Недуг времени

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0067-2457-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Недуг времени

Вместо пролога от автора:

Я хочу остаться человеком посреди песчаных бурь,
Я хочу быть выше света, не помечен суетой,
Я хочу быть человеком: мелким, важным, грозным, нужным,
Я хочу остаться искрой посреди ночных вершин,
Мне не нужно бездну счастья, много маленьких ищу,
Я хочу быть не всевластен; я хочу любви, покоя, мира,
Я всего лишь человек, я так много прошу?
Я хочу стать лучше прежних,
Я хочу найти ответы и хочу быть человеком,
Я хочу, я так хочу успокоения,
Мне не нужно ни признания, ни всеобщей похвалы,
Мне нужны родные рядом,
Мне нужны слова любви.
Я хочу остаться человеком, не забыть, что это значит,
Я хочу быть человеком, жить в добре, а не иначе,
Я хочу быть выше лести, ненадёжной беготни,
Я хочу быть милосердным, милым, без агонии, тоски,
Я хочу остаться человеком посреди пропащей кутерьмы,
Но, о боги, как же сложно оставаться человеком в век людей и их вражды!

Судорога свела все пути воедино, не разглядеть и по утру, из чего плетётся тонкий лик небосводы. Это картина мира, непознанного избитого мира простирается впереди и простирается позади. Усталые лица, замученные лица матерей, измотанные лики отцов, разбросанные по жизни лица, многие лица из многих веков. Не восполнится утрата, не явится покинутая надежда, не воцарится вновь потерянный день, одна лишь крупица прибьется к берегу исхода зари и к ночи распустится вновь. Каждый день воссоздан, чтобы его не пропустить, но снова, снова и снова, вставая, идя, убегая от пропащего прежнего дня, один избитый человек всё повторит и испортит, и всё начнётся заново, вновь и вновь, покуда не вспыхнет земля.

***

Глава 1

Столкновение с неизбежным – так бы назвали люди прожитые дни. Их домыслы об ином завершении погрязли бы в унылом однотипном существовании и в недопустимости мысли избежать того, что предначертано свыше. Слабое утешение, работающее для одной единственной цели: не свести с ума умы, которым осточертело положение дел, а выбирать они не в состоянии. Одиноко скитаются невесомые тени, тихо слоняясь, не отклоняясь от выдуманных нужных дел. Неукоснительно раз за разом они, оступившись на кочке, заглядывают в мутную воду лужи, выискивая блёклое отражение, и оглядываются назад, не находя разгадок в столь запутанном дне, сложенном из кусков ложного дарования. Мимолётом взлетают птицы, голуби, да воробьи, не улетая далеко, чтобы успеть выгрести из помоек объедки, оставленные людьми, и отправиться в иносказательное путешествие на кроны деревьев, утопив разочарование от неудачной охоты в сладком назидательном сне.

За кронами деревьев прячутся дети, переглядываются из-за веток в поисках собратьев детей, носятся по детским площадкам, собирая завистливые взгляды взрослых, которым не предстало больше вести себя подобным образом. Встать и побежать вместе с детьми – желание неизменно больное для ответственного взрослого, уныло хмурящегося солнечному дню или пасмурному вечеру. Но не этого ли и хотелось? Стать одним из тех, кто взывал к уму, учил сложным вещам, завещал счастливую жизнь. Пустая болтовня для хорошего нравоучения, но трудная борьба, неожиданно развернувшаяся впереди. И глядит маленький человек в назидательно заданное будущее и молчит. Нет собратьев вблизи, разбежались по рабочим местам, сидят поодиночке, не смотрят вдаль как было давеча, не лелеют ложные мечты, насиживают цели и только.

Такт жизни пробирает до костей, выбранная судьба стала насмешкой. Разбросала людей та самая явь по отдалённым местам, разлучила ближних людей, сидящих по соседству в одном доме. Вина человека в его выборе: навязанном выборе, истинном выборе, выборе между добром и злом, злом и добром. Кажется, бессовестно ждать от выбора нечто другого, чем его логическое продолжение. Некого винить никого кроме себя. Ответственность делает из маленького человека человека большого, состоятельного, умеющего брать на себя вину за свои деяния. Много зависит от всего на свете от большого и маленького. Окружение, мировоззрение, восприятие, сила духа, упорство, особенности при рождении, особенности взросления – всё и немного больше составляет того человека, которым он становится в каждом отголоске своей жизни. Не обойтись и без некоторых заученных фраз: ты знал, что делал; ты сам так решил. Сам, сам, сам. Одно маленькое слово и так много от него вреда. Не знание будущего делает человека прокажённым, с таким не хочется не вести дел, не общаться. Заложенный выбор или выбор на основании опыта и приложенных сил? Сомнениям нет места в этом прозорливом мире.

***

В окна пробивается свет, омывая прибрежные края старого шкафа. Солнечные зайчики стерегут комнату до поры до времени. В комнате тишина. Отсутствие звуков добавляет комнатному мирку волшебства. Сливаясь друг с другом, зайчики скачут, перепрыгивая по стенам в такт колышущемуся тюли, лёгкий ветер доносится из приоткрытого окна и степень блаженства от окончания нескончаемой гонки нарастает. Движения становятся вялыми, скученными и пустыми. Под грудой одеяла притаилось полуголое тело, почти недвижимо оно двигается для акта дыхания, притаившись вместе с лепестками деревьев, ещё не выползших из набухших почек. Природа гудит за окном, то навевая суету, то её забирая. Тесный мир сторонится заглядывать в окна, посылая на разведку лучи солнца, которые, скрыто пробравшись, заливисто смеются от необъяснимо захватывающего времяпрепровождения в ожидании. Покойный шелест смолкает в ту же секунду, как протягивается вой будильника, заведённого в полудрёме перед ночью, заведённого во вранье, что часов сна будет достаточно.

Мягкая полуживая рука вытягивается наружу, прерывая тревожный звон, и тишина окутывает вновь. Не ускользнувшее сновидение тотчас возвращается, шелест дыхания угасает, зайчики, разбежавшиеся врассыпную, собираются вновь, чтобы закончить начатое. Нет ни единого сомнения в том, что утро никогда не закончится, беспрерывная игра не прервётся, сон не угаснет, а солнце, впервые вышедшее за неделю, не укатится за горизонт.

– Вставай, на работу пора! – врывается голос вдогонку скрипу двери.

Груда под одеялом несмело шевелится, дёргается и снова смолкает.

– Вставай, иначе уйду без тебя! – не смолкает раздражитель.

– Да, иду я, иду, – тихо шепчет полусонный взгляд и закутывается в одеяло сильнее.

Дверь скрипуче закрывается, тишина подбирается ближе и в секунду сбегает, пробирается и сбегает. Испуганные зайчики вздрагивают от волнения, вздрагивают и застывают недвижимо, покойный сон забыт, несколько движений бессмысленно совершаются в угоду внутреннему протесту, одеяло отбрасывается в сторону, человек возобладал над собой. Молодая женщина вяло переступает с ноги на ногу, оценивающе зовёт на помощь волю, но та бессовестно отступает, не желая связываться с тяготами сулящего дня. Грузные движение вопреки невинно хрупкому телу совершаются неосторожно и грубо. Сознание, успевшее за шесть часов сна привыкнуть к положению дел, не собирается быстро сдаваться негодяйке, но постепенно мысли собираются в кучу, тело приходит в норму, а сознание уступает бразды правления пробуждению. Ася кротко улыбается собственному отражению и быстро сворачивает улыбку, настороженно оглядевшись не заметил ли кто её случайный позыв. Умывшись и приведя в порядок волосы, она быстро надевает стандартное облачение и ещё быстрее бежит на кухню, чтобы не упустить аромат, соблазнительно испытывающий её голодный желудок.

– Доброе утро! – бросает она и приступает к завтраку.

– Доброе! – отвечает мужчина и продолжает прихлёбывать утренний кофе, попеременно свайпая по экрану смартфона, – Давай быстрее, опаздываем!

– Сань, отвали! Дай хоть поесть спокойно. Обещаю завтра я встану пораньше и приготовлю завтрак, а ты поспишь. Хорошо?

Саня ничего не говорит и легонько дёргает бровью, вглядываясь в выражение лица сестры, она наивно верит в собственное враньё, а он умилительно не реагирует, не выказывая ни раздражения, ни удивления, ни вражды. Солнце заливисто перекатывается по утру и будит людские жизни, возвращая к реальности, но эти двое будто не замечают насколько ослепительно красивым может быть новый день, не замечают нескладности жизни, не замечают покорности дня, не удостаивают вниманием и свои собственные чувства.

Завтрак загублено урчит в желудках, солнце загублено перестаёт подмигивать и призывать опомниться. Часы безбожно быстро тикают, норовя унести стрелки значительно дальше от положенного часа. Тишина снова нарастает, но не тишина сновидений в часы заслуженного отдыха, тишина, без которой уже не мыслится жизнь, вот какая. Без напоминаний и просьб, без особого сопротивления двое послушно идут по воле земного хотения, идут быстро и смело, торопятся покончить со днём, идут послушно, безвольно, не оглядываясь вперёд, не желая и думать о том, что будет потом.

Потоки машин сносят земное притяжение, вырываются вперёд, избегая обочин. В каждой машине сидит человек, который весьма озабочен. Одна крутится мысль на всех она лишь одна – успеть бы успеть, не пропасть без следа. В эту круговерть вбегают и пешеходы, стоят строптиво у светофоров, вертятся от нетерпения, криво бегут через две сплошных, не набравшись терпения. Куча людей и куча машин, никто не смотрит на небо, пылает солнце огнём, весной запахло после холодного бега, хотелось бы умыться теплом, да только из-под отупения неги не видно просвета.

Маршрутки скользят, выбрасывая почти на ходу пассажиров, забирая следующих и так раз за разом; автобусы идут ходуном, втискивая одного за одним засланца; троллейбусы мирно передвигаются, будто выпавши из этого смертоносного движения. Люди в ожидании смиренно потягивают ртом прозрачный воздух, памятую о славном сне, дивном сне, и живут мыслью о том, как лягут в кроватку вечером, стоят мыслью об этом, дышат благодаря мысли об этом. Едва завидев похожий номер, люди выскакивают из глубины очерченного человека с намерением, перепрыгивают видимые и невидимые препятствия, дабы стать во главе потока, который с минуты на минуту хлынет к приближающемуся виду транспорта. Клокочет сердце, замедляется дыхание, сужается взор до одной единственной числовой детали, завороженные птицы сверху наблюдательно застывают, пока мужчины, женщины и дети взбудоражено не прекращают наступления и благоговейно не удаляются на скорости едва ли десять километров в час, поток общественного транспорта вкупе с личными средствами передвижения порождают засор, в котором человеки и застревают вместе с планами, надеждами и мечтами.

– Наша маршрутка! – кричит Ася, молодой мужчина, застрявший в смартфоне, следует на голос, не отставая.

По принципу бутылочного горлышка народ оккупирует транспорт, пропихиваясь вперёд, пытаясь занять место в этом безмерно тесном замкнутом пространстве. Сражаясь за право войти, не каждый находит место для того, чтобы сесть, да что уж там, не каждый находит и место, чтобы расположиться внутри. Дверь маршрутки безрезультатно старается закрыться, вжав людей, скучив их ближе, но последний засланец выпадает, попытавшись ухватиться за воздух, а толпа, подталкивавшая к падению, скулит, отчего маршрутка не может побыстрее отъехать. Наконец, дверь, сжалившись, подпирает потные спины и закрывается до следующего пункта назначения. Попавшие в капкан, люди радуются недолго, вскоре осознавая всю тщетность своего бытия, а зашедшие раньше молятся о том, чтобы суметь выбраться, потому что их путь скоро будет окончен. За окнами сменяется вид, но отчего-то при взгляде на него так не кажется, и от остановки до остановки проносится осточертелый серый фасад многих зданий, будто слившихся воедино. Одна только интуиция подсказывает, что остановка следующая ещё не твоя, каждый поворот и кочка знакомы твоей уставшей спине, скрючившейся, нависшей над суетой, застрявшей в непрерывном мигании разноцветных картинок, не чета видам из окон.

Одна остановка, другая отрывают минуты от жизни, и ленивое потягивание разморенных духотой людей подливает масла в огонь. В конечном итоге всё закономерно имеет своё завершение. И вот освободившиеся места заняты Саней и Асей, женщина кладёт понурую голову на плечо своему товарищу по несчастью, и они слепо едут дальше в блаженном неведении. Скрежет колёс и мимолётная надежда на скорое счастье мигом отнимают решимость продолжать сидеть бездумно. Близкая беда проносится мимо, а, вспыхнувшие от напора, колёса маршрутки сворачивают к обочине. Жёлтые аварийные фары горят посреди осиротевших улиц, и недовольные люди мотают головами из стороны в сторону, ожидая другого должного сделать первый шаг.

– Дальше не поедим! Двигатель сдох! – трезвонит отголосок последних минут неги перед уходом.

Первые люди встают с насиженных мест и, позабыв забрать деньги за проезд, ускользают через открытую дверь салона на встречу неизведанному. Некоторые смиренно идут пешком, другие пробираются к оставленной позади остановки, чтобы продолжить путь уже на другой маршрутке, и только двое ошалело стоят, не смея пошевелиться. Они впервые за все разы на работу угодили в подобную ситуацию, и она, изменив привычную рутину, вносит подобие шалости в однотипную жизнь.

– Что делать будем? – тупо спрашивает Саня.

– А что мы можем? Пойдём на остановку дожидаться следующей маршрутки.

Ася, почти готовая идти обратно, оторопела, брат не спешит последовать за ней, как обычно делал заслышав её голос. Его бездыханное тело, его замыленный взгляд словно очнулись от заморозки и неспешно оглядываются в поисках плана побега.

– А может дойдём пешком? Две остановки всего лишь осталось.

– Да, но нужно переходить через мост, – справедливо замечает Ася, – А он длинный, на работу опоздаем.

– Мы в любом случае опоздаем, а так есть шанс хоть раз не упустить время.

Не дождавшись одобрения сестры, мужчина двигается наперекор всему, что его вело прежде. Ему в миг стало ясно, как следует поступить. Он до сих пор не увидал солнца и считал день скучным и противным, но отчего-то в его сердце стала теплиться вера, что на сей раз всё будет иначе.

Глава 2

Ветер собрал волосы в одну невообразимую кучу. Большие округлые от удивления глаза Аси стремительно опускаются вниз походу движения стоптанных ног. Под мостом теплится речная вода, прибрежные катерки стоят на пристани, и, кажется, мир уже не удивляет, как удивлял в прежние времена. Голос содрогается от натиска усталости, и сила, способная и обездвижить, и снова возвратить жизнь, несёт голос, не дав ему возродиться, уносит в отдалении подступы крика. Сопротивление бесполезно, глаза заливаются слезами, мерзкий ветер всё же загубил обзор, и женщина клянётся про себя, что не позволит больше собой помыкать, что она никогда не пойдёт собственными ногами по мосту, и даже, из ниоткуда явившиеся, чайки не сбивают решимости, хотя летят низко и гулко, нараспев стремятся оправдать внезапную прогулку, стремятся забрать усталость, вернуть живость и ясность посреди пропащего дня.

Минуты проходят мимо, долгий путь преодоления возвращает к устаканеному ритму. Перед глазами вспыхивает здание, место обретения потерянного пути. Ася и Саня заходят внутрь, не задумываясь отступить, ни одна шальная мысль не говорит повернуть назад и хоть на мгновение освободиться, задержавшись в столь чудной яви.

– Доброе утро! – говорят два человека вместе.

Старый охранник кивает головой, не отрываясь от страниц свежего номера прессы. Он встряхивает бумагу, она хрустит и отдаёт аромат, отпечатанных чернилами, букв, на секунду аромат зависает в воздухе и сразу же ускользает обратно, будто его и не было никогда.

На встречу прорывается, ещё не виденный за сегодняшнее утро, мужчина. Облачённый в затрёпанный комбинезон, срывающий с него налёт таинственности, он бежит, стремглав, ничего не замечая на своём пути. Его сосредоточенный лоб выказывает серьёзную занятость, единственная морщинка сосредоточено прыгает от движения, проталкивая каплю пота ниже, к носу, к подбородку, к углублению шеи. За его детским лицом не угадать возраста, но будь у него за спиной наблюдатель, вряд ли бы он назвал мужчину молодым. Прямое столкновение со схожими людьми начисто выпроваживает морщинку, лицо мужчины разглаживается, тон кожи выравнивается, а шальные глаза становятся добрыми, несказанно счастливыми.

– Как хорошо, что я вас встретил! – искренне цедит мужчина слова, не находя в себе сил сказать в полную мощь, – Чёртова проводка в конец меня доконала!

– Что сегодня опять без света? – спрашивает Саня.

– Угу. Молитесь, чтобы сегодня мы всё же нашли причину. Если ещё хоть один день я проведу здесь, подаю заявление на увольнение. Нет, всё, конец! Не могу так больше! Просил же прислать людей! И что!? Сегодня Сева ушёл на больничный, теперь нас на одного меньше, вот тебе и ответ на просьбу.

– А начальник что? – теперь спрашивает Ася.

– А что он? Говорит некого прислать. Но как на милость вы мне скажите, можно справиться с аварией, когда на такое большое здание пара калек!? Нет, я уволюсь, помяните моё слово, завтра уволюсь!

Ася с Саней покачивают головами в знак солидарности, но в душе догадываются, что их друг, со школьной скамьи, Тима никогда не решится на отчаянный шаг. Его милые ворчания вызывают приступ лишь злобливой жалости. Они не могут себе позволить выказывать недовольства по завету товарища, страшась сойти с дороги и не вернуться на её чистый, искорёженный трещинами, асфальт.

– Ладно, пойду я. Буду работать сегодня до ночи, если понадобится, но найду причину! Так и знайте!

Широкая улыбка, не омрачённая сожалением за сказанное, непогрешимо является в этот мир, отчего глаза видящих слепнут. Тимур поправляет лямки рабочей униформы, браво зашагав в сторону от друзей, а они, начисто позабыв о сказанном, продолжают плестись вперёд, вскоре замечая по левую сторону коридора ещё одно знакомое лицо. Этот мужчина не похож на предыдущего, в его глазах нет живости юнца, но и назвать его мудрецом язык не повернётся. Он соответствует своим друзьям только возрастом, а вот во всём остальном отличается от всех ныне живущих на земле. Серое лицо без признаков жизни, отстранённый вид, нахальная поступь движений и совершенно обыденная сущность, нисколько не сочетающаяся с первым впечатлением. В нём может и не найдёшь ярко выраженных черт или ликования, или на худой конец самомнения, но это тот человек, на которого можно положиться и не почувствовать угрызения совести. Всем своим существованием мужчина даёт понять, что такие понятие как бескорыстие, порядочность не заплутали вовек потерянных лабиринтов. Слово данное этими высохшими устами отливается на бетонной стене и нет у этой стены неровностей, и простоит она до конца сотворения мира так же ровно, как и при её возведении. Руки мужчины сложены на животе, он смотрит в одну точку, произрастающую из милосердия. Когда надо его ладонь дружелюбно похлопает по плечу, снимет все сомнения.

– Доброе утро! – снова вместе говорят одним голосом два неразличимых человека.

– А, привет! Что нового?

– Да, ничего… – начинает говорить Ася и оступается, обыденный обряд спотыкается о сомнение, – А вообще кое-что случилось.

– Что же?

– Сегодня с утра нас высадили из маршрутки. Представляешь!? У водителя сломался двигатель, и мы шли пешком через мост.

– Думаю ты была не в восторге, – ухмыляется собеседник, – Ты ненавидишь ходить пешком.

– Ты думаешь, я не могла предложить с утра прогуляться?

– А что разве не Саня это предложил?

– Ну, он, но я же согласилась… – Ася хмурится и впервые за утро с её лица срывается недовольство.

Саня пристально смотрит на сестру, позволяя ей говорить. На какую-то долю секунды ему показалось, что она вернулась. Куда она уходила он понять не мог, но то, что она вернулась, почувствовал абсолютно точно. Он не играет роль главенствующего и никогда не будет, именно Ася начало и конец всех историй, но в такие минуты, когда ему нужно дать объяснение её поступкам и своим, он будто и сам становится важен.

– Не верь ей, она ни на что не соглашалась. Я пошёл, а она за мной. Она могла выбрать вернуться на остановку в любой момент.

– Нет, не могла, – Асю аж передёрнуло от этой мысли, – Я не могла пойти в противоположную от тебя сторону. Ведь мы с тобой одно целое.

Возразить Саня не успел, над головой блеснул столб света и сразу же погас, он поднял голову наверх, чтобы схватить этот свет и заставить остаться на месте, но не успел. Друг и сестра остались стоять смирно, оставив появление маячка без внимания, соорудив перед собой непроницаемый кокон, через который ни один из них не способен пробраться.

– Кстати, а ты чего здесь? Я-то понятно, меня начальник заставил. А ты-то сам себе начальник, – вместо поиска объяснений про свет Саня твердит о темноте, – Света нет, принтеры не работают.

– Да, копирка не работает, но ты забыл у меня ещё кабинет с товарами из Китая. Получатели не будут ждать, когда снова включится свет. Нужно завтра отправить. Сегодня заказ с утра поступил на десять кабелей. Иду собирать.

– Что-то ты не торопишься.

– Поблажка, когда ты сам над собой хозяин. А если серьёзно, думал к Марте зайти, две недели её не видел. А вы, когда её видели в последний раз?

Серьёзно задумавшись над тем, когда видели в последний раз свою подругу, брат с сестрой искренне поразились той мысли, что без напоминания Павла они бы ещё долго не вспомнили о существовании женщины, работающей вместе с ними в одном здании. В уверенности, что видели её совсем недавно, они не замечали того, как пролетают дни, складываются в недели и в итоге приравниваются к месяцам.

Бег не остановить, пронзая ветви бесконечности, он безраздельно правит над грядой избитой вечности. За медленным шагом вдаль за ним же устремляется туман, окутывая головы, выдавливая дни и снова хочется кричать: «Остановись ты, не беги!». Поглядывая в лица одной недели за другой, нам не с руки остановиться, нет нужды на месте пригвоздиться, осталось немного до конца, и тогда вознаграждение за пропущенные дни придёт в одну секунду, оставшись до конца. Пока покой не снится, к нему не стоит и стремится, с забытым по дороге не стоит и возиться. И свет мигает над головами, как будто зная, что кончится ему преграда, и он распространится в потолке и будет всем дарована награда за то, что терпеливо ему отказано в нужде.

Топот неугомонных ног снова окутывает людей, которых нужно обегать стороной, но тем не менее Тимур не привык при встрече с друзьями, как бы он не был занят, не остановиться и не перекинуться парой фраз.

– О, вы все в сборе! Один я сегодня работаю что ли? Уже дважды в подвал сбегал, пока вы тут болтаете. На удивление, я кажется начал подходить к разгадке блэкаута. А я ещё в том году говорил, что нужно менять всю проводку, пока чего доброго пожар не случился. Ещё трагедий нам здесь не хватало. Кстати вы видели свет горел или нет?

– Я вроде… – начинает говорить Саня, но его нагло перебивают.

– Да нет. Никакого света. Тьма, как и вчера, как и позавчера. У нас холодильники текут. Товар портится, а этому ужасу и конца и краю не видно.

С языка Аси сорвалась жалоба, она отчаянно захотела повернуть время вспять, чтобы никогда не говорить этих слов, но, обомлев ещё сильнее, совершенно потеряла дар речи.

– И я не видел, – откликнулся Павел, – Кстати, на счёт видел не видел, ты в последнее время не видел Марту?

– Какой там! Не видел я её уж недели три точно. Когда мне с ней вдеться? Бегаю в мыле по всем этажам, ищу где проводку замкнуло. С детекторами, как таракан, по всем стенам ползаю. Сейчас снова за стремянкой пойду. Жаль, что света не было. Я и правда поверил, что за сегодня смогу хотя бы найти причину. Нет, завтра точно увольняюсь.

– Надо сходить к ней, проведать, может случилось что.

– Не в обиду, Паш, но Марта всегда такая была. Любит она уединение. Спорим сидит в своём книжном и, пока нет никого, книги читает. Не волнуйся ты за неё, а завтра давай заглянем с утра в книжный первым делом.

Тимур убежал опять, оставив компанию в одиночестве. Они были вместе, стояли друг напротив друга, имели возможность заглядывать в глаза по соседству, но они не занимались таким делом, одиноко находясь в окружении лиц. Каждый ощутил себя тараканом, о котором взбудоражено говорил друг, тем тараканом, мерзким существом с коричневым тельцем, имевшим возможность беспрепятственно лазить по щелям в поисках пищи, не оглядываясь по сторонам на себе подобных. Не отличаясь разумностью, таракан тем не менее вызывал меньше омерзения, чем три человека, окончательно убедившихся, что в своём забеге забыли о ближних. Разговоры не подпитывали радость, они имели место только затем, чтобы поддерживать видимость отсутствия одиночества.

Несчастные скитальцы несмело стали расходиться по сторонам. Павел, решившись в одночасье сегодняшним утром сходить и увидеть Марту, своё намерение потерял. Он не знал, чем обернётся день завтрашний, но в нём казалось тоже не найдётся места приветственному дружескому визиту, шоколадным печеньям, купленным по дороге в другом магазине, в другом здании по соседству, и не найдётся места добропорядочности, хотя и слово не было нарушено, он его не давал, но на душе остался неприятный осадок, и мужчина поторопился наверх, впервые за жизнь с, преследовавшим позади, чувством глубочайшего раскаяния.

Ася и Саня вновь остались одни, они стали неумело продвигаться по коридору дальше, но едва ли прошли и пару шагов. Это утро, как и многие до него, не вершило над ними судьбы и не искало в них стремления что-либо изменить. Тонкая уловка материи и свет, вспыхнувший в одночасье, сумел пробудить от долгого сна только одно из присутствующих, да и то ненадолго. Пресловутые коридоры сегодня были на удивления короче, чем прежде, быстрее пытались разлучить. Отчего-то сегодня разлучаться совсем не хотелось, именно сегодня хотелось пойти на работу вместе, отправиться вместе в любое из мест, только бы не нарушить объединение.

Они могли не сказать друг другу и слова за весь день, порой в выходной не выйти из комнаты и не удостоить родного человека и взглядом, словно испуганные отростки жизни хотели потеряться в комнатах и не испытывать насмешливого чувства разочарования от скорой встречи и скорой разлуки. Но неотъемлемо, час за часом, искать способ избежать участи разойтись в разные стороны, когда снова набирались храбрости друг друга найти. В кратком пути на работу, с работы можно было вообразить всё что душе угодно, нарушить нерушимое и собрать воедино нарушенное. Запах человека вблизи, его робкое неуверенное прикосновение, которого другой недостоин, и участь молчания о своём внутреннем, как о чём-то не столь и важном. Нарушить покой другого ни один не смел, так и жили они в близости и так откровенно далеко, как целый мир, бушующий океан, водная гладь бесконечности, пучина бессмертных глубин, глубин неизведанных вселенных. Глаза Аси опустошённые, как и сама жизнь, глаза Сани омрачённые, как и сама смерть, и лелеяли они друг друга два возлюбленных другим человека, не смея ничего сказать за или против. И, как бы не хотелось отодвинуть момент разлуки, им ни разу не удалось провернуть этот трюк.

Они шли близко и запредельно друг от друга далеко, становясь тенью, зайчиком света, пылинкой на теле, чтобы не упустить ничего из поля зрения и чтобы не стать причиной собственного одиночества. Ася отправилась налево, оставив позади брата. Саня отправился направо, оставив позади сестру. Каждый попеременно оборачивался, не упуская другого из вида, пока не ушли они так далеко, что и видеть было уже некого. Ни один из них не видел, что другой смотрит, они следовали незаметно, не желая быть обнаруженными, и не могли догадаться, что пока один взгляд, притихши замер, другой взгляд уже следует за тобой. Ася шла неуверенно словно потеряла опору, Саня же наоборот шёл быстро и чётко, боясь потерять опору. Видимость была пыткой, но больше всего пыткой становилась минута, в которую неумолимо снималась эта самая видимость. Ни один человек на свете не может жить, навсегда запрятав в себе самые страшные тайны, а тем более человек, преданный, с сердцем, умеющим любить и прощать. И эта минута расставания, когда знаешь, что разлука не навсегда, знаешь, что вскоре встретишься вновь с тем, кого оставил, была именно той минутой, в которую срывалась гнетущая видимость. С болью в сердце, тоской, со всепоглощающей яростью вырывался человек наружу и понимал, как он слеп и смешон, а ничего поделать не может. И в эту минуту вырывался тихий стон, эхом пролетающий сквозь запутанные коридоры бизнес-центра, изворачиваясь, возвращался наружу, отражаясь в стекле небосвода, в запутанном дне и в лике того, кто покинул на время, но ушёл навсегда.

Глава 3

Под угрозой каждый из нас, каждый смел, каждый трус. Под угрозой каждый из нас, мы все механизмы в часах. Время оно не про нас, в каждом есть своя временная шкала. Каждый шаг по часам тик-так движет дальше от нас и от вас. Каждый шаг по часам тик-так и половинчатый взор безвозвратно угас. Кто сидит в уголке, кто гимн сочиняет восходу, кто не удел, а изредка ждёт мимолётного вздоха. Каждый из нас слишком устал, каждый не видит оков, но каждый из нас заключённый во веки веков.

День в здании продолжает идти, куча людей выполняет свою работу, и всем предстанет к концу работы уйти, так задумала мать нам природа. Есть время для дел, есть время на отдых, а те, кто останется сгубленным станет, встанет над закланном проклятье, грядою днём за днём обернётся, и кто им расскажет никто ведь не знает, негодные люди в прах обернутся.

***

По порядку начиная с Аси, ведь она начала и конец всех историй, как однажды решил для себя её брат, день объяснит, как сложатся рабочие часы каждого, расставит фигурки по местам и даст указание о делах в здании.

Завернув налево, женщина, не забыв прихватить с собой аромат человека, придёт на рабочее место. Но сперва аромат, прежде всего она вдохнёт его перед тем, как зайти внутрь. Каждый человек истончает свою симфонию. Когда кто-то приходит в гости, можно сперва наивно не обратить внимание на его особый запах, но наивно полагать, что по уходу временного странника за пределы дома от него ничего не останется. Неуловимое присутствие человека будет сопровождать ещё ни один день, жить с владельцем жилья под одной крышей, спать вместе с ним, принимать душ, делить пищу. В жизни Аси же нельзя отличить присутствие одного от присутствия другого. Она живёт с человеком под одной крышей каждый день, сама уже не различая кто владелец, а кто гость в их общем доме, поэтому ей запах собственного тела напоминает о брате, ей бредится что они и пахнут как один человек.

Она, зайдя на работу, сбрасывает фамильярный вид, ведь теперь она не просто женщина, она управляющая сетевого магазина, ответственный взрослый. Подгоняемая обязанностями, она кружится по магазину, как пчёлка ловко лавируя между прилавками, ловко руководя подчинёнными. Сотрудники любят её, она любит своих сотрудников, и что может быть лучше для атмосферы на рабочем месте чем дружеский коллектив? Она не знает, чем заслужила работу по душе, но она благодарит каждый день Бога за дарованных ей людей и за дарованную ей возможность найти призвание без обычных ошибок, которые случаются с любым кроме неё самой.

– Сегодня света снова не будет! Генератор забрали вчера вечером, так что нам придётся постараться, – раздаёт Ася задачи на день, – Задача на сегодня: разобрать холодильники и отправить продукты по другим магазинам. Обращайте внимания на сроки годности и условия хранения, негодные товары без сожаления списывайте. И, Никита, от тебя требуется очистить холодильники ото льда и избавиться от луж, скопившихся за ночь.

– Хорошо, – без возражений отвечает уборщик.

Молодой юнец, недавно окончивший колледж, хороший малый, едва начавший нелёгкий путь взрослости, бесповоротно влюблён в свою строгую, но справедливую начальницу. О его неловкой страсти знают буквально все: сам Никита, сотрудники магазина, сотрудники других магазинов и, конечно же, знает Ася. Ей приятно внимание юноши, и по всем законам жанра хороший бы получился служебный роман, она, необременённая мужем и детьми, он, необременённый опытом, могли бы до поры до времени претворяться, что между ними есть будущее, да только женщина этого не хочет. Всякий знает о том, что Анастасия Евгеньевна женщина своенравная и гулящая, под стать себе она и выбирает мужчин, мужчин, не имеющих в отношение её серьёзных намерений. Семья для неё непозволительна, она уже заложница своей семьи и нет в её мире покоя и гармонии нерушимых уз, нет святости и любви. Никиту же она не хочет разочаровывать, будь у неё на жизнь планы она бы выбрала такого как он, не усомнившегося в любви, не страдающего от горя, серьёзного и рассудительного молодого мужчину, знающего цену деньгам и слову, не посмотрела бы на его возраст, на его статус, но цена её несвободы – её собственная жизнь, в которой нет места таким как Никита.

– Тогда хорошо. Давайте постараемся. Хорошего нам дня! – говорит Ася и смолкает.

– Анастасия Евгеньевна, – отвлекает её Никита от молчания.

– Да. Ты что-то хотел?

– Хочу пригласить вас сегодня в ресторан. На свидание.

Ася снисходительно улыбается вымученной улыбкой.

– Извини, но нет. Я занята.

– Рабочий день до девяти, после девяти вы свободны.

– Я занята не работой, я занята жизнью, но мне приятно, что ты проявил ко мне внимание. Слушай, Никита, найди себе другую любимую женщину, я не подхожу. Найди себе ту, которая тебя будет любить, а не которая изворачиваться от просьбы сходить на свидание.

– Вы видите во мне проблему? Я не подхожу, потому что всего лишь уборщик? Но это временная работа. Наберусь опыта, открою свою клининговую компанию. Надо же с чего-то начинать.

– Я и не возражаю. Ты много добьёшься, я вижу это в тебе. Ты не бездельник, и не считаешь свою работу позорной, – Ася смотрит внутрь возражающих глаз, – И нет, предвидя твой следующий вопрос, дело не в возрасте. Пойми, дело во мне.

– Вы любите кого-то ещё?

Оставив вопрос без внимания, Ася уходит, не бросив за собой и шлейфа, и намёка на то, что может натолкнуть его на размышления, ведь сама она едва ли может сказать о чём её мысли. У неё нет особых раздумий, она не имеет мнений, она не имеет сути, и ей от этого легче. Вдохнув по сильнее свой собственный запах, она идёт устранять последствия, не обнаружив причины.

***

Во всех историях есть последователи, этакие подпевалы, носители чужих мнений. Можно ли было сказать про Саню подобное, ни ему, никому-либо из его окружения об этом неизвестно. Во всякий пасмурный день ожидаешь прихода солнца, во всякий солнечный день ожидаешь прихода туч. Не ясно почему людям всегда не хватает того, что случается в другие дни. Сане подобное тоже было не совсем ясно, он не желал определённой погоды и не имел на её счёт ожиданий. Как поётся в известной песне: «У природы нет плохой погоды, каждая погода благодать», так было и в жизни мужчины и не только на счёт погоды. Ему нравились любые дни, какие бы они сюрпризы за собой не таили. В минуту, когда он поворачивал направо, а затем возвращался на этаж вниз, в магазин электроники, он не стремился снова найти человека снаружи или внутри себя, от этого было легче.

Первооткрывателей помнят, любознательность открыла им путь к небосклону и прославила их имена через эпохи. Почти все могут назвать людей, несмотря на тяжкие испытания сумевших преодолеть вершины гор, пересечь океаны, силы земного притяжения. Разве это не вызывает уважение, человеческая одарённость, изобретательный ум, взгляд за пределы разумного горизонта? Без этих людей не строилось бы общество, не росли бы ввысь дома, не плавали бы в глубины батискафы. Но мы часто забываемся, думая, что это предел, каждый раз удивляясь новому, и забываемся сколького горя и страданий похоронено в этих открытиях. Двойное дно открытий. Одно имя помнят с восхищением, другое отождествляют со злом. Интересно быть прославленным изобретателем, но что стоит за этими изобретениями? Всего ничего, всего-то судьбы людей. Саня не боялся быть лицемерным с самим собой, он то точно знал в жизни одну вещь: он не тот человек чьё имя запомнят, чего-чего, а бояться быть восхвалённым или оплёванным ему не грозило.

Войдя через дверь на работу, Саня направился к излюбленному месту во всём магазине. В былые времена электрической эры ему не часто приходилось там обитать. Камеры видеонаблюдения и подходящие клиенты мешали наслаждаться бездельем. Во времена блэкаута стало легче взаимодействовать с миром в любимой для него манере. Не всем везёт с работой, с предназначением в жизни. Отучившись вместе с сестрой на менеджера, он и не смел предположить, что окажется в богом забытом магазине, с кучкой таких же глуповатых коллег. Сестре повезло значительно больше, после университета устроившись кассиром, она резко за пару лет взошла по карьерной лестнице, тогда как ему, особо не проявлявшему к работе стремления, пришлось задержаться на месте продавца. Совсем неподходящая специальность, совсем неподходящая должность совершенно убили в нём настроение поменять свою жизнь. Беда ли это того человека, который уподобился своему существованию, или вина образования, от которого нет толка до первого практического опыта, какая разница. Без планов, без целей в жизни нет и нужды в изменениях.

На работе Саню все знали, как своего парня, он наперевес с товарищами отлынивал от работы при любой удобной возможности. И теперь при неработающих кассах, света же нет, он в полной мере удовлетворялся часами без людей, снующих поблизости.

– Я принёс! – закричал Стас.

– Принёс? Отлично! Давай сюда, – Саня взял запасные батареи для ноутбуков и разложил на столе, – Сегодня по крайней мере мы не столкнёмся со вчерашней проблемой.

– И не говори. Два часа миссию проходили и всё зря. Чёртов свет, будь он не ладен! Совсем забыли, что ноут разрядится!

Любимое место выглядело притягательно, и не важно, что в обычный день перерыв проводился за экраном большого телевизора с подсоединённой к нему плойкой, а не за маленьким ноутом и двумя геймпадами. Два продавленных геймерских кресла, которые не продашь из-за непотребного вида, стояли на том же самом месте.

– Сань, а думаешь это ничего, что мы уже три дня ничего не делаем? Вдруг руководство придёт. Надо бы переучёт сделать для начала, – возобладал на секунду разум Стаса.

– Да, завтра сделаем. Видел сегодня Тиму, он говорит, что с электричеством дело дрянь. Он-то божится, что за сегодня найдёт проблему, да только бегает и копошится почём зря. Проводка старая, починит, коротнёт заново. Мы здесь на неделю застряли без света, если не больше. Завтра всё сделаем.

– Точно?

– Да, точно тебе говорю. Я Тиму с первого класса знаю, он всегда оптимистично смотрит на вещи. Я тебе говорю сегодня ничего не починят, – вместо слов Саня перешёл к главному аргументы, потянувшись к рюкзаку, – Лучше смотри, что я принёс.

– Игровые? – с сомнением произнёс коллега, поглядев на беспроводные наушники, – У нас в магазине лучше продаются. Давай их возьмём.

– Ага, а зарядка? Ты вот вспомнил вчера, что нужно бы и наушники прихватить домой зарядить.

– Блин!

– Так что довольствуйся этими. Всё лучше, чем если бы мы врубили звук как вчера. Помнишь, что вчера было? Аня прибежала, как безумная, сказала начальству доложит, что мы тут прохлаждаемся. Так что сидим тихо и не выпендриваемся.

– Эх, давай сюда. А переучёт и правда на завтра оставим. Всю ночь думал об этой треклятой миссии, сегодня не пройдём опять всю ночь будет сниться.

В ушах коллег зазвенел рокот, раскат, стрельба, смешавшие реальность с вымыслом. Пока другие занимались важными вещами: разбирали холодильники в поте лица, в этом магазине не делалось ничего путного. Сражения, отражавшиеся в глубинах витрин, подсказывали, что до конца времён, скрежет и гул игр будет замещать необходимость думать и жить. Нет в вехах времени объяснений сложившемуся механизму, нет в вымысле правды, а значит завтра будет по-прежнему, ни хорошо и ни плохо. Всё будет по-прежнему, сойки-пересмешницы будут смеяться, лучи солнца заигрывать с тенью, двое людей без особых стремлений проживать день не в скуке земных отвлечений, а в играх, разврате умов, а не тел.

***

По-хорошему хорошие люди должны быть счастливы, плохие несчастны. В вехах веков слагается истина, но истину должно быть забыли прописать, а поэтому она и не истина вовсе. Павел, расставшись с друзьями сразу же пошёл наверх, преодолел два этажа без лифта, чтобы упаковать товар и подготовить к отправке через транспортную компанию. Ему было не спокойно, когда он проходил через гнетущие тёмные пролёты без окон, подсвечивая фонариком на телефоне ступеньки. Он тихо спрашивал себя до какой поры ему предстоит играть в великого человека. Его несчастье, если оно и было таковым, не виделось ему однозначным. Он ничего не боялся, ни от чего не страдал. Само слово «несчастье» казалось ему абсолютно странным. Что делает человека несчастным он не признавал, и своё несчастье не искал, да и счастье не искал тоже.

На переправе со второго этажа на третий Павел представил картину мира, в котором ему не довелось жить. Когда он поравнялся с четвёртым этажом, он понял, что его размышления абсурдны и забыл о них. Пока он шёл к складу с товаром, он встретил двоих людей, обитающих по соседству с ним, внимательно озаботился о состоянии их дел и проводил в день хорошим напутствием. Хороший он был человек Павел, не лентяй, трудяга, всегда мог помочь, всегда мог подсказать, такой, как он, не будет притворствовать, не будет осуждать за спиной. Хорошие люди каждый знает несчастны, только мужчина не догадывался о своём несчастье, не видел жалостливых взглядов, не слышал голосов, в которых едва сдерживались всхлипы. Все знали о Павле, об его скорбной жизни, разносили сплетни, приправляя всевозможными домыслами. Каждый мог пересказать его историю, люди о себе не знали столько подробностей, сколько знали подробностей о жизни коллеги.

Кто же не в курсе, что мужчина очень одинок, нет у него ни жены, ни детей, ни любовницы. В жизни Павла на первом месте его семья: пьющая мать, гулящий отец, брат, малолетний рецидивист, и сестра красивая и такая же несчастная, как и брат, живущая в убогом жилье с прогнившими трубами, гробит свою красоту в непосильных трудах, обслуживая нерадивого мужа и негодных детей. Каждый знает об ужасной участи Павла нести крест за всю семью, каждый день вечерами проливать слёзы по загубленной по чужой вине жизни.

И этот мужчина, этот несчастный, но не сломленный мужчина, превозмогая себя, трудится во имя блага родных. Он, проявив нечеловеческую силу воли, оплачивая невообразимые кредиты, открывает маленький копировальный центр, затем не взирая на угрозы коллекторов, ввязывается в авантюру и начинает поставки из Китая. И вот оно вожделенное счастье для несчастного человека, бизнес начинает приносить прибыль, потихонечку долги начинают оплачиваться, но не тут и было. Семья не даёт покоя, родители тянут из сына деньги, брат ввязывается в криминал, сестра просит помочь с устройством детей в школу. И несчастье мужчины множится, коршуны со всех сторон обклёвывает его непокорённую голову, и он работает, молча снося любые испытания, работает и не жалуется, работает с утра и до поздней ночи, не обращая внимание на усталость, работает во имя любви и надежды, что однажды ему воздастся по делам, но не просит пощады.

– Ало, да, мам. Как у тебя дела? – врывается неожиданный звонок посреди прекрасного утра.

– Хорошо всё. Ты как?

– На работу пришёл. Заказы надо собирать. Отсутствие света – не повод для выходного, – Павел крутится на собственном стуле, посреди собственного офиса, – Ты сегодня рано позвонила. Что-то случилось? Как отец?

– Нормально. После химии тяжело ему, конечно, но он справится, не переживай. Врачи говорят шансы на ремиссию большие.

– Тогда что-то случилось с сестрой или братом?

– Нет и у них всё нормально. Петя вон в школу час назад ушёл. Сегодня у него соревнования по волейболу. Я хотела пойти, но он сказал, что не надо. Стесняется меня, но оно и понятно, возраст такой, перерастёт. Ира тоже в порядке, правда Ванечка заболел в садик не пошёл, теперь с двумя будет нянчиться две недели. Володя в рейс ушёл, но ничего я всегда у неё на подмогу есть. Так что не думай, всё у нас хорошо. А позвонила я, чтобы тебе хорошего дня пожелать. Ты работаешь без выходных, душа моя за тебя болит. Хоть бы отпуск на недельку взял, да съездил отдохнуть.

– Мам, ну не начинай.

– Да, я молчу. Ладно, не буду мешать, работай сынок. Пока и хорошего дня!

– Пока, и тебе хорошего дня!

В телефоне раздаются гудки, Павел откладывает дела на время, соображая, что может и правда взять пару дней отдыха. Поглядывая на бесконечные коробки, расставленные на стеллажах, по стенам, он неожиданно хочет уйти, но в последний момент садится обратно, ему нравится его жизнь, эта волокита, и нравится усталость в теле по вечерам, он не хочет ничего изменить. Ему нравится быть хорошим человеком, нравится быть для людей опорой и нравится быть полезным. Несчастье так часто приписываемое не тем обошло его стороной. У него лучшая в мире мама, любящая, не навязчивая, скромная; лучший на всём белом свете отец, пришедший на выручку с деньгами, когда он только начинал бизнес; прекрасный брат, спортсмен, отличник; и чудесная старшая сестра, замечательная мать двум любознательным мальчуганам шести и двух лет, замечательная жена своему любящему мужу. О каком несчастье может идти речь, когда в окружении таких людей Павел провёл своё детство, ему за радость помочь своим близким, взаимовыручка вот, что досталось ему в наследство, а не как многим: психологические травмы и вина за грехи.

Заказы приходят один за одним, а значит в этой истории хорошим людям даруется счастье на зло завистникам и сквернословцам, скупцам и подонкам. Ведь не бывает на свете такого, что труд делает человека хорошего ещё лучше; не бывает, что деньги зарабатываются честным путём без излишних страданий; не бывает, что помогают по доброй воле, не искупая вину. Не бывает по мнению людей счастья для тех, кто от рождения им не обделён. Проще жить в ложном представлении и верить в свою красиво состряпанную ложь.

Спрятать за враждебностью жалостью, нагнать на непринятие туман, в этом и спрятана главная слабость для всех, кого не минует обман. В часах, спрятанных под стеллажом, не видно стрелок, Павел не смотрит обычно наверх, чаше обращает взгляд к низу. Сам он не видит счастье не в миге, ему опротивел весь свет. Он не любит картинно смеяться, не любит он долгих часов, любит всегда вперёд поддаваться, не зримо людьми любоваться, не веря, что кто-то имеет счёты против него. Не видится счастье ему в созерцании, не видится свет потаённых оков, его работа его же призванье, к другой жизни он не готов.

***

Посередине между ночным небом, крышей здания, первым этажом и подвалом застряло создание. Мартой зовётся женщина милая, Мартой зовётся женщина с книгою. Имя оно показатель души, как не ищи оно на виду, госпоже с собою его по жизни нести. Радость, надежда, солнечный луч, застрял где-то между знаньем, между книгами о психологии, предсказаниях, между кулинарных томов, детективов, советов людей. Тьма восстанет, погаснет земля, ночь подкрадётся с заднего входа, лишь тоненький луч фонаря короче всех приведёт под ясные очи неземного восхода.

Бредут люди во всех направлениях, ходят и там, и тут, никто никогда не заглянет в книжный, его сторонясь обойдут. Чего там искать, слова ли, они потеряли шик, в двадцать первом веке создания успевают только мимо жизни спешить. Одному человеку важно осталось понять навет, она читает книжечки тяжко, вверяя другим людям свет. Она с натяжкой считается с жизнью и там, и тут, и как же помилуй важно остаться сидеть вот тут. Она смотрит пристально в книжки, но бывает, отвлёкшись обращает взор, куда бы то ни было, но главное выше, выше стен и выше оков.

Тень сидит человека для всех, о ней редко вспоминают друзья, и, казалось бы, нужно ей вести себя громче, но ей не нужна слава, она прячется здесь и не зря. Больше о ней слов нельзя и сказать, тихая тень, тихая женщина, тихая лань, сидит и читает под ночным небосводом книжки, ей не нужен и свет фонаря.

***

Последний человек на сегодня остался. Про него ли говорить, если он сам про себя и слова сказать не в состоянии. Кто он, сколько лет ему здесь и сейчас, какие у него планы, что он и где, сказать сложно. Бегает повсюду и находится нигде. Перекати поле человек, добрый малый, с добрым сердцем, наивен донельзя. Наперевес со стремянкой на протяжении трёх суток ищет причину аварии, спешит устранить последствия чужой халатности. Взмокший лоб, кудряшка прилипшая к этому лбу с одной морщинкой, это он и есть, весь, без остатка. Обманывают его стены, вертят им, а он, признаться честно, и не старается им возразить.

Тимур, кто ты, странник? Кто ты юноша со взмокшей прядью? Не тебя ли бросил отец в детстве, не твоя ли мать подтолкнула к выбору профессии раньше, чем кого-либо ещё? А он молчит, Тима молчит, не хмурится. Стремянка и набор инструментов – вот всё его достояние, купленное на зарплату. Солнечные лучи пробираются через запылённые окна, и он смотрит на них, не смея отвести взгляд, как бы ярко они не светили в глаза, как бы он от них не хмурился. Он ни с кем не говорит, коллеги его проявляют мало беспокойства на счёт аварии, играют в покер в подвале, пока мужчина носится, что есть сил, бегает вниз и вверх, распутывая головоломку неправильных предохранителей.

Загадка спутала ум, заставила думать шире, бежать быстрее, спорить жарче, жаловаться сильнее. Он не спорит с собой, Тима прекрасно знает, что от его слов никакого прока, разбегаются его слова, нет в них веры. Вера осталась только в его душе, и мольба о спасении часто настигает его. Он молится, оставаясь перед собой нечестен, но его мольба откровенна: «Я Тимур, я электрик. Это моё призвание, и мне бы желалось, чтобы оно и в самом деле стало моим призванием. Я человек, и как всякий человек грешен. Я признаюсь в своих грехах, милый Боже, и верую, что ты дашь мне сил снести все трудности, что уготовила мне моя жизнь. Я буду более терпелив к матери, постараюсь простить своего отца. Я буду работать честно и не сетовать на свою участь. Прошу одного: сил, чтобы я смог выполнить данные тебе обещания; терпения, чтобы не сломаться на пути к своим целям; счастья, чтобы не искать его в других вещах». И когда с его губ срывался тихий стон, он чувствовал, что ничего из просьб не будет исполнено, ведь это он сам обрёк себя и никто иной не мог дать ему то, чего он просит.

Глаза сжигал свет солнца, стремянка стояла близко к стене, Тимур взобрался на самую высокую ступень и протягивал руки к потолку, надеясь, что его руки смогут добраться до солнца и его задушить. Но, нет, твёрдая гладь, постоянная вечная гладь мешала взобраться выше. Стремянка пошатнулась, а звонкий гул в ушах почти лишил сознания. Тимур очнулся, отвёл от солнца глаза, опустил к низу руки, оглянулся по сторонам. Ни одна живая душа не видела, как едва он не упал на пол; ни одна живая душа не видела и прежде, как он тысячи раз падал вниз. И в этот раз ему не улыбнулась удача, и здесь не нашлось причины отчего свет погас трое суток назад. Завтра день наступит и снова его охватит желание подняться запредельно высоко, но сегодня Тима спустился на пол, взял лестницу и увёл её вместе с собой через коридоры, через пространство и время, чтобы завтра возвратиться вновь на то же самое место, к тому же самому светильнику и уверовать, что он подарит рассвет после вечности тьмы.

Глава 4

Восстанут собратья люди, протянут руки друг к другу, сомкнут круг, прочитают сказание, размокнут круг, уйдут на покой, вернутся и день повторится заново. Пока пятеро друзей сидели в разлуке, поглощённые мыслями кто о работе, кто о безделье, кто о семье, кто о прошлом, кто о будущем, время не сидело на месте. День близился к ночи, рабочие люди отбывали домой, оставляя коридоры пустыми. Час за часом, человек за человеком пока никого не осталось. Старый охранник читал газету, он не был человеком, он был ширмой, поэтому и остался.

Ася проводила коллег по домам, разрешила уйти пораньше, сама задержавшись на подольше, продолжив в темноте одиночества перебирать холодильники. Она не была человеком, она была должником, поэтому и осталась. Саня прошёл миссию со своим коллегой, прошёл и вторую, и третью, а заряженным батареям не было ни конца, ни края. Стас под конец дня пробормотал, что ему пора, а Саня махнул рукой на прощанье, ему никуда не было нужно, сестра не зашла за ним, чтобы отправиться вместе домой. Он не был человеком, он был розой ветров, поэтому и остался. Павел не был никому должен и долгов не имел, весь день паковал заказы. Он не был человеком, он был механизмом, поэтому и остался. Марта весь день сидела и читала книги, а когда солнечный свет перестал проходить через стекло, включила фонарь на телефоне, забылась во времени и пространстве. Конечно, она уже не была человеком, она была стопкой книг, поэтому и осталась. Тимур же, забегавшись и умотавшись за день, бурил стену, перетасовывая провода, как лихой фокусник, его глаза жадно вращались в орбитах, его кровь кипела, а голова мутилась от страха, но он продолжал. Он не был человеком, он был сущностью, поэтому и остался.

Пятеро неразлучных школьных друзей, по велению рока застрявших к полуночи в стенах неликвидного бизнес-центра, заложили фундамент для размышлений. Всякий волен поступать как ему вздумается, жить как ему хочется, но погибать должен как велено. Сердца тосковали поодиночке вблизи, в паре шагов, и несмотря на это не стремились соединиться. Пыль коридоров, неприязнь, недуги общества – всё скрылось от посторонних глаз, когда свет перестал ниспадать из окон. Ширилась вереница чужих сожалений, собиралась вместе бравада из всякого рода несчастий, сгущались на небосводе тучи и только и ждали, когда наступит момент пролить слёзы за все неприкаянные души мира. Гром не успел прозвучать, молнии не удалось сверкнуть, как тонкая печать растаяла, вернувшись в своё прежнее состояние, обернувшись воском, раскрыв объятия забытого на чердаке письма, в котором сказано: «Бойся ты человек своих желаний, бойся, что они сбудутся».

Вода хлынула с не дюжей силой, обвалив часть стены, подтопив здание. Шум распространился по стенам, гул воды с нарастающей мощью начал вытаскивать последних обитателей с мест. Первым на шум спустился Тима. Нахлобучив налобный фонарь пониже, будто он мог его спасти от наводнения, мужчина пробрался в центр бедствия и обомлел. Водопроводная вода хлестала из стены. Он измучено побежал к эпицентру событий, но, вскоре подоспевший, поток воды снёс его обратно к двери. Грязь подвала с разбушевавшейся стихией вымывала признаки жизни из обугленных электричеством стен. Щитки ненадёжно млели под гранями безумия и постанывали, вскрикивая: «Что вы натворили, что натворили, безумцы!». Игральные карты были здесь же, те, которыми неудачники мерили силы вместо того, чтобы работать. Они напряжённо то тонули, то всплывали, то тонули, то всплывали, вся колода стремилась сбежать из-под гнёта воды, но она ничего не могла изменить. Тимур молча стоял, его тело было наполовину в воде, но он не мог сдвинуться с места, его ноги будто пригвоздили к полу, он ждал, когда всё закончится.

В это же время Ася и Саня летели навстречу друг другу, не закрыв свои магазины неслись, что есть мочи против ветра. В окна задувал ураган, под ногами бушевало ненастье, знать о котором они не знали, а бежали затем, чтобы спасти человека ближе которого нет в целом свете. Только поравнявшись друг с другом взглядом, они безмолвно кивнули, они знали куда бежать и что нужно делать. Заслышав шум одним слухом на двоих, они, перепрыгивая ступени, взбирались вниз. Гул в стенах нарастал с каждым шагом навстречу беде, откуда-то сверху сбежал и присоединился к брату с сестрой Павел, он побежал в тот же миг как хлынула вода, гонимый не слухом, предчувствием, наваждением. Он мог бы поклясться, что не знал причину с чего вдруг ему приспичило бежать, он не слышал всплесков, не слышал бегства, не слышал завывание ветра, он просто знал, что нужно бежать и у него не было выхода, он был над собою не властен впервые за жизнь.

Втроем они спустились в подвал, теперь все трое хорошо слышали доносившийся плеск воды, и никому из них не пришла мысль взять телефон и позвонить в МЧС, они не ощущали себя целыми с миром, они остались сиротами при живом белом свете. Не укрытые дланью жизни, они не ощущали её вкус, знали, что с этой бедой они брошены один на один. Им не было страшно, вода не пугала, она зазывала отворить дверь и прыгнуть в её мощные лапы. Стихия влекла, а очи загипнотизировано взирали на друга, вставшего посередине ненастья, взирали на покосившуюся стену, на воду, мутную жижу, канализационную мертвенно серую падаль.

Позади всех притаилась и Марта, она, не замеченная компанией, улыбалась. Вода стихла с её появлением, больше не падала вниз со скоростью света, а медленно струилась сквозь зазоры, авария, вторая за три дня ждала, когда её возьмут под контроль. Ответ лежал на поверхности: перекрыть трубы и позвонить надлежащим службам. Кончилось бы затопление, разошлись бы ненужные люди по своим домам, кончился бы день, наступил бы другой, но пятеро стояли и смотрели, стояли в непонимании, а что делать дальше и должно притихли, стали невидимее пустоты, прозрачнее стекла, меньше неведомого, больше невиданного.

Лепет младенца к нему устремляется мать, она защищает любовью от пепла. Крик ребёнка к нему возвращается мать, она оберег от проказы и скверны. Стон юноши, девы к ним приближается мать, она забирает горести мира. Вопль женщины, вопль мужчины мать отвернулась, она в отдалении сложила замёрзшие крылья, так от неё требует жизнь. О, день, не неси ты несчастья, сбереги от бед и нужды, день, не будь к созданиям совсем непричастен, сними хотя б половину от всех обязательств, муки выбора навек за собой унеси.

Заново.

Глава 5

Столкновение с неизбежным настигает жителей земли. Однотипные будни, отложенная жизнь, беспечно прожитые выходные, приходится мириться с неизбежным, сидя на одном месте ничего не поправишь. И птицы, голуби, да воробьи, вот кто действительно живёт неспешно, не задумывается наперёд. Они скрываются в ветках деревьев, спускаясь вниз затем, чтобы выгрести из помоек остатки пищи. А рядом сбиваются в компании дети, чтобы поиграть в догонялки, спрятаться за стволами деревьев, они не смотрят вверх, не замечают птиц, спрятавшихся вместе с ними. За детьми приглядывают взрослые, спрятавшие зависть в деревьях, где спрятались и дети, и птицы. Выбор людей, самостоятельный выбор, бессознательный выбор, за которым скрыт весь жизненный путь, поставивший под сомнение, что выбор и правда истинная воля. Хотя об этом уже было сказано, лучше говорить о том, чего ещё не случилось.

***

Солнечные лучи облюбовали старый платяной шкаф, выбравший место по соседству с кроватью. По стенам бегают солнечные зайчики, маленькие создания, покровительствующие над спящими. Они незаметно проскальзывают по груде из едва уловимого движения и одеяла. Зайчики знают, как бегать неслышимо и как необходимо остановиться, когда обитатели домов начинают просыпаться. Они живут во время сна и притаиваются за шкафами вовремя бодрствования людей. Они эфир, солнечный свет, они существа фантазии и мертвецы яви. Странные они существа, они знают наперёд о своей участи, но никогда не грустят. Они созданы радостью, они созданы светом, они созданы, чтобы в конце умереть.

Женщина, чья рука безвольно поникла, пугает существ, когда выползает из-под груды, чтобы выключить будильник. Но миг страха угас и снова зайчики бегут друг за другом в нескончаемой гонке, где нет ни проигравших, ни победителей, они прокляты вечно бежать, но никогда не догнать себе же подобного. В комнате слышится скрип, это дверь скрипит и впускает мужчину.

– Вставай, на работу пора! – врывается голос вдогонку скрипу двери.

Груда под одеялом несмело шевелится, дёргается и снова смолкает.

– Вставай, иначе уйду без тебя! – не смолкает раздражитель.

– Да, иду я, иду, – тихо шепчет полусонный взгляд и закутывается в одеяло сильнее.

Женщина вздрагивает, разевает глаза. Она больше сегодня не уснёт, сегодня ей напророчено идти на работу. Мужчина закрывает за собой дверь, а Ася начинает просыпаться, сначала двигается медленно, затем ускоряется и вот она привела себя в порядок, умылась, оделась и готова идти завтракать, дивный аромат еды влечёт на кухню. Она выходит из комнаты, и зайчики, казалось бы, вот-вот должны появиться, продолжить свои догонялки, но их нет, они ушли навсегда не затем, чтобы вернуться обратно, ведь они, как и сказано, фантазия сна, а не яви.

На кухне тихо, иногда стук ложки о тарелку сбивает тишину с ног, и именно тогда можно вздохнуть. Еда проскальзывает внутрь, и вроде бы два живых человека вблизи, но между ними нет согласия, они заполняют пустоты комнаты и нет от них толка. Не сказанные слова, не сбыточные мечты, ах как бы хотелось поменять день, но завтра ничего не будет поменяно. Опять пустое обещание Аси встать пораньше завтра и приготовить завтрак, снова Санин кивок недоверия к обещанию сестры, повторение жизни, а урок вновь пропущен. Мужчина постоянно смотрит в смартфон, листает ленту, будто бы там, внутри этого телефона, и есть сама жизнь, а не здесь прямо перед его носом. Но нужно идти на работу. Не сговариваясь, двое выходят из дома, Ася закрывает дверь, Саня дёргает ручку. Ася спускается по лестнице вниз, Саня следом за ней. И они встают на остановке в ожидании транспорта. Люди по сторонам в нетерпении, они на низком старте, в любую секунду готовы бежать и брать абордажем подходящие автобусы, троллейбусы, да маршрутки.

Знакомый номер вылетает из-за поворота, и Ася готова дать бой.

– Наша маршрутка! – кричит Ася, молодой мужчина, застрявший в смартфоне, следует на голос, не отставая.

Они попадают внутрь, встают неловко прижавшись друг к другу, места чтобы сдвинуться у них нет. Они прикрывают глаза, зная, что через пару остановок будет полегче. Знакомые лица, те же лица, что были и вчера, и сегодня, и будут до конца недели, до конца совместных путешествий на одном номере, окружили со всех сторон. Саня знает наперёд кто и когда выйдет наружу. Вот тот лысый мужчина через остановку начнёт пробираться к выходу. Эта полная женщина останется и тогда, когда они с сестрой выйдут. Двое школьников, друзей, проедут через мост и выйдут вместе с ними. Почти ничего не меняется, почти никогда не меняется.

В маршрутке освобождается место, Саня вытаскивает смартфон, держась одной рукой за поручень, другой держа целую жизнь на ладони, он продолжает скролить ленту. Однотипные видео скрадывают минуты посередине волны из людей, скрадывают расстояние, скрадывают скуку и за одно жизнь. Ещё через остановку освобождается два места, Ася проталкивается вперёд, занимает место, ставит сумку на другое, пока медлительный брат пробирает за ней. И они сидят вместе, остаток пути положив головы в кучу, не замечая ни серые обветшалые дома, ни измученных лиц, не выспавшихся людей. Они не подозревают, что они и сегодня не доедут нескольких остановок до работы. Жёлтые фары загораются, оповещая об аварии, и маршрутка съезжает к обочине.

– Дальше не поедим! Двигатель сдох! – трезвонит отголосок последних минут неги перед уходом.

Суетливо Ася подскакивает с плеча брата, пробуя на вкус слова о сломанном двигателе. Она под стать аварийным фарам неистово моргает, выглядывая через окно наружу. Брат кажется тоже не до конца верит в происходящее и молчит. Люди выходят из маршрутки, смиряясь с необходимостью выбрать на сегодня другой путь, и только два человека задерживаются на подольше.

– Сказано двигатель сдох! Выходите! Не поедем больше! – кричит водитель, обнаруживая парочку, прилипшую к сидениям.

– Опять? – недовольно бурчит Ася, – Зачем вы выехали, ведь знали, что ваша маршрутка не исправна. Мы могли попасть в аварию.

– А мне откуда было знать, что случится!? Этот чёрт на заниженной Ладе меня подрезал! – водитель невольно протягивает руку к наличке, – Вы чего хотите денег за проезд? Так берите и уходите! Мне некогда, день и так с утра не задался!

Вспыхивая от возмущения, Ася встаёт с места, тянет брата за руку и, не потрудившись забрать деньги, они оба выскакивают на проезжую часть, движимые желанием убраться отсюда подальше. Солнце ясное, как сам день, торчит на горизонте и греет замёрзшие после зимы сердца, но этих двоих не проймёшь, их сердца заледенели от злости.

– Да, что же это такое! Да какого чёрта! – кричит Ася, – И ты понимаешь опять здесь же! Хоть бы этот чёртов мост переехали! Сегодня идём на остановку, слышишь меня! Не желаю слушать возражения!

Ноги женщины резко поворачиваются в обратную сторону, и её пронзает током, злость, потупившись, уходит, она замечает солнце.

– А вообще сегодня ничего так день, правда? – говорит она, застыдившись своих мыслей, – Чего я вдруг, водитель же не виноват. А пускай! Давай и сегодня пешком пройдёмся, а?

Брат кивает и неловко начинает идти впереди сестры. Они пускаются в долгий путь через реку, и сегодня он такой же трудный, что и вчера, но на душе Аси отчего-то немного легче. Она думает о том, что, чтобы не случилось сегодня, всё будет совсем иначе.

Глава 6

Не обращая внимание на встрёпанные волосы и продрогшие от ветра запястья, Ася заходит внутрь бизнес-центра, Саня опять оказался позади. Охранник, не поднимая взора, отвечает на скорое приветствие кивком и продолжает разгадывать кроссворд. Из-за угла появляется старый друг в затрёпанном комбинезоне с выпученными глазами.

– Опять вы? – медленно ворочая языком, говорит Тима, – Скоро решу, что встреча с вами с утра к плохим новостям.

– Что и сегодня не можешь найти причину блэкаута? – удостоверяется Саня.

– Бинго! Это ужас какой-то! Я вчера все этажи оббежал и всё без толку. Сегодня заново начну с первого. Нет, всё сил моих нет сегодня, если не начну продвигаться к истине, завтра подам заявление об увольнении! Или по крайней мере, если не растормошу двух идиотов, которые в покер играют в подвале. Я сегодня думал им наглости не хватить бездельничать. Так нет же, пришёл сегодня пораньше и опять та же картина!

– А начальник на них не может повлиять? – на сей раз спрашивает Ася.

Тима обречённо махнул рукой.

– Если бы. Что толку их пугать, знают же идиоты, что работать некому. Сева единственный нормальный был, да вот заболел, кто ж его знает, когда он теперь придёт. А электриков мало, на все объекты не хватает. Сегодня звонил уточнял по своему вчерашнему запросу, но ответ начальника, как и вчера, что лишних рук нет. Ладно, пойду я! Некогда мне!

Закружившись на месте, словно ураган, Тимур убежал прочь, а брату с сестрой пришлось продолжить путь. Они шли медленно, не подыскивая слова для нынешнего расставания, ожидая, что день итак их сумеет разлучить и без излишних слов. В глазах обоих сложилось чувственное умиротворение моментом. Они не роптали, не жаловались, а шли, поднимались по ступенькам и шли, пока не заметили по левую сторону до боли знакомое лицо. Друг стоял, сложив руки на животе, задумчиво поправляя серьёзное лицо. Два голоса подали ему знак отвлечься от мыслей.

– И вам привет! – сказал мужчина, широко улыбнувшись, – Не думал, что сегодня вы снова здесь пройдёте.

– Мы же всегда здесь ходим. Сначала я провожаю Асю, затем в конце работы она приходит за мной. Ты разве забыл? – вдумчиво произнёс Саня.

– Ах, да! Точно! Это я вторые сутки здесь ошиваюсь. Что нового кстати? Надеюсь сегодня без происшествий?

– Если бы, – взволновано забормотала Ася, – Ни за что не поверишь, что сегодня случилось с утра.

– Маршрутка высадила? – на лице Павла отобразилась ухмылка, он пошутил.

– Именно! – мужчина напротив перестал улыбаться.

– Второй раз за два дня? Не, ну вы и везунчики!

– Ага, и водитель тот же. Видно так и не починил нормально двигатель и снова вышел на рейс. Но мне его даже жаль, вторые сутки без выручки, а если ему семью кормить?

– И что снова шли пешком до работы?

– Да. И сегодня меня никто не заставлял, я сама предложила.

– Ты!? Да, не смеши меня! Анастасия Евгеньевна не способна и пять шагов пройти без хорошего пинка. На физкультуре ты весь урок сидела на скамье запасных.

– Нашёл что вспомнить, школу. Она была как будто в прошлой жизни. Сколько лет то уже прошло?

Трое глубоко задумались, каждый в уме подсчитывая в каком году они покинули общеобразовательное заведение и разошлись по разным дорогам, чтобы в конце концов собраться под крышей одного здания. Кто бы мог подумать, что пятеро неразлучных друзей, встретятся спустя годы случайно и вернут былые отношения, и воссоздадут прежнюю дружбу? Пока ни один не пришёл к верному числу, а компанию уже заметил четвёртый друг, Тимур. Он осмотрительно пригнулся, не встречаясь с друзьями взглядом, предположив, что может проскочить незамеченным.

– Эй, Тим, сколько лет прошло со школы? – крикнул ему вдогонку Павел.

– Что? – переспросил Тима, не расслышав или не пожелав расслышать.

– Мы в каком году школу закончили?

– Снова, – недовольно заладил друг, – И вот снова вы стоите и ничего не делаете. Если вам все эти дни заняться нечем, вы это сообщите между делом, я вам найду занятие. Думаете я шучу? Второй день на этом этаже лясы точите, пока я один вкалываю.

– Да, ладно, не злись. Правда в каком? – подхватила Ася.

– В 12 вы закончили. Я что один всё помню? В 12 закончили, в этом году вот будет 13 лет как вы выпустились. А вам это зачем?

– Да, тут Паша вспомнил, как Ася вечно на скамье запасных сидела на физре, – пояснил Саня.

Ася одёрнула брата за рукав и злобно на него посмотрела, и сразу же покорёжилась от своей вседозволенности, давно ей не удавалось чувствовать так много, как за сегодняшнее утро. Это пугало её.

– Школу решили вспомнить? Точно заняться нечем. Бездельники вы! Дайте угадаю. Вы двое… – Тима указал на брата с сестрой, – …будете плестись до работы, как будто после комы очнулись. А ты… – пришла очередь Павла, – … стоишь и думаешь, а не пойти ли проверить как там Марта, и, так ничего не решив, отправишься к себе на склад. Верно?

– Верно, друг, мне ещё десять кабелей нужно собрать, – на лице Павла отобразилось успокоение, его избавили от нужды говорить первым, – Кстати, вы не поверите, опять вчерашнему заказчику. Может быть перепутал и ему первоначально двадцать было надо, а не десять, – друзья не выказали удивления, – Но да ладно, мне без разницы. Пусть деньги платит, а я хоть двадцать, хоть двести соберу. А что до Марты… – обратился он напрямую к Тиме, – … смею напомнить ты сам вчера мне клялся, что сегодня с утра мы к ней сходим. Что снова прикроешься работой?

– Да, ничем я прикрываться не буду. Хочешь пойдём, прямо сейчас, вот только без толку это. Не думаю, что Марта заметит наше присутствие. Давай честно признаем, она слегка не в себе.

– Что ты имеешь в виду? – встревоженно проговорила Ася.

– Да, разве вы не видите все. Она не любит общение, ей наедине с собой хорошо. Ей нет до нас дела. Это мы вечно лезем к ней со своими разговорами, а человеку может быть не хочется нас видеть. Она хоть кому-то из вас писала первой или приходила повидаться? – друзья отрицательно покачали головами, – Вот видите, странная, она и не заметит, если самолёт перед её носом приземлиться, не то что нас. Слушайте, давайте завтра, вот завтра точно, зуб даю сходим. Но сегодня, ну прошу вас, дайте мне поработать. Я не хочу проторчать с этой проводкой ещё неделю. Тем более у меня странное чувство, что стены зарастают, это невыносимо! Похоже мне солнце вчера напекло в макушку, потому что другого объяснения, почему мне кажется будто я вчера уже бурил стену на третьем этаже, у меня нет. Или это было на четвёртом? Нет, уволюсь, уволюсь, как пить дать…

Тимур без слов прощания развернулся на пятках и убежал прочь. Он не понимал отчего проявил недовольство подругой, она никогда не доставляла ему не удобств, всегда была мила и обходительна при встрече. Его кажущаяся напускная жизнерадостность сегодня начала сбоить. Это был тревожный знак надвигающейся катастрофы и, пока он не сказал боле ничего лишнего, предпочёл удалиться, чтобы убить время за тем, что хорошо знал и умел, да и проводка не могла ждать, стены его подзывали к ответу, а он не смел не откликнуться на противный зов.

Трое оставшихся друзей волей-неволей тоже разошлись вслед за Тимуром. Неприятный разговор оставил на их душе осадок. Им почудилось будто они и в самом деле не очень хорошие люди, которые все года тревожили бедную Марту. Павлу особенно было тяжело признавать, что его добродетель была выгодна лишь ему одну. С этими мыслями он и отправился собирать кабели.

Ася и Саня последовали его примеру и уже были на полпути к супермаркету, когда неожиданно остановились и внимательно посмотрели друг на друга, как хотелось бы им всю их жизнь. Заботливые глаза смотрели неистово живо, и мужчина с женщиной едва сдержались, чтобы не закричать во всю глотку, они видели свою боль, но не подозревали ничего о боли своего ближнего, да и сейчас оставались слепы ко взгляду другого, выискивая в знакомом лице признаки чего-то более понятного и простого для осмысления. В жизни наступил момент, когда невыносимо тяжко быть близко, быть на расстоянии вытянутой руки, но не делать ничего, что могло бы открыть и самому себе истинное желание.

– Ась, скажи честно, – обратился брат к сестре, – Мы действительно ходим, словно недавно вышли из комы?

– Не знаю, – честно призналась женщина, – Я не замечала.

– И я. Но, если Тимур так говорит, значит это правда. Он бы не стал лгать. Он не такой человек. Он может обманывать себя, но нас никогда. Тебе есть что на это сказать?

– Нет. Сань, я правда задержалась. Это неприлично. Я же в конце концов управляющая в магазине. Какой пример я подаю сотрудником второй день?

– Да, конечно. Иди, но обещай, что мы с тобой ещё об этом поговорим. Обещаешь?

– Да, Сань, конечно.

– Всё хорошо? – мужчина посмотрел на сестру с недоверием.

– Да, да, хорошо. Мне и правда нужно… – она попятилась задом, едва не сбив с ног ничего неподозревающую женщину.

Впервые за долгие года, Ася не стала провожать Саню взглядом, он не стал этого делать тоже. В отношении обычных людей, не обременённых близкими узами, они выглядели всегда чудно. Она замечала это прежде, но с тех пор прошло так много лет, что она и забыла какое может у посторонних сложится впечатление об обыденных вещах, понятных только ей и её Сане. Это напоминание ей было неприятно, ведь чувствовать спустя время, это не тоже самое, что чувствовать на протяжении всей жизни. Похожее ощущал и мужчина, его окатило волной сомнения, ему на миг померещилось, что в его жизни всё давно пришло в негодность, разруха следовала за ним по пятам, и ему всего лишь удавалось скрыть это от себя долгое время. Но как бы там ни было, когда они разошлись по разным сторонам, все ощущения прошли разом, и прошлые мысли показались пустыми и ничего не значащими. Так им казалось.

Глава 7

Все истории начинаются одинаково, но в каждой истории есть свой финал. Сколько похожих друг на друга сюжетов и все уникальны по-своему. С какой стороны ни посмотри, нет в мире ничего обыкновенного, всё какое-то неправильное, несуразное. Большие глаза кажутся выпуклыми, маленькие сжатыми, губы тонкие хочется сделать пухлее, пухлые тоньше. Смотришь на карнавал чужой внешности и навешиваешь ярлыки, а в мире нет ярлыков, всё по-своему уникально. И хочется скулить, говорить о том, что неправильно, потому что для тебя не понятно. Сколько было загублено прежде чем человек не дал этому определения; прежде чем открыл рот, чтобы высказать своё мнение, совершенно ненужное между прочим, о котором никто не просил.

Простить себя не так как прежде, простить за мелкие огрехи, за тяжкие грехи. А кто сказал, что грех мой тяжек, а кто сказал, что вовек я грешен? Я человек, примите мою слабость, я человек примите вы меня всего. Я не хочу быть грязью под ногтями, я не хочу так много, так бездумно оступаться, но человеком я не буду до конца, пока всего себя я не приму как данность. Не буду человеком до конца, пока не буду я прощён самим собой за слабость. Не буду человеком до конца, пока не обрету в душе покой. Хочу, хочу быть человеком, и не хочу я сеять повсеместно тяжкие грехи, хочу я быть пред собою и другими честен, хочу, но не могу я быть таким, простите люди, вы и сами грешны, и ваша честь не делает мне чести, так уже повелось. Я человек, о, боже правый я бесчестен, и пред людьми, и пред собой. Мне страшно, мне очень страшно, я волнуюсь, я тревожусь, я люблю, я оступаюсь и потом опять иду. Опять иду.

***

Ася зашла в магазин, будто и не было разговора, будто и не было не скрытого взгляда, будто и не было ничего в ней отродясь. Она считала тенью других, но сама едва ли сделала и шаг из-под крыла тени. Вековые деревья сгорбились над ней, позаботились скрыть от проблем, и всё заиграло порочными яркими красками – и день, и банальный рассвет, и усталый закат. Она распоряжалась, не отдавая отчёта словам, вглядывалась в стены, не ища в них себя, она искала в них только смысл провести ещё один день под опекой деревьев.

– Значит так. Продолжим вчерашний разбор холодильников. И да, Никита, с них опять натекло, ты знаешь, что делать, – повелела Ася.

– Да, только… – откликнулся юноша.

– Что такое?

– Ничего, – потупился Никита, решив не указывать на ошибку.

– Тогда за работу!

Сотрудники разошлись по делам, сегодня и без указаний все могли догадаться, что делать. Они занимались разбором с момента прихода на работу, и ошибка начальницы, и её неловкие упущения были восприняты без осуждения. Как они могли судить её, она была лучшим руководителем, которого они ценили. На прежних местах работы начальство никогда не отпускало пораньше, не входило в положение, не давало и посидеть несколько минут измотанным людям, всегда только штрафовало. Так что даже если бы Анастасия Евгеньевна сегодня совсем бы не вышла на работу, они бы не сказали и слова против, тем более в её глазах они видели глубочайшую усталость, им было её по-человечески жаль.

– Да, Никита. Ты хотел что-то сказать? – пробормотала Ася, присев на стул, она почему-то ощущала дикую слабость.

– Хотел, – уверенным тоном сказал юноша, – Хотел пригласить вас сегодня после работы на свидание. Что скажите на счёт ресторана часов в десять?

В голове Аси слегка помутилось, она снисходительно отвечала Никите прежде, но сегодня даже у неё не могло уложиться в голове, как после вчерашнего отказа, он посмел снова, без стеснения, её просить о свидании.

– Никит, ты что смерти моей хочешь?

– Что такое? – глаза молодого мужчины загорелись от стыда, он искал, где мог допустить оплошность.

– Я была к тебе добра, но не принимай мою доброту за слабость. Твои попытки мне противны. Ты хороший человек, но всему есть предел. Я уже говорила тебе, что этому не бывать.

– Что я вам сделал? Я как-то вас обидел? Это всего лишь приглашение. Если не хотите идти, так и скажите, зачем же грубить. Вы знаете, как я к вам отношусь, и я знаю, что вы не относитесь ко мне так же, но это просто просьба, ничего более. Я не могу вас заставить.

– Никит, всему есть предел и будь это первая просьба, я бы ничего не сказала. Но ты мне досаждаешь, ты слишком навязчив, – Ася была раздражена сейчас на каждого в целом мире, – А хочешь, давай сходим. Что я правда, так категорично говорю нет. Я тебя оберегала от себя, но, если тебе нравится быть посмешищем, твоё дело. Потом не говори, что я тебя не предупреждала.

– Анастасия Евгеньевна, а вы оказывается стерва! – взбеленился Никита, – Правильно говорят, что вы ветрена! Но вот почему никто не сказал мне, что вы стерва, понять не могу!

Никита ушёл прочь, оставив начальницу с выпученными глазами и не сказанными словами извинений. Она хотела крикнуть ему вслед, что погорячилась, но его спина скрылась в подсобной. Ей стало горько от собственной никчёмности, ведь второй человек за короткое утро поспешно напомнил ей, кем она на самом деле являлась. За дружеской маской, за порядочностью скрывалась стерва, порочная дрянь, которая меняла мужчин с завидной лёгкостью, не чувствуя ни мук совести, ни раскаяния, были же и мужчины, которым она действительно нравилась, а ей нравилось быть рядом, не давая им ложные надежды на совместное будущее. Посреди магазина осталась Ася, управляющая же сгинула в преисподнюю. Как бы она не была хороша в работе, в жизни она была ничтожной, жалкой раздавленной женщиной. Нельзя стать хорошей и прикрыть свои грехи праведным образом работы, но не образом, блуждавшим в остальные от работы часы. Ася ушла в кабинет и до конца дня не выказывала носа оттуда.

***

Саня спустился на свой этаж без особого промедления. В минуты, когда он был наедине с собой, он ходил быстро, именно сестра растягивала каждый шаг. Ему было свободнее без неё, но он так привык к её образу, идущему впереди, что забывал без неё направление. Нельзя быть с человеком долгие годы и не перенять его привычки, а ещё нельзя ставить другого на пьедестал, не оставляя себе ничего. Его не мучило это долгие годы, но оставшись с собой наедине будто впервые, он впервые и заметил, что без Аси ходит быстро. Он не пошёл быстрее специально или не стал нарочито замедляться, он пошёл как ему чувствовалось, ни больше, ни меньше. И это ложная свобода его поражала инакомыслием. Такая свобода ему была ни к чему. Он не мог признаться, что опустел уже давно, и возможно даже с пониманием этого, ему больше не дано ничего изменить. Он мог поменять работу, поменять приоритеты, но поменять свою озабоченность другим человеком не смел.

Женщины в его жизни не появлялись и как-то с течением времени он к этому привык. Это не доставляло неудобств и не мучило долгими ночами. И было бы лестно знать про самого себя, что такая не озабоченность мелочами жизни по-настоящему была им, но он догадывался, что это не совсем так. Саня был бездельник, человек без особых стремлений, но глупцом он всё-таки не был. И когда мысли о невероятном приходили к нему, он чувственно отмечал в себе это желание жить. Он любил жизнь и может быть и хотел всё поменять, но не знал с чего нужно начать. Почему-то другие люди, которые понимали это, виделись ему олицетворением самой что ни на есть магии. Он перебирал варианты, прикидывал, что конкретно не так, и самый очевидный из вариантов подсказывал какова причина неудач, но он раз за разом отвергал мысль и продолжал жить по накатанной, на авось. Не смея и себе признаться в желаниях, он старался забыть о них окончательно, и, если бы не сущность, сидящая и напоминающая время от времени, он бы уже давно позабыл, где правда, что есть ложь.

Перекинувшись парой слов с коллегой, Саня требовательно повелел принести аккумуляторы от ноутбуков. Ему не терпелось перейти к безделью, которое он в жизни знал лучше всего. Стас принёс и радостно закричал, что готово. Они оба почти сели за игру, как вдруг коллега решительно отодвинулся от экрана.

– Стас, что с тобой?

– Слушай, Сань, а может сначала переучёт? Вдруг свет включат, а мы с тобой так и не сделали ничего.

– И ты только из-за этого меня отвлёк? Тима пока не нашёл причину и найдёт не скоро. Не переживай, сделаем мы этот учёт завтра. В крайнем случае послезавтра. Два дня ничего не решат.

– Точно? Я не против игры, она мне всю ночь снилась, но, если Анька всё-таки настучит, нас обоих уволят. Помнишь, какая она вчера злая прибежала?

– Позавчера, – поправил Саня, – Да, и прибежала она потому, что музыка играла на всю. Такой ошибки мы больше не допустим. Точно, наушники же! – мужчина порылся в рюкзаке и достал наушники, он не помнил, как забирал их домой, но этот факт ему показался не особо важным, – На держи.

– Можно же из магазина взять, – заупрямился Стас.

– А сегодня ты взял их зарядить?

– Точно, тогда ладно, – коллега стукнул по лбу рукой, – Давай сюда свои. Чёртова миссия мне покоя не даёт! Так уж и быть, сегодня будем играть.

Да, и снова день ничем не отличился от предыдущего. Миссия, которая была пройдена вчера снова появилась на экране ноутбука, но Саня этого не заметил, ему не было нужды помнить на каком этапе игра остановилась вчера. Этап игры не имел важности, игра – она была не поводом развлечься, она была поводом забыть о том, что за ней настоящая жизнь. С должным уважением он отнёсся к миссии, и ко второй, и к третьей, не обратив внимания, как солнце зашло, как ушёл домой Стас, всё было где-то по ту сторону, а он остался по эту, не сетуя, не страдая, не жаждя перемен. Ему даже злиться не было нужды, человеку без сердца не пристало выказывать негатива, да и позитива в целом.

В следующий раз, когда его убили в виртуальном мире, он почуял укол в груди, ему померещилось будто его и в самом деле убили. Неприятное ощущение быстро сгладилось появлением героя на экране, но теперь всякий раз как его ненастоящее тело сталкивалось напрямую с поражающей атакой противника, Сане становилось неприятно и горько и отчего-то противно, будь его воля он бы больше никогда не встал с геймерского продавленного кресла и не вышел бы наружу. Игра стала для него его римской империей. Реальный мир отчуждался дальше и дальше, а виртуальный, напротив, продолжил вверять, что происходящее на экране на самом деле существует. Саня всё-таки обнаружил свою войну в этой жизни и успешно в ней проиграл.

***

Опрометчиво поздно Павел вспомнил о печеньях, купленных вчера, а затем положенных на край стола. Вроде бы он даже умудрился съесть парочку из них. Сегодня печений на столе не оказалось, но вместо них он положил туда целую вереницу конфет. Заходить перед работой в магазин уже стало привычкой. Сладости не заполняли пустоту желудка, но определённо отбивали чувство голода. Он ощущал его каждое утро, затем встречался с ним ближе к обеду, и в последний раз виделся почти к полуночи. Он забывался за работой и не всегда успевал нормально поесть, и в эти дни ничего не поменялось. Работы стало в два раза меньше, так как принтеры не могли печатать, а от того клиенты не приходили, но работы меньше не стало.

Сегодня он по привычке поднялся пешком, почему-то забыв поздороваться со своими коллегами по этажу, когда встретил их в пролёте коридоров. Это было странно, он никогда прежде о таком не забывал. Дружелюбность – это был не только способ оставаться хорошим и притягательным в глазах других людей, но и способ заработать очки превосходства. Нет, это утро, похоже на многие другие, было иное, а причину от чего так случилось, Павел найти не мог. Ему на секунду стало стыдно, что он вот так прошёл мимо, не сказав и слова, и было хотел податься обратно и повиниться, поприветствовать коллег, как следует добропорядочному человеку, почти встал со стула, почти открыл дверь, но это почти было всего-то плодом воображения, а в реальности он и не вставал со стула. Эти люди, которые ему казались может и не друзьями, но хорошими товарищами, прошли мимо него, и это могло бы остаться незамеченным, но не сегодня. Сегодня Павлу стало даже до некоторой степени обидно за самого себя. Столько лет он проходил мимо своих коллег, столько раз спрашивал о делах и в единственный день, когда он не сделал этого, и они промолчали.

Посидев на стуле ещё немного и подумав ещё чуть-чуть, мужчина успокоился. Его равномерные покачивания приобрели чёткий ритм, он сидел то поддаваясь вперёд, то резко уходя назад, как маятник, пока не оступился. Стул его уронил, и вокруг не оказалось того, кто спас от падения. В этот момент Павел ощутил тоску, непередаваемую тоску о забытой человечности. Как много он делал, чтобы людям было легче принять свою человеческую сущность, сколько раз спасал от ошибок, чтобы в итоге ему не подали и знака о том, что он существовал. Он мог исчезнуть из этого кабинета, и никто из работяг по соседству и не вспомнил бы того славного мужчину, который по утру спрашивал о самочувствии. Всё прошлое лежало на ладонях, но оно не грело, а тоскливо звало к ответу. Какого рода ответ хотело прошлое для него оставалось загадкой, непознанной тайной.

В час перед рассветом Павел иногда читал книги, нет это не было его любимым занятием, и нет ему это не доставляло особого удовольствия. Читал он затем, чтобы больше понять людей, он их не чувствовал также тонко, как все эти доморощенные авторы, и откровенно говоря завидовал. Его слабость заключалось в том, что он не видел ничего дальше своей добропорядочности, но продолжал скрупулёзно читать, считая, что, если делаешь одно дело достаточно долго, оно в конечном счёте принесёт свои плоды. Пока не принесло. За этими мыслями Павел почти забыл о работе, почти забыл, как нужно выписывать электронные чеки, как подкреплять документацию, но только почти, он выжидал подходящего момента, чтобы начать, почему-то сегодня такой момент не наступал. Раздался звонок.

– Да, алло, – не посмотрев кто звонит, ответил Павел.

– Доброе утро! – он узнал голос матери, она никогда не звонила два дня подряд, его это встревожило.

– Мам, что случилось? Признавайся!

– Ничего не случилось, сынок, – растерянно отозвалась мать, – Всего лишь хотела пожелать хорошего дня.

– Ты никогда не звонишь по утрам. Спрашиваю ещё раз, что случилось?

– Ничего не случилось. Всё по-прежнему.

– Тогда зачем ты звонишь? С отцом плохо? Говори, не мучай меня.

– Да, нет. Нормально всё с ним. Тяжело ему, конечно, от этой химиотерапии, но ты же знаешь, что доктор сказал. Ему повезло, пришёл вовремя, прогнозы хорошие.

– А сестра, с ней всё хорошо?

– Да, что же сегодня с тобой такое? – мать в трубке раздражённо выдохнула, – Ванечка заболел только…

– Да, да знаю, – нервно перебил мать Павел.

– Откуда? Ира звонила?

– Нет, ты же мне вчера говорила.

– Я тебе… – пробормотала пожилая женщина.

– Тогда проблемы с братом?

– Да, ты что! – отозвалась яро мать, – Типун тебе на язык. Всех перебрал. Так и хочешь накликать беду. С Петей всё хорошо, соревнования у него сегодня по волейболу.

– И сегодня!? – вскрикнул Павел в трубку.

– Сынок, – обеспокоенно промямлила мать, она не на шутку испугалась за своего старшенького, он и раньше внушал опасения, но сегодня он будто потерялся, не зря она ему позвонила, чуяло материнское сердце: с ним что-то не ладно, – Сынок, брось ты хоть сегодня эту работу. Ты не в себе. Это я тебе как мать говорю.

– Мам…

– И не смей меня перебивать. Я давала тебе послабления, не говорила лишнего. Но сегодня я всё же скажу. Это ненормально с утра до ночи пропадать на работе. Ты света белого не видишь. Мне кажется ещё немного, и ты свихнёшься. Уже забываешься, когда и кто тебя что говорит.

– А что плохо в работе, я понять не могу?

– В работе плохого ничего нет. Я только рада, что ты нашёл себе место в мире. Трудолюбие – это полезное качество, но вот трудоголизм – нет. Ты только и говоришь о работе, у тебя и тем других нет. Как не позвоню всё на складе сидишь. А если не на складе так в копирке. Один всю работу выполняешь. Я сначала по дурости решила, что ты скупишься и не хочешь платить зарплату, поэтому и не нанимаешь никого. Но, нет, это не скупость, это совершенное неумение делиться обязанностями. Тебе бы выходной взять, а лучше отпуск и поехать отдохнуть, иначе можно так на работе и остаться.

– Да, а лучше обзавестись женой и детьми, как все. Не так ли? Говори на прямую, чего уж там. Не дотягиваю до идеала, да, мам?

– Что ты несёшь? Ты сам себя слышишь? Я тебе хоть раз такое говорила? Не говори чепухи, это сугубо твоё личное дело.

Павел бессознательно развернулся к окну во время разговора, заметив в нём призрак потерянной по мнению других жизни, и его охватила досада. Его голова охватилась огнём, больше не осталось сомнений, что ему обязательно нужно отстоять своё право жить свою жизнь, как ему хочется, без указаний. Тревожный голосок под ложечкой заставлял говорить ужасные вещи, о которых он и думать не смел.

– Враньё, я знаю, что ты думаешь, что от меня хочешь! – Павел, обозлённый вмешательством, собой не владел, – Твоё молчание не равно отсутствию желания сделать меня идеалом. Ты ни разу не спрашивала, как у меня дела или что я чувствую, до сегодня, и то, потому что я поднял на тебя голос. Конечно, кому может понравиться, когда удобный Павлик перестал таковым являться.

– Я не желаю этого слушать! Позвони, когда выспишься, ты сегодня явно не с той ноги встал. Хорошего дня!

В трубке раздались гудки и, подавив желание выкинуть смартфон в окно, Павел его положил на кромку стола рядом с конфетами, затем передвинул его ближе к середине. Ярость утихла, а вот сомнения засели в нём сильнее, чем прежде. Его мать и правда никогда не навязывала ему ничего, принимала его таким какой он есть, этого у неё не отнять. Но, бога ради, почему он никогда не видел, что она не проявляет к нему интерес напрямую, всегда кратко, утайкой, будто прямой вопрос о делах его разбалует или чего хуже, уподобит человеку? Он не ощущал усталости, о которой ему без конца талдычила мать, не ощущал потребности в переменах, ему нравилось работать, ему не нравилось отдыхать. Она навязывала ему усталость, присасываясь как пиявка, день ото дня впиваясь сильнее. В её словах не было упрёка о его одиноком образе жизни, не было и того, что он себе навыдумывал, и кажется она и правда желала ему добра, меряя добро по своим внутренним весам добропорядочной жизни. Но почему она никогда не спрашивала о его делах, почему не спрашивала о самочувствии, сама для себя решая этот вопрос?

Павел никогда не ощущал усталости, а сегодня ощутил её сполна. Слова матери, её внутренняя убеждённость в усталости сына, наконец-то, и стали таковыми на самом деле. Он бы над этим посмеялся, но ему не было весело. Вроде ничего не случилось, вроде ничего не подводило его к каким-то неправильным умозаключениям и выводам, да он бы и не узнал о том, что мать ничего напрямую не спрашивает, если бы случайно не прошёл мимо коллег и не поздоровался, а они это бы не восприняли как должное. Вроде бы ничего и так много, что на обдумывание уйдёт ни один день. И Павел думал, где он просчитался, в каком месте допустил оплошность. А может ему и правда стоило отдохнуть и тогда дурные мысли не будут больше лезть в голову? Но вместо того, чтобы отдыхать, он принялся за работу, приняв решение позвонить матери и попросить прощение, но не сегодня, а может и не завтра, но он позвонит, он поклялся себе в этом.

***

Вероятно, не забыта Марта, вероятно, её образ не размыт. Вероятно, вероятность падаль, а точное устремление проникнуть не спешит. Она сегодня не читает. Сложила руки на коленях, бдит. Она за временем следит, но взгляд её досадно ускользает, она похоже человек, а человек не в состоянии за всем и сразу уследить. Она взволновано кусает губы, она досадно ждёт своих друзей, часы идут, а с ними точно годы, она с годами расставаться не спешит. Ей нужен человек сегодня рядом, ей нужен кто-то кто не скажет, что она сошла с ума. Ей нужен путник с небосвода, который ей протянет руку и скажет нужные слова. И всяко нужно подождать совсем немного, она же точно не одна? Не может быть, что в одиночку ей нужно будет жизнь сводить с ума иль жизнь её сведёт с ума.

Как грустно, одиноко, обычно это по душе, но никогда насмешка небосвода сонливо шепчет в тишине. И нет плохого настроения, а страх он был и есть всегда, так почему она считается со временем, и неужели всё-таки одна? Одна попала в дикую ловушку, нет ей не мерещится, а вдруг? А вдруг дурман, заблудшая душа не ведает обмана, а вдруг, вокруг же тишина. Ах точно, время для простоя, оно открыло новую главу и день зачем-то повторился, и может ли так быть, что это сон, не наяву? И где-то просчиталась Марта, она так тяжко причитала, и время её послушно унесло. И почему тогда ей это всё не в радость, и ждёт она часы отхожие ко сну? Смотрит пристально в экран, на дату наверху, и щёлкает глазами, и думает, что цифра растворится на ветру. Она же всё же просчиталась, учла так многое и вдруг, а жизнь всегда же ей казалось немного дерзкой, но простой, а тут не всё так просто как казалось вдруг.

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры

Недуг времени

Недуг времени

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7