Ань-Гаррен: Ледяная королева

Глава 1 История о принцессах Облентии

Десять долгих лет ми̐нуло с той судьбоносной встречи. Тогда Лодарин был всего лишь принцем, единственным наследником Облентии – величественного государства, чьи древние корни уходили вглубь само́й истории. Узкой полосой, омываемой морем, раскинулась его земля – от знойных песков пустыни до западных рубежей, где пестрел калейдоскоп мелких царств.

Его Горденция. Прекрасная, словно самый яркий, неугасимый огонь. В ней бурлила гремучая смесь кровей: свободолюбивых пустынников и загадочных островитян. Эта взрывная смесь вскружила голову юному Лодарину. Смуглая кожа, отливающая золотом в лучах солнца, огненно-рыжие, почти алые волосы и глаза цвета весеннего неба – божественное сочетание, пленившее его сердце навсегда.

Он бы взял её в жёны, не задумываясь, но отец воспротивился. Его вынудили выдать Горденцию замуж за друга, верного соратника. Когда стало известно об её беременности, Лодарин испытал мимолётное счастье – ровно до момента двойного торжества: свадьбы и коронации. В тот день, повинуясь воле отца, он взял в жёны принцессу с далекого запада континента, со священного полуострова Бикайн. В тот день он взошел на трон. В тот день он потерял свою Горденцию. В тот день он стал отцом двух дочерей-близнецов. Рыжих, как их мать, и таких же голубоглазых.

Лодарин не сомневался в своем отцовстве. Он обеспечил дочерям всё необходимое, а после смерти друга официально усыновил их. Но смотреть на них не мог. Их глаза – точная копия глаз той, кто променяла его любовь на покой в руках Исчезнувшей богини, – причиняли ему невыносимую боль. Каждый раз ему казалось, что в груди у него торчит нож и медленно, мучительно проворачивается.

Девочек окружали заботливые няньки и мудрые учительницы, и, судя по отчетам, у них всё было хорошо. Но король избегал общения с дочерьми. А потом прибыли торговцы-пустынники, и внезапно разразилась страшная чума.

Сначала чума унесла его жену, что, впрочем, не могло всерьез опечалить короля – этот брак был исключительно формальным. Но потом заболели его крошки. И всё остальное потеряло смысл. Лекарства не существовало. Говорили, что единственное средство, способное избавить от этой страшной болезни, – обращение к древней магии.

На северо-восточной границе Облентии, будто зловещее напоминание о тщете человеческих усилий, возвышались руины недостроенного храма. Внутри его покоился огромный костёр. Он был там всегда, по легенде – топливо для него приносили какие-то мифические существа, которых никто толком не мог описать.

Если зажечь этот огонь, можно призвать ведьму. И силой Блуждающего бога она исполнит одно желание, но плата… О, дальше начинался бесконечный и леденящий душу перечень возможных жертв, которые могла потребовать ведьма и её таинственный покровитель. Забрать наследника? Похитить душу? Даровать девять лет жизни, после которых ты просто исчезнешь, будто тебя и не было? Каковы бы ни были последствия, король Лодарин чувствовал, что это его последний шанс спасти дочерей.

Прибыв на место, он действительно обнаружил костёр, угнездившийся в центре руин. Не теряя ни секунды, Лодарин поднес факел к сухим ветвям. И, вопреки своим сомнениям, увидел её – Чёрную ведьму. Дикую, прекрасную и бесстыдную. Её наряд будоражил кровь, но король мог думать лишь о своих девочках.

Окинув взглядом умирающих дочерей Лодарина, ведьма обещала исцелить их, если король Облентии возьмет ее в жёны. Он не колебался ни мгновения. А затем явился ОН. Блуждающий бог возник словно из ниоткуда. Его кожа источала призрачный серебряный свет, длинные волосы сплетались в колдовские узоры из чёрных и рыжих прядей. Один глаз, казалось, заглядывал в саму бездну и был ею, а второй – пылал адским огнем, проникая прямо в душу.

Лодарин, доселе сомневавшийся в реальности богов, вдруг уверовал всем сердцем – и в Блуждающего бога, и в его сестру, Исчезнувшую богиню, что спасла мир ценой собственной жизни и, по преданию, должна вернуться в самый тёмный час, чтобы вновь даровать надежду человечеству. Бог принял его дочерей. Ведьма же поклялась вернуть их здоровыми, как только на её голову возложат корону Облентии. И они отправились в обратный путь вдвоём.

Ведьма была красива, не молода, но безусловно прекрасна. Даже прекраснее того образа Исчезнувшей богини, который король видел в старинной книге о богах. Реликвия содержала портрет работы неизвестного, но несомненно гениального мастера. Там, на пожелтевшем от времени рисунке, богиня представала совсем иной – не такой, какой её изображали в храмах. Дикая. Волосы цвета свежей крови, а не рыжие, как рассветное солнце. Глаза – две полные луны, скорее демонические, чем божественные. И кожа – бледная, словно у мертвеца.

Король ожидал, что ведьма станет вытягивать из него сокровища, злоупотреблять властью, мучить его народ, или даже начнет массовые казни. Но казалось, ей было все равно. Она словно закуталась в паутину иллюзий, превратившись в обычную молодую женщину, сопровождающую его на приемах и воспитывающую его дочерей. Лишь в сумраке спальни он оставался один на один с осознанием того, что его королева – на самом деле ведьма.

Под впечатлением от увиденной божественной реальности, Лодарин ударился в религиозный фанатизм. Строил храмы по всей Облентии, щедро одаривал жрецов. Поклонение Блуждающему богу достигло небывалых высот.

Девочки росли, и общение с мачехой преображало их. Иногда Лодарин тайком наблюдал, как ведьма и его дочери гуляют по са́ду. И тогда сердце короля сжималось от боли, но теперь в ней появилась еще и благоговейная признательность.

Но все же была одна единственная ночь в году, когда ведьма приходила к нему в спальню. В такие моменты в ее глазах полыхало пламя преисподней, она властно укладывала его на постель, приковывая его взгляд к соблазнительному телу, и не отпускала, пока не утоляла свою нечестивую похоть, а потом исчезала в багровом мареве. А может, Лодарину это только казалось? Может, это был лишь болезненный бред, порожденный страхом и виной?

***

Девочки же росли, не чувствуя отцовской любви, но зато обрели настоящую мать. Мать, что бережно оберегала их от всех бед, потакала всем шалостям и обучала тайному мастерству магии, навсегда запрещенному в Облентии. Они осознали свою ведьмовскую природу, как и их мачеха, в пять лет.

Ведьма учила их забытому языку магии, шептала древние заклинания, учила, как лечить травами и исцелять себя. Как повелевать стихиями, как вызывать огонь одним лишь словом. Она раскрывала секреты человеческого тела, указывала на уязвимые точки, делилась знаниями, казалось бы, излишними для тихой, благополучной жизни. Но девочки учились с трепетным вниманием, охраняя секрет мачехи и просто наслаждаясь её обществом.

А еще мачеха рассказывала им о чудесных мирах, где магия была повсюду, где технологии превосходили самые смелые фантазии. О величественных домах, пронзающих небеса, о железных птицах, рассекающих воздух и морские глуби́ны, и о том, что все эти миры связаны, даже с их собственным.

Эти сказки рождали в душах девочек яркие, незабываемые чувства, совсем не похожие на те, что могли предложить сухие страницы светских книг. Король не подозревал о силе своих дочерей, но вскоре произошло событие, которое перевернуло всё с ног на голову.

В тринадцать лет девочки сбежали от стражников и отправились на прогулку по столице. Взявшись за руки, они бродили по незнакомым улочкам, и наткнулись на пятерых мужчин с недобрыми намерениями.

Зажатые в темном проулке между домами, они впервые в жизни ощутили леденящий страх. Одну из девушек схватил грязный, дурно пахнущий мужчина, приставив к шее ржавый, но всё еще острый нож. Второй, не менее отвратительный, уже рвал на ней платье, обнажая беззащитное тело на потеху липким взглядам.

Её сестра, скованная, с руками, заведенными за спину, смотрела на это с ужасом, ненавистью и омерзением. И вдруг бандиты начали оседать на пол, точно подкошенные. Неосознанно одна из девочек покорила своей воле ледяную стихию, сердца́ мужчин замерзли в мгновение ока. И когда стражники прибыли на место, от короля не укрылась проявившаяся способность дочери.

Лодарин, обуреваемый тревогой, принял решение изгнать ведьму-жену и Валдану, отравленную ею дочь, в дальние, забытые богом земли́ на северо-востоке. Он боялся, что их злоба и колдовство заразят душу его второй дочери. Впервые и в последний раз в жизни он заговорил с Валданой перед ее отправкой в отдаленное поместье, но казалось, что лёд, сковавший сердца бандитов, заморозил и её собственное сердце.

И король, терзаемый сомнениями, принялся воспитывать Марингиду, вкладывая в это всё своё усердие, всё свое религиозное рвение, надеясь оградить её душу от демонических козней. А она, казалось, с готовностью принимала все его наставления, словно была создана, чтобы оправдать его надежды.

Тем временем на западных границах, с мелкими, вечно враждующими государствами, начали назревать волнения. Целая лавина небольших происшествий, дерзких попыток прорыва границы. Ничего серьезного, но эти тревожные звоночки не давали Лодарину покоя. Его верный соратник, граф Дейстрен, чьи зе́мли постоянно подвергались набегам, настойчиво просил о помощи. И король все чаще стал посещать его замок, один из немногих, переживших бури Возрождения мира.

У графа был сын, воспитанный в строгом военном кодексе, истово верующий, сильный телом и духом. И Лодарина осенила мысль: женить сына графа на своей Марингиде. Он привез дочь в замок, представил молодому наследнику графа. И они, к его великой радости, даже приглянулись друг другу. Свадьба была назначена на последний день весны, прямо перед началом священного месяца.

Но за две недели до торжества Лодарин узнал о готовящемся вторжении воинственных соседей. Собрав армию, он повел ее в крепость графа. Неминуемое столкновение было решено встретить в открытом поле, на границе, чтобы малочисленная вражеская армия не успела разорить крестьянские хозяйства и сжечь поля́.

Рядом с графом Дейстреном, на своем верном скакуне, вышагивал его сын, будущий правитель Облентии. Лодарин ощущал к юноше почти отцовскую нежность. И сердце короля, обычно скованное долгом, на миг наполнилось светлой радостью.

Но его обманули. Армия врага оказалась не только многочисленнее, но и дикой, жестокой. Облентийцев ломали, крушили, уничтожали. Поле боя превратилось в кровавое месиво. И вдруг он увидел её. Свою дочь. С распущенными волосами, она стояла на телеге, которую влекли в самое пекло битвы, туда, где её будущий муж отчаянно сражался, точно раненый зверь.

Марингида что-то выкрикивала ему, отвлекла его внимание на долю секунды, и в этот миг по шее молодого наследника прошелся смертоносный меч врага. Крик, который издала девушка, был чудовищен, в нем не было ни одного человеческого звука. Король наблюдал, как медленно, начиная с глаз, густая и липкая тьма заполняет каждую частичку её тела. Как покрываются бархатной чернотой ее рыжие волосы и золотистая кожа, как превращается в черную, как сама ночь, статую тело ее жениха, как чернота́ заполняет собой всё вокруг, пожирая свет и надежду.

Король пал на том поле. Пали все. И враги, и граф Дейстрен, и сам Лодарин, и вся армия. Чёрная, как сама преисподняя, магия Марингиды поглотила и поле битвы, и крепость, и даже земли за ними. Огромное пространство, сравнимое по размерам со столицей Облентии, было проклято навеки.

И в этой проклятой земле выжила лишь одна душа – Валдана, осквернённая проклятием, не успевшая спасти сестру. Она спала там, в этой тьме, два долгих дня. Конь, принесший её сюда, погиб мгновенно, как и вся свита. И она, облепленная черным пеплом, ползла наугад по проклятой земле, ведомая лишь инстинктом самосохранения. Когда дождь смыл с неё копоть, она стала больше похожа на привидение. Волосы её стали абсолютно белыми, глаза выцвели, а кожа стала белее первого снега.

Глава 2 Дом отчаянья

– Проходите, мисс Эльминоэль, королева ожидает Вас, – промурлыкал секретарь, скользнув по мне взглядом золотых глаз. Жуткий тип.

– Да, да… – пролепетала я, волнуясь до дрожи в коленях. Запнувшись, ухватилась за спинку кресла, вздохнула и просеменила в распахнутую дверь кабинета.

Там, за простым деревянным столом, каких я перевидала немало в стенах академии, восседала сама Ледяная королева. Взор ее, цвета священного ледника, пронзал насквозь, казалось, видел душу. Ходили слухи, что от ее взгляда не утаить и мысли.

– Эльминоэль… – она словно попробовала мое имя на вкус. Имя, которое мне не особо нравилось, но поправлять Ледяную королеву я не решилась бы никогда. – Эльминоэль, твои познания в языках, в культуре и общая образованность вселяют в меня надежду, что ты сможешь занять место мастера Хитарина. Он слишком стар и более не в силах поддерживать наш Дом отчаяния.

Я замерла в глубоком реверансе. Королева жестом предложила мне занять стул напротив, но ноги словно приросли к по́лу. Казалось, я навеки застыла в этой позе и не смогу сдвинуться с места ни на йоту.

– Даниш! – властно произнесла Ледяная королева, и в тот же миг в кабинет вошел ее секретарь. Я словно очнулась от наваждения. Сколько же времени я простояла так, зачарованная ее образом?

– Помоги девушке сесть на стул!

Золотоглазый демон подхватил меня под локоть, и я, точно марионетка, опустилась на сиденье… Мышцы ног действительно окаменели.

– Эльминоэль, вы доказали преданность нашей стране и обладаете всеми необходимыми компетенциями для этой работы. Вы согласны? – спросила королева.

Честно говоря, я не уловила ни единого слова, завороженно глядя на нее, как на чудо. Впервые я видела Ледяную королеву так близко. Да, Священный ледник, я готова была удариться в запрещенную веру, что несли фанатики, утверждающие, что Ледяная королева – богиня.

– Эльминоэль, вы понимаете, насколько важна эта работа? Я вижу, что вы справитесь. Вы принимаете назначение в Дом отчаяния? – уточнил золотоглазый демон, протягивая мне документы.

– Да, да… – пролепетала я, зачарованно глядя в глаза Ледяной королевы, не вполне осознавая смысл своих слов.

– Благодарю вас, Эльминоэль. Помните: качество важнее количества, – произнесла королева, и золотоглазый демон, больно схватив меня за плечо, практически вынес из кабинета.

Он сунул мне в руки папку с документами и бесцеремонно подтолкнул к выходу из приемной.

Лишь спустя добрых десять минут, стоя у дворцовых врат, я смогла вдохнуть полной грудью.

Священный ледник! Что это было? Под чем я подписа́лась?!

Выйдя за ворота, села в трамвайчик, чтобы доехать до следующей остановки и наконец-то посетить давно примеченное кафе. Там, в уюте, я и попыталась разобрать бумаги, всунутые мне золотоглазым. Руки дрожали, и я отогревала их новомодным напитком, что набирал популярность в столице.

– Права на дом, рекомендации, торговый счет… – большинство документов были на общем языке, принятом почти на всём континенте. – Неужели меня отправляют в Торговый город? – прошептала я в пустоту.

– Мисс, попробуйте наш чизкейк с ягодами. Недавно привезли новый урожай с Западного купола, – предложила с улыбкой проходящая мимо официантка.

– Нет, нет, спасибо… Хотя… Да, можно мне порцию? Спасибо, – растерянно ответила я, так и не подняв головы́.

– Священный ледник! Дом отчаяния?! – кажется, я выкрикнула это слишком громко, потому что старшая по району, сидевшая неподалеку, вздрогнула и, повернувшись ко мне всем телом, вопросительно вскинула бровь.

– Извините, извините. Я просто радуюсь новому назначению…

– Только из Академии дочка? Ничего, любая работа в Ледяном королевстве уважаема. Хочешь поговорить об этом? Приходи в дом на перекрестке третьей и восьмой улиц, я расскажу тебе много историй, – улыбнулась она.

Как же раздражают меня эти тётушки. Да, конечно, звание старшей по району не просто так дают. Именно потому, что человек внимателен к окружающим и всегда готов помочь. Но сейчас мне хотелось одного – удалиться к Священному леднику и слиться с предками.

Больше всего меня злило, что эта работа досталась мне "по блату". Это точно проделки золотоглазого демона. С тринадцати лет, с той самой Ночи Жажды, он преследует меня. Тогда он сам выхватил меня из круговерти других учениц школы.

Я была сражена его красотой, золотыми демоническими глазами и силой, что от него веяла. На взбудораженное ритуалом тело и разгоряченную подростко́вую психику его образ повлиял самым волшебным образом. Он стал моим первым мужчиной. И пока единственным, потому что каждую последующую Ночь Жажды уже я сама выбирала этого демона.

Каждый раз я говорила себе, что ни за что не подойду первой… И каждое утро после Ночи Жажды я оказывалась в его объятьях. Лишь в шестнадцать я узнала, кто он… Знаменитый, неприступный секретарь Ледяной королевы…

Меня трясло от злости, документы в руках помялись, я едва не разорвала их в клочья!

– Дочка… – рука старшей по району накрыла мою ладонь. – Ты в Торговый город едешь по распределению? – спросила она, внимательно оглядывая бумаги, в которых, вероятно, ничего не поняла. – Вижу, язык не наш, у тебя внутри кто-то остаётся? Ты не волнуйся… вы сможете видеться… У меня брат возит в Торговый город дары моря уже двадцать семь лет. Там, конечно, не так прогрессивно, как в столице, но всё равно удобно жить. Лет через сорок ты сможешь вернуться и спокойно отдыхать где-нибудь рядом с источниками.

Тётка улыбалась нежной, материнской улыбкой. В душе вдруг зародилось робкое теплое чувство привязанности. Теперь я понимала, почему она стала старшей.

– Нет, всё в порядке, спасибо за заботу! – я вылетела из кафе, чтобы спокойно обдумать ситуацию. Десерт так и остался нетронутым.

Прибыв в свою комнату в общежитии академии, я начала собираться. Мои соседки уже разъехались по распределению: одна – в Южный купол садоводом, другая – в рыбацкий городок на востоке, а третья – в столицу врачом. Лишь я оставалась без распределения… Отдохнула, называется, перед работой!

В сердцах швыряя вещи в чемодан, я вдруг осознала, что делаю это зря! Форму академии нужно было сдать. Тем более, при выезде за стены, в Торговом городе выдают новую одежду, соответствующую особенностям внешних земель.

Личные вещи уместились в наплечную сумку. Книги, записи, всё, что носило символику академии, подлежало возврату. Вдруг оказалось, что почти всё, чем я пользовалась всё это время, совсем и не моё.

Сдав вещи в хозяйственную организацию Северо-восточного района столицы, я отправилась на трамвайчике к южным воротам. Там мне выдали новую одежду. Всю и сразу, включая нижнее бельё. Восемь комплектов! Тяжелую шубу из меха волтарки… и, собственно, саму волтарку. В Торговом городе нет ветроразделителей, и хоть температура там такая же, как в столице, ветра́ дуют такие, что с ног сносит. По ощущениям будто на двадцать градусов холоднее – это я помнила ещё со школы.

Мой новый питомец брёл за мной с интересом, уверенно обнюхивая всё на пути и, казалось, был искренне рад отправиться в Торговый город. Я же, ватными ногами, еле передвигалась под тяжестью древнего, как ледник, чемодана, выданного мне на границе.

За воротами меня ждала телега. Старая такая телега, которую я наверное видела только в детстве. Две коренастые лошадки местной, чрезвычайно волосатой породы, ростом раза в три больше моей волтарки, умиротворённо жевали что-то из кожаных мешков, притороченных к их мордам. На облучке восседал мужичок, закутанный в такую же шубу, как и я, а поверх нее – несколько разноцветных шарфов, обмотанных вокруг шеи.

– Эй, дочка! Садись, а то с таким грузом сама до Торгового не доковыляешь, – хохотнул он, обнажая ряд крепких зубов.

– Спасибо, – буркнула я в ответ, с трудом затаскивая свой неподъёмный чемодан на телегу и устраиваясь рядом с ним.

Сколько я не ездила на гужевом транспорте? Одиннадцать лет? Да, ровно столько прошло с тех пор, как мы с отцом прибыли в Дом отчаяния и пересекли границу, отделявшую нас от столицы.

– Дочка, а куда тебе в Торговом? – поинтересовался извозчик.

– В Дом отчаяния, – пробормотала я.

– О! Так старика Хитарина наконец-то на заслуженный отдых отправляют! Вот так новость… Значит, у Дома отчаяния теперь новая хозяйка будет! Ну, тогда давай знакомиться! Я – Тамарин, местный извозчик. Буду продукты тебе привозить, да и не только, – он многозначительно поиграл бровями, намекая на более широкие возможности.

– Эльми, – протянула я ему руку в рукавичке. Нормального рукопожатия не получилось – лишь легкое прикосновение к его заледеневшей ладони.

– Нежное имя! – попытался перекричать внезапно усилившийся ветер мужик. – Хорошее!

Дальше мы ехали молча. Открывать рот в такую погоду совсем не хотелось, да и лицо почти мгновенно задубело от холода. Теперь я поняла, зачем извозчику столько шарфов. Он закутался в них так, что осталась лишь узкая полоска, где виднелись глаза. Я же, последовав его примеру, уткнулась лицом в густую шерсть шубы. Благо, она была на удивление теплой, а примостившаяся на моих ногах волтарка грела не хуже камина в прихожей общаги академии.

Окружной доро́гой, в объезд города, мы миновали каменные громады домов. Тамарин пояснил, что грузовому транспорту в этот час въезд в центр заказан – лишь ночью телеги и сани нарушают тишину мощеных улиц. Долгая дорога, не меньше четырёх часов, тянулась через ледяную пустыню, пока, наконец, мы не добрались до ущелья. Прямо у входа приютился старый, почти чёрный дом, казавшийся сложенным из грубого камня и почерневшего от времени дерева.

Волтарка, почуяв долгожданную остановку, рванула к дому, выдернув поводок, и покатилась по сне́гу, собирая на себя целый ком. Решив, что далеко она не убежит, я оставила её забавам, а сама поволокла чемодан к дому. Уже в тамбуре, отряхивая с себя налипший снег, я увидела Хитарина. Он и впрямь постарел с нашей последней встречи одиннадцать лет назад. Совсем поседел, но лицо осталось таким же приветливым, а внимательные глаза не утратили своей живости.

– Эльминоэль! – воскликнул старик, и я невольно поёжилась… За эти сутки меня так назвали уже шесть раз… Жуть.

– Доброго снега, господин Хитарин, – я сняла перчатку и протянула ему руку.

– Мне уж, почитай, на Священный ледник пора, дочка! – с готовностью пожав мою руку, посетовал старик.

Войдя в дом, я ощутила, что в памяти он казался мне гораздо больше. Но сладкий, дурманящий запах липового дерева, витавший в воздухе, тепло домашнего очага и свежесть трав, таившихся во всех углах, остались неизменными, точь-в-точь как в детских воспоминаниях.

– Проходи, проходи. Это теперь твой дом! Я, конечно, введу тебя в курс дела, помогу чем смогу, останусь на пару недель, но теперь всё это твоё. Относись с добротой и заботой. И чудь домашнюю привечай… – Хитарин проводил меня в гостевую комнату на первом этаже. – Эх, погоди, брата надо отпустить, небось, там до сих пор морозится, а у него сегодня дел невпроворот.

Старик ушёл, тихонько пошаркивая домашними туфлями. А я огляделась. Небольшая комната, предназначенная для внезапных гостей. Кровать из кованого железа и липы. Такие же неубиваемые тумбочка, стол, стул и платяной шкаф. Вот и вся обстановка. Я помнила это. Я помнила каждую деталь. Помнила, как мы с отцом впервые приехали в этот дом. Чуть не погибли по дороге! И как отец был счастлив, что нас приняли и сразу же, на второй день, стали оформлять документы на переезд в столицу…

– Что, дочка, предаешься воспоминаниям? – застал меня старик за раздумьями, когда я все еще не решалась открыть чемодан.

– Ага… – смахнула я украдкой набежавшую слезу.

– Ну ничего, ничего, все мы когда-нибудь встретимся на Священном леднике́. – Он притянул меня к себе и погладил по голове, почти так же, как когда-то делал мой отец. И я не смогла сдержать слез.

***

После трех долгих дней, проведенных в этом кажущемся простым и древним доме, его тайны начали открываться передо мной. Во-первых, примитивная на вид туалетная комната на первом этаже оказалась совсем не такой уж и простой. Под отверстиями в "креслах", напоминающих деревенский сортир, таилась довольно большая пещера, а в ней – буйство странной болотной ряски! Эта самая ряска перерабатывала все отходы, включая пищевые, без остатка. Никакой очистки и выгребания не требовалось. К тому же на территории дома со стороны отвеса скалы́ было тайное окно в эту пещеру! Окно было сделано из прозрачного материала, но не из стекла и даже не из Извечного льда! В отсутствие гостей его нужно было холить и лелеять: каждое утро сметать снег, чтобы тусклый солнечный свет проникал внутрь. При приезде посетителей окно закрывалось брезентом и присыпалось снегом, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Во-вторых, ванная. Да, воду сюда доставляли вручную из колодца во дворе. Но сам колодец наполнялся водой из обычного водопровода, снабженного ве́нтилем. Водопровод же брал начало из озера, что плескалось на вершине соседнего склона, подпитываемое тающим снегом. Дальше начиналось что-то совершенно нелепое: воду из колодца нужно было протащить до бака внутри дома. Чтобы умыться, воду заливали в мойку на уровне глаз и дергали за штырь. А чтобы принять ванну, под чугунное брюхо нужно было подпихнуть уголь и разжечь его. Благо, дым выводился куда-то под дом, обогревая подпол сложной системой труб-дымоходов. В эти же трубы уходил и дым от печи, но не весь.

В-третьих, часть продовольствия и приправ Хитарин выращивал сам. На втором этаже, в комнатах, предназначенных для гостей, напротив окон стояли ящики с рассадой и грядками. Он утверждал, что на ряске, той самой, что под туалетом, все растет быстро и получается особенно вкусным. Остальное привозил Тамарин, его младший брат.

В-четвертых, система поставок и сигнализации в город была продумана до мелочей. Целый свод правил, передаваемый флагами: красный – пожар, зеленый – вези снедь, голубой – заболел… Старичок вел подробные записи каллиграфическим почерком об особенностях гостей, о выращивании продуктов и обо всём, что касалось дома. Настоящий справочник получился!

И еще – чудь. Да-да. Хитарин истово верил и уверял меня, что в доме живет домовой. Сам он его никогда не видел, но утверждал, что тот ему постоянно помогает. Рассказывал какие-то бредовые истории и велел каждое утро кормить домового, ставя на окно миску с едой и стакан отвара. Каждый священный день нужно было давать ему сладкое, а в Ночь Жажды обязательно тушить в доме весь огонь – и печь, и свечи, и всё остальное – и уходить на ритуал, не возвращаясь до утра.

Волтарка у старика когда-то была, но он уже лет пять без нее обходился. Хитарин достал откуда-то из кладовки на втором этаже и миску, и лежанку, и даже несколько игрушек для нее, "чтобы мебель не грызла".

К слову, моя подопечная оказалась девочкой и, наигравшись в снегу, сама запросилась в дом. Умное, по всей видимости, животное отряхнулось в тамбуре и прошагало косолапой походкой в дальний угол кухни, явно ожидая угощения. Пришлось готовить!

– А вон там не сарай. Все, что нужно для работы, я в чулане храню на первом этаже, – показал старик. – Там утепленный денник для гужевого транспорта и поилки есть, но вот еду для животи́нок я не храню. Ежели понадобится – флажок выстави, привезут.

– Но транспорт же потом убьют? – прошептала я.

– Ежели гостя отправят в столицу – да. Нечего животи́не мучиться, все равно в город не пустят. А ежели гостя не пустишь ТЫ? – с нажимом спросил он, намекая на мою работу.

– Надо будет вернуть транспорт человеку, чтобы он смог уехать? – с ужасом спросила я старика.

– Конечно, правда, я сомневаюсь, что кому-то всерьез удалось это, – с грустью сообщил старик.

***

Ровно через две недели после моего приезда, на рассвете восемнадцатого дня, Хитарин, выволакивая из тамбура свой видавший виды чемодан, обернулся ко мне и произнес:

– Не говорил специально, чтобы ты не терзала меня расспросами, не бередила душу. В ущелье таятся тайные тропы, ведущие к казармам стражи Ледяной королевы. Не ходи туда, забудь об отце. Скольких я женщин отговаривал, а они все шли и шли, искали, умоляли показать путь… Лишь трижды видел я, как родственницы находили своих стражей. И ничего хорошего из этого не вышло, поверь.

Со вздохом старик взобрался на телегу брата. Тамарин помог взвалить его поклажу. Два брата, один моложе другого лет на двадцать, были удивительно похожи, словно отец и сын, отмеченные печатью одной и той же суровой земли.

– До встречи, Эльми! – помахал мне Тамарин перчаткой.

– Доброго снега, господин Тамарин! – отозвалась я, провожая их взглядом.

Вернувшись в дом, я погрузилась в задумчивость. Волтарка сидела в углу кухни и вновь устремляла свой взгляд в невидимую точку, словно вела безмолвный диалог с потусторонним миром. Затем она поднялась, тяжело вздохнула и подошла ко мне. Встав на задние лапы, она нежно протянула передние, подставляя белоснежную шею для ласки.

Волтарка поражала своей сообразительностью и независимостью. Она сама очищала свою шерсть снегом и бо́льшую часть времени проводила на улице, резвясь в сугробах. Но порой она бродила по дому, будто беседуя с незримым собеседником, кивала ему и даже рычала на него. И еда, предназначенная для домового, неизменно исчезала с окна. Я подозревала волтарку, но она с таким аппетитом поглощала предназначенное ей мясо, что я начала сомневаться – вдруг она ждет потомство? Невозможно же столько есть! А по ночам этот пушистый комочек так сильно согревал мою постель, что приходилось высовывать из-под одеяла то руку, то ногу, чтобы сбалансировать температуру тела.

По утра́м, приходя на кухню готовить завтрак, я находила ее на стуле, который занимала после готовки у печи. Стул был на диво теплым, и лишь после этого волтарка отправлялась на улицу.

Глава 3 Торговый центр

Я исправно исполняла все обязанности по дому одна целых две недели, пока ко мне не нагрянул первый гость. Вернее, не гость вовсе. Рано утром, когда я еще не собиралась вставать, в дверь заколоти́ли с такой яростью, что спросоня я подумала: "пожар приключился". За дверью стоял мужчина, закутанный в меха́ с головы до пят.

– Где старик? – спросил он на общем наречии.

– Я за него! Теперь я хозяйка! – сонно проскрипела я, кутаясь в теплый вязаный халат, даже не успев умыться.

– А! Новая хозяйка! Здравствуй! – поклонился мне мужчина, насколько позволяли громоздкие меховые доспехи.

– Так что вам нужно? – поинтересовалась я, уже улавливая какой-то непривычный шум на улице.

– Больной у нас… Надо бы оповестить и больного разместить. Выморозился болезный по дороге, примешь?

Я часто заморгала, пытаясь вспомнить, писал ли старик что-то об этом в справочнике.

– Приму, – неуверенно сказала я.

– А меня Джонас звать, – протянул он мне перчатку, облепленную кусками льда.

– Эльми… Где больной?

– Сейчас принесут. Укажи комнату.

Я показала на старую комнату старика, в которую так и не решилась въехать, заняв одну из "оранжерей"на втором этаже.

В дом действительно внесли закутанный сверток на носилках. Когда с лица его откинули шарф, я увидела обезображенные морозом ткани лица. Страшно. Сообразила, что нужен лекарь, и пошла вывешивать голубой флаг. Когда вернулась, обмороженного уже раздели и укутали в два одеяла, найденные тут же в шкафу.

– Я останусь с ним. Знаю, что делать надо, пока лекари не придут. Подсобишь, красотка? – попросил Джонас.

Хотелось сначала влепить наглецу пощечину, но лицо у него было взволнованное, вероятно, он просто забыл, как меня зовут, и я смирилась.

– Говори, чем помочь, – только и смогла вымолвить я.

Приехавший через три часа лекарь, запорхал над больным, загрузил меня работой по самые уши, да и Джонаса тоже, так еще и готовить на них всех пришлось. А потом и комнаты пригодились, потому что все трое мужиков остались на ночь.

Познакомилась я и с лекарем, что работал в лечебнице в Торговом городе и выезжал на вызовы в Дом отчаянья, когда был нужен. Высокий худой человек, чьи глаза были столь же невозмутимы, сколь и внимательны. Длинные, немного крючковатые пальцы, бледная на вид кожа. Безучастный на первый взгляд доктор слишком уж внимательно относился к потребностям пациента. А командирский тон, которым он отдавал приказы медицинского толка, резко меняя стиль речи, пугал меня гораздо больше, чем его отстраненный взгляд.

С другой стороны – живой и вечно двигающийся, будто его волтарка за попу укусила, Джонас. Расслаблялся только после обеда или ужина. Вечно жевал какое-то сухое на вид мясо, неохотно деля его с волтаркой. Зато он и воды принесет, и печь затопит, и картошку почистит… помогал мне по хозяйству, не высказывая ни тени недовольства.

А когда срок вынужденного гостевания больного закончился, и все трое отчалили, мне оставили подарок от Торговой компании со священного полуострова Бикайн: огромный альбом для эскизов, ну, или книга для записей, обитый кожей и инкрустированный стекляшками. Но красивый.

***

Две недели протекли в однообразном течении, нарушаемом лишь дважды проехавшими в сторону ущелья торговыми караванами, и однажды – вернувшимся обратно. Я наблюдала за ними из окна́, будто за медлительными реками, текущими вдалеке. Длинные вереницы крытых повозок, карет и лошадей, закутанных в попоны до самых ушей, совсем не напоминали тех волосатых и коренастых лошадок, что выводили в Ледяном королевстве. Это были высокие, сильные животные, явно не привыкшие к морозу.

И вот, я решила: пора познакомиться с Торговым городом. Раз уж ничего не происходит. К тому же, Джонас рассказывал, что в городе у каждой торговой компании есть своя таверна – место, где можно утолить голод и жажду, да и развлечься. Когда-то компаний было меньше, и таверна была одна, но теперь их ровно девять. Три крупные, занимающие почетное место на центральной площади наравне с Торговым центром, и шесть мелких, скромно расположившихся поодаль. Каждый день местные менестрели дают представления в таверне, соответствующей дню недели.

В священный день выступление как раз приходилось на торговую компанию священного полуострова Бикайн, и я, вызвав Тамарина, отправилась с ним, закутанная в шубу, в самое сердце Торгового города. Городок оказался откровенно маленьким, вымощенным светло-серым камнем с рыжими прожилками и украшенным черненым деревом. Ни единого фонаря не рассеивало сумрак. Но внутри таверны было светло и тепло настолько, что захотелось сбросить шубу.

Пока мы ехали, я успела посетовать, что не взяла с собой волтарку, но, не увидев ни у кого в таверне меховой грелки, типичной для Ледяного королевства, решила, что, пожалуй, так и правильнее. Поданное дородной официанткой меню не пробудило ни искры памяти. Мы с отцом исколесили все земли между полуостровом и болотом, но никогда не бывали в Бикайне, в загадочной и далекой пустыне, или на Гитругарских островах.

Попросив помощи на довольно ломаном пустынном наречии, я получила в ответ жалкую улыбку и обещание подать что-нибудь, что не "поджарит мой желудок".

Выступающая менестрель оказалась вполне обычной девушкой с лютней. Она пела на пустынном наречии, и в сочетании с музыкой мне было трудно переводить, поэтому я просто наслаждалась атмосферой. Мужикам в таверне менестрель явно нравилась, и ладно.

Отведав блюдо, по ощущениям разогревшее весь пищевод и содравшее кожу с моих губ, я осмелела и даже приняла участие в местном веселье – странном танце, в котором посетители, положив руки друг другу на плечи со спины, выстраивались в "змейку". Простое серое шерстяное платье, выданное на границе, было достаточно свободно для таких незамысловатых выкрутасов.

Но в конце запланированного мной вечера пришлось столкнуться с проблемой. Я успела забыть за одиннадцать лет, проведенных в столице, что существуют реальные деньги, которые в ходу на всем континенте. Их-то у меня официантка и стала просить… Я откровенно испугалась своей глупости и пыталась объяснить, что ошиблась и могу отработать всё, например, мойкой посуды… Скандал привлек внимание.

Хозяин таверны, смекнув, в чем дело, подозвал главу торговой компании. К счастью, Идрас Затроник оказался на месте, а не где-нибудь в заморских краях. Так я и познакомилась с ним. Статный мужчина с окла́дистой, снежной бородой и множеством кос, вплетенных в волосы, держался серьезно. Внимательно прислушиваясь к моему корявому пустынному диалекту, он с легкостью перешел на общий язык, и мы обсудили мою злополучную ситуацию.

Пришлось наплести, что забыла деньги. На что он, внимательно осмотрев мое платье и шубу, висевшую на спинке кресла, сделал предположение, что я работаю на Ледяное королевство, а значит, у меня должен быть торговый счет. Счет действительно существовал, но я совершенно забыла поинтересоваться, как им пользоваться. Идрас великодушно предложил покрыть мой долг, потребовав взамен лишь чек из торгового центра или монеты на следующей неделе в тот же час.

Энергично закивав, радуясь, что конфликт разрешается сам собой, поняла что завтра все-таки придется посетить Торговый центр. Однако ехать несколько часов в Дом отчаяния, а потом столько же обратно, у меня не было сил. Пришлось попросить ссуду еще и на комнату.

– Простите, милая леди, может, я лезу не в свое дело, но кем вы работаете? – спросил Идрас, наконец решив, что наши отношения вышли за рамки простой помощи неплательщице.

– Я новая хозяйка Дома отчаяния… – пролепетала я.

– В таком случае, сегодняшний ужин и комната на ночь за мой счет, – неожиданно заявил он. – Вы спасли моего племянника, приюти́в его в своем доме!

– Спасибо.

– Но все же разберитесь с торговым счетом, а еще лучше заведите себе кошелек с россыпью монет, – усмехнулся Идрас.

Комната на втором этаже таверны оказалась грязноватой, но теплой. Веселье, доносившееся снизу, не давало мне уснуть еще пару часов. И вдруг я поняла, почему на самом деле так и не сходила в Торговый центр и не обзавелась кошельком с монетами. Воспоминания о таких кошельках болезненно отзывались в сердце.

"Мы с отцом объездили полмира, сколько себя помню. Он был менестрелем или бардом. Утверждал, что это его призвание и долг, что на этот путь его благословила Исчезнувшая богиня, почитаемая на большей части материка как покровительница искусств.

Мой отец, выходец из пустыни, чудом выбравшийся из священного города Блистающего Арама, постоянно рассказывал о чудесах, виденных им еще до моего рождения, пел песни и сказки. Мы зарабатывали немного, но этого хватало. Я никогда не принимала участия в его выступлениях, но собирала монетки в шапку с людей, зачарованных его искусством.

Отец был хорош собой. Высокий и статный, с темной кожей и ослепительной улыбкой, он покорял сердца́ и женщин, и мужчин. Иногда мы оставались не в грязных комнатах таверны, а в богатых домах и отдыхали там неделю-другую. В такие моменты я оказывалась в окружении чужих тётушек, которые учили меня хозяйству, языку и иногда даже письменности. Матери я никогда не знала, и отец о ней не рассказывал, но внезапная забота этих женщин дарила мне ощущение женского тепла и внимания. Пусть и мимолётное.

К девяти годам я уже осознавала силу своего очарования, понимая, что во внимании окружающих есть нечто большее, чем просто дружелюбие. Бронзовая, светящаяся на солнце кожа, черные, блестящие змеи волос, обрамляющие лицо, длинные ресницы, бросающие тень на щёки, и яркие, пронзительные зеленые глаза. Каждый мужчина, каждая женщина испытывали непреодолимое желание коснуться меня, провести рукой по волосам, удержать мои маленькие ладони в своих. Мое тело, казалось, приковывало их взгляды.

И я, не ведая стыда, пользовалась этой властью, выпрашивая ужины, подарки, мелкие милости и даже нужную информацию. Отец хоть и начинал хмуриться, не запрещал мне этого. Чудо-мешочек с монетами в нашей сумке рос, день ото дня становясь все более увесистым. Казалось, еще немного, и мы сможем остановиться, осесть на одном месте, купить маленький домик и наслаждаться долгожданным покоем.

Но потом разверзся адский год. На дороге в лесной глуши, у самой северной границы Облентии, нас захватили бандиты. Грязная, пропахшая дешевым пойлом шайка, решившая не убивать нас сразу, а превратить в своих рабов. Отцу приходилось развлекать их каждую ночь, а взамен они обещали не трогать меня. Кормили нас исправно, одевали – особенно меня. Обноски с богатых барышень, кое-как подходящие мне по размеру, становились поводом для моего жалкого дефиле перед этими зверями.

Тогда я еще не осознавала всей глубины опасности. Ну, живем у бандитов, ну, развлекаю я их странным образом… Ничего же страшного, правда? Да и отец старался не показывать страха. А потом на бандитский лагерь обрушилась армия Облентии. Я собственными глазами видела, как горят наши "благодетели", превращаясь в живые факелы, мечущиеся по ле́су, оставляя за собой огненные по́лосы. Видела, как кони топчут их, ломая кости и ли́ца, как разрываются животы, выпуская наружу клубки кишок. Это была самая страшная ночь в моей жизни.

Нам чудом удалось угнать бандитскую лошадь и добраться до Северного ущелья. Но лошадь пала, не дотянув до него. Не оставалось выбора, и мы поползли вперед. Отец, уже на исходе сил, молил Блуждающего бога о помощи и взывал к Исчезнувшей богине, прося́ забрать его душу и укачать её в объятиях тьмы.

И тогда случилось настоящее чудо. Так, по крайней мере, я восприняла появление старика Хитарина, который каким-то непостижимым образом нашел нас замерзающих посередине ущелья и отвез в Дом отчаяния. Что и говорить, подходящее название для места, куда по доброй воле не сунется ни одна живая душа."

С этими мыслями я и уснула. А наутро, собравшись и отказавшись от предложенного завтрака, не воспользовавшись даже милостью местной официантки, я поплелась в Торговый центр.

Торговый центр ледяной страны поражал своими масштабами. Мостовая терялась где-то внизу, под его тенью. Здание, как гигантский зверь, покоилось на каменных лапах-столбах. Под ними, в хаотичном лабиринте, зияли двери, ведущие на второй этаж. Найдя узкий проход, предназначенный для заплутавших путников, я поднялась по длинной, прямой лестнице. Второй этаж встретил меня безлюдной тишиной. Колонны, казалось, множились до бесконечности, разделяя огромное пространство на секции. В искусно огороженных "бассейнах"возвышались причудливые холмы сыпучих веществ, названия которых были мне неведомы. Белые, серые, розовые, желтые порошки… и более крупные, зернистые фракции.

На третьем этаже – снова ни души. Лишь коридор, уходящий в перспективу, и бесконечные стеллажи, заставленные сундуками. Но на четвертом этаже тишину прорезал гул работающих людей, напоминающий шум администрации академии. Там, действительно, тянулся длинный коридор, вдоль которого располагались кабинеты, и, казалось, сотни дверей, увешанных табличками на разных языках.

Я столкнулась с мужчиной, спешившим на этаж ниже. В кратком разговоре мне удалось выяснить, какой кабинет мне нужен. Дверь с надписью "Торговый счет. Обслуживание индивидуальных клиентов"нашлась быстро.

За столом из темного, окованного железом дерева сидел молодой человек в безупречно сидящей серой форме. Его взгляд, цепкий и оценивающий, скользнул по мне, отмечая скромность казённой одежды.

– Из столицы? Кем работать прислали?

– Доброго снега, – я сняла шапку и слегка поклонилась, насколько позволяла объемная шуба. – Я новая хозяйка Дома отчаяния.

– Советую вам отвыкать от столичных приветствий. Здесь это сочтут за субррелигиозный порыв. Сам отучался почти год, – он жестом попросил у меня шубу. – Новая хозяйка – это прекрасно, мы вас давно ждем. Почему так долго не приходили за зарплатой? Понимаю, вы на полном обеспечении Ледяной королевы, но вы же девушка, наверняка хотите прикупить что-нибудь этакое на ярмарке?

Он внимательно осмотрел мое казённое платье и усмехнулся.

– Я еще не была на ярмарке… – я совсем забыла о таком событии. Да и как можно устраивать ярмарку в такой холод и ветер?!

– Может, вам просто не нужны эти средства? Или появились другие источники дохода? – в его голосе прозвучала неприятная нотка, заставившая меня почувствовать неловкость. На что он намекает?

– Нет, просто я осваивалась в доме, а потом и вовсе забыла об особенностях жизни во внешнем мире.

– Да, за воротами Ледяной стены́ всё меняется… – с грустью произнес парень. – Давайте оформим формуляр. У вас есть возможность перевести часть зарплаты в реальные монеты, которые в ходу в торговом городе, часть – в монеты отдельного государства, если вам понадобится крупная покупка напрямую у иностранной торговой компании, а остальное – оставить в облигациях.

Он достал маленькую книжечку с перфорированными листами разной стоимости. На каждом листе красовалась цифра и множество переплетающихся надписей, кругов, знаков, образующих яркую мешанину цветов.

– Такие облигации принимают торговые компании напрямую или могут обменять на монеты, но курс будет не особо выгоден. Итак? Как именно вы хотите получить причитающееся вам вознаграждение? – парня будто переключило от нормального человека на дельца.

Мы обсуждали варианты, подписывали бумаги, и я наконец получила заветный мешочек с монетами, который жёг мне пальцы и вызывал чувство стыда.

Добравшись обратно в таверну уже почти к вечеру, я заказала чай и булочки, помня об остроте́ блюд местного повара, и отправилась обратно в Дом отчаяния, наняв извозчика, ибо совсем не знала, как найти Тамарина в этом насквозь промерзшем и темном городке.

Глава 4 Первые гости

От скуки я начала бывать в таверне торговой компании Бикайн каждую неделю. Не то чтобы там услаждали желудок, вовсе нет. Просто здешняя публика не докучала излишним вниманием, скорее, меня окружала аура ненавязчивого почтения. К тому же, я могла отшлифовать подзабытый пустынный диалект, пусть жители Священного полуострова и выработали за века́ свой оттенок и говор, но это все еще был отголосок речи пустынников.

Три недели спустя, когда я тщетно пыталась вернуть к жизни очередное растение, павшее жертвой моего безответственного садоводства, ко мне на второй этаж вихрем ворвалась волтарка. Незадачливая зверюшка, сбив по пути еще пару горшков, кубарем прокатилась прямо к моим ногам, зарычала и принялась теребить рукав.

Прислушавшись, я и впрямь уловила неясный гомон, доносящийся со двора. Сперва решила, что мимо вновь проезжают торговцы, но тут раздался стук в дверь. Спешно оттерев руки от земли, сбежала вниз. В тамбуре неловко жалась целая семья: мужчина с багровым от мороза носом, закутанная в бесчисленные слои тряпья женщина и трое детей неопределенного возраста.

Пришлось приниматься за обустройство нежданных гостей, пытаться еще и спасти их лошадку, которой, судя по всему, пришел конец, хотя она еще не совсем смирилась с этой участью. Обмотанная верёвками и лапником телега, на которой они сюда добрались, промерзла так, что колёса, казалось, намертво застряли и телега скорее волочилась по снегу, притворяясь санями. Колёса практически до половины были погребены под толстым слоем льда и намерзшего снега.

Я вызвала лекаря и продовольствие. Дети были тщательно укутаны, так что мороз почти не коснулся их. Мать, по всей видимости, тоже не пострадала, укрывшись вместе с детьми в телеге под лапником. А вот мужчине досталось… Кажется, он отморозил и руки, и ноги, и даже нос. Чудом будет, если лекарь сумеет спасти его конечности…

Но лекарь, все тот же, прибыв в дом, заявил, что не всё так плохо, и вновь принялся колдовать, взяв в оборот и меня, и жену пострадавшего, и даже старшего сына прибывшей четы.

Мальчику на вид было лет двенадцать. Звали его Финотом, и он носился по моему дому, словно заведенный. Воды принести из колодца – запросто, помочь приготовить – легко, успокоить встревоженную младшую сестру посреди ночи – он первый.

За время, пока лекарь отчаянно пытался вернуть к жизни обмороженные конечности отца семейства, я успела узнать их историю. Оказалось, их дом – Котрейн, крохотное государство, что ютится вторым по удаленности от Ледяного государства, чьи восточные рубежи изрезаны границей с Облентией. На этой границе мелкие стычки не утихали со времен Черного проклятья, когда на карте появилась Черная крепость.

Их деревню выжгли дотла, развеяв по ветру плоды многолетнего фермерского труда. Скот угнали. Семья чудом избежала кровавой бани, устроенной соседями, но, вернувшись осенью на пепелище, поняла – им не выжить, не прокормить детей. Кто-то из соседей уехал на заработки в ближние поселения, отчаявшись. Мужик тоже было подался на поиски работы, но в соседнем городке не осталось ни единой вакансии. Тогда, повинуясь какому-то внутреннему го́лосу, они увидели на дороге торговый караван, уходящий на север. И решили, что если есть дорога, если по ней движется караван, значит, там, впереди, есть надежда. Эта семья даже не подозревала о существовании Ледяной страны!

Конечно, они не представляли, что путь окажется таким долгим и беспощадным. По дороге они не только съели все свои скудные запасы, но и пустили на утепление весь свой нехитрый скарб. Даже мешки пошли на полоски, чтобы удержать лапник на телеге… Под этим хрупким укрытием, обмотанные с ног до головы́ тряпьем, они и сумели выстоять в ледяном плену последних трех дней путешествия.

Лошадка, совершившая настоящее чудо, пала к вечеру дня прибытия, отдав последние силы. Отморозила конечности.

Моя волтарка, не отходила от детей, играя с ними. А по ночам она несла вахту у постели больного, и на этот раз лекарь не возражал против такого соседства. Мужика удалось спасти. Правда, шрамы от волдырей, обезобра́зившие обмороженную кожу, внушали ужас. И с каждым днем я все ближе подходила к моменту, когда мне придется оценить талантливость этого героического человека, ведь его жена, как бы я ни старалась вытянуть из неё хоть что-то, оказалась на редкость простой и непримечательной женщиной. В ней не было ничего, что соответствовало бы заявленным условиям иммиграции.

За Ледяную стену пускали только особенных людей. Одаренных, благословлённых любым талантом. Лепишь из глины, и твои работы – произведения искусства? Добро пожаловать! Танцуешь так, что замирает сердце? Тебя ждут в труппе столичного концертного зала… Но если талантов нет…

Конечно, есть еще один способ остаться с семьей в Ледяной стране и стать полноправными членами общества, но я не хотела даже намекать первым своим постояльцам о таком выборе.

Как я могла сказать жене и троим детям, едва не потерявшим отца, что у них есть выбор, который страшен своей безысходностью: либо развернуться на сто восемьдесят градусов и отправиться обратно в ущелье, без лошади и надежды, либо отдать отца в вечное служение Ледяной королеве, в безмолвные стражи? Это было выше моих сил.

Мужик быстро шел на поправку, и после откровенного разговора с ним го́речь моя лишь усилилась. Его безудержная смелость, граничащая с безрассудством, – сорваться на север вслед за караваном и чудом добраться до этих суровых земель – была единственным, что выделяло его из толпы.

С тяжелым сердцем я всё же отвела Кижара в денник, подальше от любопытных глаз и ушей.

– Кижар, я не хочу вас расстраивать, но вас не пропустят за стену. К сожалению, вы не соответствуете параметрам, которые интересуют наше государство. У вас два выхода… Хотя нет, три… Но это совсем уж плохо, – тяжело вздохнула, теребя подол своего платья.

– Дочка, что ты хочешь сказать? Я уже благодарен за то, что спасли меня, – он показал мне свои руки, испещренные свежими шрамами.

– Поймите, вы, конечно, можете завтра съездить в торговый город и предложить свои услуги там. Но обычно там все вакансии заняты. Государственные должности занимают жители Ледяной страны, а торговые компании предпочитают нанимать людей у себя на родине. Ни у вас, ни у вашей жены нет никаких талантов, и я не могу, будучи на государственной службе, обмануть Ледяную королеву, дав вам ложные рекомендации… Мне придется либо выставить вас по прошествии трех дней, либо… – мой голос сорвался.

– Говори, – твердо приказал мужик.

– Или вам придется согласиться стать стражником Ледяной королевы.

Понимания в его глазах не было. Напротив, он даже как-то приосанился, будто обрадовавшись перспективе стать служивым.

– Это не то, что вы подумали. Стражниками Ледяной королевы обычно становятся люди на пороге смерти, или те, кто только что умер, чья душа еще не успела окончательно покинуть тело. Она зачаровывает их, сковывает магией, и такие люди становятся полностью подвластны ее воле. Разве вы не знаете о Северной войне?

Лицо его дрогнуло. Казалось, где-то в глубинах памяти всплыла нужная информация. Он затряс головой из стороны в сторону, внутренне отказываясь верить моим словам.

– Это уже не люди. Они лишены сознания, души… лишь тела́, скованные Извечным льдом. И даже если у тела, например, отсутствует часть ноги́, Извечный лед заполняет недостающую плоть. Ваша семья никогда больше не сможет вас обнять или увидеть, но благодаря вашей жертве они смогут жить за Ледяной стеной. Дети получат образование, и никто не будет нуждаться до конца жизни.

Он часто задышал, молчал, опустив голову.

– У вас есть три дня на размышление. Если захотите, я позову извозчика, и он отвезет вас в торговый город попытать удачу… Но больше я ничем не могу помочь. Простите… – я вылетела из сарая и, утирая слезы, вбежала в дом, запершись в своей комнате на втором этаже.

Тихо рыдала полдня. Ни с кем не хотелось разговаривать, и меня никто не беспокоил. Гости в доме, судя по всему, ничего не знали… Звуки были все те же, что и два дня назад. А вечером я услышала, как в соседней комнате кто-то тихо поет и будто скребёт по глиняной посуде.

Тихонько выскользнув из комнаты, заглянула в соседнюю и замерла, пораженная увиденным. Волтарка, припадая на лапу, помогала старшему ребенку гостей разрыхлять землю в одном из ящиков с рассадой, а рядом стояли горшки с пересаженными саженцами.

Мозги мои, казалось, заболели от напряжения. Скрип шестеренок, должно быть, был слышен во всем доме. Я осторожно прошла по комнатам второго этажа, где стояли во множестве почти загубленные мной растения, и обнаружила настоящее чудо. Пока я предавалась мрачным и тяжелым мыслям, мальчуган озаботился посадками да так, что они все ожили чудесным способом.

В одном халате я сбежала вниз и тут же вызвала Тамарина. Уже на следующий день в моем доме появилась еще одна гостья – старенькая служительница южного купола столицы, с множеством маленьких ящичков с рассадой и толстенным талмудом по растениеводству.

Лишь спустя сутки я смогла смотреть в лицо отцу семейства сквозь слезы радости, рассказывая, что ведущий садовод подтвердил талантливость их старшего сына, и что теперь всё будет хорошо.

Мне не верили, и, казалось, не понимали моей чрезмерной радости. Пока я рассказывала о будущем, что их ждет, на меня смотрели с сомнением, но тихая надежда всё же поселялась на их измученных лицах.

– Кижар, вам и вашей семье выделят сопровождающего в столицу на целый год. Он посе́лит вас в семейных комнатах общежития академии. Места хватит всем, и вам больше не придется дрожать от холода и думать о крыше над головой. В течение года вы освоите ледяное наречие. Оно не сложное, уходит корнями в общий, но имеет свои особенности. Освоитесь, не сомневайтесь. Вам выдадут стандартный комплект столичной одежды и всё необходимое для жизни. В общежитии академии есть столовая, там и будете питаться, даже готовить не придется!

– У нас денег нет, – пробурчал недоверчивый мужчина.

– Они вам и не понадобятся. Всё бесплатно. Жильё, пропитание, транспорт и медицина. Как только оформят документы, вы сможете всем этим пользоваться. Как освоитесь, вас и жену начнут обучать одной из профессий по вашему выбору, но из самых простых. А как пройдёте обучение, получите распределение. Не факт, что останетесь в столице… но и там, куда отправят, тоже будет очень хорошо. Девочки также получат образование. Придется работать, но наши медики будут внимательно следить за вашим здоровьем, перерабатывать не придется, и при любом недомогании у вас будет полное освобождение до излечения и восстановления.

Судя по лицам, мне всё ещё не верили.

– Финот, как только освоишься с наречием, поступишь на обучение в академию, а потом будешь совмещать учебу с работой подмастерья садовода. Мисс Тракади подтвердила твой талант в области растениеводства! – радостно выложила я заветный документ перед испуганной семьей. – Через два дня я оформлю все необходимые вам справки, и вас отвезут за Ледяную стену!

К сожалению, доверять мне семья так и не начала до самого отъезда. Напряжение в доме чувствовалось даже тогда, когда Тамарин усаживал их в утепленную карету, выделенную по такому случаю для обездоленной семьи. А я радостно махала им рукавичкой, наблюдая, как замотанные в мои же одеяла люди прощаются с прошлой жизнью, понимая, что теперь у них всё будет хорошо, гораздо лучше, чем они сами.

Я сама когда-то была такой. Но мне было проще, когда мы с отцом отправлялись за стену, была еще ребенком. Жизнь в принципе казалась ярким солнечным местом даже после ночи ужаса, когда мы с отцом бежали от бандитов и дней за которые чуть не замерзли в ущелье.

Ожившие стараниями мальчугана растения прожили еще три недели, но потом вновь начали увядать, пришлось выбросить почти половину.

И вот, вытаскивая очередной освобожденный ящик из дома, чтобы сложить его в сарай, я обнаружила во дворе двух мужчин. Закутанные в шубы, они восседали на конях, чьи попоны, казалось, согревали даже их копыта. Они неловко смотрели на мою волтарку и будто не решались войти.

Первым делом поинтересовавшись их самочувствием, я указала им на денник, где они и занялись своими лошадьми. А я ушла готовить. После стужи всегда хорошо согреться теплым питьем и чем-нибудь сытным, чтобы организм начал восстанавливаться.

Незнакомцы оказались наемниками, бежавшими из армии Облентии. Они утверждали, что не выдержали приказов, заставлявших их грабить безоружных. К побе́гу они, судя по всему, подготовились основательно. Даже лошадей не успели застудить. Попоны закрывали ноги лошадей, как чулки. Солдаты рассказали, что подсмотрели в караване, идущем на север, как защищали коней от мороза. Собрали припасов на две недели и отправились в путь.

Логика их поступка была проста: любое государство, граничащее с Облентией, не раз страдало от её агрессии, и беглецов там на службу не взяли бы. Проехать с оружием и лошадьми по вражеской территории тоже сложно. Вот они и решили отправиться по торговому тракту в страну, о которой почти ничего не известно. Торговцы слишком сильно охраняли секреты своих доходных путей, и после Северной войны о Ледяном королевстве ходили разве что сказки.

Но раз когда-то была война, то и в Ледяном королевстве должна быть армия. Вот наемники и решили, что пригодятся там. Пришлось их расстроить. Я рассказала, что набор в армию здесь не ведут, и если я не найду в них ни одного стоящего таланта, им придется повернуть обратно, или попытать удачу, присоединившись к каравану торговой компании Облентии.

Мужики даже съездили в торговый городок, попытать счастья. Но им не повезло.

А потом я очнулась в больнице, в Столице. Последнее, что я помнила, это расстроенное лицо одного из наемников, глухой стук удара и визг боли на улице. Теряя сознание и снова обретая его, каждый раз удивлялась белому потолку палаты, пока не увидела над собой лицо Ледяной королевы.

– Эльминоэль, всё будет хорошо. Совсем скоро ты поправишься и вернешься к работе. Посмотри в мои глаза еще немного, тебе станет легче.

Я снова уснула.

Глава 5 Первые секреты

Восстанавливалась действительно быстро. Еще две недели, проведенные после встречи с Ледяной королевой, и даже перестала понимать, что же я делаю в больнице.

Меня снова отвезли в Дом отчаянья. Но на этот раз всё бы