Гроза на Беловодьем

Глава 1. Каменный пень

Лучи утреннего солнца приветливо сверкали сквозь молодые сосновые и берёзовые ветви, заставляли щуриться и играли на прозрачных серьгах украшенного вышивкой очелья. Длинная русая коса Ладомиры с вплетённой красной лентой слегка покачивалась на плече в такт её мягким шагам, а влажные от утренней росы босые ноги покрылись тонким слоем пыли на утоптанной тёплой лесной тропинке.

Наступал солнцеворот, и немногочисленные поселения русов приграничного Беловодья готовились праздновать Купалу.

Ладомира дошла до поворота и обернулась – её совсем ещё юная спутница Леля отстала, собирая на поляне цветы. Ладомира позвала её.

– Бегу! – раздалось в ответ.

Княжна улыбнулась, наблюдая за тем, как бойкая девчонка, подобрав подол своей льняной рубашки, подбегала к ней, звонко шлёпая по тропе пятками и размахивая собранным букетиком.

Ладомира зашла за поворот и остановилась около большого и причудливого старого пня, который был похож на голову какого-то неведомого чудища. Пень был огромным и лежал на полпути между соседними поселениями. А ещё он был обгорелым и затвердевшим, как камень, что указывало на то, что он находится здесь очень давно и помнит времена до Великих Пожаров и Нашествия Вод, о которых старцы и волхвы слагали нынче былины и летописи.

Отец Ладомиры, князь Мирослав, был с дружиной в отъезде у северных границ Беловодья, и, как младшая княжеская дочь, Ладомира часто навещала соседние поселения по будням и праздникам в сопровождении витязей или подруг. Вот и сегодня Ладомира вместе с Лелей шла к ближайшим соседям готовиться к празднику. Накануне вечером из их родового села туда уже отправились несколько женщин с детьми, княжна же решила прийти утром. Для Лели это было впервые, и она всю дорогу донимала старшую подругу вопросами. Догнав княжну, девочка протянула ей свой наспех собранный букетик цветов. От бега её берестяное очелье сползло набок, а густые русые волосы успели растрепаться.

– Вот у тебя, Ладомира, венки из цветов всегда лучше всех получаются! – выпалила девочка. – Почему так?

Ладомира улыбнулась и ласково погладила её по голове.

– Да разве можно объяснить, Лелюшка? Красота любого деяния прежде всего ведь от души человека идёт. Благодарю, конечно, но так получается и всё. А лучше или нет, – это уж со стороны людям виднее.

Леля искоса, немного наклонив голову, посмотрела на Ладомиру.

– Всё равно ты мне, пожалуйста, ещё раз покажи, я запомню, – попросила она.

– Ладно.

На пути возник небольшой журчащий ручей с перекинутым бревном, которое Ладомира словно и не заметила, а, подобрав подол своего платья, украшенного обережными узорами, перешла по воде вброд. Леля же бойко проскакала по бревну и спрыгнула рядом с княжной.

– А через костёр прыгать будут? – звонко спросила она.

– Обязательно. – ответила спокойно княжна. – Сама нынче попробуй, и не скромничай!

И, словно по наваждению, Ладомира сразу почувствовала запах дыма. Только не было в нём доброты и уюта, как от домашнего очага или праздничного костра, а лишь скорбь да страх, заставляющий внутренне сжиматься и бежать без оглядки. Так пахла сгоревшая плоть на погребальных кострах…

Ладомира с тревогой прислушалась и оглянулась на Лелю.

– Чувствуешь, гарью в воздухе пахнет? Селение-то за поворотом, а ни голосов, ни шума мельницы не слыхать. Неладно что-то!

Они бросились бежать по тропинке, изо всех сил пытаясь разглядеть что-то сквозь редеющий ельник, и почти одновременно выбежали на открытое пространство перед селением…

Леля вскрикнула от увиденного, уронила цветы, отпрянула и заплакала, а Ладомира, обхватив её руками, прижала к себе, пытаясь справится с накатившим ужасом.

На месте селения дымилось пепелище, тут и там торчали чёрные остовы, а кое-где ещё и трещало мелкое пламя. Горело, видимо, ещё с ночи, а сейчас сизый дым лишь расстилался по земле, окутывая обгоревшие тела, скрюченные среди обугленных обломков, и уплывал над поверхностью реки.

На глазах Ладомиры выступили слёзы.

– Беда-то какая… – прошептала она.

Взгляд её упал на торчащее из земли копьё в виде трезубца, и в памяти тотчас яркой вспышкой сверкнула догадка: вороги! Трезубец – оружие ратников Морской Империи Антлани, которая издавна поклонялась Морскому царю! Антлань воевала с Беловодьем и по воле богов сгинула в морской пучине!

Но тогда откуда они здесь?

Словно в ответ на её мысли, из дыма появилось несколько фигур. Это были они – чужаки. Сомневаться не приходилось: на них были чешуйчатые панцири, высокие сапоги с латами, металлические шлемы в виде рыбьих голов и, конечно, ненавистные трезубцы в руках.

Их командир уверенным и спокойным шагом вышел вперёд. Он был коренастым мужем с мощным торсом и сильными руками. На его плече виднелась татуировка в виде Змея, а на выбритой налысо голове вместо шлема сидело стальное очелье с опущенным на половину лица забралом. На поясном ремне висела палица.

Несколько мгновений он рассматривал девиц, а потом коротким повелительным жестом махнул в их сторону рукой:

– Взять!

Ладомира словно очнулась:

– Бежим!

Девицы бросились бежать обратно по тропе к ручью. Более проворная Леля оказалась впереди Ладомиры, к тому же страх придал ей больше сил, а княжна, убегая, обернулась и увидела, как за спинами двух бегущих преследователей их командир вскидывает палицу.

Направленное уверенной рукой, оружие выплюнуло заряд огненного луча. Под Ладомирой взметнулся взрыв дыма и пыли, обдавая жаром её ноги и опрокидывая девицу вперёд. Взвизгнув, княжна тяжело упала, больно ударившись локтями.

– Беги, не останавливайся! – надрывно крикнула она вдогонку Леле, успев увидеть, как девочка, подняв тучу брызг, перебегает ручей и скрывается за поворотом.

Мимо княжны следом за Лелей пробежали два ратника с трезубцами. Ладомира приподнялась и села. Она была вся в пыли. Подол её льняного платья был порван и обожжён, оголив её ноги почти до колен, и подошедший командир "рыбьих шлемов" бесцеремонно их рассматривал. Ладомира подняла на него свои полные ненависти глаза.

– Что прикажешь, Кафавр? – задал вопрос один из ратников.– Её к остальным?

Командир продолжал рассматривать пленницу.

– Нет. – ответил он низким, но сиплым голосом, – она не простая, как остальные. Гляньте на неё, – он указал на девицу палицей. – По всему видать, что она – княжеская дочка. К Атмиру её.

Ладомиру подняли и повели в сторону пепелища.

В этот момент где-то за лесом, куда скрылись Леля и её преследователи, раздался взрыв и треск…

Далеко позади оставив погоню, Леля пробежала мимо пня на полпути и вскоре оказалась на той самой поляне, где совсем недавно собирала цветы для венка.

И тут случилось невероятное – из-за верхушек сосен вылетел узнаваемый всеми в Беловодье летучий челнок в виде блюдца. При полёте он вращался и издавал характерный звук. Челнок был открытым, и Леля увидела ту, которая им управляла – красивую молодую женщину в зелёном платье и с распущенными, развевающимися от встречного ветра, длинными каштановыми волосами. Это была богиня, прозванная в народе Золотой Ножкой. Обуви она, как и всякая ведающая мать, не носила, а прозвище такое получила оттого, что где бы ни ступала её нога – всегда было цветение. Но не обычное, а "человеческое" – отступали хвори да скверны, прекращались ссоры и всякая вражда, и в семейном счастье рождались и росли дети. Оттого и любили богиню люди и ласково звали матушкой. А иногда заступницей и даже бой-бабой.

– Матушка Йогиня! – что есть мочи закричала Леля. – Спаси меня, заступись!

И бросилась бежать через поляну прямо навстречу челноку, который, описав круг, стал приземляться.

В этот момент два ратника-иноземца выскочили на поляну, но Йогиня, подобрав подол своего длинного платья, выпрыгнула из зависшего невысоко над поляной блюдца на траву, и пошла прямо на них.

– Прыгай в челнок, дитятко! – ласково бросила она подбежавшей Леле, а сама щёлкнула друг об друга золотыми браслетами на запястьях и остановилась между девочкой и приближающимися преследователями. Один из них, примерившись, метнул в женщину свой трезубец. Леля ахнула, но трезубец, описав дугу, вдруг отскочил от невидимой преграды, как от стены, в сажени от места, где стояла богиня, и волчком упал в траву.

Не давая ратникам опомниться, Йогиня бросила в них какой-то круглый предмет, похожий на камень, – те без труда увернулись от него, явно не ожидая, что будет дальше. А дальше раздался хлопок, похожий на небольшой взрыв, и Леля увидела, как прямо из земли, с деревянным треском, разбрасывая в стороны дёрн, траву и цветы, выросли сотни кустарных лиан, которые в один миг скрутили преследователей по рукам и ногам, лишив их всякой возможности двигаться.

Леля помнила по сказам, что это Семенной гребень – орудие предков. Когда-то его людям подарил сам Велес, и волхвы использовали его для быстрого возрождения лесов после Больших Войн и стихийных бедствий. Так было и совсем недавно, после Великих Пожаров и Нашествия вод. Молодой лес вдоль реки как раз был результатом этого воздействия несколько лет тому назад.

Йогиня влезла в челнок и опустила свою длань на небольшую ровную круглую площадку. Воздушное блюдце тотчас легко и плавно взмыло вверх, послушное её воле, и поплыло над лесом, едва не задевая верхушки деревьев.

Кафавр затянул узел на запястьях пленницы. Ещё одна петля была на шее девицы, а противоположный конец был привязан к поясу одного из ратников. Из-за того, что упустили маленькую беглянку, приходилось торопиться – отряды витязей из соседних поселений могли нагрянуть в любой момент.

Кафавр смерил Ладомиру взглядом полного физического превосходства.

– Попробуешь бежать – убью, – коротко сказал он девушке и дал знак двигаться.

Ратник дёрнул верёвку, и Ладомира пошла следом за ним.

Небольшой отряд уходил с пепелища.

Напоследок Кафавр ещё раз бросил взгляд на пепелище. Чутьё старого воина не давало покоя. Кафавр вспомнил могучего руса, который во время их ночного нападения, в пламени своего дома топором зарубил пятерых имперских ратников, прежде чем он, Кафавр, спалил его выстрелом из своей палицы.

Он повернулся спиной к пепелищу и зашагал следом за своими ратниками и пленницей, пока его фигура полностью не скрылась в сизой мгле дыма чадящих обломков.

Едва это произошло, как раздался деревянный грохот. Массивная крышка погреба под обуглившимися останками брёвен с тяжёлым скрежетом открылась и упала, подняв тучу пепла, и наружу вылез юный парнишка. Его грязные от сажи рубаха и порты были мокрыми от пота, а сам он так тяжело дышал, что с большим трудом выбрался с пепелища, повалился на траву и из последних сил прополз оставшийся путь к реке. По всему было видно, что просидел он в погребе очень долго. Дыхание его постепенно успокоилось, а вода придала сил. Умывшись, парнишка надел поршни, крепко завязав их на лодыжках, затянул поверх рубахи пояс и вернулся на пепелище. Отодвинув пару сгоревших чурок, он сначала привязал ножны к внешней стороне правой ноги, а после подобрал и вложил в них большой охотничий нож.

Выйдя с пепелища, парень обернулся, сделал ему поклон до земли, после чего быстро побежал в ту же сторону, куда имперские ратники увели пленницу.

Глава 2. Оборони и защити!..

Краса стояла по колено в воде у самого берега и выжимала прополосканные детские рубашки, когда звук летучего челнока Матушки Йогини заставил её выпрямиться и поднять глаза вверх. Соседка Варвара на мостках также оторвалась от своего труда и посмотрела на приземляющийся челнок-блюдце богини.

– Надо же, – воскликнула Варвара. – давно её тут не было!

Краса вышла на берег, поправила платок на голове и, сбросив вниз подоткнутый ранее подол, направилась к челноку. Её обогнали несколько ребятишек, до этого играющих в салочки. Молодая женщина бросила взгляд на холм с кузницей и увидела, как, вытирая руки об фартук, из-под навеса вышел её могучий старший брат Кий. Приставив кувалду к столбу, кузнец стал спускаться к селению, где со дворов уже выбегали навстречу знатной гостье местные жители.

Челнок Йогини уже приземлился, и Краса вдруг увидела, как из него вылезает её старшая дочь Леля, которая, увидев мать, тут же с плачем бросилась к ней в объятия. Краса поняла, что случилось неладное.

Когда кузнец подошёл к челноку, Йогиня уже была в окружении ребятишек. Каждого из них она успела погладить по голове или приласкать добрым словом. Завидев кузнеца, Йогиня сделала шаг ему навстречу, и дети тотчас расступились.

Кий остановился и приветствовал гостью традиционным поклоном от сердца. По сравнению с остальными пришедшими селянами, большинство из которых были женщины да старики, он выглядел настоящей горой.

– Здрава будь, Мать Йогиня Золотая Ножка! – сказал он низким спокойным голосом.

– И тебе, Кий Лучезарович, доброго здравия, и всем родичам твоим, – приветствовала в ответ Йогиня. – Но весть недобрую я в ваше родовое село принесла.

Она бросила взгляд на Лелю, которая всё ещё обнимала свою мать:

– Молви, дитя.

– На нас напали чужаки, – заговорила Леля, – с трезубцами. Селение сожгли… многих убили. Ладомиру схватили, а я убежала…

Леля снова заплакала, а Краса по-матерински нежно прижала её к груди.

– За ней гнались двое ратников Антлани, когда я её подобрала на поляне в лесу,– подтвердила Золотая Ножка.

Богиня приблизилась к Леле и погладила её по растрепавшимся волосам. Девочка мгновенно заснула, уронив голову на плечо матери. Краса благодарно поклонилась Йогине.

– Благодарю тебя, Золотая Ножка, за помощь и защиту. Век помнить буду доброту твою!

– С ней всё будет хорошо, – сказала богиня. – Натерпелась она много.

Подошедший охотничий селения Гордей Силыч поднял Лелю на руки и в сопровождении матери отнес домой.

Недобрая весть встревожила селян. Однако никто не запаниковал.

– Невовремя это,– сказал кто-то.– Мирослав с дружиной в походе.

– Что делать-то?

Бородатое лицо кузнеца помрачнело. Кий молча повернулся и зашагал обратно к кузнице, на ходу снимая фартук. Накануне его жена Злата вместе со старшей дочерью Любавой ушла гостить в соседнее поселение к сестре Олесе. Теперь поселения нет, а что с его родными – никто не ведает. Но надежда всегда остаётся, пока жив человек. Ну а если случилось самое страшное, то отпускать ворогов безнаказанными никак нельзя! Не по кону!

– За старшего останешься, – сказал Кий сыну Владу, стоявшему за мехами, повесил фартук и стал надевать на свой мощный торс серую просторную рубаху. Влад бросил меха и с вызовом поглядел на отца.

– Я с тобой хочу!

Кий положил свою большую десницу на плечо сына и заглянул в его глаза.

– Знаю. Но сделай, как я говорю. Сам посуди: кто, кроме тебя, за младшими присмотрит, покуда не вернусь? Славка мала ещё, чтобы её одну оставлять, всего семь лет от роду. А ты – в самый раз. Да и тётке Красе мужская помощь твоя понадобиться может. Помнишь ведь, нет более взрослых мужей в доме. Верно говорю?

Влад вздохнул и кивнул.

– Верно.

– Добро, – улыбнулся Кий. – А теперь, сынок, подсоби.

Влад стал затягивать ремни прочного кожаного доспеха, надетого отцом поверх рубахи и прикрывающего ему грудь и спину.

За этим облачением их застал главный охотничий поселения – Гордей Силыч. В отличие от Кия, он был значительно моложе и не отличался могучим телосложением. Зато не было ему равных в стрельбе из лука да самострела, а мечом он владел не хуже любого витязя. Семьи он пока не имел, но уже присматривался к местным девицам на выданье.

– Куда пойдёшь? – спросил он кузнеца.

Кий бросил на охотника взгляд.

– К волхву, а там видно будет.

– Я с тобой, – сказал Гордей.

Кузнец сунул за голенище сапога нож, взял кувалду и выпрямился. Ответом охотнику был молчаливый кивок головой. Из-за плеча Гордея, на котором висел лук, Кий увидел приближающуюся к кузнице свою младшую сестрицу Красу. Молодая женщина несла завёрнутый в белый рушник каравай. Гордей обернулся и тоже увидел её.

– К Ведагору ?

– К нему самому, – ответила она.

Раздался звук челнока Йогини, и через мгновение тот опустился рядом с кузницей, зависнув на аршин от земли. Изумрудные глаза богини одарили всех тёплым благословением.

– Передайте мой поклон Ведагору, – попросила Золотая Ножка.– Полагаю, он уже ведает о случившемся. А я слетаю на Ирий, оповещу Великих волхвов и вернусь.

– Добро, – ответил Кий, взвалил кувалду на плечо и зашагал по тропе к лесу, не оборачиваясь.

Челнок Йогини взмыл вверх и через мгновение скрылся в небесах.

Гордей, поправив на плече лук и сумку со стрелами, направился следом за кузнецом, а за ним, едва поспевая и придерживая подол, устремилась Краса, напоследок оглянувшись на селение вдоль реки.

– Даждьбог нам в помощь, – прошептала она.

Ведагор жил обособленно, недалеко от Святилища Родных Богов. Никто не ведал, сколько ему Кругов жизни, но говорили, что он жил ещё с тех времён, когда между Великой Державой и Морской Империей были мир и полное согласие. Молвили также, что он три лета был в столице Империи посланником самого Асгарда, а потому лучше него уклад и обычаи имперцев никто в Беловодье не ведал.

А ещё нынче жил Ведагор не один. Недалече поселился прошлым летом витязь Волх Всеволодович. Ну как поселился – занял дупло в старом дубе. Жители селения видели его несколько раз – крепкий, загорелый, русоволосый да рыжебородый, и весь в старых шрамах. Двигался он тихо, словно зверь в чаще, а из одежды носил грубые порты, кожаные бродни да волчью шкуру-накидку через плечо. Волх помогал Ведагору следить за Святилищем и время от времени приносил в селение разную добычу, хотя сам людей сторонился и всё время молчал. Старожилы молвили, что это – неспроста.

Обо всём этом вспомнила Краса, пока шла за Кием и Гордеем по лесной тропе. И чем далее путники заходили в лес, тем он становился всё более древним. Это были уже не молодые низкорослые многочисленные сосенки и берёзки, что росли вдоль реки. У тропы стояли настоящие многовековые великаны – кедры, ели и редкие дубы.

Где-то наверху раздался крик ворона, и Краса непроизвольно подняла голову.В тот же миг перед ней возник Волх, словно ниоткуда. Она вскрикнула от неожиданности, на что Кий и Гордей моментально обернулись, готовые немедленно прийти на помощь, но лесной воин приветствовал женщину традиционным поклоном от сердца, и Краса, соблюдая традицию, поклонилась в ответ и промолвила:

– Гой еси, Волх Всеволодович! Ведаю, что ты обет молчания соблюдаешь, и в том никакого препятствия ни я, ни спутники мои тебе чинить не будем. Прошу лишь тебя проводить нас к волхву Ведагору. Слово его да благословение нам требуются.

Волх спокойно и без каких-либо признаков эмоций на лице выслушал женщину, согласно кивнул, оглянулся на кузнеца с охотником и жестом пригласил следовать за ним. Вскоре они вышли к Святилищу.

Несмотря на свой возраст, Ведагор не выглядел старым. У него была прямая осанка и крепкие широкие плечи, а на лице почти не было морщин. Ясные серые глаза под густыми седыми бровями светились глубокой мудростью и, казалось, видели сквозь время. Длинные и немного вьющиеся, ослепительной седой белизны волосы были рассыпаны по плечам и перехвачены на голове берестяным очельем. Седая борода доходила до пояса, обхватывающего фигуру волхва в белой до самой земли рубахе с обережными узорами.

Когда Кий, Гордей и Краса вышли на небольшую поляну, Ведагор стоял лицом к Святилищу Триглава со своим посохом в руке, а на плече у него сидел старый ворон. Перед чуром Триглава горел большой костёр. Костёр поменьше уютно трещал рядом с жилищем. Этот очаг окружали несколько пней, а на огне что-то готовилось в котелке.

– Ведаю, для чего сюда путь проделали, – не дожидаясь приветствия и не оборачиваясь, проговорил старец. Он медленно повернулся к путникам и жестом свободной руки пригласил их присесть к очагу. Гости повиновались, а Ведагор, приблизившись, сел на самый высокий пень. Ворон на его плече распахнул крылья и взлетел на толстый сук кедра над жилищем. Старец, словно не заметив этого, развязал на поясе один из мешочков и бросил щепотку его содержимого в котелок. Полупрозрачные клубы дыма всех оттенков радуги взметнулись из котелка и заполнили собою пространство, постепенно окутывая людей. Кий и остальные, словно наяву, вдруг увидели картины недавнего прошлого – это были сражения на суше, на море и в небесах, огненные смерчи, пожары, наводнения и снежные пустоши…

– В самом конце войны Державы нашей с Морской Империей, – молвил Ведагор, – сразу после Огненного Урагана и Великих Пожаров, отправили они в Беловодье свой летучий броненосный челнок с армией ратников. В то время по воле Богов обрушились осколки Фаты на Антлань и сгинула Империя в пучине морской, а челнок имперский упал в Репейских горах.

Дым рассеялся и живые картины прошлого рассеялись вместе с ним. Ведагор обвёл слушателей своим ясным взором.

– Тридцать три лета продолжались холода после Пожаров и Великих Вод. – продолжил он. – Выжившие перезимовали в пещерах Репейских гор и теперь вышли на равнины Беловодья. Не с миром вышли – Мрачная Сила им подмогой стала. Уже три поселения разорили, мужей-русов убивают, а жён да девиц угоняют в полон.

Ведагор умолк. Кий и Гордей переглянулись.

– Значит, в полон угоняют… – Кий поднялся и поклонился волхву. – Благодарю, отче.

– Никак, перехватить хочешь? – задал вопрос Ведагор.

– Хочу, – кивнул кузнец.

Ведагор одобрительно покачал головой.

– Ну, и один в поле воин, коли ладно скроен.

– А он не один, – вышел вперёд Гордей. – Я с ним.

Волх, до этого момента сидевший в стороне, приблизился к очагу, бросил короткий взгляд на Красу и показал, что тоже пойдёт вместе с кузнецом и охотником.

– Добро, – кивнул Ведагор, – чем могу, подсоблю.

– Матушка Йогиня в наших краях, – подала голос Краса, – велела кланяться.

Ведагор впервые улыбнулся, насколько это было заметно через его седые усы и бороду.

– Видал я её челнок утром издалека, – промолвил он, – если доведётся её ещё раз встретить, передайте ей, что время пришло. Она поймёт.

– Добро, – ответил Кий.

– Ступайте, и Триглав вам в помощь.

Мужи поклонились Ведагору и ушли обратно в лес, а Краса, проводив их взглядом, пошла к Святилищу.

Ведагор поднялся с пня и неторопливо направился по небольшой тропинке к полноводному ручью, который протекал за его жилищем.

Остановившись перед кумиром Триглава, Краса развернула каравай-требу и бережно положила его на расправленный на траве рушник. Потом выпрямилась и воздела руки к небесам.

– Пращуры наши! Род наш, батюшка, Единый и многопроявный, оборони и защити! – возвала она. – Все мы будем на Небесной Тверди, каждый в своё время. Но ныне, Свароже, спаси внуков своих!

Краса подняла каравай-требу и, осторожно приблизившись к костру, положила его в огонь.

Тем временем Ведагор дошёл до берега ручья и спустился прямо к воде. Кисти плакучих ив свисали так низко, что почти касались водной поверхности. Ворон, до этого сидевший на суку, снова слетел и сел волхву на плечо. Старец некоторое время смотрел на течение, после чего перевернул посох, верхним концом опустил его воду и стал выводить одному ему ведомые знаки и символы, которые с лёгким журчанием уносились вниз по течению…

Краса свернула рушник и, не дожидаясь возвращения Ведагора, направилась по тропинке обратно в селение. Дым окутал кумиров Триглава и поплыл далее вверх…

Глава 3. Время пришло

Волх, шедший впереди поднял руку, и кузнец с охотником остановились. Они смотрели на остывшие останки сгоревшего поселения. Лесной воин повернулся к спутникам и показал, что пойдёт на пепелище один. Его повадки и движения со стороны всё более напоминали звериные, но сейчас это и было нужно, ведь необходимо было знать, в каком направлении и как давно увели пленниц.

Волх осторожно двинулся дальше, а Кий и Гордей остались стоять у ельника. Следопыт внимательно глядел себе под ноги, делая каждый шаг осторожным, нюхал воздух, словно волк или пёс, но сам при этом не издавал ни звука.

Неожиданно он увидел что-то, сделал бесшумный прыжок в сторону и припал к почерневшей от гари земле. Потом выпрямился и также быстро, скачками оказался в другом месте, где проделал те же действия.

Его движения были настолько точными, что казалось, двигается не человек, а оборотень. Хищник брал след, и брал его с отточенным мастерством.

Наконец он выпрямился, обвёл в последний раз зорким взглядом всё пепелище и в несколько прыжков вернулся к охотнику и кузнецу, терпеливо ожидающим его на том же месте, где он их оставил.

Волх протянул Кию руку и положил в его широкую длань две бусины. Кузнец узнал их – это были украшения его жены, которые он когда-то подарил ей.

– Злата… – проговорил он и поднял глаза на Волха. Лесной воин кивнул, указал на бусины, а потом направление на заход солнца.

– Их туда повели? – уточнил Гордей.

Волх снова кивнул, потом подобрал цветок из оброненного букета Лели, указал на тропу, а потом в противоположную сторону.

– А Ладомиру нашу увели туда, – понял его Кий. Потом, вспомнив, что находится в том направлении, вслух переспросил. – Получается, к Топям?

Волх кивнул, потом жестом позвал охотника и кузнеца на пепелище и показал среди углей открытый погреб, из которого шёл след ног, обутых в поршни.

– Здесь был дом Ратибора, – сказал Кий, – выходит, уцелел кто-то.

Гордей внимательно прошёл вдоль следа в указанном Волхом направлении и подтвердил.

– Ты прав. Это – Мечеслав, сын Ратибора. Я его помню, бойкий такой. И он за ними тоже к Топям пошёл.

Кий и Волх приблизились к нему. На земле были отчётливо видны одинаковые отпечатки подошв от нескольких сапог, женские следы босых ног и пересекающий их детский след поршней.

– А они не очень заботились о заметании следов, – заметил Гордей.

– Значит, уверены, что погони не будет, – ответил кузнец.

В этот момент раздался звук подлетающего воздушного челнока Йогини и вскоре её вращающееся "блюдце" опустилось к пепелищу и зависло на небольшой высоте, продолжая медленно вращаться.

– Великие волхвы уже ведают о произошедшем, – сообщила богиня, не снимая длани с площадки управления. – Стражи Асгарда выдвинулись и будут здесь через два дня.

– За два дня они наших жён да девиц уже из Беловодья угонят, – проговорил Кий и кивнул на блюдце Йогини. – А если у них и воздушные челноки имеются, то и далее в Репейские горы.

– Сами перехватим, Матушка, – подтвердил Гордей, – не так их и много, судя по следам, сладим. Есть только одна неурядица.

– Какая? – спросила богиня.

– Княжну Ладомиру к Топям увели,– ответил охотник, – отдельно от остальных. Следы говорят, что Мечеслав Ратиборович выжил в ночной сече и туда же отправился. Видимо, выследить. Но для ратных подвигов мал он ещё – тринадцать лет от роду, насколько мне ведомо.

Йогиня спрыгнула на землю и подошла к месту, где были видны следы.

– Ну, коли выжить сумел да ещё в погоню отправился, то как в народе сказывают, – мал да удал! – она опустилась на колени и вытянула над поверхностью земли свои ладони, читая её, словно летопись…

Йогиня, как ведающая мать, обладала множеством умений, одним из которых была способность заглянуть сквозь время, что требовало определённых усилий и тишины.

Поэтому мужи, зная об этом, наблюдали за её действиями молча.

Это длилось недолго. В какой-то момент богиня вздрогнула, резко выпрямилась, да так, что отлетела назад и непременно бы упала, если бы её не поймал стоявший позади Кий.

– Ты что, матушка?! – воскликнул подскочивший Гордей. – Что изведала?

Йогиня открыла глаза и обвела всех троих своим изумрудно-зелёным взглядом.

– Не надобно к Топям идти, – проговорила она, – он должен сам с этим делом сладить.

Гордей и Волх недоверчиво переглянулись. Йогиня окончательно пришла в себя и благодарно кивнула кузнецу, вставая на ноги.

– Правду говорю, – продолжила она. – Это – начало его собственного пути. Мы только навредим, если вмешаемся. К тому же…

Йогиня замолчала на полуслове, будто что-то вспомнила или почуяла, а потом вдруг стала быстро осматриваться по сторонам, пока её взгляд не упал на противоположный берег реки, крутой откос которого был хорошо виден с пепелища.

Кий и его спутники увидели, как по самой кромке оврага верхом на вороном коне ехал всадник. Даже с такого расстояния кузнец заметил его стать и могучесть. Чёрная грива коня, красный плащ на плечах всадника красиво развевались от встречного ветра, и казалось, что он не скакал, а летел, словно быстрая грозовая туча…

Кий ненадолго задумался, почему ему пришло в голову сравнение именно с грозой, но тут Йогиня снова заговорила.

– … Подмога ему будет великая. – закончила она начатую фразу, когда всадник скрылся за прибрежными деревьями, и кузнец успел заметить, как просияло лицо Золотой Ножки.

– … А нам жён да девиц из полона вызволять надобно, – напомнила богиня, – так что

мой челнок в помощь, всё ж скорее будет, чем пешими продвигаться. Чувствую, недалече они. Да и я пригожусь.

Кий поклонился Золотой Ножке.

– Благодарствуем, Мать Йогиня, за дар такой. Твоя правда.

Летающее блюдце Йогини могло вместить четырёх взрослых человек, правда, лететь при такой нагрузке челнок мог на небольшой высоте и не очень быстро. После того, как все удобно разместились внутри, летающее блюдце взлетело в воздух и поплыло над деревьями в сторону захода солнца.

Кий мыслями вернулся было к всаднику, но спасение родных быстро вытеснило все остальные думы. Кузнец решил, что позже выведает о нём у Йогини, ведь неспроста же она так просияла, увидев его.

– Матушка, Ведагор просил тебе послание передать, – заговорил охотник Гордей, склонившись к Йогине и немного заслоняясь рукой от её развевающихся от встречного ветра густых волос, – мол, время пришло.

Богиня резко посмотрела на охотника и зелёные глаза её сверкнули. Она задумчиво перевела взгляд снова на проплывающие под челноком верхушки деревьев и кивнула головой своим мыслям.

– И что это значит? – уже Кий задал вопрос.

– А то и значит, – ответила Йогиня, – теперь ясно, для чего княжну вашу к Топям увели. Там Врата Междумирья в Тридевятый Мир. И их кто-то открыл…

Глава 4. Танец Змей

Когда-то на границе Беловодья было огромное озеро, последняя память о древнем море-океане, о котором упоминалось в многочисленных сказах предков. На озере было несколько островов. На самом большом из них стояли Храм Марены и Врата Междумирья. К острову насыпали дорогу от ближайшего стольного града, который раскинулся по озёрным берегам.

После Большой Войны, Великих Пожаров, Наводнений и Холодов град и Храм лежали в руинах, а озеро превратилось в бескрайние Топи, кишащие разными тварями, уродившимися в их гиблых, отравленных войной водах. И пробраться через Топи можно было лишь по немногочисленным тропам, известным разве что местным охотникам да собирателям.

А вот Врата Междумирья уцелели. Конечно, им тоже досталось: обугленные и почерневшие, со сколотыми углами и едва видными росписями на стенах, они возвышались среди обломков старого Храма молчаливым напоминанием о величии ушедшей эпохи.

Высокий широкоплечий человек в чёрно-красном хитоне Верховного жреца Антлани, почти полностью скрывающем его фигуру, молча смотрел на Врата, скрестив руки на груди. Он стоял на уцелевшем каменном всходе разрушенного Храма в тени одной из уцелевших опор и размышлял. Как и у всех жрецов культа Змея, его голова была начисто выбрита, а очелье, украшенное драгоценными камнями, было показателем его высокого положения.

Атмир был последним Верховным жрецом, и открытие Врат стоило ему неимоверных усилий. Понадобились все его знания, полученные когда-то в путешествиях по землям Морской Империи, прежде чем он сумел прочесть печать и запустить Ключ. Но он это сделал, и сделал достаточно быстро. Из Врат мерцал неземной свет и тонкой струйкой дыма растворялся в пространстве. Теперь оставалось только ждать.

Атмир услышал шум лёгких шагов позади и заметил, как к нему приближается Тирия – одна из двух жриц, которые готовились в развалинах Храма к необходимому обряду. Прямые чёрные волосы до плеч и накрашенные в раскосом стиле глаза придавали её лицу некую излишнюю, островатую утончённость. Её стройное смуглое тело, украшенное змеиными татуировками, было прикрыто полупрозрачной шёлковой туникой, а на талии сверкал золотой поясок, также в виде змейки. На запястьях и на лодыжках босых ног были украшения в виде змей. В руках жрица несла большую золотую чашу.

– Для обряда всё готово, мой господин, – сообщила она и поставила чашу на заранее приготовленный постамент. – Теперь нужна жертвенная кровь.

– Уже скоро, – отозвался Атмир. – Завтра Кафавр приведёт пленницу и Отец Ужаса удовлетворит свою жажду.

Так же тихо подошла вторая жрица, Селина. Она как две капли воды была похожа на Тирию, носила такой же наряд и так же держала в руках сосуд, но только это был кубок, наполненный красным вином.

– Вы выглядите уставшим, мой господин, вот выпейте, – она протянула кубок Верховному жрецу. – Я приготовила сама по старинному рецепту жрецов нашего Храма. Известно, что этот напиток пьют сами боги и потому живут вечно.

Селина услужливо улыбнулась и встала рядом с Тирией. Атмир взял кубок и на некоторое время залюбовался рубиновым оттенком его содержимого.

– Вечно никто не живёт, – возразил он и сделал небольшой глоток, – даже боги. Но вы правы. Сегодняшний день надо отметить и кубком вина, и красивым зрелищем.

Атмир улыбнулся одними губами, и, поскрипывая сандалиями, опустился на ступени.

Жрицы сбросили с себя туники, оставшись только в украшениях. Тирия взяла жертвенную чашу и стала задавать ритм, а Селина, спустившись по ступенькам вниз, на каменную площадку перед Вратами, начала танцевать.

Это был один из ритуальных танцев, во время которых храмовницы вводили себя и зрителей в гипнотическое состояние для совершения последующего обряда. Это был танец Змеи перед жертвоприношением. Казалось, что это татуированные змеёныши на обнажённом теле жрицы совершают движения и, подчиняя себе волю танцовщицы, управляют её пластичным извивающимся телом.

Тирия спустилась на площадку к танцующей Селине и стала кружить вокруг неё, продолжая отбивать ритм на чаше.

Атмир завороженно смотрел на действо, словно уже сам был погружён в транс. Змеёныши на телах блестели и извивались, соединялись в многоголовых чудищ и снова рассыпались на мелких отдельных тварей, чтобы через несколько мгновений круг повторился…

Верховный жрец поставил пустой кубок на край ступеней, и в тот же миг обессиленные дрожащие тела танцовщиц опустились на каменную плиту. Змей, в конце концов, отпустил их.

Атмир размеренно прошёл мимо жриц и приблизился к Вратам, откуда синей дымящейся струйкой сочилось свечение.

– Эти русы продолжают верить в то, что миром правит любовь, – проговорил он больше сам себе, нежели кому-либо, и усмехнулся. – Что ж, в этом их слабость.

Атмир отошёл от Врат и посмотрел вдаль, в сторону Репейских гор.

– Когда Беловодье окутают страх и ужас, они поймут, как ошибались! И тогда наследники Морской Империи достойно отомстят за её гибель.

Глава 5. Песнь Соловья

Приближался вечер. На дорожной развилке у старого дуба на большом пне сидел невысокий, щуплого вида человек и пробовал что-то играть на маленьких гуслях, которые лежали у него на коленях. Одёжа на нём была самая простая и залатанная во многих местах, особенно порты, которые, казалось, вообще были сшиты из заплаток. Щипая пальцами струны, он прислушивался к их звучанию, что-то напевая себе под нос, а иногда подтоптывая в такт ногами в кожаных поршнях. Его пышная шевелюра с проседью была перехвачена вокруг головы ремешком из змеиной кожи, но вместе с бородой давала такой объём, что со стороны голова выглядела намного больше своих настоящих размеров.

Гусли слушались его рук, по всему было видать, что играть он умеет, хотя и не так мастерски, как ему хотелось бы. Недаром в былые времена его звали Баян, а гусли были неотъемлемой частью его жизни. А потом… Потом было изгнание из родных мест за лихие дела да за жизнь неправедную. Ушёл он в земли изгоев, а те вскоре выбрали его своим вожаком, и дали ему новое прозвище – Соловей. И всё, что у него осталось от былой жизни – это старенькие надтреснутые гусельки, которые, как нападёт тоска, как сейчас, он доставал из сумы и играл одному ему известные мелодии собственного сочинительства.

В этот момент смотрящий по прозвищу Коршун, сидевший на дубе, свистнул главному. Соловей отложил гусли и обернулся к нему.

– Летит кто-то! – крикнул Коршун и указал куда-то наверх.

Соловей поднялся с пня и посмотрел в указанном направлении, где над соснами был ясно виден приближающийся летучий челнок – вращающееся открытое "блюдце" с людьми на борту. Челнок летел неравномерно, пару раз он зависал и даже опускался за деревья, но потом вновь взлетал и двигался дальше, приближаясь к развилке у дуба.

Соловей жестом приказал быть всем наготове – вот уже месяц развилка была их самым удачным местом для засады. Четверо его подельников были такими же изгоями, как и он сам, терять им было нечего, а потому разбойный промысел стал для них основным, затмив со временем все остальные.

Коршун спрыгнул с дуба и быстро спрятался в заранее изготовленном схроне в кустах. Остальные трое уже ждали в засаде. Зная об этом, Соловей неторопливо подошёл к стволу дуба, в котором зияло большое дупло, просунул в него руку и вытащил своё главное оружие, именуемое в народе "свист". Во время войны ими были снабжены все воздушные челноки Морской Империи.

"Свист" имел три уровня воздействия – шумовой, вихревой и сумасводящий. При воздействии последнего те, против кого оно применялось, сходили с ума, теряли человеческий облик, страдали от видений, бились в припадках, начинали убивать друг друга и делать ещё много ужасного, чего никогда не было бы в здравом уме и твёрдой памяти. Это было страшное оружие всеобщего поражения, поэтому после окончания войны и победы над Империей стражи Асгарда по наставлению Великих волхвов уничтожали "свисты" повсюду, где их находили – и в Беловодье, и за его пределами.

Каким бы изгоем Соловей ни был, но калечить и убивать людей было не в его правилах, а потому его "свист" переключался только с шума на вихрь. Обычно этого хватало, чтобы напугать и обездвижить очередного путника или даже нескольких, обчистить их поклажу, а после отпустить восвояси.

Правда, часто были и исключения, когда приходилось применять силу. Вот тут уже и вступали в дело его подельники – Рыс, Коршун, Шатун да Колода. Это были старые лиходеи, не брезгующие даже и душегубством. Дай им волю – покалечат, а то и вовсе убьют, не моргнув глазом! Одно слово – изгои.

Соловей взял "свист" за рукоятку, повернул ключ и направил на приближающийся челнок…

Йогиня осторожно держала длань на площадке управления, слушая кузнеца, а тот внимательно следил за бегущими внизу между деревьями Волхом и Гордеем.

Волх передвигался, как умел только он один, по-звериному, читая следы во всём, что ему попадалось – в примятой траве, в сдвинутом камешке, обломанной веточке поросли. Молодой охотник не отставал, прикрывая ему спину и время от времени окидывая зорким глазом пространство в доступном обзоре. Чутье подсказывало ему держать лук с вложенной в тетиву стрелой наготове.

Йогиня почувствовала угрозу раньше, чем осознала, и успела бросить быстрый взгляд в сторону дорожной развилки, показавшейся за деревьями, где у старого дуба стояла маленькая с высоты фигурка человека, держащего что-то в руках…

Богиня движением длани успела развернуть челнок-блюдце и удар ураганного вихря пришёлся в борт, опрокидывая его в вираж! От всепоглощающего свиста, казалось, лопнет голова! Гордей упал на землю, зажимая уши руками, увидев краем глаза, как челнок Золотой Ножки падает куда-то за деревья…

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Стараясь не делать лишних движений, охотник поискал глазами Волха, но нигде не увидел его – лесной воин куда-то пропал. Зато Гордей увидал виновника всего произошедшего – у старого дуба со "свистом" в руках стоял невысокий волосатый изгой, известный под прозвищем "Соловей". Тот как раз цыкнул языком, и по этому сигналу его четверо подельников появились из укрытий и короткими перебежками рассыпались каждый в своём направлении. Двое побежали к месту падения челнока, а остальные два направились в сторону охотника. Не поднимаясь с земли, Гордей быстро пустил стрелу из лука, и та, разрезав воздух, сразила Коршуна в бок на полпути к опрокинутому челноку-блюдцу Йогини.

На его крик обернулся Колода, который был ближе всех к укрытию Гордея, и это стало его роковой ошибкой – молодой охотник перекатился через плечо из-за дерева, на ходу натягивая заряженный лук. Звякнула тетива – удар впившейся в грудь стрелы отбросил Колоду на дорожную пыль!

Гордей перекатился дальше за соседнее дерево, в ствол которого тут же с глухим треском воткнулся боевой топор, брошенный огромным, как медведь, лиходеем по прозвищу Шатун.

– Это ты, Гордеюшка? – узнал охотника Соловей. – Давно не встречались. Ну что, поквитаемся за былое?

Пригнувшийся возле неподвижного Коршуна Рыс увидел, как Соловей подал ему знак, и метнулся напрямик через кусты с явным намерением напасть на Гордея с тыла!

Вот тут-то и возник Волх, обрушившийся на Рыса, как зверь из засады, и одним мощным прыжком сбил его с ног. Лиходей ещё не коснулся земли от его удара, а воин леса уже метнул один из двух своих ножей в Шатуна, пронзив его темя, когда тот вытаскивал топор из ствола. Огромный изгой рухнул во весь рост на землю, подняв тучу дорожной пыли. Рыс пружинисто вскочил и атаковал с азартом хищника, почуявшего кровь – противники закружились в вихре ножевых бросков, ударов, взмахов, уходов и перехватов под молниеносные чиркающие искрами лязги клинков!

Схватка закончилась так же быстро, как и началась – Волх воткнул нож в макушку головы лиходея и швырнул тело в ельник. Его взгляд встретился со взглядом Гордея, и оба воина поняли друг друга без слов. Молча, с неотвратимой решимостью они вышли из леса прямо на развилку и остановились перед дубом, где их ждал Соловей, держа в руках всё тот же "свист". Гордей положил стрелу на лук и прицелился, чем вызвал у Соловья насмешливую улыбку.

– Где ж вам вдвоём со мной совладать! – усмехнулся он, поднимая в руках своё грозное оружие, готовый его применить снова.

Волх лишь недобро прищурился, а Гордей, помедлив, вдруг опустил лук и неожиданно грустно улыбнулся.

– Ты прав, вдвоём – никак, – кивнул он, и Соловей слишком поздно понял подвох.

– Потому нас трое, – услышал он совсем близко за своей спиной низкий голос кузнеца Кия.

Удар кувалдоподобного кулака распластал Соловья на земле, напрочь выбив из него сознание и всякие чувства.

Йогиня, мягко шурша платьем, вышла из-за дуба и остановилась рядом с кузнецом.

– Ох, ну и тяжёлая же у тебя рука, Кий Лучезарович! Ты дух из него ненароком не вышиб?

Кузнец, не поворачиваясь, медленно помотал головой.

– Да нет. Оклемается. Ну а если бы и вышиб, так заслужил. Сам-то, небось, нас чуть в Навь не отправил.

– Твоя правда, – кивнула Золотая Ножка. – Ладно хоть я его увидеть успела да отвернуть вовремя.

Гордей подошёл и подобрал с земли оружие Соловья.

– Вот оно как, значит. Похлеще иной палицы будет. С перуновой, конечно, не сравнить, но всё же… – он посмотрел на распластанное на траве тело. – А ведь был первый в нашем родовом селении баян. А потом в леса подался, к лихим людям.

– Отчего подался-то? – спросила Йогиня. – Морок на него навели, что ли?

– Да дело известное, – ответил ей Кий и удручённо покачал головой, – счастья в любви не изведал, вот и подался на кривой путь.

Тут приблизился Волх, до этого внимательно осматривающий дорогу, и жестами показал, что полон увели дальше, после чего указал на лежащего Соловья.

Кий прислонил кувалду к стволу дуба, шагнул к распластанному лиходею и поднял его за рубаху, словно тот был тряпичной куклой. Далее последовала хорошая встряска, и Соловей пришёл в себя.

– А ну, сказывай как на духу, – заговорил кузнец тоном, не терпящим возражений, – когда здесь чужаки с полоном проходили?

Соловей висел в могучих руках и озирался мутными глазами. Кий поставил его на землю и повторил вопрос. Соловей выдохнул, пошатнулся и плюхнулся на пень, несколько раз тряхнув своими густыми космами.

– Прошлой ночью, – наконец выдавил он из себя. – Они недалече привалом встали. Жён да девиц в полоне вели.

Йогиня вытянула свою длань к бородатому лицу Соловья.

– Правду говорит, – подтвердила она.

– А куда потом они ушли, ведаешь? – спросил Гордей.

– А тут один путь – к Железной горе, – ответил Соловей и осторожно приложил руку к ушибу. Было видно, что его мучает головная боль и от этого ему трудно не то что говорить, но и даже думать.

Йогиня вздохнула, подошла к нему и подняла свои ладони к его голове.

– Обожди, сейчас легче станет… – успокоила она.

И правда, вскоре его мутный взгляд прояснился и стало ясно, что боль отходит.

– Всё же тяжёлая у тебя рука, Кий Лучезарович, – заметила Йогиня и добавила. – До Железной горы один день пути. Жаль, челнок мой теперь разбит…

Кузнец подобрал кувалду и положил её на плечо.

– Челнок – дело нехитрое, матушка, сварганю я его тебе, как новый будет. Только когда возвращаться будем. А нынче до Железной горы поспеть надобно.

Волх утвердительно кивнул, а охотник Гордей указал на Соловья.

– А с ним что делать будем? – задал он вопрос.

– А возьмите меня с собой, – вдруг попросил Соловей, вставая со своего пня. – Авось, пригожусь. Да я и короткую дорогу могу показать до Железной горы.

Гордей подошёл к нему вплотную и заглянул прямо в глаза.

– Как тебе верить? Ты же кривдой жил и живёшь! А как снова обманешь да заведёшь опять в засаду какую?

Соловей не выдержал его взгляда и снова опустился на пенёк. Всё правильно! Изгоям веры нет. Потому и живут они, изгнанные, окутанные Мороком, вдали от честных да праведных, словно звери лютые, и всё более озлобляются на свою Долю, людей и весь Белый Свет.

На Соловья снова накатила тоска, и он по привычке стал искать суму со своими гусельками, но её нигде не было.

– Обожди-ка, Гордей, – вдруг спокойно проговорил Кий, подходя ближе. – На обман ему идти сейчас проку нет, Мать Йогиня его как летопись читает.

Кузнец медленно устремил взгляд на Соловья.

– Так что ты там про короткий путь-то сказывал? – задал он ему вопрос, и бывший лиходей понял, что этот могучий, напоминающий самого Сварога, человек даёт ему совсем маленький шанс, упускать который он уже просто не может. И не хочет!

– Есть такой, правда, как на духу! – вскочил Соловей. – Покажу и проведу!

Кий посмотрел на него сверху вниз, и его взгляд впервые утратил суровость. Кузнец вдруг протянул Соловью его потерянную суму с драгоценными старыми гуслями, которые тот принял, словно величайший дар. Руки его дрожали.

– Хоть и не по правде ты жить стал, Баян, а жалеют тебя люди. Мол, молодой был, неразумный. Нет-нет, да и добром вспомнят, – Кий положил свою тяжёлую руку на плечо Соловья и посмотрел в его глаза. – Так возьми и докажи. Поможешь наших из полона вызволить, замолвим мы пред родичами за тебя словечко, а дальше от тебя всё зависит.