Православный социализм

© Коллектив авторов, 2025

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2025

От редактора

Концепция Православного социализма является с одной стороны, новаторской, с другой, достаточно традиционной, учитывая не только высказывания святых отцов и примеры православного монашества, но и опыт общины Неплюева. Она проистекает из глубинной общинности православного сознания, для которого общность в молитве связана также с общностью в труде и трапезе, на чем, кстати, основан принцип общежительного монастыря. Основанием в Священном Писании являются знаменитые слова из Деяний: «Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян 2:44–46).

К сожалению, находились некоторые так сказать богословы, которые дерзали утверждать, что это было давно и неправда, что норма Деяний совершенно неприменима к нашему времени.

Лучшим ответом для них являются следующие толкования этого места у пресвитера Аммония и святителя Иоанна Златоуста: «Заметь, что о каждом верующем надлежит думать так же, как о единой душе и едином теле. И установление церкви стремится к тому, чтобы каждый (верующий) имел общую жизнь друг с другом» (преп. Аммоний Александрийский, V в.); «Здесь же никто не имел больше другого, и свое раздавал всем. Сие есть жизнь ангельская, когда говорят, что у них ничто не является своим. Таким образом, отсекается корень всех зол. И через то, что они сделали, они показали то, что услышали сказанное: „Спасайтесь от рода сего развращенного“».

Из этих слов можно сделать следующие выводы. Согласно преп. Аммонию Александрийскому, общность имущества в Иерусалимской общине является не частным древним случаем, а общецерковным законом, свидетельством общей жизни, а святитель Иоанн Златоуст не только называет такую жизнь ангельской, но и свидетельством веры и спасения тех, кто так поступает. «Спасение от рода развращенного» приходит не только после исповедания Христа Богом, но и практического об этом свидетельства – отрешения от корня зол – собственности и связанного с ней сребролюбия. «Род развращенный» для него – евреи, знаменитые своим стяжательством, ростовщичеством, корыстолюбием.

На наш взгляд, православный социализм насущно необходим в силу целого ряда причин.

1. Причины материальные. Как правильно отмечает Дмитрий Иванович Менделеев, главной задачей государства является народосбережение. С этой точки зрения социализм обладает неоспоримым преимуществом над капитализмом, в особенности над современным В 1922 г. численность населения Советского Союза составляла 129 миллионов, в 1937, несмотря на голод 1933 г., коллективизацию и репрессии – 169 млн человек. В 1941 г. в стране было 197 млн. человек (правда, с учетом 22 миллионов человек на возвращенных территориях Западных Украины, Белоруссии, Прибалтики и Молдавии). За 14 лет после Великой Отечественной войны Советскому Союза удалось восполнить страшные военные потери в 27 миллионов и выйти на численность 200 миллионов человек. Несмотря на разрешение абортов, к 1991 г. численность населения Советского Союза достигла 300 миллионов человек.

Не хочется и говорить о том, что происходит со сбережением населения в Российской Федерации и ряде других бывших советских республик сейчас. В среднем Российская Федерация теряет в среднем по миллиону в год своих жителей. Всего с 1991 потери составили 30 миллионов, и они восполнились лишь благодаря иммиграции преимущественно с Кавказа и Средней Азии. Иными словами, происходит замещение великорусского населения и производится оно искусственно. Русское население стало жертвой целенаправленной и покровительствуемой сверху наркоторговли, пропаганды абортов и контрацепции, умело проводимой алкоголизации, а также уголовной преступности, значительного производственного травматизма, высокого уровня ДТП.

Причины превышения смертности над рождаемостью можно выразить тремя подлыми лозунгами: «Нечего плодить нищету», «Живи для себя и наслаждайся здесь и сейчас», «Многодетная мать – свиноматка». На вбивание этих и других не менее подлых лозунгов, образов и образцов поведения тратятся сотни миллионов долларов. И это работает. Можно сколь угодно говорить об ошибках и грехах социализма, но факт остается фактом: такого при нем не было и, более того, не могло присниться и в страшном сне.

Слово «наркомания» в брежневские времена (и не только) практически не было слышно. Такова ситуация не только в Российской Федерации, но и в других бывших советских республиках. К примеру, численность населения Украины в 1990 г. была 52 млн человек, в 2015 г. – 42 млн. Лишь часть потерь (около 3 млн.) приходится на эмиграцию.

Экономика. До 1991 г. Советский Союз был второй страной в мире по объему промышленного производства. Сейчас РФ занимает седьмое место, но основной статьей является добыча углеводородов, то есть. Мы только в 2020 г. вернулись к уровню 1990 г. По уровню качества жизни сейчас мы находимся на 67 месте, между Пакистаном и Кенией.

2. Причины духовные. Возьмем уровень культуры и духовной жизни. То, что выпускает сейчас кинематограф (те же печально известные «Пацаны» не идут ни в какое сравнение с шедеврами советского кино (напр. «Место встречи изменить нельзя»). Сцены насилия и разврата на центральных каналах телевидения, немыслимые в советские времена, давно стали обыденной реальностью, несмотря на протесты православной (и не только православной) общественности. Многие театры невозможно посещать: напорешься на очередную порнографию. Цинизм, хамство, бездушие стал нормой общения и деятелей культуры, и власть имущих. Вот, к примеру, как поучает девушек стать многодетными матерями одна высокопоставленная дама (кстати, бездетная): «Рожайте, пока рожалка не откажет». На фронте и в прифронтовых городах и селах льется кровь, а т. н. элита бесится с жиру, устраивая «голые вечеринки». Мыслимо ли было таковое в Великую Отечественную войну, или, хотя бы во время Афганской войны?

Особенно актуальным вопрос о смене существующего строя стоит для нас, православных. Первоначальная волна прихода в Церковь на волне свободы в Перестройку и в результате бедствий лихих девяностых сменяется мощным оттоком и маргинализацией Церкви. На наших глазах исполняется пророчество отца Иоанна Крестьянкина: «Храмы открываются, а души закрываются и кто откроет их?»

Очень точными являются слова одного из авторов сборника Алексея Бакулина: «Можно с уверенностью сказать, что обмещанивание и маргинализация верующих – это две стороны одной медали и две главные беды, которые стоят перед современной Церковью. Храмы опять наполняют сплошные „белые платочки“, но в отличие от XX века происходит это не вследствие гонений: мужчин никто из храма не гонит, просто мужчинам нужно работать, нужно зарабатывать, нужно придерживаться „разумного реализма“, ибо тот же „белый платочек“, вернувшись из храма, не похвалит его за пустой кошелек… В этом обществе Церковь неизбежно превратится, и уже превращается, в клуб по интересам, в фольклорный ансамбль, в кружок пенсионеров и малахольных. Когда сильные люди бегают в беличьем колесе бизнеса, Церковь неизбежно окажется богадельней. Вера, которая по сути своей должна быть огнем сердечным, очень скоро станет обрядоверим – или даже не в „…верием“ (тут хоть о какой-то вере можно говорить!), а в заученным исполнением определенных телодвижений»[1].

Капитализм действительно может превратить человека или в белку в колесе, или в свинью у холодильника. Причина проста, капиталистический или посткапиталистический человек не верит ни во что, поскольку это мешает его благосытному бытию: «Человек капитализма, даже если сам он и не владеет „заводами, газетами, пароходами“, но только уверен в справедливости того, что кто-то ими владеет, – этот человек, как правило, твердо стоит на позициях „разумного реализма“. Его интересует только то, что можно потрогать, съесть, выпить, поцеловать; общественная мораль для него не самоценна, и рассматривается только как средство для обеспечения его собственной безопасности; культура для него ужимается до поставщика легких, ненавязчивых развлечений и т. д. Для чего существует вера в Бога он, как правило, не понимает и не хочет задумываться о таком вопросе, вполне удовлетворяясь объяснением, что это-де нечто, входящее в состав каких-то „традиционных ценностей“ – не очень-то ясных, и не слишком привлекательных»[2].

Действительно, внедрение ценностей «воинствующего материализма» привело к появлению «человека плоского», человека, зацикленного на себе, на своих проблемах, на «здесь и сейчас». Ему не нужны дети, поскольку у него нет будущего, у него есть лишь настоящее, в котором он крутится. Он не верует в Бога, поскольку верит лишь в себя, в свои силы. Друзей у него нет, есть лишь партнеры. Живет он лишь для своих удовольствий, а поскольку ресурсов для них остается все меньше, то он ненавидит прочих потребителей удовольствий. С соответственными последствиями в виде войн и революций, легальных и не очень. И поэтому, если мы не хотим тотального расчеловечивания человеческого рода и его погибели, нам необходимо строить тот жизненный порядок, который соответствует христианским понятиям. А таковым может быть только «государство правды», православный социализм. Еще в пятнадцатом веке известный путешественник Афанасий Никитин произнес очень глубокие слова: «А землю Русскую Бог сохранит, ибо нет подобной ей, а правды в ней мало». Именно о правде тоскует русский человек и эту тоску хоть отчасти мы обязаны утолить.

Как справедливо замечает С. В. Карелин, «капитализм подразумевает жестокую эксплуатацию природы (и даже современные природоохранные технологии тут не помогают) в силу того, что непрестанно разжигается жажда потребления. Как отмечал Ф. В. Карелин, лежащий в основе современной цивилизации глубоко порочный принцип удовлетворения непрестанно растущих потребностей (отчасти этот принцип завоевал свои позиции и в бывшем у нас социалистическом обществе) должен быть заменен принципом разумного воздержания»[3]. Соответственно, здесь соединяется и наша ответственность пред Богом за созданный Им и врученный нам мир, и элементарный вопрос выживания человечества.

Характерны возражения против христианского коммунизма и их опровержения:

Аргумент 1: Идея христианского коммунизма противоречит учению Спасителя об отвержении «мира сего» («князем» которого является диавол) и искании прежде всего «Царства Божия и правды его» (Мф 6:33).

«Как легко видеть, этот аргумент построен на лукавом игнорировании всей земной, социальной, экономической жизни людей, как будто ее не существует вовсе. Надо любить Бога и ближнего, а все остальное второстепенно – таков лозунг сторонников этого аргумента. Но при этом они не замечают (или не хотят замечать), что, отвергая коммунизм, они тем самым выбирают нечто другое, т. е. капитализм. Ведь природа не терпит пустоты. Или христиане-антикоммунисты считают себя существами, подобными ангелам, не имеющими нужды в пище и одежде, и для которых таким образом экономические проблемы значения не имеют? Ну так пусть тогда не вкушают пищу и не одеваются! Лукавую косность такого взгляда отчасти можно извинить сугубой преданностью Христу и учению Матери-Церкви, действительно повелевающей прежде всего любить Бога и ближнего. Но когда было дано это повеление? Две тысячи лет назад! За такой огромный срок пора бы уже христианам вырасти из детей в людей взрослых, понимающих, как устроен мир и что в нем происходит, и умеющих нести ответственность как за свой жизненный выбор, так и за свои слова»[4].

Действительно, антикоммунизм приводит к тому, что рано или поздно христиане-коммунисты начинают оправдывать капитализм и маммонизм, при этом – не как меньшее зло, а даже как благо. В этом смысле характерна идеология Ивана Ильина и те дифирамбы, которые Ильин поет частной собственности в 1929 г.: «Выше голову, собственник! Хозяйственная форма твоей жизни реабилитирована и укреплена страшными страданиями русского народа. Опомнись, мужественно и деловито следуй принципу частной собственности и борись. Посмотри: в России не поняли, что частная собственность так же присуща человеку, как душа и тело, и что важнейшее в собственнике – его культура и руководящая им социальная (не социалистическая!) волевая идея»[5].

Иными словами, частная собственность – не просто второе тело человека, а его вторая душа! В Православном предании это называется «маммонизм», служение маммоне, или золотому тельцу, поскольку святитель Василий Великий ясно сказал в свое время: «Мы – это наша душа, наше – это тело, то, что вокруг нас, это имение». После этого неудивительно, что Ильин поклонился фашизму с его культом частной собственности. Как справедливо отмечает один из авторов сборника И. Я. Фроянов: «В результате реформ Ельцина, Гайдара, Чубайса и „прочих разных“ либералов, ненавистников России, мы получили воровской и коррумпированный капитализм, иллюстрирующий известное положение П.-Ж. Прудона: „Собственность – это кража“»[6].

Второй аргумент состоит в том, что существование имущественного неравенства – это возможность различного проявления любви между людьми, милостыни богатых к бедным и благодарности бедных богатым.

Анализируя это утверждение, С. Ф. Карелин справедливо отмечает: «Итак, имущественное неравенство должно существовать для того, чтобы богатые могли благотворить бедным, а бедные – благодарить богатых. При этом само по себе систематическое страдание бедных не принимается во внимание. Равно как и развращенность богатых. Ну, допустим, страдания бедных могут послужить к их спасению – это еще можно понять и с этим согласиться. Хотя часто бывает, что страдания только усугубляют ропот на Бога. Не все люди такие сильные, как праведный Иов. Но вот развращенность богатых уж точно никак не поспособствует их спасению! Этот тезис даже не нужно обосновывать ссылками на Священное Писание, он самоочевиден. Правда, сторонники этого аргумента говорят, что богатым дана от Бога ответственность, налагаемая на них этим богатством. Но скажите на милость, где в реальной жизни вы видели, чтобы богатые были ответственны перед Богом и людьми за свое богатство?.. Причем, наверху этой пирамиды богатых людей мира происходит, как правило, уже полный отход от веры, увлечение масонскими игрушками вплоть до принятия антихристианской идеологии и морали. Это что – ответственность перед Богом? Скорее, это полное отсутствие страха Божия…

Конечно, не все богатые таковы, есть и более или менее благочестивые, но чем они лучше тех бедных, которые по их милости терпят страдания?»[7]

Действительно, развращает и нищета, создающая притоны, где, по словам Ф. М. Достоевского в «Преступлении и наказании» семилетний ребенок развратен и вор, и богатство, с которым человек не знает, что делать и благодаря которому пускается во все тяжкие, в еще более страшный и неслыханный разврат, чем бедняк. С. Ф. Карелин продолжает: «Как верно пишет выдающийся современный богослов Н. В. Сомин, один из немногих, кто серьезно и глубоко изучает учение Церкви о собственности, получается, что сторонники разбираемого аргумента хотели бы навсегда закрепить благоденствие богатых и страдание бедных. А зачем? Всего-навсего затем, чтобы удовлетворить душевную потребность богатых в милостыне. „Чтобы возлить елей, они хотели бы сначала изранить человека“, – точно подмечает Н. В. Сомин»[8].

Добавим, что подобная милостыня и подобный подход жестко осуждаются преп. Симеоном Новым Богословом: «И если они, взяв что-нибудь или даже все из этих денег, скопленных несчастиями людей из страха наказаний или в надежде получить сторицею, подадут находящимся в лишениях и скудости, то разве можно считать их милостивыми или напитавшими Христа, или совершившими дело, достойным награды? Ни в коем случае, но, как я утверждаю, они должны каяться до самой смерти в том, что они столько времени удерживали (эти материальные блага) и лишали своих братьев возможности пользоваться ими»[9].

Наконец, третий аргумент связан с историческими грехами коммунистического движения.

Авторы сборника отвечают на него следующим образом: «Исторически к коммунистической идее примешивалось много инородных, уродливых идеек (идея обобществления жен, идея смешения рас и народов, пролеткульт и другие), которые ничего общего с коммунизмом как таковым не имеют. Вот эти-то примеси, в сочетании с атеизмом и волей к насилию, с яростным разрушением храмов и массовыми убийствами верующих, и сформировали у православных людей стойкую неприязнь к коммунистической идее»[10].

Итак, каков итог книги? Он связан не только с нашим прошлым, но и с настоящим и будущем:

«Анализируя капиталистическую и социалистическую модели общественного устройства, Ф. В. Карелин формулирует следующий фундаментальный тезис: „Социализм – это единственная из социально-экономических формаций, которая экономически заинтересована в добродетели“. И действительно, если люди вдруг возымеют твердое намерение жить по Евангелию, то все станут добросовестно трудиться, справедливо распределять и умеренно потреблять, и тогда социалистическое хозяйство расцветет! А что касается системы капиталистической, то она, наоборот, прекратит свое существование, т. к. она построена на экономической эксплуатации греха (алчности предпринимателей и развращенности потребителей). Всеобщая нравственная евангелизация вызовет прекращение в таком обществе конкурентной борьбы и классовой эксплуатации, а также падение спроса в таких сферах производства, как индустрия роскоши, индустрия развлечений и т. п., вследствие чего подобное общество просто перестанет существовать»[11].

Иными словами, подлинное христианское просвещение и мирная проповедь православного социализма должно полностью изменить наше общество и привести его подлинному социалистическому хозяйству основанном на труде, добродетели и правде. Иного выхода у нас нет.

протодиакон Владимир Василик

Алексей Бакулин

О двух половинках критической массы[12]

Сразу поясню: я не являюсь профессиональным ученым, я журналист и литератор и поэтому мой текст не будет выглядеть научно. Нет, я пишу по-журналистски – хорошо это или плохо. Но с другой стороны, как журналист я имею большой стаж (с 16 лет подвизаюсь на этом поприще) и 20 с небольшим лет я – православный журналист, сотрудник видной петербургской православной газеты. За эти 20 лет я успел кое-что повидать, и в церковных делах меня нельзя назвать совершенным неучем. Кроме того, без малого 30 лет прожил я при Советской власти и могу судить о ней не только по книгам.

Теперь, после вручения этих верительных грамот, начинаю говорить.

…Не устаю вспоминать крошечную притчу, которую мы читали в первом классе… Шел 1972 год. Был тогда такой темно-бордовый учебник по чтению под названием «Звездочка». А притча называлась «Апельсин и яблоко». Вот она, вся целиком, дословно:

АПЕЛЬСИН И ЯБЛОКО

Девочка сняла с апельсина кожуру, увидела, как много в нем долек, и спросила:

– Апельсин, почему ты весь из долек?

– А это для того, чтобы ты со всеми могла поделиться, – ответил апельсин.

– А ты, яблоко, почему без долек? Чтобы я могла съесть тебя целиком? – спросила девочка, взяв яблоко, которое лежало рядом с апельсином.

– Нет, ответило яблоко, – чтобы ты могла целиком отдать меня.

Когда я, уже в наши дни выложил эту притчу в интернете, на меня посыпались весьма едкие и ехидные комментарии, смысл которых можно было выразить одним вопросом: «И что же, – вы действительно жили по этому правилу? В самом деле?»

Нет, я не скрою, что даже в 1972 году на нас, семилеток-первоклашек притча из «Звездочки» производила ошеломляющее впечатление: «Как это – отдать целиком? И себе ничего не оставить, что ли?..» Честно сказать, я не помню, что ответила учительница на наше недоумение, но это даже не важно: все равно шок от столь жесткого ригоризма остался – по крайней мере в моей душе.

Автор притчи явно требовал от нас чего-то вышеестественного, чего-то, не укладывающегося в обычные житейские представления.

Сейчас я сказал бы: от нас требовали святости.

Сейчас эта притча вызывает у меня в памяти рассказы из Патерика или, например, такой эпизод из жизни св. прав. Иоанна Кронштадтского: как известно, святой батюшка в молодые годы, получив жалование, редко доносил его до дома – раздавал по дороге нищим, – а однажды даже пришел домой босиком, ибо отдал свои сапоги босому бедняку.

Вот чего-то подобного требовал от нас, советских детей, автор «Апельсина и яблока».

Возможно, вы скажете, что притча эта стоит особняком в учебнике, что она не типична, что советская педагогика редко пускалась на такие крайности…

Не знаю, не знаю. Если внимательно прочесть всю ту литературу, что предлагалась тогдашним школьникам, то нельзя не увидеть, что вся она была проникнута идеей безоглядного самопожертвования ради ближнего: не только яблоко целиком, но и жизнь свою целиком отдать за народ, за Родину, за идеал – к этому нас готовили.

Скажу, не шутя: из нас стремились вырастить святых.

Почему же не вырастили? Ответ прост, и всем нам известен: стать святым без Божией помощи невозможно.

Впрочем, что значит – не вырастили? Примеры Зои Космодемьянской, Олега Кошевого – и так далее, и так далее, и так далее – говорят о том, что на этом пути были свои успехи, и успехи эти исчислялись сотнями.

И все-таки массовым явлением святость не стала, а ведь цель преследовалась именно такая: весь народ от колхозника до министра должен был стать святым.

Вы скажете: я преувеличиваю? Да нет… Сознательно или бессознательно, но курс был намечен именно такой. Ибо идеологи советского государства понимали (или только чувствовали?), что середнячки, обыватели, даже если они вполне законопослушны и отличаются примерным поведением, построить коммунизм не в состоянии. Коммунизм – это общество, где каждому воздается по потребностям, но потребность (как это стало очевидно в постсоветские времена) вещь весьма капризная. Потребности, выйдя из-под контроля, растут и множатся, причем их рост отнюдь не подчинен разуму и старается обойти всякую искусственную, законодательную преграду.

Держать свои потребности в узде разума середнячок, обыватель не способен. На такое способен только святой, совершенно подчинивший свое телесное начало духу. Только святой способен обходиться необходимым минимумом жизненных благ, только общество святых способно оградить народное хозяйство от производства излишеств, бессмысленной роскоши, и пустить экономику по здоровому, разумному пути.

Пресловутое изобилие невозможно в мире мещан, не способных контролировать свои потребности, живущих сравнительно скромно только потому, что они не имеют возможности жить на широкую ногу, – но как только эта возможность появляется, немедленно окружающих себя всевозможными (по выражению Игоря Шафаревича) «стереофоническими унитазами».

Изобилие материальных благ (не для «элиты», но для каждого члена общества) возможно только там, где этим благам не придается чрезмерного значения. Но мог ли советский, атеистический социализм – хотя бы через тысячу лет от 1917 года – дорасти до подобного состояния? Думаем, что ответ ясен. Как бы ни стремилась советская идеология воспитать «нового человека» – сиречь, «святого атеиста», в обществе неизбежно росла и ширилась раковая опухоль мещанства, что, в сущности, можно понять: из года в год советскому человеку предлагалось терпеть лишения, обещая за это райскую жизнь… для его отдаленных потомков (так, по крайней мере, обстояли дела на идеологическом фронте в 70-е годы, когда хрущевские посулы «коммунизма к 1980 г.» окончательно провалились). Все разговоры о «светлом будущем» разбивались об одно простое и всем ясное понятие – смерть. Каждый советский человек, даже если и не отдавал себе в этом сознательного отчета, в душе понимал, что безвозвратная гибель, смерть, такая, какой она представляется атеисту, неизбежно обнуляет все разговоры о самопожертвовании, общем благе и т. д. Перешагнуть через это понимание мог только святой. «Святые атеисты» СССР так и делали, хотя чаще всего они жертвовали жизнью ради немедленной или, по крайней мере, различимой в будущем цели. Хороший пример тому – подвиг Александра Матросова, погибшего ради того, чтобы его рота немедленно перешла в наступление. Такое соображение нисколько не умаляет величия этого подвига, но переводит его в особую категорию: это именно подвиг, единичный святой поступок, святая смерть, но не подвижничество – т. е. святая жизнь.

А строить коммунизм было под силу только подвижникам, т. е. людям, согласным нести постоянные лишения – ради чего? Ради того, чтобы когда-нибудь… в необозримом будущем… где о тебе и вспомнить никто не сможет… кто-то там начал жить лучше, чем ты живешь сейчас. И в каком смысле «жить лучше»? В материальном? Но неужели, все свои лишения «святой атеист» терпит только ради того, чтобы его потомки обрели мещанское сытенькое счастьице? Как говорилось в известном советском фильме: «Построим советскую власть и будем на балконе пить чай с лимоном», – так, что ли?

А если имеется в виду не материальное счастье, то какое?

Как мне кажется, наиболее полно и убедительно на этот вопрос отвечали советские писатели-фантасты 60-х годов (столь мало оцененные тогдашними идеологическими заправилами!), в частности братья Стругацкие с их «миром Полудня». «Полуденные» жители обретали счастье в непрестанном творческом поиске, в работе на благо общества, в борьбе с неведомым и т. д. Такая модель будущего была весьма привлекательной для многих и многих советских людей, – но и она разбивалась о ту же преграду – о понимание собственной смертности. Каждый знал: как бы ни было хорошо в мире Полудня, но ты там жить не будешь, не посмотришь на этот мир и глазом; твой мир – это мир очередей, коммуналок, а пуще того всевозможных «пережитков прошлого» – от бюрократизма до прямой преступности.

Как тут не вспомнить Маяковского, который еще в 20-е годы понял это противоречие между строительством коммунизма и невозможностью пользоваться плодами этого строительства, и в отчаянии взывал к «большелобому химику» будущего:

Не просто дожить, но пожить в мире Полудня!

Но «атеистическая святость» не предполагала веры в воскресение.

В таком-то идеологическом поле стремление, окончательно овладевшее массами к 80-м годам, построить «коммунизм в отдельно взятой квартире» если и не оправдано, то, по крайней мере, объяснимо. Атеистический социализм нес на себе мещанство, как тот верблюд горб, без надежды когда-либо избавиться от него. Наиболее прозорливые интеллектуалы-коммунисты (тот же Маяковский, например) еще в двадцатые годы пророчествовали:

Пророчество оправдалось вполне: социализм пал не столько под ударами извне, сколько от перерождения изнутри, и предотвратить это перерождение имеющимися средствами не было ни малейшей возможности. Клювики канареек вернее, чем баллистические ракеты разрушили великое государство.

Коммунизм остро нуждался в помощнике, и единственным возможным помощником для него могло бы стать христианство, православие, с его идеалом святой жизни, Царствия Божиего, которое «внутрь вас есть» и бесстрашия перед лицом телесной смерти.

Думаем, что все предыдущие рассуждения о беспочвенности, неосуществимости «атеистической святости» понятны всякому верующему человеку. Православные хорошо знают, что достичь святости, минуя Бога, невозможно, а потому и все мечты о «стане святых, граде возлюбленном» (сиречь, коммунизме) в Советском Союзе были обречены на провал.

Коммунизму было необходимо Православие.

Но сейчас хотелось бы поговорить и о другой стороне того же вопроса: необходим ли коммунизм Православию?

Современная православная Россия решительно, даже с негодованием отвечает: «Нет!» – «Нет, ни в коем случае!»

Почему же? А вот почему:

Во-первых, атеизм и вражда к вере Христовой – это не случайные, а самые, что ни на есть коренные черты коммунизма. Коммунизм и был затеян для того, чтобы сокрушить Христианство.

Во-вторых, никакое коммунистическое общество православному человеку не нужно в принципе, ибо перед ним стоят более возвышенные цели: достижение личного спасения (для себя) и Небесный Иерусалим (для общества в целом). И та и другая цель достигаются независимо от общественного строя, и достигаются они по милости Божией, но никак не политической или классовой борьбой.

Возражение это звучит достаточно веско и ответить на него, опираясь только на теоретические рассуждения, достаточно сложно.

Беда, однако, заключается в том, что жизнь не всегда строится на одних теоретических рассуждениях. На практике все выходит несколько иначе.

Не трудно заметить, что после бурного рассвета Православия в 90-е и отчасти в нулевые годы, ныне в нашей Церкви происходит определенное торможение: количество православных не растет, их влияние на общество падает, харизматические личности, подобные, например, митр. Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну (Снычеву), уже не появляются (или, во всяком случае, они не выходят на широкую публику)… И так далее.

Нетрудно заметить так же, что этот процесс «церковного торможения» удивительным образом совпадает с тем, как укрепляются в общественном сознании идеи капитализма. Чем дальше мы отходим от коммунистических идеалов, чем более они остановятся страницей из «древней истории», тем менее привлекательны для общества становятся и идеалы христианские. Человек капитализма, даже если сам он и не владеет «заводами, газетами, пароходами», но только уверен в справедливости того, что кто-то ими владеет, – этот человек, как правило, твердо стоит на позициях «разумного реализма». Его интересует только то, что можно потрогать, съесть, выпить, поцеловать; общественная мораль для него не самоценна, и рассматривается только как средство для обеспечения его собственной безопасности; культура для него ужимается до поставщика легких, ненавязчивых развлечений и т. д. Для чего существует вера в Бога он, как правило, не понимает и не хочет задумываться о таком вопросе, вполне удовлетворяясь объяснением, что это-де нечто, входящее в состав каких-то «традиционных ценностей» – не очень-то ясных, и не слишком привлекательных.

И это мы сейчас говорим не о злодее, не о дегенерате, не о мещанине даже (ибо понятие мещанства сейчас отсутствует), но о вполне уважаемом гражданине, опоре общества, едва ли не идеале. В принципе государственная идеология как бы не возражает, если бы все граждане страны стали такими. Как мы видим, герои сейчас не нужны даже на войне, ибо они мешают размеренному, нешатко-невалкому течению боевых действий.

Данная парадигма общественного бытия сейчас настолько сильна, настолько сама собой разумеется для подавляющего большинства населения, что она не может не отразиться на сознании членов православного сообщества.

Можно с уверенностью сказать, что обмещанивание и маргинализация верующих – это две стороны одной медали и две главные беды, которые стоят перед современной Церковью. Храмы опять наполняют сплошные «белые платочки», но в отличии от XX века происходит это не в следствие гонений: мужчин никто из храма не гонит, просто мужчинам нужно работать, нужно зарабатывать, нужно придерживаться «разумного реализма», ибо тот же «белый платочек», вернувшись из храма, не похвалит его за пустой кошелек.

Вера верой, а кушать хочется всегда.

Иные батюшки из себя выходят, пытаясь создать настоящий приход, создать прочную общину, – но что тут сделаешь, если атомизация населения зашла уже слишком далеко? Чтобы эти атомы склеились, нужно мощное поле – нужна идея, нужно общее движение, а движение у нас такое – к своим двум комнатам и кухне. Вот там – реальность, а тут… Неизвестно что. Культурный досуг.

Очень трудно всколыхнуть дух в обществе, где потребление объявлено единственной реальной ценностью. Да не то, чтобы объявлено, – если бы это шло «сверху», ему еще можно было бы противиться: нет, просто самим ходом вещей человек выталкивается (с огромной силой выталкивается!) из мира духа в мир плоти.

Это капитализм, извините. За это за самое в 80-е боролись утомленные идеей граждане. Вход сюда – рубль, а выход – у вас и денег-то таких нет.

Кстати, «капитализм» – это в данном случае условный или очень общий термин, в котором сгруппированы все варианты общественного развития, противоположные общинному, справедливому, русскому пути. Нет времени перечислять все эти «империализмы», «постиндустриальные общества», «глобализмы» и т. д. и т. п. Суть у них у всех одна: я жую свой хлеб с салом, а ты ко мне не лезь.

В этом обществе Церковь неизбежно превратится, и уже превращается, в клуб по интересам, в фольклорный ансамбль, в кружок пенсионеров и малахольных. Когда сильные люди бегают в беличьем колесе бизнеса, Церковь неизбежно окажется богадельней. Вера, которая по сути своей должна быть огнем сердечным, очень скоро станет обрядоверим – или даже не в «…верием» (тут хоть о какой-то вере можно говорить!), а в заученным исполнением определенных телодвижений.

Я не знаю, может быть, где-то на Западе, где бизнес, нажива, предпринимательство испокон века были делами духа (ну, так уж у них дух устроен), – капитализм и не является столь губительным состоянием. Но в России – иначе. Еще Горький говаривал, что для русского человека нет ничего тоскливее, чем джеклондоновская азартная борьба за существование. И знаете, мне кажется, что в этом вопросе Бог – на стороне России. Обратите внимание, как только в прежней России капитализм прочно встал на ноги, как по нему тотчас ударили мировой войной и революцией. Как только русский правящий класс делом показал, что считает капитализм самой естественной и разумной системой, для него тут же гостеприимно распахнулись двери расстрельных подвалов. Такие вещи само собой не делаются, тут не без воли Божией.

Но вот Россия вновь свернула к капитализму… Лет двадцать можно было ожидать, что эта ошибка еще исправится…

Впрочем, довольно. Мы сейчас говорим о Церкви, Православии и о том, почему им как воздух нужен коммунизм (равно как и коммунизму как воздух нужна Церковь).

Почему? Но ответ лежит на поверхности: в первую очередь потому, что только коммунизм создает в обществе необходимую атмосферу горения духа. Мещан и в СССР было полным-полно, – но они прятались, они маскировались, они поддакивали лозунгам, они по крайней мере внешне изображали горение духа, а потому человек, у которого дух действительно горел, не выглядел и не чувствовал себя в этой среде белой вороной.

А что касается слов о том, что коммунизм для того и был создан, поднят на щит и долгое время поддерживался весьма некоммунистическими персонажами, чтобы с его помощью окончательно задавить христианство, то на эти слова мы ответим: «Да, это так!»

Действительно, задумка всевозможных карлов марксов в том и состояла. Они сочиняли свое учение для Запада, где коммунизм по ряду объективных причин не сможет победить никогда, но подточить многие хорошие вещи, в том числе и христианство, – очень даже может. Они – эти карлы марксы – никогда не думали (и тому есть свидетельства!), что коммунизм сможет привиться на русской почве. И уж подавно они не думали о том, какой плод на этой почве он сможет принести.

Суть в том, что Россия и коммунизм совпали. Это стало понятно марксистам еще в 20-е годы. Попытка отыграть назад, возглавленная Троцким, провалилась: реакция уже пошла, остановить ее было невозможно.

Но еще возможно было разъединить коммунизм и Православие.

Ведь коммунизм и Православие тоже могли бы совпасть: никаких объективных препятствий к этому не существовало, как не существует их и по сей день. Как их разъединяли – об этом рассказывать не надо: все мы знакомы с этим очень хорошо – как по историческим книгам, так и по собственным современным наблюдениям. Вопрос в другом: как их соединить?

Как сделать это практически – покажет время. В настоящий момент ни КПРФ, ни РПЦ никаких шагов в эту сторону не предпринимают, но время – удивительная вещь. Оно порой совершает такие удивительные повороты, что нашей философии не снились. Ей, в частности, не снится пока, что Церковь, едва не до смерти задохнувшись в безвоздушном, бездуховном пространстве капитализма, протянет руку коммунистам. Не снится ей и то, что однажды молодые коммунисты, поняв, что в современной политической системе их партия играет роль фанерного щита, коим прикрывается на время парадов мавзолей, захочет по-новому взглянуть на сусловские догмы, прогнившие еще в 70-х, и поискать более прочной основы для своего существования.

И ведь вовсе не надо, чтобы коммунисты стройными колоннами двинулись в храмы, а батюшки сплошь завели бы партбилеты.

Вполне достаточно было бы одной стороне признать, что строительство коммунизма принципиально отличается от возведения Вавилонской башни, что это строительство для общества есть то же, что для отдельной личности деятельное стремление к святости. Святость личная в данном случае поддерживается святостью общественной – и наоборот. Никто не говорит о том, что однажды нам удастся построить «стан святых», – его завершение видится уже за пределами истории, как, собственно, и личная святость определятся только после смерти, когда человек переходит в вечность.

Другой же стороне следует признать неосуществимость на деле «атеистической святости», признать, что у нее не хватит сил в одиночку добиться всемирной справедливости, что неизбывная человеческая удобосклонность ко греху всегда будет непреодолимым препятствием на пути коммунизма, а победить ее возможно только теми средствами, что предлагает христианство.

Если два этих признания будут сделаны и подкреплены неким соглашением, две половинки критической массы в русской антибомбе соединятся и антивзрыв – созидательный и животворный – озарит земной шар.

27.04.2024

Алексей Бакулин, Игорь Фроянов

«Задача у нас одна – сохранить Россию»[13]

В течение нескольких лет мне довелось общаться с выдающимся русским историком, мыслителем и общественным деятелем Игорем Яковлевичем Фрояновым. Я часто беседовал с ним и на основе этих бесед в нашей газете «Православный Санкт-Петербург» было опубликовано 13 материалов, интервью, в которых Игорь Яковлевич высказывался по самым различным вопросам современности. Нередко в этих беседах Игорь Яковлевич так или иначе касался вопроса соотношения Православия и коммунистических идей. Специально для сборника я выбрал эти места из наших интервью и даю их единым блоком.

Чтобы остаться честным, я должен сказать: внутри нашего общества, на самом верху государственной власти, есть люди, целью которых является уничтожение исторической России и русского народа. Уточню: речь идет не о ликвидации русского народа целиком, всех людей до единого. Это практически невозможно или слишком сложно… Нет, этим людям достаточно разрушить русский народ как большую семью, сознающую себя единым организмом, родственным кругом. Им надо заставить нас забыть, что русский русскому брат, им надо, чтобы каждый из нас стоял только сам за себя, – тогда нас перебьют поодиночке. Нет у нас национальной власти! А что стадо овец без пастыря? Волки расхитят это стадо.

Мне кажется, что и движения-то никакого (патриотического) нет. Есть имитация патриотизма некими политическими кругами, и есть попытки отдельных патриотически настроенных людей что-то сказать… Да, именно «сказать», реже – «сделать»… Но движения массового, народного до сих пор, по-моему, нет. Всякое движение должно выражаться в целенаправленной, решительной деятельности, влияющей на ход событий. Вы видите что-нибудь подобное в патриотической среде? Я – пока нет.

– Давайте не будем забывать о том, что коммунизм возник именно в противовес христианству, как его антитеза. «Христиане-де чают рая на небесах, а мы зовем людей к раю земному». Это принципиальная разница! Чтобы достигнуть рая небесного, необходимо совершенствовать свою душу, а для того, чтобы достигнуть рая земного, нужно совершенствовать только экономику… С другой стороны, идея социальной справедливости никогда не была чужда христианству. И наверное, можно было бы представить себе такое общественное движение, которое, твердо стоя на православных позициях, преследовало бы в политике истинно народные, справедливые цели. Но это был бы уже не коммунизм, для этого движения пришлось бы придумывать другое название. Скажу, как историк: слова «коммунизм», «социализм» никогда и не имели в России подлинного содержания. Тот режим, в котором страна жила при Сталине, правильнее было назвать «мобилизационным обществом», а тот, что установился после его смерти, – «социально-ориентированным капитализмом»… Сталин понимал – так мне, во всяком случае, кажется, – что общество необходимо вести по направлению к социализму, и для этого он замышлял сближение широких масс с властью и собственностью. Собственность и власть на первом этапе была аккумулирована государством, а задача заключалась в том, чтобы постепенно передать эту собственность в руки производственных коллективов, – возможно, предполагалось допущение и частной собственности в сфере обслуживания. Противоречит ли этот план идеалам Православия? Я не вижу никаких принципиальных противоречий… Реформы должны были состояться после того, как наша страна обеспечит себе внешнюю безопасность, создав ракетно-ядерное оружие. Но номенклатура, освободившаяся от Сталина, не пошла этим путем. Она сохранила власть и близость к собственности. Сталин понимал опасность такого положения – этим-то и объясняются его многочисленные номенклатурные чистки, в том числе даже и ежовщина… А когда чистки прекратились, люди, обладающие огромной властью и приближенные к собственности, перестали быть подконтрольными, перестали быть ответственными, перестали быть наказуемыми… И это создало почву для переворота, который был совершен Горбачевым, продолжен Ельциным и завершается в настоящее время.

И если далее говорить об общности интересов Церкви и коммунистов, то нельзя не сказать вот о чем… Сейчас и перед Церковью, и перед коммунистами встала общая задача, которая важностью своей намного перекрывает все остальные. Эта задача: сохранить Россию. Не будет России – не будет ни РПЦ, ни КПРФ. И глубоко заблуждается – а может быть, сознательно лжет! – тот, кто хочет убедить нас в обратном: будто бы Церковь выше России, выше нации, выше народа… Церковь и народ – это душа и тело. Разве, исходя из того, что душа человеческая бессмертна, мы посчитаем убийство человека вполне простительным делом? Реальность такова, что именно русский народ стоит на страже Церкви, и после Москвы четвертого Рима не будет.

– Как по-вашему, может ли православный человек голосовать сегодня за коммунистов?

– Не вижу к тому никакого препятствия. Давно пора разобраться в этом вопросе, давно пора прекратить мазать одной краской всех коммунистов подряд – и Ленина, и Троцкого, и Сталина, и Зюганова. Все это разные люди, разные политики, разные эпохи. Я уже не говорю о том, что основные принципы коммунистической морали не входят ни в какое противоречие с основами христианской нравственности. Я не говорю о том, что принцип социальной справедливости – это политическое воплощение заповеди любви к ближнему… В прежние времена преградой, стоящей на пути объединения православных с коммунистами был атеизм – непримиримый, воинствующий. Но сегодня этой преграды не существует: нынешние коммунисты вполне терпимы к вере, и мне известно, что некоторые представители высшего руководства КПРФ приняли Святое Крещение.

Есть и еще одно обстоятельство, которое связывает ныне КПРФ и РПЦ: и КПРФ и РПЦ существуют до тех пор, пока существует Россия. Если планы мирового правительства осуществятся и наша Родина будет расчленена на несколько «удельных княжеств», то ни коммунистам, ни православным в этом новом мире места не найдется: они будут не нужны новым хозяевам и от них постараются побыстрее избавиться. Поэтому надо понять, что время раздоров и взаимных обид прошло: теперь настала пора искать согласия, пора «собирать камни».

– Скажите, Игорь Яковлевич, вы связываете судьбу России с каким-то определенным политическим строем? Вы считаете, что наша страна должна непременно быть монархической? или демократической? или она должна управляться партийной диктатурой? Нужно ли привязывать великую Россию к одной-единственной политической доктрине?

– С одной стороны – да: Россия остается Россией и при царях, и при коммунистах, и при демократах, – Россия не исчерпывается формой власти. Но, с другой стороны, есть объективные обстоятельства, не учитывать которые нельзя. Первое из этих обстоятельств – наши огромные пространства, наше богатство, наш народ. Править такой страной на современный демократический манер попросту невозможно, нецелесообразно, неразумно: Россия не Швейцария – иной масштаб и, соответственно, иные законы. Итак, нужна твердая, весьма сильная центральная власть. Правда, сегодня у президента России власти столько, сколько ее не было, скажем, у Николая II после революции 1905 года. Так, может быть, оставить президентство – чем оно плохо? Плохо оно только тем, что лишает власть ее священной сущности. Русская самодержавная монархия тем и отличалась от всякой иной монархии, что признавала царскую власть священной, а Помазание на царство считалось одним из основных Церковных Таинств. Возродить такое одухотворенное царство мы сейчас не можем. Нужно сначала соединить Церковь с государством, и не бюрократически, как при Петре I, а духовно и политически, воссоздав симфонию светской и церковной власти, – но до этого очень далеко. Некоторые попытки в таком направлении делаются, но смотрите, какое ожесточенное сопротивление и даже истерику они вызывают в демократическом стане! Все понимают, что это такое – слияние Церкви и государства, какой прочностью будет обладать этот союз!..

– Как вы считаете, возможно ли, чтобы в России утвердилась национальная демократия, – то есть власть по форме осталась бы прежней, но при этом в своей политике стала бы преследовать только национальные интересы?

– Вы, наверное, помните высказывание Черчилля: «Демократия очень плохой способ правления, но все остальные еще хуже». Именно к этой мысли нас пытались подвести все последние десятилетия: «При демократии очень плохо, но при всех остальных режимах еще хуже, а следовательно, выбирайте меньшее зло!» Нам говорили, что Россия 1000 лет была подневольной, что у нас господствовала какая-то «парадигма тысячелетнего рабства»… Но это ложь или (скажем иными словами) мнение, основанное либо на злой воле и сознательном искажении фактов, либо на глубоком историческом невежестве. Все далеко не так просто. В нашей истории были периоды очень действенной (и вполне национальной по духу) демократии. В первую очередь я имею в виду древнерусский, или киевский период истории России. На Руси тогда существовала общинно-вечевая демократия, но это была демократия непосредственная, прямая, – когда избиратели лично знают своего кандидата, когда они сами на вече решают возникающие проблемы. О таком порядке мы могли бы только мечтать. Но вместе с буржуазной эпохой приходит представительная демократия, и это – демократия только на словах, а по сути – режим скрытой олигархии, политической элиты. Такая демократия России не нужна! Исторический опыт русского народа свидетельствует, что наиболее эффективной формой правления для нашего Отечества является сочетание авторитарной и общинной власти. Для России – страны с огромными пространствами, населенной многочисленными народами, – конечно, нужна очень сильная, действенная, эффективная центральная власть. Но на местах можно воплотить те формы непосредственной демократии, которые у нас исторически были выработаны еще в древности. Нам нужно разворачивать непосредственную демократию в форме самоуправления на местах. Я неоднократно говорил, что примером здесь может служить эпоха Иоанна Грозного, когда в Москве находилась твердая, непреклонная власть (которую демократы-хлюпики называют и деспотической, и тиранической), а на местах притом существовало самое широкое самоуправление. Грозный неоднократно созывал Земские соборы и вообще стремился дать право народу решать местные задачи самостоятельно. Он глубоко понимал своеобразие русского пути, и своей государственной деятельностью он дает нам мудрый пример. Сможет ли нынешняя президентская власть поступать по его заветам? Не знаю, однако хотелось бы. Теоретически такая возможность у нее есть. Вопрос лишь в том, будет ли она использована. Во всяком случае, другого пути для противостояния глобалистскому наступлению я не вижу.

– …Может быть, если бы Сталин более разумно вел внешнюю и внутреннюю политику, начало войны было бы не столь сокрушительно для нас?

– Когда говорят о подготовке к войне, зачастую суживают анализ событий до трех-четырех предвоенных лет. Но я уверен, что здесь необходим более широкий подход: нужно вспомнить не только 1930-е, но и 1920-е годы, – только тогда мы сможем оценить, что дала стране политика Сталина. Итак, 1920-е годы: что тогда представляло собой советское общество? В некотором роде неуправляемую стихию. Революционные годы, породившие у русского человека ощущение ничем не сдерживаемой воли, привели страну к хаосу. Никакого чувства правопорядка у народа не было, не было государственного сознания: кто-то думал только о своем благосостоянии, кто-то мечтал о мировой революции, – но и то и другое было далеко от подлинных державных интересов. При таких настроениях, царящих в обществе, всерьез решать вопросы индустриализации, создания современной военной промышленности, боеспособной армии было попросту невозможно. Прежде следовало ввести в берега разбушевавшуюся народную стихию, следовало ее организовать и мобилизовать. Как известно, именно на это и была направлена политика Сталина.

Причем Сталин прекрасно понимал, что одним силовым принуждением народ не мобилизуешь: нужно достучаться до душ человеческих, вдохновить людей на труд и на борьбу. Как это делалось? Двумя способами. Во-первых, в общество внедрялась мысль, что СССР создает новый мир, свободный от неправды, насилия, эксплуатации; и такая идея очень воодушевляла людей, – этого нельзя отрицать, что бы либералы сейчас ни говорили. А во-вторых, Сталин обращался к исторической памяти русского народа, к его славным традициям… Это соответствовало сталинской идее о непрерывности и преемственности исторического процесса. В СССР начались серьезные исторические изыскания; если вы посмотрите, как развивалась историческая наука в 1930-х годах, то вы увидите, что ей создавались самые благоприятные условия. В 1920-х годах такое и представить было невозможно, а тут появилась масса интереснейших научных работ, переиздавалось лучшее, что было написано русскими учеными до революции; и вы понимаете: если общество интересуется историей своей страны, значит, оно не может не заботиться и о ее настоящем и будущем. Словом, Сталин готовился к войне глубоко и всесторонне, поднимал и промышленность, и армию, и идеологию, заботился как о материальной, так и о духовной мощи державы.

С моей точки зрения, единственное, в чем можно укорить Сталина, так это в том, что он переоценил Гитлера и его окружение. Сталин был основательным, трезвым политиком и при решении той или иной политической задачи учитывал все обстоятельства, обладал способностью смотреть вперед. Этим же аршином он мерил своих врагов – и обманулся: сталинский аршин был слишком велик для Гитлера! Не мог Гитлер, по мнению Сталина, начать войну с Россией, не закончив прежде войны на Западе. Нужно быть безумцем, чтобы не учитывать пагубные последствия войны на два фронта, которую Германии не выиграть ни в коем случае, что доказал недавний опыт Первой мировой. Гитлер не был безумцем – ума у него не отнимешь, – но он был авантюристом, и его авантюризм возобладал над природным умом. Потом он признавался в письме Муссолини: мы-де открыли дверь, не зная, что за ней скрывается. Но менять что-то было уже поздно.

– Сталину ставят в вину уничтожение верхушки Красной армии в 1930-х годах… Дескать, был бы жив Тухачевский и иже с ним, война не тянулась бы целых четыре года…

– На это я скажу только одно: Тухачевский и его единомышленники были сторонниками революционных войн, экспорта революции, то есть политики губительной для России. Собственно, Россия их и не интересовала вовсе. Более чем сомнительно, чтобы такие люди смогли организовать достойный отпор агрессору. Нет, история говорит, что никто, кроме Сталина, не смог бы спасти страну, привести ее к победе и превратить в мощную сверхдержаву. Да, Сталин не был либералом. Да, в противоречии между интересами личности и общества он выбирал интересы общества в ущерб личности. Но так ли уж в ущерб? Разве в стабильном, мощном, процветающем обществе личность развивается хуже, чем в обществе без единого духовного стержня, потерпевшем позор поражения, одержимом разбродом и хаосом? Современность дает четкий ответ на этот вопрос.

В 1945 году мы одержали победу не над одной лишь нацистской Германией, а над западным миром, и это дало нам несколько десятилетий свободной и счастливой жизни. Но это была не первая схватка и не последняя. Задача устранения России с мировой политической сцены, ее расчленение (а Гитлер планировал, как мы знаем, и такое) до сих пор актуальны для Запада. Наши неприятели очень давно, неуклонно и, я бы даже сказал, терпеливо идут к поставленной цели. Сейчас этот процесс называют глобализацией: Россия должна подчиниться единому мировому правительству, чтобы русский характер, русское мировоззрение, русская вера растворились в безличном, безнациональном, бескультурном стаде всемирных потребителей. Сумеем ли мы устоять против этого наступления?

Всем понятно, что русский национализм не мог не появиться в XX веке: наш народ претерпел такое множество бед от врагов извне и изнутри, столько горечи и возмущения накопилось у русских, что пружина уже не могла больше сжиматься. Теперь она начинает распрямляться.

Это движение пугает наших врагов, а они неглупые люди. Они сумели сделать так, чтобы русское национальное сознание пошло неверным путем, чтобы в нем возобладала позиция чрезмерная и неразумная. Я имею в виду вот что: представители нынешнего «русского национализма» недостаточно сознают жизненную необходимость возрождения прежней, неразделенной России. Они даже вовсе отрицают такую необходимость. Они призывают нас «сбросить многонациональное бремя», «не тащить на своем горбу чужие народы» – отторгнуть от нас тех, кто причиняет нам сегодня столько хлопот.

Все, наверное, слышали (а кое-кто и повторял) слова нынешних «националистов»: «Довольно кормить Северный Кавказ!»

Хорошо, давайте отрешимся от Северного Кавказа… Выпустим эти земли, за которые в XIX веке было пролито столько русской крови… Давайте не будем задумываться о том, ради чего эта кровь лилась: по капризу наших царей или ради самых насущных жизненных интересов России?

Но ведь Кавказом дело не ограничится. Вскоре придется и Татарстан предоставить собственной воле… Что дальше? Так, в конечном счете, мы покончим со всей страной!

Я настоятельно прошу вас задуматься над этим парадоксом: «русский национализм», изо всех сил твердящий о любви к Родине и русским, ведет к уничтожению исторической России!.. К окончательному развалу нашей тысячелетней империи! Но разве наши предки создавали ее из жадности, только потому, что стремились захватить как можно больше чужих земель? Нет. Каждое новое расширение границ было для них стратегической необходимостью: Россия в границах исторического расселения русского этноса не смогла бы противостоять врагу. Не сможет она этого и сейчас.

И размышляя об этом, я не могу не задаться вопросом: а не руководят ли нашим «националистическим» движением силы, враждебные России? Не они ли мечтают использовать это, казалось бы, законное недовольство в своих интересах, таким образом, чтобы с его помощью добить нашу Родину? И что движет «русскими националистами» – недомыслие, отсутствие исторических знаний или что-то иное? Не знаю. Но уверен, что результат их деятельности будет в высшей степени плачевен для нашей страны.

Положение складывается крайне опасное: на российское единство идет наступление и сверху, и снизу.

Вспомните любимое слово наших «националистов»: «Понаехали!..» Да, понаехали… Но вы пытались хотя бы раз задуматься, в чем причина этого явления? В советское время ничего подобного не было, и не потому, что «тоталитарная диктатура» препятствовала передвижению граждан. Просто граждане союзных республик могли и у себя дома вести достойную жизнь. А сейчас они этого не могут: империя рухнула, единый организм расчленен на части. В республиках стало плохо – но и в России не многим лучше. Мигранты едут сюда, под кров русского народа, надеясь, как обычно, найти у русских помощь и поддержку в своей беде. Но что они здесь находят? Разгул коррупции, беззаконие, прогнившую элиту, органы правопорядка, которые тоже погрязли в мздоимстве… Здесь опять-таки мы упираемся в политику государственной власти. Именно власть попустительством своим создала такие условия, которые позволили мигрантам организоваться и создать преступные кланы, занять, так сказать, «командные высоты»… Назову хотя бы такую отрасль, которая касается всех, – торговлю: в больших городах она полностью или почти полностью перешла в руки национальных объединений, которые, по существу, эксплуатируют русский народ, изымают прибавочный продукт, устанавливают монопольные порядки. А государство закрывает на это глаза, тогда как оно должно было бы держать это под неусыпным надзором и контролем.

«Националисты» предлагают России выход: окончательно отделиться от всех «нерусских», воображая, что таким образом проблема будет решена. Нет, она только еще более усугубится, ибо в странах, которым отказала в помощи Россия, немедленно утвердятся враги нашей страны, в первую очередь США.

– Когда в XX веке начался развал колониальной системы, многие бывшие колонии, отделившись от метрополии, зажили полноценной жизнью независимых государств. Хороший пример тому – Индия. Почему же ни одна из бывших союзных республик СССР не смогла устроить себе нормального существования?

– А потому что механика и суть нашего многонационального образования принципиально отличалась от колониальных империй Запада – я имею в виду и Англию, Францию, Португалию, и другие… У нас никогда не было заморских территорий, у нас создавалось органически спаянное единое пространство. И соединение оказалось настолько тесным, что возвращение к самостоятельному бытию рвало все установившиеся связи, крушило сложившиеся общественные и экономические отношения, делало новые независимые государства не свободными от «эксплуатации титульной нации», а изолированными от системы общей взаимопомощи. Да и о какой эксплуатации может идти речь, если русский этнос зачастую приносил в жертву собственные интересы ради образования многонационального государства?..

– Допустим, отделившимся землям нужна Россия (об этом можно судить и по тем сотням тысяч мигрантов, что наполняют сейчас русские города), – но нужно ли России возвращать себе утраченное? Так ли велика наша нужда в Средней Азии, Прибалтике?..

– Совершенно очевидно, что сейчас Россия находится в ущербном с точки зрения геополитики положении: ведь нашу страну резали по живому, сознательно стараясь разрушить естественный порядок вещей. Возьмите Украину: единственный смысл ее независимого существования, как мы это сейчас видим, состоял в том, чтобы стать плацдармом для возможной агрессии Запада против России. То же можно сказать и о Прибалтике. Издревле эти земли использовались Западом для того, чтобы держать под ударом наши территории. Петр Великий решил эту проблему радикальным образом: присоединил Прибалтику к России. Много ли она потеряла от этого присоединения? Нужно сказать честно: только выиграла. Может ли она существовать самостоятельно? Нет, она непременно вновь примется служить Западу, вновь станет не более чем плацдармом для возможной агрессии, что мы сейчас и наблюдаем.

– Можно ли сказать, что одни из утраченных земель нам нужны больше, а другие меньше, одни следовало бы присоединить как можно раньше, а другие – не столь спешно?..

– Мне не нравится слово «присоединение»: оно неверно отражает суть проблемы. «Присоединение» звучит как «захват чужого». Нет, следовало бы сказать – «воссоединение», «объединение»! И разумеется, в первую очередь следовало бы объединиться славянским народам – русским, украинцам, белорусам. Украина, так же как и Белоруссия, так же как и Россия, нуждается в защите от внешнего врага. Не надо говорить, что таких врагов нет. Все эти разговоры относительно нового миропорядка, одинаково справедливого для всех, – они лживы в самой своей основе. Опасность существует постоянно, она довлеет и над Россией, и над Украиной, и над Белоруссией, и в таком объединении кровно заинтересованы народы всех трех государств. Я не об элитах говорю – российских, украинских и белорусских: элиты могут смотреть на дело иначе, им выгодно разделение. Эта продажная, развратная часть народа, готовая из-за своих сугубо личных интересов торговать всем, и Родиной в том числе. Если говорить об интересах основной массы населения, то, конечно же, оно заинтересовано в том, чтобы быть в единстве с Россией.

– …Чаши исторических весов колеблются – сегодня ни одна из них не может перевесить другую, но не могут они и застыть в равновесии. Все пришло в движение, но направление этого движения угадать сложно. Нынешний мир находится на перепутье, и никто не знает, в какую сторону он устремится завтра.

И в первую очередь эта неустойчивость, неопределенность заметна у нас, в России, – именно сейчас, когда положение дел на Украине перешло в новую стадию. Я понимаю всю тяжесть положения руководителей нашей страны: нелегко сделать решительный выбор, твердо настоять на своем… Но проблема в том, что сделать это необходимо! И если нынешняя власть этого не сделает, то, возможно, пришел момент, когда стране следует выбрать нового руководителя. Если же этот вариант невозможен, то власть должна осознать: особенность сегодняшнего момента заключается в том, что чем хуже наши отношения с Западом, тем лучше для России, и никакие «приседания» перед ним, вроде пустословия о «партнерстве» и «сотрудничестве» с западной политической элитой, совершенно неуместны. Сейчас, когда Запад откровенно выставляет себя нашим врагом, когда всякое «западничество» внутри страны воспринимается народом как предательство, – самое время решительно расчистить авгиевы конюшни либерализма, самое время вернуть Россию на путь самостоятельной, независимой политики, исключающей рассуждения о создании единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока.

В противном случае гибель нашего государства представляется мне неизбежной. Я не раз утверждал: мир стоит перед не столь уж далекой перспективой всеобщей войны, перед битвой всех против всех, дракой за оскудевающие природные ресурсы – воду, воздух, почву… В этой войне для России, идущей на поводу у Запада, уготована роль бесправного сырьевого придатка у сильных соседей, приза, который достанется сильнейшему: ее будут разрывать на части враждующие стороны, растаскивать по кускам, безжалостно грабить… Избегнуть такой судьбы можно лишь одним способом: во-первых, очиститься от прозападной либеральной «пятой колонны»; во-вторых, восстановить то геополитическое пространство, которым обладала Российская империя, а потом Союз Советских Социалистических Республик, – ведь это пространство, собранное воедино нашими предками, есть естественный залог нашей безопасности. И в-третьих, надо исправить ошибки прошлого: пересмотреть список наших нынешних союзников и, взвесив все, твердо определиться, с кем из наших соседей мы должны вступить во взаимовыгодные отношения.

– Да, война неизбежна… Не значит ли это, что в ней есть нечто оздоровительное для народа? После Великой Отечественной войны – войны страшной, разрушительной, кровавой, – Россия словно обновилась и за короткий срок достигла таких вершин, каких не достигала за всю историю своего существования…

– Давайте уточним: я бы сказал, что Россия не обновилась, а возродилась. Разница в определениях, быть может, не сразу заметна, но существенна. И подумайте: такое возрождение не есть некий феномен XX века. Умение воссоздавать разрушенное воспитано у наших предков веками. Вы посмотрите, что было в прошлом, что было в Древней Руси, в Московском государстве!.. Противник пройдет по земле Русской, испепелит ее, вытопчет нивы, разрушит деревни, спалит города… Казалось бы, восстанавливать уже нечего, это конец; в лучшем случае возрождение займет долгие десятилетия и даже века. Но, к удивлению соседей, жизнь на Русской земле возрождается через самое короткое время. Эта способность быстрого возрождения есть корневая особенность русского народа, она относится к нашей глубинной сущности. И мы ее продемонстрировали сравнительно недавно, после страшной и разрушительной войны с нацистской Германией. Таково свойство русского духа от Бога.

– А нельзя ли сказать так: не было бы разрушения – не было бы восстановления?.. Ведь война все-таки мобилизует силы народа, а мир, то есть именно долгий мир, губителен…

– Все зависит от того, как часто происходит разрушение… На долю русского народа выпала такая боль: он постоянно находился под внешним давлением; и с запада, и с юга, и с востока на него постоянно устремлялись противники, противники жестокие, которые несли смерть и разрушение. В отличие от стран Запада, нас очень часто разоряли дотла. Но отсюда и наша выучка возрождаться. Конечно, в основе этой выучки лежит воля народа к жизни: ведь можно так разорить землю, что у людей опустятся руки, – все зависит от того, какова сила воли у того или иного народа. Так вот у русского народа тяга к жизни несравненная! И поэтому, когда вы слышите о том, что русский народ растерял пассионарность, – не верьте, это неправда. История свидетельствует иначе. Сама непрерывность набегов извне послужила для русского народа школой жизнелюбия, научила его быстро возрождать страну из пепла.

– Но нельзя ли в таком случае сказать, что без войны русский народ теряет свое величие? Ведь смотрите: чем дальше мы уходим от 1945 года, тем более слабеет народный дух, на смену волевой собранности приходит беспечность, безответственность, в конце концов наступает настоящее разложение – и в 90-х годах происходит полный развал. Ведь согласитесь: катастрофу ельцинской поры нельзя объяснить одними лишь происками внешних врагов…

– Я скажу так: да, война является средством к сплочению народа, но не единственным средством. Общество людское не может сохранять здоровье духа, все больше распадаясь на мелкие социальные единицы, пока наконец такой единицей не станет отдельная личность. Устройство человеческого общежития подчиняется двум началам: началу индивидуальному и началу коллективному. Разумное сочетание этих двух сил обеспечивает существование того или иного народа. В каждом этносе непрерывно идет своеобразное соревнование между частным интересом и интересом общества, и когда верх берет индивидуальный интерес, тогда общество раскалывается на малосвязанные друг с другом единицы. И при длительном существовании такой модели общество неизбежно подходит к опасной черте, за которой уже нет возврата. Чтобы спастись, необходимо дать движение коллективам и объединению. Это порою происходит стихийно: индивидуальность приземляется, а выход получает коллективизм и коллективный интерес – таким образом выравнивается историческое бытие народа. И война вполне может стать средством к спасительному сплочению людей. Вопрос заключается лишь в том, в какой именно момент война приходит в наш дом. Если дробление общества зашло уже слишком далеко, то мы не сможем не ощутить привкус смертельной горечи… Но если стремление к объединению присутствует, пусть даже пока в малой степени, – бой с общим противником поможет народу сплотить ряды и вновь почувствовать свою силу.

В «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина есть небольшая главка с названием «Зло имеет добрые следствия». Именно так прославленный историограф определял значение монгольского ига в русской истории. Подобным же образом, мне кажется, можно истолковать и современные западные санкции, понудившие нас заняться, как сейчас выражаются, «импортозамещением».

Приходится только удивляться тому, в каком запущенном и небрежном состоянии находилось у нас внутреннее производство. Под вопросом оказалась даже продовольственная безопасность страны. Невольно возникает вопрос: что это – глупость или измена? В свое время, конечно, ответ на этот вопрос будет дан, а сейчас нужно срочно налаживать национальное производство товаров народного потребления и продовольствия, причем в очень сжатые сроки, требующие большой организационной работы, энергичных, порою даже мобилизационных, мер.

По сути, как мне кажется, мы вступаем в борьбу за выживание. Полагаю, что нынешнему либеральному правительству это не по силам. Либерализм, как показывает история, играет в России разрушительную роль. Или играл эту роль, – но сейчас наступило время созидания, на которое либерализм не способен, в России во всяком случае. Я еще раз хочу напомнить, что об этом свидетельствует история нашей страны.

Что ж, будем надеяться, что, подводя итоги следующего, 2016 года, мы отметим появление нового правительства России, успешно преодолевающего трудности, ниспосланные нам Господом. Что чаще всего демонстрировал русский народ и что в истории помогало ему выжить, – выжить и одержать победу над врагами? Это долготерпение. И я желаю нашему народу долготерпения, во-первых; понимания того, что происходит, и, как у нас в старину говорили, «сбиваться в мяч», – потому что преодолеть те роковые трудности, которые стоят на нашем пути, мы можем только коллективно.

«А вот сугубо земной герой, которому судьба предназначила разгребать „авгиевы конюшни“ людского бытия» – Иосиф Сталин.

Сколько со времен Хрущева отравленных стрел и копий было брошено в Сталина! Сколько грязи вылито на сталинскую могилу при Горбачеве и Ельцине! Каким только поношениям не подвергается Сталин и поныне! Но все нипочем: наш народ знает цену деятелям своей многотрудной истории. Имя Сталина, великого государственника, воскресившего Российскую державу, создавшего общество, соответствующее коллективистским началам русского этноса и народным понятиям о социальной справедливости, превратившего Россию в один из могущественных центров силы планеты, никогда и никому не удастся стереть со страниц русской истории.

Несколько иначе обстоит дело с Лениным. Казалось, антиленинская истерия, наблюдаемая на протяжении последних десятилетий, должна была радикальным образом изменить отношение российского общества к Ильичу. Однако такой перемены не произошло. На мой взгляд, опрашиваемые люди в оценке Ленина отталкивались от нашей современной отвратительной капиталистической действительности, отличающейся повальным обнищанием населения и безудержным обогащением чрезвычайно узкой группы доморощенных буржуа. В результате реформ Ельцина, Гайдара, Чубайса и «прочих разных» либералов, ненавистников России, мы получили воровской и коррумпированный капитализм, иллюстрирующий известное положение П.-Ж. Прудона: «Собственность – это кража». Отсюда понятно позитивное отношение масс к Ленину, разрушившему в свое время капиталистическую систему в России, сломавшему сословно-классовые перегородки и давшему возможность самореализации выходцам из народа.

– Часто приходится слышать, что Октябрьская революция была, по сути, совершена некой группой враждебных России заговорщиков. После Февраля эти диверсанты будто бы приехали в Петроград в пресловутом «пломбированном вагоне», а затем против воли русского народа совершили свое черное дело…

– Так говорят либо открытые противники России, очерняющие нашу историю, либо люди безграмотные, вовсе не знающие русской истории. Ведь к революции наша страна шла не одно десятилетие, приблизительно с XVIII века, когда Петр Великий уравнял крестьян с холопами и после того, как указом Петра III дворяне были освобождены от обязательной службы, а крестьяне оставались в закрепощенном состоянии. Тогда-то в стране и начал накапливаться горючий материал. В. О. Ключевский как-то остроумно заметил, что после отмены обязательной службы дворянства на следующий день должен был бы последовать указ об отмене крепостного права, – он и последовал, только через 99 лет! Конечно, масса населения – а это было крестьянство – чувствовала всю несправедливость создавшегося положения. А для русского человека нарушение справедливости – самая болезненная вещь: мы веками воспитаны на стремлении к справедливости.

Русское дворянство сыграло, конечно, свою положительную историческую роль, служа Родине. Но с петровского времени характер дворянства стал меняться, а на русском престоле оказались иностранцы. Если говорить о том, что национальный менталитет имеет генетические корни, то придется признать, что между правителями империи и основной массой населения образовался разрыв. Но коренной вопрос, вызвавший обострение внутренних отношений, – это был вопрос о земле. И к концу XIX – началу XX века ситуация накалилась настолько, что разразилась рядом мощных крестьянских движений, на волне которых и произошла революция 1905–1907 гг. Затем – мировая война… По неразумию в нее вступила наша высшая власть, по неразумию она втянула Россию в эту войну. Вот вам и результат!

И конечно, не надо забывать те внешние силы, которые проводили свою разрушительную работу внутри России. Я имею в виду масонов, которые после продолжительной «спячки» зашевелились в стране.

У масонства, которое существовало на протяжении многих столетий, сложился огромный исторический опыт, позволяющий им предвидеть ход событий. И когда в силу каких-то случайных вещей этот ход событий отклонялся от предполагаемого направления, задача масонов заключалась в том, чтобы возглавить новое движение и повести его в нужную для себя сторону. Главная задача заключалась в том, чтобы прийти к цели, независимо от путей, ведущих к ней, в нашем случае – к буржуазной или социалистической демократии. Вот это мы и наблюдаем в 1917 году.

Революции – и Февральская, и Октябрьская – это чрезвычайно сложные явления, в которых участвовали самые различные силы, и главные из них – порыв масс к новой жизни, к справедливости, а с другой стороны, – интриги врагов России, пытающихся возглавить массы. После крушения самодержавной власти эти люди ставили задачу расчленения России на мелкие государственные образования, и это засвидетельствовано в важном международном документе. Я имею в виду Версальский мирный договор. Там есть отдельный раздел, где идет речь о государствах на территории бывшей Российской империи. Предполагалось оторвать от России Прибалтику, Белоруссию, Украину, Закавказье, Среднюю Азию и оставить русскому племени только Среднерусскую возвышенность.

Но надо признать, что Октябрьская революция помешала осуществлению этого плана. Ведь большевики грезили о мировом пожаре, и Россию они предполагали использовать как таран, как мощную силу, пробивающую дорогу в мировую революцию. А расчлененная и, следовательно, обессиленная Россия, утратившая свое величие, блеск и славу, не могла служить этой цели. Нужно было снова собрать распавшиеся куски и восстановить прежнюю державную мощь. В противном случае Россия не смогла бы исполнить функцию локомотива мировой революции.

– Так, стало быть, Октябрьская революция спасла Россию?

– И да, и нет, – это неоднозначный вопрос. Здесь вот что нужно иметь в виду: противостоят ли друг другу Февраль и Октябрь? Я считаю, что февралисты, олицетворяемые Керенским, по сути, передали власть большевикам, ибо в том их наставляло мировое масонство.

Вот очень яркий пример: июль 1917 года, попытка большевиков захватить власть. Она не удалась. Для ленинцев это обернулось большой неприятностью: их вылавливали на улицах и чинили расправу. И тогда Керенский поместил большевистскую верхушку в «Кресты». С какой целью? С целью, вероятно, их спасения. В «Крестах» режим весьма мягкий: двери камер были раскрыты, революционеры общались друг с другом, обсуждали и оценивали происходящие события, им даже из ресторанов порой приносили еду. А затем последовал так называемый Корниловский мятеж. Большевики выступили против Корнилова, помогли тем самым Керенскому, и это дало ему формальное основание снова вооружить Красную гвардию. Сотни тысяч винтовок были розданы красногвардейцам. Красная гвардия и стала той силой, которая обеспечила переворот в октябре – ноябре 1917 года. Если судить по существу, то мы имеем, на мой взгляд, повод говорить о передаче Керенским власти большевикам. Таков был, вероятно, план, разработанный не в России, а где-то на стороне. Почему я так говорю, какие имею основания для такой догадки?

Ленин до Февраля жил в Швейцарии, а Троцкий – в Америке. Ленин приезжает в Россию со своими Апрельскими тезисами о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую. Примерно с таким же планом приезжает и Троцкий. Ленин с Троцким были лютыми идейными врагами и нередко позволяли высказываться друг о друге непотребным образом, – но тут вдруг их планы непостижимым образом совпали! Как могло произойти такое совпадение? И здесь обращает на себя внимание то, что Троцкий, когда ехал из Америки в Россию, был арестован на пути, – арестован и интернирован. Но в его дело вмешался сам президент США Вудро Вильсон – масон – и потребовал освобождения Троцкого. Но еще более показательно, что не кто иной, как видный февралист Милюков (кстати сказать, тоже масон), телеграфировал в соответствующие инстанции с просьбой освободить Троцкого и дать ему возможность приехать в Петроград.

Мое глубокое убеждение в том, что был составлен план революции – по всему вероятию, в масонских кругах. Этот план был передан и Ленину, и Троцкому, и на этой почве произошло их сближение.

После Корниловского мятежа Керенский сосредоточил всю власть в своих руках. Он стал, по существу, диктатором – и ничего не делал! Тут невольно напрашивается параллель: ГКЧП, Горбачев, сосредоточивший в своих руках президентскую власть – и ничего не делающий, – передает власть Ельцину… Тут многое перекликается. Думаю, что найти Ленина в его шалаше было для агентов Керенского не так уж сложно, но его не нашли и, похоже, не искали, – теперь понятно, по какой причине. И сам Керенский после Октября находился в России еще два с лишним месяца. Большевики могли бы его арестовать, но ему дали возможность уехать за границу.

Но вы спрашиваете: не спасла ли Октябрьская революция Россию?.. Важный вопрос. Она и спасла, и не могла спасти, – не могла в том случае, если бы власть не перешла в руки Сталина, если бы после смерти Ленина во главе государства встал Троцкий. Тогда Октябрьская революция стала бы концом России: Троцкий бросил бы ее в топку мировой революции. Но Россия, раздробленная на мелкие государства, не смогла бы помочь, как я уже отмечал, большевикам, – и они ее восстановили, причем в довольно короткий срок – за три-четыре года. И тут Сталин внес свои, мягко говоря, коррективы в планы большевиков. Он выдвинул идею построения социализма в отдельно взятой стране, – по существу, отказался от идеи мировой революции. Спас Россию именно Сталин и сталинский режим. Но, поскольку Сталин вышел из среды большевиков, совершивших Октябрьский переворот, то можно в определенном смысле говорить, что Октябрь спас нашу Родину, восстановил историческую Россию.

– Когда говоришь об Октябре с православными людьми, многие соглашаются, что завоевания революции были велики и целительны для России. Но принять революцию они все же не могут. Почему? Главным образом из-за гонения на Церковь, из-за террора в отношении православных.

– Если мы говорим о мощной струе масонства в этих событиях, то такое отношение к Церкви вполне объяснимо. Но есть еще одна сторона дела, которую тоже нельзя списывать со счетов… Не забудьте, что государя предали все, в том числе и многие высшие иерархи Церкви. Не Церковь как таковая, а некоторые ее высшие иерархи, которые потом в большинстве своем образовали движение обновленчества. Они поддержали Временное правительство, с амвона провозглашали ему многая лета… То есть мы видим с их стороны отступничество или прямое предательство. Но какое-то наказание Господне за это должно быть? Вот оно и последовало. Это надо как-то осмыслить, пережить все то, что произошло с Церковью, и не помнить злое, а думать о хорошем и стремиться к нему. Ведь в политике Сталина были и позитивные проявления по отношению к Церкви, – об этом тоже нельзя забывать. И, вероятно, эта его церковная политика усилилась бы, если бы его не отправили на тот свет.

Многое значило то обстоятельство, что к власти в России пришли люди не русской национальности, среди которых были либо атеисты, либо… верующие (я имею в виду не православных верующих). И атеисты, и эти верующие одинаково негативно относились к Православию. Гонения же пришлись в основном на 20-е годы, на первую половину 30-х годов, а со второй половины 30-х отношение к Церкви изменилось. И это не случайно совпало с тем, что Сталин управился наконец с ленинской гвардией.

– Можно ли сказать, что социализм – это чисто русское явление? Ведь нигде в мире (кроме, конечно, Китая) он толком не прижился…

– Я думаю, что стремление к справедливости, к всеобщему равенству – все это присуще и другим народам. Но почему революция произошла в России, а не где-то еще? Потому что наш народ по духу своему ищущий. Если посмотреть его средневековую историю, можно увидеть его постоянное горячее стремление найти некое Царство Правды, отыскать град Китеж. И потом, не забудьте о социальных противоречиях. Ленин был прав: они на рубеже веков достигли особой остроты именно в России. И в этом виноваты дворянство и дворянская, по существу, власть.

– Что потерял мир, после того как Россия похоронила завоевания Октября?

– Что потерял мир? Надо, прежде всего, сказать, что Октябрьская революция – это явление, безусловно, мирового значения. Но я должен сказать, что и в советское время, и сейчас говорят о значении Октября с точки зрения его содержания, тогда как очень важное значение имело то обстоятельство, что революция произошла именно в такой огромной стране, как Россия. Сам факт перемен произошел на такой гигантской территории – это, действительно, потрясло мир. Что потеряло человечество с прекращением нашего эксперимента? (Видимо, надо говорить, что это был еще не законченный эксперимент…) Потеряло оно в первую очередь возможность разностороннего развития. Мы сейчас воочию наблюдаем движение мировой истории по одной колее, тогда как разносторонность дает возможность сглаживать недостатки одноколейности и служит более перспективным средством движения человечества в будущее. До перестройки одно направление мирового движения уравновешивало второе, а в противном случае равновесие утратилось бы. Теперь, после крушения попыток построить коммунистическое общество, мир стоит перед угрозой катастрофической утраты равновесия.

– Возможно ли сейчас без революции вернуть завоевания Октября – в первую очередь социальную справедливость и опору на человека труда?

– Это возможно. Но все зависит от того, кто в России находится на самом верху, в чьих руках все рычаги власти. Наша национальная особенность, воспитанная веками, – доверие к высшей власти, возможно, чрезмерное, но тут уж ничего не поделаешь. И поэтому призыв к переустройству современной жизни должен идти сверху. Конечно, это дело очень трудное, потому что класс собственников, который был создан в результате ельцинского переворота, достаточно окреп, и сдвинуть его чрезвычайно тяжело, – тем более тяжело, что он находится в смычке с чиновничеством. Благодаря советскому чиновничеству, партийной номенклатуре, государственная собственность была за бесценок передана олигархам. Без советской партийной номенклатуры нельзя было бы в такие сжатые сроки разрушить прежнюю экономическую систему. Номенклатура за это стала получать так называемые «откаты», был создан своеобразный класс, получающий ренту в форме коррупции. И справиться сейчас с этим классом очень и очень трудно. Здесь я понимаю трудности, которые стоят перед В. В. Путиным. Многие нетерпеливые говорят, что в стране не видно никаких изменений. Но президент не может изменить положение в одночасье, особенно если речь идет о целом эксплуататорском, паразитическом классе. Это возможно только в итоге длительной работы и даже, не исключено, посредством революционных мер и действий.

– А может быть, это вообще невозможно?

– Я думаю, что возможно. Дело в том, что наш народ не вписывается в капиталистическую систему. Невозможно навязать стране тот режим, который не соответствует ее национальному мироощущению. В конце XIX – начале XX в. попробовали так сделать, и произошла революция. Возможно, в этот раз дело обернется не столь драматически, – все зависит от того, кто стоит у руля.

27.04.2024

Протодиакон Владимир Василик

Православие плюс советский строй[14]

Результаты опроса российских граждан об отношении к советскому прошлому в очередной раз показывает, что русский человек стремится к ценностям позитивным, а не негативным. Он сразу настораживается и отсекает от себя позицию «анти», поэтому антисоветизм как таковой претит его сознанию. И это понятно. Бунтом жить нельзя. Нельзя жить отрицанием. Мы жили отрицанием в 1917 году, и в результате – кровавая революция и гражданская война. Мы жили отрицанием в 1991 году, и в результате – развал Советского Союза и бесчисленные бедствия, обеднение подавляющей части граждан СССР, чудовищная убыль населения. Только в России за эти годы убыль составила до 17 млн человек. На Украине население сокращается каждый год на 400 тыс. человек – ее численность сократилась с 52 до 40 млн человек. Вот наглядный результат отрицания своего прошлого и бунтарства.

Понятие «советский» является одним из глубинных русских средневековых понятий – советоваться, «совет держать». Чужое мнение, особенно аргументированное, для русского человека всегда составляло ценность, потому что русский народ – народ общественный. Категория совета была всегда для него важна. «Совет да любовь» – так говорили на Руси молодым.

С чем, прежде всего, современные русские люди связывает понятие «советский»? С потрясающими научно-технические достижениями и успехами. С тем, что мы первыми полетели в космос, что наши корабли бороздили льды Северного Ледовитого океана, что мы построили грандиозную технократическую цивилизацию, плодами которой во многом живем до сих пор. А главное – с военной мощью Советского Союза и всенародным подвигом советского народа в Великой Отечественной войне и торжеством над фашизмом.

Популярность Сталина в российском обществе (что также показывают все опросы и голосования) объясняется теми же причинами, что и популярность «советского» вообще. О роли Сталина, о его позитивных (равно как и негативных) деяниях на «Русской народной линии», в том числе и мной, уже говорилось предостаточно. Отмечу лишь очевидное: Сталин для современного российского общества ассоциируется прежде всего с ролью Верховного Главнокомандующего в Великой Отечественной войне. Тиражируемое либеральными СМИ мнение о том, что война была выиграна «вопреки Сталину», т. е. вопреки Главнокомандующему, противоречит не только морали, но и элементарному здравому смыслу. Это все равно, что поверить в то, что самолет приземлился вопреки воли пилота.

9 мая 1945 года и 12 апреля 1961 года – две ключевые даты, которые формируют образ Советского Союза в глазах русских людей. В них сосредоточена воля и мужество русского советского человека, не только техническая, но и духовная составляющая советской эпохи. Понятно, почему эти две даты так почитаются нашим народом. Они знаменуют Победу русского народа над первой мировой державой и вхождение в недоступные прежде для человека области мира. Полет Гагарина сродни воинскому подвигу. Долгие годы скрывалось, что за те сто восемь минут, когда он облетел земной шар, он несколько раз был на волосок от гибели.

Александр Трифонович Твардовский писал:

Советское государство являло собой отчасти осуществленный проект царства всеобщего мира, равенства и братства. Но лишь отчасти. Мы знаем о многих страшных язвах советского общества, знаем страшную правду о коллективизации, о репрессиях. Тем не менее, факт остается фактом: если оставить религиозную составляющую, в Советском Союзе был построен, пожалуй, самый справедливый и созидательный строй за всю историю человечества.

Сегодня люди выставляют напоказ свои пороки и излишества, бравируя этим и соревнуясь в потребительстве. Но мы помним время, когда государственные чиновники были материальными аскетами, а общество порицало моральную распущенность. При этом простой человек из народа мог дойти до высших ступеней власти и при этом все-таки остаться человеком. Собственно, в понятие «советский» входит, прежде всего, форма правления, форма государственности. Советская власть была действительно народной властью.

Советское общество – это еще и небывалый взлет культуры и культурной жизни, несравнимый с тем, что мы имеем сегодня. Конечно, по некоторым (но далеко не по всем позициям) он уступает тому расцвету, который переживала царская Россия. Тем не менее, СССР многое сохранил из дореволюционного наследия и старой России, в немалой степени, благодаря Сталину, преодолевшему ленинскую вакханалию, классическая культура царской России была сохранена и стала фундаментом русской советской культуры. Советское общество было обществом, которое гарантировало своим гражданам безопасность, защиту материнства и детства, гарантировало достойную старость.

Почему же такое замечательное общество рухнуло? Потому что оно было построено на песке. Официальная идеология советского государства являлась атеистической и материалистической. Долго подобное противоречие между почвеннической жизненной культурой и официальной атеистической идеологией сохраняться не могло. Как при создании советского государства существовал парадокс между правдой и ложью, между безбожием и христианскими ценностями, так этот парадокс характерен и для гибели советского государства. Но то, что образовалось на его месте, мало кому внушает уважение и почтение. Поэтому многие тоскуют по советскому строю.

Поражение СССР было отнюдь не военным и не экономическим, оно было духовным. Это было поражение атеистической идеологии перед квази-религиозной идеологией Запада. В отличии от нас, архитекторы западного миропорядка отлично понимали, чего они хотели, и действовали по четким принципам и ясно оформленным понятиям. У нас же в этих понятиях был хаос. Это было на уровне того, о чем шутил Владимир Соловьев: человек произошел от обезьяны, и потому нет большей любви, чем положить свою душу за ближнего своего. На Западе не было проблемы «раздвоения личности» и общества, западные люди проповедовали идею личного успеха.

Русские соблазнились этой идеей и что получили в результате? Слабое государство и слабую армию, разваленную экономику и образовательную систему, культура вестернизирована и опошлена, здравоохранение коммерциализировано и убито. Вопиющее социальное неравенство, деморализованный и сбитый с толку народ, численность которого продолжает стремительно сокращаться.

Ностальгия по советскому режиму, как по славному прошлому, в значительной степени является здоровой реакцией на бесславное настоящее. Вопрос – насколько эта ностальгия способна перерасти в созидательное действие. Дай Бог, чтобы переросла. Хотя значительная часть народа и развращена рыночной идеологией, рыночной «купи-продайской» моралью, мне хочется смотреть в будущее с оптимизмом. В России, к счастью, еще очень много людей, для которых слова «Родина», «честь», «долг» многое значат. К сожалению, у таких людей пока нет связующего, организующего центра, который мог бы направить их энергию в созидательное русло.

Таким центром могла бы быть Русская Православная Церковь, но ее задачи, в силу самой ее природы, в области земной носят достаточно ограниченный характер. Понятно, что Церковь не может заменить государство, но она должна указать государству и народу его путь и назначение. Надеюсь, что рано или поздно это произойдет.

Если говорить об идеале, я бы обозначил его так. Это Православие плюс советский строй. Шире говоря – народная православная монархия, которая покоилась бы на вере во Христа и жизни во Христе, на идее социальной справедливости, на идее «единства в свободе по закону любви» (А. Хомяков). Для этого государства и общества характерны следующие черты.

1. Монарх как политический и нравственный арбитр общества.

2. Нравственно мотивированная экономика.

3. Боеспособная армия с развитой системой идеологического воспитания на основах православного патриотизма и нравственным контролем общества. Возрождение всеобщей начальной системы военной подготовки.

4. Возрождение системы образования, включающая традиционное классическое и развитое техническое. Постановка перед ним задач воспитания, как на уровне среднего, так и высшего образования.

5. Возрождение прежней советской системы здравоохранения.

6. Воссоздание развитой системы социальной защиты.

Это путь – единственно возможный для сохранения России и русского народа.

13.11.2010

Протодиакон Владимир Василик

Социальные взгляды преп. Симеона Нового Богослова[15]

О преподобном Симеоне Новом Богослове существует большая литература. Достаточно трудно анализировать социальные взгляды святого отца, отрекшегося от мира и всецело посвятившего себя Богу. Однако, из ряда его высказываний все же можно сделать некоторые выводы.

С одной стороны, преп. Симеон не сомневается в устоях Ромейской монархии и в законности общественного устройства. Но он подвергает нелицеприятной критике конкретных представителей социума. Особенной силы его обличения достигают в 58-м гимне «Общее наставление с обличением ко всем: царям, архиереям, священника, монахам и мирянам, изреченное и изрекаемое от уст Божьих» [1, с. 189–190]:

Св. Симеон здесь достигает настоящей пророческой высоты и как бы продолжает служение древних пророков – Илии, Исаии и Иеремии. Как и они, преподобный говорит от лица Самого Господа, «сотворшаго небо и землю». И темы его обличения во многом совпадают с пророческими. Это – не только нечестие, но и социальная неправда. Во-первых, он обращается к царям [1, с. 190–191]:

Может быть, эти стихи являются замаскированной критикой военной политики царя Василия II Болгаробойцы, которая характеризовалась чрезвычайной активностью, и даже агрессивностью, но при этом была в основном направлена против христианских народов – грузин, армян и болгар. Понятно, что болгары нападали на пределы империи, но возмездие им со стороны Василия II трудно назвать адекватным, в особенности ослепление 14 000 пленных болгар после Беласицкой битвы 1014 г. (правда, если оно имело место). Судя по тому, что 58 гимн относится к позднему периоду жизни преп. Симеона, он мог быть написан после 1014 г. Конечно, преп. Симеон не мог конкретизировать свою критику, исходя из принципа лояльности императору, поэтому он предлагает самое общее обличение.

Однако, как кажется, его обличения все же имеют в виду конкретного адресата. Скорее всего, это не император Василий II, который в зрелом возрасте, по словам Михаила Пселла, «на всех парусах устремился прочь от изнеженной жизни и стал воздерживаться от всякой распущенности, выносил стужу и летний зной и, томясь жаждой не сразу бросался к источнику». Вероятно, имелся в виду его соправитель – Константин VIII (963-1028), который, не желая заниматься государственными делами, предавался всяческим удовольствиям и забавам, к чему был склонен по легкомыслию. Возможно, к нему относятся эти строки:

Характерно, что внешнеполитический идеал преп. Симеона – умеренность и миролюбие:

Речь здесь, безусловно, не идет о необходимости царям отрекаться от престола и уходить в монахи, или отказываться от защиты Ромейской империи. Речь здесь, очевидно, идет о другом: о завоевательных войнах, приносивших богатую добычу и обогащавших как войско, так и царя, которому причиталась 1/6 часть добычи.

В противовес идее агрессивной войны, как способа наживы, преп. Симеон выдвигает идею честной и добровольной бедности, связанной с миром. Не исключено, что он являлся сторонником «покупки» мира путем выплаты денежных сумм варварам. В своем миролюбии он отражает известную традицию имперского миролюбия, выражавшуюся, в частности, и в творениях свят. Иоанна Златоуста, в «Послании св. патриарха Фотия к князю Борису», в письмах Николая Мистика и, наконец в богослужебной поэзии, в, частности, в кондаке Воздвижения [2, с. 48]:

В этой строфе присутствует образ Креста как победного знамения и одновременно – «оружия мира». В нем своеобразно выражается идея имперского миролюбия – война ведется для мира, что выражается в амбивалентном образе Креста.

Но именно это, по мысли преп. Симеона, нарушают современные ему властители.

В других местах преп. Симеон еще более категоричен относительно завоевательной политики византийских императоров. В пятом огласительном слове, обращаясь от имени Христа к царям, он сатирически именует их «миродержцами и единодержцами»: «Почему вы не были подражателями Давиду и подобным ему? Или, может быть, вы считали себя более славными и богатыми, чем они потому не захотели смириться пред Богом? Жалкие и несчастные, вы, будучи тленными и смертными, захотели стать единодержцами и миродержцами. И если только находился кто-нибудь в другой стране, не желающий вам подчиниться, вы превозносились над ним, как над вашим ничтожным рабом и не выносили его подчинения, хотя и он был таким же, как и вы, рабом Божиим, и у вас не было никакого преимущества пред ним. А Мне, вашему Творцу и Владыке, вы не хотели подчиниться… Разве вы не слыхали, как Я говорил: „Желающий в вас быть первым да будет самым последним рабом и служителем всех“? Как вы не боялись впасть в гордость от этой пустой славы и стать преступниками этой Моей заповеди? Но вы презрели Мои заповеди, как будто это были заповеди одного из отверженных и слабых…».

Как справедливо отмечает владыка Василий (Кривошеин), св. Симеон обвиняет царей в нарушении заповедей Господних, в гордости и властолюбии, в восстании на Бога и нежелании смириться перед Ним. Как опять-таки, он верно замечает, невольно вспоминаются слова св. апостола Павла о «миродержцах тьмы века сего, духах злобы поднебесной