Отделение патологии

Пролог

В каждом городе страны есть больница, роддом, морг и кладбище. В каждой большой больнице крупного города есть отделение патологии беременности. Это отделение обычно при роддоме. Наша история будет происходить как раз в таком месте.

В отделении девять палат. Четыре палаты в середине предназначены для женщин на поздних сроках, чья беременность видна невооружённым глазом, а их дети уже готовы появиться на свет.

Три палаты в конце коридора борются за жизнь эмбрионов и тех малышей, которым в этот мир слишком рано. Чаще всего сюда попадают женщины, чья беременность ещё не заметна и до конца не осознана ими самими. Услышать на УЗИ биение маленького сердечка для них – надежда на новую жизнь. Этот момент ждут сильнее, чем заветные две полоски, потому что в этом отделении две полоски не всегда предвещают начало жизни, иногда они предвещают её конец.

Сюда попадают всегда одинаково. В любое время суток, в любой день недели в дверь отделения заходит фельдшер скорой или испуганный муж, а следом идёт женщина. Всегда медленно, осторожно ступая, почти крадучись. Она садится на краешек кушетки, свернувшись в комочек, и отвечает на вопросы. Прилежно, подробно, как на экзамене. По лицу её чуть заметно текут тонкие мокрые струйки. Или ещё не текут, но обязательно будут. По-другому здесь не бывает.

После медсестра провожает женщину в палату. В палате в этот момент всё стихает, даже если секунду назад шла оживлённая беседа. Медсестра оставляет сумку и уходит, а женщина заправляет кровать и ложиться. Спиной к целому миру. Спиной к своим страхам. Плечи её начинают бесшумно подёргиваться, а подушка становится мокрой и солёной. Вскоре она засыпает в полной тишине, так, будто вокруг никого нет.

О том, кого кладут в первые две палаты, врачи не говорят. Впрочем, у них и не спрашивают, потому что все всё понимают. Здесь всегда тихо. Сюда молча приходят в строго назначенную дату и время, и также молча уходят, не задерживаясь дольше двух дней. Здесь берёт начало смерть, которой не дали шанса стать жизнью.

Глава 1. Экстренная

Так уж повелось в нашей стране, что с приближением Нового года в людях оживает ген украшательства, и даже самые серые и убогие госучреждения начинают шуршать мишурой, пахнуть мандаринами и светиться приклеенными на скотч китайскими гирляндами.

В отделении патологии о приближении праздника напоминала крохотная искусственная ёлочка, скромно стоявшая в углу письменного стола на посту медсестры и мишура, которой кто-то наспех обклеил абажур настольной лампы.

Аня сидела на скамейке в углу тёмного коридора, сжимая колени и опустив голову. Растрёпанные волосы, наспех собранные в высокий пучок и завязанные как попало, то и дело лезли в глаза, раздражая и щекоча, но она этого будто не замечала. На ней были чужие зимние ботинки на пару размеров больше. Тяжёлые, массивные, зато удобные. И пуховик, тоже огромный. Аня надела его, но не стала застёгивать, а запахнула на груди, как халат. Всё тело пробирал озноб, и она куталась в пуховик, как в одеяло, стараясь унять дрожь.

Аня ждала, еле слышно всхлипывая носом. Глаза периодически заволакивало пеленой, и она вытирала их чужим рукавом, который пах женскими духами и сигаретным дымом. В дрожащей ладони сжимала телефон и машинально кусала палец до тех пор, пока на нём не показалась алая капелька.

На противоположной стене громко тикали старые часы. В тишине этот звук казался настолько звонким, что каждый удар секундной стрелки отдавался в висках пульсирующей болью. До субботы осталось меньше часа, а за ней будет воскресенье – это значит, что ближайшие два дня пройдут в состоянии неопределённости.

«Неопределённость» – Аня мысленно повторила это слово, и сердце судорожно заколотилось где-то в горле, не давая сделать глубокий вдох. Всего несколько дней назад всё было иначе. Тогда было конкретно, – Она смотрела на экран монитора УЗИ и буквально светилась от счастья. Она примеряла на себя новый статус и наслаждалась тем, что, наконец, получилось. У неё были только положительные результаты анализов и горошинка на экране, а мысленно она уже держала на руках младенца и гуляла с коляской в парке. И вот опять неопределённость. Это прокля́тое слово преследует её, будто маньяк, выслеживающий жертву.

Мельком глянув в телефон, Аня набрала номер. «Возьми трубку» – сквозь зубы шептала она и слушала длинные гудки, а после женский голос сообщил: «абонент не может ответить на ваш звонок». Она отключила вызов и набрала снова. Вновь без ответа.

Аня злилась на абонента, который не догадывался о том, что с ней сейчас происходит, который где-то там, спасает кого-то другого. Потому что ей нужно было на кого-то злиться, потому что смирение – это не решение проблем. Так поступают слабые, а Аня не слабая, она прошла долгий путь. Долгий и мучительный, чтобы сидеть сейчас здесь. Не заниматься приятными хлопотами, которыми занимаются обычные женщины в канун Нового года. Женщины, которым неведомы трудности зачатия, те, кто не знают, как это, когда в твоей карте стоит диагноз «бесплодие». А сидеть здесь, на лавочке в коридоре отделения патологии беременных, потому что для Ани беременность – это самая важная борьба в жизни. Это борьба со своим телом, борьба с природой и обществом.

Аня злилась, а сердце сильнее стучало в горле, пока голова не закружилась, и картинка перед глазами не поплыла. Она расставила ноги пошире, откинулась назад и обеими руками вцепилась в скамейку. Очень хотелось закричать, но не получалось даже вздохнуть. Костяшки пальцев побелели, а телефон с грохотом свалился на пол. Кровь подкатила к лицу. Только без паники. Аня закрыла глаза и досчитала до пяти. Через секунду сердце вернулось на место, и она сделала вдох. Тело задрожало и обмякло. Стало чуть легче. Опять. Надолго ли?

Всё это иллюзия. Иллюзия спокойствия, иллюзия счастья, иллюзия безразличия. Если кто-то скажет, что притворятся легко, Аня рассмеётся этому человеку в лицо, потому что ей известно, как тяжело смотреть на счастливых беременных подруг и не тянуться руками к животику, а после – на их малышей, пахнущих молоком и счастьем. Как тяжело хотеть прикоснуться к крохотным сморщенным ручкам и тонким пальчикам, вдохнуть этот сладкий младенческий запах и прижать к сердцу кряхтящий комочек. Как тяжело хотеть, но не держать, не вдыхать и не чувствовать. Как тяжело сохранять маску равнодушия, когда так хочется кричать: «я тоже так хочу, я тоже хочу быть матерью».

 Аня терпит, потому что она сильная, потому что, когда ты говоришь, что хочешь и не можешь иметь детей – это вызывает у людей жалость, а Ане меньше всего хочется вызывать у кого-то жалость, чтобы за её спиной шептались и лезли с советами, которых она, Аня, не просила. И она врала и терпела, проглатывая слёзы, как жидкий металл каждый раз, когда кто-то из знакомых сообщал о пополнении.

Даже вчера Аня терпела, чтобы не закричать на весь мир, что у них, наконец, получилось, чтобы не спугнуть, не разрушить хрупкое долгожданное счастье. А сейчас Аня злится, потому что он не берёт трубку. Да, он не всесильный, и в этой ситуации не помощник, но он мог бы просто быть рядом. Мог бы дать свою руку, чтобы Аня сжала её до боли, когда очень захочется закричать, мог бы забрать часть этой боли себе, потому что Ане не вынести её одной. Мог бы обнять за плечи и прижать к груди, когда у неё начнут подкашиваться ноги, когда начнёт перехватывать дыхание и не останется сил. Он мог бы прожить эти минуты вместе с ней, чтобы ей не пришлось проживать их в одиночку.

Маленькая женщина в белом халате вышла из дальней комнатки и бесшумно проплыла по тёмному коридору в Анину сторону. Это Асима Мансуровна. Она села рядом, взяла Аню за руку. Её рука оказалась очень холодной. Аня поёжилась, будто это не врач, а смерть прикоснулась к ней, чтобы сообщить, что неопределённости нет, есть только реальность, которую Аня отрицает.

– Сейчас выйдешь на улицу, пройдёшь в соседнее здание. Дверь с торца, без вывески – это дежурный вход, – говорила Асима Мансуровна, не переставая сжимать Анину руку. Не сильно, но достаточно, чтобы усмирить внутреннюю буру, и заглушить истерику, которую непременно нужно было заглушить. – Оттуда по коридору до конца. Вторая дверь справа. – Она опять сделала паузу, чтобы Аня смогла запомнить, а ещё чтобы дольше держать её руку, потому что это помогает успокоиться.

Говорить женщине, которая вот-вот может потерять ребёнка, о том, что нужно успокоиться бесполезно. Беременные как дети, они ничего не слышат. Нужно показать примером. Своим примером. Только так они понимают. Не вербально. Асима Мансуровна знает, не раз уже срабатывало. Работать в роддоме нужно хладнокровно, слишком многое здесь на кону.

– Это хирургическое отделение, – продолжила Асима Мансуровна, – там принимают экстренных. Я позвонила, тебя ждать будут. – Она опять выдержала длинную паузу и тихо добавила: – Это единственный вариант, где нам ночью в выходной УЗИ могут сделать.

– Ясно.

– А ты понимаешь, для чего нам УЗИ нужно?

Аня кивнула. Конечно, Аня понимает, она неглупая. Она понимает даже больше. Сейчас стоит вопрос не в том, сохранится беременность или нет. Вопрос в другом: останутся ли силы продолжать попытки или так всё и закончится.

– Нам нужно знать, есть ли за что бороться, – на всякий случай сказала Асима Мансуровна.

– Я понимаю, – тихо проговорила Аня, глубоко вздохнула и вытерла рукавом солёные ручейки.

– Жди здесь, я медсестру с тобой отправлю, – сказала Асима Мансуровна и ушла.

Асима Мансуровна татарка, но из-за бледности, сильной худобы, маленького роста и лёгкой улыбки, похожа на девочку из рекламы корейской косметики. За это в отделении её прозвали корейкой. Правильным будет «кореянка», но в отделении прижилась «корейка».

О том, что за глаза Асиму Мансуровну называют корейкой, она не догадывается, потому что медперсонал её немного побаивается. Впрочем, не без основания. Когда Корейка подзывает к себе сестёр, никогда не понять, собирается она их ругать или хвалить, а неопределённость пугает кого угодно.

«Тихий омут, полный чертей» – такую устную характеристику дал Асиме Мансуровне главврач с прежнего места работы, но это только на словах, на бумаге же она была ценным сотрудником и специалистом высшей категории.

Когда Асима Мансуровна сообщила, что хочет уволиться, потому что переезжает в большой город, главврач выдохнул с облегчением. Единственная больница в городке на сто тысяч жителей потеряла ценного сотрудника. В таких местах кадрами разбрасываться не принято, только если эти кадры не угрожают тёплому, насиженному креслу главврача. Корейке было всё равно, она хотела помогать людям, а не считать деньги.

Ещё она хотела сбежать от осуждающих взглядов, разговоров за её спиной и фальшивых улыбок, потому что в маленьком городке, как бы ты ни пыталась что-то скрыть об этом непременно будет знать каждая дворняга. Сбежать туда, где её никто не знает, где людям всё равно, где она может быть просто хорошим врачом, а не плохой бывшей женой и не ужасной матерью.

В отделении патологии Корейка чуть меньше года, но коллеги знают о ней не больше того, что указано в личном деле. Подруг в больнице так и не завела, держится холодно и отстранённо. Впрочем, это не мешает ей быть отличным врачом, ведь с пациентками проще – они не пытаются с ней дружить.

Ежедневно Асима Мансуровна имеет дело с беременными, рожающими и только что родившими женщинами – контингент не всегда адекватный, подверженный истерикам, страхам, эйфории и боли практически одновременно. И на фоне этих эмоциональных качелей безэмоциональность врача играет скорее на руку. Корейку непросто вывести из себя, смутить или застать врасплох. Одним и тем же тоном она может сообщить мужчине о том, что он стал отцом и вдовцом, и в обоих случаях тон этот будет уместен.

Лицо полыхало огнём. Аня закрыла его руками и слегка надавила пальцами на опухшие глаза, мысленно считая до пяти.

– Пойдём, – шёпотом сказал кто-то и слегка потянул её за рукав.

Аня вздрогнула. Перед ней стояла Наташа в куртке и сапогах поверх сестринской формы.

Наташа помогла Ане подняться и пошла вперёд, уверенно спускаясь в темноту. Аня смотрела ей в затылок и шла следом. Плечом она скользила вдоль стены, мысленно считая ступени.

Лязгнул массивный железный засов. Дверь заскрипела и подалась вперёд. В помещение проник свет от уличного фонаря, а в лицо дунул колючий декабрьский ветер.

– Осторожно, ступени скользкие, – предупредила Наташа.

Аня натянула на голову капюшон и шагнула в бушующую непогоду.

Женщины спустились с занесённого снегом крылечка, завернули за угол. Внезапный порыв ветра чуть не сбил Аню с ног, она поскользнулась, в ужасе раскинув руки в разные стороны. Куртка распахнулась, и стая ледяных снежинок тут же устремились под свободную футболку, обжигая грудь и живот, а по спине пробежал холодок. Словно костлявая положила ладонь на спину и слегка подтолкнула. Просто так, ради смеха, будто ей наскучило ломать деревья, и она принялась за людей.

– Что с тобой? Тебе нехорошо? – затараторила медсестра, крепко схватив Аню под руки.

Аня не ответила, запахнула куртку и пошла вперёд. Дошла до занесённого снегом небольшого крылечка, остановилась.

– Сюда-сюда, – спешно обойдя по сугробу, Наташа подошла к двери и с усилием потянула на себя ручку.

 Дверь отворилась, сдвинув в сторону свежевыпавший сугроб.

За дверью небольшой тамбур, а дальше длинный, узкий коридор. Две убогие лампочки Ильича мерцали тусклым светом. Серый бетонный пол с белыми частыми вкраплениями, а-ля советское терраццо. Стены, выкрашенные до середины бледно-голубой глянцевой краской. Краска местами потрескалась и отвалилась, оставив после себя белые пятна штукатурки. Несколько невзрачных дверей и пожарный щит замаскированы в цвет стен. В нос бил резкий запах хлорки и медикаментов. И веяло обречённостью, как бывает в местах, доступных не всем.

Аня была благодарна этой трагической подвальной безнадёжности. От неё несло правдой, а не ложными надеждами.

– Вы из гинекологии? – спросил невысокий, коренастый мужчина лет сорока. Сделал он это скорее для галочки, потому что кроме него, Ани и медсестры в коридоре никого не было.

 Аня кивнула.

– Пойдёмте со мной.

Они зашли в маленький кабинет.

– Пелёнка есть?

 Аня отрицательно покачала головой и уставилась в пол. Он открыл ящик стола и достал одноразовую.

– Вот, постелите и ложитесь.

– Раздеваться? У меня просто сильно… – недоговорив, она замолчала и почувствовала, что краснеет.

– Нет, не нужно. Только футболку поднимите и штаны чуть вниз опустите, я так посмотрю, – проговорил врач, не отрывая взгляда от монитора.

Аня легла на кушетку. Капли холодного геля брызнули на тёплую кожу. Она вздрогнула. Датчик УЗИ плавно заскользил по животу. Аня повернула голову и уставилась в монитор. Доктор сосредоточенно вглядывался в картинку на экране, медленно перемещая датчик из стороны в сторону. Аня задержала дыхание, с надеждой разглядывая серую рябь.

На экране появилась чёрная горошинка.

– Вот он, на месте, – сказал врач, тыкая пальцем в экран.

Аня выдохнула.

Буквально вчера она также лежала на кушетке и смотрела на серый экран, в центре которого находилась чёрная горошина. Тогда вокруг была красивая мебель, современное оборудование и свежий ремонт, а Аню переполняли радость, восторг и эйфория. В голове был пьянящий дурман. Она улыбалась до боли в щеках и готова была обнять целый мир. Сейчас была ночь, подвал и облегчение. Прошёл день, а как всё изменилось.

– Значит, всё в порядке? – с надеждой спросила она, вытирая живот пелёнкой.

– Пока рано утверждать, матка сильно сокращается. Вам сейчас тревожно, и вас можно понять, – говорил врач мягким гипнотическим голосом психотерапевта. Аня ни разу не была у психотерапевта, но была уверена, что именно таким голосом говорят все мозгоправы.

– Вашему малышу сейчас нужно, чтобы вы справились со своими эмоциями, – продолжал врач шаблонно-заученную фразу.

 Аня посмотрела в уставшие равнодушные глаза под зелёной шапочкой, потом проскользнула взглядом ниже. Доктор продолжал монотонно говорить. Она заглядывала в его рот и представляла, как движения губ вырисовывают каждую букву, связывают невидимыми узелками в слова и выплёвывают на чистый, пахнущий хлоркой пол. Слова вскакивали и разбегались в стороны, а доктор всё говорил и говорил. Аня старалась уловить каждое слово, в итоге не запомнила ничего. Так бывает, когда у тебя сильный стресс или тебе не говорят ничего конкретного.

– … там и будет понятно наверняка, – закончил доктор.

Аня кивнула и вышла из кабинета.

Наташа ходила взад вперёд по коридору и переписывалась в телефоне с одногруппником. Он прислал фотку с дежурства в травме. На ней половина окровавленной руки. Вторая половина с перерезанной болгаркой костью безжизненно болталась, как кровавый мешочек. Следом другая фотка с той же рукой. Синей, опухшей, собранной и зашитой большими грубыми стежками. И приписка: «Правда красиво получилось?». Забавный парень, этот одногруппник, и явно подкатывает. Жаль, не в её вкусе, но переписываться с ним Наташе нравится. Особенно фотки с травмы.

Ей девятнадцать и неведомы все трагедии отделения патологии. К детям Наташа относится как к расплате. «Вы моя расплата за любовь» – всегда говорил папа, в одиночку воспитавший их с братом. У него могла быть беззаботная жизнь, успешная спортивная карьера, но все перечеркнули две полоски. Он не сдался – спортсмены не сдаются. С малых лет Наташа ощущала груз на его плечах, видела, как жизнь гнёт его к земле, а он отчаянно сопротивляется, стараясь дать своим детям лучшее. Поэтому Наташа не понимает, как можно добровольно желать загубить своё будущее.

Наташа жалеет этих женщин, потому что они не знают, а она знает, что дети – это не свобода, трудности и нищета. Но у Наташи есть эмпатия, она умеет сострадать людям. Это у неё от мамы. Маму она не помнит, но раз папа так сказал, значит, так и есть. Наташа может выслушать, помочь, поддержать. Поддержать может буквально, она КМС по боксу. А ещё она студентка медицинского. Хочет стать травматологом, а в гинекологию попала случайно, но она не жалеет. Быть медсестрой в травме – это мыть бомжей, выносить утки и менять гнойные повязки. В гинекологии чище, а скандалы и истерики – они есть в любом отделении.

Телефон ещё раз пиликнул. Наташа посмотрела на экран. Пришло видео, где бомжа вырвало на медбрата. Она громко хихикнула, но встретившись с Аниным взглядом, тут же сделала серьёзно-виноватое лицо и поспешила спрятать телефон в карман.

Обратно шлось легче.

В отделении Наташа получила указания от Корейки и поспешила в процедурку. Послышалось журчание воды, стук металлических шкафчиков, звон склянок.

Когда вошла Аня, возле кушетки уже стояла приготовленная капельница и Наташа, державшая в руке готовый шприц с лекарством.

– Сначала укол поставим, – сказала она и выпустила струйку через иголку, стравливая воздух.

Аня оперлась о кушетку и получила укол в мышцу, потом медленно легла и вытянула вперёд руку. Наташа придвинула систему, протёрла сгиб её локтя спиртовой салфеткой и ввела в вену иглу. Капельница заработала.

– Ляг набок, только не засыпай, может тошнить из-за препарата, – Асима Мансуровна присела на краешек кушетки и взяла Аню за руку. – Доза большая, нужно кровь остановить. – Она сделала паузу. – Когда капельница закончится, иди в палату, а утром я зайду. – Она говорила медленно, глядя в глаза. – Сейчас мы больше ничем тебе помочь не можем, срок очень маленький.

Аня кивнула.

Асима Мансуровна встала и бесшумно вышла из кабинета, оставив дверь открытой. Наташа села на дальнюю свободную кушетку и погрузилась в телефон. Всё стихло.

Аня нехотя вдыхала запах антисептиков, слушала, как на стене в коридоре монотонно тикают часы, а в процедурке нервно моргает неисправная люминесцентная лампа, будто мотылёк бьётся крыльями о плафон уличного фонаря. Смотрела, как из прозрачной бутылочки медленно, капля за каплей вытекает жидкость, опускается по трубке и расходится по венам.

Аня вспомнила, как совсем недавно трижды в день ставила сама себе уколы в живот. Иногда по несколько препаратов сразу. Уже к четвёртому дню её живот был похож на одну огромную гематому, а впереди была ещё неделя.

– Ты уверена, что это всё так необходимо? – с недоумением спрашивал Костик. Он отворачивал взгляд и жмурился каждый раз, когда Анины руки иглой протыкали Анино тело. Она морщилась, но тянулась за следующим препаратом.

– Уверена. – твёрдо отвечала Аня, делала вдох и точным быстрым движением втыкала в себя иглу. Сейчас ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Руку с капельницей нужно было держать неподвижно, вскоре она начала неметь. Аня ощутила лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Они были ледяными и слегка синими. Аня старалась унять дрожь в теле и заворочалась на кушетке.

Наташа отвлеклась от телефона и окинула её взглядом. Задержалась на руке.

– Синеет. – Она подошла ближе. – Тебе плохо?

– Холодно.

– А почему молчишь? Я сейчас. – Она выбежала из кабинета. Вскоре вернулась с шерстяным одеялом и закутала Аню как ребёночка.

Стало тепло, дрожь прошла, а пальцы порозовели.

Спустя полчаса Наташа помогла Ане встать. Руки и ноги затекли, поэтому слушались плохо. Пытаясь побороть тошноту и головокружение, Аня медленно прошла в палату.

Девочки уже спали. Тусклый свет пробивался меж занавесок, подсвечивая шкурки мандаринов на тумбочке, пересекая кровать и растворяясь в дальнем углу палаты. За окном в пучке света одинокого фонаря медленно крупными хлопьями падали снежинки, покрывая белой искрящейся пеленой деревья и дорожки в сквере напротив. Ветер стих.

Аня закрыла шторы, села на край кровати и набрала номер Костика. Он не ответил. Она написала СМС, легла, обняла колени руками. Лежала и смотрела в экран телефона, ожидая, что он прочитает, но он не прочитал.

Тогда Аня написала Нютке. Тут же у сообщения поменялся статус – «прочитано», а следом «Нютка печатает…» Не дожидаясь ответа, Аня выключила звук и положила телефон на тумбу, потом натянула на голову одеяло, уткнулась лицом в подушку и, тихонько всхлипывая, уснула.

Глава 2. Аня

После института Аня устроилась помощником редактора в службу новостей местного телеканала.

В первый рабочий день начальник отдела бегло провёл Ане экскурсию по компании, а после подвёл к миниатюрной девушке. Она сидела на офисном стуле, как в кресле, забравшись с ногами. Под столом валялись кеды. Уткнувшись в монитор, девушка тыкала по клавиатуре тонкими пальцами, периодически пожёвывая колпачок от ручки.

– Стажироваться будешь здесь, – сказал начальник. – Расскажи ей всё, – бросил девушке и поспешил удалиться.

– Привет, – сказала Аня, – я Аня.

– Тёзка, – улыбнулась девушка.

Вспомнив, слова начальника о том, что в их компании принято ко всем обращаться по имени и отчеству, Аня поправилась:

– Точнее, Анна Андреевна.

– Тёзка, – хихикнула девушка.

– Серьёзно? – не поверила Аня.

Девушка протянула ей визитку.

Рабочий день подошёл к концу. Девчонки сидели в зоне отдыха персонала, развалившись на диванчике и закинув ноги на журнальный столик. Коллега достала бутылку вина и завалявшиеся в ящике стола конфеты. Она наполнила бокалы.

– За знакомство?

– За знакомство, – поддержала Аня.

Аня называла факт из своей жизни. Если у коллеги было что-то похожее, она делала большой глоток вина и съедала конфетку. Затем коллега называла факт из своей, и, если совпадало, пила Аня.

Оказалось, что у Ани с коллегой один месяц рождения и знак зодиака, только коллега на два года старше. Один размер одежды и примерно один рост и вес. Совместная нелюбовь к грибам, одинаковый шрам на пальце левой руки от когда-то соскользнувшего консервного ножа. Одинаковый цвет волос от рождения.

Сейчас у Ани натуральные золотисто-русые волосы и завивка. Она уверена, что такая причёска больше идёт её худому лицу, а у коллеги прямые волосы от природы, но крашеные в тёмно-каштановый. Она считает, что этот оттенок лучше подходит к глазам.

– Нужно усложнить игру, – предложила Аня, взяла пустой стакан и, сделав три больших шага от диванчика, поставила его на пол.

Теперь девчонки делали глоток вина, съедали по конфетке, скручивали фантик шариком и бросали в стакан. Чей шарик промахивался мимо цели, та делала штрафной глоток.

Начался второй раунд.

Аня носит шпильки, чтобы казаться выше, но в машине всегда есть кроссовки, потому что она не жертва моды. Не любит мини, потому что в женщине должна быть загадка, и против всего обтягивающего, потому что обтянутые кости – это не сексуально. Аня всегда за рулём, кроме тех случаев, когда намечается сухое красное.

Коллеге не нужно выбирать, у неё за рулём муж, а она всегда открыта для красного сухого. Коллега ходит в кедах – это её протест против системы, но под столом всегда классические лодочки, потому что мало ли, пригодятся. Узкое и короткое она тоже отвергает, потому что неудобно, а не оттого, что там Аня напридумывала.

Чем меньше вина оставалось в бутылке, тем меньше шариков попадало в цель и громче звучал женский смех.

– Друзья зовут меня Нютка, – сказала коллега, перестав хохотать.

– А мы друзья? – поинтересовалась Аня.

– Думаю, да.

Вино закончилось. Нютка позвонила мужу, и они довезли Аню до дома.

Нютка с Николаем познакомились ещё в школе. После девятого их классы объединили, и они оказались за одной партой. Через полгода Нютка уже исправляла его ошибки по русскому языку, помогала писать диктанты и сочинения, пересказывала книги, которые задавали читать на каникулы. Коля помогал Нютке по физике и геометрии, а после школы нёс её рюкзак, провожая до дома, и украдкой держал за руку.

На выпускной они пришли вместе. В тот вечер он признался Нютке в любви и впервые поцеловал. Их первое совместное лето, после окончания школы было наполнено романтикой, а пять лет студенчества страстью первой любви. Через месяц после вручения диплома Нютка выскочила за него замуж. Она бы сделала это и раньше, но обещала родителям, что сначала окончит институт.

Сразу после института Николай устроился в автомастерскую, где подрабатывал с третьего курса, и теперь всё время, что он был не с Нюткой, проводил в гараже, разбирая и собирая моторы немецких автомобилей. Молва о рукастом мотористе быстро облетела небольшой городок, и вскоре очередь на его услуги скрылась за горизонт.

У Нютки с карьерой журналистки не складывалось. Она целыми днями мониторила сайты с вакансиями и изредка писала скучные, почти бесплатные тексты по запросу с биржи фрилансеров. Так прошёл год.

Родители поздравили с ситцевой свадьбой и впервые открыто намекнули о внуках. Ещё через год намёки переросли в назойливое требование. Нютка детей не хотела, ей было безопасно и уютно под тёплым и заботливым крылышком мужа, а регулярные напоминания о том, что тикают часики, отравляли мёд сладостной идиллии. Она всё ещё грезила успешной карьерой журналистки и боролась с внутренними противоречиями, но чем больше отказов по вакансиям она получала, тем больше погружалась в объятия депрессии.

– Может нам и правда ребёночка завести? – как бы невзначай сказала она, обнимая мужа под одеялом.

– Я не против, – прошептал Николай, сгрёб жену в охапку и поцеловал в шею.

– А вдруг я не справлюсь?

– А ты уверена, что именно ты хочешь ребёнка, а не наши родители? – Он сел в кровати и посмотрел на Нютку.

Она пожала плечами.

– Нют, у меня хорошо с работой, и я уверен, что в ближайшие годы смогу скопить денег и открыть свою мастерскую, но пока этого не произошло, мне придётся много работать. – Он взял Нютку за подбородок, заглянул в глаза и поцеловал в кончик носа. – Если ты правда хочешь завести ребёнка, я не против. Я смогу нас всех обеспечивать, но я не смогу уделять семье больше того времени, которое уделяю сейчас. Нам будет тяжело, Нют.

Она прижалась к его груди и заплакала.

– Я просто устала от того, что они на меня давят.

Николай обнял жену, вздохнул и принял решение.

Через месяц он уволился с работы, они собрали вещи и укатили за тысячу километров, строить жизнь вдали от разрушающей родительской любви и тиканья метафорических часиков.

Большой город сулил большие перспективы, особенно для востребованного специалиста, готового много и хорошо работать руками. Несмотря на то что Николаю пришлось начинать сначала, он быстро нашёл работу. И вновь молва о рукастом парне разнеслась по сарафанному радио среди автолюбителей. И Николай опять день и ночь стал пропадать в автомастерской, стремясь заработать все деньги мира.

В большом городе работу смогла найти и Нютка, хотя ей не удалось продержаться на новом месте дольше полугода. Ни на одном месте Нютке не удавалось продержаться дольше полугода. Работа, на которой она познакомилась с Аней, не стала исключением. Через несколько месяцев начальник попросил Нютку уйти. Она уволилась, освободив Ане место, и дружба продолжилась за пределами офиса.

Теперь Нютка перебивается с одной непостоянной работы на другую, участвует в сомнительных, почти бесплатных проектах, пишет истории в журналы и коммерческие тексты для рекламы. Нютка объясняет это тем, что человек она творческий, а творческие люди очень ранимы, они все пропускают через себя и не терпят грубого отношения. Она целыми днями не отрывает глаз от ноутбука, умудряясь создавать страшный бардак в доме, в то время как Николай по локоть в масле и бензине сколачивает фундамент из благосостояния.

Аня наблюдала за их отношениями, как одинокая мечтательница, читающая любовный роман, перелистывая страницу за страницей и задаваясь вопросом: «Чёрт возьми, неужели такая любовь существует?»

 У само́й Ани отношения с мужчинами не складывались, но она, как все молодые особы, не переставала грезить о красивой любви. Только где её взять, когда ты почти всё время проводишь на работе?

Аня слышала много историй, которые начинались со слов: «они познакомились на сайте знакомств», а заканчивались фразой: «неопознанное тело девушки нашли в лесополосе». Оказаться в сводках криминальной хроники Ане не хотелось, а найти свою любовь – очень. Поэтому после долгих размышлений, она всё же зарегистрировалась на сайте знакомств.

Тем же вечером Аня с Нюткой, осушив бутылочку вина, придумали алгоритм взаимодействия с парнем на первом свидании. Он оказался настолько удачным, что помогал в первый же день отсеивать весь ненужный мужской шлак.

Теперь по пятницам два раза в месяц Аня проводит ритуал. Она выходит из дома без четверти семь, садится в такси и едет в центр, где её ждёт очередное свидание. Аня ходит на свидания строго по пятницам, но не потому, что в другие дни она не может. Пятница расслабляет предстоящими выходными и раскрывает в людях низменные качества.

От Аниного дома до центра полчаса на машине, но она намеренно опаздывает на пятнадцать минут – это тест на адекватность. Нормальный мужчина не станет раздражаться из-за пятнадцати минут ожидания, а если и станет, то виду не подаст. Аня всегда назначает встречу в центре, в оживлённом месте с ценником выше среднего – так отсеиваются жадные и безработные. Приезжает сама на такси, чтобы парень не знал её адреса. Уезжает всегда к Нютке, по той же причине.

После каждого свидания подруги сидят на кухне и, не стесняясь Николая, перемывают парням кости, пьют вино и хохочут в голос.

– Как две кобылы. Ой, нет, богини, – ласково шутит он.

У Ани были разные свидания – страшные, комичные, с лёгким налётом грусти и тошнотворным привкусом разочарования. Свидания, которые раскрывали для Ани весь спектр человеческих изъянов, так незаметных при общении в сети и столь очевидных тет-а-тет.

Так, Аня познакомилась с человеком, который во всём советовался с мамой.

Они сели за столик в ресторане, и он первым делом сфотографировал меню.

– Зачем ты это делаешь? – удивилась Аня.

– Я предпочитаю есть знакомую пищу. Отправлю маме, пусть посоветует, что лучше взять.

Аня вскинула бровь, но промолчала.

За ужином, пытаясь создать хорошее впечатление, мужчина много говорил о себе. Человек он умный, интересный. Но почему-то в рассказе о себе слово «мама» звучало неприлично чаще, чем местоимение «я». А после Аня впервые прошла собеседование по СМС. С мамой.

– А жить мы тоже с твоей мамой будем? – не выдержала она, когда принесли счёт.

– Почему с мамой? Жить будем у тебя, мама не терпит посторонних в доме.

Аня вздохнула и залпом допила вино.

В следующий раз ей попался йог. Он долго рассказывал об Индии, дыхательных практиках, раскрытии чакр и закрытии душевного кармана, а напоследок спросил:

– К тебе или ко мне?

– Я не занимаюсь сексом на первом свидании, – возмутилась Аня.

– Девочка моя, я человек просветлённый, ко мне женщины в очередь становятся. У тебя есть уникальный шанс, а ты носом воротишь. Подумай ещё раз и ответь – к тебе или ко мне?

– В очередь за сексом?

– Конечно. Ты даже не представляешь, что способны сделать эти волшебные руки и этот член с твоей точкой джи. – Он демонстративно сжал в руках своё выпирающее из узких штанов достоинство.

– Точки джи не существует.

– Её не существует до тех пор, пока твоя карма и плоть находятся в позиции эмбрионального закрытия, потому что только через совокупление с просветлённым, происходит очищение душевной ямы. К тому же длительные ритмичные техники и дыхательные упражнения, помогают раскрыть внутреннюю чакру, а испитие живительного семени улучшает тонус кожи и напитывает клетки организма, запуская обратные процессы и омолаживая.

– В эту хрень и правда кто-то верит? – Аня скептически взглянула на йога, осушила бокал и заказала себе такси.

Вот уже год, как Аня регулярно ходит на пятничные свидания, дальше которых её отношения не развиваются. Первое время она расстраивалась, потом переживала, а после шестого или седьмого свидания эти встречи перестали быть для Ани поиском второй половинки, а начали походить на парад фриков, перейдя из ранга личного интереса в профессиональный.

Теперь Аня раскрывала себя уже как журналист и даже завела регулярную колонку о взаимоотношении полов в женском интернет-издании. Аня так и назвала её «пятничные встречи», где рассказывала про рестораны, вина и мужчин. В первую очередь про мужчин, но так рассказывала, что именно рестораторы засыпали Аню предложениями об упоминании вскользь их заведений, предлагая за это «вскользь» внушительное денежное вознаграждение.

Сегодня Аню ждёт Володя. Если судить по переписке, человек он неглупый. Бизнесмен. Читал классиков, может отличить Мане от Моне. Впрочем, в последнем у Ани сомнения. Погуглить, что Мане – это люди, Моне – это пятна, может любой.

Аня заходит в ресторан в двадцать минут восьмого, но за столик не торопится, наблюдает издалека.

 Володя озирается по сторонам, нервно вертит телефон. На руке сверкают часы, но телефон лучше, в нём есть фронтальная камера. Аня ждёт пять минут, Володя делает десять снимков.

– Привет, задержалась немножко, – невинно щебечет Аня, садясь напротив, – пробки на дорогах, сам знаешь.

– Не страшно, я пока пару вопросиков решил, – наигранно деловито отвечает Володя и впервые глядит на сверкающие на руке часы.

– Ну-ну, пару вопросиков, – думает Аня, а вслух говорит: – Ты такой занятой, как только время на свидания находишь?

– Талантливый человек – талантлив во всём.

– Опять мимо, – проносится в Аниной голове, а вслух: – может, закажем что-нибудь? Есть страшно хочется. – она растянула улыбку и взяла меню.

Володя улыбнулся и жестом позвал официантку.

– Я возьму кусочек сёмги с овощами и бокал Рислинга, – не глядя в меню, сказала Аня подошедшей девушке.

– Ты что будешь?

Володя, вальяжно развалившись в кресле, медленно перелистывал страницы, пока официантка стояла перед ним с блокнотиком и карандашом.

– Если нужно подумать, я могу подойти чуть позже, – вежливо улыбнулась она.

– Нет-нет, сейчас я выберу, – лениво растягивая слова, пропел Володя и продолжил также неспешно листать страницы.

Аня то с сочувствием смотрела на девушку, то с яростью на Володю, то с грустью на своё отражение в окне.

 В сумерках город наполнялся тёплым светом неоновых огней, подсвеченных вывесок и витрин магазинов. Люди спешили по своим делам, мелькая в окне серыми тенями. Свет фар, разворачивающихся на перекрёстке автомобилей проникал сквозь живую изгородь, отделяющую тротуар от проезжей части, и, распадаясь на миллионы маленьких лучей, растворялся во тьме приближающейся ночи. Минуты растягивались как жвачка, Володя неспешно разглядывал картинки.

Официантку окликнули из-за соседнего столика.

– Извините, пока вы не выбрали, я отойду на минуту.

– Я выбрал, – внезапно очнувшись от мыслительной комы, почти вскрикнул Володя.

Девушка вздрогнула, но приготовилась записывать.

– Принесите мне то же самое, что и моей спутнице.

Аня вздохнула, а через полчаса ела вкусный ужин и слушала самую фальшивую саморекламу от человека, который даже представить себе не может, насколько жалко и ничтожно он выглядит, когда открывает рот.

Ужин закончился. Официантка принесла счёт.

Володя похлопал себя по карманам, улыбнулся и, разыгрывая смущение, произнёс:

– Представляешь, кажется, кошелёк оставил в машине. Может, оплатишь, потом сочтёмся?

– Так вот, телефон у тебя, оплати qr-кодом, – нашлась Аня.

Он нахмурился, посмотрел сумму в счёте, разблокировал телефон и долго смотрел на экран, а потом бросил, не глядя на Аню:

– Пополам?

– Можем пополам, – улыбнулась она и оплатила свою часть счёта.

Они вышли на улицу вместе. Аня попрощалась. Он сказал, что напишет, хотя оба знали, что этого никогда не случится.

Аня села в такси. Она прислонилась головой к окну и, разглядывая огни витрин, твёрдо решила: «сегодня было последнее». Она больше не будет ходить на пятничные свидания, а если ей суждено так и не встретить свою любовь, так тому и быть, но разочаровываться в мужчинах по пятницам стало для Ани слишком утомительным. Она зашла на сайт и удалила свою анкету, а возле дома Нютки заскочила в магазин и купила бутылочку вина.

Возле подъезда серой десятиэтажки суетилась толпа малолеток. Завидев Аню, они кинулись врассыпную. Подойдя ближе, она поняла, почему – магнитный замок, запирающий дверь, оказался сломан, домофон выворочен, кнопки измазаны чем-то мерзким. На первом и тремя этажами выше света не было. Аня достала телефон и включила фонарик. В пучке света что-то тёмное с хвостом юркнуло возле ног и скрылось на лестнице в подвал. Аня машинально отскочила назад, посветила в сторону, куда метнулось нечто, и два больших кошачьих глаза сверкнули во тьме.

Аня поднялась на нужный этаж и надавила в звонок, потом ещё раз. Подождала немного и заколотила в дверь кулаком. Удары разносились эхом в подъездной тишине.

– Сейчас обязательно какая-нибудь старушка должна приоткрыть соседнюю дверь и закричать, что я хулиганю, а она вызвала полицию. – Подумав, Аня усмехнулась и набрала номер подруги.

Нютка распахнула дверь со звенящим телефоном в руках.

– Думала, мы о тебе забыли и сбежали из дома? Звонок больше года не работает.

– Теперь и домофон не работает. – Аня протянула ей пакет вместо приветствия. – Сегодня Рислинг и замороженные креветки. Сыра не было.

– Белое вино. Особый случай или красное разобрали вместе с сыром?

– Вечер начался с белого.

– Кушала рыбку на свидании?

Аня улыбнулась и кивнула.

Николай хозяйничал на кухне. Это его хобби, по выходным он любит готовить. Нютка готовить не любит, но из-за постоянной занятости мужа часто это делает. В её меню жареная картошка, котлеты, борщ и салат из овощей. Он готовит утку в винном соусе, ризотто, сырный крем-суп с гренками и цезарь с креветками.

Николай часто использует травы и специи, поэтому старается держать их под рукой. Нютку раздражают всякие банки и пакетики с сыпучими веществами, поэтому она убирает всё с глаз долой. Николай раскладывает приборы в отдельный ящик в строгом соответствии с определёнными им отсеками, Нютка бросает всё вперемежку, потому что вот ещё тратить на ерунду время. Николай фанатично поддерживает чистоту и порядок на кухне, пока Нютка создаёт на ней хаос. В конечном счёте на их кухне никто не знает, что где лежит, но все в курсе, где взять бокалы под вино.

Когда Аня зашла, Николай аккуратно нарезал одинаковые кубики из очищенных от кожуры и сердцевины яблок.

– Можешь сделать шедевр из замороженных креветок? – Аня поцеловала его в щеку вместо приветствия.

– О, эксперименты. А к креветкам у нас Балтика тройка или семёрка?

– Сухое белое.

– Кушала рыбку на свидании? – растянул он улыбку.

– В точку.

Николай обжарил яблоки в сахарном сиропе, добавил корицу и имбирь. Нютка высыпала креветки в кастрюльку, залила водой и села за стол. Аня засунула вино в морозилку, потому что белое надо пить холодным, достала бокалы и штопор и приземлилась рядом с Нюткой. Обе стали молча следить за Николаем.

Он выложил получившуюся начинку на раскатанное слоёное тесто, сплёл из нарезанных концов косичку, засунул блюдо со штруделем в духовку и включил таймер.

Пока вино не заискрилось в бокалах, никто не проронил ни слова.

– За что пьём? – поднял бокал Николай.

– За искусство самолюбования.

– Его Величество нарцисс, – воскликнула Нютка. – Давно таких не было.

– Больше не будет. – Аня одним глотком осушила бокал.

– Боюсь спросить, запал в сердце? – Нютка вскинула бровь.

– Я завязала со свиданиями и удалила анкету с сайта.

– Вот за это нужно ещё выпить, – Николай повторно разлил вино, сделал глоток и пошёл к креветкам.

 Аня пила и рассказывала про лучшее свидание из всех, что были за последние полгода, подруга хохотала до слёз.

– Ты так хорошо читаешь людей, почему ты до сих пор одна? – спросила Нютка.

– Может как раз поэтому.

На кухне опять повисло молчание. Николай вздохнул и подлил девчонкам винишко.

– А как ты к простым мужикам относишься? – нерешительно начал он, украдкой глядя на жену. – Ну к тем, у которых нет золотого майбаха или своей нефтяной компании.

– Нормально отношусь, Коль! Деньги не показатель ума и не гарант благородства, – Аня усмехнулась.

– О благородстве речь. Так даме нужен рыцарь?

– Даме нужна любовь. Чистая. Искренняя. Настоящая. Как у вас, ребят.

– Как у нас не обещаю, но спасателя гарантирую, – Николай лукаво прищурился.

Аня молча сверлила его взглядом, а потом повернулась к Нютке:

– О чём он говорит? Перевести можешь?

– Коля с парнем одним подружился, который ездит к нему машину чинить. Говорит хороший, одинокий, спорт экстремальный любит, как Коля, как ты любовь ищет. Классно будет, если вы поладите, тогда моему мужу в наших частых посиделках интересная компания перепадёт.

– Про выгоду для Николая сказала, а что со спасением?

– Он в МЧС работает, – улыбнулся Коля.

– Ого, так он буквально спасатель.

– Уже интересно стало?

– Конечно. Красивый? – Аня посмотрела на Нютку, та пожала плечами.

– Я его не видела.

– Коль?

– Ну как я тебе скажу красивый он или нет, я же не этот в леопардовых лосинах. Мужик как мужик.

– Ладно, Коль, уговорил, веди на смотрины.

Через несколько недель Николай представил Ане Костика.

Он оказался высок и широкоплеч. На фоне миниатюрной Анечки широкоплечесть Костика принимала ещё больший масштаб. Он был словно гора загадочен и неприступен. К тому же Костик оказался хорош собой. Его густые светлые волосы давно нуждались в стрижке и хаотично торчали в разные стороны, придавая и без того загадочному образу лёгкую нотку небрежности. За тонкой оправой очков скрывался глубокий взгляд серых глаз. Очки часто сползали на кончик носа, и Костик возвращал их на место тонкими длинными пальцами.

– Как у аристократа или пианиста, – думала Аня.

Она смотрела на него, и у неё трепетало в груди.

– Привет, – улыбнулся Костик.

– Приве-е-ет, – протянула Аня, продолжая с любопытством сверлить его взглядом и ловя себя на том, что вот-вот начнёт заливаться краской.

Костик смущённо опустил глаза в пол.

– Ну что, познакомились? Сейчас тогда немного разомнёмся и полазаем, – Николай радостно хлопнул в ладоши, и звук этот эхом разнёсся по зданию манежа.

Устроить двойное свидание на скалодроме было на Анин взгляд, решением сомнительным, но Николай её мнения не спрашивал. Сам он увлекался скалолазанием, давно хотел затащить на скалодром Нютку и считал, что совместное лазание сближает людей куда сильней, чем совместная попойка. К тому же скалолазанием занимался Костик, и их с Колей дружба началась как раз на скалодроме, а уже потом перешла к машинам и автомастерской, потому что как бы Николай ни хотел чаще заниматься спортом, но стремление заработать огромные деньжищи и открыть свою автомастерскую владело им в значительно большей степени.

Аня поставила руки на пояс и, повторяя за Костиком, водила бёдрами из стороны в сторону, рисуя воображаемый круг. Потом они рисовали круги ногами, затем руками и запястьями. Нютка тоже повторяла, то и дело нашёптывая Ане, что лучше бы в их свидании присутствовало вино.

Когда с разминкой было покончено, Костик помог Ане надеть обвязку, крепко застегнул её на поясе и привязал страховку, показал на вертикальную стену с яркими большими зацепками и сказал:

– Теперь лезь, а я буду страховать.

– Не уверена, что у меня получится.

– По этой трассе дети лазят. У пятилеток получается, значит, и ты сможешь. – Он улыбнулся и подмигнул Ане.

Последнее показалось ей неуместным, но вместо возмущения она захихикала как идиотка и стала карабкаться по цветным камешкам.

– Это просто парень, которого ты видишь первый раз в жизни, – говорила она себе, поднимая ногу и подтягиваясь к зацепке, – почему ты ведёшь себя с ним как дура?

– Вставай на ноге и бери рукой справа, – командовал снизу Костик. – Там ручка хорошо держит.

– И почему я позволяю использовать себя как марионетку? – Она встала на ноге и взяла рукой справа.

– Хорошо. Теперь берись слева и поднимай другую ногу. Зацепка хорошая возле колена.

Аня подняла ногу, подтянулась на руках и посмотрела вниз.

Между ней и Костиком было метров семь. От того, чтобы её тело в случае падения не размазало о пол с мягким резиновым покрытием, защищала только верёвка, привязанная к Аниной обвязке. Верёвка от Ани уходила вверх, а оттуда другим концом возвращалась к Костику и была продёрнута через страховочное устройство на его обвязке. Свободный конец он придерживал расслабленной рукой.

У Ани перехватило дыхание, она прижалась к стене и до боли в костяшках пальцев вцепилась в зацепки.

– Что-то случилось?

– Здесь высоко. А если я сорвусь?

– Для этого и нужна страховка, я тебя поймаю. Не бойся, греби до топа, у тебя хорошо получается.

Рядом с Аней на сложной трассе лез какой-то парень. У него зацепки были меньше, а расстояние между ними больше. На каждом движении парень орал.

– Как идиот, – подумала Аня, но продолжила смотреть.

К парню тоже была привязана верёвка, но она уходила вниз, а не вверх. Парень лез, периодически вщёлкивая верёвку в специальные приспособления, закреплённые на стене.

– Оттяжку, оттяжку вщелкни, – крикнул ему напарник снизу.

Парень прорычал, сделал несколько перехватов и, пропустив одну оттяжку, вщелкнул ту, что была выше. Потом сделал ещё несколько перехватов, держась за маленькие зацепки только кончиками пальцев, и неожиданно сорвался вниз.

Аня вскрикнула. Парень, громко ругаясь, повис на верёвке.

– Аня, лезь, – прокричал снизу Костик.

Она мельком взглянула на Костика и полезла вверх. В голове пронеслась мысль:

– Он сейчас смотрел на неё или на её задницу? – Аня поднимала поочерёдно то руку, то ногу, карабкаясь всё выше, и думала: – А ведь так удобно разглядывать женскую попку, когда она в обтягивающих лосинах лезет вверх по стене. – Аня улыбнулась этой мысли, прикинув, что у неё с такого ракурса должна быть классная попка, и полезла дальше уже без страха.

 Когда девчонки устали, они развалились на диванчике и стали смотреть, как Костик с Колей лазят сложные трассы. Скалолазные страсти накалялись, и Ане с каждой минутой становилось всё интересней, особенно после того, как Костик снял футболку, демонстрируя всему манежу кубики пресса.

 За весь вечер они особо не поговорили, но, закрывая глаза перед сном, Аня вспоминала, как играют мышцы на его блестящей от пота спине, когда он делает очередной перехват.

Костик позвонил через неделю.

– Привет, это я.

– Кто я? – не поняла Аня.

– Твой спасатель. Жду возле подъезда.

Аня выглянула в окно, улыбнулась, надела босоножки и выпорхнула на улицу. Костик сидел на лавочке во дворе, сканировал окна и нервно теребил в руках цветочек.

День был аномально жарким. Невероятные плюс тридцать в середине мая, а всего месяц назад в тени домов ещё лежал снег грязными островками. Аня, не спеша, подошла к лавочке. Костик, щурясь на солнце, протянул ей белую герберу.

– Хотел нарвать ромашек, а они ещё не выросли.

– Я люблю ромашки.

– Я знаю, – улыбнулся Костик.

– Нютка?

– Коля, но, скорее всего, она первоисточник. Чем займёмся?

– А тебе не говорили, что на свидания ходят обычно вечером, а сейчас полдень.

– Так, мы на свидание и пойдём вечером, а до вечера можем в парке погулять, например. Или в зоопарке. Или в кино сходить. Или…

– Или в фонтан окунуться.

– Зачем в фонтан?

Аня кивком указала Косте за спину. Возле дома пожилая женщина в резиновых сапогах и перчатках поливала клумбу. В качестве лейки был приспособлен шланг, протянутый из открытого окна первого этажа. Мужчина в возрасте по пояс высунулся в окно, ожидая её указаний.

– Потеплей сделай, а то простынут, не дай бог, – командовала старушка.

Мужчина скрылся на кухне, но вскоре вернулся.

– Так?

– Да, хорошо.

Она сильнее надавила на ручку шланга, и напор воды увеличился.

Рядом резвились двое мальчишек лет семи и девочка помладше. Женщина в шутку окатывала их водой из шланга, они верещали и бежали врассыпную, а после возвращались и кричали на весь двор:

– Ещё, сделай ещё фонтан, бабуль.

Она опять поливала, а они с визгом разбегались по сторонам.

– А мы, когда детьми были, в жару на речку бегали с тарзанки прыгать, – наблюдая за детьми, сказал Костик.

– И мы, – улыбнулась Аня.

– Однажды верёвка оборвалась, и я затылком о берег ударился. Кровищи было. Сотрясение потом. Мать орала, – засмеялся он.

– У меня без травм.

– А я с тех пор в очках. В парк идём?

Аня кивнула и усмехнулась:

– Не так представляла я себе наше первое свидание.

– Расскажи.

– Ты заедешь за мной в пятницу вечером, ближе к закату. Мы пойдём на какую-нибудь лёгкую романтичную комедию, будем сидеть в тёмном кинозале близко-близко. Я положу голову тебе на плечо, а ты будешь гладить мою коленку.

– Как школьники?

– Ну это же так мило.

– Согласен. Что дальше?

– Потом ты позовёшь меня в бар, но не шумный, прокуренный, переполненный людьми и громкой музыкой, а тихое, уютное местечко. Мы сядем в дальнем углу зала, чтобы никто нам не мешал. Будем пить, курить кальян и рассказывать друг другу о детстве, о ярких моментах в жизни, первой любви, первой разлуке и непременно найдём что-то общее, что нас связывает – какие-то события, поступки, места или люди.

– Тарзанка!

– Поставлю здесь галочку.

– Продолжай.

– Мы проговорим так до самого утра, не заметив, как придёт рассвет. Бар закроется, а мы выйдем на пустую улицу, где тихо и безлюдно, и солнце уже взошло, но ещё не греет. Ты накинешь мне на плечи свой пиджак/ куртку/ кофту (что там у тебя будет).

– В машине есть толстовка.

– Пойдёт.

– Придётся взять с собой, – Костик улыбнулся.

– Наши глаза встретятся, а губы сольются в поцелуе. Потом мы пойдём по пустой улице, держась за руки, болтая ни о чём, слушая шелест деревьев и пение птиц. Иногда мы будем останавливаться, чтобы ты мог обнять меня и робко поцеловать. А когда я совсем замёрзну, ты поймаешь машину.

– А через приложение можно будет вызвать?

– Можно. В машине ты обнимешь меня и будешь греть мои руки своим дыханием, а я положу голову тебе на грудь и задремлю. Мы приедем, и ты проводишь меня до подъезда. Я скажу «спасибо за вечер», а ты пожелаешь «спокойной ночи». Я уйду. А ты поедешь домой. Дома, не раздеваясь, ты упадёшь на кровать и, глядя в потолок, будешь прокручивать в голове события прошлого дня. Ты поймёшь, что безнадёжно втрескался в меня и на твоём лице появится улыбка.

– А что в это время будешь делать ты?

– А я в это время буду уже давно спать.

– Значит, вот как втрескался я? А когда в твоём сценарии втрескалась ты?

– Когда ты сказал «привет», – Аня захохотала.

Костик смущённо опустил голову.

– Значит, нужно вернуться на закате.

– Пойдём гулять в парк. Плюс тридцать в середине мая бывает нечасто, нужно этим пользоваться.

– Вот поэтому я приехал в полдень.

Глава 3. Утро

Аня проспала всю ночь. Кровотечение остановилось, но шевелиться всё равно было страшно. Аня лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к ощущениям в теле. Кажется, всё в порядке.

В палату, как ураган, ворвалась Светка, сбрасывая на ходу куртку и ботинки. Вместе со Светкой пришёл запах табачного дыма. Аню замутило, и она закрыла нос уголком одеяла.

Светка из тех женщин, на которых оборачиваются не только мужчины. Когда она заходит в помещение, с ней заходит красота. Не вот эта привычная женская с ресничками, ноготочками и сложным окрашиванием. Светка берёт другим. Тонкой талией, перетекающей в бесконечные ноги, высоким ростом, природной грацией, идеальной кожей и натуральными густыми локонами. Её красота настолько естественна, что завораживает.

Светка вбежала в палату, как со сцены конкурса красоты, только вместо блестящего купальника на ней почему-то застиранная футболка и растянутые треники. Она быстро свернула куртку и убрала за штору, ботинки как есть запихнула под кровать и заскочила под одеяло.

– И как ей не стрёмно такую обёртку травить сигаретами, – подумала Аня.

Не то чтобы сама Аня считала себя некрасивой, она любит своё тело и внешность, но в ней нет замашки на эталонную красоту, а у Светки есть.

– О, проснулась звезда прошлой ночи, – радостно воскликнула Светка. – Анют, ты как?

– Уже лучше, кровь не идёт.

– Транексам?

– Он. – Аня медленно, стараясь не напрягать мышцы живота, повернулась набок и села в кровати.

В палату зашла Юля с чаем и печеньем.

– Проснулась? Тебя долго не было вчера…

– Капельницу ставили. С транексамом.

– Неприятная штука, – поморщилась Юля, – тошнит после неё.

– Есть такое. – Аня кивнула.

Светка поставила подушку к стене, села, развернувшись к девочкам, и открыла книжку. Впрочем, читать она не собиралась. Она достала из тумбы пакет с мандаринами и принялась чистить.

– Вот я одного понять не могу, – начала Светка, жуя мандариновую дольку, – мы с Юлькой лежим здесь уже неделю. За это время один раз сдали кровь, один раз мочу, всё остальное время просто едим и спим.

– А транексам? – улыбнулась Юля.

– Да, пилюля от всех болезней! – посмеялась Светка, – Три раза в день таблетки пьём. Зачем нас здесь держат? – Она возмущённо замахала мандарином в воздухе. – Я бы с бо́льшим комфортом дома на диване лежала и таблетки пила, а сюда бы по понедельникам на УЗИ приезжала.

– Нет. Лучше не так, – возразила Юля, – в свою женскую консультацию на УЗИ пешком бы ходила.

– Вот, точно! – Светка усмехнулась и поперхнулась мандаринкой.

В палату заглянула Настя.

– Вы опять здесь мандарины едите?

 Светка, как бы невзначай, прикрыла разложенную на одеяле кожуру книжкой. Настя медленно и грозно оглядела палату девочек.

– Насть, ну ты чего, Новый год же на носу, как без мандаринов? – как бы, оправдываясь за Светку, произнесла Юля.

– Девочки, ну я же просила, меня тошнит от этого запаха страшно, ешьте всю еду в столовой, а мандарины особенно, – она прикрыла нос рукавом халата, – у нас палаты смежные, все запахи к нам идут.

– У тебя токсикоз? – сочувствующе спросила Аня.

Настя кивнула.

– Страшный. Никому не пожелаю такого состояния. Три беременности выносила с лёгкостью, а четвёртую… – Она оперлась о дверной косяк и изобразила рвотные позывы. – Весь первый триместр на коленях перед унитазом.

– Мы не будем больше, Насть, – ответила Аня, – ты дверь закрой, чтобы запах в вашу палату не шёл, а мы окошко откроем, проветрим.

– Спасибо, девочки. Я в понедельник анализ на ацетон сдаю, если снизился, то домой к семье отпустят, не буду больше ворчать на вас, – она улыбнулась и закрыла дверь.

– Свет, – Аня грозно посмотрела на Светку.

– Ну что?

– Убирай.

Светка закатила глаза, но сгребла всю кожуру, положила в пакет с мандаринами и убрала в тумбу.

– Подумаешь, королева нашлась, – бубнила недовольная Светка себе под нос. – Новый год скоро, а тут мандарины есть нельзя.

– Свет!

– Молчу.

В больничном коридоре стоял гул. Двери всех палат были распахнуты. Женщина лет сорока медленно расхаживала взад вперёд по коридору, поглаживая одной рукой выдающийся живот. Второй она держала телефон возле уха и объясняла кому-то на том конце, как включить стиральную машинку. Две девочки из соседней палаты пили чай в столовой и шушукались между собой.

Настя шуршала кулёчками в холодильнике. Она доставала каждый пакет, открывала его и принюхивалась. Хорошие убирала обратно, сомнительные выставляла на стол и бубнила себе под нос проклятья.

– Девочки, блин, в холодильнике воняет так, будто там кто-то умер, – говорила Настя. – Следите за своими продуктами, а если не едите, выбрасывайте, – продолжала она возмущаться куда-то в пустоту.

На столе стояли просроченные йогурты, подгнившие бананы и сомнительные контейнеры с чем-то подозрительно зелёным, проглядывающим сквозь полупрозрачный пластик.

– Если не найдутся хозяйки всего этого добра до конца завтрака, всё выкину, – серьёзно сказала Настя, взглянув на проходящую мимо Аню. – Контейнеры свои не узнаёшь?

 Аня покачала головой.

Настя кивнула и продолжила причитать и разбирать холодильник, а Аня медленно побрела по коридору в сторону душевой.

За дверью столовой раздавался звон посуды, и запах каши разносился по всему отделению. Аня принюхалась, и желудок свело от голода.

– Девочки, на завтрак, – высунув голову из окошка выдачи, прокричала на весь коридор маленькая старушка в белом колпачке и переднике и начала раскладывать кашу по тарелкам.

Заставив тарелками весь стол, она вновь высунулась в окошко. Очереди не было. Старушка вышла в коридор и прошлась по палатам, каждый раз останавливаясь в дверях, громко повторяя:

– Девочки на завтрак! Милые мои, – говорила она уже не так громко, – сегодня вкусная каша, я сахарку в неё добавила, маслица положите, вкусно будет. Идите, покушайте.

Девочки нехотя вставали с кроватей и без особого энтузиазма выползали в коридор с кружками и ложками.

Кормят здесь невкусно, только чтобы ноги не протянули. Основная надежда на родственников, которые каждый день тащат в больницу кулёчки с едой. Для таких кулёчков в отделении поставили целых два больших холодильника. И те каждый день забивались до отказа.

Аня зашла в душевую комнату. Внутри было сухо, обе кабинки пустовали. Она закрыла дверь, и коридорный гул стих. Аня не спеша разделась рядом с большим окном и, задумавшись, выглянула на улицу.

В больничном сквере было пусто. Дорожки занесло снегом, скрыв паутинки следов. Метель прекратилась, вышло солнце. Деревья искрились в его лучах белыми переливами так, что слезились глаза. Настоящая новогодняя сказка.

– Кто придумал сделать душевые кабинки напротив окна? – возмутилась Аня, повесила вещи на крючок и зашла внутрь.

Вода заструилась из лейки, с шумом ударяясь о кафельный пол. Начал поднимать горячий пар, заполняя тесное пространство душевой. По телу побежали мурашки. Аня поёжилась, закрыла глаза и вошла под струю воды. По лицу потекли тёплые ручейки. Как тогда. Только тогда были холодные. А ещё тогда был май, их первое свидание с Костиком и дождь, а сегодня зима и душ.

Молния, раскаты грома и стремительные потоки воды словно горные реки бежали по мостовой там, где ещё пятнадцать минут назад асфальт плавился от жары, хватая цепкими тягучими когтями тонкие острые каблучки женских босоножек. Аня с Костиком бежали по опустевшей улице, прыгая через лужи. Он держал над её головой пакет из супермаркета, стараясь уберечь от непогоды. Она засмеялась над тем, как нелепо он выглядит. Костик понял, улыбнулся и опустил руки.

Аня закрыла глаза и подняла голову вверх навстречу дождю. Платье промокло, прилипло к телу и стало почти прозрачным. Костик смотрел на неё, покраснев и чуть опустив голову от лёгкого смущения, а потом обнял за талию и поцеловал. Первый раз. Аня смеялась, обнимала его за шею и прижималась мокрым платьем к его промокшим джинсам и горячему телу. А после она шла босиком по улице, держа в одной руке босоножки, а в другой его руку. Он проводил Аню до дома и навсегда остался в её жизни.

Аня не знала, сколько времени прошло, она просто стояла под душем, закрыв глаза, пока пальцы не сморщились от влаги. Потом взяла шампунь, налила на руку и распределила по волосам.

Всю ночь мела метель, к утру похолодало, и на дорогах образовался коллапс. На перевале за городом произошёл обвал. Снег, деревья вперемешку с горной породой перекрыли трассу, похоронив под собой большегруз, который вёз лес. Из-за этого на трассе застряло более двадцати легковых машин и около десятка большегрузов. Дорогу закрыли, вдоль обочины выстроились огромные пробки. Всю ночь бригады МЧС расчищали завал. Снег ненадолго прекращался, а потом вновь начинал валить с ещё большей силой. Техники не хватало, людей тоже. Утром бригада Костика заступила на смену и тут же направилась к месту затора.

Пока машина МЧС медленно ползла по девятибалльным пробкам прочь из города, Костик сидел, прислонившись лбом к боковому стеклу, и набирал Анин номер. В горах телефон ловить не будет. Если он не дозвонится сейчас, когда появится другая возможность – неизвестно. На том конце были длинные гудки, но ответа так и не последовало. Костик вздохнул и убрал телефон в карман.

Игорь похлопал его по плечу.

– Ты чего такой хмурый? Что-то произошло?

– Анюта в командировке, трубку не берёт. Волнуюсь.

– Понимаю, я бы тоже волновался, если бы мои в такую погоду куда-то поехали, с метелью не шутят.

Ночью Аня звонила, потом писала про кровь и УЗИ. Костик не слышал, а сегодня не слышала она.

Костик не сказал другу, что жена в больнице, как и не сказал о том, что они ждут ребёнка. Для окружающих Аня с Костиком – люди новых взглядов, свободолюбивые и не желающие обременять себя муками родительства.

Игорь с Костиком ровесники. У Игоря трое детей и, как он сам утверждает, три выстрела точно в цель, ему не понять, как может не получаться.

Света с Юлей сидели в столовой.

– Пошли кашу есть. Сегодня вкусная, как в садике, – сказала Юля, помахав Ане ложкой.

Маленькая старушка в колпачке, протиравшая столы, посмотрела на Юлю и улыбнулась.

Аня взяла на столе выдачи тарелку с остывшей кашей, кусочек хлеба и порцию масла. Налила чай и села рядом с девочками.

– Да, завтраки здесь получше ужинов, – вздохнула Светка. – А нельзя нас всегда кормить вкусно?

– И желательно разнообразно, – поддержала её Юля.

– Ой, девочки, – вздохнула старушка, смахивая с пустого стола крошки, – маленький бюджет нам выделяют, кроим его как можем, на что хватает. Так что не обессудьте. – Она взяла пустые тарелки и скрылась за дверью кухни.

Аня задумчиво ковырялась ложкой в тарелке. Дома она ни за что не стала бы есть манную кашу на воде, а здесь, на удивление приоритеты менялись. Желудок сводило от голода.

Аня опять вспомнила их первое свидание с Костиком. Они гуляли по парку. Из уличной кафешки по всей округе разносился вкусный запах шашлыка, такой, что у Ани свело желудок от голода.

– Ууу, какой запах. – Костик жадно втянул носом воздух. – Может, по шашлыку съедим? – свернул в сторону кафешки.

– Да ну, я не люблю есть на улице, и стоит он как-то подозрительно дёшево.

– А для тебя, когда ценник ниже среднего уже невкусно?

– С тобой, Константин, хоть в пирожковую на привокзальной площади. Главное, чтобы потом в токсикологии в соседних палатах лежать.

– А что, такой сценарий скромный? Почему не сразу – соседние места на кладбище?

– Для соседства такого рода мы не слишком близки.

– Это пока, – улыбнулся он, и Аня сдалась.

А шашлык тогда оказался очень вкусным.

– Ешь – ешь, – сказала Светка, – тебе сил набирать… – Она недоговорила и схватилась рукой за живот.

– Что с тобой? – спросила Юля.

– Прихватило что-то, – Светка сделала паузу и, дождавшись, когда пройдёт спазм, продолжила: – С такой едой не удивительно, – махнула рукой. – Беременность вообще процесс очень выматывающий. – Она откусила бутерброд и отхлебнула остывший чай. – Представляете, девять месяцев твоё тело выполняет роль инкубатора для другого человека. Свихнуться можно.

– А иногда двух или трёх, – подхватила Юля.

– Только не это. – Аня поморщилась. – Природой заложено, что женский организм за раз может без серьёзного вреда для здоровья выносить только один плод.

– ЭКО не даёт возможности выбирать, – возмутилась Юля.

– Как это не даёт? Ты сама вправе решать, сколько эмбрионов перенесут в твою матку. Мне достаточно было одного.

– Ты, видимо, можешь себе позволить каждый месяц ЭКО делать, в случае неудачи. А вообще, чем больше эмбрионов переносят, тем больше шанс, что хотя бы один прикрепится.

– Но это и не исключает вероятности, что все могут прикрепиться, – продолжила Аня, – а убирать потом лишние тоже определённый риск, можно же и навредить. Поэтому всегда нужно быть готовой к тому количеству детей, какое количество эмбрионов подсаживают в твою матку.

– А я бы, наверно согласилась на двойню, – задумчиво произнесла Светка и отхлебнула чай. – А что? Один раз отмучился и можно больше не рожать. – А подумав, добавила: – Если ещё королевские близнецы получились бы, так вообще сказка, – Она посмеялась.

– Хитро, – улыбнулась Аня. – Но я лучше два раза схожу, чем за раз такое испытать. Один ребёнок всё равно легче. Здесь же дело не только в самой беременности, но и восстановление потом, пелёнки, соски, бессонные ночи. Это же постоянная усиленная нагрузка, и это тоже нужно принимать в расчёт.

– Только когда вопрос стоит либо двойня, либо ты можешь вообще не родить, обычно не думаешь о том, выпадет или нет твоё тазовое дно в трусы. – Юлины глаза засверкали яростью. – Обычно ты с ходу выбираешь двойню, а то и тройню, потому что другого варианта эта твоя природа не предоставила. – голос её стал громче. – Надо ценить то, что даёт нам жизнь, и принимать это с благодарностью, а не воротить носом типа: «фи, у меня будут растяжки, фи, в два раза больше какашек». Дети – это дар, и какая разница останется после их рождения целлюлит на жопе или шрам на матке, главное – чтобы ребёнок родился.

Аня со Светкой молча переглянулись.

– Мужики-козлы! – Светка засмеялась и ударила кулаком по столу. – Он кончил разок и пошёл дальше жить обычной жизнью, а ты мучайся потом с токсикозами, отёками и растяжками. А потом роды, надо полагать, не сказка. Где справедливость?

– Может, в алиментах? – усмехнулась Аня.

 Девочки посмеялись.

– Долго ещё гоготать будем? Мне посуду мыть надо. – Недовольное морщинистое лицо высунулось из окна выдачи.

Девочки переглянулись и отнесли пустые тарелки.

– Приятно, когда доедают, – улыбнулась себе под нос старушка и отправила тарелки в мойку.

Светка надела куртку, ботинки и, пока никто не видит, выскользнула на крылечко.

В это время машина МЧС, включив мигалки, мчалась по заснеженной трассе, унося Костика всё дальше от города. От того города, в котором осталась его женщина. Ночью ей нужна была поддержка, а его не оказалось рядом. Он – скала и супергерой, как любила называть его Аня, не смог, не справился, облажался. Поступил, как его отец.

Где-то внутри образовалась трещина. Маленькая, незаметная, как трещина в горном склоне, но Костик знал, какой бы маленькой ни была эта трещина, её появление неизбежно ведёт к обрушению. И вопрос не в том, выстоит или нет горный склон, вопрос в том, когда всё рухнет.

Костик смотрел на белые поля за окном, боролся с похмельем и продолжал набирать Анин номер. Её телефон, оставленный на тумбочке в палате, неустанно вибрировал и подкрадывался к краю, пока в конечном счёте не свалился с грохотом в щель между тумбой и батареей.