Сны стиральных машин

В лесу узлов

Зачем хранить в голове так много похожих друг на друга дней? Бредя по густой чащобе, хромой голяк Муха, смотрел в обе стороны перпендикулярно расходящимися глазами. Муха не помнил ни дня из собственной жизни. Прослывший юродом в городе, он бродил по отхожим местам, коммуникациям и лесополосам, как льдинка, плывущая по закольцованной окружности стакана. Наглядная реальность не вызывала в нём вопросов. Путь был подогнан под сапог, костыль вставал на своё место, куда ни ткни. В глухих оврагах и тоннелях он пел тарабарские частушки, насвистывал интервалы из двух нот. Только слова, написанные на бугристых, выбеленных стенах, перилах и трубах, вызывали в нём возвышенное сосредоточение. Застывшие глаза его подолгу не моргали, губы сводились в точку. Отдельное слово могло завладеть им, как навязчивый комар, заползая в любую паузу между речью и мыслями, как шершавая крыса. Муха редко находил других героев для сравнения, но каждое новое слово, невзирая на липкость, доводящую до бессонниц, он писал на своей коже фломастером, боясь обронить в неизвестность собственной постоянно стирающейся памяти. Иногда заканчивались фломастеры, иногда места для надписей. Тогда Муха обращался к помойкам, задворкам учреждений, нередко находил пишущие принадлежности возле палаток, собирая у закрывшихся рынков укатившиеся картофелины. Бывало, сторожи пускали его помыться в летние души возле коммерческих объектов, бывало наливали, спрашивали о судьбе и причудах его. В раскладном зеркальце со слезшей позолотой он видел незнакомца, стоило лечь и снова проснуться. Редко смывались слова. Он обводил их бережно. В их чистой форме, лишённой контекста, он искал отголоски – чего и сам не знал. Читал слова столбиком, по-диагонали, даже задом-наперёд, и всё равно балда-голова не находила связей. Беспамятный муха жил сразу во все стороны. Каждый день был для него новым миром. В словах он находил больше магии, чем положено. Складывая их одно на другое, Муха высекал только ему понятные, вздорные сочетания: «рынок под покрывалом», «ремень рельсы», «оптическая бутылка», «полосы сомнений» и т.д. Рождённые связи покрывали прежние трубы, плиты ограждений, ржавые кузова. И давно он не знал уже, точнее не думал даже, кто их пишет, откуда берутся они.

Эфир 43-36-28

Новый Чехов пахнет лучше старого. Я в этом совершенно уверен, потому как научен носить всегда новое и глаженное. В эфире программа «Мода без компота», а я её ведущий Тарас Срыгов.

Чем примечательна бабка? Я уверен, в зале найдутся желающие ответить на этот вопрос. Пожалуйста, вы, да. Представьтесь.

– Моё имя Коля, учусь в школе.

– Батюшки мои, поаплодируйте маленькому поэту! Скажи, пожалуйста, Коленька. Чем примечательна бабка?

– Теми, что они, ну… Ах. Эх. Теми что она, эм-х…

– Старая?

– Совершен…нверна.

– Вот так, Коленька, ты абсолютно прав. Скажи, пожалуйста, только не волнуйся, твоя бабушка сегодня с нами?

– Моя бабушка ум-ме…

– У тебя дома, Коленька? Ну конечно же, вот, да. Сразу вижу дедушку. Не надо, не вставайте. Иди, Коля. Садись на стульчик.

Ну где же вы, гости? Только что был рек суп. Ахахах! Сел в кур. Охохох! Пел сыр. Мамочки, что я несу!? Мной как будто бы управляет какой-то бессовестный, глумливый суфлёр. Кто-нибудь, наконец, скажет мне, чем примечательна бабка или нет? Почему я нахожусь в буквах, а не в красном атласном смокинге от Бумеранг-Вилюр? Это вы мне расскажите? Мужчина, женщина, вы кем будете? Не надо так смотреть, у вас бегают глаза. Вы меня сэршенно расстроили. Это просто какой-то кшмар. Хватит смотреть на меня, ну. Тарас Срыгов, программа «Мода без компота». Узнали? Ну ещё бы вам не узнать. Да перестаньте вы уже глазеть на мои буквы. Ничего я вам больше не скажу.

Тысяча сто первый канал

Бреющийся стёркой нарисованный человек икает. Или это я икаю, пока брею его, только что нарисованного, этим ластиком. Минуточку, он был где-то тут. Похоже, другая щека останется недобритой. Сейчас я сложу стену его комнаты, разлинованную поперёк синим, в самолётик, и он, искривлённый, как целое с ней, отправится в форточку. Но для начала найти бы способ перестать икать. Бабушка говорила, надо вспомнить о чём-то. Что вспомнить? Допустим, ел я сегодня лимон, инжир, гранат, арбуз, лимон, арбуз, инжир, гранат… Не помогает. А что по телевизору идёт? Может, отвлекусь и меня поправит?

ВКЛЮЧЕНИЕ.

«…Остатки порошка я заливаю водой из чайника и использую получившийся раствор как гель для стирки или мытья полов».

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ.

В фильме снимались: Анна Карина, Жан-Поль Бельмондо, Жан-Клод Бриали, Катрин Демонжо…

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ.

«…творческий почерк весьма специфичен. С одной стороны, рваное, фрагментарное повествование, которое, кажется, рушит само явление нарратива, с другой…»

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ.

«Мать ягнёнка зовётся коровой. Но вы никогда не думали, кто её зовёт? Весной прошлого года Тамара Дубинишна во время доения услышала, как в дверь её квартиры постучали. На пороге стоял её покойный брат Тарас. Тамара не сразу поняла, что он умер, потому что он стоял перед ней совсем живой. Пригласив его в дом, она получила отказ: дескать, рано ещё им трапезу делить, после чего брат поспешно удалился, попросив передать привет его любимой корове Врунгильде. Только закрыв дверь и вернувшись к доению, Тамара Дубинишна поняла, что не вставала со стула, а просто глубоко задумалась. Далее, сразу после рекламы, вы узнаете шокирующие…»

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ.

Мужик в усах и с гитарой молча стоит в сухом осеннем поле. Кадр медленно наезжает. Слышен гитарный перебор, но мужик продолжает молча стоять, не трогая инструмент. Камера наезжает всё настойчивее, так что уже видна только голова. Голос за кадром поёт: «Один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был: ведь был солдат бумажный…». Губы пожилого мужчины не двигаются. Песня, не дойдя до следующего четверостишия, плавно затихает. Другой голос, громче и чётче прежнего, произносит на фоне тихо продолжающейся песни: «Бывает, душа поёт, а тело ломит. Мазь Липковолос поможет пробудить вашего внутреннего барда…»

ВЫКЛЮЧЕНИЕ.

Я вернулся в комнату и посмотрел на самолётик. Его нигде не было, а я всё продолжал на него смотреть, как дурак. Невозможно смотреть на то, чего нет, так говорит бабушка. Но почему тогда в телевизоре дядя говорил про бумажного солдата? А нет же, вот он, на пол упал. Вот теперь, когда я перестал икать, он и полетит в форточку. Чтобы её открыть, нужно встать на стул. Это есть. Минуточку. Стою на стуле, вижу в окно, как кошки дерутся: одна стоит горбатая, другая лежит с растопыренными лапами. Воют страшно, как ночные обезьяны по телевизору. Тут я посмотрел на собственное отражение, начавшее проявляться на стекле в сумерках, и понял, что та песня про бумажного солдата завладела моим сердцем. Я спрыгнул со стула, бросил самолётик на ковёр, полный мелких крошек и волосков, и пришёл в комнату с телевизором. В блестящем пузе спящей, но ещё не остывшей машины, я снова увидел самого себя. Проведя ладонью по искристой, пыльной поверхности, я замер в странном электромагнитном трансе. Нажал на кнопку. Темнота плавно рассеялась. На экране мужчина в очках и с планшетом в руках зачитывал: «Гость сегодняшнего выпуска: мать двенадцати дочерей, родившая первого сына. Что скажет отец?…»