Лицедей понарошку: Магия нот

Вступление

А та, кого мы музыкой зовем

За неименьем лучшего названья,

Спасет ли нас?

Анна Ахматова

Сергей, одетый только в желтые плавательные шорты, вызывающе остановился перед шезлонгом, на котором загорала Ольга, и намеренно загородил ей солнце.

– Ты ошибаешься, – лениво произнесла она, не открывая глаза, – если думаешь, что сможешь удивить меня своей дурацкой выходкой.

– За что ты ненавидишь меня? – прямо спросил ее парень.

– За то, что ты есть.

– А может, за то, что я по вашей – не по своей, заметь! – воле вторгся в вашу сладкую капиталистическую жизнь, притворился твоим мужем и сыном олигарха – всеми уважаемого Дмитрия Михайловича Поликарпова?

– Не только!

– За то, что шантажом за ничтожное преступление – ах, ну надо же: морду разбил адвокату! – вы заставили меня превратиться в лицедея, чтобы утаить от несчастной Ии Филипповны гибель ее единственного сына, а она живет в ожидании последнего часа – от инъекции до инъекции! – и при этом видит загадочного семейного врача Миккеля Хансена чаще, чем собственного мужа?

– Увы.

– За то, что я живу здесь как пленник, называюсь «Павлом» или – куда хуже! – «Павлом Дмитриевичем», притворяюсь любящим и здравствующим сыном женщины, которую до сих пор ни разу в глаза-то не видел, и называю ее своей матерью?

– Именно!

– За то, что изо дня в день занимаюсь игрой на пианино у полубезумного Аммоса Феликсовича, чтобы за два месяца научиться тому, чего я сроду не умел делать – играть на фортепиано, и не просто играть, а исполнять чертову Пятую симфонию чертова Бетховена, потому что эту чертову музыку я, оказывается, дарю своей «матушке» на каждый ее день рождения?

– Точно!

– За то, что ни с того ни с сего нажил себе врага – амбала среди амбалов вашей бизнес-империи, «инквизитора» Егора Климова, который – по никому не понятной причине! – решил, что теперь я обязан сообщить ему, где Ия Филипповна прячет от вас бог весть откуда взявшийся индийский голубой бриллиант, стоимость которого язык не поворачивается назвать?

– В том числе!

– Короче говоря, ты ненавидишь меня за все то, что я делаю из-за вас, по вашей инициативе и по вашему принуждению, – за все это, да?

– Ты забыл добавить главное: «За миллион долларов», – в голосе Ольги прозвучали знакомые нотки сарказма.

– Ах, ну конечно – «За миллион долларов»!

– Вот, а теперь, надеюсь, ты остынешь, потому что все твои потуги воздадутся с лихвой.

Ольга приоткрыла глаза и смерила Сергея оценивающим взглядом с головы до ног. Она лишь однажды, и то случайно, видела его раздетым в джакузи. А сейчас он стоял перед ней в одних шортах, которые, казалось, едва держались на его бедрах, узких, как у подростка.

Тогда за свою неосторожность ей пришлось поплатиться: он подкараулил ее в ванной, чтобы увидеть обнаженной, и отвесил такую же похабную шутку, как и она. Правда, в тот же момент отхватил за свое хамство заслуженную пощечину.

От охватившего Сергея волнения, с которым он обрушился на нее, все его тело напряглось, отчего он показался ей еще более атлетичным и неотразимо красивым.

– Может, все-таки прекратишь досаждать и отойдешь от солнца? – спросила Ольга, не отрывая от него взгляда. – А то спалишь себе всю спину – первый загар, между прочим, очень опасен, имей в виду.

– Ой, спасибо за заботу! – Сергей повернулся к ней спиной. – А так лучше? – и вызывающе поиграл под шортами упругими ягодицами, как будто говоря: «Иди к черту!»

Ольга мстительно хмыкнула.

– Разумеется, – сказала она, – откуда обезьяне знать, что для этого есть шезлонги! – и сделала вид, что закрыла глаза, а на самом деле продолжала наблюдать за ним через полуприкрытые ресницы.

– Что ж, самое время освежиться!

С этими словами Сергей неожиданно сорвался с места и бросился к бассейну. У самого края он поджал ноги и «бомбочкой» шлепнулся в воду, взметнув волну, окатившую молодую женщину холодным душем.

Ольга глубоко вдохнула воздух через нос, стараясь сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации.

Сергей пришел к бассейну уже порядком взвинченным.

Последняя суббота мая в Москве выдалась удивительно жаркой для этого времени года. Ольга еще за завтраком поделилась с Ией Филипповной планами на день: позагорать у бассейна, пока солнце не достигнет зенита, а вечером поехать в город на эксклюзивную презентацию новой осенней коллекции известного столичного дизайнера. Сергей отреагировал с полным ртом: «Хорошая идея!», но Ольга проигнорировала его реплику, улыбнувшись свекрови с мыслью: «Размечтался!»

Ия Филипповна пожелала им хорошо провести время. Она с благодарностью улыбнулась Дмитрию Михайловичу, нежно поцеловала его в щеку и, посмотрев на Миккеля Хансена, дала понять, что готова вернуться в свою комнату.

После завтрака Сергей и Ольга встретились в «Маленькой Вене».

Ольга вышла из ванной комнаты, одетая в черный раздельный купальник-стринг и сабо на невысоком каблуке того же цвета. Не удостоив Сергея ни словом, ни взглядом, она накинула на плечи шелковый халат и молча направилась к выходу из комнаты.

Сергей с решительным видом преградил ей путь.

– Разве Ия Филипповна не пожелала нам обоим «хорошо провести время»? – спросил он, жадно ее разглядывая.

– Эй, дорогой, поосторожнее! – хищно улыбнулась ему молодая женщина, хорошо знакомая с этим мужским взглядом. – А то ты испепелишь меня раньше, чем солнце успеет достичь зенита.

Она хотела обойти его и продолжить путь к выходу, но парень схватил ее за запястье.

– Почему ты так относишься ко мне? – в его голосе прозвучала обида.

– Что за фамильярность! – раздраженно вырвала руку Ольга. – Оставь свои пролетарские замашки для дешевых потаскух!

Сергей не стал ее удерживать и, стоя на месте, наблюдал, как она, строптивая рыжеволосая красавица, исчезает за дверью.

Так началось это утро последнего майского дня.

Вода в бассейне действительно охладила Сергея. Он проплыл под водой круг, а когда вынырнул, отыскал глазами Ольгу.

– Давай, женушка, тоже окунись! – позвал он ее добродушно и, широко улыбаясь:

– И я покажу тебе то, что ты однажды уже видела издалека!

Ольга поднялась с шезлонга и взяла халат.

– То, что я однажды видела издалека, вблизи ты можешь полюбоваться сам, – парировала она. – Так что не стесняйся – все в твоих руках! – и зашагала в сторону особняка.

Сергей, набрав в легкие воздуха, снова погрузился в воду. Он опустился на самое дно и, скрестив ноги по-турецки, замер в позе лотоса.

Да уж, что ни говори, а с девушками ему не везло. Хотя до первой близости они буквально слетались к нему, как пчелы на мед, но сразу разлетались, как от огня, едва познакомившись с его нескромно огромным инструментом любви.

Возможно, именно поэтому Лена ушла к адвокату Бернову, которого он в сердцах избил так, что тот надолго застрял в больнице и теперь угрожал судебным разбирательством. А Катя с готовностью поверила продажным полицейским, будто это он убил ее отца.

Сергей не знал, что Катю похитили те же самые полицейские, которые работали на адвоката Аркадия Бернова. Не знал, что сейчас ее удерживали в доме на сваях, расположенном на берегу реки Юшенки, на даче отца адвоката в Дроздове. Сбежать оттуда Катя не могла: во-первых, она была прикована цепью, во-вторых, даже если бы ей удалось освободиться, путь через двор охраняли свирепые стаффордширские терьеры, а переплыть реку у нее бы не хватило сил. Она очень переживала из-за разрыва с Сергеем. Оказалось, ее отец, Федор Игнатьевич, не умер, а попал в больницу с сотрясением мозга после того, как его ударил не Сергей, а один из полицейских.

Не знал он также, что Лене тоже досталось нелегко и что сейчас она находилась в страшной зависимости от Бернова. Он угрожал привлечь ее как соучастницу в избиении и требовал любым способом связаться с Сергеем, чтобы предложить ему выгодную сделку в обмен на отзыв заявления из полиции. Лена находилась в глубоком отчаянии, была запугана и уже не рада перспективе выгодной женитьбы на адвокате с хорошим наследством, работой, дополнительным бизнесом и связями в правоохранительных органах столицы. Еще сильнее она испугалась, когда узнала от самого Аркадия Бернова, что скрывалось за его «фантиковым» бизнесом. Он вынуждал ее работать на него: принимать заказы от состоятельных клиентов на поставку мальчиков-подростков для интимного досуга. А Сергею предназначалось обеспечивать безопасность «фантиков». Кроме того, Бернов, зная со слов Лены о его чрезвычайно внушительном достоинстве, планировал привлечь парня к съемкам в порнофильмах и дополнительно зарабатывать на нем как продюсер.

Ничего из этого Сергей Соросов не знал: с тех пор как его самого насильно привезли к олигарху Дмитрию Поликарпову, он был оторван от мира.

Сергей, напуганный преследованиями полиции и обвинениями в убийстве отца Кати, согласился на необычную сделку: сыграть за миллион долларов роль погибшего сына Павла, похожего на него как две капли воды.

Мотивом этой авантюрной сделки стало твердое намерение олигарха Дмитрия Поликарпова защитить свою умирающую от рака жену, Ию Филипповну, от страшного известия о гибели сына.

Сергей вынырнул у самого бортика бассейна, жадно вдыхая воздух, и чуть не уткнулся в ноги старому мажордому. Мажордом смотрел на него сверху вниз с невозмутимым видом, держа в руках полотенце и тюбик крема от загара.

– Ой! – воскликнул парень, выбираясь из бассейна. – Вы появились так внезапно, что я чуть не обделался! – пошутил он.

– Я всегда появляюсь, когда того требуют обстоятельства, Павел Дмитриевич.

– Черт! – Сергей закатил глаза, его раздражало это обращение.

– Вам следует знать и помнить, что Павел Дмитриевич всегда отправлялся в бассейн с полотенцем и кремом от загара.

– Мне предстоит узнать еще много о привычках Павла Дмитриевича.

– Без сомнения.

– Поэтому, пожалуйста, рассказывайте мне все, что мне нужно знать и помнить, – Сергей взял полотенце, промокнул волосы, наскоро обтерся и снова вернул его дворецкому.

– А крем? – спросил старик.

– К таким привычкам мне еще нужно привыкнуть, – рассмеялся Сергей своему случайному каламбуру. – Отнесите все обратно, откуда принесли, а я уже возвращаюсь в дом – там меня ждет «жена».

– Вряд ли.

– Что?

– Ольга Евгеньевна сейчас в холле беседует с Егором Климовым.

Сергей исподлобья посмотрел на парадный вход особняка и прошептал:

– Снова пришел допытываться о голубом бриллианте Ии Филипповны!

Глава 1. История голубого бриллианта

Никто из семьи Поликарповых, включая Ию Филипповну, не знал подлинной истории индийского голубого бриллианта. Слышали только, что драгоценный камень был создан в начале XIX века, а первой его владелицей стала императрица Австрии Мария Терезия.

В сентябре 1790 года принцесса Неаполитанская и Сицилийская, тогда еще восемнадцатилетняя девушка, стала женой императора Священной Римской империи Франца II. Четырнадцать лет спустя, в 1804 году, Франц объявил о создании Австрийской империи, и Мария Терезия с гордостью приняла титул первой императрицы Австрии.

По этому знаменательному случаю ее августейший супруг, подаривший ей за годы брака двенадцать наследников, торжественно вручил ей перстень с величественным голубым бриллиантом. Императрица пришла в полный восторг: вес камня в каратах совпадал с ее возрастом – тридцать пять!

«Der Ring wurde von indischen Juwelieren speziell für dich kreiert» (Кольцо создано индийскими ювелирами специально для тебя. – нем.), – произнес император, запечатлев поцелуй на руке супруги.

«Oh, ich habe auch ein schönes Geschenk für dich!» (О, у меня тоже есть для тебя прекрасный подарок! – нем.), – ответила императрица, приложив руку мужа к корсажу.

Франц II Австрийский улыбнулся и глубоко вздохнул. В 1804 году Мария Терезия II произвела на свет последнего, тринадцатого ребенка – дочь.

Зимой 1806 года императрица заболела плевритом. Ее состояние ухудшилось из-за осложнений после преждевременных родов, и она скончалась. Согласно ее завещанию, перстень предназначался супруге следующего наследника престола. Им, спустя более четверти века после кончины императора Франца и правления бездарного в управлении брата – императора Фердинанда I, стал тридцатитрехлетний Карл Йозеф. К тому времени он уже девять лет состоял в браке с Софией, дочерью короля Баварии.

Своенравная и честолюбивая София еще до обретения мужем императорского титула вымолила у свекра перстень первой императрицы Австрии Марии Терезии. Свое прошение она мотивировала тем, что правящий Фердинанд не способен управлять страной, и полагала, что на трон взойдет либо ее муж, либо ее сын. С тех пор некоронованная София Баварская держалась с горделивой осанкой, будто уже восседала на императорском престоле.

К большому разочарованию Софии, ее супруг Карл Йозеф также не проявлял интереса к государственным делам. Двенадцать долгих лет она с нетерпением ждала совершеннолетия своего старшего сына Франца Иосифа, в котором порой замечала собственные черты характера.

В декабре 1848 года юноша наконец достиг нужного возраста, но в это время в стране некстати разразилась революция. Навязывание немецкого языка в правящих кругах Австрии вызвало бурю негодования среди венгров, поляков и чехов, возмущенных тем, что управление страной осуществлялось преимущественно на немецком языке.

Австрийское восстание принудило Фердинанда сложить с себя полномочия, а Карла Йозефа – отказаться от прав наследования. Так юный Франц Иосиф I принял в свои руки державный скипетр многонациональной империи Габсбургов.

Спустя шесть лет Франц Иосиф сочетался браком с баварской принцессой Елизаветой, известной как Сисси.

Этот союз устроила София, чтобы внести свежую кровь в королевскую династию Габсбургов. Однако мать-императрица не ожидала, что ее сын воспылает такой сильной любовью к Сисси. Это не входило в планы Софии, ведь ей нужна была только кровь, а не любовь!

Отношения с юной невесткой усугубились, когда Сисси проявила свой непокорный характер. Никто во дворце, кроме старой императрицы, не имел права так себя вести! Началась настоящая травля. Сисси сдалась, потому что хотела жить полной жизнью, а не тратить ее на борьбу с непреклонной свекровью.

Молодая императрица добровольно удалилась от двора. Она много путешествовала, редко виделась с мужем и не занималась воспитанием детей, полностью доверив эту задачу их своенравной бабушке.

«Die unangenehme Person, – изрекала София о невестке, – die abscheuliche» (Неприятная особа, отвратительная. – нем.).

«Aber sie ist mir nach Herzenslust!» (Но мне она по сердцу! – нем.) – возражал Франц Иосиф, не вынося материнского сарказма.

«Und du bist mir nach Herzenslust! Sie ist einem Diamanten nicht würdig! Er wird bis zum Tod bei mir bleiben!» (А мне по сердцу ты! Она не достойна бриллианта! Он останется у меня до самой смерти! – нем.).

Политическая напряженность, царившая в стране, заставляла молодого императора Франца Иосифа уделять больше внимания внутренним государственным вопросам, чем личным делам. Стремясь к примирению между народами, населявшими его империю, Франц Иосиф издал указ о пересмотре конституции. Однако его попытка наладить отношения с венграми оказалась запоздалой: в стране вновь стали раздаваться отголоски революции.

Австрия, скрепя сердце, пошла на уступки обиженной Венгрии и в 1867 году заключила договор об образовании двуединой монархии – Австро-Венгрии. Новое политическое образование разделилось на земли австрийской и венгерской корон, но с единым монархом в Вене.

Сисси сыграла важную роль в процессе объединения двух государств. Она выступала в роли посредника и приложила все усилия, чтобы убедить венгерскую знать принять предложение Франца Иосифа.

София отошла в мир иной, так и не примирившись с невесткой-путешественницей, а Сисси, упоенная свободой, не изъявила желания вернуться ко двору. Франц Иосиф, полный сил, деятельный и весьма раздосадованный ее выбором, в отместку нашел утешение в объятиях прекрасной и талантливой актрисы Катарины Шратт.

«Jetzt bist du meine Kaiserin» (Теперь ты моя императрица. – нем.), – произнес он и подарил ей индийский голубой бриллиант.

Никто в империи не удивился этой связи. Однако всех изумила реакция на эту связь императрицы Сисси.

Знаменитую актрису приглашали на все торжественные мероприятия в Вене. Однажды, по завершении театральной постановки, посвященной русскому царю Александру III, труппу пригласили на званый ужин в императорский дворец.

Там очаровательная Катарина впервые увидела несравненную Сисси и, похоже, почувствовала себя не в своей тарелке.

Императрица, притворившись несведущей о любовных отношениях актрисы с императором, сама представила мужу слегка смутившуюся приму:

«Der Kaiser ist des besten Brillanten würdig» (Император достоин лучшего бриллианта. – нем.), – не без ехидства произнесла Сисси и в тот же вечер покинула Вену.

В 1886 году Катарина Шратт родила дочь Фердинанду. Никто не сомневался, что в жилах малышки течет и кровь императора. После кончины Франца Иосифа Катарина жила уединенно и о своих отношениях с императором хранила молчание. Жизнь ее окончательно омрачилась, когда в 1907 году ее дочь умерла при родах, оставив на попечение старой примы внучку Луизу.

Катарина Шратт ушла из жизни в 1940 году в возрасте восьмидесяти шести лет. Голубой бриллиант унаследовала ее внучка Луиза, которая к тому времени сама стала матерью и воспитывала шестилетнюю дочь Леопольдину.

В годы военного лихолетья тридцатидвухлетняя Луиза претерпела множество лишений и, чтобы выжить, решилась продать бриллиант ростовщикам. На вырученные от продажи камня средства Луиза погасила долги и удалилась из Вены в провинцию. Там она приобрела скромный дом и готовилась встретить старость в уединении.

Юная Леопольдина с упоением внимала рассказам о голубом бриллианте первой австрийской императрицы. Будучи девушкой кроткого нрава, она во всем угождала своей матери. Лишь однажды проявила твердость духа, отказавшись возвращаться в Вену. Средства, полученные матерью от продажи драгоценности, позволили ей жить в достатке и удовольствии. Она посещала театральные представления, увлекалась живописью, питала страсть к симфонической музыке.

В 1956 году Леопольдина без памяти влюбилась в русского дирижера Венского симфонического оркестра – тридцатидвухлетнего Филиппа Дробинского. Невзирая на слабое владение немецким языком, он пленил ее открытостью характера и широтой русской души. С первых дней их знакомства Леопольдина знала, что в Советской России у Филиппа осталась жена. Ее родители, люди состоятельные и влиятельные, наотрез отказались отпустить дочь в Австрию, куда Филиппа позвали на службу по контракту. Из-за раздора с женой и ее родителями он прибыл в Вену с надломленным сердцем.

«Ich werde dein Herz mit meiner Liebe zusammenkleben» (Я склею твое сердце своей любовью. – нем.), – пообещала ему Леопольдина.

В душе она верила, что нашла настоящую любовь, и надеялась, что Филипп останется с ней – рано или поздно он непременно разведется со своей русской супругой!

Семь недель безоблачного счастья пронеслись для Леопольдины как одно мгновение. Каждое утро она просыпалась с улыбкой, и каждое мгновение с Филиппом превращалось в драгоценный дар. Вена, казалось, расцветала вместе с ее чувствами, а воздух наполнялся ароматом их взаимной нежности.

И каково же оказалось ее потрясение, когда в один из дней она узнала, что Филипп внезапно уехал в Россию. Он даже не счел нужным предупредить ее о своем решении! Эта небрежность глубоко ранила ее сердце, оставив саднящую рану.

Дни превратились в бесконечную череду мучительного ожидания. Леопольдина не находила себе места, ежеминутно поглядывая на часы, отсчитывая секунды до его возвращения. Ее воображение рисовало самые страшные картины: предательство, измену, равнодушие. Но она гнала эти мысли прочь, убеждая себя в их нелепости.

В день его приезда она, не щадя сил, бежала через всю Вену до театра. В ее голове крутились сотни вопросов, но главным оставалось желание посмотреть ему в глаза и прочесть в них правду. Она готовилась к объяснению, к возможному разрыву, но в глубине души лелеяла надежду на примирение.

И вот она увидела его – еще издалека, в толпе. Но не одного! Рядом с ним шла молодая женщина, живот которой выдавал ее положение. Филипп, обычно сдержанный и замкнутый, сейчас лучился счастьем: он беспрестанно улыбался, осыпал поцелуями щеки и шею спутницы, нежно держал ее руку в своей. В каждом его жесте читалось безграничное обожание.

Леопольдина ощутила, как земля уходит из-под ног. Ее сердце, казалось, остановилось, а затем забилось с невероятной скоростью. Боль, обида и унижение – все эти чувства смешались в один комок, который сдавил ей горло. Она окончательно поняла, что в его жизни для нее нет места.

Подавленная и опустошенная, она возвратилась в провинцию к матери. Дни тянулись медленно, затягивая ее в трясину безысходности. Спустя несколько месяцев, превозмогая боль и стыд, она призналась матери, что ждет ребенка.

В начале шестидесятых, когда истек срок контракта, Филипп возвратился в Россию. Теперь его сопровождали супруга и пятилетняя дочь Ия. Он двигался вперед, строя новую жизнь, в которой не находилось места воспоминаниям о мимолетно вспыхнувшей связи с Леопольдиной. Для него эта история завершилась, растворилась в прошлом, как утренний туман под лучами восходящего солнца.

О связи с австрийкой Филипп Дробинский забыл навсегда.

А Леопольдина осталась наедине со своим разбитым сердцем и еще нерожденным ребенком, пытаясь собрать осколки своей разрушенной мечты и научиться жить заново. В ее душе навсегда поселилась пустота, которую не заполнить ни временем, ни новыми встречами. Она познала всю горечь неразделенной любви, но сохранила в памяти те счастливые недели, когда верила в невозможное счастье.

В положенный срок Леопольдина разрешилась здоровым малышом – мальчиком. Она поклялась, что, несмотря на разочарование и обиду, воспитает в сыне любовь к русскому языку и к России.

Спустя десятилетия на международном аукционе пресловутый индийский голубой бриллиант приобрел российский олигарх – президент бизнес-холдинга «ADM Групп» Дмитрий Михайлович Поликарпов. В день тридцатипятилетнего юбилея совместной жизни он подарил оправленный в золото перстень своей жене. Ия Филипповна редко носила это украшение стоимостью семьдесят миллионов долларов. А после того как у нее диагностировали рак крови, она и вовсе перестала надевать перстень.

Бриллиант хранился в секретном месте, о котором Ия Филипповна рассказала только одному человеку – своему сыну Павлу Поликарпову. Она взяла с него клятву, что в случае ее смерти голубой бриллиант перейдет по наследству к его первенцу, родившемуся в браке с Ольгой.

Глава 2. «Слезы Кали»

Сергей еще издали, через стеклянные двери вестибюля, увидел Егора Климова, стоявшего спиной к выходу, и Ольгу. Она о чем-то напряженно беседовала с главой службы безопасности, прижимая к груди большую красивую книгу, как будто хотела прикрыться от его цепкого, обжигающего холодом взгляда.

Начальник службы безопасности возвращался от Поликарпова. Дмитрий Михайлович одобрил план Климова по усилению охраны Ии Филипповны на ипподроме. Благодаря этим мерам никто из посторонних не сможет приблизиться к ней, не говоря уже о том, чтобы выразить соболезнования.

Заодно Дмитрий Михайлович попросил Егора найти Ольгу, которая в этот момент отдыхала у бассейна, и передать ей семейный альбом с фотографиями. Ранее он тайком взял этот альбом у Ии Филипповны якобы для создания нового каталога, но жена выразила недовольство его поступком, и он пообещал немедленно его вернуть. Однако во время завтрака Дмитрий Михайлович напрочь забыл о своем обещании.

– А сейчас мне срочно нужно уезжать по неотложным делам, – добавил он, взглянув на наручные часы. – Антонина позвонила полчаса назад и попросила меня присутствовать на обсуждении нового контракта с важным клиентом из Китая.

– Мне сопровождать вас или приставить кого-нибудь из охраны? – спросил Егор.

– Нет, спасибо. Со мной водитель, этого хватит. Антонина приедет со своим водителем, наверняка, и китайская сторона тоже позаботилась о безопасности встречи. Так что охраны со всех сторон будет более чем достаточно.

Выйдя из кабинета, Егор столкнулся в вестибюле с Ольгой, которая возвращалась из бассейна в откровенном купальнике, держа халат в руках. Увидев Егора, она набросила халат на плечи, запахнула полы и приблизилась к нему с легкой иронией на лице.

При появлении молодой женщины в поле зрения Егора все внутри него всколыхнулось. Почти обнаженная, она как будто намеренно демонстрировала соблазнительную фигуру, доведенную диетами и фитнесом до безупречных очертаний песочных часов.

Иных чувств, помимо неугасимого вожделения, Егор к ней никогда не испытывал и испытывать не собирался. В жизни Климова случился короткий период счастья, когда она, желая отомстить супругу, позволила Егору занять место мужа в постели. Однако после кончины Павла Ольга навсегда исключила Климова из своей жизни.

Это обстоятельство, на фоне грандиозных замыслов, не только тяжело ранило самолюбие хладнокровного инквизитора, но и разрушило все его устремления: жениться на Ольге, завладеть голубым бриллиантом и получить акции «ADM Банка», ранее принадлежавшие Павлу.

Для достижения этих целей он предпринял все возможное: организовал смерть Поликарпова-младшего, чтобы освободить Ольгу от брачных уз, попытался скомпрометировать Поликарпова-старшего, проведя анонимную экспертизу ДНК на отцовство с лицедеем, изображавшим покойного Павла, и подбросил Сергею улики убийства, чтобы устранить его с пути.

Несмотря на все усилия, результат оказался нулевым: Ольга отвергла его, отцовство Поликарпова-старшего не подтвердилось, а Сергей так и не оказался за решеткой.

Ольга наслаждалась своим превосходством над Егором: она знала обо всех его планах и догадывалась о многих проделках. Однако не считала себя обязанной потакать всем его желаниям, поскольку никакой выгоды для себя в них не усматривала. Вполне удовлетворенная своим положением в семейной и деловой иерархии семьи Поликарповых, она пребывала в полной уверенности, что ее положение прочно и не нуждается в переменах.

– Я передам альбом Ие Филипповне, – сказала Ольга, глядя на него с легким прищуром. – И очень хорошо, что тебе не пришлось искать меня у бассейна. Результаты, я думаю, тебе бы точно не понравились, – усмехнулась она, заметив Сергея, приближающегося к особняку.

– И долго ты собираешься играть со мной в кошки-мышки? – поинтересовался Егор, не обратив внимания на ее быстрый взгляд, брошенный через его плечо.

– Уж не себя ли возомнил мышкой? – коротко рассмеялась Ольга с присущей ей издевкой в голосе.

– Ну, с ролью кошки ты хорошо справляешься…

Егор не успел договорить – его внимание привлек характерный звук разъезжающихся стеклянных дверей. Он машинально обернулся и увидел Сергея – такого же полуголого, как и Ольга, в одних влажных шортах, эффектно подчеркивающих его безупречные бедра.

– А вот и наш бриллиантовый наследничек! – презрительно прошипел Егор, готовый наброситься на парня и порвать его на куски, как бесхозную дворняжку, несправедливо удостоившуюся благодати высших мира сего.

Сергей побледнел, его мышцы снова напряглись до предела, являя взору разъяренного Егора образец идеальной мужской фигуры.

Ольга закусила губу и поняла, что столкновение двух мужчин неизбежно. Будучи человеком ответственным и обязательным, она не могла допустить, чтобы из-за какого-то незначительного происшествия разрушились их общие планы. Ее нисколько не интересовал бриллиант, о котором неустанно грезил ее бывший любовник. Она стремилась оправдать доверие Ии Филипповны – женщины, которую искренне уважала, и поэтому чувствовала себя ответственной за устранение любых препятствий на пути к выполнению данного ей обещания.

– Как же ты теперь выкрутишься? – Егор угрожающе надвинулся на Сергея, с трудом сдерживая желание размозжить ему череп своими огромными ладонями. – Императрица думает, что ты знаешь о брюлике. А может, и правда, знаешь?

– Не твое дело, – в тон ему ответил Сергей, не отступая ни на шаг, хотя и понимал, что в прямой схватке ему не одолеть этого амбала.

Ольга решительно встала между ними.

– Ты забываешься! – прошипела она прямо Егору в лицо. – Тебе здесь платят за то, чтобы ты охранял его, а не наоборот, забыл?

Климов поджал губы, глубоко втянул воздух ноздрями и, не сводя с парня гневного взгляда, медленно отступил: он действительно дорожил своей работой – до поры до времени.

Ольга повернулась к Сергею, в глазах которого тоже горел огонь, и одарила его очаровательной улыбкой.

– Проводишь меня к Ие Филипповне – отнести ей альбом? – спросила она, обволакивая его мелодичным голосом сирены.

Сергей перевел на нее взгляд, и огонь мгновенно погас в его глазах, уступая место привычной безмятежности.

– А давай ты понесешь альбом, а я понесу тебя! – весело предложил он, с насмешкой взглянув на помрачневшего Егора.

– Как здорово ты придумал! – хищно оскалилась Ольга.

Она повернулась и, не взглянув на Климова, пошла в сторону анфилады, нарочно громко отстукивая каблуками своих сабо. Сергей почти вприпрыжку последовал за ней. Вскоре они оба исчезли из виду.

Егор проводил их угрюмым взглядом. С минуту постоял, приводя мысли и чувства в порядок. Затем, поправив на себе пиджак и галстук, вышел из особняка.

В «Лексусе» Егор приказал водителю следовать в центр, не уточняя адрес. Это означало, что ему нужно подумать. Преданный водитель, который никогда не задавал лишних вопросов, терпеливо ждал дальнейших распоряжений. По настроению Егор понял, что начальник службы безопасности не спешил домой и, возможно, как это часто бывало по выходным, собирался посетить бар.

О подобных развлечениях шефа знали только избранные из охранной свиты, включая Пятибрата, которого шеф недавно «уволил» за серьезный проступок.

Егор объединил вокруг себя шестерых преданных сотрудников, отобранных из службы безопасности. Все они работали в центральном офисе «ADM Групп». Благодаря щедрым премиям, которые Егор регулярно выбивал для них у президента холдинга, они были готовы выполнить любой приказ, даже если он выходил за рамки их служебных обязанностей. За три года службы под началом Климова эти отчаянные головорезы утратили способность мыслить самостоятельно. Для них не существовало понятий морали, чести и закона – они жили по своим негласным правилам, выполняли приказы по устранению неугодных лиц и тратили большие деньги на развлечения.

Именно эту шестерку Егор предложил включить в состав делегации, отправляющейся в Калькутту. Для них был забронирован роскошный сьют в отеле Park Kolkata.

Император, принцесса и руководители структурных подразделений бизнес-холдинга разместились в пяти отдельных номерах, окруженные круглосуточной охраной преданных людей.

Ольга занимала отдельный номер и трижды за время пребывания в Калькутте приглашала Егора на поздние ужины, которые заканчивались на рассвете.

Глава службы безопасности пристально наблюдал за высокопоставленными членами делегации, внимательно отслеживая каждого, кто приближался к ним.

Однако вскоре сам попал в поле зрения высокого европейца с раскосыми глазами, одетого в синее дхоти, курту и белоснежный тюрбан – пагри.

– Я бесконечно люблю Россию, – признался Митяй Ордынский, когда они встретились во второй раз на банкете, организованном индийской стороной для российских партнеров в одном из залов Park Kolkata. – Но должен сказать, что Индия – прекрасная страна. Здесь в горах растут удивительные травы, из которых изготавливают чудесное снадобье, способное исцелить больного и обогатить нищего. Это снадобье готовят по древнему рецепту, который из поколения в поколение передают жрецы тайного религиозного сообщества. Они гордо называют себя служительницами культа богини Кали, хотя вынуждены скрываться от правительства из-за самобытного поклонения богине. Завтра вы посетите ее храм – Калигхат. Если я не ошибаюсь, это входит в экскурсионную программу вашей делегации?

– Что это за снадобье? – спросил Егор у русского эмигранта на следующий день в храме Калигхат, когда остальные делегаты восхищались скульптурой головы богини Кали, установленной на алтаре: три кроваво-красных глаза на черном лице, белые зубы и свисающий ярко-красный язык.

– Секрет этого средства известен только жрецам Кали, фанатичным религиозным сектантам – фансигарам. Мы с вами люди русские, пронырливые, умеем без труда выудить рыбку из пруда. Но как бы я ни старался убедить своих новых «собратьев» открыть мне секрет «Слез Кали», мне не удалось это сделать, хотя они и поверили, что я искренне присоединился к их сообществу – духовно и физически.

Каждая «Слеза Кали» – это крохотная эластичная капсула, в которой содержится семь гранул. Эти гранулы – мощное психотропное средство. Если положить под язык одну «слезу» весом всего лишь ноль целых семь десятых грамма, человек испытывает райское наслаждение, сравнимое разве что с кокаиновым кайфом.

В составе гранул содержится вытяжка из особой травы, обладающей сильными галлюциногенными свойствами. Тот, кто употребит «слезу Кали», несколько часов подряд будет смотреть на мир глазами богини, помутневшими от слез. Он увидит ее пренебрежителей, оскверняющих своим существованием жизнь, над которой властвует она – богиня Кали!

Человек утрачивает чувство страха, его сознание полностью подчинено действию наркотика. Он готов на все, чтобы принести богине человеческую жертву, не пролив ни капли крови. Все его существо наполняется неописуемым блаженством, разрываясь от нестерпимого сексуального вожделения. Он готов отдать свою жизнь, лишь бы продлить это удовольствие. Цена одной такой капсулы на черном рынке в десятки раз превышает стоимость одного грамма героина.

– Представьте себе, – говорил наркоторговец, когда на следующий вечер Егор пригласил его в свой сьют, предварительно выпустив своих «псов» на прогулку, – сколько денег можно заработать, наладив сбыт «Слез Кали» на российском рынке наркотиков! Сотни миллионов долларов! Это ведь так заманчиво, не правда ли?

Я заметил, что с вами шестеро послушных молодых людей. Вместе вы сможете перевезти почти полкилограмма наркотика. Капсулы надежно крепятся к верхнему небу за зубами и могут держаться более двадцати часов, не мешая употреблению напитков и пищи. Ни один газоанализатор их не обнаружит – на экранах мониторов они выглядят как обычные стоматологические пломбы.

Сбыт уже налаживается в Москве – пара-тройка надежных людей регулярно приезжает туда за «Слезами Кали». Осталось только наладить систему доставки наркотика из Калькутты в Москву.

Я не боюсь делать вам такое предложение, потому что уверен: вы не заинтересованы в том, чтобы обнародовать мое скромное, но доходное хобби. Кроме того, вряд ли вы готовы пойти на маленькие жертвы, чтобы заслужить доверие фансигаров, как это сделал я.

– О каких жертвах идет речь? – спросил Климов, пристально глядя на собеседника.

– Я говорю об «уставном капитале», который формируется из добровольных вкладов членов секты. Однако, как считают фансигары, великой богине не нужны деньги – они только раздражают ее. Ее путь вымощен золотом и усыпан драгоценными камнями, и именно их жрецы Кали приносят в дар своей богине. У вас есть что-нибудь подходящее, чтобы стать «акционером»?

– Допустим. Голубой бриллиант весом в тридцать пять карат подойдет?

– Вполне, – ответил Митяй Ордынский, его раскосые глаза сверкнули, как два драгоценных камня. – Но прежде вам предстоит пройти ритуал посвящения в верование фансигаров и стать одним из них.

Он показал на своем левом запястье татуировку «Кали», а затем оголил спину, украшенную изображением многорукой танцующей женщины.

– Эти символы, навсегда впечатанные в ваше тело, откроют перед вами двери в мир фансигаров – воплотителей идеалов богини на земле. Хочу вас предупредить: отступников ждет смерть – их душат удавкой и сбрасывают в колодец. Но не бойтесь! Сегодня такие ритуальные убийства – редкость.

Наказывать ослушников можно и другим, более гуманным способом – с помощью наркотиков. Я не требую от вас немедленного решения. Помните о богатстве, которое сулит формальное вступление в секту, обладающую секретом бесценного снадобья. Возможно, нам с вами никогда не удастся узнать этот секрет. Но нам он и не нужен, не так ли?

Взамен мы получаем огромное состояние. И все это – за торговлю тем, что позволяет фансигарам верить в исполнение своей миссии на земле – очищении жизни от скверны. Они строги к ослушникам и наказывают их, лишая божественного начала – души. В нашем случае это наркоманы. Им нет места среди нас, благоразумных людей. Но именно они призваны обеспечить нам безбедную старость.

– Итак? – спросил Митяй Ордынский Егора двумя днями позже. – Что вы решили?

Климов огляделся по сторонам и, немного подумав, кивнул.

– Прекрасно.

Наркодилер протянул ему прозрачную капсулу размером с оружейную гильзу.

– Возьмите вот это. На досуге вы сможете лично убедиться в превосходстве и непревзойденности нашего товара.

– Джо калии ко джаната ха ва антант каал ко джаната ха (Познавший Кали – познáет вечность. – санскр.), – добавил он, прощаясь.

Глава 3. Богиня Кали

– На Тверскую-Ямскую, – глухо произнес Егор. – Знаешь куда.

Водитель «Лексуса» послушно свернул с проспекта Вернадского, умело маневрируя в потоке вечернего трафика.

Роскошная неоновая вывеска эффектно переливалась в темноте, приглашая внутрь. Заманчивые отголоски музыки доносились издалека, напоминая Егору о том, что жизнь не ограничивается одними интригами и работой – в ней обязательно должно найтись место для отдыха и развлечений.

С момента возвращения из Калькутты он уже дважды побывал в этом заведении, и оба раза его выбор падал на особый индийский зал. Это место дышало таинственностью и гармонией, даря ни с чем не сравнимое наслаждение. Здесь, под чарующие ритмы, завораживающий танец обнаженных танцовщиц уносил в мир грез и фантазий. Удобные диваны с мягкими подушками манили погрузиться в их объятия, даруя возможность расслабиться и забыть о повседневных заботах.

В зале уже расположились двое посетителей, чьи восхищенные взгляды не отрывались от сцены.

На треугольном помосте, окутанном розовым сиянием подсветки, возвышался блестящий шест. Три грациозные танцовщицы, двигаясь в такт завораживающей индийской мелодии, исполняли чувственный танец, искусно демонстрируя красоту своих соблазнительных тел.

Полуобнаженная барменша с обворожительной улыбкой встретила новых гостей, приветствуя их мягким кивком и оценивающим взглядом.

– Чего желаете выпить? – спросила она так, как будто предлагала не выпивку, а себя саму.

– Лимонад «Буратино», – громко, чтобы заглушить музыку, ответил Егор.

Девушка удивленно вскинула бровь, недвусмысленно повела перед ним обнаженной грудью.

– Может, тогда теплое молоко с пончиком? – она облизнула губы и с усмешкой взглянула на водителя, который, похоже, заинтересовал ее больше, чем этот двухметровый здоровяк с ледяными глазами. – Очень помогает уснуть!

– Я не пью алкоголь! – громко сказал Климов, чтобы снова привлечь к себе ее внимание. – Не люблю!

– Ладно, без проблем! – барменша недовольно вскинула подбородок. – А девушек любите? – спросила она уже серьезно, с нескрываемым вызовом взглянув Егору прямо в глаза.

– Только в приват-комнате.

В этот момент к ним приблизилась та самая танцовщица, которая приметила Егора, едва он переступил порог стриптиз-клуба.

– Блондинку, брюнетку, шатенку? – настаивала барменша.

– Просто красавицу, – Егор посмотрел на стоявшую рядом танцовщицу, не спускавшую с него ярко накрашенных глаз.

– И безалкогольный коктейль?

– Спасибо.

Остановившись у двери приватной комнаты с массивным диваном внутри, Егор строго приказал водителю ждать в общем зале, не отходя далеко от входа.

– Независимо от развития событий, к полуночи я обязан вернуться домой, – добавил он.

Водитель кивнул.

Танцовщица бесшумно вошла в комнату с подносом. На нем стоял высокий бокал с экзотическим коктейлем. Украшением служили крупная клубника и взбитые сливки.

Девушка, умело управляясь с цифровым магнитофоном, наполнила пространство комнаты мелодиями индийской эстрады. Мягкое освещение настенных бра создавало на стенах причудливые тени, играя световыми бликами.

Егор оценил обстановку, удобно устроился на диване и попросил приглушить свет, оставив только одно бра. Комната мгновенно погрузилась в уютный полумрак.

– Принеси мне еще коктейль, – обратился он к танцовщице, прежде чем она начала воплощать его мечты. – Одного мне будет мало.

Он вложил купюру ей в трусики, туда, где мужчины обычно представляют свои самые смелые фантазии.

Стриптизерша благодарно улыбнулась и провела рукой по его гладко выбритой щеке.

– Хочешь продлить удовольствие, богатенький Буратино? – Она сняла с него пиджак и расстегнула рубашку. – Я не заставлю себя долго ждать, – и, хитро подмигнув, вышла из комнаты.

Оставшись один, Егор снял с пальца золотую печатку и достал из-под нее капсулу со «Слезами Кали», положил под язык одну из гранул, выскользнувшую при легком нажатии. Сейчас ему хотелось забыться, отвлечься от всех проблем. В этой приватной комнате клуба он чувствовал себя в безопасности – здесь его никто не мог бы обвинить в хранении и употреблении наркотиков. К тому же сейчас самое время попробовать этот странный товар, который, как ему казалось, сторицей компенсирует все утраченные привилегии.

Внезапная волна эфирной легкости охватила все его существо, подтверждая, что снадобье жрецов богини Кали начало свое магическое действие. Егор никогда не употреблял наркотики – не находил в этом смысла, потому что всегда мог позволить себе множество других способов получить удовольствие. Он глубоко презирал наркозависимых и убежденно считал, что от них следует физически избавляться вместе с педофилами, педерастами и прочим ненужным человечеству мусором.

Причудливые световые узоры, исходящие от бра, наполнили комнату мерцающими синеватыми бликами. Все вокруг заструилось в мягких переливах, искажая привычные формы и меняя очертания предметов. Стены приватной комнаты словно ожили, начали дышать в такт его сердцу и медленно растворяться во мраке, уводя сознание в неизведанные глубины.

Через несколько мгновений Егор утратил всякое ощущение пространства и времени. Все вокруг растворилось в невесомой пустоте, теряя смысл и форму. Он полностью погрузился в это эфемерное состояние, расслабился и перестал ощущать свое тело. Сознание наполнилось удивительным чувством вселенской гармонии, безграничной свободы, бесстрашия и абсолютного счастья.

В этом состоянии растворения физической оболочки его сознание расширяется, превращая его в частицу чего-то большего, чем просто человек. Он сливается воедино со вселенной, где исчезают все границы и страхи, оставляя лишь чистую, первозданную радость существования.

Музыка нарастает, оглушает, проникает в каждую клеточку организма, захватывает дыхание, подчиняет разум. Егор не удивляется, когда осознает себя уже не в приват-комнате, а в древнем храме Калигхат – мрачном пространстве, освещенном множеством трепещущих факелов. На возвышающемся алтаре, в окружении сотен дымящихся ароматических палочек, возвышается величественная голова грозной богини Кали. Ее пронзительный взгляд выпученных глаз неотрывно устремлен прямо на него.

Егор поднимается с дивана и содрогается от неожиданности, когда сзади ему закрывают глаза две нежные женские руки, а еще две начинают ловко расстегивать сорочку, брюки и стягивать нижнее белье. Третья пара рук стремительно скользит по обнаженному телу, наполняя все его существо невыразимым блаженством.

Он пытается повернуться, жаждет увидеть женщин, дарящих ему это неземное наслаждение. Но руки внезапно исчезают, и перед ним предстает она – трехглазая шестирукая богиня с лазурной кожей.

Богиня Кали!

Ее черные распущенные волосы вьются вокруг обнаженного тела, кажущегося синим в свете факелов. На шее – гирлянда из свежих ярко-красных цветов. Они выглядят окровавленными на фоне ожерелья из человеческих черепов и пояса из отрубленных рук. Богиня смеется и извивается в танце, стуча ногами по полу, отчего бубенчики на лодыжках звенят громче.

Егор стоит перед ней, взволнованный до предела, задыхаясь от дикого желания.

Звон бубенчиков усиливается, становится невыносимо пронзительным, и Егор закрывает ладонями уши, зажмуривается и стонет, не в силах больше сдерживать свое желание.

– Суно! – кричит она, ее глаза сверкают, как молнии. – Суно, ке роп ме бхагйа тумхаре лие дастэк! (Слушай! Слушай, так судьба стучится к тебе! – санскр.).

Богиня грациозно движется в энергичном танце. Ее шесть рук синхронно взлетают и опускаются, создавая завораживающий ритм. Она пристально смотрит на него тремя глазами – черными, как ночь, и глубокими, как бездна. Богиня нежно обвивает его всеми руками, жадно проводит языком по груди, шее и подбородку, затем резко толкает на пол. Егор подчиняется, предвкушая награду за терпение. Она запрыгивает на него сверху, мгновенно сливаясь с ним. Ее руки снова исследуют его тело, а упругая грудь, трепещущая в бешеном ритме, сводит Егора с ума.

– Аатма ка саар дханй хо сакта хай! (Да будет благо сущности души! – санскр.).

– Кали, моя Кали! – кричит он в умопомрачительном экстазе, взрываясь и освобождаясь от обжигающего возбуждения.

– Шакти ка саар дханй хо! Шив ка саар дханй хо сакта хай! (Да будет благословенна сущность силы! Да будет благословенна сущность Шивы! – санскр.).

В этот момент звон бубенцов достигает апогея, наполняя все вокруг, а затем медленно затихает, оставляя после себя лишь легкое эхо и глубокое удовлетворение изможденного Егора.

Он пришел в себя под утро в своей квартире, куда, как смутно помнил, его привез водитель. Голова не болела, но тело ломило, и мучила жажда, как после похмелья. Однако алкоголь он не пил.

Водитель подтвердил это, когда приехал отвезти его на работу, а про ломоту в теле он объяснил:

– Вы потребовали приватный танец у всех стриптизерш – блондинок, брюнеток и шатенок. Администратору пришлось пригласить девушек из другого зала, потому что вы больше двух часов их всех… гм! Ну, короче говоря, Камасутра отдыхает!

Егор довольно поджал губы – совсем неплохо. Под действием всего одной «Слезы Кали» у него хватило сил продемонстрировать удивительные способности. Тогда понятно, почему вместо девушек ему привиделась шестирукая богиня Кали.

В «Лексусе» с заднего сиденья с Егором коротко поздоровался охранник – тот самый, который заломил руку Пятибрату, когда водитель душил его.

– По «однушке» лицедея все в порядке? – уточнил Климов.

– Да, – ответил службист. – Если следователь придет с обыском, он обнаружит удавку в самом неожиданном месте.

Глава 4. Цена молчания

Уже несколько дней Катя не выходила на связь. Она не звонила и не навещала отца в больнице. Федор Игнатьевич от беспокойства не находил себе места: такое состояние хорошо знакомо каждому родителю, когда любимое дитя надолго пропадает из поля зрения, не давая о себе знать.

Врач обнадеживал, но не обещал скорого выздоровления. Он прогнозировал выписку через неделю, если состояние продолжит улучшаться. Однако физическое здоровье не могло заглушить душевные терзания пациента. Его разрывала тревога за дочь.

Федор Игнатьевич представлял себе самые ужасные сценарии. Он не сомневался, что его упрямство навлекло беду на Катю. Люди в форме, вероятно, восприняли его отказ подписать заявление о бытовой травме как проявление силы и непреклонности. Мог ли он тогда ясно мыслить и осознавать последствия своих действий?

Все произошло на второй день после реанимации, когда его сознание еще было затуманено. Сквозь пелену он услышал угрозы в адрес дочери и мгновенно осознал последствия своего неповиновения. В тот же вечер, во время последнего визита Кати, он попытался предостеречь ее об опасности. Через пару дней полицейские вновь нанесли визит, и измученный отец капитулировал – подписал требуемый документ.

Но даже после этого Катя продолжала безмолвствовать. Домашний телефон молчал, мобильный оставался недоступен. Ее отсутствие и молчание стали настоящей пыткой для отца.

Пожилая медсестра Галя, работавшая в регистратуре, где он мог пользоваться телефоном, смотрела на него с искренним сочувствием и пыталась подбодрить:

– Не стоит так переживать! Молодые сейчас заняты своими делами, им не до стариков. Ваша Катя обязательно найдется, она не иголка в стоге сена. А вам сейчас главное – заботиться о своем здоровье.

Теплые слова медсестры немного успокоили Федора Игнатьевича. Галя оказалась не только приятной собеседницей, но и человеком с искренним участием и располагающей внешностью.

Возвращаясь из регистратуры, Федор Игнатьевич услышал оклик из коридора. Его окликнул пациент из соседней палаты – белобрысый, брюхастый молодой мужчина с водянистыми глазами и синяками на лице. Незнакомец никогда не оставался на ночь, появляясь в больнице только утром на процедуры, а днем и вечером исчезал. Хотя Федор Игнатьевич встречал его всего пару раз, он каждый раз ловил на себе его насмешливые взгляды, будто тот едва сдерживал издевательский смех.

Белобрысый окликнул его без имени, фамильярно и с пренебрежением: «Дед, стой, разговор есть!» – сказал так, как обычно говорят начальники. Пожилой человек мог бы проигнорировать это неуважение, ведь к подобному обращению рабочий люд привык давно. Но тут к белобрысому подошли трое знакомых полицейских.

Федора Игнатьевича охватила сильная дрожь – не от страха, а от праведного гнева. Теперь ему стало ясно, почему этот хлыщ постоянно смотрел на него с ехидной ухмылкой – тот был на короткой ноге с правоохранителями!

Еще больше удивился Федор Игнатьевич, когда сосед по палате фамильярно представился. Им оказался адвокат Аркадий Бернов. Полицейские неотступно стояли рядом, неотрывно следя за стариком, словно верные сторожевые псы.

– Мы с тобой, дед, – начал адвокат, – попали сюда из-за одного и того же человека – дружка твоей дочки, Сергея Соросова. Знаешь такого?

– Знаю, – сухо ответил Федор Игнатьевич. – И что с того?

– А ты не горячись, дед, раньше времени, – предостерег пожилого человека полицейский в звании капитана. – Может, и о твоей дочке расскажем кое-что интересное, если будешь вести себя поспокойнее и нас выслушаешь.

– Что с Катей? Где моя дочь? – процедил сквозь зубы Федор Игнатьевич, стараясь сохранять ровный тон, хотя внутри все клокотало от ярости.

– Успокойтесь, пожалуйста, любезнейший Федор Игнатьевич! – с наигранной вежливостью произнес белобрысый. – В отличие от нас с вами, Катерина Федоровна жива, здорова и прекрасно себя чувствует. Ее благополучию ничего не угрожает – она под защитой закона, – адвокат при этом торжественно поднял руку. – Я предложил ей работу, и некоторое время Катерина Федоровна пробудет в уединении. Только не вздумайте никому звонить и ничего разузнавать. Ведь вы же не хотите неприятностей для своей дочери? И надеетесь увидеть ее живой и невредимой, верно?

– Почему я должен вам верить? – нахмурился Федор Игнатьевич.

– А потому, что мы с вами можем ей позвонить. Прямо сейчас, но только из моей палаты, хорошо? – любезно улыбнулся Аркадий.

Заметив, как настороженно пенсионер поглядывает на полицейских, добавил:

– Не бойтесь, пока я разговариваю в таком тоне, вам нечего опасаться. Но если тон изменится – берегитесь! Даже ваша своенравная дочурка усвоила это простое правило. Идемте, не станем терять времени.

В палате адвокат Бернов набрал номер Белоруса и попросил позвать к телефону Катю. Когда она ответила, передал трубку отцу.

– Со мной все в порядке, папа, – механически произнесла девушка.

Голос Кати звучал ровно и спокойно, но отец слишком хорошо знал дочь и понял, что у нее далеко не «все в порядке»: так она разговаривала, когда оказывалась в сложной ситуации и старалась сдержать панику, сжимаясь до размеров песчинки во вселенной.

– Мы скоро увидимся, раздавим бутылочку на двоих, – старалась она говорить бодро. – Только, пожалуйста, никому ничего не рассказывай и никуда не звони! Да, папа, так нужно. Поверь мне! Успокойся, со мной все хорошо: здесь отличное место, вкусная еда и очень интересные люди…

При этих словах Катя метнула насмешливый взгляд на здоровенного сторожа, который по привычке скрывал культю за нагрудником грязного комбинезона.

Белорус стоял рядом, искоса наблюдая за ней – она сидела на диванчике, прикованная за ногу цепью. На окне теперь виднелась массивная решетка, и сквозь нее пейзаж озера выглядел угрожающим.

Разговор с отцом внезапно оборвался. Вероятно, на другом конце провода решили, что беседа окончена.

Катя выключила телефон. Она выполнила все указания Аркадия Бернова: успокоила отца, убедив его, что с ней все хорошо, и отговорила от поспешных действий. С разрешения Аркадия Белорус вернул ей сумку. Девушка проверила содержимое и убедилась, что все вещи на месте, включая заряженный аккумулятор телефона, – у этого страшилы хватило ума, чтобы батарейка не разрядилась.

– Любезнейшая Катерина Федоровна, – раздался в телефоне голос Бернова, – если вы не желаете зла своему родителю, то, уверяю, с ним ничего дурного не произойдет.

– Послушайте, – ответила она, – я перегрызу глотки вашим псам, если с моим батей что-нибудь случится! И, клянусь, доберусь до вас, чего бы мне это ни стоило!

– Поверьте, это окажется весьма непросто. Тем более для такой хрупкой и, надеюсь, послушной девушки, как вы. Разве с вами обращаются плохо? Изложите ваши жалобы, и я сурово накажу виновных.

До Кати вдруг дошло, что этот разговор может тянуться бесконечно: над ней просто издеваются, пользуясь ее положением пленницы. Но она здесь явно не случайно, и пока цель не достигнута, свобода ей не светит. Хорошо, что ее здоровью и жизни ничего не угрожает. По крайней мере, пока.

– Короче, – резко произнесла она, – хватит ходить вокруг да около! Говорите, что от меня нужно, а то все достало уже!

Девушка внимательно выслушала все условия: не звонить никому, чтобы не пострадал отец; не пытаться сбежать, чтобы не пострадать от злобных стаффордширских терьеров. Но главное – дождаться звонка от Сергея Соросова и договориться о встрече в указанное время и месте.

– Это все? – спросила она, когда в трубке воцарилась пауза. – Алло! Это все, спрашиваю?

– Да, – ответил голос низким, почти угрожающим тоном, давая понять, что шутки закончились. – Повторяю: я не желаю зла ни вам, ни вашему отцу. Зло причинили мне, и я намерен расквитаться. Думаю, у вас теперь тоже появятся причины недолюбливать того, из-за кого вы и ваш отец оказались в таком положении. Очень надеюсь, что ваше заключение продлится недолго: один звонок вашего друга освободит вас. Обещаю.

– А мой отец? Почему он разговаривал со мной по вашему телефону? Вы его тоже держите под стражей?

– Ну что вы! Федор Игнатьевич находится в больнице. Мы с ним встретились случайно, и я любезно предложил ему пообщаться с вами. Его, вероятно, скоро выпишут, и я надеюсь, что к тому времени вы с ним уже встретитесь в своей квартире.

На этом разговор закончился.

Катя, разумеется, не поверила ни единому слову Бернова. Его обещание, что после поимки Сергея он оставит их с отцом в покое, казалось ей пустым звуком. Интуиция подсказывала, что за этим фарсом скрывается нечто зловещее, гораздо более страшное, чем банальная месть.

В голове неотступно крутилась мысль: если бы адвокату действительно требовалась только расплата с Сергеем, он мог бы действовать напрямую, без всех этих манипуляций и интриг. Зачем устраивать целый спектакль с ее участием, если можно было просто и открыто предъявить свои требования?

Катя понимала: за показным стремлением «расквитаться» скрывалось нечто иное, куда более серьезное. Этот человек явно преследовал какую-то иную цель, ради достижения которой готов был использовать ее как пешку в своей игре. Она служила инструментом, частью более масштабного плана, детали которого оставались для нее пока неизвестны.

Каждый раз, вспоминая его вкрадчивый голос, Катя все больше убеждалась: как только она выполнит свою роль в этой запутанной истории, ее жизнь и жизнь отца окажутся под еще большей угрозой. Адвокат не из тех людей, кто оставляет свидетелей своих махинаций в покое.

Глава 5. Инцидент с фантиком

Лену как будто окатило холодной волной при виде бело-синего милицейского «Мерседеса», припаркованного почти у самого входа в подъезд. От странного предчувствия сердце болезненно сжалось, дыхание перехватило. Невольно взгляд метнулся к балкону в поисках знакомого силуэта. Аркадий в последнее время превратился в тень самого себя: издерганный, молчаливый, дымящий сигаретой за сигаретой.

Еще недавно Лена, уставшая от напряжения и взаимных упреков, попыталась найти предлог, чтобы не приезжать к нему после работы. Ей хотелось уединиться и помечтать о той счастливой семейной жизни, в которой не приходилось бы постоянно балансировать на краю пропасти. Но, к ее удивлению, Аркадий проявил несвойственную мягкость. Его голос, полный нежности и какой-то обреченности, убедил ее приехать. В тот момент Лене показалось, что забрезжил луч надежды, что их отношения еще можно спасти. Сердце робко затрепетало, готовое поверить в чудо.

Однако в тот же вечер иллюзия рассеялась: пустячная фраза вызвала его ярость, и все вернулось на круги своя. Лена снова ощутила себя маленькой, беззащитной перед его гневом, – страх сковал ее, лишил воли, и она покорилась, как ягненок на заклание.

Уйти от Аркадия Лена не решалась по двум причинам, переплетенным в тугой клубок. Во-первых, она испытывала к нему иррациональный, животный страх, как ребенок боится разгневанного родителя. Во-вторых, Лена панически боялась стать объектом насмешек: одна только мысль, что кто-то посмеет упрекнуть ее в неспособности удержать мужчину, казалась ей унизительной и невыносимой.

Для самовлюбленной женщины второй страх оказался весомее: унижение перед Аркадием оскорбляло ее достоинство, но она ничего не могла с собой поделать. Лена не сомневалась: за неповиновение последует наказание. Тогда прощай работа, карьера, столица! Она, подобно мыши, угодила в ловушку, соблазненная обещаниями, и теперь металась в поисках выхода, которого, казалось, не существует.

Каждый день Лена жила в напряжении, в предчувствии неминуемой катастрофы. Ее пугала настойчивость Аркадия, который хотел втянуть ее в свой преступный «фантиковый» бизнес. Она не знала, как отказаться, не подвергнув себя опасности. Девушка чувствовала себя загнанной в угол и знала наверняка, что за малейшую попытку сопротивления ее ждет жестокая расплата.

С минуту она стояла на тротуаре недалеко от подъезда. Аркадий так и не появился, но внутренний голос настойчиво твердил: нужно затаиться и подождать. Доверившись своей интуиции, девушка бесшумно скользнула обратно к парковке, спряталась между припаркованными автомобилями. Отсюда прекрасно просматривались и подъезд, и балкон квартиры Бернова. Если он выйдет на балкон покурить и случайно заметит ее, всегда можно сделать вид, что только-только что вернулась.

Интуиция ее не подвела. Вскоре входная дверь открылась, и на улицу вышли двое полицейских сержантов и пожилая женщина в белом медицинском халате. Один из сержантов нес на руках подростка, завернутого в простыню. Последним появился Аркадий Бернов – он торопливо набирал номер на сотовом телефоне.

Лена подпрыгнула от неожиданности, когда в ее сумочке отчаянно заголосил мобильник. Рингтон привлек внимание Аркадия. Их взгляды встретились, и насмерть перепуганной девушке ничего не оставалось, как приветливо помахать ему рукой и выйти из своего укрытия.

Лена приблизилась и поцеловала его в щеку, стараясь выглядеть непринужденно.

Полицейские с подростком и старуха в халате врача уже разместились в «Мерседесе». За рулем сидел другой полицейский в погонах капитана.

Врач из полуоткрытого окна автомобиля пообещала Бернову, что «с мальчиком все будет хорошо».

– Главное сейчас – постельный режим, как минимум три дня, и прием лекарств, – добавила она, оглядывая Лену с головы до ног. – Вы уверены, что в Дроздове ему будет обеспечен нужный уход?

– Да, – адвокат обнял девушку за плечи, давая старухе понять, что Лена – свой человек. – Отлежаться и попить лекарства можно и там, после того как в больнице сделают все, что нужно.

– Хорошо, – ответила врач. – Выпадение прямой кишки – травма серьезная, но наш проктолог – профессионал. Потребуется диагностика, возможно, экстренная операция. Она устранит повреждения и предупредит осложнения. Сейчас мы отвезем его в больницу, оформлять не будем. Потом его можно будет забрать. Я позвоню вам.

Машина скрылась за углом. Лена и Аркадий направились к подъезду. Они молча поднялись на четвертый этаж и вошли в квартиру.

– Что произошло? – спросила Лена, закрывая дверь. Ее не особо волновали чужие проблемы, но инцидент с подростком вызвал у нее живой интерес.

– Фантика изнасиловали, – спокойно ответил Бернов. – Клиенты новые, непроверенные. Увидели скрытую микрокамеру, решили в отместку поиздеваться.

– Зачем фантикам микрокамеры? – спросила Лена.

– Ты совсем дура, что ли! – воскликнул Бернов.

– Ты видео тоже продаешь? – догадалась девушка и испугалась собственной догадки.

– Соображаешь! – удовлетворенно вздохнул Аркадий. – В основном все видео архивируется. Это на всякий случай, чтобы иметь компромат. Вдруг пригодится, если нужно будет надавить на кого-то, приструнить или воспользоваться не совсем законной услугой. А если видео получилось хорошего качества, то почему бы не заработать на нем? Покупатель надежный. С ним я договорился насчет твоего Соросова – ждут с нетерпением, чтобы провести пробные съемки. Уже готовы выдать приличный аванс, так что не затягивай с автомехаником. Этот половой гигант заработает нам целое состояние своими золотыми яйцами.

Лена задержала дыхание, чтобы унять бешено колотящееся сердце, и ничего не ответила, а только опустила глаза, глубоко презирая Аркадия.

А он потянулся за очередной сигаретой и продолжал:

– Тяжеловато сейчас моим пацанятам – некому их защищать. И твой автомеханик, как назло, не появляется! Дениска совсем плох: порвали так, что Станиславовна ужаснулась. Ну ничего, дело молодое – оклемается. За такие риски хорошие бонусы получают, так что пусть не вякают. Пора тебе, Елена Алексеевна, тоже включаться в работу, если в жены ко мне собралась. Организуем семейный бизнес. Один я не успеваю со всем управляться. Нужно обзвонить с десяток потенциальных клиентов, потолковать с ними о любви к подрастающему поколению. А я пока пробью их подноготную по своим каналам.

– Я женщина, – проговорила Лена с дрожью в голосе, – и я боюсь твоих клиентов.

– А в тюрьму попасть не боишься? Там некоторые бабы, поверь, страшнее моих клиентов. И перестань хныкать. Не такая уж ты и боязливая: все мышку-норушку из себя изображаешь, а сама – волчица в овечьей шкуре. Короче, когда Соросов объявится, начнем работать по полной. Крыша у нас хорошая, сама знаешь. Кстати, следователь, который расспрашивал тебя о Сергее, оставил тебе номер своего телефона или визитку? Хочу узнать, нет ли у него каких-нибудь новостей о нашем автомеханике?

– Нет, – произнесла девушка твердо, пораженная собственной решимостью. В этот момент ее озарило внезапное прозрение: как несравнимо далек черствый и жестокосердный адвокат Бернов от куртуазного и вежливого следователя Дорсеева.

Аркадий всегда вызывал у нее внутренний трепет и отторжение, в то время как воспоминания о Николае согревали душу теплом и нежностью. С ним она впервые почувствовала себя не жалкой «мышкой-норушкой», цепляющейся за кусок сыра, а женщиной, способной на глубокое и всепоглощающее чувство.

Эти эмоции оказались для нее настолько новыми и сильными, что Лена не могла не признать: встреча с Николаем Дорсеевым перевернула ее представление о себе и своих возможностях.

Глава 6. Следствие ведет знаток

В общежитии Академии управления МВД России на Новоподмосковном переулке Николай Дорсеев поселился еще студентом. Рядовому сотруднику Следственного комитета Западного округа столицы перспектива получения квартиры представлялась столь же туманной, как и обычному горожанину. Однако молодой офицер не терял надежды: в очереди на жилье он занимал позицию тысяча двести тридцать третью.

Интерес к юриспруденции проснулся у Николая еще в детстве, когда он познакомился с произведениями Анатолия Рыбакова и увидел фильмы о находчивых мальчишках, вовлеченных в увлекательные приключения с кортиком и бронзовой птицей. После успешного окончания вуза его направили в Следственный комитет, где он с тех пор трудился следователем, полностью отдавая себя работе и получая заслуженные поощрения от руководства. Таких, как он, называют истинными профессионалами своего дела.

Несмотря на тяготы службы, строгий регламент и жесткий характер работы, Николаю удавалось сохранять душевную тонкость и природную чувствительность под офицерским мундиром. Постичь глубину его натуры могли лишь женщины с исключительной проницательностью. К двадцати девяти годам он все еще просыпался и засыпал с мыслями о служебных делах, что выходило за рамки традиционного образа сотрудника правоохранительных органов. Многие подозревали его в замкнутости, но Николай не стремился развеивать это впечатление – созданный образ помогал ему противостоять общественным стереотипам.

Женщины изредка появлялись в его жизни, преимущественно во время отпусков, обычно на море, где никто никого не знал. Эти короткие встречи служили для него источником энергии, необходимой для последующего года напряженной работы.

Именно поэтому расследование причин авиакатастрофы и гибели пассажиров в Минеральных Водах поручили самому тактичному и осторожному сотруднику следственного отдела – лейтенанту Николаю Дорсееву.

Семья олигарха Дмитрия Поликарпова привлекала внимание желтой прессы не меньше, чем звезды эстрады и кино. Николай регулярно читал в газетах о проблемах со здоровьем жены олигарха и множество других скандальных публикаций. После гибели наследника огромного состояния под Пятигорском молодой лейтенант юстиции Следственного комитета оказался в центре внимания репортеров. Однако, обладая иммунитетом к звездной болезни, он неизменно оставлял журналистов ни с чем, предпочитая хранить молчание и создавая впечатление человека, лишенного красноречия.

Негодование Дорсеева вызвала статья о намерении Поликарпова утаить от больной жены гибель сына. Для чего, по уверению корреспондента (вероятно, пишущего под псевдонимом), он «пригласил сыграть роль сына совершенно постороннего человека, похожего на Павла Поликарпова как две капли воды». При этом имя предполагаемого актера в материале не раскрывалось: возможно, автор опасался последствий или просто не знал его. Поэтому несложно представить удивление Николая, когда эту информацию подтвердил сам президент финансово-консалтинговой компании «ADM Групп».

Дорсеев оказался в тупике. Расследование убийства бывшего охранника Пятибрата, чья причастность к преступлению против Павла Поликарпова почти доказана, привело к новым открытиям. Все имеющиеся улики вели к автомеханику Сергею Соросову, который как в воду канул. Следствие признало его главным подозреваемым.

Однако ошеломляющую новость сообщил сам владелец особняка в Сколково: в момент преступления Сергей Соросов находился у него дома, что могли подтвердить десятки свидетелей. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила: смерть Пятибрата наступила именно тогда, когда Соросов физически находился в другом месте. Выходило, что убийство совершил не он, а только отправил сообщение в мессенджере, заманив жертву на место преступления. Оставалось выяснить, с какой целью он это сделал и установить личность настоящего преступника.

По просьбе Дмитрия Поликарпова Дорсеев решил отложить активные действия. Вопросов накопилось множество, а ответов практически не было. Необходимо допросить Сергея Соросова в неофициальной обстановке, поскольку олигарх категорически возражал против следственных мероприятий в доме, где находилась его больная жена. Разумно провести допрос после обыска квартиры Сомова – возможно, там найдутся важные улики. Особенно учитывая, что экспертиза обнаружила под ногтями убитого волокна неизвестного происхождения. Такой подход позволил бы провести более предметный и обоснованный допрос.

Николай глубоко вздохнул, решив завершить дела на сегодня. Утро вечера мудренее! Он направился в душ общежития, где поболтал с соседом по этажу о невыносимой жаре и экологических проблемах. На общей кухне приготовил бутерброды и увидел, как студентка академии испортила омлет, украдкой разглядывая холостого офицера.

Вернувшись в комнату, Николай включил телевизор и рассеянно прослушал новости.

Усмехнулся сообщению об усилении мер по борьбе с коррупцией – езда по ушам электората!

Кто знает, с чего начинается порядок в стране и на чем заканчивается?

О порядке, кстати, говорил и начальник службы безопасности «ADM Групп» Егор Климов – человек жесткий и непробиваемый, как бронежилет. У него имелась странная татуировка с именем индуистской богини Кали.

Интересно, что за богиня такая?

Николай выключил телевизор, взял ноутбук, удобно устроился на кровати и открыл интернет-браузер.

В индуистской традиции богиня Кали почитается как грозная истребительница демонов и повелительница человеческих судеб. Наибольшее поклонение ей воздают в Калькутте, где расположен главный храм Калигхат в честь могущественной богини. Название «Кали», что в переводе с санскрита означает «черная», символизирует темную, яростную божественную сущность.

Многорукая и трехглазая богиня воплощает в себе все проявления божественности – от милостивых и привлекательных до яростных, устрашающих и чудовищных. Она искореняет невежество, поддерживает мировой порядок, дарует благословение и освобождает от страданий тех, кто искренне стремится к познанию бога. Темно-синий цвет ее кожи олицетворяет бесконечное космическое время, вечность и смерть, находящиеся под ее властью.

Пренебрежительное отношение к этой богине недопустимо для смертных: Кали воплощает не только созидание и добро, но также зло и разрушение. Она не станет колебаться, лишая жизни тех, кто допускает оскорбления, проявляет моральное уродство и хамство, безжалостно пресекая подобные деяния. При этом, если избегать напрасного гнева богини и не провоцировать ее, можно прожить долгую и счастливую жизнь. Однако, если богиня призывает к себе на службу, необходимо смиренно покориться, иначе смерть будет ужасной и мучительной! Кали покарает отступников руками своих земных последователей – фансигаров, представителей древней индуистской секты.

В Индии более полутора веков назад религиозные фанатики объединялись в бандитские шайки, грабившие торговые караваны и беспощадно расправлявшиеся с путешественниками, воздерживаясь при этом от кровопролития. Своих несчастных жертв они душили тонкой удавкой, после чего бросали тела в глубокий колодец.

Точно так же, как в девятнадцатом веке «освобождал от скверны в вечную жизнь» серийный убийца Бухрам, задушивший сотни невинных людей. Инструментом убийства служила желто-белая петля.

Сектанты считали подобные убийства очищением мира от пороков и несовершенств. Сегодня приверженцы секты фансигаров продолжают почитать легендарного душителя, искренне почитая богиню Кали и считая свои деяния священными актами очищения планеты от духовной грязи. Члены этого сообщества распознают друг друга по особым нательным знакам.

Никаких сведений о том, что в России когда-либо существовала секта фансигаров, не нашлось.

– Ничего не скажешь, – усмехнулся Николай Дорсеев, – богатая фантазия у жителей Страны контрастов! Славянская Мара отдыхает.

Следователь пролистал изображения богини Кали. Особа, мягко говоря, малопривлекательная: три глаза (один на лбу, почти над переносицей), множество рук, устрашающие украшения из человеческих черепов и синюшная кожа. Кинодивы Болливуда, Толливуда и Колливуда почитают за честь воплощать образ богини на экране.

Непонятно, что привлекло в индуистской богине русского человека, далекого от сценических подмостков? Дорсеев поморщился: ни за что в жизни он не позволил бы татуировщикам изувечить свое тело, даже крошечный участок на запястье. Какой смысл выражать приверженность правопорядку таким способом!

Какие же побуждения заставили Климова пойти на это?

Глава 7. Фотоальбом

Сергей и Ольга, не проронив ни слова после стычки с Егором Климовым, молча пересекли гостиную. Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж и остановились у двери в покои Ии Филипповны.

Коридор второго этажа украшали семейные портреты в тяжелых рамах и антикварные предметы искусства. Двери из резного дерева с изящной фурнитурой придавали пространству особую торжественность. Продуманная система переходов соединяла помещения в единое жилое пространство, ранее полностью принадлежавшее супругам Поликарповым.

Центральное место занимала спальня с примыкающей гардеробной. Отдельные шкафы хранили вечерние наряды Ии Филипповны и деловые костюмы Дмитрия Михайловича.

Рядом располагалась семейная гостиная с мягким ковром и диванами с бархатной обивкой. В углу возвышался рояль, на котором Ия Филипповна время от времени исполняла классические произведения. Книжные полки вдоль стен заполняли любимые литературные произведения семьи.

Зона отдыха включала чайную комнату в пастельных тонах с фарфоровыми сервизами и коллекцией антикварных чайников, а также роскошную ванную с мраморной отделкой. Главная достопримечательность – старинная чугунная ванна на львиных лапах – располагалась у большого овального окна.

После болезни Ии Филипповны ситуация изменилась: второй этаж теперь занимала только она. Дмитрий Михайлович переместился на первый этаж, где обустроил новый рабочий кабинет. Это изменение в распределении помещений свидетельствовало о кардинальных переменах в жизни семьи Поликарповых.

– Ну? – прошипела Ольга, прижимая к груди альбом. – Постучись. Чего медлишь?

– А если она еще спит?

– Вот и проверим!

– Не по-человечески все это…

– Что именно? – в ее глазах вспыхнула насмешка. – Постучать в дверь или встреча с Егором?

– Мне плевать на твоего Егора! – процедил Сергей с такой яростью, что на шее у него вздулись вены. – Ей-богу, когда-нибудь он схлопочет в пятак, допросится!

– Не смеши меня, уймись. Напротив, тебе следует благодарить его за то, что он улаживает твои разногласия с адвокатом по правам детей.

– Адвокат сам напросился, а благодарить твоего Егора у меня нет причин.

– Разумеется. Люди теряют это чувство, когда судьба сулит им миллион долларов.

Сергей нахмурился и, как нашкодивший школьник, опустил голову.

– Я готов отказаться от него, – неожиданно признался он, задрожав от волнения. – Мне тяжело лгать…

– Ой, расплачься еще для убедительности!

– Ты не понимаешь! – Он с такой силой схватил Ольгу за предплечье, что она едва сдержала крик.

Сергей отвел ее подальше от двери и отпустил.

– Никто из вас ничего не понимает! – жарко зашептал он. – И не желает понимать! Вы забросали душу купюрами и все оцениваете по курсу доллара: радуетесь, когда он растет, и огорчаетесь, когда падает.

– Фу, как примитивно! – вздохнула Ольга и нетерпеливо встряхнула волной огненно-рыжих волос.

– Никто в этом доме, кроме Ии Филипповны, не знает, что существуют иные радости, иные печали, которые нельзя измерить ни деньгами, ни драгоценностями, ни акциями. Она умирает, а вы делаете вид, что заботитесь о ней, хотите помочь. А на самом деле забавляетесь, думаете, что деньги позволяют вам соперничать со смертью, тешитесь мыслью, что приносите кому-то пользу – купили сочувствие, заботу, любовь, а сами боитесь признать, что бесполезны даже для самих себя. Какая польза от того, что повсюду ложь? Она вокруг вас, она внутри вас, она – это вы сами! Ложь придает вам силы, делает вас уверенными в себе, да? Но сами-то вы давно забыли, какими на самом деле являетесь – добрыми или злыми, красивыми или уродливыми, покорными или строптивыми. Вы разучились понимать самих себя. А почему? Потому что поверили, что там, за маской – бездушной, холодной! – вам ничто не угрожает, вы надежно защищены. Только от кого? От самих же себя! Вы слились с этой маской, она въелась вам в кожу! Прикрыли ею свою ненужность и убеждаете себя, что живете, что умеете радоваться, огорчаться или сочувствовать. Вы – люди-маски!

Сергей трясся от возбуждения – глаза пылали, щеки горели багровым огнем. Казалось, еще миг – и он окончательно потеряет контроль над собой.

Ольга не перебивала, внимательно следила за ним пристальным взглядом. Она редко видела такую искренность – обычно встречала ее только в кино или в книгах. Но никак не ожидала увидеть это в Сергее, человеке, нанятом для работы актером, но совершенно не разбирающемся в искусстве лицедейства. Эмоции переполняли его душу и наконец-то нашли выход.

– С какой стати я должна все это выслушивать? – процедила она. – В чем твое отличие от нас? Ведь ты тоже действуешь не по наитию и уж точно не безвозмездно.

– Ты ошибаешься. Мое сердце кровоточит при виде ее глаз. Моя душа молит о прощении, хотя я сам не способен этого сделать – невыносимо думать о том, что́ с ней случится, когда правда раскроется. А у вас вместо души – бизнес, вместо сердца – калькулятор…

– А раньше ты размышлял о душе, молящей о пощаде, о сердце, истекающем кровью?

– Да, думал! Потому что я вижу жизнь такой, какая она есть, веселюсь и смеюсь, когда радостно, грущу и плачу, когда кошки скребут на душе, а не прячусь за маской и грудой денег! Я живу, живу, живу!

– У каждого свое место: у одних – под солнцем, у других – в отбросах.

– Ты отвратительна, когда так говоришь! Проблема не в том, как и где мы живем, а в том, кем мы себя ощущаем в этой жизни.

– Допустим, – Ольга слегка побледнела. – Интересно, как долго ты будешь так думать, когда получишь миллион?

– Я заключил сделку – да. Но не с совестью, а с твоим свекром. И, клянусь, миллион больше не приносит мне радости, только разочарование самим собой. Какой же я был глупец, когда согласился на эту чертову сделку!

– Хм, разве у тебя был выбор?

– У меня всегда есть выбор!

– Тсс! – дверь бесшумно приоткрылась, и в коридор выглянула горничная Тильда. – Вы разбудите мадам Ию. Она с таким трудом заснула.

Сергей прикрыл рот рукой, как ребенок, случайно выругавшийся. Ольга сжала губы, чтобы сдержать улыбку, и с удивлением поймала себя на мысли, что этот неотесанный автомеханик вызывает у нее все больший интерес.

– О, это альбом мадам? – тихо сказала Тильда. – Если желаете, я могу передать его госпоже Ие.

– Благодарю, – сухо ответила Ольга. – Я сама верну его, заодно обсужу с ней, каких гостей она желает видеть на своем дне рождения.

Она пошла к лестнице, а Сергей остался в коридоре, глядя в окно с отсутствующим выражением лица. Его все еще трясло от волнения…

Ия Филипповна не появилась к обеду. Дмитрий Михайлович за столом поинтересовался у Миккеля Хансена о здоровье супруги.

– К сожалению, процесс необратим: анализ показывает, что лейкоз стремительно развивается, – ответил врач-австриец. – Хотя меня приятно удивляет госпожа Ия: в последнее время силы все реже покидают ее, и я очень надеюсь, что прогнозы мюнстерских врачей окажутся преждевременными, и мадам не покинет нас так скоро, как они предрекали. Возможно, позитивные эмоции действительно оказывают, пусть временный, но положительный эффект на ее самочувствие.

– Через две недели вам предстоит сопровождать ее на ипподром, – обратился Дмитрий Михайлович к Ольге и Сергею. – Очень прошу быть с ней предельно внимательными и не оставлять ее одну ни на минуту. Потому что на Антонину… гм… нельзя положиться в полной мере.

– А на Климова? – спросил Сергей с ехидством, понятным только Ольге.

Она даже бровью не повела и продолжала смаковать из стакана яблочно-морковный смузи.

– Охранять мою жену – это его работа. А вас я об этом прошу. Любая сделка может сорваться из-за пустяка, – Дмитрий Михайлович многозначительно посмотрел на молодого человека.

Ольга неожиданно встала из-за стола.

– Полагаю, все мы хорошо вжились в свои роли – настолько хорошо, что лицедейские маски въелись нам в кожу, – сказала она, впервые за все время обеда взглянув на Сергея. – Всем хорошего дня и вечера, – и вызывающе застучала каблуками по направлению к выходу из столовой.

– Что она хотела этим сказать? – спросил Миккель Хансен, который до сих пор не мог постичь смысл большинства оборотов великого русского языка.

Поликарпов промолчал, Соросов недоуменно пожал плечами, и Хансену ничего не оставалось, как погрузиться в софистические измышления.

После обеда, когда Ольга уехала в город на презентацию осенней коллекции одежды, Сергей задумчиво бродил по особняку, приветствуя взглядом снующих взад-вперед работников. Потом поднялся в «Маленькую Вену». Дверь в комнату оказалась приоткрытой, но он не придал этому значения, решив, что Ольга спешила и не закрыла ее. Так, насвистывая Бетховена, Сергей вошел внутрь.

Художественный свист внезапно сменился возгласом удивления, когда в комнате, возле старинного секретера, с фотоальбомом в руках, он увидел ту, кого меньше всего ожидал здесь увидеть.

Ия Филипповна тоже вскрикнула от неожиданности и покраснела так густо, будто ее застали за непристойным занятием.

– О, прости меня, пожалуйста, мой мальчик! – виновато проговорила она. – Тильда сказала, что вы с Ольгой хотели вернуть мне альбом, но я спала. Я решила сама прийти за ним, постучала, но никто не открыл. Поэтому я набралась смелости и заглянула. Альбом как раз лежал на видном месте, здесь, на секретере. Я думала, что ты уже вернулся с обеда, но…

– А я и вернулся! – Сергей широко улыбнулся ей. – И очень рад тебя видеть!

Он старался выглядеть естественно и непринужденно, но все же почувствовал напряжение. Пробежал глазами по комнате, надеясь отыскать подсказку к своим дальнейшим действиям.

Взгляд его остановился на белом рояле.

Эврика!

Окрыленный внезапной идеей, Сергей подлетел к инструменту, распахнул крышку и, улыбаясь матери, пробежал пальцами по клавишам, наполняя пространство аккордами из «Маленькой Вены» и Пятой симфонии до минор.

– Нет-нет! – Ия Филипповна остановила его, легонько прикоснувшись пальцами к руке молодого человека (он облегченно вздохнул, потому что проиграть мог только первые семнадцать нотных станов из сорока!). – Прошу тебя, мой мальчик, не надо играть сейчас: это удовольствие ты доставишь мне на мой день рождения. Хорошо? Я благодарна Богу за то, что он дарит мне такую возможность…

– А я постараюсь сделать так, чтобы еще много-много раз я мог сыграть тебе на этом рояле.

– Знаю, – голос ее дрогнул, взгляд на мгновение канул куда-то в пустоту.

Ия Филипповна перевела взгляд на изящный секретер австрийской императрицы, задержав на нем задумчивый взгляд.

– Как живо помню тебя совсем маленьким за этим секретером, – произнесла она с теплой улыбкой. – Тебе явно не сиделось за ним, все порывался перебраться то на диван, то в кресло.

Она приблизилась к Сергею и неожиданно поцеловала его в висок.

– Эти воспоминания для меня бесценны. Поэтому я ценю этот секретер больше, чем любой голубой бриллиант, – сказала Ия Филипповна, глядя ему прямо в глаза.

Глубоко тронутый, он предложил ей прогуляться по парку, полюбоваться рыбками в бассейне фонтана или птицами в небе.

Ия Филипповна тепло улыбнулась, однако от предложения отказалась.

– Я устала и хочу вернуться в постель. Тильда почитает мне что-нибудь из классики…

Ольга возвратилась с презентации глубокой ночью. Устроившись перед сном на софе, она обронила в сторону Сергея язвительную фразу (вероятно, желая напомнить о незыблемости дистанции), но слова не задели его настолько, чтобы вызвать обиду.

Забравшись под балдахин, он погрузился в собственные мысли: о несчастной матери, о холодной, словно мраморная статуя, Ольге и о Кате, столь несвоевременно исчезнувшей из его жизни. Его терзали воспоминания о последнем разговоре с ней, о недосказанных словах и о том, как внезапно оборвалась их связь.

Глава 8. Сестра милосердия

Катя меж тем томилась от безделья.

Привыкшая к бурным московским будням, она ощущала себя заживо погребенной. Прозябание в доме на сваях представало перед ней справедливым наказанием за несправедливую обиду, причиненную Сергею. Он так и не позвонил (должно быть, крепко задела его тогда в Битцевском парке!), и неизвестность грядущего повергала девушку в панику.

Утешением во всей этой безутешной ситуации служило ей лишь отсутствие внешнего давления. Аркадий Бернов тоже не давал о себе знать и не звонил. По всей видимости, ожидал, когда она сама наберет его и сообщит, что дозвонилась до Сергея.

Словом, жизнь замерла, и время для Кати как будто остановилось.

Куцелапый сторож всячески пытался развлечь ее унылое существование – притащил в комнату древний телевизор, который ворчливо и по-стариковски бубнил по трем каналам местного вещания. Вскоре и тот надоел. Затем Катя взялась за чтение: перебрала всю макулатуру, какую только смог отыскать для нее заботливый тюремщик. Позже Белорус с явной гордостью преподнес ей потрепанный томик Достоевского с подходящим для «библиотекаря» названием – «Идиот».

Впервые они одновременно покатились со смеху, и оба смутились этого: заключенная и надзиратель нашли общий язык!

Со временем их враждебность друг к другу угасла. Верзила ни разу ее не обидел, не приставал и держался достойно. И поскольку побег не представлялся возможным, а готовил Белорус отвратительно (только для собак и годилось), Катя сама предложила заняться готовкой – на двоих, под надзором. Белорус обрадовался; ему и в голову не приходило предложить ей заняться поварскими хлопотами, и тем более не ожидал, что кто-то захочет позаботиться о нем. Правда, с продуктами было негусто: овощи «неандерталец» собирал с огорода, а припасы (хлеб, крупу, сахар, чай) еженедельно привозил Бернов – в оплату за работу, собаководство и приют.

На кухне – единственном месте, где они пересекались чаще всего, – их связывал общий интерес – еда. Белорус, скупой на слова, старался молчать в присутствии пленницы. Все попытки Кати узнать, как долго она здесь пробудет, оказывались тщетными. Потом надзиратель уходил кормить собак и заниматься делами по хозяйству, а пленница возвращалась в комнату и снова брала в руки «Идиота».

Вечером на даче раздался громкий металлический звук. Сторож, тяжело дыша и вытирая пот с лица, затащил в комнату железную кровать, сохранившуюся, наверное, еще со времен сталинских репрессий.

Катя сначала равнодушно поинтересовалась, зачем понадобилась кровать – ее вполне устраивает диванчик, но когда услышала, что к ней подселят какого-то «хлопца малого», взбеленилась не на шутку.

– Ты издеваешься, Белорус? – закричала она. – Какой хлопец? Здесь у вас что, зона, что ли? Причем без разделения по половому признаку? Как ты себе это представляешь – я и хлопец?

– Хлопцу годков десять-одиннадцать, – проворчал куцелапый великан, и на лице его отразилась растерянность. – Аркадий так приказал. Побудет здесь, пока не оклемается. А тебе за ним присматривать велели, понятно?

Лязг цепей, сокращающихся с характерным металлическим звуком под действием пульта управления, и злобный рык стаффордов известили о прибытии гостей.

Катя сжалась в комочек, но с дивана не тронулась.

В коридоре послышались мужские голоса. Они показались ей знакомыми, и сердце забилось сильнее. Она не знала, радоваться или бояться: вдруг это друзья, а вдруг – враги? Девушка чуть не заплакала от досады, когда в дверь вошли два сержанта полиции – те самые, что силой усадили ее в бело-синий «Мерседес».

Они внесли на руках едва живого подростка и положили его на кровать, подготовленную Белорусом. Голова подростка непроизвольно повернулась к девушке, и Катя с ужасом узнала в сплошном кровоподтеке знакомые черты. Это был тот самый мальчик с недетскими глазами, который вместе с другим досаждал ей в больничном лифте. Аркадий Бернов тогда недвусмысленно поглаживал его по щеке, передавая деньги другому отщепенцу.

– Ну вот, мать Тереза, – обратился к ней сержант, – прояви милосердие к захворавшему ребеночку – поухаживай пару деньков, пока он не поправится и снова не вернется на панель.

– Снова – куда? – переспросила Катя и, охваченная страшной догадкой, посмотрела на неподвижно лежащего подростка. Она опять вспомнила, как адвокат Бернов поглаживал щеку мальчика.

– Не твое дело! – рассерженно прошипел сержант.

– На кой черт он мне сдался? – возмутилась девушка. – С чего ради я тут сестрой милосердия пахать буду?

– Заткнись! – рыкнул на нее старший сержант с физиономией еще более озлобленной, чем у первого. – Тебя спросить забыли! Делай что говорят, если хочешь вернуться домой к своему папаше. А парень, как тебе сказали, пробудет здесь недолго.

Катя поняла, что спорить бесполезно, и замолчала. Но напоследок она все-таки набралась смелости и показала сержантам безымянный палец, демонстрируя свое бесстрашие и безразличие. Думала, что тут же отхватит затрещину – нет, обошлось. Полицейские вышли, никак не отреагировав на ее дерзкий жест.

Едва они скрылись из виду, мальчуган, до сих пор лежавший неподвижно, медленно приподнялся на постели. Сморщившись от боли – судя по всему, настоящей, – он одарил «сестру милосердия» вымученной улыбкой, искаженной опухолью.

– Симулянт! – насмешливо фыркнула Катя.

– А я узнал тебя, – с радостным удивлением произнес мальчишка, поправляя одеяло.

– Я тоже, – коротко ответила девушка.

– Слушай, попроси у этого циклопа мои вещи, а то как-то не комильфо перед мамзель нагишом сидеть, – проговорил он с ухмылкой.

– Вот нахал! – не удержалась от смеха Катя. – А самому попросить слабо, да?

– Мне реально плохо, только что из больницы, – мальчуган вдруг посерьезнел, и Кате показалось, что он действительно говорит правду: вид у него был измученный. – Потерпи меня пару-тройку дней, а потом я попрошу Аркашу забрать меня отсюда. Обещаю не надоедать: попросишь выйти – выйду, отвернуться – отвернусь. Только сходи за одеждой, пожалуйста.

– Ладно, схожу, – смилостивилась «сестра милосердия». – Только сначала расскажи, как ты во все это вляпался? – спросила она осторожно, будто испугавшись собственной догадки. Несомненно, перед ней находился подросток, вовлеченный Берновым в преступную деятельность.

– Как тебя зовут? Ты учишься в школе?

– Дениска. Я из детдома сбежал. А здесь, в Москве, полиция задержала. Угрожали, что в изолятор к взрослым мужикам отправят. Испугался, что изобьют, согласился пожить у Аркаши. Тогда я еще не знал, что он – адвокат по детским делам. Аркаша все устроил так, будто я пропал без вести, – подросток умолк, опустив глаза.

В этот момент в его поведении проступило что-то детское, невинное, пробившееся сквозь напускную взрослость и цинизм.

– Аркаша был первым? – прямо спросила Катя и вся сжалась, приготовившись услышать правду.

– Ага, – прошептал он, будто страшась, что его услышат. – Эти менты тоже. По очереди. Потом почти каждый день. Все на лоха давили – учили, мол, как правильно делать нужно. Потом первые клиенты пошли. Поначалу в паре с одним пацанчиком работал (ты его тоже видела тогда, в лифте). Он уже два года на Аркашу пашет, тоже детдомовский, и тоже, как я, угодил к этим ментам. Они нас фантиками называют. Аркаша видео в загранку толкает, а нам за это хорошие деньги отстегивает. Поэтому все на камеру заставляет снимать. Тайком от клиентов, конечно. На одного такого нарвались раз – банкира, сына какого-то олигарха. Денег отвалил немерено. А тут жена вернулась – никто не знал, что она придет. Короче, так сиганули, что чуть голыми на улицу не выбежали. А куда теперь деваться? Некуда – все сейчас есть на фотках и видео.

– Почему просто в детдом не вернешься?

– Конечно! Там просто зароют, если вернусь. А у Аркаши, вроде бы, все повязано тут. За нами один чувак присматривал, но недавно его прирезали. Аркаша не хочет терять клиентов – ни старых, ни новых, поэтому посылает к кому ни попадя. Вот я и нарвался. Еле выжил, думал, хана – коньки двину. Короче, одним нам нельзя – опасно. Знал, конечно, но на авось понадеялся, хотел выслужиться, заработать побольше. Да и куда денусь – права не покачаешь. Аркаша обещал, что вот-вот найдет того, кто будет присматривать за нами.

– И кого? – Катя затаила дыхание: от новой догадки ее всю всколыхнуло. – Аркаша говорил – кого?

Дениска пожал худенькими плечами:

– Говорил, Серегой зовут. Какой-то автомеханик. Должок у него крупный перед Аркашей. Да нам без разницы, кто будет. Главное, чтобы кулаки крепкие были и махаться умел.

– Урод этот твой Аркаша! – с ненавистью прошептала Катя.

Все теперь стало ясно: и зачем она здесь, и для чего адвокату-сутенеру понадобился Сергей Соросов.

Глава 9. На ипподроме

В роскошной VIP-ложе столичного ипподрома Сергей оказался впервые. Скачки прежде не входили в круг его интересов, но теперь перед ним открывалось совершенно новое зрелище, от которого захватывало дух.

Накануне празднования Дня России члены семьи Поликарповых собрались в просторной гостиной особняка на традиционный семейный ужин.

Антонина прибыла с определенной целью – удостовериться в твердости решения Ии Филипповны участвовать в их «маленьком забеге», как она изящно именовала свои визиты на ипподром. Для участия в предстоящих скачках госпожа Корф предоставила свояченице одну из своих любимых кобыл – Шикзайлу, получившую такое имя благодаря своим благородным немецким корням.

В ходе беседы Антонина упомянула, что впервые за все время их непростых отношений с бывшим супругом Юрий Петрович выразил желание сопровождать ее на это мероприятие. Предложение генерал-полковника, несомненно, польстило женщине, особенно учитывая его явное стремление к восстановлению близости между ними.

Ольга приняла решение провести ночь в своей квартире на Кутузовском проспекте, намереваясь вернуться в особняк утром в установленное время. Она пояснила это тем, что весь ее «светский гардероб» хранится именно там, и нет необходимости перевозить его в Сколково.

Ия Филипповна, выслушав твердое намерение Миккеля Хансена неотступно находиться рядом во время мероприятия, заверила его в ответ, что будет чувствовать себя превосходно.

Дмитрий Михайлович в десятый раз напомнил Егору Климову, что лично на него возлагает ответственность за безопасность императрицы. Начальник службы безопасности поклялся, что «без его разрешения и ветер не посмеет дунуть в ее сторону».

Рано утром к Сергею явился дворецкий, бережно держа в руках внушительную коробку. Мажордом сообщил, что посылка поступила от Ольги. Едва за дворецким закрылась дверь, молодой человек нетерпеливо вскрыл упаковку.

Внутри лежал изысканный наряд: безупречно белые брюки в деловом стиле, ослепительно белая сорочка с укороченным рукавом, мокасины цвета мела и элегантная шляпа-канотье.

Спустя четверть часа Сергей уже стоял перед зеркалом, с удовлетворением рассматривая свое отражение.

«Настоящий красавец», – мысленно похвалил он сам себя, вспомнив, что прежде его гардероб ограничивался футболками, джинсами и кроссовками.

Правда, в канотье он испытывал определенное неудобство, чувствуя себя в этой шляпе цирковой мартышкой. Однако стоически принял тот факт, что на архивных записях Павел Поликарпов представал в еще более причудливых нарядах. К тому же Ольга едва ли осмелится насмехаться над ним – им предстояло находиться бок о бок, а выставлять его в нелепом свете означало бы подвергнуть осмеянию и саму себя, чего она, несомненно, позволить не могла.

Правила игры требовали подчинения, и Сергей твердо решил следовать им!

Выходя из «Маленькой Вены», он заметил приоткрытую дверь в покои Ии Филипповны, откуда доносились оживленные голоса. Несомненно, в императорских апартаментах собралась вся свита. Его предположение почти оправдалось: отсутствовали лишь Ольга и Егор.

Атмосфера в комнате дышала торжественностью и театральностью.

«Люди-маски, – угрюмо подумал Сергей. – Они не умеют и не знают, как жить по-настоящему».

Антонина предстала в роскошном фиолетовом наряде, дополненном экстравагантной шляпкой-цилиндром с откинутой назад вуалью. Рядом с ней застыли Юрий Петрович Корф и Миккель Хансен – оба в элегантных кремовых костюмах с галстуками-бабочками, как будто заранее условились одеться одинаково.

Вся троица окружала чету Поликарповых.

Дмитрий Михайлович заметно выделялся среди присутствующих – облаченный в домашний халат, он бережно держал за руку Ию Филипповну.

Пожилая дама выглядела поистине впечатляюще: на ней красовалась изысканная соломенная шляпа с широкими полями, искусно скрывавшими голову, шею и часть спины, а развевающееся платье в стиле сарафана бледно-салатового оттенка придавало ее облику особую воздушность и привлекательность.

– Ты уверена, что хочешь этого, дорогая? – с ноткой сомнения в голосе обратился Поликарпов к супруге, словно пытаясь уговорить ее отказаться от задуманного.

– Неужели ты считаешь, что я зря поставила на свою любимую кобылку, желая порадовать Иечку? – с обиженным видом поджала ярко накрашенные губы Антонина. – За ту сумму, что я посулила жокею за победу Шикзайлы, он готов проскакать галопом через всю Европу!

– Азарт удивительным образом омолаживает людей, делая их похожими на детей, – вклинился в разговор австрийский врач. – Именно благодаря азарту человек сохраняет жизненную энергию и продлевает молодость.

Ия Филипповна перевела взгляд с мужа на Миккеля, намереваясь выразить ему благодарность. В этот момент ее взор упал на появившегося в дверях Сергея – глаза пожилой дамы озарились неподдельной радостью.

– Мальчик мой! – прозвучало так тепло и по-матерински нежно, что у молодого человека все внутри перевернулось от умиления.

Не замечая никого вокруг, Сергей приблизился к Ие Филипповне, запечатлел поцелуй на ее прохладной, бледной щеке, полной грудью вдыхая аромат тонких духов – наверное, именно так пахнут матери.

– Ты прекрасно выглядишь, – произнесла она, внимательно всматриваясь в его глаза, будто пытаясь разглядеть что-то новое, ранее ускользавшее от ее внимания.

Антонина, известная своим умением привлекать мужское внимание (комплименты Юрия Петровича ее давно уже перестали впечатлять), не удержалась от желания блеснуть:

– Да-да, действительно, в таком цветнике ты выглядишь чудесно! – воскликнула она, прожигая молодого человека восхищенным взглядом.

– Вы тоже очаровательны, – Сергей интуитивно уловил желание госпожи Корф и щедро одарил ее вниманием, отчего та взволнованно захлопала неправдоподобно длинными ресницами.

«Ах, – мысленно вздохнула Антонина, – охмурила бы я этого херувимчика, не играй он сейчас роль моего племянника!»

Во дворе особняка гостей ожидал роскошный шестиместный лимузин.

Ольга стояла рядом, задумчиво созерцая сверкающую в солнечных лучах вольную Сетунь. В белоснежном наряде – изысканной шляпке-клош, облегающем платье с соблазнительным декольте и высоким вырезом спереди, туфлях на почти невидимых шпильках, – молодая женщина напоминала невесту.

Сергей удовлетворенно улыбнулся: Ольга явно постаралась подобрать наряд под стать его собственному – видно, все-таки и правда не собиралась выставлять его в нелепом свете.

По традиции он запечатлел поцелуй на ее щеке, ощутив при этом знакомое волнение, и тут же перехватил пронизывающий взгляд Егора, наблюдавшего за ними из припаркованного неподалеку «Лексуса».

В салоне лимузина Ольга предложила всем освежиться прохладным лимонадом.

– До шампанского еще рано – мы только отправляемся за победами, – пояснила она выбор напитка.

– Победа нам обеспечена! – воодушевленно воскликнула Антонина, едва ли не захмелев от одного упоминания о шампанском. – Шикзайла нас не подведет – она такая стремительная, такая целеустремленная! А главное – настоящий победитель по натуре!

– М-да, – протянула Ия Филипповна с задумчивым видом. – За удачные ставки! – она встретилась взглядом с Сергеем и первой пригубила искрящийся золотом лимонад.

Едва Сергей ступил на территорию ипподрома, его охватило удивительное чувство восторга. Повсюду царила оживленная суета: элегантные автомобили представительского класса плавно маневрировали между многочисленными посетителями, а величественный амфитеатр трибун, уходящий ярусами вверх, создавал впечатление настоящего архитектурного чуда.

Вдалеке виднелся специально оборудованный паддок для вывода лошадей – площадка, где животные готовились к забегу под пристальными взглядами тренеров и жокеев. Взгляд Сергея невольно проследил за извилистой трассой, которая, петляя между искусственными холмами, устремлялась к финишной прямой, взбегающей на небольшой подъем.

Каждый элемент этого грандиозного сооружения, каждая деталь ипподрома производили на парня неизгладимое впечатление, наполняя душу предвкушением предстоящего зрелища.

Скачки неизменно оставались привилегией высшего общества, оттого проникновение простого человека в этот сверкающий мир роскоши и гламура воспринималось как настоящее волшебство. Лишь избранным удавалось переступить порог этого изысканного заведения, и каждый подобный случай расценивался как исключительная удача.

Состязания устраивались только в летний период и только по воскресеньям, привлекая сливки общества: влиятельных бизнесменов, политиков, знаменитостей из мира шоу-бизнеса, кинематографа и спорта. Эти захватывающие дух мероприятия поражали воображение своей грандиозностью и организованностью, особенно впечатляя новичков. Те, едва успевая следить за стремительно проносящимися мимо скакунами, испытывали истинное восхищение от происходящего великолепия, ощущая всю красоту и стремительность действа.

Праздничное настроение начинало витать в воздухе уже у самых ворот Центрального московского ипподрома.

В этот знаменательный день, приуроченный ко Дню России, на кону стоял впечатляющий приз – десять миллионов рублей. В состязании на двухкилометровой дистанции принимали участие исключительно рысистые породы лошадей в возрасте четырех лет, каждая из которых претендовала на звание победителя и право разделить внушительный выигрыш.

– Шикзайла ведь старше, – обратилась Ия Филипповна к сестре мужа. – Как думаешь, справится ли наша девочка с таким испытанием?

– Иечка, дорогая! – Антонина вся трепетала от предвкушения. – А ты думаешь, я просто так жокея подкупила? Теперь не нам, а ему предстоит привести малышку к победе! У нас три пары, я поставлю на три тройных ординара – и победа нам обеспечена!

Ия Филипповна извлекла из изящного ридикюля несколько серебряных монет.

– Мой мальчик, – обратилась она к Сергею, который с трудом скрывал восторг, – брось эти монетки под копыта Шикзайле перед тем, как ее выведут и оседлают. Говорят, этот ритуал приносит удачу.

Она протянула монеты парню.

– Ты ведь помнишь об этом, не так ли? – спросила пожилая дама с улыбкой.

Сергей растерялся – он понятия не имел, куда направляться и где искать загадочную Шикзайлу!

Парень бросил умоляющий взгляд на Ольгу, надеясь, что та придет на помощь и поможет ему выкрутиться из щекотливой ситуации.

Однако строптивица едва заметно усмехнулась и сделала вид, что увлечена изучением публики.

Глава 10. Фатальная записка

Сергея в мгновение ока бросило то в жар, то в холод, его лицо сначала покраснело, затем побледнело, но он так и не смог найти решения.

– Милый, что с тобой? – спросила Ия Филипповна с недоумением.

Егор Климов не удержался от ехидной ухмылки, но тут же опомнился, перехватив неодобрительный взгляд Миккеля Хансена.

Юрий Корф деликатно подтолкнул Антонину локтем, намекая, что спасение юноши – в ее руках.

– О, разумеется! – женщина излишне громко рассмеялась, выхватила монеты из рук свояченицы и вложила их в ладонь Сергею. – Мы сделаем это вместе – так хочется увидеть нашу красавицу перед состязанием! К тому же Павлик еще не знаком с Шикзайлой, а по правилам над стойлами не размещают именных табличек – все скакуны остаются безымянными, разве вы не знали? И конечно, мне не терпится напомнить жокею о себе и вложенных средствах. В компании такого статного красавца, как мой племянник, я буду чувствовать себя куда увереннее.

Ия Филипповна понимающе улыбнулась, взяла врача-австрийца под руку и выразительным взглядом указала невестке с сыном следовать за ними. Генерал-полковник с бывшей супругой, обессилевшей от пережитого волнения, пристроились позади. Пятеро охранников кольцом окружили императрицу со свитой, обеспечивая безопасность. Глава службы безопасности уверенно шагал впереди всей колонны, пронизывая пространство острым взглядом, предупредительно выискивая потенциальные угрозы.

Внезапно какой-то мужчина взмахнул рукой, привлекая внимание Ии Филипповны, и сделал шаг навстречу. Однако Егор опередил его намерение – решительно преградил путь и что-то тихо прошептал ему на ухо. Незнакомец отступил, бросив императрице ободряющий жест, похожий на тот, которым призывают не падать духом.

Этот красноречивый знак заставил пожилую женщину напрячься и замедлить шаг. Миккель Хансен мгновенно уловил перемену в ее настроении, и вся процессия остановилась.

– Если не ошибаюсь, – задумчиво произнесла Ия Филипповна, – этот мужчина – мой бывший деловой партнер. Имя, правда, вылетело из головы…

– Нет, – отозвалась сзади Ольга, с трудом сдерживая раздражение от вынужденного соседства с ухмыляющимся лицедеем. – Этот мужчина – мой бывший бухгалтер, которого я уволила за махинации с кредитами. Евгением Куликовым зовут. Крайне ненадежный человек.

– Но почему вы не позволили ему подойти? – спросила Ия Филипповна у начальника СБ. – И что означал его сочувствующий жест?

– Потому что у меня распоряжение Дмитрия Михайловича не допускать к вам никого, – ответил Егор с непроницаемым лицом. – А жестом он, вероятно, хотел подбодрить вас. Все осведомлены о вашем состоянии и выражают сочувствие.

В глазах Ии Филипповны промелькнуло сомнение.

– Хорошо, мешать исполнению распоряжений моего мужа я не стану, но почему я вам не верю? – она демонстративно отвернулась, давая понять, что не ждет ответа, и слабым движением руки призвала Миккеля Хансена продолжить путь.

Вся процессия неспешно направилась к величественной лестнице, ведущей к трибунам. Их путь лежал к персональной ложе, где уже все подготовили к прибытию высоких гостей.

Охранники вновь сомкнули кольцо вокруг Ии Филипповны, внимательно осматривая пространство вокруг. Глава службы безопасности снова уверенно шагал впереди, будто прокладывая безопасный путь сквозь толпу.

По мере приближения к трибунам поток людей становился плотнее. Зрители, заметив приближение знатной особы, расступались, давая процессии дорогу. Некоторые бросали любопытные взгляды, другие почтительно склоняли головы, приветствуя супругу президента бизнес-холдинга.

Ложа, к которой они направлялись, располагалась в самом выгодном месте – с нее открывался великолепный вид на весь ипподром. Дверной проем украшали изысканные резные элементы, а внутри сияли начищенные до блеска перила и позолоченные декоративные детали.

Места в VIP-ложах традиционно раскупали заблаговременно, а в летний сезон их вообще было не забронировать. О приобретении мест в ложах начинали заботиться задолго до проведения соревнований. Значительно проще ситуация складывалась для тех, кому места закреплены пожизненно – разумеется, при условии регулярной дополнительной оплаты.

Антонина Корф не скупилась на расходы, чтобы поддерживать «фамильную» ложу Поликарповых в идеальном состоянии. Эта роскошная и современно оборудованная ложа, оснащенная компьютерами, считалась гордостью ипподрома.

Ия Филипповна приятно удивилась, увидев в ложе накрытый столик.

– Какое чудо, Тонечка! – воскликнула она, опускаясь в мягкое кресло. – Какая ты предусмотрительная: напитки, сладости, даже устрицы!

– Ах, Иечка, ты всегда ценила мои старания! – при этом миллионерша укоризненно посмотрела на Юрия Петровича. – Устраивайтесь поудобнее, чтобы хорошо было видно финишную прямую. Олечка, включи, пожалуйста, монитор. И угощайтесь, угощайтесь! А мы с Павликом сбегаем пока к Шикзайле.

– Я уже скучаю, – сказал Сергей, обращаясь к Ольге.

Принцесса посмотрела на него с негодованием, однако, перехватив взгляд императрицы, одарила его широкой улыбкой и блеском изумрудных глаз:

– Я тоже тебя люблю, милый!

Сергей игриво подмигнул Ольге, но уловить ответную реакцию не успел – Антонина резко дернула парня за руку и торопливо повлекла к выходу.

Егор, подобно грозному Церберу, стерегущему врата подземного царства, лично контролировал безопасность ложи. Отсутствие дверей позволяло главе СБ держать под неусыпным наблюдением как находящихся внутри, так и всех приближающихся к VIP-зоне.

Ольга неотрывно следила за его действиями. Вскоре ее внимание привлек мужчина – тот самый Евгений Куликов, что ранее пытался приблизиться к императрице. Между ним и Егором завязался разговор, на который тот ответил решительным отказом. Уволенный бухгалтер не сдавался: он умоляюще сложил руки, угодливо заглядывал в глаза собеседника.

Егор слушал, не поднимая взгляда, но внезапно вскинул голову и пронзительно посмотрел на мужчину.

Ольга напряглась, пытаясь уловить суть разговора, однако голоса стоявших рядом свекрови и врача заглушали беседу. Зато отчетливо проявилось выражение лица Егора: в его глазах мелькнул неподдельный интерес к предложению собеседника.

После кивка Климова Куликов торопливо извлек из внутреннего кармана пиджака ручку и записную книжку, стремительно набросал что-то на вырванном листке и передал записку главе службы безопасности.

Егор пробежал глазами по строчкам, затем резко вскинул взгляд на собеседника.

– Уходите, – прочитала Ольга по его губам.

Как только автор послания скрылся из виду, Климов позволил себе торжествующую ухмылку, погрузившись в собственные мысли.

– Что в этой записке? – внезапный вопрос заставил его вздрогнуть от неожиданности.

За его спиной стояла Ольга.

– Хочешь знать – читай, но в руки не получишь, – он демонстративно развернул листок перед ней, позволяя ознакомиться с содержанием.

«Глубокоуважаемая Ия Филипповна!

Примите мои соболезнования по поводу невосполнимой утраты, которую Вы понесли в связи с гибелью Вашего единственного сына. К сожалению, мне не удалось выразить Вам свое сочувствие лично, и я искренне прошу простить меня.

С бесконечным уважением, Ваш преданный слуга,

Евгений Куликов».

– Ты в своем уме? – сквозь зубы процедила Ольга, мгновенно разгадав коварный замысел Егора. Резким движением она задернула портьеры на двери, ограждая их от любопытных взглядов из ложи. – Этим посланием ты ее убьешь. Отдай мне записку немедленно!

– Вернись ко мне, и мы завершим начатое, – невозмутимо парировал Егор.

– Между нами нет и не может быть никаких дел, – она сделала резкий выпад, пытаясь выхватить злополучный листок, но Егор ловко отвел руку назад.

– А вот у меня к тебе дело имеется! – неожиданно прозвучал голос Сергея за их спинами.

Он только что поднялся по лестнице в сопровождении Антонины, намереваясь вернуться в ложу, и невольно стал свидетелем напряженного диалога.

Какой бы молниеносной реакцией ни обладал глава службы безопасности, Сергей успел вырвать записку из его руки прежде, чем тот успел отреагировать.

– Ну ты козел! – парень разорвал листок пополам и отшвырнул половинки в сторону.

– Не суйся в чужие дела, – сдавленным голосом проговорил Егор. – Не за это тебе платят.

– Пусть тебя не волнуют его деньги, – вмешалась Ольга.

– Заткнись, стерва!

– Не называй ее так! – процедил сквозь зубы Сергей.

– А то что?

– А то в рыло! – Сергей Соросов наконец осуществил свою давнюю мечту – со всей силы ударил Егора Климова кулаком в скулу.

Госпожа Корф хотела закричать, но Ольга показала на ложу и умоляющим жестом попросила ее не делать этого.

От мощного удара Егор резко отшатнулся в сторону, одновременно ответив точным пинком в живот противника. Разъяренный до крайности Сергей, не проявив и тени боли, с удвоенной яростью ринулся в атаку.

Егор, великолепно владея техникой восточных единоборств, с легкостью парировал нападение: искусным движением он опрокинул соперника на пол. Однако Сергей молниеносно перевернулся и сокрушительным ударом колена сбил его с ног.

Оказавшись в равном положении на полу, противники сплелись в яростной схватке, не издавая ни звука.

Егор железной хваткой вцепился в горло парня, стремясь обездвижить его и одновременно оттащить от себя – это позволило бы частично освободиться и нанести решающий удар.

Сергей, не теряя ни секунды, с силой ударил локтем в лицо противника.

Кровь выступила на губах Егора, а глаза полыхнули неистовым пламенем – теперь он твердо решил стереть лицедея в порошок!

Понимая его намерения, Сергей стремительно вскочил на ноги и вжался в стену, готовясь встретить новую атаку.

Оба тяжело дышали, их взгляды скрестились в воздухе, полные неприкрытой ненависти и жажды мести.

– Отставить! – прогремел внезапно возникший генерал-полковник Корф, вперив грозный взгляд в дерущихся.

При его появлении Антонина театрально схватилась за сердце, явно намереваясь упасть в обморок. Ольга не позволила ей сделать это и зашептала, что необходимо немедленно вернуться в ложу. Она предложила версию для императрицы: якобы Сергей оступился на лестнице и едва кубарем не скатился вниз, а Егор бросился ему на помощь.

Дамы поспешили удалиться, оставив мужчин снаружи.

Юрий Петрович, сверкая глазами, метал громы и молнии в сторону молодых людей, особенно в адрес главы службы безопасности холдинга. Сергею тоже досталось – генерал-полковник дважды угрожающе поднял над ним кулак, словно вбивая предупреждение в сознание отчаянного парня.

– Никогда, – рявкнул он, понизив голос, – слышите вы оба? – никогда не позволяйте себе подобного! – завершил свою речь Корф и повелительным жестом указал обоим разойтись по своим местам.

Егор, не отрывая от Сергея испепеляющего взгляда, достал платок и промокнул кровоточащую губу. После этого он вернулся на свой пост у входа, где стоял до начала