Пролог
Лабораторный сектор B-7 замер в тишине, разрываемой лишь мерным гулом вентиляции. Элис Вейнмарк поправила волосы, вглядываясь в мерцающую голограмму генома. Зеленоватый свет экрана подчеркивал её измождённое лицо – три бессонных ночи подряд над проектом выжимали из неё все силы. Но сейчас её отвлекала не спираль ДНК, а мужчина за соседним терминалом. Кайл Тернер. Его пальцы порхали по клавиатуре, а пронзительный взгляд, казалось, видел её насквозь, несмотря на защитный костюм.
– Элис, – бархатный голос прозвучал прямо за спиной. Она дёрнулась, едва не выронив планшет. – Опять пропустила обед.
Он протянул шоколадный батончик с миндалём – её слабость. Прикосновение его пальцев к ладони вызвало мурашки.
– Спасибо, – она сжала упаковку так, что фольга захрустела. Щёки пылали, а пальцы предательски дрожали. – Ты вечно…
– Вечно что? – Кайл небрежно примостился на краю стола, игнорируя правила. Его улыбка была опасной, как нестабильный изотоп. – Опекаю? Или мешаю твоему научному экстазу?
Элис нервно рассмеялась, отбрасывая чёрную прядь со лба. Защитный комбинезон внезапно показался нелепым саваном. Она мечтала сорвать его, но ещё больше – чтобы это сделали его руки. Их игра длилась неделями, так и не переступив черту. Гений генной инженерии, король двусмысленностей… и единственный, кто заставлял забыть о сектора А-12.
– Ты… – она сделала шаг вперёд, сократив расстояние до полуметра, – невыносимо самоуверен.
– Это потому что я прав, – он наклонился, и смесь его дыхания с ароматом кофе окутала её. – Мы теряем время на опыты, вместо того чтобы…
Гудение вентиляции стало прерывистым, словно система задыхалась. Лампы мигнули раз, другой – и погрузили помещение в непроглядную тьму. Элис потянулась к терминалу, но экран уже погас. «Перегрузка сети?» – мелькнула мысль, прерванная оглушительным ударом за стеной.
– Энергетический скачок, – произнёс Кайл, но дрожь в голосе выдавала страх.
Из динамиков вырвался шипящий шум, словно сигнал пробивался сквозь радиацию. «…авария… угроза…» – голос сменился визгом, а затем хриплым: «Экстренная… эвакуация…». Элис повернулась к Кайлу – его обычно смуглое лицо стало пепельным.
– Что происходит? – вцепилась она в его рукав.
Он не ответил. Зрачки расширились, отражая трещину, поползшую по стеклянной стене за её спиной. Удар. Ещё один.
– Беги! – он рванул её к двери.
Стекло затрещало, покрываясь паутиной разломов. В последний момент Элис успела разглядеть за ним движущуюся тень. С грохотом взорвавшаяся панель выпустила в помещение его – существо с броней из хитиновых пластин. Глаза-воронки серебрились, затягивая взгляд в пустоту. Пасть с четырьмя челюстями ощетинилась иглами-клыками.
Кайл толкнул её к выходу, но Элис застыла, заметив вспыхнувшую на умирающем терминале надпись: «Протокол 9 активирован».
– Что это… – начала она.
– Двигай! – он втолкнул её в коридор, хватая огнетушитель.
Ноги отказались повиноваться. Ладони скользили по панели шлюза, пока за спиной раздался металлический лязг. Кайл бил тварь баллоном, но щупальце с шипами сомкнулось на его горле.
– НЕТ! – её крик слился со скрежетом захлопывающейся двери, навсегда отрезавшим отзвуки борьбы.
Она побежала. Коридор извивался, лабиринтом безумия, стены пульсировали чёрной слизью. Вспышка сигнальной лампы высветила кошмар: учёный, пришпиленный к потолку щупальцами, с ребрами вывернутыми наружу, ассистентка, едва волочащая тело, бубнила сквозь кровавую пену: «По-о-моги…»
Нога Элис споткнулась о что-то скользкое – из вентиляции торчала посиневшая рука. По клочку лабораторного халата она опознала сотрудника из сектора А-12. «Прото». Память нахлынула: Кайл, смеясь, шутил об их экспериментах. Теперь его тело лежало где-то там, во тьме, изорванное в клочья. Горло сдавила судорога, но пути назад не оставалось.
Она бросилась вперёд, но за поворотом врезалась в чью-то броню. «Свои!» – мелькнуло в сознании. Однако солдаты смотрели на неё пустыми глазами, словно перед ними призрак.
– Сюда! – сержант с лицом, искажённым гримасой ужаса, потащил её за собой. – Изолируем сектор!
Дверь захлопнулась, отрезая крики тех, кто не успел. Молодой солдат с трясущимися пальцами выцарапывал ножом на входе: «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Буквы расползались, рвано и неуклюже.
– Что происходит?! – Элис впилась ногтями в плечо бойца.
– Они сбежали… – парень задыхался, глаза метались, выхватывая невидимые тени. – Эти твари… Читают мысли. Прятаться бесполезно.
Грохот. Нечто массивное билось в дверь, прогибая металл.
– Вперёд! – сержант толкнул её в следующий коридор.
Они бежали через лабиринт коридоров, но монстры были повсюду. Из вентиляции выползло существо, похожее на паука с человеческим лицом. Оно впилось зубами в горло солдата – алая дуга хлестнула Элис по лицу.
– Огонь! – кто-то вопил.
Пули рикошетили от хитиновых пластин. Монстр прыгнул на следующего бойца, вспарывая когтями живот.
Элис рвало. Она устремилась за уцелевшими, пока не наткнулась на тело сержанта. Его шлем был раздавлен, лицо – месиво из крови и костей.
– Двести метров до ангара! —закричала женщина-солдат, волоча её за собой.
Элис кивнула, стиснув зубы, но мысли путались. Двести метров – это сколько? Десять шагов? Сто? Больше? Ноги горели, лёгкие рвало на клочья.
Ангар поглотил их гробовой тишиной. Элис зажмурилась, подсознательно ожидая рёва двигателей – но услышала лишь прерывистый хрип собственного дыхания. Когда веки дрогнули, перед ней открылась пустота: взлётная полоса была усеяна дымящимися обломками. Кто-то методично уничтожил все шаттлы, оставив лишь оплавленные скелеты рамок да клубы едкого дыма.
У единственного уцелевшего шаттла стоял Он – человек в белоснежном мундире, будто не замечающий ада вокруг. Его лицо, подсвеченное аварийными лампами, было спокойно. Холодные глаза встретились с её взглядом – это был тот, кто курировал «Прото».
– Постойте! – вскричала женщина-солдат. – Они сбежали… Надо остановить…
Мужчина развернулся медленно, будто заводной механизм. Рука плавно легла на рукоять пистолета.
– Вам удалось выбраться, – произнес он. – Признателен за усердие.
Выстрел грохнул, оглушая эхом. Тело рухнуло, словно подкошенный цветок. Его взгляд, жестокий и неумолимый, упёрся в Элис.
– Доктор Вейнмарк, – голос звучал как скрежет ржавых шестерён. – Сотрудничество было… продуктивным.
– Нет! – Элис отпрянула, споткнувшись об тело женщины. – НЕЕЕТ!
Выстрел. Грохот вогнал в виски раскалённый гвоздь боли. Пуля пробила череп, вышвырнув осколок кости. Она не упала – замерла в конвульсивном танце, пальцы впились в рану, а тёплая кровь сочилась сквозь них. «Живу… Как?» – пронеслось в сознании, уже рассыпающемся на осколки.
Мужчина в белом убрал пистолет, и активировал нейрочип.
– Протокол 9 активирован, – говорил он невидимому собеседнику. – Когда они прибудут – лаборатория станет их могилой.
Элис рухнула на пол. Воздух вибрировал от криков, доносящихся из глубин. Тень накрыла её – тяжёлая, вонючая, живая.
Из пролома выползло оно. Тело – кошмарный гибрид рваных мышц и ржавых прутьев. Серебристые глаза-бездны пылали мертвенным светом. Когти впились в лодыжку, и тело дёрнулось в судороге, когда тварь потащила её к пролому.
Вверху, в смрадном дыму, мерцал огонёк шаттла – крошечная искра, тающая в багровом зареве. Мужчина смотрел в иллюминатор. Его лицо отражалось в стекле, как маска – ни сожаления, ни триумфа. Пустота.
Существо тащило Элис обратно в чрево лаборатории. Рука ухватилась за решётку, пальцы заскользили по ржавчине.
Последнее, что увидела Элис перед тем, как тьма поглотила её, – мерцающий серебристый свет в конце коридора. Он пульсировал, как сердце, обрастая щупальцами и клыками.
Наверху шаттл исчез, словно его и не было. А внизу лаборатория сомкнулась, жадно переваривая жертв.
1
Эмерик стоял в углу зала, его пальцы нервно сжимались за спиной, стараясь сохранить видимость спокойствия. Он молча кивнул в ответ на чей-то неискренний комплимент, чувствуя, как раздражает его этот бесконечный поток лицемерия. Сегодня он был здесь, в самом центре светского мероприятия, где собрались те, кто в обычный день даже не удостоил бы его взглядом. Но сейчас они улыбались, задавали вопросы, рассматривали его как диковинную зверюшку, которую научили танцевать. Эмерик сдержанно улыбался, считая минуты до того момента, когда официальная церемония завершится и он сможет наконец покинуть этот приём без урона для своей репутации.
Чем больше мероприятие набирало обороты, тем дальше к стене пятился он, теряясь среди сияющих силуэтов гостей. Зал, словно вырезанный из единого кристалла, поражал архитектурой: стены плавно изгибались, образуя параболические арки, которые растворялись в куполе-потолке, имитирующем бескрайний космос. Тысячи точечных огней мерцали на его поверхности, словно звёзды, создавая иллюзию скопления, а зеркальный пол удваивал сияние, превращая пространство в бесконечную вселенную.
Мужчины – в чёрных костюмах, расшитых неоновыми узорами. Женщины – в длинных платьях с пышными рукавами-буфами. Эти люди казались живым воплощением совершенства: черты их лиц, тела, даже движения были идеальными, словно выточенными из мрамора. Это был продукт многовековой генной инженерии, доступной лишь избранным. Гены определяли всё: место в обществе, возможности, судьбу. Эмерик, как немногие «простые», получил доступ к улучшениям лишь благодаря службе в армии. Но даже это было временным – модификации действовали только на срок контракта, заставляя многих оставаться в строю до самой смерти. А с учётом того, что с такими апгрейдами жизнь могла длиться века, служба превращалась в пожизненную кабалу.
Эмерик, прижавшись к статуе одного из основателей Совета, наблюдал, как между гостями скользит робот-андроид. Его серебристый корпус, отполированный до зеркального блеска, отражал блики звёздного потолка. Голова с выразительными голубыми сенсорами вместо глаз была слегка наклонена – будто машина сканировала эмоции толпы. На груди робота мерцали голограммы – вероятно, интерфейс для связи с гостями. Когда андроид поднял руку, передавая бокал, Эмерик заметил, как под искусственной кожей шевелятся микросхемы, имитирующие мышечные волокна.
В тени статуй, чьи гротескные формы контрастировали с плавными линиями зала, было проще дышать. Здесь никто не смотрел на него и не пытался завести разговор о том, чего он никогда не поймёт: ценах на экзопланетные курорты, моде на генетические улучшения и «очаровательной наивности» тех, кто вырос на окраинах системы.
Он отпил глоток вина, стараясь отвлечься. Судя по всплеску голосов у входа, «гвоздь программы» – тот, ради кого все собрались, – наконец появился. Эмерик вздохнул с облегчением: как только официальная часть закончится, он исчезнет, запрыгнет в ближайший аэрокар и ляжет спать.
В этот момент его размышления прервал чей-то голос:
– Сегодня просто праздник лицемерия, не находишь?
Эмерик, не сразу поняв, что вопрос адресован ему, наклонил голову.
– Не думаю, что здесь есть место искренности. – он сделал паузу, переводя взгляд на гостей, чьи смешки звучали как отрепетированные трели. – Здесь это нарушило бы дресс-код.
С другой стороны статуи, за которой он стоял, раздался тихий мелодичный смех. Эмерик обогнул скульптуру и встретился взглядом с женщиной. Она была высокой, статной, с правильными чертами лица, выдававшими в ней представительницу элиты. Её тёмные волосы, собранные в строгую причёску, оттеняли острые скулы и лебединую шею. Но больше всего притягивало платье – элегантное белое одеяние с длинными рукавами. Глубокий вырез подчёркивал стройность фигуры, а драпированная юбка, струящаяся мягкими складками, добавляла образу царственности. Несмотря на кажущуюся простоту кроя, натуральная ткань, невероятно редкая в эпоху синтетики, кричала о роскоши каждой деталью. Однако самым гипнотическим были её глаза: их цвет сменился с серого на раскалённо-оранжевый, словно расплавленный металл. Эмерик видел генетические модификации, но такие изменения говорили не просто о статусе – они указывали на доступ к технологиям, о которых рядовые граждане не смели и мечтать.
– Вы слишком серьёзны для такого бессмысленного мероприятия, – заметила она, вращая бокал с марсианским виски так, что жидкость плескалась, словно ртуть, готовая вырваться. Её взгляд скользнул по его форме. – Хотя, может, ты и прав. Что может быть скучнее, чем чествовать человека, который сам сбежал бы отсюда при первой возможности?
Эмерик нарочито выпрямился, но уголки его губ дрогнули:
– Вы не слишком-то уважительно отзываетесь о «герои Солнечной системы».
– Герои? —Она замерла, глаза сузились – Спросите у тех, кто выжил после «освобождения» Альфы Центавра. Они назовут это иначе.
Она сделала паузу, задумчиво посмотрев куда-то за его плечо, но затем, словно отгоняя от себя какую-то мысль, продолжила:
– Да брось, этот вечер настолько уныл, что даже наш бравый вояка, несмотря на столетнюю разлуку с домом, тут уснёт.
– Не спорю, бомбить половину системы было, наверное, увлекательнее, – с сарказмом ответил Эмерик.
– О, не стоит завидовать, – парировала она, положив пустой бокал на поднос проходящего мимо андройду. – Уверена, твоя работа тоже имеет свои преимущества.
Её глаза снова сменили цвет – на этот раз с оранжевого на фиолетовый. Внезапно она словно забыла о его существовании, и взгляд устремился в толпу, выискивая кого-то.
Эмерик стиснул бокал, почувствовав лёгкое раздражение от потери её внимания. Глупо. Но в этот момент в зал вошёл человек, несущий с собой тишину, но мгновенно привлёкший все взгляды. Это был Рихтер фон Райхерт – «Бич рода человеческого», как его называли за глаза. С одной стороны от него шёл едва поспевающий низенький губернатор Земли, с другой – почти вровень шагал крепкий и широкоплечий адмирал флота. Толпа хлынула к нему, как волна, и зал наполнился шумом рукоплесканий. Райхерт растворился среди людей так же стремительно, как и появился.
Женщина, потеряв интерес к герою торжества, вновь обратила внимание на Эмерика.
– Не будь так серьёзен, – Она приблизилась к нему, запах её духов —тяжелая сладость —заставил его на мгновение отвлечься. Её пальцы легли на его рукав, словно метя территорию. – Понимаю, местное общество может быть невыносимым, но никогда не угадаешь, куда нас заведёт то или иное знакомство.
Он выпрямился, стараясь скрыть, как учащённо забилось сердце:
– Меня зовут Эмерик Имре. Капитан корабля «Вестник». Мы пришвартовались…
– Не вы одни, – она перебила, жестом указав на группу офицеров у входа. – Адмирал собрал всех, да?
Он стиснул зубы, но кивнул:
– Приказ есть приказ. Большего не знаю.
– Знаешь, – её голос стал шепотом, – Райхерт обожает устраивать чистки. Говорят, он уже составил список. – Она поправила прядь, выбившуюся из причёски, и продолжила буднично:—Удачи, капитан. Она вам понадобится не только чтобы улизнуть отсюда…
Она подмигнула, но её взгляд внезапно стал остекленевшим – словно получила сообщение через нейроинтерфейс. Не попрощавшись, она растворилась в толпе, оставив Эмерика с тяжёлым предчувствием.
Он опешил, поняв, что даже не спросил её имени. Но быстро выкинул это из головы, поглощённый мыслями о её словах. Конечно, он предполагал, что их ждут изменения, возможно, смена руководства, но чистки всё же не укладывались в голове.
Избегая контактов, Эмерик решительно преодолел путь к выходу и запрыгнул на заднее сиденье аэрокара. Транспортное средство сверкало оранжево-чёрными панелями; его обтекаемый корпус был украшен сетью датчиков и голографических индикаторов. Эмерик вбил координаты, бросив взгляд на панель управления, где мерцали сине-зелёные символы. За стеклом кузова открывалась панорама ночного мегаполиса – лес небоскрёбов, пронзающих облака, миллионы огней, сливающихся в мерцающую реку. Город жил, дышал технологиями.
Глядя на это, он задумался. Последние двадцать лет он провёл на задворках Солнечной системы, контролируя безопасность транспортировки льда с Пояса Койпера, и не видел ничего, кроме мрака, холода и диких цен на любые излишки. Не всем быть героями – кто-то должен выполнять и обычную работу в это «мирное время». Но неприятное предчувствие сжимало его внутри, будто предупреждая о грядущих событиях.
Добравшись до места, Эмерик с облегчением хлопнул дверью. Аэрокар, издав едва слышный гул, растворился в ночном потоке. Он стоял у подножия одной из периферийных башен, где воздух был гуще от выхлопов, а небоскрёбы, хотя и высокие, терялись на фоне центральных гигантов. Его временное жилище на сотом уровне казалось крошечной клеткой в этом стальном улье. Но даже здесь, вдалеке от кристальных башен и их элитных обитателей, город не отпускал – через окна лифта он видел тот же океан огней, тот же хаос жизни, который не стихал ни на секунду.
«Хоть одна ночь без корабля», – подумал он, входя в квартиру. Пусть аренда стоила полмесячной зарплаты, но это того стоило.
Дверь открылась с лёгким шипением, и его встретил фиолетовый полумрак. Стены, словно живые, мерцали голограммами: на одной – панель прогноза погоды в Солнечной системе, на другой – поток новостей с марсианских колоний. В центре возвышалась кровать с гибким биогелиевым матрасом, а дальше виднелась небольшая комната, служившая ванной.
Комната отреагировала на его присутствие: температура поползла вверх, а из стены бесшумно выдвинулась стойка для одежды. Эмерик уже собирался рухнуть на кровать, но военная привычка заставила сначала аккуратно сложить парадный мундир. Пока он вешал его, стена за спиной ожила: экраны сменили новости на тихую анимацию океана, а встроенные динамики заиграли шум прибоя.
Он лёг на кровать. «Не слишком просторная квартира за свои деньги», – усмехнулся он, окидывая помещение взглядом. Но всё равно должен был признать: после стольких лет в тесной каюте «Вестника» эти стены казались дворцом.
В этот момент нейрочип, защищенный квантовым шифрованием и встроенный в затылок, подал сигнал. Эмерик мысленно активировал канал.
–Айзек, – Эмерик мысленно представил, как швыряет планшет в стену. – Если Земля ещё цела, оставь меня в покое.
Голос его помощника, спокойный и слегка механический, прозвучал в его сознании:
– Капитан, боюсь, это не терпит отлагательств.
– Как всегда, – пробормотал Эмерик, закрывая глаза. – У нас с тобой разные представления о срочности.
На пару секунд Айзек замолчал, взвешивая слова. Затем продолжил:
– Адмирал созывает завтра военный совет. Тема обсуждения мне неизвестна. Время и место я направил на ваш планшет. Встречу вас там на случай, если понадобится моя помощь.
– Не утруждай себя, Айзек. Я справлюсь. Оставайся на корабле.
– Склонен не согласиться, – прозвучал ровный ответ.
Эмерик потёр переносицу, чувствуя пульсацию в висках. Голос Айзека звучал назойливо, будто скрежет сверла. Причина, по которой он сбежал с корабля при первой возможности, была очевидна – его вездесущий помощник. Айзек обладал генетически улучшенным интеллектом, отчего иногда напоминал андроида. Он навязывал помощь, разбирался в поистине сложных вещах и был не просто помощником – личным советником, историком, аналитиком и порой назойливым другом.
– Ты ведь не отстанешь? – спросил Эмерик, уже зная ответ.
Пауза.
– Да.
– Хорошо, – капитан приподнялся на локте. – Есть предположения, что нас ждёт?
– Полагаю, нас пригласили не только ради праздника, сэр.
– Логично, – кивнул Эмерик. – Земляне не славятся щедростью. Думал, устроят смотр или ротацию по Солнечной системе, но не ожидал такой… спешки.
– Командующий Райхерт не любит откладывать дела.
– Или не умеет развлекаться, —добавил капитан. – Что нам о нём известно?
– Кроме того, что он столетие держал в страхе Альфу Центавра? Сведений мало. Отправился туда на корабле «Генезис» подавить бунт колонистов. Они хотели независимости… а Райхерт считал, что ресурсы Альфы Центавра принадлежат Земле. Или лично ему.
– И что он сделал? – интерес Эмерика пересилил усталость.
– Сначала разгромил их флот, – Айзек говорил с лёгким оттенком восхищения. – Затем провёл точечные орбитальные обстрелы, лишив связи и вооружения. После высадил десант на каждую обитаемую экзопланету.
При упоминании орбитальных обстрелов Эмерик непроизвольно сглотнул – однажды ему довелось увидеть, чем заканчивается подобное.
– И это заняло столетие?
– Он справился за несколько лет.
– Несколько лет? – Эмерик хмыкнул. – Значит, либо гений, либо маньяк.
– Статистика склоняется ко второму, – сухо ответил Айзек.
Помощник замолчал, будто анализируя, стоит ли продолжать.
– Тем не менее, – продолжал он. – Райхерт восстановил добычу станций, отстроил инфраструктуру, возобновил поставки в Солнечную систему и создал военные форпосты на окраинах системы.
– И вырастил поколение лояльных Земле людей, – добавил капитан. – Умно. Как он стал главнокомандующим?
– Это сложнее. События произошли задолго до нашего рождения. Пришлю всё, что найду.
Эмерик задумался. Ему исполнилось сто двадцать пять – для обычного человека это глубокая старость, для генетически улучшенного же лишь расцвет сил. Он служил с тридцати лет, сменил десятки кораблей, пока наконец не получил «Вестник» – один из семи уникальных кораблей, равных которому был лишь флагман Рихтера. Получить это кресло считалось высшей честью… Даже если работа, которой приходилось заниматься, не находила отклика в его душе.
– Хорошо, изучу утром, – Эмерик ощутил, как накатывает усталость. – А сейчас дай поспать. Приём вымотал больше, чем погони за контрабандистами.
– Вы просто не умеете развлекаться, – Айзек дразняще повторил его слова.
– А ещё я молчалив и традиционен. Для местных – это преступление.
– Но за него пока не сажают. Доброй ночи, капитан.
Айзек наконец отключился, и Эмерик мог спокойно уснуть. Вот только сон не шел. Легкое хмельное настроение, вызванное парой бокалов вина, сменилось тревожным ожиданием завтрашнего дня. Он лежал, глядя в потолок, где мягко мерцали голографические звезды, и думал о том, что ждет его и его команду. Чистки, о которых говорила та женщина на приеме, новые назначения, а может, и что-то большее. В голове крутились мысли о Рихтере, о его методах, о том, что он может принести с собой.
Эмерик закрыл глаза, стараясь отогнать эти мысли. Но они не уходили, как тени, кружащие в полумраке комнаты. Завтра будет новый день, и он должен быть готов ко всему.
2
Солнце едва поднялось над горизонтом, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого. Эмерик, несмотря на ранний час, уже добрался до звёздной верфи. Этот архитектурный колосс, возвышавшийся на окраине города, напоминал гигантский монумент. Его асимметричная форма бросала вызов любым канонам: здание вздымалось вверх острыми, словно клинки, гранями, а вытянутые конструкции расходились в стороны, создавая динамичный, почти агрессивный силуэт. Каждый изгиб, каждый угол будто стремился пронзить небо, а зеркальная поверхность стен, отражая первые лучи солнца, переливалась блеском – словно напоминая о технологическом превосходстве человечества.
Размеры верфи подавляли: её шпили терялись в облаках, а основание занимало площадь, сопоставимую с небольшим городом. Здесь, в этих стенах, рождались боевые космические корабли – способные пересекать галактики. Внутри кипела работа: инженеры проектировали новые модели, роботы-сборщики сваривали корпуса, а военные обсуждали стратегии. Тут же, в самом сердце этого металлического левиафана, находился штаб земного командования – место, где принимались решения, от которых зависели судьбы миллионов.
Эмерик, задрав голову, всматривался в острые грани здания. Как символ, – подумал он. Холодный, бескомпромиссный, устремлённый только вперёд. Таким был и прогресс: прекрасный в своей безжалостности.
Эмерик в третий раз пригладил гладкие тёмно-коричневые волосы назад, поправляя воротник белоснежного мундира. Золотые эполеты с двумя звёздами – символ капитана – тяжело давили на плечи, а пояс с блестящим шитьём подчёркивал талию. Пуговицы, отлитые из драгоценного металла, сверкали блеском. Форма, стерильно официальная, будто душила его: ткань натягивалась на плечах, а рукава едва доходили до запястий – наследие плутонианской генетики, с которой не справились даже генные модификации.
Его бледная, почти фарфоровая кожа резко контрастировала с загорелыми лицами землян. Рост в два метра десять сантиметров делал его живым маяком в толпе, а худощавое телосложение, некогда типичное для уроженцев Плутона, теперь скрывалось под искусственно наращенными мышцами. Там, на ледяной окраине системы, люди вытягивались вверх и истончались, словно тени, борясь за выживание в условиях низкой гравитации и вечного дефицита. Но на Земле Эмерик прошёл генную коррекцию – не ради комфорта, а чтобы соответствовать стандартам флота. И всё же в его фигуре угадывалась прежняя угловатость, будто тело бунтовало против навязанного идеала.
Войдя внутрь, Эмерик замер на мгновение, осматривая холл Звёздной верфи. Пространство, выдержанное в духе минимализма, поражало своей эстетикой. Практически всю правую стену занимала гигантская панель управления – каскад экранов, мигающих индикаторов и голографических интерфейсов. На центральном дисплее пульсировала трёхмерная проекция Земли, окружённая роем графиков и диаграмм.
Левую сторону холла обрамляли панорамные окна, изогнутые волной от пола до потолка. Сквозь них открывался вид на бескрайние доки верфи, где под алым закатом застыли громадные скелеты строящихся кораблей. В центре зала, контрастируя с техногенной мощью панели, располагалась зона отдыха: низкий столик из чёрного стекла, над которым парили голограммы инновационных двигателей, и несколько кресел-капсул с плавными обтекаемыми формами. Их лазурные сиденья казались единственным намёком на человечность в этом бездушном царстве.
Эмерик едва успел заметить Айзека, нервно шагавшего у лифтов. Тот рассекал воздух резкими движениями, а его тень металась по стене, пересекаясь с графиками на панели, – живое напоминание: даже среди машин и алгоритмов человек остаётся заложником своих сомнений.
Айзек был низкорослым и худощавым; его фигура казалась почти хрупкой в темно-синем военном мундире, который, однако, сидел на нём безупречно. На отворотах воротника поблёскивали золотые эмблемы – стилизованные звёзды с микросхемой в центре, знак звания помощника. Эти детали, как и идеальная посадка формы, подчёркивали его статус, несмотря на скромные габариты. Генетические улучшения, исключавшие необходимость в физической силе, оставили след в его облике: светлая кожа, тонкие почти изящные черты лица и глаза – холодные, пронзительные.
Он был ходячей энциклопедией: его мозг, модифицированный для хранения данных, вмещал эксабайты информации. Каждый жест, каждое слово Айзека выдавали расчётливый ум, отточенный для анализа и стратегии. В канцелярской работе он не знал равных: схемы, отчёты, тактические модели – всё раскладывалось в его сознании по полочкам, как детали сложного механизма. И даже сейчас, нервно перебирая пальцами край мундира, он казался не человеком, а воплощённым алгоритмом, готовым выдать решение в любой момент.
– Капитан, опоздание на совещание с Райхертом может стоить вам должности. Вы припозднились.
– Десять напоминаний, Айзек. Ты решил, что я их не видел? – ответил он, стараясь скрыть раздражение.
– Вы склонны игнорировать напоминания, сэр, – пальцы помощника нервно постукивали по планшету.
– Только когда они касаются бюрократической ерунды, – отрезал Эмерик, сжав челюсть, и в очередной раз задался вопросом: Помощники созданы для поддержки, но Айзек… Может, он прав? Или это я слишком вспыльчив после вчерашнего вечера?
Они молча зашли в скоростной лифт, который за считанные секунды доставил их на верхний этаж. Холл встретил их огромными окнами, открывающими панораму города. В центре зала висел макет Солнечной системы – голографическая проекция, парящая в воздухе. Планеты, выполненные в серебристо-зелёной гамме, медленно вращались вокруг светящегося ядра Солнца, а крошечные корабли-маркеры, обозначающие военные базы, пульсировали рубиновыми точками.
Эмерик и Айзек проследовали к залу совещаний, минуя работников, собравшихся у прозрачной перегородки с картой секторов. Когда они проходили мимо, сотрудники замолчали, провожая их взглядами.
Перед входом капитан оставил Айзека и переступил порог. Комната была выдержана в строгой геометрии линий и углов. Стены, пол и потолок сливались в монохромной гамме серого графита и угольно-чёрного. Единственным нарушением этой минималистичной симметрии были огромные окна-софиты, врезанные в потолок. Через них лился солнечный свет, рассеиваясь в воздухе и превращая пространство в подобие аквариума, где каждый жест был на виду.
В центре зала стоял круглый стол из чёрного полированного сплава. Он был окружён восемью креслами. Но, несмотря на технологичность, комната казалась пустынной: голые стены без украшений, лишь за спиной Эмерика главным символом власти был герб космического флота, висевший над дверью. Он представлял собой круглый щит, стилизованный под орбитальную траекторию. Внутри, на фоне голограммы Земли, мерцали золотые линии орбит, соединяющие колонии – тонкую паутину контроля. Планету обвивал серебряный лавровый венок – символ непоколебимой власти Совета. Ниже, у подножия щита, застыли силуэты мужчины и женщины в экзоскелетах с горделивыми позами, а за их спинами – терраформированные ландшафты: красные пустыни Марса и ледяные равнины Европы. Под гербом светилась надпись: «Ex Umbra Consensus – Astra».
«Из тени согласия – к звёздам», – мысленно перевёл Эмерик, сдерживая усмешку.
На него уставились шесть пар глаз – знакомых и чужих, но одинаково враждебных. Шаги Эмерика гулко отдавались в тишине, пока он шёл к своему месту в конце стола. Воздух был тяжёлым, пропитанным недоверием и соперничеством.
«Военные не тратят время на интерьеры», – подумал он, опускаясь в кресло.
Эмерик достал складной планшет – тонкую прозрачную панель, чей экран мерцал голубоватым свечением. Интерфейс проецировал объёмные индикаторы, иконки-голограммы и визуализации данных, переливающиеся в сине-голубых градиентах.
Он сделал вид, что погружён в чтение, хотя взгляд скользил по цифрам рассеянно. Не горел он желанием вести светские беседы с теми, кто считал его выскочкой. Пусть лучше думают, что он занят анализом флотских отчётов, а не игнорирует их. Но иллюзия работала не всегда – слишком уж нарочито идеальным казался его отстранённый вид.
Капитан Ломарк, с которым Эмерик когда-то служил на одном корабле до своего назначения на «Вестник», сидел напротив, его лицо было искажено едкой усмешкой. Ломарк был типичным представителем элиты – высокий, с идеальными чертами лица, которые были результатом многократных генетических улучшений. Его форма, сидела на нём как влитая, подчёркивая стройную фигуру. Но за этой внешней безупречностью скрывался человек, который никогда не упускал возможности унизить тех, кого считал ниже себя.
– Имре, ты так усердно прячешься за планшетом…– начал Ломарк, нарочно опуская звание Эмерика, – удивлён тебя здесь видеть. Я слышал, на Церере снова проблемы с доставкой льда. Ты не должен быть там? – Его губы дрогнули, словно он пытался сдержать поток яда, готовый вырваться наружу.
Эмерик, не отрывая глаз от планшета, демонстративно переключил страницу.
– Ты плохо слышишь? – голос Ломарка взвизгнул. – Или на Плутоне не учили, как вести себя с теми, кто выше?
Капитан медленно отложил планшет в сторону и посмотрел ему в глаза. Ломарк, несмотря на всю свою браваду, был избалованным и безответственным человеком, который получил своё место благодаря семье. Эмерик знал это и не собирался позволять ему унижать себя.
– Ломарк, твои шутки, как твои заслуги – их не разглядеть без связей отца.
Капитан Ренн фыркнул, уткнувшись в планшет, но его плечи дёргались от смеха. Остальные перешёптывались, бросая на Ломарка взгляды, полные пренебрежения.
Его ноготь впился в стол, оставляя царапину, словно он пытался выцарапать своё превосходство, и прошипел:
– Совет закрывает глаза на твои ошибки, но долго это не продлится.
– Но я здесь. А ты всё ещё пытаешься доказать, свою компетентность, – ответил Эмерик, и его губы тронула лёгкая улыбка.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, если бы дверь зала совещаний не открылась с громким шипением. В комнату вошёл адмирал Аккольти – немолодой мужчина с грубыми чертами лица и седыми висками. Его эполеты были украшены тремя звёздами, что выделяло его среди остальных капитанов. Адмирал окинул всех не самым добрым взглядом, но промолчал. Было видно, что и он сам был не в восторге от сложившейся ситуации. До этого момента он фактически был самым главным лицом в системе, не считая Совета, разумеется.
Следом за адмиралом Аккольти в зал совещаний вошла высокая, жилистая фигура в экзоскелете из чёрного металла. Каждый шов костюма был идеально подогнан, а поверхность отражала свет, словно впитав саму тьму. На голове – гладкий овальный шлем, матовый и глухой. Сквозь его поверхность мерцали крошечные огоньки – сенсоры, заменявшие зрение. От шлема к шее спускались провода, сливаясь с экзоскелетом в единый механизм. Эмерик видел этот костюм лишь мельком вчера. Но вблизи он производил невероятное впечатление – сплав силы, науки и чего-то почти мистического.
Все присутствующие встали и отдали честь, их движения были резкими, почти механическими, будто они боялись сделать что-то не так. Рихтер фон Райхерт замер, его взгляд скользнул по собравшимся. Затем он кивнул, разрешая сесть. Его жесты были плавными, точными, словно рассчитаны заранее.
О Рихтере ходили разные слухи. Говорили, будто он никогда не снимал костюм. Одни приписывали ему якобы такое количество лет, что жизнь в нём могла поддерживаться только искусственно. Некоторые считали, что он вовсе не человек, а тайно созданный разумный андроид на службе Совета. А вот слухи о наследственном уродстве жили вопреки логике – людям хотелось верить, что даже в эпоху генной коррекции есть нечто, чего нельзя исправить. Но все сходились всегда в одном – впечатление он производил неизгладимое.
– Думаю, не вижу смысла представляться, – произнёс Рихтер. Его механический голос, лишённый интонаций, резал тишину. – Я изучил ваши досье. Но что вы из себя представляете…– сенсоры на шлеме медленно скользнули по залу, —нам ещё предстоит узнать.
Аккольти сглотнул, его пальцы впились в стол. Ломарк учащённо постукивал пальцем – Эмерик видел, как он боится, что очередь дойдёт до него.
– Оставляя дом в надёжных руках, – Рихтер повернул шлем к адмиралу, – я ожидал порядка. Но что обнаружил? – На голограмме перед ними всплыли данные: фото, даты, координаты. – Люди исчезают. На Марсе, Венере, Титане… А вы даже не заметили.
Капитан Фергюсон, загорелый и с впалыми глазами, вскочил:
– Командующий, это контрабандисты и беженцы! Мы отслеживали пиратские рейды. Ресурсы флота…
Рихтер резко поднял руку, обрывая его. Сенсоры на шлеме сузились, словно фокусируясь на Фергюсоне.
– На Венере исчезли пятнадцать человек. Вы докладывали, что «всё под контролем». Где они? В спа-салонах, капитан?
Капитан побледнел. Его рука дрожала, когда он опустился на стул. В зале воцарилась тишина, прерываемая только жужжанием голограмм.
Эмерик с трудом подавил улыбку. Странное удовлетворение разливалось в груди – впервые за годы он не был белой вороной. Капитан Фергюсон, чья самоуверенность обычно затмевала здравый смысл, теперь ёрзал на стуле, словно школьник. Его загорелое лицо блестело от пота, а взгляд метнулся к дверям, словно ища бегства.
– Я, эм, сэр… – начал капитан Фергюсон, но Райхерт прервал его.
– Не утруждайтесь, – Его голос прозвучал, как скрежет металла. – Вы не одиноки. Всё это – некомпетентность. – Пауза. Воздух стал тяжёлым. – Исправьте ситуацию. Найдите людей либо похитителей. Зона вашей ответственности – вся Солнечная система. Методы – ваша проблема. Но если через неделю я не увижу результатов, вам вряд ли понравится, чем это закончится.
Мурашки побежали по спине Эмерика.
– Сэр, – подал голос капитан, самый старший по возрасту из них, его лицо, выражало сомнение. – У нас нет подобного опыта. Нас обучали военной стратегии в космосе, а не ловле людей. Такими вещами должна заниматься служба безопасности. Мы солдаты, а не сыщики.
Рихтер повернул к нему шлем.
– Тогда советую научиться, – произнёс он. – Или освободить место для тех, кто не боится ответственности.
Эмерик кивнул про себя. Мнение Рихтера было жёстким, но справедливым – он вспомнил, как два года назад халатность одного из капитана привела к бунту на Титане, оставив Землю без углеводородов. Невольно вспомнился вчерашний доклад Айзека. Его методы работают, – признал он мысленно. Наделённые властью, они обязаны защищать свои сектора, а не прятаться за спины служб безопасности. И всё же он был рад, что его колонии – шахтёрские. Там каждый человек был на счету, а роботы зафиксировали бы пропажу сразу.
Слово взял Аккольти. Его голос, обычно уверенный, дрогнул:
– Командующий отдал приказ. Я прослежу за исполнением. Свободны.
Капитаны встали, отдав честь. Ломарк швырнул планшет так, что голограммы над столом дёрнулись. Его лицо исказила гримаса – он всё ещё злился на унижение от Эмерика. Остальные шли молча, избегая глаз друг друга. Эмерик вышел последним, бросив взгляд на дверь зала. Оттуда донёсся голос Рихтера – монотонный и безжизненный, режущий тишину. Адмирал Аккольти замолчал на полуслове, будто ему перекрыли кислород.
В коридоре его встретил Айзек. Его лицо, как всегда, было бесстрастным, но в глазах светился интерес.
– Капитан, —пальцы Айзека дрожали от возбуждения, листая данные на планшете. – То, что вы мне переслали… Только за последний месяц пропали 47 человек. Все из пяти колоний, возрастом 25–85 лет. Это похоже на организованную работу.
Взгляд Эмерика был сосредоточен на чём-то вдалеке. Он уже начал прокручивать в голове возможные сценарии.
– Целая сеть, – он повернул голову напряженно – Не какие-то авантюристы, Айзек. У них есть покровитель.
– Вы думаете, здесь замешан влиятельный человек? – спросил Айзек.
– Я пока не думаю, но хочу понять, – ответил Эмерик. – Это не случайный выбор. У каждого из них что-то общее, то, что мы пока не видим.
Они в размышлениях сели в аэрокар, который плавно поднялся в воздух, направляясь к космодрому. Эмерик погрузился в изучение всех данных, что были у него на планшете. Информации было немного: в основном – место, примерное время исчезновения. Он сверил возраст, пол, род деятельности, но какой-то одинаковой закономерности в этом не увидел. Единственное, что их объединяло, – низкий социальный статус, что можно было просто объяснить тем, что злоумышленники не хотели привлекать к себе внимания.
– Айзек, – обратился он к своему помощнику, – ты можешь получить доступ к медицинским картам этих людей?
– Да, правда, потребуется время. Что мы будем искать в них?
– Просмотри хирургические вмешательства. Потеря органов должна отобразиться в карте. Пусть отметки вроде «заменён на искусственный временный орган ввиду непригодности органического» тебя не смущают – так часто пишут, когда пытаются скрыть продажу.
Трансплантация органов пользовалась спросом на чёрном рынке. Подпольный бизнес процветал из-за запрета Совета на воспроизведение тканей в биопринтерах. С началом генетической эры потребовался инновационный метод – синтез биоматериалов в закрытых лабораториях. Тем не менее, извлечь необходимую часть тела у донора оказывалось экономичнее, чем создавать её с нуля. Более того, жители низших слоёв общества нередко добровольно шли на подобные процедуры. Возможно, это проливало свет на их статус.
Айзек посмотрел на него с лёгким удивление.
– Вы довольно много знаете об этом, сэр, – произнёс он, медленно возвращая взгляд к планшету.
– К сожалению, больше, чем мне хотелось бы, – отрезал Эмерик и вышел из аэрокара, оставив Айзека в одиночестве с грузом новых вопросов.
3
Спортивный зал «Вестника», как и сам корабль, был инновационен. В центре помещения парила голубая голограмма, проецирующая биометрические данные Эмерика в реальном времени: пульс, уровень адреналина, мышечную активность. Пол под ногами мерцал интерактивной сеткой – подсвечивая траектории движений и корректируя нагрузку.
Эмерик размял мышцы, чувствуя, как напряжение постепенно покидает тело. Физические упражнения всегда помогали привести мысли в порядок, а сейчас, в ожидании данных от Айзека, они стали спасением. Он встал в стойку на руки, вытянувшись в идеальную линию. Голограмма тут же выделила его скелет зелёным контуром, отметив аномальную гибкость суставов – наследие модификаций. Пол замигал, предлагая усложнить позицию: поднять одну руку, затем другую.
Его тело, усиленное генами тихоходки, аксолотля и медузы, не дрогнуло. Наноботы в его крови, как крошечные инженеры, стабилизировали чужеродную ДНК, подавляя иммунные реакции и ремонтируя клеточные структуры. Тихоходка давала устойчивость к радиации и экстремальным температурам, аксолотль – регенерацию, а медуза —замедляла старение. Врачи флота уверяли, что с таким набором, он мог бы продержаться в открытом космосе без экзоскелета целый час. Но проверять это ему не хотелось.
Эмерик был капитаном, но никогда не чувствовал себя им. Его назначение на «Вестник» стало скорее результатом стечения обстоятельств, чем признанием заслуг. Он командовал небольшой флотилией в добывающем секторе, где главной задачей было обеспечение безопасности транспортировки ресурсов с Пояса Койпера. Это была важная, но монотонная работа, не требовавшая ни стратегического гения, ни героических решений. Теперь же, столкнувшись с задачей, выходящей за рамки обязанностей, он не мог избавиться от мысли – возможно, он недостаточно хорош для чего-то большего.
Эмерик спрыгнул; пол погас, а голограмма схлопнулась в точку. В зеркальной стене он мельком увидел своё отражение: тело, выточенное как оружие, к которому он так и не привык за 95 лет.
– В последнее время всё больше железяк приходится отправлять на диагностику, – раздалось из-за спины. – Было бы неплохо, пока мы здесь, немного обновить наш механический состав.
Эмерик повернулся и приветливо улыбнулся своему штурману, Максимилиану Страйкеру. Тот стоял в дверях, опираясь на косяк. Этот человек был мозгом «Вестника» – с помощью встроенных нейроимплантов он силой мысли управлял всеми системами корабля.
– Ты слишком мало спишь. Я начинаю беспокоиться, – заметил Эмерик, накидывая полотенце на обнажённые плечи.
– Посмотрел бы я, как ты будешь спать, когда в твою голову будут сыпаться ежедневные отчёты о поломках.
Ещё когда проект по созданию космических крейсеров был всего лишь чертежом на бумаге, Совет Солнечной системы начал масштабный эксперимент, который должен был стать ключом к управлению новыми кораблями. Эти крейсеры, оснащенные передовыми технологиями, требовали не просто пилотов, а людей, способных слиться с их системами на нейронном уровне. Для этого Совет начал отбирать пятилетних сирот с выдающимися математическими способностями. Дети, лишённые семей, стали идеальными кандидатами – их можно было полностью контролировать, формировать и улучшать без лишних вопросов.
Целью проекта было не просто развить таланты, но и искусственно усилить их мозг, сделав его устойчивым к перегрузкам при синхронизации с кораблём. Процесс был долгим и мучительным. Детей подвергали бесконечным тестам, тренировкам, а затем и экспериментальным процедурам, которые должны были расширить их когнитивные способности. Импланты вживлялись в зоны мозга, ответственные за логику и пространственное мышление, превращая сознание в живой интерфейс. И некоторые не выдерживали – их мозг буквально «спекался» при попытке соединиться с системой. Но Совет быстро замял все эти инциденты.
Максимилиан был одним из тех, кто прошёл этот путь и выжил. Несмотря на украденное детство и необратимые изменения мозга, он сохранил редкое жизнелюбие – удивительное для его профессии. Он мог разрядить обстановку в самый напряжённый момент, и это делало его незаменимым не только как штурмана, но и как друга.
Внешне он был очень худощав, с тонкими чертами лица, которые выдавали интеллект. Его тёмные, слегка растрёпанные волосы всегда казались немного неухоженными, придавая ему вид вечного студента.
– Я слышал, вам всем всыпали по капитанскому заду, – произнес Максимилиан, его голос звучал с лёгкой насмешкой. Он сел на ступеньки возле двери. – Видимо, знакомство с новым начальством не задалось?
Эмерик вздохнул, вытирая лицо полотенцем. Его тёмные растрёпанные волосы, упали на лоб.
– Это ещё мягко сказано, – ответил он, садясь рядом. – Страшно представить, каково служить у него на корабле. Он, наверное, устраивает порку за любое нарушение субординации.
Максимилиан усмехнулся, его глаза блеснули озорством.
– Тогда я бы не хотел оказаться у него в подчинении. Меня, я уверен, он бы выкинул в шлюз.
Они оба рассмеялись. Максимилиан был одним из немногих, кто позволял себе своевольничать перед Эмериком, и, если быть честным, капитану это нравилось. Штурман был не просто членом экипажа – он был другом, которого ему действительно не хватало.
– Что тебя тревожит на самом деле? – спросил Максимилиан, его голос смягчился.
Эмерик задумался.
– Не знаю. Мне всё это не нравится. Как Рихтер вообще узнал о пропажах, если только что вернулся? Почему адмирал ничего не заметил?
Максимилиан пожал плечами, его пальцы непроизвольно дёрнулись – признак подключения к корабельным системам.
– Не заметил или не хотел замечать? До бедняков мало кому есть дело.
– Тогда зачем это Райхерту? Он у нас птица высокого полёта.
– Птица-ласточка, – ответил штурман. – Такие водились на Земле, летали низко перед дождём.
– Тогда надеюсь, этот дождь не накроет нас всех.
Они замолчали, каждый думая о своём. Перспективы маячили не радужные: Эмерику пришло оповещение от Айзека – помощник ждал его на мостике. Наконец тягостному ожиданию пришёл конец.
– Похоже, Айзек закончил с данными. Пора его навестить, – Эмерик встал и протянул руку Максимилиану.
– Пойдём. Только предупрежу: если он опять будет занудствовать – однажды не откроет дверь своей каюты.
Эмерик оделся, и они вместе вышли в длинный коридор. Стены, собранные из матового металла, складывались в угловатые геометрические узоры; их освещали динамические светодиодные ленты, излучавшие голубоватое свечение. Вдоль стен тянулись интерактивные панели – сенсорные экраны с бегущими данными и мигающие индикаторы систем жизнеобеспечения. Воздух был прохладным и стерильным, будто сам корабль дышал через фильтры, напоминая, что за сталью скрывается сложный механизм, вечно балансирующий между функциональностью и хрупкостью.
– Ты слышал, что в столице снова перебои с поставками продовольствия? – спросил Максимилиан, не отрываясь от планшета с данными. – Говорят, Совет сократил квоты для Европы.
Рука Эмерика сжалась в кулак:
– Они называют это «оптимизацией», а на деле – медленное убийство. Через год колония взорвётся бунтами.
– Ну, по крайней мере, теперь у нас есть тот, кто умеет решать такие проблемы.
Максимилиан вздохнул. Его пальцы снова дёрнулись, отправляя роботам команду. Даже в разговоре он оставался частью системы. Штурман не мог покинуть корабль, и вся его жизнь состояла из бесконечных поломок, перелётов и редких бесед с живыми людьми.
– Знаешь, если честно, я бы не отказался от настоящей еды, свежих овощей, например, – заметил он, вырывая Эмерика из размышлений. – Эти синтетические заменители уже надоели.
– Зато они никогда не кончаются.
Двери мостика раздвинулись, впуская их в царство холодного технологического совершенства. Помещение, выдержанное в той же стилистике, что и коридор, казалось его логичным продолжением. В центре зала парила массивная голографическая проекция – трёхмерная карта сектора, где они находились. Вокруг неё расположились шесть рабочих станций с наклонными экранами, отслеживающими показатели от реактора до механического экипажа. В отличие от обычных кораблей, команда «Вестника» на 70% состояла из роботов, что делало судно невероятно эффективным, но бездушным.
Капсула управления, в которую Максимилиан погружался во время перелётов, напоминала застывшую каплю: обтекаемый корпус с идеально гладкой поверхностью, лишённой швов. Внутри, за затемнённым стеклом, угадывался силуэт кресла, опутанного проводами и датчиками. Оно позволяло штурману сливаться с кораблём, управляя им силой мысли. На корпусе капсулы виднелись микроскопические царапины – немые свидетельства тысяч часов синхронизации.
Айзек уже ждал их у стола.
– Вы были правы, капитан, – начал он, едва сдерживая волнение. – У похищенных людей действительно удалены органы. Мы сузили поиск.
Эмерик подошёл к столу, его глаза скользнули по данным. Максимилиан, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим.
– Зачем красть людей, готовых и так продать себя? – спросил штурман, указывая на графики с медицинскими записями.
– Не знаю, но начать можно и с этого, – ответил Эмерик. – Значит, нужно выйти на торговца. Что думаешь, Айзек?
Тот на мгновение задумался, его пальцы быстро скользили по экрану, вызывая новые строки данных.
– Думаю, я смогу достать поддельные ID с биометрией кого-нибудь из богатых торговцев. У меня есть… знакомства.
– Вот так так, Айзек, – усмехнулся Максимилиан. – А я-то думал, ты у нас эталон правильности. А у самого сомнительные связи.
Помощник замолчал, его пальцы замерли над экраном. На секунду в глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное – словно он снова стал тем, кем старался не быть.
– Моё прошлое до флота – не ваша забота, Страйкер. Были поступки, о которых я жалею, но их уже не исправить.
– Максимилиан, хватит, – строго вмешался Эмерик. – Айзек, никто тебя не осуждает. Если твои ID помогут – действуй. С какой планеты начнём?
– По данным, 80% незаконных трансплантатов идут через Венеру.
– Я слышал, что самое популярное место на Венере – «Кислотные облака». Там проходят самые впечатляющие вечеринки, – ухмыльнулся штурман, изучая карту Венеры.
– А ещё эти вечера – всего лишь маскировка, чтобы прикрыть аукционы органов, – заметил Айзек.
– Ты прав, – кивнул Эмерик. – Максимилиан, доставь нас туда. Айзек, займись документами.
Максимилиан ушел переодеваться в специальный костюм для синхронизации с кораблем. Этот процесс был не просто технической процедурой – это был почти ритуал, требующий подготовки как физической, так и ментальной. Костюм, который он надевал, был сложным устройством, сплетением биомеханических элементов и нейронных интерфейсов. Он состоял из плотно облегающего черного материала, который казался живым, подстраиваясь под каждое движение тела. На спине костюма располагались разъемы для подключения к системе корабля – тонкие, почти невидимые порты, которые соединялись с его спинномозговыми нервами. Процедура подключения была болезненной: иглы входили в тело, синхронизируя его разум с кораблем. На теле Максимилиана оставались шрамы— тонкие, почти незаметные линии, которые он тщательно скрывал под одеждой. Для него это было напоминанием о цене, которую он платил за свою роль на корабле.
– Капитан, – Айзек понизил голос, оставшись с Эмериком наедине. – Все похищенные – носители редких мутаций. Лишние рёбра, синдром Жильбера…
– Это выглядит так, словно их собрали, как образцы. – Эмерик почувствовал, как все холодеет внутри.
– Да. И участь их, вероятно, страшнее, чем мы предполагали.
Дело из поиска пропавших превратилось в пугающий пазл. На экране мерцали лица: мужчины, женщины, старики – живые фрагменты чьей-то бесчеловечной мозаики.
– Разве есть что-то ужаснее этих мясников? – Эмерик с силой вдавил ладонь в край стола, чтобы скрыть дрожь в пальцах.
– Боюсь, сэр, учёные превосходят их в жестокости.
Сжатые веки не помогали заглушить гул в висках. Генетические модификации, легализованные Советом, оказались лишь вершиной айсберга. Где-то в подпольных лабораториях людей с редкими мутации, могли превращать в расходный материал для исследований.
– Начнём с Венеры. Ты прав, там ближе всего к ответам.
– Уже собираю досье. Как только найдём торговца органами – возьмём его за горло, – произнёс Айзек, поправляя рукав формы, за которым виднелся шрам.
4
Эмерик ненавидел в своей жизни две вещи – носить костюмы и ловить людей на лжи. Первое сегодня предстояло повторить.
– Ты уверен, что это сработает? – спросил он, оттягивая воротник. Ему хотелось сорвать одежду и уйти.
–Ваш акцент может выдать, поэтому постарайтесь хмуро смотрите и кивайте. Хорошо? – ответил Айзек, не глядя поправляя пиджак.
Эмерик вздохнул и сдвинул брови, стараясь придать лицу выражение неприступности. Его длинный серый пиджак подчеркивал широкие плечи, а обтягивающая водолазка с высоким воротником-стойкой обрисовывала мускулистый торс. Брюки, идеально сидевшие на нём, и чёрные ботинки с матовым блеском завершали образ – строгий, но лишённый вычурности. Даже в этой маскировке его черты, не вписывающиеся в каноны «высшего общества», излучали харизму: высокие скулы, пронзительные глаза с серебристым отливом – всё это создавало ауру человека, привыкшего управлять.
Сегодня он играл роль торговца оружием. Изначально Эмерик хотел действовать в одиночку, но Айзек так настойчиво аргументировал свою необходимость, что капитан сдался, стиснув зубы от мысли. Этот проклятый костюм – далеко не первая вещь за сегодняшний вечер, которая будет ему не по душе.
Они вошли в зал, где барокко сливалось с технологиями: сводчатые потолки с голографическими ангелами, величественные колонны скрывающие в своих капителях излучатели климат-контроля, а арки, с виртуальными гобеленами, вели к прозрачному куполу, открывавшему вид на кислотные облака Венеры. Ирония не ускользала от Эмерика: место называлось «Кислотные облака», словно насмехаясь над пейзажем за стеклом. Проектировщики намеренно смешали старину с технологиями – словно хотели доказать, что даже в далёком будущем человечество тоскует по позолоте прошлого.
Колония на Венере висела в облачном слое в 50 км от поверхности, разорванная на два мира. Внизу, у кромки кислотного ада, цеплялись за жизнь ржавые платформы работников – скрипящие, проржавевшие конструкции, собранные из обломков устаревших кораблей и бракованных панелей, которые на верху сочли мусором. Их обитатели, день за днём трудились на благо парящего города, пока корпоративные надсмотрщики отсчитывали минуты их смен. За эту каторгу они получали лишь малую плату и крохи энергии для шатких щитов, едва сдерживающих ядовитые испарения.
А наверху, в золочёных куполах из сплавов, недоступных для простых смертных, богачи пировала под светом орбитальных рефлекторов. Их города, словно драгоценные жемчужины, парили над вечной бурей, защищённые квантовыми барьерами и саморегенерирующимися материалами.
«Дорогостоящий проект окупился» – так писали в рекламных голограммах, скрывая, что его основой стали контракты с нищими. Бегущие с перенаселенной Земли, они не понимали, даже воздух здесь станет товаром: пока наверху наслаждались синтетической свежестью внизу дышали переработанным ядом, пропущенным через дешёвые очистители.
Эмерик окинул зал взглядом, чувствуя диссонанс. Он привык к холодному металлу кораблей и пустоте космоса. Здесь же всё было искусственным – блеск фресок, улыбки гостей, словно кто-то вычислил идеальную формулу «роскоши».
– Он точно будет здесь? – пробормотал Эмерик, избегая зрительного контакта.
– Да, – ответил Айзек, внимательно следя за залом. – Этот человек может исполнить любое, даже самое грязное желание.
– У меня лишь одно «грязное желание» – покончить с этим делом.
– Нам нужно вести себя естественно. Что вы обычно делаете на приёмах?
– Пью, – коротко бросил Эмерик, хватая бокал с подноса.
– Наш штурман вас испортил, – сухо заметил помощник, отдавая предпочтение воде.
– Пара глотков алкоголя помогает ему заснуть, а в последнее время и мне. Ему тяжело жить, когда в голове живёт целый корабль.
В этот момент на сцену вышла певица. Её платье, ниспадая волнами, переливалось перламутром, словно каждый её слой был соткан из света. Даже в этом зале, где роскошь стала обыденностью, её наряд выделялся.
Она начала петь. Голос, пронизывающий и нежный, заставил Эмерика замереть. Текст песни неумолимо резал:
Мир не станет утром проще,
Как бы гены не старались.
Он пронзён лучами власти,
И кричу я: «Хватит, хватит!»
Эту сущность не исправить,
Даже если шрамом выжать.
Всё, что только нам осталось —
Не забыть о нашей жизни…
Эта женщина, чьи песни обличали коррупцию, избегала репрессий – слишком влиятелен был её отец, один из членов Совета. Говорили, он закрывал глаза на её «эксперименты с искусством», пока она не переходила незримую черту. Но пела она не из бунтарства, а из боли. Ходил слух, что сто лет назад она была влюблена в солдата, который устал и бросил службу. В итоге модификацию не продлили, и он быстро состарился, а затем умер.
Звуки виолончели сплетались с электронными вибрациями, напоминая Эмерику гул квантовых дезинтеграторов. Он закрыл глаза – и вновь увидел Плутон: полуразрушенные гравиплатформы, застрявшие в вечной мерзлоте шахт, где единственной музыкой был вой искажённых силовых полей.
Себя меняя,
Себя теряю я,
Оставив только звёзды
И мир вокруг себя…
Эмерик взглянул на Айзека. Представление, очаровавшее зал своей провокационностью, не оставило и следа на этом каменном лице. Айзек смотрел на сцену так, будто изучал отчёт о повреждениях двигателя: брови сведены, губы сжаты в тонкую нить. Ни восхищения, ни любопытства – лишь холодный расчёт.
Это удивило Эмерика. Он всегда считал, что земляне – ценители изящного. Люди, чьи души трепещут от стихов Ремакса-младшего или симфоний Церерианского цикла. Но Айзек ломал шаблоны. Возможно, ошибка крылась в нём самом. В его плутонианском прошлом, где «искусство» означало узоры инея на шлеме скафандра, а «роскошь» – лишнюю порцию синтетического протеина.
Айзек резко толкнул его локтем.
– Пора двигаться. Мы здесь не для эстетических экзерсисов, —прошептал он, едва шевеля губами. – Я уже вижу нашу цель.
Эмерик кивнул, стиснув зубы. Они нырнули в толпу, где гости, словно марионетки, вернулись к своим ролям: смех, бокалы, фальшивые комплименты. Зал гудел, как улей, опьянённый нектаром лжи.
Капитан и помощник остановились у рощи искусственных яблонь. Ветви, выращенные в орбитальных оранжереях, отбрасывали узорчатые тени, создавая иллюзию уединения. В нише, затянутой дымкой ароматических испарений, стояли двое.
Мужчина был невысок, с лоснящейся лысиной, в ослепительно ярком костюме. Серебристо-золотые «звёздные» узоры покрывали пиджак и брюки, а тёмно-синяя ткань мерцала. Несмотря на безвкусицу, он держался надменно. Женщина рядом с ним подчёркивала его нелепость своим элеганством: облегающий верх с золотыми вставками сочетался с пышной чёрно-бархатной юбкой, ниспадавшей тяжёлыми складками.
Она кивала, но в уголках губ пряталась скука – точь-в-точь как на приёме в честь Райхерта.
Эмерик узнал её сразу. Те же серые глаза, что тогда сканировали его, словно рентгеном. Теперь они скользнули по нему, и в глубине зрачков вспыхнула искра – то ли вызов, то ли предупреждение. Одно он знал: если она раскроет его личину, всё рухнет.
Пальцы инстинктивно потянулись к рукаву Айзека, но помощник уже шагнул вперёд.
– Этий Бриллуэн, я полагаю?
Мужчина обернулся, щёки пылая румянцем дорогого вина. Женщина же приподняла бровь, и серые глаза внезапно вспыхнули янтарным отсветом – словно в них впрыснули жидкое золото.
– С кем имею честь? – спросил грубо и немного раздражительно он.
– Луциниан Алон. А это господин Невий Мориц. – Айзек кивнул на Эмерика, застывшего в позе надменного аристократа: подбородок приподнят, пальцы сцеплены за спиной, взгляд – ледяной шквал.
– А, точно! – Бриллуэн щёлкнул пальцами, и рубин на мизинце вспыхнул кровавым бликом. – Совсем забыл. Встреча… – Он бросил взгляд на женщину, чьи губы искривились в полуулыбке. – Отвлёкся на прекрасное. Говорите свободно – мадмуазель Эстер тоже ищет кое-что… специфическое.
– Не думала, что ты коллекционируешь столь разноплановых клиентов, Этий, —произнесла она. – Но новые знакомства всегда полезны. Не так ли, господин Мориц?
Эмерик почувствовал, как капля пота скатилась по позвоночнику.
– Несомненно, – ответил он, пытаясь подражать марсианскому говору. – Всегда рад расширению круга общения.
Айзек откашлялся, выдвигаясь вперёд словно щит.
– Я присылал спецификации. Надеюсь, вы ознакомились. Наш запрос срочный.
– Да-да, ишемия сердца! – Бриллуэн хлопнул себя по животу, но в его глазах мелькнул холодный блеск. Он не был дураком – просто делал вид. – Выглядите бодрячком для сердечника, Мориц. Неужто не накопите на индивидуальный орган?
– Денег хватает. – Эмерик заставил губы растянуться в улыбку, но пальцы за спиной сжались в кулак. Ещё секунда – и он сломает Бриллуэну челюсть. – Влияния – нет.
В мире, где клонирование органов стоило дороже планетарного бюджета, даже триллионеры стояли в очередях. Лишь власть открывала двери. И Бриллуэн был той самой альтернативой, смазанной жиром коррупции.
– Искусственный имплант не рассматривали? – торгаш щёлкнул пальцами, и голограмма сердца всплыла над его ладонью. – Биосинтетика неотличима от органики!
– Предпочитаю натуральное, – выговорил Эмерик сквозь зубы – Пластик – для роботов.
Бриллуэн расхохотался, обнажив зубы.
– Вам повезло, друг! – Он развёл руками, будто обнимая невидимую толпу. – Совсем недавно ко мне приполз один бедолага. Долги, понимаете? Умолял найти покупателя для своего… насосного агрегата. – Он подмигнул Эстер, та притворно содрогнулась.
Айзек прервал его:
– Нам нужно встретиться с ним. Проверить качество.
– Невозможно! – Бриллуэн вскинул руки, и брызги вина из бокала попали на мрамор. – Моё слово – гарантия!
Терпение Эмерика лопнуло. Он шагнул вперёд. Тень от его фигуры накрыла Бриллуэна, как саван.
– Я человек серьезный, – голос звучал глухо, как удар молота по наковальне. – И работаю по принципу: «Сначала товар, потом кредиты»
Их взгляды скрестились. Эмерик физически доминировал -его высокое и мощное тело, казалось, заполняло собой все пространство. Бриллуэн отступил на полшага, но в этот момент между ними вплыла Эстер. Её движение напоминало скольжение хищницы – одной ладонью она оттеснила Эмерика, другой притянула к себе Бриллуэна, впившись пальцами в его пояс.
– У меня есть идея получше, – её улыбка вспыхнула, как лезвие. – Господин Бриллуэн как раз собирался показать мне… эксклюзивные лоты. Почему бы не объединить наши интересы?
Этий замер. Его глаза, похожие на две жирные капли ртути, забегали между Эмериком и женщиной. Потом рука, отливающая потом, обвила талию Эстер.
– Убьём двух зайцев! – Он оскалился, демонстрируя зубы с вкраплениями синтетического бриллианта. – Как говаривали в старые добрые времена.
– Какие именно лоты? – Айзек вклинился в разговор, оттягивая Эмерика за локоть с силой, достаточной для намёка.
Эстер провела пальцем по веку. Её глаза внезапно побелели – зрачки растворились, оставив лишь молочно-матовые сферы, лишённые радужки.
– Я коллекционирую мутации, – её голос зазвучал на октаву ниже, обретая механический резонанс. – И жажду пополнить свою внешность чем-то… экзотическим.
Эмерик почувствовал, как по позвоночнику пробежали ледяные иглы. Бриллуэн фыркнул, тыча коротким пальцем в её лицо:
– Прелесть, не правда ли? Настоящая диковинка!
– Очаровательно, – Эмерик сглотнул. Ловушка захлопывалась, и пути назад не осталось.
Он пересёкся взглядом с Айзеком. В его глазах читалась тоже понимание.
– У нас как раз освободился вечер, – произнёс капитан, ощущая, как металлический привкус страха смешивается с адреналином на языке.
5
Покинув зону сверкающих арок, они вышли на открытую платформу, где их ждал аэрокар – угловатая машина с матовым корпусом, больше напоминавшая грузовой модуль, чем пассажирский транспорт. Двери распахнулись, и Этий жестом пригласил их войти.
Эмерик взглянул в мутный иллюминатор. С высоты верхний город казался россыпью хрустальных сфер, парящих в облаках. Орбитальные рефлекторы заливали их мерцающим светом, превращая кварталы в сияющие мозаики. Но чем ниже опускался аэрокар, тем мрачнее становился пейзаж. Золочёные купола сменились сплетением металлических конструкций, покрытых коррозией.
– Как вам такая красота, а? – усмехнулся Этий, ловя его взгляд. – Такое вы наверняка не привыкли видеть.
Эмерик прикусил язык, стараясь сдержать едкое замечание о том, что видел места и похуже. Вместо этого он окинул взглядом остальных.
Эстер молчала, её пальцы были сплетены в замок на коленях.Айзек, казалось, впитывал каждую деталь, прокручивая в голове варианты развития событий.
Аэрокар резко дёрнулся, приземляясь на одну из платформ. Стёкла покрылись кислотными разводами, а сквозь щели в полу пробился едкий дым.
– Добро пожаловать в настоящую жизнь, – прошипел Этий, распахивая дверь.
Вместо мелодичного гула рефлекторов их встретил рёв работающих механизмов.
Тревога Эмерика нарастала с каждым шагом. Он и Айзек шли за Этием и Эстер, по коридорам с облупившимися стенами, проржавевшими трубами и тусклым светом дешёвых ламп. Пол покрывала липкая грязь, а из щелей в перекрытиях сочилась вода, образуя лужи с маслянистой плёнкой. Это был уже не город, а его изнанка – узкие переходы, заваленные мусором и тесные муравейники.В воздухе витал запах гнили и химикатов.
Местные жители молча следили за группой, словно пришельцы из верхнего мира нарушили хрупкое равновесие их существования. Кто-то швырнул за их спинами грязное ругательство. Эстер даже не дрогнула, но Айзек невольно прижался ближе к капитану.
– Не обращайте внимания, – процедил Этий, ускоряя шаг. – Местные… не любят гостей.
Эстер же, напротив, была совершенно спокойна. Она шла рядом с Этием под руку, и с её красивых губ снова не сходила полуулыбка. Казалось, происходящее её совсем не беспокоит. Даже то, что этот человек был преступником и явно согласился нарушить свои же правила не просто так, не вызывало у неё ни малейшего волнения. В какой-то момент её серые глаза встретились с его взглядом, и он почувствовал в них прожигающую сталь – но лишь на мгновение. Затем она отвернулась и больше не смотрела в его сторону.
Бриллуэн был полностью поглощён своей ролью проводника. Сначала он рассказывал о Венере, о её погоде и истории колонизации планеты. Затем, без видимой паузы, переключился на светские мероприятия, которые, по его мнению, пользовались здесь бешеной популярностью.
– Вы только представьте, – говорил он, пытаясь увлечь больше Эстер, чем остальных, – через несколько дней здесь состоится ежегодный бал, посвящённый дню открытия планеты. Соберутся самые влиятельные люди со всей галактики! А на утро, эти же гости будут торговаться за партию органов.
Он оглянулся на Эмерика и Айзека, словно ожидая реакции, но, не получив ответа, продолжил:
– Ах, милая Эстер, если бы вы только видели! Лучшие музыканты, изысканные угощения, театральные представления, космические шоу… Поистине, на Венере всё – самое лучшее.
– Как трогательно – пировать на чужих трудах, —произнесла Эстер, окидывая его холодным взглядом. – Но когда мы увидим то, ради чего сюда прилетели?
Бриллуэн слегка нахмурился, но мгновенно восстановил уверенность.
– Ну что ж, – сказал он, – мы почти на месте.
Группа свернула в длинный коридор – низкий и сырой. В конце, едва различимая в полумраке, виднелась массивная дверь. Капитан краем глаза отметил две тени, следующие за ними.
Он остановился, ввёл код на панели, и створки бесшумно раздвинулись, пропуская группу в длинный широкий коридор с высокими потолками, уходящий вглубь. Вдоль стен стояли криогенные камеры. За их матовыми поверхностями угадывались силуэты людей: лица, застывшие в восковой бледности; тела, опутанные проводами, соединёнными с аппаратами, которые тихо гудели в такт пульсу.
Эмерик почувствовал, как его желудок сжался. Он знал, что они найдут что-то подобное, но видеть это своими глазами было совсем другим делом. Их привели туда, где держали часть похищенных людей, а значит, и выпускать не планировали.
– Ну вот и то, что вы так хотели увидеть, – с самодовольствием произнёс Этий, разводя руками. – Прекрасные образцы. Готовые к любым трансплантациям.
– Зачем вы похищаете людей? – спросил Эмерик, уже не пытаясь играть роль. Он впился ногтями в ладони, чувствуя, как адреналин сводит мышцы.
– Потому что галактика жаждет свежих органов, а у меня – поставки. Спрос рождает предложение. – ответил Этий, пожимая плечами. – Колонисты, шахтёры, рабочие… Да кому они вообще сдались? А вот платят за них куда больше, чем они стоят.
Эстер подошла к одной из капсул и внимательно рассмотрела лицо молодого мужчины внутри. Она держалась удивительно спокойно.
– И что вы с ними делаете? – спросила она бесстрастным голосом.
– Помимо того, что продаём? – ответил Этий, улыбаясь. – Не знаю, да и знать, честно говоря, не хочу. Лезть в дела других вредно для бизнеса.
Эстер не отреагировала на его слова. Она медленно провела рукой по стеклу капсулы, словно изучая каждую деталь лица мужчины внутри, затем задумалась.
– Вы продаёте их как товар, – тихо произнесла она. – И после этого называете себя человеком?
– Я предпочитаю слово «предприниматель».
Эмерик почувствовал, как гнев нарастает внутри. Он сжал кулаки и шагнул в сторону Этия.
– Ты думаешь, что можешь торговать людьми, как расходным материалом, и тебе ничего за это не будет?
– Именно так, господин Мориц. Люди – такой же ресурс, как и всё вокруг. Кто-то ничего не стоит, а кто-то… – он бросил взгляд на Эстер, – может стать ценным приобретением. Даже не представляю, какое состояние заплатит за неё мой наниматель.
Эстер, казалось, не была удивлена. Она стояла рядом с капсулой; её глаза сменили цвет на чёрный, словно поглотивший свет провал в бездну. Медленно повернувшись к Этию, она произнесла с ледяной твёрдостью:
– И кто же твой наниматель, Этий? – её глаза будто выжигали его. – Я бы хотела с ним познакомиться.
– Непременно, дорогая, – он похотливо улыбнулся. – Но сначала мы с тобой развлечёмся. Разумеется, после того как избавимся от свидетелей.
В этот момент дверь лаборатории снова открылась, и в помещение вошли двое людей с лазерными пистолетами. Створки бесшумно захлопнулись за ними, а стволы оружия тут же нацелились на Эмерика и Айзека.
Капитан мгновенно оценил ситуацию. Хотя он был безоружен, два охранника не казались ему серьёзной угрозой. Его мышцы напряглись, готовые к действию, а взгляд метнулся в поисках слабых точек.
Первый охранник выстрелил, но Эмерик уже рванул в сторону. Лазерные лучи рикошетили от металлических стен, освещая комнату вспышками кроваво-красного света. В тот же миг капитан бросился вперёд, сокращая дистанцию. Адреналин горел в жилах, но годы тренировок взяли верх – тело двигалось на автомате: охранник едва успел поднять пистолет для второго выстрела, как Эмерик вцепился в его запястье. Резкий рывок – оружие звякнуло об пол.
Противник не успел вскрикнуть. Удар ребром ладони в горло – и охранник рухнул на колени, хрипло захлёбываясь. Эмерик не стал ждать, пока тот потеряет сознание. Он уже развернулся ко второму, который пятился назад, нервно целясь дрожащими руками.
Выстрел. Промах. Эмерик рванул вперёд, блокируя удар приклада предплечьем. Боль пронзила, как раскалённая игла, но он заглушил её, сосредоточившись на противнике. Захват, рывок на себя, удар коленом в солнечное сплетение – охранник согнулся пополам. Локоть в висок. Тело рухнуло. Беззвучно.
Эмерик стоял над поверженными, дыхание учащённое, но ровное. Каждое волокно его тела оставалось напряжённым, как сжатая пружина. Взгляд скользнул к Айзеку: помощник, едва не уронив планшет от дрожи в руках, продолжал тыкать в экран, пытаясь пробить защиту систем.
– Свяжись с «Вестником». Пусть шлют подкрепление.
– Пытаюсь, капитан, – голос Айзека звучал сухо. – Но здесь всё заблокировано. К нашему визиту подготовились.
Тем временем Эстер атаковала Бриллуэна. Её движения напоминали танец – плавные увороты, точные выпады. Самодовольная ухмылка сползла с лица преступника, когда она, выскользнув из его захвата, врезала локтем в челюсть. Оглушённый, он отлетел к стене, едва удерживаясь на ногах.
Но не успел он опомниться, как она нанесла второй удар. Удар оказался настолько силён, что Этий потерял ориентацию и выронил пистолет, который достал из потайного кармана пиджака. Оружие с грохотом упало на пол, и Эстер мгновенно бросилась подбирать его.
Этий понял, что недооценил её, и попытался отступить, но ствол пистолета уже упирался ему в грудь. Его лицо побелело; растерянный взгляд метался по сторонам. Она стояла перед ним, заставляя его сжиматься от невольного страха.
– Кто твой наниматель? – спросила она. Голос был полон угрозы.
Этий нервно дёрнулся, словно ища несуществующий выход. Попытка улыбнуться обернулась гримасой.
– Даже если бы я знал, думаешь, я рискнул бы назвать его имя? – Капли пота стекали по его вискам, смешиваясь с кровью от разбитой губы. – Он никогда не называл себя. Мы общались через посредников. Я даже лица его не видел…
Эстер слегка наклонилась вперёд, прищурившись.
– Лжёшь, – безжалостно отрезала она.
Он сглотнул, голос задрожал:
– Клянусь! Он… всегда в тени. Инструкции, деньги – всё через других. Знаю только, что он могущественный. И… не прощает провалов.
Эстер задумалась на мгновение.
– Куда отправляешь людей? – она приблизилась так, что он почувствовал её дыхание.
Этий замолчал, но пистолет, впивающийся в грудь, не оставлял выбора.
– На… Сатурн, – выдавил он шёпотом. – Координаты есть. Туда вёз «товар». Затем получал плату. Больше ничего!
Эстер не отводила взгляда, лицо – каменная маска.
– Продиктуй координаты.
Дрожащий преступник перевёл глаза на подошедшего Эмерика. Сдавленно забормотал цифры. Когда закончил, она едва заметно кивнула – будто сверила данные с чем-то в памяти.
Эмерик краем глаза уловил шевеление в углу – слишком поздно. Бриллуэн открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент один из «нейтрализованных» охранников резко поднялся и выстрелил.
Капитан бросился закрыть собой Эстер, но та, не теряя хладнокровия, мгновенно среагировала. Она метким выстрелом сразила нападавшего, затем развернулась к Этию и без колебаний нажала на курок. Лазер пробил ему лоб. В её движениях не было ни тени сомнения.
– Зачем? – спросил Эмерик, сжимая бок, где выстрел оставил кровавый след.
– То, что мы узнали, не должно покинуть этой комнаты, – ответила она. – Он знал, что на него выйдут. Значит, среди военных есть предатели. Если информация утечет, людей могут вывести или убить. Но что ещё хуже – виновники сбегут.
– Кто ты? Откуда столько знаний?
Эстер бросила взгляд на Айзека, всё ещё пытающего связаться с кораблем. Её брови сомкнулись.
– Я работаю на того, кому это дело… жизненно важно.
Он шагнул ближе, игнорируя боль.
– Если ваш наниматель заинтересован, мы могли бы объединить усилия.
Она медленно провела глазами по его фигуре, будто взвешивая риски, затем произнесла твёрдо:
– Ситуация оказалась гораздо хуже, чем я предполагала. Вам и вашему помощнику стоит вернуться к рутинным заданиям. Когда прибудет подмога, скажите, что ничего не узнали.
«К безопасной бумажной работе. Может, она и права – приказ Райхерта выполнен. Люди найдены. Хватит и этого». Но Эмерик чувствовал, как что-то внутри него сломалось при виде капсул. Повернуть назад уже не выйдет.
Он собрался заговорить, но Айзек, наконец оторвавшись от экрана, подошел к ним.
– Двери открыты, капитан. Наши и местные будут здесь через десять минут. Этим… – он кивнул в сторону капсул, – ещё можно помочь? Успеем?
– Успеем, – ответила Эстер. – Они живы, хоть и накачаны нейротрансмиттерными блокаторами. Не думаю, что целью были органы. Хотя… – её взгляд стал тяжелее, – пересадка мутированных тканей в некоторых кругах ценится.
Айзек перевёл взгляд на Эмерика, в его глазах мелькнуло облегчение.
– Вы не должны были так рисковать. Без нас…
– Этот кретин, – она презрительно ткнула пистолетом в сторону тела Этия, – даже не сообразил, что имеет дело с кадровыми военными. Ваша выправка кричит об этом. Но он предпочёл запереться с вами, вооружившись парой подручных. Редчайший экземпляр глупости.
Эмерик, всё ещё сжимая бок, смотрел на Эстер с нарастающим раздражением. Ситуация, в которую они вляпались, казалась ему тупиковой, а загадочная девушка с её связями будто дразнила недомолвками.
Но словно прочитав его мысли, она поправила вечернее платье и застучала каблуками по направлению к выходу.
Не в силах смириться, он рванул вперёд и перехватил её запястье.
– Подожди! Я не могу тебя просто отпустить. Тебе придётся пройти со мной на корабль.
Эстер, не дав опомниться, всадила приклад пистолета в его кровоточащую рану. Капитан согнулся пополам, стиснув зубы от волны боли.
– Я закрыл тебя от выстрела, – сквозь спазм выдохнул он.
– Очень опрометчиво, – она наклонилась, коснувшись губами его уха. – Я бы позволила тебя пристрелить.
Выпрямившись, бросила через плечо Айзеку:
– Попробуете последовать – пристрелю.
Для убедительности щёлкнула затвором и зашагала к дверям. Искры из повреждённых панелей освещали её профиль, превращая Эстер в силуэт из теней и решимости.
Эмерик выпрямился. Бить она умела так же мастерски, как и стрелять.
– Прикажете организовать поиск? – спросил Айзек, пряча дрожь в голосе.
– Не стоит. Чую, пересечёмся ещё. Сейчас важнее помочь им… – он кивнул на капсулы, – и собрать данные.
– Сэр, выяснили, куда их отправляли?
Он заколебался. Капсулы с людьми, словно зеркало, отражали его сомненья. Соврать, как советовала Эстер? Но внутри уже бушевало понимание – бросить расследование не выйдет. Придётся искать союзников.
– Выяснил. Закончим здесь – сразу на Землю. Мне нужна встреча с Рихтером. С глазу на глаз.
6
Эмерик шагал по безлюдным коридорам Звёздной верфи. Его тень, вытянутая под холодным светом люминесцентных ламп, дёргалась на стенах, словно преследуемый призрак. Роботы-уборщики, похожие на металлических тараканов, шипели, скользя вдоль панелей, но их механическое бормотание лишь подчёркивало гнетущую тишину. Боль в боку, пульсировала в такт шагам. Он прижал ладонь к ране, чувствуя под одеждой шершавую ткань бинтов. «Эстер била метко», – с горечью подумал он, вспоминая её удар. Видение лаборатории на Венере – капсулы с людьми, словно кукол на фабрике, – преследовало его, как навязчивый цикл в повреждённой голограмме.
Повернув за угол, он замер. Ломарк, прислонившись к стене, ждал. Его безупречно сидящая форма будто блестела под светом. На лице застыла улыбка – ядовитая, как кислота, но глаза, узкие и холодные, выдавали злорадство.
– Имре, – протянул он, нарочито коверкая фамилию, будто выплёвывая её. – Куда так рвёшься? Думаешь, Рихтер сделает тебя своей правой рукой, если будешь вилять хвостом? – Он окинул Эмерика презрительным взглядом. – Не пытайся прыгать выше своей головы. Такие, как ты, должны знать своё место.
– Отвали, – Эмерик стиснул зубы, пытаясь обойти его.
Ломарк резко выпрямился, перекрыв путь.
– Ты суёшь свой нос не в свои дела– угрожающе произнес Ломар, приближаясь ближе к ему. – Если эти ничтожные колонисты и пропадают, то мы сами разберётся. А ты… – он приблизился – займись тем, на что годен: не путайся под ногами.
Боль в боку вспыхнула ярче, смешавшись с адреналином. Эмерик вцепился в воротник Ломарка, пришпилив его к стене. Звонкий удар головы о металл эхом разнёсся по коридору.
– Ещё слово, – голос Эмерика звучал тише шипения перегретого двигателя – и я превращу твоё лицо в решето. А потом вышвырну в пояс Койпера – туда, где даже свет забывает, что он свет. Понял?
Ломарк замер. Его пальцы судорожно впились в рукав Эмерика. Надменность сползла с лица, обнажив бледную дрожь страха.
– Ты… псих… – он захрипел, словно рыба, выброшенная на сушу.
Эмерик отпустил его. Ломарк отпрянул, пошатнувшись, и едва удержался на ногах.
– Адмирал узнает об этом!
– Жалуйся, – Эмерик вытер ладони о борт формы, словно стирая грязь – Расскажи, как шахтёрский выродок прижал тебя к стенке.
Когда шаги Ломарка затихли, Эмерик прислонился к стене. Руки дрожали – не от слабости, а от ярости, кипевшей в жилах. «Ублюдок», – мысль прожгла мозг, но где-то в глубине шевельнулось сомнение: «А если он прав?»
Он толкнулся от стены и зашагал к кабинету Рихтера. Каждый шаг отдавался в висках, как удары молота по наковальне. Лаборатория, Эстер, кольца Сатурна – всё это сплелось в единый клубок, который предстояло распутать. Или перерубить.
Дверь кабинета Рихтера была приоткрыта, пропуская наружу резкие обрывки фраз. Эмерик замер на пороге, прислушиваясь. Голос Аккольти, обычно бархатисто-властный, теперь гремел, как гром среди ясного неба:
– Вы утратили связь с реальностью, Райхерт! Вы забываетесь, думая, что можете творить всё, что вздумается, как на Альфе Центавре! Эти «похищения» – плод вашего воображения! Совет не даст вам превратить Солнечную систему в полигон для паранойи!
Эмерик толкнул дверь. Кабинет, просторный и аскетичный, напоминал бункер: голые металлические стены, голографические карты систем, массивный стол из чёрного полированного сплава. У окна, за которым мерцали огни города, стоял Рихтер в своём чёрном экзоскелете.
Рядом со столом сидел Цилий Лиув. Член Совета Солнечной системы, он казался инородным в этой военной строгости. Высокий, стройный, с длинными светлыми волосами, в безупречно сшитом костюме, он напоминал скорее учёного, чем «аристократа». Неестественно голубые глаза изучающе скользнули по Эмерику, а губы тронула приветливая улыбка. Но в уголках рта затаилась усталость – словно он нёс груз, невидимый остальным.
Аккольти стоял рядом с Цилием, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. Его лицо пылало багровым румянцем, жилка на виске пульсировала. Увидев Эмерика, он бросил на него взгляд, полный презрения.
Рихтер повернулся от окна. Даже через шлем Эмерик почувствовал тяжесть его взгляда – будто тот видел его насквозь.
– Докладывайте, капитан.
Эмерик выпрямился. Боль в боку напомнила о себе тупым уколом, но он подавил её, как привык подавлять всё остальное.
– Лаборатория на Венере подтвердила факт похищений. Людей содержали в капсулах, подключённых к аппаратам жизнеобеспечения. Торговец Этий Бриллуэн координировал поставки. В перестрелке он погиб… от моей руки. – Голос Эмерика звучал ровно, но внутри всё сжалось при воспоминании об Эстер. Её имя он проглотил, как горькую пилюлю.
Аккольти фыркнул, перебивая:
– Ничего не доказывающий бред! Мы не раз сталкивались с тем, что торговцы могут перепродавать людей и для более… отвратительных целей.
Рихтер поднял руку. Жест был едва заметен, но Аккольти мгновенно замолчал.
– Капитан Имре, продолжайте. Это ведь не всё?
Эмерик невольно напрягся. Он хотел поговорить с Рихтером с глазу на глаз, но пути назад не было.
– Перед смертью Бриллуэн передал координаты. Людей должны были отвести на Сатурн.
– Эта планета – всего лишь газовый шар! Вы всерьёз верите в базу в метановых вихрях? – вскипел Аккольти. – Не будьте наивны! Он говорил лишь то, что вы хотели услышать!
Командующий шагнул вперёд, приблизившись к адмиралу вплотную. Они были одного роста, но разной комплекции: Рихтер – жилистый и подтянутый, Аккольти – массивный и мощный. Однако в этот момент казалось, что Рихтер способен разорвать его на части одним движением.
– Вы как спутник с отключённым двигателем, Аккольти: вращаетесь на орбите, но не способны влиять на курс.
– Если я вам не нравлюсь, так и скажите! – выпалил Аккольти, лицо его пылало.
Рихтер молчал несколько секунд. Его шлем оставался непроницаемым, но казалось, будто он сканирует адмирала взглядом.
– Адмирал, я не делю людей на «нравится» или «не нравится». Это удел глупцов. Человек может быть либо полезен, либо нет. – Он указал на Эмерика. – Вот – полезен. А вы – бесполезны, Аккольти.
Цилий Лиув поднялся со стула. Он перевёл взгляд с Эмерика на Рихтера.
– Райхерт, ваши полномочия не абсолютны, – произнёс он и сделал паузу, а затем уже мягче продолжил: – Мы знакомы дольше, чем живут многие. Ты всегда видел дальше других, но сейчас… – В его голосе зазвучала горечь. – Не позволяй подозрениям затмить разум. Ты ищешь врагов там, где их нет.
Рихтер замер. На мгновение Эмерику показалось, что пальцы командующего дёрнулись, словно он хотел сжать рукоять несуществующего оружия.
– Капитан Имре, жду вас в своем аэрокаре.
Резко развернувшись, Рихтер вышел – его экзоскелет зашипел, будто внутренние системы перегревались от сдержанной ярости. Аккольти окинул взглядом оставшихся. Особенно подозрительно всмотревшись в Эмерика – он продолжал не верить его словам. После чего молча ушёл вслед командующему.
Цилий добродушно посмотрел на Эмерика.
– Присмотрите за ним, – тихо попросил он— Мой друг, иногда бывает чрезмерно деспотичен. Он никогда в этом не признается, но события на Альфа Центавре не прошли для него бесследно. Понимаете, Рихтер живёт войной. Такой человек, как он, просто не умеет останавливаться. Я переживаю за него.
Эмерик нахмурился, чувствуя, как в душе борются противоречия.
– Я не считаю похищения выдумкой. Я видел лабораторию своими глазами.
–Я в этом не сомневаюсь – ответил Цилий, его голос был мягким— Но не стоит видеть вещи так, как их представляет вам Рихтер. – Он положил руку на плечо Эмерика. Прикосновение было тёплым, почти отцовским. – Главнокомандующий тоже может ошибаться. Поверьте, я знаю.
Цилий ещё раз взглянул на Эмерика; его губы тронула лёгкая улыбка, а затем он вышел из кабинета. Капитан остался один. Свет ламп отражался в чёрной поверхности стола, превращая его лицо в непроницаемую маску. Боль в боку за пульсировала в такт мыслям: «А если Цилий прав?»
Аэрокар скользил сквозь ночное небо, рассекая воздух едва слышным гулом ионных двигателей. За стеклом мерцали огни мегаполиса, растворяясь вдали, а над головой висела россыпь звёзд – холодных и безразличных. В салоне царила тишина, нарушаемая лишь мягким жужжанием систем. Тусклый синий свет приборных панелей подсвечивал кожу Эмерика, делая его лицо бледнее обычного. Напротив, сгорбившись над планшетом, сидел Рихтер. Его чёрный экзоскелет сливался с полумраком, лишь изредка вспыхивая бликами на стыках брони. Пальцы командующего быстро скользили по интерфейсу.
Эмерик прильнул к иллюминатору. Вдали, за слоем дымчатых облаков, вырисовывались контуры космодрома, а за ним – исполинский силуэт «Генезиса». Легендарный флагман, покоритель Альфа Центавры, казался порождением древних мифов. Его корпус, покрытый шрамами битв, напоминал чешую дракона. Орудийные платформы, словно шипы, торчали из бронированных панелей, а энергетические излучатели искрились синевой, готовые в любой момент выпустить сокрушительный заряд. Эмерик знал, что каждый сантиметр корабля был оружием: пучковые орудия, способные испепелить город, термоядерные боеголовки в торпедных шахтах, энергетические клинки – последний аргумент ближнего боя. Броня из титаново-керамического сплава, усиленная голографическими щитами, делала «Генезис» почти неуязвимым.
– Вы отправитесь со мной на «Генезис», – внезапно произнёс Рихтер, не отрываясь от планшета. Его механизированный голос, словно пропущенный через фильтр, звучал приглушённо. – Ваш корабль временно перейдет под командование Айзека, флотилия— коммандера Векслера.
Эмерик кивнул, не в силах отвести взгляд от исполина. Он читал, как «Генезис» уничтожил флотилию контрабандистов у Энцелада, как за три недели сокрушил флот сепаратистов у колец Сатурна. Мощь этого корабля была поистине уникальной.
– Я заметил, что вы ранены, – Рихтер повернул голову в его сторону. – Вместо медотсека вы отправились сразу ко мне. Похвальная преданность делу.
Эмерик едва сдержал удивление. Похвала от Рихтера звучала как оксюморон.
– Спасибо, командующий. Скоро восстановлюсь. – проговорил он, чуть не поперхнувшись словами. – Скажите, как вы узнали о пропажах?
Рихтер отложил планшет. Ответил не сразу.
– Четыре года я изучал доклады с колоний, пока экипаж спал. За последний век накопилось много… интригующего.
Эмерик сглотнул. Мысль о четырех годах без криосна казалась безумием. Но в механическом голосе не было ни гордости, ни усталости – лишь констатация факта.
– А вы? – внезапно спросил Рихтер. – Как поняли, что торговцы органами похищают людей?
Вопрос застал врасплох.
– Я вырос на Плутоне. Отец был шахтёром. Мать умерла. Отец… – голос дрогнул, – продавал почку, лёгкое, печень, чтобы я и брат учились. Потом синтетические органы стали отказывать. Я бросил учёбу, чтобы ухаживать за ним. А брат стал врачом – всегда хотел спасать людей.
Он замолчал, сжимая подлокотники до хруста костяшек. Вспомнил дрожащие руки отца, запах медикаментов в убогой квартире. Именно тогда он узнал о подпольной торговле органами – на его планете это было обычным делом.
– После смерти отца подписал контракт с флотом. – Эмерик выдохнул, стирая с лица тень боли. – Простите, если ответ слишком длинный.
Тишина повисла плотным покрывалом. Рихтер заговорил, и в его голосе впервые прозвучало подобие человечности:
– Ваш отец любил вас. Мой… – Пауза, будто давила воспоминания. – Считал любовь слабостью. И я усвоил этот урок.
– Но вы возглавили флот, – Эмерик усмехнулся без радости. – Раздавили мятеж на Альфа Центавре. А я командую жалкой флотилией на краю системы.
Рихтер плавно наклонился вперёд, заставив Эмерика инстинктивно отклониться.
– Любая власть имеет цену. И очень часто это наши идеалы, но они, как топливо, сгорают, двигая нас вперёд, – в его словах зазвучала едкая ирония. – Хотите поменяться местами, капитан?
Аэрокар приземлился с лёгким толчком. Рихтер вышел, экзоскелет зашипел, адаптируясь к движению.
– Добро пожаловать на «Генезис».
Эмерик последовал за ним, думая о словах командующего. Шлюз корабля раскрылся, поглотив их в стальное чрево гиганта. Капитан почувствовал, как холод корабля проникает под кожу, напоминая о Плутоне.
7
Шлюз «Генезиса» закрылся за ними с глухим металлическим стуком, словно отрезая от внешнего мира. Звук эхом прокатился по коридорам, растворяясь в гулком мраке. Пространство флагмана, несмотря на ширину, казалось тесным из-за низких потолков и стен из чёрного сплава, поглощавших свет. Голубоватые панели в полу отбрасывали мерцающие блики на бронированные переборки. Эмерик шёл за Рихтером, его шаги глухо отдавались в такт механическому шипению экзоскелета.
Они миновали герметичные двери с маркерами: «Оружейная палуба», «Реакторный отсек», «Лаборатория». Рихтер внезапно остановился у массивного входа с табличкой «Командный центр».
– Познакомлю вас с командой, – произнёс он. Дверь бесшумно сдвинулась.
Помещение напоминало гибрид мостика и инженерного отсека. Столы были завалены голографическими схемами и странными устройствами. Над одним из них склонились двое – близнецы, одновременно схожие и противоположные.
Женщина обернулась первой. Высокая, с короткими платиновыми волосами – их неестественный блеск выдавал генную окраску. Пряди аккуратно зачесаны за уши, подчеркивая строгие черты лица. Её взгляд, ярко-голубой и пронзительный, словно сканировал собеседника, а губы сжаты в сосредоточенной линии. Белая форма с чёрными плечевыми вставками облегала фигуру; на груди красовалась эмблема – стилизованная ДНК, символ научного ранга на корабле.
– Лора, генный биолог, – представил Рихтер.
– Рада новому лицу на борту, – её голос был приятным, как и она сама.
Мужчина поднял голову медленно, будто каждое движение причиняло боль. Высокий и жилистый, он казался собранным из своих теней. Чёрная форма с белыми вставками на плечах и манжетах подчёркивала его стройность; на рукаве выделялась эмблема – перекрещенные гаечный ключ и микросхема, знак технического специалиста. Короткие чёрные волосы контрастировали с мертвенно-бледной кожей. А правая щека была изуродована шрамом. Эмерик узнал характерные следы плазменного ожога – единственный тип ран, выжигающий клетки на молекулярном уровне, блокируя регенерацию. «Интересно, какая история за этим стоит?» – подумал он, и невольно вспомнил, как сам чудом избежал плазменного залпа, когда был простым солдатом.
– Гектор, инженер-конструктор, – произнес Рихтер.
Гектор хрипло фыркнул, возвращаясь к чертежам.
– Капитан Эмерик Имре присоединится к нам, на время миссии. – заключил командующий.
– Надеюсь, миссия не затянется. – проворчал инженер.
Лора покачала головой, извиняясь за брата, и шагнула вперёд:
– Покажу вашу каюту. А после – медотсек. Нужно снять мерки и взять образцы.
– Не понимаю необходимости, – нахмурился Эмерик.
Рихтер, стоявший у двери, обернулся:
–На моём корабле есть определённые правила, капитан. Каждый человек здесь – моя ответственность. Поэтому сменная одежда и ваше здоровье должны быть в порядке. Лора, позаботьтесь об этом.
Гектор усмехнулся, не отрываясь от работы:
– Для его размеров придётся перешивать всё.
– Гектор! – Лора бросила предупреждающий взгляд, но брат лишь пожал плечами.
Когда Рихтер вышел, Гектор последовал за ним и как бы невзначай толкнул Эмерика плечом, подчёркивая свои слова о его габаритах.
– Простите его, – произнесла Лора извиняющимся тоном. – Новых он не жалует.
Эмерик кивнул. Не самый радушный прием его не удивил, а вот педантичность Рихтера – да.
– Пойдёмте. Ваша каюта на палубе B.
По пути Эмерик заметил, как стены корабля местами покрыты шрамами – следы от лазерных атак, вмятины, залатанные грубыми сварными швами. Он почувствовал вибрацию двигателей, отдававшуюся в костях, и едкий запах озона. «Генезис» был не просто оружием. Он был живым свидетельством войн, которые Рихтер вёл вдали от Земли.
– Вот здесь, – Лора остановилась у двери с кодом «B-7». Внутри крошечной каюты была койка, встроенный терминал, шкаф для формы. Ничего лишнего.
– Уютно, – Эмерик вспомнил годы службы рядовым.
– Теперь в медотсек. Не волнуйтесь, никому не дам вас обижать, – сказала она и едва заметно улыбнулась.
Медотсек «Генезиса» был стерилен настолько, насколько это возможно: белые стены, подсвеченные голубым неоном; аппараты с мерцающими голограммами, проецирующими цифровые схемы ДНК; тихий гул систем жизнеобеспечения. Лора провела Эмерика к биометрическому сканеру – капсуле с прозрачными стенками, покрытыми датчиками.
– Снимите верхнюю часть формы, – попросила она, настраивая интерфейс. – Нужны точные параметры тела.
Эмерик расстегнул форму, обнажив торс со следами затягивающейся раны. Лора провела ручным сканером вдоль его плеч, затем взяла образец ДНК с помощью иглы в браслете. Процедура была безболезненной, но холод металла заставил его вздрогнуть.
– Рихтер настаивает на полном анализе для всех, – объяснила Лора, изучая данные. – Он… щепетилен в вопросах здоровья модифицированных.
– Вы тоже генетически изменены? – спросил Эмерик, отметив её неестественную молодость.
Лора замерла на мгновение:
– Мы с Гектором прошли модификацию в детстве. На Альфа Центавре.
– Близнецы на одном корабле… Редкое явление.
Она отложила сканер, села на край стола. Голос стал тише:
– Наши родители погибли во время восстания. Рихтер спас нас. Вырастил. Этот корабль – наш дом.
Эмерик не скрыл удивления. Образ безжалостного командующего не вязался с ролью опекуна.
– Каким он был?
– Строгим, – в её улыбке мелькнула грусть. – Не родитель в обычном смысле. Но дал образование, держал рядом. У него есть чему научиться.
– А Гектор? Его неприязнь…
Лора достала тонкую сигарету, закурила:
– Рихтер заменил ему отца. Так он встречает всех, кого командующий считает… перспективным.
–Я просто оказался полезен, не более.
–Но вы здесь, а значит у него на вас есть свои планы. – Лавандовый запах дыма заклубился между ними. – Позвольте, мне кое-что объяснить вам капитан. У каждого на этом корабле есть свое предназначение, как у винтиков в системе, но это неплохо. Большинство людей не имеют даже цели в жизни, мы же в свою очередь служим интересам человечества.
–И какие же они?
–Выживание. – Ответ прозвучал мгновенно. – Прогресс и защита – две истины, ради которых порой приходится принимать непростые решения
Потушив сигарету, она встала. Эмерик застёгивал форму, чувствуя, как вопросы обжигают сознание.
–Вам стоит поспать, Эмерик. Каюта B-7, если вы забыли.
Она проводила его до двери. На пороге он обернулся:
– Вы искренне верите в это?
–Наберитесь терпения, капитан. Скоро вы сами все поймете.
В каюте Эмерик лёг на жёсткую койку, глядя на потолок. Он закрыл глаза, но сон не шёл. Где-то в глубине корабля гудели двигатели, напоминая, что «Генезис» уже в пути на Сатурн.
Эмерик проснулся от пронзительного сигнала, разрезавшего тишину каюты. Над койкой пульсировала голограмма, заливая помещение алым светом: «07:00. Дежурство начато». Он резко сел, чувствуя, как холодный пот стекал по спине. Сон цеплялся за сознание обрывками видений – оперное представление на Венере, лаборатория с похищенными людьми. Он попытался отогнать мысли и заметил на стуле аккуратно сложенную форму. Недолго думая, оделся и удивился: одежда идеально повторяла изгибы плеч, а воротник не давил на шею. «Лора не шутила насчёт щепетильности», – подумал он, застёгивая манжеты.
Коридор встретил гулом двигателей. Эмерик подошёл к голограммам-указателям, висевшим в воздухе: «Столовая – палуба C». Шаги эхом отдавались в такт мерцанию панелей.
Столовая оказалась просторным залом. Длинные металлические столы, прикрученные к полу, тянулись вдоль стен. Роботы-официанты на гусеницах, словно механические пауки, развозили стандартные пайки. Солдаты ели молча, уткнувшись в планшеты. Ни смеха, ни споров – только стук вилок и мерцание экранов.
Эмерик взял поднос с синтетической кашей и сел в угол. На него не бросали взглядов, как на других кораблях, – здесь царил подчёркнутый профессионализм.
После завтрака он отправился бродить. «Генезис» поражал сочетанием технологичности и жестокой практичности. На оружейной палубе солдаты в экзоскелетах «Тень-МкIV» отрабатывали удары энергоклинками. Лезвия гудели, рассекая воздух с шипением плазмы. Каждый взмах оставлял голубой шлейф – ничего лишнего, только смертоносная точность.
В реакторном отсеке инженеры-роботы, управляемые штурманом, регулировали потоки энергии. Один повернул к Эмерику «лицо» – оптические сенсоры холодно блеснули. Капитан поспешил уйти, сглотнув ком в горле.
В док-отсеке гигантские манипуляторы чинили шаттл, изрешечённый метеоритами. Солдат в экзоскелете поднял треснувшее крыло, робот-сварщик залил пробоину жидким металлом. Ни слова – идеальная синхронность.
– Капитан Имре.
Голос за спиной заставил вздрогнуть. За ним стоял один из солдат.
– Командующий ждёт вас.
Они прошли через лабиринт коридоров, мимо гермодверей с биометрическими замками, и остановились у неприметной чёрной панели. Солдат приложил ладонь к сканеру и запросил разрешение на вход.
Каюта Рихтера сочетала минимализм и технологический расчёт. Стены серо-белых тонов, голые, если не считать встроенных стеллажей с образцами неземных пород – чёрными кристаллами с шипами и осколками, напоминавшими застывшую лаву. В центре комнаты возвышался изогнутый рабочий стол, над которым мерцала голограмма неизвестного механизма. За ним стояло кресло обтекаемой формы, где сидел командующий. На краю стола притаилась наполовину пустая чашка кофе – верный знак, что Рихтер всё-таки оставался живым человеком.
За спиной командующего мерцал огромный экран с бегущими данными. Слева, у круглого иллюминатора, за которым виднелись звёзды, располагалась зона отдыха: тёмный диван, низкий стол и кресло с угловатыми линиями. В глубине, за полупрозрачной перегородкой, угадывалась узкая койка – как у простого солдата.
– Садитесь за стол, – Рихтер не поднял головы. – Я решил, что нам не помешает пообедать вместе.
Эмерик опустился в кресло. На столе перед ним стояла тарелка с настоящим тушёным мясом и овощами – поистине роскошь на космическом корабле.
– Вы не будете есть?
– Я редко ем в присутствии других, – ответил командующий, наконец оторвавшись от голограммы. – Пожалуйста, не стесняйтесь.
Эмерик кольнул вилкой кусок мяса, стараясь не смотреть на непроницаемый шлем. Любопытство одолевало его: как же он выглядит на самом деле?
– Что вы знаете о гибридных экзоскелетах? – спросил Рихтер внезапно.
– Когда я учился на инженера, нам рассказывали о прототипах с дополнительными конечностями. Но дальше испытаний дело не пошло – слишком нагрузочно для мозга.
Рихтер кивнул, и голограмма перед ним преобразовалась в схему экзоскелета, опутанного нервными окончаниями.
– Обычные экзоскелеты безобидны. Их используют в армии, потому что они безопасны для любого человека – даже для не генно-улучшенных. Гибридные же подключаются напрямую к нервной системе, – Рихтер замолчал, наблюдая, как Эмерик хмурится. – Как в случае с нашими штурманами, только управлять нужно не кораблём, а костюмом. – Он провёл рукой сквозь голограмму, и та рассыпалась на частицы. – Это будет новый этап в модернизации флота. Представьте: каждый боец станет быстрее, сильнее и выносливее в десятки раз. Но есть обратная сторона – идеальная синхронизация. Каждый такой экзоскелет должен создаваться под конкретного человека. То, что вы видите на мне, – прототип, созданный Гектором из самого прочного и лёгкого металла, который мы когда-либо находили. Я обнаружил его на крошечной планете в системе Альфа Центавра. Со временем я планирую снабдить такими экзоскелетами всю армию. Они станут ключом к нашим будущим победам.
Эмерик перестал есть – еда, ещё минуту назад аппетитная, внезапно стала безвкусной.
–В системах сейчас царит мир. Зачем вам такая армия, если войны нет?
Рихтер медленно поднялся, его экзоскелет зашипел.
– Нужно уметь смотреть шире на будущее, а не мыслить, как солдат, капитан.
– Но я и есть солдат.
– Уже нет. Вы перестали быть им, когда вступили на борт «Вестника». – Он приблизился к Эмерику. – Задача солдат – служить и умирать, если того потребуют интересы человечества. Задача капитана – определять, когда это потребуется, и… жить с этим.
– Вы говорите о жизнях, как о расходном материале! – Эмерик сжал вилку так, что костяшки побелели. Ему хотелось крикнуть, что никакое «общее благо» не стоит таких жертв… но он помнил, где находится.
– На этом корабле каждый готов умереть за общее благо. – Рихтер повернулся к иллюминатору. – Даже я.
Дверь распахнулась, и в каюту ворвался Гектор, видимо, имевший личный доступ в покои командующего. Его изуродованная половина лица дёрнулась в гримасе при виде Эмерика.
– Прототип готов, – возбуждённо произнёс он, игнорируя капитана. – Нужно немедленно начинать тесты, если мы хотим провести испытания на Сатурне.
Рихтер кивнул и обратился к Эмерику:
– Мы продолжим позже.
Когда Райхерт вышел, Гектор бросил на Эмерика взгляд, полный неприязни, и удалился следом.
Эмерик остался один. Его обед остывал на столе. Он встал, подошёл к окну и прижал ладонь к стеклу. «Что я делаю здесь?» – подумал он, чувствуя, как сомнения разрывают его изнутри. Но ответа не было. Только звёзды, холодные и безмолвные, смотрели на него с бесконечной дали.
8
Эмерик провёл несколько дней на борту «Генезиса», и за это время корабль стал для него чем-то вроде временного дома – пусть и отчуждённого. Рихтер исчез, словно растворившись в бесконечных коридорах флагмана, оставив капитана наедине с мыслями и рутиной.
Каждый день начинался с тренировок. Он находил уединённый уголок в тренажёрном зале, где отрабатывал удары, поднимал тяжести и выполнял упражнения. Его модифицированное тело всё ещё требовало нагрузки – иначе мышцы теряли тонус, а разум затуманивался. После тренировок Эмерик изучал корабль. «Генезис» был настолько огромен, что даже спустя неделю капитан не мог похвастаться знанием всех его уголков.
Он бродил по коридорам, наблюдая за экипажем: солдаты в экзоскелетах отрабатывали боевые манёвры, инженеры-роботы чинили системы, а штурманы, подключённые к капсулам, управляли кораблём словно единым организмом.
Иногда Эмерик заглядывал в лабораторию Лоры. Учёная всегда погружалась в работу, но её интерес к капитану был очевиден. Она расспрашивала о его прошлом, службе на «Вестнике», самочувствии. Порой в её глазах читалась не просто вежливость – словно она видела в нём не временного гостя, а человека, которому суждено остаться. Эмерик же находил в её присутствии странное умиротворение, хотя и не мог объяснить почему.
Но большую часть времени он проводил в одиночестве, штудируя книги по военной тактике. Стратегии древних полководцев, космические сражения, анализ операций Рихтера на Альфе Центавре – всё это заполняло мысли, оттесняя тревогу.
И вот однажды, когда он сидел в каюте, погружённый в чтение, имплант в затылке жгуче вздрогнул.
– Капитан, вас вызывают в командный центр. Срочно, – раздался голос одного из штурманов.
Эмерик вскочил, автоматически поправил форму и шагнул к двери.
Командный центр «Генезиса» встретил его гулом голографических интерфейсов и мерцанием экранов. Рихтер стоял у центрального стола, его экзоскелет сливался с тенью. Рядом – Лора, Гектор и двое незнакомцев. Штурманы, – догадался Эмерик.
Женщина, управляющая кораблём, была воплощением строгости: высокий лоб, волосы пепельного цвета, собранные в тугой пучок, глаза – ледяные осколки. Её движения напоминали алгоритм – точные, без излишеств. Мужчина, ответственный за оружие и защиту корабля, напротив, излучал спокойную уверенность. Морщинистый лоб на смуглой коже и седина в бороде выдавали возраст, но взгляд оставался острым, как лезвие.
– Капитан Эмерик, это Ливия и Грегор, – прозвучал голос Рихтера— Они управляют «Генезисом» вместе. Как вы, возможно, знаете, корабль слишком большой, чтобы с ним мог справиться один человек.
Эмерик кивнул, отмечая, как штурманы обменялись быстрым взглядом. Несмотря на бесстрастность, между ними чувствовалась связь – отточенная годами совместной работы.
– Нам уже по 427 лет, – произнесла Ливия, будто читая его мысли. – Генные модификации замедляют старение, но не останавливают.
Грегор усмехнулся:
– 410 лет службы с невыносимой упрямицей вроде неё – и я всё ещё жив. Но я готов простить ей всё… – он подмигнул Эмерику, – …за её прекрасные глаза.
Уголок губ Ливии дрогнул, но ответа не последовало.
Рихтер жестом активировал голограмму Сатурна. Кольца планеты, усыпанные льдом и обломками, вращались в сиянии голубого света.
– Мы достигли Сатурна, – начала Ливия, её голос был чётким, как команда. – Я отправила спутники-шпионы для сканирования колец. Они обнаружили аномалии в тепловом и радиолокационном фоне.
Голограмма приблизилась, обнажив структуру, скрытую в кольцах. Лаборатория, замаскированная под ледяные глыбы, сливалась с ландшафтом.
– Модульная конструкция, – вступил Гектор, тыча пальцем в проекцию. – Внешние панели имитируют лёд. Основные секторы: жилой, исследовательский, энергетический. – Он увеличил масштаб. – Шлюзы открываются только для своих.
– Лазеры вмонтированы в астероиды. Дроны патрулируют периметр, плюс минные поля. Не укрытие – крепость, – добавил Грегор, вглядываясь в данные.
Рихтер повернулся к Эмерику:
– Ваш план наступления, капитан?
Все взгляды устремились на него. Эмерик ощутил тяжесть проверки. «Если я ошибусь, Рихтер решит, что на Венере мне повезло. Но если сработает…чем в итоге все обернется?».
Внимательно изучив голограмму, он начал:
– Войти через участок с минимальной плотностью. Проложить маршрут в обход дронов и мин. Мы должны подобраться незаметно, чтобы не спровоцировать ответный удар.
– И как ты собираешься это сделать? – Гектор скрестил руки, шрам на щеке подрагивая. – Кольца Сатурна – это не увеселительная прогулка. Если что-то пойдёт не так, а здесь всё может пойти не так, нам придётся применить тяжёлое оружие. А, напомню, задача – захватить лабораторию, а не превратить её в руины.