Когда встречаются мосты

– Ясно, – сказал я. – Но ведь без любви человек – не более чем покойник в отпуске.

Эрих Мария Ремарк«Три товарища»

• Не бойся. Ступени всегда немного скрипят,
• Всегда кто-то первый отводит взгляд,
• Всегда белый лист лежит на столе,
• Всегда выбирать придется тебе…

АнглияПервая половина XIX века

Эмми прижалась к стене и замерла, прислушиваясь. Тихо. Значит, можно продолжить путь. Ей всегда запрещалось приближаться к дальним комнатам правого крыла, но не так-то просто справиться с любопытством. И нет же ничего страшного в том, чтобы заглянуть в замочную скважину одним глазком… Никто и не узнает.

Преодолев быстрым шагом небольшой желтый зал, миновав группу полосатых кресел, Эмми показала язык бронзовому догу, грозно стоящему на красно-коричневом комоде, и наконец-то увидела запретную дверь. Еще тридцать пять шагов, а они давным-давно посчитаны, и в конце длинного коридора можно будет вздохнуть с облегчением. Добралась!

– Только бы повезло, – прошептала Эмми и на всякий случай оглянулась.

Тайна правого крыла дома вовсе не была страшной, и часто казалось, что бабушка Шарлотта не стала бы ругаться, обнаружив любимую внучку в этой части дома. Она бы лишь сжала губы, покачала головой и многозначительно промолчала. Или коротко вздохнула и важно произнесла: «Ты слишком быстро растешь, Эмми. Мне бы хотелось, чтобы ты больше думала и не совершала торопливых ошибок». Жаль, бабушка больна и не покидает свою спальню почти два месяца. Она лежит среди подушек и одеял, тяжело дышит, теряет вес, спорит с врачом, ест гадкие вареные овощи и уже давно никого не бранит.

Тетя Маргарет – совсем другое дело! Если бы она узнала, что Эмми пробралась в правое крыло, то стены дома Эддингтонов содрогнулись бы раз пять или шесть. Гневные фразы наверняка бы взвились к потолку, и потом пришлось бы отбывать наказание в серой комнате второго этажа, где хранится старая одежда и временно ненужная мебель. «Эмилия, ты обязана слушаться старших… Каждый раз я ожидаю от тебя достойного поведения, но затем горькое разочарование переполняет мою душу… Если у твоей бабушки есть определенные причуды, то это еще не значит…» На этих словах тетя Маргарет обычно замолкает. Но Эмми не требуются намеки, она уже давно подслушала разговоры слуг и знает: тайна правого крыла существует только потому, что однажды так захотела бабушка. А ее слово – закон.

Чуть помедлив, зачем-то пригладив кружева на платье, Эмми коснулась кончиками пальцев прохладной дверной ручки, наклонилась и заглянула в замочную скважину. Везло далеко не всегда. Край ковровой дорожки, угол камина, узкая дверца шкафа и белая напольная ваза – вот и все что удавалось увидеть. Но иногда… Иногда появлялась она – тайна дома Эддингтонов, и сердце начинало усиленно колотиться, норовя выскочить из груди.

Картинка не менялась, и Эмми от нетерпения принялась кусать губы. Сколько минут она может дать себе на ожидание? Не так уж и много, если учесть, что тетя Маргарет за последний месяц увеличила количество слуг, и новенькие ей особенно преданны.

«Бабушка, поправляйся скорее, без тебя так плохо», – подумала Эмми и прищурилась от напряжения, потому что показалось… Нет… Нет… Не показалось! В комнате за дверью произошло секундное движение теней, которое может уловить лишь трепетная душа, а затем на ковровой дорожке бесшумно появилась девочка.

Простое голубое платье без лент и оборок и черные распущенные волосы, доходящие почти до талии…

Задумчивая и будто нездешняя…

Чужая.

Девочка остановилась, поднесла к лицу раскрытую книгу и принялась читать, игнорируя стулья и кресла, наверняка имеющиеся в комнате. Ее лицо оставалось спокойным, а большего и не разглядеть, не понять, не поймать.

– Габриэлла… – выдохнула Эмми, и мгновенно в голове зашумели обрывки фраз, когда-то случайно прилетевшие от слуг. А потом добавились восклицания тети Маргарет, подслушанные и накрепко застрявшие в памяти. Шепчитесь не шепчитесь, а маленькие ушки Эмми всегда смогут уловить нужное.

«…и надо же, родились в один день, но не похожи, совсем не похожи…»

«…думаю, у нее шотландские корни, ты видела ее волосы?..»

«…когда она смотрит на меня, то кажется, будто мысли читает…»

«…и сколько она будет здесь жить?..»

«…мне не нравится имя Габи, а впрочем, с ее происхождением большего ждать не приходится…»

«…и что хозяйка собирается делать потом, не представит же обществу…»

«От начала и до конца – это сплошной скандал!»

«Девчонка не имеет права здесь жить!»

От напряжения у Эмми заныла спина, она выпрямилась, а когда наклонилась и вновь заглянула в замочную скважину, то не увидела черноволосую девочку, та будто растворилась в воздухе. Наверное, она отошла в сторону и устроилась с книгой ближе к окну.

– Эх, – досадливо произнесла Эмми и сначала на цыпочках, а затем быстрым бесшумным шагом устремилась обратно.

На ее лице играла улыбка, которую непременно нужно было спрятать. Никто не должен знать, что любопытство вновь одержало победу и наследница Эддингтонов ходила смотреть на незаконнорожденную. Да, это слово уже было знакомо Эмми, оно звенело в душе вопросами, искало ответы, волновало, но вовсе не смущало. О, если бы удалось выведать у взрослых остатки правды! Почему нельзя встречаться с черноволосой девочкой? И как победить путаницу, всегда появляющуюся в голове, стоит лишь увидеть эту самую Габи?..

– Незаконнорожденная, – уверенно сказала Эмми. В голосе не промелькнуло презрение и не вспыхнуло осуждение, наоборот, так обычно озвучивают известный факт, не более того.

Остались позади большие окна, ступеньки лестницы и гладкие перила, три картины в массивных рамах, широкие бархатные кресла и двери, двери, двери… Эмми с облегчением вздохнула и остановилась около столовой, размышляя: стащить сейчас что-нибудь вкусное на кухне или подождать обеда. Очень сложно принять решение… Меган наверняка уже ищет ее, чтобы начать урок географии, но как же хочется съесть ароматный бисквит с сахарной корочкой…

– Эмилия, ты что здесь делаешь? – раздался за спиной металлический голос тети Маргарет. – Разве в это время ты не должна находиться в классной комнате? Интересно, куда смотрит Меган… Или она забыла, что является твоей гувернанткой?

Развернувшись, Эмми встретила ледяной взгляд голубых глаз и нервно убрала руки за спину. Светлая кожа, темно-русые вьющиеся волосы, собранные на макушке в аккуратный пучок, чуть заостренный подбородок и привычно сжатые губы, подчеркивающие крайнюю степень недовольства. Пожалуй, Эмми не знала никого красивее тети Маргарет. И злее тоже не знала.

– Я уже собиралась пойти… Просто…

– Хватит бормотать жалкие оправдания, немедленно отправляйся на занятие.

– Да… хорошо… – Подхватив юбки, Эмми спешно устремилась к лестнице. Она бы побежала, но существовала весомая вероятность того, что и это может не понравиться тете Маргарет.

– За что мне такое наказание? Избалованная девчонка! – раздалось за спиной с резким раздражением.

Но Эмми не задели ни интонации, ни слова, она давно привыкла к подобному отношению со стороны тети. К тому же в душе подрагивало волнение, оставшееся после прогулки в правое крыло дома.

Габриэлла…

Тихая черноволосая девочка…

Незаконнорожденная.

– Наверное, Габи, однажды мы с тобой встретимся, – еле слышно произнесла Эмми, касаясь полированных перил. – Встретимся и обязательно поговорим.

Глава 1

Память довольно часто просыпается в тишине, когда не на что отвлечься и ничто не спасет от приближающейся душевной боли. Все в этом мире продумано до мелочей. Если в определенный момент ты должен вспомнить о важном или пустяковом, то тут уж выбора не будет. Дыши глубже, сжимай зубы, погружайся в прошлое и ищи ответы на вопросы…

Никита бросил последний взгляд на двор и закрыл окно. Качели не те, давно уж их поменяли. И скамейки новые. Но дорожки, песочница, клумбы… Много лет назад он играл здесь с пацанами в войнушку и больше всего боялся не плена или «ранения», а призывного крика матери: «Никита, пора обедать!» Невозможно уйти, если Витька сегодня разведчик (и он обещал раздобыть наиважнейшую информацию), а у Костика новый автомат…

– Да, было дело, – усмехнулся Никита, подошел к отцовскому письменному столу и коснулся конверта, лежащего рядом с настольной лампой. Помедлив немного, он резко убрал руку и направился в кухню, где шум чайника по-дружески спас от тяжелых мыслей.

Конверт лежит на столе со вчерашнего дня, но вот трудно его открыть, потому что это последнее письмо отца…

Что там?

Слова прощания?

Слова любви?

Или просьба?

Читать в любом случае будет больно, но дело не только в этом. Одинокий белый конверт на столе – связующая нить… еще возможный разговор с отцом… А потом – все. Нить оборвется.

«Где теперь жить? Раньше было понятно, а сейчас…» Сделав обжигающий глоток зеленого чая, Никита поморщился и поставил чашку на край стола. Он любил черный чай, но такого, увы, на полке не нашлось.

Он много в чем не совпадал с отцом. Пожалуй, только внешнее сходство было неоспоримо. Рост метр восемьдесят, стройность, гибкость, сильные руки, темно-серые глаза, прямой нос, квадратный подбородок и общее нежелание бриться. Они хорошо смотрелись вместе, и когда-то Никиту распирала гордость от того, как он похож на отца. Но судьба иногда виляет в сторону, привычный мир рушится, и ты начинаешь чувствовать себя чужим и… несчастным. Вот от этих болезненных ощущений Никита и сбежал из дома в двадцать лет. Талант и выбранная профессия позволили ему комфортно жить в разных городах, очаровываться и разочаровываться, набираться опыта, хорошо зарабатывать, любить, расставаться и строить планы… Конечно, он созванивался с отцом и временами они встречались, но иногда так хотелось убежать в детство, в то время, когда в душе не было обиды и любовь отца не приходилось делить…

Чашка опустела, Никита отправил ее в раковину и прошелся взглядом по шкафам и стенам. Теперь эта квартира принадлежит ему, можно возвращаться, никто не побеспокоит. И если сделать ремонт и полностью заменить мебель, то память, наверное, несколько успокоится…

А не предательство ли это – быстро и хладнокровно стереть прошлое?

«Отец сам так решил. Мне – квартира, тете Кате и Евгении – дом в Сочи. А еще нам всем деньги…»

– Евгения, – тихо произнес Никита и направился по коридору к ее комнате. Забрала ли она уже свои вещи? Больше четырех месяцев прошло… Наверное, да. Это он тянул, не ехал к нотариусу и только вчера получил бумаги и письмо отца. А тетя с Женькой уже давно привели все в порядок и утрясли официальные вопросы. Именно они организовывали похороны и поминки, за что, конечно, огромное спасибо. А он тогда спешно добирался из Владивостока в Москву, и еще хорошо, что погода была нелетная только сутки. А после похорон вновь сорвался с места – не нашлось сил остаться.

Евгения, Женя, Женька… Никита называл ее по-разному в зависимости от настроения, но в его исполнении имя никогда не звучало ласково. Он просто не мог испытывать добрых чувств к сводной сестре. Не получалось, да и не хотел. У него давно своя жизнь и он вовсе не обязан изображать братскую любовь, тем более что ее никогда не было.

Никита переступил порог комнаты Жени и замер, борясь с желанием развернуться и уйти. Но теперь это все же его квартира, так что…

Шкафы оказались пусты. Да, она забрала свои вещи и уехала. Вот и хорошо, точка поставлена.

– Прощай, – дежурно произнес Никита, испытывая некоторое облегчение. На этом их бессмысленные отношения и закончатся. За последние восемь лет они виделись всего два раза, если не считать вынужденную встречу после смерти отца. Тут и говорить не о чем.

«Скучать уж точно не стану», – едкая усмешка коснулась губ и исчезла.

Мать Никиты умерла, когда ему было тринадцать лет. Он хорошо помнил ту боль, которая свинцовой тяжестью наполнила его грудь и, обжигая, медленно поползла вверх. Зубы сжались. И кулаки тоже. Он выл, кусал губы, метался, винил врачей («Разве от аппендицита умирают?!») и твердил: «Нет, нет, нет…» Но мир уже рухнул. Тот прекрасный, уютный, родной мир…

Случившееся сблизило Никиту с отцом, они все старались делать вместе, а в выходные часто придумывали какие-нибудь поездки, чтобы не сидеть дома. Музеи, театры, рыбалка, турбаза, Питер… Они старались и справлялись.

– Пап, мне неожиданно понравилось рисовать.

– Давай поищем подходящую художественную школу, чтобы не слишком далеко от дома и с хорошими преподавателями.

И это был тот день, когда Никита интуитивно или случайно сделал первый шаг к будущей профессии. Ему нравилось придумывать красивые миры и размещать их на бумаге. Именно размещать, а не рисовать. Была в этом определенная техническая составляющая. Его манили линии, углы, тени, неведомое пространство…

Бумаги оказалось недостаточно, требовались многомерные программы, позволяющие делать предметы объемными. Никита создавал дома, а затем буквально нырял в них, придумывая этажи и комнаты. Его работы побеждали на конкурсах, он уверенно шел вперед и видел, как отец гордится им. А это же много. Очень много.

– Никита, я давно хотел с тобой поговорить, но как-то не решался… Тебе уже шестнадцать лет, и надеюсь, ты сможешь меня понять… – однажды произнес отец. – Я очень любил и люблю твою маму. Машенька была моим самым большим счастьем… – Его лицо побледнело, а губы задрожали. – Никита, я встретил женщину, которая стала для меня… нужной… значимой… м-м… необходимой. – Отец старательно подбирал слова и явно нервничал, на его высоком лбу выступили мелкие капельки пота. – Никита, я принял решение жениться. У Марины… Марины Георгиевны… есть дочь. Ей десять лет. Евгения. Женечка. Забавно, девочку зовут так же, как и меня. Она хорошая, добрая и независимая. Очень интересно в ней сочетаются эти качества… Уверен, вы поладите. Быть старшим братом – это даже почетно!

В тот момент Никита никак не мог понять, как он проглядел столь серьезные перемены в жизни отца. Заучился, видимо. Это же не начало отношений с какой-то там женщиной… Они решили пожениться. И теперь посторонняя Марина Георгиевна будет жить здесь. И не одна, а с дочерью.

– Поступай, как считаешь нужным, – холодно ответил Никита, испытывая только одно желание – уйти в свою комнату. Нет, он не законченный эгоист и понимает, что человеку нужен человек, но… не так быстро… Три года – это разве достаточный срок, чтобы забыть? И зачем обязательно жениться? Можно просто встречаться. Или хотя бы пусть будет гражданский брак…

Почему именно официальные отношения отца и пока еще незнакомой Марины Георгиевны его столь сильно ранили, объяснить не получилось. Какая разница: есть штамп в паспорте или нет? Новая семья – вот то будущее, изменить которое уже не получится. Но в ушах все звенело и звенело противное слово «предательство».

«Я справлюсь, – твердо сказал себе Никита и добавил: – Нужно потерпеть ради отца. Если ему так лучше, то и пусть».

Марина Георгиевна оказалась женщиной красивой, сдержанной на эмоции, тактичной и заботливой. И она старалась стать для Никиты другом. Он замечал это, но не предпринимал попыток к сближению, вежливо отвечал на вопросы и не более. Просто это был максимум его душевных возможностей. И только ради отца.

С маленькой Евгенией дела обстояли хуже… Девочки бывают милые и очаровательные, избалованные, любопытные, шумные, надоедливые, вертлявые, тихие и скромные, нудные или веселые… Да какими угодно! Но Женя была непонятной. Никите не удавалось ее разгадать.

Месяца два сводная сестра то улыбалась, глядя на него, то хмурилась. Никогда ни о чем не просила и редко обращалась первая. Потом, наоборот, в ней появилась рассудительная разговорчивость, и Никиту мучило неуютное ощущение, будто странная девчонка каждый раз вызывает его на словесную дуэль. И в эти моменты карие глаза Евгении сияли так, что невозможно было выдержать взгляд, хотелось отвернуться.

Но самое главное и болезненное – она сразу получила бесконечную и всеобъемлющую любовь отца. Именно любовь. Он будто всю жизнь мечтал о дочери, и вот наконец-то счастье постучалось в дверь.

И Женька уже через три месяца легко и непринужденно произнесла «папа». Никита хорошо помнил тот холод первой ревности – внезапный и пробирающий до костей. Колючий холод. А еще были отчаяние и острое желание броситься к отцу и закричать: «Я твой сын, а она чужая! Чужая!» Но он даже не дернулся, не произнес ни одного слова.

Выход всегда можно найти, и Никита вновь погрузился в учебу. Теперь он точно знал, что хочет стать дизайнером интерьеров. И его интересовали большие проекты: офисы, фитнес-центры, ночные клубы, рестораны, кафе, частные дома…

Когда-нибудь, когда-нибудь…

Не хватало опыта, знаний, да и воображение иногда буксовало. На первой волне вдохновения довольно легко начать что-то придумывать, а ты попробуй закончи: создай собственную историю, начерти, нарисуй и сделай не просто красиво, а так, чтоб чувствовалась рука мастера. Именно этих высот Никита и хотел добиться. Сформулировав цель, выбрав институт, он с усердием принялся готовиться к экзаменам.

Но ревность не отпускала, она превратилась в черного лохматого пса и поселилась в квартире. Теперь отец водил в театры и на кружки Женьку. Если они собирались на прогулку в парк или в кино, то Никиту, конечно, звали, но он торопливо отказывался. И с кухни постоянно летели фразы:

«…Марина, что-то Женечка подкашливает, посмотри ее горло…»

«…может, поискать репетитора по английскому? Я бы хотел, чтобы Женя получила хорошее образование…»

«…с хореографии я заберу ее сам…»

«…Женечка не видела море, летом мы обязательно поедем в Сочи…»

В такие моменты Никита чувствовал себя лишним, мечтал заработать много денег и купить квартиру. Или хотя бы снять однушку на краю Москвы. И когда отец заходил в его комнату, привычно садился в кресло около окна и спрашивал, как прошел день, Никита пожимал плечами и отвечал односложно. Пусть Женьку свою любит, зачем пришел?

Марина Георгиевна умерла через два с половиной года. И это была случайная смерть по вине пьяного водителя, несущегося прямо на автобус. Казалось бы… какова вероятность погибнуть в автобусе в центре города? Но судьба чертит свои линии и знаки…

Отец поседел в один день.

Женька выла, рыдала, металась, кричала: «Нет, нет, нет!» Никита не помнил, как оказался в ее комнате, как крепко прижал к себе и твердо произнес:

– Не плачь, она в раю. Там же, где и моя мама.

А что еще сказать?

Что будет больно?

Очень долго, а может, и всегда?

Вряд ли это нужно знать вот такой кареглазой девчонке в двенадцать лет. Да это лучше никому никогда не знать.

Как бы Никита ни относился к Женьке, он не мог игнорировать ее горе. И, пожалуй, это был единственный момент, когда он понимал ее на сто процентов. Слезы сводной сестры впитывались в его футболку, судорожные рыдания влетали в грудь.

– Не плачь…

Никита не собирался долго утешать Женьку, но не бросишь же ее в такую минуту. И он начал что-то торопливо говорить, путаясь в словах успокоения, вспоминая боль от потери своей матери и переживая смерть Марины Георгиевны. А потом он пошел в кухню и обнял отца, которому предстояло похоронить и вторую жену…

Уже на первом курсе института Никита начал неплохо зарабатывать, на втором – он с легкостью создавал на заказ дизайнерские проекты квартир. Нарисовать, начертить – это одно дело, но нужно еще знакомиться с поставщиками, учиться чувствовать ткани, обивочные материалы, разбираться в плитке, дереве… Без этого и многого другого не достичь желаемых высот. И Никита набирался опыта.

Отец перенес инфаркт, однако трудиться меньше не стал, его аудиторская компания работала как часы и по-прежнему приносила хороший доход. У отца появилась идея купить дом в Сочи – огромный, чтоб позже, когда появятся внуки, всей семьей встречаться у моря. Но он не спешил с покупкой, хотел получить удовольствие от выбора и не ошибиться, да и денег подкопить нужно было.

Женька прилипла к отцу накрепко. Все у них вместе, и планы – на тысячу лет вперед. Ужинать друг без друга не садятся, каждую субботу – в кино, два раза в месяц – в театр.

– Женечка, я книгу купил… сам-то я читал ее как раз в твоем возрасте… интересно твое мнение… – неслось из кухни.

– Папочка, конечно, прочитаю. Мне все книги нравятся, которые ты рекомендуешь…

Никита усмехался и отворачивался от двери. Да, можно зайти к ним, влиться в беседу и… Нет. Когда ты чувствуешь себя лишним, то зачем? Только еще противнее станет, будто навязываешься, подлизываешься, продаешься за горстку тепла. Они же не зовут… Им не требуется его общество.

И взгляд у Женьки стал иной – острый. То обрезал, то протыкал. Стоило появиться, и она, точно назло, сразу поближе к отцу пересаживается и смотрит, смотрит… Мол, меня любят больше, ты же и сам это видишь. И улыбка при этом – победная.

А однажды Никита застукал Женьку в своей комнате, что она там делала – неизвестно. Верхний ящик письменного стола был немного выдвинут, и это сразу бросалось в глаза. Рылась в вещах? Напрасно, ничего секретного или особенного у Никиты не имелось.

– Ты что здесь делаешь? – резко спросил он, остановившись в метре от Женьки.

– Точилка для карандашей нужна, – с вызовом ответила она и прищурилась, будто хотела понять: поверит или нет.

Не поверил. Но какая разница?

– Брысь отсюда. – Никита кивнул на дверь и добавил: – И порог моей комнаты больше никогда не переступай.

– А то что? – Женька вопросительно наклонила голову набок и теперь уж точно усмехнулась.

Немного помолчав, Никита сухо произнес:

– Уходи.

Они оба знали, что он ничего ей не сделает. Такой тощей щепке подзатыльник дашь, так она и улетит… А визгу наверняка будет…

«Не в этом дело. Сопля ты просто, ясно?» – мысленно закончил разговор Никита.

И Женька бесшумно покинула комнату. После этого случая общения стало еще меньше. Так… дежурные фразы и стандартная вежливость. И чем дальше, тем реже Никита стал видеть сводную сестру – учеба, работа, друзья… Домой он довольно часто приходил ближе к двенадцати, а иногда оставался ночевать у добряка Пашки Кочеткова. Его мать такие пироги с капустой пекла, что только одна мысль о них перечеркивала все неприятности дня. И вот в тесной двушке с рыжим котом Мартином в обнимку, с шумными близнецами Андрюшкой и Сережкой – братьями Пашки, Никита чувствовал себя нужным и временами даже счастливым.

«Надо съезжать, – думал он, – пора начинать самостоятельную жизнь. Снять квартиру и… Да, теперь это для меня не проблема».

Наверное, если бы у Никиты были бабушки и дедушки, он гораздо быстрее справлялся бы с одиночеством в семье. Они бы его любили с той силой, которая делает мир ярче и дает определенную уверенность и в себе, и в завтрашнем дне. Но из родственников у Никиты была только тетя Катя, двоюродная сестра отца, и проживала она в Оренбурге. В гости не сходишь, голову на плечо не уронишь, да и совета неловко просить… «Не должен мужчина вешать свои проблемы на женщину», – останавливал себя Никита от очередного телефонного звонка.

Да и непростой была тетя Катя. Посмотрит – точно в душу заглянет. Улыбка тонкая, движения плавные, фразы отточенные. И доброты в ней много, и иронии предостаточно, и не всегда поймешь, что у нее на уме. В детстве Никита ее даже боялся.

– Мальчик мой, когда ты вырастешь и станешь рыцарем, – серьезно говорила тетя Катя, скручивая светлые волосы в пучок, – я куплю тебе самую лучшую лошадь. Уверена, ты будешь отлично смотреться в седле со щитом и копьем. Проезжай почаще под моим окном, мне будет приятно.

«Сумасшедшая она, что ли?..» – думал Никита, которому тогда было девять лет.

Это он потом понял, что тетя Катя самая лучшая. Когда, приехав в очередной раз в гости, она отправилась на школьное собрание и хладнокровно приняла всю правду о поведении племянника. Не выдала.

– Мальчик мой, – поздно вечером наедине сказала она Никите, – три драки за неделю – это явный перебор. Учись побеждать противника мозгами, взглядом, внутренней силой. Поверь, это гораздо интереснее и приятнее.

В двадцать лет Никита снял квартиру и съехал. И стало легче: свобода подхватила, закружила и подарила довольно много новых впечатлений и устремлений. Отцовская забота, направленная на Женьку, больше не сжимала сердце до боли, и суета сводной сестры вокруг отца не рождала вспышки раздражения. Теперь это все было где-то там… в другом измерении. Не перед глазами.

Годы шли. Никита достиг очень многого, ему стали предлагать большие проекты по всей России. И он колесил по стране, получая удовольствие от дизайнерского азарта и просто от жизни.

– Когда женишься? – зимой спрашивал отец. – Неужели до сих пор не встретил хорошую девушку? Никита, тебе уже двадцать восемь лет.

– Не встретил, – отвечал он с легкостью и улыбкой. – И, честно говоря, жениться пока не хочется.

Случались в его жизни и короткие романы, и долгие (а однажды даже показалось, что сердце разбито), но потом душа успокаивалась и не просила возврата к утраченным отношениям. Было и прошло. Никита старался не прикипать, не давать обещаний и особо не фантазировать. И это впоследствии избавляло от многих минусов расставания. Да и всегда можно взять лишний дизайнерский проект, который значительно сократит свободное время, увлечет и спасет от малоприятных воспоминаний.

Никита вышел из комнаты сводной сестры и остановился около узкого длинного зеркала, украшавшего стену коридора. До похорон он не видел Женьку… Четыре года? Пять лет?.. Конечно, выросла и изменилась. Кажется, ей сейчас двадцать два. Но рассматривать ее не было ни сил, ни желания. Не о сводной сестре он думал в те тяжелые дни… Худая, бледная, в черном платке, нелепо повязанном на деревенский манер, в черном безразмерном платье. Глаза красные, губы синие.

На поминках Никита в основном общался с тетей Катей, а в сторону Евгении не поворачивался. Она что-то говорила об отце, но он не слушал. Вернее, слова влетали в легкие с воздухом, но их нестерпимо хотелось побыстрее выдохнуть. Как же больно терять, как же больно… «Папа, папа…» – мысленно твердил Никита, чувствуя себя отвратительно.

Нужно было чаще звонить отцу.

И встречаться.

Задавать вопросы.

Рассказывать о себе.

Хотя он же звонил.

И приезжал.

В такие моменты все кажется недостаточным.

– Сколько можно тянуть… – Никита нервно потер ладонью небритую щеку и направился к письменному столу отца.

Руки немного дрожали, когда он открывал конверт, вена на виске запульсировала, а тиканье настенных часов показалось слишком громким.

Обычный белый лист бумаги, сложенный два раза. И взгляд побежал по строчкам.

«Никита, здравствуй. Меня теперь нет, и тут уж ничего не поделать. Прошу, не расстраивайся сильно, с моим больным сердцем и не могло быть иначе. Я все понимал, да и врачи говорили, что здоровье у меня далеко не самое лучшее, поэтому привел дела в порядок и написал завещание.

Я уверен, что на том свете встречу тех, кто однажды меня покинул, а разве это плохо? Точно – нет. Держись, будь молодцом и обязательно береги себя.

И перед уходом в мир иной хочу тебя попросить. У Жени есть мечта. Пожалуйста, исполни ее. Помоги.

Твой папа».

Письмо Никита перечитал несколько раз. Потом медленно опустился в кресло и произнес:

– Папа… Даже перед смертью ты думал о ней, а не обо мне.

Глава 2

Англия

Первая половина XIX века

Шумно вздохнув, Эмми придвинула тяжелый стул к окну, но садиться не стала. Несправедливость душила, наполнявший комнату вечерний сумрак пугал, и никак не получалось успокоиться. Тетя Маргарет всегда принимает сторону сына, а Хью с удовольствием пользуется этим и делает все, чтобы Эмми жилось как можно хуже. Ему даже не нужно выкручиваться или придумывать какие-либо оправдания – он нагло лжет, и потом Эмми приходится отбывать наказание здесь, в серой комнате на втором этаже.

– Это Хью разбил вазу, а не я… – с отчаянием произнесла Эмми и обняла себя за плечи, словно хотела хоть как-то защититься от резких слов тети Маргарет. Они все еще звенели в ушах и усилием воли приходилось сдерживать слезы: «Ты знаешь, сколько стоит это произведение искусства?! Это подарок моего покойного мужа! Господи, за что мне такое наказание?!»

Эмми посмотрела на свечи и покачала головой. Никто не придет и не зажжет их, темнота – весомая часть наказания. Уже скоро массивные шкафы станут напоминать чудовищ, и будет казаться, что сложенная и накрытая тканью одежда шевелится… В этой комнате хранится то, что пока еще жалко выбросить или отправить на благотворительность, но уже совершенно не нужно.

Дверь скрипнула, и Эмми обернулась. В ближайшие два часа ее мог навестить только Хью, он редко упускал возможность позлорадствовать и гадко пошутить. Иногда Эмми размышляла: отчего кузен так сильно не любит ее? Но подходящее объяснение не находилось, и оставалось надеяться лишь на то, что немного позже его характер изменится в лучшую сторону.

К сожалению, предчувствие не обмануло – взгляд кузена мгновенно обжег лицо.

– Сидишь в своей норе, жалкая мышь? – Важно скрестив руки на груди, Хью прислонился плечом к дверному косяку и насмешливо улыбнулся. – И никто к тебе бедненькой на помощь не придет… – Он дернул головой, убирая длинную редкую челку с глаз, и с нажимом добавил: – Потому что ты никому не нужна. Ясно?

«Хью… уходи…» – мысленно произнесла Эмми и внутренне сжалась, готовясь услышать еще много малоприятных слов.

– Уходи, – тихо произнесла она. – Я не желаю с тобой разговаривать.

– А твое мнение никому не интересно.

В январе Хью исполнилось четырнадцать. Высокий, слишком худой, светловолосый, он совсем не походил на мать. Пожалуй, от ее великолепия ему достались лишь голубые глаза и ровные брови. И дело было не только во внешности. Тетя Маргарет буквально плыла по дому, она гордилась своими манерами, положением в обществе, полученными в молодости знаниями и источала холодную красоту. Хью же часто казался нервным, говорил излишне громко, вечно демонстрировал недовольство, терпеть не мог учиться и не понимал, зачем это нужно. И лишь в присутствии бабушки вел себя иначе. Одевался Хью тщательно и очень любил яркие атласные жилеты, но они лишь подчеркивали его худобу и совсем не добавляли мужественности.

Если Эмми потеряла отца в раннем детстве, то Хью – три года назад. Филипп Эддингтон погиб во время скачек, неудачно упав с лошади, и, конечно, это стало ударом для семьи. Бабушка похоронила уже второго сына… Наверное, если бы он остался жив, то Хью сейчас бы не позволял себе столько вольностей и был бы совсем другим подростком. Хотя и в девять, и в десять лет он устраивал мелкие пакости Эмми, а однажды надолго запер ее в библиотеке и никому об этом не сказал.

Несколько раз Хью гордо сообщал, что бабушка любит только его, но это было не так. Долго пожившая на этом свете Шарлотта Эддингтон никогда не выделяла внука, была к нему требовательна и часто напоминала о том, что порядочность, честь и образование – не пустые слова.

– Наступит день, когда я стану главой семьи, и тогда посмотрим, во что превратится твоя жизнь. – Хью усмехнулся, отлип от дверного косяка и неторопливо приблизился к заваленному книгами массивному столу. – Бабушка уже не та… Сомневаюсь, что она проживет больше месяца. Моя мать возьмет все в свои руки, и тогда…

– Замолчи! – Эмми сжала кулаки и сделала отчаянный шаг вперед. Безусловно, физически она проигрывала Хью, да и морально он вполне мог ее задавить, но как можно было смолчать в такой момент? Лишь на секунду Эмми представила, что бабушки больше нет, и… в глазах потемнело. – Ты не смеешь говорить подобное! Ты должен молиться о здоровье бабушки, обязательно должен!

– С чего бы это? – Хью замер, вопросительно приподнял рыжеватые брови, а затем закинул голову назад и громко захохотал. – Какая же ты глупая… глупая… – затараторил он, взмахивая руками. – Очень скоро все изменится, это известно даже слугам! И наконец-то дом Эддингтонов возглавят самые достойные люди – моя мать и я, а не… – Хью осекся, скривился и с презрением еле слышно произнес: – Почему бабушка притащила в дом эту дворняжку?..

Теперь брови Эмми подскочили на лоб. От удивления она даже позабыла о своих страхах. Никто и никогда не разговаривал с ней о Габриэлле, а сейчас Хью намекал именно на девочку, живущую в дальних комнатах правого крыла. Конечно же, речь шла о ней!

В голове Эмми мгновенно вспыхнули вопросы, которые она уже собиралась задать, но в дверном проеме появилась Дороти, бабушкина камеристка. Ее гладкое круглое лицо было печально, уголки губ опущены, а пухлые пальцы непрестанно теребили складку простого серого платья. Она собиралась что-то произнести, но Хью не дал этого сделать.

– Что нужно? – резко спросил он, явно огорченный тем, что Дороти появилась совершенно некстати. Разве теперь получится довести Эмми до слез?

– Прошу прощения, я вынуждена помешать вам, – торопливо ответила она Хью и, судорожно вздохнув, добавила: – Эмилию ждет бабушка. А вас матушка просила спуститься в каминный зал, она сейчас именно там. Эмилия… – голос Дороти дрогнул, а на ее щеках появились хорошо заметные красные пятна. – Миссис Маргарет разрешила вам покинуть эту комнату, чтобы… – Она вновь судорожно вздохнула. – Чтобы вы могли поговорить с бабушкой.

– Бабушка умирает? – Хью подался вперед и округлил глаза.

– Нет… нет… – произнесла Эмми и замотала головой, отчего русые кудряшки запрыгали. – Я немедленно должна ее увидеть!

Только в этот момент она заметила, что вечер уже начал подбираться ближе: в комнате потемнело, лакированные шкафы перестали блестеть и будто в воздухе появилось слишком много пыли.

Не раздумывая больше ни секунды, Эмми устремилась к бабушке. Слова молитвы пульсировали в висках, а сердце сжимала надежда, однако отчаянный вид Дороти и ее душевное состояние не обещали ничего хорошего…

Никита смотрел на бывшего одноклассника с долей умиления. Пашка Кочетков женился, поправился килограммов на пятнадцать и теперь походил на добродушного кота, рядом с которым всегда тепло и уютно. Как же давно они не виделись… А помнится, сто лет назад, решали вместе надоевшую алгебру, смотрели до ночи футбол и ели пирожки с капустой. А теперь вот в ресторане рубленые бифштексы из гуся и овощи гриль заказывают. Да, время течет незаметно…

– И конечно, ты понятия не имеешь, какая у нее мечта? – спросил Пашка, не сомневаясь в ответе.

– Откуда ж мне знать, – дернул плечом Никита и потянулся к бокалу с виски. – Я даже не помню, когда последний раз разговаривал с Женькой. В основном мы с отцом встречались на нейтральной территории.

Пашка кивнул, давая понять, что подробности излишни – он не забыл давние переживания друга и сейчас точно не стоит ворошить прошлое.

– Вроде и ситуация-то плевая… – произнес он, цепляя на вилку маленький аккуратный шампиньон. – Ну, чего она там может хотеть? Девчонка. Двадцать два года. Но, с другой стороны, просьбу отца надо выполнить и в этом деле важно не ошибиться. – Пашка откинулся на спинку широкого кресла и убрал крошку хлеба с непонятного и расплывчатого рисунка на футболке. – Например, ты спросишь ее прямо, а она… соврет. Или вообще пошлет тебя куда подальше… В первом случае ты старательно будешь исполнять вовсе не ту мечту, а кому хочется чувствовать себя ослом? А во втором…

– Не думаю, что я должен нести ответственность за ее вранье. Это не моя проблема, – перебил Никита и поморщился. – Жаль, нельзя просто дать денег Женьке, и пусть бы тратила их направо и налево.

– Почему твой отец не оставил хоть какую-нибудь инструкцию? Или не написал подробности? Мечта твоей сестры явно была ему известна, и один намек мог бы многое прояснить.

– Она не моя сестра.

– Не важно, – махнул рукой Пашка и с сочувствием посмотрел на друга. – В Сочи полетишь?

– Похоже на то.

– Все же сомневаюсь, что Женька душу перед тобой распахнет… Сокровенными мечтами делятся только с близкими, а у вас вовсе не такие отношения.

– У нас нет никаких отношений, – резко ответил Никита и сделал очередной глоток виски. – Честно говоря, я надеюсь на свою тетку, но… тетя Катя непредсказуема. И сейчас я не знаю, на чьей стороне она будет…

– Здесь глупо сомневаться. Скажи ей правду, покажи письмо отца. Кому ей помогать, как не тебе?

Никита шумно вздохнул, побарабанил пальцами по столу и перевел взгляд на почти остывший бифштекс. Аппетит отсутствовал, единственное чего хотелось – так это двойного эспрессо.

– Ситуация какая-то нелепая… – произнес он тихо, чуть помедлил и добавил уже с заметной долей раздражения: – Уверен, это лето превратится для меня в бесконечную пытку. Тут есть вопросы, понимаешь? Почему она сама не в состоянии исполнить свою дурацкую мечту? Зачем нужен я?

– Слушай… письмо давнее, а вдруг тема уже не актуальна? – Пашка подался вперед и многозначительно приподнял рыжие брови. Его зеленые глаза засияли надеждой. – Взяла Женька и сама все свои проблемы решила, а?

– Нет. Это непростое желание… Иначе отец не оставил бы такое письмо.

– Тогда, дружище, могу сказать лишь одно… – Пашка почесал затылок. – Благословляю тебя на великие свершения. Удачи. Если понадобится помощь, то обязательно обращайся – куплю билет, прилечу и поддержу.

– Спасибо. – Никита улыбнулся, представляя, как Пашка собирает дорожную сумку и при этом говорит жене: «Понимаешь, у моего друга в жизни приключилась абсолютная хрень, и спасти его могу только я». – Надеюсь, в конце июля я уже вернусь, не хочется выпадать из привычного ритма.

Чемодан Никита собирал с холодным равнодушием, стараясь не брать лишнего. Будто количество вещей могло как-то задержать его в Сочи. Желания плавать и загорать не было, но он все же отыскал в еще не распакованных пакетах плавки и небрежно кинул их на край дивана. Нужна подходящая обувь… Где-то были пляжные шлепанцы…

Разговор с теткой получился коротким, и Никиту это вполне устроило. Сейчас он не был готов погружаться в воспоминания и бороться с очередным приступом душевной боли. Потом эта волна еще накроет много раз, но это потом… А сейчас нужно решиться и поехать. И выполнить то, что должен.

«Да, Женя со мной… Погода хорошая, я люблю жару. И, конечно, много дел, мы же на новом месте… Может, у тебя получится приехать к нам? Ты даже не видел дом, да и море хорошо влияет на нервную систему…»

Никита ответил расплывчато, оставляя себе маленький шаг к отступлению. Зачем? Он и сам не знал, видимо, требовалось хотя бы ощущение свободы. И он решил ехать поездом, потому что под стук колес хорошо думается, да и пока нет тех слов, которые он готов сказать Женьке.

– Кто тебя просил мечтать? Кому интересны твои мечты? – зло произнес Никита и посмотрел на раскрытый чемодан так, точно тот был порталом в бездну.

Глава 3

Он хотел отпуск, и он его получил. И пусть это счастье продлится не столь долго, как хотелось бы, но… Глеб посмотрел на небо и прищурился, еле сдерживая улыбку. Молчите? Ну и ладно. Давайте и дальше дружно делать вид, будто ничего особенного не происходит.

«Но вы же именно так благодарите меня за отличную работу, да? Отдыхом. Я не ошибся? – Глеб подхватил с шезлонга футболку, натянул ее, и ткань мгновенно впитала соленые капли морской воды. Сочи, Сочи… Вторая половина июня радовала погодой, и утро всегда начиналось с прогулки на пляж. – Многоуважаемая Небесная канцелярия, давайте уже посмотрим правде в глаза, признайте наконец, что я лучший. Спасать артефакты? Без проблем! Тушить пожары в старых и пыльных библиотеках? Легко! Прятать от любопытных смертных тайны добра и зла? Пожалуйста! Драгоценные мои, чего я только для вас не делал».

Удовлетворенно хмыкнув, Глеб направился к кафешкам. Теперь ему особенно нравились поздние завтраки и обеды. Не нужно же сейчас никуда торопиться, прислушиваться, приглядываться, дергаться по малейшему поводу и пытаться разгадать чужие мысли. Свободой надо наслаждаться, иначе какой в ней смысл? А наслаждаться чем-либо Глеб умел на пять с плюсом.

– Отличный купальник, – проходя мимо высокой блондинки, с иронией бросил он. – У вас отменный вкус.

Блондинка развернулась, смерила Глеба взглядом-рентгеном, тряхнула полотенцем и все же улыбнулась, принимая комплимент.

– Спасибо, – коротко ответила она.

«Купальник столь замечательный, что его без проблем можно поместить в спичечной коробке, – мысленно усмехнулся Глеб, устремляясь дальше, – но на кой черт надевать этот минимализм, если у тебя грудь, как два финика, а вид сзади, ниже талии, вызывает стойкую ассоциацию с упавшим на пол блином?»

Глеб сделал еще шаг и мгновенно почувствовал, как огонь обжигает ребра, а виски протыкает острая пульсирующая боль. Он замер, качнулся, сжал зубы, чтобы не застонать и не чертыхнуться. Потому что именно за фразу «на кой черт» он и был сейчас наказан. Упоминать рогатого и хвостатого ему было категорически запрещено.

– Подловили… Радуетесь? Как же я соскучился по вашей мелочности, идеальные вы мои… – прохрипел Глеб, хватаясь за бок. – Хватит… хватит… кости дотла спалите. Они у меня не казенные, между прочим. И если не я, то кто будет заниматься сводничеством для вас?.. – Боль медленно пошла на спад, Глеб потер ладонью небритую щеку, поморщился и увидел дородную пожилую женщину в цветастом платье и соломенной шляпе. Она смотрела на Глеба удивленно, приподняв брови и округлив глаза. – Да, я разговариваю сам с собой! – раздраженно рявкнул он, и женщина от неожиданности дернулась. – Не встречали, что ли, никогда сумасшедших? Так посмотрите на меня. А лучше потрогайте. – Он хохотнул, чувствуя себя уже гораздо лучше. – Я, знаете ли, люблю, когда меня трогают.

Охнув, женщина прижала пляжную сумку к животу и поспешила к морю не оборачиваясь.

Довольный собой, Глеб еще раз посмотрел на небо, широко улыбнулся и зашагал к лестнице, утопающей в зелени. До завтрака рукой подать, и почему бы не порадовать себя аджарской лодочкой и бутылкой пива?

«Подцепить, что ли, какую-нибудь скучающую красотку? – подумал Глеб, сунул руку в карман шорт и покачал головой. – Не-е-е, пусть будет перерыв до пятницы, вам же всем романтику подавай, а у меня от нее изжога скоро начнется…»

Решение метнуться из Москвы в Сочи было спонтанным. Проснувшись утром, Глеб быстро собрал малочисленные вещи и купил билет на ближайший рейс. Пару дней наверняка получится отдохнуть, а там видно будет… Но, к счастью, отдых затянулся, и будто кто-то включил на обогрев и море, и воздух.

Когда-то Глебу было тридцать девять лет. И когда-то он был жив… Ни в чем себе не отказывал, пропадал в ночных клубах, злоупотреблял алкоголем, получал удовольствие от общения с женщинами (конечно же, никаких обязательств), засиживался до утра за карточным столом, крутился, вертелся, выполнял поручения, по поводу которых вопросов лучше не задавать, швырял деньги на ветер и был вполне доволен жизнью. А зачем что-то менять? Когда сам себе хозяин и особо не нужно ни с кем считаться. Но в любую тьму рано или поздно попадает луч света. И на определенный момент или навсегда (это уж как повезет) открывается то, что было спрятано под плотной вуалью зла… И вот уже кто-то думает о тебе и шепчет: «Сбереги его, не меня…»

С Катюшкой Бероевой Глеб познакомился в ночном клубе, где обычно и проводил вечера. Трудно было не заметить среди сигаретного дыма и привычной развлекающейся публики юную девушку в белом летнем платье. Девушку в инвалидном кресле. Светлые волнистые волосы и большие глаза… «Люди добрые, да что ж это делается. Ангелы шляются по ночным забегаловкам!» – со смехом подумал тогда Глеб. Он не знал, что она влюбится в него. Сразу. Раз и навсегда. «Как вас зовут? Вы уходите? Спешите? Жаль…» – ее слова прозвучали просто, и в них не было ни грамма фальши.

Семнадцатилетняя девчушка с чистой душой.

Трепетная, доверчивая, ранимая, добрая.

И когда отец Катюшки предложил Глебу работу, он согласился. От таких денег не отказываются, да и почему бы не разнообразить свою жизнь? Тем более что ничего особенного делать не придется – обычные поручения и прочая ерунда.

– Я скоро умру, – однажды произнесла Катюшка. – Ты только папе не говори, что мне это известно, а то он расстроится. Хочешь, скажу правду? Я много думаю о тебе, Глеб… И знаешь, о чем я теперь прошу Небеса? Я говорю так: «Господи, сбереги его, не меня». Ты неправильно живешь, а я не хочу, чтобы ты потом мучился.

Катюшка умерла тихо, не попрощавшись, и на какой-то момент показалось, будто мир рушится, потому что в нем не осталось ничего хорошего. Вселенская боль потери, перемешанная с чувством вины, не давала дышать, говорить, есть и пить. И больше никто и никогда не посмотрит на него с такой трепетной любовью и не произнесет: «Господи, сбереги его, не меня». Глеб тогда не знал, что эта короткая молитва однажды действительно его спасет…

Он вернулся к прежней жизни – пил, гулял, получал привычные удовольствия и с легкостью проматывал заработанные деньги. И теперь еще сильнее тянуло на «подвиги». «Да пошли вы все…» – эта фраза стала привычной.

Поколесив по стране, Глеб вновь оказался в Москве и сразу отправился в ночной клуб. Где прилично злоупотребил виски и поспорил с другом, что выпьет еще полбутылки водки и пройдется по краю крыши. Четвертый этаж воспринимался не таким уж высоким, делов-то!

Как известно, большое количество крепкого алкоголя умеет быстро и надолго превращать мозг в нашинкованную капусту, и этот случай не стал исключением. Смерть получилась глупой и почти молниеносной: Глеб встретился с асфальтом и погрузился в ватную темноту, которая отбирала оставшиеся силы и казалась бесконечной.

Куда катится мир?

Или жизнь?

Или это и есть смерть?..

Глеб пытался понять, что происходит, но не получалось. Его тянуло неизвестно куда, настойчиво воняло гарью и смрадом, воздух становился горячее, и стойкое ощущение, что впереди будет еще хуже, резало душу на части… Но неожиданно движение прервалось. Глеба встряхнуло, крутануло и понесло в другую сторону, а потом – ослепительная вспышка, и ноги коснулись пола. «Я умер? Я умер?! Здесь кто-нибудь есть?..» – оглушающе стучало в висках, а следом появились и ответы на вопросы.

Конечно, умер.

Напился и упал с крыши.

Идиотская смерть.

Глеб очутился в большом светлом помещении. Белое все – потолок, пол, стены, мебель. За столами сидят мужчины и женщины в белоснежных одеждах… бумажки перебирают…

И интуиция подсказала, что из «простых смертных» он здесь один такой. Глеб сделал шаг к первому столу и, справившись с непрошенным приступом страха, обратился к мужчине:

– Где я?

– В Небесной канцелярии.

– И что я здесь делаю?

– Стоите, мнетесь, любопытствуете и мешаете мне работать.

Глеб уловил иронию в каждом слове, но лицо незнакомца оставалось спокойным, он подчеркнуто демонстрировал занятость. Почему нельзя прокрутить стрелки часов назад и вновь оказаться в ночном клубе? Нет, теперь Глеб ни за что бы не стал спорить и пить водку…

– Объясните, что происходит? Я все же скончался, и мне нужна срочная психологическая помощь. Как тут у вас с милосердием, а?

– Не стоит повышать голос. Все просто. Вы, как бесспорный грешник, должны были попасть в ад, но за вас просила добрая и чистая душа, мы не можем ей отказать.

– Какая душа?

– Добрая и чистая. У нас долг перед этой душой, поэтому мы вынуждены выполнить просьбу.

Катюшка… Нежный ангел с большими голубыми глазами. Девчушка, молившаяся за него – циничного, эгоистичного, наглого, бессовестного человека. Значит, достучалась она до небес, одержала победу над всеми «невозможно» и «так не бывает».

Бывает.

Вот она реальность…

И что теперь делать? Куда на этот раз заведет кривая дорога судьбы? И будет ли у него теперь эта самая судьба?

«В рай не пустят, двери ада тоже для меня закрыты. Непонятная картина вырисовывается…»

– Добро пожаловать в Небесную канцелярию, – произнес незнакомец в белом костюме и протянул Глебу стандартную анкету.

Есть ли жизнь после смерти? Да. Но теперь предстояло ее понять и прочувствовать…

На Земле, как выяснилось, для «бессмертных охотников» рутинных дел хватает, и лучше уж сразу выполнить задание на отлично. Подобное старание всегда награждается заслуженным отдыхом, а от такой радости Глеб ни за что бы не стал отказываться. Наоборот, чем длиннее отпуск, тем лучше!

Для решения различных задач Небесная канцелярия выдавала определенный объем «волшебной» силы, который не следовало тратить по пустякам. Восполнялся он медленно, а ситуации бывали такие, что обыкновенный человек справиться с ними не мог.

Глеб довольно быстро адаптировался и даже полюбил «новую работу», но скука иногда буквально сжимала горло, да и как отречься от женщин, алкоголя, циничных шуточек, привычной наглости и прочих удовольствий, которые всегда присутствовали в прошлом? Стать идеальным Глеб категорически не мог, да и не собирался.

А еще требовалась хотя бы иллюзия свободы. Должен же он иметь право на какую-то личную жизнь. Или нет? И у Глеба сложились особенные отношения с Небесной канцелярией. «Мои дорогие, вам придется принять меня таким, какой я есть». Выполнять некоторые правила он, конечно, будет, но… не всегда. Уж как получится.

Иногда Глеб «забывал», кем он теперь является, и, выползая по утру из своей белоснежной комнаты, борясь с тяжелейшим похмельем, пожимал плечами, криво улыбался, наливал воду в большой стакан и с долей иронии произносил: «У меня вчера был тяжелый день, надеюсь на понимание, сочувствие и поддержку». И неторопливо удалялся к себе – отсыпаться.

Вот только недавно Глеб прилично переборщил… Увлекшись очередным отдыхом, он принес в Канцелярию алкоголь и, пританцовывая, с трудом удерживая равновесие, устроил откровенный дебош на длинном белом столе именно в том зале, где его когда-то и принимали на работу. А после у Глеба не получилось вспомнить: рухнул ли он на пол или сдержанные на эмоции сотрудники Канцелярии помогли ему слезть…

Очнулся Глеб на грешной земле в лесу. И довольно быстро ему дали понять, что как раньше уже не будет и за содеянное на этот раз придется нести ответственность. «Честно говоря, не думал, что у вас, мои невозмутимые, лопнет терпение. Все же оно насчитывает десятки тысяч лет. Если не миллионы. Могли бы проявить понимание, сделали бы вид, будто ничего не заметили… И это я бы посчитал великим актом милосердия», – пошутил Глеб, пытаясь догадаться, как именно его накажут.

И наказание не заставило себя ждать. Нет, теперь он не первоклассный охотник за артефактами, не спаситель старых библиотек, не тот, кто тайное делает явным и наоборот. Не добытчик, не ловец. У Глеба появились новые, весьма оригинальные и одновременно раздражительные обязанности, цели и задачи: с утра и до вечера он должен помогать одиноким женщинам в поисках любви. То есть теперь он… Амур.

И только после того, как Глеб сделает счастливыми пять женщин, он сможет вернуться к прежней работе.

Пять женщин.

Как же это много…

«Но мы еще поговорим об этом, да? Позже поговорим!»

Однако никто с Глебом не собирался обсуждать наказание, и сначала ему пришлось отправиться в Утятино и потрудиться над тем, чтобы юная Леся Сотникова выдержала все удары судьбы и нашла своего принца[1], а затем он поехал в Москву, где его ожидало второе задание. И это была непростая история с главной героиней Екатериной Щербаковой, старинным кораблем и переплетением прошлого и настоящего[2].

Кто ты – третья цель для стрелы Амура? Усмехнувшись, Глеб провел пятерней по темно-русым волосам, матросской походкой приблизился к следующему пролету белой каменной лестницы и неожиданно услышал приближающийся грохот, который заставил резко поднять голову.

На Глеба летел темно серый чемодан, и взгляд еще выхватил стройную брюнетку, спешащую вниз за своими вещами. Но каблуки бежевых босоножек ей явно мешали двигаться быстро и уверенно.

Глеб рванул вперед и поймал непутевый чемодан. Тот в последнюю секунду издал крякающий звук, раскрылся и продемонстрировал миру свое содержимое. Одежда, косметичка… расческа, лак для волос… большой плотный чехол небесно-голубого цвета… Ноутбук?

Глеба совершенно не интересовали чужие вещи, но, сам не зная почему, он положил руку на бархатистый чехол и сделал первую попытку впитать информацию. Прочитать мысли человека без его разрешения Глеб не мог, а вот неодушевленные предметы – совсем другое дело. Что сможешь получить, то и твое. Нужно лишь сосредоточиться и воспользоваться небольшой частью «волшебной» силы.

Ладонь Глеба стала горячее, и он услышал странный непрекращающийся шелест, понять который не представлялось возможным. Этот звук окутывал и одежду, и небольшие аккуратные пакеты, и разную мелочевку, и чехол и… не пускал дальше. Точно защищал нечто важное или слишком личное – все пути были отрезаны. Не проникнуть, не прорваться, ничего не узнать…

«Что за хрень?!»

В азарте Глеб сжал зубы и попытался отсечь настойчивый шелест. И на мгновение показалось, что вот-вот и получится, но…

– Большое спасибо, – раздался прерывистый голос. – Я бы ни за что его не догнала.

Глеб посмотрел на хозяйку чемодана и только сейчас осознал главное: ему выделили «волшебную» силу в приличном объеме, а значит, третья «жертва» находится поблизости. Еще немного, и его буквально магнитом притянет к ней.

«А может, это ты?»

Наклонив голову набок, Глеб цепко изучил девушку, а затем улыбнулся.

«Эй, Небесная канцелярия, давайте какую-нибудь другую, а эту я с удовольствием познакомлю с достопримечательностями Сочи. Я, например, дендрарий люблю… Тепло, мухи не кусают и укромных мест предостаточно…»

Незнакомка имела весьма привлекательную внешность. Ее густые длинные каштановые волосы искрились легкой рыжиной на солнце. Большие карие глаза украшали длинные ресницы. Высокие скулы, чистая и еще не успевшая загореть кожа, красивые губы, которые, пожалуй, вполне можно назвать манящими… И при этом девушка не была банально «глянцевой», наоборот, нечто неуловимое выделило бы ее из толпы при любых обстоятельствах.

– Вам не обязательно меня благодарить, – убирая руку с чехла, ответил Глеб. – На моем месте так поступил бы каждый.

Руку он убрал, но шелест продолжил звучать в голове. Он то становился тише, то громче, то будто кружил и превращался в упрямую воронку торнадо.

– И все равно спасибо. – Девушка наклонилась, быстро утрамбовала вещи, закрыла крышку чемодана и щелкнула замками. – Да, я знаю, что чемодан у меня доисторический, но мне нужна была ретро-поездка, понимаете?

Вот! Вот что с ней не так! Вроде самая обыкновенная белая блузка с коротким рукавом. Но воротник застегнут под горло… полоска дурацких рюшек… И старомодный широкий лаковый пояс на талии. Юбка? Мелкая серая плиссировка до колен. Незнакомка будто сошла с театральной сцены и сделала она это минут пять назад.

– Нет, – честно ответил Глеб, поднимаясь. – Не очень понимаю.

– Собственно, это не важно. То есть для меня важно, а у вас, наверное, своих забот хватает. – Она коротко улыбнулась и добавила: – И как я его не удержала?.. А вообще чемодан удобный, у него два колесика есть. Я купила его на аукционе барахолки. Так это называется? Похоже, эти колесики приделал последний владелец. – Девушка отправила за ухо прядь волос. – Хорошо, что вы оказались в нужном месте в нужное время и помогли. Мне явно повезло. Отличного вам отдыха. Прощайте.

Она кивнула, точно хотела подчеркнуть каждое слово, затем подхватила чемодан, развернулась и зашагала вверх по ступенькам. Но ноша была тяжелой и восхождение быстрым не получилось.

«Если бы я был джентльменом, детка, я бы непременно дотащил чемодан до верхней ступеньки, а там бы уже пришел черед двух дохлых колес… – весело подумал Глеб. – Но, увы. Да и смысла особого в этом нет, ты явно не из тех, с кем комфортно проводить время без каких-либо обязательств. Конечно, я бы мог с удовольствием разбить твое сердце, но… – Глеб прищурился, прикидывая все плюсы и минусы данного марш-броска. Взгляд скользнул по спине девушки и скакнул ниже. – Что-то в тебе есть, детка…»

Еще некоторое время, сунув руки в карманы шорт, он стоял неподвижно и наблюдал за незнакомкой, затем качнулся на пятках, улыбнулся и стал неторопливо подниматься следом.

«Дорога к кафешкам и отелям здесь все равно одна, так что нам с тобой по пути…»

Глеб отметил, что странный шелест в голове наконец-то стих, и досадливо поморщился: все же жаль, что не хватило времени и не удалось проникнуть в тайны этой ретро-девчонки.

– Еще не вечер, еще не вечер… – тихо напел Глеб и стал подниматься быстрее.

Есть захотелось еще сильнее. Пожалуй, к аджарской лодочке вполне можно приплюсовать шашлык и греческий салат. А вот пиво теперь под вопросом, вряд ли обладательница древнего чемодана оценит такой выбор. «Ладно уж, учту, что ты у нас не от мира сего. На что только не пойдешь ради быстрого результата».

– Как насчет завтрака? – спросил Глеб, поравнявшись с девушкой. – А потом обещаю доставить твой чемодан в любую точку вселенной.

Он сразу перешел на «ты», давая понять, что настроен на легкие и необременительные отношения. Игра должна идти по его правилам, так удобнее и… приятнее.

– Спасибо, но я уже поела. Выпила кофе и съела миндальный круассан, – просто ответила она, шагнула на последнюю ступеньку, поставила чемодан и развернулась. – И я все еще продолжаю надеяться на колесики.

– Завидую твоему оптимизму, – улыбнулся Глеб и заглянул в карие глаза. – Как тебя зовут?

– Даша.

– Глеб.

– Очень приятно.

– Взаимно.

«Даша… – мысленно протянул Глеб, щурясь. – Давай-ка вспомним, что означает твое имя… Под какой силой ты родилась, детка?.. Знаешь, иногда случаются удивительные открытия и совпадения, имя – еще тот ориентир. Даша… Даша… владеющая добром, обладающая благом… Кажется, так. Значит, ты у нас на светлой стороне. Что ж… поборемся».

И Глеб щедро улыбнулся, будто только что получил долгожданную игрушку. Подхватив чемодан и чуть подавшись вперед, он спросил с долей нескрываемой иронии:

– А можно узнать, что ты делала с чемоданом на пляже?

– Мне хотелось поздороваться с морем. Заселиться в отель можно же и чуть позже.

– И как? – Глеб приподнял брови. – Поздоровалась?

– Да.

– Отлично. А теперь показывай дорогу, побуду уж сегодня сказочным принцем, провожу тебя до порога.

Глеб ожидал увидеть смущение или короткую улыбку. Вот только глаза Даши странно сверкнули, будто она хотела сказать: «Нет, ты не сказочный принц и вряд ли когда-нибудь им станешь. Не тот случай».

– Здесь недалеко, – спокойно произнесла Даша и махнула рукой вправо, указывая путь. – Наверное, будет действительно лучше, если вы поможете мне. Признаюсь, я немного устала. Есть люди, которые отлично спят под стук колес, я же в такие моменты мучаюсь от бессонницы, хотя поезда очень люблю. А вы, наверное, предпочитаете самолеты?

– Может, хватит выкать? – Глеб проигнорировал вопрос и продолжил непринужденным тоном: – На мой взгляд, подобный официоз совершенно не гармонирует с морем и солнцем.

– Не согласна, но спорить не буду. Пусть так. – Даша пожала плечами и наконец-то улыбнулась. – Скажу честно, никакие знакомства в мои планы не входили. Наоборот, я собиралась превратиться в гусеницу в коконе и побыть наедине с собой. Но человек предполагает, а Бог располагает.

После этих слов Глеб уловил странную дрожь в груди и чуть притормозил, пытаясь разобрать непонятное ощущение. Будто что-то ускользнуло от него, а он и не понял, не рассмотрел.

– Надолго приехала?

– На пару недель, наверное.

– И какой выбрала отель?

– Небольшой… Он открылся этим летом, даже отзывов еще нет. Но там мебель новая, уютно и чисто. На сайте хорошие фотографии. Я и решилась. – Даша повернула голову и, увидев название улицы и номер дома на солнечной стене небольшой аккуратной кофейни, добавила: – Кажется, мы почти пришли.

Глеб предпочитал отдыхать в роскошных отелях с идеальным обслуживанием и не менее идеальным завтраком. Если тебе не приходится считать деньги, то почему бы и нет? И желательно, чтобы на первом этаже располагался первоклассный ресторан, потому что вечером далеко не всегда хочется куда-то тащиться за сочным куском говядины. Шатобриан? Да. Несите со сливочно-перечным соусом или острой томатной сальсой!

Увидев отель, выбранный Дашей, Глеб приподнял брови, а затем одобрительно кивнул. Этот вариант ей вполне подходил, именно в таком месте должен жить человек, который любит здороваться с морем. Гармония!

Отель напоминал удлиненный особняк, построенный обстоятельно и старательно. Владелец явно желал, чтобы его детище выделялось в линии построек, но при этом не выглядело вызывающе. Разноуровневая крыша (где-то два этажа, а где-то три), стены теплого бежево-песочного цвета, три аккуратных балкона, большие арочные окна, две массивные двери с кованными узорчатыми козырьками, четыре каменные клумбы с водопадом белоснежных цветов… Отель тонул в зелени, отчего казалось, что он сам по себе и никакие природные явления или время не могут его побеспокоить.

Дверь была закрыта, и Даша нажала на кнопку вызова персонала. Продолжительная тишина, а затем раздались короткая трель и щелчок, извещающие о том, что гостям можно зайти.

– Ну, добро пожаловать, – подвел итог Глеб, галантно распахивая дверь перед Дашей.

И они оказались в просторном помещении, достопримечательностью которого являлась широкая деревянная лестница. Темные полированные перила убегали вверх, впитывая солнечные лучи, блики и торжественное настроение дома.

Глеб быстро осмотрелся, отмечая, что мебель действительно новая, прошел вперед и поднялся на три ступеньки, испытывая странное волнение, ноющее под ребрами. Нет, не волнение… Нервы натянулись, подсказывая, что сейчас должно произойти нечто важное…

Ближайшая дверь на втором этаже медленно открылась, и Глеб увидел полноватую женщину лет пятидесяти пяти или чуть старше и худую девушку с длинными темно-русыми волосами.

– Добрый день. Вы, наверное, Дарья Крошина. Я не ошиблась? – полетело сверху. – А я Екатерина Петровна. Заждались мы вас. Добро пожаловать. Надеюсь, дорога была приятной. А это Евгения… Женя. Моя племянница и помощница. Она непременно вам все покажет и расскажет.

– Добрый день. Да, это я, – улыбнулась Даша. – Спасибо за радушный прием.

– Отель открылся недавно, и пока у нас все по-домашнему, – неторопливо спускаясь, продолжила разговор Екатерина Петровна. Ее движения были плавными, и казалось, будто она не идет, а плывет. – Уверена, вам у нас понравится. Кстати, по соседству готовят необыкновенно вкусный шашлык…

– И море рядом, – поддержала Женя, спускаясь следом за Екатериной Петровной.

Далее для Глеба разговор погас. С ним тоже поздоровались, а потом о чем-то спросили. Он автоматически ответил, сделал шаг назад и на всякий случай положил руку на перила и сжал пальцы. Уже знакомое тепло наполняло тело, в висках застучало и стрелой пролетела едкая мысль: «Надеюсь, вы не впарите мне Екатерину Петровну?.. Давайте уж кого-нибудь помоложе».

Небесная канцелярия вновь призывала его на службу, и об этом сообщала каждая клеточка тела. Ощущения, которые Глеб не спутал бы ни с какими другими. Глупо полагать, что в этом отеле он оказался случайно… Все продумано и организовано до мелочей. Впрочем, как всегда.

Тепло нарастало и требовало повышенного внимания, каждый удар сердца эхом отзывался в позвонках. Взгляд метнулся сначала на Дашу, а затем на Женю. Девушки стояли рядом, и несколько секунд не получалось понять, по отношению к кому сработало притяжение. Для кого придется добывать счастье? Но потом пришло безошибочное осознание, и на губах Глеба заиграла многозначительная улыбка.

Евгения. Женя.

Худая кареглазая девчонка с пока незнакомой судьбой и неведомым характером…

«Многоуважаемая Небесная канцелярия. Вот можете же иногда принимать правильные решения. Выношу благодарность. Низко кланяюсь. Хвалю и восхищаюсь».

– Давайте поднимемся, – предложила Екатерина Петровна. – Вы даже сможете выбрать номер. Не скажу, что они сильно отличаются, но нюансы иногда играют свою роль.

– Я помогу. – Глеб посмотрел на Дашу, подхватил чемодан и шагнул на следующую ступеньку. Да, он вернулся на работу, но удовольствия же никто не отменял. Самое время продолжить развлечения. И почему не совместить приятное с необходимым? – Екатерина Петровна, у вас же найдется еще один свободный номер? Просторный двухместный. Для одинокого странника, – тихо спросил Глеб, поравнявшись с хозяйкой отеля. – Мне у вас сразу понравилось, даже уходить не хочется. И у меня тут одно личное дело намечается… Случайная встреча и все такое… – И он от души улыбнулся, чувствуя, что Екатерина Петровна оценит иронию и желание не расставаться с Дашей. Кажется, женщина она проницательная.

– Номер найдется. Одиноким странникам я обычно не отказываю в ночлеге и чашке ароматного кофе, – с ответной иронией произнесла Екатерина Петровна.

– Благодарю. Через полчаса я буду здесь уже со своими вещами.

Глеб нарочно не стал внимательно изучать Женю – десерт всегда оставляют на потом… И ему хотелось поскорее уйти и вернуться, чтобы начать свою игру и ощутить сначала вкус победы, а затем в очередной раз насладиться свободой. Что может быть лучше?

Оставив чемодан около двух кресел и журнального столика, Глеб сбежал по ступенькам вниз, подмигнул на ходу Даше, около двери оглянулся на Женю и многозначительно кивнул Екатерине Петровне.

– Скоро буду! – пообещал он и, не дожидаясь ответа, вышел на улицу. На полпути к своему отелю он почувствовал, как включился внутренний навигатор, теперь он всегда будет знать, где находится Женя. В некоторых случаях это здорово помогает. Но не о ней сейчас думал Глеб. Притормозив в тени раскидистого дерева, он достал мобильник и все же проверил, что означает имя Дарья.

«Обладающая… владеющая даром… благо… Ну, это не новость… Что еще?.. Некоторые считают, что это имя переводится как «дар» или «подарок Божий»… Нет, только не это. Да идите вы…»

Глеб убрал мобильник в карман, огляделся, будто его могли застать на месте преступления, поднял глаза к чистейшему голубому небу и насмешливо произнес:

– Люблю подарки.

Глава 4

Англия

Первая половина XIX века

Около широкой массивной кровати стояла Габриэлла. И Эмми, переступив порог, замерла, не веря своим глазам. Черноволосая девочка не могла оказаться здесь, в комнате бабушки, среди знакомых вещей, пропахших травяными настойками и лекарствами… Разве такое возможно?

Но подрагивающие огни свечей хорошо выделяли худенькую фигурку в скромном синем платье.

– Эмилия, не волнуйтесь… и ничего не бойтесь… – раздался за спиной тихий голос Дороти. И Эмми догадалась, что искренняя и добрая камеристка сама-то как раз волнуется и боится. – Бабушка ждет вас… и она вам все объяснит…

Габриэлла повернула голову, и стало понятно, что глаза у нее темные, а таких, если верить портретам, развешанным в доме, в роду Эддингтонов раньше не было. И то ли потому, что эта девочка представляла собой тайну, то ли ее особенная притягательная внешность сыграла роль, но мысленно Эмми устремилась в сад, в ту часть, где возвышалась увитая плющом старая беседка и рос единственный в округе бархатный иссиня-черный ирис. Эмми всегда смотрела на этот цветок и думала, что он не только необыкновенный, но еще и стойкий. И иногда казалось, что он способен противостоять даже ветру. Вот такой сейчас представлялась и Габриэлла.

«Бабушка, как ты себя чувствуешь?.. Наверное, ты пьешь горькие микстуры и из-за них тебе совершенно не хочется есть…»

Эмми опустила голову, медленно подошла к кровати, заняла место рядом с Габриэллой, а потом все же решилась посмотреть на бабушку. Пальцы дрожали, волнение стучало в висках, и на пару мгновений Эмми потеряла способность видеть. Но потом темнота рассеялась, и отчаяние сжало душу.

Исхудавшая и бледная Шарлотта Эддингтон буквально терялась среди белых подушек. Морщины победили ее некогда ухоженную светлую кожу, уголки губ опустились, брови исчезли, нос стал крупнее… Эмми почувствовала слабость бабушки и коротко вздохнула, стараясь скрыть отчаяние. Да и стоило ли отчаиваться, если родные серые глаза сияли как прежде, и взгляд был волевой и уверенный.

– Никто не мог меня понять, – с хрипом произнесла Шарлотта Эддингтон и скривила губы в усмешке, – но какое мне дело до этих болванов?.. Вот вы стоите рядом и именно вы – будущее нашей семьи. – На ее узком лбу выступили мелкие капли пота, дыхание стало тяжелее. Эмми захотелось погладить седые волосы бабушки, но ноги вросли в пол, и она лишь быстро посмотрела на Габриэллу, точно хотела сверить чувства. – Вы мои девочки, моя гордость, – продолжила Шарлотта Эддингтон и сделала попытку приподняться, но сил не хватило. – Дороти, встань около двери и следи, чтобы никто не приближался к моей комнате. У нас будет долгий разговор… – обратилась она к камеристке, и та сразу устремилась выполнять сказанное.

– Бабушка, – с волнением произнесла Эмми, – может, ты сядешь и выпьешь чаю?

Как много ей хотелось сказать! Но она знала, что делать этого не следует, да и слова мгновенно разбежались в разные стороны…

Показалось или Габриэлла коснулась локтем ее локтя? Эмми повернула голову и встретила пристальный взгляд, в котором присутствовали и сдержанное любопытство, и ответы на пока еще не понятно какие вопросы. И по коже сразу побежали приятные мурашки, и отчего-то стало теплее и спокойнее, будто случилось именно то, что непременно должно произойти и без чего дальше не получилось бы жить. Не хватило бы попросту воздуха.

– Надо быть сильными, – еле слышно произнесла Габриэлла.

Эмми кивнула и вновь посмотрела на бабушку.

– Будьте сейчас внимательны и ловите каждое мое слово… – Шарлотта Эддингтон шумно вздохнула и сделала попытку подтянуть одеяло. Движение вышло слабым, судорожным и не дало особого результата. – Вы сестры и должны всегда помнить об этом. Да, матери у вас разные, но отец один. И не нужно думать плохо о своих родителях, вы еще маленькие и вам не понять, как трудна порой бывает жизнь. Я бы хотела, чтобы вы этого никогда и не узнали, но это невозможно… – Впалая щека Шарлотты Эддингтон дернулась, точно где-то вспыхнула заблудившаяся боль. – Ваш отец был человеком долга, именно поэтому он и женился на женщине своего круга. Но его сердце желало большего… Поспешил ли он в чем-то? Да, поспешил. Однако не нам с вами его судить. – Последнее предложение Шарлотта Эддингтон произнесла твердо. – Твоя мать, Энни, тоже была человеком долга, но, к сожалению, у нее было слабое здоровье. А твоя мать, Габи, не смогла вынести смерти Даниэля, моего дорогого сына и твоего отца… Как много людей меня покинуло… Как много… Но есть вы, и это главное! – Ее глаза вспыхнули, точно эти слова дали дополнительную энергию уставшему от болезни сердцу. Шарлотта Эддингтон сжала губы, помолчала немного, а затем продолжила: – Я повторю, вы сестры и всегда должны помнить об этом. В вас обеих течет кровь нашего рода. Сомневаюсь, что хотя бы капля этой крови досталась Хью. Он из тех, кто рано или поздно непременно бросит тень позора на родовое гнездо, а потом промотает все деньги и превратится в подлого и бесчестного человека, способного на все. Если бы я могла, я не оставила бы Хью ничего… Но это невозможно, закон будет на его стороне, а Маргарет уж точно вцепится в наследство двумя руками… Вас пугают мои слова?

– Нет, – торопливо ответила Энни, и это была правда. Но она точно знала, что испугается потом, когда останется наедине со своими мыслями.

– Нет, – спокойно сказала Габриэлла.

– Это хорошо… Мужество вам понадобится, – одобрительно произнесла Шарлотта Эддингтон, и Эмми показалось, будто тонкие сетчатые морщины на ее бледном лице разгладилась. – Когда я умру, а случится это скоро, вас ждут тяжелые времена. Очень тяжелые. Вам мало лет, а значит вы не вправе распоряжаться своей частью наследства и принимать какие-либо решения. Управлять всем будет Маргарет, а она не из тех, кто знаком со справедливостью и добротой. Более того… Она сделает все, чтобы лишить вас даже куска хлеба. Тебе, Эмми, повезет немного больше. Ты законнорожденная, и Маргарет не посмеет расправиться с тобой сразу. Ей придется беспокоиться о том, что скажет общество. А вот Габи… Конечно, Маргарет захочет вышвырнуть тебя из дома на следующий же день после моей смерти… И я должна была все продумать заранее… Должна была решить, как поступить, чтобы этого не случилось.

У Эмми пересохло во рту, и она облизала губы. Неужели этот страшный день действительно настанет? Неужели бабушки скоро не будет?.. Нет… нет… Пусть болезнь уйдет! Пусть жизнь станет такой, как прежде!

– Все непременно образуется, – с надеждой произнесла Эмми и бросила еще один короткий взгляд на Габи. Но та стояла неподвижно и пристально смотрела на бабушку.

– Образуется, но не сейчас, – возразила Шарлотта Эддингтон и криво усмехнулась. – А лет через семь, когда вам исполнится восемнадцать. И при условии, что вы сделаете все, что я вам скажу, и выдержите те невзгоды, которые непременно обрушатся на вас. Но хватит болтать по пустякам, перейдем к делу. Дороти, помоги мне, подложи под голову еще одну подушку. Ту, что побольше. Я должна лучше видеть своих девочек.

Камеристка бросилась к кровати, взбила одну из подушек и помогла Шарлотте Эддингтон лечь повыше, а затем вернулась к двери и заняла свой пост.

– Все непременно образуется, – повторила Эмми, точно эти слова были заклинанием и могли исполнить самые заветные мечты. И теперь она уже точно почувствовала, как локоть Габи коснулся ее локтя. И это была та самая сестринская поддержка, которой Эмми не знала и в которой сейчас нуждалась особенно сильно. «Спасибо», – мысленно поблагодарила она, не решаясь посмотреть на Габи и произнести благодарность вслух.

– Дмитрий Григорьевич Болдырев. Запомните это имя, – торжественно сказала Шарлотта Эддингтон, и ее брови победно приподнялись. – Он русский. И он мой старинный друг. Безусловно, имя для вас звучит непривычно, но вы должны его выучить. Засыпайте и просыпайтесь с этим именем. Именно этот человек является вашим спасением и надеждой на справедливость. Дмитрий Григорьевич Болдырев. Повторите.

Они повторили почти хором, и вышло не очень-то хорошо. Мешало волнение, да и русские слова будто прилипали к языку. Следующие пять минут ушли на то, чтобы выучить имя незнакомого человека, впитать его и спрятать на дальних полках души.

– Достаточно, – наконец удовлетворенно выдохнула Шарлотта Эддингтон и добавила: – Все будут думать, что я умираю, не оставив завещания, но оно давно написано и хранится у графа Болдырева. Временами он будет интересоваться вашей судьбой, а когда вы подрастете и получите право самостоятельно управлять финансами, завещание увидит свет. И еще у Дмитрия Григорьевича есть документ, в котором указано, что я признаю тебя, Габи, своей родной внучкой. Не скажу, что это будет много значить для нашего высокомерного и склочного общества, однако… – Шарлотта усмехнулась, – ты будешь богата, а значит многие сразу захлопнут свои поганые рты. Да, нужно было признать тебя давным-давно, но… сначала мне не хватало храбрости, а потом я пришла к выводу, что это лишь ухудшит твое положение после моей смерти. Нельзя недооценивать Маргарет.

– Бабушка, пожалуйста, живи как можно дольше, – произнесла Габи и мотнула головой, точно хотела прогнать все горестные мысли разом.

– Это не в моей власти, дорогая. И мне пора встретиться с теми, кто меня давно покинул… Там, в другом мире, я непременно расскажу вашему отцу, какими замечательными вы стали. – Слеза скользнула по морщинистой щеке, замерла на подбородке, а потом исчезла, будто ее и не было. – Мое сердце болит только о вас, но я верю, что какие бы трудности ни легли на ваши хрупкие плечи, вы справитесь. Не отвлекайте меня больше, я должна успеть рассказать многое… – Шарлотта Эддингтон немного помолчала, набираясь сил, а затем произнесла сухим и деловым тоном: – Ваша тетя Маргарет сущий дьявол, она не остановится ни перед чем. Ее главная мечта – это прибрать к рукам все состояние Эддигтонов. И она ни за что не станет делиться с вами. Если она узнает о завещании сейчас, то я сильно сомневаюсь, что вы доживете до восемнадцатилетия… Маргарет вполне способна отравить человека или подстроить несчастный случай. Я уверена в этом. Воспользовавшись моей болезнью, она уже поменяла почти всех слуг в доме, и они верны ей. Какое бы коварство ни случилось, они будут молчать и всегда встанут на сторону хозяйки. – Шарлотта Эддингтон шумно вздохнула. И это уже был не вздох усталости – презрение и злость кипели в душе. – Я не ошибаюсь в людях, Маргарет – настоящее зло. Красивое и хитрое зло. А Хью… теперь единственный мужчина в нашем роду, и к сожалению, он является ее сыном. Да, он мой внук, но… У Хью гадкая душонка, и я не собираюсь делать вид, будто это не так. Я старая, но не сумасшедшая! – Шарлотта Эддингтон гневно фыркнула и тяжело задышала, пытаясь успокоиться. Сейчас нельзя было растрачивать силы. Она еще не сказала своим внучкам главного. – По моему завещанию вы в равных долях получите почти все состояние, Маргарет и Хью достанется только загородный дом с земельным владением и та сумма денег, которая им поможет вести сносный образ жизни. У Хью всегда будет возможность улучшить свое положение, потому что земля – кормилица. Тут главное не лениться. Его отец никогда не был лентяем. Но я сильно сомневаюсь, что эту мелкую душонку можно исправить… Эмми, Габи, чаще всего наследники могут вступить в наследство и управлять своими правами по достижении двадцати одного года, но… – Шарлотта Эддингтон многозначительно подняла узловатый указательный палец, – …допускаются особые условия. В моем завещании особым условием указано ваше восемнадцатилетие. Пожалуй, впервые я довольна тем, что вы родились в один день. Восемнадцать лет… Именно в этом возрасте вы сможете получить все, что вам причитается. К сожалению, раньше нельзя. А зачем тянуть? Каждый год для вас и так будет трудным. Как же я рада, что вы у меня есть… Вы все поняли?

Эмми смотрела на бабушку с огромной любовью и мысленно повторяла: «Нет, с тобой ничего не случится, ты поправишься…» Но сердце сжималось от предчувствия расставания, и как же трудно было сдерживать слезы.

– Да, – ответила Эмми.

– Да, – произнесла Габи.

– Ваше спасение в том, что никто не будет знать, что вы настоящие наследницы. После моей смерти основным наследником станет Хью, потому что закон в таком случае всегда выбирает мужчину. Но так как он несовершеннолетний, управлять имуществом станет Маргарет. Однако все изменится, когда тайное станет явным. Ничего… Вы продержитесь. Эмми, чтобы ты не мешалась под ногами, тебя могут постараться побыстрее выдать замуж. Или это будет хорошо продуманная сделка… Не соглашайся ни в коем случае и не бойся Маргарет. Она многое может, но, повторюсь, она никогда не захочет попасть в скандальную историю. Мнение общества для нее слишком важно. А теперь я хочу вам кое-что подарить. – Шарлотта Эддингтон закрыла глаза и минуту лежала молча, восстанавливая силы после разговора. Затем открыла глаза и произнесла: – Габи, в правом верхнем ящике бюро лежит шкатулка, принеси ее, пожалуйста. Есть вещи, которые не имеют никакой ценности, но при этом они бесценны.

Габи бесшумно приблизилась к бюро, выдвинула ящик, приподнялась на цыпочки и достала небольшую удлиненную лаковую шкатулку красно-коричневого цвета. Вернувшись к бабушке, она смело сняла крышку, положила ее на прикроватную тумбу и чуть вытянула руку вперед, чтобы Эмми могла увидеть подарок. На зеленой бархатной ткани лежали два серых кольца. Вроде и простые, но взгляд буквально прилип к ним, хотелось хорошенько разглядеть детали и запомнить украшения.

Одно кольцо было поменьше, другое побольше.

«Женское и мужское», – сообразила Эмми.

И одинаковый узор – причудливые выгравированные стебли неведомого растения будто обнимали кольца и подчеркивали талант мастера.

– Красивые, – прошептала Габи.

– Этим кольцам много лет, – произнесла Шарлотта Эддингтон. Она явно осталась довольна реакцией внучек. – Однажды ваш дедушка, а это случилось задолго до нашего знакомства, увидел на улице, как какой-то пьяница обижает старушку. Уже темнело, и этот омерзительный негодяй явно хотел обокрасть беззащитную пожилую женщину. Надо ли говорить, что ваш дедушка немедленно наказал обидчика и помог старушке добраться до дома? Он был чуткий, благородный и честный человек.

– Ты раньше не рассказывала эту историю, – сказала Эмми, желая узнать как можно больше.

– Потому что всему свое время. В знак благодарности старушка подарила вашему дедушке эти кольца. Он не хотел их брать, потому что такие поступки совершают исключительно бескорыстно. Но женщина сказала: «Кольца стоят совсем мало. Здесь нет дорогих камней, да и металл самый обыкновенный. Но есть у них особая ценность. Эти украшения – обереги. Они спасают от зла и притягивают доброе сердце к доброму сердцу. Вот ты поспешил ко мне на помощь… Так захотели кольца… Мне уже много лет, и теперь у меня нет надобности в оберегах, пришло время передать их в другие руки. Ты молод и достоин владеть ими, пусть же теперь они охраняют тебя».

– Они спасают от зла и притягивают доброе сердце к доброму сердцу… – тихо повторила Габи.

– Не скажу, что эти кольца помогли нашей семье… Горя было предостаточно. Но кто знает, быть может, они сами решают, кому служить и кого беречь. Или это просто безделицы. – Шарлотта Эддингтон бесшумно засмеялась, отчего задрожали и подушки, и одеяла. Но смех также быстро прекратился, как и начался, на большее попросту не хватило сил. – Я хочу верить, что кольца помогут вам в трудную минуту. Мои дорогие девочки, к сожалению, вам предстоит долгая разлука, так пусть эти простые украшения напоминают вам друг о друге. – Шарлотта Эддингтон коротко кивнула, подчеркивая свое пожелание. – Габи, ты не сможешь остаться в доме после моей смерти. Но это не значит, что я позволю Маргарет вышвырнуть тебя за ворота. Тебя возьмет на воспитание хорошая и уважаемая семья торговца тканями. Семья Кларксонов живет в западной части Лондона, что весьма удобно. На несколько лет ты исчезнешь из поля зрения Маргарет, и она быстро о тебе позабудет. Я не сомневаюсь, Габи, что ты будешь умницей и помощницей и подружишься с дочерями Кларксонов. В эту семью тебя отвезет все тот же Дмитрий Григорьевич Болдырев. Маргарет дала слово, что выполнит все мои распоряжения относительно твоей судьбы. Собственно, ей нет смысла нарушать обещание. Во-первых, она будет рада, если кто-то поможет ей избавиться от тебя. Грубая правда. А во-вторых, большой грех не выполнить последнюю волю умирающей. Страх – это весомый аргумент. Хотя… не для каждого. – Шарлотта Эддингтон криво усмехнулась и добавила: – А теперь, девочки, возьмите по кольцу, и пусть они берегут вас. И пусть обязательно настанет тот день, когда восторжествует справедливость и вы обретете свободу, достаток и счастье.

Эмми протянула руку и взяла то кольцо, которое было ближе к ней – побольше.

– Спасибо, бабушка.

Габи досталось кольцо поменьше.

– Спасибо.

Глава 5

За время пути Никита созванивался с тетей Катей еще дважды, и это несколько успокоило навалившееся раздражение. Нужно выполнить то, что должен, и все. Меньше слов, больше дела.

Теперь он знал, что дом в Сочи поделен пополам. Женьке достался в основном первый этаж и несколько комнат выше, а тете Кате наоборот. «Твой отец оставил достаточно денег, и я к тому же продала свою квартиру, так что обустройство почти закончено, хотя, конечно, по мелочи работы полно… Изначально дом был в очень хорошем состоянии – приходи и живи, как говорится… Мы с Женей решили, что наше место именно здесь, поэтому стараемся сразу делать все хорошо». Слушая ровный голос тети Кати, Никита не мог отделаться от ощущения недосказанности, будто ему что-то не договаривали…

Город встретил его солнцем, жарой и той атмосферой, которая бывает лишь там, где искрится на солнце море, где гладкие камни или песок рисуют линию берега, а в многочисленных ресторанчиках, окруженных зеленью, и на верандах расслабленно сидят отдыхающие. Никита огляделся, вызвал такси и пожалел, что не может пообедать прямо сейчас. Тетя Катя ему этого не простит, а попасть к ней в немилость мог только умалишенный.

«Чуть позже схожу искупаюсь. Может, для наведения мостов позвать с собой Ее Высочество Евгению? Не-е-ет… Бесконечно глупо, и не хочется портить первый день в Сочи».

Никита понимал, что чем раньше он найдет контакт (хоть какой-нибудь) с Женей, тем лучше. Но еще оставалась надежда на простой деловой разговор без «танцев с бубнами».

Машина остановилась около вытянутого дома с бежевыми стенами, тремя балконами, арочными окнами и разноуровневой крышей. Выбравшись из такси, Никита профессиональным взглядом окинул здание и удовлетворенно кивнул. Отец выбирал долго и не мог купить что-то нелепое или тесное, и теперь понятно, почему тетя Катя с Женей решили переехать и обосноваться здесь. Внушительно и красиво.

Никита подошел к первой двери, увидел стильную плоскую металлическую кнопку звонка и нажал на нее. Пиликанье, щелчок – и можно заходить. Но он медлил, настраиваясь. Стоит перешагнуть порог и в определенной мере он перестанет целиком и полностью принадлежать себе… Вот он – последний глоток свободы.

Пиликанье прекратилось, дверь опять заблокировалась, и Никита вновь нажал на кнопку звонка. Подышал свежим воздухом и хватит.

Первый этаж производил приятное впечатление, но все же удивил. Теплые бежевые тона, местами желтые и оранжевые акценты, главная героиня – центральная лестница, светлые полы, пухлая и уютная мягкая мебель цвета слоновой кости и… изогнутая администраторская стойка, из-за которой виднелась спинка офисного кресла. Ресепшн?

– Кажется, я чего-то не знаю, – тихо усмехнулся Никита, покачал головой, приблизился к стойке и коснулся ее гладкой поверхности. «А, впрочем, на тетю Катю это похоже… Интересно, что здесь происходит и что еще меня ждет…»

– Привет, – раздался знакомый голос.

Он обернулся. Около двери, расположенной левее лестницы, стояла Женя. Сердце дернулось и застучало быстрее, а в душе появились дурацкая растерянность и липкая неловкость.

– Привет, – произнес Никита со старательным равнодушием. А впрочем, какое ему дело до нее? Никаких родственных отношений у них не было, все что нужно – банальная вежливость, не более того. По сути, перед ним сейчас совершенно чужой человек.

Но Никита неотрывно изучал Женю, пытаясь отыскать в ней черты той девчонки, с которой когда-то жил в одной квартире. Потому что та девушка, которая ответно смотрела на него, мало походила на занозу-Женьку из далекого прошлого… да и на Евгению с поминок в черном безразмерном платье и платке, повязанном на деревенский манер, тоже не была похожа…

Худая, стройная, обласканная солнцем, морем и ветром, в простом коротком голубом платье с бретельками-крылышками, она излучала уверенность и свободу, и это категорически не понравилось Никите. Он торопливо признал, что Женя стала весьма симпатичной и отчего-то вспомнил, что она окончила университет и имеет филологическое образование.

– Пойдем, я провожу тебя к тете Кате. Она приготовила праздничный обед по случаю твоего приезда, – с легкостью произнесла Женя и затем добавила: – Кстати, я помогала лепить пельмени.

И вот это «кстати» и хитрый блеск в карих глазах мгновенно откинули Никиту в прошлое. Женька. Перед ним стояла маленькая Женька, однажды пробравшаяся на его территорию якобы за точилкой для карандашей.

«– Брысь отсюда. И порог моей комнаты больше никогда не переступай.

– А то что?»

Никита коротко улыбнулся, но лишь потому, что все наконец-то встало на свои места. Как известно, на знакомом поле проще играть и решать свои стратегические задачи.

Идеальная кровать. Глеб развернулся на спину, заложил руки за голову и сосчитал кружочки встроенного освещения.

Женя и Даша.

С кого начать?

– Работа не волк, в лес не убежит, – сообщил он потолку, выдержал паузу и продолжил: – Но не будем забывать и другую пословицу. Как там… Сделал дело – гуляй смело. Ого, а я и не знал, что являюсь собирателем народной мудрости. – Глеб усмехнулся, глубоко вдохнул и шумно выдохнул. – Ладно, уговорили, уделю внимание каждой, опыт у меня большой…

Однако развеселый настрой был наигранный, Глеб чувствовал непокой, который толкал его к немедленным действиям – инстинкт охотника разгорался и требовал результатов. Это была его личная порция власти, которая повышала адреналин и наполняла жизнь яркими красками. Выполнять работу Амура – постыднейшее занятие, но… кажется, он уже вошел во вкус. Это же и его квест тоже. Найти, понять, вовремя и аккуратно вмешаться, сблизить, не оставить выбора… Хотя выбора не оставляет любовь, это против нее не попрешь.

«А я исключительно по техническим деталям», – улыбка Глеба стала шире.

Екатерина Петровна оказалась интересной женщиной, он любил таких.

Не простая. Умная. Внимательная.

Предоставив ему двухкомнатный номер, она многозначительно произнесла: «Не забывайте, я рядом», что переводилось как: «Одна жалоба от Дарьи Крошиной, и ты вылетишь из отеля мигом, и возможно, прямо из окна второго этажа».

Дашу он больше не видел и был рад этому. Во-первых, ожидание встречи всегда волнует и бодрит, во-вторых, он пока не продумал линию своего поведения. Как ухаживать за ретро-девчонкой? То есть, тут ничего нового изобретать не нужно. Частые комплименты, внимание, забота, кофе и круассан на завтрак, салат с креветками на обед, все щедроты дорогого ресторана на ужин… Но в этом приключении не хотелось скатываться до банальностей, потому что в данном случае девушка его действительно зацепила, и куда было бы приятнее, если бы она втрескалась в него по уши. Да, потом ей будет больнее, чем другим, но тут, как говорится…

– Волков бояться, в лес не ходить, – засмеялся Глеб и добавил: – И все же сегодня у меня день народной мудрости.

Быстро поднявшись с кровати, он принял душ, взъерошил волосы полотенцем, небрежно пригладил их, оделся, бросил взгляд на часы и вышел из номера. Сейчас активная дневная жара начнет спадать, и можно будет сходить искупаться еще раз. И желательно взять с собой Дашу.

«В чем купаются ретро-девчонки? В платьях или в блузках и кружевных панталонах? Надеюсь, меня все же ждет что-то другое», – весело подумал Глеб, подошел к перилам, облокотился и скользнул взглядом по интерьеру. В качестве краткой вводной части Екатерина Петровна сказала, что в ее небольшом отеле три двухкомнатных номера и четыре однокомнатных, на первом этаже есть кухня и небольшая прачечная с двумя стиральными машинами и гладильными досками. «Каждое утро приходит уборщица, если что-то понадобится, то сообщайте. И вот моя визитка, звоните». В этом году Екатерина Петровна не планировала заселять все номера, что, в общем-то, порадовало Глеба. Чем меньше народу, тем спокойнее и… удобнее для грандиозных планов, связанных с сердечными делами.

Глеб прошел вперед и остановился около номера Даши. Даже если бы Екатерина Петровна во время мини-экскурсии не махнула рукой в сторону этой двери и не сказала: «Этот номер теперь занят, спасибо, что помогли донести чемодан моей постоялице», он бы знал, что Даша именно здесь. С его способностями ответы на такие вопросы находятся легко. Главное, не растрачивать слишком быстро «волшебную» силу. Накапливается она медленно, а пригодиться может в любой момент.

– Интересно, что ты делаешь? – прошептал Глеб, приблизился к двери, поднял руки и прижал ладони к прохладному дереву. Чуть помедлил, закрыл глаза и сосредоточился.

Темноту разорвал тусклый свет, который постепенно становился ярче. Сначала появились очертания мебели, а потом комната проявилась в полной мере, и лишь бледная серая рябь мешала видеть все абсолютно четко. Чемодан, стул, а на нем белая кофточка с нелепыми рюшами и плиссированная юбка… угол кровати, кровать…

«Приятных снов, ретро-девчонка», – мысленно произнес Глеб, обнаружив на кровати Дашу. Она мирно спала на боку, положив ладонь под щеку и накрывшись одеялом-простыней. Он захотел приблизить картинку, чтобы лучше рассмотреть девушку, но на него мгновенно, точно стая рассерженных птиц, налетел уже знакомый непрекращающийся шелест. Тот самый, что заполнял мозг на ступеньках около моря, когда рука потянулась к тайнам раскрытого чемодана.

Этот шелест прогонял Глеба, лишал видимости, сводил его сосредоточенность к нулю и бился будто не на жизнь, а на смерть. От напряжения вспотела спина и окаменели мышцы, но упрямство все же не давало отступить. Еще попытка, еще… Тщетно.

– Он защищает тебя, – прошептал Глеб. Открыл глаза, опустил руки и сделал шаг назад. – Что все это значит?

Вернувшись в свой номер, он взял со стола рекламное меню ближайшего ресторана, оторвал последний лист, чистый с одной стороны, сложил пополам, написал номер своего мобильного и добавил:

«Пойдем купаться?

Твой самый лучший сосед Глеб».

Записку он сунул под дверь номера Даши.

Англия

Первая половина XIX века

Эмми подозревала, что похороны – это страшно. Но она не знала, что ее сердце сожмется от боли до размера горошины, душа рассыплется, и каждую секунду будет казаться, что бабушка жива. Нужно только быстро подняться по лестнице, широко распахнуть дверь ее комнаты, посмотреть на кровать и…

Нет.

Ее больше нет.

Шарлотта Эддингтон умерла.

Эмми тряслась от горя, рыдала, металась, подносила к губам подаренное бабушкой серебристое кольцо, ненавидела смех Хью и победное выражение лица тети Маргарет. Мысли превращались в стрелы и ранили, ранили, ранили…

Несколько раз Эмми подумывала пробраться к Габи, чтобы поговорить, обняться или просто помолчать вместе, но всегда останавливала себя от такого поступка. Если об этой вылазке станет известно тете, то… это наверняка навредит Габи. А сейчас нужно быть тихой и ждать, когда приедет Дмитрий Григорьевич Болдырев и поможет Габриэлле перебраться в новую семью.

Эмми молилась, разговаривала вслух с бабушкой и игнорировала судорожные стоны, вырывающиеся из груди. Иногда казалось, что ее окружает густая темнота, иногда мерещились тени и ноги становились ватными. В такие особенно отчаянные минуты Эмми старательно вспоминала последние слова бабушки и находила в них некоторое успокоение. Она все чаще и чаще подходила к окну, боясь пропустить появление графа Болдырева. Он не даст их в обиду, он позаботится и спасет.

«И он должен приехать очень скоро, быть может, это произойдет сегодня вечером или завтра утром… Бабушка… бабушка… как же я тебя люблю… Габи, мы обязательно увидимся… когда-нибудь…»

Глава 6

– Да, я открыла отель, – Екатерина Петровна пожала плечами, мол, дело обычное, и передала Никите тарелку с пельменями. – Честно говоря, это была моя давняя мечта.

При слове «мечта» Никита бросил короткий взгляд на Женю, но она вроде не интересовалась разговором. Ее внимание было отдано рулетикам из жареных баклажанов, обсыпанных рубленными грецкими орехами.

– Тетя Катя, вы бы предупредили.

– Зачем? В жизни и так мало сюрпризов, да и мне, как истинной женщине, еще хочется удивлять.

Никита улыбнулся, откинулся на спинку стула и почувствовал в душе то тепло, которое бывает лишь тогда, когда ты после дальних странствий наконец-то оказываешься дома. Удивлять тетя Катя умела, и бесконечно нравилось то, что с годами эта ее магическая способность не истощалась.

– Но почему отель? – спросил Никита, глядя на идеальный пельмень. Навязчивая мысль «Интересно, его Женя слепила?» настойчиво зажужжала в висках и вызвала желание тряхнуть головой. Но Никита пошел другим путем – макнул пельмень в сметанный соус и отправил его в рот. Вопрос решен.

– Мне пятьдесят восемь лет. И сейчас важно что? – Екатерина Петровна вопросительно приподняла бровь.

– Сдаюсь сразу.

– И сейчас мне важно выбрать правильный курс, чтобы не превратиться в старую зануду или древнюю развалину. Я хорошенько подумала и пришла к выводу, что есть только один способ этого избежать – выход из зоны комфорта. И я из нее вышла. – Екатерина Петровна победно улыбнулась и продолжила: – Этот дом очень и очень большой, и мне принадлежит половина. Что мне было делать в данных хоромах? Ходить по этажам и комнатам, кричать: «Ау! Ау! Люди, где вы?!» А Женя мне бы отвечала со свое половины: «Тетя Катя, не заблудились там?» Хотя это же еще услышать надо! – Екатерина Петровна сделала глоток воды и придвинула к Никите овощной салат. – Мне нужна была цель. Труднодостижимая. И я вспомнила о своей детской мечте. Мне в детстве все казалось, что нет ничего лучше, чем жить у моря в каком-нибудь санатории. И чтоб я там главная была. – Екатерина Петровна засмеялась. – И я как представила, сколько дел и забот меня ждет, так сразу и решилась. Во-первых, я не буду одна, постояльцы покоя не дадут, во-вторых, у меня появится заработок, уж поверь, я все просчитала, в-третьих, я хочу деятельную старость, в-четвертых, туризм явление сезонное, а значит, я и отдохнуть смогу и пожить для себя. Я раньше толком не знала, что такое приложение, а теперь в телефоне могу увидеть, кто в дверь звонит, и спускаться не надо, чтоб открыть.

– Тетя Катя, ты молодец, – искренне сказал Никита. – Но помощники тебе точно потребуются, одной тяжело будет.

– Нужны, согласна. Но я не тороплюсь. В следующем году администратора на ресепшен возьму, а пока мы с Женей сами справляемся. Я решила этим летом приглашать постояльцев так, чтобы у меня всегда был только один номер занят. Гости выехали, другие заехали, а остальные номера пусть пока пустуют. Это минимум хлопот, да и я спокойно привыкаю к новым условиям. Хочу все обкатать, опробовать, что-то еще понять для себя, приноровиться. А уж потом…

– Так у тебя всего один номер занят? – спросил Никита. – Значит, я сильно вас не стесню.

– Волею судеб два номера заняты. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, – ответила Екатерина Петровна, расправляя льняную салфетку. – У меня сейчас в постояльцах необычная девушка и интересный мужчина. Не могу объяснить, но такое ощущение, что у каждого своя загадка, а в людях я разбираюсь. А ты, Никита, нас ни при каких обстоятельствах не стеснишь, мы тебя очень ждали и надеемся, что приезжать к нам ты будешь часто. Комнат предостаточно, выбирай любую. Хочешь, на половине у Жени устраивайся, хочешь – на моей половине.

– Пусть будет на твоей, тетя Катя, – слишком быстро ответил Никита, и чтобы сгладить резкость, добавил: – Пригляжу за постояльцами, должен же и я тебе помогать.

Женя не участвовала в разговоре, но временами Никита ощущал на себе ее внимательный взгляд. Она будто пыталась прочитать его мысли. Или так казалось. «Читай сколько хочешь, мои мысли вряд ли тебе понравятся. Я не восхищен тобой, меня тяготит твое присутствие, и меньше всего на свете я хочу тратить на тебя свое время».

– Спасибо, это будет очень кстати. – Екатерина Петровна благодарно улыбнулась. – Сейчас пообедаешь, и Женя тебе все покажет. Мы поделили дом так, чтобы у нас была общая территория. Зачем нам две столовых и кухни, если мы едим почти всегда вместе? Тем более, что часть дома твой отец сам приводил в порядок и обставлял. Это все как раз его старания. – И Екатерина Петровна обвела взглядом столовую. – Никогда не думала, что перееду в Сочи навсегда. А вечером-то как здесь хорошо… Мы обычно завариваем с Женей интересный чай, садимся и душевно разговариваем. Надо бы и постояльцев как-нибудь на чаепитие пригласить, может, захотят присоединиться.

Никита выбрал двухкомнатный номер с большим письменным столом. Он собирался доделать проект вегетарианского кафе в Нижнем Новгороде, и комфортное рабочее место играло определенную роль. Можно было выбрать еще гостевую комнату рядом со спальней тети Кати, однако отельная часть дома давала больше ощущения свободы и уединенности.

«Наверное, не стоит тянуть… Покажу письмо тете Кате вечером. И она, конечно, поймет, как мне важно выполнить последнее желание отца… Поймет и поможет».

Вынув вещи из чемодана и разложив их на полках шкафа, Никита вышел к лестнице и сразу увидел Женю. Она ждала его на первом этаже около администраторской стойки, читая и пролистывая что-то в мобильнике. Замерев на верхней ступеньке, Никита представил, как сбегает вниз, подходит к занозе-Женьке и непринужденно произносит: «А какая у тебя мечта? Давай выкладывай самую заветную, а я, уж так и быть, исполню ее и займусь наконец-то своими делами. Вот совсем я не хочу нянькаться с тобой все лето». И как минимум он получит изумление в ответ, что для начала неплохо. Усмехнувшись собственным мыслям, Никита спустился и приблизился к Жене.

– К экскурсии готов, – сказал он с долей иронии и только в этот момент понял, что тетя Катя ни словом не обмолвилась о половине дома, принадлежащей Женьке. А он вопросов на эту тему не задавал. Да ему это и в голову не пришло, потому что безразлично. Было безразлично.

– Давай начнем с кухни. – Женя опустила руку с телефоном, сделала шаг и добавила тихо: – Постояльцы или отдыхают, или ушли гулять. Так странно, что здесь теперь живет кто-то еще, но, с другой стороны, это и интересно. – Ее глаза цвета гречишного меда блеснули, будто новые приключения уже начались и теперь нужно лишь сесть поудобнее и наблюдать. – Девушку зовут Дарья, а мужчину Глеб. Им вроде у нас понравилось.

– Еще бы не понравилось, – ответил Никита, пытаясь уловить истинное настроение Жени. Она вела себя так, будто они общались все эти годы и вообще были образцовыми сводными братом и сестрой. Но их взаимоотношения другие… – Хороший отель получился.

Он почувствовал, что Женя собиралась сказать что-то еще, но не сделала этого. Указав направо и отправив непослушную прядь за ухо, она произнесла:

– Пойдем. На первом этаже два номера, остальные наверху.

Никита шел рядом, слушал ровный голос Жени, заглядывал в различные помещения и ловил себя на мысли, что здесь он уже все понял, а неизвестность другой половины дома тянет к себе и тянет…

Какие там комнаты?

Как обустроены?

Отец и Женьке оставил весомую сумму денег, вложила ли она их в интерьер?

И что толкового она могла сделать в двадцать два года?

«Хотя, конечно, тетя Катя должна была помочь и проконтролировать».

Никита прошелся взглядом по фигуре Жени вниз-вверх и прищурился. Еще совсем девчонка, и ее мечты должны помещаться в косметичке, но, нет, это не тот случай… Она еще подростком знала, чего хочет и как этого добиться…

На втором этаже особо рассматривать было нечего – двери номеров, мягкая мебель в ряд, несколько зеркал и пять черно-белых фотографий с морской тематикой. Без лишних слов они направились к дальней двери, за которой находились личные комнаты тети Кати, столовая, кухня, а далее уже начинались квадратные метры Жени. Никита сделал попытку представить, что он увидит, но придуманная картинка почти сразу задрожала и расплылась.

Женя открыла следующую дверь и произнесла:

– Добро пожаловать ко мне в гости.

«Да, давай пойдем к морю. Даша».

Подскочив с кровати, Глеб изобразил победную барабанную дробь, а потом ответил на сообщение:

«Внизу через пятнадцать минут. Годится?»

«Договорились».

Глеб подхватил плавки, подошел к зеркальной дверце шкафа и посмотрел на свое отражение. Какое счастье, что количество съеденных аджарских лодочек никак не влияет на его крепкую фигуру.

– Круглые животы Амурам противопоказаны, – ухмыльнулся Глеб, и его взгляд скользнул выше. – Многоуважаемая Небесная канцелярия, надеюсь, вы там делаете ставки, а? Ваши предположения… Как быстро я разгадаю все тайны Дарьи Крошиной и уложу ее в постель? Беру на это неделю и лишь потому, что люблю растягивать удовольствие. Да и практика показывает, что с ретро-девчонками лучше не торопиться.

Глеб настроился на волну Жени и прочувствовал, что его подопечная находится в доме. «Ничего, скоро я займусь и тобой. Вот ты-то, крошка, как раз обречена на любовь…»

Благодаря уже имеющемуся опыту Глеб знал, что рядом с Женей или уже есть, или скоро появится тот самый мужчина, который способен сделать ее счастливой. Но…

– Простые смертные имеют дурацкую привычку все разрушать.

«Ладно, и непростые бессмертные тоже, иначе я бы здесь не торчал».

Впереди стандартная и уже привычная схема. Ему нужно исправить чужие ошибки, придумать стратегию и тактику, подтолкнуть друг к другу двух людей, оказаться в нужном месте в нужное время и соединить сердца на веки вечные. Делов-то! Сколько людей теряют свой шанс из-за обид или банального страха? Миллионы…

«И из-за вас у меня работы непочатый край».

На сборы у Глеба ушло семь минут. Ему было важно оказаться на первом этаже раньше Даши, чтобы ждать, предвкушать и еще… Он хотел посмотреть, как она будет спускаться по лестнице. Смотреть и наблюдать – это теперь часть удовольствия, увлекательные эпизоды охоты, адреналин, особенные ощущения и будущие воспоминания. Женщин в жизни Глеба было много. Очень много. А вот незабываемых отношений… Тут, пожалуй, долго считать не пришлось бы. Он всегда предпочитал удобных девушек, встречи без обязательств или разовые истории. Однако сейчас привычная схема дала сбой. Даша уже волновала душу, да и не похожа она на ту, что не прочь разлечься курортным романом и через день благополучно забыть об этом. Редчайшая игра по-крупному.

Она опаздывала на две минуты, и Глеб ходил туда-сюда около администраторской стойки, широко улыбаясь. «Давай, опаздывай. А я буду ждать! Кошка всегда проявляет терпение, прежде чем сцапает мышку…»

Щелчок закрывающейся двери на втором этаже.

Глеб остановился и поднял голову вверх.

Он готов был увидеть что угодно – платье с рукавами-фонариками или бриджи в горошек, но он ни на секунду не представлял, что ретро-девчонка может сбросить маску и предстать перед ним совсем иной… И даже не белые короткие шорты и голубая майка в обтяжку разрушали образ, и не выпрямленные волосы, собранные в высокий хвост… Даша шла по-другому, смотрела иначе и была окружена пуленепробиваемой аурой самодостаточности. Глеб отметил, что она смыла косметику и это добавило лицу свежести и юности. Будто сброшенная маска утащила с собой пару-тройку лет.

– Привет, – произнесла Даша и коротко, будто извиняясь за обман, коснулась руки Глеба около локтя. – Екатерина Петровна сказала, что ты решил поселиться здесь. Значит, будем соседями. Я чуть-чуть опоздала, но девушкам же можно, правда?

– Тебе можно все, – ответил он и бесцеремонно спросил: – Сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– Не тянешь.

– Это комплимент? – Даша засмеялась, и серебристая пляжная сумка немного съехала с ее плеча.

– Без сомнения, да.

– Спасибо.

Глеб мог задать еще тысячу вопросов, и на большую часть наверняка бы получил ответы, но ему не хотелось торопиться и жадничать. Раз он ввязался в новые для себя отношения, то лучше идти шаг за шагом, получая удовольствие на каждом пунктире начатой игры. По сути, они сейчас на равных – им ничего неизвестно друг о друге.

«У меня странное ощущение… И я бы мог предположить, что и ты работаешь на Небесную канцелярию. Но нет, ты простая смертная, я это знаю».

Планировка отличалась. Если у тети Кати почти весь второй этаж был открытым, с деревянным ограждением, являющимся продолжением центральной лестницы – направо и налево, то у Жени второй этаж был глухим. А лестница находилась в самом конце и спускалась вниз вдоль стены.

Никита заглянул во все комнаты, оценил небольшую библиотеку, уют в которой создавали пухлый диванчик, два кресла, прямоугольный журнальный столик и раскидистые цветы в ярких оранжевых и салатовых кашпо, удивился, зачем Женьке кабинет с таким количеством шкафов, быстрым взглядом скользнул по спальне. Комфортно, обычно и вполне достаточно незамужней девушке, но еще же есть первый этаж… А Женьке именно он достался в большей мере.

На стенах не хватало декора, и Никита автоматически мысленно примерил пару вариантов. Но тут же остановил себя, потому что вовсе не собирался давать какие-либо советы и тратить время на то, что не имело к нему никакого отношения.

– Дальше ничего интересного, – сказала Женя, когда они подошли к лестнице.

Никита ожидал увидеть диванные группы, перегородки и двери, какую-нибудь бестолковщину, потому что не так-то просто обустроить помещение приличных размеров, но… он не увидел ничего.

Если не считать несущих колонн, первый этаж торжественно пустовал. Арочные окна задернуты полупрозрачными серыми шторами, стены выкрашены в кремово-белый цвет, с потолка свисают простые стеклянные шары с лампочками внутри, около двери стоит одинокий стул с деревянной спинкой… Первый этаж будто замер во времени и пространстве, терпеливо ожидая, когда владелица придумает, что с ним сделать.

Никита спустился, дошел до первой колонны, остановился и огляделся. «Этот дом очень и очень большой, и мне принадлежит половина. Что мне было делать в данных хоромах? Ходить по этажам и комнатам, кричать: “Ау! Ау! Люди, где вы?!”» – вспомнились слова тети Кати. Похоже, у Женьки точно такая же проблема – жилплощади слишком много, и она не знает, как ее использовать.

– Когда планируешь всем этим заняться? – для поддержания разговора поинтересовался Никита.

– Не знаю, – ответила Женя и пожала плечами. – Ты на море пойдешь? – спросила она торопливо, будто желала увести разговор в другую сторону.

– Нет.

На море он собирался, но не с ней. Никите хотелось неспешно пройтись по берегу, зайти в воду и решительно поплыть, делая сильные гребки руками. Ему нужно смыть напряжение дня, избавиться от вновь накопившегося раздражения и наконец-то расслабиться. В присутствии Женьки это вряд ли бы произошло, да и в душе почему-то образовался странный непокой, и виной тому был именно первый этаж дома. Может, это уже профессиональное? Пустые помещения активизируют его дизайнерские способности и не отпускают? Но раньше он подобного не замечал, интерес просыпался лишь когда начинались деловые переговоры и рождались первые идеи и наброски.

– Я тогда пойду, меня ждут. Не забудь, тетя Катя приглашала тебя на торт с чаем. Она испекла свою коронную «Прагу».

Женька взлетела по ступенькам вверх, а потом спустилась уже с белой пляжной сумкой, украшенной висюльками из ярких бусин, и исчезла за дверью.

«И кто тебя ждет? – Никита развернулся и еще раз осмотрел окна и стены. – Еще кого-то очаровала?»

Вопросы он задавал просто так, друзья Женьки его совершенно не трогали. Непокой в душе нарастал и гораздо важнее было понять его, распутать клубок мыслей и ухватить главную.

У Женьки высшее образование.

С мозгами у нее всегда было хорошо.

Она и английский с французским знает.

С отелем тете Кате уже помогла.

Свободна, как птица…

«А чем ты сама собираешься заниматься? И не связаны ли твои планы с первым этажом?.. И не здесь ли скрыта разгадка твоей мечты?..»

– Кажется, пришло время выпить чай с «Прагой».

Никита рванул к лестнице и быстрым шагом направился в свою комнату. Достал из внутреннего кармана чемодана письмо отца и сунул его в карман шорт. Не обнаружив тетю в столовой, он зашел в кухню, включил чайник, заглянул в навесные шкафы и обнаружил коллекцию всевозможных чаев.

– Да, – раздался за спиной довольный голос тети Кати, – мы тут совершенно помешались на чаях. Если бы не кондиционеры, мы бы в такую жару, может, и не стали их пить, но прохлада располагает. И это уже семейный ритуал в определенной мере.

– Насколько я понял, меня ждет «Прага», – улыбнулся Никита, прогоняя назойливую мысль: «Семейный ритуал… Умеет Женька обзаводиться семьями…»

Тетя Катя не позволила ничего делать. Сама заварила черный чай с бергамотом, тонко нарезала лимон и щедро торт. Уселась напротив Никиты, отправила кубик сахара в чашку и спросила строго, будто только что вернулась с родительского собрания и собиралась хорошенько всыпать племяннику за плохое поведение на уроках:

– Ну и что ты такой нервный? Рассказывай.

«А я вроде держался, был вежливым и внешне спокойным… – Никита коротко вздохнул, чувствуя некоторое облегчение от того, что хотя бы сейчас не надо притворяться. – Не проведешь тебя, тетя Катя. Не проведешь».

– Мне нужно решить одну… проблему, – начал он, подбирая слова. – Но пока я не понимаю, как это сделать. И отчасти я надеюсь на твою помощь.

– Говори, как есть.

Никита протянул письмо и нахмурился, понимая, что читать эти строки тете Кати будет тяжело. Но с другой стороны, это возможность «услышать голос» близкого человека и будто на мгновение вернуться в прошлое.

Ее взгляд скользнул по строчкам. Остановился. Подбородок дрогнул, на лбу образовалась морщина, и взгляд побежал вновь…

Дочитав, тетя Катя положила лист на стол и накрыла его ладонью.

– Ты знаешь, какая у нее мечта?

– Сокровенные тайны живут у человека в глубине души, и он далеко не всегда ими делится.

– Да, но это такая мечта, которая была известна отцу… И я подумал, возможно, она известна и тебе. – Никита взял с блюдца упавшее украшение – шоколадную стружку – и вернул его на кусок торта. – Женя не обустроила первый этаж. Почему? Интуиция подсказывает, что это как-то связано с ее планами на будущее. И отец мог меня попросить помочь именно потому, что я дизайнер и… Иногда бывают проекты, в осуществлении которых требуется жизненный опыт. Да и просто мужская поддержка нужна…

Последнее предложение далось Никите нелегко, меньше всего ему хотелось надолго застрять в Сочи. Море, воздух, красота – это отлично, но проводить лето рядом с занозой-Женькой… Нет, спасибо, не надо.

– Мы с Женей решили, что сначала обустроим и запустим отель, а потом займемся ее половиной дома. Торопиться некуда, да и она хотела хорошенько обдумать свои планы. – Тетя Катя многозначительно подняла брови, а затем отломила ложкой кусочек шоколадного торта и придирчиво изучила его. – Кажется, я переложила масла в крем… Моя вечная привычка – готовить крем на глаз.

Никита заметил, как дрогнули уголки губ тети Кати, и понял, что она сдерживает улыбку и дразнит его. Конечно, именно первый этаж является ключом к разгадке – все пазлы головоломки складываются. Если бы Никита пошел к нотариусу сразу после смерти отца, то прочитал бы письмо давным-давно, и в то время Женя точно не успела бы сделать ремонт.

– Тетя Катя… торт очень вкусный. Особенно крем, – с улыбкой произнес Никита, пристально глядя в наполненные лукавством серо-голубые глаза. – Так какие планы у Жени?

Он не стал делать попыток угадать, да и не было ни одной подходящей идеи на эту тему. Скорее… скорее бы узнать правду…

– Она мечтает открыть книжный магазин, – с легкостью ответила тетя Катя и протянула руку к белоснежной чашке с ароматным чаем.

Глава 7

Англия

Первая половина XIX века

Улыбка Хью была едкой и самодовольной. Голубые глаза сияли, а светлые жиденькие волосы, зачесанные назад, неприятно блестели. С такой непривычной прической он выглядел старше и сильнее, отчего страх Эмми мгновенно увеличился. Она сделала маленький шаг назад и замерла, убрав руки за спину. Теперь можно сжать кулаки – никто не увидит ее протеста… Просто так, чтобы чувствовать себя хотя бы чуть-чуть уверенней.

– Ну что… осталась без защиты? Ха! Наша горячо любимая бабушка отправилась на тот свет, и теперь мы тут хозяева. Я и моя мать. – Хью усмехнулся и подошел ближе. – И ты будешь делать все, что мы скажем, иначе… На твоем жалком теле будет слишком много синяков. А позже мы с удовольствием выдадим тебя замуж за какого-нибудь мерзкого старика, уж он придумает, что сделать с твоей частью наследства. Уверен, бабушка не очень-то любила тебя, раз не оставила завещания. К тому же она понимала, что основным наследником должен стать я – единственный мужчина рода Эддингтонов. Это правильно. Это по законам высшего общества. Что ты молчишь? Ты согласна со мной?

– Бабушка меня очень любила, – тихо произнесла Эмми, понимая, что любой другой ответ будет предательством.

Лицо Хью сразу же исказила гримаса бешенства. Он уже успел прочувствовать свою избранность и безнаказанность и ожидал совсем не такого ответа. Разве жалкая малявка, стоящая перед ним, не должна знать свое место? Разве у нее есть хоть какое-то право перечить ему?

– Я научу тебя послушанию… – прошипел Хью, сделал большой решительный шаг и ударил Эмми в плечо. Она вскрикнула, упала на пол, сжала губы и сделала попытку сдержать слезы обиды и боли. Но тщетно. – Запомни раз и навсегда, я здесь хозяин! Я! Как жаль, что мать вышвырнула из дома ту мерзкую девчонку, тайный грешок твоего отца, как бы я хотел, чтобы она оказалась в моих руках… как бы я хотел… – Взгляд Хью устремился к потолку, будто именно там сосредоточились все его желания. – С ней я мог бы делать все что угодно… И никто бы не стал мне мешать!

Слова Хью настолько шокировали Эмми, что она забыла и о дрожащем под ребрами страхе, и о ноющей боли в плече. Речь шла о Габи. Конечно же, о ней!

Или нет?

Да, да, о ней…

Но зачем же тете Маргарет поступать подобным образом, когда Габриэллу должна взять на воспитание семья Кларксонов. Какой в этом смысл?..

– Ты говоришь о девочке, которая жила в правом крыле дома? – дрогнувшим голосом спросила Эмми и поднялась с пола. Она бы ни за что не решилась задать вопрос при других обстоятельствах, но сейчас, когда сердце колотилось бешено и терять было уже нечего… Фраза сама слетела с языка и зазвенела в ушах.

Хью медленно перевел взгляд на Эмми, пригладил ладонью волосы, поморщился, точно перед ним находилась грязная лягушонка, и ответил с усмешкой:

– Надо же, как много ты знаешь… Пожалуй, нужно будет научить тебя хорошим манерам. Подслушивать весьма плохо. – Сказав это, Хью громко захохотал, будто отлично пошутил и от души порадовался собственному чувству юмора. – Как же удачно все сложилось. Как удачно! Как долго я мечтал о своем личном богатстве и власти. Бабушке следовало давным-давно отправиться на тот свет!

Не желая более разговаривать с Эмми, Хью развернулся и гордо вышел из комнаты. Сначала еще раздавались шаги и доносилось самодовольное посвистывание, а затем все звуки стихли.

С минуту Эмми стояла неподвижно, как замороженная или окаменевшая, а затем сорвалась с места и принялась метаться от окна к столу и обратно. Мысли путались, и нужно было срочно привести их в порядок.

«Тетя Маргарет не могла так поступить… нет, могла… Но она дала слово бабушке… зачем же его нарушать? Какой в этом смысл?.. Габи же ей совсем не нужна, а семья Кларксонов хотела ее принять… А если Хью врет? Просто врет и все?.. Я должна проверить… прямо сейчас… Габи, я иду к тебе… Мы же увидимся, правда?..»

Дрожа от волнения, Эмми устремилась на первый этаж, чтобы потом продолжить путь к дальним комнатам правого крыла, но уже около парадной лестницы пришлось притормозить. Там… внизу… рядом с высокими массивными дверями стояли незнакомый мужчина и секретарь тети Маргарет… Интуиция вспыхнула и подсказала, что незнакомец и есть Дмитрий Григорьевич Болдырев. Сердце забилось часто-часто.

Эмми представляла его именно таким: немолодым, статным, уверенным в себе и немного похожим на короля из сказки. Вот бы еще седую бороду… Но чего нет, того нет.

Граф. Никаких излишеств в одежде и с тростью. Сейчас Эмми не сомневалась, что она предполагала и трость, очень уж эта деталь гармонировала с Дмитрием Григорьевичем Болдыревым. Конечно, ему уже много лет, но выглядел он хорошо. Так и должен выглядеть человек, имеющий титул.

– …позвольте, я провожу вас… я рад, что повезло с погодой и дождь не омрачил ваш путь… – донеслись вежливые фразы секретаря.

– Благодарю, дождь не стал бы помехой… – последовал сухой и строгий ответ гостя.

Эмми хотела услышать гораздо больше, но из-за расстояния часть слов терялась. Желая остаться незамеченной, она быстро метнулась влево и скрылась за дверью синего зала, где раньше бабушка любила принимать подруг. Кабинет покойного дяди находился еще дальше, а последнее время тетя Маргарет проводила довольно много времени именно там. Обычно она разбирала бумаги, напевая при этом, и настроение у нее было замечательное…

Эмми замерла, прислушиваясь. Они точно пройдут мимо нее…

Шаги, голоса, тишина…

Потом опять шаги – мелкие и быстрые. Так ходит секретарь… Он ушел.

Осторожно покинув синий зал, Эмми птицей метнулась в сторону кабинета и, заслышав голоса, поняла, что не ошиблась в своих ожиданиях. Она прижалась к стене, поблагодарила небеса за то, что дверь немного приоткрыта, и сосредоточилась, стараясь воспроизвести внешний вид графа. Его присутствие давало ей силы и надежду.

– …вы так долго не позволяли мне приехать, а между тем у вас были договоренности с… – Акцент присутствовал, однако он не был слишком явным.

– Дмитрий Григорьевич, наше горе не знает границ и вряд ли… я очень рада вас видеть…

– …я здесь, чтобы исполнить свой долг…

– …думаю, я уже решила часть вопросов…

– …и я бы хотел повидаться с мисс Эмилией… думаю, будет лучше, если я отвезу мисс Габриэллу сегодня…

– Вы невнимательно меня слушаете… та девочка, о которой мы договаривались… вот и все… проблема решилась.

– Что?

До Эмми вновь долетали лишь обрывки фраз, но главное уже было понятно, да и интонации добавляли смысла. Тетя Маргарет нарушила слово, данное Шарлотте Эддингтон, и Габи уже точно нет в доме…

«Бабушка… бабушка… Ты полагала, что тетя Маргарет будет рада избавиться от Габи… Но она и избавилась… Вот только почему-то совсем не так, как ты ожидала…»

Рискуя быть обнаруженной, Эмми приблизилась к дверной щелке и заглянула в кабинет. Тетя Маргарет стояла около камина. Бордовое бархатное платье с черными кружевами подчеркивало белизну ее безупречных плеч и добавляло торжественности. А зло сейчас, бесспорно, торжествовало… На лице тети Маргарет застыла сдержанная улыбка, но вздернутый подбородок демонстрировал истинные чувства. Тетя была очень довольна собой, и ничто не указывало на то, что в ее душе присутствует хотя бы капля траура.