Молодость может многое

Размер шрифта: 13

Серия «Платон Кочет XX век»

Глава 1
Студент-рабочий
(февраль – сентябрь 1968 гг.)

В четверг 1 февраля 1968 года Платон Кочет после двухмесячной командировки в цех № 26 вместе с Юрием Алёшиным и Геннадием Дьячковым вышел на работу уже в свой родной двадцатый цех.

– Ну, что, старина, заждался меня? – мысленно обратился он к своему станку, как к родному – Недаром Афиногенов говорил, что станок является нашим кормильцем! А как там, у Карла Маркса в его «Капитале» про станок? Станок это орудие или средство производства?! А мы вместе – это уже производительная сила! Ух! Ну, давай, сила, потрудимся на себя и государство!

Недаром Платон теперь хвалился перед товарищами, что несмотря ни на что, он в Плехановском успел прочитать три тома «Капитала» К.Маркса.

Среди ближайших его друзей-студентов экзамены за первый семестр сдали все. Причём оценки у Ю.Гурова и В.Саторкина были такие же, как и у Кочета. И это повторяло их вступительные оценки, не считая пять по математике на вступительных экзаменах у Виктора.

Успешно сдали экзамены за первый семестр и другие студенты-вечерники из их группы. И лишь Горкин, Герасименко, Исаева, Мотыльков, Петров и Шалов имели хвосты, в основном по высшей математике.

В этот же день Платон из новостей узнал о завершении эвакуации французской военно-морской базы Мерс-эль-Кебир с территории Алжира.

А на следующий день 2 февраля другие бывшие французские колонии Демократическая республика Конго, Центральноафриканская республика и Чад заключили политико-экономический союз государств Центральной Африки.

– А им легко будет общаться на одном языке! Ещё бы Алжир в свою компанию взяли! – подумал уже опять говорящий на французском языке Кочет.

А вечером позвонил отец и сообщил, что ему поставили квартирный телефон, продиктовав его номер: 221-52-25.

– «Здорово! Теперь связь с отцом будет двусторонней и регулярной!» – больше всех дома радовался Платон.

К тому же впереди его ждали ещё два выходных дня.

И поздно вечером за музыкой по радиоле он предался новым размышлениям о своей жизни.

За прошедший год после его фиаско в Плехановском институте, Платон на практике понял, что его разум и воля, приведшие к самовоспитанию, самодисциплине и самоорганизованности, явились для него важнейшими факторами успешного окончания первого семестра.

В субботу они с отцом опять съездили в Сокольники покататься на лыжах. А в воскресенье он с утра поехал на целый день к Гавриловым.

Больше ходить на лыжах этой зимой Платону было некогда. В феврале в каникулы он смог выбраться на них с отцом только пару раз.

А у Гавриловых его ждал сюрприз. Не успел Платон войти и со всеми толком поздороваться, как Александр Васильевич пригласил его во двор и показал ему свою новую машину «Волгу» ГАЗ-М-21Л третьей серии.

– «Вот, продал «Победу», немного добавил и купил! В салоне стало заметно свободней и комфортней! Хочешь посидеть за рулём?!» – с любовью и гордостью погладил он свою машину, отпирая водительскую дверь.

И Платон сел за руль, спросив:

– «А где знаменитый олень на капоте?».

– «А его нет на третьей серии! Обрати внимание на обивку потолка кожзаменителем и радиоприёмник! И мощность двигателя семьдесят пять лошадей! А переднее сиденье полностью откидывается – двоим можно свободно спать лечь, а то и троим!?» – добавил он аргументов в пользу новой машины.

– «Здорово! Спасибо! Поздравляю!» – вылез Кочет из салона седана.

– «Давай после обеда я вас с Варюхой и Славиком покатаю на ней!?».

– «Хорошо! Я лично не возражаю!» – направился Платон к их подъезду.

Дома он поиграл с сыном и поговорил с Варей, не забыв пообщаться и с её матерью и сёстрами. А после коллективного обеда генерал исполнил своё обещание, прокатив «семью» старшей дочери по Бульварному кольцу и северной подкове Садового кольца.

А после чая Платон уже в привычном составе с сыном и всеми тремя сёстрами Гавриловыми пошёл кататься на санках с горки Яузского бульвара, тормозя их внизу. Домой он вернулся поздно после ужина.

Утром в понедельник 5 февраля к Кочету подошёл главный механик цеха Дмитрий Иванович Макарычев, позвав его с собой на второй этаж, где размещались руководство, экономисты и инженерно-технические работники их цеха. Но наверху Дмитрий Иванович неожиданно свернул направо и привёл Кочета в помещение, в котором одно время проходили собрания работников участков их коллектива. Платон сразу вспомнил, как его здесь разбирали на собрании за нежелание пойти на стройку жилого дома вместо очередника К.И. Горбачёва.

– «Платон! Здесь будет новый экспериментальный участок по намотке электромагнитных катушек, и я буду его начальником! А сейчас мне надо модернизировать этот токарный станок для намотки пермаллоя! И ты, как головастый парень и будущий инженер, можешь помочь мне в этом!? У меня есть уже чертежи некоторых деталей и мне надо изготовить несколько из них, а потом испытать! С Яшей Родиным я насчёт тебя договорился! Остаётся получить только твоё согласие!» – начал Дмитрий Иванович, показывая рукой на небольшой старый токарный станок.

– «Дмитрий Иванович, да без проблем! Мне будет даже очень интересно эти детали вам выточить!» – бегло взглянул Платон на эскизы.

– «Вот и хорошо! А когда станок заработает, я буду набирать сотрудников! И первым приглашаю тебя! У тебя здесь будет много свободного времени и даже свой письменный стол, и ты даже сможешь заниматься своей учёбой! А зарплата у тебя пока сохранится прежняя! А работа будет чистая и даже перспективная! Ты потом заменишь меня!» – обрадовавшись, продолжил Макарычев.

– «Здорово! Отлично! Я согласен! А когда это будет?» – обрадовался и Платон.

– «Вот и хорошо! Ты меня обнадёжил! Но это будет, думаю, ещё не скоро. Пока мы сделаем станок, испытаем его, модернизируем, может даже не раз!? А потом покажем его и свои возможности, получим добро от специалистов и руководства, а затем ещё пройдём бюрократическую волокиту с оформлением участка и с разными документами! Так что жди и пока помогай мне! Кстати, можешь давать и свои инженерные предложения! И я буду рад, если ты мне поможешь делать эскизы и чертежи!» – заключил на реалистической ноте Дмитрий Иванович.

– «Понятно! Буду ждать и помогать! Спасибо вам за предложение! Я согласен!» – на оптимистической ноте закончил и Платон.

– Ой, как здорово! Я буду работать рядом с Таней и вдали от лишних глаз! И у меня будет уйма времени и возможностей якобы случайно встретиться с ней наедине!? Например, на лестнице! Или даже уединиться с нею для разговора!? Отлично! Теперь у меня будет веская причина иногда захаживать сюда на участок! – больше всего именно этому радовался Кочет.

На следующий день во французском Гренобле открылись X-ые Зимние Олимпийские игры, в которых приняло участие рекордное количество в 1.158 спортсменов из 37 стран. Было разыграно 35 комплектов наград в 10 видах спорта. Советские спортсмены заняли второе место вслед за Норвегией, завоевав по 5 золотых и серебряных медалей и 3 бронзовых.

В лыжном спорте в индивидуальной гонке на 20 километров серебро завоевал Александр Тихонов, а бронзу Владимир Гундарцев. Они же, а также Виктор Маматов и Николай Пузанов выиграли золото в эстафете 4 по 7,5 километра. Вячеслав Веденин выиграл серебро на дистанции в 50 километров.

У женщин на дистанции в 5 километров серебро завоевала Галина Кулакова, а бронзу Алевтина Колчина. Они же вместе с Ритой Ачкиной завоевали бронзу в эстафете 3 по 5 километров.

Владимир Белоусов выиграл золото в прыжках с большого трамплина.

В конькобежном спорте женскую дистанцию в 500 метров выиграла Людмила Титова. Она же выиграла серебро на дистанции 1.000 метров.

В парном фигурном катании золото завоевали Людмила Белоусова и Олег Протопопов, а серебро Татьяна Жук и Александр Горелик.

В рамках олимпийского хоккейного турнира проходили также и XXXV-ый чемпионат Мира и XLVI-ой чемпионат Европы по хоккею с шайбой, завершившийся 17 февраля за день до закрытия Олимпийских игр.

Но ещё за неделю до этого и также в субботу Платон по телефону через Варю поздравил её самую младшую сестру Ксению с девятилетием.

Тем временем, после поражения 4:5 сборной СССР от сборной Чехословакии в предпоследнем туре, у трёх сборных, включая ещё и сборную Канады, стало по 10 очков.

В последнем туре наши хоккеисты встречались с канадскими, а чехословацкие со шведскими, и, в случае своей победы и не выигрыша у нас канадцев, становились чемпионами Олимпиады, Мира и Европы. Чемпионами могли стать и канадцы, в случае победы над нами и независимо от исхода другого матча.

Первыми на лёд Гренобля 17 февраля вышли сборные Швеции и Чехословакии, Шведы вели в счёте почти всю игру, но чехословацкие хоккеисты сумели сравнять его, 2:2.

Теперь очередь дошла и до нас с канадцами. Победа приносила каждой из двух команд чемпионство, а поражение – лишь бронзу. А в случае ничьей чемпионами по очкам, набранным в играх трёх команд между собой, становились канадцы.

Так что ЧССР в любом случае уже завоевала серебряные медали, нам нужна была только победа, а канадцев устраивала и ничья. Но сборная СССР победила Канаду 5:0, в третий раз став чемпионом Олимпийских игр, в восьмой – чемпионом Мира и в двенадцатый чемпионом Европы. Из динамовцев Москвы в ней сыграл лишь защитник Виталий Давыдов.

Зато Главным тренером опять был тренер московского «Динамо» Аркадий Иванович Чернышёв, вместе с руководимыми им сборными СССР в третий раз выигравший Олимпиаду, в восьмой – чемпионат Мира и в девятый раз – чемпионат Европы. А лучшим бомбардиром с двенадцатью голами стал московский армеец Анатолий Фирсов.

После окончания Олимпийских игр Кочеты получили письмо из Йошкар-Олы от семьи Евгения Сергеевича и Зинаиды Лаврентьевны Комаровых. Главной новостью его была весть о рождении у них ещё 15 февраля долгожданного первенца – сына Андрея.

Но Нина Васильевна посчитала этого своего кареглазого внука от самого младшего сына – приёмным, так как глаза у его родителей и у всех дедушек и бабушек были серо-голубые. Но всё равно и младший сын, наконец, наградил её внуком.

Награду неожиданно получил и крейсер «Аврора», накануне празднования Дня Советской армии и военно-морского флота награждённый Орденом Октябрьской революции.

На день Советской Армии и Военно-морского флота все многочисленные женщины Гавриловы и Кочет поздравили своих мужчин.

А 25 февраля президентом Кипра был избран архиепископ Макариос. Избрание церковного иерарха на пост главы целого государства явилось первым случаем в Новейшей истории человечества. И это сразу бросилось в глаза Платону, когда он увидел его фотографию в газете.

Но больше он любил смотреть в журналах и газетах фотографии красивых женщин. Фотография в «Советском спорте» известной болгарской чемпионки по художественной гимнастике Красимиры Филипповой вызвали у Кочета сильное сексуальное возбуждение, и для снятия его он был вынужден надолго уединиться с газетой в туалете.

Сексуальная озабоченность мешала жить и друзьям Платона. Как-то по работе зашедшего в Центральную измерительную лабораторию (ЦИЛ) Витю Саторкина, он встретил на обратном пути, надолго остановившись поговорить в вестибюле корпуса № 31. Начав с решаемых проблем в учёбе, они постепенно, как всегда, перешли на девушек.

В этот момент мимо них прошла высокая стройная возрастная незамужняя сероглазая девушка-блондинка, мило улыбнувшись двум рослым симпатичным парням, и те вынужденно ответили ей тем же.

– «Хорошая у неё фигура!» – первым обратил внимание Виктор.

– «Да! Даже мускулистая! Видимо спортсменка?!».

– «А как ты?! Стал бы?» – обратился Саторкин к Кочету с сакраментальным вопросом.

– «Конечно!» – удивился тот излишнему интересу.

– «И я бы тоже! Кстати! А как у тебя дела с твоей Татьяной? Ты обещал мне её показать!?».

– «А как я тебе её покажу, если она сидит в противоположном торце здания и здесь проходит редко?!».

– «Да! Действительно! – согласился Виктор, тут же снова обратившись к стоящему спиной к входным дверям Кочету – Смотри, смотри! Какие девушки идут!?».

– «Так это же она и есть, которая высокая!» – обернувшись и неожиданно покраснев, шепнул другу на ухо Платон.

А когда Таня Линева и Наташа Буянова уже проходили мимо, поздоровавшись и улыбнувшись Платону на его приветствие, Витя чуть ли не открыл рот.

– «Да, Платон, хороша! А у тебя губа не дура – знаешь толк в женской красоте!?» – ответил он Платону, закрывая рот и до конца провожая вожделенным взглядом понравившихся ему девушек.

– «Ну, так?».

– «И вы с ней уже… того?!».

– «Ну, а как же?!» – снова соврал Платон, вспомнив, что уже об этом как-то врал Вите.

– Да! Врать нехорошо! К тому же про невинных девушек! Но уж так тот раз вышло, невольно вырвалось заветное! Так что теперь не надо забывать, что прошлый раз ему соврал! – мелькнула у Платона морализаторская мысль.

– «Платон! А ты бы меня с кем-нибудь познакомил!».

– «С кем? У меня пока нет таких знакомых! Ну, вот, давай, если хочешь, знакомься с этой… мускулистой! Она же тебе первой улыбнулась!? И довольно мило!?».

– «Э-э! А может, тебе?!».

Пока они препирались и обсуждали мускулистую, та неожиданно, видимо на обратном пути, снова с улыбкой продефилировала мимо страждущих, наслаждаясь произведённым на озабоченных эффектом.

– «Но она явно старше нас!» – досадовал Саторкин.

– «Ну и что?! Ты же не жениться на ней собрался?! А для этого дела она в самый раз! И чувствуется, что она сама не против, причём конкретно с тобой!».

– «Не знай, не знай! Может быть?!» – вздохнул Витя, прощаясь с другом – Яр, давай, до вечера! Сейчас как раз циловские девчонки вернутся с обеда – мне у них прибор надо забрать!» – двинулся он к дверям измерительной лаборатории.

– «А он разве не у тебя?!» – схохмил Кочет, взглянув Саторкину в пах.

А через несколько дней Платон узнал от Виктора, что в тот же день тот познакомился с одной симпатичной девушкой из ЦИЛа по имени Людмила.

– «Ну, вот, Вить! И на твоей улице теперь праздник!» – порадовался за друга Кочет, про себя подумав:

– Как же я тогда его завёл?! Он так сексуально возбудился, что тут же познакомился, может быть, с первой, попавшейся на его пути!? Хотя может быть я и не прав, и это у него любовь с первого взгляда, как у меня было?!

В последнее время Виктор Саторкин очень проникся к Кочету, в личных беседах доверяя ему многие свои чаяния. К надёжному Платону с большой теплотой прониклись и другие его друзья-студенты, даже совсем юный, всего полгода ему знакомый совсем рыжий, но опрятный и ухоженный Игорь Заборских, живший без отца с одной матерью в районе Новогиреево. Сдавший без хвостов свою первую сессию, Игорь теперь повеселел, всё чаще и больше балагуря и смеясь в трамвае и электричке со своими товарищами. В таких случаях очень звонкий и громкий смех Юры Гурова заставлял пассажиров и прохожих невольно улыбнуться и обернуться на так снимающих стресс и усталость весёлых студентов-вечерников.

Как-то Витя в очередной раз зашёл к Платону за конспектами. Он периодически списывал у него пропущенные лекции, так как почерк у его закадычного друга Юры Гуров был уникален и большинству совершенно непонятен. Фактически это была волнистая линия, в которой с большим трудом, и то, лишь людьми с большим воображением, которое имел и Платон, угадывались некоторые буквы. А почерк Платона он обычно разбирал.

И во время их разговора речь зашла об их преподавателе по начертательной геометрии с кафедры «Начертательная геометрия и черчение» – одноруком бывшем фронтовике Юрии Этумовиче Шарикяне, своей строгостью и принципиальностью наводившему ужас на нерадивых студентов. В МВТУ даже бытовала байка, что в гневе однорукий Шарикян умудрялся надеть на голову провинившемуся студенту его ватман формата 24, то есть 594 на 841 миллиметра.

Услышав это, мать Платона встрепенулась.

– «Как, Шарикян? Это который без левой руки? Так я его знаю! Я даже помню, что его звали Юра! У меня училась его младшая сестра Эмма, и он иногда заходил за ней в школу! Подожди! У меня же есть фотографии его сестры!» – пошла она в свою комнату.

– «Вот! Смотри! Это его сестра, которую он водил в школу! Возьми и подари их ему, он будет очень рад!» – протянула она сыну две из них, где Эмма была изображена крупным планом.

И через несколько дней, оказавшись недалеко от кафедры «Начертательная геометрия и черчение» Платон с Виктором зашли, к своему удовлетворению найдя там Ю.Э.Шарикяна.

– «Юрий Этумович, здравствуйте! Моя мама была учительницей вашей сестры Эммы! Она помнит вас и передаёт вам привет и эти две фотографии!» – протянул Платон их удивившемуся преподавателю.

И тот с радостью взял их, сразу узнав свою сестру и просияв в лице:

– «Ой! Эмма! Спасибо вам большое! И передайте благодарность вашей маме и привет от меня! Я тоже её хорошо помню! Эмма всегда с теплом и гордостью отзывалась о ней! Её ещё звали… Алевтина…Сергеевна!? Я даже фамилию её запомнил – Кочет!».

– «Да! Так!».

– «А вам наверно нужна какая-то помощь от меня?!».

– «Да нет! Спасибо! Мы уже сдали экзамены по вашему предмету!» – от неожиданности такого предложения чуть покраснел Кочет.

И они любезно распрощались.

– «Эх, жалко задаром терять такой блат!» – сокрушался Саторкин.

– «А он вовсе и не страшный! Вполне добрый, приятный и приветливый человек! И чего его многие боятся?» – по дороге удивлялся Кочет.

Юрий Этумович Шарикян родился 10 июля 1924 году в Баку. Со временем его семья переехала в Москву, где он в 1941 года окончил 9-й класс средней школы.

А в первые же дни войны по призыву директора школы вместе со старшеклассниками и студентами МИИТа он выехал в Вязьму на строительство первой линии обороны Москвы, где бывшие школьники даже ночами копали противотанковые рвы. Работали они ударно до конца сентября и выехали из Вязьмы за два дня до прихода туда немцев.

После эвакуации в Арамильский район Свердловской области, в 1942 году Ю.Э. Шарикян окончил 10-й класс и на следующий день после сдачи последнего экзамена ушел добровольно в армию, хотя ему ещё не исполнилось 18 лет.

Таких добровольцев оказалось двое. Их обоих направили в школу автомехаников в город Курган, откуда через несколько месяцев их перевели в Сталинградское танковое училище, которое было эвакуировано в тот же Курган. А через год их выпустили младшими лейтенантами – командирами танков Т-34.

Осенью 1943 года молодые офицеры приехали в Нижний Тагил за получением техники, где на полигоне они впервые могли пострелять из танка, у которого не было стабилизатора пушки.

Для поражения цели с расстояния в один километр выделялось всего три снаряда. А целью являлся квадратный щит размером метр на метр. При этом для прицеливания и производства выстрела механику-водителю давалась команда остановить танк всего на пять секунд. Но командир танка Ю.Э. Шарикян поразил цель дважды.

В ноябре 1943 года Юрий Этумович Шарикян прибыл в 4-ю Гвардейскую танковую бригаду 3-го Белорусского фронта на должность командира танка Т-34.

Во время одного из боёв в январе 1944 года в районе между Витебском и Оршей, его 4-я танковая бригада отражала контратаки немцев. Позиция наших танкистов была закрытой и удачной, так как позволяла им первыми обнаруживать наступающего врага на расстоянии до одного километра.

Танк Юрия Этумовича от противника закрывал небольшой холмик, что предохраняло его от прямого попадания. В то же время сам Шарикян поверх холмика стрелял из своего стоящего танка, но не видел, как его снаряды разрываются в гуще наступающего врага. Но чтобы лучше увидеть, куда они попадают, молодой командир иногда по пояс высовывался из башни танка. И в один из таких моментов разорвавшийся рядом снаряд своим осколком срезал большую часть левой руки командира. На этом его война закончилась.

А его танковая бригада под командованием подполковника О.А. Лосика в дальнейшем участвовала в операции «Багратион», первой ворвавшись в Минск. И танк этой бригады потом был установлен на постаменте около гарнизонного Дома офицеров, у которого в 1962 году Пётр Петрович Кочет сфотографировал сына Платона.

Во время войны Юрий Этумович был награждён медалью «За оборону Москвы» и орденом «Отечественной войны II степени».

В том же 1944 году Юрий Этумович поступил на первый курс танкового факультета МВТУ им. Н.Э. Баумана, который окончил в 1950 году по специальности «Автомобили». По распределению он был оставлен для работы на одноимённой кафедре. После учёбы в аспирантуре он в 1959 году защитил кандидатскую диссертацию и перешел на кафедру «Начертательной геометрии и черчения» сначала на должность ассистента, а с 1961 года – доцента кафедры, читая лекции и группе, в которой обучался Платон Кочет.

– «Так что, Вить, проживём без блата!» – подвёл Кочет черту под их с Саторкиным разговором.

Зато для младшего шурина Евгения открыл новую страницу отец Платона. Пётр Петрович предложил новоиспечённому отцу Евгению множество сохранившихся у него брошюр по воспитанию детей.

Платон увидел их подготовленную стопку у отца дома на письменном столе, как-то заехав вечером к нему в гости, что делал иногда, когда в институте у него не было второй пары.

Пётр Петрович вообще, ещё с детства, очень любил читать книги, брошюры, газеты и журналы, что, но в меньшей степени, передалось и сыну.

И теперь Платон, отпрашиваясь у мастера Якова Александровича Родина, продолжал иногда посещать в свободное от работы рабочее время филиал технической библиотеки в корпусе № 39, находившемся напротив корпусов № 24 и бойлерной в корпусе 35А.

Он читал и просматривал множество материалов о вооруженных силах стран НАТО, в первую очередь США. Но больше его интересовала современная военная техника, прежде всего, корабли и подлодки, самолёты и вертолёты, а также ракеты различных классов и типов. И он всегда гордился, что два его дяди были офицерами. Один, капитан Геннадий Андреевич Комаров, был лётчиком, а второй, подполковник Виталий Сергеевич Комаров, служил в РВСН.

С августа 1965 года по декабрь 1967 года Виталий Сергеевич Комаров служил начальником отдела ракетного топлива и горючего корпуса РВСН, дислоцировавшегося под Оренбургом.

Если в детстве Виталий с отцом побывал в Выксе, Горьком, Кулебаках, Муроме и Павлово на Оке; во время учёбы и практики он один был – в Баку, Белой Церкви, Виннице, Выборге, Горьком, Куйбышеве, Ленинграде, Реутове и Черновцах; то уже по военной службе – в Калинине, Куйбышеве, Оренбурге и Ясной, теперь готовясь осесть в Ленинграде, в котором пока с 5 января он жил один в общежитии. Ведь с января 1968 года он стал преподавать в своей родной академии, готовясь в отпуск в августе сначала съездить с семьёй в Крым, а потом перевезти семью на пока съёмную квартиру. А перевели его на новую работу в той же должности, но с повышением в окладе на 35 рублей и с перспективой роста.

Теперь Виталий Сергеевич занимался самоподготовкой, освежая свои и так качественные знания, и уже преподавал, будучи пока низшим преподавательским звеном в своей родной Академии, предмет «Технические средства для ГСМ» (насосы, перекачивающие насосные станции, трубопроводы и склады горючего) и вёл по нему практические занятия.

В этом году он собирался сдать кандидатский минимум по философии, а на следующий год – английский язык и основную специальность. К этому времени он надеялся уже найти и тему кандидатской диссертации.

Во время военной службы Виталию Сергеевичу частенько приходилось ездить в служебные командировки. Он побывал в Актюбинске, Борзе, Будапеште, Виннице, Владивостоке, Вольске, Воронеже, Дровяной, Жданове, Иваново, Ильино, Казани, Карталы, Кинешме, Коростене, Костроме, Кременчуге, Кунгуре, Львове, Манзовке, Мелитополе, Минске, Мончегорске, Москве, Мукачево, Мурманске, Нарофоминске, Овруче, Одессе, Орле, Оловянной, Петрозаводске, Печенге, Полоцке, Риге, Рязани, Саратове, Свердловске, Скопине, Стрые, Сызрани, Татищево, в Тоцких лагерях, Ульяновске, Уссурийске, Хабаровске, в венгерском Хаймашкере, Чите и Шуе.

Как военнослужащий, занимающийся с ядовитыми веществами, он часто ездил в санатории Министерства обороны, по три раза побывав в Приозёрске и Тарховке; по два раза в Архангельском, Звенигороде, на Рижском взморье, во Фрунзенском, Цхалтубо и Ялте; по одному разу в Кисловодске и Светлогорске. Попутно он повидал Калининград, Кутаиси, Пятигорск, Ригу, Севастополь, Симферополь и Юрмалу.

Продолжал свою службу в командировке в Нигерии и командир истребительного звена капитан Геннадий Андреевич Комаров, являясь частью контингента советских военных и технических специалистов в этой стране. В прошедшем году эти военные специалисты составили большинство из контингента всех советских специалистов в Нигерии. Около полусотни технических специалистов и лётчиков, в основном обучали нигерийцев эксплуатации самолётов и аэродромного оборудования.

Но СССР оказывал своим союзникам не только военную, но и экономическую помощь. Помощь СССР Сирии вылилась в начало строительства в этой стране высотной Евфратской плотины, когда 6 марта в районе селения Табка был заложен первый камень.

На этот раз на восьмое марта Платон раскошелился. Если в прошлом году у него ещё не было достаточного количества денег на подарки всем его женщинам, то к женскому празднику в этом году он подготовился заблаговременно, скопив на сдачах с обедов, на несостоявшихся культмероприятиях и ещё добавив из последних зарплат. И если своих домашних женщин он поздравил в пятницу 8 марта вечером скромными подарками, то Гавриловых, и также вечером, но перед поездкой в институт он поздравил по телефону, на следующий день в субботу съездив к ним с подарками.

К 8 марта завершился третий круг чемпионат СССР по хоккею, не изменивший положение команд, но увеличивший отрыв лидеров между собой и от остальных.

А к 10 марта победой СКА (Свердловск) завершился XX-ый чемпионат СССР по хоккею с мячом. И лучшим бомбардиром с 42 голами опять стал их центр нападения Николай Дураков. А московское «Динамо», к огорчению Кочета, получило лишь серебро, отстав от чемпионов на три очка за счёт двух странных поражений со счётом 0:1 от «Волги» (Ульяновск).

А сборная СССР вернулась из поездки в Мексику, где трижды 3, 7 и 10 марта сыграла вничью со сборной страны. Из динамовцев Москвы в её составе все три игры сыграли Виктор Аничкин и Игорь Численко.

Война же во Вьетнаме засвидетельствовала новое преступление американской военщины, когда 16 марта она совершила массовое убийство мирных жителей в деревне Сонгми.

В эту же субботу 16 марта Платон поехал в Детский мир покупать сыну подарок. Но сначала для ознакомления с ассортиментом товаров он прошёлся по рядам ГУМа, с удовольствием съев местное знаменитое мороженое в стаканчике.

А в Детском мире его глаза, как всегда, разбежались. Но Платон искал только игрушки. И в итоге купил сыну металлическую легковушку ГАЗ-21.

– Пусть будет, как у деда! – решил он, окончательно сделав выбор.

Дома он показал подарок своим женщинам, нарвавшись на завистливую реплику Насти:

– «О! Какой дорогой подарок ты Славке купил?! Не то, что нам на восьмое марта?!».

– «Закрой хайло! Завистница!» – с возмущением оборвала её мать.

– «Платон! А ты бы лучше ему револьвер купил! Мальчик же?!» – вмешалась в разговор и бабушка, пытаясь сгладить конфликт, и в противовес дочери, как бы косвенно защищая внучку.

– «Да! Чтобы он всех своих перестрелял!» – не удержалась от грубой шутки обиженная Настя.

В марте чуть расслабившийся от первых успехов в учёбе Платон позволил себе несколько раз поиграть с Пановым и Лазаренко в бильярд и опять окунуться в свои записи. И это явно не понравилось его матери. Но ещё больше ей не понравилось, что её мать Нина Васильевна стала потакать увлечениям внука и возможно опять просто в знак протеста составлять ему компанию за игрой в шашки.

В последнее время, видимо недовольная отношением к себе дочери, Нина Васильевна стала противоречить ей по первому удобному случаю, демонстрируя свою от неё финансовую независимость.

О том, что здесь в Реутове её заставляют «на всех батрачить», не уважают, обирают и объедают, она даже пожаловалась в письмах ко всем своим трём сыновьям. Но те, хорошо зная мать и старшую сестру, объяснили друг другу жалобу матери её старением, физической усталостью и весенним обострением эмоций.

Во вторник 19 марта Славе исполнилось три года. Платон поздравил сына и Гавриловых по телефону, получив от них приглашение приехать к ним в субботу 23 марта.

Накануне в пятницу он получил аванс, часть его отдав матери, и сразу выправил своё финансовое положение, до этого из-за обилия купленных подарков оказавшись на нуле.

Из-за весенней грязи на улице в этот раз они не гуляли, наигравшись дома. Платон, как маленький ребёнок, ползал с сыном по ковру, играя в машинки, при этом издавая звуки по-разному рычащего мотора, что очень понравилось Славику, быстро перенявшему это у отца. Вскоре к ним присоединился и дед, тоже видимо вспомнивший своё, но не такое счастливое детство.

– «Славик! А смотри! Твоя «Волга» ездит быстрее моей!? И манёвренность у неё лучше!» – шутил с радостным внуком Александр Васильевич.

А Варя с умилением смотрела на своих любимых мужчин, про себя вспомнив поговорку «Что старый, что малый!».

Не забыли Гавриловы и семейный обед с чаепитием на полдник с тортом и пирогами. И как всегда Платон уехал от них поздно, всё последующее воскресенье с воодушевлением занимаясь домашней учёбой.

Трагической и совершенно неожиданной для всех жителей Земли вестью явилось сообщение в среду 27 марта о гибели во время тренировочного полёта первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина. Вместе с ним в МиГ-15УТИ погиб и лётчик-испытатель 1-го класса инженер-полковник Владимир Сергеевич Серёгин.

– «Какая досада! В космос благополучно слетал, а тут во время тренировочного полёта погиб?!» – больше всех расстроился Пётр Петрович.

Эта весть опечалила всех. И даже стартовавший на следующий день 28 марта XXX-ый чемпионат СССР по футболу не вызвал у Платона бывалого подъёма чувств и энтузиазма.

А 30 марта в субботу Платон по телефону сдержанно поздравил генерала Гаврилова с днём рождения, а вечером состоялись похороны на Красной площади в Кремлёвской стене урн с прахами Ю.А. Гагарина и В.С. Серёгина.

Так что день рождения Александра Васильевича Гаврилова его семья отметила без гостей на следующий день в воскресенье 31 марта.

К этому дню президент Египта Гамаль Абдель Насер провозгласил «Программу 30 марта», направленную на радикализацию преобразований в стране. И на следующий день Министр обороны СССР Маршал Советского Союза А.А. Гречко посетил Египет, в частности Суэц и Исмаилию на западном берегу Суэцкого канала.

С 1 апреля по настоянию мамы Настя уволилась с работы, чтобы полностью переключиться на подготовку к вступительным экзаменам в институт, уже окончательно решив поступать на факультет «Материально-техническое снабжение» Московского института народного хозяйства имени Г.В. Плеханова (МИНХа).

– «Я так понял, что это первоапрельская шутка?!» – шутливо поздно вечером спросил Платон маму.

– «Да уж, какая шутка?! Я настояла, чтобы потом не жалеть, что Настя плохо подготовилась. Тем более что она будет поступать на дневное отделение!» – объяснила правду сыну Алевтина Сергеевна.

– «Ну, да! Это вполне ожидаемо! Настя взяла пример с меня!» – согласился Платон.

Но совершенно неожиданным стало известие, что 4 апреля в городе Мемфис в США был убит лидер Движения за гражданские права чернокожих американцев Мартин Лютер Кинг.

– Вот, так! Недаром я считаю среду днём приключений, а четверг – чёрным днём! Но возможно, что это, как наверно говорят и американские буржуи, знай наших!? Или опять у них весеннее обострение или даже помешательство?! – про себя усмехнулся Платон.

А весна начала действовать и на занятую работой и учёбой молодёжь.

Геннадий Петров, всегда очень любивший слушать рассказы Платона о его отношениях с женским полом, стал всё чаще приставать к нему с просьбой рассказать о его похождениях, чтобы посмаковать подробности.

И когда Платон в очередной раз, больше придумывая на ходу, а не рассказывая правду о его сексуальных с Варей встречах, подходил к ответственному моменту, Гена не выдерживал и перебивал его вопросом, может даже из-за зависти чуть хулиганя.

– «И ты хвать её за сизочку!?» – довольный, смеялся он.

Зато теперь в этих разговорах уже почти не участвовал Витя Саторкин, изредка встречавшийся с подругой Людмилой Ивановной Лысиковой, родившейся 24 февраля 1949 года и работавшей контролёром в Центральной измерительной лаборатории.

Но встречи с Людмилой не помешали Виктору участвовать в возобновившихся по весне играх в микро-футбол. Теперь их компания студентов-вечерников взяла для себя за правило играть в футбол по ранним субботним утрам. А местом игр они выбрали уже сухую асфальтовую площадку перед входом на стадион «Старт», пустующим в это время из-за весенней грязи. Причём в компанию к Кочету, Гурову и Саторкину из Новогиреево специально приезжал технично игравший в футбол Игорь Заборских. Иногда им удавалось уговорить и взять в свою компанию Володю Стольникова и на ворота Гену Петрова. Лишь очкарик Юра Максимов категорически отказывался играть в футбол. А иногда им компанию составляли и другие студенты-вечерники с их предприятия, в частности Михаил Шишкин и азартный смуглый Сергей Макаров, смело игравший в футбол в очках. Вдоволь наигравшись до пота, они довольные от снятой психологической нагрузки и полученной физической зарядки, расходились по домам заниматься институтскими домашними заданиями.

По весне у Платона случался не только футбол, но и периодическое утреннее кровотечение из носа, с которым он научился быстро справляться.

Весна набирала силу и всё больше воздействовала на всех. Молодёжь влюблялась и, у кого было время, встречалась.

А ближе к концу апреля, наконец, встретились и Настя Кочет с курсантом Павлом Олыпиным, которому, как отличнику в политической подготовке, дали краткосрочный отпуск для поездки к родителям на родину в Харцизск. В поездку он взял и Настю – показать и познакомить невесту с родителями, получив от них благословение на женитьбу на ней.

А пока они отсутствовали, в гости к Кочетам в Реутово проездом на два дня заехал старший из братьев Комаровых. Рассказывая свои новости матери и сестре, Юрий Сергеевич просто светился счастьем от рождения у него ещё 3 февраля дочери Светланы во втором браке с Ниной Константиновной Артамоновой.

Но мать Нина Васильевна всё ещё не воспринимала новую жену старшего сына и эту новость пока встретила в штыки.

Поэтому Юрий Сергеевич обиделся на неё, с чем и поделился с сестрой Алевтиной.

– «Юр! А ты не обижайся на мать! Она же, прежде всего, заботится о твоих троих детях от Маргариты – своих внуках, считая их тобой брошенными ради новой женщины! Наберись терпения, пойдёт время, и она будет вынуждена принять и Нину и Свету! Ведь она тоже её внучка! Куда она денется?» – по давней привычке успокаивала его старшая сестра.

– «Ну, дай-то бог! Будем надеяться!» – несколько успокоился Юрий.

Но никак не мог успокоиться американский народ. В апреле в США начались массовые демонстрации протеста против войны во Вьетнаме, в которых приняли участие и ветераны этой войны.

Зато несколько успокоились советские болельщики, когда сборная СССР по футболу сыграла ещё одну товарищескую игру. На этот раз 24 апреля в Москве со сборной Бельгии, когда единственный гол на последней минуте забил киевлянин Йожеф Сабо. И опять, как и в предыдущих трёх играх, в её составе сыграли московские динамовцы Виктор Аничкин и Игорь Численко.

На следующий день 25 апреля в Алжире была предпринята попытка покушения на президента страны Хуари Бумедьена.

К 28 апреля завершился XXII-ой чемпионат СССР по хоккею с шайбой.

Его в четырнадцатый раз выиграли московские армейцы. Вторым был московский «Спартак», а на третьем месте осталось «Динамо» (Москва).

Лучшим бомбардиром с 46 шайбами стал спартаковец В.Старшинов.

Из динамовцев Москвы в число «34-ёх лучших» попали вратарь Б.Зайцев, защитники В. Давыдов и В. Васильев, нападающие А. Стриганов, В. Юрзинов и А. Мотовилов.

В эти дни Настя была уже в Ленинграде у Павла, вместе вернувшись от его родителей из Харцизска.

В этом году 1 мая пришлось на среду. Как обычно, Платон после просмотра парада, выехал на дачу, где в отсутствие гостившей у Павла Насти, его родители с бабушкой опять ударно трудились на дачном огороде.

Гавриловы же всей семьёй выехали на свою новую дачу в Купавну, впервые вывезя туда и Варю со Славиком, выделив им отдельную комнату.

А в субботу 4 мая свой первый четвертьфинальный матч III-го чемпионата Европы по футболу сборная СССР проиграла 0:2 в Будапеште, осложнив себе выход в финальную часть чемпионата.

К этому времени в юбилейном XXX-ом чемпионате СССР по футболу команды сыграли по шесть – семь игр. Лидерство захватили чемпионы последних двух лет киевляне, набравшие 10 очков и ещё три команды, имевшие по 9 очков, из которых две имели ещё и по игре в запасе. И если наличие такого количества очков весной после 7 игр у «Нефтчи» из Баку было обычным, как и у «Спартак» (Москва) после 6 игр, то такой же показатель у московского «Локомотив» был неожиданностью. К тому же железнодорожники и забили больше всех – И голов. По 8 очков имели московские торпедовцы и куйбышевские «Крылья Советов», имевшие игру в запасе. А далее на местах с седьмого по двенадцатое с 7 очками расположились аутсайдер прошлого чемпионата ленинградский «Зенит», ЦСКА, динамовцы Тбилиси и Москвы, «Шахтёр» и «Заря».

За ними с 6 очками шли динамовцы Минска, с пятью «Черноморец» и «Пахтакор». А по 4 очка пока имели «Арарат» и дебютант «Динамо» (Кировабад). И замыкали турнирную таблицу «Кайрат», ростовский СКА и «Торпедо» (Кутаиси). Без поражений пока шли лишь киевляне, ленинградцы, московские «Спартак» и ЦСКА.

Но всех болельщиков удивило обилие ничьих, которых было более половины из всех сыгранных матчей. Причём, «Зенит» и ЦСКА из шести, а «Пахтакор» из семи сыгранных игр, по пять игр сыграли вничью.

И на день победы 9 мая Кочеты и Гавриловы разъехались по своим дачам. Только лишь Платон, вместе с вернувшейся из Ленинграда Настей, и мамой сразу выехали на дачу помогать там, рано туда приехавшим отцу и бабушке.

А в субботу 11 мая в Москве сборной СССР по футболу удалось взять реванш у венгров с необходимым для общей победы счётом 3:0. Динамовцы Москвы Аничкин и Численко сыграли в обеих играх, а Еврюжихин лишь в победной игре.

В этот же день в Париже начались ожесточённые столкновения студентов с полицией.

А с 13 мая там же, но на фоне прошедшей по всей стране 24-часовой забастовки в поддержку студентов, между представителями США и ДРВ начались переговоры о прекращении войны во Вьетнаме.

В Нигерии к 18 мая федеральные войска захватили город Порт-Харкорт, в котором были захвачены последние самолёты Биафры DC-3 и второй В-26. После этого ВВС Оджукву перестали существовать, а авиация Якубу Говона теперь имела безраздельное господство в воздухе.

К 20 мая забастовочная война во Франции переросла во всеобщую забастовку по всей стране

Первый отборочный матч к XIX-ым Олимпийским играм сборная СССР 21 мая с трудом выиграла дома у команды Чехословакии 3:2, за пять и три минуты до конца игры, благодаря голам динамовцев Москвы Аничкина и Численко, отыгравшись со счёта 1:2.

В среду 22 мая Насте исполнилось восемнадцать лет.

Все домашние тепло поздравили её, одарив относительно ценными подарками. А мама опять испекла свой большой коронный пирог с лимонной начинкой. Но возвратившийся из института Платон к праздничному ужину присоединился лишь под ночь, доев все остатки любимо пирога.

А в пятницу 24 мая и опять первый зачёт в семестре Платон успешно сдал по французскому языку, на этот раз преподавательнице Мышлиной. Ему теперь было всё равно кому его сдавать, так как его знания уже были на уровне, а уверенности было хоть отбавляй. Так же успех сопутствовал и другому «французу» из их группы Сергею Мотылькову.

В одиночестве возвращаясь из института на трамвае, Платон вдруг почувствовал, что его стало укачивать, что изредка бывало с ним и ранее, но в основном в автобусах.

– Надо же?! Я ведь на зачёте не переволновался? Может тогда от голода? Или весенний авитаминоз? Или я на радостях расслабился? Мне не надо сейчас смотреть в окно! – понял Платон, взяв себя в руки, углубив дыхание и наклонившись головой к полу, на время закрыв глаза.

И через несколько мгновений ощущения укачивания утихли.

– Кстати!? А я ведь против авитаминоза всю зиму ем «витамин» из чёрной смородины!? – вспомнил он о так названном мамой варенье из, перекрученной через мясорубку, чёрной смородины с сахарным песком.

– Значит, это у меня от расслабления и на голодный желудок! – окончательно понял он.

С 25 мая во Франции между правительством, предпринимателями и профсоюзами начались переговоры о прекращении всеобщей забастовки. И к 27 мая внутрифранцузские переговоры завершились подписанием Протокола, предусматривающего повышение зарплат, сокращение рабочей недели и свободу профсоюзной деятельности на предприятиях.

– «Ну, трудящиеся французы, молодцы! Добились своего!» – искренне порадовались за них Платон с отцом.

А в четверг 30 мая Платон сдал зачёт и по физике преподавательнице Хаустовой. На этом зачёте уже были заметны животики у Валентины Деревягиной и Марины Евстафьевой, которые начинали учёбу под девичьими фамилиями, но уже в сентябре поменявшие их.

В этот же день неожиданностью для Кочетов явилась массовая демонстрация сторонников президента де Голля в Париже, прошедшая под лозунгами голлизма и антикоммунизма, что перечеркнуло их понимание майских событий во Франции.

А в ответном отборочном матче со сборной ЧССР в субботу 1 июня в Остраве сборная СССР проиграла 0:3 и не попала на Олимпиаду. В обеих играх сыграли московские динамовцы Аничкин, Численко и Еврюжихин.

В понедельник 3 июня Платон на «хорошо» сдал преподавательнице Пащенко экзамен по черчению.

Но на вторник и среду 4 и 5 июня он решил взять административные отпуска, чтобы лучше подготовиться к последнему зачёту по всё ещё трудной для него химии.

Однако его мастер Яша Родин не имел права соглашаться на отпуск своего рабочего на два дня. Поэтому вопрос вынесли на решение руководства цеха. Но начальник цеха Владимир Григорьевич Зотов объявил Кочету, что он лично подписал бы ему такой отпуск и сейчас же завизирует на нём своё согласие. Но в данный момент действует распоряжение главного инженера приборного производства Виктора Алексеевича Орлова, которому подчиняется цех № 20, что в связи со срочными заказами и перегрузкой цеха, все отпуска его рабочим он подписывает сам лично.

А руководству цеха было категорически запрещено подписывать любые отпуска без его ведома.

Отдавая Кочету бумагу, Зотов предупредил его, что тому самому придётся отлавливать Орлова у входа, так как никто из их цеха не отважится за него попадаться на глаза грозному начальнику, да и прохода туда не имеет.

– «А интересно! Удастся ли Кочету отловить Орлова? В природе такого ещё что-то не случалось!? Ха-ха-ха!» – саркастически рассмеялся вслед Платону, давно уважавший, но и побаивавшийся его Алексей Иванович Поджар ков, при этом следя за реакцией Тани Линёвой.

– «Да Платон, если ему очень надо, кого хочешь уломает! Вот увидишь! И Орлов для него не птица!» – специально для сведения всё той же Тани Линевой возразил ему бывший мастер Афиногенов, теперь работавший в Планово-диспетчерском бюро цеха.

И Платону с визами мастера Я. А. Родина и начальника цеха В.Г. Зотова пришлось долго выстаивать в их вестибюле около охранницы, в ожидании, когда же мимо него на обед пройдёт В. А. Орлов.

– Если я сегодня его так и не дождусь, то завтра и после завтра всё равно на работу не выйду! – для себя решил он сделать это в крайнем случае.

Но больше всего его напрягало то, что он сам не знал Орлова в лицо. Поэтому он то и дело спрашивал охранницу, не он ли сейчас проходит мимо.

И та даже поинтересовалась, зачем он ему так срочно нужен.

– «Да мне экзамен в институте надо сдавать! Начальство мне отпуск завизировало, но без подписи Орлова не пускают!».

– «Так ты кого-нибудь попроси отнести бумагу на подпись!».

– «А я тут никого не знаю, кого просить?!».

– «Ну, ладно! Я скоро меняюсь и отнесу твою бумагу!» – сжалилась над Кочетом охранница, видимо сама чья-то мать.

Но оказалось, что не надо. Проверив очередной, на этот раз личный и не сдаваемый в проходную начальственный пропуск, охранница махнула рукой Платону, что мол, это тот самый Орлов.

– «Виктор Алексеевич, здравствуйте! Извините! Мне нужна ваша подпись на отпуск для сдачи экзамена в институте! Все уже завизировали!» – решительно преградил он путь Орлову.

Тот удивился и остановился, взяв бумагу и, повернувшись и шагнув назад к парапету, быстро черканув подпись, возвратив документ Кочету.

– «Успешной сдачи!» – даже пожелал он.

– «Спасибо!» – успел ответить на оба действия неожиданно приятно удивлённый Кочет.

Он тут же хотел было вернулся в кабинет руководства и передать подписанный отпуск табельщице Наташе, но та сама вышла на ловца из дверей прецизионного участка.

– «Ну, что? Никак подписал?!» – с удивлением спросила она.

– «Да, и без проблем! И чего это все так любое начальство боятся?! Нормальный мужик! Он даже мне успеха пожелал!» – ответил Платон.

– «Алексей Иванович, а Владимир Павлович оказался прав! Вот, подписано! Он даже Платону успеха пожелал! Так что вы проиграли!» – во всеуслышание объявила, возвратившаяся в техбюро, Наташа.

– «Лёш! Оказывается, наш Кочет любого орла может сделать, даже начальствующего, а?!» – высказался о своём бывшем подопечном Афиногенов.

– «Владимир Павлович! А как он тогда и сколько на спор за месяц заработал?!» – вдруг встряла в спор мужчин нормировщица Галина Егорова, поддержав бывшего мастера токарей.

– «Вот кому-то он в мужья достанется?! Будет счастливой и как за каменой стеной!?» – вмешалась в услышанный разговор, неожиданно вошедшая к ним, ветеран войны Ольга Степановна Пашутина, мельком взглянувшая на Татьяну.

– «А учитывая его ум, знания и упорный характер, точнее будет сказать, как за бронёй танка?!» – уточнила Галина Егорова, давно питавшая к Кочету уважение и нежные чувства.

И 5 июня упорный Кочет весьма успешно и уверенно сдал преподавательнице Степаненко зачёт по химии, защитив все свои добросовестно выполненные лабораторные работы.

В этот же день, в начавшейся в Италии финальной части III-го чемпионата Европы по футболу, сборная СССР в полуфинале сыграла 0:0 с хозяевами итальянцами, которые по жребию вышли в финал.

– «Эх! Оказывается наш капитан Шестернёв невезучий!?» – сокрушался Платон.

– «Но ведь вероятность удачи была пятьдесят на пятьдесят!? – успокаивал его отец – И почему повезти должно было именно нам?».

А тем временем во Франции, когда трудящиеся увидели начало выполнения своих требований согласно Протоколу, забастовочное движение в стране с 5 июня пошло на убыль, прекратившись к 10 июня.

Неожиданностью явилась новость из США, где 6 июня в Лос-Анджелесе был убит американский политический и государственный деятель Роберт Кеннеди – младший брат, убитого пять лет назад, президента США Роберта Кеннеди.

А в субботу 8 июня уже состоялось долгожданное бракосочетание Насти и Павла, на которую тот за два дня до этого приехал из Ленинграда, по такому случаю отпущенный командованием на неделю.

Утром, собравшись и нарядившись, дождавшись свидетелей, свадебная процессия направилась в Реутовский ЗАГС, размешавшийся в здании Горсовета. Впереди шли молодые, и Насте было очень неловко от обращённых на неё взглядов прохожих. Хотя её белое свадебное платье, заблаговременно заказанное в ателье мамой, выглядело великолепно. А за молодыми шли свидетели – Николай Павленко и его подружка, ещё несовершеннолетняя симпатичная кареглазая смуглянка Галя Белякова.

И уже за ними с большим букетом разных цветов шёл Платон.

Всю церемонию фотографировал Николай, иногда передавая эстафету Платону, чтобы и самому попасть в кадр.

– Удав, наконец, сожрал кролика! – пронеслось в голове у Насти, когда она расписывалась в книге регистрации браков, увидев настоящее имя мужа Степан Трифонович Олыпин и вспомнив, как Павел объяснил ей происхождение своего домашнего имени: Степан – Степаша – Паша – Павел.

А «удав» действительно был крупным, ростом в метр девяносто восемь и весом в сто пять килограммов, поэтому для всех он сохранил своё домашнее имя, чтобы его по паспортному имени не звали дядей Стёпой.

Его отец Трифон Гавриилович Олыпин работал водителем электрокары на Харцизском трубном заводе. Мать Елизавета Акимовна была домохозяйкой. Кроме Павла, родившегося 10 марта 1945 года, в семье Олыпиных была его старшая сестра Антонина, родившаяся 4 декабря 1943 года и уже в браке с Аристархом Ковалёвым имевшая двухлетнюю дочь Ирину и жившая с семьёй в Макеевке, а также младшая сестра Галина, почти ровесница Платона.

Свидетелем со стороны жениха Павел-Степан естественно выбрал своего закадычного друга и уже давно знакомого Кочетам сверхсрочника старшину Николая Павленко.

А Настя в свидетельницы вынужденно выбрала подружку Николая, так как не хотела приглашать на свадьбу своих, сейчас завидовавших ей, всех школьных и дворовых подруг. К тому же, Галя Белякова и раньше заходила к Насте, чтобы по её телефону пообщаться или наяву встретиться с Николаем.

А окончательно они подружились, когда Галя сообщила Насте, что в одном из писем Павлу в Ленинград Коля написал ему о Насте, что: «Если ты с нею поступишь не честно, я с тебя шкуру сдеру!».

– Видимо для этого у него была веская причина?! – подумал тогда она.

Кроме Платона, бабушки и родителей Насти на свадьбе присутствовали её дяди Виталий и Евгений Комаровы. А её старшая сестра Эля была без уже находившегося в пионерлагере Гриши, но со своим вторым мужем Аркадием Павловичем Кузяевым, по общему желанию сразу ставшего тамадой.

Со стороны Павла, кроме свидетеля, была его старшая сестра Антонина с мужем Аристархом и его приятелем. А родители Павла с его младшей сестрой приехать не смогли. Так что в двух комнатах Кочетов в Реутове всего собралось пятнадцать человек. И Платон, как всеми признанный «великий геомэтр» удобно рассадил всех, лично и красиво сервировав стол.

– «В тесноте, но не в обиде! Сын, а ты, как всегда, хорошо сервировал праздничный стол!» – резюмировала довольная Алевтина Сергеевна.

Наконец, все расселись и празднество началось.

Молодым почему-то наливали лишь один французский зелёный ликёр Шартрез. Насте сразу понравился его сладкий душистый вкус, и она, пригубливая его понемногу, не сразу поняла, что опьянела. А крепость этого напитка, обычно употребляемого после еды и в малых дозах в коктейлях со льдом, была 55 %.

Но тогда ещё никто из присутствующих об этом пока редком для советских людей напитке ещё не знал, кроме, возможно, во многом специалиста по Франции Петра Петровича, специально скрывшего этот факт.

После первых рюмочных изливаний и закусок начались и неуместные излияния. Но тут инициативу в свои руки взял Аркадий Павлович, как тамада, начав регулировать процесс. А вскоре под его умелым руководством все запели, где первую скрипку, то бишь, запев, играл он сам, а первым голосом естественно, как бывшая солистка знаменитого хора, была Эльвина Сергеевна Комкова, бывшая Кочет, но ныне не взявшая фамилию Кузяева.

Кроме не умевших петь или стеснявшихся своих талантов двух мужчин Кочетов, хоть и в разной степени, но пели все. И в основном это были задорные молодёжные и комсомольские песни молодости поколения отцов. Поэтому их в основном и пели, ещё знавшие слова, представители этого поколения: Аркадий Павлович с Эльвиной Сергеевной и Алевтина Сергеевна с братом Виталием и даже Евгением. Платон с удовольствием прослушал их, среди которых во всю комнату гремели «Катюша», «Комсомольцы-добровольцы», «Лейся, песня, на просторе», «Марш авиаторов», «Марш энтузиастов», «Москва майская», «Московские окна», «Моя Москва» «Подмосковные вечера», «Рябина» и другие.

Позже во второй комнате начались танцы. И открывал их танец молодожёнов. Но ещё на танцах в школе Настя поняла, что её избранник танцует плохо. Но тогда в общей толпе это было незаметно. А теперь им предстояло танцевать вдвоём и под взглядами родни.

Но Павел-Степан не стушевался, видимо ещё не зная, что не умеет танцевать. На каждый свой шаг, который он естественно старался делать мелким, он почему-то приседал. И это выглядело смешно. Настя сначала старалась подстроиться под партнёра, но потом плюнула, поняв, что это бесполезно. Потому вскоре прервала танец, сославшись на головокружение. Тогда на танцпол вышли Галя с Колей, Аркадий Павлович с Элей, Антонина с Аристархом, и Виталий Сергеевич с сестрой Алевтиной Сергеевной. Больше танцующих женщин не было, да и места для них тоже. Потом в центр со своим русским народным танцем вышла и самая старшая на празднике Нина Васильевна, сразу поддержанная своими сыновьями и дочерью. А потом Платон пригласил на танец Галину, вызвав ревность у Николая.

Но что-то произошло не между ними, а между, явно перебравшими дармового алкоголя, Аристархом и его другом, вышедшими ругаться и чуть ли не драться во двор напротив окон Кочетов. Но Павел-Степан быстро их образумил, сильно тряханув и в одиночку приведя сразу обоих, жёстко и решительно взятых им под руки.

– «Тонь! На, принимай своего Отелло!» – специально смеясь, чтобы не портить свой праздник, предложил он сестре.

– «И какая свадьба без мордобоя?! Паш, зря ты их разнял! Мы уже было приготовились из окон смотреть на бой гладиаторов!» — пошутил и его теперь тесть.

Потом все сели за стол, и снова пили, ели и пели. Затем опять танцевали и слушали музыку с пластинок. На сладкое к чаю поставили разные торты. В общем, всем было приятно, весело и вкусно.

А разошлись и разъехались все поздно вечером. Коля долго провожал Галю, поздно вернувшись на ночёвку в комнату молодожёнов. Платон, бабушка и мама, после уборки со стола и мытья посуды расположились у себя. А все остальные пошли на железнодорожную станцию Реутово. Пётр Петрович поехал к себе домой, взяв на ночёвку обоих шуринов, у которых были обратные билеты на ранние поезда. Эля с Аркадием Павловичем на метро поехали к себе. А Антонина с мужем Аристархом поехали ночевать к его уже успокоившемуся и немного протрезвевшему другу.

На следующий день торжество продолжилось в укороченном составе из восьми жителей и гостей Реутова, включая уже рано утром приехавшего после проводов шуринов, Петра Петровича. Ведь надо было всё хотя бы доедать. Так что за сторонами теперь чуть укороченного стола все расселись парами: Павел-Степан с Настей, Коля с Галей, Платон с бабушкой, и родители. И даже все немного опохмелились, произнеся тосты за молодых, их родителей, родственников и друзей.

Затем молодёжь, включая Платона, удалилась в комнату молодожёнов, слушая музыку и непринуждённо беседуя на разные темы. А старики после освобождения стола и мытья посуды предались отдыху у телевизора, после чего Пётр Петрович уехал к себе домой на Сретенку. Дело было сделано, свадьба сыграна, и дочь отдана замуж. А затем Николая до поздней электрички на Балашиху проводили все молодые. Прощаясь с Галей, он с подозрением взглянул на Платона, опрометчиво стараясь крепко пожать его руку. Но напрасно. Платон нарочно с такой силой стиснул тонкую ладонь якобы соперника, что тот невольно взвизгнул, вызвав невольный смешок Галины. И это не ускользнуло от вмиг ставшего грустным взгляда Павленко.

– «Платон! Ты мне тут кадры не порть!» – пошутил Павел-Степан, пытаясь снять неловкость.

– «Ой! Коль, извини! Надеюсь, до свадьбы заживёт?!» – тоже со смехом извинился Кочет, который всегда хорошо относился к благодушному Николаю, но тут же взглянув и на улыбающуюся Галину.

А на обратном пути Платон невольно стал её собеседником. За разговором с симпатичной Галей он понял, что понравился ей, и она не прочь встречаться с ним.

– А как же Коля? Ну, да! Я же более выгодный жених!? К тому же симпатичный и живу рядом! Но у меня уже есть любимая!? И даже две! Куда мне ещё? Нет! Галя мне не нужна! Я думаю, Настя ей всё объяснит!? Каждый должен знать своё место! – раздумывал Платон, поддерживая беседу и провожая свидетельницу брака до её дома № 24 по их улице Ленина.

Своё и более высокое место в футбольной Европе пыталась занять и сборная СССР. Но в матче за третье место в понедельник 10 июня расстроенная неудачным жребием наша сборная поиграла 0:2 англичанам.

Итальянцы же в финале 1:1 и 2:0 обыграли югославов, впервые став чемпионами Европы.

Из «Динамо» (Москва) за сборную обе игры сыграл левый крайний нападающий Геннадий Еврюжихин.

А в четверг 13 июня Платон лишь на «удовлетворительно» сдал экзамен по истории КПСС преподавателю Гершману, так как из-за свадьбы сестры имел мало времени на хорошую подготовку.

Пока Платон Кочет сдавал экзамены за весенний семестр первого курса, не обращая внимания на окружающую его жизнь, та продолжалась, в частности набирал ход чемпионат СССР по футболу.

За это время лидеры «Спартак» и киевляне, продолжая набирать очки, потерпели и свои первые поражения, завершив 14 июня матч между собой увлекательной ничьей 3:3, что позволило москвичам на очко опережать киевлян, имея ещё одну игру в запасе. По потерянным очкам киевлян догнали московские торпедовцы, по пятам за которыми, отставая на одно очко, шли тбилисцы и московский «Локомотив», и на два очка минские динамовцы. За ними, набрав в тринадцати играх по четырнадцать очков, шли сразу четыре команды: «Зенит», «Крылья Советов». «Нефтчи» и «Шахтёр». От них на одно очко отставала «Заря», за которой с двенадцатью очками шли ещё три команды: СКА, ЦСКА и «Черноморец». А за ними с одиннадцатью очками расположились «Арарат» и кутаисское «Торпедо», от которых на очко отставал, расположившись на семнадцатом месте, «Пахтакор». Динамовцы же Москвы, по сравнению с 4 мая очень сильно опустившиеся вниз по турнирной таблице, за этот период дважды сыгравшие вничью и проигравшие пять раз, оказались аж на восемнадцатом месте, опережая соседей снизу «Кайрат» и своих кировабадских одноклубников соответственно на одно и два очка.

– Да-а!? Пока я тут готовился и сдавал экзамены, мои динамовцы без меня совсем опустились, в буквальном смысле слова?! Оказывается, мне нельзя их оставлять без присмотра?! Надо было болеть за них! – саркастически сожалел об этом Платон.

Но он в этом оказался не одинок. «Неудачное» выступление сборной СССР в финальной части чемпионата Европы вынудило руководство отечественного футбола попробовать в сборной новых игроков.

И уже в воскресенье 16 июня в Москве сборная СССР в экспериментальном составе в товарищеском матче победила 3:1 сборную Австрии. В этом матче дебютировал динамовец Владимир Козлов, правда при счёте 3:1 не забивший пенальти, а также сыграл Геннадий Еврюжихин.

С 18 июня в Москве и в Подмосковье установилась солнечная жаркая погода с дневной температурой воздуха выше 25 градусов.

А 19 июня Платон тоже на «удовлетворительно» сдал экзамен по Высшей математике преподавательнице Шарохиной.

Так что день рождения Петра Петровича вечером в четверг 20 июня все отмечали в Реутове в хорошем настроении.

В последующие два выходных дня 22 и 23 июня Платон занимался подготовкой к экзаменам в саду на даче в одних плавках, сильно обгорев.

– «Сын! Смотри, не обгори! А то сидишь неподвижно!? И можешь ещё и на сквозняке простудиться!?» – с опаской посмотрела на него мать.

– «Мам! Так мне до папы ещё очень далеко! Вон он, какой загорелый!? Почти как негр!?»

– не послушался опыта бывшей крестьянки её молодой сын-горожанин, продолжая читать конспекты лекций по физике.

А Пётр Петрович уже много лет работал на даче в саду и в огороде, максимально оголившись и не обращая внимания на солнце и комаров.

– «Пусть тело дышит! Это естественное состояние человека! И это очень полезно для организма! Витамин Дэ!»

– отвечал он на любопытные вопросы, почему он всё время ходит почти голый.

– «Петь! Ты бы ещё и трусы снял?!»

– иногда подшучивала над бывшим «бывшем мужем» Алевтина Сергеевна.

– «Так если бы никого поблизости не было, то да!»

– спокойно тогда отвечал ей Пётр Петрович, гордясь своим бронзовым загаром.

И с утра в понедельник Платон заболел и не смог попасть на экзамен.

– Эх! Жалко! А я ведь так хорошо подготовился к физике!? – сокрушался Кочет, лёжа в кровати в ожидании прихода врача.

Поэтому к химии, экзамен по которой планировался на 28 июня, Платон решил подготовиться по-настоящему, чтобы не дай бог не получить «неуд». Ещё на свадьбу Насти Эля привезла ему давно обещанный ею толстый учебник по общей химии, издания Академии наук СССР.

И теперь он открыл его. На подготовку к экзамену оставалось меньше трёх дней. И если для других студентов и предметов срок был достаточен, то для Кочета с его знаниями по химии это было крайне мало. У него химия была запущена с самых азов, с самых первых классов её изучения.

– Какой он толстый! Такой и за три дня не осилишь просто прочитать!? А ведь ещё надо понять и что-то пописать самому?! – встревожился Платон.

Но когда он стал читать его с самой первой страницы, то не смог оторваться. И постепенно, страница за страницей в его голове началось всё укладываться, как кирпич к кирпичу, составляя прочную стену знаний.

Платон даже сам себе обрадовался, но больше всего толковому и понятному учебнику. И так все три дня с утра до позднего вечера он, практически не отрываясь, читал и читал его, меняя позы и места сидения и даже лежания, лишь изредка кое-что самостоятельно изображая на тетрадном листке. Учебник теперь ему казался захватывающим детективом.

И он вечером обрадовал маму:

– «Мам! Если бы этот учебник был бы у меня с самого начала изучения химии, то я бы тоже стал химиком, как Эля!».

– «Платон! А ты знаешь, что сегодня двадцать седьмого июня приняты Основы законодательства о браке и семье, которые будут введены в действие с первого октября?!» – хитро задал вопрос Пётр Петрович, пытаясь по телефону подбодрить перед экзаменом выздоравливавшего сына.

– «Нет! А что?».

– «Так тебе перед женитьбой это надо изучить!».

– «А я до окончания института и не собираюсь жениться! Так что предложи это почитать Насте… после свадьбы!».

А сдавать экзамен он попал к заместителю заведующего кафедрой химии профессору Сухинину. Вместе с ним за одним большим столом оказались Игорь Забореких, Вера Подорванова и Валя Деревягина.

С удивлением для себя письменно ответив на все вопросы билета, Платон смело подсел к профессору. Тот, посмотрев записи в билете, стал задавать Кочету вопросы, переходя от темы к теме. И Платон к своему удивлению отвечал на все, может быть иногда и не полно, но без ошибок.

Наконец профессор спросил определение степени свободы.

И Платон сформулировал, как было продиктовано профессором на лекции. Но потом не выдержал и выдал другую формулировку из учебника Академии наук.

– «Как? Как вы сказали? Я что-то не совсем понял! Можете ещё раз повторить?!» – спросил и попросил профессор.

И Платон повторил слово в слово, так как хорошо понял эту формулировку, даже мысленно представляя её в своём воображении.

– «Интересная формулировка! И не такая, какую я вам давал на лекциях! И откуда вы её взяли? Не сами же придумали!?».

И Платон при всех присутствующих рассказал о своих прошлых проблемах с химией и помощи со стороны старшей сестры – кандидата химических наук, давшей ему учебник Академии наук, который он прочитал запоем, как интересный роман, всё сразу поняв и многое запомнив.

– «Так эта формулировка дана в том самом учебнике!» – закончил он.

– «Великолепно! Я такой формулировки ранее нигде не встречал! Она точнее и короче моей! Повторите мне её ещё раз, я запишу!» – сознался профессор.

И Платон не спеша продиктовал, а Сухинин записал, поставив Кочету оценку «хорошо».

– «Действительно! Вы удивительным образом прилично знает все темы!? У вас твёрда четвёрка!».

И Платон был несказанно рад. Ведь ему опять, как и в случае с французским языком, удалось заметно продвинуться в неприятном и непонятном для него предмете.

– «А Платон сегодня дал жару! Самого профессора Сухинина учил правильной формулировке степени свободы!» – объявил в трамвае их общим товарищам Игорь Заборских.

А Вера Подорванова и Валя Деревягина, как свидетели этого, ещё и подтвердили триумф Кочета.

Теперь их всех ждал летний отдых от учёбы, каникулы и очередные отпуска, а кое-кого и декретные отпуска по родам и уходу за новорождённым.

– На будущий год мы видимо больше не увидим молодых мамаш Валю и Марину? – со знанием дела решил молодой папаша Кочет.

Теперь его ждал заслуженный отдых и развлечения в своё удовольствие.

Но не успел Платон подумать об этом, выйдя на работу в пятницу 29 июня, как к нему с предложением отдыха и развлечений подошёл тоже уже сдавший, но свою третью сессию, Валера Попов.

Он предложил Кочету и их другу Володе Лазаренко выпивкой отметить окончание сессии и семестра, но тот как всегда отказался.

– «Валер! Ты же знаешь, что я не любитель пить!?».

– «Да, Валер! Не будь зачинщиком!» – добавил и непьющий Володя Лазаренко.

– «Хорошо! Я не настаиваю!» – согласился Попов.

– «А кстати о зачинщиках! – вдруг вспомнил он о давно происшедшем в школе – Как-то раз, известный всем вам Карасик, поднял с мест двух пацанов, прогулявших его предыдущий урок, и спросил, кто из них зачинщик, а кто просто повёлся. При этом он обещал наказать только зачинщика. И тогда оба естественно сказали, что они одновременно это предложили. И тогда Владимир Владимирович сказал: «Вот если бы мы с Игорем Павловичем захотели бы выпить, то кто-то из нас ведь всё равно это бы предложил первым. Вот он и был бы зачинщиком! А так я вам обоим ставлю прогул за прошлый урок и двойку за сегодняшний!». Волков, кстати, считал, что из меня ничего путного в жизни не получится! А Петров, наоборот, говорил мне: «Валер, старайся, больше работай, и тогда ты добьёшься успеха!». Вот я теперь и старюсь!» – окончил рассказ Попов.

Но, получив отказ в выпивке, Валерий пригласил Кочета и Лазаренко к «катушкам». Так в Реутове презрительно называли молоденьких девушек, набранных для работы на Реутовскую хлопкопрядильную фабрику из разных уголков Советского Союза и живших в фабричном общежитии возле пруда.

Попов знал об этом ещё по рассказам своей матери, самой когда-то бывшей такой катушкой.

Вдали от родителей, предоставленные сами себе, девушки естественно мечтали об удачном замужестве за каким-нибудь местным парнем. Потому они были податливы на контакты с ними, часто вынужденно меняя их. Из-за чего они с годами и заработали о себе мнение, как о ветреных, легкомысленных и доступных девицах. Но многим из них везло, особенно красивым и симпатичным, и они так находили свою вторую половину, как случилось и с матерью Попова.

И после работы в пятницу вечером Кочет с Лазаренко составили компанию настойчивому и видимо опытному в таких делах Попову, которому этим вечером некуда было пристроить заранее купленную бутылку вина. Платон пошёл на эту встречу, не поужинав, так как из-за окончания вечерних занятий мама теперь не готовила ему сытный «полдник» и он обычно ждал общего семейного ужина.

Но в этот раз Платон ужина не дождался, так как Попов уже зашёл за ним, и по пути нужно было зайти ещё и за Лазаренко.

Володя уже был готов к новым приключениям, с удовольствием и интересом составив компанию Попову и Кочету.

– «Я тут на днях познакомился с одной катушкой и обещал ей привести своих друзей! Так что там нас уже ждут!» – объявил Валерий, когда друзья двинулись в путь.

– «Значит, мы идём на оговорённую встречу!? Хорошо!» – понял, любивший всегда точность и ясность Володя.

– «Так это ты хотел сначала с нами выпить, а потом уже идти к катушкам?! Так?» – догадался о планах Попова Кочет.

– «Да! Так! Но теперь мы выпьем с ними!» – согласился Попов.

– «Но это лучше! Мы хоть успеем их разглядеть!» – согласился Кочет.

– «Хи-хи-хи!» – как всегда рассмеялся на юмор Платона Володя.

За весёлыми разговорами они прошли привычным маршрутом в направление к Центральной проходной своего предприятия, но у пруда свернули направо за угол, увидев во дворе общежития нескольких сидящих на лавочках девушек.

– «Девчонки! А вы можете позвать Марину?!» – с улыбкой обратился Попов ко всем сразу.

– «А вам какую?!» – усмехаясь, спросила одна.

– «Ну, она сказала, что её позовут!» – удивился Валера, от неожиданности чуть испугавшись, что свидание может не состояться.

– «А-а! Ясно какую! Сейчас позову!» – поднялась со скамейки блеклая блондинка, кокетливо улыбаясь Попову и направляясь к распахнутой входной двери в общежитие.

– «О-о! Валер! На тебя уже глаз положили!» – заметил другу внимательный Платон.

А через минуту эта же девушка вышла к ним, пригласив пройти за собой. И троица жаждущих сексуальных приключений парней, возглавляемая Поповым, а по привычке замыкавшаяся Кочетом, гуськом двинулась за пригласившей их девушкой.

– «А вообще-то можно!» – через плечи друзей прокомментировал фигурку идущей впереди девушки Кочет.

И та видимо это услышала, став энергичней работать на лестнице своими ягодицами. По лестнице они поднялись на второй этаж и, пройдя по коридору, вошли в открытую дверь одной из комнат, посередине которой за столом с бутылкой и остатками яичницы уже сидели три девицы и один пьяный парень.

– «О! Валер, привет!» – поднялась навстречу Попову одна из девушек, видимо его знакомая Марина.

И другие девушки тоже встали, знакомясь с пришедшими парнями и предлагая им свои стулья, пересаживаясь на кровати. На одну из них села и их провожатая, оказавшаяся соседкой Марины по кроватям.

– «Девчонки! У нас окончилась весенняя сессия, и мы теперь на каникулах! Предлагаю отметить это и выпить за знакомство!» – смело предложил Попов, доставая из внутреннего кармана пиджака бутылку вина.

– «Давайте!» – первой вскочила, явно улыбающаяся Платону, крупная симпатичная тёмная шатенка Наташа с серыми круглыми глазами и коротким носом на будто бы расплющенном лице.

– «Люсь! Помогай!» – дала команду блондинке видимо старшая по возрасту и по комнате брюнетка Марина, видимо вместо Попова, выбравшая себе Лазаренко.

Так что на Попова и пьяного молодого человека остались две другие невзрачные девчонки, из которых Валерий интуитивно выбрал их провожатую, вызвав в её глазах неописуемый восторг.

И это стало логичным, так как оказалось, что оставшиеся парень с девушкой давно сдружились. Так что когда тёмно-вишнёвое вино разливалось в гранёные стаканы, все уже мысленно разделились на пары.

– «Мальчишки! Мы рады знакомству с вами и поздравляем со сдачей экзаменов!» – первой произнесла тост Марина.

И все выпили, но пока лишь с осторожностью слегка пригубив, искоса подглядывая друг за другом.

– «Ребята, а давайте потанцуем! У нас есть проигрыватель и пластинки!» – объявила Марина.

Все согласились и, разобравшись на пары, стали танцевать. Потом Володя с Платоном поменялись партнёршами. Но дальше дело не пошло. Решили ещё выпить, но теперь уже до конца и опять без закуски. И Платона развезло. И не столько из-за опьянения, сколько из-за тошноты. Потому он пошёл на улицу подышать свежим воздухом. За ним вышла и Наташа. Но он, поблагодарив её, отправил девушку обратно, сославшись на уже подкатывающую рвоту. И вскоре его организм очистился, как показалось Платону, выворачивая все внутренности наизнанку. После этого он почувствовал лёгкий озноб и сухость во рту. На его счастье вскоре появился Валера Попов со стаканом воды.

– «Вот! Девчонки просили тебе передать!» – сознался он, передавая воду другу.

– «Ой, Валер! Спасибо! Это то, что мне сейчас очень нужно! – жадно до дна выпил всю воду Платон, возвращая стакан другу – Передай девчонкам большое спасибо! А я сейчас ещё разочек!» – жестом показал он, что будет делать и чтобы тот уходил.

Теперь сознательно вызвав рвоту, Платон повеселел. Тошнота прошла, а ещё раз прошибший его пот снова привёл к ощущению холода. На улице уже было темно, а в окнах общежития горел свет. И тут в окне показалась голова Лазаренко с вопросом к Платону:

– «Ну, ты, как там?».

– «Уже хорошо! Сейчас приду!» — вдохнул Кочет полной грудью свежий вечерний летний воздух, окончательно приходя в норму.

На втором этаже он нашёл общий умывальник и освежил своё лицо, высморкнувшись и прополоскав рот.

– Ну, вот! Теперь можно идти и к девчонкам! – решительно вышел он в коридор, тут только почувствовав, что всё же пьян.

– «О! Платон пришёл! – чуть ли не криком встретили его друзья – А ты никак плакал?!» – пошутил не в меру весёлый Володя

– «Как ты?!» – подошла к нему Наташа, внимательно вглядываясь в бледное лицо «своего» парня и подавая ему своё полотенце.

Платон тщательно вытёрся и возвратил его девушке, от удивления вскрикнувшей и всплеснувшей руками.

– «Ой! Мамочки! Какие у тебя сейчас глаза стали ярко-зелёные?! Да и ямочки на щеках!?» – удивилась она такой метаморфозе, вгоняя Платона в лёгкий румянец на ещё бледном лице.

– «А так у меня бывает от концентрации внутренней энергии!».

Сказав это, Платон сел за стол, окидывая ярко освещённую комнату ещё чуть помутневшими глазами. На одной кровати, укрывшись с головою простынёй, уже кувыркалась одна девица со своим пьяным парнем. На другой полулежала полуголая Марина, около ног которой, на кровати копошился Володя.

А за столом, обнявшись и целуясь, сидел Попов со своей блондинкой Люсей, через угол от которых напротив Кочета села Наташа. Но Платону сейчас было уже не до любовных утех. Хмель всё больше овладевал его телом, а глаза слипались.

– Сейчас бы надо немного поспать, и домой поскорее слинять! – лишь проносилось в его сознании.

И не успели сидящие за столом разговориться, как в комнату вошли два милиционера, лишь с порога спросив:

– «У вас тут всё в порядке?!».

– «Да, в порядке!» – за всех первой ответила Наташа.

– «А-а! Вижу в каком порядке!» – кивнул на Кочета один из них, тут же разворачиваясь в коридор для посещения других девичьих комнат.

От такого неожиданного и бесцеремонного вмешательства в процесс обольщения хозяек комнаты, Платон и его друзья сразу протрезвели и опомнились.

– «Эдак нас тут захомутают на месте «преступления» и ещё заставят по суду жениться на чужих шлюшках?!» – шепнул Платон на ухо Попову.

И тот сразу просчитал ситуацию, объявив удивившимся девушкам:

– «Девчонки! Извините! Но нам пора идти! Вон ещё Платона надо до дома дотащить! А то вон ему опять плохо становится! Спасибо вам и до завтра! Мы придём в это же время!» – решительно подвёл он черту, что в критических ситуациях бывало с ним не раз.

По дороге друзья, хохоча и подтрунивая друг над другом, обменивались мнениями о прошедшем вечере.

Но итог, как часто бывало, подвёл Кочет:

– «Да, ребят! Поблядовали мы сегодня!? Ничего не скажешь!?».

– «Да-а! Особенно ты!» – добавил Лазаренко перцу в сарказм Платона.

– «Так это у меня от голода! Я сегодня не успел поужинать! Да и выпили как-то сразу, резко?! Вот и…» – оправдался Кочет.

– «Сынок! Да ты никак пьян?! У тебя лицо такое измождённое?! Наверно есть хочешь?» – с тревогой встретила его дома мать.

– «Да, вот! Отметили с Поповым и Лазаренко окончание нами первого курса, но на голодный желудок и без закуски! Вот я и опьянел! И меня ещё дважды вырвало!».

– «Ну, прям бяда! Так тебе не надо было его отмечать-то! У тебя же остался хвост? Вот он тебе и помешал! Не в коня корм получился!?» – вмешалась в разговор и бабушка.

– «Ладно! Давай-ка, мой руки и садись!» – прервала бабушку мать.

– «Мам! Да мне пока ничего в рот не полезет! Налей лучше крепкого чая с сахаром!».

– «Хотели мы сегодня с маманей и Настей на дачу поехать, но решили тебя дождаться, и, как видишь, не зря!» – объявила мама сыну их общие на выходные семейные планы.

И на следующий день семья выехала на дачу в Бронницы, где их давно ждал отец. Пока все Кочеты занимались хозяйственными и садово-огородными делами, Настя Олыпина готовилась к экзаменам. Только иногда она спрашивала брата что-то по географии и математике. И тот с удовольствием откликался на короткий физический отдых.

И, как всегда, Платон, кроме работы на даче, не забывал и про футбол на улице, и про настольный футбол, традиционно наигравшись в него с Андреем Юдушкиным.

С понедельника 1 июля Алевтина Сергеевна пошла в отпуск и выехала на постоянное проживание на даче, чтобы в тиши на природе обеспечить Насте подготовку к вступительным экзаменам.

Поэтому вечером в воскресенье Платон возвращался в Реутов один, предвкушая одиночество свободного человека.

Он должен был в течение двух дней доесть домашние съестные припасы и вечером во вторник, взяв с собой сумку с вещами, сразу с работы выехать на дачу для постоянных ночёвок там.

В понедельник после работы и, предусмотрительно на этот раз оставленного мамой, ужина Платон зашёл за Поповым к нему домой.

– «Платон, ну как вы с Валеркой тогда к катушкам сходили?!» – с ехидцей спросил его, уже вернувшийся с работы, отец Попова Юрий Афанасьевич.

– «Да пока никак! Первый блин оказался комом!».

– «Да там ловить опасно!» – вмешался в разговор Валера.

– «Смотрите, Валерк, не поймайте чего-нибудь лишнего!» – вмешалась в разговор и его мать Мария Григорьевна.

– «Платон! Ты-то хоть поел в этот раз?» – выдала болтливого внука его бабушка Мария Васильевна, шуганувшая в комнату свою любопытную десятилетнюю внучку Олю, вышедшую посмотреть на Платона.

– «Да, поел…» – смутившись от такого внимания к своей персоне, тихо ответил Кочет.

– «А мы сегодня в Балашиху поедем! Я в выходные познакомился с девчонками оттуда, и мы договорились встретиться сегодня вечером около станции Боренки!» – перевёл разговор Валера на деловой лад.

– «Валер! А что ты в этот раз не взял с нами Володьку?» – по дороге на станцию спросил Платон.

– «А он сегодня не может, чем-то занят! Да и мы с ним, считай, из-за баб немного повздорили, и он наверно обиделся на меня?!».

– «А он что-то мне на работе ничего не сказал?!» – удивился Кочет.

Но Попов в ответ лишь пожал плечами.

– «Кстати, Валер! А я сегодня дома ночую один! Хорошо бы нам на ночь ко мне девиц затащить!?».

– «Да-а! Было бы неплохо! Давай постараемся!».

В Горенках Валера быстро нашёл оговорённое с ним место встречи, где уже дежурили три девчонки.

– «А где твой друг, Володя, кажется?!» – спросила Валеру его знакомая, которую тот ещё в электричке назвал Кочету, как свою подругу Люду.

– «А он не смог! А это мой другой друг Платон!».

– «Платон твой друг, но… Вова нам дороже!» – вдруг в шутку высказалась самая симпатичная из них Таня, вызывая смех подруг.

И Платону пришлось составить компанию ей и самой молодой из них высокой голубоглазой блондинке Вере, фигуристой, но страшной на лицо, сразу просто приклеившейся к Кочету, бесцеремонно взяв его под руку.

Так и шли они втроём за Поповым и Людой. Платон шёл посередине с держащей его под руку Верой с одной стороны и всё время о чём-то щебетавшей весёлой Таней – с другой.

– Видимо в выходные Попов с Лазаренко без меня сюда ездили на «охоту» и тут с ними познакомились? И Тане понравился симпатичный и юморной, как и она сама, Володя? И между девчонками всё было заранее оговорено, кто и с кем? Так это получается, что для меня была приготовлена Вера? Ну, спасибо! Хотя мне на ней не жениться?! И с лица воду не пить?! Зато фигурка у неё на загляденье! Так и хочется её поиметь! – под щебетанье Тани раздумывал Кочет, практически не сводя глаз с болтушки.

И та видимо всё ждала, когда же Кочет переключится на неё. Но молодая подруга всё не отпускала свою добычу.

Более того, Вера высвободила свою руку из-под локтя Платона и обняла его за талию, постепенно утягивая парня в сторону от соперницы.

Платону невольно тоже пришлось обнять девушку за высокую тонкую талию, почувствовав пробегающую по телу нежность.

И ему стало жалко Веру. И он решил ей подыграть.

В этот же момент Таня, понявшая, что она здесь теперь почему-то оказалась лишней, увидела это и быстро распрощалась со всеми, тоже сославшись на неотложные домашние дела.

После этого Платон опять взглянул на Веру, увидев её прекрасные, светящиеся счастьем глаза. И он смело опустил свою руку ниже талии, почувствовав упругость девичьих ягодиц. К его удивлению и удовольствию она поступила также.

А на улице уже смеркалось и парочкам в лесопарке стало уютней. То и дело им стали попадаться целующиеся и милующиеся на тропинках, под деревьями и в кустах пары, кое-где уже переходящие к следующей стадии.

А, как известно, дурные, то бишь любовные, примеры заразительны. Поэтому ими заразились и Попов с Кочетом. Но если Валера во всю целовался с Людмилой, своими руками через платье тиская девичью грудь. То Платона совсем не тянуло целовать Веру. Поэтому он действовал наглее и бесцеремонней, не боясь с её стороны отпора и расставания.

А Вере это нравилось, и она почти не сопротивлялась. Платон смело залез рукой к ней под бюстгальтер, наслаждаясь упругостью девичьей груди. А потом вообще охамел, всей своей пятернёй залезая к ней в трусы, под волосами лобка пальцами почувствовав влажность.

Тут-то Платон понял, что Вера, считая, что ей трудно будет в жизни найти себе пару, видимо, захотела уже сейчас, пока молода и фигуриста, улучшить свой род, спарившись с попавшимся ей на счастье Кочетом.

Но опять не получилось – они не нашли подходящего места, да и товарищ с подругой мешали. Платон даже подумал пригласить Веру на ночь к себе домой, но испугался возможной её беременности после этого.

– Вот Варя от меня родила, так мне не стыдно за это! С нею приятно пройтись на людях! Даже почётно! – про себя улыбнулся Платон, вспомнив их длительные любовные отношения.

– А с этой страхолюдиной?! Нет! Надо всё-таки стараться спать не с кем попало, а с красивыми девушками! Чтобы, в случае чего, с ними было бы не стыдно рядом идти! Всё же мне надо, наконец, вплотную заняться моей Танюшкой! – окончательно решил он, прощаясь с Верой.

– «Ой! Уже поздно! Валер! Нам надо спешить на последнюю электричку!».

– «А мы, что, девушек так и оставим?! Разве с собой не возьмём?».

– «А куда? У меня дома родители?!» – соврал Платон, нагло глядя в глаза Попову.

– «Ну, тогда до завтра!» – попрощался с Людмилой и понявший его Попов, успев с Кочетом на последнюю электричку.

По дороге они обсуждали своё новое похождение, чуть было не завершившееся успехом, а Платон объяснял Валере, почему он в последний момент передумал. А тот корил его, что он зря изменил свои сладкие первоначальные планы.

– «Я уже с Людкой договорился, что она поедет с нами ночевать к тебе! Да и Вера, уверен, была бы не против!» – почти ныл он больше от тяжести внизу живота.

– «Валер! Ты сам виноват! Первый раз ты меня напоил голодного! А то может у нас что-нибудь бы и получилось?! А сейчас какую-то страхолюдину подсунул?! Я как увидел её в первый раз, так чуть опять не блеванул?! Хотя фигурка у неё хороша! Так что в темноте её можно! Или если тряпку на лицо накинуть?!» – добивал друга аргументами Платон.

– Да-а! Видно с Платоном каши не сваришь? То ему не так, эта ему не та?! Как будто его жениться кто просит? Видимо мне придётся дальше действовать в одиночку? – размышлял Попов, досадуя на друга.

– «Кстати! Я с завтрашнего дня буду жить на даче! Так что с работы буду сразу туда уезжать! Так что тебе, Валер, удачной охоты без меня!» – вдруг в унисон с мыслями Попова объявил ему Кочет.

Платон успел вечером принять душ и собрать сумку с вещами, потому лёг спать поздно.

А утром, проходя через проходную, он оставил её в камере хранения.

На работе над ними с Поповым подшучивал совсем недавно вернувшийся из армии фрезеровщик Володя Першин, что, мол, при свете фар автомобиля он вечером видел их неумелые потуги по обольщению девиц.

Теперь Платон каждый день утром и после работы должен был ездить на электричке. Так что шансы встретиться по дороге с Таней Линёвой у него резко возросли. И он теперь мечтал об этом.

Но его мечта неожиданно сбылась сразу же, по пути с работы. Пока Кочет стоял в короткой очереди в камеру хранения, Татьяна с Ириной Шаниной, но без мужа, вышли из проходной. И он без труда вскоре догнал их, теперь идя сзади на небольшом расстоянии. Так же Платон зашёл с ними в один вагон электрички и сел поблизости, держа их в поле зрения. Такая его диспозиция случалась и ранее, и обычно в летний период, но редко.

И опять он предположил, что в Чухлинке девушки выйдут все вместе и распрощаются – девочки налево, а мальчик направо. Но в этот раз предположение обмануло его. Ирина неожиданно вышла в Кусково, оставив Таню одну в их пассажирском отделении.

И Платон смело пересел напротив неё, сразу начав разговор.

– «Тань! Ты до Чухлинки, домой?!».

– «Да, домой!».

– «И я сегодня тоже до Чухлинки! Только на дачу! – кивнул Платон на туго набитую вещами спортивную сумку – Мои все там теперь живут! В отпусках!».

– «Счастливые! А где у тебя дача?».

Из её реплики Платон сразу понял, что у Линёвых дачи нет.

– «Вблизи станции Бронницы! Это за Раменским третья остановка!» – почему-то обрадовавшись, ответил он.

– «А, знаю! Так это недалеко! И давно она у вас?».

– «С пятьдесят шестого! Уже тринадцатый год!».

– «У-у! Давно! Наверно там всё уже выросло?».

– «Да! Всё выросло! Яблони большие и яблоки вкусные! Я…» – хотел было Платон пообещать её угостить ими, но был перебит девушкой:

– «Так там наверно работать много приходится?!».

– «Да! Я помогаю родителям и бабушке, когда время есть! Но, к сожалению, с этой учёбой его почти нет!».

– «А ты сессию уже сдал?!».

– «Да, всё сдал, а на физику заболел – на даче простудился!» – с удовольствием отвечал Платон на её вопросы.

– «Ой, мне уже пора выходить!» – встала она, направляясь к выходу.

И Платон вскочил, успев у дверей догнать её и первым мощно открыть их перед девушкой.

Он даже чуть поддержал Татьяну под локоток, когда та вступала на платформу, проявив галантность, тем вызвав у неё улыбку.

– «Спасибо!» – тихо ответила она.

– «Да не за что!» – по обыкновению и чуть ли не шёпотом ответил он, перебрасывая сумку на левое плечо и вставая слева от Татьяны, тем вызвав у неё продолжение улыбки.

Платон тоже всё время немного стеснительно улыбался ей, не веря такой неожиданной удаче. Так они и шли молча до конца платформы, а Платон тем временем раздумывал:

– Эх, если бы я был без сумки, и на дачу не надо было ехать, я бы её сейчас проводил до дома!? А может всё же проводить? Да и идти тут недалеко и недолго!? А вдруг ей будет неудобно идти рядом со мной? Мало ли что?! Ладно! Сейчас я просто пойду с нею рядом, якобы по инерции, как будто заговорился, а там видно будет! А интересно, о чём она сейчас думает?! – в нерешительности терзался Кочет.

Но, когда они сошли с платформы и их пути должны были разойтись, Татьяна неожиданно прервала его раздумья, лишив последней надежды на продолжение сегодняшнего свидания:

– «Ну, мне налево, а тебе направо! Счастливо отдохнуть на природе!» – вдруг пожелала она Кочету, как никогда широко улыбаясь.

Платону в этот момент нужно было бы предложить ей её проводить, но он опешил от такого неожиданного и не просчитанного им поворота. И Кочет растерялся, лишь в ответ, и тоже с широкой, довольной, но уже заискивающей улыбкой, тоже пожелав ей:

– «Счастливо! И до встречи!».

– Хе?! Пока я тут думал, она за меня всё решила и сделала выбор! А может она это сказала просто так? Ведь до этого мы молчали! Я, дурак, молчал! А мне надо было что-то говорить без умолку, и вместе с ней повернуть через рельсы!? Может тогда бы она не пожелала мне адьё!? Какой же я инерционный?! Действую по плану и быстро не реагирую на изменение обстановки, словно тупой?! – досадовал Кочет по пути к станции Перово.

Но чем ближе он подходил к ней, чем больше проходило времени после их расставания, тем больше Платон успокаивался, свыкаясь с возникшей реальностью.

– А всё-таки здорово! Мне, наконец, повезло! Я с нею заговорил! И она наш разговор поддержала, не отшила меня!? Я теперь могу в следующий раз смело к ней подойти и как бы продолжить наш разговор!? И даже, несмотря на присутствие подруг!? Ур-ра! Завтра же утром постараюсь развить успех! Может даже хорошо, что сегодня я не вызвался её провожать!? Не надо торопить события, суетиться, спешить! Как меня учит отец? Поспешай медленно! Это просто здорово! – подвёл итог своим размышлениям всегда оптимистичный Платон, опять летевший на дачу на крыльях любви.

Туда он привёз не только вещи и своё хорошее настроение, сразу отмеченное наблюдательной мамой, но и письма для Насти от Павла, просившего его так и звать и дальше, и одно письмо от Виталия Сергеевича Комарова, из которого Кочеты узнали, что в июне он сдал кандидатский экзамен по философии и готовится к следующему по английскому языку.

– «Сын! Ну, как ты один? Справился?» – лишь спросила мама.

– «Да! Конечно! Ты же еды достаточно оставила!».

После ужина Платона угостили миской уже сходящей садовой земляники, чуть присыпанной сахарным песком и облитой сметаной.

– «Спасибо! Ох, и вкусная же у нас в этом году клубника!» – поблагодарил он родителей и бабушку за их плодотворный труд.

– «Да это просто у тебя хорошее настроение!» – уточнила мама.

А после чая, наевшись и ягод в большом количестве, Платон ночью не раз вставал по-маленькому, потому утром проснулся с трудом и на станцию вышел позже обычного. И хотя он шёл очень быстро, даже подбежав в конце, но вынужденно сел в первый вагон переполненной электрички. Поэтому при выходе и пересадки с Перово на Чухлинку он опять немного задержался, не успев на нужную ему электричку в сторону Реутова.

Платон уже подходил к закрытому для проезда автотранспорта переезду, когда подходила электричка из Москвы. Её он не видел, но слышал издалека за крутым поворотом. Он даже успел увидеть вдалеке на платформе Таню с Ирой, но перебегать перед приближающейся из-за поворота электричкой не стал, побоявшись быть ею сбитым.

– Ещё не хватало мне из-за любви жизнью рисковать?! Хватит в роду Кочетов одного погибшего от паровоза дяди Бори!? – лишь вовремя промелькнуло в его сознании.

Но он не тужил. Ведь теперь каждая его поездка на работу и с работы на дачу давала возможность встретиться и поговорить с Татьяной. А её он увидел лишь в столовой, уже обедавшую вместе с Ириной

– «Здравствуйте! И приятного аппетита!» – лишь любезно отметился он перед ними, увидев в ответ кивки и улыбки обеих.

– Наверно Таня рассказала Ире о вчерашней нашей с ней встрече и разговоре?! – предположил Платон.

Но после работы Кочет увидел идущую к станции лишь Ирину с мужем, поняв, что Таня раньше ушла с работы. Он даже хотел было об этом спросить Ирину, но постеснялся приставать с вопросами к замужней женщине в присутствии её же мужа.

На следующее утро он не опоздал на электричку из Чухлинки. Но Ирина опять была с мужем.

– Может Таня заболела? Тогда надо бы её проведать?! А хорошо бы так было!? – мелькнула у Кочета крамольная мысль.

И опять после работы Ирина Шанина шла с мужем и без Татьяны. На этот раз, обгоняя супружескую пару, он поприветствовал их нейтральным «Добрый день!», но ответа не услышал.

– Наверно они не поняли к кому я обратился? А может Ирина специально промолчала, чтобы муж потом не задавал ей глупых вопросов? – принял Платон вполне реальную и более удобную для себя версию.

А на следующий день в четверг он в разговоре женщин случайно, а может быть даже специально для него, услышал, что Линёва ушла в отпуск.

– Вот, оказывается, что? А я – заболела, заболела! Навестить бы надо!? А она в отпуск ушла!? И мне тогда ничего не сказала! А разве она была обязана мне об этом тогда говорить? А если бы я это тогда знал, то точно бы пошёл её провожать! – раздумывал Платон, сожалея о прошедшем.

Так что в четверг Платон с работы возвращался на дачу уже не такой счастливый и радостный, но зато без задаваемых самому себе вопросов.

– Хотя навестить больную было бы эффектней! Да ещё с баночкой мёда и малинового варенья! А?! – размечтался озабоченный уже в электричке.

Но по дороге от станции Бронницы до их садоводства он уже рассуждал трезво и логически.

– Так получается, что сначала отпуск будет у неё, а потом у меня? И мы теперь опять долго не увидимся?! Жалко. Что-то мне с Татьяной всё же не вёзёт? Только повезло, как опять нет! Ну, тут уж ничего не поделаешь! – смирился он, просчитав календарные сроки отпусков.

– Но когда мы с нею увидимся, то я сразу подойду и скажу, что очень соскучился по ней! Обязательно так сделаю и скажу! А потом будь, что будет! Как говориться, сразу головой в омут! – окончательно для себя решил влюблённый, надолго успокоившись на этот счёт.

Теперь, в отсутствие своих любимых, Платон полностью переключился на отдых, работая в саду и огороде, играя в футбол и в другие свои игры.

Иногда до обеда по выходным Платон с отцом ходили пешком купаться на речку Дорка и на обратном пути пособирать дары леса. В один из таких походов в воскресенье 7 июля они собрали большой букет луговых цветов для Алевтины Сергеевны, вызвав у неё прилив радости, ностальгии и воспоминаний о своём деревенском детстве.

Воодушевившись этим фактом, Настя даже сплела маме ко дню рождения венок из различных полевых цветов, тоже получив от неё благодарность.

На день рождения мамы во вторник 9 июля Платон с обеда даже взял административный отпуск, чтобы успеть купить ей в подарок набор её любимых духов. До этого у него просто не было такой возможности по времени. Так что во вторник на дачу он приехал раньше обычного и с подарком для мамы.

Теперь, после клубники, из излишков которой наевшиеся ею Кочеты опять сварили варенье, наступала пора сбора и переработки чёрной смородины для проворачивания через мясорубку и смешивания с сахарным песком. И Платону пришлось взяться за неё, болея за общее семейное дело.

Вскоре он взялся серьёзно болеть и за своё футбольное «Динамо». Как-то, обсуждая его неудачи около своего станка в кругу с собравшимися коллегами-болельщиками Горбачёвым, Орловским, Петруниным, пожилым слесарем-ремонтником Шишкиным, сын которого Михаил в качестве младшего товарища входил в компанию Сталева и теперь игравший за реутовскую юношескую футбольную команду, и заточником Виктором Цымбалюком, Платон даже пошутил, что всё это произошло из-за него.

– «Да брось ты шутить-то! Из-за него?! Прям бог, какой-то?! Нам не до шуток! Ты бы лучше вон свой самокал подточил, а то он у тебя, видишь, как нагрелся, аж кончик покраснел!?» – ревниво возразил Кочету, никогда не понимавший шуток, всегда излишне серьёзный Евгений Петрунин.

– «Ну, посмотрим! Я теперь буду болеть и следить за ними!» – возразил Платон.

– «Ну, дай-то бог!» – похлопал его по плечу всегда добродушный Александр Васильевич Орловский.

– «Платон! Иди, тебе вон Витя Цымбалюк отрезной резец правильно заточит!» – посоветовал и Константин Иванович.

– «И ты уж постарайся, наколдуй там за «Динамо»! А то надо мной мой Мишка – болельщик «Спартака» всё время издевается!» – доверительно попросил и Шишкин, до этого раньше часто обращавшийся к Кочету за помощью в математике для сына и считавший его гением или даже волшебником.

– «Платон пойдём! Я тебе резец на своём станке заточу по всем технологическим правилам! Будет отрезать без перегрева! Только ты уж постарайся!» – непонятно о чём попросил Платона худущий и всегда молчаливый тридцатипятилетний Виктор Цымбалюк.

– «Постараюсь!» – непонятно что пообещал и Платон, которому всегда было жалко часто кашлявшего заядлого курильщик Виктора, которого явно изнутри пожирала какая-то болезнь.

Тем временем 17 июля в Ираке произошёл военный переворот, названный «Июльской революцией», и к власти пришла партия Баас (Партия арабского социалистического возрождения). Бывший президент Абдель Рахман Ареф был выслан в Лондон. Совет революционного командования назначил новым президентом генерала Ахмеда Хасана аль-Бакра, а премьер-министром полковника Абе ар-Раззак ан-Найефа.

А у Платона теперь было много времени для слежения за игрой его футбольного «Динамо». И то вдруг, каким-то чудесным образом стало выигрывать, идя даже по чемпионскому графику, из шести игр выиграв четыре и одну игру сыграв вничью.

До субботы 20 июля лидеры «Спартак» и киевское «Динамо» шли почти вровень, имея по 30 очков, но киевляне сыграли на одну игру больше. За ними третьим шёл «Локомотив» с 25 очками, от которого на очко отставали тбилисцы. Затем по 23 очка имели московское «Торпедо» и минское «Динамо». Ещё на очко отставали ЦСКА и «Зенит». На девятом месте с 20 очками оказался «Черноморец», от которого на очко отставал «Шахтёр». А уже за ними с 18 очками шли «Нефтчи» и, сыгравшее на игру больше, московское «Динамо», за это время поднявшееся с восемнадцатого места на двенадцатое. И это очень радовало Кочета.

Далее по 17 очков имели «Крылья Советов» и «Заря», 15 – СКА, 14 – «Пахтакор», по 13 – «Кайрат» и «Арарат». А замыкали положение команд с 11 и 10 очками соответственно «Торпедо» (Кутаиси) и «Динамо» (Кировабад), но имевшее игру в запасе.

– «Платон! А ты, как всегда, оказался прав!» – приветствовал его утром в понедельник 22 июля Константин Иванович.

– «Так это не я, а «Динамо»! А я просто знал, что у любой команды, как и у игрока, после спада всегда начинается подъём! Тут только надо было угадать, когда! Но я оптимист, и всегда верю в лучшее!» — объяснил Платон своему бывшему наставнику.

А оптимистом ему было быть от чего, ведь эта неделя была последней перед его очередным отпуском.

Единственное, что несколько угнетало Платона, было то, что он уходил в отпуск с 29 июля, в то время, как Татьяна должна была выйти из него.

– Получается, что я – в отпуск, а она из него!? – лишь сожалел он.

И через неделю 29 июля, когда Платон пошёл в отпуск, в Республике Конго по приказу президента Альфонса Массамба-Деба была арестована группа левых офицеров во главе с капитаном Марианом Нгуаби.

На следующий день 30 июля в Ираке вся полнота власти перешла партии Баас. Президент Ахмед Хасан аль-Бакр снял с поста министра обороны генерал-лейтенанта ад-Дау да и лично возглавил кабинет министров, сняв с этого поста полковника ан-Найефа и выслав его из страны.

Но на следующий день 31 июля в столице Республики Конго Браззавиле отряд десантников освободил из тюрьмы арестованного два дня назад капитана Мариана Нгуаби.

И в эти же дни самого конца июля, когда Алевтина Сергеевна уже вышла из отпуска, возвратившись в Реутов вместе с Настей, которой подходила пора сдавать вступительные экзамены, её двоюродная сестра Антонина, причём без согласования с ней, прислала в Москву свою дочь Надежду. А та приехала не одна, а с подругой Галиной, тоже желающей поступать в один из московских вузов.

Более того, Антонина даже не удосужилась написать сестре письмо ни до, ни во время, ни после этого визита. А ведь в этот период семья Алевтины Сергеевны из-за долгов на свадьбу Насти испытывала финансовые трудности. Так что девчонки втроём разместились у Насти в комнате, днём занимаясь сдачей документов в институты и подготовкой к вступительным экзаменам в них, начинавшихся с 1 августа.

В этот день, в четверг 1 августа, свой последний товарищеский матч в этом году сборная СССР по футболу провела в Швеции, в начале игры открыв счёт и за минуту до конца сравняв его, 2:2. Из динамовцев Москвы в этом матче сыграл один лишь Г. Еврюжихин.

К 3 августа президент Республики Конго Альфонс Массамба-Деба покинул Браззавиль, добровольно отдав власть военным во главе с капитаном Марианом Нгуаби. И 5 августа тот был назначен премьер-министром вновь сформированного правительства страны. Одновременно был создан высший партийно-государственный орган – Национальный совет революции во главе с тем же капитаном Марианом Нгуаби.

В этот же день после длительного перерыва, связанного с реконструкцией и капитальным ремонтом, был вновь открыт для судоходства Сайменский канал между СССР и Финляндией. При его открытии президент Финляндии Урхо Кекконен сказал, что «Дружба между двумя соседними народами здесь на Сайменском канале отлита в бетоне и высечена в скалах».

А на следующий день во вторник 6 августа Платон Кочет дебютировал в качестве футболиста команды «Ураган» своего цеха в играх на Кубок ЦКБМ по футболу, что было ещё до его отпуска взаимно оговорено и запланировано капитаном и руководителем их команды Яковом Александровичем Родиным. Для этого Платон специально приехал днём с дачи, чтобы после игры потом ещё и помыться дома.

Все, жившие на даче Кочеты, за неимением пока там у них душа, были вынуждены периодически приезжать домой на банный день.

Как умеющего бить и левой ногой, мобильного Платона сначала поставили левым полузащитником. Но после первого тайма, всухую 0:3 проигранного соперникам из команды 6-го цеха «Темп», за которую здорово сыграл бывший одноклассник Кочета Володя Смирнов, его перевели на место левого центрального нападающего при игре по системе 1-4-2-4.

И во втором тайме игра выровнялась, а Платон головой даже дал голевой пас товарищу по команде. В итоге счёт стал 1:4. Но сам Кочет оценил свою игру, как неудовлетворительную.

А вечером после ванной за ужином и чаепитием он дополнил женскую компанию, вызвав неподдельный интерес к своей персоне со стороны своей троюродной сестры Надежды и её подруги Галины. Те за совместным разговором буквально не сводили с Платона своих серо-голубых весёлых и пытливых глаз, внимая каждому его слову, наблюдая больше за его живыми, красными губами, видимо мечтая в них впиться, пока незаметно попивая горячий чай чашку за чашкой.

Но делали они это по-деревенски из блюдец, держа их высоко пальцами, опершись на стол локтями, и сдувая пар с их поверхности.

– «Надь! А ты что не кладёшь сахар?!» – спросила двоюродную племянницу Алевтина Сергеевна.

– «Тёть Аль! Да не на! Я пью с дуям!» – ответила та, вызвав всеобщий хохот и смутившись от непонимания, почему это смешно.

– Да, деревня – есть деревня! И ни каким тут высшим образованием не исправишь! Но какое самомнение?! Хотят поступить в московский вуз? А тут своих желающих умников хватает! Вот Настя, например!? – уняв смех, молча рассуждал Платон.

Но после ужина гостьи успокоились, так как Настя у себя в комнате просветила их по поводу брата и его любовных предпочтений.

Утром следующего дня к Платону, ожидающему уже и вечернюю игру, пришёл в гости Володя Лазаренко, тоже находящийся и скучающий в очередном отпуске, и с которым он договорился накануне вечером, когда тот, находясь в запасе на трибуне, болел за команду и друга.

И девчонки переключили своё внимание теперь на Володю, откровенно рассматривая его и строя ему глазки. Особенно это удачно получалось у более симпатичной Гали. И Володя повёлся на девичьи чары.

Заметив это, Платон, в отсутствие сдававшей экзамен Насти, устроил в её комнате игру в настольный теннис на разложенном обеденном столе, перегороженном, лежащими на рёбрах, книгами. Получилось не очень удобно, зато весело и смешно. И это сразу сняло первоначальную напряжённость в их общении. Но вскоре девчонки выехали в Москву на консультацию, а Володя пошёл домой обедать.

– Так они, наверно, а может быть и скорее всего, хотят использовать это время, чтобы выскочить замуж за москвича!? И какая же у них завышенная самооценка? Я вот после игры сам себе поставил неуд!? – продолжал Платон свои прозорливые мысли.

Видимо так показалось и его партнёрам по команде. Так как на следующий день в среду 7 августа в игре уже на первенство ЦКБМ с командой «Вымпел» Кочет в стартовый состав не попал.

Но после первого тайма, выигранного его командой 3:0, во втором тайме его выпусти на левый край нападения. И при счёте уже 3:2, но ещё в пользу его команды, когда соперник опять наседал, Платон почти от средней линии один убежал в контратаку. Уже почти по центру выйдя на встречных курсах один на один с вратарём, он сильно пробил с правой ноги в дальний угол мимо выбегающего соперника, 4:2. Но он опять сам оценил свою игру, как неудовлетворительную.

Он вообще очень удивился манере игры своей команды. Все бегали редко и медленно, а пасы отдавали только в ноги. Так что привычной для него быстроты и остроты в их игре не получалось. И это стало всё больше раздражать Кочета, и он стал злиться на медлительных партнёров. А резвый Кочет стал несколько выпадать из общего ансамбля.

После этой игры, душа и ужина, он с Володей, Надей и Галей пошли прогуляться по Реутову. Но Настя не пошла с ними, решив пассивно отдохнуть после экзамена за письмом Павла и написанием ему своего с сообщением об очередном сданном экзамене.

А поздно вечером Платон распрощался со всеми, так как с утра опять уезжал на дачу.

– Так что пусть теперь Володька сам решает насчёт Гали! Хотя лучше бы было, чтобы он породнился с нами через Надю! Хотя, конечно, Галя явно симпатичней! – мысленно напутствовал он друга по дороге на станцию.

На даче его ждали его подопечные ребята из компании соседа Лёши Котова. Ибо только одному Платону удавалось организовать их на спорт и интеллектуальные игры. А без него они скучали, без цели слонялись, изнывая от безделья, и занимались всякой бесполезной ерундой, пробуя, что ни попадя. В этом году они попробовали даже курение, используя для этого сначала сухие листья, собранные с грибницы на участке Капелевичей, а потом где-то раздобыв махорку.

Уже в пятницу 9 августа на даче Платон узнал от мамы, что Надя с Галей провалились на экзамене и уже уехали домой.

А на следующий день 10 августа он по радио узнал о Постановлении ЦК КПСС «О подготовке к 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина», которое теперь касалось и непосредственно его, как комсомольца.

К 14 августа Настя сдала все вступительные экзамены, набрав тринадцать баллов и поступив в МИНХ имени Г.В. Плеханова на факультет «Материально-техническое снабжение».

Конкурс на вступительных экзаменах в этом году был уже чуть больше двух человек на место. Так что этих баллов ей вполне хватило для поступления. А после зачисления в институт довольная студентка опять уехала в Ленинград к Павлу и за Павлом, завершающим своё обучение.

А на следующий день после отпуска и Платон вышел на работу.

Он теперь жаждал встречи с Татьяной, но её пока нигде не было видно.

– «Платон! Привет! Подожди, дело есть!» – неожиданно днём остановил Кочета в коридоре Алексей Иванович – средних лет красавец-мужчина со слесарного участка по службе на флоте известный своим спасением с подорвавшегося в 1955 году на мине в бухте Севастополя линкора «Новороссийск».

– «Ты уже знаешь, что Татьяна Линева уволилась?!».

– «Таня?! Уволилась?! – удивился и расстроился Платон – Нет! Не знал!».

– «Так я тебе хочу сказать, что за ней ещё до её отпуска пытался приударить фрезеровщик Толя! Забыл фамилию. Он из новеньких! Так что имей это ввиду! Давай действуй! Уж очень мне ваша с ней пара нравится! Не упусти хорошую девушку!» – добро душно улыбнулся он Кочету.

– «Спасибо! Учту!» – покраснел Платон, сразу поняв, что тут не обошлось и без трёпа Володи Серенкова, сейчас находившегося в отпуске.

– Эх! Как же так? Почему же она мне в прошлый раз не сказала, что будет увольняться? Я бы от неё не отстал! А может она тогда ещё об этом сама не знала, и всё изменилось во время отпуска?! Но тогда она как-то должна сообщить мне об этом, если, конечно, хочет со мной встречаться? Ведь остались же её подруги Наташа и Ира? Ладно! Немного подожду, что и как они мне скажут!? А потом сам у них спрошу! А они ей передадут! Или мне официально сообщат её координаты?! А, в конце-то концов? Я же знаю, где она живёт!? И теперь имею полное моральное право придти к ней домой!? Так что ещё не всё потеряно!? Всё в моих руках! – молнией проносились в голове Кочета мысли, в итоге успокоившие его.

А тут ещё к нему подошёл его знакомый молодой, полноватый и ещё неженатый мужчина Слава из соседнего цеха № 25, находившегося в другом крыле их же корпуса через стену от их прецизионного участка, попросивший выточить для него несложную халтурку.

– «Что-то я тебя давно в электричке не встречаю?!» – спросил Кочета его сосед по цехам и дачам в Бронницах, с которым он познакомился на платформе «Перово» ещё в прошлом году, и который тоже имел дачу в Бронницах в садоводстве «Энергетик», располагавшемуся южнее станции по диагонали от «Садовой».

– «Так я же в отпуске был!?».

– «А то я подумал, что ты уволился и не к кому будет обращаться!».

Со второй половины августа Платон вечерами, кроме пятницы, после работы ходил играть в футбол на стадион. И после изнурительной борьбы в мини-футбол они с Володей Лазаренко приходили домой к Кочетам. Платон вынимал соску из бутылки с концентратом яблочного сока и, разбавив его водой в два раза, они наслаждались им, выпивая за приём каждый по пол-литра живительной влаги, расслабляясь и даже возможно чуть хмелея.

Обсуждая с Кочетом последние события в их жизни и неудачи на любовном фронте, расчувствовавшийся Володя неожиданно заявил:

– «Платон! Я смотрю – мы с тобой одинаковые! Чем нам труднее, тем мы сильнее!».

– «Хм! Может быть!? Наверно так?» – отчасти согласился Кочет.

– «Платон! И у тебя есть очень важная черта характера! Ты надёжный!» – выдал чуть захмелевший и расслабившийся Володя Лазаренко очередной комплимент другу, чуть вгоняя того в краску.

– «Не думал об этом!».

Зато об этом думали другие, в частности руководство Кочета и его старшие товарищи по спорту, а именно мастер Яков Александрович Родин.

– «Платон! Для тебя есть общественное поручение от ДСО всего нашего предприятия! Тебя выбрали для проверки других ДСО!» – объявил он.

– «Как это?».

– «Руководитель нашего ДСО «Труд» Юрий Николаевич Стрелец… Ну, ты знаешь его?! Он футболист и ещё тебя как-то с моей подачи приглашал в свою лыжную секцию!».

– «А! Да, знаю! И что?».

– «Так он просит меня дать тебя ему в помощники на денёк для поездки в Балашиху на БЛМЗ проверять их спортивную работу! Для тебя это будет как местная командировка! Такты согласен?».

– «Яш, да я и не возражаю!».

И в среду 21 августа Кочет, у проходной встретившись с Юрием Николаевичем Стрельцом, выехал с ним на автобусе профкома в Балашиху месте, видимо, с другими их профсоюзными активистами.

По пути Ю.Н.Стрелец объяснил цель их поездки и поставил Кочету конкретные задачи по проверке.

Автобус подвёз их к проходной завода уже на обратном пути, высадив позже всех. Ведь Балашихинский литейно-механический завод находился в доме № 4 по шоссе Энтузиастов, то есть по пути из Балашихи в Москву.

Он специализировался на литье из алюминия, магния и титана, будучи ведущим предприятием страны по обеспечению этими, уже обработанными отливками, прежде всего, авиационной отрасли народного хозяйства страны.

Стрелец с Кочетом сразу прошли в помещение профкома, в комнату местного отделения ДСО «Труд», представились и стали знакомиться с их работой. При этом Юрий Николаевич вёл больше общие разговоры, знакомясь со спортивной работой на БЛМЗ в общем и в целом. А Платон просматривал документы – планы, протоколы соревнований, турнирные таблицы, сводки по награждениям, отчёты цеховых физкультурных организаций, и даже бухгалтерскую документацию.

Привычным взглядом просматривая «шахматки» и итоговые таблицы различных турниров, он вдруг заметил несоответствие побед и поражений в одном из турниров. Об этом он тут же сообщил хозяевам, сразу поделившись своим большим опытом по проверке правильности их заполнения, чем вызвал сначала удивление, а потом восторг и благодарность и хозяев и Юрия Николаевича Стрельца.

– «Не зря мне Яков именно тебя посоветовал взять! Не зря!» – по дороге домой своим ходом повторял он Плато ну.

– «Платон! А ты подумай в будущем о занятии моего места! Пока выучишься, наберёшься опыта, а потом я предложу твою кандидатуру!?».

– «Спасибо, Юр, за предложение! Я подумаю! Но точно не обещаю! У меня пока на будущее другие планы!».

– «Хорошо! Ну, смотри! Если надумаешь, то сообщишь!».

– «Договорились!».

Дома Платон похвалился маме:

– «Мам! Ты вот всё меня ругала за футбольные таблицы, а сегодня они всем очень пригодились! Я блеснул, с помощью своих знаний найдя ошибку!».

– «Не поняла, как это?!».

– «А меня сегодня привлекли к поверке спортработы на одном предприятии в Балашихе! И я с помощью моего понимания таблиц нашёл у них ошибки! И меня все поблагодарили и похвалили!».

– «Понятно. Хорошо хоть, что только так привлекли!» – вынужденно пошутила мама, чтобы скрыть свою неловкость за свою прежнюю недальновидность.

А поздно вечером действительно полной неожиданностью для всех Кочетов и Олыпиных стало сообщение о вводе 21 августа войск стран Варшавского договора на территорию Чехословакии.

И поначалу всем было не очень понятно, почему и зачем?

– «Раз ввели, значит, так надо было!» – первое время отвечал и, сам пока не знавший ответа, Платон на вопросы своего ближайшего окружения.

На следующий день, в четверг 22 августа, домой из Ленинграда приехала чета Олыпиных. Павел блестяще окончил ускоренные курсы (экстернат) политработников внутренних войск, на отлично сдав все экзамены, потому единственный, получивший звание лейтенант.

К их приезду Платон уже давно жил в комнате с матерью и с, иногда приезжавшей в Реутов, бабушкой, которая в конце лета тоже засобиралась в деревню.

Но приехали они в Реутов не одни, а вместе с Виталием Сергеевичем Комаровым, который направлялся проездом через Москву в Оренбург за своей семьёй. Он хотел сначала поехать с женой и сыном в отпуск в Берёзовку и ночевать в доме у Володи Черноносова. А потом выехать в Ленинград к дочери Ирине, ожидавшей семью в уже снятой отцом двухкомнатной квартире.

Наутро Виталий Сергеевич уехал, зато днём к Кочетам, но больше к Олыпиным, на четыре дня приехали родители Павла и его младшая сестра Галина. Их разместили в комнате потеснившихся молодых, вынужденных опять, но теперь на четыре дня, отложить свои супружеские утехи.

Из разговоров со свояками Алевтина Сергеевна узнала, что отец Павла Трифон Гавриилович родился 13 февраля 1913, а мать, урождённая Неруш, Елизавета Акимовна – 7 ноября 1917. А всех своих детей они родили в Уссурийске, в котором прожили до 1954 года, затем переехав на постоянное жительство в Харцизск.

В субботу 24 августа Павел хотел показать своей родне дачу, но его родители решили походить по Москве. Так что туда он взял лишь одну сестру Галину, как пару Платону. В отсутствие отца и готовившейся к отъезду на родину Нины Васильевны, там оказались две пары – супруги Олыпины и почти ровесники Платон с Галиной. Показав сестре дом, сад и огород, Олыпины удалились в большую комнату.

А Павел, чтобы сестра и шурин не мешали им, буквально на своих руках принёс свою младшую сестру Галину на кровать к Платону в маленькую комнату, видимо заодно пытаясь этим укрепить российско-украинскую дружбу в отдельно взятой советской подмосковной семье.

Хотя молодому кобельку и было всё равно кого покрывать, однако его эстетический вкус и, главное инстинкт самосохранения, не позволили ему позариться на это девичье тело.

Да и Галя, бывшая меньше, чем на год, младше Платона, начала жеманничать, завернувшись в одеяло, мол, не дамся.

А Платон, скорее больше для порядка, или по привычке, или по своему статусу молодого человека попытался было проникнуть в её таинства, но встретив якобы непонимание и сопротивление, плюнул на эту пустую затею.

Пообедав и собрав яблоки, домой Олыпины возвратились к вечеру вместе с Галей и с двумя полными сумками сочных плодов. А Платон остался на даче.

В воскресенье Павел с Настей сами прогуляли по Москве Галю с родителями, а освободившаяся Алевтина Сергеевна съездила к сыну на дачу, вернувшись вместе с ним и яблоками.

А утром в понедельник Павел с Настей проводили своих до вокзала.

Вечером же, но после футбола, от Олыпиных, в чьей комнате остался телефон, он узнал, что звонила Варя и сообщила об их переезде в Москву.

Платон тут же перезвонил, обменявшись основным новостями и наговорившись с Варей и Славиком, в итоге договорившись о своём приезде к ним в среду 28 августа.

В этот же понедельник стало известно, что накануне в воскресенье 25 августа на Лобном месте Красной площади в Москве состоялась сидячая демонстрация восьми советских граждан против ввода советских войск в Чехословакию. Но все они были быстро арестованы.

В этот день пришла, но хорошая новость в письме из Йошкар-Олы, в котором младший сын Нины Васильевны сообщал о своих новых и весьма значительных достижениях в работе. Если с марта 1967 года Евгений Сергеевич Комаров работал начальником производственно-технического отдела Министерства местной промышленности Марийской ССР, то с августа этого года он уже стал работать заместителем министра этого же министерства. Его жена Зинаида Лаврентьевна, урождённая Васильева, работала бухгалтером Горсобеса Йошкар-Олы. С ними жила и её мать – пенсионерка Клавдия Фроловна Сошникова, урождённая Зыкова, родившаяся 6 января 1910 года в деревне Сухие Санчурского района Кировской области, и имевшая от первого брака сына Александра.

А отец его жены Зинаиды – Лаврентий Васильевич Васильев, родившийся в 1907 году в деревне Мокшино Чебоксарского района Чувашской АССР до войны работал инструктором райкома ВКП(б) по военным вопросам. Поэтому на войну он ушёл в первый же день добровольцем и уже 25 августа, будучи младшим лейтенантом и командиром взвода 272-го стрелкового полка 123-ей стрелковой дивизии, погиб в районе посёлка Варякоски (Зорька), где и был временно похоронен.

Конец августа в этом году стал вообще для Кочетов периодом паломничества к ним многочисленных родственников, и не только ближних и старых, но и новых. Во вторник днём 27 августа в гости к Кочетам совершенно неожиданно нагрянули дальние родственники из Кривого Рога, решившие в конце лета за несколько дней посмотреть Москву.

Это была, как ни странно, двоюродная тётя Алевтины Сергеевны, которую она последний раз видела семилетней девочкой в 1940 году при их переселении на постоянное место жительства в Челябинскую область, Вера Семёновна Комарова была двоюродной сестрой её отца Сергея Ивановича.

Родившаяся в Верхней Берёзовке ещё в 1933 году, она приехала посмотреть Москву вместе с красавцем мужем Александром Ивановичем Кожемякиным и четырёхлетней дочерью Машей.

– «А это наша самая младшенькая! Старшие остались дома с бабушкой готовиться к школе!» – представила мать Алевтине Сергеевне красивую, больше похожую на отца, малышку.

– «Ой! Какая красивая малышка!?» – поздним вечером не удержался от восхищения и Платон, знакомясь с вернувшейся с первой прогулки по Москве семьёй Кожемякиных.

– «Платон! Так эта малышка приходится тебе… троюродной тётей!?» – удивила Кочета её мать.

– «Платон! А ты завтра после работы прогулял бы наших гостей по Москве!?» – попросила сына Алевтина Сергеевна.

– «Так я на завтра договорился со своими!?».

– «Так ты позвони им и перенеси!».

– «Мам! Не могу! Я их всё лето не видел!».

– «Так ты совмести обе встречи! Вы всё равно со Славиком будете по бульварам гулять!? Позвони Варе, объясни и договорись!».

– «А это идея! Хорошо! Сейчас позвоню!».

И Платон позвонил, объяснил и со всеми договорился.

Пришлось ему в среду 28 августа взять с обеда административный отпуск и встретиться с гостями в согласованное время и в условленном месте, чтобы показать им до встречи с Гавриловыми и семейные достопримечательности Москвы.

Как и было заранее оговорено, Кожемякины ждали Кочета около станции метро «Кировская» на скамейке в начале Чистопрудного бульвара.

– «Ну, что, тётя, пойдём!» – поздоровавшись, протянул он руку Маше.

– «Пойдём, дядя!» – ответила та, с восторгом глядя в ласковые глаза Кочета и протягивая свою ручонку, на всякий случай, взглянув на отца – одобрит он или нет.

А тот, в знак согласия и разрешения, конечно, кивнул, улыбаясь самой младшей и наверно самой любимой своей дочке.

И Кочет повёл их по Сретенскому бульвару, свернув сначала направо на Сретенку, а затем почти тут же налево в Печатников переулок.

– «А вот здесь мы жили до моего одиннадцатилетия! А сейчас мой папа один здесь живёт!» – показал он рукой на два крайних справа окна третьего этажа серо-желтоватого дома № 20.

Потом он провёл их проходным двором на Рождественский бульвар, пройдя на него около своей первой школы, рассказав и про школу и про детскую поликлинику и выбитые напротив неё передние зубы.

Это вызвало удивление у малышки, попросившей Платона показать ей приросшие зубы. Затем по Рождественскому бульвару они спустились к общественному туалету, разделившись на пары, посетив его.

И далее, перейдя через Трубную площадь, прошли по Цветному бульвару, дойдя до цирка и отдохнув на скамейках почти напротив него, заодно поев мороженого. И Платон всё рассказывал и показывал. Как он маленький гонял на трёхколёсном велосипеде вдоль бульвара, и ему казалось, что его скорость запредельная. Как он на углу Трубной площади, не послушав отца, перевернулся на том же велосипеде и упал в глубокую лужу, а отец потом, стоя в холодной воде выше щиколотки, как мокрого нашкодившего котёнка доставал его за шиворот демисезонного пальто.

Потом они, уже чуть подуставшие, сели на «Аннушку» и поехали по Бульварному кольцу к высотке на Котельнической набережной. А по пути Платон всё рассказывал и показывал. Как он однажды зимой, спускаясь стоя с крутой ледяной деревянной горки Сретенского бульвара, упал и сильно отбил копчик. Как они летом катались на лодках, а зимой на коньках на Чистых прудах одноимённого бульвара.

– «А почему их называют во множественном числе?» – недоумённо спросил Александр Иванович.

– «А это старое название, ещё дореволюционное, наверно, когда здесь было два пруда?!» – не корча из себя сноба, дружелюбно ответил москвич.

– «А здесь Детский городок, в котором мы с Настей и родителями бывали в детстве, а сейчас я иногда захожу сюда с сыном! Мы сегодня сюда сходим!» – объяснил и пообещал Платон, проезжая Покровский бульвар.

Он вообще, когда расходился в рассказе, то его трудно было остановить. Ибо, рассказанное им, провоцировало память на новые факты и подробности, а его богатое художественное воображение дорисовывало даже простые бытовые картинки яркими самобытными красками.

– «Платон! Тебе бы так надо было рассказывать на уроках в школе!? Особенно по литературе! Птица-говорун, ты наша!» – бывало, ласково останавливала мать слишком говорливого сына.

– «Так по литературе всё спрашивали конкретно прочитанное!?» – оправдывался тот.

Но через две остановки они вышли у сквера на Яузе и гид замолчал.

– «Ух, ты! Какая громадина!?» – задрав голову, больше всех удивилась Вера Семёновна.

– «Да! Это одна из семи знаменитых сталинских высоток в Москве! Нам как раз туда! И мы вовремя!» — с удовлетворением от полезно проведённого времени, взглянул Платон на часы.

А Варя с сыном и сёстрами уже ждали Платона и его незваных гостей, которых угостили чаем с пирожными. А быстро сошедшиеся дети даже успели поиграть друг с другом.

– «Ух, ты! Какой у вас отсюда вид на Кремль?!» – искренне удивился, выглянувший в открытое окно, Александр Иванович.

А затем компания из четверых взрослых и четверых детей пешком направилась по Яузскому бульвару на Покровский бульвар в тот самый любимый всеми Детский городок, в котором они с пользой для детей провели почти весь вечер.

А затем все проводили Гавриловых до их подъезда, и Платон с Кожемякиными, по просьбе Маши, опять на трамвае доехали до Кировской.

При пересадке на Комсомольской пощади, гости долго рассматривали понравившиеся им её знаменитые своды. А затем, доехав до уже знакомой им Курской, они далее на электричке добрались до Реутова, прибыв домой весьма довольными путешествием и уже затемно.

Теперь они делились своими впечатлениями с Алевтиной Сергеевной, хваля Платона за интересную и познавательную экскурсию, отметив и его гостеприимных родственников.

В этой круговерти, хорошо хоть поочерёдно приезжающих родственников, Платону даже было некогда интересоваться телевизионными, тем более радионовостями.

Однако он всё же узнал из разных, в том числе из неофициальных источников, что в августе федеральное правительство Нигерии получило от СССР новую существенную военную помощь, в основном стрелковое вооружение с боеприпасами и новую партию самолётов МиГ-17Ф.

Поздно вечером в четверг 29 августа Платон проводил последних гостей Кожемякиных на Курском вокзале. И пятница прошла относительно спокойно, завершившись вечерним отъездом Платона и матери на дачу.

А утром в субботу 31 августа туда, где уже находился и Пётр Петрович, пожаловали помогать и Олыпины, вызвав у него и Алевтины Сергеевны большое удовлетворение.

Однако в воскресенье 1 сентября те выехали домой уже утром – готовиться к первому рабочему служебному и студенческому дню своей новой жизни, и чтобы к вечеру уже освободить ванную для других.

Не поздно домой выехали и Платон с мамой и бабушкой, оставив на даче одного работящего отца.

Ведь на следующий день и у Платона тоже начиналась новая жизнь.

С понедельника второго сентября 1968 года он уже неофициально числился намотчиком катушек.

– Ха-ха! Я теперь намотчик катушек!? А интересно, а они-то хоть об этом сами знают?! Ха-ха-ха-ха! – от души смеялся он в ванной, представив себя в этой сексуальной роли.

– А вообще-то это очень хорошо! Мне теперь не надо будет работать на станке, и с грязными руками! И у меня теперь официально будет свободное время, и я смогу заниматься на работе! Здорово! Я теперь буду работать без шума в отдельном помещении на втором этаже в дальнем торце нашего здания, через лестничную площадку от нашего начальства и наших технических и экономических служб! И у меня даже будет свой письменный стол!? – отмечал преимущества своего нового рабочего места Платон.

– Жалко только, что теперь рядом не будет Тани! Вот было бы удобно нам с ней общаться вдали от чужих глаз!? Чуть-чуть не получилось! Жалко! Зато теперь я не рабочий, хотя им всё-таки пока и числюсь, а фактически «синий воротничок»! Я теперь могу одеваться, не боясь испачкаться! Здорово! Я уже пошёл на повышение! – лишь немного сожалел, но больше радовался своей судьбе Платон.

Но не успел он прибыть на своё новое рабочее место, уже хозяйским взглядом осмотреть помещение и оборудование, и поздороваться с начальником Дмитрием Ивановичем Макарычевым, как вошедший к ним, поздоровавшийся и поздравивший Платона с началом работы на новом месте, Яков Александрович Родин объявил, что сегодня сразу после обеда вся допризывная молодёжь, в том числе и Кочет, будет на стадионе «Старт» сдавать нормы на значок «Готов к защите Родины».

– «Хорошо! Я буду! Надеюсь, они закончатся вовремя?» – лишь спросил Платон.

– «Да окончите намного раньше! Так что в институт успеешь!» – обрадовал вечерника Родин.

Так что в этот понедельник сразу после обеда вся допризывная молодёжь двадцатого цеха на стадионе «Старт» в рабочее время сдавала нормы спортивно-технического комплекса «Готов к защите Родины» (ГЗР).

Платон, как и в школе, только шесть раз подтянулся на перекладине, метнул гранту только на тридцать семь с половиной метров, и с общей группой пробежал полторы тысячи метров лишь за шесть минут шестнадцать секунд, по всем этим трём дисциплинам не уложившись в нормативы. Но в этом он был не одинок, так как норматив выполнили немногие. А полностью выполнить нормативы сразу по всем дисциплинам вообще никто не сумел.

Зато он прыгнул в длину на четыре метра восемьдесят пять сантиметров, установив свой личный рекорд и уложившись в норматив.

А в беге на сто метров он вообще был первым со временем тринадцать и семь десятых секунды, также уложившись в норматив, не установив личного рекорда, но обогнав тоже резвого и резкого Лазаренко, прибежавшего в забеге вторым.

В институте на первых занятиях Платон к своему удивлению увидел обеих рожениц. Они выглядели вполне прилично и даже без видимых следов былой беременности. Платон даже сначала подумал, а не закончились ли их роды неудачей. Но почти сразу услышал их разговоры о подходе их времени кормления.

– Надо же?! Какие они молодцы! Видимо у них есть, кому сидеть с младенцем?! И они не теряют курс из-за ребёнка, как Варя!? Им можно только позавидовать?! – действительно позавидовал Платон Валентине Деревягиной и Марине Евстафьевой.

Ещё накануне Платон взял на следующие дни административный отпуск для сдачи пропущенного экзамена по физике, лишь утром во вторник 3 сентября проводив на поезд бабушку.

С началом сентября Нина Васильевна уезжала в свой дом в деревню и на помощь сыну Юрию в уборке урожая.

А Якову Родину удалось уговорить, готовящегося к сдаче экзамена по физике Кочета, в среду 4 сентября всё же прийти на игру на первенство ЦКБМ по футболу против команды «Стрела» Конструкторского бюро № 4, капитаном которой был уже знакомый Юрий Стрелец.

Но Платон согласился сыграть только первый тайм, так как ему нужно было в этот вечер ехать на текущие занятия в институт, где первым новым предметом было черчение. По той же причине вообще отказался играть и житель Новогиреево техничный Игорь Забореких.

Теперь Кочета поставили на его любимое место центрфорварда под № 9. Однако игра началась с задержкой, и Платон теперь просил капитана Яшу Родина заменить его уже к концу первого тайма. Так и получилось. Уже на двадцатой минуте, за десять минут до окончания первого тайма, Кочета заменил ветеран Анатолий Малахов из соседнего 25-го цеха.

Но за эти двадцать минут быстрый и напористый Платон, на этот раз с помощью принявших его манеру игры партнёров, так по центру затерзал оборону соперников, собирая вокруг себя лишних защитников, что в один из моментов он откинул мяч чуть назад на свободное место. А далее его партнёры переправили мяч на оголившийся фланг и ближе к углу вратарской площадки, откуда и последовал разящий удар по воротам, 1:0. Поэтому на этот раз Платон поставил себе оценку удовлетворительно. К тому же счёт так и не изменился, о чём на следующее утро домой по телефону сообщил ему радостный Яша Родин.

Но в этом году Платону играть за свою команду больше бы не пришлось. И его место центрфорварда до конца сезона успешно и прочно занял профессионально подготовленный и тоже молодой футболист Анатолий Звенигородский, не обременённый вечерней учёбой.

С чувством глубокого удовлетворения ехал сегодня Платон в институт, встретив на платформе Юру Гурова и Витю Саторкина, а в Новогиреево к ним подсел ещё и Игорь Забореких. Так что после летнего отдыха все опять ехали в хорошем настроении, практически без перерыва шутя. И, как всегда, особенно в этом выделялись Юра с Игорем, дополнявшие друг друга, и вызывавшие громкий, звонкий и заливистый смех Гурова.

Вместе ища новую аудиторию, четвёрка весёлых чуть опоздала на занятия, когда их зал уже был заполнен одногруппниками.

Как и положено, они сначала постучали, тут же открыв дверь, в которую просунулась лишь рыжая голова всегда весёлого Игоря Заборских.

– «Разрешите?!» – спросил он с неизменной во всех случаях улыбочкой, как обычно, как рыжий клоун, немного рисуясь перед товарищами.

Так его за глаза некоторые и называли.

– «Проходите, садитесь!» – предложила средних лет и солидной внешности приятная преподавательница.

И Игорь вошёл, со своей немного расхлябанной, раскачивающейся из стороны в сторону, походкой проходя на свободные места, уже вызвав у товарищей улыбки. А за ним поочерёдно вошли и другие. Сначала, от вины чуть ссутулившийся, Юра Гуров с явно виноватой, во всё загорелое гладкокожее большое лицо, улыбкой, вызвав у сидящих студентов контраст в восприятии и, как следствие этого, уже чуть недоуменные весёлые улыбки.

За ним, с важным видом будто бы начальника, буквально продефилировал флегматичный Витя Саторкин. А его глубоко посаженые глаза даже подчёркивали это, мол, я вас не вижу. Он шёл прямо, неспешными длинными шагами, словно меряя свой путь, ни на кого не глядя и с тубусом подмышкой, чуть помахивая своей кожаной папкой на молнии, изящно держа её за самый кончик ремешка. И это уже вызвало теперь кое-где лёгкие смешки.

Из глубины аудитории даже от кого-то послышалось:

– «А вот и клоуны пришли!», что вызвало уже пронёсшееся по аудитории слышимое «хи-хи».

А за ними уже вошёл и Кочет, спокойно и уверенно прошедший на место рядом с Виктором.

– «А вот и их Карабас-Барабас сам пришёл!» – послышался рядом чей-то трусливый шёпот, вызвав в аудитории дальнейшее напряжение от подкатывающего смеха.

Сев парами – Игорь с Юрием, а Платон с Виктором, опоздавшие разложили свои вещи, одновременно приняв позу студентов, нарочито внимательно слушающих преподавателя. Внешне уже казалось, что это хорошо слаженный квартет комиков начинает своё выступление. И аудитория напряглась, ожидая продолжения представления.

И оно вскоре невольно началось.

Но до этого уже состоялась перекличка. Пожилой и плохо слышащий преподаватель по списку называл фамилии студентов, что обычно заведено при перекличках, и те вставали и говорили «Я» или «Здесь».

Так что преподаватель теперь невольно попросил опоздавших студентов назвать свои фамилии.

И те по очереди вставали, называя себя: Заборских, Гуров, Кочет.

Но, рассеянный или не услышавший, Виктор сразу не встал, замешкавшись, и этим вызвав опережающий вопрос уже от главной преподавательницы.

– «А ваша фамилия как?» – спросила она, глядя на уже вставшего во весь рост заикающегося Виктора.

Поэтому тот, чтобы подавить заикание, прежде чем ответить, невольно переспросил её:

– «Моя-то? Саторкин!».

И этим он уже вызвал, почти повсеместно слышимый смех.

– «А вашего товарища как?» – вдруг почему-то спросила она опять фамилию Платона.

– Видимо в первый раз они не расслышали её, раз у меня единственного переспрашивают во второй раз?! А может она считает меня заводилой всего? Главным виновником и организатором? Нет, вряд ли! Для этого нет оснований! Значит, они всё-таки не расслышали мою фамилию! – вполне логично про себя предположил Платон.

– «На букву Ко!» – подсознательно решил он помочь глухим разобраться со своей фамилией.

И в этот миг аудитория просто взорвалась от хохота.

Чуть не засмеялась и сама преподавательница, но тут же поняла, что сейчас этим подрывает свой авторитет.

– «Сейчас же оба выйдите из аудитории! И без разрешения завкафедры не приходите!» – резко распорядилась она, этим сразу гася смех и восстанавливая в аудитории порядок.

И Кочет с Саторкиным, так и не понявшие, что сейчас произошло, понуро вышли вон.

– «Вить, ты понял, что сейчас произошло?!».

– «Нет! А ты?».

– «И я не понял! И что мы смешного сказали? Тем более, обидного или оскорбительного?!».

– «Да ничего! Я просто переспросил, и без какой-то задней мысли!?».

– «А я просто хотел помочь глухим с моей непростой фамилией! Мне стало непонятно, почему они меня переспрашивают, и я решил уточнить!».

– «Вот и уточнил!» – саркастически заметил Виктор, считая, что это именно Платон виноват во всём.

И в ожидании следующего занятия они пошли бродить по коридорам, лестницам и переходам громадного здания.

– «Платон! А как нам быть дальше!».

– «Да я вот тоже об этом думаю! Давай, Вить, рассуждать логически! Ты же у нас шахматист! Проверяй мои рассуждения! Во-первых, в наших неумышленных действиях не было никакого злого умысла! Так? Так! Во-вторых, ситуация произошла сама собой, как стечение неких, фактически нам неподвластных, обстоятельств! Так? Так! Значит, мы с тобой не виноваты! Так? Так, да не очень! Она считает, что мы виноваты! Значит, надо ей всё объяснить и на всякий случай извиниться! Женщина всё-таки?! Поэтому я предлагаю нам не суетиться, а прийти в следующий раз на занятия, как ни в чём не бывало, но пораньше, чтобы извиниться перед ней, описав эту ситуацию! А?».

– «Давай! Здорово придумал! А если она нас всё же не простит? И опять не пустит на занятия?».

– «Тогда мы напишем объяснительную записку и сходим на приём к Арустамову!».

– «Давай! Только объяснительную ты напишешь сам! Вот, как мне сейчас говорил, только подробнее и пожалостливее, чтобы ей самой стало неудобно за её поспешное действие!».

– «Хорошо! Ты это сейчас мудро заметил, насчёт пожалостливее! А то я обычно в таких случаях ни перед кем не унижаюсь!».

На этом они пока и остановились, оставив вопрос до следующей среды.

Весь четверг и первую половину пятницы 6 сентября Платон дома занимался физикой, ещё раз убедившись, что материал знает неплохо.

Он даже позволил себе утром в четверг поинтересоваться ситуацией в чемпионате СССР по футболу. К тому же его «Динамо» (Москва) во втором круге обыграло обоих лидеров, сначала взяв реванш 2:1 у «Спартака» (Москва), а затем 1:0 у своих киевских одноклубников. А поскольку спартаковцы оступились ещё и в Кутаиси и в Ростове-на-Дону, то киевляне упрочили своё лидерство, набрав 41 очко в 27 играх. «Спартак» шёл теперь на втором месте с 35 очками, но имея две игры в запасе. За ними расположились московские автозаводцы с 32 очками и армейцы с 31 очком.

«Динамо» (Минск) и «Локомотив» имели по 30 очков и делили 5–6 места. Три команды – динамовцы Тбилиси, Москвы и «Черноморец» имели по 29 очков, но москвичи сыграли на две игры больше.

Отставая от них на четыре очка, а между собой на очко, с десятого по тринадцатое место расположились «Зенит», «Шахтёр», СКА и «Крылья Советов». По 20 очков имели «Нефтчи» и «Заря», от которых на очко отставал «Арарат». По 17 очков имели сразу три команды «Кайрат», «Торпедо» (Кутаиси) и «Пахтакор». И последними на 20 месте с 16 очками остались динамовцы Кировабада.

Поэтому Платон поехал на вечерние занятия в пятницу в спокойном состоянии. И уже на первом семинаре по физике та же преподавательница Воробьёва устроила ему экзамен. Кочет выбрал билет и сел отдельно от всех готовиться.

На большую часть вопросов он знал правильные и достаточно полные ответы, но не на все, кое-где путаясь и кое-что подзабыв. Поэтому полученным в результате экзамена твёрдым «удовлетворительно» он был вполне доволен.

– «Фу! Гора с плеч!» – поделился он с Витей Саторкиным.

– Теперь мне надо садиться за текущие задания, чтобы не отстать! – удовлетворённый своим делами, решил он.

Поэтому в первые выходные сентября Платон нашёл время только один раз съездить за урожаем яблок и поговорить с Варей по телефону.

Но видимо в этой поездке он попал где-то под сквозняк, так как почувствовал лёгкое жжение на верхней губе.

В понедельник 9 сентября, вышедший на работу Платон узнал, что вместе с Таней Линёвой уволилась и Наташа Буянова. А на работу в Отдел Главного технолога перешёл, окончивший в этом году МВТУ, старший нормировщик цеха – старший инженер Василий Гаврилович Юров. Но ушёл он не один, а взял с собой в свою новую группу, тоже в этом году окончивших техникум, нормировщицу Галину Егорову и почти тридцатилетнего токаря Геннадия Дьячкова.

Но в нормировщики цеха, под начало экономиста Лидии Ворониной, перешла, тоже окончившая техникум, черноглазая нарядчица цеха – тридцатипятилетняя шустрая брюнетка Лида Гурова.

Взамен уволившихся и перешедших в другие подразделения предприятия в сентябре в цех пришли новые сотрудницы. Табельщицей стала бывшая школьница – высокая, стройная, голубоглазая, ещё семнадцатилетняя блондинка Марина. В Планово-диспетчерский отдел из ОТК и тоже после техникума перешла Галя Предкина. А перешедшая из другого цеха в их ОТК, плотная и очень общительная, всегда всем добродушно улыбающаяся, брюнетка Света Монакова, сразу стала уважаемой любимицей всех станочников и ОТК, в частности специализирующейся на фрезерных работах Нины Степановны Ситниковой.

А главным механиком цеха вместо Дмитрия Ивановича Макарычева стал Сергей Александрович Тараканов, а на его место начальником слесарей-ремонтников был переведён Алексей Иванович Поджарков.

Так что переход Кочета на новую работу внутри цеха на фоне других переходов, уходов и приходов, остался практически не замеченным.

К среде 11 сентября и советские танки покинули Прагу.

– Опять среда подтвердила, что она мой день приключений! – снова про себя заметил на работе Кочет.

И действительно, это оказалось так, когда Кочета и Саторкина преподавательница Сумская опять не допустила на свои занятия.

– «Я же вам ещё тогда сказала, чтобы вы шли к декану факультета!? Пусть он сам решает вашу судьбу!» – сухо объявила она.

– «Ну, что, Вить, делать нечего, пошли прямо сейчас!» – предложил Платон, от волнения ставшему сильно заикаться, Саторкину.

– «Да, п… пошли! Только д… давай т… ты будешь говорить!».

– «Конечно! А ты будешь дополнять, если я что-то упущу!».

И они пошлина к заведующему кафедрой «Начертательной геометрии и черчения» профессору Христофору Артемьевичу Арустамову, по Сборнику задач по начертательной геометрии которого они до этого занимались.

Он оказался человеком пожилым, крупным и грузным, но ещё сохранившим мужскую красоту. Христофор Артемьевич родился 15 сентября 1899 года в Баку. После окончания гимназии работал на нефтепромысле, затем служил в Азербайджанской ЧК.

В 1922 году был направлен на учёбу в Московский механико-машиностроительный институт имени Н.Э. Баумана, впоследствии МВТУ.

Студентом принимал активное участие в деятельности училища, преподавая математику на подготовительных курсах. Поэтому по окончании института он в 1931 году был оставлен преподавателем на кафедре «Начертательная геометрия». А уже в 1932 году Х.А. Арустамов возглавил свою кафедру, получил звание и должность доцента. В течение многих лет он оказывал большую академическую помощь студентам-рабфаковцам по высшей математике, теоретической механике и сопротивлению материалов.

В эти же годы он участвовал и в испытаниях теплосиловых систем московских электростанций, фабрик и заводов. Одновременно Х.А. Арустамов состоял инспектором Рабоче-крестьянской инспекции города Москвы по обследованию транспортного хозяйства столицы. В 1958 году он получил звание и должность профессора, и некоторое время был председателем экспертной комиссии ВАК МВО СССР по присуждению учёных степеней и званий. А теперь ему предстояло решить судьбу двух нерадивых студентов-вечерников.

Постучавшись и войдя, они представились секретарше:

– «Здравствуйте! Нас к Христофору Артемьевичу направила наш преподаватель Сумская!» – взял инициативу в свои руки Кочет.

– «Минуточку подождите! Сейчас доложу!».

– «Христофор Артемьевич, к Вам эти двое, от Сумской!» – войдя к заведующему кафедрой, не прикрыв дверь, спросила она, тут же повернувшись и пригласив их на Голгофу.

– «Здравствуйте! Разрешите?! Мы…» – начал, было, Платон, но был остановлен жестом начальника, показавшим на ковёр перед своим столом.

И они молча повиновались, встав рядом на некотором расстоянии напротив стола Арустамова.

– «Я знаю, кто вы и что натворили! За такое хулиганство и оскорбление преподавателя вы будете исключены из института! И не надо здесь сейчас оправдываться и просить меня оставить вас! Такая подлость не прощается!» – неожиданно мощно и напористо начал он.

– Вот это да!? Я приплыл! Опять меня выгоняют из вуза?! А за что?! За то, что я хотел всего лишь помочь глухому преподавателю понять, как пишется моя фамилия, и упростил ответ?! Нет! Я буду за себя бороться! Просто так меня теперь не выгнать! – молниеносно пронеслось в мозгу Кочета, заставив его всего собраться, взять себя в руки, и начать быстро анализировать обстановку.

В этот же момент, от неожиданности испугавшийся и растерявшийся, пытавшийся было возражать, Виктор Саторкин, начал заикаться, судорожно хватая ртом воздух.

Ведь такой исход его учёбы в институте означал крах всей его жизни, надежд его необразованных родителей, делавших ставку на получение высшего образования их единственным сыном. Ведь после этого его неминуемо ждала служба в армии. А это в его понимании было совершенно недопустимо. И, чтобы спастись, «лягушка начала сверх интенсивно работать лапками». Но сильное волнение, вызвавшее такое же сильное заикание, не позволило ему выдавить из себя что-то членораздельное, кроме смешного мычания. И в этот момент Платону стало очень жаль Виктора.

– Бедняжка! Как же он сейчас смешон и жалок?! Полная потеря чувства собственного достоинства! Я до такого позорища и самоунижения никогда не опушусь! Слабак! Ему надо срочно заткнуть рот, чтобы не позорился! – решил Кочет, решительно, чуть ли не грубо, перебив Виктора.

– «Вить! Подожди, помолчи! Слушай, что тебе говорят!» – дёрнул он за рукав товарища по несчастью.

И тот замолчал.

А Платон это сказал и сделал не случайно, имея целью сначала дать Арустамову до конца высказаться, а потом действовать по обстановке.

А тот, почти до смерти напугав оппонентов, продолжал стыдить их, теперь апеллируя к надеждам их родителей и к их испорченным жизням.

– «Так если вас отчислить с соответствующей формулировкой, вас никогда и ни в какой институт не примут, будь вы хоть семи пядей во лбу, хоть круглыми отличниками и признанными гениями!?» – продолжал он.

Платон молча и с поддельным вниманием слушал Арустамова, краем глаза следя за Саторкиным, который до бледнел, то краснел, то зеленел, а то чуть ли не падал в обморок.

Наконец Арустамов снизил накал и дал слово державшемуся Кочету:

– «Ну, скажите, что-нибудь в своё оправдание!».

– «Христофор Артемьевич! Вы абсолютно правы!» – попытался сначала Кочет «возглавить табун взбесившихся лошадей».

В этот же момент Виктор с ужасом взглянул на Платона, уже открывая свой возмущённый несправедливостью рот. Но, из-за опять возникшего заикания, не успел – Платон опередил друга.

– «И если бы мы были действительно виноваты, то нам тогда точно нет прощения! – продолжал он свою психологическую задумку – Но всё дело в том, что и мы, и наша преподавательница стали жертвами случайного стечения обстоятельств! Нам даже в голову никогда бы не пришло хулиганить или кого-то оскорблять! Этого нет даже в наших взаимоотношениях!? Мы же не дети, а взрослые люди?!

Но мы, конечно, приносим свои самые искренние извинения и вам и нашей преподавательнице! У нас ведь не было злого умысла! И даже не было вообще никакого умысла!

А кульминацией конфликта явился взрыв смеха у наших товарищей-студентов после моих слов. А я всего-то сказал, что моя фамилия на букву, «Ко» потому, что хотел всего лишь помочь понять мою редкую фамилию, не расслышавшему её преподавателю, после того, как меня попросили её назвать опять, после того, как её уже только что называли!?

А до этого Виктор, по простоте, как флегматик, спросил: «Моя-то? Саторкин!». И опять не от какого-либо умысла, а от заикания! Он даже не сразу встал, чтобы подавить его! И это уже тогда ещё вызвало смех!

А ещё до этого мы вчетвером опоздали, так как в первый раз не сразу нашли аудиторию! И когда мы с разрешения преподавателя гуськом входили, друг за другом, то это уже тогда почему-то вызвало смешки некоторых студентов?! А до этого у всех было вообще очень хорошее после каникулярное настроение! И ничто не предвещало такого конца!?» – постарался объяснить Платон, «поворачивая, возглавленный им, табун взбесившихся лошадей в нужном ему направлении».

И тут он, даже близорукий, увидел смех в глазах Арустамова, и даже, что его лицо смягчило своё поначалу суровое выражение.

В этот момент и Виктор хотел что-то добавить от себя, но Платон опять одёрнул его, на этот раз за полу пиджака. И тот осекся. Но зав. кафедрой успел заметить порыв Саторкина и, обращаясь уже только к нему, спросил:

– «А вы подтверждаете слова вашего товарища?».

– «Д-да! П…П… подтверждаю!».

– «Ладно! Давайте сделаем так: вы напишете на моё имя подробную объяснительную, записку, я переговорю с преподавателями и мы решим, что с вами делать дальше! Идите!».

– «Спасибо! Извините! До свидания!» – за обоих ответил Кочет.

– «Фу-у-у! – облегчённо выдохнул Виктор, вытирая со лба обильный пот, когда они немного отошли от дверей кабинета – Кажется, пронесло!?».

– «Странно! А меня нет!» – в унисон ему тут же пошутил Платон, грудь которого уже распирали радость за намечающееся разрешение конфликта и гордость за самого себя.

– «Платон! А ты здорово всё объяснил Арустамову! Никто, мол, не виноват! А всё дело в стечении обстоятельств!» – всё ещё находясь весь не в себе, не обратил внимание на шутку Кочета, Виктор.

– «А ты считаешь, что это мы виноваты?!».

– «Если формально, то да! Никто же нас за язык не тянул, особенно тебя!? Надо же было такое отчубучить: на букву «Ко»?! Ха-ха-ха!» – уже истерически смеялся, отходящий от шока и приходящий в себя Саторкин.

– «А ты, как шахматист, специалист по формальной логике, согласись, что в жизни так просто и правильно часто не бывает! Она бывает в чём-то сложнее, но в чём-то и проще! Во всяком случае, разнообразнее и интереснее, а даже смешнее!» – уведомил друга Платон.

– «Но теперь дело за тобой! Я, надеюсь, ты напишешь подробно, как было, и что никто не виноват!?» – всё ещё о своём переживал Виктор.

– «Конечно! Всё опишу подробно, как было на самом деле, с разных позиций, и, что и кто неправильно подумал! Вот как раз завтра вечером время будет и напишу!» – окончательно успокоил Саторкина Кочет.

– «Ну, как? Что вам сказал Арустамов?!» – первым спросил Игорь Заборских, про себя нескрываемо довольный, что это не коснулось его самого.

– «Да нас выгоняют из института!» – дёрнув Витю за рукав, чтобы молчал, с трагическим видом пошутил Платон.

– «Как?! За что?!» – искренне испугался за друзей Юра Гуров.

– «Так и мы ему тоже так говорили, что мы не виноваты, что это недоразумение, обидное стечение обстоятельства, и что всё началось с рыжего! А он обещал разобраться! Попросил написать объяснительную записку!» – объяснил Платон.

– «Как?! С меня, что ли?!» – сглотнув слюну с нервным движением кадыка, изменился в лице Игорь с язвительной улыбки на животный страх.

– «С тебя, с тебя!» – добавил перцу, теперь с удовольствием поучаствовавший в шутке, Саторкин.

– «Да не боись ты! Шутим мы! Всё пока упирается в нашу объяснительную записку!» – сжалился Кочет над самым младшим и самым поверхностным в их группе.

Утром в четверг Платон проснулся с сильной болью верхней распухшей губы, из-за чего даже не стал бриться.

– «У тебя явно чирей! Сегодня же сходи к кожнику – они лечат фурункулы!» – разглядев и прощупав губу, наставила его мама, заручившись обещанием сына.

И Платон опять сходил в заводскую медсанчасть, где мамин диагноз естественно подтвердился. Более того, Платон признался врачу, что чирьи периодически одолевают его, и он никак не может от них избавиться.

Тогда врач – пожилой мужчина – прописал ему от фурункулёза пить пивные дрожжи и принимать гомеопатические таблетки Сульфур йод. А от этого фурункула на верхней губе он дал больничный и рецепт на покупку мазей, прописав сначала для созревания фурункула мазать его Ихтиоловой мазью, а когда созреет для вытягивания и заживления – мазью Вишневского.

Остальное время четверга до посещения врача и после Платон на работе продумывал текст объяснительной записки, в итоге переписав её начисто, чтобы не тратить время вечером, а потом ещё и не искать способа передать её Саторкину.

И он нарочно отдал её Игорю Заборских, чтобы тот, наверняка от страха и недоверия прочитав её, не подумал о кознях за его спиной и предательстве со стороны товарищей.

– «Игорёк! Видишь? – показал он на распухшую и не бритую верхнюю губу – Я ухожу на больничный! Поэтому у меня к тебе просьба передать эту объяснительную записку Вите Саторкину, чтобы он в пятницу обязательно отнёс её к Арустамову! А то нас опять не допустят до занятий! Сделаешь?!», – попросив и передав Игорю Заборских сложенный двойной тетрадный листок, несколько успокоил его Платон.

– «Конечно, передам!» – с неподдельным интересом взял тот долгожданный листок с потенциально возможным компроматом на себя.

А после ухода Платона он с дрожащими от нетерпения и волнения руками, прочитал его. А потом ещё раз, но уже с радостью, поделившись ею со своим наставником Георгием Валентиновичем Витковым, которому ещё утром сетовал по поводу своей дальнейшей, возможно даже несчастной, студенческой судьбы.

– «Ну, вот, видишь?! Я же говорил тебе, что Платон не такой человек! Он выше всего этого! Он птица высокого полёта! Хоть и Кочет?!» – с удовлетворением за свою правоту, по-привычке пошутил Витков.

– «Да! Платон это… мысль! Вон, как он чётко описал всё, как было?! И в итоге никто не виноват!?» – согласился с ним, наконец, совсем успокоившийся Игорь Заборских.

– «Да, талант! А как это никто не виноват?! Так не бывает! Из его записки совершенно ясно, что виновата сама преподавательница, поспешившая с выводами! Я даже думаю, что ей после прочтения самой станет стыдно за своё поведение! Ты мне потом расскажи, как и чем дело кончится!» – завершил их разговор Г.В.Витков – опытный интеллигентный мужчина средних лет.

И в пятницу в электричке, по дороге в институт, Заборских, Гуров и особенно Саторкин внимательно читали объяснительную Кочета, оставшись ею чрезвычайно довольными.

А Виктор сразу понёс её на кафедру «Начертательной геометрии и черчения», и в отсутствие Х.А. Арустамова передал её секретарше, которая обещала в ближайшее же время передать её заведующему кафедрой.

С понедельника усатый и с заклеенной пластырем верхней губой Платон уже посещал занятия в институте.

Поэтому в среду 18 сентября Кочет с Саторкиным выехали в институт теперь с трепетным ожиданием решения их вопроса.

Но не успели они подойти к своей аудитории, как шедшая навстречу с другого конца коридора преподавательница Сумская сама окликнула их, обращаясь к Кочету, сразу опередившему её с извинениями.

Но та, не дослушав их, чуть взволнованно перебила его:

– «Ребята! Извинения ваши приняты! Я всё поняла и допускаю вас до занятий! Но вы и меня поймите! У меня такой же сын, как и вы! – кивнула она на Кочета – И я в тот момент подумала, а что, если и он так себя ведёт?! Поэтому, возможно, я слишком проэмоционировала?! Извините! А вашу объяснительную я оставила себе на память!» – добродушно и даже чуть смущённо объявила она.

– «Да ничего! Всё стало понятно! У меня мама тоже была преподавателем!» – с пониманием реагировал и Платон.

– «Даже сестре Шарикяна преподавала!» – непонятно на что за друга намекнул и Виктор.

– «Ну, тогда мы поймём друг друга! Заходите в аудиторию!».

– «Спасибо! Но только после вас!» – любезно расшаркался Кочет.

– Так значит, она действительно поняла свою ошибку?! Вот что значит сила печатного слова, как мне неоднократно давно говаривал отец?! – удовлетворённо про себя заметил Платон.

И Кочет с Саторкиным, наконец, приступили к долгожданным занятиям черчением в своей группе.

А вскоре Сумская выяснила, что Кочет, оказывается, не только хорошо владеет пером, но и самый толковый в чтении чертежей, быстро находя ошибки и в чертежах у товарищей. И она сделала его своим помощником, перед сдачей чертежей ей, просматривающим их и находящим в них ошибки и недочёты.

– «А что же вы сами? У всех товарищей ошибки находите, а у себя допустили целых две?!» – удивила она вопросом, проверив чертёж Кочета.

Но тот, сразу покраснев, практически мгновенно нашёл их.

– «Да! А у вас действительно на чертежи глаз-алмаз, вернее ватерпас, как тут кто-то про вас сказал?!» — обрадовалась Сумская своему выводу.

– А ведь из-за меня, если бы я настояла, его могли бы отчислить из института?! А он, оказывается, гений!? Вот как бывает?! – подумала она.

Решив этот вопрос и вылечив фурункул, Платон сбрил и усы.

– Вот теперь пришла пора вплотную заняться Таней! – решил он действовать теперь быстро и решительно.

Но ещё до этого, пока он был на больничном, Платон съездил к отцу и на простой открытке напечатал текст: «Уважаемая Татьяна Ивановна! Позвоните, пожалуйста, по телефону 308-53-67», указав свой домашний телефон и, подумав, добавив ещё и подпись: «ОМСДОН», подразумевая Отдельную мотострелковую дивизию особого назначения, в которой служил Павел, чтобы, в случае чего, свалить посылку этой открытки на него.

И в свободный вечер в четверг 19 сентября он съездил в Чухлинку и крадучись по лестнице опустил в почтовый ящик Линёвых эту открытку.

– А всё-таки я очень боюсь отказа с её стороны, раз так подписался?! А если прочитает кто-то чужой, то ничего такого не подумает?! Теперь буду ждать её звонка! А если не позвонит? Тогда всё! А если позвонит, то, что мне и как говорить? Наверно сначала мне надо сделать вид, что я к этой открытке не причастен?! А когда она представится, тогда обрадоваться и назвать себя, сознавшись, что давно хотел с нею познакомиться поближе, но всё никак не решался, надеясь на случайную и удобную встречу где-нибудь?! И судя по подписи, если она мне её назовёт, надо сказать, что это видимо так помог Павел, придумавший про открытку! Наверно так? – придумал Кочет план.

И он стал ждать звонка. А его всё не было. Платон даже подумал, что всё уже кончено, и ждать больше нечего. Он даже внутренне обиделся на Таню и от безысходности стал к ней остывать.

К этому времени Борис Спасский со счётом 6,5 на 3,5 уже выиграл финальный матч претендентов у Виктора Корчного, вновь получив право оспорить шахматную корону у Тиграна Петросяна.

Но однажды, когда Платон находился в комнате Олыпиных, звонок раздался. К телефону первой естественно подошла Настя.

– «Алло!.. Здравствуйте!.. Не знаю! Сейчас я трубку брату передам, может он знает?» – лишь послышались слова Насти.

– «Кто это?» – подошёл Платон к телефону.

– «Не знаю! Какая-то девушка!».

– «Да!» – глухо проговорил он в трубку, сразу подумав о Тане.

Но сердце в его груди от радости в этот раз почему-то уже не затрепетало и лицо в краску не бросило.

– «Здравствуйте! Меня просили позвонить по этому телефону!» – раздался в трубке уже забываемый чуть грудной женский голос.

– Да, это она! А что ей говорить? – мигом пронеслось в его голове.

– «Здравствуйте! А кто вам нужен?» – чётко и ясно спросил Платон.

– «Да я и не знаю, кто! Просто меня попросили позвонить!».

– «Ну, и я не знаю! Лично я никого не просил!» – начал играть Кочет запланированную роль.

Он подумал, что она сейчас представится, или назовёт подпись из открытки, или спросит его, кто он, или как-то ещё продолжит разговор, и всё станет на свои места, но Таня вдруг неожиданно быстро свернула его.

– «Да? Ну, извините!» – услышал Платон неожиданно в трубке.

Он хотел продолжения разговора, но не мог найти подходящих слов. Он даже решился было спросить, а кто она? Но в трубке раздались гудки.

– Эх! Ну и тюфяк я?! Надо было сказать: «Стойте! Подождите! А вы кто?!». И тогда бы наш разговор продолжился. Или сказать ей, что это квартира Кочетов! И спросить, а кто ей нужен? И тогда бы уже она решила бы, продолжать ей разговор или нет! Ну, я и балбес?! Всё подготовил! И на, тебе? В самый ответственный момент повёл себя, как дурак или трус?! Ну, и ну!? – поначалу терзался Кочет.

– «Кто это был?» – спросила Настя, увидев расстроившегося брата.

– «Да девушка наверно ошиблась номером?».

– «А ты бы сначала спросил, какой номер она набирала! А то сразу – вы ошиблись! А может это была твоя судьба?! А ты, братец, не понял и не разобрался!» – напутствовала молодая замужняя женщина своего старшего неженатого брата.

– Ну, Наська, молодец! Правильно! Надо был переспросить номер! А потом сказать, что этот номер наш, но это квартира! И может даже сказать, чья она? И потом так далее!? – снова углубился Платон в терзания.

– Но почему же, она сама не представилась и не попыталась узнать, кому она звонит? Уже знала кому? Тогда почему прекратила разговор, а не стала допытываться и выводить меня на чистую воду? И вообще, зачем тогда звонила? Непонятно! А может она просто глупая? Или глупый всё же я? Или мы оба, или обои? – засомневался Платон.

– Ладно! Что мы в итоге имеем? Она позвонила – это факт! Но спустя большой промежуток времени! А почему? Может, выясняла, чей это номер? Тогда непонятен её краткий разговор! А может её сбили с толку мои слова, что лично я никого не просил?! Ну, я и балбес! Совсем заигрался!? Конечно! Как ей на это реагировать, если она знала, что звонит мне, а тут такой ответ?! Тогда получается, что кто-то нас сводит без моего ведома?! Но с другой стороны, она могла тогда назвать меня по имени!? Или ещё как-то дать понять, что знает, куда и кому звонит? Концы с концами что-то не сходятся! Однако, это конец! Прощай, Татьяна! Всё равно я на тебе в ближайшие пять лет не женился бы! А тогда мне будет двадцать четыре, а тебе двадцать семь! И какая девушка будет столько ждать?! Так что нам с тобою видно вместе быть не судьба! – окончательно решил Платон Кочет, подводя итог своей сильной двухлетней влюблённости.

А для успешного выполнения пока главной цели в жизни, та теперь требовала от него чёткости, ясности и стабильности.

Глава 2
Стабильность
(октябрь 1968 – сентябрь 1969 гг.)

А стабильность действительно была сейчас ему очень нужна. И за прошедший год он в этом убеждался не раз.

Когда в начале 1967-го года Платон получил первый существенный жизненный удар – отчисление из Плехановского института, то он понял тогда на тот момент главное для себя.

Во-первых, это ещё не крах.

Во-вторых, надо срочно что-то менять в своей жизни, в своём поведении и в характере. Лень, легкомыслие и свобода после окончания школы сыграли с ним самую настоящую злую шутку. Ведь самоуверенный Платон на экзаменах в зимнюю сессию получил неуды даже и по своим коронным предметам: математике и истории, хоть и КПСС.

Поэтому тогда ему надо было срочно перестраиваться на другую жизнь и с другим поведением.

Он тогда недолго анализировал своё положение, но глубоко, тщательно и беспощадно самокритично, поняв, что у него, при наличии достаточного ума и разума, не хватает всего лишь силы воли заставить себя поступать правильно и полезно, о чём ему на это не раз указывали его родители.

И тогда Платон сделал вывод, что ему нужно жить по принципу: разум и воля – превыше всего!

Он устно составил программу, план действий по выходу из кризиса, и приступил к его осуществлению.

Постепенно он придумал себе несколько «помощников» по жизни – ряд элементарных действий, постепенно входящих в привычки и позволявших побороть лень и косность.

Первым делом это коснулось утренней зарядки и обливания холодной водой. Постепенно это вошло в привычку, положительно повлияв не только на бодрость и самочувствие Платона, но и на его самодисциплину.

Постепенно в этом закаливающем занятии он добился заметных успехов. Его, с утра разгорячённое ответной защитной реакцией, тело позволяло ходить на работу легко, не по зимнему сезону, одетым. Однако к осени его стали одолевать фурункулы. Участки его кожи, находившиеся на границе холода и тепла, не вынесли такого перепада температур.

И теперь, наряду с лечение пивными дрожжами и с гомеопатическим приёмом сульфур йода, одним из условий лечения для него оказалось прекращение утреннего обливания холодной водой. Но к этому времени такое беспощадное измывание над своим телом дало ему заметную пользу – возросшую силу воли.

И всякий раз, когда лень и легкомыслие снова, было, овладевали им, он останавливался, вспоминая свою жизненную заповедь, и усилием воли заставлял себя делать правильное и для себя полезное.

Так случилось и с Таней Линёвой. Раздумья Кочета привели его к вроде бы подсознательному решению расстаться с ней, так как их отношения не имели перспективы.

После этого Платон стал свободнее, собраннее и концентрированнее.

Теперь он сначала быстро обдумывал необходимость, важность, нужность и полезность какого-либо своего действия, а потом заставлял себя делать, или наоборот, не делать этого.

Всё, что мешало его делам и цели – получение высшего образования – он теперь отбрасывал или уменьшал до минимума.

Такой подход коснулся даже его самого любимого занятия – футбола. Когда настало время выбирать что-то одно, он выбрал высшее образование, «наступив на горло своей песне».

Однако судьба всё же отблагодарила его за такой выбор. Он всё-таки стал иногда играть, хотя бы летом, за свою цеховую команду на внутреннем чемпионате своего большого предприятия. Но до следующих таких игр теперь было далеко.

За сентябрь ему удалось сдать пропущенный по болезни экзамен по физике, успешно разрешить конфликт с преподавателем черчения, окончить свои любовные страдания по Тане Линёвой, почти вылечиться от фурункулов, и списать пропущенные лекции и семинары.

И в его учёбе наступила приятная стабильность. Их студенческая группа теперь стала именоваться М2-21, так как они теперь относились к кафедре М2 «Космические летательные аппараты», руководимой Генеральным конструктором ЦКБМ академиком Владимиром Николаевичем Челомеем, и начался первый семестр второго курса.

Но изменения происходили и на международной арене. И Платон изредка, когда была возможность, следил за ними.

Особенно частые международные изменения стали проявляться в Латинской Америке. Вступив 1 октября на пост президента Панамы, уже на следующий день Арнульфо Ариас сместил командование Национальной гвардии страны, направив его представителей военными атташе в ряд стран или в отставку.

А 3 октября в результате военного переворота уже в Перу к власти пришёл генерал Веласко Альварадо, придерживавшийся левых взглядов.

Но главным для Кочетов пока была Гражданская война в Нигерии. В беседе с советским послом Александром Иосифовичем Романовым 6 октября Якубу Говон выразил «полное удовлетворение развитием военных операций» и высказал уверенность в том, что «с мятежным режимом Оджукву будет покончено до конца октября, несмотря на то, что некоторые империалистические государства продолжают продавать мятежникам вооружение и самолёты».

И теперь Кочеты с нетерпением ожидали заезда к ним Г. А. Комарова.

А пока они ждали вестей от него, 9 октября правительство Перу подтвердило свою левую ориентацию, объявив об экспроприации собственности американской нефтедобывающей компании «Интернэшнл петролеум компании». И этот день стал отмечаться в Перу, как «День национального достоинства». Но в обратную сторону развернулись события в Панаме, когда 11 октября Национальная гвардия захватила власть в стране, из своего командования образовав временную военную хунту.

Но не забывал Платон следить и за ходом чемпионата СССР по футболу. В этом году динамовцы Киева и Москвы, как соответственно чемпионы и обладатели кубка СССР 1967 года, должны были выступить в Кубке Европейских чемпионов и Кубке обладателей кубков европейских стран. Но из-за ввода советских войск в Чехословакию многие европейские страны пригрозили бойкотом розыгрышей этих еврокубков. И тогда УЕФА приняло решение провести повторную жеребьёвку, и на первой стадии розыгрышей свести команды соцстран друг с другом. Поэтому, выразив протест, Болгария, ГДР, Венгрия и СССР отказались от игр.

К 12 октября, в этот день проиграв в 32-ом туре в Киеве 0:1, московский «Спартак», имевший 43 очка, потерял практические шансы догнать хозяев поля в чемпионской гонке. Более того, его теперь могли обойти земляки автозаводцы, имевшие на очко меньше, но игру в запасе. Да и у идущего на четвёртом месте ЦСКА было 41 очко.

Но Платона порадовали его московские динамовцы, взявшие реванши у обоих лидеров чемпионата, и теперь с 38 очками поднявшиеся на пятое место.

Однако за оставшиеся шесть туров шансы ворваться хотя бы на третью строчку были малы. К тому же, у идущих следом динамовцев из Минска, имевших 37 очков, было две игры в запасе и реальный шанс обойти москвичей.

На седьмом месте расположились их тбилисские одноклубники с 36 очками. Но их мог догнать «Черноморец», имевший на два очка меньше, но игру в запасе. А на девятое место с 33 очками опустился, забуксовавший на подъёме московский «Локомотив».

В положении, находящихся ниже команд, особых изменений не произошло. Лишь разрыв от последней команды «Динамо» (Кировабад) увеличился до трёх очков. Так что итог чемпионата уже явственно вырисовывался.

Но пока не очень вырисовывалась новая работа Платона. Но он даже был доволен, так как у него появилось время для занятий на работе, хотя бы для чтения лекций и учебников и решения задач.

А иногда ему приходилось вставать за свой прежний, ещё никем не занятый станок, чтобы с разрешения мастера токарного участка Якова Родина выточить очередную деталь по заказу своего начальника Дмитрия Ивановича.

В этот же день 12 октября в столице Мексики Мехико открылись, впервые проводимые на территории Латинской Америки, уже XIX-ые по счёту летние Олимпийские игры. Их начало было приурочено к 476-ой годовщине высадки на территории Америки Христофора Колумба.

В них участвовало 4.750 мужчин и 780 женщин из 112 стран мира. Причём из США было 357 спортсменов, из СССР – 312, а из Мексики – 275.

Всего разыгрывалось 172 комплекта медалей в 20 видах спорта.

Но у Платона не было времени не только болеть за наших по телевизору, когда исход соревнований уже был известен, но и просто интересоваться новостями. Поэтому основные новости и подробности он узнавал уже на работе от ярого приверженца спорту Якова Родина, который иногда просто взахлёб рассказывал о захвативших его спортивных поединках.

А равнодушных к спорту Олыпиных Олимпийские игры не интересовали. Ибо молодожёны начали налаживать свой быт. Однако не забывали они пока и общие семейные заботы.

В солнечные, но прохладные октябрьские выходные Платон с Павлом и Настей вместе ездили на дачу за яблоками. Закалённый Кочет надевал на себя только теплый цветастый свитер, а молодожёны ещё и лёгкие курточки.

И Алевтине Сергеевне понравилось, что Павел с первых месяцев семейной жизни стал входить в роль хозяина.

Поскольку Алевтина Сергеевна по возвращении Павла из Ленинграда предложила им питаться отдельно, чем сначала вызвала удивление у Насти, то супруги купили на кухню комбинированный шкаф-холодильник. А поставили они его на, несколько лет пустующее, место от прежнего холодильника, обеспечив хранение в нём не только продуктов, но и посуды.

В октябре они также купили себе платяной шкаф и стулья.

А в бильярд Платон с Павлом играли на письменном столе Насти, вынося его на середину их комнаты. Но от большого роста и не желания всё время приседать, Павел бил под большим углом к поверхности стола, из-за чего часто сильно попадал кием в матерчатую обивку, постепенно порвав её.

И теперь металлические шары даже при сильном и резком ударе стали часто кататься по непредсказуемым траекториям, приводя к промахам.

Теперь Платону стало неудобно приглашать к себе играть в бильярд своих прежних постоянных партнёров Лазаренко и Панова. И не столько из-за потери качества стола, сколько из-за невозможности перенести его из комнаты молодожёнов в комнату матери.

Зато Платон теперь приобщил к играм в футбол в их компании и Валеру Панова, немного подучив того хотя бы попадать по мячу. И хотя тот всё равно пока играл плохо, но зато смело и самоотверженно. Во избежание травм, синяков и шишек его даже стали побаиваться на площадке.

Более того, по предложению Дмитрия Ивановича Платон уговорил Панова перейти на работу к ним на новый участок.

– «Валер! Тебе же без разницы, где работать? Зарплата пока будет та же, но времени свободного будет уйма! И работа будет не пыльная! Будешь понемногу слесарить и под нашим руководством подгонять детали друг к другу! Ну и понемногу, конечно, быть на подхвате! И ты будешь всегда находиться под моей защитой и опекой! И никто не будет над тобой шутить и издеваться! И ты прежних своих насмешников всех пошлёшь на фиг!» – привёл Платон убедительные доводы.

В течение октября коллектив Дмитрия Ивановича Макарычева пополнился не только слесарем Валерием Пановым, но и пришедшим из армии и уже женатым токарем Василием Березиным, и предпенсионного возраста уборщицей Любой, имевшей, тоже работающих на предприятии, двух дочерей-погодков – Галю и Свету, и сразу положившую на Платона глаз, как на своего потенциального зятя. Но тот, однажды увидев её обеих дочерей, ответил на вопрос весельчака Василия Березина:

– «Стал бы?».

– «Нет! Даже по-пьяни!».

Однако Платон оказался не прочь приударить за институтской подружкой своей сестры Олей, однажды заехавшей домой к Насте. Стройная голубоглазая блондинка весьма приятной наружности и манер, сразу понравилась озабоченному Платону. И он оказал ей знаки внимания, вызвавшие ответную симпатию девушки. Но Платон не стал сразу брать её телефон и назначать ей свидание, считая, что это он ещё успеет сделать, сначала узнав от Насти о реакции девушки. И узнал. Оказалось, что хоть и Платон тоже понравился ей, но у неё уже есть жених, обучающийся на дипломата.

– «Да-а! Муж дипломат – это жизнь за границей! Экзотика! Давняя мечта незамужних женщин и девушек!» – спокойно и без зависти ответил Платон сестре на негативную для него информацию.

Но ещё более негативную информацию Платон услышал в четверг вечером за общим ужином Кочетов и Олыпиных.

Павел рассказывал новости по своей службе, главный упор сделав на лекции о международном положении, которую им читал неизвестный лектор.

В один из моментов, обращаясь больше к тёще, он неожиданно объявил:

– «Лектор ещё сказал, что у нас есть такие ракеты, на которых можно сбросить на территорию США воздушный десант!?».

– «О-о! надо же?!» – искренне удивилась и обрадовалась всегда патриотически настроенная Алевтина Сергеевна.

– Что-о?! Чушь это! Такого не может быть! Лектор не дурак, такого сказать не мог! Ты наверно тут что-то напутал?!» – встрепенулся Кочет.

– «Нет, есть! Я же лучше тебя знаю! Одной ракетой можно перебросить целый батальон!» – покраснел Павел, почти до слёз обидевшись на подрывающего его авторитет, младшего шурина.

– «Батальон?! Так это же почти шестьсот человек, а то и больше?! Это полнейшая ерунда! Во-первых, они не поместятся по объёму! Во-вторых, таких мощных ракет нет и никогда не будет! Они просто не нужны! А в-третьих, и что самое главное, они погибнут от перегрузки при старте или при спуске и не смогут десантироваться, а ракета врежется в землю!» – удивившись непониманию, уже не на шутку вспетушился и Кочет.

– «Нет! Нет! Ты же не знаешь! Уже есть!» – от неожиданного отпора Платона, уже совсем раскраснелся Павел.

– «Ладно, мальчики, не спорьте! Платон! Ну что ты споришь!? Павел же военный!? Наверно лучше тебя знает?!» – выдала убийственный аргумент бывшая учительница.

– «Что-о?! Ну, вы совсем тут дураки! У вас нет даже элементарных знаний физики! Я не хочу с вами даже рядом сидеть!» – обиделся на вмешавшуюся мать Платон, уходя с тарелкой в комнату к телевизору.

Но этот спор повлиял на Павла. Видимо Настя рассказала ему многое о брате, о его знаниях истории и географии, международных отношений и вооружений. Он стал даже теперь смотреть на шурина другими глазами – с интересом, изучающе и уважительно.

А вскоре Павел сам лично убедился в этом, когда выписал себе журнал «Зарубежное военное обозрение», чтобы поднять уровень своих знаний. Журнал приходил по почте полностью упакованный в простую бумагу. И когда Павел, прочитав что-либо, пытался этим покичиться перед Платоном, то тот вдруг оказывался в курсе вопроса, поддерживая или оппонируя ему.

– «Платон! Я это прочитал в специальном журнале для служебного пользования! А ты-то где!» – как-то сознался он, показывая свой журнал, в очередной раз удивившись осведомлённости Кочета.

– «А ты не забывай, где я работаю! Там есть информация обо всём! В том числе и этот твой журнал, и ещё многие другие, в том числе иностранные!» – дружелюбно ответил Платон.

После этого Павел не стал прятать свой журнал от конкурента, зауважав того ещё больше. Более того, он теперь не стеснялся задавать Платону любые технические вопросы, в том числе о космосе. И вовремя.

К 25 октября в СССР возобновились запуски космических кораблей новой серии «Союз», когда сначала в космос был запущен беспилотный «Союз-2», а на следующий день 26 октября «Союз-3» с космонавтом – «Заслуженным лётчиком-испытателем СССР» полковником Георгием Тимофеевичем Береговым, ещё во время войны получившим звание Героя Советского Союза.

К 27 октября завершились и Олимпийские игры, на которых было установлено 76 олимпийских и 28 мировых рекордов.

И опять, как и четыре года назад в Японии, в Токио, первыми были команды США и СССР.

Но если наши спортсмены чуть сдали свои позиции, сейчас завоевав 91 медаль (29 золотых + 32 серебряных + 30 бронзовых) против 96 (30+31+35) четыре года назад, то спортсмены США прибавили, сейчас завоевав 107 медалей (45+28+34) против 90 (36+26+28) в Токио.

Кроме того, американские легкоатлеты добились двух примечательных достижений. Прыгун в длину Боб Бимон прыгнул на 8 метров 90 сантиметров, сразу на 55 сантиметров улучшив прежний мировой рекорд годовой давности нашего Игоря Тер-Ованесяна. А прыгун в высоту Дик Фосбери выиграл золото, неожиданно прыгнув новым способом – спиной вниз.

Двадцать девять золотых медалей сборной команде СССР принесли:

Три в соревнованиях по гребле в двойках парных – А. Сасс и А. Тимошинин, на байдарке одиночке – Л. Пинаева, и на байдарках двойках – А. Шапаренко и В. Морозов.

Три в боксе – В. Соколов, Б. Лагутин и Д. Поздняк.

Три в борьбе: в вольной борьбе – Б. Гуревич и А. Медведь, а в грекоримской борьбе – Р. Руруа.

Две в волейболе – мужская и женская сборные СССР.

По одной золотой медали завоевали:

в конном спорте – И. Кизимов;

в спортивной ходьбе на 20 км – В. Голубничий;

в метании копья – Я. Лусис;

и в парусном спорте на одноместном швертботе – В. Манкин.

В спортивной гимнастике золото дважды завоевал М. Воронин, и по одной медали Н. Кучинская, Л. Петрик и женская сборная по гимнастике.

В стрельбе из пистолета на 50 метров – Г. Косых, и в Ските – Е. Петров.

Три в тяжёлой атлетике – В. Куренцов, Б. Селицкий и Л.Жаботинский.

Три в фехтовании: на рапирах – Е. Белова и женская сборная СССР, а на сабле – мужская сборная СССР.

А в тройном прыжке – В. Санеев с двумя мировыми рекордами.

Узнав об этом, Платон вспомнил Колю Валова, учившего их во дворе прыгать тройным прыжком. Но из-за отсутствия условий, прежде всего прыжковой ямы, этот вид спорта в их дворе не прижился.

А 26 октября Платон вспомнил Колю ещё раз, так как в этот день «Динамо» (Москва) Кочета взяло реванш у «Торпедо» (Москва) Валова 2:1 за поражение от них в первом круге 3:5, тем совсем лишив их шансов на золото.

На следующий день 27 октября, после завершения летних Олимпийских игр, Национальное собрание ЧССР приняло закон о федеральном устройстве страны, предусматривавший с 1 января 1969 года создание Чешской и Словацкой социалистических республик.

На следующий день в автоматическом режиме приземлился беспилотный возвращаемый аппарат «Союза-2», а через два дня 30 октября благополучно вернулся на землю и космонавт Г.Т. Береговой.

В этот же день динамовцы Киева, сыграв вничью с одноклубниками из Тбилиси, досрочно и в третий раз подряд, а всего в четвёртый. Стали чемпионами СССР по футболу.

На следующий день их ближайшие преследователи московские команды «Спартак» и «Торпедо» сыграли вничью 3:3, хотя «Спартак» сначала вёл 2:0, а затем 3:2.

В эти же дни Платон узнал, что вслед за своей сестрой Леной, вышедшей замуж за Володю Синицына, на Вере Диденко женился и сам Коля Валов, ранее часто любивший обсуждать с Кочетом не только футбол, но и хоккей.

Начавшийся ещё 15 сентября чемпионат СССР по хоккею за полтора месяца уже набрал ход. На конец октября завершился первый круг двухкругового предварительного этапа.

Лидировали московские армейцы, набравшие 19 очков. Вторым шёл «Химик» с 16 очками. За ним с 14 очками шли ещё три московские команды «Спартак», «Динамо» и «Крылья Советов». По 11 очков имели «Автомобилист» и «Динамо» (Киев), делившие шестое проходное в финал и седьмое не проходное места. Далее 9 очков имел «Локомотив», по 8 очков набрали СКА (Ленинград), «Торпедо» (Горький) и «Трактор» (Челябинск). А замыкала строй «Сибирь» (Новосибирск) не набравшая ни одного очка.

По итогам второго круга только шесть команд допускались до финального четырёхкругового турнира. Остальным же предстояло бороться за право остаться в когорте сильнейших команд.

Сам, оставшись в когорте сильнейших студентов, Платон теперь был уверен в себе. К тому же и на работе у него всё было идеально – лучше не придумаешь. Мечты о Тане Линёвой теперь не отвлекали его, а на работе у него была возможность заниматься. Он уже так втянулся в учёбу, что это вошло даже в его подсознание.

Но рано утром в субботу 2 ноября оно подвело Кочета. Тот сам проснулся и стал собираться на работу, пока из-за этого проснувшаяся мать не остановила его.

– «Сынок! А ты куда собрался? Сегодня же суббота!? Или тебе куда-то надо? Давай ложись и спи, сколько захочешь!» – ласково погладила она Платона по спине, словно сгоняя с неё сон или наваждение.

– Да-а! Платон видимо заучился?! Недаром говорят, что в Бауманском трудно учиться, и кое-кто даже с ума сходит!? Надо будет за ним понаблюдать! – разволновалась Алевтина Сергеевна, снова ложась спать, но тщетно пытаясь уснуть из-за продолжившегося волнения за сына.

В эту субботу Павел, Настя и Платон съездили в Москву и купили мужчинам, одинаковые по фасону и цвету, пиджаки спортивного покроя со скошенными и закруглёнными плечами из ткани «смесовки», представлявшей собой соединение шерсти с синтетикой.

Пиджаки были неопределенного тёмного цвета, похожего на смесь тёмно-серого с редкими разноцветными ниточными вкраплениями, в том числе синтетическими. Они были тёплые и с толстыми плетёными пуговицами на металлических ножках.

– «Теперь вы будете сразу узнавать друг друга в толпе, и отличаться от всех!» – одобрила покупку Алевтина Сергеевна.

– «Да! Особенно Павел! – пошутила уставшая Настя, довольная покупками для мужа и брата.

Но замечен был и Платон. Вечером в понедельник 4 ноября Виктор Саторкин, в институте увидев Кочета в обновке, да ещё и в белой рубашке с зелёным, плетённым из синтетических нитей, офицерским галстуком, не удержался от завистливого комментария и неожиданного вопроса:

– «О-о! Никак Платону нас в обновке?! Ты стал, прям, как жених!? А, кстати! Как там у тебя дела с твоей Татьяной?».

– «Да плохо совсем! Она ещё летом уволилась и увлеклась парашютным спортом!» – начал на ходу сочинять Платон.

– «У-у! Однако отчаянная она у тебя девушка!» – удивился Саторкин.

– «Уже не у меня!».

– «Ч…что? У…уже бросила т…тебя?!» – от неожиданного внутреннего злорадства, связанного с завистью к красивому товарищу, стал уже заикаться Виктор.

– «Да нет! Ещё четвёртого сентября насмерть разбилась!».

– «К… к… как н… насмерть?!» – вдруг широко открыл свои глубоко посаженные серые глаза Виктор.

– «Ну, как, как?! Прыгала на соревнованиях с парашютом восточнее Сызрани, а ветер с водохранилища снёс её на мост через Волгу, и при приземлении она неудачно ударилась об арматуру этого железнодорожного моста! Вот и всё!» – окончательно «убил» Кочет Линёву.

– «Вот эт…то да-а!? И ты нам ничего не говорил?! П…латон, прими соболезнование!» – протянул он Кочету влажную от волнения ладонь.

– «Да чего уж теперь-то?! Хе! Прошло ровно два месяца!» – коротко пожал он её, быстро одёрнув руку, понимая, что нагло врёт искренне соболезнующему товарищу.

– Ладно! Пусть будет так! Слово – не воробей! Что сказано – то сказано! Из песни слов не выкинешь! И теперь забудем это навсегда! – решил Платон.

На следующий день 5 ноября, на состоявшихся в США, президентских выборах, победу одержал кандидат от республиканской партии Ричард Никсон.

Но большинство советских людей, к коим относились и все Кочеты, эту новость встретили индифферентно. Ведь в независимости от принадлежности власти в США одной из двух, сменяющих друг друга, партий их внешняя политика по отношению к СССР всегда оставалась неизменной.

А в нашей стране после короткой трёхдневной рабочей недели наступило праздничное торжество, воспользовавшись которым Платон съездил в гости к Гавриловым. Но сначала он с утра 7 ноября традиционно посмотрел парад на Красной площади, засобиравшись в гости сразу при начале трансляции демонстрации трудящихся.

У Гавриловых он узнал об их летнем проживании на новой даче, успехах всех дочерей генерала в учёбе, и о других семейных и прочих новостях, поделившись и основными своими, главным образом в учёбе, и замужеством Насти.

А вечером все вышли прогуляться на Кремлёвскую набережную и посмотреть салют. Там же Платон и распрощался со всеми, на Аннушке проехав по Бульварному кольну до Сретенки, чтобы, переночевав у отца, утром вместе с ним отвезти на дачу тяжёлые вещи, а на обратном пути взять домой яблоки. В то же день на дачу за яблоками заехали и Настя с Павлом.

Вечером 8 ноября в финале кубка СССР по футболу московское «Торпедо» победило «Пахтакор» 1:0 и получило право на будущий год играть в розыгрыше Кубка обладателей Кубков европейских стран.

Весь третий празднично-выходной день 9 ноября Платон отдыхал дома, выполняя институтский домашние задания.

А в середине начавшейся длинной рабочей недели Владимира Ильича Лазаренко призвали в армию. Но проводы этого друга Платона в армию были чисто семейные, потому скромные и без лишних гостей.

– «Хорошо хоть, что тебя сейчас в армию не взяли! А то вон у нас говорят, что в Чехословакии несколько наших ребят погибло!» – вдруг дома озаботился Павел, напугав тёшу.

Также в армию из двадцатого цеха этой осенью забрали ровесников Кочета Юру Алёшина, Михаила Ветрова, Витю Кондакова и Бориса Лапшина.

Платон пока не знал, кто из мальчишек их класса, кроме него, Сталева, Гриненко, Донова, Клыкова, Мельникова и Терентьева ещё поступил в институты, а кого ещё, как Ветрова, Лазаренко и Смирнова, забрали в армию.

Так что в цехе из друзей и товарищей поколения Кочета остались только два Валеры – Панов и Попов. Причём первый всё время был рядом с Платоном, а второй на третьем курсе уже засобирался переходить на работу ближе к своей институтской специальности. Ведь он уже почувствовал свою силу, и не только, как студента.

Ведь этим летом он совершил чрезвычайно важный для своего нового коллеги по фрезерному участку Володи Першина поступок, весьма существенно повлиявший на последующую жизнь того.

Валерию, вольно или невольно, пришлось сыграть роль настойчивого наставника для коллеги по цеху. Он сначала убедил, а потом помог тому подготовиться для поступления в МВТУ и буквально чуть ли не насильно повёз того в приёмную комиссию.

А для придания Першину уверенности в своих силах Попов польстил тому, назвав его хорошим, умным и достойным человеком. И Володя поступил в институт, чему был несказанно рад и чрезвычайно благодарен Валерию Попову, теперь считая его своим лучшим другом.

И Платону тоже невольно пришлось делить эту дружбу, начавшуюся ещё в начале лета. Тогда он узнал, что сильно хромой на одну ногу Володя, играя в футбол в армии, получил тяжёлую травму с переломом ноги, однако в итоге не помешавшую ему коллективно получить первый разряд по футболу.

И Кочет проникся тогда к нему уважением, совсем скоро ставшим взаимным. К тому же Володя всегда стремился участвовать в разговорах умных парней и в их шутках, и соответствовать их пониманию юмора. А они помогали, тянущемуся к ним старшему по возрасту товарищу, особенно работавший на соседнем с ним фрезерном станке Валерий.

И теперь третьекурсник Попов, почувствовавший вдобавок и благодарную роль наставника, решил пойти дальше по карьерной лестнице. И для дальнейшей работы теперь уже по специальности, он вполне естественно выбрал КБ-8, занимавшееся разработкой двигательных установок, в частности жидкостных реактивных двигателей (ЖРД) и других энергетических установок. Но отдел кадров направил Попова на работу в Отдел Главного технолога на должность техника, с испытательными двумя месяцами, где он должен был заниматься трубопроводами для ЖРД и их испытаниями, что, кстати, тоже не противоречило его институтской специализации.

Так что теперь на первом этаже цеха № 20 у Кочета остались только старшие его по возрасту прежние приятели – Василий Иванович Каширин, Яков Александрович Родин и Валерий Жак, к которым он периодически ходил с удовольствием «поточить лясы». И в этом Кочет увидел новую для себя стабильность.

Стабильно стало и в квартире Кочетов – Олыпиных. Утром все расходились и разъезжались на работу и учёбу. А к вечеру, по пути пройдясь по магазинам, постепенно собирались в квартире, в которую в двадцать три сорок последним входил Платон. Алевтина Сергеевна всегда ждала сына с сытным ужином. А аппетит у того осенью был отменным.

– «Мам! А ты обратила внимание, что на меня уже вторую осень подряд нападает жор?!» – спросил Платон маму, с удивлением увидевшую, как тот прямо из сковороды доедает её бывшее полным содержимое из голубцов с мясом.

– «Да уж! Аппетит у тебя, скажем прямо, стал зверским! Ты за раз смолотил то, что я приготовила на всех на завтрашний день!? Но ничего! Я Настю попрошу приготовить! Но это вполне объяснимо! У тебя вон, какие нагрузки?! Ты работаешь и учишься весь день!» – успокоила она сына.

– «Ой! Извини! Очень вкусно было, и я за разговором как-то не заметил!? А мне бы наверно хватило и половины!».

– «Да ничего! Всё нормально! Мне же интересно было послушать, как прошёл твой день! А то, вон, от Насти теперь слова не добьёшься! Только и слышу – всё нормально! В общем – другая семья!» – успокоила сына Алевтина Сергеевна, сокрушаясь лишь уменьшению контакта с дочерью.

– «Да, другая…, одним словом, Олыпины!» — согласился с матерью Платон, про себя загадочно улыбаясь.

– «И ты, когда женишься, тоже наверно не будешь со мной разговаривать?!».

– «Ну, почему же? Да и когда это будет?! И потом, мне всегда было приятно тебе и папе рассказывать о моих делах, особенно об успехах!».

– «Да! Ты у нас большой любитель похвастаться!».

– «Мам! А перед кем мне ещё хвалиться, как не перед ближними родственниками и друзьями?!».

– «Да, ты прав! Иначе это будет бахвальство! И кто-нибудь из завистников непременно сглазит твой успех?!».

– «А я в сглазы не верю! Это сам человек виноват! Зазнаётся и перестает работать, как надо! Вот успех и ускользает от него, уходит к другому – старающемуся!».

– «Может быть, может быть? Но насчёт сглаза ты не прав! Они разные бывают! О некоторых ты даже никогда и не узнаешь, а они есть! Не раз проверено!».

– Не, мам! Уж, извини, а с тобой вместе жить я, скорее всего, не смогу!? Во всяком случае, долго!? Я же тебе как-то давно говорил об этом?! – молча про себя, всё ещё говорил с матерью Платон, уходя спать.

А на работе его ждали неспешные хлопоты с обустройством их нового участка и домашние институтские занятия, в частности решения примеров по математике, что он любил делать именно на работе в кабинете начальника.

Познакомиться с создающимся участком Д.И. Макарычева в этот день пришли две молодые женщины – инженеры-металловеды из лаборатории магнитных материалов Валерия Кроликова. Это была симпатичная кареглазая брюнетка – дочь генерала – Татьяна Покровская и её коллега-подруга – страшноватая на лицо, но фигуристо-рельефная, шикарная кареглазая блондинка Наташа. Платон их увидел, возвратившись с обеда, когда в одиночестве дежуривший на участке Валера Панов, расплывался в улыбке, проводя для них экскурсию. Поэтому Платон поначалу и удивился, увидев их здесь и впервые с ними поздоровавшись. Он их видел и ранее, когда эти две незамужние и в полном соку молодые женщины в обеденный перерыв дефилировали от шестнадцатого корпуса мимо двадцать четвёртого, в котором работал почти весь цвет мужского интеллекта ЦКБМ. Но изредка компанию им составлял лишь один их товарищ по институту – рыжий и толстозадый нарцисс Евгений Зайцев, больше любивший женское общество, нежели мужское, и пытавшийся походить на молодого Фридриха Энгельса.

– «А вот и наш красавчик гений пришёл! – с облегчением посмотрел Панов на входящего Кочета – Платон! Эти девушки к… тебе!» – неожиданно пошутил он, разошедшийся от неожиданно долгого внимания к себе со стороны красивых женщин.

– И чего это ты, дурачок, перед старшими тебя по возрасту красавицами бисер мечешь?! Ведь ясно, что не ко мне и не к тебе они пришли!? – мелькнуло несколько ревнивое в голове Кочета.

– «А я подумал, что это ты опять кого-то закадрил?!» – по инерции и не к месту пошутил он, в итоге вгоняя в краску всех, даже себя.

– «Извините! – поначалу обнадёжил он женщин своими манерами – А вы, наверно, к Дмитрию Ивановичу?!».

– «Да, нет! Дмитрий Иванович нам уже рассказывал! Мы теперь решили сами посмотреть! Нам ведь придётся вести всё технологическое сопровождение!» – объяснила Татьяна.

– «А-а! Понятно!» – протянул Платон, переводя и задерживая свой плотоядный взгляд на вызывающих формах Наташи, что обе женщины заметили.

– «Валер, спасибо вам за рассказ и показ! – обратилась Татьяна к Панову – До свидания! Мы к вам ещё придём, когда станок заработает, и вы нам покажете!?» – перевела она уже свой, изучающий, взгляд на Платона.

А тот застеснялся от внимания к своей персоне, как девочка, опустив глаза, заливаясь румянцем и попрощавшись.

Попрощаться пришлось и с XXX-ым чемпионатом СССР по футболу, завершившимся 17 ноября и ставшим самым протяжённым в истории СССР.

Киевляне, избравшие стратегией – победа дома и ничья в гостях, выполнили свою запланированную норму в 75 % очков, в 38 играх набрав 57 очков. Вторым стал «Спартак», набравший 52 очка.

Третьими с 50 очками остались земляки торпедовцы, за которыми на четвёртом месте и с таким же количеством очков расположились армейцы столицы. А на пятом месте в итоге закрепилось и «Динамо» (Москва) с 47 очками, на очко, опередившее своих минских и на два – тбилисских одноклубников.

От семёрки сильнейших команд на семь очков в итоге отстали «Черноморец» и «Нефтчи», за которыми на десятом месте оказался московский «Локомотив», набравший 37 очков.

От этой десятки команд на три очка отставала ещё шестёрка команд: «Зенит» (34 очка), СКА и «Заря» (по 33), «Шахтёр» и «Кайрат» (по 32) и «Арарат», набравший 31 очко.

«Пахтакор» и «Крылья Советов» завершили чемпионат с 29 очками, а кутаисское «Торпедо» с 28 очками. А на последнем двадцатом месте так и остались динамовцы Кировабада, набравшие 19 очков и выбывшее во вторую группу класса «А».

Среди, окружавших Платона, футбольных болельщиков теперь оказался и Павел Олыпин, как земляк, пока безуспешно болевший за «Шахтёр» (Донецк). Но он радовался и успеху киевлян, три года подряд не пускавших на высшую ступень московские команды. Иногда он с Платоном, но лишь поверхностно, обсуждал ход чемпионата. И какого же было его удивление, когда во время очередного длительного вечернего отключения света в Реутове, что было связано, в том числе, и с подключением домов-новостроек, Платона во дворе обступили молодые болельщики, выяснявшие его мнения по разным футбольным и около футбольным вопросам. И Павел понял, что его шурин знает о футболе много. Причём намного больше, чем можно было предположить по его до этого коротким комментариям и репликам.

– Мне надо будет ему на день рождения подарить настоящий профессиональный футбольный мяч с автографом Крижевского! – про себя решил Павел сделать приятный сюрприз футболисту шурину.

– «Платон! А ты слышал о таком Крижевском?» – на всякий случай при всех забросил Олыпин удочку, дабы понять, будет ли его подарок как «корм в коня», и показать парням свою тоже некоторую осведомлённость.

– «Конечно! Константин Крижевский бывший центральный защитник московского «Динамо» и сборной СССР! Его ещё прозвали королём воздуха! Я, правда, его на поле уже не видел!» – гордо ответил Кочет.

– «А я видел, и не раз! Он ведь тренирует «Динамо» два, созданное на базе нашей дивизии!» – чуть заносчиво ответил и Павел, поймав на себе уважительные взгляды парней, и не только снизу вверх, как на великана.

– «Оказывается велика фигура, но не дура!» – послышалось чуть завистливое и шёпотом от Валеры Антоненко, всё ещё вздыхавшего по Насте.

А 23 ноября, словно взамен футбольного, стартовал и чемпионат СССР по хоккею с мячом, в котором к удовольствию Кочета лидерство сразу захватили московские динамовцы, за которых всё ещё играл и футболист Валерий Маслов.

– Значит уже зима на носу! – по этому признаку понял Платон, мечтая в эти зимние каникулы всё же сходить покататься на лыжах и на коньках.

Но неожиданно, как снег на голову, к Кочетам 28 ноября проездом заехал двоюродный брат Алевтины Сергеевны военный лётчик Геннадий Андреевич Комаров. И весь вечер за рюмками и закусками, особенно к удовольствию и радости Павла, он рассказывал о своей годовой командировке в Нигерию. К счастью Платона это оказался его свободный в четверг вечер, занятия в который пришлось на время отложить.

– А интересно, что завтра Пашка будет рассказывать своим сослуживцам, хвалясь таким родственником?! Но наверняка он многое перепутает и приукрасит! А может и приврёт?! – роились в голове у, уже начавшего хмелеть, Платона мысли о своём недалёком, но весьма напористом и самовлюблённом шурине.

И Платон с гордостью и даже малозаметным вызовом поглядывал на Павла – вот, мол, какой у меня есть дядя!?

Из рассказа Геннадия Андреевича все узнали, что ВВС Нигерии при участии советских военных специалистов обеспечили эффективную воздушную блокаду территории отколовшейся республики Биафры.

Бомбардировщики Ил-28 периодически бомбили взлётно-посадочную полосу аэродрома в Ули-Ахиале и стоящие на ней самолёты, уничтожив одиннадцать из них даже вместе с экипажами.

А более двух десятков истребителей-бомбардировщиков МиГ-17Ф, на которых со своим звеном летал и капитан Геннадий Андреевич Комаров, патрулировали маршруты поставок грузов сепаратистам, из пушек, неуправляемыми реактивными снарядами и бомбами уничтожая их, при этом ещё и сбив несколько самолётов без опознавательных знаков.

– «Бывало, спикируешь на дорогу и из пушек расстреливаешь колонну машин! Особенно красиво взрывались бензовозы и грузовики с боеприпасами!» – пояснил активный участник событий.

– «И много наших там?!» – не удержался от вопроса, всегда и давно интересующийся военными и международными делами, Платон.

– «Да кто ж тебе скажет?! Это же военная тайна!» – вдруг показал свои знания молодой политработник.

– «Для кого может и тайна, а для американцев нет! Они об этом в своих газетах пишут!» – поставил Платон марксиста-ортодокса на место.

– «Так, когда я в октябре уже собирался домой, к нам на аэродром авиабазы в Кано за один рейс восемь наших транспортников Ан-12 доставили в разобранном виде по одному МиГ-17 в каждом самолёте! Так что самолётов хватает!» – согласившись с Платоном, продолжил Геннадий Андреевич.

– «Так я про это читал!» – обрадовался поддержке молодой международник.

И дядя Андрей с нескрываемой гордостью продолжил:

– «Нас, отбывающих на родину советских лётчиков, в составе которых был и я, принял в Лагосе, поблагодарил и вручил награды, сам Якубу Говон!».

– «А кто это?!» – невольно вырвалось у Павла.

– «А Лагос, что это такое?!» – спросила и бывшая учительница географии начальной школы.

– «Президент Нигерии! А Лагос – столица её!» – первым среагировал, разбирающийся в политике и в географии, Платон.

– «В Лагосе такая влажность, что выходишь на улицу из гостиницы, и сразу рубашка становится мокрой!?» – больше для женщин подчеркнул советский военный специалист климатическую специфику Нигерии.

Их совместный взаимно интересный разговор коснулся и многих других вопросов, завершившись за полночь.

В последующие дни Платон на работе пролистал, специально взятые с собой газетные вырезки про Нигерию, особенно из газеты «За рубежом», и стал систематизировать информацию о продолжающейся гражданской войне.

По высказываниям западных средств массовой информации стало ясно, что с декабря этого года их всё больше стало беспокоить постоянно возрастающее советское военное, экономическое и политическое присутствие в Нигерии, причём даже вне зоны непосредственного конфликта.

Первые партии советских истребителей-бомбардировщиков прибыли в Нигерию ещё в конце августа 1967 года. Их дальнейшие поставки, сопровождавшиеся прибытием от двух до трёх сотен человек советского военного и технического персонала, продолжались в течение последующих 15 месяцев, пополняя потери.

Но двери для широкого советского проникновения в Нигерию открылись только после подписания Советско-Нигерийского договора в ноябре 1968 года.

Поэтому в последующие недели советское присутствие стало еще более заметным. И это начало беспокоить не только британцев и американцев, но и многих нигерийских умеренных политических деятелей.

Вскоре после подписания договора из Северной Нигерии стали поступать сведения о советском стрелковом оружии, в больших количествах перевозимом по ночам с аэродромов в Южной Сахаре в Кадуну, а оттуда – в расположение Первой Дивизии нигерийцев в Энугу.

До этого из СССР поступали истребители-бомбардировщики, бомбы, мины, НУРСы, патрульные корабли, а для пехоты – автоматы АК-47, патроны, гранатомёты с выстрелами и ручные гранаты. Во второй половине 1968 года в Нигерию стали поступать уже крытые тентами грузовики, пикапы, техника для рытья траншей, и появились советские младшие офицеры.

Советские офицеры не делали секрета из того, кто они и проводили с младшим комсоставом политзанятия, заставляя его посещать лекции, на которых пропагандировались достоинства советского образа жизни.

К концу 1968 года советские техники, в дополнение к Кано, создали базу и в Кадуне. Там и на небольшом муниципальном аэродроме в Калабаре они сделали полноценные взлетно-посадочные полосы со всем необходимым для посадки ночью и в условиях плохой погоды, способные принимать бомбардировщики Ил-28 и транспортные самолеты Ан-12.

– Эх, жалко! Мне теперь трудно стало общаться с отцом – в основном по телефону и слишком коротко, чтобы подробнее обсудить политические вопросы!? – несколько досадовал Платон.

Теперь Пётр Петрович не ночевал в Реутове, так как было негде. В одной комнате – молодожёны, а в другой – три кровати сына, бывших тёщи и жены, которая из-за ревности к другим женщинам теперь не пускала бывшего мужа в свою постель.

Да и что-то делать в дачном доме он уже не хотел, оставив себе только сад и частично огород.

– Пусть теперь Павел начинает хозяйствовать! Вон, как Алька за него вцепилась?! Молодой, мол, хозяин! Но её понять можно! Мне это уже не так интересно! Да и годы уже?! А сын занят учёбой! Ему бы чуть передохнуть в свой короткий отпуск, а тут – помогать надо! – рассуждал Пётр Петрович.

А Павел уже прочувствовал свою новую роль в большой семье, и стал отстаивать свои права и интересы.

– «Мама! А вы не могли бы поговорить с Платоном, чтобы он к нам в комнату стучался бы и днём?!» – как-то попросил он тёщу.

А Платон иногда, больше по привычке, днём в выходные дни, как к себе домой, заходил к ним взять книгу из книжного шкафа или даже немного послушать музыку. Так что теперь он не мог под музыку заниматься гантельной гимнастикой в их комнате и тем более всё ещё грустить по своей бывшей сильной любви к Тане Линёвой.

В такие моменты он любил слушать на тему прошедшей любви и расставания с нею песни Жана Татляна «Страна влюблённых, «Прошлая осень» и «Хочу забыть», а также Валерия Ободзинского «Два окна со двора».

Изредка по вечерам, когда занятия в институте заканчивались раньше, или по пятницам, когда перед выходными можно было припоздниться, Платон заезжал в гости к отцу на свою родину.

В один из визитов сына Пётр Петрович подарил ему свои старые карманные часы «Молния» на цепочке, и тот стал с гордостью носить их, к тому же в брюках предусматривался маленький кармашек для них.

– «Пап! А я помню, как ты в Париже во время прогулок доставал их и смотрел время!» – тут же вспомнил Платон яркие картинки из своего детства.

А отец, тоже ударившись в воспоминания, напомнил сыну, как в детстве тот строил из мокрого песка целые города с улицами, мостами и туннелями.

– «Я даже тогда подумал, что ты, ещё и как хорошо рисующий и чувствующий план, после школы поступишь в МАРХИ, к тому же он самый ближний к нашему дому институт, и станешь архитектором!? А потом твой интерес переключился на железную дорогу! Ты стал рисовать её в плане, что только подтвердило моё предположение по поводу архитектурного!» – добавил он.

Но больше всего, по рассказам отца, подросшему Платону нравилось смотреть, как на станции Раменское толстой водяной струёй под напором заливали воду в большой водяной бак в тендере паровоза.

Но обычно после короткого обмена текущими новостями оба Кочета обсуждали политические новости, к взаимному удовольствию всегда приходя в своих выводах к согласию. А редкие поначалу противоречия в их мнениях быстро нивелировались аргументами одного из них. Но, как это часто бывает у мужчин, их разговор с политики постепенно перешёл на женщин.

– «Сын! Ты имей в виду, что тебе вовсе не обязательно жениться на Варе! Ты совсем не обязан делать это! У вас тогда ведь была ещё детская влюблённость, безумная страсть! А вы растёте, развиваетесь, взрослеете, умнеете, и у вас меняются вкусы и предпочтения! Вы ещё не раз в кого-нибудь другого влюбитесь!» – как в воду глянул Пётр Петрович, расположив сына на откровенность.

И Платон, наконец, поведал отцу о своей прошедшей долгой влюблённости в Таню Линёву и вынужденном расставании с нею.

– «Ты правильно поступил с нею, отпустив! Тебе ещё рано женится! Да и нормально встречаться времени нет! Главное для тебя сейчас ещё на пять лет – это твоя успешная учёба, получение высшего образования и интересной специальности! А девчонки подождут! Твоя будущая жена ещё ходит в начальную школу! А пока встречайся, если хочется, но без обязательств! Надеюсь, ты теперь знаешь, как избежать нежелательной беременности?! Я ведь в своё время вам с Настей подсовывал соответствующие книжки!».

– «Да, читал! Но не всё же зависит от меня!».

– «А ты, прежде чем… вставлять, интересуйся менструальным циклом девушки! Нли пользуйся презервативом! А если стыдно или неудобно, то прерывайся… мимо цели! А, в крайнем случае, спасайся онанизмом! Я ведь не зря тебе подсовывал и эротические картинки!?».

– «Дауж!» – непонятно с чем согласился покрасневший Платон.

Отец, как любивший всё оценивать и квалифицировать методист, неожиданно поведал сыну, что все женщины подразделяются на разные типы и предназначения.

– «Сын! Одни женщины – это любящие работу карьеристки! Другие, больше всего любящие детей, это клуши, как, например, твоя мать! А третьи – любительницы вить своё гнездо, вести хозяйство! А другие предназначены для любви! Но многие из них не чисто выраженные. Поэтому, когда будешь выбирать себе жену, имей это в виду, внимательно присматривайся к ним, понимай, что для тебя важнее!» – напутствовал Пётр Петрович сына.

У отца Платон познакомился и постепенно пристрастился к «Литературной газете», пока больше интересуясь последней двенадцатой страницей, а на ней более всего юмористическим разделом «Рога и копыта».

Провожая сына, Пётр Петрович всегда давал ему накопившиеся номера «L'Humanite Dimanche». А Платон потом приносил их на занятия французским языком, вызывая благодарность их преподавательницы.

К середине декабря закончился второй круг и весь предварительный турнир чемпионата СССР по хоккею с шайбой. Его, бесспорно, выиграл «Спартак», набравший в нём 21 очко, а всего 35. Но первое место в отборочном турнире заняли армейцы столицы, хотя во втором круге бывшие вторыми, набрав только 18 очков, но в сумме 37.

Третьим в этом круге оказался «Автомобилист» с 14 очками, в итоге занявший 4-е место с 25 очками. А на общее третье место спустился «Химик», во втором круге набравший только 11 очков, но в сумме 27.

Московские команды «Динамо» и «Крылья Советов» опять идя синхронно, хоть во втором круге и набрали всего по девять очков, но это позволило им в итоге набрать по 23 очка и общее пятое и шестое место.

Всего одного очка не хватило, во втором круге заработавшему 13 очков, «Локомотиву», чтобы догнать своих земляков. Так же резво во втором круге рванули и армейцы Ленинграда, но сумевшие лишь сохранить отставание от ближайшего соперника. Но очко менее резвыми от них во втором круге оказалось и «Торпедо» (Горький).

Динамовцы Киева, поле первого круга шедшие вровень с «Автомобилистом», во втором круге резко сдали, добавив всего пять очков.

Челябинский «Трактор», во втором круге проигравший все игры, чуть было не поменялся местами с разыгравшейся «Сибирью».

Теперь шестёрке сильнейших команд с очками, набранными только в матчах между собой, предстояло в четырёхкруговом турнире разыграть медали. И их положение теперь выглядело как: ЦСКА – 16 очков, «Спартак» – 13, «Динамо» и «Химик» по 10, «Автомобилист» – 7, и «Крылья Советов» -4.

Так что у московских динамовцев шансы на медали ещё были, и они резво взялись за дело, начав третий круг с нескольких побед подряд, в том числе и над московским «Спартаком». И это очень обрадовало Платона.

К тому же были успехи СССР и на международной арене, когда на заседании 23-ей сессии Генеральной ассамблеи ООН 21 декабря было принято решение о включении русского языка в число её рабочих языков.

Но успех в иностранном языке был и у самого Платона Кочета, досрочно 23 декабря сдавшего зачёт по французскому языку своей бессменной преподавательнице Елене Владимировне Калошиной.

Поэтому к окончанию 1968 года Платон подходил в хорошем настроении. В его жизни всё стало стабильно и надёжно, без излишней нервотрёпки. Он заранее знал, что и когда ему предстоит делать, с кем он будет встречаться и даже о чём говорить. Теперь он мог легко планировать свой очередной день, чем и любил заниматься, правда, иногда становясь жертвой своих же планов, когда не успевал учитывать изменившуюся обстановку, продолжая действовать по своему плану или по устоявшемуся шаблону.

Поэтому, наконец, Платон с радостью принял от Яши Родина пригласительный билет на предновогодний вечер для сотрудников ЦКБМ в Центральном Доме Культуры Железнодорожников (ЦДКЖ) в теперь освободившуюся для него пятницу 27 декабря на хорошо знакомой ему Комсомольской площади столицы.

– Эх, было бы это тогда с Татьяной!? – лишь с сожалением вспомнил он.

Платон даже на работу пришёл нарядный, надев свой любимый, мягкий, белый с сизым оттенком тонкий джемпер, в котором всегда чувствовал себя очень уютно и комфортно. Ведь при наличии пригласительного билета работников предприятия отпускали с работы вскоре после обеда – успеть ко времени добраться до места празднования.

Платон впервые был в ЦДКЖ, внутри поразившись его театральным великолепием. Место Кочета оказалось на Бельэтаже и чуть правее середины.

После торжественной части с чествованием передовиков труда состоялся концерт артистов Мосэстрады. А после перерыва с буфетом, внизу в фойе начались танцы вокруг ёлки, стоявшей толстой центральной колонной.

После буфета, где Платон отведал эклеры с лимонадом, на время погасив проявившийся аппетит, он поначалу встал у парапета над танцующими, разглядывая их и ища себе возможные «жертвы».

Наконец его взгляд упёрся в трёх совсем молоденьких девушек, две из которых были симпатичными белокурыми и голубоглазыми сёстрами-двойняшками, и Кочета сразу сдуло вниз. Однако его заинтересовали не они, а их высокая красавица подруга, которую он тут же пригласил на танец, представившись.

– «О-о! Какое у тебя редкое имя?!» – удивилась девушка, очень грациозно опуская свои, как чёрные лебединые крылья, руки на плечи Кочета.

Девушка, представившаяся Любой, была чрезвычайно стройна и как лоза гибка. В танце она легко поддавалась всем движениям Кочета, будто всю жизнь танцевала с ним. Её нежные, гибкие руки с длинными музыкальными пальцами обнимали Платона за плечи и спину, и будто излучали нежное тепло. А он, то держал её за тонкую талию, а то за плечи и спину, чувствуя, как под его кистями тело девушки быстро нагревается. Поэтому он часто менял их положение, будто лапал всё её тело. И со стороны они смотрелись очень грациозно, будто танцевали два нежно обнявшиеся лебедя – чёрный и белый. А в танце Платон не сводил глаз с красивого чуть восточного типа белокожего лица девушки, на котором резко выделялись её большие красивого разреза карие глаза и пухлые заманчивого очертания, красные и без помады губы. А она тоже, не стесняясь в упор рассматривала Платона, практически не отрывая взгляда от его глаз и тоже естественно красных губ.

Платон не отпускал от себя Любу весь вечер, приглашая её от танца к танцу, а она его – на белый танец. Было ясно, что они влюбились друг в друга с первого взгляда. А после окончания вечера Люба даже дала Платону свой номерок, ожидая его у стены под слащавыми взглядами мужчин.

А когда Платон нёс девушке пальто, то ещё издали разглядел и её точёную фигурку с высокой грудью, тонкой талией и длинными ногами.

– Ох, и хороша! Однако пальтишко у неё старенькое! Видимо она из семьи с небольшим достатком, или детей много, раз родители не смогли раскошелиться на такую красавицу? – понял Кочет.

Так и поехали они домой все вместе вчетвером с подружками Любы двойняшками Светой и Олей.

В электричке все разговорились, и из диалога сестёр Платон понял, что они втроём сразу положили на него глаз, как только впервые увидели, идущего к ним.

– «Ты шёл такой стройный, прям, как берёзка! А Оля тебя первой заметила и сказала нам – смотрите, кажется, к нам берёзка идёт!? И мы с нею согласились!» – первой созналась Света.

– «А я ещё сказала: девочки, это за мной!» – призналась и Люба.

Платон с Любой сошли в Реутово, а сёстры проехали до Никольского.

Провожая свою новую любовь домой, Платон к своему удовольствию узнал, что она живёт от него совсем рядом за домом напротив через улицу Ленина. Они обменялись телефонами и договорились встретиться завтра в субботу, в шесть часов вечера, около кинотеатра «Чайка».

И опять счастливый и снова влюблённый Кочет летел домой на своих ещё маленьких крылышках.

– Как папа был прав! Я опять влюбился! И моя новая избранница вроде тоже влюбилась в меня! Мне теперь не надо вздыхать по ней и страдать от неизвестности и безысходности! Вот она, рядом! Бери и люби! – радовался Платон уже подзабытым своим чувствам.

Всю субботу он мысленно готовился к свиданию.

– А ведь это у меня будет первое свидание в жизни! С Варей, и тем более с Таней, у меня таких свиданий не было! Надо видимо начать с кино?! – снова планировал Кочет на этот раз свои любовные дела.

К удовольствию Платона и Люба пришла вовремя, так как их дома были практически рядом, в минутной ходьбе до кинотеатра. Он сразу предложил ей сходить в кино, на что девушка с удовольствием согласилась. Билеты были, и Платон их взял на ряд подальше от экрана. Но кинофильм «Бриллиантовая рука» так захватил всех зрителей, что влюблённым в зале было только до смеха. После кинофильма в хорошем и весёлом настроении Платон с Любой, которую он теперь называл Любаша, пошли гулять по зимнему Реутову, сначала пройдя мимо дома Кочета, который показал новой подруге свои окна.

– Надо же?! Я теперь свободно гуляю со своей любимой девушкой, а не украдкой езжу к одной бывшей любовнице и страдаю по другой любимой девушке тайно и на расстоянии?! – радовался Кочет, идя рядом со своей восточной красавицей, как он за глаза прозвал Любашу.

В разговорах Платон поведал девушке, в том числе, и о себе и своей семье, о своей работе и о трудностях со временем при вечерней учёбе. А узнал он, что у Любы Тарасовой есть ещё и старший брат Валерий, работающий по соседству с ним мастером в двадцать пятом цехе. А она сама только в этом году окончила школу, не поступив в институт и пока нигде не работая, занимаясь на подготовительных курсах.

Нагулявшись и наговорившись, поздно вечером они двинулись к дому Любы, остановившись на лестничной площадке около её квартиры. А тепло и удобство положения позволили им распахнуть полы верхней одежды и перейти к взаимным ласкам, сразу приведшим к страстным поцелуям. Таких вкусных, больших и мягких губ Платону ещё не попадалось, хотя и целовался он всего лишь со второй в его жизни девушкой. Да и Люба не показала наличие опыта в этом деле. Вкус её губ показался Кочету особенным. Его не портил даже чуть заметный ещё оставшийся привкус лука на её губах. А за губами, от которых они не могли оторваться, последовали и взаимные ласки уже согревшихся рук. Платон через кофточку нежно тискал упругую девичью грудь. А осмелев и не чувствуя отпора, расстегнул её, и попытался было залезть под бюстгальтер, но большая его пятерня не пускала к заветному месту. Но осмелела и Люба, сзади вытягивая рубашку и майку Платона из брюк и пытаясь проникнуть к его голой спине.

– «А можно и я сейчас немножко понахальничаю?!» – лишь игриво спросила она Платона, весёлыми и лучистыми миндалинами заглядывая в его сейчас наверно серо-зелёные глаза.

– «Конечно! Я весь твой!» – с жаром ответил Кочет, сразу почувствовав, как во время очередного страстного поцелуя её острые коготки уже впиваются в его голую спину.

– Ух, какая Любаша страстная! – током пронеслась молния в его сознании, по спине и ниже, до предела, словно подъёмным краном, поднимая его естество в теперь, ставших предельно тесными, брюках.

И тут Платон понял, что если Любаша не дай бог придёт к нему и останется с ним наедине, то он никак не устоит перед нею и будет её так сильно и долго любить, что сделает ещё одного ребёнка.

Однако их взаимные любования и ласки вскоре прервались слышимой вознёй за дверью её квартиры.

– «Ну, ладно! Мне пора! А то родители уже волнуются! Пока!» – последний раз чмокнула Платона в губы Любаша, отстраняясь от него и вытаскивая свои шаловливые ручонки из-под его рубашки, быстро застёгивая кофточку и запахивая полы пальто.

– «Пока! Завтра мне надо позаниматься! Давай созвонимся вечером в воскресенье!» – помахал он ей рукой, спускаясь на ступеньку.

– «Хорошо! Звони! Только встретимся в понедельник!» – послала она Платону уже спускавшемуся по лестнице, воздушный поцелуй.

– Эх! А как же быть тогда с Новым годом?! Я ведь обещал Пановым в этот раз встретить его у них дома, и уже деньги сдал?! – вдруг вспомнил Платон свою давнюю договорённость с Пановыми, Поповым и Петровым.

– Ладно! Сначала встречу у них, а потом с Любашей! Тарасовы наверняка тоже уже спланировали Новый год встречать без меня?! – сам перед собою оправдывался Кочет.

Всё воскресенье Платон пытался заниматься, но Любаша Тарасова не выходила у него из головы. И он снова стал анализировать создавшуюся ситуацию.

– У нас с Любашей явно любовь и взаимная страсть с первого взгляда! Мы уже готовы отдаться друг другу и вместе жить! То есть, получается, что чтобы вместе жить, мне надо жениться на ней?! А как тогда быть с учёбой? Нет! Жениться мне всё равно ещё рано! А как же без женитьбы? Быть любовниками? Но это не может долго продолжаться! К тому же я хотел, чтобы и моя жена тоже бы имела образование, и лучше высшее!? Так что получается, что с Любашей нам лучше расстаться, пока мы не согрешили и не загнали бы себя в угол! – решил Кочет, снова наступив своей песне на горло.

А решив это, он взял себя в руки и сел за занятия, настроившись с Любашей не встречаться и ей не звонить.

Но в понедельник Платон, как назло, а может по наводке Любаши, на своём этаже встретил её брата Валерия, впервые и первым поздоровавшимся с Кочетом, одарив его весьма приветливой и даже гордой улыбкой.

– Значит, Любаша всё ему рассказала! И он явно очень доволен этим фактом, так как много слышал обо мне – недаром у нас с их цехом одна объединённая футбольная команда!? А раз рассказала брату, то и родителям она тоже рассказала! Значит, она сильно влюбилась в меня! Да и я-то как?! Ну и дела!? А как быть? Нет! Как я задумал, так тому и быть! – терзался Кочет, оставшись верным своему принятому решению.

– «Привет, Валер! А ты можешь передать Любаше, что у меня сейчас начинается сессия и мне надо сдать много зачётов и экзаменов? И я пока не смогу с ней встречаться!» – быстро сориентировался и сразу выпалил Кочет.

– «Конечно, передам! А что ты сам ей не позвонишь и не скажешь об этом?!» – удивился всему сказанному Валерий.

– «Да я боюсь, что не устою перед ней!?».

– «А-а!? – расплылся он в широкой и счастливой улыбке – Конечно передам! Сдавай спокойно!».

Поэтому в понедельник Платон не позвонил Любе, и она ему тоже. То же самое произошло и во вторник 31 декабря, тем более все были заняты подготовкой к семейной встречи Нового, 1969 года.

В этот последний день уходящего 1968 года большой радостью для советских людей явилось сообщение, что совершил первый испытательный полёт сверхзвуковой пассажирский авиалайнер Ту-144.

– «А мы опять впереди всей планеты!» – поделился радостью с сыном Пётр Петрович.

А вечером под самый Новый год сосед по даче Бронислав Иванович Котов позвонил ему и в Реутово с поздравлениями всем Кочетам, сообщив им, что их семья получила новую квартиру в Свиблово на проезде Серебрякова, в которую они уже переехали.

Но Платон эту новость узнал уже в 1969 году, встречая его в большой молодёжной компании в семье Пановых.

Среди знакомых Платона, кроме хозяев Валерия и Нины, оказались его друзья Петров и Попов, и подруга хозяйки, всё ещё мечтавшая о Платоне, Галя Терехова.

Остальная же молодёжь, и юноши и девушки, Платону была неизвестна.

Это коснулось и других друзей и подруг Пановых, единственных знавших всех. Поэтому поначалу в их компании и царила некоторая напряжённость. Но после выпитого, съеденного и станцованного, обстановка разрядилась. Постепенно молодёжь перезнакомилась и стала вести себя непринуждённей. Однако вскоре все дружно отметили, что, не смотря на обилие выпитого, никто в их компании пьяным не был.

А насытившийся закусками Кочет даже продемонстрировал новым знакомым своё открытие, когда рюмку водки он тут же запивал любым вином, а его – тут же минеральной водой или соком, не закусывая, после чего не пьянел и имел нормальное вкусовое ощущение. Его примеру последовали и некоторые другие, согласившись с наблюдением Платона.

– Это, видимо, связано с тем, что вначале все держали себя в руках, мало выпивая и хорошо поев?! А потом новый хмель уже не брал, хорошо закусивших гостей?! – на себе проверив и поняв, решил естествоиспытатель.

Но для себя в этой компании Платон никого не выбрал, танцуя со всеми подряд девушками по очереди. Ведь Любаша Тарасова никак не выходила из его сознания и сердца.

Однако Галя Терехова воспользовалась Белым танцем, чтобы выказать Кочету всё ещё сохраняющуюся к нему свою симпатию. И Платон поддержал разговор с временной партнёршей, опять сделав упор на свою чрезмерную занятость учёбой.

Но кроме стола и танцев молодёжь вела и некоторые умные разговоры, просвещая друг друга в разных сферах.

Однако Платон остался к ним индифферентным, не желая выпендриваться перед незнакомым людьми. Он лишь молча следил, чтобы возникающие споры не переходили за рамки приличия и кто-нибудь не пытался бы здесь стать интеллектуальным лидером хотя бы на одну новогоднюю ночь. И это удавалось ему, когда он своим в узком кругу авторитетным и аргументированным комментарием прерывал спор, ставя в нём точку или многоточие, откладывая его решение на более трезвое время.

В этом его поддержали Геннадий с Валерием, своими комментариями и отношением к другу, демонстрируя всем его незыблемый авторитет. Да и желающих в этот новогодний вечер попытаться забраться на Голгофу к их счастью не оказалось.

Расходились все под утро, сытые и весьма довольные такой неожиданно приятной, культурной и тёплой встречей Нового года.

– «Платон! А тебе отдельное спасибо! Я всё время, как хозяйка, чувствовала твою незримую поддержку! Ты, как тайный кардинал, всё время держал руку на пульсе вечера, не давая ему скатиться в дрязги и ссоры! Да и друзьям твоим спасибо! Я рада, что у моего брата такие интеллигентные товарищи!».

– «Нин! Так это тебе спасибо за хлопоты и прекрасную организацию!».

– «Да что ты?! У меня столько помощниц и помощников было!? Это им всем спасибо!».

– «Но тебе больше всех! Ведь это ты собрала таких интеллигентных молод ых людей!».

– «Да! И Валерка тоже!».

– «Так что и тебе, Валер, особое спасибо! До свидания и, надеемся, до новых встреч!» – оглянулся Платон на их общих друзей, на прощание пожимая руку хозяина.

Допоздна отоспавшись первого января дома, Платон приступил к подготовке к экзаменам за третий семестр. Любаше он не звонил, и она ему тоже. Они даже не поздравили друг друга с Новым годом, хотя Платон лично по телефону поздравил всех Гавриловых. Да он уже и перестал о ней думать.

А готовиться он мог к зачётам и экзаменам теперь и официально на работе за письменным столом. Ведь Дмитрий Иванович с пониманием относился к своему потенциальному заместителю и возможно будущему преемнику. И Платон понимал это, своей ответственностью к работе вселяя в начальника надежду. Он теперь знал и понимал, что каждый работник их предприятия своим скромным трудом вносил необходимый вклад в их общее дело, связанное с освоением космоса.

И словно в подтверждение его мысли в воскресенье 5 января на траекторию полёта к Венере была запущена новая автоматическая межпланетная станция (АМС) «Венера-5».

В среду 8 января Платон сдал зачёт по физике преподавателю Зимину.

На нём он узнал, что Вера Подорванова стала Коротковой, ещё осенью выйдя замуж.

А на следующий день Платон самым первым сдал зачёт по черчению преподавательнице Сумской, на всю жизнь запомнившей Кочета.

А через два дня 10 января была запущена и АМС «Венера-6». Платон узнал об этом в новой столовой, недавно открывшейся в доме № 17а по улице Ленина, куда он ходил во время сессии, если было затруднительно пообедать дома.

Словно в подарок ко дню двадцатилетия Платона Кочета, 14 января был запущен космический корабль «Союз-4» с космонавтом В.А. Шаталовым на борту. А на следующий день, непосредственно в день рождения Платона, был запущен «Союз-5» с космонавтами Б.В. Волыновым, Е.В. Хруновым и А.С. Елисеевым.

Утром в среду 15 января экзамен по математике Платон завалил, так как не успел полностью подготовиться, понадеявшись на свои приличные знания.

Одновременно с ним, но без запинок, отвечал на вопросы экзаменатора Андрей Некрасов. А преподаватель явно пытался помочь и Кочету, хотя бы вытянуть его на тройку.

Платону даже стало стыдно от этого и неудобно перед преподавателем. Да и тройку для себя по этому предмету он посчитал бы неудачей.

Решающим моментом в балансировании между тройкой и двойкой стал вопрос Платону об одной из несложных формул. Платон написал её, но забыл, как всегда, самую малость – умножить её на 1/2.

А всегда аккуратный, обязательный и собранный Андрей, конечно, не забыл и ушёл с «пятёркой».

Ну, а Платону досталось то, что он поначалу позабыл, хотя преподаватель уже готовил для него новые вопросы, видя, что тот всё-таки что-то знает и ещё тянет на тройку.

Но увидев, на какой мелочи он опять засыпался, Платон сам попросил преподавателя:

– «Давайте, я лучше в следующий раз пересдам, а то тройку для меня сейчас стыдно получать!» – неожиданно для себя предложил Кочет, подсознательно стыдясь за себя перед Андреем Некрасовым, которому не раз помогал по математике.

– Как мне можно получать сейчас тройку, если для меня весь этот материал просто элементарен?! Ну, не доучил чуть формулы?! Зато все задачи на них легко решаю! Но перед Андрюхой неудобно! – мелькнула в его сознании стыдливая мысль.

– «Давайте! Как скажете!» – с удивлением согласился преподаватель, возвращая Кочету зачётку.

– А хорошо я отметил свой день рождения?! Даже двадцатилетие!? Странное совпадение – два и ноль?! Что за наваждение? А может, мне надо было соглашаться на тройку? – по дороге домой сам себе удивлялся Кочет.

– «Платон! Ну, ты и смелый!? Отказаться от тройки? Я бы ни за что так не сделала! Лишь бы сдать, и трава не расти!» – в трамвае удивлялась его поступку Вера Короткова.

А вечером Платона ждал неожиданный и очень для него приятный подарок от Павла на день рождения – настоящий профессиональный футбольный мяч с автографом Константина Крижевского.

– «Ух, ты! Паш, спасибо огромное! Вот это подарок!? Прямо, точно для меня! Даже играть в него жалко будет!» – в радостной улыбке расплылся Платон.

– «Так ты играй! Для этого тебе и подарил! А автографом сначала похвалишься, а потом все уже и так про него будут знать, даже когда он сотрётся!» – разрешил Павел использовать свой подарок по назначению.

И Платон тут же попробовал чеканить мяч, приняв его и на бедро.

– «О-о! Какой он приятный и упругий!? И слушается хорошо!?».

– «А что ты хочешь? Это же классика!» – гордо за свой дорогой подарок улыбнулся Павел.

И он был абсолютно прав. Это было новое поколение современных «пятнистых» футбольных мячей, используемых профессиональными командами. Его поверхность состояла из двенадцати слегка искривлённых правильных пятиугольников чёрного цвета и двадцати правильных белых шестиугольников с равными сторонами, сшитыми в усечённый икосаэдр.

И Платон оценил это, первое время лишь хвалясь мячом перед товарищами, но пока не беря его на игры, ссылаясь на его плохую заметность на снегу.

На следующий день 16 января, после отмеченного в кругу семьи двадцатилетия Платона, советские космические корабли сблизились, состыковались и два космонавта перешли в другой космический корабль.

И уже 17 января возвращаемый аппарат (В А) «Союза-4» с космонавтами В.А. Шаталовым, Е.В. Хруновым и А.С. Елисеевым благополучно приземлился. На следующий день 18 января приземлился и Б.В. Волынов на В А «Союза-5».

В этот же день Платон на «хорошо» сдал преподавателю Кораблёву Диалектический материализм. Теперь у него, из-за досрочной сдачи зачёта по французскому языку, образовалось окно в девять дней до следующего, уже последнего в сессию, экзамена по физике. И это несколько расхолодило Кочета.

Тем временем 20 января, на день рождения Нины Васильевны, Ричард Никсон уже сменил Линдона Джонсона на посту президента США.

Но совершенной неожиданностью для всех явилось прерывание 22 января телевизионной трансляции проезда кортежа с космонавтами через ворота Боровицкой башни в Кремль.

– «Что-то там случилось необычное?!» – первой всполошилась Алевтина Сергеевна.

– «Да что там может быть? Неполадки?!» – успокоил всех Павел.

Но на следующий день стало известно о стрельбе сумасшедшего милиционера по въезжавшему в Кремль кортежу космонавтов.

А 24 января русский язык был включён уже и в число рабочих языков Совета Безопасности ООН.

Длительный перерыв до следующего и последнего экзамена зимней сессии несколько расхолодил Платона, и он 27 января сдал физику тому же Зимину только на оценку «удовлетворительно».

– «Платон! Я смотрю, ты в этой сессии набрал полный ассортимент оценок!? Зачёт, четвёрка, тройка и двойка!?» – пошутил, в общем-то, довольный результатами сына Пётр Петрович.

– «Да! Только зачётов было три! А по математике я сам отказался от тройки, так как знаю её намного лучше!».

– «Как в Плехановском?» – не унимался от сарказма отец.

– «Да, если взять школьную математику! А высшую, наверно уже чуть похуже, но всё равно выше тройки!» – не дал младший пересмешник насладиться смехом старшему.

Платон вообще-то не любил, когда кто-то пытался подтрунивать или тем более насмехаться над ним, считая этот талант своей прерогативой. Поэтому для таких случаев у него было припасено своё безотказное оружие. При желании, или вернее при нежелании смеяться над собой, что он, кстати, не считал зазорным, Платон делал вид, что не понял юмора, и начинал подробно объяснять неосторожному пересмешнику его недогадливость, попросту выставляя его дураком. И тот быстро замолкал, попадая в неловкое положение, и не желая дальше объяснять свою неудачную или неуместную шутку. Пусть знает своё место! – в таких случаях рассуждал Платон.

И отец прекрасно знал об этом, не обижаясь на сына и не задевая его самолюбия.

– «А вдруг у тебя не получиться пересдать на четвёрку, тем более на пятёрку?! Тогда зачем рисковал?!» – сразу перешёл на серьёзный тон отец.

– «Может быть! Но на тройку я могу сдать хоть сейчас, без подготовки! Так что я ничего не теряю! Попытка – не пытка! Ты же сам меня так учил?! Если есть возможность что-то улучшить, то это надо непременно сделать!».

– «Да! Но не забывай, что лучшее нередко бывает врагом хорошего!?».

– «Да, знаю и помню!».

Но Платон помнил и многое другое, в частности, что он должен был делать теперь, в зимние каникулы, с кем встречаться, а с кем нет.

В эту категорию неожиданно попали его друзья детства и одногруппники Юрий Гуров и Виктор Саторкин.

В конце января, всё ещё живший в собственном деревенском доме, Витя Саторкин пригласил Юру Гурова и Платона Кочета составить ему компанию в городскую баню, размещавшуюся в доме № 16 по улице Победы, чтобы помыться и попариться там:

– «Ребят! А давайте смоем с себя все наши студенческие заботы и усталость!? К тому же вы никогда в ней не были!?» – мотивировал он своё предложение.

– «Вить! Конечно спасибо за приглашение, но я в баню не хожу! У меня же есть своя ванная, и я привык в ней мыться один!? К тому же в парилку я вообще не хожу! У меня с детства остались о ней в Сандуновских банях весьма негативные воспоминания!» – вежливо и аргументировано отказался Платон, вспомнив невыносимый жар и горячий пар Сандуновской парилки, сразу тогда сковавшие его детское горло.

Но тут же он вспомнил и о том, как в детстве они в компании мальчишек вместе с Юрой Гуровым ходили через Новую улицу к старой бане напротив подсматривать в щёлочку, в не аккуратно обитом железом окне, за голыми женщинами, тела которых в основном скрывались за облаками пара.

Но Юра Гуров по давней привычке согласился составить банную компанию старому другу детства.

Зато в субботу 1 февраля Пётр Петрович неожиданно сводил сына в Большой театр на оперу «Псковитянка».

– «Наверно какая-то его баба отказалась, вот он и предложил тебе!» – с завистью ворчала Алевтина Сергеевна в ответ на сообщение Платона, что папа сделал ему культурный и такой дефицитный подарок по случаю дня рождения и окончания сессии.

В Большом театре и на опере Платон оказался впервые. Его поразил шикарный интерьер и внутреннее убранство Большого театра, явно выигрывавшего у известных ему «небольших».

Их с отцом места оказались во втором ряду четвёртой восьмиместной ложи первого яруса левой стороны. Но сцену было видно, хотя головы впереди сидящих зрителей примерно на треть загораживали её.

– Эх, здесь немного тесновато моим длинным ногам!? Но это ещё оказывается не самое худшее!? А как же наверно плохо видно сидящей за нами парочке? – про себя озаботился Платон положением, сидевших на двух креслах сзади них, видимо молодожёнов.

И опера началась. На Платона сразу произвело впечатление великолепие костюмов и голоса артистов. Правда, с непривычки он сначала толком не разбирал речь, но вскоре приспособился. Он даже лучше стал чувствовать сюжет. К тому же отец перед спектаклем успел купить программку и ознакомить сына с либретто.

Зато буфет в антракте оказался рядом, и Кочеты успели первыми выпить по порции сока, а сладкоежка Платон ещё и насладиться пирожным.

Затем отец, а особенно сын, с удовольствием размяли ноги в прогулке по коридорам и этажам, в любознательности поднявшись на самый верх, ибо низ они осмотрели раньше.

А во втором действии в конце первой картины произошла неожиданность, и видимо не только для Кочетов.

Когда за сценой стал нарастать колокольный звон, а она заполняться жителями Пскова и показалось царское шествие, а народ стал кланяться в пояс и становиться на колени, на сцену неожиданно на гнедом коне выехал сам царь Иван Грозный.

И в этот момент Платон даже вздрогнул от неожиданности. Все три ярко, но безвкусно разодетые девицы, сидевшие на первом ряду их ложи, как и весь первый ярус вскочил в едином порыве с громкими криками одобрения, женским визгом восторга и бурными аплодисментами. И, как послышалось по их речи и произношению, все первые ряды всех лож первого яруса были заполнены американскими туристами, в основном молодыми женщинами.

– О! Дикарки, какие?! Совсем вести себя не умеют в приличном обществе! Прям, село – селом! – лишь про себя досадовал молодой московский интеллигент.

Артистам на сцене даже пришлось взять небольшую паузу, специально затянув эпизод встречи царя, чтобы экзальтированные капиталистки пришли в себя от художественно ярких исторических проявлений социалистической действительности. В общем, довольные оперой, а ещё больше силой советского сценического искусства, разошлись и разлетелись Кочеты по своим курятникам. Проводив сына до метро, Пётр Петрович пешком пошёл домой на Сретенку, а Платон поехал домой в Реутово.

По дороге, в основном в спокойной электричке, Платон теперь предался спровоцированным спектаклем воспоминаниям о своей детской Москве.

– Эх, жалко, что я теперь живу не в Москве!? А то бы сейчас и пешком был бы уже дома!» – с досадой заключил он раздумья.

– «Ну, как?!» – у порога спросила мать, увидев довольное лицо сына.

– «Шикарно! Просто здорово! Я даже не ожидал!».

– «Вот, видишь? А ты всё футбол, футбол! Тебе надо расширять свой кругозор!».

– «Да, пожалуй!».

– «А знаешь, почему тебе опера понравилась?!».

– «Почему?».

– «Ты был подготовлен к её восприятию ещё в детские годы, когда невольно часто слышал по радио арии из опер!».

– «А-а!? Наверно?! Да! Я вспоминаю некоторые из них! Особенно запомнились арии из Кармен!».

– «Ну, вот, видишь?!».

Но Платон видел и слышал и многое другое, в частности всегда замечал красивых девушек. Но из-за близорукости он определял это слишком поздно, уже вблизи, не успевая среагировать и познакомиться.

– «Сын! А знаешь, почему ты до сих пор не нашёл себе подходящую подругу?! Это всё от твоей близорукости и ходьбы на улице и поездках в транспорте без очков! Ты всё стесняешься, а зря! Тебе бы ещё больше открылся мир окружающей тебя красоты!».

– «Да! Если бы я сегодня был бы без очков, то совсем ничего хорошего и красивого не увидел!» – согласился сын с мамой.

На следующий день в воскресенье с утра Платон выехал к Гавриловым – пообщаться с сыном и отметить с Варей окончание ими очередной сессии.

Этим воскресным февральским утром на платформе Реутово, ожидавший электричку на Москву, Платон увидел двух небольших, бегавших парой, беспризорных или временно убежавших из дома собачек. Беленький кобелёк породы Болонка безуспешно пытался сзади оседлать длиннолапую гладкошёрстную гнедую сучку, явно выказывавшую ему своё расположение.

Бедняжка даже полностью вставал на задние лапки, но его болтающееся страждущее естество доставало той лишь до колен.

Среди зрителей в торце полупустой платформы, кроме Платона, оказалась и молодая женщина, невольно тоже заинтересовавшаяся интригой.

Но, как пара болельщиков не переживала, у кобелька ничего не получалось. Тот подходил не только сзади, но и сбоку, и даже подпрыгивал. Но ничего не получалось. Ведь наверно ещё никому и никогда среди зверей и среди людей не удавалось вставить на ходу и в прыжке, даже знаменитым и заслуженным артистам московского цирка.

Да и сучка никак не догадывалась чуть присесть на задние лапы.

Видя, как женщина тоже переживет за пару влюблённых собачек, Платон не выдержал и подошёл к кобельку со словами:

– «Ну, давай, я тебе помогу! Подсажу, что ли?!».

– «Хоть бы присела, сучка!» – не выдержал и женщина, тут же смутившись своей откровенности и отойдя в сторону.

– Видимо она большой знаток этого? Опыт есть?! – промелькнула шальная мысль у Платона.

– А перед таким молодцом приседать не надо! А даже наоборот, надо встать на цыпочки! – подумал и она, вглядываясь в фигуру и лицо длинноногого Платона.

И тот тоже был вынужден отойти от собачек из-за уже тормозящего рядом головного вагона электрички. Он успел лишь проводить их прощальным и сочувственным взглядом через окно трогающегося вагона.

И опять весь выходной Кочета прошёл в его зимних забавах с сыном и тремя сёстрами Гавриловыми.

В понедельник 3 февраля он вышел на работу уже совершено отдохнувшим, будто бы и не было сессии и прочих моральных и эмоциональных нагрузок, хотя они, при большой физической нагрузке, как раз и являлись разрядкой и отдыхом.

На следующий день 4 февраля в Каире Палестинский национальный конгресс избрал Ясира Арафата председателем Организации Освобождения Палестины.

А 7 февраля было подписано соглашение о торговле, экономическом и техническом сотрудничестве между СССР и Народной республикой Южного Йемена. СССР опять собирал вокруг себя новых союзников и друзей.

Так же поступила и подруга Насти по первому курсу Таня Ковалёва, пригласившая Настю с Павлом и Платоном к себе на день рождения на субботу 8 февраля.

Компания оказалась молодёжной, в основном девичья и из одногруппниц Насти, которая взяла брата в надежде, что ему кто-нибудь из подружек понравится, и он женится на ней, в перспективе освободив сестре жилплощадь.

Из всех девушек Платон обратил внимание только на хозяйку – рослую и крепкотелую кареглазую брюнетку, безупречную во всех отношениях. Ставку на неё делала и Настя. Но сердце брата, ещё не забывшее Любашу, пока не ёкнуло.

– Конечно, если подходить практично, Таня очень даже подходит в качестве будущей жены! Она и симпатична, и с неплохой фигурой! Если только не потеряет её после замужества? Кажется умной, но властной, знающей, что ей надо, потому видимо расчётливой и холодной!? Она одна у родителей и есть двухкомнатная квартира в Москве! Видно, что семья не бедная – вроде всё есть!? Так что будущему её мужу будет куда придти! Но мне пока это не интересно! Так что кадриться к ней я пока подожду! Если только она сама первой не проявит инициативу?! – быстро просчитал Кочет для себя последствия сближения с нею.

Встреча прошла традиционно – застолье, танцы, улыбки, разговоры, завершившиеся фотографированием, во время которого фотограф Павел, увидев, что Платон заслоняется и пытается выйти из кадра, произнёс для всех загадочное в его адрес, поднимая его авторитет:

«А-а! тебе из-за твоей секретной работы нельзя фотографироваться!?».

На что покрасневший Платон лишь шутливо отмахнулся рукой.

Из гостей они возвращались не поздно, и Настя поинтересовалась мнением брата о хозяйке:

– «Ну, как тебе Татьяна?!».

– «Ничего, симпатичная и в общении приятная! Похоже даже умная?!».

– «Да, умная! Она у нас отличница и подруга хорошая! А хозяйка, какая?! Да и семья у неё – сам видел – тоже на уровне!.. А ты будешь с нею ветре чат ься?».

– «А что? Она разве желает этого?!».

– «Ну, я её прямо спросить ещё не успела, но она мне высказала комплимент в твой адрес! Видимо ты понравился ей?!».

– «И она мне тоже! Но когда встречаться-то?! Сама же знаешь!».

– «Да-а! Это проблема! Но время найти можно, да и она тоже учится – поймёт!».

– «Смотри, Платон, упустишь хороший вариант!?» – вмешался и Павел, невольно проговорившись об их планах.

В этот же вечер 8 февраля в Швеции стартовал VI-ой чемпионат Мира по хоккею с мячом.

И опять в воскресенье 9 февраля Платон съездил к Гавриловым, традиционно проведя с ними время и при отъезде домой поздравив младшую Ксюху с наступающим завтра десятилетием.

Теперь в каникулярные вечера Платон и Павел частенько играли дома в бильярд-хоккей, верх в котором в подавляющем большинстве случаев брал Платон.

А тот придумал играть в бильярд и в хоккей с мячом, давая на тайм два удара. В общем, как и должно было быть, получилось среднее между футболом и хоккеем с шайбой. Они даже сыграли с Павлом свой чемпионат Мира по хоккею с мячом, оставшись довольными и игрой и результатами, затем подтверждёнными истинными итогами, когда к 16 февраля в шестой раз из шести чемпионом Мира стала сборная СССР, по два раза обыгравшая сборные Швеции и Финляндии.

Неожиданно рано, уже 20 февраля, сборная СССР по футболу сыграла в Колумбии свой первый в этом году товарищеский матч со сборной страны, победив 3:1, и взяв реванш за досадную ничью в Чили в 1962 году.

Тем временем у Платона набрал ход уже четвёртый семестр, а их группа получила обозначение М2-22. И в субботу вечером, почему-то именно 22 февраля, Платон договорился зайти к Юре Гурову и вернуть ему использованный его конспект лекции, лежачий почерк в котором, наверно кроме его хозяина и почему-то Кочета, никто не разбирал.

Такой, в виде мелковолнистой линии, почерк Юры был очень экономичен, так как пальцы и кисть совершено не уставали и позволяли писать с большой скоростью. Из-за этого Юра был единственным, во всяком случае, в их группе, кто всегда успевал записывать лекции слово в слово.

Как-то Пётр Петрович предложил сыну изучать стенографию, которой сам ещё владел, чтобы уметь быстро и полно записывать слышимый текст. Но у заинтересовавшегося Платона на это не было времени и не предвиделось в обозримом будущем. Поэтому и эта его мечта так и осталась мечтой.

Так что теперь вся надежда переписать полностью текст лекции у него была только на Юру Гурова.

А после этого у него наступало его свободное время, и он уже предавался планам по его использованию. И, как иногда у Платона бывало в игре в шахматы, когда рассчитав многоходовую комбинацию, он забывал самый первый и правильный ход, он и на этот раз поспешил с выходом на улицу, не зайдя на дорожку в туалет, так как ещё и не очень-то хотел.

– А, ладно! В крайнем случае, у Юрки зайду! – решил он с улицы уже не возвращаться домой.

Отдав тетрадь и поблагодарив друга, Платон почувствовал, что свой накапливающийся груз он вполне донесёт до дома. Да и беспокоить хозяев по такому поводу было бы неудобно.

И он уже по улице Ленина подходил к дому, предвкушая, что сейчас опорожнит свой мочевой пузырь, как навстречу ему попалась весёлая компания молодёжи, включавшая Настю, Павла и его друга Николая.

– «О! Платон! Какими судьбами?! Поедем с нами!» – зазывали его девчонки во главе с самой молодой, но самой активной Галей Беляковой.

– «Да нет! Я домой! Мне заниматься надо!» – отговаривался Кочет от не интересных ему девиц.

– «Да ты нас тогда только проводи до автобусной остановки!» – убедил его Павел.

И, взятый с двух сторон девицами под руки, Платон решил ещё немного потерпеть.

Но когда подошёл автобус, Павел и Николай под руки и под довольный смех девчонок просто внесли Платона в салон.

– «Ну, и куда вы меня везёте?!» – нарочито громко спросил он всех.

– «Платош! Не сердись! Мы решили поехать в кафе на Арбат!» – несколько пыталась успокоить Настя внешне спокойного, но уже напрягшегося от насилия, недовольного брата.

– «Паш, только у меня с собой денег нет, да и ссать я хочу!» — лишь шепнул Кочет Олыпину.

– «Да ничего! У меня есть! Да и парни добавят!? А ты дотерпишь?!».

– «Постараюсь!» – поморщился Платон, оценивая свои силы.

Их бывший автобус № 209, с декабря ставший № 509, за полчаса с небольшим доставлял пассажиров до станции метро «Измайловский парк».

До 1963 года она называлась «Измайловская», и в детстве Платон ездил до неё от Кировской кататься в Измайловский парк на лыжах с отцом, а позже на физкультуре с классом.

И Платон пока терпел, тем более, дальше их путь без пересадок пролегал до станции метро «Библиотека имени Ленина».

– Ладно! Вроде до кафе как-нибудь дотерплю! – понял он, выходя из метро на проспект Калинина.

Дойдя до ресторана «Прага», компания в поисках кафе свернула на Арбат.

– Ну, слава богу! Дошли до туалета! – расслабился у писсуара Кочет, когда они вскоре нашли маленькое кафе.

– «Ну, что? Кайф?!» – спросил Павел повеселевшего шурина, ожидая своей очереди.

– «Да! Хорошо!» – натужно улыбнулся Платон, безуспешно пытаясь выдавить из себя остатки.

Теперь он был счастлив и мог, что угодно делать и с кем угодно говорить.

Отдохнув и весело наговорившись, выпив по чашечке кофе с пирожными и мороженое, компания направилась на выход. Платон хотел было опять на дорожку забежать в туалет и доделать недоделанное, но постеснялся мнения девушек о себе.

И компания пешком теперь направилась к станции метро «Площадь Революции».

Платон опять шёл, с обеих сторон взятый под руки девушками-хохотушками. И в процессе разговоров он стал явственно ощущать не только прилив физических сил и энергии от хорошего перекуса, но и прилив излишков ненужной жидкости. Ощущение переполненности мочевого пузыря становилось всё ощутимее и стало беспокоить Платона. В конце концов, он не выдержал и передал девушек другим парням, сославшись на необходимость срочно переговорить с Павлом.

– «Паш! А я опять ссать захотел! Отвлеки пока девчонок, а я подворотню найду и отолью!» – попросил шурин.

– Ладно, давай! А что ты там не сходил?!».

– «Да постеснялся, дурак, так часто ходить!».

И Платон замкнул шествие компании, заглядывая в подворотни и ища удобный уголок. Но подходящего места нигде не было. То оно было освещено, то там был посторонние, а то и вообще укромных уголков не было вовсе. Так и дошли они до Александровского сада и Кутафьей башни, под которой Кочет ожидал спасительный для себя туалет. Но к ужасу Платона тот оказался уже закрытым. И не в силах больше терпеть и идти к следующему туалету на подъёме между Арсенальной и Никольской башнями, он нашёл относительно уединённый уголок у соединения Кутафьей башни и стены.

Но как только Платон приладился у стены и начал получать наслаждение от процесса, к нему направился, как назло дежуривший рядом на площадке, милиционер.

– «Товарищ сержант! Извините! Ноу меня больше нет сил терпеть, а туалет почему-то закрыт!? Так что я прямо, извините, здесь!».

– «Так он на ремонте!.. Потом ко мне подойдёте!» – учтиво разрешил страж порядка доделать начатое дело.

Оправившись, Платон подошёл к милиционеру, расплываясь в смущённой, но благодарной улыбке:

– «Спасибо вам большое! Спасли меня!».

– «А где вы живёте?!».

– «Да тут, почти рядом, на Дзержинке!» – специально для форсу, наполовину соврал Кочет.

– «Ладно! Идите! И больше так не делайте!» – как показалось Платону, чуть ли не подобострастно отпустил его милиционер.

– Он наверно это сделал на всякий случай, побоявшись нарваться на отца аборигена, не дай бог ещё и от госбезопасности? – лишь подумал Платон, оценив свою находчивость.

– «А как тебе удалось избежать наказания?!» – с удивлением спросил Павел.

– «А он спросил, где я живу! А я ему сказал, что на Дзержинке! Он и отстал, на всякий случай!».

– «Ну, ты и молодец! А если бы он проверил?».

– «А я же у отца на Сретенке бываю!? Да и родился и жил там одиннадцать лет! А она продолжение улицы Дзержинского!».

– «А-а! Ну, да! Так получается, что ты безнаказанно обоссал Красную площадь, Кремль!?» – сделал неожиданный философский вывод Олыпин.

– «Да! Но только не Красную площадь, а Александровский сад!».

А уже на буднях, не поздно вечером возвращаясь с занятий с друзьями в электричке, Платон услышал разговор двух поблизости стоящий зрелых девиц, обсуждавший красный цвет его губ.

– «А интересно, у парня цвет губ это его, или он мажет их помадой?!» – спросила одна.

– «А ты подойди и спроси! А ещё лучше поцелуйся с ним, и поймёшь!» – посоветовала другая.

– «А я и не против!».

– «Так и я тоже!».

Но Платон опередил их, демонстративно облизнув свои губы и ответив:

– «Не бойтесь, это свой цвет!».

– «А мы и не боимся! Это ты боишься, раз не захотел поцелуем проверить! А только облизываешься, как мартовский кот!» – под совместный хохот друзей и девушек ответили те.

К этому времени завершился и четвёртый круг чемпионата СССР по хоккею с шайбой, как и третий, уверенно выигранный московским «Динамо» с победами над лидерами, в результате чего вплотную подобравшемуся к ним, отставая от ЦСКА на одно очко, а от «Спартака» на два. И у Платона и здесь появились вполне обоснованные надежды.

Так что жизнь в это время у Платона Кочета проходила стабильно и даже временами весело. Незаметно и зима стал переходить в весну.

Но её астрономическое начало было омрачено неприятной неожиданностью, когда в воскресенье 2 марта стало известно о советско-китайском пограничном конфликте на острове Даманский, расположенном на реке Уссури в 230 километрах южнее Хабаровска и 35 километрах западнее райцентра Лучегорск.

– «Вот к чему привело недопонимание между нашими компартиями!? А ведь как мы им помогали?! И воевали бок о бок!» – в разговоре с сыном по телефону сожалел о случившемся Пётр Петрович.

– «А я думаю, что со временем сама жизнь всё равно заставит нас снова дружить! Это хорошо понятно, если посмотреть на географическую карту!» – успокаивал отца Платон.

А вскоре Платону снова пришлось смотреть на географическую карту СССР. Получив, на этот раз вместо поздравительной открытки ко дню рождения, письмо от Владимира Лазаренко с его фотографией и поздравлением, Платон испугался за друга. Ведь тот служил в железнодорожных войсках как раз в тех краях недалеко о границы с Китаем.

Но его опасения за Володю были напрасны. Единственное, что могло ещё достать солдата, так это огромные и кусачие кровожадные местные комары, по словам старослужащих к лету ожидавшие молодых, здоровых и полнокровных новобранцев.

От опасений его отвлекли и хлопоты с покупкой подарков своим многочисленным женщинам. И на этот раз Платон как надо поздравил всех своих женщин с праздником 8 марта, включая, опять собирающуюся в деревню, бабушку. Только Настя на этот раз не оказалась в их числе, так как уже имела своего зарабатывающего мужчину.

Но кроме него она ещё имела подруг и друзей, в том числе одноклассников, помнивших свою принципиальную классную старосту.

Как всегда днём возвращаясь из института домой на электричке, Настя в полупустом вагоне увидела в тамбуре очень высокого курсанта военного училища, который почему-то улыбался ей. Она несколько раз взглянула на него и поняла, что его лицо ей кого-то напоминает. А когда вышла в тамбур, то услышала от него:

– «Ну, я это! Я! Не узнаёшь?!».

– «А-а! Володя!» – наконец узнала она, вымахавшего за почти два года и ставшего на голову выше неё, Володю Лодыгина.

– «Ну, вот, узнала, наконец!».

– «Володь! Так значит, ты будешь военным?! А не боишься… китайцев?!».

– «Так будем надеяться, что это лишь временное и досадное недоразумение!?».

Но 15 марта советско-китайский военный конфликт на острове Даманский повторился. Однако в этот раз в нём кроме пограничников с обеих сторон приняли участие и регулярные армейские части. И в результате Советской армии пришлось применить против многократно численно превосходящего противника сорокаствольные калибра 122 миллиметра реактивные системы залпового огня (РСЗО) БМ-21 «Град», нанеся противнику большой урон. И после этого из-за взаимного опасения перерастания конфликта в полномасштабную войну, боевые действия с обеих сторон прекратились.

В этот же вечер в Швеции стартовал XXXVI-ый чемпионат Мира и XLVII-ой чемпионат Европы по хоккею с шайбой. На этот раз в двухкруговом турнире участвовало только шесть команд. И Платон больше заочно болел за нашу сборную, обычно по возвращении из института узнавая результаты. И лишь вечерами в четверги, но больше в субботы и в воскресенья он мог болеть за наших хоккеистов по телевизору.

В воскресенье 16 марта досрочной и убедительной победой московского «Динамо» завершился XXI-ый чемпионат СССР по хоккею с мячом. Динамовцы дважды обыграли своих главных соперников армейцев из Свердловска, отрыв от которых составил одиннадцать очков (!), догнав их по девятому чемпионству. А те лишь на одно очко превзошли своих одноклубников из Хабаровска. Зато лучшим бомбардиром с 54 голами опять стал армеец из Свердловска Николай Дураков.

Как обычно, в день рождения сына в среду 19 марта, Платон с работы поздравил его и Варю, получив приглашение к ним в гости на субботу.

И 22 марта, он уже лично был у Гавриловых, вместе нагулявшись на улице и в квартире отметив четырёхлетие Славика, уже ходившего в детский сад, и потому больше не нуждавшегося в няне. А после застолья Платон наговорился на разные темы преимущественно уже с генерал-лейтенантом, явно соскучившимся по внимательному собеседнику, немного выпив с ним.

Возвращался Платон домой под лёгким хмельком, не взявшим его, до этого плотно поужинавшего.

– Ничего! Завтра утром всё лихо растрясу! – вспомни он договорённость с товарищами завтра, в воскресенье утром начать футбольный сезон на втором этаже, строящегося напротив входа на стадион, магазина «Маяк».

Этот двухэтажный магазин на углу квартала строили долго, с длительными перерывами. И сейчас он стоял под плоской крышей с широкими зияющими оконными проёмами. Его второй этаж был просторным и сухим, лишь с кое-где проложенными на полу трубами и незначительным строительным мусором. В общем, студенты-вечерники выбрали именно его.

И утром в воскресенье в оговорённое время игра началась. Правда пришли не все, но это было даже лучше для играющих, иначе было бы тесно.

Игра сразу приняла весёлый характер, так как приходилось обыгрывать не только соперников, но и трубы с кучками мусора. Иногда мяч неожиданно несанкционированно отскакивал в сторону, вызывая всеобщий смех.

Постепенно все вошли в азарт, приспособившись к обстановке. И в один из моментов мяч после неудачного удара Кочета вылетел в окно в сторону стадиона «Старт».

– «Платон! Ты никак решил продолжить игру на стадионе?!» – не успел пошутить Игорь Заборских, как Кочет, не раздумывая, впорхнул вслед за мячом в окно.

– А высоко, однако!? Надо бы постараться долететь до сугроба! – энергично перебирая в воздухе ногами, лишь успел подумать Платон.

Но его полёт со второго, но высокого этажа оказался коротким, и ступни больно ударили в асфальт у самой кромки, ещё не растаявшего с северной стороны снега. Однако его ноги самортизировали, и он, присев, не упал.

– А ничего получилось!? Но сам бы я никогда не прыгнул! – лишь азартно промелькнуло в его голове.

Поднимаясь с мячом по лестнице на второй этаж, Платон услышал удивлённые высказывания ребят:

– «Ну, Платон и дал жару!» – первым послышался звонкий голос Юры Гурова.

– «Н-ну, П-платон и зверь! Как он, н-не раздумывая, лихо п-прыгнул!» – восторгался и Витя Саторкин.

– «Хоть и Кочет, а как полетел?!» – чуть завистливо вставил своего юмора всегда весёлый Игорь Заборских.

– «А я и не знал, что петухи так летают!?» – в тон ему злорадно добавил, недавно к ним присоединившийся, завистливый Вова Стольников.

– «Да! Сразу видно: наш Кочет – птица высокого полёта! Наверно моя мать его прыжок из окна видела?!» – возвратил всех на землю Гена Петров, проживавший от магазина через перекрёсток по диагонали, и за редкой игрой которого с опаской наблюдала мать.

Неожиданной приятной новостью для всех явилось сообщение 28 марта, что по случаю тридцатилетия со дня окончания в Испании Гражданской войны, в стране объявлена полная амнистии для всех её участников.

И в этот же день сборная ЧССР по хоккею второй раз обыграла сборную СССР, вызвав патриотические волнения населения во многих районах страны.

Однако это не дало ей преимущества над нашей сборной, так как с 15 по 30 марта сборная СССР по хоккею дважды обыграла всех остальных своих соперников, а сборная ЧССР в свою очередь и тоже дважды проиграла шведам. В результате у этих трёх команд, дважды обыгравших и всех других соперников, оказалось по 16 очков в зачёт чемпионата Мира, и по 8 очков в зачёт чемпионата Европы по играм только между европейскими командами.

Равное количество очков и нулевая разность шайб в играх этих трёх команд между собой привели к распределению призовых мест по общей разнице забитых и пропущенных шайб на чемпионате Мира и отдельно на Чемпионате Европа. А она в обоих случаях оказалась худшей у сборной Чехословакии, а лучшей у сборной СССР, ставшей в девятый раз чемпионом Мира и в тринадцатый – чемпионом Европы. Лучшим бомбардиром опять стал московский армеец Анатолий Фирсов, но с десятью шайбами. Но на этот раз в сборной СССР из «Динамо» (Москва) кроме защитника Виталия Давыдова играли Александр Мальцев и Владимир Юрзинов.

В это же воскресенье 30 марта Платон опять съездил к Гавриловым и лично поздравил с днём рождения Александра Васильевича, долго обсуждая с ним итоги чемпионата мира по хоккею после гуляний на улице с сыном.

– «Платон! До чего же я люблю с тобой поговорить?! Ты приезжай к нам чаще! А я вообще давно мечтаю, что бы ты жил у нас! И мы бы с тобой говорили бы каждый вечер, а?!» – разоткровенничался подвыпивший генерал.

– «Александр Васильевич! Так я четыре вечера допоздна в институте!? А в другие дни мне дома заниматься надо! И мама мне создал все условия! Но мне бывает даже с нею некогда парой слов обмолвиться?! Да и дома я практически ничем ей не помогаю! Ну вас я нахлебником быть не хочу! Да и от занятий я бы у вас всегда отвлекался?! Так что уж извините! Пока никак!» – разочаровал того неофициальный зять и студент-вечерник.

– «Саш! Да не приставай ты к Платону! Он всё правильно делает! Учёба сейчас у него самое главное!» – пришла на выручку гостю главная хозяйка, провожая его до двери.

– Чего захотел Александр Васильевич?! Так бы он меня всегда бы забалтывал!? А тут ещё Славик, Варя? А наверняка все потом бы косо на меня стали смотреть!? Мол, нахлебник тут живёт, дела не делает, деньги не даёт! – по дороге в Реутов размышлял Кочет.

А через день во вторник 1 апреля, словно реализуя чью-то недобрую шутку, Настю надолго положили в больницу с обострением язвы желудка и осложнением на сердце после гриппа.

В этот же вечер в международный день смеха Платон с Юрой Гуровым по пути из института в трамвае досмеялись до договоренности, что, когда они окончат МВТУ, то совместно напишут юмористический сборник под названием «Социал», в который войдут все смешные истории, собранные ими в повседневной жизни.

Настроение у них обоих было приподнятым, так как Витя Саторкин пригласил друзей на свою свадьбу с Людмилой Лысиковой из ЦИЛа, запланированную на 1 мая.

А пока в пятницу 4 апреля стартовал XXXI-ый чемпионат СССР по футболу. На этот раз все участники были разделены на две равные подгруппы по десять команд, которые на предварительном этапе должны были определить по семёрке лучших для участия в финальном турнире. А в нём учитывались только результаты игр между прошедшими в финал командами.

Московское «Динамо» стартовало в первой подгруппе плохо, проиграв 2:3 в Ереване и 1:2 Баку. В то время, как армейцы столицы выиграли по 1:0 в Одессе и Ростове-на-Дону.

А во второй подгруппе сразу четыре команды набрали по три очка: «Спартак», динамовцы Минска и Тбилиси и торпедовцы Кутаиси.

В субботу 12 апреля в день космонавтики Платон съездил к Гавриловым отметить двадцать третий день рождения Вари.

К этому времени в чемпионате СССР по хоккею с шайбой завершился пятый круг, и отставание динамовцев от армейцев к удовольствию Александра Васильевича возросло ещё на три очка. Но к его неудовольствию «Спартак» продолжал опережать армейцев всё также на одно очко.

Тем временем весна в Москве уже набрала силу и одаривала москвичей новыми пряными запахами от набухающих почек зацветающих деревьев и кустов.

Радостный щебет птиц разносился по столице, даря её жителям радость жизни, весны и любви. Но активизировались и люди. На улицах стали появляться нарядные девушки, которым всё чаще стали улыбаться мужчины, некоторые из которых стали соперничать друг с другом из-за самок.

Платон невольно стал свидетелем такого соперничества. На три года младший брат Володи Лазаренко Михаил учился в одном классе вместе с соседями по дому двойняшками Сашей и его большеглазой сестрой Надей Лаврущенко, теперь ставшей настоящей красавицей.

На неё первым обратил внимание и влюбился Миша Евдокимов, начав с нею встречаться пока во дворе. Но вскоре у него появился соперник Альберт Ломов – приёмный сын Крашенинникова, как-то случайно днём увидевший красавицу из своего окна.

Почти тридцатипятилетний спортсмен и крупный красавец-мужчина влюбился в юную девушку с первого взгляда и стал добиваться её внимания, пользуясь своим опытом и внешней привлекательностью.

И постепенно юный воздыхатель Миша Евдокимов, было приударивший за красоткой, был безнадёжно для него отшит своим взрослым конкурентом, жившим на ним.

Но Альберт был действительно хорош, и на лицо и телом. Внешне он вполне мог сойти за артиста. И он знал это, всегда пользуясь вниманием женщин, хотя явно страдал нарциссизмом, с детства привитым ему любящей и избаловавшей его матерью-красавицей Аллой Петровной, до сих пор любовно, даже при всех, звавшей великовозрастного сына Аликом.

По утрам в выходные он играл в любительский футбол во всё поле, корыстно всегда беря себе в напарники, не только забивного, но и много пасующего моложавого мужчину Олега Садова – бывшего центра нападения реутовской футбольной «Волги».

Во время игры периодически можно было слышать страждущий визгливый возглас Ломова в штрафной площадке соперника, обращённый к Олегу: «Алька, молодец!» или «Алька, отдай!», «Алька, пас!».

– Хорошо Алик устроился! Привык, что о нём всё время кто-нибудь заботится!? Садов всех обыгрывает и ему мяч выдаёт, как на блюдечке – только ногу подставить! – посмеивался Кочет над взрослым мужчиной, визжащим как капризный эгоистичный ребёнок.

– Ну, точно! В игре, в азарте человек всегда неожиданно раскрывается, демонстрируя и свои негативные черты характера! Та что, Алик, ты против меня всё ещё просто маменькин сынок! – сделал Платон на этот раз психологический вывод, возможно где-то в самой глубине своей души чуточку завидуя удачливому красавцу-кобелю, но, сейчас, пока не докапываясь до сути.

Но дотошный и всегда пытающийся докопаться до сути, Валерий Попов по весне прочитал книгу «Женская сексопатология» и периодически теперь делился своими новыми заветными знаниями с товарищами. От него Кочет узнал, что такое по-правде «манда», и что женщины по расположению половых органов делятся на корольки, мутовки (центровки) и сиповки.

Но ему, привыкшему больше к возвышенному, было противно говорить на эту тему. И тогда он решил оригинально закрыть её.

– «Валер! А помнишь, как Магомаев пел о враче-сексопатологе? Кажется, песня называлась «Позови меня»?» – с серьёзным видом спросил Платон.

– «Как это?!» – сначала не понял Валерий.

– «Ну, там ещё были такие слова: «Если вдруг трудно встанет, если вспомнишь ты о любви, позови меня, позови меня, хоть когда-нибудь позови!».

– «Ну, ты, Платон, и шутник!».

– «Так это не я, а Магомаев!».

– «Ты это, ты, а не Магомаев и не автор слов!».

– «Так слова написал сам Магомаев! Но и на «ты-ты» тоже такая песня есть! Там есть ещё слова: «Ты, ты, ты!». А поёт Эмиль Горовец!».

– «Платон! А ты оказывается ещё и знаток песен!?».

– «Нет! Не песен, а языка!».

– А я тебя сейчас проверю, как меня проверял Лазаренко!».

– «Что-о!? Он тоже врачом-сексопатологом заделался?!».

– «Да нет! Он проверял меня на знание русского языка, и я засыпался! Вот назови мне множественное число от слова «Дно» и слово, в котором подряд идут три буквы «е», а-а! Слабо?!».

– «Ну, дно во множественном числе будет донья! А вот с тремя «е» будет сложнее, но я попробую!».

И Платон задумался, сразу поняв, что это непременно связано с окончанием слова, например, длиннее.

– А! Значит, я должен найти слово, видимо прилагательное, отвечающее на вопрос, какое, и с окончанием на гласную! – лихорадочно размышлял Кочет.

– «А! Вот! Нашёл! Длинношеее!» – радостно заключил Платон, весьма удивив при этом Попова.

– «Ну, ты и даёшь! Значит, быть тебе, Платон, филологом!» – заключил Валерий.

– «Нет! Мне этот вид деятельности не нравится! Просто у меня мама в своей молодости была преподавателем русского языка и литературы! Вот видимо с генами и что-то передалось?!».

– «А-а! А игра в футбол значит у тебя от папы!?» – завистливо подколол Попов, зная, что отец Кочета – очкарик-интеллигент.

Но его предположение по поводу очкариков в футболе было недалеко от истины. Ибо вскоре к группе футболистов-студентов из их группы М2 к ранее присоединившимся их сокурсникам-реутянинам из группы П9 «Радиоэлектроника» Мише Шишкину и очкарику Сергею Макарову присоединился ещё и очкарик Юра Сарычев, страстно, до самозабвения и самопожертвования любивший футбол и болевший за московское «Динамо». Поэтому он и быстро сошёлся с Платоном. А когда выяснилось, что их матери были учительницами, а отцы, хоть и в разной мере, но оба участники войны, служили и занимались безопасностью страны, то юноши из интеллигентных семей быстро сдружились, став друг для друга интересными собеседниками.

А Валерию Попову это не понравилось, и он стал ревновать, но не доводя дело до конфликтов.

Но не прекращались периодические конфликты на Дальнем Востоке, когда 15 апреля было объявлено, что самолёт МиГ-21 ВВС КНДР вблизи своих границ над Японским морем сбил, взлетевший с военно-воздушной базы Ацуги в Японии, самолёт радиоэлектронной разведки американских ВМС типа ЕС-121М с экипажем в 31 человек.

А 17 апреля в Чехословакии Александр Дубчек был снят с поста первого секретаря Компартии Чехословакии, а новым первым секретарём был избран Густав Гусак.

Смена лидеров произошла и в подгруппах чемпионата СССР по футболу. В первой подгруппе ими стали чемпионы прошлого года киевляне, на радость Платона сыгравшие на своём поле 0:0 с его московским «Динамо», заработавшим своё первое очко. А во второй подгруппе – обе грузинские команды, игравшие первые игры на своём поле.

Но не менялись лидеры в студенческом футболе. По-прежнему, Платон Кочет и Игорь Заборских задавали тон в их вечером по четвергам или в субботу по утрам баталиях на своём поле – асфальте около входа на стадион.

И только во время этих игр Платон встречался на футболе со студентами-вечерниками из других групп: со своим цеховым товарищем Сергеем Макаровым, а также Валерием Поповым и Юрием Сарычевым, Славой Солдатенковым и Михаилом Шишкиным, за которого приходила болеть его подруга, ровесница и одногруппница симпатичная Лена Тишинёва.

И вместе с Игорем Заборских, Юрием Гуровым, Виктором Саторкиным, и, наконец, с уговорёнными Платоном другими партнёрами Геннадием Петровым, Юрием Максимовым и Владимиров Стольниковым, а в придачу к ним и Валерием Пановым у них теперь иной раз собиралась довольно внушительная компания футболистов. Во всяком случае, чаще всего они играли четыре на четыре, а то и пять на пять, и лишь изредка шесть на шесть. А когда иногда приходили все, то играли и шесть на семь.

Слава Солдатенков оказался самым последним студентом-вечерником МВТУ, присоединившимся к студентам-футболистам. Он был бывшим борцом классического стиля и весьма грузным, решившим видимо так согнать лишний вес, переваливший за центнер. Не раз в игре соперники упирались в массу его мышц, пытаясь обойти эту малоподвижную, но крепкую «стену». А после игры Платон возвращался домой с ним вместе, так как Слава жил в соседнем доме № 22 по улице Ленина. И за невольными разговорами весёлые балагуры Кочет и Солдатенков быстро сдружились, найдя взаимопонимание по многим вопросам.

На этот раз после игры шустрый и ревнивый Валерий Попов взял инициативу общения с Кочетом в свои руки, опередив не только флегматичного Славу, но и интеллигентного и заикающегося Юрия Сарычева, рассказывая, но для всех, интересные истории, произошедшие с ним в последнее время.

– «Платон, ты же знаешь Свету Монакову? Она в вашем цехе работает, и вышла замуж за моего однофамильца Сашу Попова из нашей пятнадцатой школы! Ты знаешь его?!».

– «Да, знаю! Это такой небольшой, рыжеватый, веснушчатый, большелобый и умный?!».

– «Да-да! Это он! Но по рыжине он стоит между мной и Игорем Заборских!» – взглянул рыжеватый блондин Валерий на густо рыжего Игоря.

– Так я на днях прихожу к своему цеховому врачу Черных Маргарите Михайловне, – это жена начальника третьего цеха, – а она посмотрела на меняй, смеясь, спрашивает, как проходит беременность?».

И тут по реакции товарищей Валерий понял, что заинтересовал всех.

– «Я сначала испугался, что кто-то от меня забеременел. Меня даже в пот бросило, и я стал лихорадочно вспоминать, кто это мог быть?! Да вроде некому?! Это, наверно ошибка?! А она своё!» – продолжил Попов.

Он с удовольствием оглядел лица заинтересовавшихся интригой товарищей и загадочно сообщил:

– «Я конечно от удивления чуть ли не открыл рот, ну, почти как вы сейчас, и спрашиваю её: какая беременность? Кого? А она тычет пальцем в мою карту и ещё громче смеётся: Вот! Тут же чёрным по белому написано: находится на двенадцатой неделе беременности!».

Тут-то все слушавшие заржали, как жеребцы, видимо представив себе эту картину. А Валерий снова продолжил.

– «А оказалось, что это торопливые девушки из регистратуры, видимо заболтавшись, перепутали наши карточки, вклеив в мою данные о приёме у врача Светы Поповой?!».

– «Ха-ха-ха!» – вновь донеслось от входа на стадион «Старт».

– «Платон! А пойдём, зайдём ко мне – дело есть! Нужна твоя консультация!» – предложил Кочету, вдруг встрепенувшийся от каких-то воспоминаний, Геннадий Петров, живший в доме, стоящем рядом с входом на стадион, тем перехватывая у Попова инициативу.

– «Ген, а можно и я пойду?!» – попытался, было, Валерий «пролезть в щель» между своими друзьями.

– «Так это по моему личному вопросу! А вы, батенька, лучше в другой яаз!» – пошутил Петров в адрес Попова, копируя жест Ленина, державшегося большими пальцами за карманы воображаемой жилетки.

А через неделю, когда все уже собрались снова играть, Платон специально при всех спросил Попова:

– «Валер! Ну, а ты-то как?! От бремени разрешился?».

– «Ха-ха-ха!» – начали, было, некоторые смеяться, но неожиданно были перебиты Поповым.

– «Да, разрешился! Прям, тогда же! Эти листы из моей карты выдрали и переклеили в Светину!» – беря пример с тактики Платона, не дал Валерий всем посмеяться над собой, вызвав у того даже неожиданное разочарование.

Но самой большой неожиданностью, вызвавшей разочарование Кочетов, был уход 28 апреля с поста президента Франции генерала Шарля де Голля, до проведения новых президентских выборов передавшего пост председателю Сената Франции Алену Поэру.

В этот же день Александр Дубчек был избран председателем Национального собрания Чехословакии.

Но на следующий день Платона вновь разочаровало его футбольное «Динамо», после ничьей с лидирующими киевлянами проигравшее ещё две игры, сначала в Одессе, а потом и в Ростове-на-Дону, и теперь с одним очком занимавшее последнее десятое место в подгруппе.

Во второй же группе с интервалами в одно очко за динамовцами Тбилиси шли «Спартак» и за ним «Шахтёр». Но обсуждать шансы команд после всего пяти отборочных туров чемпионата было преждевременно.

Поэтому в обед на работе Платон, обычно спускавшийся в цех обсудить последние футбольные новости, пока заходил на прецизионный участок посмотреть игру в шахматы чемпиона цеха Димы Василенко и обменяться студенческой информацией с Игорем Заборских.

Но различную информацию Кочет получал не только из газет, радио, телевидения и разговоров, но и из писем и открыток от родственников.

В конце апреля почтовый ящик квартиры № 41 дома № 18 по улице Ленина в Реутове стали заваливать первомайские поздравительные открытки. Одна из них была от младшего из братьев Комаровых Евгения Сергеевича, сообщившего сестре, что он уже принят в члены КПСС.

В этот день Дмитрий Иванович Макарычев для точной наладки станка поле очередной модернизации пригласил опытного слесаря с ремонтного участка их цеха пожилого Владимира Ивановича Языкова, которого очень хорошо знал и руководителем которого был долгое время.

Быстро разобравшись в сути модернизации, Языков высоко оценил её:

– «Иваныч! Ну, ты и голова – такое придумать!?».

– «Так это не только я! Вон и Платон руку, вернее голову, приложил! Хоть и ещё учится на инженера, а уже так соображает и такое придумывает!?».

– «Да, Платон молодец! У нас до стих пор его внизу многие вспоминают по разным поводам – видать скучают!? Пусть хоть иногда захаживает к нам и что-нибудь интересное рассказывает!» – согласился Иваныч Владимир с Иванычем Дмитрием, понимая друг друга с полу слова.

– «Ну, а как ваш новый, Сергей Александрович, справляется?» – немного смущённо и ревниво спросил Макарычев Языкова.

– «Да! Справляется! Как говорится, старый конь …» – начал, было, Владимир Иванович, но на полу слове осекся.

«Да, да! Ветераны приходят и уходят, а их дело идёт вперёд!» – немного завистливо заключил Дмитрий Иванович.

А вскоре Платон увидел подтверждение этому совершенно в другом месте. Одного ветерана отставника на посту директора стадиона «Старт» Петра Матвеевича Панова сменил другой – отставной ещё с 21 декабря 1965 года майор Михаил Наумович Сарычев.

А познакомился с ним Платон совершенно неожиданно, когда в четверг вечером вышел с друзьями попинать мяч на уже, по его мнению, просохшее поле стадиона «Старт». Но не успели они сделать и нескольких ударов, как незнакомый мужчина закричал им, прогоняя с газона и забирая их мяч, воспользовавшись тем, что тот неожиданно покатился в его сторону. И Платон вступил с ним в спор, объясняя, что они каждый год в это время уже выходят на поле. А тот, представившись новым директором стадиона, уточнил, что в этом году просушка поля задерживается до его распоряжения.

– «Хозяин – барин! Только мяч отдайте!» – не стал с ним спорить Платон.

– «Приходите дней через пять! Думаю, уже просохнет!» — обнадёжил их директор.

– «Ч… через п…пять мы не можем – учимся! Мы вечерники!» – чуть заикаясь от досады, уточнил Витя Саторкин.

– «А-а! Тогда понятно! Мой сын тоже вечерник и иногда сюда ходит! Но играет на асфальте перед входом!».

И директор, покрутив в руках мяч и неожиданно увидев на нём ещё не совсем стёртый знакомый автограф, чуть ли воскликнул, возвращая мяч Кочету:

– «О-о! Да это же автограф Кости Крижевского!? Ты, что, имеешь отношение к «Динамо-два» и дивизии Дзержинского?!».

– «В ней муж моей сестры служит!» – с гордостью ответил Платон.

– «А-а! Стало быть, однополчанин! – теперь уже улыбнулся директор – Тогда будем знакомы! Меня зовут Михаил Наумович Сарычев!».

– «Так вы Юрин отец?! А он как раз с нами играет!» – первым догадался Валерий Попов.

– «Так вы, стало быть, его друзья по спорту и учёбе!?» – догадался отставник, отдавая ему мяч в руки.

– «Да! А вы мяч-то отдали?!» – предгрозовой хмурой тучей подошёл к нему и Слава Солдатенков.

– «Конечно! Зачем он мне? А я смотрю, у вас тут собирается солидная компания!» – с восхищением и опаской взглянул на Славу ещё бравый, но отставной майор внутренних войск.

А через несколько дней Платон и Валерий узнали от Юрия, что отец того родился 11 ноября 1920 года в селе Белейка Ново-Сергиевского района Оренбургской области. С 3 октября 1940 года служил во 2-ом мотострелковом полку 1-ой мотострелковой дивизии МВД, защищавшей границу с Финляндией. Службу закончил в ОМС ДОИ имени Ф.Э. Дзержинского, а сейчас в звании майора находится в запасе, при уходе в который получил квартиру в Реутове, переехав из Балашихи.

Из Балашихи в Реутово уже переехала и Людмила Лысикова, расписавшаяся с Виктором Саторкиным в конце апреля.

И теперь не обременённые этим, год назад познакомившиеся молодые люди, Виктор и Людмила свадьбу в доме Саторкиных справляли в четверг 1 мая 1969 года. Поэтому первомайский праздник, заранее приглашённый Платон, встретил на их свадьбе, к тому же парада по телевизору уже не было.

Кроме близких родственников из подруг Людмила пригласила только свою непосредственную начальницу Валентину Радченко, после окончания МИИГАиК работавшую в ЦИЛе инженером-оптиком.

А со стороны Виктора, опять же, кроме родственников, были друзья-студенты, среди которых неожиданно для Платона оказалась и Таня Исаева из их группы, да ещё и с младшей сестрой Олей.

Ожидая торжественного прохода молодых и приглашения за стол, друзья и особенно родственники молодожёнов долго собирались не в деревянном доме, а в большом приусадебном саду Саторкиных.

К радости всех погода была по-настоящему вдвойне праздничной: тёплой и солнечной.

Платон сразу положил глаз на молоденькую и смазливую Олю Исаеву.

Всегда, везде и в любой компании находить для себя «предмет обожания» и кадрить девушку для возможного интересного продолжения было для него делом привычным, даже принципа. В отличие от старшей сестры – кареглазой, возможно и постоянно крашеной, блондинки, Оля была кареглазой брюнеткой. И также, как и Татьяна, она имела хоть и плотную, но изящную фигуру. Младшую от старшей отличала ещё и белизна кожи и мягкость очертаний тела. Платон даже не усел рассмотреть её ноги, так как главным и заметным её достоинством была вызывающе торчащая грудь.

Поэтому, когда начались танцы, Кочет, опережая всех, сразу, как коршун, бросился на своего цыплёнка, от танца к танцу не выпуская жертву из своих жарких объятий. Они познакомились, и Платон перешёл к обольщению сексапильной.

– «Оль! А я и не знал, что у нашей Татьяны есть такая красивая сестрёнка! Но вы не очень-то и похожи!?».

– «А мы сёстры только по отцу!».

– «А-а! У меня тоже есть старшая сестра по отцу, единокровная!».

– «Платон! А давай немного передохнём?! Очень жарко! И у тебя очень горячие руки!» – шепнула Кочету на ухо осмелевшая девушка.

И действительно, горячие руки Платона даже вспотели, и он почти незаметно вытер ладони о брюки, сняв пиджак.

– «А я буду тебя обнимать за разные места! Тогда не будет жарко!» – шепнул он Оле на ухо, ни на минуту не отпуская от себя свою желанную добычу.

И они продолжили. Теперь руки Кочета, как маленькие крылышки, скользили по телу Оли. То он держал её за талию, то за плечи, спину и руки, часто меняя их положение.

При этом он нежно, но уверенно прижимал девушку к себе, своей богатырской грудью чувствуя её тоже взволновавшуюся грудь, и через свою рубашку и её блузку даже ощутимо торчавшие возбудившиеся соски. И Платон возбудился сам. Да так, что не мог уже скрывать восставшее в брюках естество. И Оля почувствовала это, не на шутку испугавшись. Она стала глазами искать сестру, чтобы та спасла их от неловкости. И когда в танце подошедшая Татьяна увидела это, она сразу пригласила молодёжь в сад проветриться. Хорошо ещё, что в деревенском доме Саторкиных был постоянный полумрак и уже подвыпившие гости не обращали никакого внимания на некоторые особенности в одежде танцующей молодёжи. И вышедший вслед за Олей на свежий воздух Платон оценил мудрость своей одногруппницы.

– Уф! Надо бы как-то скрыть мой вставший член?! – выходя в сад, сразу понял он, в одиночестве направившись якобы на экскурсию в его глубину.

А когда тот опал, Платон вернулся к общей компании, где его щебетавшую Олю уже окружали другие парни.

– «А ты, друг, остынь немного! А то перед людьми неудобно! – встретила Татьяна, возвратившегося из яблоневого сада Кочета, якобы заботливо стряхивая с его плеча бело розовые лепестки цветков – Пусть Оля и с другими потанцует! И помни, я тебе её в обиду не дам!».

И чуть покрасневший Платон вынужденно согласился.

После очередного подхода к столу уже в новой серии танцев он по-обыкновению потанцевал теперь почти со всеми девушками и даже с некоторыми молодыми женщинами.

Но, наконец, он дорвался и до Оли. И та встретила его приглашение, уже как само собой разумеющееся. Она сама стала ближе прижиматься к Платону, словно пытаясь вновь почувствовать его упругий конец на своём лобке. И Кочет вновь быстро возбудился. Но теперь после танца Оля сама предложила партнёру немного просто посидеть рядом.

Но тут случилось непредвиденное. Неожиданно объявили белый танец. И весь вечер просидевшая без приглашений невзрачная Валентина Радченко подошла к Платону. А тот не мог отказать несчастной женщине, сжалившись над ней, даже не смотря на торчащие внизу живота брюки. Сестра Исаевой так возбудила Кочета, что он танцевал с низкорослой коротконогой Валентиной, упираясь ей своим восставшим естеством в живот и чуть ли не в грудь. И она почувствовала это, так как ещё раньше заметила возбуждение мужчины. Из-за малого роста Валентина держала Платона за талию, иногда пытаясь будто бы невзначай опустить руки назад и ниже, при этом прижать таз Кочета к своей груди. А тот, держа руки сверху на плечах женщины, по возможности отстранялся, но не в явном виде, дабы не обидеть несчастную страждущую женщину и доставить ей радость. Но на удивление самого Кочета, а возможно и ещё кого-нибудь, его возбуждение стало спадать.

И тут он явственно понял, что ничего у него сегодня ни с кем не получится. Ибо он не хочет ту, которая явно хочет его. А которую хочет он сам, не дадут ему. И от напряжения вновь проголодавшийся Платон тогда ударился в еду и в разговоры с пожилыми гостями. А Оля опять была в танцах на расхват, потому без Платона не скучала.

Расходились и разъезжались гости уже затемно. По этой причине Кочет даже не пошёл провожать на станцию сестёр Исаевых, коих сопровождала и так многочисленная компания парней, тем вызвав всеобщее удивление.

– «Да вы не обращайте на Платона внимания! У него больше полгода назад любимая девушка погибла! Видимо он её вспомнил и под конец загрустил?» – объяснил ситуацию осведомлённый жених.

А на следующий день с утра, в перенесённый выходной с воскресенья на пятницу, Платон выехал на дачу, чтобы там за два дня с пользой для себя и семьи в труде сбросить накопившуюся сексуальную энергию.

Там он от отца узнал, что комсомольцы Серпухова опять приглашают ветерана, но на этот раз выступить на праздновании Дня Победы.

В октябре 1968 года к пятидесятилетию ВЛКСМ Пётр Петрович, как первый комсомолец Серпухова, уже получал поздравление и приглашение от комсомольцев городской школы-интерната выступить у них с воспоминаниями. Но он так и не собрался к ним, ограничившись рассказом сыну о своих беспокойных, полных оптимизма и надежд, годах комсомольской юности.

– «Я и в прошлый раз не поехал, а теперъ-то зачем? Я ведь с немцами не воевал, что я могу молодёжи рассказать?!» – уверенно отказался старший Кочет, хотя давно очень хотел как-нибудь побывать в местах своего отрочества и юности.

– «Петь! Так они видимо не зря приглашают – может, хотят тебя наградить чем-нибудь или куда выдвинуть!» – предположила Алевтина Сергеевна непреклонному Петру Петровичу.

Зато не отказался от предложения возглавить страну его старый знакомый Жак Дюкло. В понедельник 5 мая Французская компартия выдвинула его кандидатуру в президенты Франции, чем вызвала большое оживление у родителей Платона.

– «А я хорошо знал Жака! И он меня тоже! Ведь я имел с ним длительные беседы! Очень интересный собеседник!» – первым встрепенулся старший Кочет.

– «А я даже танцевала с ним на приёме в нашем посольстве! Он меня сам пригласил!» – добавила и Алевтина Сергеевна.

– «И как он, как мужчина?!» – вдруг спросила Настя.

– «Обаятельный, танцор хороший, хотя маленький, толстенький и немного кривоногий! Что-то говорил мне, видимо комплименты? Но я так и не поняла!».

В этот же день правительство Финляндии Памятной запиской обратилось к правительствам всех европейских стран, США и Канады с предложением созыва совещания для обсуждения вопросов европейской безопасности.

А в четверг 8 мая Платон по местному телефону поздравил Валеру Попова с двадцатилетием, а на переговорах в Париже делегация НФОЮВ выдвинула программу из десяти пунктов – «Принципы и основное содержание общего решения южновьетнамской проблемы в целях содействия восстановлению мира во Вьетнаме».

Но об этом Платон узнал лишь поздно в последних известиях, так как в этот вечер Павел взял его на встречу воинов их части с дважды Героем Советского Союза лётчиком-истребителем Дмитрием Борисовичем Глинкой.

Павел заехал за шурином домой после работы и на газике они доехали на улицу Чкалова около Курского вокзала, где и встретились с ветераном. Далее их путь почти по прямой продолжился по шоссе Энтузиастов до «Вторых ворот» и въезда на территорию ОМС ДОН.

После встречи с командованием части и экскурсии по военному городку, в клубе состоялось выступление ветерана перед воинами дивизии, завершившееся концертом, посвящённым Дню Победы.

А после него в узком кругу представителей от командования дивизии, в присутствии организатора встречи политработника лейтенанта Павла Трифоновича Олыпина и якобы гостя из подшефного ЦКБМ Платона Петровича Кочета, состоялся праздничный ужин с горячительными напитками.

А после окончания мероприятия Павел с Платоном и одним офицером-попутчиком отвезли гостя на газике домой, а потом офицера в район Сокольники – Богородское, обратно на нём же возвратясь домой поздно.

Но Платон был очень доволен, так как узнал для себя много нового из первых уст. Ведь Дмитрий Борисович рассказал много интересного и по пути в часть и обратно, что не слышали и не знали другие.

Например, что его брат был виртуозным мастером пилотажа, оба они были асами в боях на вертикалях, а он сам ещё и умело использовал тактическую обстановку в групповых боях, но оба были по разу сбиты.

Родился он в 1917 году в Кривом Роге в шахтёрской семье и был на три года младше своего брата Бориса, тоже лётчика-истребителя и Героя Советского Союза, умершего два года назад.

После войны Дмитрий Борисович участвовал в Параде Победы и был депутатом Верховного Совета СССР второго созыва с 1946 по 1950 годы.

В 1951 году он окончил Военно-воздушную академию в Монино, а ушёл в запас в 1960 году в звании полковника с должности первого заместителя командира истребительной авиационной дивизии, в настоящее время работая инструктором.

Всего дважды Герой Советского Союза Д.Б. Глинка совершил около 300 боевых вылетов, в которых провёл около сотни воздушных боёв, сбив в них более полусотни самолётов врага. По отношению сбитых самолётов к количеству воздушных боёв он не уступал И.Н. Кожедубу, и явно превосходил А.И. Покрышкина, и даже немецкого асса Эриха Хартманна. А по суммарному количеству сбитых самолётов занимал пятое место.

Он был награждён орденом Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Отечественной войны Гой степени и двумя орденами Красной Звезды.

Также он был награждён пятью советскими медалями: «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», За взятие Берлина», «За освобождение Праги» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне», а также медалью КНР «Китайско-советская дружба».

– «Я после праздников позвоню в ваш комитет комсомола секретарю Валере Лебедеву и сообщу ему о прошедшем мероприятии и якобы твоём на нём поздравительном вступлении ветерану от лица ЦКБМ!».

– «Зачем?» – удивился Платон неожиданной инициативе Павла.

– «Так это тебе потом непременно зачтётся по общественной работе!» – перед сном обрадовал шурина политработник Олыпин.

В праздничный День Победы 9 мая семья Кочетов – Олыпиных, естественно кроме находящейся в больнице Насти и собирающегося её навестить Павла, была на даче, так как предстояло отдохнуть за работой опять целых три дня подряд. Платон копал, отец занимался обрезкой, а женщины сажали семена овощей и рассаду и наводили порядок в доме.

В рабочий день 11 мая завершился чемпионат СССР по хоккею с шайбой, который в третий раз выиграл московский «Спартак», а его игрок Александр Якушев стал лучшим бомбардиром, забросив полсотни шайб. Итоговый отрыв спартаковцев от армейцев составил три очка, а отставание бронзовых динамовцев о серебряных армейцев в итоге возросло до десяти.

– Вот, наверно, сейчас Сашка Сталев радуется, злорадствует?! – не менее злорадно подумал Кочет.

А 12 мая он лишь на тройку сдал хвост по Высшей математике преподавателю Андреевой, принявшей Кочета за двоечника и отнесясь к нему слишком предвзято.

– Да не дано же двоечникам пересдавать хвосты на хорошо! – видимо решила она.

– Эх! Не учёл я этого! Получается, что я зря тогда зимой сам отказался от тройки?! Буду теперь знать! А правильно Верка сказала, что надо скорее хватать синицу в руки, а не гнаться за журавлём в небе! И не надо было тогда выпендриваться! – сделал он практически полезный для себя вывод.

В этот же день, в сопровождении встречавшего её мужа, из больницы вернулась Настя.

Она с восторгом рассказала о действенной помощи ей со стороны хорошо известной в Реутове детского врача – их теперь хорошей семейной знакомой – одинокой Нелли Львовны Виноградовой, уже некоторое время дружившей с Алевтиной Сергеевной, не раз одариваемой ею дачными урожаями и даже побывавшей на даче Кочетов.

Нелли Львовна родилась 23 августа 1919 года в Брянске. В войне участвовала с декабря 1942 года, демобилизовавшись лишь в сентябре 1945 года, завершив войну в звании старшего лейтенанта медицинской службы Хирургического полевого подвижного госпиталя № 5145 1-го Украинского фронта. Среди её наград были медали «За освобождение Праги» и «За победу над Германией».

При выписке Насти из больницы Нелли Львовна дала ей и Алевтине Сергеевне подробнейшие рекомендации по дальнейшему правильному образу жизни и питанию. И дочь с матерью решили теперь точно следовать им, посвятив в эти планы, прежде всего, Павла.

В одну из своих прошлых и неожиданно совпавших тайн посвятили Кочетов, но в разное время, Нелли Львовна Виноградова и Виктор Борисович Саторкин, случайно ставшие участниками одного и того же происшествия.

Когда, как-то поздно вечером, коллективно возвращавшиеся из института после консультации Валентина Деревягина, Вера Короткова, Гуров, Кочет и Саторкин что-то не шумно обсуждали, идя со станции по улице Ленина, идущая недалеко впереди них женщина обернулась и ускорила шаг. И тут же Платон вспомнил, как он один шёл тоже поздно, и также впереди шедшая одинокая женщина в испуге обернулась и также ускорила шаг.

– «Я тогда шёл как на автопилоте и о чём-то своём думал, но интенсивно, даже не замечая ничего вокруг. И вдруг, на почтительном расстоянии впереди шедшая женщина резко обернулась и только тут я её и заметил. А она от испуга ускорила шаг. Мне даже пришлось чуть сбавить скорость, чтобы её не пугать. И такое со мной случается уже не в первый раз!?» – уточнил Платон товарищам.

– «Недаром говорят, что мысль материализуется!» – уточнила Вера.

– «Да, женщины бывают очень чувствительны на идущие от мужчин биотоки! Особенно, когда побаиваются!» – добавила знающая Валентина.

– Да, пожалуй, они правы! Точно мысль иногда материализуется! Видимо при интенсивной работе мозга из него действительно идут какие-то биотоки, которые улавливают очень чувствительные люди, в основном женщины! – мысленно согласился с ними Платон.

Но тут похожий случай из своего опыта вспомнил и Виктор Саторкин.

– «Р-ребят, и у меня было п-похожее! Я как-то раз в апреле в-возвращался, но почему-то один, и было ещё п-позднее, чем сегодня, т-т-темень, народу никого…» – начал Виктор, от волнения проглатывая слюну.

– «И когда я с Вокзальной улицы с-свернул на улицу Ленина, то впереди увидел одинокую ж-женщину, вышедшую с территории больницы, и я невольно п-пошёл за ней, как привязанный, на автоп-п-пилоте. Мне было так удобно – п-помогало, не отвлекаясь, интенсивно думать о своём. А думал я п-про учёбу, Людмилу и шахматы, и п-планировал дела. П-потому я глубоко задумался, полностью отрешившись от окружающей обстановки. А она видимо испугалась, несколько раз обернувшись, и ускорила шаг. И я по инерции т-тоже п-прибавил. Т-так и шли мы с ней на одной скорости и с п-постоянным интервалом. И в ит-тоге зашли в подъезд в дом, соседний с П-платоном и даже п-поднялись видимо на её этаж. И тут она закричала, а меня будто т-током ударило. Я очнулся от мыслей и увидел перед собой обыкновенную женщину в годах и очках с большими диоптриями. Я удивился и молча поспешил обратно, пока меня никто не видит. Вот такая была с-странная история!» – от волнения местами заикаясь, закончил Виктор.

– «Витёк! А ты оказывается у нас насильник!?» — первой засмеялась Вера.

– «Да-а! Ещё какой! Мне эту историю рассказала мама со слов её натерпевшейся страху подруги!» – со смехом заинтриговал всех Платон.

– «Как это?! – удивился Виктор – И ты до сих пор молчал!?».

– «Так они не знали, кто это был! Сказали, что высокий студент-вечерник и мой приятель хотел её изнасиловать! А я на тебя и не подумал! Решил, что это был Славик Солдатенков! А мама успокоила её, сказав, что они все заучились в этом Бауманском – большие нагрузки, и кроме учёбы ни о чём другом им думать некогда!».

– «Да уж, некогда…» – саркастически заулыбался Юра Гуров, загадочно взглянув на друзей.

Улыбки пробежали и по лицам молодых женщин.

А дома Платон сообщил маме, что напугавший Виноградову высокий парень оказался не Солдатенковым, а Саторкиным, и изложил его версию происшествия. А Алевтина Сергеевна в свою очередь довела эту информацию до Нелли Львовны, одновременно успокоив и разочаровав её. У них вообще были очень доверительные отношения, как у настоящих подруг. Алевтина Сергеевна даже пыталась в своё время познакомить её, скромную и стеснительную интеллигентку, с её одиноким и тоже интеллигентным соседом Борисом Григорьевичем. Но тот опять не проявил интереса, как и в случае даже с её видной двоюродной разведённой сестрой Маргаритой, несмотря на энергичную, возможно испугавшую его, активность той.

Так что земная Венера не проняла Бориса Григорьевича. Ранее получив отказ от Алевтины Сергеевны, он потом отказал двум её подругам.

Зато 16 мая другая Венера – советская автоматическая межпланетная станция «Венера-5» – достигла своей цели на поверхности этой планеты, передав на Землю важную информацию о её поверхности.

В тоже время США 18 мая запустили к Луне космический корабль «Аполлон-10» с тремя астронавтами на борту с целью генеральной репетиции высадки на неё.

И Платона очень угнетало это неожиданно проявившееся отставание нашей страны от американцев в освоении космоса, как и угнетало всё ещё существовавшее отставание его московского «Динамо» в чемпионате СССР по футболу.

В этот день завершился первый круг предварительного (отборочного) этапа первенства. И его ожившее «Динамо» уже поднялось с последнего десятого места, имея 8 очков и деля 6–8 места с «Уралмашем» (Свердловск) и «Черноморцем» (Одесса), всего на 2 очка опережая «Зарю» (Луганск). Но что радовало Кочета и вселяло надежду, так это нулевые ничьи с лидерами киевлянами и московскими армейцами.

Поэтому Платону пришлось пока довольствоваться лишь домашними радостями. Особенно, когда 22 мая Насте Олыпиной (Кочет) отметили девятнадцатилетие со дня рождения.

Перед ним Настя вспомнила свой день рождения десятилетней давности – последний в Москве в 1959 году, когда к ней в гости на праздничное чаепитие пришли одноклассницы Таня Тихонова и Наташа Ермакова, а также её двоюродная младшая сестра Лена Фаломеева, вздыхавшая по Платону. Они подарили подруге свои самодельные подарки и книгу. А мама испекла большой праздничный пирог с яблоками.

Теперь же мама опять испекла очень любимый в семье большой праздничный пирог с лимонной начинкой.

На этот раз, на Настин день рождения пригласили новую соседку Таню Кошелеву. Внешне она была девушкой средней во всех отношениях и на лицо и на фигуру, потому мало интересной, однако сексуально привлекательной простушкой. Но Платон давно усвоил опыт мужчин их цеха, советовавших ему не гулять «и не оставлять следы» там, где живёшь, учишься и работаешь, тем более не иметь дело с соседкой. А Платона и так Таня не интересовала, и он поддерживал с нею лишь дружеские соседские отношения. И она считала его хоть и заманчивой, но не достижимой перспективой для себя.

Зато Платона по-прежнему всё ещё интересовала Варя Гаврилова, и он продолжал надеяться на женитьбу на ней после окончания института и службы в армии.

Возможно, именно существование её и их совместного сына Славика подспудно раньше не пускало Кочета на тесный контакт с Таней Линёвой и другими девушками. Как говаривал ему его отец: «И хочется и колется, и мама не велит!». С другой стороны, Платон чувствовал, что остыл к Варе, и уже не может себе врать, что любит её, как раньше. Лишь вбитое в его ещё детское сознание понятие достоинства, чести и долга заставляли его делать вид, что всё у них хорошо, он верен ей и что они также любят друг друга.

– Так это будет уже конец семьдесят четвёртого, если я по учёбе не дай бог не отстану!? А сможем ли мы дотерпеть до этого, остаться верными друг другу? Отец, вон, очень сомневается в этом, и считает, что это вовсе и не нужно! А я наверно не смогу, раз периодически влюбляюсь в других девушек? Да и Варя может тоже? Вон, как редко мы встречаемся, даже летом?! А я, видимо, постепенно становлюсь для многих завидным женихом?! Вон как соседи Гаврилины со своей Галей переменились ко мне?! – размышлял Платон по пути в гости к Гавриловым одним из свободных майских вечеров.

Но все, как всегда, встретили его весьма приветливо. Даже Клава и Ксюха доверительно щебетали ему о своих школьных и прочих успехах.

– «А я опять поеду в пионерлагерь!» – гордо сообщила младшая из сестёр.

И Варя рассказала Платону, как в 1966 году ещё перед школой Ксюху по блату устроили в самый младший отряд пионерлагеря, в котором была и Клава. И там её рисунок их корпуса неожиданно занял первое место. Конкурсную комиссию поразила, прежде всего, наблюдательность девочки, изобразившей даже мелкие характерные детали постройки. По природе твёрдая с детства рука младшей дочери Гавриловых, ещё и натренированная соперничеством со старшими сёстрами, и без линейки проводила удивительно ровные прямые линии. Её рисунок даже не смогла испортить старшая подружка, криво подрисовавшая в него громоотвод, по форме напоминавший Шаболовскую телебашню в миниатюре.

Погуляв с Варей и сыном вокруг высотки и по набережной по вечерней майской Москве, Платон, хоть и с лёгкой грустью, но с чувством удовлетворения и выполненного долга отбыл домой. Ему теперь предстояло готовиться в весенней экзаменационной сессии.

В электричке по пути домой он анализировал свою жизнь, её неожиданные повороты и по разным причинам упущенные возможности.

Он вспомнил, как по прошествии первых трудных двух лет вечерней учёбы и работы в цехе мать говорила ему:

– «Сынок! Если тебе будет трудно и не понравится на заводе, то я смогу тебя легко устроить к себе на работу на сто двадцать рублей!».

А он тогда отвечал ей:

– «Мам! Тебе надо было это мне предложить сразу после моего поступления в Плехановский! А теперь-то что? Я уже втянулся и приспособился. И работа теперь у меня не с грязными руками, есть время почитать и позаниматься!».

– Действительно! Если бы мама меня тогда устроила к себе на работу, то, во-первых, это было бы уже по специальности; во-вторых, с большой зарплатой; в-третьих, у меня была бы возможность на работе читать и заниматься! – стал загибать он пальцы.

– Да и институт был практически рядом!? Это в четвёртых. А в-пятых, это ещё и польза от связей родителей в этой системе, опять же!? И в-шестых, это ещё и возможность быстрого карьерного роста в женском коллективе!? – теперь-то бессмысленно несколько досадовал Платон.

Он даже на следующий день на вечерней прогулке по Реутову поделился этим с Геной Петровым, тут же посмаковавшим упущенные Кочетом возможности поработать в малиннике. Петров любил слушать рассказы Платона не только о его, зачастую придуманных и приукрашенных отношениях с девушками, но и об его отце и об их парижском периоде жизни, который рассказчик помнил смутно. Но особенно Геннадия занимал рассказ о проданном Кочетами на Мосфильм Линкольне, и как тот с трудом разворачивался на главной, но узкой улице Ленина напротив дома № 18.

И особенно Петров любил прилюдно спросить Кочета, а сколько там на его золотых швейцарских? И Платон, подыгрывая тщеславному гедонисту, нарочито важно доставал из кармашка для часов жилетки от старого тёмносерого отцовского дипломатического костюма тройки отцовские же карманные часы «Молния», называя время. Эти часы всегда ходили точно и даже не требовали подвода стрелок. А жилетка хоть и была ему тесновата, но осенью он ощущал больше её теплоту, нежели тесноту.

– «Эх, а хорошо бы было, если бы у тебя действительно были бы швейцарские часы с крышкой и кнопкой!?» – однажды искренне пожалел Геннадий

Он во многом завидовал Платону, но и многим в нём гордился, часто про себя думая и иногда хвалясь пред друзьями, какой у него есть товарищ.

И чтобы как-то соответствовать Кочету Петров старался показать ему и свои достоинства, мол, и ты дружишь, не с кем попало, и тоже «знай наших».

Поэтому, когда в разговоре случайно выяснилось, что Петров тоже играет в шашки, любитель разных игр Кочет предложил сыграть с ним. Но Геннадий сначала отказывался, боясь и в этом проиграть спортивному товарищу. Тогда Платон схитрил, предложив пари, что в десяти партиях он выиграет у него не меньше, чем 7:3. А если Платон сыграет хуже, то ему будет зачтено общее поражение и он проиграет пари. И Геннадий согласился.

Друзья пожали друг другу руки, при этом уже входящий в азарт Кочет чуть было не расплющил женственную кисть руки Петрова.

– «Фу, ты, медведь! Я так не смогу шашки передвигать!» – с трудом выдавил из себя, пытавшийся пошутить, скорчившийся от боли Геннадий.

И вечером они сыграли в шашки дома у Петровых. Поначалу Кочет громил хозяина, отрываясь в счёте, но затем пошла серия ничьих. И после девятой партии счёт стал 6,5 на 2,5. Всё шло вроде бы к благополучному для Платона исходу. Ведь очередная ничья как раз и давала требуемый счёт 7:3.

Но тут Геннадий превзошёл самого себя, уверенно ведя заключительную партию к победе и выигрышу пари.

И в конце партии создалась ситуация, когда из семи возможных вариантов ходов Петрова лишь только один был спасительным для Кочета. На первый взгляд даже любой, даже плохо разбирающийся в шашках, зритель сказал бы, что партия Кочетом проиграна.

– Ну, всё! Я проиграл! И только один, вот этот, его ход может спасти меня от поражения! – просчитав ходы, уставился он на доску – Но как заставить Генку сделать именно его? – терзался Кочет в раздумье, решив запудрить сопернику мозги.

– «Ген! Ну, всё, я проиграл! Но сдаваться пока не буду! Тут есть лишь один спасительный для меня твой неправильный ход, на первый взгляд кажущийся сильным! Так что подожду!» – уставился Кочет в упор в голубые глаза Петрова.

И от страха упустить верную победу и выиграть пари у самого Кочета Геннадий буквально весь завибрировал. Он наклонился к доске и даже до выступившего на лбу пота стал просчитывать варианты. А Платон молча наблюдал и мысленно молил его сделать спасительный для себя ход. И случилось чудо! Гена сделал именно спасающий Кочета ход.

Платон сразу внутренне обрадовался, но сдержал себя.

– «Ну, ты точно делаешь этот ход? Перехаживать не будешь?» – на всякий случай спросил Платон, не веря своей такой неожиданной удаче.

– «Да нет!» – пытливо взглянул Петров в зелёные глаза Кочета, пытавшегося на своём лице изобразить скорбь.

– «Да, Ген! Ну ты сейчас и дал маху! Из семи ходов шесть сразу приносили тебе победу! И только один давал мне шанс на спасение! И ты сделал именно его!?» – вдруг просиял Платон.

– «Как это!» – искренне удивился Геннадий.

– «А вот, смотри!» – неожиданно в другом месте пожертвовал Кочет шашку.

Геннадий её взял и тут понял подвох, когда Платон пожертвовал ещё одну, пробив сразу четыре, свободно проходя в дамки.

– «Эх! Ну, надо же?!» – вздохнул помрачневший соперник, тут же совершив ещё одну ошибку, тоже по пути в дамки не поставив свою шашку на «большую дорогу», а подтягивая к ней ещё одну отстающую.

И мгновенно её своей дамкой занял Кочет, перерезав путь всем шашкам соперника, теперь вместо ничьей добившись победы в партии, матче и в пари.

– «Да-а! – мрачно протянул Геннадий – Ты оказался прав! Но согласись, я в принципе эту партию выиграл!?».

– «Выигрывал! Но цыплят по осени считают!».

А вскоре Кочету считать цыплят пришлось и на экзамене, когда 26 мая он успешно на «хорошо» сдал итоговый экзамен по французскому языку их главному преподавателю Елене Владимировне Калошиной, как казалось ему, навсегда распрощавшись и с ним и с нею.

– Вот! Наконец мой терпеливый труд по французскому языку дал положительный итоговый результат! – очень обрадовался он.

К этому же дню полёт американского «Аполлона-10» успешно завершился штатным приводнением спускаемого аппарата в Тихом океане между островами Кука и Американским Самоа.

Целью полёта американских астронавтов к Луне были комплексные испытания космического корабля и лунного модуля на селеноцентрической орбите с проведением всех операций, необходимых для высадки астронавтов на поверхность Луны. Также астронавты осмотрели место будущей посадки и впервые в мировой истории провели цветные телерепортажи из космоса.

– «А мы явно отстали от американцев! У них в следующий полёт уже высадка, а у нас ничего не слышно!» – возмущался старший Кочет.

– «Так наши это наверно держат в секрете! Зачем раньше времени болтать?! Платон, а у вас там ничего не слышно об этом?» – подключилась к разговору Алевтина Сергеевна.

– «Я лично ничего не слышал!».

«Конечно! Кто тебе об этом расскажет?!» – поняла преждевременность своего вопроса мать.

– «Давай, сын, заканчивай учёбу и догоняй американцев!» – подвёл итог Пётр Петрович.

Но ещё накануне этого, 25 мая, произошёл военный переворот в Судане, названный «Майской революцией», в результате которого к власти пришёл Революционный совет во главе с Джафаром Нимейри. Судан был провозглашён Демократической республикой, вставшей на путь строительства социализма. Все политические партии были распущены, а премьер-министром был назначен Бабикер Авадалла.

К 28 мая Платон открыткой поздравил Лазаренко с двадцатилетием, ответив на его письмо, в котором Володя писал и об установившейся хорошей погоде в их краях.

А к концу мая и погода в Москве вошла в норму, наконец, одарив москвичей пред летним теплом.

В детстве Платону запах спелого мая всегда навивал дополнительное оптимистическое настроение. Ведь впереди было лето, и даже целая жизнь!

А пока завершалась зачётная неделя, и впереди ждали экзамены.

В пятницу 30 мая Платон сдал свой последний зачёт, на этот раз по физике преподавательнице Строгановой и поехал к отцу. Сейчас он наяву осознал мудрость пословицы отца: «Сделал дело – гуляй смело!», вспоминая её каждый раз ещё в школьные годы вечерами по пятницам после генеральной уборки, когда он с особым наслаждением садился за свой стол и занимался своими делами, ощущая чистоту, домашний уют и прядок.

На днях он случайно увидел по телевизору с детства знакомый и ненавистный ему художественный фильм «Последний дюйм».

Когда дело доходило до песен, по его спине опять бегали мурашки. Он вспомнил свой животный испуг в тот самый вечер в клубе министерства финансов, когда отцу стало плохо, и его забрала скорая помощь. Поэтому Платон не выдержал и вышел из комнаты в коридор к телефону.

– А вдруг и сейчас отцу плохо? Ведь недаром мама говорила, что у него опасный возраст!? Надо хотя бы сейчас позвонить ему! – быстро решил он.

Телефон уже перенесли в коридор, и теперь не надо было стучаться в комнату к Олыпиным, чтобы позвонить. Кочеты обменялись новостями и договорились о приезде Платона к отцу сразу после зачёта.

Подходя к отчему дому в Печатниковом переулке, Платон вдыхал знакомые летние московские запахи, и сердце его защемило. Ведь это была его родина!

Войдя в тёмный подъезд и ощутив спасительную прохладу, он быстро поднялся на третий этаж по крутой гранитной лестнице. В комнате его детства тоже ощущалась лёгкая летняя прохлада. Отец давно ждал его, о чём свидетельствовал накрытый к обеду стол, обрадовавшись приезду сына и сообщению о сданном им последнем зачёте.

Но Платон сразу обратил внимание на развешенные по комнате сохнувшие фотоплёнки. Пётр Петрович не только много фотографировал, но и всегда сам дома проявлял свои фотоплёнки и сам печатал фотографии. А Платон мечтал в будущем научиться у него этому.

– «Я на днях разбирал свои старые бумаги и нашёл твои рисунки!» – взял отец с письменного стола приготовленные детские эскизы сына, изображавшие трамвайные пути в плане.

– «Ого! И как ровно начерчено!?» – обрадовался Платон неожиданной находке.

– «Да! Сразу видна твёрдая рука! – согласился отец – А ты с учёбой про физкультуру не забываешь, по утрам делаешь зарядку?».

– «Да, регулярно! И в футбол играю! А иногда гантелями балуюсь!».

– «Хорошо! Я, вот, видишь, до сих пор, в какой хорошей физической форме?!» – играя мышцами, закрытого лишь майкой полуголого торса, показал сыну свою мускулатуру Пётр Петрович.

– «Да, уж! Пап, а почему у тебя до сих пор все мышцы такие каменные и ты такой сильный? Хотя на вид, в одежде, и не скажешь!» – с восторгом и завистью пощупал отцовские бицепсы Платон, разглядывая видневшиеся из-под лямок майки большие грудные, трапециевидные и дельтовидные мышцы.

– «А это почти ежедневный физический труд с детства, частые занятия физкультурой, спец, подготовка в армии и статическая гимнастика. Плюс здоровый образ жизни! Все они постепенно сделали своё дело!» – пояснил тот сыну.

– «А давай на руках силой померяемся!» – ревниво и задиристо предложил младший Кочет старшему.

– «Давай! Только после еды» – сначала отнекиваясь, но потом, нехотя согласившись, ответил отец.

После того, как ещё почти пятнадцатилетний Платон однажды на спор, на плечах понёс отца на речку, выиграв у него спор, он и позже, в студенческом возрасте, летом иногда любил неожиданно поносить кого-нибудь на них.

Однако после того как он как-то уговорил ещё незамужнюю сестру Настю прокатиться на себе, как на лошадке, при этом во время её посадки почувствовав резкий запах её не стираных трусов, его наездниками становились исключительно лица мужского пола в брюках или в тренировочном трико. В основном это были или его товарищи-одногодки, или его подопечные пацаны.

Обычно Кочет подкрадывался сзади к расставившему ноги зазевавшемуся парню и, наклонившись, резко просовывал свою голову между ними, тут же вставая во весь рост. К испугу и изумлению жертва резко оказывалась высоко над землёй седоком коня, который под смех товарищей уверенно вёз её дальше.

А начались такие силовые фокусы от Кочета подъёмом одной рукой, лежащего на ней на животе Лёши Котова, весившего тогда 36 килограммов.

И Платон вспомнил об этом, рассказав отцу.

– «А ты знаешь, что зимой случилось с его отцом?! Тебе мама не рассказывала?» – в ответ спросил Пётр Петрович.

– «Нет! А что?».

И отец рассказал сыну, как ещё перед зимой около старой квартиры Котовых в Уланском переулке Бронислав Иванович на улице сделал замечание сквернословящему молодому человеку, в ответ получив нокаутирующий удар в челюсть. Чемпиона по боксу затем осудили на несколько лет, а Котов несколько месяцев лечился от сотрясения мозга.

– «Пап, а почему вы все зовёте его Слава, а не Бронислав?».

– «Звали так же, как его звали жена и тёща!».

Кочеты долгое время звали старшего Котова Славой и не скоро услышали, что он, оказывается, Бронислав. Причём они слышали имя «Слава» и от его тёщи Галины Борисовны и от его жены Светланы Андреевны. И только как-то раз он раскрыл своё настоящее имя Алевтине Сергеевне.

После вкусного, приготовленного отцом обеда без супа, но с холодными закусками, среди которых особо выделялась красиво уложенная им в селёдочницу его фирменная жирная селёдка, приправленная репчатым луком и подсолнечным маслом, Кочеты померялись силой.

И как Платон долго не старался, ему никак не удавалось победить отца. К тому же рука того была чуть короче и давала ему небольшое преимущество при обороне. Но и отец не смог прижать к столу руку сына. Так они к обоюдному удовольствию и согласились на ничью.

Дальше их разговор перешёл на любимую ими политику, но в этот раз не дойдя до женщин. А в паузы Платон разглядывал комнату своего детства, будя приятные воспоминания.

В памяти Платона надолго остались следы дождевых протечек на потолке их московской комнаты, которые не изменились до сих пор. Эти отметки отчего дома тогда вызывали в его воображении человеческие лица, изображения различных животных, облака и горные пейзажи.

Платон иногда придавался приятным воспоминаниям детства. Вот и по пути сюда, идя по Печатникову переулку, он вспомнил своих последних друзей детства.

Из мальчишек это был старший его на год Андрей, имевший далматинца по имени Кук, и живший с родителями в одной комнате дома № 21, имевшего коридорную систему.

А из девчонок – свою первую школьную симпатию Олю Суздалеву, жившую в доме № 26 почти напротив дома Андрея, которую он как-то раз увидел в кинотеатре «Хроника», но постеснялся к ней подойти и сказать, что он теперь живёт в Подмосковье.

Также Платон хорошо запомнил, как ещё в детстве отец водил его в Политехнический музей, мечтая привить сыну интерес к технике. А тому особенно понравились различные модели машин, механизмов и строений в разрезах. Причём модели в разрезах подземелий различных зданий и предприятий его интересовали больше, чем машин и механизмов. Всё-таки в нём всё ещё оставался архитектор.

А уже во время обеда Платон вспомнил, что отец любил чай с молоком, заменявший ему кофе, о чём неоднократно свидетельствовали капли на его галстуке и рубашке.

– «Ну, а как там наши молодожёны поживают?» – неожиданно вывел сына из задумчивости Пётр Петрович.

– «Да вроде нормально?! Только Настя частенько болеет» – не всю правду сказал Платон.

Ведь иногда Настя не болела, а попадала в больницу на аборт. Как-то раз Платон услышал обрывок её разговора с мамой, поинтересовавшейся у дочери, почему так часто, и почему они не предохраняются?

На что последовал ответ Насти:

– «А для моего кобеля женщина, что дырка в заборе! Думает только о своём удовольствии!».

– Значит у них не очень хорошие отношения, а Павел эгоист!? – понял Платон.

Но некоторая напряжённость в отношениях проявлялась и во взаимоотношениях молодожёнов с хозяйкой квартиры. Они поделили имущество и утварь, но Платон не стал делить с сестрой книги, общие игрушки и спортинвентарь. Просто ему пока некогда было этим заниматься.

Лишь Настя передала в комнату матери ставший ненужным инвентарь. Среди этих вещей оказался и действующий микроскоп, давно подаренный отцом детям.

– «Платон, возьми его, а то он в книжном шкафу только пыль собирает!» – протянула она раннее е любимый прибор брату.

И тому невольно пришлось поиграть с прибором, с любопытством разглядывая на предметном стекле свой волос, а потом отвезти его на дачу.

На дачу Платон поехал и на следующий день в субботу 31 мая. Отец просил помочь ему срочно посадить люпин, недавно прочитав о его пользе для насыщения обедневшей почвы азотом и объяснив тогда же это сыну:

– «На его глубоких корнях, оказывается, расположены клубеньки азотфиксирующих бактерий! Он накапливает в почве большое количество азота, кажется двести килограмм на гектар! Это зелёное удобрение!».

– «Вот это да!?» – картинно удивился тогда Платон.

– «Да-да! Не удивляйся! Он ещё богат белками, крахмалом, сахарами и микроэлементами! Его выращивают с целью последующего закапывания в почву для улучшения её структуры, обогащения азотом и препятствования росту сорняков! Он на поверхности грядок образует компост, и защищает грядки от размыва дождями и сдува почвы ветрами! Он даже заменяет навоз и аммиачную селитру!» – возбуждённо объяснил Пётр Петрович.

– «Пап! Это хорошо! Но сколько же с ним возни будет? Под него надо грядку сделать, посадить, ухаживать, а потом ещё и закапывать, разрезая на части!? Это год, а потом и польза от него будет не раньше, чем ещё через год, а то и два?! А всего три года! Не проще ли сразу вносить навоз и сыпать селитру?!» – удивил отца аргументами Платон.

– «Ничего! Давай, попробуем! Вот твоя помощь на грядке и будет нужна!» – не унимался энтузиаст всего нового.

– «Ладно, пап! Я приеду завтра, но после обеда и с ночёвкой. У меня утром футбол!» – вынужденно согласился тогда Платон.

И ранним субботним утром компания студентов-вечерников традиционно сыграла в мини-футбол, но на этот раз на осьмушке большого футбольного поля. У всех было хорошее настроение, особенно у Виктора Саторкина, этим утром узнавшего о беременности жены и почувствовавшим свою взрослость и значимость. На поле то и дело слышались его крики-обращения к товарищам и соперникам: «Гурыч, Игрек, Макс, Пан, Петрилло, Плат, и Стол», соответственно обращённые к Гурову, Заборских, Максимову, Панову, Петрову, Кочету и Стольникову. Из них только Гена Петров, отпустивший усики и походивший на иностранца, был недоволен своим итальянским прозвищем.

Тут же, удивившийся такому возбуждению всегда спокойного товарища, Платон вспомнил, как Витя и ранее, но лишь иногда, кричал и их выбывшим товарищам по футболу Ветрову, Лазаренко, Лапшину и Смирнову:

– «Ветер, Лазарь, Лапша и Смирный».

Из них это льстило флегматичному медлительному Михаилу Ветрову, соответствовало спокойному характеру всегда тихого Володи Смирнова, нейтрально удивляло Володю Лазаренко, и раздражало лишь Борю Лапшина, который и играл-то очень редко. Так что до конфликтов дело не доходило.

Но за это и флегматичному, медлительному Вите Саторкину от Платона досталось прозвище «Статор», выражающее и его фамилию и его спокойный, надёжный характер. А тот и не возражал против этого. К тому же все эти, в основном шутливые прозвища, касались только футбольного поля, когда нужно было обращаться друг к другу быстро, коротко, но понятно.

Платон невольно сравнил их прозвища с обращением на «Вы» к своим родителям Павла Олыпина.

– Да! У каждого своё воспитание, свои обычаи и привычки! – понял он.

В первый день лета прошёл первый тур президентских выборов во Франции. Жорж Помпиду набрал 44 % голосов, Ален Поэр – 23 %, а Жак Дюкло немного отстал от него, набрав 21 % от всех поданных голосов. За остальных кандидатов в сумме проголосовало 12 % пришедших на выборы избирателей.

А поздно возвратившиеся с дачи в Реутово мужчины Кочеты узнали об этом после мытья в полночных «Последних известиях».

– «Пап, а ты обратил внимание, что французские коммунисты год за годом сдают свои позиции?» – первым спросил Платон.

– «Да! Они это делают уже многие годы, как я уехал из Франции! А ведь тогда после войны был великолепный шанс на победу там коммунистов! Но вмешались США со своими капиталами, а у нас после войны экономических силёнок не хватало на помощь им! Я ещё тогда, когда работал в Париже, уловил устойчивую тенденцию скатывания их компартии к оппортунизму! И писал в Москву, что все наши усилия бесперспективны. И этим не угодил руководству. А вот теперь – результат!» – уже не так горестно, как бывало ранее, сокрушался бывший дипломат и аналитик политической разведки.

На следующий день в понедельник 2 июня Платон вышел на работу, с большим удовольствием выполняя все накопившиеся задания от своего начальника Дмитрия Ивановича Макарычева.

Сначала он посетил заточный участок фрез, где Виктор Баженов выполнил заказ для нового участка их цеха, одновременно обсуждая с Платоном футбольные новости.

По пути пообщавшись с Валерием Жаком, он затем с разрешения Яши Родина на своём бывшем станке стал вытачивать детали по эскизам Макарычева. А вскоре освободившийся Жак сам подошёл к своему давнему товарищу, который уже заканчивал обточку детали.

– «Валер, посмотри, она, кажется конусит, думаю, на одну десятку!» – спросил он старшего товарища.

Валерий внимательно посмотрел и почти согласился:

– «Да! Она конусит, но на две десятки!» – померялся он глазомером.

Но когда Платон микрометром померил диаметр детали по всей её длине, то она действительно кону сила, но всего на несколько соток.

– «Надо же?! Как глаз утрирует отклонение от нормы?!» – удивился Кочет, с которым согласился и Жак.

Во вторник 3 июня Клаве Гавриловой исполнилось пятнадцать лет, и Платон по телефону через Варю передал ей поздравление.

С 5 июня в Москве в Георгиевском зале Кремля начало работу Совещание коммунистических и рабочих партий. На нём были представлены 75 партий из разных стран мира.

И словно подарком к нему явилось сообщение, что впервые в истории авиации советский пассажирский самолёт Ту-144 в этот день преодолел звуковой барьер.

А 6 июня из недолгой поездки в деревню возвратилась бабушка Нина Васильевна.

– «Я приехала, чтоб обеспечить «тобе» хорошую сдачу экзаменов – мать просила!» – при встрече с внуком сразу объявила она.

Готовясь к экзаменам, Платон не забывал интересоваться и международными новостями.

Коммунистический конгресс народных представителей Южного Вьетнама 8 июня провозгласил Республику Южный Вьетнам и сформировал Временное правительство во главе с Хюинь Тан Фатом и Консультативный совет во главе с Нгуен Хыу Тхо.

На следующий день СССР официально подержал инициативу Финляндии о проведении международного Совещания по безопасности в Европе.

А во вторник 10 июня Платон на тройку сдал преподавательнице Воробьёвой итоговый экзамен по физике.

Зато 14 июня он на «хорошо» сдал экзамен по Историческому материализму преподавателю Кораблёву, уходя, сказав ему сакраментальное voilà ce qu'il faut! (Вот что нужно!)

«Вуаля сэ киль фо» теперь говорила и вся их группа. А случилось это, когда при изучении работ В.И. Ленина кто-то спросил Платона, теперь единственного из их группы, изучавшего французский язык, произношение и перевод ленинской пометки на полях на французском языке.

И с этим выражением Платон угадал, когда в воскресенье 15 июня во втором туре голосования президентом Франции был избран представитель голлистской партии Жорж Помпиду, победивший Алена Поэра, и выдвинувший программу «преемственности и диалога», подразумевающую, прежде всего, сохранение конституционного строя Пятой республики и осуществление корректив экономической и социальной политики.

К 17 июня завершило работу московское Совещание Коммунистических и рабочих партий. Оно приняло Основной документ «Задачи борьбы против империализма на современном этапе и единство действий коммунистических и рабочих партий, всех антиимпериалистических сил», а также ряд важных заявлений и обращений к народам мира.

В среду 18 июня Платон неожиданно не сдал экзамен по Высшей математике преподавательнице Морозовой, ведшей у них семинарские занятия, чем вызвал у неё крайнее удивление.

В пятницу 20 июня, в день рождения Петра Петровича, которому исполнилось шестьдесят пять лет, Жорж Помпиду вступил в должность президента Франции. Поэтому прежнее правительство во главе с Морисом Ку в де Мюрвилем, согласно Конституции, ушло в отставку. А новым премьер-министром Франции стал также голлист Жак Шабан-Дельмас.

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры

Молодость может многое

Глава 1
Студент-рабочий
(февраль – сентябрь 1968 гг.)

Глава 2
Стабильность
(октябрь 1968 – сентябрь 1969 гг.)

Вход в систему

Жанры

Молодость может многое

Глава 1Студент-рабочий(февраль – сентябрь 1968 гг.)

Глава 2Стабильность(октябрь 1968 – сентябрь 1969 гг.)

Глава 1
Студент-рабочий
(февраль – сентябрь 1968 гг.)

Глава 2
Стабильность
(октябрь 1968 – сентябрь 1969 гг.)