классифицировали как… чужеродные. Не соответствующие физике их Сферы. Он двигался. Приближался к Барьеру.

С каждой секундой данные становились точнее. Ученые строили гипотезы. Что это? Естественное явление за Барьером? Или… искусственное? Созданное кем-то?

Вопрос "Что за Барьером?" который был для них вечной философской загадкой, теперь обрел потенциальный ответ. Не абстрактный, а конкретный. Что-то было там. Что-то приближалось к их Стеклянной Сфере.

Энергия аномалии достигла Барьера. Их приборы зафиксировали взаимодействие – не прорыв, не разрушение, а… сложное энергетическое взаимодействие на поверхности Барьера. Словно аномалия пыталась найти способ пройти сквозь него, или Барьер реагировал на ее присутствие необычным образом.

Сердце Цина, как и сердца всех ученых Сферы, забилось быстрее. Не от страха, а от чистого, неутолимого предвкушения. Величайшая тайна их Вселенной, их главный вопрос, возможно, скоро найдет свой ответ. Что или кто находился по ту сторону Барьера? И почему оно приближалось к их Стеклянной Сфере? Мир Науки, запертый в своей золотой клетке, стоял на пороге встречи с непостижимым.

лава 5: Гости из Пустоты

"Искатель Замысла" двигался через Пустоту. После прощания с миром Вечного Детства на борту царила особая атмосфера. Ощущение вновь обретенной молодости и замедленного старения было постоянным, удивительным напоминанием о чудесах, которые они видели. Тяжесть их миссии вернулась, но теперь она была легче, зная, что у них есть больше времени, и что Создатель способен не только на мрачные, но и на прекрасные творения. Лия, их спутница из мира Краткости, продолжала адаптироваться к их темпу времени, ее понимание Вселенной, подкрепленное знанием из мира Вечного Детства, становилось все более глубоким и многогранным.

Детекторы Кондуита работали, прочесывая бескрайние просторы в поисках аномалий. Они искали отклонения от стандартных законов Вселенной, следы вмешательства Создателя, намеки на существование других миров или явлений, которые могли бы приблизить их к пониманию Его Замысла.

И они нашли. Сигнал был не похож ни на что, виденное ими прежде. Не хаос, не скорбь, не вечная битва. Это была невероятно упорядоченная, стабильная энергетическая сигнатура. Словно кто-то собрал часть Вселенной и запер ее в шкатулке, тщательно отполировав края. Сигнал был сложным, насыщенным информацией, но эта информация была структурирована по принципам, которые их приборы классифицировали как… высокотехнологичные.

"Что это за сигнатура?" – Арион склонился над пультом, заинтригованный. Это была не биология, не магия, не чистая логика в вакууме, не бесконечный конфликт. Это было нечто, созданное разумом, но разумом, который мыслил иначе, чем обитатели ранее виденных ими миров.

Элиша почувствовала в этой сигнатуре не страдание или агрессию, а… сложность. Упорядоченность. Интеллектуальное присутствие и масштабную инженерную работу.

Лия, чье тончайшее восприятие позволяло ей ощущать самые фундаментальные свойства энергии и реальности, сфокусировалась. Ее сияние стало более интенсивным, когда она "погрузилась" в анализ сигнала.

"Это… структура," – передала Лия через Кондуит. – "Ограниченная. Искусственная. Сфера… реальности. Отделена… от остального… пространства."

Она почувствовала Барьер. Невидимую стену, которая окружала источник сигнала. Абсолютную границу, которая отделяла этот упорядоченный карман Вселенной от Пустоты. Она узнала в нем нечто, присущее творениям Создателя – Его способность устанавливать фундаментальные правила и границы.

"Барьер?" – Арион и Элиша переглянулись. У них уже был опыт столкновения с мирами, которые не вписывались в привычные рамки, но идея о запертой Вселенной, отделенной Барьером, была новой.

Лия продолжила анализ. Ее знание энергетических взаимодействий, полученное в мире Краткости и углубленное в мире Вечного Детства, позволило ей увидеть не только наличие Барьера, но и… его природу. Он был не просто стеной. Он был полем энергии, настроенным на определенные, фиксированные резонансы.

"Барьер… проницаем," – передала Лия, и в ее "голосе" впервые появились нотки… открытия. – "Для… определенной… частоты. Определенного… резонанса. Я… могу… рассчитать… траекторию… синхронизации."

Это было поразительно. Барьер, который, возможно, столетиями был непроницаемым для цивилизации внутри него, мог быть преодолен. Не силой, а пониманием его резонанса. И Лия, благодаря своей уникальной природе и знаниям, видела этот резонанс.

"Ты уверена, Лия?" – спросил Арион, несмотря на доверие к ее способностям, мысль о попытке пройти сквозь искусственный барьер Создателя вызывала осторожность. Предыдущие миры научили их, что вмешательство может иметь непредсказуемые последствия.

"Расчет… точен," – ответила она. – "Риск… минимален. Для нас. Система… внутри… не будет… нарушена."

Решение было трудным, но их жажда познания, их миссия перевешивали осторожность. Мир, запертый в Сфере, с цивилизацией, достигшей высокого технологического уровня, представлял огромный научный интерес. Понимание природы Барьера, созданного Создателем, было ключом к пониманию Его методов.

"Подготовка к прохождению Барьера," – решительно произнес Арион. – "Следуем расчетам Лии. Полная готовность всех систем."

Начался процесс. Лия сфокусировала свои энергии, работая в связке с Кондуитом, который начал излучать сложный, многочастотный сигнал, рассчитанный на синхронизацию с резонансом Барьера. "Искатель Замысла" медленно двинулся вперед, к невидимой границе.

Когда они достигли Барьера, не было столкновения. Не было взрыва. Было странное, дезориентирующее ощущение – словно их вывернуло наизнанку, а затем быстро вернуло обратно. Пространство вокруг них исказилось на мгновение, цвета расплылись, а затем все встало на свои места.

Они прошли.

За окнами иллюминаторов больше не было Ничто. Были звезды. Одиннадцать звезд, светящихся в упорядоченном порядке. Были планеты, вращающиеся по точным орбитам. Это был целый, полноценный космос, запертый в своей Стеклянной Сфере. И они были внутри.

"Мы внутри," – выдохнула Элиша, ее глаза сияли.

Арион смотрел на показания приборов – они находились в локальной звездной системе, окруженной непроницаемым Барьером, который их приборы теперь регистрировали как… стену реальности. "Мы в кармане пространства. В мире науки."

Лия излучала более яркое сияние. "Цель… достигнута."

Впереди, на ближайшей планете, они увидели огни городов, свечение орбитальных станций, следы высокоразвитой технологической цивилизации. Они, Гости из Пустоты, вошли в мир, запертый Создателем, и теперь предстояла встреча с его обитателями.

Глава 6: Встреча Цивилизаций

Стоило "Искателю Замысла" пройти сквозь Барьер, как его обнаружение стало мгновенным и полным. Сеть сенсоров, окутывающая всю Сферу и настроенная на выявление малейших аномалий за пределами известных параметров, сработала с беспрецедентной силой. Тревоги не возникло – системы безопасности, настроенные на распознавание агрессивных энергетических сигналов, молчали. Но сигнал о невозможном госте, о сущности, проникшей из-за Барьера, молниеносно распространился по всем Одиннадцати Звездам.

Ученые, еще не оправившиеся от шока после обнаружения аномалии извне, теперь пребывали в состоянии абсолютного научного экстаза, смешанного с неверием. Произошло то, о чем они могли только мечтать – ответ на их главный вопрос начал материализовываться прямо у них на глазах. Приготовления к контакту начались немедленно, руководствуясь строжайшими научными протоколами, отработанными для гипотетических встреч с… ну, теперь уже не гипотетическими.

Навстречу "Искателю Замысла" отправилась Делегация Первого Контакта – собрание лучших умов и представителей всех обитаемых миров Сферы. Их корабли были воплощением их технологической элегантности – гладкие, серебристые, двигающиеся с тихим гулом энергии, лишенные каких-либо видимых орудий. Они приблизились не с опаской, а с открытой любознательностью, излучая сигналы, которые их универсальные переводчики классифицировали как протоколы приветствия и запросы на идентификацию.

Тем временем, на борту "Искателя Замысла" царило свое потрясение. Они прошли сквозь Барьер. Невидимая стена реальности осталась позади, и они оказались в полноценной звездной системе, наполненной признаками высокоразвитой технологической жизни. И эта жизнь, казалось, ждала их.

"Получаем входящие сигналы," – доложил Арион, его голос был полон удивления. – "Протоколы приветствия. Запросы на идентификацию. Они… они знают, как установить контакт. И они не проявляют агрессии."

Элиша подошла к главному экрану, на котором уже отображались приближающиеся корабли Делегации. "Они… они выглядят так… гармонично. Их технологии несут печать порядка."

Лия, чье восприятие теперь было настроено на энергетику Сферы, передала: "Их намерения… познание. Любопытство. Нет… агрессивных… установок."

Ответ на запрос Делегации был быстрым. "Искатель Замысла" согласился на встречу на нейтральной территории – специально подготовленной орбитальной платформе, парящей в космосе между ближайшими планетами. Это место было выбрано не только из соображений безопасности , но и для удобства трансляции.

Момент Первого Контакта был Событием с большой буквы для всей Цивилизации Сферы. По всем планетам, на всех станциях, в каждом городе, живые существа собирались у экранов, их энергетические поля вибрировали от предвкушения. Из-за Барьера, из Ничто, пришел кто-то. Кто-то, кто преодолел их абсолютную границу. Ответ на главный вопрос.

Когда шлюз "Искателя Замысла" открылся, и Арион, Элиша и Лия ступили на платформу, их встретили существа Цивилизации Сферы. Они были высокими, стройными, с кожей, отливающей металлическим блеском, и глазами, сияющими чистым, интеллектуальным светом. Их формы были элегантны и функциональны, лишены излишеств, каждое движение выверено и рационально.

Первое мгновение было наполнено взаимным, абсолютным шоком и удивлением. Существа Сферы увидели перед собой… людей. Биологические формы, казалось бы, хрупкие, но несущие в себе следы долгих путешествий и встреч с непостижимым. Увидели их корабль, который не подчинялся законам физики внутри Сферы, но явно функционировал, придя извне. И увидели Лию – сущность из чистой энергии, сопровождающую этих странных, мягкотелых существ.

Арион, Элиша и Лия увидели цивилизацию, воплотившую идеал рациональности и порядка. Увидели технологии, превосходящие их собственные во многих аспектах. Увидели существ, чье существование было посвящено знанию, и в чьих глазах горел неутолимый огонь любопытства к ним, Пришедшим из Пустоты.

Языковой барьер был преодолен почти мгновенно. Технология Сферы, основанная на анализе энергетических импульсов мысли, в сочетании со способностями Лии к восприятию и преобразованию информации, позволила установить базовое взаимопонимание.

Первые "слова" были вопросами. С обеих сторон.

"Что… за Барьером?" – вибрация, несущая этот вопрос, исходила от всей Делегации, от каждого существа Сферы, смотрящего на трансляцию. Это был главный вопрос их бытия, обращенный к тем, кто, казалось, нес ответ.

"Что… такое… Сфера?" – передал Арион через Кондуит, его разум лихорадочно обрабатывал всю входящую информацию, пытаясь понять масштабы и природу этой изолированной цивилизации.

Встреча Цивилизаций состоялась. Мир Науки в Кармане Пространства столкнулся с реальностью внешней Вселенной в лице "Искателя Замысла". И обе стороны, шокированные и очарованные друг другом, стояли на пороге обмена знаниями, который обещал перевернуть их представления о мироздании.

Глава 7: Обмен Знаниями и Дар Технологий

Период после Первого Контакта наполнил пространство вокруг орбитальной платформы гулом упорядоченной деятельности. "Искатель Замысла" был перемещен в специально оборудованный док – колоссальное сооружение, где корабли перемещались и обслуживались с грацией и эффективностью, доступными только цивилизации, достигшей полного контроля над технологией. Здесь, вдали от взглядов всей Сферы, начался глубокий обмен знаниями.

Для обитателей Сферы, знание, принесенное Гостями из Пустоты, было откровением. Они поглощали информацию о бескрайности внешней Вселенной с неутолимой жаждой. Арион и Элиша рассказывали о звездах и галактиках за пределами их Одиннадцати Звезд, о различных физических законах, действующих в разных областях Пустоты. Они описывали другие творения Создателя: безупречную, но бездушную логику Коллективного Разума; мир, где время текло вспять, а мольбы летели назад; мир, где знание было сжато в мгновение ока; и ужасающее горнило вечной войны, эксперимент с ненавистью.

Информация о мирах, построенных на магии, вызывала у ученых Сферы особый интерес, смешанный с рациональным скептицизмом. Концепция, где воля или эмоция могли влиять на реальность, была чужда их логике, основанной на измеримых параметрах. Но Лия, чей собственный опыт включал взаимодействие с миром чистой гармонии и детской магии, могла подтвердить и объяснить эти феномены с точки зрения энергетических принципов, недоступных пониманию обитателей Сферы, но регистрируемых ею.

В свою очередь, Цивилизация Сферы делилась с людьми своим знанием о своей локальной реальности. Они предоставили детальные карты своих одиннадцати звездных систем, принципы своей физики , свои теории о Барьере и свои достижения в области технологии – управления энергией, материей, пространством. Арион и Элиша были поражены их мастерством. Они увидели технологии, которые в их собственном мире были бы фантастикой – системы жизнеобеспечения, работающие на принципах, неизвестных им, двигатели, использующие энергию звезд напрямую, оборонительные технологии, способные защитить от любых известных внутри Сферы угроз.

Лия стала незаменимым связующим звеном в этом обмене. Ее способность воспринимать и обрабатывать информацию на фундаментальном уровне позволяла ей мгновенно переводить концепции из одной парадигмы в другую, делая понятным для людей высокоспециализированное знание Сферы, а для обитателей Сферы – нелогичность и разнообразие внешней Вселенной. Она была мостом между миром чистого знания и миром опыта, между логикой и тем, что лежало за ее пределами.

В ходе этого обмена, ученые Сферы осознали, что корабль Гостей из Пустоты, "Искатель Замысла", хотя и был удивителен, был создан по принципам внешней, менее упорядоченной реальности. Его системы, эффективные в Пустоте, могли быть значительно улучшены, используя принципы физики Сферы и их технологии. Для них это было не просто актом щедрости, а логическим продолжением их научного поиска. Помочь тем, кто пришел извне, стать более эффективными исследователями внешней Вселенной, было их способом познать то, что находится за их пределами.

Было принято коллективное решение оснастить "Искателя Замысла" своими передовыми технологиями. Гигантские манипуляторы дока, управляемые разумными программами, принялись за работу. Корпус корабля был усилен новыми материалами, синтезированными с использованием их принципов. Двигательные установки были модернизированы, чтобы использовать энергию более эффективно. Оборонительные системы были интегрированы в структуру корабля. Сенсоры были заменены на те, что обладали невероятной чувствительностью в пределах Сферы . Системы жизнеобеспечения были переработаны, став почти полностью самодостаточными.

Арион и Элиша с благоговением наблюдали за трансформацией своего корабля. "Искатель Замысла" становился мощнее, быстрее, безопаснее. Этот дар был не только технологическим усилением; он был актом доверия и сотрудничества со стороны цивилизации, которая веками была изолирована.

К концу этого периода обмена, "Искатель Замысла" был уже не тем кораблем, что пришел из Пустоты. Он был сплавом технологий двух миров – упорядоченной науки Сферы и гибкого, адаптирующегося подхода внешней Вселенной. Люди улетали не только с головой, полной новых знаний о физике и космологии, но и с кораблем, который был готов к дальнейшим, возможно, еще более грандиозным открытиям.

Глава 8: Тайна Барьера и Новый Искатель

Время, проведенное на орбитальной платформе и в других центрах познания Цивилизации Сферы, стало периодом беспрецедентного интеллектуального сотрудничества. Ученые Одиннадцати Звезд, Арион, Элиша и Лия работали вместе, объединив свои знания и методы для решения величайшей загадки Сферы – природы Барьера.

Ученые Сферы предоставили десятилетия накопленных данных: результаты зондирования Барьера на всех известных частотах, измерения энергетических взаимодействий на его границе, сложнейшие теоретические модели, пытающиеся вписать Барьер в их локальную физику. Арион внес свой опыт исследования различных космических феноменов и знание о разнообразии законов физики, действующих в широкой Вселенной. Элиша предложила свои философские и, возможно, интуитивные прозрения, полученные из своих исследований веры и метафизики, пытаясь понять Барьер не только как физическое явление, но и как… акт воли. Но ключевым звеном стала Лия.

Ее уникальная способность воспринимать фундаментальные энергетические паттерны и структуры реальности позволила ей увидеть то, что было скрыто от приборов и логики Сферы и людей. Она не просто видела Барьер как границу; она видела его состав. Он был не стеной энергии или искажением пространства-времени, которое можно было бы пробить или обойти при достаточном усилии. Он был… вплетен в саму ткань реальности внутри Сферы. Его резонанс был фундаментален, как гравитация или электромагнетизм в их локальном космосе.

Их совместный анализ, направляемый интуитивными прозрениями Лии и подтверждаемый рациональными вычислениями ученых Сферы и Ариона, привел к ошеломляющему выводу. Барьер не был естественным феноменом. Он не был продуктом технологической ошибки или случайности. Он был создан. Намеренно. И он не был предназначен для преодоления.

"Его структура… фундаментальна," – передала Лия, ее "голос" звучал серьезно. – "Не может быть… изменена… изнутри. Это… постоянная… свойства… локальной… реальности."

"Значит…" – Арион замер, осознание ударило его с силой. – "Значит, его нельзя пробить. Никакой технологией. Никакой силой. Он… часть правил этого места."

Ученые Сферы, выслушав совместный доклад, переданный через каналы связи их цивилизации, восприняли это не с отчаянием, а с глубоким, торжественным пониманием. Их главный вопрос получил ответ. Не тот, который они ожидали , но ответ на его природу. Барьер – это не стена, которую нужно разрушить, а граница, которую нужно принять. Он был установлен. Кем-то.

"Он… создал нас… внутри," – передал один из ведущих ученых Сферы, его энергетический сигнал был полон нового, глубокого осознания. – "Мы… эксперимент… в изоляции. В границах."

Барьер оказался не препятствием для преодоления, а доказательством их бытия как части большего Замысла. Частью эксперимента Создателя. И этот ответ, хотя и не давал им возможности покинуть Сферу, давал понимание их места в мироздании. Вопрос "Что за Барьером?" превратился в вопрос "Почему Барьер?".

Именно в этот период интенсивного обмена и великих открытий Арион, Элиша и Лия познакомились с Тарином. Он был молод по меркам своей цивилизации , но его разум был одним из самых блестящих в Одиннадцати Звездах. Тарин с самого раннего возраста был одержим Барьером, посвящая свои исследования поиску любых данных, исходящих извне. Он был одним из первых, кто зафиксировал аномалию – приближение "Искателя Замысла".

Тарин не был удовлетворен ответом о Барьере как о фундаментальной константе, установленной Создателем. Его разум стремился за пределы. Он жадно поглощал информацию, которую принесли Гости из Пустоты – о бескрайности Вселенной, о других мирах с их разнообразными законами и существами, о самом Создателе, о Его поиске. В его сознании открылась картина масштаба, о котором он мог только мечтать.

Когда он узнал о миссии "Искателя Замысла" – поиске Создателя, постижении Его Замысла через исследование Вселенной – Тарин понял. Это был его шанс. Единственная возможность выбраться за пределы своей Сферы, увидеть то, что находится по ту сторону стены, посвятить свой гений не границам, а безграничности.

Его стремление было чистым и рациональным, но в нем горел огонь страсти, присущий истинным искателям знания. Он обратился к Ариону, Элише и Лие. Не с просьбой или мольбой, а с предложением.

"Мое знание… может быть… полезно," – передал Тарин, его энергетический сигнал был сильным и уверенным. – "Я изучил… структуры… Сферы… на фундаментальном уровне. Я понимаю… природу… Барьера… изнутри. Мое… мышление… обучено… анализу… неизвестного. Позвольте… мне… присоединиться… к вашему… поиску. Я… хочу… увидеть… что… за… Барьером."

Перед командой "Искателя Замысла" встал новый вопрос. У них была возможность взять с собой представителя цивилизации, достигшей вершины науки внутри своих границ. Существо с блестящим умом, жаждущее познать внешнюю Вселенную. Но могли ли они провести его через Барьер? И если да, то кто это будет? Выбор спутника стал следующим вызовом на их пути.

Глава 9: Выбор Спутника и Проверка Границ

Новость о том, что Гости из Пустоты прошли сквозь Барьер, и о том, что Барьер, некогда считавшийся абсолютной границей, возможно, проницаем для определенного резонанса, распространилась по Одиннадцати Звездам быстрее любого физического сигнала. Это знание стало катализатором. Поколения ученых упирались в эту стену, и теперь появилась надежда, пусть и призрачная, увидеть, что находится по ту сторону.

Стремление выйти за пределы Сферы, увидеть внешнюю Вселенную, которую Арион и Элиша описывали с таким восхищением и тревогой, охватило многих. Впервые за долгую историю их упорядоченного, неагрессивного общества возникло что-то похожее на коллективное желание, не связанное напрямую с познанием внутри их границ. Это не вызвало хаоса или конфликтов в привычном смысле, но породило волну запросов, дискуссий и предложений. Тысячи ученых, исследователей, инженеров, каждый со своим уникальным багажом знаний и навыков, выразили рациональное стремление присоединиться к миссии "Искателя Замысла".

Лидеры Цивилизации Сферы, вместе с Арионом, Элишей и Лией, собрались для обсуждения этой беспрецедентной ситуации. Вопрос был не в том, хотят ли они отправиться во внешнюю Вселенную – желание познания было в их основе. Вопрос был в том, сколько могут отправиться и кто именно.

Лия, чье понимание Барьера было наиболее глубоким, проанализировала энергетические расчеты прохождения. "Метод… синхронизации… требует… точной… настройки… на резонанс… Барьера. Энергетическая… сигнатура… одного… существа… минимальна. Несколько… существ… одновременно… увеличивает… флуктуации… экспоненциально. Риск… дестабилизации… Барьера… или… существ… слишком… высок." Ее "голос" был бесстрастным, но вывод был ясным: с текущей технологией пройти мог лишь один, помимо экипажа "Искателя Замысла".

Это стало трудным, но рациональным ограничением. Выбрать одного из тысяч. Кого? По каким критериям? Не по статусу, не по положению в обществе – эти понятия были вторичны. Критерием стало потенциальное влияние на успех миссии, на познание Создателя и Его Вселенной.

Кандидатуры рассматривались с той же рациональной строгостью, что и любая научная гипотеза. Изучались их научные достижения, широта познаний, способность адаптироваться к неизвестному, потенциал для внесения вклада в понимание Создателя.

И среди всех кандидатов выделялся Тарин. Не только своей гениальностью в области физики и энергетики, не только своими революционными теориями о природе Барьера, но и своей неутолимой, почти осязаемой жаждой увидеть, что находится за пределами Сферы. Его разум был уникальным сплавом глубокого знания их локальной реальности и страстного стремления к универсальному познанию. Он был воплощением вопроса "Что за Барьером?".

Выбор пал на Тарина. Это не было эмоциональным решением, а логическим выводом, принятым коллективным разумом лидеров Сферы и одобренным Арионом, Элишей и Лией. Его потенциал для миссии "Искателя Замысла" был максимальным.

Пока принималось это сложное решение, "Искатель Замысла" проходил трансформацию. Ученые Сферы, получив от Гостей из Пустоты полные базы данных об их знаниях о внешней Вселенной, других мирах и миссии, с той же самоотдачей оснащали корабль. Корабль получил не только усиленную защиту и улучшенные двигатели, но и полноценную, самую современную научную лабораторию, способную проводить исследования в самых разных условиях. Была установлена передовая система анализа и обработки данных, интегрирующая принципы технологий Сферы с человеческим подходом.

И, по просьбе Ариона и Элиши, был установлен Синтезатор Материи – устройство, способное, имея достаточный запас энергии и базовых элементов, собирать любую известную в Сфере материю или структуру. Это была технология, изначально разработанная для строительства и ремонта, но ее потенциал был гораздо шире. Арион настоял на включении в его программу возможности создавать… защитные структуры и, да, на всякий случай, элементы, которые могли быть использованы как оружие. Реалии Пустоты, которую они видели , требовали готовности к неожиданностям. Ученые Сферы восприняли это с рациональным удивлением , но, понимая разнообразие внешней Вселенной, согласились.

Обмен знаниями достиг своего пика. Полные базы данных Цивилизации Сферы были переданы на "Искатель Замысла" – тысячелетия научного поиска, результаты освоения Одиннадцати Звезд, все теории о Барьере. Взамен, люди оставили детальные отчеты о своих открытиях, о других мирах, о своей гипотезе о Создателе и Его Замысле.

Подготовка была завершена. Корабль, оснащенный технологиями двух миров, готовый к долгим исследованиям, ждал. Был выбран спутник – Тарин, чье стремление познать Вселенную за пределами Сферы было так же сильно, как у самих Гостей из Пустоты. Теперь предстоял последний шаг – прощание с этим миром и прохождение Барьера обратно, в Пустоту, с новым членом команды.

Глава 10: Обещание и Прощание с Барьером

На орбитальной платформе, служившей свидетелем великого обмена и принятия судьбоносного решения, наступили последние мгновения перед отлетом. Тарин, выбранный спутник, стоял рядом с Гостями из Пустоты, его энергетическое поле вибрировало от смеси предвкушения и тяжести момента. Он прощался со своим миром – не со слезами , а с глубоким, рациональным осознанием масштаба своего шага. Лучшие представители Цивилизации Сферы собрались, чтобы проводить его.

"Ваше знание… бесценно," – передал один из старейших ученых Сферы, обращаясь к Ариону и Элише, его энергетический сигнал был полон искренней благодарности. – "Вы принесли нам понимание нашего места… в большем масштабе. И мы… надеемся, что наши технологии… послужат вам хорошо… в вашем поиске."

Арион и Элиша выразили ответную благодарность, осознавая масштаб дара, который они получили. "Ваша цивилизация… это чудо порядка и познания," – ответил Арион. – "Мы многим обязаны вам. И мы… будем нести ваше стремление к знанию… дальше."

Лия, парящая рядом, передала свое заключение. Ее анализ Барьера достиг нового уровня, интегрировав все полученные данные и интуитивные прозрения. "Барьер… не только… физическая… граница. Он… связан… с Замыслом… Создателя. С его… целью… для этой… Сферы. Понимание… всего… Замысла… может… изменить… природу… Барьера. Сделать его… проницаемым… для всех."

Эти слова стали откровением для ученых Сферы. Барьер – не вечная тюрьма, а, возможно, временное состояние, связанное с высшим планом. Их вечное стремление познать, что за Барьером, теперь обрело новую, конкретную цель, напрямую связанную с миссией Гостей из Пустоты. Их собственное освобождение зависело от успеха поиска Ариона и Элиши.

"Мы… будем ждать," – передал Тарин, обращаясь к своему народу. В его "голосе" звучала новая решимость, смешанная с огромной ответственностью. Он уходил не только как искатель, но и как представитель всей своей цивилизации. – "И мы… будем использовать знание… которое принесем… чтобы помочь… вам… понять… Пустоту… изнутри… ваших границ."

Тарин ступил на борт "Искателя Замысла". Его интеграция в экипаж была быстрой и рациональной. Его место было подготовлено в модернизированной научной лаборатории – пространстве, наполненном самым передовым оборудованием Сферы. Он подключился к системам корабля, его разум мгновенно начал обрабатывать потоки данных, исходящих от всех систем.

Финальное прощание было недолгим, лишенным излишней сентиментальности, но наполненным глубоким смыслом. Корабль отстыковался от платформы, медленно двигаясь к краю Сферы, к невидимой границе. Ученые Сферы на платформе и на своих кораблях наблюдали, их приборы работали на пределе, фиксируя каждое колебание энергии.

Прохождение Барьера на этот раз ощущалось иначе. Это было не просто искажение; это было словно движение сквозь плотную, вибрирующую среду. Лия и Тарин работали в связке, направляя энергию корабля и свои собственные резонансы, чтобы синхронизироваться с частотой Барьера. Для Тарина это было первым опытом взаимодействия с границей его мира извне, направляясь к Пустоте. Это было одновременно ошеломляюще и подтверждающе его самые смелые теории.

И затем, как и в прошлый раз, искажение исчезло. Мир Сферы остался позади. Перед ними вновь раскинулась безграничная Пустота, полная звезд и далеких галактик. Они были снаружи. Снова. Но теперь они были другими.

"Мы… прошли," – выдохнул Арион, глядя на показания приборов. Барьер был позади.

Тарин смотрел в главный иллюминатор. Бескрайность космоса, которую он до этого видел только на далеких снимках и в теоретических моделях, теперь была перед ним. Его разум начал лихорадочно обрабатывать этот поток новой, непостижимой информации. Это было не просто космос – это была внешняя Вселенная. Свободная, хаотичная, необъятная.

"Барьер… закрылся… за нами," – передала Лия, ее "голос" звучал подтверждающе.

"Искатель Замысла", мощный, модернизированный корабль, с экипажем, который теперь включал представителя Цивилизации Сферы, устремился в Пустоту. Тарин сидел в лаборатории, его сознание погрузилось в анализ внешних сигналов, его глаза горели неутолимой жаждой познания. Арион и Элиша стояли на мостике, глядя вперед, их миссия обрела новые грани. У них было больше времени, более мощный корабль, и новый товарищ, который нес в себе знание целой цивилизации и надежду на будущее.

Они покинули мир науки в его Стеклянной Сфере, оставив за собой обещание и надежду. Путь к Создателю продолжался, ведущий их через бескрайние просторы Вселенной, к новым мирам, новым загадкам и, возможно, когда-нибудь, к пониманию Замысла, который сможет снять Барьер и открыть двери врат для всей Цивилизации Сферы.