Потомок Рода

Потомок Рода

Сергей РОМАШОВ

Все события, описанные в книге, являются исключительно плодом фантазии автора. Все персонажи этой книги выдуманы, все совпадения случайны, ничего из описанного не происходило и не могло произойти в реальности. Перед вами художественный роман, не претендующий на истину в последней инстанции.

Глава первая

– Щиты ввысь! – приказ Святослава громогласно прорезал полуденный зной.

Безжалостное солнце палило нестерпимо, не оставляя и тени надежды на спасение на плоской вершине кургана. За спиной, всего в нескольких десятках шагов, манил прохладой изумрудный полог леса, но путь туда был заказан – сразу за ним зиял обрыв и бесконечная лента реки, отливающая бирюзой и сапфиром. Впереди, словно ощетинившийся зверь, также раскинулся лес, таящий в своей зеленой чаще смертельную опасность. Там, среди вековых деревьев, в листве притаились половцы. Едкие струйки пота обжигали шею, закованное в броню тело зудело невыносимо. До чего же хотелось сорвать с себя эту раскаленную Даждьбогом кольчугу и броситься в объятия прохладных вод! Но долг звал стоять плечом к плечу с братьями до конца.

Десятки воинов хана Кобяка натянули тетивы, и в нашу сторону обрушился град стрел. Смертоносные снаряды взмыли в небеса, словно застыли на мгновение в зените, а затем ринулись вниз, барабаня по щитам. Слишком много стрел для столь малого числа воинов – всего несколько дюжин дружинников князя Святополка остались в живых. Остальные пали в яростной сече, сраженные половецкими клинками вынырнувших из засады врагов. Мы отступали лесом, пока не достигли кургана – последнего рубежа. Дальше было некуда.

Мы отбили первую атаку. Враг обрушил на нас второй залп, затем третий. Сквозь звон стали и крики я услышал предсмертные стоны моих братьев. Половецкие стрелы нашли брешь в нашей стене щитов, троих воинов сразили наповал.

– Крепко жалят, сарацины поганые! – выругался Ждан, стоявший рядом. Его белоснежная борода трепетала на горячем ветру.

– Сдюжим, – ответил я другу, хотя сомнение грызло душу.

Вновь засвистели стрелы, и Ждан рухнул на бок, выпустив из рук щит. Я опустился на колено, прикрывая нас обоих своим.

– Встань, Родогор, князя защищай. Я уж все, отпускаю душу, – прохрипел воин и закрыл глаза, погружаясь в вечный сон.

Крик вражеского полководца возвестил о новой атаке. Со свистом и звоном по нашей защите забарабанили стрелы. Но больше ни одна из них не сразила дружинников – крепкую стену мы держали, стояли за себя и за павших. За лесом послышался лязг стали – половцы готовились к рукопашной.

– К оружию, братья! – прогремел голос Святослава. – В шеренгу!

Половецкое войско бежало на нас, размахивая кривыми саблями. Три к одному, не меньше. Славная будет сеча! Земля, казалось, стонала под тяжестью надвигающейся на нас волны, в воздух поднимались клубы пыли. Миг, и они обрушились на нас, но дружинники устояли, не дрогнули. Зазвенела сталь, и началась кровавая пляска смерти. Я принял на щит удар половецкой сабли и ответил мечом, целясь в ноги врага. Сарацин взвыл и рухнул на землю, а его место тут же заняли двое других. Они накинулись на меня с яростью и ненавистью, от которых моя левая рука, державшая щит, задрожала. Но я держался, рычал, контратаковал.

Несмотря на численное превосходство, врагу не удалось сломить наш строй. Битва затягивалась, и обе стороны выдыхались. Удары по моему щиту уже не были такими сокрушительными, но и мой меч будто налился свинцом, я не мог орудовать им с прежней ловкостью. Проклятый пот заливал глаза, дышать становилось все тяжелее. В какой-то момент, отбив выпад сабли справа и нанеся укол в брюхо нападавшего, я пропустил удар слева. Умбон половецкого щита пришелся точно в скулу. В голове зазвенело, в глазах поплыли разноцветные круги. Я споткнулся о тело павшего товарища и рухнул на спину, ощущая тупую боль между лопатками. Во время падения выронил щит, и он покатился по земле. Половец в кожаной кирасе не стал добивать меня – ему пришлось защищаться от меча русского витязя.

– Ах ты ж погань! – выругался я, пытаясь прийти в себя.

Положение становилось критическим. Противник теснил с обоих флангов, стремясь зайти в тыл и окружить нас. Все больше русских воинов замертво падало на выжженную солнцем землю.

– Отходим к лесу! – хрипло приказал князь.

Святослав сражался наравне со всеми и тоже выдохся, потеряв где-то свой шлем. Его светлые волосы слиплись, а на подбородке алела гематома. Отражая натиск вражеских рубак, князь вместе с шестерыми оставшимися в живых дружинниками, не считая меня, медленно отступал к узкой полоске леса, которая могла прикрыть спины. Собрав последние силы, я вскочил на ноги, подхватил с земли чей-то кистень и последовал за братьями.

И вот мы стоим – девять богатырей, прикрытые хвойным гребнем с тыла, и храбро смотрим в лицо своей неминуемой гибели. Половцы, словно бешеные псы, плюются, бранятся на чужом языке, жестами манят нас к себе.

– Уж лучше вы к нам пожалуйте, – любезно предложил Святослав и издал победный клич, который подхватили все витязи. – Примем вас гостеприимно!

В арьергарде вражеского войска вышагивал хан Кобяк, его остроконечный шлем с красным пером возвышался над головами воинов. Эх, лук бы сейчас да стрелу поострее! Полководец что-то проорал, и противники, ощетинившись оружием, пошли в наступление.

– Ну все, братцы, – вздохнул рыжеусый Всеволод и перекрестился.

– За матушку Русь! До последнего вздоха стоять! – отдал Святослав свой последний приказ.

Половецкое войско накрыло нас, словно морская волна. Я крутил кистень над головой, отгоняя им наседающих врагов, и выискивал момент для удара мечом. Мои братья сражались с яростью обреченных, кричали и страшно бранили врагов. Но противник неумолимо брал верх, давил числом. И вот пал Всеволод, а следом и на князя налетели роем. Я вжался в шершавую кору могучего дуба, и шестеро супостатов взяли меня в клещи. Кистень вылетел из рук, и я перехватил двумя руками рукоять меча, зарычав как медведь. Половцы ухмылялись, не торопясь добивать, хотели насладиться моментом победы, поиграть с жертвой. Ну подходите, гады, есть у меня для вас забава. Уж одного точно успею с собой на тот свет забрать!

Внезапно вверху раздалось жужжание. В метре над нашими головами завис черный квадрокоптер с установленной на днище профессиональной панорамной видеокамерой. Со стороны лесной опушки, в нижней части кургана, прозвучал сигнал об окончании боя. Ближайший ко мне половец снял шлем, под которым скрывалось веснушчатое лицо молодого русского парня. Он улыбнулся и довольно отметил:

– Классно зарубились, Олег!

***

Фестиваль «Ратный берег» обосновался в дивных окрестностях села Жигули, что в Ставропольском районе Самарской области. Место для праздника выбрали с особым вкусом: у самого слияния рек Усы и Волги-матушки, где Усинский курган древним стражем величаво возвышается над просторами национального парка «Самарская Лука». С его вершины открывается завораживающая панорама Куйбышевского водохранилища. Южный склон кургана, именуемого в народе горой Лепешкой за свой приплюснутый силуэт, плавно поднимается ввысь, а затем неприступной каменной стеной обрывается у воды. Именно с этой возвышенности берет свое начало гряда Жигулевских гор, простирающаяся дальше на восток.

В семнадцатом веке курган облюбовали вольные разбойники, ведь отсюда открывался великолепный обзор на Волгу, позволяя им издалека замечать приближение торговых караванов. Легенды окутывают это место тайнами. Говорят, донской казак Степан Разин зарыл на склоне кургана клад – два ведра, полных золота, а сверху положил железный лом в качестве оберега. Дескать, мало сокровища найти, главное – не потревожить заговоренный груз, иначе быть беде. Вот такая вот продвинутая система защиты, куда там современным сейфам и банковским ячейкам! А еще предание гласит, что это место обладает особой силой, что где-то в недрах горы скрыты пространственно-временные туннели. Попадешь в такой – и исчезнешь в пучине истории, навеки потерявшись для привычного мира. Что удобно, очевидцев сего мистического явления не найти, ибо если таковые и имелись, то бродят теперь где-нибудь на просторах Киевской Руси, крича «На помощь!». И этот таинственный ореол неизменно притягивает к Усинскому кургану последователей различных духовно-этических учений, съезжающихся со всей страны, чтобы напитаться неведомой энергией и возвыситься над простыми смертными в своей одухотворенности.

Нас, реконструкторов, эзотерическая составляющая этого места занимала мало. А вот его живописная география – совсем другое дело! С двух сторон к кургану примыкают песчаные пляжи, а в пятистах метрах раскинулись турбаза «Приволье» и оздоровительный комплекс «Звездный». До села Жигули от Лепешки – всего три километра. Словом, вся необходимая инфраструктура под рукой: и парковка, и магазины. А еще тут находится Жигулевская труба – затопленное устье оврага, образующее живописный залив Куйбышевского водохранилища. Среди лесных полян на берегу залива – прекрасные места для семейного отдыха. Впрочем, этим летом желающим тихого и безмятежного времяпрепровождения здесь было не место. Представьте себе пикник по соседству с масштабным реконструкторским фестивалем! Это все равно, что пытаться медитировать на рок-концерте. Так и наш фестиваль – событие громкое, масштабное.

Раньше как было: собирались пара сотен увлеченных энтузиастов под Самарой, устраивали скромные баталии и пиры на пару выходных, а затем разъезжались по домам – работа, учеба, заботы… Но потом федеральный центр запустил национальный проект по развитию туризма. И каждому региону вменили в обязанность участвовать, демонстрировать успехи, отчитываться о нескончаемых потоках туристов. И тут светлые головы в чиновничьих кабинетах задумались: а что у нас в Самарской области есть такого привлекательного, что можно было бы подтянуть к нацпроекту? Обратили внимание на наш скромный междусобойчик и маховик завертелся! К делу подключилось региональное министерство туризма, сонм общественных организаций, нашлись инвесторы. Каким-то чудом удалось договориться с национальным парком о месте проведения фестиваля. Все это вылилось в «Ратный берег» – недельный марафон реконструкторских сражений, фолк-концертов, игр и мастер-классов.

Основную площадку фестиваля развернули на просторной поляне между турбазами «Приволье» и «Звездный», к востоку от Лепешки. Участок вычистили от сорняков, подровняли, постригли траву, привели в божеский вид. По периметру установили столбы, натянули веревки, украшенные разноцветными флажками. В центре поляны смонтировали сцену, установили аппаратуру, подключенную к генераторам – электричество провели от «Звездного». Ежедневно там выступали творческие коллективы со всех уголков необъятной страны и ближнего зарубежья. Не обошлось на фесте и без таких благ цивилизации, как туалетные и душевые модули, полевые кухни, передвижные медицинские комплексы. О таком еще пару лет назад мы и мечтать не могли.

Сюда съехалось несколько тысяч человек, как вещали анонсы фестиваля, гремевшие из каждого утюга стараниями областных властей. Сколько душ собралось на самом деле, сказать сложно, но поляна казалась живым, копошащимся муравейником. Среди палаток и шатров непрестанно сновали сотни людей. Одни готовились к грядущей сече, другие, распаренные битвой, предавались послевкусию победы, третьи внимали мудрости мастеров на ярмарке ремесел.

Наше выступление отгремело к полудню, и на Лепешку взметнулись разбойники «Жигулевской вольницы» во главе с грозным Барбошей и лихим Вавилой, а с ними и женщина-атаман Катька Манчиха. Из-за них это место в семнадцатом веке внушало страх и трепет: близ села Переволоки умельцы ножа и топора перетаскивали свои ладьи на Усу, чтобы спуститься к матушке-Волге. Этими хитроумными маневрами купеческие суда, благополучно миновавшие Самару, становились легкой добычей разбойников у самого Усолья. Как я уже отмечал, с кургана как на ладони виден был весь торговый путь, позволяя атаманам заранее готовиться к нападению. И сейчас этот дерзкий сценарий разыгрывался прямо перед нами. Организаторы не поскупились и построили небольшую ладью, покачивающуюся на волжских волнах у Лепешки, неподалеку от пляжа. С ее паруса на мир взирал смиренно лик христианского святого.

Сценарий про жигулевских разбойников был выдержан в строгом соответствии с историей в отличие от нашей баталии. Разумеется, князь Святослав с ханом Кобяком в смертельной схватке на Усинском кургане не сходились. Битва между войсками русских княжеств и половцами произошла на реке Орели в 1184 году. И сарацинов тогда разгромили наголову. Так что бой на Лепешке – вольная интерпретация событий. Но участники нашей группы и называли себя свободными реконструкторами, за стопроцентной достоверностью не гнались. Нам недостаточно просто воссоздавать исторические события, до мельчайших деталей воспроизводить оружие, одежду и быт прошлых веков. Нам важен соревновательный элемент, когда победа может достаться любой из сторон. Это привносит в реконструкцию кураж, вызывает усиленный выброс адреналина. А меня вполне можно назвать зависимым от риска и экстремальных ощущений.

Вкус опасности знаком каждому из нас. В юные годы мы все лазали по деревьям, прыгали по гаражам, покоряли бетонные заброшки. По крайней мере, таким было мое отрочество, пришедшееся на конец девяностых – начало нулевых. Компьютеры тогда имелись далеко не у всех, о смартфонах и интернете тоже никто не слышал. Роль соцсетей исполнял двор. Сегодня многие ругают лихие девяностые, твердят о преступности, нищете, умственной деградации, а сами сидят в каком-нибудь онлайн-паблике и изрыгают потоки брани на незнакомых людей. Посмотрел бы, как эти моралисты обзывают чьих-то мамок во дворах города Отрадного в девяностые. Мигом бы без зубов остались. Да, это были суровые времена, жилось людям несладко, хватало жести и чернухи, но зато за словами следили. А вместо серфинга по просторам интернета, мы часами пропадали на улице, зачастую рискуя оттуда не вернуться. Инстинкт самосохранения у постперестроечной ребятни либо отсутствовал напрочь, либо находился в зачаточном состоянии. Это когда тебе говорят: «Олег, слабо через эту яму перемахнуть?». Ты смотришь – расстояние приличное, метра четыре до дальнего края, и вниз лететь столько же, да еще и ржавая арматура торчит. Упадешь туда – и нашампурит тебя, как свинку на вертел. И тогда тоненький голосок в детской голове робко шепчет: «Да ну нафиг, Олежка, забей». А вот через двухметровую яму – чего ж не прыгнуть!

Вот так и текли наши дни, месяцы складывались в годы, а мы постигали азбуку уличного экстрима. Видеомагнитофоны и игровые приставки были уделом избранных, роскошью, которая большинству моих сверстников только снилась. А что оставалось делать? Дома сидеть да книжки читать. Этого добра в нашей скромной хрущевской двушке хватало. Спасибо маме, школьной учительнице литературы. Благодаря ей я научился читать уже в пять лет, обожал русские народные сказки, приключения, фантастику. А батя позаботился о том, чтобы руки мои росли из правильного места. Работал он на ремонтно-механическом заводе. В свободное время мы с ним пропадали в гараже, где неустанно что-то чинили. В общем, обычная работящая российская семья. И друзья были под стать – не наркоманы, не гопники. Но все же к концу школы во мне крепло желание сбежать из Отрадного – городок с населением в пятьдесят тысяч человек стал казаться тесной клеткой. Просторные дворы, любимые с детства, к шестнадцати годам вдруг сжались, дома стали казаться низкими, серыми, унылыми.

В поисках свободы я отправился в областной центр – Самару. Город-миллионник казался настоящим мегаполисом, пульсирующим жизнью. Без труда поступил в Самарский университет имени Королева на факультет филологии. Специальностью выбрал иностранные языки. В те годы, в начале нулевых, я всерьез решил зарабатывать на хлеб переводчиком. Усердно изучал английский и испанский. Правда, учеба давалась со скрипом, ведь жизнь в общаге постоянно отвлекала. Пьяные посиделки с сокурсниками и бессонные ночи с прекрасными девчонками мешали готовиться к сессиям. А еще мы, компания отчаянных сорвиголов, постоянно ввязывались в авантюры и искали приключения на свою голову. Роупджампинг? Непременно! Аттракцион, где тебя привязывают к резиновому канату и бросают с моста, возвышающегося на десятки метров над водой, казался гораздо интереснее учебников. Прокатиться на квадроциклах вдоль горного обрыва, рискуя сорваться в пропасть? Да хоть каждый день! Чего мы только не вытворяли, наивно веря, что молодость – это синоним бессмертия. И шишки, конечно, набивали, но снова бросались в омут с головой.

Помню, как-то весной нам пришла в голову гениальная идея покорить гору Барсук в Красноглинском районе Самары, откуда открывался захватывающий вид на Волгу, острова Золотые Пески, Птичий и Зелененький. Место популярное среди скалолазов. Спросите, что там покорять, если на эту вершину регулярно поднимаются люди? А вот мы, горячие головы, решили сделать это без страховки, полагаясь только на свои руки и ноги, как в знаменитом фильме с Сильвестром Сталлоне. Лезть предстояло высоко, сто шестьдесят пять метров, если быть точным. Я сорвался на десятом. Благо, мы позаботились о страховке – скинулись на защитную сетку от падения, как те, что ставят на батуты. Растянули мы ее, закрепили за камни и деревья. Сетка спасла мне жизнь, но не уберегла от травм. Разумеется, пятеро идиотов не смогли надежно закрепить веревки, и в момент моего приземления один из концов развязался. Я не разбился, но сломал пару ребер, получил сотрясение мозга и угодил в больницу на неделю. Что характерно, никто из «верных братьев», как мы себя называли, меня не навестил. Полезных выводов я не сделал и зла на друзей не держал. Вскоре наша шайка балбесов снова принялась за старое.

Университет маячил где-то на горизонте сознания, как далекая, почти забытая звезда. И пусть с тройками, балансируя на зыбкой грани отчисления, я его окончил, и диплом все же оказался в моих руках. Забавная ирония – переводчиком не проработал и дня. Сразу после вуза на пару лет надел солдатские сапоги, а вернулся из армии выкованным заново человеком. «Идейный патриот» – как пафосно это звучало тогда. На гражданке пробыл недолго – почти сразу подписал контракт с Минобороны. Дослужился до старшего лейтенанта разведывательного взвода. Карьера росла, суля заманчивые перспективы, но в один миг накатило то же щемящее чувство, что и в выпускном классе школы – жажда свободы. Устал от устава, от приказов, от жизни по команде. Хотелось самому быть хозяином своего времени. И с окончанием контракта я распрощался с армией, вернувшись на гражданку.

Накопленных за годы службы средств хватило на квартиру в Самаре, скромную, не в центре, конечно, – мечты о роскоши пришлось отложить. В злополучном четырнадцатом, когда санкции обрушили рубль в пропасть, а цены взмыли в стратосферу, я смог позволить себе лишь однушку в микрорайоне «Крутые Горки» на северной окраине города. Обставил ее аскетично, мебелью из недорогого шведского гипермаркета, и коротал там дни новой жизни. Тогда же всерьез увлекся реконструкцией, познакомившись с интересными людьми. Несколько лет наша небольшая команда тренировалась, развивала это движение в Самарской области. Сборы, походы, изготовление инвентаря – все это захватило меня куда больше, чем карьерные амбиции, поэтому довольствовался работой автокурьером, купив старенькую «десятку» по объявлению. Хлеб с маслом был, и ладно. Зато оставалось море времени на хобби.

Потом в мою жизнь снова ворвалась армия – с началом военной кампании с участием нашей страны и объявлением мобилизации. С моим прошлым повестка была делом времени. Решив не дожидаться «письма счастья», сам пошел в пункт отбора и вновь заключил контракт. И вот за следующие три года идейный патриотизм выгорел во мне дотла, не оставив даже пепла. Все долги Родине были отданы, новых решил не брать. Вернулся целым, конечности на месте, несколько шрамов – пустяк, украшение для женских глаз. Даже посттравматического синдрома вроде не наблюдается. По российским меркам я еще молодежь, а по версии Всемирной организации здравоохранения – и вовсе юнец. И по счастливому совпадению именно в год моей демобилизации в Самарской области объявили первый масштабный фестиваль «Ратный берег». Пропустить такое я, естественно, не мог.

Глава вторая

Прежде чем нырнуть в прохладу палатки, пришлось отстоять очередь к душевым, грезя о том, как смою с себя липкий пот и пылищу. Солнце сегодня разгулялось не на шутку, будто поставило цель испепелить все живое. Даже в тени огромного тента, примыкавшего к передвижному сантехническому модулю, с голым торсом, я ощущал его немилосердный жар. Казалось, сам солнцеликий Даждьбог, вооружившись гигантской лупой, выслеживал меня с небес, словно злобный мальчишка, мучающий муравья.

– Да что ж за пекло такое! – простонал за моей спиной тощий паренек с кожей, покрасневшей до цвета вареного рака. – Нельзя ли побыстрее? Почему девкам десять душевых, а нам – шесть? Что за дискриминация?

Жалобы из уст молодца в воинских шароварах и наборном поясе, украшенном бляшками, звучали комично. Вот он, гроза печенегов и половцев, великий защитник Руси-матушки, томится в очереди в душ!

– А ты штанишки сними, прохладнее будет, – раздалось хихиканье из женской

очереди, выстроившейся под соседним тентом. – Или боишься, показывать нечего? –

– Показал бы я тебе… – пробурчал паренек сквозь зубы и умолк, густо покраснев.

Минут через пятнадцать я, наконец, оказался в спасительной душевой кабинке. Вывернул кран на полную и с наслаждением выдохнул, ощущая, как струи холодной воды смывают усталость и жар. Выдавил щедрую порцию жидкого геля из встроенного дозатора и тщательно вымылся. С удовольствием отмокал бы здесь хоть полчаса, но заставлять страдать бедолаг на улице – не по-людски. Поэтому уложился в пять минут. Быстро обтерся полотенцем в тесной раздевалке, натянул брюки карго цвета хаки, заскочил в сандалии и побрел в палатку – оценивать боевые потери. Тело обволакивала приятная слабость и чувство удовлетворения.

Зеленую двухкамерную палатку с просторным тамбуром я приобрел лет пять назад. Отличная штука, испытанная в многочисленных походах, вылазках на природу и сплавах. Она не пропускала ни капли дождя, укрывала от палящего зноя и выдерживала самые лютые ветра. Как приятно в ней, укрывшись от непогоды, петь песни под гитару и наслаждаться шашлыком! В моей палатке можно стоять в полный рост, и легко поместятся несколько человек. Для двоих – так вообще царские хоромы. Проверено мной и Машкой Юдиной, бывшей дамой сердца. Из всех пассий именно она ближе всех подтолкнула меня к дверям ЗАГСа.

Мы встретились в ковидный год, когда я обживал свежекупленную квартиру и знакомился с районом. Как-то зашел подстричься в парикмахерскую неподалеку от дома и увидел там рыжую бестию, зеленоглазую чертовку с вздернутым носиком и озорной челкой. Пока она меня стригла, разговор завязался сам собой, будто ждал своего часа. Машка смеялась над моими шутками, даже над теми, что были плоскими, как блин. Телефонный номерок в тот раз я не взял, и, кажется, это ее слегка задело. Потом я стал постоянным клиентом Юдиной. По волшебному совпадению, запись к ней всегда была открыта, а если нет, то через час звонили и говорили, что у мастера Марии вдруг образовалось окно. Наши беседы становились все более личными, она все чаще гладила меня по волосам, словно невзначай прижималась к плечу своей небольшой, но упругой грудью. В ее пронзительном взгляде читалось: «Олег, ну не тупи». Я и не ступил – очень скоро мы стали парой. Незаметно и естественно в моей квартире появлялось все больше ее вещей. Сперва ванную оккупировали бесконечные баночки, скляночки, щеточки и прочие инструменты женской красоты. Потом пала кухня, где мою посуду потеснили Машкины кружечки и блюдца, на подоконнике расцвели цветы в вазах, а на холодильнике, как стая бабочек, примостились магнитики и самоклеящаяся фоторамка с нашим общим снимком, которую и с корнем не вырвешь – проще новый холодильник купить. Наконец, капитулировала гостиная. Финальным аккордом стал коричневый коврик у двери с надписью «Просим в гости», который моя девушка постелила, как победитель вывешивает флаг над завоеванным замком.

Я далек от мужчин, которых называют каблуками или подкаблучниками. Характер у меня суровый, нордический. Когда надо – пру как танк и не прогибаюсь. Будь я против этого постепенного захвата холостяцкой территории, Машка бы никогда не провернула свой фокус. Но меня такое соседство вполне устраивало. Юдина быстро подружилась со всеми моими друзьями, старалась не пропускать ни одного выезда на природу. По крайней мере, первые два года. Дело шло к свадьбе. И чем ближе мы подходили к ЗАГСу, тем сильнее она начала давить, пытаться меня перекроить. Ей, оказывается, никогда не нравились мои увлечения, работу курьером она считала смешной и даже абсурдной, учитывая, какая карьера меня ждала на военной службе. Амбиции Юдиной простирались куда дальше однокомнатной квартиры на окраине Самары. Она мечтала о коттедже, дорогой иномарке и отдыхе на Бали раз в полгода, а то и в квартал. Я к таким высотам не стремился. На том и расстались. Так что Машки в моей жизни больше нет. А вот палатка верно служит и по сей день. Хотя, как нет… Узнав от общих знакомых, что я побывал на фронте, вернулся, купил частный дом и новую машину, бывшая вдруг снова воспылала ко мне теплыми чувствами и периодически напоминает о себе звонками, которые я стараюсь игнорировать. Уплыл наш кораблик в море прошлого.

Смартфон, извлеченный из недр туристического рюкзака в спальном отсеке палатки, будто взбесился, обрушив на меня лавину пропущенных вызовов. Всего-то пара суток без связи! Кто там так отчаянно жаждал моего внимания? Родители, конечно. Три звонка от мамы, полных тревоги. И следом смс, пропитанная материнской заботой и укором: «Сынок, ты где пропал? Почему не отвечаешь? Совсем одичал со своими играми в рыцарей. Когда за ум возьмешься? Уже четвертый десяток, а все ерундой маешься!». Отец, как всегда, был немногословен: «Не беси мать, позвони». Понял, бать, принял. Наберу по возвращении, держись там за нас обоих.

Еще Толян Свиридов, мой университетский товарищ, дважды пытался пробиться ко мне, а потом написал в соцсети: «Здаров, Родной, на следующих выходных на охоту едем с братом, погнали с нами. Только сосисочная вечеринка, только хардкор». Толян единственный, с кем я сохранил связь после университета. Он, как и прежде, звал меня Родным. Впрочем, какое еще прозвище может быть у человека с фамилией Роднов? Из всей нашей университетской братии Свиридов оказался самым практичным и пошел по проторенной дорожке. Взявшись за ум, влился в бизнес отца – владельца сети рыболовных и охотничьих магазинов по всей России. К тридцати годам Анатолий обзавелся семьей, двумя детишками, пузиком и, кажется, растерял весь былой авантюризм. Охота для него – это отдушина, способ сбежать от бытовухи и любимой, но иногда доводящей до мысли о мыле и веревке семьи. И я, по возможности, выбирался с ним пострелять дичь, выпить водки под вкусную закуску, поболтать о том, о сем – в общем, насладиться простыми радостями жизни на природе. А еще Толян был богом подарков. Благодаря его щедрости в моей коллекции красовались двустволка «Байкал», блочный арбалет «Боустил», несколько тактических и походных ножей, топорик и еще много всякого охотничьего добра.

Прикинул в уме: сегодня суббота, второе августа. Мой отпуск заканчивается восемнадцатого. Ничто не мешает мне составить компанию Толяну и его двоюродному брату. О чем я и сообщил товарищу, благо сотовый сигнал в этих краях оказался на удивление стабильным. На жизнь, к слову, я зарабатывал начальником охраны в элитном коттеджном поселке «Ягодный» в Красноярском районе – в получасе езды от Самары. Опыт армейской службы и статус ветерана боевых действий помогли без труда устроиться на это место. Работенка непыльная, всего три человека в подчинении, свой кабинет на КПП. Следишь за обстановкой по мониторам, на которые транслируют изображение поселковые камеры, координируешь парней да изредка объезжаешь территорию, где редко происходит что-то из ряда вон выходящее. Максимум, детишки-мажоры переберут с алкоголем и решат с ветерком прокатиться на «БМВ» по местным улочкам – приходится останавливать и вежливо просить прекратить баловство. Деньги за это платили вполне приличные, а трудозатраты были минимальны. Нормально, но, положа руку на сердце, должен признать: на работу я езжу без особого энтузиазма, она не зажигает во мне никакого огонька.

Также смартфон разрывался от спама и, как злой рок, назойливо висело оповещение о голосовухе от бывшей. Блокировка номера? Пробовал, бесполезно. Хитрая Машка, словно феникс из пепла, воскресала с новой симкой, продолжая осаждать мой душевный бастион, звоня с незнакомого номера. Она надеялась, как сама выражалась, растопить кусочек льда в моем черством сердце. Всякий раз, разумеется, терпела фиаско. В конце концов, я смирился и просто игнорировал ее звонки, втайне желая, чтобы она поскорее нашла себе достойного мужчину. Ведь был же у нее на примете один перспективный экземпляр! Хвасталась подругам романом с каким-то воротилой, чуть ли не под венец с ним собиралась. Крепко же Машка обломалась, когда выяснилось, что ее избранник был женат уже лет двадцать и о разводе даже не помышлял. Все эти трагикомические подробности амурных похождений бывшей дошли до меня по сарафанному радио, запущенному через общих знакомых. После такой неудачи на личном фронте Машка долго зализывала раны, пока не узнала о моей демобилизации. А я вернулся на гражданку не с пустыми руками: заработанных денег хватило на домик с десятью сотками земли, новенький внедорожник, еще и родителям финансово помог. Жених, может, и не завидный, но и не в дырявых носках. Видимо, к такому выводу пришла моя экс-любовь.

Оригинальностью рыжая не блистала – привычно сделала несколько попыток дозвониться, а затем разразилась голосовым сообщением, которое я прослушал с усмешкой. «Олежка, привет! Сижу тут одна, грущу. На душе тоскливо, все о тебе думаю. Может, поговорим уже нормально? Хватит от меня бегать, мы же не чужие люди. Мне без тебя плохо, Олежкаааа… – протянула Машка заплетающимся языком (чаще всего она звонила после пары бокалов вина). – Ну что ты телефон выключил? Снова по лесам бегать уехал с дружками или завел себе кралю очередную? Тебе на меня всегда было наплевать, что тогда, что сейчас. Только о себе и думал, а я… Я ведь в тебя верила. Рядом была, когда у тебя ничего не было, Роднов! А сейчас какая-то шалашовка тебе постель греет, а ты мне даже слова сказать не хочешь. Да пошел ты, козел!» Мило, в духе классической Юдиной: сама придумала, сама обиделась. Ничего, когда-нибудь ей это надоест.

Других желающих срочно поговорить со мной не нашлось. Я включил фронтальную камеру и внимательно осмотрел лицо, которому сегодня досталось больше всего. На экране – в меру привлекательный мужчина со шрамом, тянувшимся тонкой полоской по правой щеке. Короткие светлые волосы едва тронула седина, почти незаметная, а в серо-голубых глазах еще искрился мальчишеский задор. Синяк на скуле оказался не таким уж и огромным, как казалось на ощупь, да и зубы вроде все на месте. Вполне прилично выгляжу, и не скажешь, что недавно щитом огрели. Борода и усы лишь чуть отросли и беспорядочно торчали. Это мелочи, дома поправим. А в остальном – полный порядок, не стыдно и на люди показаться. Собственно, пора уже к этим людям и выдвигаться, пировать да веселиться. Сейчас придадим себе аутентичный вид и в путь. Загодя приготовленный костюм ждал меня на походном столике в тамбуре: коричневые порты, белая рубаха до колен с вышитым красным узором, которую подвязал гашником, и кожаные поршни. А чтобы не словить солнечный удар, укрыл голову летней шапкой-четырехклинкой.

Формально «Ратный берег» распахнул свои объятия для всех и каждого. Броди, где душе угодно, общайся, с кем сердце подскажет. Никаких тебе табу и потайных уголков. Но, как это часто бывает, реальность внесла свои коррективы. Областные власти, в своем рвении превратить фестиваль в визитную карточку региона, перестарались, наводнив его пестрой толпой случайных людей. Бюджетники, вырванные из рабочих будней на уик-энд, шумные стайки студентов и школьников, развеселые компании, приехавшие за глотком свежего воздуха, фолк-музыкой и пивом под аккомпанемент костюмированных представлений, в коих они видели лишь подобие исторических реконструкций. Ролевики, явившиеся миру во всем блеске эльфийских нарядов, и, о ужас, анимешники, раскрашенные всеми цветами радуги, довершали этот калейдоскоп. Не было никакого желания общаться с этим туристами, поэтому наша братия, состоящая из представителей нескольких историко-реконструкторских клубов, осела лагерем у самого края поляны, вплотную к заграждению. Палатки, поставленные тесным квадратом, образовали уютное пространство, скрытое от любопытных взглядов и незваных гостей.

Атмосфера в нашем лагере царила поистине чарующая. Все облачились в одежды, стилизованные под древнерусский быт, с поправкой на капризы погоды. Девицы-красавицы, словно сошедшие со страниц летописей, щеголяли в легких сарафанах. Волосы были заплетены в одну косу у свободных и в две у замужних, а порой и вовсе скрыты под платками и повойниками. Мужики, в холщовых штанах и косоворотках, неспешно прохаживались по лагерю. Жизнь кипела: женщины колдовали над гарнирами и салатами для всей компании, занимались рукоделием, распевали старинные песни и водили хороводы. Часть мужчин, вопреки запретам и пожароопасной обстановке, колдовала над мясом, жаря его на импровизированных мангалах, окруженных песком. Да, организаторы «Ратного берега» и областные власти, опасаясь пожаров, ввели строгий запрет на пикники. Сейчас в области в принципе установлен особый противопожарный режим. Даже на дачных участках костер разводить нельзя, за такое грозят нешуточным штрафом. Но, если честно, кто из нас всегда соблюдает все законы? В России так-то и курить в общественных местах запрещено, но кого это останавливает? Да сами блюстители порядка дымят, как паровозы. А уж замариновать сочное мясо, развести костерок в мангале и побаловать себя шашлыком на природе – святое дело. Поэтому многие попросту игнорировали запреты, главное – делать все с умом и осторожностью, чтобы не портить отдых ни себе, ни окружающим. Мужики, щедро натаскав песка с пляжа, организовали безопасную мангальную зону, откуда доносились восхитительные ароматы, вызывающие неудержимое слюноотделение и голодное урчание в животе.

Часть нашей компании предавалась простым, но увлекательным забавам. Например, игре в бирюльки. Для нее использовались обычные палочки длиной около десяти сантиметров, которые перемешивали и высыпали на ровную поверхность. Игроки по очереди вытаскивали по одной, стараясь не задеть остальные. За каждую аккуратно извлеченную палочку начислялись очки. Побеждал тот, кто наберет больше всех. Кажущаяся простота игры обманчива: мужики и бабы орали и спорили с таким неистовым азартом, словно на кону стоял приз в миллион рублей или новенький автомобиль.

Другие «ловили рыбку». Для этой старинной русской забавы использовали простую веревку. Ведущий стоял в центре людского круга и кружил «удочку», а остальные, превратившись в юрких рыбок, пытались ускользнуть от ее прикосновения. Кого касалась веревка, тот становился новым «рыбаком», но прежде должен был исполнить желание торжествующей толпы. И вот уже очередной неудачник, заливаясь краской, отжимался под дружный счет: «Раз, два, голова; три, четыре, прицепили; пять, шесть, сено весить; семь, восемь, сено косим; девять, десять, деньги весить; одиннадцать, двенадцать, на улице бранятся, в избе ссорятся». Считали нарочито медленно, растягивая удовольствие от его мучений.

Две озорные девицы, словно вихрь, подхватили меня под руки и затянули в «поводыря». Это игра, где ты выбираешь партнера вслепую. Парни стояли во внутреннем круге с закрытыми глазами. Девушки, словно феи, водили хоровод вокруг них. По сигналу ведущего каждая должна была выбрать того, кто оказался ближе всего. Взяв «слепца» за руку, девица вела его за собой. Смена молодца происходила трижды. В финале парни должны были сказать, чье прикосновение им больше пришлось по душе.

– Ну-ка, ребята, ладошки на сухо вытерли и начинаем! – провозгласил высокий ведущий с пышными усами.

Девушки одаривали нас лукавыми взглядами и обворожительными улыбками. Половина из них была с покрытыми головами, а среди нас, «слепцов», стояли их мужья. Видать, решили испытать, узнают ли их супруги по одному лишь прикосновению. Ох, как неловко будет выбрать чужую благоверную своей «дамой сердца»! Но что поделать, игра есть игра. А вот свободных красавиц всего четыре, причем одна из них смотрела только на меня. Красный сарафан, расшитый золотой тесьмой, светлая коса, перехваченная голубой лентой, и венец из бересты, украшающий голову, – словно сошедшая с полотна художников. Стройная, красивая, со слегка неровными передними зубами, что ничуть ее не портило, – такова наша Мирослава Ольская. К реконструкторскому движению девушка присоединилась, пока я был «за ленточкой». До этого лета наши пути не пересекались. Пару раз мы виделись в июле на тренировках перед фестивалем, нас представили друг другу, но толком пообщаться не успели. И вот теперь эта милая веста стреляла в меня озорным взглядом. Веста – потому что девица путевая, и за рукоделием ее видел, и за кулинарией. В старину таких дам, обученных женским премудростям, и брали в жены, то бишь ведающих, вест. А вот глупеньких и ленивых, которым все подавай на блюдечке с голубой каемочкой, привыкших жить на всем готовеньком и усилий не прикладывать, называли невестами – не ведающими. Таких мужики избегали и под венец не вели.

По команде ведущего парни закрыли глаза, погружаясь в ожидание. Спустя томительные секунды прозвучал сигнал, и я ощутил прикосновение сухой ладони. Меня повели по кругу. От дамы исходил легкий древесный аромат – парфюм с нотками сандала. Ее рука сжимала мою ладонь неуверенно, робко, явно принадлежала чьей-то застенчивой жене. Номер один вычеркиваем сразу, давайте следующую. Вторая претендентка на приз тактильных симпатий, напротив, будто хотела раздавить мою руку. Хм, неожиданно крепкая хватка, учитывая, что я не из хилых. Слежу за собой, тренируюсь, придерживаюсь девиза «Готов к труду и обороне», хоть с этой самой обороной завязал. Но даже меня впечатлила сила девушки, что сейчас вела меня за собой. И не поймешь, плюс это или минус. Против спортсменок ничего не имею, но предпочитаю более нежные создания. Прикосновение третьей оказалось именно таким – нежным, теплым, словно солнечный луч коснулся кожи. Духи с ароматом жасмина завершили картину, рисуя в воображении светлый летний день. Она чуть задержала мою ладонь в своей после свиста, еще и легонько провела пальцами по предплечью.

– Можно открыть глаза, – прозвучал голос ведущего, и началась волнующая подележка.

Парни снова стояли во внутреннем круге, описывая свои ощущения и называя имя той, чье прикосновение им понравилось больше. Настала моя очередь.

– Третья, – выпалил я, не раздумывая ни секунды.

– Покажись доброму молодцу, красавица! – весело воскликнул ведущий.

– Отчего ж не показаться, – ответила девушка мягким голосом, я обернулся и увидел перед собой Мирославу. – Ну что, богатырь, берешь в жены?

– Ты меня сначала накорми, напои и спать уложи, – пошутил я.

– Это я могу, – улыбнулась Мира, и в ее глазах угадывалось обещание очень приятной истории.

Глава третья

Молочный поросенок, румяный и аппетитный, стал главным украшением праздничного стола. Вернее, целой вереницы столов, объединенных в единую пиршественную линию под сенью трех просторных навесов. Мебель, будто сошедшую со страниц старинных хроник, и кухонную утварь сотворили кудесники из самарской столярной мастерской – давние друзья Ждана, в миру Артема Самойлова. Тема и сам был искусник изрядный, ювелирного дела мастер. Обработать самоцвет, вдохнуть жизнь в антикварную вещицу, выгравировать узор на металле или создать диковинное украшение по индивидуальному заказу – все это было ему подвластно. К своим неполным тридцати годам Самойлов стяжал славу толкового умельца и, что немаловажно, обзавелся связями с другими мастерами. В их числе – упомянутые чудо-столяры. Мебель, вышедшая из-под их рук, поражала. Истинно говорят, что на красивой кухне и еда вкуснее. Хотя блюда, приготовленные для нашего пира, смели бы и с газетки на земле.

В самом сердце стола источал пленительные ароматы зажаренный до золотистой корочки поросенок с румяным яблоком во рту. Замаринованную в брусничном соке тушку нафаршировали гречневой кашей со сливочным маслом и лесными грибами, искусно зашили ниткой и томили на вертеле. Поданный на огромном блюде, поросенок царственно дымился на подушке из той же каши, украшенной свежей зеленью. Также кормили нежным кроликом, тушеном в сметане, вяленой и запеченной рыбой – лещом, окунем, судаком, и даже стерлядкой, на которую не поскупились. В изобилии присутствовали овощи и фрукты, золотистые пшеничные лепешки и прочие яства. Запивали все это великолепие хмельной медовухой и терпким вином, а те, кто чурался алкоголя – соками и компотами.

Пир – неотъемлемая часть любого уважающего себя реконструкторского фестиваля. В Древней Руси это была не просто трапеза, а целое событие, ритуал. Князья, бояре, дружинники собирались, чтобы отметить победы в ратных делах, заключение мирных договоров, отпраздновать религиозные праздники. Важную роль играли здравицы и тосты, возносимые в честь богов и предков. Сказители услаждали слух гостей былинами о подвигах славных героев. За пиршественным столом решались вопросы политики, заключались союзы, укреплялись связи между князем и его верными воинами. Это было время демонстрации щедрости правителя и преданности его подданных. Поэтому ни один наш выезд не обходился без такого славного застолья.

– Вздрогнем, братцы! – прорычал Святослав, не выходя из образа, и поднял над головой братину, полную медовухи.

Князь, он же Сергей Боярский, один из отцов-основателей самарского реконструкторского движения, одним махом осушил немалых размеров шарообразный сосуд, щедро оросив напитком свою бороду и расшитую свиту, надетую поверх рубахи. Вот уж точно, по усам текло, да в рот не попало. Хотя в данном случае еще как попало! Смотреть на Серегу, облаченного в пиршественный наряд, было почти физически некомфортно, словно тебя самого укутали в тулуп. В такую жару, по-моему, можно и не следовать историзму столь досконально. Но Боярскому нипочем ни зной, ни мороз, ни влага. Знаю я таких реконструкторов – трушных до мозга костей. Вживаются в образ до последнего, одеваются и говорят на старинный лад, пока не вернутся домой. И только там, в тиши городских квартир, потихоньку возвращаются в лоно цивилизации.

Как-то раз на фестивале повстречал я мужика, изображавшего знахаря. Ковылял он по лужайке, опираясь на посох, шею его обвивало ожерелье из грибов и птичьих когтей. Длинные, до груди, волосы он выкрасил в серебристо-белый цвет, чтобы походить на седого старца. За плечом висела холщовая сума, полная трав и кореньев. Весьма колоритный персонаж. Так он и бродил в своем обличье до самого закрытия фестиваля, а потом ловко запрыгнул в зеленый джип и, не переодеваясь, умчал прочь. Слышал я потом от знакомых, что его остановили на посту ДПС. Инспекторы, увидев за рулем эдакого русского Гэндальфа, должно быть, немало удивились. Само собой, предложили пройти медицинское освидетельствование, подозревая, что грибочки водитель не только на шее носил, но и внутрь употреблял. Долго ему пришлось убеждать блюстителей порядка, что он не наркоман, а высокооплачиваемый адвокат по уголовным делам.

К чему я это вспомнил? Да к тому, что во всем нужна мера и иногда стоит прислушиваться к голосу разума. Серегу, впрочем, все устраивало, равно как и хана Кобяка в исполнении Миши Старцева. Они сидели во главе стола, обнявшись по-братски, и заливисто хохотали, оба изрядно раскрасневшись от щедрых доз ультрафиолета и выпитого алкоголя. Я и сам с удовольствием прихлебывал пряное вино из кубка, наслаждаясь вкусом тушеного кролика. Боярский вновь поднял братину, готовясь произнести тост.

– Минуточку внимания! Ребят, внимание, внимание! – заорал Сергей, пытаясь перекричать галдеж десятков пирующих. – Да елки-палки, народ, ау! Дайте слово молвить! Ага, благодарю. Ну что, пора подводить итоги феста. Получилось… кхм… необычно, да. Безусловно, масштабно, тут спору нет. Не «Сибирский огонь», конечно, но для наших краев прямо эпик. Место классное опять же нам выделили. Есть над чем работать, думаю, в следующем году все ошибки учтут и сделают совсем красиво.

Нашел с чем сравнить, Бояра! «Сибирский огонь» – фестиваль с историей. Там и эпохи Средневековья воссоздают, и события Великой Отечественной войны. В девятнадцатом году вообще была представлена реконструкция последнего наступления русской армии во время Первой мировой, в которой участвовали реконструкторы из Чехии. В тот год в деревню Большой Оеш Новосибирской области съехалось аж пятьдесят тысяч человек. Нам до таких размахов, как пешком до Китая. Вот с липецким «Русборгом» наш «Ратный берег» вполне может потягаться – количество участников примерно одинаковое. Есть лишь один нюанс: случайных людей у них куда меньше. Эта же мысль, вероятно, посетила и Артем, что сидел справа от меня.

– Масштаб-то есть, но какой ценой. Делим поляну с толкиенистами, дожили, епрст, – проворчал Ждан, с шумом опустив наполовину опустевший кубок на стол. – Вот скажи, Олег, где та тонкая грань между популярностью и попсой?

– Да хрен ее знает, Тем, – отозвался я, почесывая заросшую щеку. – Главное, чтобы на нашу территорию не совались. А так – пусть бегают себе по полянке, чего на них внимание обращать. Эльфийки у них вообще глаз не оторвать. Почему, кстати, большинство косплеерш и ролевичек – симпатичные девчонки с фигурками как с обложки?

– Блин, а верно, – задумчиво пробормотал Артем, поглаживая светлую бороду, а потом предположил. – Может, у них там кастинг какой-то проводят?

– Ага, сидит квалификационная коллегия извращенцев с табличками. Перед ними девицы на подиум выходят, бедрами виляют, грудь демонстрируют, а они слюнки пускают и оценки выставляют. Набрала проходной балл – добро пожаловать в секту.

– Я бы на такое шоу посмотрел, – расхохотался Артем и поднял кубок. – Будем!

– Будем, – поддержал я друга и щедро пригубил вина.

– Но у нас все же девки краше. Настоящие русские женщины – и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут, – с гордостью признал Самойлов и игриво помахал рукой нескольким незамужним дамам напротив нас, чьи голоса заливались смехом.

Среди хохотушек была и Мира, с которой мы весь день шутили и флиртовали. Поймав мой очередной взгляд, девушка оперлась подбородком на сложенные руки и кивнула на мою миску с тушеным кроликом – блюдо готовила она.

– Ну как, вкусно? – промурлыкала Мирослава.

– Пальчики оближешь, – честно ответил я и с удовольствием отправил в рот еще один кусочек.

– Тогда это раз, – подмигнула она и подняла вверх один пальчик.

Я сразу понял: речь шла об одной из трех шутливых задач, которые я ей задал – накорми, напои и спать уложи. С первой она явно справилась на отлично: нежный кролик просто таял во рту. С такой хозяйкой голодным не останешься. Кстати, эта поговорка из русских народных сказок хранит в себе сакральный смысл. Тремя простыми действиями Баба-Яга выравнивала энергетику Ивана-Царевича, готовя его к путешествию в Навь, подземный мир. Для большинства современных людей Яга – лишь сказочный персонаж, злая ведьма, которой лишь бы детским мясом полакомиться да на метле полетать. Но в прошлом в нее верили и взрослые. В Польше ее звали Ендзой, в Чехии – Ежибабой, а у нас – Бабой Ягой. Она не просто колдунья, а богиня, занимавшая важное место в славянском пантеоне. Старушка придерживалась, так сказать, серой морали: могла как помочь, так и погубить. Ивана-Царевича она накормила, напоила и спать уложила, тем самым выровняв его энергетическое и эмоциональное состояние, замаскировала героя от злых сил в подземном царстве. Если хотите, активировала ему стелс-режим в Нави. Главное, не ляпнуть Мирке про Ягу, а то еще решит, что я ее с ведьмой сравниваю.

Заболтавшись с девушкой, я не заметил, как Артем ввязался в жаркий спор с подвыпившим купцом а-ля Садко, который сидел слева от дам. Мужчина за пятьдесят, облаченный в длиннополую желтую рубаху, перехваченную расписным поясом, и в сапогах почти до колен. Его седую голову венчал позолоченный обруч, и лишь отсутствие растительности на лице и круглые очки предательски выбивались из колоритного образа сказочного купца. Его звали Федором Павловичем Саблиным – полным тезкой булгаковского персонажа из «Собачьего сердца». Впрочем, на этом сходство и заканчивалось, все совпадения, как говорится, случайны. Самарский Саблин был далек от образа буржуя, работая скромным преподавателем философии в одном из самарских вузов. Как он прибился к реконструкторской тусовке, уже и не вспомнить, да и важно. В сражениях он не участвовал, предпочитая вживаться в роли мирных обывателей Древней Руси. И, как полагается любому уважающему себя философу, был не дурак выпить. Подшофе Саблин любил порассуждать о природе бытия и поспорить о всякой всячине. Вот и сейчас они со Жданом, моим другом, схлестнулись в словесной баталии о пропащем современном поколении.

– Пустышки, говорю как есть! – гремел профессор, обращаясь к Артему. – Какие могут быть нравственные ориентиры у людей, не чтущих свою историю, забывших свои корни? Скажи мне! Народ, не знающий прошлого, не имеет будущего. Это не я, а Ломоносов сказал еще в восемнадцатом веке. И сейчас это актуально, как никогда! Многие страны фатально переписывают историю, перекраивают ее под свою идеологию. Подвиги советских солдат обесценивают, памятники героям сносят. А почему? Да потому что поколению «зет» на это плевать! Живут в смартфонах, в соцсетях, думают о трендах, гонятся за хайпом.

– Во-первых, не все, – парировал Ждан. – Мы с Олегом вон – миллениалы. Нас такие же уважаемые люди, как вы, Федор Палыч, в свое время хейтили. Тоже пропащим поколением называли, бестолковыми. Теперь, когда мы-таки не пропали, вы на зумеров переключились. Между тем, жизнь идет, прогресс не стоит, страна не рухнула и развивается. Если мы такие плохие, почему до сих пор не сгнили? Вы же говорили, развалит страну такая поросль, прям как сатирик Задорнов пророчил американцам развал из-за их тупости. А вот и нет, не сбылось! Не в обиду лично вам, но нападки на миллениалов и зумеров – это ваш способ почувствовать себя лучше, снять с себя ответственность. Типа, вы-то все правильно делали в свое и совесть теперь чиста, передали бремя развития страны молодежи, а она растет неправильная, во всех бедах виновата. А вы, мол, старые, ничего изменить уже не можете, потому просто смотрите, критикуете, но плывете по течению. Удобная философия, профессор.

– Да бесполезный спор у вас, – подключился я. – Что толку ворчать? Ни вы, Федор Палыч, ни мы с Артемом зумеров жить по-другому не научим. У каждого свой путь, что бы там ни говорили пропагандисты патриотического воспитания. Можете со школьной скамьи вдалбливать детям правильные мысли, о любви к истории рассказывать, но они все равно будут заниматься тем, что им интересно. После уроков достанут ненавистный вами смартфон, которым вы, кстати, сами пользуетесь, и зайдут в интернет, смотреть то, что в тренде. Так и со мной было. Родители готовили меня к другой жизни, но я пошел своей дорогой.

– Твоя стезя, Олежа, привела тебя в верное русло, патриотическое, – заметил профессор, поправив очки в тонкой оправе. – Твой пример – живое подтверждение моим словам.

– Тут не поспоришь, – признал я. – Но это был лишь временный этап. Сейчас моя жизнь течет в совершенно ином русле. Кто знает, а может сегодняшние граждане интернета, тиктокеры-хайпожоры, завтра станут реформаторами и мыслителями, как вы?

– Ох, сомневаюсь, – скривился Саблин и отмахнулся рукой. – Эти, так сказать, мертвы по прибытию, уже не спасти.

– Устройте-ка передышку в ваших дебатах, мудрецы, – услышал я голос Миры за спиной.

Как она оказалась там? Только миг назад сидела напротив… Телепортация, не иначе. А вдруг и правда ведьма? Мирослава наклонилась ко мне с глиняным кувшином, наполняя кубок рубиновым вином. Показала два пальчика, озорно сверкнула глазами и одарив своей неидеальной, но такой манящей улыбкой, упорхнула, аппетитно покачивая бедрами. Мне вдруг подумалось, что Мирка – вылитая французская модель Летиция Каста. Легко представляю ее на обложке глянцевого журнала объектом грез тысяч мужчин. А вместо этого она – виночерпий на полставки у простого русского парня, далеко не царских кровей. Выходит, накормила и напоила меня колдунья, два пункта из трех. Роднов, ты влип.

Саблин и Самойлов тем временем погрузились в пучину теологических споров. Вполне предсказуемо, слава богу, хоть не в политику ударились. Помнится, один российский фонд даже проводил исследование на тему самых популярных тем для словесных поединков. Большинство респондентов назвали политику, религию и экономику, скромно умалчивая о том, что такие дискуссии обычно разгораются после щедрой порции горячительных напитков. Вот и эти двое, изрядно захмелев, рассуждали о язычестве и христианстве. Причем зачинщиком богословских дебатов оказался Ждан.

– Федор Палыч, есть масса примеров, когда следующие поколения превосходят предшественников. Взять хоть Крещение Руси. Когда Владимир обратил Русь в христианство, наши предки-язычники бурно протестовали, не могли принять перемены. Наверняка ругали князя по-черному. Прям как вы твердили, что раньше было лучше. А что в итоге? Русь стала равной другим европейским державам, люди познали грамоту – христианские церкви и монастыри стали оплотом просвещения. И все махнули рукой, перестали ныть и ругаться на Владимира. Вот и вы рано или поздно ворчать перестанете, – заключил Артем. – Молодежи нынешней ваша история до перестройки не шибко интересна. У них мир с нулевых начался. Так что проживут без ваших наставлений. Даже религию себе может новую придумают, будут верить в новых богов, а то и старых вернут – Сварога там или Чернобога. Сейчас неоязычество в моде.

– Ха-ха, где вера и где современная молодежь? Много ли ты, Артемий, юнцов в церквях видишь? А сам-то часто посещаешь храм, или только после крещенских морозов заглядываешь раз в году за компанию? Не мешай мух с котлетами. И ты бы еще с неандертальцами нас сравнил. Весь прогресс в нашей истории начался с девятьсот восемьдесят восьмого года. Только при монотеизме общество росло и развивалось. У политеизма будущего нет, – хмыкнул Саблин. – Вспомнив про язычество – сам, по сути, указал на глупость нынешней молодежи. После веков расцвета христианской цивилизации, они, словно волки, снова в лес смотрят, в неоязычество подались. На улицах все чаще встречаются люди, у которых вместо креста – обереги, свастики и руны на теле наколоты. И твердят, что христианство – не наша родная вера, религия слабых. А вот наши предки были язычниками, поэтому были сильны. Ей-богу, сумасшедшие.

Воистину, это вечный диалог, разворачивающийся на фоне неумолимого течения эпох и изменчивых мировоззрений. Язычество – термин, хоть и не вполне мной любимый, – с его многоликим пантеоном богов, олицетворяющих первозданные силы природы, предлагало человеку интимную связь с окружающим миром, почти осязаемое единство. Ритуалы, словно нити, связывали смертных с небожителями, служили способом обеспечить благоденствие общины. Христианство же, явившееся на смену, с его монотеистическим учением, привнесло идею Единого Бога, всемогущего и милосердного, требующего не кровавых жертв, но любви и искреннего покаяния. Обе религии, словно две звезды на ночном небе, предлагали ответы на фундаментальные вопросы человеческого существования, но пути к этим ответам были столь различны, сколь различны лик луны и жар солнца. Язычество подчеркивало цикличность жизни, неразрывную связь человека и природы, в то время как христианство акцентировало внимание на линейности времени, на стремлении к вечному спасению души. Не мне судить, что правильнее, что ближе к истине. Отмечу лишь, что сам я по жизни привык решать вопросы с позиции силы, а не смирения, полагаясь на собственные решения.

– Поддержишь, Олег? Ты вот во что веришь? – поинтересовался Саблин, вопросительно глядя на меня.

– Я, Федор Палыч, человек двадцать первого века, и с верой у меня все просто: во что доказано наукой, что я могу увидеть, потрогать, попробовать, в то и верю. Ни боги славянские, ни Иисус мне на глаза не попадались, поэтому их существование представляется крайне сомнительным, – пожал я плечами.

– Атеист, значит, – резюмировал профессор, в его голосе послышалась легкая нотка разочарования.

– Олег – рациональный человек, который не верит сказкам, – вступился за меня Артем.

– Отнюдь, по мне сказки как раз ближе к реальности. Вполне могу представить среди нас, скажем, вампира. Если отбросить бессмертие, умение летать и обращение в себе подобных через укус, то картина получается не такой уж и фантастической. Читал, в шестидесятых годах один британский ученый, имени, к сожалению, не вспомню, опубликовал статью, в которой утверждал, что вампиризм – это генетическая болезнь, кажется, порфирия. Симптомы: бледная кожа, повышенная чувствительность к ультрафиолету. От солнечного света у бедняг на коже появляются язвы и волдыри. Представьте, что этот недуг, словно вирус, мутировал в новый, более агрессивный штамм. У порфирийных появилась жажда крови, как у диких зверей. Вполне реальный сценарий, не находите? Тем более, что люди в старину были суеверны и склонны к мистицизму. Встретили однажды такого несчастного и испугались, а дальше их воображение дорисовало крылья и клыки. Так и родились легенды о вампирах, – предположил я и пригубил вина, мысленно смакуя свою гипотезу.

– А девки с рыбьим хвостом бывают? – плотоядно ухмыльнулся Артем, не упуская возможности вернуться к любимой теме.

– Одни бабы у тебя на уме, – рассмеялся я. – Рыбьих хвостов у них, думаю, нет. А жабры могут быть. Допустим, где-то в дремучем лесу стоит маленькое поселение изгоев-отшельников на пять-десять семей. С миром не контактируют, женятся исключительно на своих. Со временем там такие мутанты будут рождаться, каких ни в одном ужастике не покажут. И с жабрами, и с хвостами.

– То есть ты утверждаешь, что кровопийцы, оборотни и русалки реальны, а Бог – нет? – уточнил Саблин, в его голосе сквозило недоумение.

– С научной точки зрения – да. Шансов встретить в лесу оборотня у меня явно больше, чем невидимого мужика на небе.

– Печально слышать, – вздохнул профессор и погрузился носом в янтарную чашу с медовухой.

День тихо угасал, уступая место бархатным сумеркам. Солнце, словно утомленный странник, торопливо убегало на покой, освобождая небесный свод для мерцающих звезд и серебряной Луны. Зной сменялся долгожданной прохладой, а на фестивальной сцене зазвучала музыка. Мира кокетливо поманила меня пальчиком, и мы, как озорные дети, пока не видят родители сбежали с пира, увлеченные жаждой танца.

Ярко освещенная поляна пульсировала завораживающими мелодиями. Звонкие лютни переплетались с протяжными звуками волынок и ритмичными ударами барабанов, создавая атмосферу волшебства, будто открылся портал в давно минувшие эпохи. Сцена, оформленная в духе средневековой ярмарки, пестрела яркими тканями и развевающимися знаменами. Музыканты, облаченные в стилизованные костюмы, с вдохновением исполняли старинные баллады и танцевальные наигрыши. Одни слушатели, расположившись на траве, с удовольствием подпевали знакомым мотивам, другие пускались в пляс, никого не стесняясь. В воздухе витал пьянящий аромат жареного мяса и пряного вина, смешиваясь с терпким запахом полевых цветов.

Мои руки уверенно легли на тонкую талию Миры, и мы закружились в импровизированном танце, пытаясь уловить веселый ритм. Смех, выкрики, восторженные аплодисменты – все смешалось в густой коктейль эмоций. Говорят, танец с девушкой на фолк-концерте – это не просто движение, это встреча душ, откровение под звуки древних мелодий. Мирослава наклонилась к моему уху, и я почувствовал ее обжигающее дыхание, по коже побежали мурашки.

– Справилась с твоими задачами? – прошептала она томно, когда последние звуки музыки стихли.

– Почти. Осталось только спать уложить, – ответил я, и наши губы сплелись в страстном, жадном поцелуе.

Мира прижалась ко мне всем телом, и я почувствовал, как ее сердце бешено колотится в груди. Оторвавшись от моих губ, она заглянула в глаза, и в ее взгляде я увидел смесь озорства и нежности.

– Тогда пошли укладываться, – прошептала она, взяв меня за руку.

Глава четвертая

Мира уютно устроилась на моем плече и водила пальчиком по груди, как каллиграф, выводящий замысловатые письмена. Она задерживалась на каждом шраме, которых у меня хватает, нежно касалась и тихо спрашивала, где я обрел этот трофей. Мы оба были измотаны, покрыты испариной, капли пота искрились в призрачном свете электронной лампы, примостившейся у надувного матраса в моей палатке. До этой ночи мне не доводилось видеть Мирославу обнаженной. Я лишь смутно догадывался, какие соблазнительные формы она прячет под одеждой. Реальность превзошла самые смелые фантазии.

– Теперь, как порядочный мужчина, ты обязан на мне жениться, – игриво промурлыкала она.

– Справедливо, свою часть сделки ты выполнила безукоризненно, – ответил я нарочито серьезно и кивнул, будто принял судьбоносное решение. – Правда, в сказке Иван-царевич не давал Бабе-Яге никаких обещаний за оказанную помощь…

Мира шутливо ущипнула меня за сосок, а затем осыпала плечо легкими ударами кулачков.

– Это я-то Баба-Яга? Да ты мастер комплиментов, Роднов!

– Прости-прости, вырвалось, не подумал, – рассмеялся я. – Будь мы в сказке, ты была бы царицей, светом моих очей, моей сударыней. Твой ясный взгляд рассеивал бы мрак и зажигал на небосводе звезды, ну и все такое. Нормально?

– Гораздо лучше, но в следующий раз не добавляй «и все такое» в конце. Рушит всю романтику, – наставительно заметила Мира.

– Но поцелуйчик хоть заслужил?

– Держи авансом…

Поцелуем дело не ограничилось. Спустя полчаса мы оторвались друг от друга, тяжело дыша. Мира накинула на плечи теплый плед, чтобы прикрыть наготу, и юркнула в тамбур. Вернулась с полулитровой бутылкой минералки, жадно припала к горлышку, прозрачные струйки потекли по ее обнаженной груди. Божественно. Утолив жажду, передала бутылку и снова прильнула ко мне. Я допил остатки воды и выдохнул.

– Фух, хорошо, – протянул я.

– Это опять мне комплимент? – вскинула брови Мира.

– Один мудрец когда-то изрек, что лучший комплимент для дамы – это секс с ней, – назидательно покачал я пальцем.

– Да ну? И как звали этого великого мыслителя? Конфуций? Омар Хайям?

– Какой-то Леха с онлайн-форума. На аватарке вроде в кожанке стоял на фоне вишневой «восьмерки» и жарил шашлык.

– Ооо, ну просто гуру по завоеванию женских сердец. Не помнишь, что за форум?

– Придется тебя расстроить – не помню. Это я видел еще до мобилизации, так что найти Леху тебе будет тяжело.

– А как там было? – спросила Мира осторожно.

– Тебе какую версию, политкорректную, «ура-патриотическую»? – подумав, задал я встречный вопрос.

– Мне – честную. Патриотические агитки и по телевизору можно послушать, – серьезно ответила она.

– По правде говоря, страшно. И часто – непонятно, для чего все это? В бою, в самой гуще, все просто: вот враг, вот свои, вот приказ командира – выполняй. А потом, когда отгремело, сидишь в окопе, затягиваешься сигаретой, и вопрос сверлит мозг: почему все так? Как мы дошли до того, что вгрызаемся друг другу в глотки? Кто это допустил? Парадоксально, но курил я только там. Вернулся – как отрезало, – поделился я, и добавил: – Впрочем, я примерно представлял, что меня ждет. Романтических грез не питал, иллюзий не строил.

– И все же, зачем пошел? Ты же вроде доброволец…

– Так выбора и не было. Это расплата за не самые мудрые решения, принятые в прошлом. По крайней мере, сейчас я так думаю. Тогда казалось, что служба – мое призвание. Ладно, чего уж там, прошлое не перепишешь. Главное – настоящее. И будущее, на которое я надеюсь. Не всем так повезло.

– Возвращаясь к будущему, что там с женитьбой, царевич? – Мира, как мне показалось, с облегчением сменила тему. – Девичью честь взял, кому я теперь такая нужна?

– У тебя такая фамилия замечательная – Ольская! Неужели тебе не жалко менять ее на какую-то Роднову? Твоя звучит красивее, благороднее, – отшутился я.

– Да ладно, Олег, я девочка взрослая и самодостаточная. Никого не собираюсь хомутать. Как там мужики любят говорить: что случилось в Вегасе, остается в Вегасе? Будем считать это маленьким фестивальным приключением, – Мира постаралась придать своему голосу максимум легкости. – Или…

– Или обменяемся номерами и после феста найдем новые приключения, – улыбнулся я.

– Заманчивый вариант, – согласилась она с хитрым прищуром.

***

Мирослава упорхнула в палатку к подругам еще до зари, оставив на моей подушке шелковый след – ленту, что заплетала в косу. Гениально. Не надо придумывать повод для новой встречи, и писать неловкую смс в духе: «Привет, как дела? Может пересечемся?». Теперь достаточно просто позвонить и сказать: «У меня твоя ленточка осталась, когда и где вернуть?». Впрочем, Миру я и сегодня увижу, отъезд с фестиваля в полдень. Мог бы отдать находку на рассвете. Но тогда она решит, что либо безразлична мне, либо я – непроходимый идиот. Нет уж, пусть ее украшение подождет своего часа. Девушка мне нравилась, динамить ее не собираюсь. Вот только в толк не возьму, почему она не осталась со мной до утра? Проснулась, едва солнце коснулось горизонта, чмокнула в щеку и упорхнула, словно бабочка. Что это – конспирация, боязнь пересудов подруг? Будто никто не заметил, как мы вместе ушли из лагеря, держась за руки. Да и сама она им все расскажет, запытают девки, расколют. Впрочем, это их женские штучки, а я лично всем доволен. Тем более, нежиться в объятиях красавицы до завтрака в мои планы все равно не входило. Закрыть фестиваль я решил в своем фирменном стиле – совершив нечто безумное, запоминающееся, а именно – нырнуть в реку с вершины Лепешки. Поэтому, едва полог палатки перестал колыхаться после ее ухода, я натянул плавки, нахлобучил сандалии и, закинув полотенце через плечо, побрел через сонный пляж к горе.

Обувь и полотенце оставил на огромном булыжнике. Не тащить же их потом обратно на вершину. Строго говоря, это всего лишь холм, метров шестьдесят высотой. Однако в Самарской области Усинский курган величают горой. Так и звучит солиднее – прыгнуть с горы! Поступок опасный, завораживающий, возможно, глупый, но такова уж моя натура.

Остывший за ночь песок приятно холодил ступни. Волжские чайки, как заправские дирижеры, уже вели свой концерт, деля прибрежные владения звонкими криками. Их голоса эхом разносились в предутренней тишине, нарушаемой лишь тихим шелестом волн. Пляж хранил следы вчерашнего веселья, был усыпан мангалами, а между столбами остались натянуты волейбольные сетки. Что приятно, весь мусор аккуратно упакован в пластиковые мешки, сложенные в ожидании утренней уборки – эталон культурного отдыха.

Вверх, на Лепешку, я поднимался легкой трусцой, разгоняя сон и разогревая затекшие мышцы. Не хватало еще, чтобы судорога скрутила ногу в самый неподходящий момент. Свежий, прохладный воздух бодрил, ноги чувствовали влажную от росы траву и шероховатую кору деревьев. Тело переполняла энергия, как будто не пил вчера вино и не провел бессонную ночь с Миркой. Признаюсь, когда я миновал лесную полосу на вершине и оказался у обрыва, по спине пробежал холодок. Не только от высоты, хотя и она играла свою роль, щекоча нервы и заставляя предательски дрожать колени. Нет, скорее это какое-то древнее, животное чувство опасности, которое внезапно навалилось всей своей тяжестью, парализуя волю. Легкий ветерок, до этого казавшийся таким бодрящим, превратился в зловещий шепот: «Одумайся, безумец». Показавшееся было из-за горизонта солнце по чьему-то велению вдруг скрылось за свинцовыми тучами, и мир погрузился в серые, угрожающие тона.

Инстинкт самосохранения отчаянно требовал развернуться и бежать обратно в лагерь. Но упрямство, болезненная тяга к риску и преодолению себя, заставили остаться. Я знал, что если сейчас поддамся страху, то буду сильно об этом жалеть. Как там у «Короля и Шута»? Разбежавшись, прыгну со скалы… Миг колебаний на самом краю, и вот я уже стрелой лечу вниз, навстречу синей бездне. Как нож, вошел в водную гладь, погрузившись на несколько метров. Вынырнув, жадно глотнул свежий воздух.

– Етить твою, кайф! – заорал от восторга.

Ночная река обволакивала теплом, как парное молоко. Градусов двадцать, не меньше. В крови бурлил адреналин. Отсюда, снизу, Лепешка не казалась такой высокой, как там, наверху. Так кажется всегда после экстремального поступка, когда опасность осталась позади – у страха, как известно, глаза велики. Я медленно поплыл вдоль горы в сторону пляжа, наслаждаясь тишиной и умиротворением раннего часа. Это было особенное утро, момент абсолютного единения с природой. Уже огибая Лепешку и видя знакомый берег, я заметил зияющую черную дыру в склоне горы. В принципе, ничего из ряда вон, обычное карстовое явление. Вода, вечная труженица, веками точит камень, размывает и растворяет горные породы, унося их частицы прочь. Естественные полости в горах встречаются повсеместно, некоторые каменные исполины со временем превращаются в подобие швейцарского сыра, изъеденного дырами. Побывав в десятках разных пещер, я, вероятно, прошел бы мимо этой, не зацепись взгляд за странное явление – откуда-то из ее темного чрева исходило приглушенное, холодное свечение с голубоватым отливом. Любопытство вспыхнуло во мне ярким пламенем. Мозг, как искусный живописец, принялся рисовать красочные картины того, что могло таиться в темном нутре Лепешки. Древние легенды, забытые сокровища, или просто сырой и мрачный грот? Скорее всего, кто-то из реконструкторов организовал там уютное убежище, натащив светодиодных лент. Эдакие пираты двадцать первого века. Даже если и так, взглянуть одним глазком стоит. Не пустят в свое логово – не беда, вернусь на берег.

Вход в пещеру оказался достаточно широким. Я заплыл внутрь, через пару метров ноги нащупали каменистое дно. Шел осторожно, чуть согнувшись, опасаясь порезать ступни об острые глыбы или какую-нибудь древность. Усинский курган – настоящий клад для палеонтологов. Многочисленные отпечатки и окаменелости моллюсков, стеблей морских лилий, ажурные сеточки мшанок, обломки коралловых колоний – подлинные документы давно минувших эпох. Порезаться о ракушку здесь проще простого. Вскоре я полностью вышел из воды и огляделся. Внутри было сыро и прохладно, пахло плесенью и речной тиной. Стены, поросшие мхом, уходили вглубь. Свечение исходило откуда-то спереди, определить его источник пока не мог. Видимость была недостаточная для комфортного передвижения. Как ребята здесь ходят? Не на ощупь же? Наверное, подсвечивают себе фонариками, или есть другой вход, со стороны суши. Возвращаться и искать его точно не буду – благо, у меня есть, чем осветить себе дорогу. На левой руке красовались модные нынче умные часы черного цвета. Противоударный, влагонепроницаемый девайс сочетал в себе GPS-навигатор, компас, барометр, альтиметр, вполне приличный светодиодный фонарик и спортивный фитнес-трекер. Уму непостижимо, как все это уместилось в столь компактном корпусе. Наткнулся на это чудо техники на онлайн-маркете и сразу влюбился. Модель стоила недешево, но о покупке не пожалел ни разу. Вот и сейчас в очередной раз порадовался такому гаджету.

Вытянув перед собой руку ладонью вниз, словно знатный господин, требующий поцелуя от слуги, я направил луч фонарика вглубь пещеры. Свет выхватывал из мрака причудливые каменные образования, напоминающие застывшие фигуры. С каждым шагом становилось все тише, лишь редкие капли воды стучали по полу. Проход постепенно расширялся, и вскоре я уже шел во весь рост, отчетливо видя источник внутреннего освещения. Каменные стены, потолок и пол были сплошь исчерчены светящимися голубыми прожилками, похожими на тонкие молнии. Они казались венами гигантского существа, и это сходство усилилось, когда я осторожно коснулся одной из них, ощутив слабую, но отчетливую пульсацию.

– Инфернальщина какая-то, – звук моего голоса раскатом грома прорезал тишину.

В этот момент каменные жилы вспыхнули, засияли еще ярче, издавая гудящий звук. Инстинкт уже не просто подсказывал, а истошно вопил, требуя ретироваться. Я его послушал, развернулся и поторопился назад. Путь до странных голубых вен занял у меня пару минут, но обратно я шел уже втрое дольше, а коридор и не думал кончаться. В животе возник неприятный холодок. Я взглянул на часы и выругался. Стрелка компаса бешено вращалась, электронный циферблат тоже сошел с ума – цифры беспорядочно сменяли друг друга.

– Что за игры разума, Роднов? – обратился я к себе. – Соберись.

Глубоко вздохнув, досчитал до десяти, несколько раз присел. Панической атаки у меня определенно нет, голова не кружилась, мысли оставались ясными – я не грезил. Выход из пещеры пропал. Это не галлюцинация. Какие еще варианты? Самый разумный – я заблудился. Шел в потемках, где-то свернул, оказался в другом проходе и потерялся. Звучит логично. Такое может случиться с каждым. Но только не со мной. Годы службы в разведке исключают подобную оплошность. Я прекрасно ориентируюсь на местности и мог бы выйти из этой пещеры и в кромешной тьме, полагаясь на память. Я совершенно точно шел по прямой по одному и тому же коридору и никуда не сворачивал. Нет у моего подсознания ответов на эту загадку. Стало быть, имею дело с чем-то мистическим. Не зря же рассказывают всякие байки о Лепешке, о разломах пространственно-временных.

Так, Олег, успокаиваемся, не паникуем и принимаем за основу тот факт, что ты столкнулся с паранормальным явлением, выходящим за рамки научного понимания. Воспринимая это как данность, к ситуации адаптироваться проще. План такой: еще пару минут иду назад, в надежде выбраться на свежий воздух, если не выйдет – проверю, куда меня приведут эти странные жилы.

Дальнейшее движение в обратном направлении ожидаемо обернулось фиаско. Тогда я развернулся, и, едва ступив вперед, вопреки всем законам физики, оказался у светящихся линий.

Спокойно, боец, спокойно. Принимаем правила игры, делаем первый шаг. Я осторожно ступил на одну из пульсирующих жил. Ни обжигающего пламени, ни леденящего холода. Неизвестная порода приятно грела кожу. Может, это разновидность талькохлорита? Этот природный материал как раз обладает способностью аккумулировать тепло и долго его удерживать. Из него еще облицовку для банных печей делают. Не слышал, чтобы талькохлорит добывали в Самаре, но чем черт не шутит? Так, размышляя о загадочном минерале, я углублялся в чрево горы, ведомый голубоватыми линиями, словно Тесей, которого вела по лабиринту путеводная нить Ариадны, или посетитель гипермаркета, следующий по стрелкам к нужному отделу.

Вскоре я очутился в просторном куполообразном зале. Его округлые стены сплошь покрывали причудливые светящиеся узоры. Они пульсировали в такт невидимому ритму, будто живое сердце горы. В центре зала, прямо на серых камнях, возвышался самый огромный дуб, который я когда-либо видел. Крона диковинного дерева заполняла все пространство под куполом, зеленые ветви скрывали пещерный свод. Выступающие на поверхность корни извивались и сплетались, образуя не то круглый алтарь, не то чашу, на краю которой мрачно восседал ворон, размером с овчарку. Его оперение отливало глубокой синевой в отблесках магических жил, пронизывающих камень пещеры. Ворон немигающим взглядом вперился в меня.

– Твою дивизию, ты по мою душу? – потрясенно обратился я к птице.

Мне показалось, или гигантский пернатый кивнул? Бежать все равно некуда. Путь один – к дереву. Возможно, заберусь по его ветвям наверх и выберусь из этого проклятого места. Раз дерево тут выросло, значит, в пещеру проникает солнечный свет. Проверим.

Стараясь не делать резких движений, чтобы не провоцировать птицу, я подошел поближе. На расстоянии вытянутой руки до алтаря из корней ворон вдруг разжал стальной клюв и выронил яркий, отполированный до блеска камушек, величиной с крупную черешню. Он упал и скатился в чашу. Теперь уже отчетливо птица дернула головой вниз.

– Это подарок? Хочешь, чтобы я взял? – с сомнением спросил я, получив очередной кивок в ответ. – А не разводишь? Сейчас возьму, а ты мне пальцы отчекрыжишь… Была не была, рискнем.

Когда я коснулся таинственного дара, ворон резко взмыл ввысь с жутким криком. Я выругался от неожиданности, отмахнулся, опасаясь атаки пернатого, но тот скрылся в ветвях.

– Ненавижу скримеры! – выпалил я.

Выждал минуту-другую. Птица явно не собиралась возвращаться. Я осмотрел камушек и присвистнул. Да это белый янтарь, он же королевский, видел такой у Артема в мастерсткой. На одной из сторон был выгравирован красный символ в виде большой буквы «П», в котором я сразу узнал руну бога Перуна, благо со славянской мифологией был на ты. Так-с, приплыли, в буквальном и переносном смысле. Картина вырисовывалась занятная. Королевский янтарь в старину называли алабором, бел-горюч камнем или алатырем. По преданию, на таком, только более крупном, Перун отдыхал, высекал из него искры, разжигал грозовое пламя да заваривал Живую Воду, то бишь посылал на планету дождь. Что еще? Да, дуб. Он имеет прямую связь с богом-громовержцем. В эпоху Древней Руси поклоняющиеся Перуну славяне устраивали капища в дубовых рощах. Дерево, пораженное молнией, ценили особенно —обереги, посохи, жезлы, стрелы, сделанные из него, считались лучшими. А пернатый, выходит, тот самый Вещий ворон Перуна, что хранил древние знания и видел будущее. И, наконец, руна – воплощение мужского начала, символ божественного миропорядка, противоположного Хаосу.

Энергия, исходившая от камня, ощущалась всем телом, пробегая мурашками по коже. Зал словно наполнился электрическим напряжением, а корни дерева принялись слабо вибрировать. Поддавшись неведомому импульсу, я сжал камень в правой руке. В тот же миг пространство вокруг словно замерло. Звуки пещеры стихли, а зрение сузилось, фокусируясь лишь на руне. В голове вспыхнули образы – молнии, рассекающие темное небо, громы, сотрясающие землю, и лик Перуна, грозного бога, смотрящего на меня с трона в алмазном дворце, стоящем на высокой горе в светлом Ирие. Это было не видение, а скорее знание, внезапно проникшее в мой разум, словно ключ, открывающий дверь в забытое прошлое.

Когда я вернулся в реальность, то обнаружил себя лежащим на холодном влажном полу посреди пустого темного зала пещеры – ни дуба, ни светящихся жил. Лишь камень в руке слабо мерцал. Сердце колотилось в бешеном ритме, пытаясь догнать поток информации, обрушившийся на меня. Я знал, что этот алатырь – не просто красивый камушек, а артефакт огромной силы. С трудом поднявшись на ноги, ощутил, как изменилось мое восприятие. Запах плесени и сырого камня стал обжигающе резким, каждый шорох отдавался отчетливым эхом в глубине пещеры. Я острее чувствовал энергию, окружающую меня, отголоски древних сил, спящих в недрах земли. В голове пульсировала одна мысль: найти достойного руны. Неужели я снова курьер, только теперь на побегушках у богов? Что за причудливая карьерная лестница! Не лежу ли сейчас в смирительной рубашке, в стерильной палате, и все это – лишь плод воспаленного воображения?

Впрочем, даже если это всего лишь фантазия, она еще не исчерпала себя. Пусть мысли и хаотичны, но достаточно ясны, а мир вокруг ощущается вполне реальным. Вот даже живот предательски урчит от голода – пора уходить. Я отчетливо слышал шум волн, разбивающихся о камни, а со стороны коридора, который меня сюда привел, пробивался свет утренней зари. Я пошел туда и, о чудо, меньше, чем через минуту оказался у выхода. С каким же ликованием встретил солнечные лучи, играющие на речной глади! С радостью нырнул в прохладную воду и выплыл наружу. Мир обрушился на меня ураганом звуков и красок. Пение птиц, стрекот насекомых, музыка и голоса с берега – мои уши улавливали нюансы, которые прежде ускользали. Я никогда не жаловался на слух, но чтобы настолько… А зрение! Глаза видели все, точно под лупой: вон, на песчаном дне, мелькнула стайка серебристых рыбок, вон – переливаются ракушки и разноцветные камешки, и это на приличной-то глубине!

Вот так заглянул в пещерку… Кстати, о ней. Я обернулся в воде – передо мной возвышался сплошной склон горы, без малейшего намека на вход. Мистической пещеры и след простыл. И я даже не удивился. Примерно этого и ожидал. Пожал плечами и поплыл к берегу. Мне надо отдохнуть.

Глава пятая

Сандалии и поленце сиротливо ждали меня на булыжнике, успевшем нагреться на утреннем солнце, никто на такое сокровище не позарился. Пустынный еще час назад пляж, теперь бурлил жизнью. Гости и участники фестивали плескались в речных волнах, готовили на мангале мясо. Самые ярые адепты ЗОЖ разминались, растягивались, играли в волейбол. От безумного коктейля из запахов и шума десятков голосов меня замутило. Подозреваю, что во всем виноват этот чертов алатырь. Поэтому как человек разумный, я со всей силы замахнулся и запустил камень в широкие речные объятия. Кругляш поскакал по зеркальной глади, прежде чем уйти на дно. Вместо облегчения меня пронзила ужасная боль. Тело одновременно жгло и сковывало ледяным холодом, давило на ребра, тянуло жилы, кололо тысячами невидимых игл. Казалось, десяток изощренных палачей испытывают на мне свои орудия пыток. К горлу подступил тошнотворный комок, и меня вырвало прямо на раскаленный песок. Какой-то загорелый парнишка с волейбольным мячом под мышкой, стоявший неподалеку, неодобрительно покачал головой,

– Не круто, дядь, ты явно переборщил, – заметил он.

Я промолчал и поспешил в сторону своей палатки. Наш лагерь, да и весь фестивальный городок, гудел растревоженным ульем. Люди, очнувшись от ночных гуляний, спешили привести себя в божеский вид и подготовиться к отъезду. Проскользнув юрким ужом к себе, я рухнул на надувной матрас и зажмурился.

– Убавьте громкость, пожалуйста, – прошептал, обращаясь к невидимым богам в небесных чертогах.

Даром не нужны мне такие суперспособности! Эдак и свихнуться недолго. Если уже не сошел с ума. Ощущения безумия достигло апогея, когда я обнаружил, что проклятый алатырь крепко зажат в моей правой руке. Вот оно что, выкинуть Перунову посылку невозможно. Этот рунный бумеранг будет возвращаться ко мне. Кто знает, где он материализуется в следующий раз? В качестве особо изощренного наказания мне его могут и в пятую точку запихать…

Чтобы справиться с приближающейся панической атакой я погрузился в медитацию. Машка, помнится, когда-то увлеченно занималась дыхательными практиками и пилатесом, пыталась и меня втянуть в эту школу здоровья. Поначалу я отбрыкивался, как черт от ладана, живо представляя себя в нелепой позе, кряхтящим и потеющим под ее пристальным надзором. Но любопытство победило, и я согласился на эксперимент. Дыхательная гимнастика, на удивление, пришлась мне по душе. После упражнений тело обретало приятную расслабленность, мысли становились ясными, аккуратно разложенными по полочкам. Через полгода Машка забросила занятия, и я за ней. Но кое-что все же отложилось в памяти.

Вдох, выдох, вдох, выдох. Сосредоточиться, отбросить суету. Представить себя древним, могучим дубом, чьи корни уходят глубоко в сердце земли. Ветер играет в листве, солнце ласкает кору своим теплом, птицы свили гнезда в кроне. Я – дерево. Я – спокоен. Это сработало. Контроль над телом возвращался. Запахи, звуки, краски мира приглушались, становились как прежде. И в то же время появилось четкое осознание: стоит лишь захотеть – я увижу и услышу то, что скрыто от обычного взгляда. Этот навык нужно тренировать.

Итак, что мы имеем? Это не бред воспаленного сознания. Мысли кристально ясны, боль была неподдельной. Мифы – не призрачные миры, а документальная хроника. Как минимум, их отголоски. Славянских богов я пока не встречал, но вот Вещий ворон, алатырь, отмеченный руной Перуна, пещера, дышащая магией, с деревом-алтарем по центру, – это не картонные декорации, не хитроумная постановка заезжего театра. Все реально. Меня, скажем так, одарили диковинным камнем и телепатически впечатали в подкорку директиву: найди достойного, то есть доставь посылку по назначению. А чтобы не упустил нужного человека, щедро прокачали мои навыки: как мышь крадись во мраке, плыви, как камбала, и нюх, как у собаки, и глаз – как у орла. Спасибо за экспресс-курс профессиональной переподготовки, благодетели, но техзадание составлено чудовищно! Кто этот избранник и где его искать? Срок исполнения? Про штрафные санкции все ясно: за халтуру или отказ накажут болью. А в случае провала миссии – смерть? И если это кнут, то, где же пряник? За работу обычно платят, в волонтеры я не нанимался. Даже кровь ни разу не сдал нуждающимся, вот такой эгоист. Многого от жизни не ждал, но и задарма не вкалывал. А тут намечается труд титанических масштабов. Зарплата должна соответствовать. Стартовый пакет супергероя в виде натренированных органов чувств – сомнительная компенсация. Хотя, при желании, суперзрение и суперслух можно монетизировать. Выступать в цирке или стать эдаким Аркадием Паровозовым из детских мультиков, вечно спешащим на помощь. В разведке человек с такими способностями вообще на вес золота. Ладно, разберемся. Верю, что работодатели еще выйдут на связь.

Пока я предавался размышлениям, окончательно пришел в себя, живот предательски заурчал. Организм требовал завтрака. Подкреплюсь, и можно собираться в путь. Я натянул одежду, в которой приехал на фестиваль – кроссовки, легкие штаны цвета хаки и светлую футболку, и вышел вдохнуть свежего воздуха, прогулявшись до мангальной площадки. Шкворчание жарящегося мяса, манящий аромат специй и горячего кофе работали безотказно, словно встроенный навигатор. Свежеобретенные навыки ориентирования работали безупречно, в режиме автопилота. Я сконцентрировался на конкретных запахах и звуках, и они вели меня за собой. Не так и сложно управляться с этим даром, как показалось сначала.

В мангальной зоне хозяйничал Ждан. Артем, восседая в туристическом кресле в одних шортах, майке и бейсболке, неторопливо переворачивал кухонными щипцами румяные свиные купаты на решетке гриля, какие часто можно заметить на дачах. На покосившемся столике теснились три запотевшие банки пива и видавший виды термос с кофе. Судя по всему, Артем начал день с бодрящего кофеина, а затем плавно перешел к продолжению вчерашнего пиршества. Пивко, колбаски и майка, предательски обтягивающая намечающийся у Самойлова пивной живот, – где же ты, вчерашний витязь?

– Олег, жив курилка! – жизнерадостно приветствовал меня друг. – Завтракать будешь?

– Как в тебя еще лезет? – риторически спросил я, подбирая с земли складной табурет и устраиваясь рядом с хмельным поваром.

– Да фигня, чуть-чуть пивка для настроения. Присоединишься? – Ждан призывно потряс банкой пенного напитка.

– Мне сегодня за руль, – напомнил я. – От кофейка не откажусь.

– Угощайся, – любезно отозвался Ждан и протянул мне термос.

Я отвинтил крышку-кружку, извлек из горлышка корковую пробку, наполнил чашку дымящимся кофе и с наслаждением сделал первый глоток. Горячий напиток живительным потоком потек по пищеводу, разливая приятное тепло по всему телу.

– Хорошо…

– Надо было с нами ехать на микрике, сейчас бы похмелялся по-человечески, а не кофием, – назидательно заметил Артем, ошибочно полагая, что я страдаю от последствий вчерашнего веселья.

До фестиваля все добирались по-разному: кто на своих двоих, кто попутками, а кто и микроавтобус арендовал. Я приехал своим ходом и вчера на вино особо не налегал. Конечно, если тормознут гаишники и предложат дыхнуть в трубочку, наверняка докопаются, зафиксировав пару лишних промилле. Но, по правде говоря, легкое опьянение еще ночью развеялось. А вот Ждан поедет обратно в микроавтобусе и пока что отпускать синего змия не собирался, хотя завтра у него рабочая неделя. Впрочем, мой друг – индивидуальный предприниматель, сам себе господин, может позволить себе выходной в понедельник.

– Как ночка? – поинтересовался Артем с ухмылкой.

– Насыщенно. Под утро совершил эпический прыжок с горы, отыскал волшебную пещеру, заблудился, встретил Вещего ворона, который презентовал мне руну Перуна, – сухо и буднично перечислил я, зевнув во весь рот.

– Умеешь ты отдыхать, Родогор! – расхохотался Ждан и чуть не поперхнулся пивом. – Но я бы Мирку вороной не назвал, она же светленькая и совсем не каркает. Прекрасный лебедь! Учись подбирать метафоры. Представляю, что у тебя завуалировано под волшебной пещерой.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – покачал я головой и, пригубив кофе, достал из кармана штанов алатырь. – Скажи мне, что ты видишь у меня в руке не речную гальку?

Глаза ювелира на мгновение вспыхнули, но огонек быстро погас. Он даже не потянулся к камню.

– Симпатичная цацка. Не галька, конечно, но огорчу тебя, брат, это и не сокровище. Обычный королевский янтарь. Стоит сущие копейки. Это руна Перуна выгравирована, кажется? Думаю, тут полфеста с такими ходят, неоязычество нынче в моде, – предположил Артем и, орудуя одноразовой вилкой, переложил брызжущие соком сосиски на пластиковую тарелку, после протянул мне одну. – Себе оставишь побрякушку?

– Спасибо, дружище, – принял я угощение, осторожно подул и откусил крохотный кусочек. – В бюро находок не понесу, это точно. Кому нужен этот камушек? Золото-бриллианты еще бы хватились, а эту безделицу, уверен, уже и не вспомнят.

Не стану же всерьез рассказывать ему про божественный артефакт, что намертво привязал меня к себе. Главное, убедился: я не схожу с ума. Алатырь реален.

– Слушай, а давай я тебе из него кулон сделаю? Или перстень? Форма у него удобная, плоская, даже гранить особо не придется. У меня в мастерской шинок – завались. Хочешь – золото, хочешь – серебро, – предложил Ждан, отхлебнув добрый глоток пива и с аппетитом вгрызся в купату.

– А это мысль! – одобрил я. – Серебряный перстень – самое оно.

Неизвестно, сколько еще мне с этим алатырем маяться. Выпадет из кармана, забуду где-нибудь – и снова согнусь в три погибели от мучений. Перспектива – хуже не придумаешь. Лучше уж на пальце носить, надежнее будет. А как встречу избранного Перуном, так вручу ему кольцо, как хоббит Бильбо племяшке Фродо, – пусть дальше он с этим разбирается.

– Сколько должен буду? – расценок Самойлова я не знал.

– Вот сейчас обидно было, – насупился друг. – Прямо в самое сердце ранил. Что ж ты за человек такой! Кто с друзей бабки берет?

– Каюсь, виноват. Слушай, а сильно тебя не обременю?

– Да ерунда, говорю же, работы – минимум. Основа у меня есть. Полдня, от силы, займет. Завтра к десяти подъезжай, – прикинул Артем.

– Ты уверен, что завтра на ногах стоять будешь? После таких загулов? – усомнился я, кивнув на пивную банку в его руке.

– В смысле? – Артем изобразил невинное удивление. – Это же пиво. Считай вода. Говорю завтра – значит, завтра. И это, пивка прихвати…

– Горбатого могила исправит, – расхохотался я.

После двух кружек крепкого кофе, трех сочных купат и щедрого ломтя пшеничной лепешки, организм просигналил о сытости. Я был относительно бодр для человека, всего несколько часов назад пережившего нечто из ряда вон выходящее. Впереди маячили дела. Сперва – умыться, привести себя в божеский вид, разобрать палатку и упаковать пожитки в рюкзак. Затем – помочь ребятам свернуть лагерь, ведь весь этот реквизит, столы, лавочки, сами себя не соберут и в микроавтобусы не погрузят. Так что за работу, папа Карло! Сборы затянулись, вместо полудня управились только к двум. Большая часть команды осталась ждать транспорт, окруженная горами сумок, мешков и пирамидами из мебели. Я тепло попрощался со всеми. Мира не бросилась обниматься, лишь смотрела с лукавой улыбкой в компании подруг, с намеком поглаживая густые светлые волосы, перехваченные резинкой, будто спрашивая: «До скорой встречи?». Я подмигнул ей, постучав по карману штанов, мол, твоя лента при мне, а затем изобразил жест телефонного звонка. Мирослава едва заметно кивнула ресницами, удовлетворившись ответом. Вот и поговорили.

Мне предстоял трехкилометровый марш-бросок до села Жигули, а точнее, до гостиницы «Мелодия» на его северной окраине, где меня дожидался мой верный железный конь. Это был небольшой просчет организаторов фестиваля. О трансфере участников общественным транспортом они позаботились – с самого утра на поляну прибывали автобусы, увозя группы людей обратно в лоно цивилизации. К сожалению, о парковке для личных автомобилей не подумали. Каждый решал этот вопрос сам: кто договаривался с турбазами, кто бросал машины на обочине единственной дороги, ведущей сюда, на свой страх и риск. Вряд ли здесь орудуют автоугонщики, но мало ли. Да и бросать машину на целую неделю при таком солнцепеке тоже нежелательно. При постоянной жаре быстрее изнашивается пластиковая отделка интерьера, особенно в старых автомобилях – она там просто набухает и лопается.

Я же, предусмотрительно, заплатил хозяевам гостиницы в Жигулях, и они разрешили оставить мой внедорожник на внутренней парковке. Моему примеру последовали немногие, ибо тащиться три километра по жаре с грузом – испытание не для всех. Например, у меня за спиной сейчас рюкзак весом под двадцать килограмм, в нем доспехи, оружие и щит, знаете ли, не бутафорские, плюс палатка, запасное белье и прочие мелочи. И это я еще налегке приехал! Реконструкторы средневековья иной раз и по сорок килограмм на себе прут.

В село можно было добраться по дороге, но это означало сделать изрядный крюк. Зачем, если напрямик, через холмистую поляну, к Жигулям вилась узкая тропка, пробитая сквозь высокое травяное море летнего поля. По ней и двинулся, неспешно пережевывая сорванный стебелек, внимая симфонии природы, любуясь ее первозданной красотой. Вокруг царил гулкий хор насекомых: цикады беспрерывно стрекотали, пчелы гудели, бабочки порхали с цветочка на цветочек, словно крошечные драгоценные камни, сверкающие на солнце. В траве шуршали жуки, а где-то вдали слышались глухие трески кузнечиков. Вдруг тишина. Все насекомые замерли как по команде, и я вместе с ними, прислушиваясь. Над головой пронесся стремительный шепот крыльев, и я увидел орлана-белохвоста, парящего в воздухе. Его острые глаза искали добычу. Чуть дальше в поле, возле норы, маленькая полевка выглянула наружу, понюхала воздух, не подозревая об опасности. В мгновение ока грозная птица спикировала вниз, выпустив когти, схватила грызуна и взмыла в небо, оставив за собой лишь облако пыли. И природа вновь ожила. Цикады снова застрекотали, пчелы зажужжали, а на траве появилась новая бабочка, ее крылья переливались всеми цветами радуги. Жизнь и смерть, радость и горе – все это тесно переплетено в этом летнем поле. Будто смотришь передачу «В мире животных», только в формате 3D, с полным эффектом присутствия.

Тропинка, петляя змейкой, вилась меж холмов, то взбираясь на их пологие спины, то ныряя в низины. В дымке марева, над горизонтом, проступили крыши Жигулей – поселок приближался. Слева от залива к сердцу села тонкой нитью бежала речушка. Солнце обжигало кожу, и я уже порядком взмокший не удержался от соблазна омыть лицо и тело. Свернув с тропы, спустился к берегу, сбросил с плеч тяжелую ношу и мокрую от пота футболку. Зачерпнул пригоршню прохладной воды и с облегчением умылся, повторяя это снова и снова. Река была довольно чистой, и благодаря обострившемуся зрению, я мог наблюдать подводную жизнь с поразительной четкостью. Стайки юрких серебряных рыбок сновали меж зарослей камыша. По дну, усыпанному тиной, неспешно ползли раки в зеленых панцирях, выискивая пропитание. В глубине, в гуще ила, темнела кость – то ли животного, то ли человека, – не было ни малейшего желания устанавливать ее происхождение.

Ополоснувшись, я вновь взвалил на плечи рюкзак и вернулся на тропу, пытаясь разобраться в причине своего неестественного спокойствия. Я, человек рациональный, чуждый магии и мистики, – хотя, как говорил Скаблину, допускаю существование диковинных существ, объяснимых с точки зрения науки: вирусы, мутации, кровосмешение. Но то, что произошло со мной, не поддавалось никакому объяснению. Чистейшая мистика, паранормальщина, ворвавшаяся в мой мир всего полдня назад. По идее, сейчас я должен биться в конвульсиях ужаса, звать на помощь, но вместо этого безмятежно любуюсь красотой природы. Да, нервы у меня крепкие, не сломленные тремя годами мясорубки, но неужели это даровало мне иммунитет к чертовщине? Вряд ли. Я обычный человек, способный бояться и паниковать. А может нахожусь в состоянии шока, поэтому и реагирую неадекватно? К вечеру меня отпустит, и я разражусь воплем, от которого соседи вызовут санитаров, и меня отправят на курорт в желтый дом. И снова – не то. Не могу объяснить рационально, но знаю, что нахожусь в норме. Возможно, Вещий ворон или его хозяин поставили ментальный блок, или алатырь защищает мой разум от безумия. В голове роится множество вопросов, но, странным образом, я принимаю эту ситуацию целиком и полностью.

В дороге от фестивальной поляны до Жигулей пролетело чуть больше часа. Село встретило меня сонной тишиной. И как иначе, когда здесь едва наберется полторы тысячи душ, а тропинка вывела меня на самую окраину. Взору открылись приземистые домики, утопающие в изумрудной зелени садов, узкие улочки, где время, казалось, замедлило свой бег. Аромат свежескошенной травы сплетался со сладким благоуханием яблонь, создавая ту самую щемящую, уютную атмосферу летнего сельского дня.

Миновав живую изгородь, я ступил на территорию гостиницы. Мой железный конь дожидался меня на бетонном пятачке парковки, укрывшись в тени желтого двухэтажного здания. Из низенькой будочки, приютившейся у стены гостиницы, донесся сердитый лай, тут же перешедший в ворчливое брюзжание охранника. Краем уха я уловил приглушенный звук работающего телевизора: похоже, мужичок смотрел какой-то турецкий сериал, где некий Ферит самозабвенно клялся в любви девице Сейран, как раз в тот момент, когда сторожевой пес подал голос. Ого, какой романтик скрывается в сельской глубинке. И я мог бы поклясться, что охранник прихлебывал крепкий чай вприкуску с бутербродами с колбасой, чей аромат едва ли мог перебить стойкий кислый запах вчерашнего перегара. Ну чем я теперь не Шерлок Холмс? Может податься в детективы…

Дверь сторожки с протяжным скрипом отворилась, и на свет божий, щурясь от яркого солнца и кряхтя, выбрался упитанный усатый мужик неопределенного возраста в черной униформе и фуражке. Он настороженно окинул меня взглядом, однако тут же расслабился, как только я достал из рюкзака ключи от машины и снял ее с сигнализации.

– Уезжаешь? – спросил охранник, в голосе которого сквозило нетерпение вернуться в свой маленький мирок, где кипят страсти турецкого сериала и Сейран вот-вот ответит Фериту.

– Да, откройте через пять минут, пожалуйста, – вежливо попросил я, имея в виду въездные ворота отеля.

– Хорошо, посигналишь, – буркнул мужчина без тени дружелюбия и скрылся в своей будке.

– Сервис класса люкс, – с иронией пробормотал я, открывая багажник своего внедорожника.

Вернувшись на «гражданку» в январе, я почти сразу же отправился в автосалон и стал обладателем новенького «Хавал Дарго» цвета терракотового сапфира. Мощный и функциональный, с автоматической коробкой передач, этот внедорожник полностью соответствовал моим потребностям. В нем было комфортно жить за городом, бороздить поля и пробиваться сквозь сугробы – испытаний провел достаточно. «Десятку» я хотел продать, но отец, узнав об этом, пришел в негодование. Не знаю, зачем она ему понадобилась при наличии старенького, но вполне приличного «Рено Дастер», однако батя уговорил меня отдать вазовскую легковушку ему. Так и сделал. Цель ведь была не в том, чтобы навариться на «десятке», а просто избавиться от нее. Весной отвез машину в Отрадный и с тех пор там не появлялся, за что постоянно выслушивал упреки от матери. Видимо, стоит навестить родителей, может, еще успею до конца отпуска.

Я закинул звенящий кольчугой рюкзак в багажник, затем завел машину и включил климат-контроль. Салон быстро наполнился приятной прохладой. Запустил навигатор, проложил маршрут. Ехать предстояло часа полтора. Посигналил охраннику. Тот отреагировал не сразу, видимо, был слишком поглощен перипетиями сериала. Наконец мужик опомнился и сподобился нажать на кнопку дистанционного открытия ворот. Пора домой.

Глава шестая

Поначалу дорога была ко мне добра. В мгновение ока я домчался до федеральной трассы М-5, проскочил Александровку и уже на подъезде к Жигулевску, бросив взгляд на навигатор, скривился, словно откусил кислый лимон. На плотине Жигулевской ГЭС, стальным поясом соединяющей волжские берега, образовалась чудовищная пробка. Багряный участок маршрута на экране навигатора не предвещал ничего хорошего. Машины ползли со скоростью улитки, похоронив мои надежды на быстрый путь домой. Виновником этого хаоса оказался лихач на «БМВ», который, как говорят, догнал и поцеловал «Тойоту». В итоге паровозиком столкнулись шесть машин. Застрявшие в заторе водители, обуреваемые гневом и отчаянием, не разбирая правых и левых, щедро осыпали проклятиями участников злополучного ДТП. К своей чести, я воздержался от извержения словесных помоев, хотя и потерял в этой дорожной ловушке целых три часа. Неприятно, конечно, но не смертельно.

Стрелки часов показывали уже шесть вечера. Еще успеваю добраться засветло. Только поужинать придется в дороге. Планировал заскочить в магазин, набить сумки продуктами и поесть в домашней обстановке, но голодный желудок не на шутку разошелся, да и запасы питьевой воды подошли к концу. Пришлось свернуть в село Зеленовка, находившееся по пути. Отведал сомнительных пельменей в придорожной кафешке, купил воды, осушил почти литр залпом, потом заправил железного коня. Довольный и расслабленный, я продолжил свой путь, уже не подгоняемый временем, наслаждаясь долгожданной свободой дороги и музыкой. Из динамиков внедорожника хрипловатый голос Айвана Муди, вокалиста грув-металл группы «Five Finger Death Punch», прорезал тишину:

«Я никогда не буду тем,

Кем ты хочешь меня видеть.

Ты бросила меня на дно,

Чтобы спасти себя.

Ты никогда не увидишь того,

Что внутри меня…»

Песня заставила меня вспомнить Юдину, одержимую идеей меня переделать, выковать из меня некий идеал. И ведь пока в ней не проснулся этот зуд ваятеля, пока она не возомнила себя скульптором, создающим мужчину своей мечты, все было прекрасно. Не поймите превратно, я не отрицаю, что женщина может вдохновлять любимого, толкать его к новым вершинам. В большинстве случаев избитая фраза о сильной даме, стоящей за каждым успешным мужчиной, справедлива. Не согласен, что прямо у каждого Дон Кихота обязательно должна быть своя Дульсинея. Знаю массу бизнесменов, актеров, политиков, добившихся всего в одиночку. Но, безусловно, женская поддержка – это попутный ветер, делающий путь к успеху чуть менее извилистым и тернистым. Только вот мне все эти пинки под зад элегантной дамской туфелькой были совершенно не нужны. Возможно, со временем я бы и сам захотел что-то изменить, но не под давлением. А Машка давить умела – с грацией парового катка. Она изучала всякую чушь из онлайн-лекций горе-коучей и ментальных гуру, которых я всегда считал бесполезными личинками общества, а потом пыталась применить их сомнительные методики на мне.

Юдина искренне верила, что делает меня лучше, раскрывает во мне некий дремлющий потенциал. А я чувствовал себя лабораторной крысой в ее безумном эксперименте по самосовершенствованию, где каждое мое слово препарировалось, каждое действие анализировалось под микроскопом, а каждое увлечение подвергалось безжалостной критике на предмет его полезности для моего «личностного роста». Особенно ее раздражала моя страсть к реконструкции. Машка считала это бессмысленной тратой времени, эскапизмом и признаком инфантильности. Вместо того, чтобы «развиваться и двигаться вперед», я по словам бывшей «убивал время на какую-то ерунду». Она предлагала мне читать книги по саморазвитию, посещать бизнес-тренинги, вернуться к военной карьере – делать все, что, по ее мнению, сделало бы меня более успешным и, как следствие, более привлекательным для нее.

Помяни черта, он и появится. На экране мультимедийной системы автомобиля высветилось уведомление о входящем вызове от бывшей, сопровождаемый веселой мелодией. Я обреченно вздохнул, но звонок не сбросил.

– Приветик, Олежка, как жизнь? – заликовала Машка деланно-беззаботным тоном, будто начисто забыла о той голосовухе, где она меня костерила почем зря.

– Здравствуй, не ахти, – отозвался я по громкой связи, не отрывая взгляда от дороги.

– Что стряслось? – всполошилась рыжая бестия.

– Да бывшая покоя не дает, хотя между нами давно все кончено.

– Ха-ха, юмор за триста. Может, тебе в стендап податься? Я тут за тебя переживаю, душа болит, а ты огрызаешься, – обиделась она.

– Какая душа? Ты же рыжая, – продолжал я упражняться в сарказме.

– Ты мерзавец, Роднов! Когда мы вместе жили, тебя моя «бездушность» не смущала и в ведьмы не записывал, – отметила Машка сердито.

– Так и ты мне тогда душу не травила. Как начала, так сразу и разбежались, – напомнил я причину нашего расставания.

– Никаких гадостей я тебе не делала. Ты себе какую-то чушь навыдумывал. Сказал бы прямо: «Маша, ты мне надоела, хочу новенькую». Нет, нашел какую-то надуманную причину меня бросить.

– Короче, Юдина, чего тебе опять надо?

– Ты можешь перестать хамить и просто поговорить со мной по-человечески? Господи, за что мне такое наказание – влюбиться в сухарь черствый. Признаю, что не во всем была права. Может, выражалась не так, мысли путано излагала. Но я же девушка, импульсивная, ранимая. Ты же знаешь, я остро реагирую на все, а ты колючий, как еж. Только дай тебе повод поязвить, подковырнуть. Мы друг друга не поняли и начали отдаляться. Я не хотела расставаться, Олежка… Ты вернулся уже с фестиваля? Он ведь сегодня закончился, если я правильно помню. Какие планы на вечер? Может, встретимся и поговорим в нашей любимой кафе, или у тебя, покажешь мне свою холостяцкую берлогу…

– Дорогая моя бывшая. Мои планы тебя совершенно не касаются. Вычеркни меня из своей жизни, – отрезал я безжалостно, а когда она разразилась очередной гневной тирадой, добавил, прежде чем сбросить звонок: – Все, пока, от твоих воплей лопну сейчас.

И ведь не соврал, позывы были вполне реальными, воды-то знатно нахлебался. Навигатор показывал, что я ехал мимо Задельненского бора. Сбросив скорость, на первом же съезде с трассы круто взял вправо, где грунтовая дорога ныряла в лес. Проехав немного вглубь, подальше от любопытных глаз водителей, спешащих по шоссе, я остановился. Вряд ли им было дело до решившего облегчиться мужика, но приличное воспитание не позволяло справлять нужду на виду. Заглушив двигатель, перешагнул через ковер из высокой травы и сухих веток, прикрылся за коренастой сосной и сделал свое дело. Когда вышел из-за дерева – ни машины, ни дороги. Передо мной раскинулся сосновый бор. В который раз за этот бесконечный день по спине пробежал предательский холодок.

– Да мать вашу, дайте передышку! – мой крик эхом раскатился по лесу.

Обескураженный, я стоял в окружении вековых деревьев, чьи кроны, сплетаясь в вышине, образовали подобие зеленого собора. Лучи солнца, пронзая лиственный полог, ложились на землю причудливыми золотыми узорами. Воздух был густым и пряным, настоянным на аромате хвои, влажной земли и прелых листьев. Так пахнет лес вдали от цивилизации, вдали от раскаленного асфальта и ядовитых выхлопов. А ведь отъехал от трассы от силы метров на двадцать, здесь такого чистого запаха быть не должно. Внедорожник остался на западе, значит, нужно двигаться в ту сторону. К тому же, шум машин еще доносился издалека, указывая путь к спасению. Компас в часах на этот раз работал исправно, но толку от него было мало. С каждым шагом звуки цивилизации слабели, уступая место лесным мелодиям: шелесту листвы под ногами и многоголосому пению птиц. Корни деревьев змеями выползали из земли, затрудняя движение. Взгляд скользил по мелькающим белкам, проворно скачущим по ветвям, пугливым зайцам, шмыгающим в кустах, птицам, занятым строительством гнезд.

Через полчаса бесцельного блуждания я вышел на небольшую поляну, усыпанную ковром полевых цветов и трав. В самом ее центре покоилась старая покосившаяся избушка. Стены, сложенные из почерневших от времени бревен, поросли мхом и лишайником. Крыша, местами провалившаяся, зияла дырами, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Вокруг домика царила атмосфера запустения и заброшенности, но в то же время чувствовалась какая-то необъяснимая притягательность. И то ладно, что не избушка на курьих ножках. Посмотрим, какая нечисть тут пригрелась. Без сомнений в этой хибаре обитает некто, наделенный колдовской силой.

Дверь отворилась со скрипом, впуская меня в полумрак. Прошел внутрь, осмотрелся. Внутри пахло сыростью, плесенью и старым деревом. Обстановка более чем аскетичная: покосившийся стол, лавка вдоль стены, ржавая печка в углу и подобие кровати, заваленной трухлявой соломой. На столе стояла медная лампада, покрытая толстым слоем пыли. В углу паутина густо оплела забытые кем-то инструменты.

Неожиданно тишину нарушил скрип половиц. Я резко обернулся, мгновенно принимая боевую стойку: колени чуть согнуты, правая нога отведена назад, руки закрывают подбородок. У входа, опираясь на толстую палку, стоял низенький старик с пронзительными зелеными глазами, кустистыми бровями и длинной, как зимний сугроб, седой бородой. На нем была ветхая синяя куртка, коричневые штаны, усеянные заплатками, и старые лапти, сплетенные, кажется, из коры. Лицо, испещренное глубокими морщинами, выражало приветливость. Мой взгляд зацепился за деталь: курточка на старике надета наизнанку.

– Здрав будь, сынок. Заплутал? – мягко спросил он приятным, ласковым голосом. – Не бей меня только, рассыплюсь.

Старик, чуть прихрамывая, доковылял до лавки и присел на нее с протяжным вздохом, его колени при этом отозвались громким хрустом, словно ломались сухие ветки. Я принял расслабленную позу, хотя внутри все сжималось от напряжения. Показушная немощь этого лесного боровичка меня не обманывала. Заблудись я в лесу при обычных обстоятельствах, зазевавшись, не изучив местность и не составив маршрута, такой домик и такой старичок не вызвали бы подозрений. Но в моем нынешнем положении не было ничего нормального. Завели меня сюда потусторонние силы, к гадалке не ходи.

– Добрый вечер, дедушка, заблудился слегка. Вот к вашей избе вышел, зашел дорогу спросить, а тут никого, – ответил я столь же любезно.

– Полноте, какой я дедушка, у меня внуков отродясь не было, – махнул рукой старик, словно отгоняя назойливую муху. – Ты вот что, не стой столбом-то. Вона бадья позади тебя. Напейся водицы да мне принеси.

Руку на отсечение даю, что никакой бадьи секунду назад за моей спиной не было. А теперь она стояла, сосновая, пахнущая лесом и свежестью, прям как в деревенских банях, и ее днище сверкало в солнечном луче, пробившемся сквозь дыру в крыше. И вода в ней – чистая, как горный хрусталь, а на поверхности, будто гордая ладья, плавала искусная братина с ручками в виде птичьих клювов. Так и тянуло наполнить чашу и напиться до отвала, чтобы вода за шиворот потекла, хотя выдул недавно целый литр. Дурак бы непременно так и сделал. Я же просто налил воды в сосуд и отнес старику. Тот принял братину с лукавой ухмылкой, молодец, мол, не клюнул.

– Воды не хочешь, так может, откушать желаешь? – спросил старик, отхлебнув из кружки и вытерев намокшие усы рукавом.

– Сыт я, уважаемый, – ответил ему, скользнув взглядом по столу – нет ли там скатерти-самобранки. – Да и объедать вас стыдно, живете небогато.

– Хе-хе-хе, да разве ж это дом мой, – загоготал старик и, красноречиво обведя избушку рукой, пояснил: – Сторожка это, обиталище мое временное, так сказать. Я лесник. Во время обхода бора захаживаю сюда дух перевести, водицы испить. Ты присядь лучше ко мне на лавочку, потолкуем, подумаем, чем помочь тебе.

– Успею еще насидеться, спасибо. Раз уж вы лесник, подскажите лучше, как к дороге выйти обратно. Ума не приложу, как это я так заблудился по-детски. Вроде отошел на шаг по нужде, а очутился в дремучем лесу. Мистика какая-то, – развел я руками.

– Ох и огуряла ты! В бору-то гадить как додумался! – в голосе старика появились сердитые нотки, а зрачки его, казалось, вспыхнули изумрудным огнем.

– Не со злым умыслом, простите, – смиренно проговорил я, приложив ладонь к груди. – Я вообще парень культурный, в лесу не мусорю, костры не жгу. Прижало вот в дороге, выпил много воды, на трассе постеснялся останавливаться, да и запрещено там правилами. Я законопослушный гражданин, ПДД не нарушаю, вот и заехал в лес. Ну так что, в какую сторону мне идти?

– Ерпыль какой… Куда спешишь? Я тебе, сынок, подсоблю, только ты дюже провинился. Лес осквернял, а потом шлындал, где не велено. Тут ведь лес омженный, добро получить надо бы на прогулку. Но вижу я, ты молодец не паршивый, ошибки свои признаешь. Потому помогу. А ты уж уважь старика, чем не жалко…

– Непременно, почтенный, непременно. Кошелек в машине. Вы меня отведите, а я уж вас не обижу, – пообещал я старику.

– Пустое. На что мне твои деньги. Подари мне безделицу какую-нибудь. Любой поминок приму, не побрезгую. Буду помнить, как хорошего человека от беды отвел, – сказал он, сверля взглядом карман моих штанов, в котором лежал камень. – Ну что, добро?

Этот плешивый дед сам меня сюда и завел, а теперь ломает комедию. Он такой же лесник, как я космонавт. В современном мире лесом давно заведуют специализированные муниципальные предприятия – это всем известно. У них там и форма соответствующая, и техника на вооружении приличная, и сотрудники помоложе – уж точно не такие вот сомнительные деды со старорусским говором работают. Опять же, избушка эта, утварь древняя, словно старик – завсегдатай реконструкторских фестивалей. Алатырь с руной он хочет, вот из-за чего весь сыр-бор.

Во мне боролись чувства: нетерпение сбежать из этого лесного балагана и осторожность. Интуиция кричала, что дед не отпустит меня просто так, даже получив камень. А сердце чуяло, что передо мной не тот, кому стоит доверить алатырь. Кто же этот старик и как он так быстро меня выследил? Ведь я получил артефакт буквально этим утром.

– Да без проблем, – с деланой беспечностью бросил я. – Только вы меня сначала выведите отсюда. А там посмотрим, найдется ли у меня что-нибудь подходящее. С фестиваля реконструкторского еду, сувениров в рюкзаке навалом.

Старик скривился в недоброй усмешке, обнажив неестественно белоснежные зубы.

– Так тому и быть. Идем.

Он поднялся с лавки, опираясь на корявую палку, и вышел из избушки. Я последовал за ним, жадно вглядываясь в окружающий лес. Мой проводник уверенно направился к березовой рощице, что алела белыми стволами на краю поляны. Солнечный свет и белизна деревьев усыпляли бдительность, внушали обманчивое чувство безопасности. Ловушка на дурака, что ж, не расслабляемся. Старик напевал себе под нос какую-то тягучую мелодию, будто баюкая заплутавшего путника. Чем глубже мы заходили в лес, тем призрачнее становился свет. Деревья высились вокруг, как гигантские чудовища, наблюдавшие за каждым нашим шагом. Корявые стволы были изуродованы причудливыми наростами, напоминающими зловещие лица и скрюченные фигуры. Лес с каждой минутой становился все гуще и мрачнее. Солнце уже едва пробивалось сквозь плотную листву, и каждый шорох, каждый треск веток отдавался в голове неприятным, зловещим эхом. Внутри крепло ощущение, что меня ведут на убой.

– Что-то дороги не видно, и лес пошел совсем дремучий. Туда ли мы идем? – спросил я, не надеясь на честный ответ.

– Так тропка вона где ведет, не шугайся, выведу. Придумал, что подаришь? – проскрипел старик, не оборачиваясь.

Я резко остановился, почувствовав, как камень в кармане завибрировал, отзываясь теплом в бедре. Сунул руку в карман и вздрогнул, нащупав алатырь. Артефакт раскалился. Проводник тоже замер, медленно обернулся ко мне, и в его глазах вспыхнули зеленые огоньки. Ну все, представление окончено.

– Почтенный, мы оба знаем, что тебе нужно. Да и кто ты такой, я, кажется, догадываюсь. Леший, – обличающе произнес я, мысленно перебрав все, что знал о существах из славянской мифологии.

– Приятно видеть образованного молодца, нынче это редкость, – растянулся в зловещей ухмылке старик, обнажив почерневшие гнилушки вместо белоснежных зубов. – Токмо, не леший, а лешак боровой. Вот и славно, что докумекал как и чаво. Давай руну и ступай себе с миром.

– Не так быстро, старик. У меня тут вопросики назрели, если позволишь, – бросил я, разворачиваясь к лешаку вполоборота и готовясь к нападению.

Как ни странно, панического ужаса не было и в помине. Этот лесной дед, безусловно, представлял собой опасность, и я оценивал его как серьезного, возможно, чересчур сильного противника. Лешаки ведь, по сути, духи. В большинстве культур найдется немало преданий о мифических существах, обитающих в лесах. Они могут принимать разные обличья, заманивать путника в чащу и бросать на съедение зверью, измором брать. Как справиться с таким врагом физически – ума не приложу. С другой стороны, не припомню историй, чтобы лешаки кого-то голыми руками рвали на части. Если так, то лично он меня не тронет, максимум корягу под ноги бросит или хищников натравит. А в Задельненском бору какие хищники, лисицы небось да ежи. Или все, что я знаю о духах леса, – брехня? Сейчас и выясним.

– Ладно, спрашивай три раза, – подумав, разрешил боровой.

– Прямо как в сказке, – проворчал я и чуть было не спросил, почему только три, но вовремя сообразил, что потрачу вопрос впустую.

Видимо, число три – сакральное для лешака. Логично. Триглав – бог триединства в славянской мифологии. Он символизирует творение, сохранение и разрушение, а еще взирает одновременно на три мира: Явь – наш материальный мир, Навь – потустороннее царство мертвых и обитель темных божеств, и Правь – мир светлых богов. Поэтому мне позволено задать только три вопроса. Черт, да у меня их в черепной коробке роится столько, что она вот-вот треснет. Первый вопрос подсказал сам камень, что словно раскаленный уголь жег карман.

– Что вообще такое этот ваш алатырь с руной?

– Эк ты бестолочь! Видать, вконец отчаялся Перун, коли таких гонцов шлет неразумных. Алатырь твой есть камень, начало и конец всего сущего и не сущего, око Рода. Перун поставил на нем свою печать, сиречь нашептал тайны сокровенные. А ты – гонец его. Судьба твоя отныне руну жрецу Перуна отнести, на службу его призвать. В тебе же кровь слуг перуновых течет, отчего вещей простых не разумеешь? – выразил недоумение боровой, покачиваясь из стороны в сторону, словно деревце на ветру.

На небе, чей кусочек едва проглядывал сквозь темную крону, тем временем сгущались тучи. В спертом воздухе чувствовалось приближение грозы. Я вытер выступивший на лбу пот и быстро обдумал слова лешака. Выходит, руна – это одновременно и божественная флешка с полезной информацией, и символ особого статуса – посланника Перуна на Земле, что-то вроде патриарха у православных или Папы Римского у католиков, насколько я понял. А еще у меня, оказывается, необычная родословная, кровушка непростая. Интересно, по чьей линии такое наследство привалило? И где искать этого избранного? У лешака я спрашивать об этом, конечно, не стану. Откуда ему знать, сидя в своей лесной глуши? Важно другое – как он вышел на меня так быстро? Ну, зашел я за сосенку на мгновенье, и что? Мало ли таких? Не слышал, чтобы люди повально пропадали из-за этого в лесах. Тут в день десятки человек останавливаются облегчиться. Если бы лешак всех губил, давно бы шум на всю область подняли, прочесали бор и спокойной жизни ему не дали.

– Как вы, глубокоуважаемый боровой, обо мне узнали? Я же гонцом, как вы сказали, трудоустроился считай утром. У вас в лесу остановился совершенно случайно, а вы меня мигом в оборот взяли, – задал я второй вопрос, обшаривая взглядом местность в поисках путей к отступлению.

Впрочем, бежать было глупо. Лес его владения, все равно никуда не денусь. Кричать «Ау!» бесполезно, никто не услышит, телефон в машине, в полицию не позвонить. Надо договариваться. Лешак тем временем менялся. Все меньше человеческого в нем оставалось. Теперь на меня смотрело высокое, под два метра ростом, существо с бородой из мха, волосами из тонких веточек и толстой, как древесная кора, кожей. Хотя, нет, его кожа и была древесной корой, по которой сновали насекомые, забираясь в трещинки. На волосы-веточки сверху слетела бойкая синичка, постучала клювом и выхватила гусеницу. Глаза борового окончательно превратились в два пылающих изумрудным огнем угля. Зрелище не для слабонервных, признаюсь. Особого сюрреализма придавала человеческая одежда, которая натянулась на теле древесного гиганта, затрещала по швам и местами лопнула. Врут нам в кино, где люди, превращаясь во всяких здоровенных тварей и обратно, остаются в рубашках и штанах, будто те изготовлены из сверхпрочной резины. В жизни все иначе. Будет потом лешак сидеть на пеньке с иголкой и штопать свои портки.