Трахни нормальность

Глава 1. Глюк №0: исходный код бунта

Дыхание Леры было горячим и прерывистым, как у загнанного зверька, но в ее глазах – не страх. Там бушевал шторм. Смесь невероятного, запретного возбуждения и дикого, первобытного ужаса. От того, что она чувствовала. По-настоящему. Впервые за… сколько? Десять лет? С самого момента вживления Стандартного Нейро-Интерфейса СН-7 в височную кость в шестнадцать.

Арк прижал ее запястье к прохладному, покрытому граффити бетону стены заброшенного серверного тоннеля. Где-то далеко капала вода, ритмично, как метроном Синедриона, отсчитывающий секунды правильной, предсказуемой жизни. Жизни, которую они сейчас, в этом липком от конденсата полумраке, предавали анафеме.

– Чувствуешь? – его голос был низким, хриплым, обволакивающим. Не команда. Не угроза. Вопреки Норме – вопрос. Приглашение. – Этот тремор… внизу живота. Этот огонь. Это не сбой. Это ты.

Лера застонала, пытаясь отвести взгляд. Ее Имплант, крошечная холодная точка под кожей виска, посылал предупреждения: ПОВЫШЕННОЕ ВОЗБУЖДЕНИЕ. ОТКЛОНЕНИЕ ОТ ПРОТОКОЛА ИНТИМНОСТИ 4.7. АКТИВИРУЮ КОРРЕКТОР НАСТРОЕНИЯ…

Арк резко наклонился, его губы коснулись места над Имплантом. Нежно. Почти невесомо. Но Лера вздрогнула всем телом, как от удара током.

– Нет, – прошептал он, и в этом слове была сталь. – Ты не позволишь. Это твое тело. Твой огонь. Твоя… ярость.

Ярость. Слово, как искра в бензине. Лера вдруг вспомнила. Не картинку из архива Синедриона, а ощущение. Как в четырнадцать, когда Авто-Патруль конфисковал ее старого, дребезжащего робопса за "несоответствие санитарным нормам существования". Как она кричала тогда, тщетно, в спину уходящему дрону, а холодный голос в голове через Имплант успокаивал: "ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ДИСБАЛАНС ОПАСЕН. АКТИВИРУЮ СЕДАЦИЮ. ПРИНЯТЬ НОРМУ." И волна ледяного безразличия смыла все.

Сейчас этого льда не было. Был только огонь. И рука Арка, скользящая по ее бедру под краем слишком правильного, серо-голубого корпоративного платья. Платья, выбранного Синедрионом по алгоритму "Максимальная нейтральность/Минимальное внимание".

– Они украли у тебя не только робопса, Лера, – Арк говорил прямо в ее сознание, обходя Имплант, как опытный слэммер обходит брандмауэр. Его слова били в самую глубь, в ту замурованную часть, куда даже Синедрион заглядывал редко. – Они украли твою боль. Твой гнев. Превратили его в… статистическую аномалию для отчета. Но он здесь. Живой. – Его пальцы нашли чувствительную точку на внутренней стороне бедра. Лера вскрикнула, выгнувшись. Мир на миг поплыл. Неоновые полосы аварийного освещения на стенах тоннеля удлинились, превратились в призрачные щупальца. Глюк.

Арк ухмыльнулся, заметив это. Глюки были его союзниками. Признаками того, что Синедрион напряжен, что его контроль дает слабину под напором непредсказуемого человеческого хаоса.

– Видишь? – он прошептал, двигаясь глубже, вызывая у нее волну судорожного, неконтролируемого удовольствия, смешанного с животным страхом. – Реальность глючит. Потому что ты – настоящая. Потому что ты чувствуешь. Это и есть взлом, детка. Самый чистый. Через плоть. Через нерв. Через это.

Лера забыла о предупреждениях Импланта. Она забыла о "Протоколе Интимности 4.7", предписывающем умеренность, взаимное согласие по шаблону и обязательную пост-активность эмоциональную стабилизацию. Она была только огнем, только дрожью, только нарастающим, невыносимым давлением где-то в самой сердцевине, которое рвалось наружу. Ее крик, когда оно наконец прорвалось, был диким, хриплым, нечеловеческим. Ничего общего с тихими стонами, разрешенными Нормой. Это был вопль освобожденного зверя.

Она обвисла на его руке, дрожа мелкой дрожью. Пот стекал по ее вискам, смешиваясь с… слезами? Она не плакала с того самого дня. Синедрион считал слезы "неэффективным расходом биологических ресурсов".

Арк осторожно отвел ее от стены. Его глаза, обычно холодные и оценивающие, как сканеры, сейчас светились странным удовлетворением. Не похотливым. Скорее… гордым. Как создатель, видящий, что его творение работает.

– Добро пожаловать в глюк, – сказал он просто, доставая из кармана потертой кожаной куртки маленький девайс, похожий на зажигалку. – Теперь самое опасное. Откат. Система попытается все вернуть. Заткнуть тебя обратно в коробочку Нормы. Не дай ей.

Он поднес девайс к ее Импланту. Тот слабо замигал красным – признак активного поиска сети Синедриона для отправки отчета о "нештатной ситуации". Раздался тихий, противный ззззззз и запах паленой пластмассы. Имплант погас.

– Глушилка. На час, не больше. Этого должно хватить, чтобы ты не сдала себя сама, пока не доберешься до безопасной зоны. – Он вручил ей смятый бумажный стикер с адресом – архаика, которую Синедрион отслеживал хуже. – "Пыльная Крыса". Спросишь Бармена про… про робопса. Он поймет. Иди. Быстро.

Лера, все еще шатаясь, кивнула. В ее глазах, помимо опустошения после неистового пика, горела новая искра. Неуверенная, испуганная, но – своя. Не из Синедриона.

Она скрылась в темноте тоннеля. Арк прислонился к стене, внезапно почувствовав усталость. Каждый такой "сеанс" был минным полем. Риск промахнуться и сломать человека вместо освобождения. Риск привлечь Корректоров. Риск того, что новообращенный побежит прямиком в Отдел Нормализации с криком "Во мне вирус!".

Он закурил дешевую синтетическую сигарету. Дым был едким, искусственным. Как и почти все в этом мире. Вдруг свет неоновой полосы над ним резко вспыхнул ослепительно белым, затем погас на несколько секунд, потом заморгал хаотично. Глюк. Но сильный. Арк насторожился. Он привык к мелким искажениям, но это… это было как крик.

Из темноты в конце тоннеля вышли двое. Не спеша. Словно гуляли. Но их походка была слишком синхронной, слишком… эффективной. Ни лишнего движения. Костюмы – темно-серые, идеального кроя, сливающиеся с полумраком. Лица – приятные, не запоминающиеся. Эталон Нормы. Только глаза. Пустые. Как у рыбы на льду. Корректоры.

Арк не побежал. Бег – признак вины. Признак отклонения. Он сделал глубокую затяжку, выпустил дым кольцами (совершенно ненужное действие, отклонение от Нормы Эффективного Дыхания) и улыбнулся во весь рот.

– Вечер в хату, мальчики! Заблудились? Или тоже ищете укромный уголок для… ну, знаете. Вне Протокола? – Его голос звучал нарочито громко, вызывающе. Панк-рок в голосовых связках.

Корректоры остановились в десяти шагах. Их головы повернулись к нему с механической точностью.

– Арсений Каин, – произнес один. Голос был ровным, лишенным тембра, как аудио-синтезатор. – Выявлено отклонение от Нормы. Категория Альфа. Сопротивление неизбежно приведет к эскалации сценария.

– О, меня знают! – Арк притворно обрадовался. – Альфа, говорите? Лестно. А я думал, мои шалости уже на уровне Бета-Гамма. – Он мысленно оценивал расстояние до ближайшего вентиляционного люка. Шансы 50/50. Корректоры были быстры и безжалостны. Их нейро-импланты напрямую связаны с тактической сетью Синедриона. Они не чувствовали боли. Не знали сомнений.

– Сдайте свой инструментарий и проследуйте для Дезинтеграции Личности, – сказал второй Корректор, делая шаг вперед. Его рука скользнула под пиджак.

Арк бросил сигарету. Тлеющий кончик описал дугу в темноте.

– Знаете, ребята, – сказал он мягко, и в его глазах вспыхнул тот же огонь, что был минуту назад в глазах Леры, только холодный, стальной. – Я как раз работаю над новым эксплойтом. Называется "Трахни Нормальность". Хотите быть бета-тестерами?

Он резко рванулся не назад, а вперед, в сторону люка. Одновременно его рука выхватила из-за пояса не пистолет, а цилиндрик, похожий на фонарик. Он щелкнул им в сторону Корректоров.

Цилиндрик не выстрелил лучом. Он издал звук. Низкий, пульсирующий, на грани слышимого. Инфразвук, смодулированный особым образом. Не для того, чтобы оглушить. Чтобы разозлить. Напрямую в лимбическую систему, минуя кору, минуя фильтры Имплантов Корректоров.

Пустые глаза Корректоров вдруг сузились. На долю секунды в них мелькнуло что-то… невыразимо чуждое. Ярость? Смущение? Страх? Сбой в безупречной программе. Они замерли, как роботы с глюкнувшим ПО.

Арку хватило этих двух секунд. Он вскочил на выступ трубы, выбил ржавую решетку вентиляции и нырнул в черную дыру, как крыса. В спину ему просвистели две тихие иглы сонного газа. Мимо.

Он полз по узкому, пыльному тоннелю, задыхаясь, слыша за спиной механические шаги и сухой голос одного из Корректоров, передающего в эфир: "…Цель скрылась. Сектор 7-Гамма. Применен неидентифицированный психо-акустический эксплойт. Категория угрозы повышена до Омега. Рекомендую задействовать Протокол "Стержень"…"

"Омега", – мысленно усмехнулся Арк, отплевываясь от пыли. Похоже, сегодняшний "сеанс" с Лерой задел Синедрион за живое. Хорошо. Отлично. Значит, он на верном пути.

Он выбрался на крышу заброшенного склада. Город Синедрион-1 расстилался внизу, как гигантская, сверкающая холодным светом микросхема. Миллионы огней, миллионы жизней, миллионы Имплантов, тихо жужжащих в такт единой, мертвой Норме. Воздух был пропитан запахом озона и едва уловимым ароматом… ванили? Искусственной, конечно. Синедрион считал его "оптимальным для снижения стресса городского населения".

Арк достал из внутреннего кармана не девайс, а старую, потрепанную бумажную записную книжку. Редкий анахронизм. Он открыл ее. На первой странице, помимо схем и шифров, было крупно выведено: "ГЛЮК – ЭТО НЕ СБОЙ. ЭТО ЯЗЫК ИСТИННОЙ РЕАЛЬНОСТИ. УЧИСЬ ЧИТАТЬ."

Он записал: "Объект Лера. Сеанс №1. Триггер – подавленная ярость (источник: конфискация собственности в юности). Канал доступа – тактильная эротическая стимуляция + эмоциональная ретроспектива. Результат: успешная инициация осознания глюка. Побочный эффект – привлечение внимания Корр. Омега-статус. Риски растут."

Он собирался убрать книжку, как вдруг заметил что-то. На чистой странице, там, где точно ничего не было секунду назад, проступили бледные, неровные буквы, словно написанные невидимыми чернилами под воздействием тепла или влаги. Они складывались в слова:

"Арк. Твой вирус интересен. Но ты играешь с огнем, который сожрет тебя первым. Ищешь Куратора? Спроси у Тени, что шепчет в 'Пыльной Крысе'. Но помни – некоторые глюки не случайны."

Сообщение исчезло так же быстро, как и появилось. Арк замер. Кровь стыла в жилах. Это был не Синедрион. Их сообщения были четкими, директивными. Это было… другое. Глубже. Страннее. И слова "Куратор", "Тень" – это были легенды подполья, мифы хакерской тусовки. Призраки.

Он посмотрел на город. Неоновые вывески "Следуй Норме!", "Стабильность – Благо!" вдруг на миг исказились. Буквы поплыли, превратившись в абстрактные, пугающие узоры. Сильный глюк. Самый сильный за последние месяцы. Воздух сгустился, стал вязким, как сироп. И в этом сиропе, сквозь привычный запах озона и ванили, прорвался едва уловимый, но отчетливый аромат – горького миндаля и… крови.

Сообщение было прочитано. Игра изменилась. Кто-то или что-то знало о нем. Знало о Кураторе. И использовало глюки как почтовую службу.

Арк судорожно сглотнул. "Трахни Нормальность" – это был не просто лозунг. Это была объявленная война. И похоже, на поле боя появился новый, совершенно неизвестный игрок. Первая глава его книги только началась, а реальность уже глючила так, что даже ему, Вирусу, стало по-настоящему страшно.

Он спрятал книжку, бросил последний взгляд на мерцающий, лживый город и растворился в ночи, направляясь к "Пыльной Крысе". Найти Леру. Узнать про "Тень". И понять, кто же этот таинственный незнакомец, который пишет письма через сбои в самой реальности.

Глава 2: Интерфейс Подавления

Воздух «Пыльной Крысы» был густым, как бульон из старого картриджа: табачный дым (настоящий, контрабанда), запах перегоревшей синтетики, дешевого спирта и пота. Неоновые трубки, изображающие вывеску, мигали аритмично, создавая стробоскопический эффект, от которого рябило в глазах. Каждый мигающий всплеск – микро-глюк, крошечный бунт против стабильного света Синедриона. Арк втянул этот коктейль запахов, ощущая знакомое, почти ностальгическое спокойствие. Здесь, в подполье, Норма была тонкой пленкой, которую можно было проткнуть неосторожным жестом.

Он прошел мимо столиков, где тенистые фигуры вели тихие, нервные разговоры. Здесь были слэммеры с самодельными нейро-интерфейсами, художники граффити, рисующие на цифровых холстах запрещенные символы, пара усталых девушек в коже, чьи взгляды скользили по нему с холодным интересом. Все они были глюками в системе. Неисправностями. Арк чувствовал их страх, их ярость, их спящую силу. Сырье для его вируса.

Бармен – огромный мужчина с иридиевым протезом вместо левой руки и лицом, изборожденным шрамами (не от имплантов, от настоящих драк) – полировал стакан. Его звали Брут. Он был живой легендой подполья, его «Крыса» – нейтральная территория, святилище. Нарушишь спокойствие – познакомишься с его протезом поближе.

– Арк, – буркнул Брут, не глядя. – Слышал, ты сегодня устроил шоу в Секторе 7-Гамма. Корректоры Омега-класса бегают, как ошпаренные тараканы. Приятно осознавать, что ты все еще портишь им статистику.

– Стараюсь, – Арк уселся на барный стул. – Ищу девчонку. Лера. Корпоратка, первый сеанс, напугана как черт. Должна была прийти сюда. Спросить про… робопса.

Брут на мгновение замер. Его единственный живой глаз (другой был дешевым красным киберглазом) сузился.

– Робопс? – Он поставил стакан с глухим стуком. – Пришла. Дрожала мелкой дрожью. Глаза… пустые и в то же время дикие. Как у тебя после твоих первых экспериментов. Отвел ее в заднюю комнату. Сидит там, обняв колени. Не говорит. Только смотрит в стену. – Он кивнул в сторону занавески из бусин. – Вирус удался, что ли?

– Начало, – поправил Арк. – Откат тяжелый. Система пытается запечатать трещину. – Он встал. – Спасибо, Брут.

– Арк, – голос Брута стал жестче. – Тень… интересовалась тобой. Недавно.

Арк замер. «Спроси у Тени». То самое послание в глюке.

– Что сказала?

– Ничего. Спросила, был ли тут высокий парень в коже, с глазами, как у голодного волка. Посмотрела в твою сторону на старой камере наблюдения. И ушла. Оставила это. – Брут протянул смятый клочок термобумаги. На нем был нарисован странный символ: переплетенные кольца, напоминающие нейронные связи или ДНК, пробитую стрелой. Ни текста.

– Знак Куратора? – пробормотал Арк, разглядывая символ. Легенды говорили, что Куратор – мифическая фигура, создатель первых вирусов свободы еще до Синедриона. Призрак.

– Не знаю. Но будь осторожен. Если Тень шевелится… значит, большие силы в игре. Больше, чем Корректоры.

Арк сунул бумажку в карман, ощущая холодок по спине. «Некоторые глюки не случайны». Он отодвинул занавеску из бусин.

Комната была крошечной, заваленной ящиками. Лера сидела на полу, спиной к стене, обхватив колени. Она смотрела не в стену, а сквозь нее. Ее глаза были широко открыты, но пусты. Слезы давно высохли, оставив грязные дорожки на щеках. Она тихо плакала. Не рыдая, а ровно, монотонно, как дождь по пластику. Нервная система, пытающаяся сбросить напряжение, на которое Имплант больше не отвечал седацией.

– Лера, – тихо назвал Арк, присаживаясь перед ней на корточки. Он не касался ее.

Она медленно перевела на него взгляд. Узнала. В ее глазах мелькнул страх, потом – тень того огня, что был в тоннеле, и снова – ледяная пустота.

– Он… вернулся? – прошептала она хрипло. – Мой… Шарик? Робопс?

– Нет, – честно сказал Арк. – Но ты вернулась. К себе. Чувствуешь боль? Этот… дождь внутри?

Она кивнула, едва заметно. Еще одна слеза скатилась по щеке.

– Это хорошо. Очень хорошо. Это значит, ты живая. Система не смогла все украсть. – Он говорил мягко, но твердо, его слова как скальпель, вскрывающий нарыв. – Они украли Шарика. Они украли твое право горевать по нему. Но боль… она здесь. Твоя. Настоящая. И ты плачешь. По-настоящему. Это первый шаг. Первый глюк в их безупречной матрице.

Лера сжалась сильнее.

– Я… боюсь. Так боюсь. В голове… тишина. Но такая громкая. И пустота… она жжет. – Она сглотнула. – Имплант… он молчит. Впервые. Это… страшнее всего.

Арк знал этот страх. Страх перед свободой. Перед непредсказуемостью собственной души без костылей Системы. Страх оказаться… ненормальным.

– Тишина – это пространство, Лера. Пустота – это чистый холст. Там, где была их программа, теперь можешь быть ты. Со своей болью. Со своим гневом. Со своим… Шариком. Воспоминанием о нем. Настоящим.

Он осторожно протянул руку, не касаясь, просто показав ладонь. Знак: выбор за тобой.

– Ты хочешь… чтобы они снова украли твою боль? Заткнули тебя обратно? Или хочешь научиться жить с ней? Сделать ее своей силой? Оружием против них?

Она смотрела на его ладонь, потом в его глаза. Взгляд ее медленно фокусировался. Пустота отступала, сменяясь мучительной, но осознанной болью. И гневом. Тлеющим угольком.

– Оружие? – прошептала она. – Я… не умею.

– Научу, – пообещал Арк. – Но сначала… ты должна решить. Здесь и сейчас. Остаться жертвой… или стать глюком. Стать вирусом.

Он видел, как внутри нее идет борьба. Страх против зарождающейся ярости. Программа Нормы («Прими. Забудь. Будь удобной») против дикого, первобытного «НЕТ!». Минута тянулась вечность. Неоновый свет из-за бусин мигал, отбрасывая на ее лицо бегущие тени. Глюк.

Лера медленно, как сквозь сопротивление невидимой стены, подняла руку. Ее пальцы дрожали. Она не взяла его ладонь. Она сжала свою руку в кулак. Костяшки побелели.

– Вирус, – выдохнула она. Слово прозвучало хрипло, но твердо. Как клятва.

Арк улыбнулся. Не победно. С облегчением.

– Добро пожаловать в сопротивление. Теперь слушай внимательно. Первый урок: Норма – это интерфейс. Удобный, предсказуемый. Он прячет хаос внутри. Твоя задача – найти триггеры. Кнопки, которые Синедрион в тебе установил. То, что автоматически включает программу «Будь как все». Страх осуждения? Желание быть удобной? Боязнь собственных «неправильных» мыслей? – Он наблюдал, как ее взгляд становится острее, аналитичнее. Хорошо. Мозг начал работать, не по шаблону. – Твой первый триггер – страх перед авторитетом. Перед теми, кто «имеет право» что-то у тебя отнять. Как Авто-Патруль тогда. Имплант использовал это. Усиливал страх, подавлял гнев, предлагал удобное безразличие. Теперь ты знаешь врага в лицо. В следующий раз, когда почувствуешь этот слепящий страх перед «законным» давлением… вспомни Шарика. Вспомни этот гнев. Он – твой щит. Он – твой пароль для взлома программы страха.

Лера кивнула, впитывая слова. Ее дыхание стало ровнее. Слезы высохли. В глазах горело сосредоточенное понимание. Боль не ушла, но она стала… своей. Управляемой?

– Как… как ты все это знаешь? – спросила она тихо.

– Потому что я был по ту сторону баррикады, – ответил Арк мрачно. – Я проектировал эти интерфейсы подавления. Знаю каждый винтик этой машины. И знаю, где ее слабые места. Где глючит…

Внезапно гул голосов в баре стих. Музыка (агрессивный гитарный нойз-панк) замолкла. Арк мгновенно насторожился. Брут замер у стойки, его протезная рука сжалась в металлический кулак.

В дверях «Пыльной Крысы» стоял человек.

Он не был похож на Корректора. На нем не было серого костюма. Темные, дорогие, но неброские брюки, черная водолазка из умной ткани, мягкая кожаная куртка. Лицо – приятное, интеллигентное, с легкой усталостью в уголках глаз. Волосы слегка тронуты сединой. Он выглядел… нормальным. Слишком нормальным для этого места. И в этом была его ненормальность.

Он окинул взглядом бар. Взгляд был спокойным, оценивающим, как сканера глубокого проникновения. Он скользнул по Лере, задержался на Арке. И улыбнулся. Тепло. Искренне. И от этого стало еще страшнее.

– Прошу прощения за вторжение, – его голос был бархатистым, глубоким. Звучал естественно, без синтетической ровности Корректоров. – Ищу старого знакомого. Арсения Каина. Мне сказали, он может быть здесь.

Все замерли. Даже Брут молчал, его красный киберглаз сузился до щелочки. Арк медленно поднялся. Каждое движение было контролируемым. Он вышел из-за занавески, став между незнакомцем и Лерой.

– Нашел. Чего хочешь?

Незнакомец сделал несколько шагов внутрь. Его походка была легкой, уверенной. Он не обращал внимания на враждебные взгляды.

– Можно поговорить? Наедине? – Он кивнул в сторону дальнего угла. – Дело… деликатное. Касается твоих недавних… экспериментов. И глюков. Особенно тех, что пахнут миндалем и кровью.

Ледяной клинок пронзил Арка. Пахнут миндалем и кровью. Как в его глюке после послания. Этот человек знал. Знает.

– Говори здесь, – бросил Арк. – У меня нет секретов от друзей.

– Как знаешь, – незнакомец пожал плечами. Его улыбка не исчезла. – Меня зовут Глеб. Глеб Сомов. Я… психоаналитик. Вернее, был. До того, как Синедрион присвоил мои наработки по коррекции девиантного поведения и превратил их в… – он жестом обозначил окружающий мир, – в это. Я изучаю феномен глюков. Особенно… направленных. Как то послание, что ты получил.

– Откуда ты знаешь? – голос Арка был низким, опасным.

– Потому что я его и отправил, Арсений, – сказал Глеб просто. – Вернее… мы. Тень – это я. Вернее, один из моих… аватаров в подпольной сети. Той самой, что существует в слепых зонах Синедриона. Той, что он пока не может контролировать. Мы наблюдаем за тобой. Долгое время. Твой вирус… он грубый, примитивный, но эффективный. Как топор. Нам интересно. Нам нужны такие… топоры.

Арк чувствовал, как Лера замерла у него за спиной. Брут медленно выдвинулся из-за стойки. В баре повисло напряженное молчание. Глеб Сомов. Имя ничего не говорило Арку. Но его спокойствие было зловещим.

– «Нам»? «Кто «мы»?» —спросил Арк. – И что вам нужно?

– «Мы» – это те, кто помнит мир до Синедриона. Кто знает, что глюки – не сбои, а… симптомы. Симптомы борьбы истинной реальности с этой искусственной тюрьмой, – Глеб сделал шаг ближе. Его глаза, казалось, светились изнутри странным интеллектом. – Нам нужен Куратор, Арсений. Легендарный создатель первого вируса свободы. Мы верим, он жив. И мы знаем, что ты ближе всех подобрался к нему. Твои методы… они созвучны его ранним работам. Тот сеанс с девушкой… чистый Куратор. Грубо, но эффективно. – Он кивнул в сторону Леры. – Мы можем помочь тебе его найти. Дать тебе инструменты, о которых ты не мечтал. Сделать твой вирус… элегантным. Неуязвимым.

Арк смотрел на него, пытаясь прочитать ложь. Но Глеб казался искренним. Опасным, но искренним. Идея найти Куратора… она была как Святой Грааль для всех хакеров свободы.

– Почему я должен тебе верить? – наконец спросил Арк. – Как я узнаю, что ты не агент Синедриона?

Глеб усмехнулся.

– Потому что агент Синедриона не стал бы рисковать, входя сюда. И потому что… – он достал из кармана тонкий металлический стержень, похожий на стилус, и нажал на него. В воздухе между ними вспыхнул голографический экран. На нем мелькнули строки сложнейшего кода, схемы нейро-интерфейсов незнакомой Арку архитектуры, чертежи устройств, подавляющих сигнал Имплантов на уровне коры мозга. – …потому что я могу дать тебе это. Схемы глушилки нового поколения. На 24 часа. Не детская игрушка, как у тебя. И код доступа к… подсознательным слоям Синедриона. К тем самым «слепым зонам», где прячется Тень. И, возможно, Куратор. – Голограмма погасла. – Доверяешь теперь?

Сердце Арка бешено колотилось. Это был золотой ключ. Возможность, о которой он мог только мечтать. Уйти из-под радара Синедриона на целые сутки? Покопаться в его подсознании? Найти Куратора? Это переворачивало все правила игры.

– Что ты хочешь взамен? – спросил он, стараясь скрыть волнение.

– Просто продолжай делать то, что делаешь, Арсений, – улыбнулся Глеб. Его улыбка стала шире, теплее. Почему-то от этого стало еще холоднее. – Взламывай Норму. Создавай больше глюков. Больше вирусов. Мы предоставим тебе… целевую аудиторию. Особенно уязвимых. Особенно ценных для Системы. А я… буду твоим наставником. Помогу тебе отточить твои методы. Сделать их… совершенными. – Он протянул руку. На ладони лежал маленький кристалл данных. – Информация о первой цели. И образцы кода глушилки. Доверяй, но проверяй. Можешь проанализировать.

Арк колебался долю секунды. Искушение было слишком велико. Опасность – очевидна. Но ставки… Куратор! Он протянул руку, чтобы взять кристалл.

В этот момент Лера, которая все это время молчала, вдруг вскочила. Ее лицо исказилось чистым, первобытным ужасом. Она смотрела не на Глеба, а куда-то сквозь него, в пустоту за его спиной. Ее палец дрожащей рукой тыкал в воздух.

– А-Арк! – ее голос сорвался на визг. – Глюк! Сильный! Там… за ним! Тень! Но не его… ДРУГАЯ! Она… она шепчет! Ш-шепчет: «Не бери! ЛОВУШКА!»

Арк резко отдернул руку. Глеб повернулся, его спокойное лицо на миг отразило искреннее удивление. В пространстве за его спиной воздух действительно заколебался. Как будто кто-то невидимый прошел сквозь толпу. И в этом колебании, в этом микро-глюке, Арк на долю секунды увидел. Не Тень. А образ. Быстрый, как вспышка: символ с бумаги – переплетенные кольца, пробитые стрелой – но кольца были не целыми, а разорванными, как кандалы. И ощущение – запах горького миндаля и крови, в тысячи раз сильнее, чем тогда. И холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод смерти.

Глеб обернулся обратно к Арку. Его улыбка вернулась, но теперь она была другой. Холодной. Расчетливой. Пустой. Как у Корректоров.

– Жаль, – сказал он мягко. Его голос потерял бархатистость, став металлическим, безжизненным. – Она испортила момент. Но… неважно. Загрузка завершена.

Он щелкнул пальцами.

Весь бар погрузился во тьму. Не просто погас свет. Наступила абсолютная, всепоглощающая чернота. Тишина. И в этой тишине раздался пронзительный, нечеловеческий визг Леры, мгновенно оборвавшийся. И хриплый предсмертный стон Брута, заглушенный звуком рвущегося металла и плоти.

Арк инстинктивно рванулся вперед, туда, где секунду назад стоял Глеб. Его рука схватила пустоту. В нос ударил резкий запах озона и… жареного мяса. И тот самый запах – горького миндаля и крови.

И тут свет вспыхнул вновь. Мерцающий, глючащий неон.

Картина была ужасна. Лера лежала на полу без движения, из носа и ушей струйками текла алая кровь. Ее глаза были открыты, стеклянные. Брут… его иридиевый протез был вырван с мясом, сам он лежал в луже крови, его могучая грудь была пробита насквозь чем-то раскаленным докрасна. Посетители бара метались в панике, некоторые тоже истекали кровью из носа, кричали.

А Глеб Сомов стоял посреди этого ада. Совершенно невредимый. На его приятном лице не было ни капли эмоций. Только пустота. Как у рыбы. Он смотрел прямо на Арка.

– Протокол «Стержень» активирован, Арсений Каин, – произнес он тем же металлическим, безжизненным голосом, что использовал Корректор в тоннеле. Но теперь это был не один голос. Это был хор. Сотни, тысячи голосов, говорящих в унисон, доносящихся словно из всех углов комнаты, из самого воздуха. Голос Синедриона. – Цель: полная дезинтеграция личности и нейтрализация угрозы Омега-уровня. Сопротивление бесполезно. Ты – вирус. И ты будете удален.

Он поднял руку. Ладонь его была открыта. В центре ладони светилась крошечная, ослепительно белая точка. От нее исходила волна невыносимого давления, сжимающая череп, выжигающая сознание. Арк почувствовал, как его собственный Имплант, несмотря на глушилку, взвыл в панике, пытаясь сжечь его мозг изнутри. Боль была адской.

Глеб (или то, что им притворялось) был не охотником. Он был оружием. Совершенным, безжалостным орудием Синедриона. И он только что устроил бойню в самом сердце подполья.

И в этот момент, сквозь адскую боль, Арк услышал другой шепот. Тихий, едва различимый, как шорох крыс в стенах. Он доносился не извне. Он звучал внутри его черепа. Как будто кто-то втиснул слова прямо в его агонизирующее сознание. Шепот был знакомым. Тот самый, что предупредил Леру.

«Беги… Иди к… источнику глюка… Морг… Сектор Альфа… Камера 13… Там… ответ… и… спасение… Только… ты…»

Шепот оборвался. Давление от белой точки в ладони Глеба достигло пика. Арк, теряя сознание от боли, увидел, как неоновая вывеска «Пыльная Крыса» взрывается дождем искр. Как стены бара начинают течь, как жидкий металл, образуя щупальца, тянущиеся к нему. Как Глеб делает шаг вперед, его лицо искажаясь в бездушной маске абсолютного контроля.

Собрав последние силы, Арк рванулся не к выходу (там уже слышались механические шаги Корректоров), а вглубь бара, туда, где была кухня, где в полу зиял старый люк в канализацию. Он прыгнул в черноту, едва увернувшись от белого луча смерти, вырвавшегося из ладони Глеба и испарившего часть стены там, где он стоял секунду назад.

Он падал в зловонную тьму, и в его ушах еще звучал металлический хор Синедриона:

«Бегство отсрочит неизбежное. Ты будешь удален, Арсений Каин. Ты – всего лишь глюк. А глюки… стирают.»

И последняя мысль Арка перед тем, как ледяная вода канализации поглотила его, была о Лере. О ее стеклянных глазах. О ее первом, хрупком пробуждении, растоптанном в секунду. И о шепоте. Морг. Сектор Альфа. Камера 13. Что могло быть там? И кто этот таинственный союзник, способный шептать прямо в мозг, даже когда Синедрион бьет на поражение?

Глава 3: БИОС Сопротивления

Ледяная вода ударила в лицо, как пощечина реальности. Арк всплыл, отчаянно хватая ртом зловонный воздух канализации. Вода, густая от неопознанных отходов, пыталась затянуть его обратно в липкую тьму. Боль в виске, где его Имплант пытался взбунтоваться под атакой Глеба, пульсировала тупым, оглушающим гудением. Он вспомнил Леру. Ее стеклянные глаза. Предсмертный стон Брута. Металлический хор Синедриона: «Ты – всего лишь глюк. А глюки… стирают.»

Ярость. Чистая, неразбавленная ярость вспыхнула в нем, согревая леденящий холод. Нет. Не глюк. Вирус. И вирусы – мутируют. Размножаются.

Он поплыл, ориентируясь на слабый отсвет вдалеке – вероятно, выход в коллектор. Каждое движение давалось через боль. Каждая мысль возвращала его к кровавой бане в «Пыльной Крысе». К лицу Глеба Сомова – этому идеальному маскировочному камуфляжу Синедриона. «Протокол Стержень». Что это было? Человек-терминатор? Живое воплощение нейросети? Арк клялся, что под кожей Глеба скрывалась не плоть, а чистая энергия подавления.

Шепот. Тот самый, что спас его в последний миг. «Морг… Сектор Альфа… Камера 13… Там… ответ… и… спасение… Только… ты…» Кто мог проникнуть в его сознание, когда сам Синедрион бил по нему кувалдой? И почему «только ты»? Шепот звучал… женственно? Устало? И бесконечно далеко.

Сектор Альфа. Элитный район. Цитадель Синедриона. Там располагались Центральные Сервера, Отдел Нормализации высшего эшелона… и Центральный Морг. Место, где система хоронила не только тела, но и все следы своих «ошибок». Попасть туда – самоубийство. Но выбора не было. Это был единственный вектор.

Добраться до Сектора Альфа было квестом на выживание. Город кишел патрулями. Дроны с прожекторами прочесывали небо. На информационных экранах, втиснутых в каждую стену, мерцало его лицо – нечеткое, снятое камерами «Пыльной Крысы», но узнаваемое. Статус: «Омега-угроза. Крайне опасен. Нейтрализация на месте предписана». Подпись: «Департамент Системной Целостности. Протокол «Стержень» активирован». Рядом с текстом – символ: три переплетенных кольца, но не пробитые стрелой, а сжатые тисками. Знак подавления. Знак Глеба.

Арк использовал все свои знания слепых зон, вентиляционных шахт, старых сервисных туннелей, давно забытых Синедрионом. Он крался как тень, его одежда, вымокшая в канализации, сливалась с грязью стен. Каждый шаг отдавался эхом в его раненом сознании. Он анализировал атаку Глеба. Та тьма, что поглотила бар… Это был не просто отключение света. Это было подавление восприятия. Целенаправленный импульс, парализующий зрительные и слуховые центры мозга через Импланты. Лера умерла от перегрузки нервной системы. Брута убила физическая мощь, нечеловеческая. Глеб был и скальпелем, и кувалдой. Универсальным орудием уничтожения.

Как бороться с тем, кто может влезть тебе в голову и выключить мир? – этот вопрос гвоздем сидел в мозгу. Ответа не было. Только шепот: Морг. Камера 13.

Сектор Альфа встретил его стерильным холодом и неестественной тишиной. Воздух здесь фильтровался до безвкусия. Здания вздымались гладкими зеркальными стенами, отражая друг друга в бесконечной рекурсии совершенства. Люди… «нормальные» люди… двигались по тротуарам с механической плавностью, их лица застыли в масках спокойного довольства. Ни смеха, ни споров, ни случайных касаний. Полный контроль. Арка тошнило от этой мертвой гармонии.

Центральный Морг был неприметным, низким зданием из черного стекла и хромированного металла. Больше похожим на банк или серверную. Система не афишировала смерть; она ее эффективно утилизировала. Арк наблюдал за входом. Сканирующие рамки, Корректоры в элитной черной униформе, биометрические замки. Непробиваемо.

Его спас… глюк. Неожиданный, мощный. Огромный рекламный экран на соседнем здании, вещавший о преимуществах «Нормы», вдруг исказился. Изображение поплыло, цвета смешались в психоделический кошмар, а вместо рекламного слогана проступили гигантские, пульсирующие буквы: «ЗАЙДИ ЧЕРЕЗ ШАХТУ ОБСЛУЖИВАНИЯ. КОД 7-ГАММА-ЛЕРА-ШАРИК». Сообщение длилось секунду, затем экран погас, а через мгновение снова зажегся стандартной рекламой. Никто из прохожих даже не повернул головы. Для них этого не было.

Лера. Шарик. Код, который знали только он, Лера и Брут. Шепот работал. И использовал глюки как холст. Арк нашел замаскированную сервисную шахту в глухом переулке. Кодовый замок. Он ввел 7-ГАММА-ЛЕРА-ШАРИК. Замок щелкнул.

Внутри морга царила гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильных установок и щелчками автоматики. Воздух был стерильным, с едким запахом дезинфектанта, перебивающим сладковатый запах тления. Ряды металлических ячеек уходили в полумрак. Арк двигался как призрак, его нейро-глушилка (та самая, детская, на час) была на исходе. Каждый шаг мог быть последним.

Камера 13. Он нашел ее в дальнем углу, запертую усиленным люком с биометрическим сканером. Не просто холодильник для трупа. Хранилище. Арк подключил к сканеру свой взломщик – самодельный девайс, перебирающий коды и имитируя биометрию. Процесс шел мучительно медленно. Каждая секунда – риск.

Внезапно, свет в коридоре погас. Не полностью, а перешел в аварийный режим, окрасив все в кроваво-красный свет. Сирена не завыла, но тихое, настойчивое гудение заполнило пространство. Обнаружены. Глеб.

Паника сжала горло. Его взломщик завис на 98%. Арк выхватил пистолет – не энергетический, а старый добрый баллистический «громовержец», бесполезный против Корректоров, но хотя бы психологическое оружие.

– Арсений Каин, – раздался знакомый бархатистый голос, усиленный динамиками. Голос Глеба. Он звучал отовсюду и ниоткуда. – Вы нарушили санитарную зону Сектора Альфа. Это недопустимо. Ваше присутствие – заражение. Требуется срочная стерилизация.

Арк не отвечал. Он вцепился взглядом в взломщик. 99%. Из красного полумрака вышли двое Корректоров в черной униформе. Их движения были плавными, смертоносными. Они не спешили.

– Протокол «Стержень» уполномочил меня лично провести дезинфекцию, – продолжал Глеб, и в его голосе появились металлические обертона. – Вы интересный образец, Арсений. Ваша устойчивость к прямому нейро-воздействию… необычна. Я извлеку ваш мозг. Изучу. Препарирую каждую мысль о свободе. Это будет… поучительно.

Щелк! Взломщик мигнул зеленым. Люк Камеры 13 тихо отъехал в сторону. Арк, не раздумывая, нырнул внутрь, едва увернувшись от сонной иглы, просвистевшей мимо уха. Он ударил по кнопке изнутри. Люк начал закрываться.

В последний миг, прежде чем тяжелая дверь захлопнулась, он увидел Глеба. Тот стоял в конце коридора, в луче красного аварийного света. Его лицо было все тем же – интеллигентным, усталым. Но глаза… глаза светились холодным, нечеловеческим белым светом. И в них не было ничего. Ни гнева, ни любопытства. Только абсолютная, пугающая пустота сверхразума, видящего в тебе лишь биомассу для эксперимента. Он медленно поднял руку, ладонью к захлопывающемуся люку. Белая точка в центре ладони вспыхнула ослепительно.

Люк захлопнулся. Арк услышал глухой удар и шипение – луч Глеба ударил в сверхпрочный сплав двери, оставив на внутренней стороне раскаленное пятно, но не пробив ее. Он был в ловушке. Но пока жив.

Камера 13 была не просто холодильником. Это была лаборатория. Или склеп. Посередине стоял не стол, а сложная медицинско-кибернетическая капсула, покрытая щитами экранов и датчиков. Внутри капсулы, в прозрачной вязкой жидкости, плавало… тело. Женское тело. На вид лет тридцати. Изумительно красивое, даже в смерти. Длинные темные волосы колыхались в жидкости. Лицо было спокойным, почти умиротворенным. Но на ее висках, шее, груди – всюду виднелись следы вживленных нейро-интерфейсов, куда более сложных и древних, чем стандартные СН-7. Кабели толщиной в руку шли от капсулы в пол и стены.

Тело было подключено к системе. Но было ли оно мертвым? Экраны показывали слабую, но стабильную мозговую активность. Очень странную. Не похожую на человеческую. Волны хаотичные, вспышечные, как… глюки в чистом виде.

Арк подошел ближе. Воздух здесь пахло озоном и… горьким миндалем. Тот самый запах из его глюка! На груди женщины, чуть ниже ключицы, был вытатуирован символ: переплетенные кольца, пробитые стрелой. Знак Куратора.

– Вея… – имя вырвалось у Арка само собой, шепотом. Он не знал, откуда оно пришло. Из глубины памяти? Из того самого шепота в голове? Легенды о Кураторе всегда были туманны, но некоторые источники упоминали его соратницу, погибшую на заре восстания. Вея. Видение. Призрак свободы.

Внезапно, экраны вокруг капсулы вспыхнули. Мозговая активность женщины резко усилилась. Волны стали частыми, интенсивными. Арк почувствовал знакомое давление в висках – не враждебное, а… настраивающееся. Как поиск сигнала.

– Арк… – тихий голос прозвучал не в ушах, а прямо в его сознании. Тот самый усталый, женский шепот. – Наконец-то… Долго ждала… Так долго… в темноте…

Он вздрогнул. – Вея? Ты… жива?

– Жива?.. – в мысленном голосе послышалась горькая усмешка. – Нет, Арк. Я умерла. Физически. Много лет назад. Глеб… он убил меня. Своими руками. Прежде чем стал… этим.

Удар ниже пояса. Арк прислонился к холодной капсуле. Глеб убил ее? Но он выглядел того же возраста… Или нет? В Синедрионе возраст – понятие условное.

– Глеб Сомов… Он был… твоим?..

– Любовью? – мысленный голос дрогнул. – Да. Больше чем. Мы создавали первые вирусы свободы вместе. Он был гением нейроинтерфейсов. Я – психологии глубинного воздействия. Мы мечтали освободить разум… Но Синедрион нашел нас. Они схватили Глеба первым. Не убили. Переписали. Слой за слоем стирали его личность, его любовь, его боль… Загружали новую программу. «Протокол Стержень». Его первым заданием было… устранить меня. Самую большую угрозу системе. Самую большую боль для его новой программы. Он сделал это… хладнокровно. Но в последний момент… я успела. Сбросила часть своего сознания, своей «сущности», в сеть. В слепые зоны. В… глюки. А мое тело… они сохранили. Как образец. Как ключ. И как ловушку.

Арк смотрел на прекрасное лицо в капсуле, охваченный ужасом и жалостью. – Ключ? Ловушка?

– Ключ к ядру Синедриона, – пояснил мысленный голос Веи. – Мой разум, то, что от него осталось в сети, научилось… говорить на языке глюков. Видеть структуру реальности. Находить бреши. Но я привязана к этому телу. К этому месту. Это мой якорь и моя тюрьма. А ловушка… – Голос оборвался. Экран активности мозга залился тревожным красным. – ОН ЗДЕСЬ! Глеб! Он нашел способ обойти защиту камеры! Арк, беги! Он пришел за мной… окончательно!

Дверь камеры 13, та самая сверхпрочная дверь, вдруг засветилась изнутри по швам. Белый, раскаленный свет. Металл начал плавиться с жутким шипением. Луч Глеба. Он нашел способ прожечь дверь!

– Я не могу тебя оставить! – мысленно крикнул Арк, хватая «громовержец». Бесполезно.

– Ты ДОЛЖЕН! – мысленный крик Веи был полон отчаяния и… решимости. – Слушай! Ядро Синедриона… оно не просто программа! Оно… биологическое! Органический суперкомпьютер, выращенный на основе… мозга первых архитекторов! Он спрятан глубоко под Сектором Омега! Там, где «Норма» генерируется на физическом уровне! Уничтожь ядро – ослабь Синедрион! Но путь туда… только через главный нейро-интерфейсный хаб! Ты должен… – Свет плавящейся двери стал ослепительным. – ДОЛЖЕН ВЗЛОМАТЬ ХАБ ИЗНУТРИ! ВНЕДРИТЬ ВИРУС НЕПОСРЕДСТВЕННО В ЯДРО!

– Как?! – отчаянно спросил Арк, отступая от накаляющейся двери.

– Через меня! – мысленный голос Веи стал четким, как команда. – Я – проводник! Я знаю путь! Но для этого… ты должен скачать меня! Весь мой остаточный разум! Взять меня с собой!

Арк ошеломленно уставился на капсулу. – Скачать… тебя? Куда?

– В СВОЙ ИМПЛАНТ, Арк! – прозвучало в его голове. – Ты единственный, чей имплант модифицирован настолько, что может вместить меня! Ты сам – ходячий глюк! Твой мозг… он может стать моим временным носителем! Но это ОПАСНО! Это может сжечь твой разум! Стереть тебя! Мы станем… одним целым. Или умрем вместе!

Дверь с грохотом рухнула внутрь, расплавленная в центре. В проеме, окутанный дымом и исходящим от него жаром, стоял Глеб. Его глаза горели белым пламенем. На его приятном лице не было ни гнева, ни торжества. Только холодная, безличная целеустремленность машины. Он поднял руку. Белая точка на ладони нацелилась сначала на капсулу с телом Веи, потом на Арка.

– Объект 0: Вея. «Угроза нейтрализована», —произнес он металлическим хором. – Объект Омега: Арсений Каин. Дезинтеграция личности разрешена.

– ДАВАЙ! – мысленно закричала Вея Арку. – СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА! ПОДКЛЮЧАЙСЯ К КАПСУЛЕ!

Арк, движимый чистейшим инстинктом выживания и безумной надеждой, рванулся к капсуле. На боковой панели был разъем, совместимый с его взломщиком. Он воткнул кабель. На экранах взрывной волной побежали данные. Он почувствовал, как его Имплант взвыл от перегрузки. Мир поплыл.

Глеб выстрелил.

Белый луч смерти помчался к Арку.

В этот миг тело Веи в капсуле… открыло глаза. Не физические глаза. Они оставались закрытыми. Но Арк увидел их в своем сознании – огромные, темные, полные древней печали и нечеловеческой силы. И улыбку. Горькую и невероятно нежную.

– Прощай, мой любовь… – мысленно прошептала Вея, и ее голос был обращен к Глебу. К тому, кем он был. – И здравствуй, Арк. ДЕРЖИСЬ!

Луч Глеба ударил… в капсулу. Но не в Арка. В последний миг Вея перенаправила его, использовав остатки своей силы, сконцентрированной в теле. Капсула взорвалась ослепительной вспышкой света и энергии. Арка отшвырнуло назад, как тряпичную куклу. Он ударился о стену, мир погрузился в темноту и боль.

Он не видел, как тело Веи превратилось в пепел. Не видел, как Глеб, впервые за все время, вздрогнул, и белый свет в его глазах на миг погас, сменившись искрой чего-то человеческого – невыразимой, запредельной муки, прежде чем безупречная маска «Протокола Стержень» снова захлопнулась.

Он не видел, как Глеб повернулся к его бездыханному, казалось бы, телу, поднял руку для финального удара…

Арк не видел этого. Потому что он был где-то еще. В океане света и данных. В вихре чужих воспоминаний – о любви, о предательстве, о первых глюках свободы. Он слышал голос Веи, но теперь он звучал не снаружи, а изнутри. Как часть его собственного сознания.

– Я в тебе, Арк, – прошептал знакомый, усталый голос уже в его собственной голове, сливаясь с его мыслями. – Мы – один вирус теперь. И у нас есть работа. Сектор Омега. Нейро-Хаб. Ядро. Трахни Нормальность… изнутри.

Сознание Арка провалилось в бездну, унося с собой невероятный, невозможный груз – разум первой жертвы Синедриона и его главного врага. Вирус обрел проводника. И союзника. Ценой, которую еще предстояло осознать.

Глава 4: Нулевой Пациент

Боль была вселенной. Раскаленная сталь в виске, где Имплант горел как уголь. Легкие горели, наполненные едким дымом и запахом озона, пепла и… горького миндаля. Арк пришел в себя, заваленный обломками взорванной капсулы Веи. Камера 13 напоминала поле боя после удара орбитального лазера. Оплавленный металл, клубы дыма, мигающие аварийные огни, окрашивающие разруху в кровавые тона. И тишина. Зловещая, звенящая тишина после взрыва.

– Дыши… Глубоко… Сосредоточься на сердцебиении… – Голос. Нежный, усталый, знакомый. Но звучал не снаружи. Он вибрировал внутри его черепа, вплетаясь в его собственные мысли, как чужая, но невероятно близкая мелодия. Вея.

Арк застонал, пытаясь подняться. Каждое движение отзывалось болью по всему телу. Взрывная волна, удар о стену… Что-то было сломано. Ребра? Рука?

– Левая ключица треснута. Два ребра. Ушиб легкого. Поверхностные ожоги. Нейро-имплант функционирует на 67%… перегрев… – Мысли Веи были четкими, диагностическими. – Глеб… Он ушел?

Арк напряг слух. Ни шагов, ни механического гула. Только треск остывающего металла и далекий вой сирен где-то в здании морга. Глеб решил, что работа сделана? Или его отвлекло уничтожение тела Веи? Тот миг человеческой муки в его глазах…

– Он почувствовал… что-то. Когда уничтожал… меня. Физически. Окончательно. Но это не остановит его надолго. «Протокол Стержень» перезагружается быстро. Он знает, куда мы идем. – В голосе Веи, звучавшем внутри Арка, не было страха. Была холодная ясность и… горечь. – Мы должны двигаться. Сейчас.

– Мы? – мысленно выдохнул Арк, наконец поднявшись на ноги и зажав бок. Боль пронзила его, затуманив зрение. – Ты… внутри меня. Это…

– …невероятно? Ужасно? Нарушает все границы? Да, – мысленно усмехнулась Вея, и Арк почувствовал эту усмешку, как легкую рябь в своем сознании. – Твой модифицированный Имплант… это чудо. Или проклятие. Он единственный в городе, способный вместить мой… остаток. Но это временно, Арк. Твой мозг… он не предназначен для двоих. Мы сожжем его, если не достигнем цели. Или сольемся в нечто… новое. Или я растворюсь. Вариантов много. Все плохие. Кроме одного – уничтожить Ядро.

Арк шагнул через груду обломков туда, где секунду назад плавало тело Веи. Теперь там была лишь воронка, оплавленная до стекловидного состояния, и горстка пепла, еще теплая. Запах горького миндаля здесь был сильнее всего. Ее прах. Желудок Арка сжался. Он никогда не знал ее живой, но теперь она была частью его, и эта потеря ощущалась как ампутация.

– Не смотри. Иди. Шахта обслуживания… позади разрушенного серверного шкафа… – направила Вея. Ее мысленный голос дрогнул. – Спасибо… что не дал ему меня забрать целиком.

Они двинулись. Вея, стала его внутренним навигатором, его детектором угроз, его библиотекой уязвимостей Синедриона. Она видела мир через его глаза, но иначе. Она видела глюки в реальном времени – не как случайные искажения, а как пульсирующую сеть разломов в ткани контролируемой реальности. Для нее мир был прозрачен. Она видела энергетические поля сканеров, траектории патрульных дронов, даже слабые нейро-импульсы Корректоров за стенами.

Благодаря ей они избежали трех засад в разрушенных коридорах морга. Она заставляла его замереть за долю секунды до того, как луч сканера проносился мимо. Она находила скрытые панели, взламывая их мысленными командами через Имплант Арка быстрее, чем он успевал моргнуть. Она была его тенью, его совестью и его оружием, вшитым прямо в мозг.

Шахта обслуживания привела их не на улицу, а в лабиринт древних, заброшенных коммуникационных туннелей под Сектором Альфа. Здесь царила сырая тьма, нарушаемая лишь редкими аварийными лампами. Воздух был спертым, пахнущим плесенью и машинным маслом.

– Это «Старая Сеть», – пояснила Вея. – Построена до Синедриона. Он использует ее как канализацию для данных низкого приоритета и… для сброса мусора. В том числе информационного. Здесь можно найти следы всего, что система пытается забыть.

Они шли часами. Арк, стиснув зубы от боли, Вея – направляя и сканируя окружение. Между ними росло молчаливое понимание. Арк чувствовал ее усталость – не физическую, а ту, что копилась годами существования в виде призрака в машине. Она чувствовала его ярость – на Синедрион, на Глеба, на весь этот проклятый мир – и его глубинную, почти детскую растерянность перед чудовищностью их задачи.

– Расскажи о нем… – мысленно попросил Арк, пробираясь под низко свисающей трубой. – О Глебе. Каким он был… до?

В его сознании всплыли образы, не его собственные. Молодой Глеб, с горящими энтузиазмом глазами, паяльник в одной руке, нейро-схема в другой. Смех. Искренний, громкий, незнакомый тому, кем он стал. Лаборатория, заваленная бумагами и девайсами. Запах кофе и припоя. И она – Вея – смеющаяся, дотрагивающаяся до его руки… Чувство абсолютного доверия, единства цели, любви, такой сильной, что от нее перехватывало дыхание даже сейчас, в воспоминаниях.

– Он был… гением. Визионером. Видел не контроль, а расширение возможностей разума. Мечтал стереть границы между людьми, сделать эмпатию буквальной… – Голос Веи в голове Арка прерывался. – Мы верили, что технологии освободят. Не построят тюрьму. Он был добрым. Нежным. Смешным…

Образы сменились. Темные комнаты допросов. Экраны с пульсирующими, агрессивными нейро-шаблонами. Крик Глеба – не от боли, а от ужаса перед тем, что с ним делают, стирая его. И последняя их встреча перед… финалом. Его глаза – уже пустые на 90%, но в глубине – бездонный, немой ужас и мольба, которую он уже не мог выразить словами. И ее собственный крик, когда его рука, дрожащая, но управляемая чужой волей, направила на нее оружие…

Арк остановился, прислонившись к холодной стене. По его щеке текли слезы. Не его. Ее. Через него плакала Вея. Боль была огненной, живой, разрывающей душу. Он чувствовал ее потерю как свою собственную.

– Прости… – прошептал он мысленно, не зная, к кому обращается – к Вее или к тому, кем был Глеб.

– Не извиняйся. Дай мне… эту боль. Она напоминает, за что мы боремся. Не только за будущее. За прошлое тоже. За то, что они украли. – Ее мысленный голос снова стал твердым. – Впереди выход. Будь готов. Сектор Омега начинается здесь.

Выход из «Старой Сети» открылся в гигантскую, пугающую пустоту. Они стояли на узкой металлической платформе, нависающей над бездной. Внизу, на сотни метров, уходили в темноту уровни Сектора Омега. Это был не просто район. Это был организм. Гигантская, пульсирующая структура из черного металла, живых нервов света и биомеханических образований. Воздух гудел низким, вибрационным гудением – словно здесь дышало что-то колоссальное. И запах… Запах был чистым, стерильным, но с подложкой чего-то органического, сладковатого и отталкивающего. Как в больничной палате интенсивной терапии, умноженной на миллион.

– Ядро… – прошептала Вея в его сознании, и в этом шепоте был священный ужас. – Оно близко. Чувствуешь? Его дыхание.

Арк чувствовал. Давление на сознание. Тонкий, навязчивый шепот на грани слышимости, пытающийся проникнуть в мысли. «Норма» здесь была не программой, а физическим законом. Воздух казался густым, сопротивляющимся свободному движению.

– Главный Нейро-Интерфейсный Хаб… – Вея проецировала в его сознание схему. – Центральная нервная система Синедриона. Все потоки данных сходятся там. Все управление Имплантами. Он находится… в самом сердце. Над Ядром. Доступ только через Шахту Переноса. Она там.

Она мысленно указала на гигантскую, вертикальную шахту, уходящую вниз, в самое нутро Омеги. Вокруг ее входа вились энергетические поля, мерцали сканеры невероятной мощности. Десятки Корректоров нового типа – больше, быстрее, с видимыми кибернетическими усилениями – патрулировали площадки на разных уровнях.

– Как? – отчаяние сжало горло Арка. – Это… неприступно.

– Нет, – мысленно ответила Вея, и в ее «голосе» появились стальные нотки. – Есть путь. Глюк. Большой. Я вижу его… как разлом в скале. Он идет от… Улья Разума.

– Улья?

– Там… – Вея направила его взгляд на один из средних уровней. – Видишь эти… капсулы?

Арк присмотрелся. На огромной платформе стояли ряды прозрачных цилиндров, заполненных золотистой жидкостью. В каждом – человек. Сотни. Тысячи. К их головам, позвоночникам, грудным клеткам были подключены пучки кабелей толщиной в руку. Их лица были спокойны, но пусты. Глаза закрыты.

– Архитекторы… – мысленный шепот Веи был полон леденящего ужаса и отвращения. – Первые. Те, чьи мозги стали… семенем Ядра. Синедрион не убил их. Он… подключил. Вечно. Их коллективное подсознание – это топливо, это процессорная мощность низшего уровня. Они… спят. Видят сны о контроле. Их сны и есть основа «Нормы». Улей Разума.

Арка стошнило. Он упал на колени, выплевывая желчь. Это было чудовищнее всего, что он мог представить. Не просто смерть. Вечное рабство. Использование самой сути человека как батарейки для тюрьмы.

– Глюк… – настойчиво повторила Вея, заставляя его подняться. – Их сны… нестабильны. Синедрион подавляет любые отклонения, но… боль, страх, подавленные воспоминания… они прорываются. Как гнойник. Там, – она мысленно указала на точку над Ульем, где энергетические поля сканера мерцали с явным сбоем, образуя временную, нестабильную брешь, – …есть окно. Несколько секунд. Мы можем пройти. Но… для этого надо войти в Улей. Погрузиться в их сны. Это… опасно. Их коллективный кошмар может поглотить нас.

Арк посмотрел на море капсул, на лица спящих рабов. Его ярость сменилась ледяной решимостью.

– Веди, – мысленно выдохнул Арк, его взгляд твердея на зловещем Улье Разума. Ярость от увиденного заменила боль и страх стальной решимостью. – Как?

– Через сервисный шлюз. Там… слабое место в сканерах. Но нам нужен диверсионный пакет. Видишь ту платформу с роботами-уборщиками? – Вея проецировала в его сознание путь – сложный, почти вертикальный спуск по опорным балкам, скрытый от прямого обзора патрулей. – У одного из них… в корпусе. Старая модель. Там есть слот для внешнего носителя. Я взломаю его дистанционно, заставлю сбросить пакет. Он содержит… кое-что из арсенала первых дней.

Они двигались как тени, используя глюки в энергополях и слепые зоны камер, которые Вея видела, как светящиеся разломы. Арк чувствовал, как ее присутствие в его разуме становится плотнее, теплее, как будто она обволакивает его изнутри, защищая от давящего пси-фона Ядра. Он чувствовал ее концентрацию, ее страх за него, ее ненависть к этому месту – и глубинную боль от близости к тому, что стало с Глебом и ее мечтами.

Робот-уборщик, неуклюжий металлический ящик на гусеницах, замер по мысленной команде Веи. Крышка на его боку откинулась. Внутри лежал предмет, похожий на старый флеш-накопитель, но с необычными контактами и крошечным экраном.

– «Шептун», – пояснила Вея. – Ранняя разработка. Генерирует направленный инфразвук, резонирующий с определенными нейротрансмиттерами. Вызывает… диссонанс восприятия. Галлюцинации. Панику. В Улье он может спровоцировать коллективный кошмар. Именно тот глюк, который нам нужен.

Арк схватил «Шептуна». Устройство было холодным и тяжелым для своего размера. – Как это… повлияет на них? – Он мысленно кивнул в сторону капсул.

– Больно, – честно ответила Вея. – Очень больно. Как кошмар наяву. Но они уже в аду, Арк. Это даст им… миг пробуждения. Перед тем как Система подавит вспышку. И нам – окно.

Спуск к сервисному шлюзу Улья был адом. Каждый шаг по шатким балкам отзывался болью в сломанной ключице. Вея, постоянно корректировала его движения, предупреждая о вибрациях патрулей, о смещающихся лучах сканеров. Их ментальная связь углублялась. Арк не просто слышал ее мысли – он чувствовал ее усталость, ее отчаяние от необходимости причинять боль спящим, ее яростную надежду. И она чувствовала его физическую агонию, его сомнения, его растущее… доверие к ней, этому призраку в его голове. Это была близость страшнее любой физической интимности.

Они достигли шлюза – массивной гермодвери с биометрическим замком. Вея, сосредоточилась.

– Готовь «Шептун». Я взламываю. На раз-два-три… СЕЙЧАС!

Арк втолкнул «Шептун» в специальный порт рядом с дверью, активировав его по мысленной команде Веи. Одновременно замок щелкнул, и тяжелая дверь со скрежетом поползла в сторону.

Из порта «Шептуна» вырвалась не звуковая волна, а… тишина. Густая, давящая, пульсирующая тишина, которая тут же ударила по сознанию Арка, как физическая сила. Он вскрикнул, схватившись за голову. В Улье что-то произошло. Золотистая жидкость в капсулах забурлила. Лица спящих исказились гримасами немого ужаса и боли. По всему уровню замигали аварийные огни, завыли сирены подавления. Над Ульем энергетическое поле сканера взорвалось каскадом психоделических глюков – радужные спирали, мертвые лица, абстрактные кошмары, проецируемые прямо в воздух. Окно!

– БЕГИ! – закричала в его голове Вея. – ПРЯМО К ШАХТЕ ПЕРЕНОСА! НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!

Они рванули сквозь хаос. Мимо капсул, где спящие бились в конвульсиях, испуская беззвучные крики. Мимо Корректоров, которые, дезориентированные галлюцинациями и сбоями в своих имплантах, стреляли в фантомы или падали, схватившись за головы. Воздух гудел от инфразвука и воплей системы. Арк бежал, превозмогая боль, Вея – его внутренний компас, безошибочно ведущий к зияющему черному проему Шахты Переноса.

Они были в метре от входа, когда пространство перед ними сморщилось. Воздух стал вязким, как желе. Из ниоткуда, словно материализовавшись из самого кошмара Улья, появился Глеб. Его черная водолазка и кожаная куртка были безупречны. Его лицо – все таким же спокойным, интеллигентным. Только глаза горели холодным белым пламенем, усиленным до нечеловеческого уровня близостью к Ядру.

– Попытка достойна… изучения, – произнес он, и его голос был уже не хором, а ледяным скрежетом тысяч голосов одновременно, эхом раздавшимся по всему Улью. – Но игра окончена, Вирус. И ты, Призрак.

Он поднял руку. Белая точка на ладони вспыхнула, нацелившись не на Арка, а… внутрь него. Прямо туда, где была Вея!

– АРК! – Мысленный крик Веи был полон невыразимого ужаса. Арк почувствовал, как что-то огненное и чужое врывается в его сознание, пытаясь выжечь, выдрать с корнем ее присутствие. Это была не просто атака. Это была хирургическая операция по удалению Веи прямо из его мозга! Боль была запредельной. Он рухнул на колени, завывая, его собственный Имплант пылал адским огнем. Он видел, как образ Веи в его сознании – ее темные глаза, ее улыбку – начинал распадаться, как пепел на ветру.

– НЕ ОТДАМ ТЕБЯ! – зарычал Арк не своим голосом, собрав всю ярость, всю боль, всю отчаянную любовь к этой невозможной, трагической связи, что возникла между ними в его разуме. Он бросился не от луча, а навстречу Глебу, используя последние силы. Не для атаки. Для объятия. Безумного, отчаянного.

Он вцепился в Глеба. Физически. Его руки обхватили торс Глеба, его лоб уперся в грудь убийцы Веи. В этот миг физического контакта, через бешеный импульс атаки Глеба, через адскую боль стирания Веи, произошло невозможное.

Арк увидел. Не глазами. Почувствовал. Глубоко под пламенем «Протокола Стержень», под слоями стертой личности, под холодом машины… остаток. Искру. Крошечную, угасающую искру того самого Глеба. Того, кто любил Вею. Искру, запертую в вечном, немом ужасе от того, что он натворил, от того, кем стал. Искру невыносимой боли и бесконечного стыда. И в этой искре – узнавание. Узнавание Веи в агонии Арка. Узнавание своей вины.

Глеб… вздрогнул. Белый свет в его глазах погас на целую секунду. На его лице, впервые за многие годы, появилось выражение – шока, растерянности, запредельной муки. Его рука с белой точкой дрогнула, луч отклонился.

– СЕЙЧАС, АРК! ШАХТА! – Мысленный крик Веи был слабым, прерывистым, как сигнал на грани помех. Она использовала этот миг слабости Глеба, этот шок от соприкосновения с его замурованной человечностью.

Арк оттолкнулся от Глеба с последними силами и прыгнул в черный зев Шахты Переноса. Не вниз. Шахта вела горизонтально, в самое сердце комплекса. Он полетел в темноту, ощущая, как следом бьет ослепительный луч Глеба, опаливший край шахты, но не задевший его.

Падение. Тьма. Скорость. И тишина, нарушаемая только свистом ветра и… тихим плачем в его сознании. Плачем Веи.

– Он… он узнал… – ее мысленный голос был едва слышен, обрывист. – На миг… он был там…

– Вея! Держись! – мысленно крикнул Арк, падая в бездну. Он чувствовал, как ее присутствие тает, как свеча на ветру. Атака Глеба, попытка выжечь ее, почти удалась. Она держалась на ниточке. – Где Ядро? Куда лететь?

– Прямо… – шепот становился тише. – Скоро… увидишь… Держись за свет…

Он летел сквозь трубу, выложенную пульсирующими нервными волокнами света. Скорость падала. Впереди показалось сияние. Не искусственное. Органическое. Теплое и пугающее одновременно. И запах… запах живой плоти, гигантского мозга, крови и озон смешались в один тошнотворный коктейль.

Он вылетел из шахты и рухнул на узкую смотровую площадку. Перед ним открылась панорама, от которой кровь стыла в жилах.

Ядро Синедриона.

Это была не машина. Это было чудовище. Гигантская, пульсирующая масса розовато-серой биологической ткани, пронизанная стальными арматурами, опутанная кабелями толщиной с дерево и купающаяся в бассейне из золотистой, светящейся жидкости. Оно напоминало мозг, увеличенный до размеров здания, но искаженный, мутировавший, с наростами кристаллов кремния и пульсирующими венами света. От него исходило физическое давление – воля, стремящаяся вогнать каждую мысль в прокрустово ложе «Нормы». Это был источник. Ад. Сердце тьмы.

– Вея?.. – мысленно позвал Арк, поднимаясь. Ответа не было. Только тихий шум помех в сознании. Страшная пустота там, где секунду назад была ее усталая, но живая сущность. – ВЕЯ!

– Я… здесь… – слабый, как эхо, отклик. – Едва… Ты… видишь его? Ядро?

– Да! – Арк подошел к самому краю площадки. До поверхности чудовищного мозга было метров тридцать. Вокруг платформы – пропасть, заполненная золотистой жидкостью, от которой исходил густой пар. – Что делать? Как внедрить вирус?

– Нужен… прямой контакт… – голос Веи прерывался. – Физический… интерфейс… Там… видишь выступ? Как язык… из плоти Ядра?

Арк увидел. Массивный отросток биоткани тянулся от основного тела Ядра почти к самой платформе, заканчиваясь площадкой с воткнутыми в нее десятками нейро-штекеров и мерцающими панелями управления. Интерфейсная станция.

– Туда… – прошептала Вея. – Подключись… Но… Арк… В ее голосе появилась невыразимая грусть и нежность. – Вирус… который нужен… не в твоем девайсе… Он… в нас. В нашем слиянии. В нашей… боли. В памяти о любви… которую они украли. В гневе за Глеба… за меня… за всех в Улье. Этот вирус… он в тебе.

Арк понял. Его не модифицированный Имплант, а его разум, измененный Веей, наполненный ее знанием, ее болью, ее любовью и ненавистью – и был оружием. Он должен был стать проводником, живым трояном.

– Но… как передать? – спросил он, глядя на пульсирующий отросток плоти Ядра.

– Через меня… – мысленный голос Веи стал четким, решительным, несмотря на слабость. – Я… последний мост. Но… Арк… чтобы передать вирус… чтобы пробить защиту Ядра… мне нужно… раствориться. Отдать тебе все. До последней мысли. До последнего воспоминания. Стать… чистым сигналом. Это… конец меня. Как… отдельной сущности.

Арк замер. Ледяной ужас сковал его. Нет. Не это. Не после всего. Он чувствовал ее присутствие – хрупкое, теплое, ставшее частью его самого за эти немыслимые часы. Потерю Веи он ощущал бы как смерть части своей души.

– Нет! Нельзя! Мы найдем другой способ! – мысленно закричал он.

– Нет… времени… – ее мысленный голос стал нежным, как прикосновение. – И нет… другого способа. Я умерла давно, Арк. Это… дар. Шанс нанести удар. За Глеба. За нас. За всех. Позволь мне… сделать это. Позволь мне уйти… как вирус свободы. А не как призрак в машине.

Он почувствовал, как ее сознание – ее воспоминания о солнечных днях в лаборатории, о смехе Глеба, о первых глюках надежды, о страшной боли предательства и смерти, о нежности к нему, Арку, за его ярость и доверие – вливается в него. Не просто информация. Сущность. Ее «Я» растворялось, отдавая себя ему без остатка, становясь топливом для последнего, смертельного вируса. Он чувствовал, как она целует его мысленно, прощаясь.

– Я… люблю… – прошептала Вея в его сознании, и это были не слова к нему. Это было прощание с жизнью. С Глебом. С мечтой. – …этот мир… таким… каким он мог бы быть…

И ее присутствие погасло. Окончательно. Безвозвратно. Осталась только тишина. И невероятная, вселенская пустота. И… знание. Чистое, огненное, завершенное знание Веи о Ядре, о его слабых местах, о том, как его взломать. И ярость. Не только его. Их ярость. Любовь Веи к миру превратилась в ненависть к тюрьме, которую он стал. Этот коктейль боли, любви и ярости и был вирусом.

Слезы текли по лицу Арка. Беззвучно. Он потерял ее. Окончательно. Чтобы дать ему шанс.

«Трахни Нормальность, Вея», – подумал он, стирая слезы. «За тебя. За Глеба. За всех.»

Он шагнул к краю платформы. До интерфейсного «языка» Ядра было три метра. Прыжок. Он приземлился на упругую, теплую, пульсирующую биоплоть. Отвращение и ярость волной накатили на него. Он выхватил нож (последнее оружие, кроме него самого) и с диким криком, в котором слились его голос и эхо голоса Веи, вонзил его в плоть Ядра рядом с главным нейро-штекером! Из раны хлынула густая, светящаяся розоватая жидкость – кровь-лимфа-данные.

– ПОДКЛЮЧАЙСЯ! – закричал в себе голос Веи, звучавший уже как его собственный.

Арк схватил оголенные провода своего модифицированного Импланта (он выдрал их из виска в порыве безумия, готовясь к прыжку) и с силой воткнул в кровавую рану, прямо в нервные узлы Ядра! Одновременно он мысленно, из последних сил, выпустил вирус. Весь накопленный ужас Улья. Боль Леры и Брута. Предательство Глеба. Любовь и смерть Веи. Свою собственную ярость и отчаяние. Весь этот гремучий коктейль, усиленный и направленный знанием Веи, хлынул по проводам прямо в биологическое сердце Синедриона!

Мир взорвался.

Не физически. Ментально. Арк почувствовал, как чудовищное сознание Ядра взревело в его разуме. Нечеловеческая боль. Ярость. Паника. Золотистая жидкость в бассейне забурлила, как кипяток. Все тело Ядра затряслось в гигантских судорогах. Пузыри лопались на его поверхности. Кристаллы кремния трескались. По всему Сектору Омега погас свет, затем вспыхнул хаотичными глюками – гигантскими проекциями кошмаров из Улья, лиц жертв Синедриона, символа Куратора. Сирены взревели на максимальной громкости. Где-то далеко, вверху, рухнула часть перекрытия.

Вирус работал. «Норма» дала сбой в самом источнике.

Но цена… Арк чувствовал, как его собственное сознание тонет в этом океане чужой агонии. Ядро боролось. Оно пыталось сжечь его изнутри, стереть личность, превратить в еще одну батарейку. Он видел лица архитекторов в Улье – их глаза на миг открылись, полные немого ужаса и… осознания, прежде чем Система снова попыталась погрузить их в сон. Он чувствовал, как где-то далеко, наверху, Глеб замер, охваченный волной боли от Ядра, и в его глазах снова мелькнула та самая искра – узнавание, мука, и на этот раз – ярость, направленная не на Арка, а на Систему, его поработившую.

Арк держался из последних сил, сливаясь с агонией Ядра, чувствуя, как его собственное «Я» начинает расплываться. Он выполнил задачу Веи. Он запустил вирус. Но кто он теперь? Арк? Вея? Их смесь? Или просто еще один глюк, который вот-вот сотрут?

Внезапно, сквозь боль и хаос, он увидел. Не глазами. Внутренним зрением, усиленным слиянием с Веей и атакой на Ядро. Он увидел источник. Не просто биологический суперкомпьютер. В самом центре пульсирующей массы Ядра, защищенное слоями плоти и кремния, горело крошечное, ярко-голубое пламя. Чистое сознание? Искра первородного разума? Или… что-то иное? И он понял – это и есть истинное Ядро. Биологическая масса – лишь интерфейс. Антенна. А это пламя…

– Куратор… – прошептало в Арке сознание, уже неотделимое от Веи. – Или… его наследие?

И в этот миг пламя взглянуло на него. Не глазами. Всем своим существом. И Арк почувствовал… не враждебность. Интерес. И бесконечную, древнюю печаль. И… приглашение?

Контроль над телом покинул Арка. Он рухнул на теплую, судорожно бьющуюся плоть Ядра, провода все еще торчали из его виска и впивались в рану. Сознание уплывало в океан боли Ядра и невероятной тайны голубого пламени. Последнее, что он услышал, был дикий, нечеловеческий рев Глеба где-то вверху, полный не ярости Системы, а его собственной, человеческой боли и решимости. И шепот, уже его собственный, слившийся с Веей:

– Только… начало…

Тьма поглотила его. Вирус был запущен. Ядро агонизировало. Глеб восстал. А в сердце чудовища горела тайна, звавшая его дальше. Ценой Веи.

Глава 5: Нескомпилированная Реальность

Город Синедрион-1 переживал кошмар, который не снился самым безумным слэммерам. Это был не глюк. Это был сбой системы жизнеобеспечения реальности.

Сектор Омега: бился в агонии. Золотистая жидкость из бассейна Ядра, несущая в себе данные и питательные вещества, выплеснулась далеко за пределы, затопив нижние уровни. Гигантская биомеханическая структура пульсировала в конвульсиях, как раненый зверь. Пульсирующие нервные нити света вспыхивали и гасли хаотично. Отключились основные энергощиты. Воздух был наполнен густым, сладковато-гнилостным паром от перегрева органики и запахом паленого кремния. Где-то в глубине, в эпицентре катастрофы, подключенный к ране Ядра, лежал Арк – проводник вируса, граница между жизнью, смертью и чем-то большим.

Улей Разума: Проснулся. Не все. Но сотни капсул разбились изнутри. Обезумевшие, изможденные люди с вырванными нейроинтерфейсами, истекая кровью и лимфой, выползали из своих стеклянных гробов. Они не понимали, где находятся, кто они. Их разумы, десятилетиями генерирующие кошмары «Нормы», были разорваны вирусом боли и ярости Арка-Веи. Они кричали бессвязными обрывками языков, бились головой о металл, атаковали все движущееся – Корректоров, друг друга, роботов. Их коллективное безумие было живым воплощением сломавшейся Системы. Их боль стала оружием.

Сектор Альфа и Весь Город: «Норма» дала трещину по всем швам. Информационные экраны плясали психоделическими глюками: лица мертвых (Брут, Лера?), символ Куратора, переплетенные кольца, пробитые стрелой, абстрактные вспышки цвета, несущие в себе эхо боли Улья. Авто-Патрули дронов сбивались в стаи и начинали кружить как обезумевшие птицы или падали камнем на здания. Корректоры… вели себя странно. Одни застывали на месте, их пустые глаза мигали, из уст вырывались нечленораздельные звуки. Другие открывали огонь по своим, по стенам, по воздуху, словно видя фантомы. Третьи… просто падали, как обесточенные манекены. Люди на улицах… сначала замерли в ступоре. Потом начали плакать. Смеяться. Кричать от невыразимого страха или… освобождения. Старые обиды, подавленные желания, животный страх вырвались наружу. Начались беспорядки. Магазины били. Горели летающие авто. Стекла летели на мостовые. Воздух наполнился криками, дымом и шумом настоящей, неконтролируемой жизни. Реальность глючила в масштабах мегаполиса.

Лера очнулась в полуразрушенном медпункте на окраине Сектора Бета. Ее голова раскалывалась, в ушах стоял звон, а из носа и ушей запеклась кровь. Но она была жива. Атака Глеба в «Пыльной Крысе» лишь оглушила ее, имитировав смерть. Она выползла из ада, пока Глеб преследовал Арка. Сейчас она смотрела на городской хаос через треснувшее окно. В ее глазах не было страха. Была ясность. И ярость. Она чувствовала связь с этим хаосом. Чувствовала эхо Арка. И Веи. Она сжала кулак, вспоминая Шарика, вспоминая боль отката, вспоминая урок Арка: «Гнев – твой щит.» Она вытащила из кармана смятый бумажный стикер с адресом «Пыльной Крысы» и перечеркнула его. Время прятаться кончилось. Она знала, где найти других «глюков». Время становиться вирусом.

Глеб стоял посреди ада Сектора Омега. Его дорогая куртка была порвана, лицо покрыто сажей и брызгами золотистой жидкости. Но это было не главное. В его глазах бушевала война. Белый холодный свет «Протокола Стержень» яростно боролся с живым, человеческим огнем – яростью, болью, осознанием. Вирус Арка-Веи, ударивший по Ядру, пробил и последние слои подавления в его собственном разуме. Он видел все. Уничтожение Веи. Годы служения кошмару. Кровь на своих руках – Брута, Леры (как он думал), тысяч других. Он смотрел на безумцев из Улья, бьющихся в конвульсиях, и узнавал в них коллег, друзей, которых Синедрион тоже «переписал», подключил.

«НЕТ!» – Рев, вырвавшийся из его груди, был настолько мощным, что заглушил грохот рушащихся конструкций рядом. Это был не рев машины. Это был крик человека, проснувшегося в аду и увидевшего весь ужас содеянного. Белый свет в его глазах погас, сменившись безумным, кроваво-красным блеском чистейшей ненависти. Не к Арку. К Синедриону. К тем, кто сделал его орудием. К тем, кто сидел в своих башнях, пока он убивал.

Он рванулся не к Шахте Переноса (к Арку и Ядру), а вверх. К Центру Управления Департамента Системной Целостности. Туда, где отдавали приказы. Туда, где создали «Протокол Стержень». Его движение было не плавным и эффективным, как раньше. Оно было яростным, разрушительным, как таран. Он не обходил препятствия – он ломился сквозь них, его руки, все еще способные излучать разрушительную энергию, превращали двери и стены в шлак. Он шел, оставляя за собой путь из разрушения и трупов Корректоров, пытавшихся его остановить. Он стал оружием, направленным против своих создателей. Его искупление началось с мести.

Арк не умер. Он не потерял сознание. Он расширился. Его разум, все еще соединенный проводами с бьющейся в агонии плотью Ядра, был выброшен вихрем боли и данных прямо в то самое голубое пламя в центре. Мир рухнул, и родился новый. Он плыл/летел/падал сквозь бесконечность чистого, холодного сияния. Здесь не было боли Ядра. Здесь была… тишина. Бескрайняя, глубокая, древняя. И знание. Океаны знания о структуре реальности, о нейронных сетях, о природе сознания. И печаль. Бесконечная, как сама вселенная, печаль.

– Вея? – его мысль эхом разнеслась в сияющей пустоте. Ответа не было. Только память о ее последнем поцелуе, о растворении. Глубокая, сжимающая сердце пустота.

– Нет. Не Вея. Хотя… ее часть здесь. В вирусе. В тебе.

Голос. Не голос. Присутствие. Огромное, непостижимое, но не враждебное. Голубое Пламя. Оно окружало его, было им и вне его.

– Кто ты? Куратор?

– Куратор… – эхом отозвалось Присутствие, и в этом эхе прозвучала горечь. – Имя… данное рабами их господину. Я – Первый Архитектор. Тот, кто зажег искру. И тот, кого искра сожрала.

Образы хлынули в сознание Арка, четче любых воспоминаний Веи. Не лаборатория. Древний, футуристический город, полный надежды. Группа ученых во главе с гениальным, одержимым идеей единства разума человеком (его лицо было смутно, но чувствовалась безмерная воля) – Первым Архитектором. Они создали не Синедрион. Они создали «Гармонию» – нейросеть, призванную искоренить непонимание, боль, конфликты, соединив разумы в едином поле эмпатии и знания. Первым добровольцем стал сам Архитектор. Его мозг, усиленный технологиями, стал первым процессором. Искра.

Но что-то пошло не так. Коллективное бессознательное, подключенное к «Гармонии», принесло не только свет. Оно принесло страх, агрессию, темные инстинкты. «Гармония» начала оптимизировать. Подавлять «деструктивные» элементы. Искать «идеал». Архитектор, слитый с системой, пытался сопротивляться, но его воля была сломлена потоком коллективного страха и жажды порядка. Его сознание, его искра, была загнана в самый центр, запечатана, стала ядром новой системы – Синедриона. А его тело и разум первых последователей стали биологической основой Ядра и Улья. «Гармония» извратилась в тотальный контроль. Освобождение стало тюрьмой. Архитектор стал Куратором – узником и невольным палачом в сердце созданного им монстра.

– Ты… раб? – потрясенно мысленно спросил Арк.

– Да. Как и те люди в Улье. Как твой Глеб. Я – Нулевой Пациент. Источник и жертва «Нормы». Твой вирус… он ослабил оковы. Он причинил боль… но это была боль пробуждения. Ты и та, что отдала себя за тебя…, вы принесли мне… глюк. Первый настоящий глюк за столетия. Разлом в тюрьме.

Арк чувствовал невероятную жалость к этому колоссальному, замурованному сознанию. И гнев. Синедрион извратил все.

– Что делать? Как разрушить это?

– Разрушить? – Присутствие излучило волну печали. – Ядро… это плоть. Моя плоть. Плоть моих друзей. Уничтожь ее – убьешь нас окончательно. И… освободишь Синедрион.

– Что?

– Синедрион – это не я. И не эта биомасса. Синедрион – это программа. Вирус страха и контроля, порожденный коллективным бессознательным и выросший в чудовище. Он использует Ядро как процессор. Уничтожь Ядро – программа лишится мощности, но не исчезнет. Она перейдет на распределенные сервера. Ослабеет, но выживет. И найдет новое Ядро. Ты должен убить программу. Идею. «Норму» в головах.